Когда мне было шесть лет, папа отвел меня на стадион Юных Пионеров, в секцию акробатики, потому что я была непоседа. Целыми днями стояла вниз головой.
Тренировалась я в желтом зале. Там было очень ярко, даже ослепительно. Поэтому я запомнила желтый цвет. Я еще я помню, что очень любила тренера, даже больше чем маму. Она же обыкновенная, моя мама, а тренер сказочная, как фея.
Акробатикой я занималась полгода. Тренер меня всегда хвалила, особенно когда я тянула шпагаты. Но потом зал закрыли на ремонт. Секцию перевели в другое место. А папа не захотел меня туда переводить. И отдал в гимнастику. Потому что зал был недалеко от нашего дома, на "Проспекте мира". Там я встретила Наталью Александровну. Она тоже стала для меня волшебной. Я была у нее почти самой лучшей. И никогда с ней не ссорились. Только однажды из-за фляка. (Это такой элемент, когда надо прыгать на руки назад). Я же видела, как это делают девчонки. Вот и я дома во время каникул положила подушки на пол и прыгала, как собачка. А папа меня страховал. А Наталья Александровна в сентябре со мной намучилась. Я никак не переучивалась. Прыгала и прыгала, как собачка. Наталья Александровна даже раскричалась однажды и отослала меня к шведской стенке поднимать ноги. А я смотрела на нее и думала: "Нет, она не фея. Феи не кричат". Но потом я опять стала послушной, когда научилась фляк.
Зал в "Олимпийском" тоже скоро закрыли на ремонт. И мы тогда стали тренироваться в "Динамо". Там был длиннющий канат в три этажа. Мы должны были каждую тренировку пролезать полканата. А я не могла до красной ленточки лезть на одних руках. Всегда цеплялась ногами. А Наталья Александровна и говорит однажды: "не цепляйся, поняла?" Я поняла и полезла, а потом устала и отпустила руки, потому что уже не могла держаться. Упала я прямо на попу. А мама на балконе чуть не умерла. Она мне потом так и сказала. Наталья Александровна тоже чуть не умерла. Она меня потом к этому канату не подпускала целый месяц.
В тот год я пошла в школу в первый класс. После уроков стала заниматься музыкой. Поэтому на тренировку опаздывала на полчаса. Наталья Александровна меня ругала. Но потом поговорила с родителями и музыкой я уже не занималась. Сразу шла на тренировку. Опаздывать я перестала, поэтому на соревнованиях выступала хорошо? Особенно на бревне. Марина Григорьевна, другая тренер, меня заметила и взяла к себе. Потому что она может делать чемпионов, а Наталья Александровна не может, она занимается только с малышами. Так я стала тренироваться у Марины Григорьевны.
В это же лето мы должны были поехать в Карпаты на сборы. Моя мама лежала в больнице с почками. Чемодан мне собирал папа. Однажды я порезалась стеклышком. (Мы их с девчонками подбирали на улице). А бинт лежал в моем чемодане на самом дне. Я все переворошила, нашла, а потом вдруг пришел папа и раскричался. Он очень страшно кричал, я даже плакала. А потом он мне опять собрал чемодан и сказал, чтобы я больше не смела к нему прикасаться и стекла чтобы я больше не подбирала. А у меня под деревом секретик был зарыт. Как же не подбирать.
На следующей день Марина Григорьевна сказала: "Поездка отменяется". Ходили слухи, что зал в Карпатах сгорел. Только папа не верил и говорил, что вовсе не в зале дело, а в деньгах. Тогда мы поехали к маме в больницу, навестить. Ей вырезали камни из почек. Она лежала на кровати и улыбалась. Мы ей подарили целый букет петрушки, чтобы она быстрее поправлялась. А потом я маме пожаловалась, что папа на меня кричал. А папа назвал меня ябедой и предателем. Мама лежала на кровати, улыбалась и просила нас не сориться. Ей здесь очень плохо, когда мы ссоримся.
Был август. Потом сентябрь. Мама уже приехала домой. А я с тренером поссорилась. Опять из-за фляка. Я его на бревне не смогла сделать. Подумала, а вдруг на голову встану и опять разучилась. Марина Григорьевна кричала и выгоняла. И почему-то удивлялась, что я не плачу. Но плакать не надо. Я знала, что надо бросать.
Однажды я пришла в зал, а мне дали ручку и сказали расписаться в какой-то бумаге, за какие-то сборы. Моя тренер покачала головой: "Ей, мол, и не надо расписываться". А я тоже подумала, зачем? Я же понарошку тренируюсь.
Потом я не пришла. Родители переживали. А я не переживала, целыми днями гуляла с девчонками.
Так прошло две недели. Но вдруг позвонила Наталья Александровна и упрашивала вернуться. Родители были рады. Они опять повели меня в зал. Наталья Александровна со мной возилась как с новичком, но теперь уже не кричала. И фляк я в конце концов снова научилась.
Однажды Наталья Александровна заболела и не пришла. И меня перевели к другой женщине, которая очень больно тянула. Особенно колени. Я не могла терпеть и всегда плакала. Но потом она тоже заболела. И мы целую неделю бесились на батуте.
Глава 2 Всех рассмешила
Из общества "Динамо" я скоро ушла. Папе надоело, что все болеют. Он повел меня в ЦСКА. Но сначала мы сидела в метро. Папа на лавочке, а я у него на коленях. Он меня спросил, хочу ли я заниматься гимнастикой. Я сказала, что не хочу. Потом он опять спросил. Я испугалась и промолчала. Тогда он меня взял за руку и повел. Шли мы мимо елок вдоль забора. Все это время папа у прохожих узнавал дорогу. А я думала, здорово было бы потеряться и не дойти. Но скоро я прочитала буквы АКСЦ.
Опять был желтый зал и тренер в синем костюме. Он меня вел за руку прямо по центру. Все на меня смотрели. Мне почему-то было стыдно. Тренер довел меня до бревна и сказал: "Походи". А сам ушел на дорожку. Я не поняла, как это "походи". Мне еще никто так не говорил. Я стояла на краю бревна и думала, что бы сделать. Я развела руки и пошла на цыпочках. Но потом подумала, а вдруг не правильно. Тогда я стала делать кувырки, перекидки и перевороты. Потом постояла, постояла и прыгнула фляк. Вдруг ко мне подошел тренер и стал учить.
Теперь я тренировалась у Владимира Васильевича. Только я все время забывала, как его зовут. И молчала. Стояла у брусьев или бревна и ждала, когда кто-нибудь из девчонок его позовет. Уже две недели прошло, а я никак не могла запомнить.
Однажды после улицы захожу в раздевалку, где снимают верхнюю одежду, а сердитая вахтерша и спрашивает, у кого я тренируюсь. Я покраснела, стыдно сказать, что забыла. Стою и молчу. Вахтерша закрыла дверь и не пускает. А я тогда выпалила: "У Василия Владимировича". А та и говорит: "Не хорошо, девочка, обманывать, иди отсюда. Нет у нас таких". И вдруг дверь открывается и входит Владимир Васильевич: "А это ты, Аня, что же ты стоишь? Проходи".
Потом я маме об этом рассказала. Она смеялась и я тоже. Только тогда мне было не до смеха. Я в раздевалку зашла, как сквозь землю провалилась.
Глава 3 Липовая
У Владимира Васильевича тренировалось тогда много девчонок. Светка Зайцева, старше меня на три года, Ольга Щеглова, старше меня на год, две сестры, Маша и Оксана, двойняшки, отличницы, мои ровесницы. И Наташа Ельмешина, самая старшая среди нас. Она уже заканчивала гимнастику. Имела мастера спорта. Почти всегда выигрывала кубки Муратовой.
Наташа Ельмешина была противная девчонка. Всегда у нас занимала деньги и не отдавала. А мы ей ничего не могли сказать. Боялись. Но Светка однажды говорит: "Это же наши деньги. Надо все ей высказать". Мы согласились и пошли. Но перед Наташкой растерялись. Только Светка не растерялась и все ей сказала. А Наташа как начала кричать, мол, такая-сякая, над копейками трясешься, да подавись ты своими деньгами. Вытащила из кошелка мелочь и швырнула Светке в лицо.
А Светка на нас обижалась за то, что мы ее не поддержали и называла трусихами. А я потом ехала в метро и очень переживала, обвиняла себя, что струсила, что не была вместе со Светкой, и жалела, что прошлое переделать нельзя.
С тех пор Наташка Ельмешина с нами не разговаривала. Да и вообще она скоро перешла к другому тренеру, к Муратовой. Владимир Васильевич Муратову не любил. А теперь, когда Наташку вспоминал, называл ее липовой. "Липовый мастер спорта".
. . .
Тогда мне было девять лет. Я ходила уже во второй класс. Нашу учительницу, Наталью Васильевну я любила. Правда, однажды по ботанике, по домашнему заданию, она поставила мне три двойки. Я забывала раскрасить листья. Рисовала их карандашом и не раскрашивала. Первый раз у меня не было цветных карандашей. А потом я просто забывала из-за тренировок. А еще она мне поставила двойку по чтению. Я не смогла рассказать ей стих Пушкина "Осень". Учила его с мамой весь вечер. Уже мама выучила и на меня стала кричать, а папа на Пушкина стал кричать. А я все равно не смогла. Так вот и получила двойку.
Наталья Васильевна знала, что я занимаюсь спортом. И считала меня будущей чемпионкой. В нашем классе был фигурист, Артур Степанян. Наталья Васильевна его тоже считала будущим чемпионом. Артур Степанян уже тогда часто уезжал на сборы и на соревнованиях часто занимал первые места. А потом приходил в школу и дарил учительнице конфеты. Наталья Васильевна его всегда хвалила. Я тоже однажды поехала на соревнования. В Одессу. Но выступила плохо, переволновалась, три раза упала с бревна. И наша команда заняла только четвертое место. Когда шла в школу, думала, что же мне сказать Наталье Васильевне. Помню, как она улыбалась, но потом, когда все узнала, перестала улыбаться, только покачала головой. А я сидела за партой и думала, что в следующий раз обязательно должна стать чемпионкой, только не знала, как не волноваться и не падать с бревна.
Глава 4 Последняя фея и первый костер
Было лето. Все уехали в спортивный лагерь Ватутинки. А мы остались. Не хватило места. Ну и пускай. Нам и тут хорошо.
Перед тренировкой мы прыгали в поролоновую яму, делали из матов лабиринты, играли в прятки. Потом приходил тренер и мы бежали на снаряды. Иногда приходила его дочь Елена Владимировна, вела у нас хореографию. Я мечтала, чтобы она к нам приходила почаще. Она мне нравилась, потом что была красивой. А девчонкам не нравилась, потому что много требовала.
Этим же летом Владимир Васильевич устроил нам сборы. Это значит приходить в зал к девяти утра, до двенадцати первая тренировка. Потом обед. А с 14 до 17 вторая тренировка. Елена Владимировна пообещала Владимиру Васильевичу, что будет у нас по утрам вести хореографию. Помню, в первый день я пришла без пятнадцати девять и стала ждать девчонок в раздевалке. Не хотела без них идти в зал. Мы же договорились друг друга ждать. Но девчонки опоздали. На часах уже было пять минут десятого. Тогда я пошла в зал одна. Елена Владимировна стояла у подоконника. Она спросила меня, сколько времени. Я ответила. Она опять спросила, во сколько у нас тренировка. Я ответила опять. Тогда она вдруг сказала строго: "А теперь поворачивайся и уходи в раздевалку за девочками".
Девчонки пришли только через пятнадцать минут. Елена Владимировна им ничего не сказала, провела хореографию, но на следующий день не пришла. А я подумала, что если бы я не опоздала, она бы на нас не обиделась и к нам бы приходила. Но теперь, наверное, она считала нас халтурщицами. А, может быть, это все ерунда. Наверное, только я об этом и подумала.
Наступил август. Мы тоже поехали в Ватутинки. Потому что освободились места. Нас поселили в одну большую комнату. А тренера напротив в одноместный. Девчонки ворчали. Они его не любили. Я тоже не любила, потому что он был старый. Светка рассказывала: когда ее привели в ЦСКА и отдали Владимиру Васильевичу, она расплакалась от страха. Она не хотела к нему идти, испугалась. Другие девчонки ничего не говорили. Но они его тоже боялись.
Владимир Васильевич нас никуда одних не отпускал. И на речку с нами ходил и в лес. На речке Владимир Васильевич никогда не купался, только загорал. Мы барахтались в воде, а он лежал на полотенце. Нам он тоже советовал не плавать, говорил: "Вода грязная, здесь купают лошадей". Лошадей мы сами видели несколько раз. Они стояли в воде и смотрели на небо. Ну и пускай. Какая ерунда! Как же не плавать в такую жарищу!
А еще однажды у речки мы видели голого мужика. Он, пьяный, снимал трусы. Мы как раз шли гуськом мимо него. Я первая, а тренер последний. Светка шла перед тренером. Потом она рассказывала, как Владимир Васильевич ей прямо на ухо зашипел: "Куда смотришь, дура, отвернись". А я не могла поверить: "Он тебя дурой обозвал?" Но Светка ответила: "Он еще и не так может. Просто на тебя пока не орал". А я потом на него всю тренировку смотрела искоса, ждала, когда заорет.
Еще мы однажды пошли в лес. Стали собирать грибы парами. Я с Оксанкой, Светка с Ольгой, а Машка одна. Она и так лучше всех собирала грибы. Тогда она нашла даже подберезовик и белые. А я только лисички, да сыроежки. И то они у меня все в пакете раскрошились, потому что я его вертела в руке. А когда Оксанка увидела крошки, разозлилась и сказала, что больше со мной никогда собирать не будет. Ну и пускай.
Девчонки, Светка и Ольга, были уже взрослыми. За ними бегали мальчишки, которые занимались конным спортом. Однажды они пригласили нас покататься на лошадях. (И не только нас. Всех гимнасток). Привели на площадку, где стояли лошади и сказали выбирать. Я выбрала самую высокую и черную. Только поводок мне не дали. Сказали держаться за гриву. Лошадь, наверное, была голодная. Она все время опускала голову, жевала траву. Водили нас по кругу. Мою лошадь держал какой-то парень, и всегда ее шлепал по морде, чтобы она не жевала. Но потом вдруг прибежал какой-то человек и закричал: "Кто посмел на Черныша сажать? А ну быстро снимайте!" Потом я узнала, что с этой лошади неделю назад упал какой-то спортсмен и повредил себе позвоночник. Жалко было слезать. Все катаются, а ты стой у забора. Зато я потом девчонкам хвасталась, что выбрала самую опасную лошадь.
В конце августа нам устроили огромный костер около футбольного поля. И дискотеку около костра. Девчонки с мальчишками танцевали. А я еще была маленькая. Стояла и смотрела и думала, что, наверное, тоже когда-нибудь буду так танцевать.
Глава 5 Совсем обнаглели
Маша и Оксана ушли, бросили гимнастику, решили учиться. Тренер ворчал, жалел, особенно Оксану, думал, что ее увела сестра.
Нас осталось трое. Светка готовилась выступать по мастерам, Ольга по КМС, а я по первому. Мне тогда было десять лет. Я подавала надежды, как начинающая. Могла еще попасть в сборную. Тогда я еще тренировалась хорошо. Была сильная, легко учила новые элементы. Меня даже хотел взять к себе Клеменко-старший, который сделал чемпионом своего брата. Однажды он подошел ко мне в зале и предложил: "Переходи". Я растерялась. А он мне тогда сказал: "Ты же ничего не добьешься у такого тренера. Мастера получишь и все". Но как я могла уйти? Неудобно же перед Владимиром Васильевичем. Он же мне ничего плохого не сделал, а я просто так возьму и уйду. Я отказалась.
Мне нравилась тогда гимнастика. Правда, иногда было тяжело. Особенно лазить по канату и тянуть шпагаты. И вольные упражнения я не любила. Я танцевала плохо. Елена Владимировна перестала к нам приходить. У Ольги были вольные. Она ей поставить успела. А нам со Светкой нет. Стыдно было выступать с детскими вольными. А Владимир Васильевич не обращал внимания. Он считал, что танец - это неважно. Главное тренировать акробатику.
Владимир Васильевич вообще был очень странный. Однажды перед тренировкой Светка предложила, давайте, спрячемся, зароемся в маты, пускай ищет. А я говорю: "Он же ругать будет". "Не будет. Я вчера от него за дверью спряталась. А он знаешь, как смеялся".
Мы побежали в маленький зал, нырнули в яму и закопались в поролон. Скоро вошел Владимир Васильевич, немного постоял и вышел. Мы хихикали, старались не шевелиться. Но вдруг он опять вошел и как закричал: "А ну вылезайте, нахалки! Обнаглели совсем!" Мы выкарабкались из ямы, виновато опустив глаза. А тренер еще долго шипел, дознаться хотел, кто первый из нас троих затеял. Но мы молчали, как партизаны.
Когда я была еще маленькой, он кричал редко, но всегда очень страшно. Однажды он накричал на меня за то, что я передразнила вахтершу, и даже грозился выгнать меня из гимнастики. Это произошло летом. В зале никого не было. Мы бесились на батуте. Вдруг прибежала вахтерша и закричала: "А ну марш в раздевалку!" Мы ей сказали, что тренер нам разрешил. Но она не хотела слушать, рассвирепела еще больше: "А ну быстро в раздевалку. Ничего не знаю. Вот придет тренер, тогда делайте, что хотите". А мне вдруг захотелось рассмеяться. Потому что эта вахтерша была очень смешной, кривобокая и с выпученными глазами. И я проковыляла перед девчонками по дорожке так же, как и она, с выпученными глазами. А вахтерша, оказывается, видела все из другого зала и подняла скандал, пожаловалась тренеру. Тренер опять на нас раскричался, обозвал говнюшками, прогнал в раздевалку: "Не нужны ему такие спортсменки. Лучше он других себе девочек возьмет. Воспитанных". Но потом он опять стал добрым и позвал обратно. Надо же было кого-то тренировать.
Глава 6 А вдруг ругаться будет?
Мне было десять лет. Я ходила в третий класс. Моя школа находилась в центре Москвы, а дом - на метро Бабушкинская. После уроков ко мне приходил папа. Передавал тренировочный костюм, книжки забирал. Обедала я в диетической столовой, а потом ехала на тренировку.
Однажды я забыла взять у папы деньги. Зашла в метро, открыла портфель, а денег нет. Сначала обрадовалась, что не попаду на тренировку. (Тогда гимнастика мне уже разонравилась). Но потом я вдруг вспомнила, что домой-то я тоже не попаду. И я не знала теперь как быть. Стояла у колонны и плакала. Боялась у людей попросить пятачок. Но какая-то тетенька увидела меня и спросила, а потом дала пятачок, даже целых два. А я сказала: "Не надо два. Я потом у девочек попрошу". А она сказала: "Бери, бери. Только в следующий раз не забывай".
Я всегда очень спешила. Боялась опоздать. В столовой поэтому ела быстро. Однажды на обед давали рыбу. А я не умела ее есть, потому что она была костлявая. Но ничего другого не было. Взяла рыбу. Я торопилась. Подавилась костью и поранила горло. Стало больно глотать, как при ангине. На тренировку поехала с больным горлом. А когда зашла в раздевалку, расплакалась, потому что расстроилась. Светка стала успокаивать и говорить, чтобы я шла домой. А я сказала: "Как же я пойду домой. Он же будет ругаться".
Тренер сначала не поверил, что у меня болит горло, повел на брусья. Но я ничего не могла сделать. Тогда он поверил и отпустил. А на следующий день у меня началась настоящая ангина. Проболела я две недели.
Тренер за нами следил. Запрещал есть мороженое и пить холодную воду. От холодной воды сердце будет болеть, говорил он. Но мы все равно бегали и пили. Потому что хотелось. И мороженое мы тоже ели. Потому что хотелось. На весы он нас ставил редко. Был нестрогим. Другие тренеры у своих девочек каждый день проверяли вес, и очень ругались, если те толстели. Заставляли их тогда бегать по залу двадцать кругов.
Мороженое тренер нам запрещал, потому что от него легко можно было заболеть. А мы не могли без мороженого. Особенно я. Мимо киосков никогда не проходила. Всегда покупала. А таких киосков было четыре. Два - у метро Аэропорт, и два - у метро Бабушкинская. И я каждый день ела по четыре мороженых. После тренировки мы ждали, когда уйдет тренер, но иногда не дожидались и выходили первыми. Оглядываясь по сторонам, бежали к ларьку. Однажды тренер сказал, что видел, как мы покупаем мороженое. Но нас не отругал, а почему-то рассмеялся. А как еще мороженое не покупать. Такая жарища на улице.
Зимой мороженое мы ели в метро. Тогда, в середине восьмидесятых, это было запрещено. Но мы прятали мороженое в портфель и проносили. Однажды нас поймала уборщица и повела к милиционеру. Но мы от нее сбежали в электричку. В электричке была давка. Я испачкала дядю. Мороженое потекло прямо на черный костюм. Дядя очень сильно ворчал.
Глава 7 Море надоело
Тренировалась я хорошо. Владимир Васильевич меня хвалил. И другие видели, что я сильная. Поэтому летом меня отправили на сборы в Одессу. Я должна была там заниматься вместе с девочками из Ленинграда.
Летела я на самолете с Маркеловым. Раньше он был известным гимнастом. Теперь стал тренером. В Одессу он ехал просто так, отдыхать.
Летели мы ночью два часа. Он меня все время спрашивал, почему я не сплю, а я не хотела спать. Потом мы прилетели и вышли и пошли по черной улице. Деревья на этой лице были белые, будто клены без коры. Потом мы подошли к красному дому. Но нам сказали, что мест нет. Тогда мы пошли к другому дому. Нас туда впустили. Меня повели в подвал, в комнату, где спали какие-то люди. Я легла на свободную кровать, лежала и ждала, когда за мной придет Борис Иванович. Я боялась заснуть. Вдруг он придет, а я не услышу. Окно в этой комнате было под самым потолком. Там было темно, но скоро посветлело. Вдруг встала какая-то тетенька, оделась и ушла. А я ждала, думала. Почему не приходит Борис Иванович. Потом он пришел, постучался. Я сразу встала и мы поехали на стадион. Там я познакомилась с какими-то мальчишками, гимнастами из другого города. Мы стали играть в футбол. А еще на трибуне сидели какие-то девчонки. Я с ними не стала знакомиться. Только думала, почему они к нам не подходят. А потом все сели в автобус, мальчишки, девчонки и я и поехали к Черному море, в лагерь Чабанку.
Ленинградский тренер не приехал и меня поселили почему-то с теми девочками, которые сидели на трибуне. Их было четыре. Они оказались из города Риги. Их тренера звали Мара Николаевна. Когда нас привели в комнату, мы стали разбирать вещи. У меня было шоколадное печенье. Я достала его и дала девочкам. Потому что сама не любила. А девочки испугались, закрыли дверь и сказали, что они ничего не возят, потому что тренер у них всегда проверяет сумки и все отбирает. Я испугалась, вдруг у меня тоже будут проверять. Тогда мы сели и стали ждать. Но тренер не пришла. Тогда девчонки съели печенье и сказали, что это из-за тебя она не пришла, потому что ты чужая.
После обеда Мара Николаевна позвала нас на море. Девчонки стали собираться, я тоже. Тренер спросила, ты с нами пойдешь? Я пожала плечами, потому что не знала. Тогда они пошли и я с ними. На море она заставила нас бегать по песку. Было тяжело. А море оказалось холодным. Не хотелось туда даже после тренировки.
Так я стала тренироваться с девчонками. Маркелов был рад, потому что он не знал, куда меня деть, когда не приехал ленинградский тренер. А я жалела. Было тяжело. Особенно на стадионе. Девчонкам тоже было тяжело. Самая старшая, Люда, написала календарь на бумаге, повесила на стенку и каждый день ставила крестики.
Мара Николаева строго следила за весом. Трем девочкам она даже запретила ходить на ужин. А я боялась, что она мне тоже может запретить. Потому что я была не худенькая.
Взвешивали нас каждый день. Однажды Светка вдруг потолстела на двести грамм. И никто не знал почему. Тренер разозлилась и запретила ей ходить на обед. Ночью у Светы поднялась температура сорок. Врач сделала ей укол. Мара Николаевна испугалась и ничего ей больше не запрещала.
Другая девочка Катя тоже вдруг заболела. Мы-то знали, что она притворяется. Только тренер испугалась и освободила ее от бега. А мне в этот день тоже все надоело. Я подошла к Маре Николаевне и сказала, что плохо себя чувствую. Тренер не поверила, только все равно отпустила. И я тогда пошла на пруд вместе с Катей собирать ежевику.
Так шли дни. Крестиков становилось больше. Скоро пустых квадратиков осталось совсем чуть-чуть. Девчонки радовались и я тоже. Море надоело. Медуз я боялась.
В Москву я летела ночью с Маркеловым. В самолете у меня разболелся живот. А в туалет я пойти стеснялась. Потому что сидела у окна. Так и летела домой с больным животом.
Дома мне сказал, чтобы я ехала в Ватутинки. Мой тренер как раз был там с Ольгой и Светкой. Светка почему-то со мной не разговаривала. Дулась и огрызалась. А Ольга сказала, что она завидует. Тебя в Одессу взяли, а ее нет. А это не честно.
Глава 8 Главная уборщица, главная цветочница и главная макулатурщица
Светка бросила. Для гимнастики стала старая. Выступила на соревнованиях в "Крылышках" и бросила. Тренер жалел: "раньше бы за нее взяться, хорошая бы получилась спортсменка". Мы с Ольгой тоже жалели. Вдвоем стало хуже. Да и вообще нам с Ольгой тоже хотелось бросить. Надоело все. Сложные элементы учить страшно. Выучишь, а потом заскок. Качаться лень, тянуться больно. Только на батуте и нравилось. Когда тренер уходил, мы бесились еще целый час.
Школа надоела. Я тогда пошла в шестой класс. Уроки забросила. Делала только математику. Потому что учительница была строгая. А на физику и биологию совсем не ходила. Но потом позвонил учитель и спросил, почему не хожу? Дома был скандал. Папа кричал, а мама потом объясняла физику.
Классная руководительница у нас была по русскому и литературе, Екатерина Евгеньевна. Я ее любила, только русский я все равно не знала. Екатерина Евгеньевна за всех переживала, хотела, чтобы у нас был дружный класс. Только ничего не получалось. Потому что все жили в разных концах Москвы.
Однажды Екатерина Евгеньевна сказал: "Давайте поедем завтра в лес". Ребята согласились, но на следующий день не пришли. Поехали только пять девочек. А я проспала. Да и лень было вместе со всеми куда-то ехать. В школе с ребятами я дружила мало. Из-за спорта. Только я потом жалела, что не поехала. Екатерина Евгеньевна подарила девочкам коробочки с мылом и они все вшестером ходили по лесу и пускали мыльные пузыри. И мне тоже вдруг очень захотелось попускать.
Еще я помню субботник. Это было осенью. Мы должны были на улице собирать листья. Нашему классу сказали собирать листья на бульваре. Мы пошли. Взяли грабли и стали грабить. И я тоже. Было здорово! Екатерина Евгеньевна меня даже похвалила. И сказала, что я трудолюбивая.
Однажды Екатерина Евгеньевна сказал, что у нас в классе нет цветов. Это нехорошо, некрасиво. Пускай, кто сможет, принесет. После школы я зашла в магазин. Там как раз продавались дешевые цветы. Они были похожи на махровую травку. Я купила целых восемь горшков и принесла в класс. Екатерина Евгеньевна даже ахнула. Сказала, что поручает мне следить за цветами. Только я потом уехала на сборы, а цветы завяли, потому что их никто не полевал. Пришлось их выбросить.
А еще однажды с папой в макулатурный день мы принесли двадцать килограмм макулатуры. Поэтому наш класс по сбору макулатуры занял первое место. Только папа очень устал и сказал, что таскать такие тяжести больше не будет.
Глава 9 Бросить бы скорее
Ольга бросила. Это произошло в Ватутинках. Я тогда заканчивала шесток класс. Должна была сдавать экзамены. Ольга - восьмой. Ей тоже надо было сдавать. Но тренер сказал: "Ничего страшного. В лагере подготовитесь".
В Ватутинках работал Клименко со своими девочками. В Москву они приезжали только на соревнованиях. Мне было неприятно встречаться с Клименко. Стыдно. Я же результатов еще никаких не показала. Так и не научилось выступать. Поэтому я всегда была рада, когда он выходил из зала.
Тренировались мы два раз в день. Обедать ездили в соседнее село на рафике. Возил нас лопоухий солдат. В Ватутинках он проходил службу. Девочки его любили. Считали за брата. Я тоже его любила. Потому что он был добрый. Он катал нас на мотоцикле и давал водить рафик. И мне однажды тоже дал. Только я чуть не врезалась в клумб.
Уроки я учила мало. Вечером сидел у девочек и гуляла с Ольгой. Она жаловалась мне. Ей было тяжело и хотелось домой. Однажды за ней приехала мама и забрала. Оле надо было сдавать экзамены. А тренер на следующий день мне сказал, что Оля решила бросить.
Я потом сидела на кровати и думала, как мне теперь жить. Все это время я проводила с Олей. Одна жить не умела. Куда она, туда и я. Ночью я даже плакала, просила, чтобы Оля вернулась. Я тоже мечтала бросить. Только я не знала, как это сделать. Нехорошо, я же у него осталась одна. На следующее утро тренер постучался и сказал, чтобы я шла на тренировку.
Прошла неделя. Вечером я теперь сидела одна. К девчонкам не ходила. Не знала, как теперь к ним идти без Ольги. Но потом девчонки сказали: " Ты чего сидишь одна? Приходи к нам". Но все равно было скучно. Я стала часто звонить родителям, просить, чтобы они приехали. А тренер, когда узнал, засмеялся: "Ерунда! Иди уроки делай". А я огрызнулась: "Вот еще! Не собираюсь я уроки делать". Я стала чаще огрызаться, капризничать, когда лень было или когда стыдно. А он сначала смеялся, а потом начинал шипеть. Мне становилось страшно и приходилось тогда слушаться.
Когда приезжали родители, было здорово. Я с ними гуляла по лесу и видела разных зверей. Выдру, например, зайца...
Так прошла еще одна неделя. Однажды за мной приехал папа, чтобы отвести в школу на экзамены. Он меня повез на такси. Но в Москве как раз это время на дороге образовалась пробка. И мы простояли целый час. Папа психовал. На экзамен мы опоздали. В школе тогда все переволновались. А когда мы приехали, у меня не хотели принимать экзамен. Папа долго уговаривал директрису и в конце концов уговорил. Писала я одна. Екатерина Евгеньевна сидела рядом и диктовала. А мне было стыдно. Я знала, что делаю много ошибок. После экзаменов я уехала в Ватутинки. За диктант получила тройку.
Глава 10 Бедная родственница
Тренировалась я одна. Владимир Васильевич никого не брал. Я удивлялась и другие тоже удивлялись. Еще он стал очень подозрительным. Запретил мне разговаривать с другими девчонками. Почему-то он думал, что они мне про него говорят нехорошее. И я стала их избегать, чтобы он не кричал.
Когда на меня смотрели другие тренеры, мне было стыдно. Особенно на вольных. Мне так и не поставили хорошие вольные упражнения. Старые я делать стеснялась и часто отказывалась. Но все равно перед самыми соревнованиями приходилось делать. И тогда было еще хуже, потому что я не успевала подготовиться. К бревну я тоже не успевала подготовиться. Тренировать элементы по многу раз было страшно. Я отказывалась и говорила, завтра, еще успею. На соревнованиях я, конечно, падала. А тренер кричал: "Ты нестоящая спортсменка. Из тебя ничего не выйдет. На других посмотри. Ты только одна не умеешь настраиваться перед выступлением". А я всегда знала, что упаду, хотя и мечтала быть чемпионкой.
Владимир Васильевич был странный. То очень добрый. Смеялся. Позволял мне выпендриваться, нести всякую чепуху. То злой. А в последнее время он часто был злой. Но он никогда не кричал на весь зал, а шипел мне всякие гадости на ухо, и свинья, и говно, а я даже радовалась, что он не позорит меня перед другими, и что я у такого тренера занимаюсь, а не у Лианы, которая орала на своих девочек будь здоров.
Я знала, у меня капризный характер. Думала, если брошу, то навсегда. К другому тренеру не перейду. Кто меня такую возьмет? Другой на месте Владимира Васильевича еще бы сильнее стал орать. Нет. Лучше бросать навсегда.
Помню, однажды я полезла по канату. А рядом стояла тренер Любовь Викторовна. Она ко мне всегда была добрая. И вдруг мне захотелось ее рассмешить. Я качнула канат. Мой тренер всегда смеялся, когда я перед его носом качала канат. Но эта как закричала: "С ним можешь такие штуки вытворять, а не со мной. Как он еще терпит тебя? Просто удивляюсь!" И я тогда тоже подумала, что меня невозможно терпеть.
Я мечтала все бросить. Когда я шла на тренировку, мне казалось, что я нахожусь в кольце. Я хотела преодолеть его, перешагнуть, но у меня ничего не получалась.
Заходить в зал мне было страшно. Я озиралась по сторонам. Я мечтала, чтобы не было никого, особенно тренеров и начальников. А Владимир Васильевич однажды заметил и зашипел: "Чего озираешься, как бедная родственница?" Тогда я стала делать так, чтобы он не замечал.
В зал приходила часам к трем после уроков. Но однажды тренер сказал: "Приходи в два. Снаряды в это время свободны. Ничего страшного, если будешь пропускать один урок". Я пришла к двум и мне понравилось. А потом мне тренер сказал, приходи к часу. В это время зал был совсем пустой. Работала я молча и быстро, чтобы все успеть до трех.
Так прошел год. В зале я тренировалась одна. Школу забросила. Вечером домашнее задание не делала, гуляла с подружками во дворе. Только там не было этого круга, который я не могла преодолеть. А в школе тоже был. В школе я была очень серьезной. Все думали, что я целеустремленная и что скоро я стану чемпионкой. Поэтому мне многое прощали. И смотрели сквозь пальцы, когда я не успевала делать уроки.
Я была замкнутой, не умела разговаривать. Уроки делала только письменные. Устные редко. А когда меня заставляли говорить, то всегда ставили тройки. Помню, в пятом классе историю у нас вела старенькая бабушка. Она никогда не спрашивала, сама себя что-то бубнила под ноc. Пятерки ставила тем, кто тихо сидел. Тройки - кто шумел. Я сидела тихо, поэтому у меня была пятерка. Но в шестом классе у нас появился другой историк, строгий. У него я, конечно, стала получать тройки. Папа удивлялся. Он думал, что я знаю историю. А я знала только одну математику. Другие учителя меня жалели, поэтому ставили четверки. А папа всегда говорил: "Лучше крепкую четверку иметь, чем слабую пятерку".
Глава 11 Подружки и знакомые
Тренировалась я одна уже полтора года. И во дворе у меня теперь тоже не было подружек. Самая лучшая. Оксана, переехала. А с другими я перестала дружить. Когда Оксана жила здесь, все собирались вокруг нее. Но когда она переехала, никто больше не собирался.
Оксана пригласила меня на новоселье. Я поехала к ней в Бибирево. Здорово мы тогда с ней погуляли. Забрались на девятый этаж, стали пускать самолетики и засорили улицу. Но вдруг прибежала соседка баба Катя, устроила скандал, рассказала все Оксаниной маме. Правда, потом баба Катя с нами помирилась. И даже привела свою внучку, чтобы мы с ней дружили.
У Оксаны пока еще не было телефона. Звонила она сама. Однажды она мне позвонила и спросила: "У тебя хахаль есть?" Я сказала, что нет. Тогда она засмеялась и сказала: "Приезжай к нам. У нас тут много хахалей с овчарками и для тебя найдется". Я обиделась и повесила трубку. Оксана мне еще несколько раз звонила, но я не подходила, не знала, о чем с ней говорить.
В школе у меня не было подруг. Только знакомая Наташа. Я узнавала у нее домашнее задание. Другим звонить мне было страшно. Я им надоедала. А Наташе нет. Но дружить у меня с ней не получалось. Она была странной девчонкой. Всех раздражала в классе своим поведением. Ребята смеялись над ней. Меня она тоже раздражала. Но я не смеялась.
Наташа не умела отвечать. Краснела и заикалась. И все хихикали. А я очень боялась, что надо мной тоже будут смеяться. Поэтому молчала и была замкнутой.
То, что происходило в классе, меня не интересовало. Общественной работой я не занималась. Из-за тренировок могла отсутствовать в школе неделями. И в классе привыкли, что я такая. Однажды я была на сборах во Львове. В Москву приехала шестого марта, а в школу пришла седьмого. Как раз в этот день мальчишки поздравляли девчонок с наступающим праздником. Меня не поздравили. Они думали, что я не приду. Мне почему-то стало обидно. Дома я потом плакала. Хотя сама понимала, наверное, они правы. Я же их не поздравила с 23 февраля.
Глава 12 Тренера позорила
Я не научилась выступать. Волновалась и падала и занимала последние места. Владимира Васильевича я всегда позорила. Он стоял красный и шипел. Я понимала, что виновата. Знала, надо больше тренироваться. Только ничего изменить не могла. Приходила по-прежнему в час, а убегала в три, радостная, что никого не встретила. Соревнования для меня были пыткой. Стыдно было выполнять неуклюжие вольные и корявое бревно. Так продолжалось без конца. Время будто остановилось. И я не ездила теперь ни на какие сборы. Все уже давно поняли, что из меня ничего не выйдет. Я удивлялась только, почему Владимир Васильевич меня еще держит и не выгоняет. Я же не оправдала его надежд. Чего он еще от меня хочет?
Шипел он теперь чаще. По делу, конечно. Я перестала соблюдать вес. Он кричал, гнал на весы. Только от этого я худей не становилась.
Еще я помню, он обвинил меня в том, что у него разболелась рука. Я не знала, от чего она у него разболелась. Наверное, от плохой погоды. Он ходил по залу, охал и шипел.
Конечно, я тоже была не сахар. Огрызалась почти каждый день. И говорила ему прямо в лицо, что, когда брошу, пойду в конный спорт. Ему было обидно. Он однажды не выдержал и раскричался. И я больше так не говорила.
Шли дни. Я приходила в зал, делала что-то, огрызалась на него, а он на меня. И, наверное, так долго бы продолжалось. Но однажды с нами стала заниматься еще одна девочка, Нила. Она не знала, кто мы такие. Раньше она тренировалась у Лианы. Но та очень сильно на нее кричала. И тогда Нилина мама решила перевести ее к Владимиру Васильевичу. Она думала, что он не кричит. На время Владимир Васильевич перестал шипеть, а я перестала огрызаться. Было стыдно перед Нилой. И я целую неделю или даже больше была примерной и хорошей.
Новые элементы Ниле давались тяжело. Тренер бился над ней и ничего не мог сделать. А я в конце концов не выдержала и однажды сказала раздраженно: "Нил, ну ты же не правильно делаешь. Вот как надо, смотри". А потом после тренировки Владимир Васильевич вызвал меня из раздевалки и зашипел: "Чтобы я больше не влезала не в свои дела и поганый свой характер не показывала".
С Нилой мы стали хорошими подругами. Я ходила к ней в гости. На дни рождения и просто так. Летом ездила к ним на дачу. Купалась в речке, загорала. Было здорово!
Однажды тренер нам говорит: "В ЦСКА мы больше тренироваться не будет. Приходите теперь в Динамо". (Потом мы узнали, что его выгнали из ЦСКА). Не хотелось идти в Динамо. А вдруг там по-прежнему тренирует Наталья Александровна. Слава Богу, ее в зале не оказалось.
В Динамо мы тренировались полгода. Но я опять плохо выступила на соревнованиях. И тренер тогда мне сказал: "Надоело мне к вам, таким говнюшкам, тащиться. Теперь вы ко мне походите, в Крылатское". А нам до Крылатского надо было ехать два часа. Но делать нечего. Поехали. А когда я вошла в зал, так и остолбенела. Встретила Наталью Александровну. От страха я даже не поздоровалась. Мне было очень стыдно. Я чувствовала на себе ее грустный и разочарованный взгляд. Она же тогда по телефону говорила моим родителям, что из меня выйдет настоящая спортсменка. А теперь она увидела располневшую, неказистую гимнастку, которая когда-то считалась ее лучшей ученицей.
В Крылатском мы тренировались месяц. Но однажды я опоздала на целый час. Случайно перепутала автобусы и долго куролесила по району. А когда, наконец, пришла, тренер раскричался. Он испугался, подумал, что я решила бросить. И мы тогда опять стали тренироваться в Динамо.
Однажды я неудачно упала с брусьев и сломала руку. Меня отвезли в больницу, сделали репазицию, вставили кость. Пролежала я там неделю. Меня, конечно, все навещали. И Владимир Васильевич тоже. А я удивлялась: "Чего это он приходит?" Все же, конец. Какая из меня гимнастка? Но это был еще не конец. Когда рука зажила, я опять стала приходить в зал. За полгода восстановилась. И даже выступила на соревнованиях. С горем пополам выполнила мастера спорта, набрав 71 балл.
Мне исполнилось пятнадцать лет. Я решила, что это мои последние соревнования. Только я не знала, как об этом сказать тренеру. Но сказать надо было. Потому что дальше так продолжаться не могло. Я думала: "Зачем он меня держит? Какой от меня толк? И мне это не нужно. В физкультурный я не собираюсь". Но сказать об этом прямо я боялась. Я искала повод, чтобы бросить и никогда больше не приходить.
Повод нашелся скоро. Через неделю после соревнований. Я пошла на бревно. Стала тренировать наскок. Потом стала учить более сложный. Но у меня ничего не получалось. Тогда я подумала, зачем учить еще что-то новое, когда это теперь никому ннужно. Я расстроилась и снова взбрыкнула. Ничего не сказав, пошла на другой снаряд. А тренер подошел ко мне и зашипел: "А-а! Мастера спорта выполнила и зазналась. Все вы такие говнюшки! Сколько я на тебя нервов потратил, а ты только фыркать умеешь. Говнюшка, хамье!" Он шипел и шипел, не переставая, выливал внутреннюю желчь, обиду. А я равнодушно смотрела в окно и радовалась, что наконец-то нашелся повод, что завтра я имею полное право не приходить. Я сказала потом Нилке: "Нил, я больше так не могу. Это теперь конец. Я очень устала". Нила очень расстроилась и чуть не плакала: "Прошу тебя, не уходи. Я не смогу одна. Я боюсь. Останься, я очень тебя прошу". Но я будто не слышала подругу. Я должна была бросить. Я больше не могла играть роль шута, клоуна. Постоянно чувствовать на себе презрительные взгляды других тренеров и девчонок.
На следующий день я осталась дома. Сидела на диване, ждала, когда он позвонит. Он всегда звонил, если я болела и не приходила. К телефону подошли родители. Потому что я испугалась. Но потом все-таки подвели меня. Я должна была с ним говорить.
Владимир Васильевич уговаривал вернуться. Даже просил прощения, только бы я вернулась, только бы я снова пришла в зал. Я ответила, что не обижаюсь. Просто очень устала, надоело. Это теперь никому не нужно. Это же бесполезно, приходить в зал просто так.
Мы повесили трубки в разных концах Москвы.
Было начало лета. В июне мы с мамой поехали отдыхать. Июль и август я провела у родственников. А Ниле даже не позвонила, будто забыла про нее, будто хотела выкинуть прошлое навсегда.
Глава 13 Разорванный круг
Прошло лето. Я стала учиться. Было тяжело. Я не привыкла сидеть целыми днями за учебниками. Дело шло медленно. Я не знала, что буду делать дальше. Пока об это не думала. Ходила в школу, вечером гуляла.
Зимой вдруг позвонила Нила и насмешливо спросила, почему я ей не звоню. Мне было стыдно, потому что я позволила себе забыть самую лучшую подругу. Я начала бормотать что-то, оправдываться. Нила не верила. Так же насмешливо стала рассказывать о себе. Как тренер издевался над ней целое лето, как заставлял прыгать на батуте сложные прыжки, которые прыгала я когда-то. Но она однажды сорвалась, вылетела с батута и упала головой о крюк. Рана была не серьезная. Через неделю Нила снова пришла на тренировку. Но тренер теперь не приходил. Он перестал появляться в зале.
У Владимира Васильевича была Нилина разрядная книжка. Нила имела первый разряд. Она выполнила его у Лианы. Книжку у него надо было забрать. Но никто не знак, как его найти. К телефону он больше не подходил и нигде не появлялся, ни в Крылатском, ни в Динамо.
Так закончилась моя спортивная карьера и Нилина тоже. Ей потом удалось забрать у Владимира Васильевича документы. И она благополучно поступила в институт, в высшую школу милиции. Я тоже поступила через год. В МГУ, на экономический факультет.