1

Твой покорный раб,
созданный тобою в день перед субботой,
оживленный написанным словом,
утружденный большой работой,
я начинаю понимать,
что в этом мире, помимо покорности, верности,
есть иное состояние материи.

Страх, лютый страх народа
выточил мне сердце,
вылепил черты лица -
глина начинала жить больше,
чем это про нее написано,
глина начала смотреть дальше,
чем видел ее создатель.

Теперь сила моя
сама
податливую плоть обращает в камень -
костяк, выпирающий тут и там,
страшен. Грех дал людям одежды,
я же - суров, безгрешен -
хранитель народа,
веры его примета.

	2

На улицах гетто необычная суета,
всем заправляет торговля, но сегодня она не та;
мошна пуста,
черные наступили дни,
как обещали пророки, -
про эту субботу они
нам говорили, сроки
вычленяя из толкотни
всех буден...

Наших женщин тяжолая нагота,
завтрашних запахов постоянная духота...
И тень креста
с места сходит, освободив
путь для субботы.
Народ Мой жив,
треплют его заботы.
Их Б-г терпелив,
день - скуден.

	3

Обжиться, сжиться с кем угодно можно,
хоть с этими... с соседями. Они
несовершенству нашему подмога,
костыль. Они поддержат обиход
хозяйства в день, когда на наши руки
возложены оковы: груз молитв,
гнет праздности... Б-г наблюдает нас.

Но те, кто приходили к нам работать,
те, кто не для субботы, отказались,
стал страх сильнее денег. Власть и церковь
взялись за нас. Тогда раввин умелый
одной другую глину заменил,
строптивую - послушной. Встал детина.

	4

Кто
травы накосит,
воды наносит,
дом построит -
труд не стоит
меди-гроша?

Он -
черная глина -
гнет спину,
ходит детина,
носит дубину -
и в чем душа?

	5

А душа моя душенька написана,
а душа моя душенька проглочена,
а душа моя душенька в чем держится? -
В слове малом, убогом, в слове истинном!

	6

Из славянской черной глины
изваяем исполина -
нам на помощь, им на страх
прям и нем воздвигнут прах.

Каждый шаг его - паденье,
к бывшей немощи стремленье,
каждый взгляд его тяжол,
видит сквозь дощатый пол,

сквозь брусчатку мостовой,
сквозь покров травы живой
силу, ненависть земли,
жить на ней чтоб не могли.

	7

Старый умник, умелец букв,
пишет не покладая рук
слово "истина" - слово "смерть",
если букву одну стереть.

"Поживи среди христиан,
да не вдайся в их сон, обман,
да сумей пережить их срок:
день обещанный недалек.

Пусть вся злоба со всей страны
на тебя - сил твоей спины
хватит вынести. Пусть народ
день спокойствия обретет!"

В глину входит огонь, свет букв,
по земле день-ночь глины стук,
ходит-бродит в своих трудах,
заблудился в годах, веках.

	8
По улицам Праги старинной
и дальше идет человек;
он в жизни своей неповинный,
он выходил путь свой и век,

но время иное настало,
и кто еще помнит дела
великих раввинов? И мало
сгореть, сгинуть глине дотла -

воскреснет, как не было этих
смертей. Кто мы? - Слову рабы.
И нечем укрыться на свете
от горькой еврейской судьбы,

военной и хуже... Машина
работает, мелет, и плоть
становится новою глиной,
в какую не дунет Господь.

	9

Текст сохранить, запрятать, утаить
от времени, пожаров, от ученых
толковников, от глаз иноплеменных,
от рук корыстных.
                                    Ты - ларец, который
по времени пройдет, не потеряет
доверенного и не исказит
ни знака, ни ползнака...
                                               А читатель
когда-нибудь найдется.

	10

И снова меняется время, -
не вечно, не верно оно, -
и голем уходит со всеми,
куда им идти суждено:

под солнце палящего Юга,
и там его вдвое урок,
замкнулись великого круга
концы - ветер вспять, на Восток.

	***

И будут построены стены,
продолжат квадрат от одной;
в труде его обыкновенный
урок за тех, этих тройной.

И спорится грузно работа,
на вечные веки труда
осталось - большая суббота,
не кончится день никогда.

Один только камни таскает
Сизиф не Сизиф, шаг да шаг,
поднимет, несет, опускает,
упорен, озлоблен и наг.

	11

А судьба народа истончилась,
кровь была вместилище худое
для души - лилась душа свободно,
кровь лилась, ярясь, в чужую землю,
щедро поливала ради всходов.

Было много, что песка морского,
но и милость Б-га поскудеет,
кончится когда-то. Море, море,
обо что ты бьешься, пустотою
маешься, и нет тебе предела...

В чем душа народа сохранилась? -
В тьме кромешной, в силе непреклонной,
в том, что было колдовством пустяшным,
в том, что было сотвореньем жизни,
полужизни из обычной глины.

	12

Пережило старика дело его рук.
Некому выхватить написанное изо рта.
Опытных так в каббале нет никого.
Растет наш сильный. Обезумел совсем.
Как будто он и есть наш народ.
А мы? Б-г его знает, кто мы!

	13

И взвихрены адским сияньем
леса и поля. От земли
остались одни расстоянья,
затеряны где корабли.

По дальним орбитам прохожий
идет, припадает, несет
сокрытое слово, похожий
на тех, кто не сгинет-умрет.

Шальные лучи не помеха
походу, и самая смерть
проходит сквозь плоть, и прореху
не трудно стянуть, затереть.

Туда, где границы творенья
в предвечной теряются мгле,
дойдет: пригодится уменье
бессмертно шагать по земле.

И новому, чистому миру
отдаст сохраненную весть.
По синему морю эфира -
ковчег черный, глиняный весь.