Так вышло, что этот сборник моих опусов, относящихся в основном к первой половине 80-х (впрочем, одно стихотворение пришло из солнечных 70-х, а другое догнало написанное уже в период работы над сборником), наиболее минорен. Отчасти это связано и с самим перио-дом моей жизни, безоблачность которой была омрачена как первыми потерями, так и сменой одного исторического периода другим: период социалистической эйфории окончился неудачными попытками реанимации прогнившей ментальности.
В один год умерли и мой отец, и мой настав-ник.
Нашу любовь к родителям можно измерить только после их смерти тем, насколько их нам не хватает, и тогда, когда появляется множе-ство вопросов, на которые уже никто не отве-тит. Остается только тихо скулить и каяться: нет, я сделал не все, чтобы родители всегда были со мной...
А мой наставник? - Скорее коллега и ровесник, который своей блистательной жиз-нью и трудолюбием выставлял для меня планку на недостижимую высоту, на которую я рав-нялся, не сдавался и от этого духа соперниче-ства получал определенный жизненный тонус. И вдруг его не стало, и от меня отпала не самая худшая часть...
А затем и чернобыльский синдром внес свою лепту.
И в личной сытой жизни мое собственное ни-чтожество придумало унылый дискомфорт, ко-торый естественным путем прошел только то-гда, когда благополучие в 90-х годах рухнуло, и мой оптимизм вновь засиял, получив новую огранку и шлифовку в цепи жизненных обстоя-тельств.
Зато теперь, познав вкус плода, можно не только вспоминать и воспроизводить состояние уныния, но даже умышленно его моделировать и смаковать. Так мой неудержимый оптимизм взматерел, найдя если не точку опоры, то на-дежные комфортабельные тылы, где можно зализать раны или просто понежиться перед новой вылазкой. Ведь мое уныние - сродни до-мику улитки, который она вечно тащит на себе - не удобно, зато надежно.
Но хватит лицедействовать. - Любое моделиро-вание состояния, а не само состояние под напо-ром жизненных обстоятельств - это уже фарс. А фарс не может быть унынием.
Поэтому, произ-нося слово "меланхолия", я вкладываю в него некий продвинутый смысл - что-то среднее ме-жду созерцанием и умиротворением. Словом, вот такая "маниловщина" получается.
Мой оптимизм убог, но достаточно динамичен и даже в комфортных условиях не домосед. Я бы назвал его прагматичным авантюризмом - это когда в шахматной партии по зову сердца хо-чется рискнуть, а все варианты просчитывать лень, - вот тогда-то хладный прагматичный ум и говорит: "Ох, сейчас мы и вляпаемся!" В конце концов, целью любой авантюры является сама авантюра, и, зная это, эмоциями можно пренебречь.
Так я разложил по полочкам составные части моего близнецовского характера. И никто такой раскладке не поверил. Такова судьба всех моих собратьев по гороскопу: говорить правду и ни-чего кроме правды во всех ее шокирующих подробностях, чтобы в лучшем случае про-слыть мечтателем и романтиком, а в худшем - остаться не услышанным.
Наверно, каждый знак зодиака дарит своим по-допечным типовые формы поведения, и при случае в их описания я внесу посильную лепту, а сейчас, перед тем как отправиться в новую авантюру под названием "Меланхолия", я со-общаю о закрытии ее презентации.