Солнышко жарит с самого утречка нещадно, ветерок еле-еле дунет несмело, мухи над кваском летают, осы жужжат... Июль-месяц в Малых Ольхах.
Венька, отгоняя чересчур назойливую муху, махнул рукой и кваса глотнул, скривился досадливо. Ну вот, а недавно холодненький был, из погреба.
Хозяин корчмы - Холь, среди народа да втихомолку Патлатым именуемый, пса, под крыльцом спящего, ногой босой пнул, к стене щербатой привалился, всех жара доконала. Работать, как след не даёт, только над землёй родной, сорняками али деревяшку какую постругать согнёшься, ведёт сразу, пот утираешь, да на муравку тяжко опускаешься...
Собака встрепенулась, ухом дёрнула и тявкнула слабо. Холь, волосами сальными лицо завесивший, глаза медленно поднял, да губы узкие скривил брезгливо, бряцанье звонкое заслышав. Венька кружку на колоду деревянную опустил, прищурился напряжённо, ожидая, что на улицу деревенскую из-за дома бабки Мали вывернет.
А тое как вывернуло, так рот-то у мужичка деревенского, как у рыбищи бессловесной и раззявился. Видать, не часто доводилось Вене упырька местного встретить. По-правде, упырьком-то его только народ кликал, говаривали, что как объявился, знахарем звался, только когда это было и не помнил уж никто. А по-наружности да с селянского погляду, так мертвяк мертвяком. Идеть, бледный, худой, что жердина под яблоней, рубаха мешком колыхается на костищах энтих, волосы, як дёготь, глазья - того темней, колодцы бездонные. А в колодцах таких, сказывают, нежитики всякие мокрушныя и водятся...
Шаги резкие, угловатый весь, то наперёд себя, невидячи, пялится, то лыбиться начинает, ротёнок бледный до ушей растягиваючи, аж жуть берёт...
Выходить он редко, пару дворов обшнырит, по бабкам значить сердобольным шибко, жрать-то, видать и ему что-то требуется, да сызнова в чащобину свою нырнёт. Кому встретится, той знаки охраняльные делаить - глазья у упырёнка недобрые. Кто особо языком почесать любит, говорит - из Камельны он, королевства суседнява, тама их таковских-колдовских половина от целого. А потом и чесальщики умолкают, не нужное енто дело - страхи всякие болтать, коли они в лесе за деревней обретаются, и робять там незнамо что...
Сплюнул Холь Патлатый со злостью неясной, от страха больше, пса шуганул да ушёл в дом.
"Сколько бабу не лай, всё одно поперёк твоего слова делать станет" - зло подумал Ратя Медведь, выглядываючи из окошка. Як седмицу назад, жена его, упыря лесного увидамши, траву свою рвать бросила, в сенях чего-то хватила, да к плетню подскочила, подкармливает значицца. А что подкармливать, коли мужик не велел?
Только Ратя-то в ширину да ввысь, как дуб, а мыслишки всё ж проскакивают местами... Похмурился, похмурился... "А не выйдешь, так Калина совсем от рук отобьется, раз мужа не послушала, то и второго не минешь" - решил он и, как положено Медведю, грозно сжал кулачищи и на двор пошёл, бабу, значицца, струнить...
- А что ж ты такой худющий! - Возмущалась Калина, навалившись грудью на жалобно скрипнувший плетень. От жары и работы она вся взмокла, но, снова увидев худющего лесного жителя, не сдержалась и, неглядючи на ругань мужа, вынесла мелкому садовины да шматок сала с хлебом. А мужик что? Мужик завсегда недоволен.
- Спасибо, тётя. - Прошелестел знахарёк, глядя за спину доброй женщине. Из дверей дома вырулил вялизный мужик и с решительно-обросшей миной направился к ним. - Только я ж вижу, что супружник ваш шибко меня не любит, а через это и вам попадёт.
- А кто его пытать-то будет, супружника? - С весёлой досадой скривилась женщина и, наклонившись так, что мальчишка испугался, что она вместе с плетнем зараз на него навернётся, шепнула, - Ты снедь-то за спину спрячь, коли ширины хватит, знахарь... да беги в свои дерева. За меня не боись, Ратя побушует и супокоится.
Знахарёк согласно кивнул и завёл руки за спину. "Коли Ратя Медведь сало увидает, то так разойдётся, за своё-то, кровью-потом нажитое, что только всей деревней и супокоишь" - подумал он, отступая на улицу.
- Ты что, Калина моя, упырёнышу надавала? - Тучей грозною на свет белый надвинулся Ратя. Взглядом он больше жёнку буравил, потому как на пацанёнка с его глазьями стекленелыми, и мельком-то глянуть страшновато было. Ну, нежитик, как есть, бледный, як слепой, кости гремят, щас ветер дунет - повалится, да пеплом по вулице... Мужик сглотнул, пальци скрестил, да про провинность бабскую всё ж таки вспомнил.
- Морковочки. - Разулыбалась Калина, тряся перед носом мужа немытой морковкой, земля полетела в разные стороны.
- А, морковочки. - Повторил Ратя и схватил жену за руку. - Так чтоб больше я не видел околя дома задохлика етово и тебя с ним тем паче! Пошли.
Женщина покорно поплелась за мужем, на прощанье обернулась, снова улыбнулась и кинула мальчишке злосчастную морковину. Тот поймал, поклонился благодарно, да прочь пошёл, за ботву не оборванную ухвативши, да раскачиваючи, а сало другой рукой к боку прижимал.