Аннотация: Дома тоже живут своей особенной жизнью, скрытой от всех...
СТЕНЫ
Закрыв журнал "GEO" с фотографией Эйфелевой башни на красочной обложке, я вышел на улицу прогуляться. Город спал, только единичные окна еще мерцали голубоватыми телевизионными отблесками. Огромное темное здание мэрии возвышалось над домами, тускло отражаясь в асфальтовой раме залитой дождем площади. Готические формы сталинских времен странно перекликались с когда-то виденным костелом XVI века. Памятник Ленину, стоявший здесь же, выступив на пол - шага с постамента, укоризненно протягивал руку в сторону парадного входа.
Подняв голову вверх, я увидел маленькие точечки звезд, еле заметные сквозь фиолетово-серую дымку. Крыши окружающих площадь домов сжимали небо до размеров отражения в луже воды. В центре этого "окна" неподвижно висела полная луна. Внезапный внутренний толчок заставил меня быстрыми шагами пересечь темный асфальт и свернуть в ближайшую от площади улочку. Старые двухэтажные дома с широкими арками окон сосредоточенно спали, зябко укутавшись в рваную ткань известковых фасадов, и заслонившись от тротуаров кирпичами одряхлевших стен. Опоясывающая улицу каменная стена холодно и отчужденно хранила тишину дворов. Деревянные ворота с бойницами маленьких смотровых окошек были закрыты изнутри, за долгие века научившись противостоять посетителям не хуже самих стен.
В молчании улицы гулко отдавались мои шаги, как будто не асфальт, а старая мостовая встречала мои подошвы предательскими выстрелами. Внезапно, каменная граница стены, провожавшая меня молчаливой преградой, оборвалась и, рассыпавшись на кирпичи, легла поперек развороченного экскаватором тротуара. Обойдя яму, я заглянул за разрушенную стену и обнаружил там еще большее разрушение: среди обгорелых деревянных обломков некогда красивого жилого дома, который так безуспешно оберегала от вторжения каменная стена, нагло и плотоядно разверзся свежий блочный фундамент. Поодаль стоял вагончик строителей, вокруг которого в небольшие кучки были разложены дрова, напиленные из остатков старого дома.
Эта борьба зданий за территорию для выживания почему-то глубоко задела меня и я с грустью опустил глаза. Потеряв опору, мой взгляд провалился в яму, возле которой я стоял уже несколько минут. Скопившийся на дне ямы мусор горделиво прикрывал ржавую трубу, из которой, журча, вытекал небольшой ручеек. Он вел себя так, как будто, вырвавшись на свободу, впервые увидел такой простор для себя - эта яма могла бы стать цветущим озерком с кристально чистой водой, спрятавшей под собой и трубу, и мусор, накиданный днем, и грязную глину. Но маленькая лужица, образовавшаяся среди мусора, уже успела пропитаться городской грязью: на поверхности мутной жижи последним плевком горделиво лежал намокший окурок. Смущенно отвернувшись, я медленной походкой перешел на другую сторону улицы.
Навстречу мне из света фонаря вынырнула пьяно покачивающаяся женская фигура. На вид ей было лет 30, но лицо и нервные руки, в которых дымился непогашенный окурок, выглядели старше своей хозяйки. Покрасневшие глаза, мутно смотрели куда-то сквозь меня. Она, вся как-то сжавшись, проскользнула мимо, вместе с шелестом странных слов, оброненных ей в пустоту ночи: "пить ...не хочу, ...курить - не ...хочу".
Серые стены домов молча проглотили и этот крик души, как много раз проглатывали чужую боль и ненависть, чужой восторг и счастье. Они не любили открывать свою душу перед чужаками, идущими по улицам, ревниво пряча жильцов в глухих тайниках темных квартир.