Оттепель наступила не по срокам рано: был только конец февраля, когда зима разжала на время свои ледяные щупальца, уступив место теплым ясным денечкам. И хоть потепление это было преждевременное, не весеннее еще, а выходило по пословице 'Весна днем красна': по утрам дворники посыпáли солью разбросанные кое-где по асфальту зеркальца замерзшей талой воды, а к полудню солнце начинало припекать так усердно - впору загорать. Под напором солнечных лучей сугробы стали похожи на горбушки хлеба, исклеванные гигантскими прожорливыми птицами. Задорно зазвенели голоса ребятни, разом высыпавшей на улицу с велосипедами, роликовыми коньками, досками и прочими орудиями детского активного досуга.
Только все в природе имеет свое место и свое время. После недолгого солнечного буйства недогулявшая зима снова включила свой морозильный агрегат. Холодный северный ветер нагнал свинцовых туч - и как будто не было тепла. Снова снег, снова стужа... По ночам слышны были громкие сухие хлопки. Это мороз ломал кости деревьям, принявшим временное потепление за настоящую весну и уже пустившим по своим жилам кровь Земли. Застывая, кровь рвала стволы, и звуки этого костолома были похожи на стоны поверивших в оттепель и жестоко обманутых живых существ.
Но, побесновавшись немного, зима стала выдыхаться, на этот раз уже бесповоротно. Задул напористый вешник, сугробы осели, потемнели, превратились в маленькие островки на жухлой еще, но уже начинавшей кое-где оживать прошлогодней траве. Почки на вербе набухли, напряглись, готовые в назначенный час выполнить свою ежегодную миссию: протрубить об окончательном повороте на лето.
* * *
...В ожидании разрешающего знака светофора Виктор стоял на краю тротуара и наблюдал за стаей воробьев, облепивших куст боярышника. Воробьев было много, места на ветках всем не хватало, и они устроили настоящую потасовку из-за каждого мало-мальски пригодного для посадки участка. Потасовка эта сопровождалась страшным ором. 'Ну прямо как первоклашки на перемене', - весело подумал Виктор.
Загорелся зеленый, и он шагнул на зебру, но успел сделать лишь несколько шагов. Ухо резанул характерный визг пытающегося укротить бешеную скорость автомобиля. Словно выпущенная из пращи, оставляя на асфальте жирные черные полосы, на перекресток вылетела 'шестерка', развернулась почти на три четверти оборота и замерла на переходе. Боковым зрением Виктор успел заметить, как сбоку на него надвигается что-то большое и темное, и, действуя почти бессознательно, подчиняясь одному лишь инстинкту самосохранения, рванулся вперед, пытаясь увернуться от удара. И ему это почти удалось. Но на излете машина задним бампером все же задела его ногу. Потеряв равновесие, он упал.
'А вот это уже совсем некстати', - с досадой подумал Виктор, вставая и потирая ушибленное место.
Из автомобиля вышел одетый в спортивный костюм коротко подстриженный мужчина крепкого телосложения, обошел машину, присел на корточки у заднего бампера и стал что-то разглядывать на нем, покачивая его и постукивая по нему кулаком.
Оценив обстановку, Виктор решил, что самым лучшим сейчас для него будет - поскорее ретироваться, и направился было к тротуару, но тут услышал резкую, требовательную трель милицейского свистка. К переходу неспешным, размеренным шагом терминатора приближался невесть откуда взявшийся гаишник. Увидев, что Виктор пытается покинуть место происшествия, блюститель порядка властным движением жезла остановил его, после чего направился к автомобилю. Мужчина в спортивном костюме поспешил вернуться в машину. Гаишник подошел к 'шестерке', посмотрел на номера и встал сбоку, со стороны водителя.
Двери машины продолжали оставаться закрытыми. Густо тонированные стекла не позволяли разглядеть лиц пассажиров и угадать их намерения, однако, судя по затянувшейся паузе, они не спешили вступать в контакт с блюстителем порядка. Наконец стекло задней двери приоткрылось, и в образовавшуюся щель просунулась рука с документом-книжечкой красного цвета.
Гаишник приложил руку к козырьку, представился и, едва взглянув на документ, вернул его водителю, еще раз отдал честь, 'шестерка' вырулила и, стремительно набирая скорость, умчалась.
- Что ж вы так?.. - подходя к Виктору, снисходительно-укоризненным тоном произнес гаишник. - Надо быть повнимательнее на дороге. - Помолчав немного, он переменил тон и уже с деланным участием поинтересовался. - С вами все в порядке? Ушибы есть?
- Нет...кажется, - неуверенно произнес Виктор.
- Претензии к водителю имеются?.. - снова спросил гаишник, всем своим видом показывая желание побыстрей свернуть разговор.
- Нет... Претензий нет, - с трудом сдерживая нарастающее раздражение, отрезал Виктор.
- Ну, тогда всего доброго... В другой раз будьте поосторожней.
'В другой раз я сказал бы тебе, кто на пешеходном переходе должен быть осторожным', - зло подумал Виктор.
Он осмотрел себя, потер рукавом испачканные места своего парадно-повседневного костюма и, припадая на ушибленную ногу, двинулся по направлению к остановке.
'Черт с вами', - ругался он про себя, заходя в автобус и продолжая переживать случившееся. В конце концов, такая развязка сейчас устраивала его лучше, чем разбор происшествия с составлением протокола, окажись в машине законопослушные пассажиры, а гаишник - принципиальным. Любая задержка сейчас была ему крайне нежелательна: через полчаса он должен быть у Первого секретаря ЦК ВЛКСМ, с которым они потом должны отправиться на Старую площадь.
2
Когда Виктор вошел в приемную Журковского, там уже находились двое молодых мужчин примерно его возраста. Он прошел на свободное место, сел и осмотрелся.
Один из посетителей сидел на стуле, скрестив руки на груди и глядя в одну точку на полу перед собой. Поза и выражение лица выдавали в нем человека независимого характера и в приемных высоких начальников не новичка. Мысленно Виктор прозвал его премьер-министром.
Другой посетитель, несколько полноватый для своего возраста румяный здоровяк, которого Виктор про себя прозвал ботаником за академичный и одновременно моложавый вид, расположился на диване. Это давало повод предположить, что он здесь - впервые, поскольку всякого, кто решил пристроиться на этом элементе интерьера, назвать сидящим можно было с большой натяжкой. Если он и сидел, то сидел на корточках, так как из-за необыкновенной мягкости дивана проваливался почти до самого пола. Долго находиться в такой позе было утомительно. А еще неудобно было вставать. Бывалые посетители знали это и старались пристроиться на стульях.
По всему было видно, что из-за нелепости своей позы 'ботаник' чувствовал себя неловко: беспрестанно ерзал, пытаясь найти удобное положение своему телу, и часто посматривал на часы, с нетерпением ожидая вызова, а с ним - и прекращения своих страданий.
Секретарша Сашенька с отстраненно-доброжелательной маской на лице перебирала бумаги и раскладывала их по папкам. Изредка она бросала взгляд на посетителей, как бы желая убедиться, что никто из них не пытается прорваться в кабинет без приглашения.
В приемную вошел секретарь ЦК комсомола Истцов, поздоровался, отдельно кивком головы поприветствовал Виктора и встал у стены по стойке 'смирно'. Сашенька нажала кнопку громкой связи и сказала:
- Виталий Леонидович! Истцов пришел.
- Хорошо. Пусть подождет, - раздалось из динамика.
Большая стрелка часов приближалась к двенадцати. Истцов продолжал стоять наизготовку. Значит, он пойдет вне очереди, решил Виктор. Этим двоим он тоже не конкурент: по списку они, конечно, впереди... Таким образом, в десять пятнадцать, когда ему назначено, он на прием уже не попадает.
Что-то подсказывало Виктору, что троица эта находится здесь неспроста. Перед тем как идти на Старую площадь, им с Журковским нужно еще обсудить кое-какие нерешенные вопросы и выработать окончательную линию поведения. В такой ответственный момент вряд ли Первый стал бы приглашать людей, не имеющих к проекту прямого отношения.
Из кабинета вышел посетитель. Минуты через три динамик спросил:
- Солотов есть?
- Да, - ответила Сашенька.
- Пригласите.
Взгляд Сашеньки скользнул по приемной и остановился на диване.
- Пожалуйста, проходите, - обратилась она к 'ботанику'.
Первая попытка подняться вышла для того неудачной. Лишь неловко перевалившись на бок и опершись двумя руками о подлокотник, он с трудом оторвал свое тело от дивана. По лицу 'премьер-министра' скользнула слабая улыбка. Лица остальных продолжали сохранять прежние выражения: они наблюдали такую пантомиму не первый раз.
'Ботаник' зашел в кабинет, и Виктор в очередной раз посмотрел на часы. Ситуация становилась угрожающей: времени до встречи с Беловым оставалось в обрез. Минут через десять динамик заговорил снова:
- Кораблев и Федоров есть?
- Да, - ответила Сашенька.
- Пусть заходят... И Истцов тоже.
Истцов открыл дверь и, придерживая ее, пропустил вперед Виктора и 'премьер-министра'.
- Рассаживайтесь, - пригласил Журковский, подходя к каждому и пожимая ему руку. - Знакомьтесь, - он оглядел всех, как полководец свое войско перед решающим сражением, остановил свой взгляд на Кораблеве, повел в его сторону рукой и продолжал. - Кораблев Виктор Алексеевич, кандидат в члены ЦК КПСС, член ЦК ВЛКСМ, кандидат геологических наук, командир Всесоюзного студенческого отряда; Федоров Артем Евгеньевич, - Журковский повернулся в сторону того, кого Виктор мысленно записал в премьер-министры, - зав сектором экономического отдела ЦК партии; Солотов Олег Павлович, - он жестом руки указал на 'ботаника', - доцент Института природы Севера Сибирского отделения Академии наук, и Истцов Станислав Георгиевич - секретарь ЦК ВЛКСМ, - завершил он представление. При последних словах Журковского Истцов привстал и слегка приклонил голову. - Белов сейчас находится в поездке по регионам Сибири, - продолжал Журковский, - поэтому попросил меня собрать вас и сообщить об одном важном и, можно сказать, судьбоносном решении высшего руководства. Сегодня мы с тобой, Виктор, - он повернулся к Кораблеву, - должны были идти к Юрию Александровичу, чтобы обсудить окончательный вариант аналитической записки... Встреча отменяется. На днях Юрий Александрович встречался с Генеральным секретарем, который дал 'добро' на продолжение работ по проекту 'Полигон' и поручил подготовить проект соответствующего постановления правительства. В связи с этим вновь открывшимся обстоятельством меняется весь сценарий наших дальнейших действий.
Журковский продолжал говорить, но Виктор с трудом улавливал значение его слов. Только что услышанная новость своей неожиданностью вызвала в нем шквал эмоций. Эти эмоции не давали мыслям выстроиться в порядок, необходимый для осмысления происходящего. Неужели вопрос, которому он отдал последние пять лет жизни и на положительное решение которого уже перестал надеяться, наконец решился... решился вот так легко и просто: 'встречался... дал 'добро''?.. В такое невозможно было поверить. И какое отношение к проекту имеют эти приглашенные Журковским люди?
- По поводу поста первого секретаря Междуреченского краевого - давайте так пока его условно назовем - партийного комитета, - продолжал тем временем Журковский, - у Генерального против кандидатуры Кораблева возражений нет. Он помнит тебя, Виктор, по тем временам, когда он еще не был первым лицом государства, когда вы вместе работали в комиссии по подготовке съезда комсомола. Дальше... Юрий Александрович считает, что на начальном этапе освоения болотного края главными вопросами будут экономика, борьба с заболоченностью и кадры. Поэтому он берет эти три направления под свой личный контроль. Что касается экономического блока... - Журковский повернулся к Федорову. - Я об этом узнал только вчера, но, оказывается, Белов еще до встречи с Генеральным подключил к работе по Полигону кое-кого из своего аппарата. Возглавляет эту группу Артем Евгеньевич. И его же он будет рекомендовать на должность предисполкома. Артем хорошо себя зарекомендовал при выполнении ряда ответственных поручений государственного масштаба и, что немаловажно, имеет отлаженные связи в правительстве. Что касается болотных дел, то Юрий Александрович подключил вам в помощь Институт природы Севера Сибирского отделения Академии наук. Представлять институт будет Солотов. Он имеет практический опыт по осушению торфяных болот. Без пяти минут - доктор. Он же будет отвечать у вас за научный сектор. Дальше... Поскольку строить новую жизнь вам придется, в основном, молодыми руками, особое значение придается комсомольской работе. Истцов будет у вас главным в комсомоле и будет отвечать за работу с кадрами.
По бодрому тону Журковского Виктор понял, что вопрос с кандидатами на руководящие должности по этим трем направлениям уже решен и обсуждению не подлежит. Такой поворот событий оказался для него несколько неожиданным: согласно предварительной договоренности именно он формирует руководящее ядро Полигона. Ведь для дела, которое они начинали, нужны не просто специалисты, пусть и очень талантливые. Здесь нужны готовые к самопожертвованию и помешанные на справедливости фанатики. У него такие люди есть. Этих он не знал, кроме Истцова, да и того - только по конференциям, пленумам да съездам.
- Что касается кадров... - продолжал Журковский. - Мы со Станиславом неделю назад разослали в комсомольские организации четырех смежных с Полигоном областей письма. Просили, не афишируя это дело, присмотреться к своим комсомольцам, отобрать из них неиспорченных, толковых ребят. Я знаю, такие еще не перевелись у нас.
'Да, слава богу, такие еще не перевелись, - подумал Виктор, - хотя благодаря стараниям наших вождей их с каждым годом становится все меньше и меньше. Но все равно, как ни отбирай, приедут не одни суперсознательные бессребреники. В основной своей массе приедут, какие есть, каких воспитала советская власть. Ковать нового человека для новой жизни придется по ходу дела на месте'.
Он вспомнил последний съезд комсомола, выступление на нем Белова. Он говорил тогда, что советская молодежь всегда была в авангарде великих начинаний, таких, как стройки первых пятилеток, целина, БАМ... Говорил, что современное молодое поколение не должно растерять традиции своих предшественников. 'А что оставят потомкам в наследство нынешняя молодежь, что оставлю я'? - подумал тогда Виктор.
Именно в тот момент у него окончательно созрела убежденность в правоте своего дела, решимость не останавливаться и идти до конца. Необходимо показать, что возможен другой подход к разрешению противоречий социализма, что построение действительно справедливого общества не химера, не фантазия кабинетных мечтателей, что возможна другая жизнь. И пусть это будет сначала в отдельно взятом регионе, пусть... Но ведь излечение опухоли тоже начинается с какого-то малого участка. А потом здоровая ткань постепенно отвоевывает все больше и больше пространства, пока недуг не будет побежден окончательно.
- Станислав сегодня вылетает в эти области, - продолжал тем временем Журковский. - Нужно поговорить поконкретнее с комсомольскими руководителями и с самими добровольцами. После этой поездки будет ясно, на что нам рассчитывать в кадровом плане. Дальше... Вопрос по Полигону будет рассматриваться на Политбюро. По процедуре заседания пока нет полной ясности, но, скорее всего, докладывать будет Белов. Тезисы доклада он поручил готовить Кораблеву. За основу он рекомендует взять аналитическую записку, которую мы готовили для Политбюро. Только велел вытравить из нее все даже отдаленные намеки на социально-экономический эксперимент. Цель проекта должна звучать так: освоение пустующих земель нашей необъятной страны. И эта цель лейтмотивом должна проходить через все, что мы будем писать и говорить по поводу Полигона.
Стоило Журковскому произнести эти слова, как для Виктора все сразу встало на свои места. Вот оно, оказывается, в чем все дело! Вот почему произошла подвижка в решении вопроса! Только если Белов как опытный аппаратчик хочет спрятать за этой формулировкой истинную цель, это - одно. А что если это - сдача позиции, уступка, которая выхолащивает саму идею проекта, сводит его к обыкновенной хозяйственной кампании местного масштаба? Но ведь не для этого же они всю эту кашу заварили!
- И еще... - Журковский повернулся к Виктору, - Белов просил повременить с этой твоей новой избирательной системой... Разделы по экономике и болотным делам тебе будут готовить Федоров и Солотов. У Федорова раздел в принципе готов: с небольшими доработками можно взять материалы, которые они с Беловым готовили для встречи с Генеральным. К той встрече они готовились основательно. Одно Приложение чего стоит. Заседание Политбюро намечается где-то на вторую декаду следующего месяца. Но перед этим Юрий Александрович хочет провести у себя генеральную репетицию. И еще: он просил предупредить, чтобы мы не расслаблялись. Главные наши трудности еще впереди. Вот все, что я хотел сегодня вам сказать. Желаю всем успехов. До свидания.
Журковский вышел из-за стола и проводил всех до дверей. В дверях он придержал за локоть выходившего последним Виктора. Тот обернулся, они посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись.
- Ну что?... С почином!.. - весело произнес Журковский.
- Ты знаешь... Мне кажется, что-то здесь не так... - сказал Виктор. - И почему 'освоение пустующих земель'?.. Это ведь другой статус. Он ниже задуманного. Значит, через некоторое время могут сказать: 'денег нет' - и проект прикроют.
- Статус проекта остается прежним, - поспешил успокоить его Журковский. - Но Белов считает, что не нужно пока делать резких движений и строить амбициозные планы. Это касается и твоей избирательной системы. Ситуация сейчас такова, что это может только навредить проекту. Давай двигаться по шагам. Да, последнее время кое-где раздаются голоса с критикой безальтернативных выборов, но до решения высшего руководства, а тем более, до закона, еще очень далеко. Предстоит еще дискуссия, возможно, очень жесткая. Так что давай подождем. - Он помолчал немного, после чего добавил: - Я думаю, если не случится какого-нибудь непредвиденного катаклизма, то, по крайней мере, года три жизни нам дадут. Но за эти три года надо сделать Полигон экономически полностью самодостаточным. А дальше... Дальше нам нужно быть готовыми ко всему.
- И все-таки мне многое здесь не ясно, - сказал Виктор. - Уж очень нелогично все, не вписывается все это в бюрократические схемы.
- Не пытайся понять законы, по которым высшее руководство принимает решения, - остановил его Журковский. - Формальная логика здесь бессильна. Главное - решение принято, и теперь все зависит от нас. Да... - он посмотрел в глаза Виктору и продолжал. - Ты не думай, что тебя устранили от кадровых вопросов. Я помню нашу договоренность, и формирование руководящего ядра Полигона по-прежнему - за тобой. Но назначение этих троих - это решение лично Белова. Да они и неплохие в общем-то ребята. Федорова я знаю по Челябинскому комитету комсомола. Потом он работал в Челябинском обкоме партии. Там его присмотрел Белов и перевел в Москву. Да и Солотов производит неплохое впечатление. Как специалист в академических кругах пользуется авторитетом, имеет практический опыт по осушению и рекультивации торфяных выработок. Я с ним раньше не пересекался, поэтому перед нашим совещанием решил сначала познакомиться, послушать его. Мне его болотная концепция кажется разумной и практически реализуемой. И потом: я уверен, что Юрия Александровича при выборе кандидатур интересовали не только деловые качества его протеже, но что-то еще, что ни в каких анкетах и объективках не вычитаешь: их гражданская позиция, настрой на перемены... Думаю, вы сработаетесь. - Журковский хлопнул Виктора по спине. - Ну, давай, ни пуха.
- К черту! - сдержанно отозвался Виктор.
Они попрощались.
3
Виктор спустился в вестибюль и подошел к поджидавшим его Солотову и Истцову.
- А что, Артем - уже уехал? - спросил он.
- Нет. Пошел машину греть, - ответил Истцов.
- У тебя во сколько самолет? - спросил его Виктор.
- В шестнадцать сорок пять.
- Ну, давай! Когда будешь назад?
- Рассчитываю дня за три-четыре обернуться.
В вестибюль вошел Федоров и направился к ним.
- Кому - куда? Могу подвезти, если по пути - предложил он.
- Мне - в Институт картографии,- сказал Солотов. - Обещали подготовить космические снимки.
- А это - где? Гороховский, кажется...
- Да.
- Поехали. А я потом в Министерстве обороны. Надо провентилировать вопрос насчет бетонки. Она у них все равно простаивает.
- А надолго вы со своими делами? - спросил Виктор.
- Я часа на два-три, - сказал Солотов. - А что?
- Да надо бы встретиться вечерком, в спокойной обстановке за рюмочкой чайку поговорить. Станислав не может: он улетает. А вы как? - спросил Виктор остальных.
- Я за, - решительно поддержал его предложение Федоров. - А где?
- Можно у меня в номере, - предложил Солотов. - Гостиницу 'Алтай' знаете? Милости прошу. Корпус семь, номер триста тридцать девять. Во сколько?
- Давайте часов в семь. - Виктор повернулся к Федорову. - Сможешь?
- Постараюсь, - ответил Федоров.
- Значит, договорились. А ты, Станислав, когда вернешься, позвони, - обратился Виктор к Истцову и протянул ему руку.
- Хорошо. Пока. - Истцов крепким рукопожатием комсомольского функционера со стажем сдавил ладонь Виктора, затем также энергично пожал руки остальным и направился к лестнице, ведущей на этажи.
- А тебе, Виктор, куда? - обратился Федоров к Кораблеву, когда они втроем вышли на крыльцо. - А то, если смогу, подброшу.
- Я пройдусь пешочком, - сказал Виктор.
- Ну, тогда - до вечера.
Федоров и Солотов сели в стоящую около подъезда 'копейку', машина резко рванула с места и через мгновение скрылась за поворотом.
Виктор постоял немного в раздумье и направился к площади Ногина, пересек ее и по Китайскому проезду спустился к Москворецкой набережной.
Москва-река, как и сто, и двести лет назад, неспешно катила свои воды мимо большого города, безучастная к его заботам, радостям и печалям. Странные чувства испытывал Виктор, стоя у парапета и наблюдая за игрой солнечных зайчиков на поверхности воды.
Казалось - вот... Наконец, свершилось то, чего он добивался столько лет, обивая пороги кабинетов партийных начальников самого разного ранга, убеждая, доказывая жизненность проекта, выслушивая обвинения в своей некомпетентности, а часто - и во вредоносности своих предложений, идущих вразрез с линией партии. Если все, что он услышал сегодня, не сон, то вожделенная цель достигнута.
Но ликования не было. Не было даже простой удовлетворенности. Вместо этого были апатия и всплывающее откуда-то из глубин сознания иссушающее душу сомнение в нужности, достойности идеи. Идеи, составлявшей на протяжении последних лет смысл его жизни, а сейчас вдруг показавшейся ему абстрактной, лишенной содержания, а потому легко уязвимой для критики. И еще где-то в подсознании зрела щемящая тревога, что эти апатия и неуверенность будут преследовать его теперь постоянно.
Он не осознавал в тот момент, что это его состояние есть результат эмоциональной перегрузки, которую он испытывал все последние месяцы, что пройдет время - и эта тревога уйдет, восстановятся уверенность в правильности выбранной цели, он укрепится в решимости идти ради ее достижения до конца и шагнет навстречу своему будущему другим: духовно окрепшим, более жестким и расчетливым. Но это будут те жесткость и расчетливость, без которых не может быть настоящей ответственности. Ответственности за большое дело и за людей, доверивших ему свои судьбы...
4
Закончилось очередное заседание высшего политического руководства страны. Переговариваясь на ходу, члены Политбюро и секретари ЦК направились к выходу.
Дождавшись, когда все выйдут из зала заседаний, Белов подошел к началу длинного стола, к тому месту, где сидел Генеральный секретарь, и встал в ожидании. Толмачев собрал разложенные на столе бумаги, уложил их в папку, с шумом захлопнул ее и только тогда поднял глаза на стоящего перед ним Белова.
- Вы что-то хотели сказать? - спросил он его.
Тщательно подбирая слова, понимая, что вот сейчас, в эту минуту решается судьба проекта, и, осознавая ответственность момента, свою ответственность за будущее Полигона, а, может быть, и за будущее страны, Белов произнес:
- Я хотел бы вас просить... чтобы вы меня приняли по одному очень важному вопросу.
- Что за вопрос?
- Вопрос непростой, - ответил Белов и после непродолжительной паузы продолжил. - Он требует обстоятельного разговора, поэтому я просил бы вас назначить мне время для отдельной беседы. Мне нужно минут двадцать, чтобы изложить суть. - Он помолчал еще немного, собираясь с духом, после чего решительно продолжил. - Мне кажется, наши комсомольцы засиделись, забюрократились. Нужно им немного встряхнуться. Что если выделить им триста-четыреста тысяч квадратных километров необустроенных, пустующих земель - и пусть осваивают, обустраивают, приспосабливают под жилье, пусть строят там новую жизнь.
- Триста-четыреста... - в задумчивости произнес Толмачев. - Я что-то с ходу не могу понять, много это или мало. Можете назвать какую-нибудь область, сопоставимую по площади?
- Это, примерно, как Томская область, - отвечал Белов.
- Ого! И где же вы такой пустующий участок присмотрели? - спросил Толмачев.
- У нас в Зауралье не один миллион квадратных километров полузаброшенных земель, - ответил Белов.
- И что это будет, по-вашему, за образование? с каким статусом? - продолжал допытываться Толмачев.
- Это будет просто отдельный экономический район.
Толмачев встал и начал прохаживаться вдоль длинного стола от одного его конца к другому. Подойдя в очередной раз к его началу, он остановился, посмотрел внимательно на Белова и сказал:
- Я думаю, вы хорошо себе представляете, что у нас ничьей земли нет. Ваш отдельный экономический район может быть создан только за счет отчуждения земель у какой-то области или у нескольких областей. И пусть сейчас эти земли считаются непригодными для житья, но при отчуждении у руководителей этих областей сработает инстинкт собственника.
- Земли, по мере освоения, могут быть возвращены на баланс тех областей, от которых были ранее отчуждены, - сказал Белов. Он почувствовал, что Генеральному удалось навязать ему свой стиль общения, когда, Белов знал это, перехватить у него инициативу практически было уже невозможно.
- А покорители пустующих земель разъедутся по домам? - задал вопрос Толмачев и, не дожидаясь ответа, продолжал. - Но если они приедут в ваш отдельный экономический район на время, а не на постоянное жительство, если они не будут связывать свою жизнь с этим краем в отдаленной перспективе, не будут обживаться, обзаводиться семьями, рожать там детей, которые потом будут считать этот край своей родиной, если всего этого не будет, то это будут временщики, а от временщиков, сами знаете, какая отдача. И пусть даже они за период временного своего пребывания там превратят эти земли в цветущий край, все равно через короткое время после возвращения прежним хозяевам они снова придут в упадок. Но вы ведь не этого хотите? Вы же сами говорите: 'Пусть строят там новую жизнь'. Если я вас правильно понял, вы хотите не просто обустроить район, а создать среди дикой тайги этакий оазис социализма со справедливым, социально ориентированным укладом. Иначе, зачем все это затевать? Или я неправ?
Вопрос был прямой и требовал прямого и честного ответа. Белов понял, что играть в жмурки, отвечать уклончиво - значит потерять свое лицо и продемонстрировать неуважительное отношение к собеседнику, а в итоге - навсегда похоронить проект. И он ответил:
- Да, вы правы.
- Вот видите! Но тогда, вы меня извините, - в голосе Толмачева звучала ирония, - это будет уже какое-то новое слово в марксистском учении: построение социализма в отдельно взятой губернии.
Наступила напряженная тишина. Толмачев снова принялся прохаживаться вдоль стола, и Белов приготовился уже выслушать нечто нелицеприятное вроде неуместности, несвоевременности обсуждения таких вопросов или - еще хуже - бессмысленности, абсурдности самой идеи.
...Их отношения не отличались особой теплотой, скорее, их можно было назвать сдержанно-корректными. Но эта внешняя дистанцированность не мешала им в душе относиться друг к другу с уважением. Белов уважал Генерального за то, что тот был восприимчив к убедительным доводам, умел слушать людей, даже если их мнение расходилось с его представлением о предмете разговора. В свою очередь Генеральный считал Белова грамотным специалистом, талантливым организатором, человеком, который умел постоять за свою точку зрения, не испортив при этом отношений с оппонентом.
...Толмачев вернулся к началу стола, записал что-то в блокноте, потом поднял глаза на Белова и сказал:
- Хорошо... Вам сообщат.
Белов попрощался и вышел из зала. Спускаясь по лестнице, он перебирал в уме все возможные варианты дальнейшего развития событий. Сделанный им на скорую руку анализ ситуации показывал, что она, в общем, не выглядела безнадежной. Более того, интуиция человека, искушенного в аппаратных дебютах, подсказывала ему, что тема эта Генеральному не безразлична, что есть у него в предмете обсуждения какая-то личная заинтересованность.
Пока машина ехала по улице Куйбышева и поворачивала на Старую площадь, он набросал план дальнейших действий.
- Николай Васильевич! Пригласите ко мне Федорова, - сказал он дежурному, проходя через приемную.
Зайдя в кабинет, он снял плащ, бросил его на спинку стула, подошел к большой карте, висевшей на стене, и стал пристально всматриваться в участок, обнесенный красными флажками. Вынул один из них и стал водить им по карте, словно подыскивая ему новое место, но, так и не найдя, принялся ходить взад-вперед по кабинету, от карты к двери и обратно.
Сегодняшнее его обращение к Генеральному секретарю и его согласие на встречу существенно меняли весь план действий. Теперь вместо аналитической записки в Политбюро, имеющей довольно смутную перспективу, нужно будет готовить материалы для решающего разговора с Толмачевым.
5
...Белов до сих пор не мог понять, как он решился на этот импульсивный и отчаянный шаг. Ведь он рисковал всем. Откажи ему сегодня Генеральный во встрече - и письмо в Политбюро уже не имело бы никакого смысла, на проекте можно было бы поставить крест.
Он вспомнил, как на сегодняшнем совещании Генеральный завел разговор об омоложении директорского корпуса в промышленности. Член Политбюро Прохоров, партийный функционер-долгожитель, переживший трех генсеков, четырех председателей КГБ и трех министров внутренних дел, выразил недовольство тем, что ключевые посты в хозяйственных органах занимают не опытные профессионалы, а комсомольские вожаки, еще ничем себя не проявившие в практических делах. Генеральный живо отреагировал на это, сказав: 'У нас в руководстве производством нет пока специалистов по управлению. Систему их подготовки нужно еще создавать. Все наши вузы готовят профильных специалистов, а нам сегодня нужны высококвалифицированные современно мыслящие управленцы'... 'У нас есть вэпэша', - произнес кто-то из присутствующих. 'Вэпэша? - Толмачев недоуменно пожал плечами. - Так она же готовит дилетантов-политруков!.. Да, эти комсомольские вожаки не всегда имеют опыт управления. Скажу вам больше: среди них достаточно таких, кто успел уже превратиться в закоренелых функционеров, которые работают для галочки'. Он задумался ненадолго, после чего закончил: '...Но в основной своей массе они хотя бы более восприимчивы к новациям, способны к быстрому переобучению'.
В этот момент - по интонациям в голосе или по этой его паузе - Белов почувствовал, что тот сам до конца не верит в способность комсомольских активистов вывести страну из тупика, и именно тогда созрело у него решение выйти с идеей Полигона непосредственно на Генерального секретаря, а не подавать аналитическую записку в Политбюро, как он планировал раньше.
Он хорошо представлял себе, что судьба проекта во многом будет зависеть от того, насколько он будет убедителен в разговоре с Генеральным. Поэтому к этой встрече надо тщательно подготовиться. Сейчас Толмачев отбывает на отдых. Значит, как минимум, две недели на подготовку у него есть.
...Дежурный доложил о прибытии Федорова. Когда тот показался в проеме двери, Белов подошел к карте и решительно вонзил флажок на новое место.
- Проходи, садись, - пригласил он Федорова и жестом указал в сторону длинного стола в форме буквы 'Т'. Сам он сел напротив. - Тебе срочное задание... Но сначала давай поговорим вот о чем. Междуречье - район неплохой. Он хоть и болотистый, но там есть стратегические полезные ископаемые, а торфа и леса там вообще немерено. Но нам нужно иметь в запасе еще один вариант.
Белов знал, что в Междуречье на десять тысяч квадратных километров приходится один районный центр и три с половиной поселка, которые с каждым годом все больше и больше пустеют и приходят в упадок. Но - правильно сказал Толмачев - как только дело дойдет до отчуждения, у руководства областей, чьи земли должны отойти к Полигону, сработает инстинкт собственника. А у них есть лоббисты в высшем руководстве. В глубине души он верил, что этот вопрос решится положительно. Не может быть, чтобы предчувствие его обманывало. Есть у Генерального в этом вопросе какая-то личная заинтересованность, небезразличен он ему. А раз так, если он поддержит идею, то может повлиять на секретарей этих обкомов. И все-таки, считал Белов, на всякий случай надо подстраховаться.
- Давай посмотрим еще вот этот район, - сказал он, подходя к карте и очерчивая рукой круг около отдельно стоящего флажка. - Он немного севернее, тоже малообитаемый. Правда, несколько меньше по размерам. Но зато не болотистый. Да и на Север - тоже практически ничья земля вплоть до Северного Ледовитого океана. Как ты думаешь?
- Он малоизученный. И потом: оленеводы будут возражать. Здесь проходят пути миграции оленей.
- А мы оставим им коридор, - живо отреагировал Белов, - и пусть мигрируют. Понастроим станций на путях миграции, обустроим их, чтобы оленеводы могли там принять пищу, переночевать. И тогда они еще спасибо нам скажут.
- Я что-то не помню, что там есть под землей, кроме вечной мерзлоты, - неуверенно произнес Артем.
- Так там еще не искали по-настоящему! - с убежденностью в голосе продолжал Белов. - А ты посмотри: в соседних областях есть и уголь, и редкоземельные руды, и еще много чего. А почему там не должно быть? Должно! Надо только копнуть поглубже. - Белов снова сел напротив Федорова. - А задание тебе будет такое: нужно подготовить материалы по экономическому обоснованию проекта под названием 'Полигон'. Особое внимание нужно уделить следующим вопросам: состояние края на сегодняшний день и каким он должен стать после решения задач первой очереди освоения - раз; какие местные ресурсы можно использовать для наполнения бюджета края - два; как вести строительство и, вообще, жить, вести хозяйство в условиях вечной мерзлоты, заболоченности и что для этого нужно - три; совокупная стоимость лимитов с раскладкой по годам на первую пятилетку - четыре; и пятое: какой вклад Полигон может дать в бюджет страны.
Перечисляя задачи, он загибал поочередно пальцы правой руки и когда загнул последний, крепко сжал кулак, припечатал его к столу и сказал:
- К этим материалам нужно будет сделать приложение в виде списка проблемных вопросов и внятных, убедительных ответов на них. Вопросы могут быть самые разные вплоть до самых мелких, на первый взгляд, вроде бы незначительных. Чем их будет больше, тем лучше. Не должно остаться ни одного белого пятна в программе развития региона... двух регионов. Да-да, не смотри на меня так - двух регионов. Что касается вопросов по природным условиям... Как только вопросник будет готов - бегом к моему помощнику, чтобы он в тот же день отправил его в Новосибирск, в Институтом Севера. Договоренность с ними есть. По остальным вопросам подключайте, если надо, профильные министерства. Даю тебе в помощь троих сотрудников из других секторов вашего отдела. - Он достал из кармана записную книжку, полистал, вырвал из нее исписанный листок и протянул Федорову. - Они в курсе и ждут твоей отмашки. Сроку тебе на все - десять дней. Вопросы есть?
- Нет, - ответил Артем.
- Ну, тогда приступай.
Белов взглядом проводил Федорова до двери, и когда тот вышел, встал и снова принялся мерить кабинет крупными шагами - от двери к карте и обратно.
Раздался телефонный звонок внутренней связи. Дежурный напомнил, что через пятнадцать минут начинается заседание Военно-промышленной Комиссии. Белов попросил машину к подъезду, после чего достал записную книжку и торопливо, неразборчивым, понятным только ему почерком принялся что-то писать. Потом встал, подошел к карте, постоял в раздумье, глядя на одиноко стоящий красный флажок, надел плащ и вышел.
6
Когда в назначенное время Кораблев прибыл в гостиницу 'Алтай', Солотов с Федоровым были уже там. Виктор пришел не один. С ним был мужчина на вид лет сорока.
- Прошу любить и жаловать - Петриченко Владимир Сергеевич, подполковник КГБ в отставке, - отрекомендовал Виктор своего спутника. - Будет отвечать за безопасность в регионе. - Потом он представил Федорова и Солотова и спросил: - Как у вас с чаем?
- С чаем у нас хорошо, - бодрым голосом рапортовал Солотов и показал рукой на стоящую на тумбочке наизготовку трехлитровую банку с опущенным в нее кипятильником.
- А мы тут по пути заглянули в один хороший магазинчик, - сказал Виктор, - и кое-что прикупили к чаю.
Он открыл дипломат и достал из него две бутылки шампанского. Петриченко тоже открыл свой, и они стали выкладывать на стол сыр, колбасу, консервы, прочую снедь. Началась суета с приготовлением стола. Когда закуски были разложены по тарелкам, а шампанское - разлито по стаканам, наступила пауза, в продолжение которой все, словно сознавая значимость момента, посмотрели друг на друга, после чего Виктор встал и, обращаясь к присутствующим, сказал:
- Как я понял со слов Журковского, Белов, рекомендуя вас на ключевые должности, - он посмотрел на Федорова и Солотова, - учел не только ваши профессиональные качества, но и вашу гражданскую позицию, а именно: нежелание мириться с медленными темпами нашего развития, желание что-то изменить в нашей жизни к лучшему. Я надеюсь, здесь мы с вами будем единомышленниками.
Он поднял свой стакан, остальные сделали то же самое и все дружно чокнулись. После этого наступило временное затишье, какое бывает после первой рюмки, особенно, если за столом - здоровые люди с хорошим аппетитом. Заморив червячка, присутствующие понемногу стали проявлять признаки жизни. Первым подал голос Петриченко:
- Прошу минуточку внимания. Виктор уже сказал, что я буду отвечать на Полигоне за безопасность. Немного о себе... Я девятнадцать лет отслужил в органах. Сначала в МВД, последние четырнадцать лет - в КГБ. Спросите, почему не стал служить дальше? Ведь в мои тридцать восемь многие еще продолжают служить и строить свою карьеру. Отвечаю: так же, как и везде, в КГБ часто бывают моменты, когда долг должен уступить место политическим соображениям, в том числе, соображениям местного разлива. Ведь у нас как? Главное - показатели в работе. И часто погоня за этими показателями превращается в показуху. Мне трудно было с этим мириться, и, может быть, иногда я резковато высказывался по этому поводу. И хотя как к профессионалу у руководства ко мне серьезных претензий не было, мне кажется, оно облегченно вздохнуло, когда я подал рапорт об отставке. Теперь - о безопасности. У криминальных структур очень тонкий нюх на деньги. Одна из основных наших задач ... моих задач, - поправился он, - давить все попытки наложить лапу на бюджет Полигона. А вас прошу мне в этом помогать. Помощь эта будет заключаться в информации, которую я буду получать от вас при возникновении каждой нестандартной ситуации, каждой подозрительной личности, появившейся на вашем горизонте, даже если они вам покажутся незначительными, не достойными внимания. Вот, например, Виктор мне сообщил, что сегодня у него произошел инцидент.
- Что за инцидент, Виктор, расскажи? - попросил Федоров.
- Да когда я переходил дорогу, какой-то сумасшедший на шестерке вылетел на перекресток и чуть не сбил меня. Хорошо что он успел вовремя затормозить, а то мне не удалось бы от него увернуться. Правда, немного бампером он все же меня задел.
- Виктор, - живо отреагировал на его слова Петриченко, - возможно, затормозил он и задел тебя, как ты говоришь, 'немного' потому, что в его планы не входило пока делать более резкие шаги. Так обычно делают первое предупреждение. Хотя, мне кажется, этот наезд все-таки - из разряда случайных. Для спланированной акции время еще не пришло. Но для нас это - повод намотать на ус. Поймите, я не призываю вас к излишней подозрительности, и не дай бог, чтобы после моих слов у вас появились всякие фобии. Просто хочу, чтобы вы были внимательны и осторожны, не расслаблялись. Будьте бдительны. Вот пока все, что я хотел сказать.
Он взял бутылку с шампанским, наполнил стаканы и произнес:
- Ну, за бдительность!
После этого слово взял Виктор:
- Еще сегодня утром мы не знали о существовании друг друга, а вот мы уже сотрудники. И не просто сотрудники, а члены одной команды. Нам предстоит бок о бок трудиться не один год. Чтобы не затягивать процедуру знакомства, предлагаю каждому рассказать немного о себе. Владимир себя уже охарактеризовал. Теперь, наверное, моя очередь. К сказанному Журковским добавлю, что я по образованию геолог, много лет работал в экспедициях, больше - в Зауралье. Междуречье мне хорошо знакомо: я там проработал не один сезон. С идеей Полигона начал выступать года три назад, но в своих стараниях довести эту идею до рабочего этапа не преуспел. Чуть больше года назад Журковский на пленуме ЦК дал задание подумать о том, как поднять престиж комсомола, что мы можем предложить нашему высокому руководству в качестве прорывного проекта. После заседания я подошел к нему и предложил идею Полигона. Он задумался, сказал, что идея, в общем, неплохая, но протолкнуть проект будет чрезвычайно трудно: слишком много здесь политики, а политику у нас в стране определяет не ЦК ВЛКСМ. Но месяцев через пять он меня вызвал и сказал, что есть один человек, который может нам помочь. И назвал Секретаря ЦК Юрия Александровича Белова. Сказал, что они посовещались и решили попробовать написать в Политбюро просительное письмо или, как это у них называется, аналитическую записку. Но я не возлагал особых надежд на то, что нас услышат, поэтому сегодняшняя новость стала для меня сенсацией. По сравнению с аналитической запиской, такой вариант я считаю гораздо более продуктивным. Если это все серьезно, а Журковский придерживается именно такого мнения, то нам нужно засучить рукава и так выложиться в те немногие дни, что нам отпущены, чтобы на Политбюро наш проект не выглядел химерой. Мы должны быть не просто убедительными, а сверхубедительными, должны все хорошо просчитать и обосновать. Вот все, что я хотел сказать. Кто следующий желает?..
- Давай я, что ли, - отозвался Федоров. - Ну, про меня Журковский тоже немного рассказал. Добавлю: родился и вырос в Челябинске, окончил экономический факультет Новосибирского государственного университета, потом - аспирантуру. Но защитить кандидатскую не удалось. Перевели работать в ЦК.
- А в каком состоянии диссертация? - спросил Виктор.
- Диссертация написана, уже готов был к отправке реферат, но Белов сказал, что работа в ЦК - это партийное поручение, а с защитой, сказал, поможем.
- Защита должна быть в Новосибирске? - спросил Кораблев.
- Да.
- Ничего, - успокоил его Виктор. - Теперь ты будешь ближе к своей альма-матер, а время для защиты постараемся выкроить. Журковский говорил, что у тебя есть наработанные связи в правительстве. Это нам очень пригодится. А еще он сказал, что вы с Беловым готовили какие-то материалы для встречи с Генеральным. Особо отметил Приложение. Что это такое?
- Перед встречей с Генеральным, - отвечал Федоров, - Юрий Александрович поручил составить список вопросов, касающихся всех сторон жизнедеятельности Полигона. Вопросы, сказал, можно задавать самые разные, чем их будет больше, тем лучше. Мы постарались, настрочили более четырехсот вопросов. Не могу ручаться, что все они были умными. Ответы готовили серьезные люди как в Москве, так и в нескольких институтах Сибирского отделения, и, читая вопросы, они наверное часто крутили пальцем у виска. Я так понимаю, Олег тоже поучаствовал. Там было много его вопросов. Так, Олег?
- Да, пришлось...- скривившись в иронической улыбке, произнес Солотов.
- Судя по тому, что встреча Белова с Генеральным был результативной, - сказал Виктор, - умные вопросы с не менее умными ответами там тоже присутствовали. Так что, я думаю, твоя часть почти в кондиции, остается доводить ее до совершенства. Ну что? Остался ты, Олег, - обратился он к Солотову. - Кстати, скажи, что это за фамилия такая - Солотов? Это - искаженное 'Золотов'?
- Нет. У моей фамилии другие корни. Дело в том, что далекие предки мои от преследований за религиозные убеждения бежали за Урал, примерно в те края, где находится Междуречье. Жили они на острове в окружении болот. А болота в тех краях на местном наречии назывались солотью. Вот их и звали 'солотные'. Потом прозвище перешло в фамилию. С тех пор времени прошло много, религиозных убеждений уже нет, а фамилия осталась.
- Теперь понятно, почему ты болотами занимаешься, - с иронией в голосе произнес Федоров. - Фамилия обязывает.
- Олег, скажи, ведь неспроста же эта земля до сих пор необжитая? - спросил Виктор. - Ты вот много болотами занимался, родом из этих мест. Ты веришь, что это болотное царство можно покорить или хотя бы как-то приспособить под проживание? И если это возможно, то что для этого надо сделать?
- Район этот имеет в середине небольшое возвышение с пологими спусками к краям, - отвечал Солотов. - Создав грамотно дренажную систему, можно за счет осушения мелких и средних водоемов сформировать нескольких крупных водохранилищ, освободив земли под производственные, сельскохозяйственные нужды и под строительство.
- Известно, что осушенные торфяные болота начинают со временем возгораться, - снова задал вопрос Виктор, - поэтому сейчас наметилась обратная тенденция: заливать их водой.
- В Новосибирской области, - сказал Олег, - ваш покорный слуга второй год проводит эксперимент по использованию выделяемого торфяниками тепла для обогрева теплиц. В теле торфяного пласта делают шпуры, загоняют в них трубы. В трубах установлены термодатчики. Оператор следит за их показаниями и при необходимости подает в пласт воду. Пока подача воды осуществляется вручную. Но сейчас мы завершаем разработку автоматической системы регулирования температуры.
- И что - можно уже попробовать огурчики с вашего огорода? - спросил Петриченко.
- Можно. Уже третий урожай снимаем. И не только огурцов.
- Вот бы членам Политбюро на заседании показать, - сказал Федоров. - Хороший был бы аргумент.
- А что? Можно организовать, - живо отреагировал Солотов.
- И все-таки, мне кажется, - снова включился в разговор Кораблев, - с покорением природы нам придется горюшка хлебнуть. Очень больной, в буквальном смысле, вопрос о гнусе... Я на собственной шкуре испытал агрессивность этих летающих крокодилов. Никакой управы на них нет. Мы в экспедиции спасались от них бегством.
- Это как? - удивился Петриченко.
- Уходили метров за тридцать от лагеря, а потом бегом с реактивной скоростью возвращались, ныряли внутрь палатки и быстро закрывали вход. Рой оставался на улице. Конечно, их и в палатке хватало, но это были уже свои, одомашненные.
- Есть у нас в Сибири один институт, - сказал Солотов. - Они разработали прибор. Называется 'прибор для индивидуальной защиты', сокращенно - ПРИЗ. Сейчас идут полевые испытания. Есть положительные результаты. Зона действия - около полутора метров, побочных эффектов пока не наблюдается. Однако согласен, чтобы решить эту проблему в корне, нужен комплекс мер. У нас соответствующие предложения имеются.
- Мне кажется, - заметил Виктор, обращаясь к Солотову, - по твоему столу будет едва ли не больше всего вопросов. Все ведь понимают, что необитаем этот край не просто так. Есть тому серьезные причины. И у нас должна быть реалистичная, внятная концепция.
В продолжение этого разговора Петриченко разливал по стаканам остатки шампанского и когда он закончил, Виктор взял в руки свой стакан и, переходя на торжественный тон, произнес:
- Что сегодняшний день для нас нерядовой, я думаю, понимает каждый. В таких случаях обычно говорят громкие слова наподобие того, что мы с вами являемся свидетелями исторического события или еще что-то в этом роде. Но, во-первых, Белов, вы слышали, предупредил, чтобы мы не расслаблялись, и предупредил не зря, потому что все может повернуться совсем не так, как мы предполагаем. А во-вторых, даже если мы получим карт-бланш на реализацию проекта, для нас это будет означать начало трудного и долгого пути. Нам надо приготовиться к тому, что на этом пути дифирамбы нам не светят. У проекта будет много недоброжелателей. Так уж устроен мир, что все новое воспринимается тяжело и не сразу. Я хочу пожелать, чтобы нам хватило сил - и моральных, и физических - пройти этот путь до конца. - Он поднял свой стакан, оглядел всех и взволнованным голосом сказал: - Давайте же поклянемся, что мы не свернем от намеченной цели, не отречемся от своих убеждений, от своей мечты несмотря ни на какие даже запредельные трудности. Клянемся!
- Клянемся! - произнесли все хором и дружно сдвинули свои стаканы.
В наступившей после этого тишине слышно было, как забурлила в трехлитровой банке вода.
- Так... Шампанское кончилось, - констатировал Петриченко, - переходим к водным процедурам. Что там у нас к чаю? - Он стал выкладывать на стол содержимое бумажных пакетов. - Ага, мое любимое овсяное печенье... Есть еще 'Юбилейное'. А это что? Пастила. У-у-у! Обожаю! Говорите, кому какой чай: кому покрепче, кому не очень.
За чаепитием продолжали оживленно разговаривать. Обстановка с каждой минутой становилась все более непринужденной, от первоначальной скованности еще совсем недавно не знакомых людей не осталось и следа. Говорили много, шумно, обсуждали первоочередные задачи по освоению региона, другие важные для Полигона дела.
Расходились за полночь, разгоряченные чаем и оживленной беседой.
7
Прошло уже несколько минут, как за Беловым закрылась дверь, а Толмачев все сидел в неподвижной позе и не отрываясь смотрел в одну точку на столе. Затем он выдвинул ящик стола, достал тетрадь, полистал ее. Найдя нужную страницу, нажал кнопку вызова дежурного и попросил соединить его с Председателем КГБ.
Минуты через две зазвонил телефон внутренней связи. Толмачев снял трубку и услышал знакомый голос Мельникова:
- Добрый день, Сергей Михайлович!
- Добрый день, Павел Васильевич! - приветствовал его Толмачев. - Вас можно поздравить с очередным внуком?
- Внучкой, Сергей Михайлович. Спасибо за поздравления, - поблагодарил Мельников.
- Как дочка себя чувствует?
- Спасибо, хорошо. Уже дома. Вчера выписали.
- Передайте от меня пожелания здоровья ей и малышке.
- Спасибо, Сергей Михайлович. Передам.
Мельников понял, что неофициальная часть беседы закончилась, и весь напрягся в ожидании продолжения разговора.
- Павел Васильевич, я к вам вот по какому вопросу, - снова заговорил Толмачев. - Кораблев, командир Всесоюзного студенческого отряда... Знаете такого?
- Да, знаю. Помню, он бегал с какой-то утопической идеей, Город Солнца, что ли, хотел построить на вечной мерзлоте. Еще у него что-то там с семьей не заладилось, от детей его отлучали...
- Ну и как - отлучили? - спросил Толмачев.
- Нет, добился справедливости. Правда, через суд, - Мельников хотел продолжить перечисление пунктов кораблевского досье, но потом решил, что для первого случая - хватит. Надо посмотреть, в каком направлении дальше пойдет разговор.
- Д-а-а, - протянул с иронией Толмачев, - от вас ничего не утаишь. Даже личная жизнь - под недреманным оком.
- Служба такая, Сергей Михайлович, - с наигранной обреченностью произнес Мельников.
- На меня тоже досье имеется? - шутливо спросил Толмачев.
- Да что вы, Сергей Михайлович! - в голосе Мельникова звучала искренняя обида. - Что я Берия, что ли, - шпионить за первым лицом государства?
- Ну ладно. Верю, верю, - примирительным тоном произнес Толмачев. - А на Кораблева вы мне подготовьте, пожалуйста, объективочку. Особенно посмотрите, пересекались они с Беловым или нет, и если пересекались, то как часто. Подробности из личной жизни можете опустить.
Услышав про объективку, Мельников насторожился. Неужели Кораблев выкинул что-то такое, что стало известно Генеральному, а его ведомство проглядело? Он хотел было уже спросить, что тот натворил, но вовремя осекся. И правильно сделал, так как спросить об этом - значило бы дать повод усомниться в своей профпригодности. Да, к тому же, с самим Кораблевым, судя по словам и по тону Генерального, все в порядке. Иначе бы не стал Толмачев иронизировать по поводу недреманного ока. Только вот насчет детей он, кажется, промахнулся: у Кораблева, вроде бы, один ребенок. Надо будет уточнить, а если что - повиниться, сказать, что он, мол, излагал свою мысль обобщенно, безотносительно к количеству детей. Хотя для Генерального, как он понял, этот вопрос не главный. Он же сказал, что подробности из личной жизни его не интересуют. Ладно, авось сойдет. И он бодрым голосом заверил Толмачева:
- Хорошо, Сергей Михайлович, сделаем!
- Мои лучшие пожелания вашей семье, - закончил разговор Толмачев.
- Спасибо, Сергей Михайлович. Всего доброго и вам с Надеждой Романовной.
Толмачев положил трубку и сделал пометку в тетради.
Эта заполненная от руки простая ученическая тетрадь в двадцать четыре листа была его маленькой тайной и содержала сведения сугубо конфиденциального характера, касающиеся людей из его ближайшего окружения. Нет, здесь не было материалов компрометирующего свойства или материалов, характеризующих благонадежность фигурантов этого досье. Здесь были даты рождений, свадеб, других важных событий в их жизни, а также их увлечения, пристрастия... И каждый раз, прежде чем позвонить или встретиться с кем-нибудь, он заглядывал в свой, как он про себя говорил, кондуит, чтобы в разговоре была возможность поздравить своего визави со знаменательным событием в личной жизни или в жизни его близких, а нет - так просто поинтересоваться, как назвали внука, как прошел отпуск или пожелать хорошего отпуска... да мало ли что можно сказать приятного человеку. Это помогало в общении, помогало расположить к себе собеседника, увеличивало шансы заполучить его в союзники.
Из опасений, что кто-то узнает об этой его тайне и подумает, что он ведет досье на свое окружение, он сначала пытался вести кондуит сам. Однако содержащаяся в нем информация требовала постоянного обновления и дополнения, и скоро он понял, что не в состоянии уделять этому достаточного внимания. Пришлось попросить взять на себя роль летописца одного из своих секретарей. Лесников, к кому он обратился за помощью, казался ему для такой деликатной миссии наиболее подходящей кандидатурой: обязательный и в то же время немногословный, даже замкнутый. Такой может хранить тайну.
'Надо сказать ему, чтобы был повнимательнее, а то неудобно получилось с этой внучкой', - подумал Толмачев.
8
Он вернулся мыслями к сегодняшнему разговору с Беловым. Когда тот завел речь об отдельном экономическом районе, ему сразу вспомнилась встреча годичной давности с первым секретарем Новосибирского обкома, старым приятелем еще со студенческой скамьи. Как-то на досуге зашел у них разговор о молодежи, и Васильев рассказал ему случай.
Два года назад строили студенты у них в области птицефабрику, и по завершению строительства обком комсомола устроил торжественный прием с награждением наиболее отличившихся грамотами и ценными подарками. От обкома партии опекал строительство Васильев - в то время он был еще вторым секретарем - и он присутствовал на этом мероприятии.
Кораблев, ответственный от ЦК комсомола за эту стройку, выступил с поздравлением в связи с успешным окончанием строительства, поблагодарил строителей за ударный труд, Васильев тоже сказал несколько теплых слов в адрес строителей.
После торжественной части был банкет. Васильев и Кораблев оказались соседями по столу. Во время строительства им приходилось много общаться, и они были уже хорошо знакомы. В завязавшейся беседе говорили о молодежи, ее роли в жизни страны, о ярких событиях в жизни комсомола. Когда зашел разговор о БАМе, строительство которого к тому времени было уже почти завершено, Васильев посетовал что вот разъедется молодежь по домам, и пойдет на убыль ее энтузиазм. А чтобы не снижать оборотов, чтобы молодые не старели душой, надо бы придать молодежному движению новый импульс, нужна как-то идея.
Кораблев сказал, что каждый в молодости мечтает о справедливом, свободном от недостатков обществе, а стареют душой, когда начинают сталкиваться с трудностями, когда жизнь заставляет расстаться со своей мечтой. И тут он вдруг спросил, как Васильев смотрит на то, чтобы поручить комсомолу освоение какого-нибудь пустующего участка в Сибири. Только этот участок должен не просто осваиваться, это должна быть не просто очередная компания типа освоения целины. На нем молодые, кто еще не постарел душой, могут, как сказал Кораблев, сами претворять в жизнь извечные чаяния людей, могут строить планету своей мечты. По его замыслу, туда должны были отойти по нескольку районов от трех смежных областей, в том числе, два района от Новосибирской области.
...Разговор этот с Васильевым проходил во время отдыха в Крыму. Для Толмачева то лето было очень горячим не только температурой на дворе. Генеральным секретарем он был избран совсем недавно, со своей должностью освоился еще не полностью, и в курс навалившихся на него новых обязанностей приходилось входить, что называется, на марше, не прерывая консультаций с руководителями регионов, подготовки Пленума по сельскому хозяйству, решая другие неотложные дела. Поэтому, несмотря на отпуск, дни его были загружены до предела. Да еще отнимали время приемы в честь руководителей стран соцлагеря, которые по старой советской традиции каждое лето прибывали на генсековскую летнюю резиденцию, чтобы понежиться на ее золотых пляжах и заодно порешать с советским руководителем кое-какие государственные вопросы. В общем, забот у него в ту пору хватало и без Кораблева, так что под напором текучки этот вопрос постепенно отодвинулся сначала на задний план, а потом Толмачев и вовсе забыл о нем.
Однако сегодняшнее обращение Белова напомнило ему эту историю и заставило глубоко задуматься. Одно дело, когда по инстанциям ходят с разными предложениями люди ранга Кораблева, пусть и имеющие определенные заслуги и авторитет, и другое дело, когда к Генеральному секретарю обращается партийный деятель высшего звена, секретарь ЦК. Тут уже просто так не отмахнешься. А отмахнешься - он будет искать другие пути, начнет сколачивать группу единомышленников, выйдет на Политбюро. Пойдут всякие пересуды, возня мышиная. В Политбюро он, скорее всего, поддержки не найдет, но может сломать себе карьеру. А Толмачев делал на него ставку как на своего преемника. Правда, о преемнике ему думать пока еще рано. Но он не собирается, как его предшественники, сидеть в кресле Генерального до глубокой старости, и ему не хочется, чтобы власть в стране перешла в руки случайного человека. Белова же он знал как грамотного, опытного руководителя. Умеет работать с людьми. Самостоятелен. Ему по силам решение крупных задач. А еще он знал его, как трезвого прагматика. Такой не станет выходить на Генерального секретаря с пустой затеей. Да и Кораблев не производил впечатление легкомысленного человека. Он был ему знаком по работе в комиссии при подготовке очередного съезда комсомола. Толмачев, в то время секретарь ЦК КПСС, возглавлял комиссию, а Кораблев был одним из его помощников. Толмачеву понравились его энергичность, оперативность, основательность в решении всех вопросов. Они тогда хорошо поработали. Съезд прошел на высоком уровне и дал, как писали газеты, большой импульс развитию молодежного коммунистического движения.
...Он снова вернулся к своему разговору с Беловым.
Вот они с Кораблевым вообразили, что на примере отдельно взятого региона могут показать жизнеспособность социалистической идеи, показать, что социализм не абстракция. Конечно, хороший пример действует лучше самых убедительных теоретических выкладок. Маркс правильно сказал: бытие определяет сознание. И пока не будет этого бытия в виде яркого убедительного примера, сознание не определится. Но ведь то, что они задумали создать, - это же анклав, по-другому не назовешь. И для него, этого анклава, должны быть созданы какие-то особые, благоприятные условия, он должен иметь особый статус. А если - особый статус, если - особые условия, то как тогда объяснить другим регионам, что это за образование у нас в Союзе, которому можно то, чего нельзя другим?
Они думают, это так просто. Ну, предположим, все-таки удастся построить рай на маленьком клочке земли - а дальше что? Будем туда возить всех, как в музей, и показывать? А насчет того, чтобы построить рай во всей стране, скажем: извините, не можем.
Но в одном они правы: делать что-то надо. Иначе мы никогда не выскочим из застоя, а будем только выполнять и перевыполнять спущенные сверху планы, в которых заинтересован кто угодно, только не конкретные исполнители на местах. Да и как же им быть заинтересованными? Ведь они не видят в этих планах самого главного, что должно составлять их душу, - они не видят для себя выгоды от их выполнения. В последнее время участились нападки наших идейных противников на марксистское учение, всячески дискредитируется социалистическая идея. В таких условиях неудивительно, что появляется все больше сомневающихся в возможности построения социализма в нашей стране. Причем, построения даже в отдаленной перспективе.
Только как переломить ситуацию? Сколько раз он думал об этом! Все несовершенства нашей системы управления он на своем опыте прочувствовал еще в бытность первым секретарем обкома, когда получал из центра распоряжения, составленные без учета местных возможностей, особенностей, уж не говоря о потребностях. Как будто со Старой площади видней, сколько и когда зерновой области сеять и когда жать. Уже тогда ему были видны все недостатки нашей излишне зацентрализованной управленческой системы. Хрущев попытался изменить систему хозяйствования. Его идея с Совнархозами была не такой уж и абсурдной: штаб руководства промышленностью приближался к экономическим районам, регионы становились самостоятельными хозяйствующими субъектам, сами могли распоряжаться значительной частью заработанных средств. От этого они могли стать богаче, а вместе с ними богаче могла стать и страна. Люди почувствовали бы улучшение жизни.
Но реформе так и не дали развернуться: сложившаяся десятилетиями номенклатурная каста как в центре, так и на местах, почувствовала угрозу своей прежней обеспеченной и предсказуемой жизни. Пошли подкопы под реформу, ее подспудное саботирование, дискредитация. Кончилось тем, что на сентябрьском 1964 г. Пленуме ее похоронили, а Хрущева отправили на пенсию. И все пошло по-старому. Только чинуш, волокитчиков, бюрократов стало еще больше. Они заматерели, освоили новые технологии по поддержанию своего имиджа. Неужели они не осознают, что все больше отрываются от народа? Окончат ВПШ, МГИМО - и сразу в номенклатурную обойму. Народ для них - серая масса, которой нужно управлять на расстоянии, из высоких кабинетов. Они иногда появляются на публике, ездят по районам-регионам. Не видят, что ли, что их хождение в народ - это хорошо отрежиссированный спектакль? Не понимают, что встречаются с заранее проинструктированными статистами? А если понимают, то на кого рассчитан этот спектакль? На дураков? И после этого говорят, что у нас растет число скептиков. Да как же ему не расти?! Слишком много в нашей жизни формализма, лицемерия да и откровенного вранья.
Последнее время ему уже становится неловко от этих визитов, и он стал практиковать неожиданные наезды. Так иногда кажется, что руководители на местах узнают о его приезде раньше, чем он принял решение.