Название: Офицер и джентльмен.. Автор: ankh976
Ориджинал Рейтинг: NC-17 Жанр и теги: слэш, нц-17, миди, процесс, начальник/подчиненный, война, солдатня, многа херта, а под конец - комфорт, комфорт, ХЭ Размер: мини пока Статус: в процессе Саммари: Про благородного человека, попавшего в совсем неблагородные условия, но сохранившего себя и снова оказавшегося на коне. Отношения начальник/подчиненный, война и военнопленные, издевательство над стокгольмским синдромом, ПАФОС! и ПАТРИОТИЗМ!, сомнительное согласие и любовь с последнего тыка.
Офицер и джентльмен. Часть четырнадцатая: Трофеи. Автоматчики ждали у входа в клуб. Эштон застыл, увидев их, с трудом подавляя неистребимо, кажется, вбитый страх. Потом сделал вид, что это он тут так, мимо проходил, и отступил к машине. Но его уже заметили. - Господин Крауфер! - какая любезность, к нему обратились по-франкширски. Жуткий акцент резанул слух. - Чем обязан?
Прохожие переходили на другую сторону и отворачивались. Эштон оглянулся на свою машину: бледный водитель смотрел на него, вцепившись в руль. Хорошо, хоть немедленно не уехал. Старший из автоматчиков замялся, подходя ближе, а потом упрямо выдвинул челюсть и сказал по-дойстански: - Вас приглашают на беседу в рейхсканцелярию, - он подумал и добавил, снова безбожно коверкая: - Господин Крауфер. - Хорошо, - сказал Эштон. Беседа - это же не страшно. Может, Герин вспомнил о нем и решил, например, отыметь. На пару со своим дружком. - Хорошо. Ему указали на притаившийся за углом броневик, и Эштон махнул водителю, отпуская. Машина с ревом сорвалась с места и скрылась за ближайшим поворотом - не тем, где броневик, другим. Эштон засунул руки в карманы, пряча их дрожь.
В рейхсканцелярии, несмотря на поздний час, было как-то суетливо, на Эштона под стражей никто не обращал внимания. Здание являлось бывшей королевской резиденцией, во Франкшире уже больше ста лет была республика, и дворец стал музеем. Теперь же на антикварных стульях со скрипом разваливались военные и тушили сигареты о драгоценные мозаики и инкрустации.
Его привели в кабинет Людовика XV, он остановился, заложив руки за спину, совать их в карманы сейчас неуместно, и до боли стиснул левое запястье. Герин поднялся ему навстречу, он выглядел так странно и жутко в своей черной форме среди бело-золотого великолепия позапрошлой эпохи. Вспомнились внезапно его детские фантазии, как Эштон воображал, будто дойстанский дворянин прислуживает ему, точно королю. Теперь этот человек стал хозяином настоящего королевского дворца. - Господин Крауфер, я рад, что вы не покинули страну.
Эштон непонимающе уставился на протянутую ему ладонь, а потом поспешно пожал ее. Он ощущал себя отвратительно из-за того, что не мог справиться с собой, со своим позорным состоянием. Сейчас Герин скажет, презрительно усмехаясь: "Перестань меня бояться, Эштон". Как тогда. Но рейхсляйтер молча отошел к картине на стене и тоже заложил руки за спину. - У меня есть к вам предложение, господин Крауфер, - сказал он, не оглядываясь, - Предложение, от которого вы можете легко отказаться, если вам что-то не понравится, и это не будет иметь никаких последствий. Прошу вас помнить об этом.
Эштон, ненавидя себя, осторожно вытер взмокшие ладони о клубный пиджак, пока никто не видит. И тут же заметил, что Герин следит за ним в зеркале. - Я весь, - он проглотил слово "ваш", - Внимание. - Садитесь, - легко улыбнулся Герин и, устроившись на столе, принялся рассказывать, как он видит судьбу Франкшира.
- Вы хотите, - тихо сказал он, когда дойстанец замолчал, - Чтобы я помог вам выкачивать деньги из собственной страны. Герин молча смотрел на него, и Эштон закрыл глаза, отвечая сам себе: "По-другому будет гораздо хуже". Так прошло несколько минут, в течении которых он подбирал все новые и новые аргументы, убеждая себя вместо собеседника. - Мне гораздо легче наложить на вас репарации, запретить военную промышленность и забыть обо всем этом недоразумении, - наконец сказал Герин, - И у меня не так уж много времени господин Крауфер. Эти ваши партизаны на юге, недавние взрывы в кинотеатре - Дойстану совершенно не нужна такая головная боль. Вопрос требует немедленного решения... не говоря уже о том, что мое присутствие необходимо на Родине.
Он прошелся по кабинету, словно собираясь с мыслями: - Я постараюсь пощадить вас с размером репараций, но вы же понимаете, что не в моей власти их сократить значительно. Это все равно будет пара десятилетий нищеты для вашей страны, как говорят мои советники. Впрочем, - он остановился так близко, что Эштону пришлось закинуть голову. - Лично вас это не особо затронет, не так ли? Как и подобных вам.
- Затронет, - сказал Эштон, впиваясь пальцами в подлокотники, - Я согласен, господин фон Штоллер. - Штоллер, - поправил Герин, снова отходя, - Революционное правительство Великой Империи упразднило дворянское сословие, знаете? Он достал сигариллу и принялся разминать ее о портсигар, уставившись на Эштона вмиг опустевшим взглядом. - Знаю. - "Революционное" и "Империя" рядом - забавно звучит, не находите? Эштон не находил: весь этот трескучий пропагандистский бред, к которому он привык в плену, не имел совершенно никакого человеческого смысла. Смысл был бесчеловечный, и ничего не было в этом смешного, поэтому он молчал.
- Раз вы согласны, то, наверно, у вас есть идеи по воплощению моего плана? - Да, - Эштон слабо улыбнулся. - Это просто: преимущественные контракты для ваших производителей. Деньги потекут к вам легко и естественно. - О, - восхищенно сказал рейхсляйтер, - Или вы гений, или меня окружают дебилы. Он закурил, рассматривая Эштона сквозь дым, а потом добавил: - Преимущество в разработке полезных ископаемых, экономический контроль над системой пропаганды - просто впаивать иски и прикармливать, политиков тоже прикормить... пожалуй, можно будет связаться с деятелями этого вашего Сопротивления, заодно и политический капитал не надо нарабатывать. - Если вы будете так выкачивать ресурсы, то быстро истощите... - Эштон невольно загорелся, почувствовав себя в родной стихии, речь его стала тезисно-обрывистой: - Вам следует уделять внимание развитию экономики... Вы ведь так много разрушили своей бомбежкой. Людям не на что покупать. А ведь главное - чтобы у них были деньги, чтобы они покупали у вас.
Но Герин понял его и засмеялся, продолжая: - Работали на нас, покупали у нас и были счастливы своим хорошим достатком... Лишние деньги пойдут в карман наших дельцов и налогами в казну, а простые франкширцы ничего не заметят. Вы просто адвокат дьявола, господин Крауфер! - А вы, очевидно, сам дьявол, господин Штоллер? - язвительно спросил Эштон, забывшись, и осекся, когда рейхсляйтер оборвал смех, а лицо его покинуло всякое выражение.
Эштон отвернулся, этот страх хотелось вырезать ножом из-под собственной кожи, он впился ногтями в ладони и заставил себя посмотреть прямо в глаза Герина. Пусть тот ведет себя, как конченный псих, и еще с этой его формой, слишком живо напоминает обдолбанных клиентов борделя... Пусть. Это не значит, что он, Эштон, должен трястись от каждой недовольной гримасы. "Я боюсь не тебя. Мне слишком больно стало вспоминать." Наверно, во всем этом виноват плохой сон и невыносимое одиночество.
Герин отмер и вдруг ласково улыбнулся: - Я рад, что вы согласились быть моим консультантом. У нас есть всего две недели, чтобы разработать генеральный план и принять его перед моим отъездом, - он внезапно подошел к франкширцу и приподнял его за подбородок, почти касаясь большим пальцем нижней губы, - Надеюсь, вам не придет в голову воспользоваться своим влиянием во вредительских целях. Его прикосновение, близость... от всего этого тело свело болезненной судорогой, Эштон непроизвольно потерся щекой о запястье мужчины, выворачиваясь и чувствуя, как темнеет в глазах. А в следующее мгновение они отшатнулись друг от друга.
Щеки залило жаром, Эштон опустил голову, со стыдом осознавая, что только что выпрашивал ласку, как голодная шлюшка. - Не извольте беспокоиться, господин Штоллер. Я могу быть сегодня свободен? Герин снова отошел к картине на стене. - Вам нравится? - спросил он, обводя по воздуху контуры растрепанных подсолнухов под безумным звездным небом. - Удивительно, - хрипло сказал Эштон и прокашлялся, - Удивительно дисгармонирует с обстановкой. - Это похоже на расстроенный фокстрот, - совсем тихо произнес Герин и обернулся, - И дисгармонирует со всем... Но моя любимая - другая картина. Тоже подсолнухи, но они как расстроенное танго. Хотите взглянуть? Я приказал повесить ее для дисгармонии в спальне.
Эштон сглотнул и медленно поднялся не сводя глаз с бледного и строгого лица Герина. Оказывается, все это время он продолжал отчаянно надеяться: что дойстанец снова захочет развлечься, что тем же тоном, каким говорил о финансах, прикажет раздеться и возьмет прямо здесь, например, положив животом на кривоногий белый пуфик. - Хочу.
Они прошли соседние покои: королевская спальня, конечно же. И там Эштон смотрел на изломанную ночную улицу под теми же безумными звездами на любимой картине Герина, пока тот целовал его шею и уголки губ, подносил к лицу его раскрытые ладони и скользил от серединки к запястью. И снимал с него одежду, покрывая укусами - то мягкими, как поцелуи, то болезненными, настоящими - самые нежные участки его тела. Эштон не шевелился, помня предпочтения любовника, хотя ему давно уже хотелось жадно прижиматься и тереться об его тело, но он терпел, только вздрагивал.
Герин сел на кровать и притянул к себе любовника, опрокинул на себя, раздвигая ноги. Эштон ощутил, как бешено стучит сердце такого холодного на вид мужчины, и мелкую нервную дрожь сотрясающую его. Приглашение, такое откровенное, казалось все равно невероятным, и у Эштона закружилась голова и скрутило болью желудок, когда он осмелился дотронуться до Герина в ответ.
Подчинялся Герин так же сдержанно, как брал, он оставался все той же ледышкой, как и тогда, больше года назад. И, как и тогда, это сводило Эштона с ума: видеть его подавленное желание, судорожно сведенные руки, резко сокращающийся живот. Словно драгоценная награда искусству Эштона были едва слышные вздохи, когда он ласкал твердые соски любимого, находил-вспоминал его особо чувствительные места. И безмолвный крик, когда дойстанец достиг пика наслаждения, его закушенное запястье. Эштон снова приходил вместе с ним, и снова ему казалось, что они кружатся на пару в мягкой обволакивающей тьме.
Всего несколько минут они лежали вместе, обнимаясь, а потом Герин встал и ушел в душ. Эштон свернулся на кровати, обхватывая себя руками, уходить сейчас в свое одиночество было так невыносимо. - Эштон. Иди сюда, - Герин стоял на пороге и звал его. Они вместе забрались в ванную, его посадили на колени, и целовали спину и плечи, а потом взяли за талию и принялись медленно насаживать, все ускоряя и ускоряя темп.
Так же молча, за руку, Герин отвел его в постель и лег рядом, обнимая. Эштон повернул голову, чтобы взглянуть на картину, она поблескивала в свете луны. - Вы заберете ее с собой? - Не надо мне выкать в постели, Эштон... Нет, не заберу, зачем. - Но вы... ты же сказал, что это твоя любимая картина. Герин тихо засмеялся ему в затылок,заставив поежиться: - Я не мародер, обдирать музеи... Такого рода трофеи мне не нужны. "А такого рода, как я, нужны?" - хотелось спросить ему, но он промолчал. Дыхание и низкий голос Герина снова защекотали ему затылок: - Поживешь со мной... эти две недели? - Для дисгармонии? - с горечью усмехнулся он. "Для тишины", - подумал Герин, но вслух сказал, смеясь: - Как ты догадался? - Я очень умный. Конечно поживу, с удовольствием, - "Сложно не догадаться, любимый, я нужен тебе не больше этой картины... не больше двух недель". Присутствие Герина отогнало кошмары, как он и надеялся все это время.