Бахтиярова Анна : другие произведения.

Перепутья Александры (общий файл)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Первая часть дилогии. Завершено.

  
   Перепутья Александры
  
   Пролог
   Настоящее время
   Солнечное тепло нежно касалось кожи и проникало глубоко внутрь, ласково согревало каждую клеточку. Ветер мягко перебирал волосы, щекоча щеки и нос. Еще чуть-чуть, и я услышу плеск волн, наперегонки бегущих на песчаный берег, почувствую соленый запах моря, увижу нереальную голубизну до самого горизонта. Ещё чуть-чуть, и по кромке воды поскачет рыжая крылатая лошадь, поднимая переливающиеся брызги. Подбежит и нежно дунет в лицо. Я протяну ладонь с наколдованным кусочком сахара.
   Еще чуть-чуть...
   Вместо крылатой тени, спускающейся с ясного неба, накрыла повседневность. Ни волшебного пляжа, ни величественного коня. Я стояла на крыше серого девятиэтажного здания, куда не раз сбегала, чтобы побыть наедине с собой, привести в порядок мысли или настроиться на работу. Стояла и смотрела на жилые высотки вдали, впитывая энергию небесного светила. Благо на дворе царствовала не ненавистная душе зима, а лето. Августовское солнце медленно ползло к закату, раскрашивая небо в багряный цвет. Я вдохнула запах вечернего города. В выходные, когда обитатели мегаполиса расползаются по дачам, шашлыкам и баням, городской воздух становится чище.
   Минуты бежали, высыпаясь песком сквозь пальцы, но я не спешила покидать прогретую крышу. Наслаждалась закатом. Торопиться некуда. Павел Семенович вряд ли закончил с родителями Кирилла. Напуганные люди задают миллионы вопросов и желают получить развернутые ответы - с убедительными и успокаивающими доводами. Понадобится весь запас красноречия, но мать с отцом согласятся на эксперимент. Как делали все, кого брал в оборот шеф. Любой родитель жаждет вернуть ребенка домой. Целым и невредимым.
   Ночью начну работать с мальчиком. Это хорошо. За неимением спутника я не заходила в Поток шесть дней. Почти неделю мы с крылатым конем не искали Алису. Кирилл пока тревожил мало. Он "гулял" на поверхности, а девочка едва прощупывалась. Беспрецедентный случай. Я не раз теряла спутников и научилась с этим мириться. По-другому нельзя, иначе сломаешься тоненькой веточной под грузом вины. Но прежде я всегда знала, где подопечные. С Алисой результат остался нулевым. Впервые за семь лет работы с Семенычем.
   Солнце все ближе подплывало к линии горизонта, но я медлила, не замечая как мысли от потерянной девочки перетекли к моему собственному первому путешествию по Потоку. Знакомство со странной, завораживающей, но смертельно опасной вселенной состоялось тринадцать лет назад, когда я была обиженным на весь мир подростком, ненавидевшим отражение.
   Очнулась я, уткнувшись лицом во что-то зеленое, прохладное, но мягкое. Над ухом звонко причитал немного окающий девичий голос:
   - Батюшки, да что же это?! Оставь меня! Сгинь нечистая! Изыди!
  
   ЧАСТЬ I. ПРОЩАНИЕ С ДЕТСТВОМ
   Глава 1. Пора вспоминать
   Тринадцать лет назад
   Оригинальное, скажу я вам, пробуждение - просыпаешься, а перед носом мох! Симпатичный такой мох, вполне удобный, ничем не провинившийся. Бахрома, а не мох. Но не в городской же квартире!
   Впрочем, кто сказал, что я дома?
   Я протерла глаза и растерянно завертела головой.
   Место, где меня угораздило пробудиться, оказалось донельзя странным. Поле - не поле, болото - не болото. Перемежающаяся зелено-коричневыми лужами равнина, поросшая мхом и осокой. Конца и края не разглядишь из-за блеклого, рваного тумана. Неуклюже перевернувшись, я обнаружила надрывающую горло девицу. Она истошно отправляла в преисподнюю перемазанного сажей парня. Не знаю, чем он ей не угодил. По мне, вполне миролюбивая физиономия, только грязная не в меру и нос длинноват.
   Незнакомцам на вид было лет по двадцать с копейками. Контрастная парочка. На носатом парне - серые штаны, кожаная потертая куртка и армейские сапоги. Немного грузноват, на первый взгляд, простофиля. На девице - счастливой обладательнице осиной талии - голубое платье ниже колен из легкой струящейся ткани и туфельки с ремешком. Русые волосы она собрала в симпатичный узел на затылке. Истинная барышня (по-другому язык назвать не повернется) - тоненькая, хрупкая, изящная.
   Я потянула руку к рюкзачку, но не обнаружила его в пределах досягаемости. Неприятно. Значит, ни денег, ни новой мобилки, купленной взамен старой, посеянной месяц назад. Ошалело наблюдая, как девица проклинает парня, я попыталась вспомнить, как исхитрилась оказаться в несуразной компании. Последнее воспоминание оказалось не самым радужным - очередное, тысяча сто десятое по счету выяснение отношений с Бастиндой. Речь не о колдунье из сказки, которая портила жизнь Элли и ее друзьям. Весь остальной мир знает эту даму сорока лет, как Аллу Сергеевну Корнееву. Бастиндой ее зову лишь я и имею на то все основания. Может, Алла и не злая волшебница, но она - моя мачеха. А мачеху из принципа любить не положено!
   Из-за чего же мы раскочегарились, как два паровоза, грозящихся сорваться в пропасть? Наверное, из-за Вовочки или школы. Или бардака в моей комнате. Или любой другой из пары сотен возможных причин. В большинстве случаев камнем преткновения становился Вовочка - сын Бастинды от первого брака, нескладный блондин в круглых очках и с задранным носом. Бастинда кипятится, когда я зову отпрыска Вовочкой - из-за анекдотов. Она-то считает его самым талантливым ребенком на свете, а всех остальных слишком тупыми, чтобы осознать Вовину гениальность. Ребенок, кстати, семнадцатилетняя дылда на две головы выше матери!
   Точно! Начали мы с Вовочки. Я посмела сделать замечание за столом, пока он обсуждал с родительницей очередную глобальную тему, вроде мира во всем мире при непосредственном участии самого Вовы. Мне глубоко фиолетовы рассуждения. Раздражает, что Вова одновременно произносит речи и жует.
   - Александра Викторовна, - Бастинда обращается по имени-отчеству, когда особенно мною недовольна. - Дурно отзываться о старших - верх невоспитанности.
   Мачеха обожает подчеркивать, что Вовочка старше. Пусть на одиннадцать месяцев, но старше. Знает, как меня это бесит. До сизого дыма из ушей!
   С языка слетела гадость, потом еще одна. И понеслось. Ссора разгорелась отменная. Особенно с подачи Вовочки. Продолжая жевать, он подсыпал "сухого хвороста" в бушующий "костер" скандала. Странно, но я не запомнила подробностей ссоры, только размах. Отчетливо в памяти запечатлелся момент, как я вылетела из квартиры, едва не сорвав с петель дверь. А еще как бежала по лестнице и задыхалась от злости. А потом...
   Боже праведный, что было потом?! Провал. Настоящая черная дыра.
   Наверное, в этом месте следовало испугаться. Склерозом я прежде не страдала и в незнакомых местах не просыпалась. Сбежав из дома ранним утром, должна была помнить хоть что-то о последующих событиях вчерашнего дня. Или сегодняшнего? Из-за тумана и не поймешь, какое время суток на дворе. То бишь, на поле...
   Удариться в панику я не успела. Девице наскучило гнать прочь носатого, и она переключилась на мою скромную персону.
   - Ты кто? - она уперла тонкие руки в худые бока.
   - Саша, - дала я ничего не проясняющий ответ и, чтобы общаться на равных, поднялась с травы. Сделать это с достоинством не вышло. Меня слегка занесло, левая лодыжка подвернулась, но я устояла на ногах.
   Девицу неуклюжесть не смутила. В отличие от перепачканного парня, меня посчитали приемлемым собеседником.
   - Варвара, - она протянула ладошку: холодную, но на удивление крепкую. - Можно Варя.
   Память о предыдущих событиях напрочь отшибло не у меня одной. Новая знакомая недоумевала, почему, собираясь утром на репетицию (не поверите, она была балериной!), очутилась на незнакомом поле.
   - Я отчетливо помню, как вышла на улицу, поздоровалась с тетей Соней и ее болонкой, - на распев перечисляла Варя. - Завернула за угол и... Я точно доехала до театра! Уверена, что разговаривала с Алексеем!
   За небольшой отрезок времени Варвара просветила нас, что Алексей - ее жених и лучший танцор на свете, обязанный стать звездой мирового балета. Девица пересказывала события утра и кое-какие личные подробности, с досады топая ножкой, чумазый парень стоял в сторонке, косился на нас и обиженно шмыгал носом.
   - Я тоже помню только утро, - вставил он, едва Варя на мгновение закрыла рот. - Меня зовут Михаил, кстати...
   На этом рассказ прервался. Балерина кинула испепеляющий взгляд, и парень принялся разглядывать сапоги.
   Впрочем, вскоре Варваре пришлось примириться с присутствием Михаила. Не могли же мы вечно торчать посреди поля неизвестно где, а действовать удобнее сообща. "Сообща" - это я, конечно, загнула. С недопониманием и нежеланием слушать друг друга, мы сталкивались на каждом шагу. Направление выбирали минут пятнадцать.
   - Идти нужно вперед, - раздраженно уверяла Варя. - Каждый шаг назад - проявление слабости.
   - Еще бы понять, где это "вперед", - ворчал Михаил, оглядываясь. Плотный туман исключал возможность разглядеть, в какой стороне заканчивалось поле.
   - Вперед, это вперед, - уверенно изрекла Варя, показывая рукой перед собой. - Я так решила, и хватит пререкаться.
   - Следует все обмозговать, - категорически не соглашался Михаил. - Может, следует идти "вперед" не от тебя, а от меня или Саши.
   Я заподозрила, что ему по барабану, куда топать. Возражал он исключительно в отместку за Варино пренебрежение.
   - Может, монетку подкинем? - не выдержала я. - А что? Я часто так делаю.
   Варвара смерила меня сочувственным взглядом.
   - Нужно учиться самостоятельно принимать решения, - назидательно высказала она и, не дав опомниться, зашагала вперед. "Вперед" от себя.
   ...Варя ошиблась, или покрытое туманом поле оказалось бесконечным, но мы брели около часа, а конца и края не предвиделось. Картина вокруг не менялась - все та же однообразная нудная равнина, слякоть и сырость. Я поглядывала на спутников в надежде заметить намек на усталость. Забрызганные грязью ноги, обутые в удобные кроссовки, отваливались с непривычки. Но где там! Михаил шел, не замечая хлюпанья коричневой жижи под сапожищами. Варвара изгваздала туфельки, но упрямо шагала, обходя многочисленные лужи.
   Спустя еще минут двадцать я готова была взвыть. Плевать, что покажусь капризной и избалованной соплячкой. Но на мое счастье, Михаил сам потерял терпение. Правда, обставил все так, что это дамам необходим отдых. Дамы не возражали. Я плюхнулась на траву, не заботясь о чистоте джинсов. Варя устроилась рядом, отыскав сухой островок, и стянула заляпанные глиной туфли.
   - Что же это за место? - раздраженно спросила она, растирая ступни.
   - Чистилище? - предположил Михаил. Он улегся, и положил руки под голову.
   - Интересное предположение, - протянула я, ежась. Мне такой расклад не подходил категорически.
   - Это логично, - пояснил Михаил. - Я гнал на мотоцикле, чтобы набить морду одному мерзкому типу...
   - Можно без морд? - раздраженно перебила Варя. - Что за грубость?
   Михаил передернул плечами.
   - Хорошо. Без морд. Так вот, гнал я на мотоцикле и вдруг очнулся на треклятом поле. Может, я разбился насмерть? В рай меня бы не взяли. Если б добрался до гада, одной бы разбитой... э-э-э... физиономией не обошлось. Я бы душу из него вытряс и не раскаялся! - Михаил погрозил кулаком невидимому обидчику и добавил. - Раньше я не верил в бредни о рае и аде. Но куда-то же мы попали.
   Я не на шутку струхнула. Ибо верила и в рай, и в ад. В чистилище тоже. Воображение не рисовало чертей, отплясывающих у раскаленных сковородок, где жарились грешники. При упоминании преисподней представлялся непроглядный мрак, сырость и затхлый запах, встречающийся в заброшенных полуразрушенных домах.
   Я не хотела в ад. Да и на загробную жизнь не подписывалась. Умирать в шестнадцать лет - глупость несусветная. Даже поцеловаться ни с кем не успела! Дура! Взору предстали похороны. Траурная процессия, бредущая под моросящим дождем, сжатые губы, припухшие глаза. И я с белым лицом, которое в обрамлении огненной шевелюры казалось трагикомичным. Ей-богу, переборщившая с белилами печальная клоунесса!
   Родившаяся в голове картина мобилизовала злость. Рывком вскочив, я топнула ногой.
   - Не хочу умирать, ясно?! - высказала в небо, скрытое за туманом.
   Должен же кто-то за нами наблюдать. Возможно, он и не сочтет нужным реагировать на вопли, но выразить негодование я обязана. Иначе мозг взорвется.
   - Не слушай этого идиота, - мягко посоветовала Варя, поднимая с травы туфельку. - Мы не умерли, и в ад не попадем, - она повернулась к Михаилу и прошипела. - Изверг! Напугал ребенка!
   "Ребенка" Варины слова не успокоили. Десятиметровой волной накатил ужас, скрутивший внутренности в канат. "Умерли! Умерли"! - зазвучало в ушах громовым раскатом. С перепуга я почти уверовала и в чертей, и в сковороды с грешниками.
   - Выпустите! - заорала я, отчаянно топая и разбрызгивая грязь. - Я хочу выйти!
   Невидимый наблюдатель - если, он существовал - внял истерике. В небе выстрелила пушка, и поле сложилось веером. Как в мультфильмах, когда у героев исчезает земля под ногами. Не успев опомниться, мы ухнули метра на полтора вниз. Провалились в другую реальность. Или на другой слой. Подошвы кроссовок с размаху приземлились на ровный асфальт. Я покачнулась, почти устояла, но в последний момент со страху плюхнулась на колени.
   Варя приземлилась на бок.
   - Силы небесные! - взвизгнула она. Вскочила и, как ужаленная, босиком закрутилась на месте, размахивая одной туфлей, вторая шлепнулась в метре от владелицы.
   Михаил обратился к иным силам, называя их непечатными словами. Ему повезло меньше всех, он переместился в горизонтальном положении и приложился об асфальт затылком. К счастью, не настолько сильно, чтобы лишиться чувств.
   - Что ты натворила?! - завопил он, едва обрел способность выражаться цензурным русским языком. - Как ты ЭТО сделала?!
   Но я хлопала глазами, ошалело озиралась и, хоть убейте, не была способна издать ни единого звука в оправдание. Откуда ж я знаю, как? Попросила. Сами ж слышали!
   Новое место походило на цивилизацию куда больше поля с лужами, но оптимизма не внушало. Нас встретил парк с аттракционами. Пустой парк. Но не заброшенный. Он функционировал. Олени и лошади на каруселях бегали по кругу, качели взмывали ввысь, раскачиваемые неведомой силой, огромный надувной клоун с полусумасшедшей улыбкой склонялся от ветра то в одну, то в другую сторону. Но парк не жил. Ни единого человека вокруг. Кроме нас троих, свалившихся с неба.
   Или с поля...
   - Я же говорил, чистилище! - возликовал Михаил.
   - Не каркай! - рассердилась Варя и замахнулась туфлей.
   - Но это же нереальное место! Оглядитесь! Кругом призраки!
   Варвара замахнулась второй раз и непременно бы ударила, если б парень не увернулся.
   - Да, призраки! - не сдавался Михаил, отскочив подальше от Вари. - Если мы их не видим, это не значит, что их нет! Кто-то же катается на каруселях!
   Выводы непризнанного "пророка" едва не вызвали истерику, но я вовремя спохватилась. Претензии, высказанные небу, свернули грязное поле и выбросили нас сюда. Вдруг новый психоз повторит ситуацию. В полуживом парке жутковато, руки и ноги покрываются гусиной кожей, но где гарантия, что для недовольных посетителей не припасли чего похуже? К слову, у меня появился еще один повод нервничать. Чем дольше разглядывала качели с каруселями, тем сильнее крепло убеждение, что я бывала здесь раньше.
   Но когда? И с кем?
   Словно не реальное воспоминание постучалось, а полузабытый сон.
   - Нужно идти, - Варя обулась и сделала приглашающий жест рукой.
   - Вперед? - съязвил Михаил.
   - Да хоть налево...
   Не сработало. Мы устало брели вдоль кружащихся аттракционов второй час, стараясь держаться ближе друг к другу, и готовы были головы отдать на отсечение, что двигались по прямой. Но странное дело: умудрились вернуться к шатающемуся клоуну.
   - Мир закольцован! - догадался Михаил. - А, может, все миры! На поле все одинаковое - мох, лужи да трава, поэтому мы не...
   Окончание фразы прервал отчаянный вопль Варвары. Балерина, раскрыв рот, указывала трясущейся рукой на что-то позади нас с Михаилом.
   - При... при... при... - шептали побелевшие губы.
   Мой крик получился оглушительнее Вариного, да и Михаил проявил нехилые возможности голосовых связок. Удивительно, что наутек не кинулись. Наверное, ноги помешали. Те, что пошли в отказ и к асфальту примагнитились. В парке из ниоткуда появлялись люди. Или призраки. Или еще бог весть кто. Они возникали постепенно. Везде - на аттракционах, дорожках, скамейках. Из пустоты вырисовывались бледные силуэты, медленно уплотнялись и обретали краски. И вот перед нами настоящие мужчины, женщины и дети. Реальные люди, коротающие время в парке развлечений.
   - Мне кажется, или они нас не видят? - Варя схватилась ладонями за щеки. - Вдруг не они, а мы - при... при... призраки?
   Мы с Михаилом ошарашено молчали. Признавать собственную кончину трудно. Не честно! Должны же существовать иные, обратимые объяснения. Но факт оставался фактом. Люди не замечали нашего присутствия. Смотрели мимо. Не видя, не чувствуя. Спасибо, что хоть насквозь не проходили. Зато упорно избегали. Натыкались на невидимый барьер и поспешно меняли направление. Словно прикосновение могло и их превратить в нечто неживое.
   Не понимая, что делать дальше, мы бесцельно бродили по парку. Бурлящая толпа расступалась, освобождая дорогу. Гадать о причинах произошедшего никому не хотелось. Озвучишь жуть, и непременно сбудется. Немного успокаивало, что мы не стали бесплотными - могли прикасаться к любым поверхностям, двигать предметы и ощущать физические потребности организма. Хороший признак, правда? С другой стороны, духи, не нуждающиеся в пище и сне - людская выдумка. Никто не знает, как обстоят дела на самом деле.
   - Есть хочется, - протянул Михаил под грозное урчание желудка и несчастно посмотрел на упитанного продавца, наматывающего на палочку сладкую розовую вату.
   Варя осуждающе поджала губы. Она считала, что трапезничать на вражеской территории неприемлемо. Сама не ела и остальным не советовала.
   Прогулка вновь закончилась у надувного клоуна, к которому вернула "прямая" дорога. Михаил плюхнулся на скамейку и вытянул ноги.
   - Всё, с меня хватит! Буду ждать тут и с места не сдвинусь.
   - Интересная тактика, - иронично заметила Варя, присаживаясь на край лавочки, стащила обувь и блаженно вздохнула.
   Разговор у несуразной парочки явно не клеился, и я вмешалась. Молчать глупо. И страшновато.
   - За что ты собирался, - обратилась я к Михаилу, - бить тому парню ммммм... ли-ли-лицо?
   Я ожидала, спутник встрепенется, рассердится и примется обличать несимпатичного индивида. Однако напыщенный герой крякнул и пошел багровыми пятнами. Варя удивленно вскинула бровки и с любопытством принялась разглядывать Михаила сквозь длинные ресницы.
   - Я хотел его побить, потому что он мерзавец. Все дело в... в... в...
   - В девушке, - хихикнула балерина.
   - Нет, - абсолютно фальшиво возразил Михаил. - Просто этот тип... он...
   - Как ее зовут? - Варя не обратила внимания на невнятное бормотание.
   - Лариса, - протянул Михаил, отводя взгляд.
   - Значит, он её увел?
   - Не увел бы, если б я до него добрался! И вообще...
   Продолжение я не услышала. Вмиг перестала видеть и спутников, и парк. Бросила беглый взгляд на раскачивающегося клоуна и вросла с перепуга в асфальт. Клоун подмигнул. Я открыла рот, и непременно закричала бы, если б язык не приклеился к гортани. Клоун улыбнулся и приложил указательный палец к нарисованным губам. Я в ужасе посмотрела на Варю с Михаилом, но они ничего не замечали. Варвара, изящно закинув ногу на ногу, выуживала из Ромео-неудачника подробности о любовном треугольнике.
   Может, мне померещилось, и никто не призывал к молчанию? Я осторожно повернулась к надувной кукле. Нет, не померещилось. Клоун назидательно покачал головой, мол, не стоит ябедничать. Медленно наклонился - так близко, что я увидела озорные огоньки в голубых глазах, и прошептал, отчеканивая каждое слово:
   - Пора вспоминать, Александра Корнеева.
   Яркая вспышка ослепила глаза на несколько секунд. Когда я смогла различать предметы вокруг, клоун снова был прежним - обычная надувная кукла с нарисованным лицом, раскачивающаяся туда-сюда от ветра. Прошла минута, другая, а я не шевелилась. Голова стала до странности пустой, но очень тяжелой. Что же случилось? Галлюцинация? Варвара с Михаилом не заметили необычного "собеседника". Не смогли увидеть? Или послание ожившего клоуна предназначалось мне одной. Могло такое быть? Учитывая это жуткое место, еще как...
   Из полутранса вывел разносящийся по округе звонкий юношеский голос:
   - Подходите, подходите! Только на этой неделе для вас выступает неподражаемый мастер иллюзий Аркадий Дунайский! Количество билетов ограничено! Торопитесь!
   - Мастер иллюзий! - оживился Михаил, скисший под напором любопытной Вари. - Вот бы посмотреть!
   - Чтобы зрители разбежались? - усмехнулась балерина. - Они же шарахаются от нас. Еще и сам мастер даст деру. Очаровательное получится представление.
   - Только для вас! Аркадий Дунайский! - выкрикивал светловолосый зазывала, размахивая яркими листовками, а я силилась понять, почему невинные призывы заставляют покрываться ледяным потом. При упоминании мастера иллюзий на лбу выступили капельки, волосы на затылке приподнялись.
   - Не пойду в шкаф!
   Это произнесла я? Без сомнения! Вон Варя с Михаилом смотрят, как на умалишенную.
   - Какой шкаф, Саша? - осторожно спросила Варя, поднимаясь с лавочки.
   Но я понятия не имела, что ответить. Дунайский! Дунайский! Дунайский! - стучало в висках. Глаза жгло, в горле першило. По щекам хлынули слезы, и дышать стало легче.
   - Замолчи! - приказала я невыносимому голосу, громко и протяжно всхлипывая.
   - Что случилось? - Варя осторожно взяла меня за руки.
   - Не хочу к Дунайскому, - выдохнула я, захлебываясь слезами. - Пусть он исчезнет. Я хочу, чтобы он исчез!
   Желание сбылось без промедления. Высоко над нами выстрелила пушка, и мир сложился пополам, выбрасывая меня, Варю и Михаила в новую ловушку - бесцветную комнату без дверей и окон. Не белую, а именно бесцветную, будто высосали все краски. Не проявив ни малейшего интереса к новому месту, я забилась в угол - села, притянув к себе ноги. Варя опустилась рядом, предоставив обследование комнаты Михаилу. Молчала, давая время успокоиться. Осторожно поглаживала по спине.
   - Ничего! - оповестил Михаил через несколько минут. - Нет стыков между стенами, потолком и полом. Единая конструкция и, похоже, крепкая.
   Варвара равнодушно пожала плечами. Мол, тут не страшнее, чем в парке с призраками.
   - Что тебя напугало, Саша? - спросила она.
   - Сама не понимаю, - пробормотала я хрипло. Слезы высохли (по натуре я не плакса), но в душе осталась горечь. - Как услышала о Дунайском, внутри все оборвалось. Почудилось, что я заперта в темноте. Там сыро и холодно.
   - Тебя в детстве в шкафу в наказание не закрывали? - деловито поинтересовался Михаил.
   - Нет.
   Ничего подобного не случалось однозначно. Бастинда ни разу не подняла руку, выражала недовольство исключительно на словах. Вечно пропадающий на работе и разъезжающий по командировкам отец баловал подарками. Бабушка с дедом сдували каждую пылинку, обращались, как с фарфоровой куклой, способной разбиться от любого неловкого движения.
   - Это нервы, - сделала вывод балерина. - Перемещения и ходьба по кругу кого угодно доведут до истерики.
   Я кивнула и положила голову на Варино плечо.
   - Надо было поесть в предыдущем мире, - проворчал Михаил, поглаживая живот.
   - Как ты можешь думать о еде в такой ситуации? - рассердилась Варя.
   - А как ты можешь о ней не думать? У меня желудок к позвоночнику прилип! Сашенька, сделай милость, попроси их наколдовать ужин. Тебя они слушают.
   - Сам проси! - огрызнулась.
   Больше слова не произнесу в адрес наблюдателей, сворачивающих вселенные. Хватило людей, возникающих из пустоты, и Дунайского, вызвавшего безумные ассоциации.
   - И попрошу! - Михаил гордо расправил плечи. Откашлялся и театрально произнес. - Уважаемые, не могли бы вы... - он запнулся и снова кашлянул. - Понимаете, есть очень хочется.
   Варя ахнула от изумления. Позади Михаила, откуда ни возьмись, материализовался стол. Наш оголодавший попутчик, не теряя ни секунды, ринулся к нему.
   - Капуста? - ужаснулся он, буравя потрясенным взглядом тарелку. - Вы шутите, да? Терпеть не могу капусту!
   Впрочем, возмущался он недолго. Позабыв о нелюбви к предложенной еде, принялся уминать ее за обе щеки.
   - Будете? - спросил он. - Тут еще хлеб есть и яйца.
   - Нет, - брезгливо отмахнулась Варя.
   - Зря, - констатировал Михаил, набивая рот капустой.
   - Ты не подумал, что еда может быть отравленной?
   - Глупости! Если б они хотели нас убить, сделали бы это раньше. И оригинальнее, - он откусил большой кусок хлеба. - Саша, ты точно есть не хочешь?
   - Нет, - покачала головой я. - Только пить.
   Михаил принес графин. Вода была прохладной и приятной на вкус. Услышав мои похвалы, Варвара тоже попробовала питье - пару глоточков, хотя требовалось гораздо больше.
   - Что дальше? - поинтересовался Михаил, опустошив все тарелки.
   - Спроси их, - отозвалась Варя, едва сдерживая зевок - усталость брала свое.
   Михаил хмыкнул и прошелся несколько раз по комнате, о чем-то размышляя. Остановился, сложив руки за спиной. Посмотрел вверх.
   - Спасибо за ужин, - поблагодарил он бесцветный потолок. - Было вкусно. А теперь не могли бы вы отправить нас домой?
   Новая просьба наблюдателям не понравилась. Щелкнул невидимый выключатель, и мы оказались в непроглядной тьме.
  
   ****
   Настоящее время
   Павла Семеновича я нашла в его тесном, но уютном кабинете. Шеф сидел за столом и изучал исписанный мелким почерком лист бумаги, одной рукой держась за дужку очков, другой поглаживая седую короткую бороду.
   - Как закат, Саша? - лукаво спросил он.
   Я заулыбалась во весь рот. Ничего-то от него не скроешь.
   - Великолепный закат, шеф, - я с разбегу запрыгнула в кресло, уперла локти в стол и положила подбородок на ладони. - Как прошла встреча?
   - Вялотекущая получилась, чересчур заунывная, но с благоприятным финалом.
   - Значит, дали добро?
   - Вынужденное добро, не сопровождающееся энтузиазмом.
   - Разве это важно? Многие относятся к вашему предложению с сомнением. Люди побаиваются экспериментов.
   - Важно, Саша. Отец Кирилла - настоящий Фома-неверующий. Уперся рогом, не спихнешь. С трудом уговорил его попробовать, но он дал лишь неделю.
   - Этого м-м-м-мало! - от возмущения я начала заикаться. - У м-м-меня минимум информации о Кирилле! А уж Алиса! Павел Семенович!
   - Понимаю, - спокойно кивнул шеф. - Я истратил все красноречие, но не пробил стену. Неделя - все, что я сумел выпросить у папаши. Тебе придется напрячься.
   - Но как? - мысли в голове превращались в вихрь. - Если не справлюсь за неделю, к мальчику не подпустят. А если справлюсь, все равно лишусь спутника!
   - Неприятная дилемма, знаю, - шеф посмотрел поверх очков. - Езжай-ка с утра к Алисиной бабке. Я с ней договорился. Пообщайся, осмотрись.
   - Я говорила с ней.
   - На нашей территории. Дома проще узнать детали, сама знаешь. Загляни в комнату девочки, разберись, чем она живет. По-настоящему разберись, а не по верхам с пересказов старушки. Иначе так и будешь бродить по слоям без идей.
   - Да, шеф.
   - Не вздумай относиться поверхностно к мальчику. Он не средство для поисков Алисы. У него такие же права на твое внимание.
   - Да, шеф, - смутилась я.
   Застрявший в Потоке Кирилл отчаянно нуждался в помощи, а я, увлеченная странным исчезновением Алисы, сбросила мальчишку со счетов. Неправильный поступок, совсем не в моем стиле.
   - Вот и славно. Дуй работать.
   Я шла по длинным коридорам, располосованным красными бликами уходящего солнца, и снова думала не о Кирилле, а об Алисе. Что же такого в десятилетней девочке, из-за которой я забывала обо всем на свете?
   В кармане завибрировал мобильник. Я догадалась, кто это, прежде чем достала телефон. С минуту смотрела на высвечивающуюся на экране надпись "папа", однако не приняла звонок. Знала, что услышу требование дать обещанный ответ. Но я не могла ответить. Я сделала выбор. Не тот, который устроит папу. Новые аргументы в пользу "другого варианта" только разозлят и собьют рабочий настрой.
   Вот и нужная дверь. Я взялась за ручку, но случилось немыслимое. Кожу обжег пристальный прощупывающий взгляд, ноздри уловили едва заметный запах лилий. Я сбилась со счета, сколько раз со мной случалось подобное. Примирилась и с взглядом, и с запахом, хоть и не нашла им объяснения. Они преследовали тринадцать лет, однако ни разу не появлялись вне Потока.
   Во что же я влипла? Что с тобой не так, Алиса?!
  
   Глава 2. Подделка
   Тринадцать лет назад
   Впервые это случилось в бесцветной комнате, где мы с Варей и Михаилом провели памятную поточную ночь. Пронизывающий до костей пристальный взгляд я ощутила сквозь сон. Взгляд был нигде и везде - снаружи и внутри. Проникал сквозь телесную оболочку, изучал мозг, прощупывал душу. Мог выяснить и заветные мечты, и глубинные страхи. Понять меня лучше, чем я сама.
   Сладковатый запах лилий появился, когда я, напуганная взглядом, приготовилась взорваться душераздирающим воплем. Мгновенно накрыло умиротворение, будто вкололи сильнодействующее успокоительное. Глаза послушно закрылись, разум охватила эйфория, граничащая с полусном. Под напором настойчивого запаха, страх, завладевший душой, сгинул прочь, словно поверженный зверь.
   Я лежала и лежала, не шевелясь. Минуты, а, может, часы. Не спешила открывать глаза, желая отдалить встречу с Варей и Михаилом и обсуждение плана действий. Нечаянные спутники не напрягали, хотя в реальном мире мы вряд ли бы проговорили больше минуты. Ни балерина, ни Ромео-неудачник не подходили на роль лидера, способного взвалить на себя ответственность, а мне хотелось прислониться к сильному плечу.
   Из сладкой полудремы вывел раздраженный Варин шепот:
   - Не исчезай, прошу.
   Сон растворился, как тьма поутру.
   Балерина стояла, приложив ладонь к стене. Вовсе не бесцветной и пустой, как накануне. Яркие краски сливались в потрясающую по красоте и гармонии картину: стройные березы окружали чистое озеро с мелкой рябью, слева расположился деревянный причал и привязанная к нему голубая остроносая лодочка.
   - Что это? - зашептала я, боясь разбудить посапывающего в углу Михаила.
   - Нечто, - безнадежно протянула Варя и оторвала ладонь от стены. Картина пропала, краску поглотила гладкая бесцветная поверхность.
   - Как? - с трудом прохрипела я, а хотела спросить, откуда появился божественной рисунок и почему исчез.
   Но Варвара всё поняла.
   - Почему пропадает, не знаю. А как получается? Смотри.
   Открыв рот, я взирала, как Варя раз за разом прикладывала ладонь к голой стене, и на ней возникали картины - одна краше другой. Краски вытекали из Вариной руки и разбегались в стороны, вырисовывая дома, реки, деревья и людей. Но едва балерина убирала пальцы, "полотно" становилось девственно чистым.
   - Прекрасно! Невероятно! - восхищалась я обрушившимся на город снегопадом или переливающимся на солнце морем.
   От последней Вариной картины дар речи и вовсе пропал.
   Балет. Самый невероятный, что доводилось видеть, а повидала я их не мало. Бастинда считала себя ценителем искусства, походы в театры для всей семьи являлись обязательным мероприятием дважды в месяц. Я не шибко любила балет, предпочитала обычные спектакли и мюзиклы. Возможно, артисты и рассказывали выдающиеся истории языком танца, но мне никогда не удавалось его расшифровать, и становилось невыносимо скучно.
   Варин балет вдохновил. Стройные юноши и девушки в нежно-голубых костюмах не танцевали, а парили над сценой. Пускай на картине они замерли, запечатленные новоявленной художницей, однако это не меняло сути. Танцоры остановились на миг, кто-то щелкнет пальцами, и они продолжат создавать волшебство.
   - Балерина, ты еще и художница?
   Зачарованные Вариным творчеством, мы не заметили, как проснулся Михаил.
   - Нет, - Варя неловко отдернула руку. Танцующие молодые люди растворились, унося очарование. - В детстве мне нравилось рисовать. Но победила любовь к балету.
   - Я тоже рисовал, - сообщил Михаил, хмуро разглядывая впитавшую краски ровную поверхность. - Карикатуры в стенгазете.
   Варвара закатила глаза.
   - О, да! Эстет-любитель! Неподражаемый ценитель возвышенного!
   Михаил открыл рот, дабы не остаться в долгу, но я перебила.
   - Варя, как ты начала рисовать на стене?
   Этот аспект волновал гораздо больше, нежели начинающаяся словесная дуэль.
   - Сама не поняла, - Варя посмотрела на ладони. - Пока вы спали, я вспоминала, как оказалась на поле. Не вышло. Решила отвлечься, думала о детстве, бабушкиной деревне. Сама не заметила, как начала водить пальцем по стене. Из него полились краски. Не успела оглянуться, как нарисовался бабушкин дом!
   Я вздохнула с облегчением. Не я одна проявляла странные способности. Михаил накануне наколдовал ужин, а Варвара умудрилась без красок и кисточек изрисовать темницу.
   - Как считаете, стоит попросить на завтрак конкретное блюдо? - Михаил думать забыл о таинственном и озабоченно почесал вихрастый затылок. - При мысли о капусте мутит.
   - Лучше умывальник попроси. И мыло! - ядовито посоветовала Варя, глядя на чумазое лицо парня.
   - А унитаз золотой тебе не надо? - огрызнулся тот.
   Я ожидала, балерина вспылит сильнее. Однако утонченная барышня отвернулась, тщетно пытаясь скрыть порозовевшие щеки. Надо же, какая стеснительная. Вообще-то Михаил прав. Увлеченная Вариным настенным творчеством, я забыла о естественных потребностях организма, и они активно напоминали о себе.
   - Мне надо! - объявила я. - Но не золотой унитаз, а отдельный туалет.
   Пушечный выстрел не удивил, а результат обрадовал. Нас, наконец-то, выбросило, куда требовалось. Деревянный домик посреди поля (без тумана и луж) не являлся пределом мечтаний, но был чистым и запирался изнутри. Я рванула туда первая, не потрудившись удостовериться, благополучно ли приземлились остальные.
   Несколькими минутами позже, в ожидании Михаила, а затем и Вари, которая с пылающим лицом скрылась в домике, я огляделась. Новому полю, как и вчерашнему, не наблюдалось ни конца, ни края. Выглядело оно приветливее - сочная трава, цветы и разноцветные бабочки. Я засмотрелась на них и подскочила зайцем от неожиданности, когда в двух шагах раздался шипящий свист.
   Из пустоты вышел мальчик, вытирая рукавом рубахи нос.
   Я не испугалась. После парка появление людей из ниоткуда не в диковинку, тем более, новый гость заглянул в гордом одиночестве. Согласитесь, это не целая толпа во владениях Дунайского. Однако в явлении мальчишки было кое-что странное. Люди в парке появлялись постепенно, уплотняясь и раскрашиваясь, а мелкий шагнул на поле во плоти и не подумал шарахаться от нас. Громко хмыкнул, показывая пальцем на туалет.
   - Какой-то он у вас деревенский. Вы новенькие, да? Не научились управлять Потоком? Можно, я его покрашу?
   Не дожидаясь ответов на град вопросов, пацан хлопнул в ладоши. В деревянный домишко ударил луч света - прямо с небес или спрятавшегося в облаках НЛО, на глазах превращая хлипкое строение из мрачно-серого в весело-зеленое. Мы с Михаилом застыли двумя каменными изваяниями. Ошарашенные появлением гостя и последующими манипуляциями, напрочь забыли о Варе. Балерина, по закону подлости, распахнула дверь туалета в самый ответственный момент. От ее визга чуть не лопнули барабанные перепонки.
   - Ну и ну... - вытаращив глаза, протянул Михаил.
   Я вторила ему нелепым покашливанием, за которым мастерски скрыла подкатывающий к горлу истерический хохот. Смеяться неприлично и гадко. Хотя картина получилась еще та. Бедняжка Варя, попавшая под обстрел туалетного раскрашивания, с ног до головы покрылась мелкими зелеными пятнышками. Почти как при ветрянке, если б брызги не попали и на одежду. Мгновение, и испуг на пятнистом девичьем лице растворился, сменяясь яростью раненного зверя. С губ Вари сорвалось рычание, и балерина ринулась в атаку на Михаила. Нашкодившего мальчишку она не заметила.
   - Варвара! Это недоразумение! Я все объясню! - вопил Михаил, уклоняясь от яростно молотящих кулачков.
   Я шарахнулась в сторону, дабы не попасть под горячую руку, то бишь, кулак, а мелкий выдал восторженное: "Ух ты!", но опомнился и принялся громко уверять:
   - Я все исправлю! Подожди! Да остановись ты!
   Звонкий детский голосок отрезвил Варю. Перестав лупить Михаила, балерина уставилась на новенького.
   - Ты кто? - прохрипела она, тяжело дыша.
   - Егор, - мальчишка шмыгнул носом. - Стой спокойно. Я все поправлю.
   Он громко хлопнул в ладоши. По телу Вари проехал новый луч света, ловко стирая подаренные "украшения".
   - Видишь, я же говорил! - ликовал мальчишка, пока балерина с облегчением себя осматривала.
   - Говорил он! - вспылил Михаил, потирая плечо, в которое пришлась львиная доля Вариных ударов. - Лучше бы слушал! Тогда бы не пришлось ничего исправлять. Зачем вообще понадобилось туалет раскрашивать?
   - Интересно же, - развел руками мальчик.
   На вид ему было лет одиннадцать. Курносый, белокурый, в веснушках. В огромных серых глазах плясали задорные чертята.
   - Вы давно ели? - поинтересовался он примирительным тоном.
   Мы промолчали, но уставились на мальчика весьма красноречиво.
   - Ясно! Я бы тоже не отказался от хорошего завтрака.
   Егор снова хлопнул в ладоши. Наколдовывал еду он лучше Михаила. Стол, появившийся посреди поля в окружении четырех стульев, ломился от угощений на любой вкус. Разве что капусте места не нашлось. На этот раз никто не стеснялся. Даже Варя, которая накануне гордо воротила от еды нос.
   Заговорили, наевшись досыта.
   - Ты давно здесь? - поинтересовалась я у Егора.
   - Не знаю, - он единственный продолжал жевать, держа в одной руке куриную ногу, в другой большой сочный помидор. - Может вечность, а может, несколько часов. Василий Петрович говорит... Как же там? А! Время здесь не такое, как в реальном мире. Вот!
   - Кто такой Василий Петрович?
   Егор тяжко вздохнул.
   - Старик занудный. Успеете познакомиться. Он всех тут жизни учит. Шефство надо мной взял! - Егор сердито стукнул кулаком по столу, выронив помидор и расплескав молоко. - Как будто я без него не справлюсь. Я лучше всех Потоком управляю!
   - Чем?
   - Потоком. Это место называется Поток. А миры в нем - слои.
   - Как ты им управляешь? - спросил Михаил с горящими глазами.
   - Обыкновенно. Это все умеют. Вы тоже научитесь, когда привыкнете. Но только я один не совершаю ошибок. Хочу быка, значит, будет бык, а не корова или коза, - Егор хмыкнул. - Недавно умелец один ружье наколдовал, а получилась пушка, которая желудями стреляла. Полдня за хозяином гонялась.
   - Не совершаешь ошибок? - Варя постучала вилкой по столу. - А сегодняшнее как называется?
   - Недоразумение, - быстро нашелся мальчик.
   - Значит, тут много людей? - вернулась я к допросу.
   - Полно! Но не с каждым стоит общаться. У некоторых от Потока крыша съезжает. Одни безобидные, бродят туда-сюда и бормочут под нос. Другие - буйные, драться лезут, - Егор схватил еще одну куриную ногу и жадно впился зубами в сочное мясо.
   - Где выход, знаешь?
   - Не-а. Никто не знает.
   - Ты его искал?
   - Зачем? - искренне удивился Егор. - Здесь круче, чем там. Захочу, наколдую корабль, захочу - танк! Проголодаюсь, еду попрошу. Какую захочу! Самую вкусную! Мне и сон не нужен! - шальная улыбка Егора погасла, он вздохнул и нехотя признался. - Летать только не научился. На дельтаплане и вертолете - пожалуйста. Крылатую лошадь завел. А себе крылья не отрастил. Василий Петрович ворчит, мол, человеку летать не положено. Да что он понимает!
   - А как же твои мама и папа? - возмутилась Варвара. - Они же по тебе скучают, балда!
   Егор насупился и глянул исподлобья.
   - Я детдомовский, - пробормотал он. И выпалил с жаром. - Там за меня точно не волнуется! А мне и тут хорошо!
   За столом повисла неловкая пауза.
   - Лошадь покажешь? - спросил Михаил, отвлекая мальчика от грустных мыслей. Ему и самому не терпелось поглядеть на животное. Еще бы, кобыла с крыльями!
   - Покажу, - оживился Егор. - Только это не лошадь, а конь. Зовут Рыжик.
   Мальчишка вскочил и громко свистнул. Высоко в небе раздался легкий скрежет, и нас накрыла огромная тень. В землю ударили четыре копыта.
   - Ого! - принялся восторгаться Михаил. - Вот это животинка!
   На меня Егоркин питомец произвел не столь сногсшибательное впечатление. При ближайшем рассмотрении рыжий конь оказался вовсе не исполинских размеров. Он ловко сложил крылья (как у птеродактиля), нежно дунул мальчишке в лицо и уставился на нас немигающими черными глазами.
   - Красавец! - Михаил подпрыгивал от восторга. - Можно погладить?
   - Конечно, - разрешил Егор, гордо похлопывая питомца по спине. - Он не кусается.
   - Почему скрежетало в небе? - спросила я. - Когда ты появился, мы слышали свист.
   - Все по-разному входят в слои. И настоящие люди, и созданные существа. Света - моя подруга - появляется со звоном, а Василий Петрович скрипит.
   - Света тоже здесь застряла?
   - Да, - кивнул Егор и нахмурился. - Свете нравится Поток. Мы веселимся вместе. Но иногда она грустит, скучает по дому. Тогда я веселюсь один.
   Чем больше мы расспрашивали пацана о Потоке, тем яснее становилось, что ловушка прочнее, чем мы думали. Егор тоже не помнил, как попал сюда. Эта беда преследовала всех здешних обитателей. Но, главное, никто не знал, как вернуться домой.
   - Вообще-то выход есть, - мальчишка задумчиво почесал лоб. - Иногда люди пропадают. Наверное, находят дверь. Наружу.
   Последнее слово Егор произнес с долей сомнения. Он не был уверен, что пропавшие возвращались в реальный мир. Я хотела спросить, много ли тут замечено исчезновений, но помешал заунывный дребезжащий скрип.
   - Принесла нелегкая, - проворчал Егор, глядя, как на поле вываливается импозантный дед.
   Перед нами предстал истинный франт. Седые волосы аккуратно подстрижены и гладко причесаны. Одет с иголочки: белая рубашка, серые брюки, жилет и легкое пальто. Дополняли картину начищенные до блеска черные ботинки и часы на цепочке.
   - Здесь они бесполезны, - пояснил дед, заметив мой взгляд. - Что поделать, привычка. Василий Петрович, будем знакомы.
   Мы по очереди представились. Дед благосклонно улыбнулся мне, поцеловал руку Варвары и чуть заметно нахмурился, обмениваясь рукопожатием с Михаилом. Я заподозрила, причина тому - непрезентабельный вид нашего "героя".
   - Прогуляемся? - предложил старик.
   - Поучать их будете? - грубо осведомился Егор. - Тогда без меня!
   Мальчишка ловко вскочил на крылатого коня, и они взмыли ввысь. Никто и рта раскрыть не успел. Мы услышали шипящий свист и легкий скрежет.
   - Куда он? - спросила Варя, тщетно ища Егора в небе. Он растворился вместе с волшебной животинкой.
   - На поиск приключений, - Василий Петрович досадливо поморщился.
   - Разве это плохо? - спросила я, считая несправедливым лишать ребенка радости.
   - Плохо. Егор использует возможности Потока, не задумываясь, чем это обернется. Мы ничего не знаем об этом месте.
   - Вы о пропавших людях? - спросила Варя настороженно.
   - Не только. Не хочу вас пугать. Но лучше, если вы сразу поймете, что все не так радужно, как кажется Егорушке.
   Мы медленно шли по цветочному полю, и, затаив дыхание, слушали Василия Петровича. Он был госслужащим. Большую часть жизни проработал в серьезной конторе, в какой именно, предпочел не уточнять. Много времени проводил в командировках. Вернулся из очередной поездки и собирался навестить дочь с зятем. Вышел утром выходного дня из дома и... проснулся на заброшенной стройке, не имея ни малейшего представления, как там очутился. Сколько он находится в Потоке, Василий Петрович не знал.
   - Встречаешься с человеком через день, а он уверен, что вы месяц не виделись, - пояснил дед. - Для одних пролетают сутки, для других - недели. Почему? Загадка!
   Старик быстро понял, что может требовать у странного места все, чего пожелает душа. Однако поостерегся просить больше необходимого. Как говорится, не верь (в нашем случае - небесам), дары приносящим. Кто знает, какие жертвы дарители потребуют взамен?
   По крупицам Василий Петрович собирал сведения о Потоке.
   - Сколько бы люди ни создавали воображаемые миры и ни пытались исполнить заветные желания, Страх способен нагнать в любую минуту.
   - Страх? - переспросила Варя и поежилась.
   - Именно так. Из-за него здесь встречаются безумцы. Страх питается самыми дурными, самыми кошмарными воспоминаниями и воплощает их в жизнь. Люди перестают понимать, где находятся, оказываются в ловушке сознания. Подростком я упал в колодец. Просидел там больше суток, прежде чем меня нашли. Выбился из сил, едва не погиб. Поток узнал мой страх и заставил пережить кошмар заново. Только благодаря колоссальному усилию воли я переместился в другое место.
   - Вы думаете, Страх и на нас нападет? - Варю лихорадило. Она судорожно раздумывала, какого воспоминания боится больше всего на свете.
   - Непременно.
   - Что же делать?
   - Никогда не забывать истину. Поток - подделка. Настоящие здесь лишь мы. Все остальное иллюзия, которую реально разорвать, как паутину.
   - Подделка?! - Михаилу не понравилось слово. - А как же летящая, в смысле, летающая лошадь? Она реальная! И еда! И все остальное!
   - В этом и заключается суть, молодые люди. Егор живет иллюзией, слои ему кажутся прекраснее реального мира. Малыш вырос в детском доме, никогда не знал родной семьи, не видел добра от окружающих. Он считает, что нашел рай. Так многие думают.
   - Но не вы?
   - Не я. Оглянитесь. Здесь все искусственное. Настоящее еще там, за чертой, и я мечтаю туда вернуться, - глаза деда затуманила легкая дымка. - Да, я старый человек, много повидал, поездил по свету. Некоторые считают, что и умирать не жалко. Но мне до сих пор не довелось стать дедом. Это случится через несколько месяцев. Считайте меня сентиментальным стариком, но я мечтаю понянчить внука.
   Мы сделали круг и вернулись к столу, за которым завтракали с Егором. Варя с Михаилом напряженно молчали. Меня же тишина угнетала сильнее рассказов о местной жути.
   - Куда пропадают люди?
   Старик наградил меня внимательным взглядом. В проницательных, глубоко посаженных серых глазах промелькнул интерес.
   - Никто точно не знает, что с ними случается. Я кое-что видел и знаю еще нескольких человек, которые это наблюдали. Не буду пересказывать подробности. Сегодня я и так обрушил на вас много информации. Есть два пути из Потока. Один - смерть, другой - жизнь. Я так считаю.
   На этом Василий Петрович прервал "вводную лекцию" и, игнорируя шквал вопросов, отправился на поиски Егора. Михаил ругал старика последними словами. Мол, мог выражаться яснее, я не стращать неизвестностью. Варя силилась скрыть испуг, а я боролась с новой истерикой и мысленно анализировала ситуацию. Аналитик из меня был как космонавт из павлина, но на интеллектуальные способности Варвары, а тем более Михаила, рассчитывать не приходилось.
   Я уселась за стол, залпом выпила стакан вишневого сока и принялась размышлять о слоях, в которых мы побывали. Два поля, бесцветная комната и парк аттракционов. Кто из нас троих приложил руку к их созданию? Ответ напрашивался сам собой и категорически не желал нравиться. Но, как ни крути, а парк - мое детище. Неслучайно он показался знакомым. Еще клоун дурацкий, которому приспичило со мной общаться. Про Дунайского я вообще молчу.
   - Потоки! Слои! Страхи! - Варвара присела на соседний стул, трясущейся рукой отломила кусок подсохшей булки и запихнула в рот. - Черт знает, что творится!
   Да-а-а. Дела точно плохи, если наша утонченная барышня начала чертыхаться. Недаром советуют не вспоминать это отродье к ночи, да и в остальное время суток тоже. Не ровен час, появится. Вот и накликали. Не преминул предстать. Не в истинном обличье, правда, а все тем же надувным клоуном из парка треклятого Дунайского.
   Интересно, если не обращать внимания, отвяжется? Вряд ли. Вон склоняется туда-сюда и подмигивает. А, может, у него нервный тик? Или у меня ум за разум заходит?
   - Варя, посмотри, пожалуйста, направо, - попросила я балерину, надеясь, что и она разглядит противно ухмыляющуюся куклу.
   Варвара увидела. Однако совсем не то, на что я рассчитывала. Балерина, раскрыв от изумления рот, смотрела мимо клоуна, чуть левее.
   - Не может быть, - прошептала она, прикладывая ладони к дрожащим губам.
   Что за напасть? Я проследила за взглядом Вари и не увидела ровным счетом ничего. Значит, не одной мне мерещится.
   - Что ты видишь, Варя?
   Но балерина не услышала. С озарившей лицо глуповатой, но счастливой улыбкой сорвалась с места, уронив стул. Пронзительно крикнула "Алеша!" и ринулась в соседствующую с клоуном пустоту.
   - Варя, стой! - завопила я, вскакивая. - Там никого нет! Это иллюзия!
   Но куда там.
   - Варвара! - присоединился ко мне бас Михаила.
   Мы оба замолчали и в шоке уставились друг на друга. Варя исчезла. Растворилась в воздухе под оглушительный печальный крик чайки. Нам с Михаилом понадобилось не меньше минуты, а, может, и целая вечность, чтобы выйти из ступора и кинуться к тому месту, где только что видели Варю.
   - Что делать? - Михаил беспомощно схватился за голову.
   Но я знала ответ.
   - К Варе! Немедленно! - потребовала у неба.
   Пушечный выстрел, и мы оказались посреди огромного полутемного бального зала с зеркалами от пола до потолка вместо стен. Но нас встретила пустота. Ни души вокруг. Лишь грустная мелодия звучала вдали - кто-то играл на скрипке.
   В ухо зашептал знакомый голос:
   - У всех свои Перепутья, Александра Корнеева.
  
   ****
   Настоящее время
   Я силилась держать глаза открытыми, чтобы не заснуть в автобусе. Глазела в грязное окно на спальный район с однотипными многоэтажками, пустынные магистрали, редких сонных пешеходов, выползших из квартир воскресным августовским утром. Пейзаж аккурат под настроение. Такой же унылый.
   Ночь прошла бездарно.
   Сама виновата. Следовало тщательнее готовиться к первой встрече с Кириллом.
   Накануне я вошла в Поток в неизменном обличье - закрытом до подбородка длинном малиновом платье. Тринадцать лет назад в него меня облачила Варя - в последний день совместного путешествия. Я много раз пыталась настроиться на другой наряд, но не сумела. Путешествуя по слоям, неоднократно пачкала его или рвала, однако при каждом новом посещении закольцованного мира платье принимало первозданный вид. Оно мне шло, но выглядела я чересчур воинственно.
   На пустынном морском берегу - извечном пункте прибытия - ждал Рыжик. Крылатый конь не исчез после ухода Егора, как случалось с другими существами, придуманными запутавшимися в Потоке людьми. Теперь Рыжик служил мне. Но прежде шесть лет прождал возвращения. Конь стал верным помощником, а я обожала его как реального питомца. Мы являли собой гармоничную "пару" - оба рыжие, черноглазые.
   Кирилла мы отыскали легко. Слишком легко. Одно это должно было насторожить. Но я думала об Алисе. И попала. Мальчишка оказался во власти Страха. Да, это - не конец света. Я не раз возвращала домой "безумцев". Но борьба с мирами Страха всерьез усложняла работу, продлевая ее выполнение, а такой драгоценности, как время, в запасе не имелось.
   Я перепробовала массу уловок, но почти не сдвинулась с мертвой точки. Кирилл, поглощенный персональным кошмаром, упорно не замечал ни меня, ни волшебного коня. Зато видел то, что пугало его до смерти. Бедный мальчишка свернулся калачиком и тихо всхлипывал, прикрывая черноволосую голову руками. Не находил душевных сил посмотреть кошмару в глаза.
   Мне понадобилось все имеющиеся в арсенале упорство и опыт, чтобы сосредоточиться и разглядеть тварь, мучащую мальчика. Я не сквернословлю. Рядом топталась самая настоящая тварь размером с хорошего теленка: четыре лысых головы, туловище покрытое иглами, как у дикобраза, восемь кривых ножек. Она не нападала. Не отрываясь, разглядывала жертву. Облизывалась, разбрызгивая слюну.
   Милый ребенок, какое воспоминание породило такое убожество?
   - Прочь! Пошла вон!
   Глубокая концентрация. Щелчок пальцами и иллюзия победы в награду.
   - Пора домой, - шепнула я Рыжику, глядя в пустоту, где только что топталась тварь.
   Конь понимающе заржал, и я склонилась над Кириллом. Провести бы рукой по черным волосам, подарить человеческое тепло. Но нельзя. Пленники Страха опасны для меня.
   - Скоро вернусь, малыш.
   Но Кирилл не мог слышать. Пока не мог.
   Я покидала мальчика с тяжелым сердцем. Да, я выгнала из его мира мучителя. Но это временный эффект. Тварь вернется. Или Страх создаст для ребенка новый кошмар...
   ...Над девятиэтажным серым зданием взошло теплое солнце. Я шла к остановке, щурясь и мечтая свалиться в кровать, предварительно задернув плотные шторы. Увы, прежде предстояло еще одно дело - встреча с Алисиной бабкой. Но прежде чем погрузиться с головой в новые заботы о странной девочке, я заехала домой - привести себя в божеский вид и покормить кошек. Рыжие девочки - Леська и Дуська - ждали у порога, распушив хвосты.
   - Ми-и-и-и-у, - жалобно попросила Леська.
   - Аа-а-а-а-у, - Дуськин бас звучал куда требовательнее.
   Мигающий огонек телефона я заметила сразу. Первое сообщение, естественно, от папы. Содержание я могла пересказать заранее. Второе - от подговоренной отцом Аллы, сердито высказывающей, что, дожив до двадцати девяти лет, пора повзрослеть и набраться ума. Третье - от бывшего бой-френда, сообщившего о забытом у него предмете гардероба. Из сбивчивого описания я не поняла, о чем речь, и мимоходом приняла решение, не ездить и не забирать. Раз за месяц после расставания не хватилась шмотки, значит, надобности в ней не испытывала.
   Постаяв десять минут под контрастным душем и выпив две чашки кофе, я выбежала из подъезда посвежевшей и взбодрившейся. Поймала придирчивые взгляды местных кумушек, с раннего утра восседающих на лавках. Час будут чесать языками. Ну и пусть. Поначалу я вежливо здоровалась и терпеливо отвечала на вопросы, но быстро прослыла ведьмой из-за цвета волос и глаз, а затем и вовсе никому ненужной дурнушкой. Теперь прохожу мимо с каменным лицом.
   Что они понимают! Подростком я презирала свою внешность. Но всё изменилось. Я нравлюсь мужчинам. Иногда слишком. Я знаю, как заставить их боготворить меня. Но мои отношения скоротечны. Я рву их, не дав развиться. Невозможно впустить кого-то в сердце, если оно разорвано в клочья и кровоточит. Люди ошибаются - некоторые раны не способно залечить время.
   ...Вот и Алисина остановка. Чуть не проехала, задумавшись. Опаздываю, как назло! В воскресное утро без пробок автобусы все равно еле ползут. Водители твердо уверены -никто некуда не торопится. Бойко стуча каблучками, пробежала вдоль длинной девятиэтажки. Краем глаза заметила калеку-попрошайку.
   Ноги приросли к асфальту.
   Призрак Потока! Мой давний спутник! Надо же, какая встреча!
   Бессмысленный усталый взгляд. Спутанные седые волосы, упавшие на изрезанное морщинами лицо. Протянутая ладонь. Я помню, сколько тебе лет. Но выглядишь ты старше.
   Я выгребла из кошелька все деньги. Вложила в грязную руку пять сотен. Поймала испуг в полумертвых глазах. И кроху узнавания? Нет, вряд ли. Выбравшиеся из Потока люди не помнят друг друга. За крайне редким исключением.
   Ты сам сотворил свою судьбу. Ты так ничего и не понял. Ты сам виноват, но мне не становится легче. Горький привкус на губах, очередной шип в сердце. Я помню тебя другим, полным жизни. Мне очень жаль. Но не каждого можно спасти, Михаил...
  
   Глава 3. Проказы куклы
   Тринадцать лет назад
   Я топнула ногой от досады, не понимая, кто вызывает больше раздражения: шепчущий гадости клоун, рвущий волосы на голове Михаил или Варя, которой приспичило кидаться в объятия подлой иллюзии.
   - Что делать? Как быть? - повторял Михаил как заведенный. Взволнованный бас отдавался по пустому залу гулким эхом. Мы отражались в зеркалах, и казалось, что не один Михаил забрасывает риторическими вопросами, а штук пятнадцать.
   - Замолкни! - шикнула я на причитающего парня.
   Видя, что это не помогает, возвела глаза к небу (пардон, к потолку) и повторила приказ.
   - К Варе!
   Под привычный грохот пушки мы провалились на новый слой. Я приноровилась к перемещениям и приземлялась вполне успешно. Немного покачивало, но очередную поверхность встречала в вертикальном положении, в отличие от Михаила, которому удача улыбалась через раз. Вот и сейчас он жалобно поскуливал, поднимаясь с земли и потирая пятую точку.
   Занесло нас точно не к Варе. Зеркальный зал имел хоть что-то общее с исчезнувшей балериной. Она могла там репетировать. А зоопарк? Он-то с балетом как соприкасается?
   - Мило, - процедил сквозь зубы Михаил, держась за ушибленное место. - Давно мечтал пообщаться с представителями фауны. Да еще в таком количестве.
   Он прав. Куда ни глянь, повсюду клетки, в которых галдела, свистела, рычала и мычала живность: от симпатичных попугайчиков с кокетливыми хохолками до недовольных львов, бьющих себя хвостами.
   - Скажи спасибо, что они в клетках, - бросила я, размышляя, попроситься на другой слой или поискать тут Варвару. Кто ж разберет этих балерин, может у них хобби такое - по зоопаркам гулять.
   - Ой, не сглазь, - злорадно протянул один из попугаев - самый крупный, снежно-белый. И повторил, сильнее распаляясь. - Не сглазь, не сглазь!
   Мы с Михаилом задохнулись. Он от неожиданности, я от возмущения. Только птицы, открывающей рот не по делу, не хватало.
   - Не каркай, - велела я, пытаясь сосредоточиться на более важных делах.
   - Сама не каркай, ворона! - не остался в долгу попугай.
   - Корова! - вторил милой птичке Михаил.
   Это уже слишком.
   - Сам ты... - начала я, поворачиваясь, чтобы обрушить на спутника накопившийся гнев, но поняла, что "эпитет" относился не ко мне.
   На нас, наклонив рогатую голову, двигалась самая настоящая корова. Или не совсем настоящая. Разве у нормальных коров бывает глаз посреди лба, как у циклопа, и рога, напоминающие ножи тореадора?
   - Бежим! - дурным голосом завопил Михаил, и, схватив меня за руку, кинулся наутек. Я не сопротивлялась, эта представительница фауны вогнала в абсолютнейший ступор, лишив возможности действовать самостоятельно.
   Корова, недолго думая, ринулась следом грузной трусцой. Несмотря на габариты, передвигалась она бойко. Или это мы, ошалев от ужаса, двигались слишком медленно? Не важно! Главное, рогатая нечисть (а как еще назвать эту скотину?) не отставала. Копыта целеустремленно ударяли в землю, поднимая пыль.
   В момент опасности в голову приходят странные мысли. Мне вспомнился отечественный мультфильм о стране не выученных уроков, где двоечник встретил корову, которую на уроке назвал плотоядной. Меня осенило. Наш плотоядно-травоядный зверь - одно из существ, о которых рассказывал Егор. Коровий владелец неправильно сформулировал запрос. Вот животинка и мутировала.
   Отлично, вывод сделан. Но как отделаться от зловредного мутанта?
   - Вытащи нас отсюда! Прикажи небесам! - взмолился Михаил, не смея обернуться на грозную преследовательницу.
   И почему сама не догадалась? Совсем отупела со страху.
   - Хочу... - я чувствовала, что сейчас задохнусь. - Хочу... отсюда...
   Это все, на что хватило дыхания. Однако в небе послушно грохнуло, выбрасывая нас на очередное, третье по счету, поле. На самое обыкновенное, покрытое зеленой травой, без луж, цветов и бабочек. Я не пыталась устоять на ногах. Уткнулась лицом в траву, клятвенно заверяя все силы, которые могли меня услышать, что больше в жизни не прогуляю ни одного урока физкультуры. И вообще, запишусь в спортзал для подготовки к Олимпийским играм.
   Михаил тяжело дышал, лежа в полуметре от меня.
   - Тоже мне, народная умелица. Получше мира придумать не могла? Зоопарк, блин!
   - В следующий раз сам просись на другой слой, - огрызнулась я, чуть не плача - в боку ужасно кололо.
   - И попрошусь!
   На этом перепалка б не закончилась, если бы над головами не просвистел... желудь.
   - Какого?! - взревел Михаил, оглядываясь, и замолк.
   Следующий "снаряд" угодил в лоб. Парень, кряхтя, согнулся пополам.
   На радостях от избавления от саблерогой коровы, мы и думать забыли, что на новом слое способны поджидать опасности. Да и кто мог предположить, что после циклопа на копытах нападет несостоявшееся ружье, стреляющее желудями. Та самая пушка, которую упоминал Егор.
   - Ай! Ай-яй-яй! - завопила я, увидев результат чужой больной фантазии. На колесах! Желудиные снаряды пролетели в миллиметре от головы, задевая волосы. Михаилу опять повезло меньше: партия дубовых плодов чирикнула по затылку.
   - Прекратите! - взвыл он и припустился прочь, сверкая подошвами сапожищ.
   Пушка призадумалась, поворачивая тонкое дуло то вслед улепетывающему Михаилу, то на не смеющую пошевелиться меня. Я сидела ближе, но движущаяся мишень показалась противнице заманчивее.
   - Михаил, осторожнее!
   Пушка, лихо катя по полю, палила желудями, неизменно попадая парню в пострадавшую часть тела. Ту, что он отбил при приземлении в зоопарке.
   - АААААА! - истошный вопль атакованного спутника резанул барабанные перепонки. - Хватит! Я сказал: прекрати! Саша, сделай что-нибудь!
   А что я, собственно, могла? Велеть небесам отправить нас на очередной слой, где поджидали новые мутанты? Не лучший вариант. Хотя...
   Но Михаил опередил.
   - Хочу в другой мир! Сейчас же!
   Приказ громом прокатился по полю. Раздался звук, как от выхлопной трубы, и стряслось самое страшное: Михаил растворился в воздухе. Переместился. Без меня. Мы с пушкой замерли, разглядывая пустоту, засосавшую парня. Она озадаченно, я, едва сдерживая крик. Каким бы несуразным ни был спутник, остаться одной в стократ хуже.
   Оружие-мутант очнулось быстрее. Развернулось, направляя ствол в мою сторону. Времени на размышление не осталось.
   - На другой слой! Куда угодно, только отсюда!
   С приказом я погорячилась. Небеса выполнили его незамедлительно, но отправили вовсе не туда, куда угодно. Приземлили на четвереньки в парке иллюзиониста Дунайского, аккурат у качающейся куклы - нос к носу. Заглянув в полусумасшедшие голубые глаза клоуна, я поняла: рассчитывать на встречу с Михаилом или Варей не стоит.
   - Как дела? - поинтересовалась кукла, придав лицу невинное выражение, но подвели нарисованные губы - осталась тень усмешки.
   - Значит, корова и пушка твоих рук дело? - я догадалась, кому обязана незабываемыми впечатлениями.
   - Не моих, а человеческих, - парировал клоун, наклонившись вперед.
   Ясно. Циклопа и оружие на колесах вечно подмигивающее наваждение не создавало. Но знакомству с ними определенно поспособствовало.
   Я огляделась. В парке ничего не изменилось со вчерашнего дня. Все те же качели с каруселями и праздная толпа. Звонкий голос зазывалы приглашал публику в шатер к иллюзионисту. Во второй раз призыв не вызвал панического ужаса, однако неугомонные мурашки вышли на старт и приготовились к забегу на длинную дистанцию.
   - Зайдешь? - клоун издевательски изогнул левую бровь.
   Ответом надоедливой кукле стала гримаса отвращения.
   - Отсюда! Живо! - скомандовала я, топнув ногой, и показала клоуну язык.
   Душа пустилась в пляс. Передо мной возник девятиэтажный дом из красного кирпича в окружении кленов. Мой дом! Я жила здесь с того дня, как меня в виде свертка, перевязанного розовой лентой, привезли из роддома. Бабушка раз сто пересказывала историю, как дед закатил пир для всего двора, напоив соседей шампанским, и нанял профессионального фотографа с кинооператором - настоящая роскошь в то время. Но чиновник высокого ранга, как мой дед, мог позволить отметить появление первой внучки с размахом.
   К родному подъезду я ринулась с победным криком, от радости не замечая, как сторонятся меня прохожие, а птицы, кружащие в небе, меняют направление.
   Первый подъезд, второй, третий. Сердце бешено стучало, отсчитывая секунды, приближающие к желанной цели. Но ликование разлетелось на миллиарды осколков у четвертого крыльца. Стремительно распахнулась дверь и ударилась о стену, сбивая куски красного кирпича. Увидеть себя со стороны - зрелище не для слабонервных. Но я не закричала, не грохнулась в обморок. Медленно опустилась на асфальт и проводила другую меня долгим бестолковым взглядом.
   О, да! Меня! Выскочившую в памятное утро из дома после ссоры с Бастиндой. В джинсах и зеленой ветровке. С пылающими щеками и гневом в черных глазах.
   Значит, не дом. Очередное издевательство клоуна. Или самого Потока.
   Как там сказал Василий Петрович? Подделка?
   Не дом. Лишь воспоминание.
   Воспоминание?!
   - Стой! - велела я себе, осознав важную вещь.
   Да, я не вернулась домой, но получила шанс выяснить, как загремела в Поток.
   Увы, ноги объявили бойкот. Так бывает - во сне. Ты бежишь, прикладывая неимоверные усилия, подпрыгиваешь, отталкиваешься от земли, как от трамплина, но все равно двигаешься не быстрее заторможенного робота. Воздух уплотнился. Приходилось помогать себе руками, раздвигать воздушные массы, как пловец воду.
   Добраться до угла дома удалось чудом. Другая я ждала автобус, насупившись и сжав кулаки - того гляди, дым из ушей повалит. Интересно, куда я собралась? К бабушке? Или к Рите? Лишь им двоим я могла пожаловаться на Бастинду с Вовочкой.
   Моя бабка - Галина Дмитриевна Корнеева - и раньше слыла дамочкой мировой, старушкой язык назвать не повернется. После кончины деда - Валерьяна Гавриловича - общаться с ней и вовсе стало удовольствием. Меня деспот-дед боготворил, ни разу голоса не повысил, остальных держал в ежовых рукавицах. Противиться авторитарной власти не смел никто, кроме старшего сына Виктора - моего отца. Двое других взрослых отпрысков (дядя Коля и дядя Леша) неукоснительно выполняли распоряжения грозного родителя, как в бизнесе, так и в повседневной жизни. Папа же сошел с выбранной для него дороги в юности. Годами сводил общение с дедом к минимуму. Если б мог, вычеркнул бы его и из моей жизни.
   Я осознала, какое сильное давление дед оказывал на членов семьи лишь после его смерти. Со дня прощания на кладбище прошло три месяца, а родственников подменили. На семейных обедах, которые с незапамятных времен устраивались раз в две недели, никто больше не сидел натянутый, как струна. Посыпались шутки, зазвучал смех. Бабушка, всю жизнь ходившая с сурово сжатыми губами, расцвела и помолодела, а заодно проявила небывалые познания в молодежной моде и музыке. Сходила со мной на концерт популярной группы втайне от папы, на дух не переносившего подобные мероприятия, считая, что новые музыкальные направления дурно влияют на неустойчивую подростковую психику.
   Со вторым "доверенным лицом" в войне с Бастиндой - Ритой Лукониной мы прежде сидели за одной партой и жили в соседних домах, но два года назад лучшая подруга переехала и перевелась в новую школу. Однако крутые перемены не стали поводом для прекращения дружбы. Мы ездили друг к другу в гости по выходным, в будни часами висели на телефоне, пока кто-то из взрослых, грозя всяческими карами, не требовал освободить линию.
   Если другая я сядет на 19-й автобус, поедет к бабушке, а выберет 44-й маршрут, значит, предпочтение отдано Рите. Главное, зайти за собой в автобус, как дебильно это ни звучало. Преодолевая сопротивление воздуха и собственных ног, я зашагала к остановке. Другая я шмыгала носом, мысленно костеря Бастинду. Неужели, я всегда так ужасно свожу брови, когда злюсь? Вот кошмар-то!
   Из задумчивости вторую меня вывел паренек в яркой желтой куртке, раздающий прохожим рекламные листовки. Обычно я не смотрю на их содержание. Сую в карман, если поблизости нет урны. Терпеть не могу, когда мусорят на улице. Однако она, то есть, я (вот незадача с местоимениями!) уставилась в листок. На хмурой мордашке нарисовался интерес, да такой, что умудрилась пропустить и 44-й, и 19-й автобусы.
   Я ускорила упрямые ватные ноги, но куда там. Всё равно, что за ветром гнаться. Вторая я вбежала в 23-й автобус, которым я сроду не пользовалась. Куда, черт меня (или ее?) дери, нас несет? Что такого важного она прочла на квадратике оранжевой бумаги? Шанс пролить свет на тайну оставался. На асфальте сиротливо валялись рекламные листовки. Несколько мгновений, немного усилий, и я прочту сообщение, вынудившее меня круто поменять планы в последний день привычной жизни.
   - Не о том думаешь, - хихикнул в ухо гадкий клоун, появившись из ниоткуда.
   Хлоп! И мы стоит посреди парка аттракционов, поодаль от гудящей толпы.
   - Что ты наделал?! - я кинулась на наглую куклу с кулаками.
   Мимо.
   Клоун растворился в воздухе, подарив на прощание вкрадчивый шепот.
   - Твое Перепутье начинается здесь, Александра Корнеева.
   Осталось кипеть от злости и рисовать в уме сцены расправы. Или...
   - На остановку! Сейчас же! - я яростно топнула.
   В небе бабахнуло, но с перемещением вышла неувязочка. Вынесло прямиком к входу в шатер Дунайского. И почему не догадалась спросить Егора, как безошибочно управлять Потоком? Скрипя зубами, я повторила приказ небесам. Эффект снова получился не тот - меня перебросило внутрь шатра, на первый ряд - к закрытой занавесом сцене.
   - Да чтоб тебя!
   Я с отвращением оглядела серебряные звезды на темно-синем бархате. Спина вспотела, к горлу подкатил ком. Рука дернулась, провела по воздуху, словно вознамерилась погладить зверушку - щенка или котенка. Но никого подходящего рядом не оказалось. А жаль. В компании кого-то теплого и пушистого не так страшно. Хм. Я однозначно бывала здесь раньше и панически боялась этого места. Что же случилось в шатре иллюзиониста? Почему я ничего не помню? Может, именно на представление привез меня 23-й автобус?
   - Дамы и господа! Мастер иллюзий Аркадий Дунайский! Встречайте! - прогремел из динамиков бас ведущего.
   Позади, рядов через пять, грохнули аплодисменты. Я и не заметила, насколько пусто вокруг. Люди-призраки по-прежнему сторонились меня. Занавес поехал вверх, на сцену, широко расставив руки, словно для объятий, выскочил усатый коротышка в цилиндре и фраке. Что произошло дальше, я не разглядела. Крепко зажмурилась и для пущего эффекта закрыла лицо ладонями. Хоть убейте, хоть с десяток клоунов натравите, но смотреть на иллюзиониста выше сил.
   - Выпустите, - взмолилась я, давясь рыданиями и не особо надеясь на милосердии небес.
   Бабах! Под знакомый залп пушки я с размаху плюхнулась в пахнущий чем-то затхлым водоем и нахлебалась противной на вкус воды. Горло обжег хриплый кашель, уши заложило. Ноги и руки уперлись в дно, на ощупь напоминающее покрытый плиткой пол. Хм. Отплевываясь и убирая мокрые волосы с лица, я попробовала сориентироваться, но сверху лились потоки воды, закрывающие обзор. Уворачиваясь от колотящих по спине и шее жестких струй, я поскользнулась и снова окунулась с головой. Чуть не плача от досады, повторила попытку выбраться.
   На четвереньках - по подбородок в воде - кое-как отползла в сторону от водопада-бомбардировщика. Глянула вверх и тихо охнула. На постаменте сидели три здоровенные металлические жабы, извергающие из широких ртов водяные потоки. Ну и отвратительное чувство юмора у небесного наблюдателя! Или это снова проказы обнаглевшего клоуна? Очень на него похоже - окунуть в фонтан!
   Располагались три жабы в незнакомом безлюдном сквере. Если б не слишком удачное приземление, место произвело бы недурственное впечатление. Невысокие пушистые елочки, ряды скамеек, дорожки в серо-бардовую клеточку, убегающие в разные стороны от фонтана. Но нынче не до любования окрестностями. С волос и приклеившейся к телу одежды ручьями стекала вода, в кроссовках неприятно хлюпало, зубы звонко отбивали дробь. Погодка-то не летняя. Вторая половина сентября, в лучшем случае, судя по желтым листьям под ногами.
   - Вы-вы-выпустите, - плаксиво попросила я.
   Ага, сейчас. В небе и не думало грохотать.
   Не зная, что предпринять, я поплелась к ближайшей лавочке. Села на краешек, стянула мокрую ветровку и обняла себя холодными руками. Действие в обогревательном плане бесполезное, зато помогало с психологической точки зрения. Что же происходит? У небес закончился лимит на перемещения? Или это наказание за отказ смотреть на Дунайского? Может, пойти поискать помощи? Но поблизости ни души. Если и попадутся навстречу люди, шарахнутся, как от чумной.
   Тишину увядающего сквера нарушил шорох. Кто-то осторожно ступал по сухой листве. Я дернулась, крутя головой. Понятия не имею, почему не грохнулась в обморок. Может, привыкла к безумным воплощениям Потока. Или же столь быстро впала в транс, что не успела испугаться всерьез.
   По бежево-бордовой дорожке двигался призрак, смутно напоминающий женскую фигуру. Не существо в белых одеждах, проходящее сквозь предметы, а сгусток энергии из темной, почти черной дымки. Меня парализовало. Даже моргнуть не могла. Но страх исчез. Я ощутила умиротворение, и бежать без оглядки расхотелось. Лучше остаться здесь. Пусть женщина коснется меня. Я прижмусь к ней щекой в ответ. Тогда, и только тогда, почувствую себя под защитой.
   Полилась тихая песня, похожая на колыбельную. Слов не разобрать, как и мотива. Наплевать. Главное, чтобы мелодия звучала. Смолкнет она, рухнет в небытие и мой мир.
   Фигура остановилась метрах в трех от скамейки.
   - Подойди, дитя. Я так давно тебя ищу.
   Голос призрака звучал глухо, будто в плохо настроенном приемнике.
   Всё ушло: и переживания, и гнев, и боль.
   - Пойдем со мной, - прошептала женщина. - Ты будешь в безопасности. Больше никто не причинит тебе вред.
   Куда идти? Где это "в безопасности"? А, впрочем, разве это важно? Я готова идти на край света, лишь бы ощущать присутствие призрачной женщины. Ее энергию, ее тепло. Она закроет меня, убережет. Я больше никогда не буду чувствовать себя одинокой.
   - Я тебя не оставлю, - пообещал призрак, протягивая туманную руку.
   Я послушно встала с лавочки, но мне не позволили коснуться туманной женщины.
   - Отойди, проклятая Тень! Она не та, кого ты ищешь!
   Сердитый детский голосок не отрезвил. Напротив, вызвал раздражение. Меня разлучали с призраком! Не понимая толком, что происходит, я отбивалась в попытке оттолкнуть недоброжелателя. Но детские руки ловко обхватили талию.
   - В убежище! - скомандовал голосок, и вместо привычного грохота пушки, вселенную заполнил звон десятка колокольчиков.
   Мы упали плашмя. С высоты полутора метров. На кровать - между синим зайцем и малиновой мышью в человеческий рост. Впрочем, это я потом разобралась, что мышь - всего лишь мышь. В смысле, игрушечная мышь. Сначала увидела зубы раза в три превосходящие мои, и с перепуга ретировалась на пол, отбив часть тела, что вечно у Михаила страдала.
   - Без паники, это моя спальня, - объявила хозяйка "живности" - круглолицая девочка лет двенадцати с огромными голубыми глазами и двумя короткими русыми косичками. - Давай я тебя высушу.
   Но я не спешила принимать помощь.
   - Что ты натворила?!
   - Спасла тебя от наваждения. И неприятностей.
   - Ничего подобного! Она хотела помочь! - я кричала, как сумасшедшая, и, наверное, выглядела не лучше.
   - Нет, не хотела. Она тебя загипнотизировала.
   - Откуда тебе знать?
   - Я была на твоем месте! - девочку рассердила моя несговорчивость. - В отличие от тебя, я за ней пошла. И пожалела об этом.
   Уши горели от гнева, но смысл слов непрошеной спасительницы постепенно доходил до затуманенного рассудка. И правда, чего это я собралась на край света за энергетическим сгустком, а теперь, надрывая горло, ору на ту, что вырвала меня из лап наваждения?
   - Как ты ее назвала? - тихо спросила я.
   - Тень, - девочка поняла, что я прихожу в себя, и добродушно улыбнулась. - Ее все тут так зовут. С ней многие сталкивались. Дети. Взрослые ей неинтересны.
   - Кто она?
   - Никто точно не знает, - освободительница присела на кровать. - Предметы и животные в Потоке создаются без проблем. С людьми сложнее. Они появляются, если очень захотеть, но настоящими никогда не станут. Подчиняются приказам. Как роботы. Но они ничего не чувствуют, к ним нельзя прикоснуться. Тень другая. Реальная. Но она никого не жалеет. Тень волнует только её цель.
   - Какая?
   - Тень создал кто-то из детей, когда хотел к маме. С тех пор она бродит по Потоку и ищет своего ребенка. Но страдают другие, - девочка отвела взгляд, силясь скрыть печаль.
   - Что она тебе сделала?
   - Тень не хотела! - добрый ребенок всплеснул руками, оправдывая действия призрака. - Она уводит детей в большой сад. Там много цветов, высоких деревьев. На яблоне висят веревочные качели. В глубине - зеленый домик с голубой крышей. Мне там понравилось. Казалось, больше не случиться ничего плохого. Но... - девочка запнулась, по лицу прошла судорога. - Тень поняла, что я не та, кого она ищет, и отправила обратно. Я сильно тосковала, словно всю радость отняли. Ослабела, и на меня напал Страх. Но я выбралась, и всё наладилось...
   Закончив грустный рассказ на позитивной ноте, хозяйка малиновой мыши улыбнулась и хлопнула в ладоши. По моему телу прошло горячее, но не обжигающее тепло, одежда моментально высохла.
   Хлопок в ладоши навеял недавнее воспоминание о Егоре.
   - Как тебя зовут?
   - Света.
   Подружка любителя раскрашивать туалеты! Та самая, которая звенит, перемещаясь по слоям. Стоп!
   - Ты звенишь. И в небе звенело, - выразила я сумбурную мысль.
   - Конечно, звенело, - закивала Света. - Я же нас перемещала. А у тебя какой звук?
   - Пушка, - растерянно пробормотала я. - Всегда пушка.
   - Ух ты! - восхитилась девочка. - Егор позеленел бы от зависти.
   Я расплылась в довольной улыбке и решила представиться, но Света перебила.
   - Знаю, ты Саша. Егор рассказал. Ты ему понравилась. Говорит, на колдунью похожа. В смысле, на добрую.
   Ну, конечно, и тут мои глаза с волосами не остались в стороне!
   - Я рада, что ты меня нашла, - выразила я благодарность.
   - Я специально тебя искала, - пояснила Света. - Тебя и твоих друзей. Егор сбежал. Мальчишка. Одни игры на уме. От Василия Петровича толку мало. Объяснит про иллюзии и уйдет. А новичкам одним трудно. Вот я и решила проверить, не попали ли вы в неприятности.
   - Еще как попали, - подтвердила я нашу несостоятельность, радуясь Светиной отзывчивости, и пересказала свалившиеся на головы злоключения. Умолчала лишь о клоуне. Будто в проблемах, устроенных гадкой куклой, крылось нечто постыдное.
   - Идем искать твоих друзей, - предложила Света. - Пока они не попали в настоящую беду.
   Проблем с поиском у девочки не возникло. Она управляла Потоком не хуже Егора. Едва в ушах стих звон колокольчиков, обрушилась лавина негодования в исполнении Михаила.
   - Где ты была? - вопрошал он. - Я тут две недели торчу, жду когда меня, наконец, найдут!
   - Как это две недели? - растерялась я. - Пушка гонялась за нами часа три назад.
   Ох, а Василий Петрович предупреждал, что люди по-разному воспринимают время в Потоке. Но надо же! Целых две недели! Надеюсь, для Вари прошли не годы.
   Михаил изменился и прибавил в весе. Выглядел опрятнее: облачился в чистые брюки и рубашку, обзавелся остроносыми ботинками вместо жутких сапожищ и, наконец, привел в порядок лицо. Оно блестело от чистоты, отливая здоровым румянцем.
   - Чего ты торчишь тут две недели? - рассердилась я. - Мог бы сам нас разыскать.
   - Вот еще! - Михаил притопнул ногой. В ботинке это получилось менее эффектно, чем в сапоге. - Чтобы опять напороться на коров с желудями? Тут безопаснее.
   - Где тут? - не поняла я.
   - Оглянись, - посоветовала Света, еле сдерживая хохот. - Я же говорила, мальчишки...
  
   ****
   Настоящее время
   Встреча с Алисиной бабкой началась с препирательства. Она предлагала чай, я изо всех сил отказывалась. Не люблю чай. Совсем. Но пришлось смириться и плестись в махонькую, жмущую в бедрах кухню "хрущевки". Помешивая ложечкой горячую коричневую жидкость, источающую аромат мяты, снова выслушала историю Алисиного детства, не узнав ничего нового. Всё это бабка (звали ее, кстати, как мою, Галина Дмитриевна) рассказывала раньше.
   Алиса жила здесь четыре года, с тех пор, как в возрасте шести лет осталась без мамы, а папа обзавелся новой женой. Любила животных и книги, читала до поздней ночи, пока бабка не выключала свет и не отбирала фонарик. В школе у Алисы складывалось не все. Учителя ругали за недостаточное рвение в учебе и отсутствие усидчивости. Не прибавляли популярности стычки с одноклассниками. Девочку из-за рыжих волос дразнили ведьмой, она направо и налево раздавала тумаки.
   Галина Дмитриевна смахнула слезы, а я подумала, как история Алисы похожа на мою. Может, поэтому я принимаю исчезновение девочки близко к сердцу? Вижу в ней себя? Прозвище "ведьма" приклеилось в младших классах, и я отстаивала доброе имя кулаками, чем доводила до белого каления Бастинду. Именно ей приходилось выслушивать советы учителей о моем воспитании. Папа, не вылезающий из командировок, имени классной руководительницы не считал нужным запоминать.
   Но дело не только в рыжей шевелюре и нерадивой учебе. По странному совпадению, я лишилась матери в том же возрасте, что и Алиса. Сердечный приступ в тридцать лет. Так случается. Жизнь редко справедлива.
   В Алисину спальню мы перебрались, допив по второй кружке мятного чая. Аккуратно застеленная кровать покорно ждала владелицу. Книжкам на полках не терпелось попасть в руки любознательному ребенку. Везде идеальный порядок, но это бабушка постаралась. Я бросила взгляд на письменный стол. Тетрадки, учебники, маркеры. На блокнотике красным выведены инициалы.
   - Как зовут папу Алисы? - спросила я упавшим голосом.
   - Виталий.
   Ещё одно попадание. Алиса Витальевна Коледова. Инициалы, как у меня - Александры Викторовны Корнеевой. Не много ли совпадений? Как говорится, пара одинаковых вещей - совпадение, а несколько - система.
   - Можно? - я протянула руку к блокноту.
   Бабка не возражала. Она свято верила, что мы с Семенычем единственные, кто в силах вернуть внучку. Я перелистала страницу за страницей. Обычные пометки: купить молоко, день рождения Тани, бабушкино лекарство пить до еды. Последний листок отличалась от остальных. Цветной рисунок. Не слишком достоверный (рисование не входило в список талантов девочки), но я узнала место.
   - Это из сна, - объяснила бабка.
   Комната поплыла перед глазами.
   Алиса изобразила сцену. Открывающийся темно-синий занавес с серебристыми звездами. Маленького человека во фраке и цилиндре.
   - Там надпись на обратной стороне, - пробормотала Галина Дмитриевна, вытирая лицо.
   "Добро пожаловать к мастеру иллюзий" - гласили печатные буквы, выведенные Алисиной рукой...
  
   Глава 4. Паутина Варвары
   Тринадцать лет назад
   Многие люди в душе остаются детьми, не успев наиграться в нежном возрасте. Слишком торопятся повзрослеть, чтобы самостоятельно распоряжаться вселенной под названием "я". Но добившись желаемого, понимают, как много не поделали вдоволь. И вот результат. Одни коллекционируют кукол с машинками, другие часами смотрят мультфильмы, не пропуская ни единой новинки. Третьи не расстаются с видеоиграми, сражаясь за вымышленную галактику с остервенением, будто проигрывают последнюю корову.
Михаил оказался таким же большим ребенком.
   Сотрясаясь от беззвучного хихиканья и стараясь сохранить на лице серьезную мину, я рассматривала владения вновь обретенного спутника. Взору предстал покосившийся средневековый замок, ров вокруг, заполненный мутной водой, марширующие рыцари в поблескивающих на солнце доспехах и мечами наперевес.
   - Твои существа?
   В том, что это ненастоящие люди, сомневаться не приходилось. Какой здравомыслящий человек нацепит на себя груду металлолома, чтобы вышагивать на солнцепеке, как солдат на плацу? В глазах рыцарей, я не увидела ничего кроме пустоты. Ни одна эмоция не отражалась на лицах, ни единая мысль не проскальзывала.
   - Мои, - гордо выпятил грудь Михаил. - А я генерал. В смысле, этот... как его? Во! Полководец!
   Я хотела поинтересоваться, что ж господин главнокомандующий сам не облачился в железо, но решила не калечить его самолюбие.
   - Не нравится? - насупился Михаил, заметив, что Света не скрывает распирающего приступа смеха.
   - Какой-то у тебя замок кособокий, - девочка наклонила голову и забавно сморщила носик. - Давай поправлю.
   - Не трожь! - взревел Михаил, закрывая наколдованное имущество широким торсом. - Один тут туалет раскрасил по доброте душевной!
   Стоп!
   В голове щелкнул выключатель, перед глазами, как живое, встало обиженное девичье лицо в зеленую крапинку. Варя!
   - Собирайся! - велела я Михаилу, с обожанием взирающему на топающих в такт воинов.
   - Куда? - лицо высокого военного начальника вытянулось, словно ему прямо с парада приказывали отправляться в бой.
   - Варвару искать.
   - А, может, я это... тут подожду? - осторожно предложил парень.
   - Живо! - рассвирепела я. - Иначе стадо рогатых циклопов на твою армию натравлю. Посмотрим, какие они у тебя вояки!
   - Но, Саша...
   - Дезертир! - пристыдила я Михаила. Военный термин, на мой взгляд, идеально подходил для ситуации.
   - Никуда не денется твое войско, - вмешалась Света. Она поняла мотивы Михаила лучше меня. - И кривой замок не рухнет, не боись. Это место - твое убежище. Ты сможешь вернуться сюда, когда захочешь. Нужно лишь обозначить собственность.
   - Чего? - парень вытаращил глаза.
   - Повторяй за мной, - велела Света. - Этот слой - мое убежище. Оно принадлежит мне, и никто не войдет сюда без приглашения. Давай же!
   Бросив беглый взгляд на злющую меня и сделав неутешительный вывод, что в покое его не оставят, Михаил подчинился - пробубнил под нос, что велено. Едва смолкло последнее слово, по слою пронеся ветер, взъерошив волосы и обдав лица морской свежестью.
   - Убежище закреплено, - объявила Света. - Саша, тебе тоже нужно создать свой слой.
   - Зачем?
   - Там ты сможешь спрятаться от Страха или Тени. Если попадешь в ловушку, нужно представить убежище. Наваждение исчезнет, и ты переместишься.
   Предложение звучало соблазнительно. Неплохо обзавестись безопасным слоем, куда никакие клоуны не проскочат. Однако создание теплого местечка равносильно признанию, что застряла я тут всерьез и надолго. А это меня не устраивало.
   - Ладно, - догадливый ребенок всё понял без слов и предложил с лучезарной улыбкой, - давай сначала найдем Варвару, а убежищем займемся позже.
   Я энергично закивала под громкий и тяжкий вздох Михаила, с тоской взирающего на армию-войско. Полководец не верил в возвращение и мысленно прощался с нажитым за две недели добром.
   Пока мир с замком и рыцарями складывался пополам под колокольный звон, я молила небеса не насылать очередных взбесившихся мутантов или надувного пакостника с нервным тиком. Сработало, хотя и новый мир не выглядел гостеприимным. Нас занесло в лабиринт из узких длинных коридоров с вереницей грязно-белых дверей с облупившейся краской. Об одну из них основательно приложился лбом Михаил, у которого, по-прежнему, не складывалось с перемещениями.
   - У-у-у-у-у, - жалобно заскулил он, стоя на четвереньках.
   - Горе луковое, - протянула Света, потирая бок. Она хотела помочь Михаилу подняться, но кувыркнулась сама. А все потому, что парню приспичило взбрыкнуть, как сивому мерину.
   Когда все, наконец, оказались на ногах, а Михаил выслушал дюжину заслуженных ругательств, мы принялись осматриваться. Кажется, нас опять отправили не туда. Коридоры были бесконечны, а комнаты пусты. За каждой обшарпанной дверью встречала одна и та же картина: голые мрачно-серые стены в выбоинах и потрескавшиеся половицы, издающие тоскливый плач. Жизнь ушла отсюда навсегда. Воспоминания погасли. Не осталось ничего кроме зловещей тишины и затхлого запаха. А, может, и не было тут никого. Лабиринт и комнаты - еще одна иллюзия. Очередной замкнутый круг. Призрак, как и всё в Потоке.
   - Пойдем отсюда, - Света потянула меня за рукав. - Тут бродит Страх.
   - Где? - Михаил подскочил, будто получил желудиным снарядом все по тому же месту. - Ты его видишь?
   - Его нельзя увидеть, - зашептала девочка. - Только почувствовать. Это место очень похоже на его воплощение.
   - Вытащи нас отсюда! - глаза Михаила шныряли по полутемному коридору.
   - Тихо! - велела я, для верности закрывая парню рот ладонью. - Слышите?
   Спутники примолкли. Однако ответом стала тишина.
   - Померещилось, - Михаил не потрудился дождаться, когда я уберу руку, и мои пальцы обдало горячее дыхание.
   - Нет, - возразила Света, прикладывая к уху ладошку. - Кто-то плачет.
   И правда. Мы все услышали горькие всхлипы дальше по коридору. Они то затихали, то возобновлялись с новой силой. Кто-то пытался успокоиться и не мог.
   - Ловушка! - прошипел Михаил
   Но я уже бежала на плач. Не поверила, что это западня. Столь отчаянно мог плакать тот, кто потерял надежду. Подобное присуще лишь людям, а не безликим существам с пустыми глазами. Удары кроссовок об пол отдавались грозным, сулящим опасность, эхом. Но я не боялась. Если это место - воплощение Страха, то создавалось не для меня.
   Звуки рыданий приближались. Плакала женщина.
   "Неужели?" - застучало в висках.
   Я бесстрашно распахивала одну скрипучую дверь за другой, вглядывалась в пустоту мрачных заброшенных помещений и, никого не находя, рьяно бросалась к следующей цели. Повезло попытки с десятой. Почти не веря, что поиски увенчаются успехом, я толкнула очередную дверь, висящую на одной петле.
   Новая комната, на первый взгляд, ничем не отличалась от сотни других. Все те же облезлые стены, трещины в деревянном полу. И давящий мрак. Из-за него я не сразу разглядела фигурку в голубом платье, сжавшуюся в дальнем углу. Я развернулась на пороге и сделала пару шагов прочь, когда до сознания дошло, кого я увидела.
   - Варя! - задыхаясь от радости, я кинулась к балерине. - Это ты, Варя?
   Она! Хрупкая, тоненькая девушка казалась совсем крохотной на фоне мертвых стен.
   Варя не услышала. Плакала, уткнувшись в ладони.
   Я плюхнулась на колени, наплевав на толстый слой пыли на полу, и осторожно отвела руки балерины от лица. Не помогло. Варя глянула на меня, но не узнала. В затравленных глазах отразился ужас, будто я - не я, а очередное наваждение.
   Варины волосы растрепались, не оставив намека на тугой аккуратный узел, глаза покраснели, смотрели со страхом. По щекам размазалась тушь, губы подрагивали. Но даже это не обезобразило девушку. Припухлость и изнеможение придавали тонким чертам особую притягательность. Окажись рядом рыцарь (разумеется, не из армии Михаила), жизни бы не пожалел во имя спасения барышни.
   - Варя, ты слышишь?
   Но балерина смотрела мимо.
   - Саша, разве можно бездумно кидаться во все двери?! - оглушил нас бас запыхавшегося Михаила. - Тебе нравится жизнью рисковать? А если б на тебя напал Страх? Ой, Варвара! Ты нашлась!
   В Вариных глазах промелькнуло узнавание. Она перевела взгляд с Михаила на меня, потом обратно.
   - Варя, это мы! - воскликнула я. - Мы настоящие!
   - А она? - балерина показала дрожащим пальцем на девочку за спиной Михаила.
   - Это Света. Помнишь, Егор о ней рассказывал? Она нам помогает. Варя, скажи, ты давно тут находишься?
   - Не знаю. Сутки. Наверное, - пробормотала она, сообразив, наконец, что мы не иллюзия. - Я просилась на другой слой. Но меня не пускали. А тут... тут ужасы. Жуткие воспоминания.
   Балерина оживала на глазах. Мертвецкая бледность сошла, уступив место легкому румянцу. Губы перестали дрожать, но речь оставалась бессвязной. На наши попытки узнать, чем ее напугал лабиринт, Варя закрыла лицо ладонями и замотала головой.
   Инициативу снова взяла в руки Света.
   - Ей нужно время, - шепнула она. - Не наседайте.
   Девочка перенесла нас из обшарпанного лабиринта в овальную столовую, где большую часть помещения занимал стол с белой скатертью и отливающими блеском приборами. Несмотря на дефицит пространства, здесь было уютно. Кружевные шторы на высоких окнах, салфетки в веселый горошек и полевые цветы в синих вазах создавали домашнюю атмосферу.
   - Где мы? - спросила я, наблюдая, как Варя с удовольствием вдыхает аромат колокольчиков, будто подпитывается энергией.
   - В моем убежище, - Света поднесла руку к белому чайнику, тот покрылся горячими каплями и выпустил из носика густой пар. - А ты думала, у меня одна спальня? Ничего подобного! - в голосе девочки зазвучала гордость. - Целый дом!
   Пока маленькая хозяйка колдовала аппетитные ватрушки и пирожки с повидлом, появляющиеся прямо на овальном блюде посреди стола, Варя отправилась в ванную. Света предлагала исправить непорядок на лице с помощью чар, но балерина отказалась, объявив, что предпочитает умыться освежающей холодной водой.
   Ели молча, наслаждались фруктовым чаем и тающей во рту выпечкой. Спутники нашлись, и я чувствовала себя бодрее. Увереннее. Может, мы и не способны сворачивать горы, но вместе гораздо удобнее строить планы и встречать несуразности. Варя успокоилась, пила чай маленькими глотками и с улыбкой поглядывала на Михаила, лихо уплетающего одну булку за другой. Его аппетит не могли испортить ни мутанты, ни опасные лабиринты.
   - Ладно, я готова, - объявила Варя, когда все наелись.
   Рассказ дался балерине непросто, но она говорила бойко, не упуская деталей.
   На памятном цветочном поле, где я вглядывалась в подмигивающее наваждение, ей привиделся жених - та самая будущая звезда мирового балета. Алексей явился во плоти и позвал подругу в неизвестные дали, в которые Варя не преминула беспрекословно отравиться. Какую совершила глупость, балерина поняла сразу после перемещения. Она попала в зеркальный зал, где побывали и мы с Михаилом до отправки в зоопарк к одноглазой корове. Алексея в зале не обнаружилось, десятки зеркал отражали испуганное лицо Вари.
   Балерина рассердилась и последовала моему примеру. Сердито топнув ножкой, велела потолку перенести ее обратно. Но, как доказывалось не раз, характер у наблюдателя (или наблюдателей) скверный. Вместо поля с зеленым туалетом, игриво раскрашенным Егором, Варвару закинули в лабиринт с полутемными зловещими комнатами. А оттуда, сколько та ни просила, выпускать не спешили.
   Для бедной Вари новый слой стал жестоким испытанием. Какую бы дверь она ни открывала, попадала не в пустое и сырое пространство, как мы, а становилась свидетельницей собственных воспоминаний. Не всех подряд, а самых скверных.
   - Я снова переживала то, что спрятала в самые укромные уголки сознания, - объяснила балерина, всхлипывая. - Некоторые события видела со стороны, а иногда становилась их участницей. Я не хотела открывать проклятые двери, однако чувствовала, что, только пройдя все комнаты, выйду из Потока. Но я сдалась. В одну комнату не сумела войти. Она показывала странные вещи. Напугала до смерти!
   Дурные воспоминания Варвары выстроились в хронологическом порядке.
   Комната 1.
   В нос ударил сырой запах осеннего леса с примесью хвои и гнилой листвы. Варя глянула на руки в пушистых варежках и обомлела. Они уменьшились в размерах. Балерина превратилась в ребенка в стоптанных сапожках и пальто до земли с повязанной поверх плотной колючей шалью.
   Девочка стояла посреди опушки одна и озиралась по сторонам. Варя догадалась, что это деревенское воспоминание. Они с родителями гостили у бабушки, а гулять в лес ее повел Федор - младший брат матери. Хихикая и визжа от восторга, она играла с дядей в прятки. Вставала за толстыми вековыми деревьями, способными скрыть штук пять девочек, и для верности закрывала глаза ладошками, как делают все дети, думая, что превращаются в невидимок.
   Федор отыскал племянницу раз, другой, а потом поиски затянулись. Маленькая Варя, волнуясь, ждала за необъятным стволом. Но время шло, малышка заскучала и отыскалась самостоятельно. Но, вот незадача, Федор пропал. Варвара подумала, что дяде надоело водить, и он прячется. Не найдя его на опушке, девочка принялась звать дядю по имени. Но Федор не отзывался.
   Опушку окутали сумерки. Лес рассердился, деревья грозно скрипели.
   - Папа, мама, - пропищала Варя. - Я хочу домой.
   Никто не отозвался, и девочка вновь прижала ладошки к глазам. Авось страшные лесные звери ее не отыщут, пройдут мимо. Она не заметила, как начала плакать, и вязаные варежки намокли от слез. Наверное, прошло несколько столетий, прежде чем послышался жуткий звук: кто-то шустро перебирал лапами по опавшей листве. Мгновение, и мохнатый зверь с рычанием повалил девочку на землю, лицо обожгло горячее дыхание. Пронзительно взвизгнув, она лишилась чувств.
   Варе повезло, что "зверь" сумел унюхать ее в сумеречном лесу. Щенка-подростка на позднюю прогулку вывел местный житель. Собаке хотелось поиграть, а звуки, которые перепуганный ребенок принял за рычание, были задорным лаем.
   Варе повезло вдвойне. Пьяный Федор, вернувшись домой, не мог вспомнить, где оставил маленькую племянницу.
   Комната 2.
   Варе девять лет. Щеки разрумянились на морозном ветру, на глаза наворачиваются слезы. Она идет по протоптанной в снегу дорожке в валенках и шапке-ушанке, крепко сжимая мамину руку. Люди бредут гуськом, безмолвно, не спеша. Никто никого не обгоняет. Варя поднимает голову, чтобы не видеть траурную процессию, и смотрит в небо в надежде разглядеть добрый знак. Но сквозь серые облака не суждено сегодня пробиться ни единому лучику солнца. Девочку предательски заносит в сторону, и нога тонет в глубоком сугробе.
   - Не ребенок, а тридцать три несчастья! - причитает мать, вызволяя из снежного плена дочкин валенок. Варя прыгает на одной ноге, глядя на сердитое материнское лицо и выбившиеся из-под пухового платка черные пряди.
   Они идут на деревенское кладбище хоронить бабушку. Ее несут четверо сильных мужчин, включая Вариного отца. А дяди Федора нет. Он обогнал мать, нашел последний приют здесь в прошлом году. Допился, говорили соседи.
   Глубокая яма готова. Варя смотрит, как гроб медленно опускается вниз, и приказывает себе не плакать, лицо обветрится, а ей послезавтра выступать. Наставница в балетной школе - Зинаида Леонидовна - быстро найдет замену, если решит, что Варина шелушащаяся мордашка портит общую картину на сцене.
   Девочка снимает варежку и набирает в ладонь землю, не обращая внимания, что грязь забивается под ногти. Чуть медлит, прежде чем бросить горсть в могилу, мысленно произносит слова прощания. Варя не спешит отряхнуть остатки земли с ладошки, не чувствует, как она мерзнет.
   Вечером, когда последние соседи уходят с поминок, родители шепотом обсуждают продажу дома. Они - жители города, деревенская изба с курами и козой им не нужна. Смотреть за хозяйством некому. Раз Федор не успел жениться и оставить потомство, значит, и обсуждать нечего.
   Варя лежит на печи, кутаясь в лоскутное одеяло, и глотает слезы. Она понимает, что это последние часы в старой избушке, где по ночам все еще скрепят половицы под шагами бабушки и Федора. Но страница перевернута, и Варвара никогда сюда не вернется.
   Комната 3.
   Одиннадцатилетняя Варя сидит на полу, прижавшись щекой к холодной стене, и не сдерживает слез. Слушает громкие крики родителей, мечтая, чтобы это оказалось сном. Смысл слов ужасен. Они трое больше не семья. Отец не хочет жить с мамой. На Варю обрушилось небо. Отца она любит сильнее, и не представляет, как будет жить с этой женщиной!
   Мать ругает отца последними словами. Попрекает всеми грехами, которые может вспомнить. Отец сдерживается до последнего. Не оправдывается. Не в чем. Он и так слишком долго терпел. Лишь время от времени приказывает маме молчать. Но это все равно, что останавливать руками прорвавшуюся плотину.
   Он хватает жену за плечи и ставит перед зеркалом.
   - Посмотри на себя! Ты видишь там женщину?
   Мать замирает, испуганно хлопает глазами, словно смотрит на себя впервые в жизни. Она давно перестала за собой следить, не помнит, когда в последний раз делала маникюр или подводила глаза. Облезлый халат и дырявые тапочки пора торжественно вынести на помойку, а торчащие в разные стороны патлы остричь и покрасить.
   В зеркале отразилась колдунья, сошедшая со станиц страшной сказки. Но отец не прав. Внешность ведьмы можно привести в порядок, но дрянной характер даже могила не поправит. Ей все должны. Она одна права при любых обстоятельствах. Так будет всегда.
   Слыша, как хлопает входная дверь, Варвара дает себе клятву, что вырастет самой прекрасной женщиной на свете. Ни один мужчина не посмеет ее оставить.
   Комната 4.
   Варе четырнадцать, она впервые станцует главную партию на спектакле года в балетной школе. Это экзамен для перехода в следующий класс. Роль досталась не без боя. Варя обошла двух старших девчонок. Одну из них - Любу Оленину - называли первой ученицей. Поэтому так страшно допустить ошибку. Вся школа засмеет.
   В партнеры достался Петька Кислов. Лицом парень не вышел, зато безмерно гордился стройными ногами. Беда приключилась на последних секундах. Кислов поднял Варю и пошатнулся, не устояв на божественных ножищах. Под громкий возглас зала девушка полетела вниз. Ничего не сломала, но опозорилась жутко. Петька с обезображенным от ужаса лицом кинулся к поверженной партнерше. Но страх за её здоровье оказался разыгранным для публики. Склоняясь над Варей, он злорадно прошипел:
   - Не лезь, куда не просят, Смирнова!
   Наивная Варя не подозревала, что Кислов безответно страдал по Олениной. Опозорив конкурентку, надеялся снискать благосклонность королевы. Ничего путного из подлой затеи не вышло. Петька остался с носом, но для бедняжки Вари это стало слабым утешением. Спектакль был испорчен, ученики шептались вслед, преподаватели качали головами, а мать не разговаривала с дочкой все лето.
   Комната 5.
   В обычной школе Варвара королева. Еще бы! Балерина, красавица! Достаточно летящей походки, загадочного взгляда из-под ресниц и изящного поворота головы. Легче легкого заставить парней оборачиваться, а девчонок мечтать походить на тебя. Но Варе безразличны восхищенные взгляды старшеклассников и любовные записки, регулярно попадающие в сумку. Сердце трепещет лишь от одного единственного парня. "Никита", - шепчет она, засыпая.
   Варя чувствует на себе его взгляд, заходя в класс, но ни разу не находит записки среди десятка других. В голову закрадываются страшные подозрения. Вдруг она придумала то, чего нет? Может, ненаглядный Никита не отличает ее от стены?
   Выпускной бал. Варин бал. Лучшее платье, шикарная прическа, горящие огнем глаза.
   По залу проносится вздох восхищения, когда Варвара переступает порог. Какое ей дело до аттестата и напутствующих учительских речей. Начнутся танцы, и все встанет на свои места. Если она небезразлична Никите, сегодня он непременно ее пригласит. Другого шанса не представится.
   Варя, шутя, отказывает всем, ссылается на усталость от бесконечных балетных репетиций. Она ждет решающего шага Никиты. И вот он идет, нервно поправляя галстук. Десять шагов. Пять. Два.
   - Позволь пригласить тебя на танец?
   Варвара не верит глазам. Никита протягивает руку Юле Марковой, сидящей рядом. Та глупо улыбается и уходит с её любимым кружиться в вальсе по актовому залу.
   Варя убежит с выпускного. Проплачет всю ночь. Десятки ночей напролет. И лишь через пять лет узнает, что Никита в тот вечер шел к ней, но струсил в последний момент и пригласил на танец Юлю. Варя же такая неприступная, разве он смеет рассчитывать на ее внимание!
   - Дурак! - бросит Варя ему в лицо, когда он на встрече одноклассников, смеясь, расскажет о трусливом поступке. Теперь он - пожарный, бесстрашно бросающийся навстречу огненной стихии. Признание девушке - такая мелочь.
   Но какой смысл в Никитиных в откровениях? Он женился на Юле, а у Вари есть Алексей...
   - А шестая комната? Та, в которую ты не смогла войти? - спросила я, когда балерина замолчала.
   Остальные сидели, не шевелясь, зачарованные рассказом.
   - Она была неправильной, - пробормотала Варя, наматывая на палец русую прядь.
   - Комната показывала искаженные события?
   - Нет, она показывала то, чего не было. Не прошлое, а будущее. Ох, надеюсь, это все вранье!
   Варя принялась объяснять, запинаясь и нервничая. Последние недели в театре шли репетиции нового балета - истории любви принца и пастушки. Главные партии достались ей с Алексеем.
   - Я открыла проклятую дверь, а там премьера! Мы с Алешей на сцене. Меня охватила жуткая паника, захотелось бежать оттуда со всех ног!
   - Обычное волнение перед выступлением, - успокоил Михаил, с тоской поглядывая на последний пирожок, сиротливо лежащий на овальном блюде.
   - Нет! - горячо запротестовала Варя. - Я знаю, что такое волнение! Тут был ужас! Почудилось, что это происходило раньше. Но мы только репетируем, премьеры не было. Что он мне пытается сказать дурацкими загадками?
   - Кто? - насторожилась я. Не клоун ли?
   - Призрак, - усмехнулась Варвара. - Когда я стояла на пороге шестой комнаты и наблюдала за нами с Алешей на сцене, из воздуха возник еще один Алексей. Не настоящий, а просвечивающий. Он сказал, что лабиринт - мое Перепутье! Что за глупое слово? Никакое это не Перепутье, а сущая паутина! Да-да, паутина! А я - бабочка, запутавшаяся в ней. Чем больше сопротивлялась, тем хуже становилось. Под конец ноги отказали, я испугалась, что больше никогда не смогу танцевать. За что они издеваются над нами, а?
   Я не знала, что ответить Варваре, но задумалась крепко. Значит, Перепутья, о которых нашептывает неугомонный клоун, не плод воображения. У каждого они, действительно, свои.
   Но вот странность. Не считая последней комнаты, Варю преследовали воспоминания о самых печальных событиях в жизни. Что же тогда из раза в раз обрушивается на меня? Парк Дунайского - воспоминание? Или предупреждение о будущем?
   - Что такое Перепутья? - спросил Михаил.
   - Ну... - мрачно протянула Света. - Я кое-что знаю о них. Но ответ вам не понравится.
  
   ****
   Настоящее время
   Выспаться в тот день не удалось. Едва добралась до дома от Алисиной бабки, покормила вечно голодных кошек и свалилась на боковую, истошно завопил мобильный. Я нащупала его в изголовье, не размыкая глаз.
   Звонил сын моей мачехи Вова, которого я вот уже семь лет не зову Вовочкой и не считаю нахалом с задранным носом. Сводный брат стал ближе, чем бывают иные родные. Так случилось, что Вова знает мою тайну. Нет, это не я ему открылась. Однажды он тоже загремел в Поток и является одним из немногих, кто сохранил воспоминания о путешествии.
   - Саш, мы с Ритой вечером в театр идем, - затараторил брат. - Мама с нами собиралась, но у нее опять мигрень, дала отбой.
   Держа трубку возле уха и, по-прежнему, не открывая глаз, я собралась последовать Аллиному примеру. Однако Вова произнес волшебную фразу.
   - Саш, ты же любишь балет.
   О, да! Я люблю балет. Последние тринадцать лет.
   Дав Вове клятвенное обещание, что явлюсь к театру в назначенный час, я через силу выдернула себя из царства Морфея. Приняла контрастный душ, выпила ещё две чашки кофе, несмотря на израсходованный с утра лимит, и уселась перед зеркалом - наводить красоту.
   По ступенькам театра я прошагала при полном параде - в строгом вечернем платье, естественно черном (любой другой цвет при моих волосах смотрится вульгарно) и дорогущих туфлях на тонких каблуках. Вова с Ритой поджидали слева от входа. Рита - Вовина жена и, по совместительству, моя лучшая подруга, та самая, с которой я училась в одном классе.
   - Все в порядке? - просил Вова, пока Ритка давала наставления своей матери, выполняющей роль няньки для моего сводного племянника и крестника Матвея. - Выглядишь потрясающе, - поспешил заверить брат. - Но глаза усталые. Сложное дело?
   - Еще какое, - тихо ответила я, чтоб Ритка не услышала. Ее мы не посвящали в Поточные заботы. Ни к чему. Проблем и в обычной жизни хватает. - Никогда с таким не сталкивалась.
   ...Глядя на прекрасный танец на сцене, я порадовалась, что приняла Вовино предложение. Балет завораживал и подпитывал энергией. Давно прошли времена, когда я не понимала язык танца. Я научилась ценить это искусство благодаря одной очаровательной и изящной балерине с непростой судьбой. Как танцует сама Варя, я наблюдала лишь однажды. Но стоит закрыть глаза, и я снова вижу памятный вечер в мельчайших деталях. Жаль, что мир лишился возможности наслаждаться ее волшебством. Шестая комната не обманула. Премьера истории принца и пастушки поставила крест на Вариной карьере.
   Я смотрела и смотрела на сцену, чувствуя, как на душе становится и легко, и горько. Но вдруг случилось невероятное. Я провалилась в сон и оказалась - вы не поверите! - в парке Дунайского.
   - Наконец-то пришла, - с наглой улыбкой встретил клоун.
   - Что тебе нужно, проклятое наваждение? - рассердилась я.
   Давненько не виделись, почти позабыла, как выглядит ненавистная кукла.
   - Хочу тебе кое-что показать, - клоун кивнул в сторону шатра.
   Я повернулась и охнула.
   На лавочке у входа в логово иллюзиониста сидела рыжеволосая девочка.
   - Алиса! - задохнулась я и кинулась к ребенку.
   Но не добежала. Со всего маху ударилась о невидимую стену. Особенно досталось лицу, аж звездочки с неба посыпались. Но я сжала зубы и, не обращая внимания на боль, принялась ощупывать препятствие. Ни края. Ни конца. Замолотила кулаками - не помогло. Запустила увесистым булыжником - никакого эффекта!
   Руки опустились, в голове ухнул молот. За спиной Алисы маячил черный энергетический сгусток. Тень! Наваждение, о котором я слышу в Потоке постоянно, но за тринадцать лет встречала лишь однажды...
   - Саша! - Вовин голос прозвучал, как выстрел пресловутой пушки, вырывая из странного сна. - Прости, я балда. Ты, действительно, вымоталась. Не стоило тебя сюда тащить.
   Я огляделась. Спектакль закончился. Публика, стоя, благодарила танцоров.
   - Все в порядке, - пробормотала я, поднимаясь. - На минуту глаза закрыла.
   Слова дались с трудом. Жутко болело лицо, словно я приложилась о невидимую стену вовсе не во сне.
  
   Глава 5. Простите Гену
   Тринадцать лет назад
   Мы нетерпеливо взирали на маленькую хозяйку убежища, а она, не смея поднять глаз, водила пальчиком по белоснежной накрахмаленной скатерти.
   - Света! - первой не выдержала напряжения Варя. Неудивительно, ей досталось больше остальных. - Что тебе известно о Перепутьях?
   - Лучше спросить Злату, - девочка заговорила быстро-быстро, будто хотела поставить рекорд скорости. - Она понимает Перепутья лучше других. Подсказки дает. Тем, кто готов слушать. По-настоящему.
   - Как это - по-настоящему? - изумился Михаил. - И кто такая Злата?
   - Ну... - Света приложила ладошку к щеке и обвела нас грустным взглядом. - Пускай она сама вам расскажет, а?
   Мы дружно закивали. Сама, так сама. Только побыстрее. Довольно тайн.
   - Идем в сад, - девочка поднялась из-за стола.- Нужно попросить приглашение из центра круга. Каждый слой - это кольцо. Куда бы вы ни пошли, вернетесь обратно.
   - Заметили, - буркнул Михаил.
   Светин сад впечатлил: аккуратные клумбы и грядки, обнесенные цветными кирпичиками, сочные красные яблоки, будто наливные из сказки, веревочные качели на самом могучем дереве. Однако меня не покидало ощущение, что девочка позаимствовала это добро у Тени. Воссоздала место, где чувствовала себя счастливой.
   - Почти у каждого человека в Потоке есть убежище, - объяснила Света. - В чужой мир нельзя попасть без приглашения. Но можно попросить разрешение войти, стоя в центре слоя.
   - Как узнать, где центр? - я оторвалась от раздумий о схожести садов девочки и темного сгустка энергии. - Измерить территорию?
   - Нет. Ты его почувствуешь, там температура выше.
   Центр Светиного убежища располагался возле веревочных качелей. Однако сколько мы с Варей и Михаилом ни старались, не ощутили температурных отличий этого клочка земли от всех остальных мест в саду и доме.
   - Наверное, нужно дольше находиться в Потоке, - предположила девочка.
   - Спасибо, не надо такого счастья, - проворчал Михаил.
   Света положила одну ладошку на другую и прошептала, прикрыв глаза:
   - Злата Васильевна, со мной новички. Просим приглашения в гости.
   Из сложенных детских рук полился золотистый свет - легкий, струящийся, испускающий прозрачную дымку. Он тек, будто маленький ручеек, завораживая и источая сладкий ягодный аромат.
   Мгновение, и его поглотила земля, не оставив намека на свечение.
   - Что теперь? - Михаил восторженно разглядывал место, впитавшее свет.
   - Подождем, - девочка разжала ладони. - Чтобы связаться с владельцем убежища, нужно знать его фамилию. Или отчество. Иначе, ничего не выйдет. Злата - имя редкое. Но представьте, сколько в Потоке обитает Андреев, Наташ или... ой! - Света оборвала себя на полуслове.
   - Ух! - вторил ей Михаил, отпрыгнул назад и угрожающе покачнулся. Попытался устоять, размахивая ручищами и сшибая с дерева сочные плоды, но не вышло. Приземлился на вечно страдающую часть тела. Еще и яблоком попало. По голове.
   Впрочем, не только наш горе-спутник перетрусил. Мы с Варей сами едва не засверкали пятками. Из ниоткуда посыпались искры, и морозным ветром обдало, да так, что волосы в буквальном смысле встали дыбом. Даже Светины косички!
   - Простите! - запричитал хриплый женский голос. - Дверь треклятая шалит! Генка-балбес напортачил. Ох, говорила ему, не лезть с дурацкими идеями! Простите его горемычного!
   Когда я открыла глаза и смогла сделать полноценный вдох (вот уж точно в зобу дыханье сперло!), обнаружила рядом высокую женщину лет сорока с копейками в простом цветастом платье и черной косой вокруг головы. Абсолютное отсутствие талии не портило даму, напротив, прибавляло шарма. За ее широкой спиной тоже было на что посмотреть. Там зиял кошмарный прямоугольник непроглядной пустоты. Как дверь в потусторонний мир, честное слово. Еще чуть-чуть, и я бы уверилась, что за нами явилась хозяйка небытия.
   - Злата Васильевна, - обиженно пропищала Света, пытаясь вернуть куцые косы на место. - Могли бы сказать, что нельзя к вам. Зачем же так? Будто метлой поганой!
   - Так можно же! - воскликнула визитерша, хватая девочку за раскрасневшиеся после морозной атаки щечки. - Говорю же, Генка-паразит отчудил. Выгнать бы его. Толку, как от козла молока. Да жалко, пропадет неумеха, - продолжая говорить, женщина повела Свету к черной, как тьма, двери.
   Боже праведный! Нам тоже туда? Ни за что! Лучше на сцену к Дунайскому! На пару с ним фокусы показывать!
   - Мамочки! - девочка сообразила, куда ее ведут, и затормозила, поднимая в воздух комья земли.
   - Без паники! - велела Злата. - Дверь нормальная. Это у Генки руки не тем концом вставлены и чурбан, где у приличных людей голове быть положено. Простите его бестолкового.
   Златина правда. Проход сквозь темноту не доставил неудобств. Разве что мурашками облагодетельствовал, кинувшимися наперегонки по телу. Ещё Михаил, как всегда, отличился. Замешкался у двери, попятился и оттоптал ноги Варе. Больше никто ничего не почувствовал. Никаких ощущений. Вообще никаких. Заходишь во тьму, и вот он - новый слой.
   - Двери золотистой полагается быть, - пробурчала Света, сердито оглядывая проход с обратной стороны. Здесь он тоже выглядел черный дырой. - Поди пойми: то ли в гости приглашают, то ли на страшный суд.
   - Или в чистилище, - прошептала я и поинтересовалась - Кто такой Генка?
   - Недоразумение! Вашему Михаилу фору даст. Ой, простите Злата Васильевна. Но каждый человек имеет право на свое мнение.
   Злата на выпад Светы предпочла не отвечать, но губы поджала. Хорошо, хоть Михаил не расслышал, будучи занятым - отбивался от кулачков хромающей Варвары.
   Слой Златы Васильевны оказался деревенским двором с деревянной избой, баней и постройками для птиц и скота. Всё старое, но аккуратное, ухоженное. Под ногами, не обращая на нас внимания, сновали белые и рыжие куры. Крупный петух сидел на заборе и, прикрыв один глаз, деловито наблюдал за происходящим.
   - Сколько их тут? - изумилась Варя. - У бабушки в деревне их много было. А еще индюк! Злющий! Один раз меня на поленницу загнал!
   - Не считала, девонька, - улыбнулась Злата. Ей пришлось по душе деревенское детство балерины. - А яйца как несут! Диву даюсь!
   - Настоящие? - ляпнула я, поздно заметив, как Света делает большие глаза.
   - А то!
   - Злата Васильевна трепетно относится к своему хозяйству, - донесся до ушей запоздалый шепот девочки.
   Хозяйка усадила нас обедать прямо во дворе. Стол ломился от еды, простой, но вкусной: пшеничных лепешек, парного молока, сметаны, в которой стояла ложка, рассыпчатой картошки. Взирая на все это изобилие, мы напрочь забыли о недавнем чаепитии у Светы.
   - Что с дверью-то стряслось? - спросила девочка, когда все объелись. Или почти все. Михаил отложил деревянную ложку с тоской в глазах. И как в него влезает?
   Злата тяжко вздохнула и принялась рассказывать. Между красочными эпитетами вроде "лодыря", "колоды" и известного нам "балбеса", перемежающимися просьбами простить дурака окаянного, мы сделали вывод, что женщина приютила парня не просто по доброте душевной. Отрок восемнадцати годов напоминал ей сына-охламона, не умеющего шага ступить, чтобы не напороться на неприятности.
   - Генка нашептал двери, чтобы не пускала гостей сразу, а сначала стращала для надежности. Теперь она искрит и морозит, - объяснила хозяйка, постучав мощным кулаком по столу. - Уговаривать придется, чтобы не занималась самодеятельностью. Она, видите ли, во вкус вошла!
   - Что такое Перепутья? - спросила Варя, когда у Златы закончились ругательства в адрес негодника Генки и отбившейся от рук двери.
   Облик хозяйки мгновенно изменился. Подобралась, посуровела.
   - Уверена, что хочешь знать, девонька?
   Балерина стушевалась, не посмела ответить. Вместо нее откликнулся Михаил.
   - Конечно! - заверил он. - Варя сказала, без Перепутий отсюда не выбраться. А я домой хочу. У меня там невеста осталась.
   - Хочешь? - холодно усмехнулась Злата. - Точно?
   Михаил поежился под пристальным взглядом, но кивнул.
   - Так и быть, милок, - женщина улыбнулась, но нехорошо, не обнадеживающе. - Помогу я тебе встретиться с Перепутьями.
   - Они прошлое или будущее? - спросила я, поежившись.
   Светлые глаза Златы затуманились.
   - Перепутья - это то, что мы не хотим помнить или замечать, - уклончиво ответила она. - Мы можем шагнуть им навстречу и выйти из Потока. А можем убежать прочь и остаться здесь, пока... пока наше время не кончится.
   - А...
   - Позже! - оборвала Злата, выставив вперед широкую в мозолях ладонь. - Не всё сразу.
   Я подчинилась. Хозяйка права - я не хотела выяснять, что произойдет, когда мое время в Потоке истечет. Пока не хотела.
   Зато Варя осмелела.
   - Почему вы еще здесь? Не захотели встретиться с Перепутьями? - от голоса балерины повеяло холодком. - Или не смогли?
   - Я встретилась с ними, девонька. Но предпочла не возвращаться в реальный мир. Причины тебя не касаются. Идемте. Михаила ждут Перепутья.
   Под громкий петушиный крик Злата перенесла нас на новый слой, где Михаилу предстояло вступить в схватку с прошлыми (или будущими?) проблемами. Мир походил на подземную стоянку с бетонными стенами, потолком и полом. Он выглядел безжизненным. Вокруг ничего и никого. Кроме нас пятерых. Ни единого следа колес авто или человеческих ног.
   Злата объяснила, что в Потоке есть миры, которые большим компаниям кажутся пустыми. Но едва человек остается один, обрушивают Перепутья. Однако случается, что и на обычном слое кто-то видит недоступное остальным.
   - Правильно! - многозначительно изрек Михаил. - В Вариных комнатах нам с Сашей и Светой ничего не показали.
   - Точно! - брякнула я. - Клоун тоже общается только со мной.
   - Какой клоун? - насторожилась Варвара.
   - Э-э-э.... настырный....
   Пришлось каяться за скрытность и рассказывать, пряча виноватый взгляд, о преследующей кукле, возвращении в парк Дунайского и Перепутьях, которые там начинаются.
   - Так нечестно! - обиделся Михаил. - Почему же ко мне никто не являлся?
   - Почему-почему, - проворчала Злата. - Видно, время для встречи не пришло, или ты попал в Поток по ошибке. Я встречала лишь двух людей, не нашедших Перепутья.
   - Один из них Василий Петрович, - пискнула Света.
   - А если и я такой же? - Михаил почесал затылок.
   - Значит, не сможешь вернуться домой! - рассердилась Злата. - Хватит молоть языком. Такой, не такой. Сейчас и проверим, какой!
   Михаил сник, а Злата продолжила:
   - Внимательно погляди на нас. Хорошенько запомни детали. Во что мы одеты, какого цвета глаза. Это поможет тебе остаться на поверхности, если Перепутья затянут. Что бы ни случилось, помни: ты находишься тут, а не там. Понял?
   - Угу, - промычал парень и истошно завопил, заметив, как Злата поманила нас прочь. - Вы куда?!
   - Ко мне в убежище. Я же объяснила, балбес, пока мы тут, пустой слой не покажет Перепутья. Ты должен остаться один. Не паникуй, я за тобой вернусь.
   Михаила это не успокоило. Глаза округлились, колени затряслись. Остаться на месте заставил лишь снисходительный взгляд Варвары. Эх, вояка... Хотя чего я насмехаюсь? Сама-то благополучно сделала ноги с представления Дунайского.
   Вернувшись на деревенский дворик, Злата засучила рукава и отправилась на кухню, а нам велела животинку накормить. Задачка оказалась еще та. Варя, хоть и проводила ребенком лето в деревне, для кормления скотины была слишком мала, а я настоящую корову вблизи впервые увидела в зоопарке Потока. Хорошо, что Свете не раз доводилось помогать Злате по хозяйству. Девочка покорно взяла кормежку на себя. Мы же больше обсуждали Перепутья, нежели работали.
   - Откуда Поток может знать о будущем? - недоумевала балерина. - Может, это и не будущее вовсе? Наблюдатели выясняют страхи и воссоздают их во всей красе. Я волнуюсь из-за премьеры. Это моя первая главная роль в театре. Хочу, чтобы все прошло по высшему разряду, не как в балетной школе. Ух! - Варя сжала кулачки, старое воспоминание о подлянке Петьки Кислова до сих пор вызывало сильные эмоции. - Вот Поток и решил надо мной поиздеваться!
   - А вдруг всё сбудется? - несчастно пролепетала я.
   - Если только ты поверишь, - Света вытерла мокрый лоб. Она закончила накладывать корм свиньям и сама изгваздалась с ног до головы. - Василий Петрович говорит: стоит поверить, и ты сам воплотишь ложное будущее. Неважно, было оно тебе предначертано или нет.
   - В этом есть смысл, - задумчиво пробормотала Варя. - Саш, думаешь, клоун тебе будущее показывает?
   - Нет, - я облокотилась на заборчик, наблюдая, как свинки отталкивают друг друга здоровыми тушками. - Ты же видела, какую истерику вызвал парк Дунайского. Это прошлое, но глубоко забытое.
   - О! - воскликнула Света. - Злата и Михаил вернулись!
   Поглощенные никуда не ведущими разговорами, мы пропустили, как хозяйка отправилась за нашим горе-спутником.
   - Ну как? Были Перепутья? Страшно? - забросали мы парня вопросами, выбежав навстречу.
   - Ничего не страшно! - возмутился Михаил злой, как черт. - Ерунду всякую показали! Глупости! Злата, где у вас умыться можно?
   - Там, - кивнула хозяйка в сторону сарая. - За углом бочка с водой.
   Мы недоуменно взирали Михаилу вслед. Я полагала, он вернется поверженным. Не храбрец он у нас. Но вот, поди ж ты.
   - Вы иного исхода и не ждали, да? - спросила Злату Варя, заметив в глазах хозяйки победный блеск. - Рады?
   - Не тому, о чем ты подумала, - вздохнула та. - Рада, что не потеряла способность видеть. Я знала, парень провалит попытку. И многие последующие тоже. Если вообще захочет пробовать.
   - Что же он увидел?
   Оказалось, Ларису. Бывшую подружку. Однако привиделась не сцена расставания, а счастливые времена. Первые свидания, поездки на шашлыки, прогулки по ночному городу, коих за четыре с половиной года романа накопилось множество. Ни одно из воспоминаний Михаил не мог назвать неприятным, не то, что страшным.
   - В чем смысл? - удивилась Варя.
   - Ты, девонька, видела события, похороненные глубоко в памяти, - ответила Злата многозначительно. - Глупому мальчишке показали промахи, которые он не замечал. Но он и теперь ничегошеньки не понял.
   - Что же ему делать? Пытаться вновь?
   - Оставить все, как есть, и наслаждаться жизнью в Потоке. Столько, сколько отведено. К тебе, девонька, это тоже относится.
   - Как вы смеете?! - балерина раскраснелась от возмущения и топнула в сердцах. - У Михаила там невеста! А у меня жених и целая жизнь в придачу!
   - Нет у него больше невесты. Проворонил парень счастье. А ты, - Злата положила мощную ладонь на хрупкое Варино плечо, - поступай, как знаешь. Хочешь в последнюю комнату, ступай. Но помни: это перевернет все. Ты сама не захочешь возвращаться в реальный мир. Для тебя Поток - дар, глупышка.
   - Вы сумасшедшая! - Варвара с отвращением оттолкнула руку Златы.
   - Мне тоже нельзя к Дунайскому? - ядовито поинтересовалась я, будучи солидарной с Варей. Что за странные советы? Какой же это дар?!
   - Тебе, милая Сашенька, прямая дорога в Перепутья, - окончательно огорошила нас хозяйка. - Ты обязана вернуться домой. Как и Света. Не смотри так, неблагодарный ребенок, - повернулась Злата к девочке, заметив, что та корчит гримасы. - Плохо стараешься, иначе давно бы Перепутья прошла. Доиграешься до Черной Пелены.
   - До чего? - ужаснулась я.
   Сначала Тень. Теперь Пелена. Сколько еще тут нечисти водится? Может, весь список огласите?
   Варвара в разговоре больше не участвовала. Разобиделась и потеряла интерес к очередным обитателям Потока.
   - Есть Черная Пелена, а есть Белый Дым, - охотно объяснила Света. - Считается, Дым выводит людей в реальный мир после Перепутий. А Пелена, она... в общем, она приходит к тем, чей срок в Потоке закончился. Хотя точно никто не знает. Никто ж обратно не возвращался.
   У меня на языке вертелся миллион вопросов. Не хватило бы дня, чтобы все задать. Несколько, самых актуальных, я бы непременно озвучила прямо сейчас, однако нас оглушил громкий вопль, слившийся с безумных ржанием.
   - Дверь треклятая! - ахнула Злата и, подхватив длинный цветастый подол, кинулась спасать и успокаивать очередных гостей.
   Через пару минут нашему взору предстал взъерошенный мальчик Егор, ведущий под узду упирающуюся рыжую лошадь с крыльями, как у птеродактиля. Послышалась знакомая "песнь": простите Генку, беса окаянного, прогнала бы, да жалко.
   - Теть Злат, - прервал мальчик подвывания хозяйки взбесившейся двери. - Можно я у тебя посижу, а?
   - Петрович доконал? - догадалась та.
   - Ага. Пилит и пилит. А я что? Всего-то соорудил дельтаплан новый. С пропеллером.
   - Зачем дельтаплану пропеллер? - поинтересовалась Света учительским тоном. Похоже, не один Василий Петрович читал Егорке нотации.
   - Эксперимента ради! - парировал мальчик.
   - Покажешь? - спросил вернувшийся после умывания Михаил. А глаза-то как заблестели!
   - Конечно! Когда этот, с карманными часами, чуток поостынет.
   Злата велела всем мыть руки и садиться полдничать, что вернуло Михаилу бодрое расположение духа. За столом Егорка одновременно жевал и рассказывал о возможностях нового летательного средства, Света хмуро косилась на него, Михаил открывал рот от восторга, не забывая подкладывать туда еду, а я осторожно взяла за руку Варю.
   - Света правильно сказала, - зашептала я балерине на ухо. - Сюда ОТТУДА никто не возвращался. Злата ничего не может знать наверняка. Забудь ее советы.
   - А ты забудешь? Не пойдешь к Дунайскому?
   Меня пробрал озноб.
   - Не пойду. Не могу, понимаешь?
   Я ошибалась. И очень скоро мне предстояло об этом узнать. Слишком скоро...
   - Соли нет? - спросил Михаил.
   - Сейчас наколдую! - заявил Егор и получил подзатыльник от Златы.
   - Я тебе наколдую! Тыщу раз говорила, у меня колдовать не положено!
   - Так соль же просят!
   - Вот и принеси, раз такой прыткий. На кухне полная солонка стоит. Марш!
   Егор нехотя поднялся и поплелся к избушке. Едва он скрылся за дверью, высоко в небе громыхнула барабанная дробь, и во двор из ниоткуда вывалился здоровенный детина под два метра ростом. Вихрастый, белобрысый, с глазами навыкате. Может, при других обстоятельствах они выглядели бы пристойно, однако сейчас их владелец был перепуган насмерть. Озирался по сторонам, соображая, в какую сторону драпать.
   Неужто тот самый балбес Генка?
   Спросить я не успела.
   - Матерь божья! - гаркнула хриплым голосом Злата.
   - Бежим! - истошно завопила Света и вскочила, перевернув лавку вместе со мной и Варварой. - Скорее! Это Пелена!
   С вами когда-нибудь случалось такое - на вас надвигается автомобиль, а вы не можете пошевелиться? Достаточно сделать шаг, чтобы отвести беду, но ноги не подчиняются. Лишь мозг спрашивает сам себя: затормозит - не затормозит?
   Со мной приключилось что-то похожее. Я лежала на траве и, похолодев от ужаса, смотрела на Черную Пелену, но не могла пошевелить и мизинцем. Не знаю, почему ее называли Пеленой. Она больше походила на обезумевший рой. Маленькие черные точки, будто пчелы, занимали свое место в общей массе и двигались вперед без страха, без вопросов. Слаженно и целенаправленно они преследовали цель.
   Сейчас этой целью был балбес Генка. Высоченный парень, сверкая стоптанными подошвами, носился кругами по двору. От него в разные стороны с возмущенным кудахтаньем разбегались куры. Все это безобразие сопровождалось диким ржанием привязанной к забору лошади, которая брыкалась всеми четырьмя копытами и угрожающе размахивала крыльями.
   - Уберите! - вопил детина, нарезая очередной круг. Пелена сплошной стеной летела следом, сокращая и сокращая расстояние.
   - Генка! Тикай отсюда, паразит! - вторила ему Злата, высунув голову из-за колодца. - Светка, не шевелись, ей тепереча все равно, кого хватать! Саша, чего разлеглась, как колода?! Ползи давай, ползи! Генка, марш со слоя, кому сказала?!
   Ползти? Какой там! На меня будто заклятье навели, выполнить приказ Златы я не могла при всем желании. Да и Генка ее не слушал. Вместо того, чтобы "тикать" прочь со слоя, он решил искать спасения в избушке. Одним прыжком перемахнул высокие ступеньки и... столкнулся в дверях с Егоркой, который, не подозревая о кошмаре, царившем во дворе, вышел из дома с солью для Михаила.
   Все произошло в одно мгновение. Так быстро, что никто и крикнуть не успел. Генка оттолкнул Егора в сторону. Без злого умысла. Но неумышленное движение стало фатальным. Мальчик покачнулся и рухнул прямиком в объятия Пелены.
   - Не-е-е-ет! - чей-то крик резанул по ушам. Чей именно, я не разобрала, но точно не Егоркин.
   Мальчик не издал ни звука, пока черные точки спиралями опутывали тело, связывали по рукам и ногам. На его лице не было страха, только странная покорность неизбежному. С губ сорвался последний вздох, который я, скорее, почувствовала, нежели услышала - умиротворенный, едва ощутимый, как шелест ветерка.
   Мальчик исчез. Осталась черная масса, состоящая из сотни тысяч маленьких мельтешащих точек. Затем и они начали бледнеть и растворяться, пока не растаяли, будто и не было их тут вовсе...
   ...Десять минут спустя мы стали свидетелями безобразной, тошнотворной сцены.
   - Я сказала: убирайся вон, паразит окаянный! Чтоб ноги твоей в моем убежище не было!
   - Но, теть Злат, я ж не специально! Не желал я зла! Пощади! - всхлипывая и громко шмыгая носом, Генка ползал у ног хозяйки и вымаливал прощение.
   Но та была непреклонна.
   - И не проси. Вон! Пошевеливайся, пока я тебя сама со свету не сжила!
   Генка еще раз протяжно всхлипнул, вытер мокрое лицо рукавом рубахи и, пошатываясь, поплелся прочь. Он знал Злату лучше нас и понял - решения она не изменит. Когда смолкла барабанная дробь, я подошла к осиротевшему Рыжику. С трудом сдерживая слезы, погладила бок. Конь в ответ дунул в лицо. Едва все перестали носиться и шуметь, он тоже успокоился.
   - Рыжик исчезнет, - Света прижалась щекой к лошадиной шее. - Все существа исчезают после... после ухода хозяев. И убежища пропадают, - она принялась рыться в кармашках сарафанчика в поисках носового платка. - А Генка все равно не жилец. Пелена за ним вернется.
   - Простите его, дурака окаянного, - услышали мы знакомую Златину фразу.
   Теперь она звучала горько и отдавалась в сердцах острой болью. Можно сколько угодно твердить, что никто не знает, куда уводит людей Пелена. Мы поняли куда. Оттуда точно никто не возвращался.
   - Простить? - возмутилась Варя. - Как такое можно простить?!
   - Можно, - заверила Злата. - Не прощеные деяния отравляют душу. Надо уметь прощать даже врагов.
   - Что же делать? - спросил Михаил. - Есть способ спрятаться от Пелены?
   Злата покачала головой.
   Я понятия не имела, что делать Михаилу или Варе. Зато стало ясно, как должна поступить сама. Отправиться туда, куда в ближайшее время не собиралась. Варвара прочитала выбранный маршрут по моему лицу и коротко кивнула. Я не знала, одобряет ли балерина решение. Но едва заметным движением, она дала понять, что не станет ни отговаривать, ни сопровождать.
   Однако без попутчика не обошлось. Я поняла, что мне сели на хвост, слишком поздно. Вместе с пушечным выстрелом, уносящим меня в парк Дунайского, я услышала переливы колокольного звона.
  
   ****
   Настоящее время
   Шеф ходил туда-сюда по крохотному кабинету, успевая сделать от окна до двери шагов пять-шесть максимум. Гнетущее молчание затягивалось.
   Я не выдержала.
   Ударила кулаками по коленям, обтянутым черной тканью вечернего платья.
   - Это невозможно! Войти в Поток спонтанно, без спутника! Шеф? - я умоляюще посмотрела на Семеныча, призывая его опровергнуть жуткие выводы.
   Однако начальник поверг меня в еще больший шок.
   - Предпочитаешь думать, что это не ты шагнула в Поток, а он забрал тебя из сна? - Павел Семенович, наконец, сел. - Нравится быть марионеткой?
   Вариант об обычном сне начальник не рассматривал. С другой стороны, синяк-то налицо. Точнее, на пол-лица.
   - Но как же... Ведь тогда... - выразить мысль человеческим языком не получалось.
   - Вот именно! - провозгласил шеф. Он снял очки и, щурясь, посмотрел в сторону. Я не раз наблюдала подобное и знала, сейчас он выдаст нечто убийственное. И он выдал. Да такое, что ни в какие ворота с мылом бы не протиснулось. - Иногда я думаю, что мы достигли черты. Ты семь лет надоедала ИМ своим присутствием. ОНИ разозлились всерьез.
   - Но шеф! - я не верила ушам.
   - Саша, ты и сама это понимаешь. Что мы знаем о Потоке? О неприятелях? Лишь то, что нам позволяют знать. Мы видим верхушку айсберга. Каждый раз, заходя туда, ты рискуешь не вернуться. А теперь эта девочка Алиса и твой спонтанный переход.
   - Вы хотите всё прекратить? - по телу от негодования прошла судорога.
   - Эту мысль я не рассматривал. Пока, - Семеныч и не думал смущаться. - Вот что. Езжай домой и хорошенько выспись.
   - А как же Кирилл и Алиса? Я потеряю целую ночь! Шеф!
   - Сегодня ты не в состоянии разгуливать по слоям, - отрезал Семеныч тоном, не терпящим возражений. Даже аргументированных. - Завтра займешься Кириллом. И только Кириллом.
   - Но...
   - Забудь об Алисе.
   - Но...
   - Понимаю. Жестоко, - Семеныч не оправдывался. Он констатировал факт. - Но в Поток попадали десятки Алис. И попадут еще столько же. А ты ТАКАЯ одна...
   Из серого девятиэтажного здания я выходила, кипя от гнева. Умом я понимала, что шеф прав. Несмотря на годы кропотливой работы, Поток оставался вражеской территорией. Жизнь одного спутника не стоила сотен других, которые я могла спасти в будущем. Но душа не желала соглашаться. Алиса - особенная, я готова рисковать ради нее.
   К тому же, ТАКАЯ я не в единственном экземпляре. В городе живет еще одна девушка с даром. В некоторых аспектах её возможности превосходят мои. Она лучше справляется с поиском. Видит страхи, недоступные мне. Но не может общаться со спутниками. Для них она - невидимка. Легкий порыв ветра.
   Может, привлечь ее к делу Алисы? Знаю, я последний человек во вселенной, с которым она захочет общаться. Но разве жизнь маленькой девочки не важнее старых, пусть и не заживших, ран? Сколько ей сейчас? Двадцать пять? Впрочем, какая разница? Она и в двенадцать приходила на помощь незнакомым людям. И восемнадцать тоже.
   Последние семь лет она считает, что я отняла ее любимого. И, что еще ужаснее, сделала неправильный выбор, когда настал момент принять самое важное в жизни решение. Через первое девушка с даром способна переступить. Второго не забудет никогда. Пусть выбор и был единственным верным.
   Решено. Утром я позвоню Свете.
   Свете, которая бескорыстно помогала мне в первом путешествии по Потоку. Свете, которой тринадцать лет назад я спасла жизнь. Свете, которая никогда меня не простит. Потому что я была не врагом. Я была другом. А друга прощать в стократ труднее.
  
   Глава 6. Представление Дунайского
   Тринадцать лет назад
   - Что ты натворила?! - обрушила я на хлопающую глазами Свету накопившиеся эмоции: злость, горечь и отчаянье. - Кто тебя просил перемещаться со мной?!
   - Ты... ты...
   Девочка растерянно наблюдала, как я пинаю в разные стороны мусор, вывалившийся из урны, которую сама же опрокинула минутой ранее в порыве распиравших чувств.
   - Ты не готова к Перепутьям, Саша, - закончила Света под скрежет катящейся по асфальту бутылки из-под лимонада.
   - О! Ты у нас теперь главный эксперт по Перепутьям! - очередной пинок, и коробка, содержавшая некогда кукурузные палочки, эффектно пролетев метра три, приземлилась на газоне. - Ты вокруг погляди! - следом отправился сдутый красный мяч. - Теперь мне точно ничего не покажут!
   Взмах ногой, и мой вой огласил округу, ибо вместо пластмассовой машинки без колес я угодила по урне. Соприкосновение с металлом пальцы в полной мере прочувствовали даже через кроссовку.
   - Не покажут, - повторила я, силясь сдержать слезы, навернувшиеся на глаза от боли.
   На демонстрацию Перепутий рассчитывать не приходилось. Жизнь в парке аттракционов замерла. Не остановилась, а именно замерла. Существа никуда не исчезли. Застыли в нелепых позах, словно кто-то легким движением руки прекратил бег времени. Особенно выделялся грузный дядька, споткнувшийся о брошенный самокат. В любой другой момент я бы вдоволь посмеялась над мужиком, зависшим в падении, раскинув руки и выпучив глаза. Но не теперь.
   Слишком зла на Свету. За то, что отправившись за мной, поколебала мою решимость встретиться с Дунайским. А еще на себя! За то, что перетрусила за собственную жизнь гораздо сильнее, нежели сожалела о погибшем мальчике. Почему мы - люди, такие? Вечно печемся о своей шкуре? Когда беда происходит с кем-то другим, посочувствуем, выдавим слезу, посетуем на несправедливость мира. А как сами попадаем под раздачу, гневно вопрошаем небеса: чем мы хуже остальных? За что нам - замечательным и выдающимся - такие напасти? Лучше б к соседям заглянули, они больше заслужили!
   Вот и я рванула к иллюзионисту, заботясь исключительно о своей сохранности. Какое мне дело до других? До Вари с Михаилом? До Светы, которой, по словам Златы, сам бог велел бежать из Потока? Поэтому так горько на душе. От осознания эгоизма. Потому и пинаю мусор и ору на ни в чем неповинную девочку, переживающую за мою же безопасность.
   - Уходи, - я сбавила обороты, но тон остался далеким от дружелюбного.
   - Ты не готова, - упрямилась Света. - Перепутья - это не просто.
   Будто без нее не знаю! Не забыла, как билась в истерике при упоминании мастера иллюзий, а, загремев в шатер, не смела глаз открыть и молила о пощаде. Но сейчас выказывать слабость я не собиралась. Ершистый характер проявился очень вовремя.
   - Если ты боишься Перепутий, это не значит, что и другие струсят! - заявила я.
   - Я не боюсь, Саша, - девочка теребила подол сарафанчика. - Мир Страха помог перестать бояться. Но я не понимаю, что должна сделать. Топчусь на месте.
   - Как это?
   Оказалось, сбить с меня спесь проще простого. Я заткнулась в тряпочку, сообразив, что полезнее послушать Свету, нежели испытывать на прочность голосовые связки.
   Девочка только этого и ждала, простодушно улыбнулась и принялась рассказывать свою грустную историю.
   Последним, что она помнила, была ссора с одноклассницами из-за туфель.
   Впервые памятную обувь (нежно-бежевые остроносые туфельки с двумя тоненькими ремешками, изящные и легкие, как у принцессы) Света увидела на девочке в метро. Та сидела, закинув ногу на ногу, и покачивала лодыжкой. Света пялилась на туфли всю дорогу, ломая голову, как убедить маму раскошелиться. Две пары обуви, как назло, были куплены неделю назад. Третью родители сочтут перебором.
   Скрепя сердце, девочка запретила себе думать о запавших в душу туфельках, но через несколько дней увидела их в магазине, куда зашла вместе с мамой и старшей сестрой.
   - Клевые, - одобрила Натка, проследив за восторженным взглядом младшенькой. Она теперь носила другую обувь - на высоченных каблуках, но и детскую моду не забыла.
   - Мам, ну мам, - плаксиво затянула Света.
   В ответ услышала напоминание о недавних покупках и предложение, вести себя как взрослая девочка. Особенно в публичном месте. Пришлось умолкнуть. Однако Света свято верила в поговорку о капле, способной отточить камень, и с завидным постоянством заводила разговор о новой обуви. Неизвестно чем бы кончилось дело (все-таки упрямство дочь унаследовала от матери), если б папу не повысили на работе. На радостях он одарил все семейство.
   На следующее утро Света, гордо задрав нос, шагала в школу в новых туфлях. Девчонки лопнут от зависти! Особенно Маринка Глебова и ее свита! Маринка слыла главной врединой в классе. А еще первой модницей. Родители исполняли любой дочкин каприз, гардероб регулярно пополнялся под влиянием каждого писка моды. Появляясь в очередной обновке, Маринка высокомерно выслушивала комплименты от свиты: Кати, Лели и Алины. Весь день замечала между делом: "Кать, тебе не кажется, что этот цвет меня бледнит?" "Алин, посмотри, складочки сзади не помялись?".
   Натка хохотала, когда Света трясла кулачками и пыхтела от злости: неужели, Глебова не видит, что юбка топорщится, а новые колготки с узором уродуют и без того короткие ноги?! Зато внешний вид одноклассниц Маринка обсуждала, не стесняясь. Особенно часто на острый язычок попадала Света.
   - Не переживай, - советовала Натка. - Над Глебовой все старшеклассники потешаются. Пугало неуклюжее!
   Но Света все равно расстраивалась. Надоели Маринкины придирки и глупое хихиканье ее подружек за спиной. Сегодня всё непременно сложится иначе! Пусть на один день, но и Светина обновка станет предметом всеобщего внимания!
   Так и случилось, но в извращенном виде.
   По пресловутому закону подлости, Глебова тоже заявилась в школу в новой обуви. Точь-в-точь, как у Светы. Правда, на ней остроносые туфельки принцессы сидели в разы хуже, что не преминули отметить одноклассницы.
   Ажиотаж разгорелся нешуточный. В классе, не смущаясь, сравнивали Светины и Маринины лодыжки. Глебова с каждым уроком свирепела сильнее, плевалась на свиту и поругалась на пустом месте с математичкой, заслужив гневный приказ пригласить в школу родителей. Света сидела тихо, как мышь. Но не помогло.
   После уроков Маринка с подружками зажали ее на лестнице.
   - Обнаглела, Тимофеева! - гаркнула коротконогая предводительница Свете в лицо. Кто-то из свиты больно дернул за косичку и ткнул в бок. - Снимай туфли! Босиком домой пойдешь!
   Света яростно замотала головой. Еще чего!
   - Снимай, хуже будет! - вторила заводиле писклявым голосом Алинка.
   Лелька, как самая крупная из подруг, прижала Свету к стене, навалившись всей тушей. Катька помогала ей, чем могла. Несмотря на худобу, руки у нее крепкие и цепкие - не вывернешься.
   - Алинка, давай маркер! - скомандовала Глебова.
   У Светы перехватило дыхание. Что задумали, а? Испортить новые туфли! Поди потом отмой! Уборщицы стены чем только не оттирали. В итоге заново красить пришлось!
   Пока Алинка копошилась в сумке в поисках пакостного орудия, Свету взяло такое зло, что и силы появились, и смекалка. Прицелившись наугад, девочка пнула Катьку в неприкрытую щиколотку острым носком туфли. Та взревела белугой и ослабила хватку. Не теряя ни секунды, пленница выдернула руку и основательно заехала Лельке в нос. Тушка моментально отстранилась.
   Света кинулась наутек вниз по лестнице.
   - Стой! Убью!
   Света услышала бойкие удары об пол четырех пар ног. Травмированные противницы быстро пришли в себя и рванули в погоню. В панике девочка пропустила нужный пролет и проскочила мимо первого этажа на цокольный. Плохо понимая, что делает, толкала все двери подряд, увы, закрытые. Что случилось дальше, Света не поняла. Кто-то схватил ее за шиворот и больно ударил между лопаток.
   А потом... потом девочка очнулась в Потоке.
   - Это и стало моим Перепутьем, - объяснила она. - Я слышала звуки погони. Бегала и толкала двери. Но ни одна не открылась. До Тени и Страха.
   Я вспомнила Светин рассказ, как из-за энергетического сгустка она стала уязвима для миров Страха. Но тогда девочка не сказала, что увидела.
   - Темноту, - проговорила она дрогнувшим голосом. - Сплошную, непроглядную темноту. Даже ночью, когда глаза привыкают, можно многое разглядеть. А тут ничего. Но я точно знала, что вокруг люди. Слышала голоса, натыкалась на разные предметы, но видеть ничего не могла, - Света шмыгнула носом. - Теперь тоже самое происходит в Перепутьях. Двери открываются, но за ними мрак. Ничего не выходит. Я не понимаю, чего от меня хотят. А Злата Васильевна талдычит, что с Перепутьями не справиться, пока не перестанешь бояться правды. Какой бы горькой или страшной она ни была.
   - Что это значит?
   - Понятия не имею. Я же застряла, - на круглом лице отразилась грусть. - Саша, решай сама, готова ли ты к Перепутьям. У тебя нет убежища, чтобы спрятаться, если станет невмоготу.
   На очередное проявление заботы, я ответила возмущением. Может, я и не готова сворачивать горы, но назад не вернусь. Подумаешь, убежища нет! Я не желала обзаводиться клочком Поточной земли. В прошлый раз сбежала же от Дунайского, когда захотела. Да, окунули в фонтан и с Тенью познакомили. Не с Пеленой же!
   Света пожала плечами, мол, как знаешь.
   - Я за тобой вернусь. Позже, - пообещала она и растворилась в воздухе.
   Едва стихли серебряные звуки колокольчиков, парк ожил. Существа не почувствовали, что бог весть сколько времени провели без движения, продолжили заниматься делами. Грузный дядька шмякнулся об асфальт, а поднявшись, от всей души пнул самокат, и тот с жалобным скрежетом откатился в сторону.
   - Явилась? - довольно поинтересовался за спиной клоун.
   - Глаза нарисованные протри, - огрызнулась я.
   Пусть не ждет, что я стану перед ним расшаркиваться.
   - Иди в шатер, коли не передумала, - злорадно усмехнулась кукла. И ручки потерла.
   Вот и пойду! Не надейтесь, что перетрушу! Выдержать испытание Дунайского теперь дело принципа. Не говоря о нежелании умирать. Что такого мне могут показать? Ничего ужасного в моей жизни не случалось, а будущее мы "программируем" сами.
   От этой мысли идти на ватных ногах к шатру стало чуточку легче.
   "Но ты же понятия не имеешь, как загремела в Поток", - некстати напомнил внутренний голос. - "Наверное, тогда и стряслось что-то нехорошее".
   Я вздрогнула, но отмела мелькнувшую мысль о побеге, как трусливую и неприемлемую.
   "Ну и пусть! Не сахарная, не растаю!" - я зашагала бодрее.
   Около шатра было не протолкнуться. Но не для меня. Существа резво освобождали дорогу. Я придирчиво окинула зрительный зал и выбрала место в последнем ряду - аккурат у выхода. Да, бежать я не собиралась, однако страховка не помешает.
   - Не пойдет, - заявил материализовавшийся из воздуха клоун.
   - Это еще почему? - рассердилась я. - Какая разница, где сидеть?
   - Иначе ничего не увидишь, - зловредная кукла назидательно приподняла бровь. - Первый ряд, четырнадцатое место. Там ты сидела в прошлый раз.
   Та-а-ак! Значит, я всё-таки поехала к Дунайскому на 23-м автобусе, которым сроду не пользовалась. В рекламной листовке шла речь о представлении мастера иллюзий! Но почему? Культурной программы, устраиваемой Бастиндой, хватало сполна. К тому же, подобные балаганы меня сроду не интересовали.
   Бросив гневный взгляд на клоуна, а затем тоскливый на выход, я поплелась к сцене. Уселась в кресло с номером четырнадцать на металлическом ромбике и сердито уставилась на серебряные звезды на синей бархатной ткани.
   Так и быть. Подождем вашего Дунайского.
   Но новое потрясение настигло раньше.
   - Саша, потерпи. Какая же ты непоседа.
   От звука мелодичного женского голоса органы перемешались и провалились. Первым об пол ударилось сердце. Чувствуя, что сейчас упаду в обморок, я посмотрела на соседнее кресло, которое минуту назад пустовало, как и ближайшие рядов пять. Рядом сидела рыжеволосая женщина, которая, нахмурив дугообразные брови, погрозила пальцем.
   Отправиться в забытье захотелось еще сильнее.
   Я дернулась и поняла, что появление матери, умершей десять лет назад, не единственный сюрприз. Со мной что-то случилось. Я была - не совсем я. Уменьшилась в размерах, превратившись в девочку лет шести в желтом платьице с ромашками.
   Да что же это?! Как же...
   - Маааам!
   - Саша, не ной. Ты же сама хотела посмотреть фокусы.
   Женщина устало провела тыльной стороной ладони по лбу. Огненные волосы, точь-в-точь как мои, собраны в узел на затылке. Несколько выбившихся прядей падали на лицо и обтянутые черной водолазкой плечи, нисколечко не портя прическу, а, напротив, придавая налет романтики. Мама была очень похожа на меня (точнее, я на нее), но в то же время разительно отличалась. Черты лица мягче, спокойнее, глаза зеленые, светлые, нос короче, губы тоньше.
   - Смотри, занавес поднимается, - зашептала она. - Сейчас выйдет иллюзионист. Я тебе объясняла, это дядя, который фокусы показывает.
   Синий бархат поехал вверх, но я не спешила переводить взгляд на сцену. Во все глаза смотрела на маму, которая не могла сидеть рядом со мной, но сидела. Как живая! И тут до меня дошло. Парк Дунайского - не недавнее прошлое, как я себе внушила. Он - мое детское воспоминание, которое я по неведомой причине умудрилась забыть. Сейчас меня в него вернули. Поэтому я вижу маму. Значит, и в прошлый раз она была здесь со мной!
   - Дамы и господа! - оглушил голос ведущего. - Встречайте! Несравненный мастер иллюзий - Аркадий Дунайский!
   Мама заулыбалась и принялась вместе с остальными зрителями аплодировать. Я собрала волю в кулак и посмотрела на сцену. Коротышка в цилиндре и фраке красовался перед публикой. Он больше не вызывал страха. Обычный мужичок с носом-картошкой и дежурной улыбкой. Дунайский стащил головной убор, перевернул его, показав залу пустое дно, двумя пальцами выудил из нагрудного кармашка платок. Показательно вздохнув, протер им лоб и накрыл цилиндр. Оттуда, как из рога изобилия, посыпались шарики, цветные ленты и букеты. Один из них в ловких руках иллюзиониста мгновенно превратился в белого голубя.
   Мне быстро наскучили детские фокусы Дунайского. Пусть я заключена в тело ребенка, но сознание в голове родное. Я снова переключилась на маму. Вот бы поговорить с ней, задать вопросы! Но она не ответит. Ненастоящая. Не существо, а лишь воспоминание. Какая же она красивая! Как ей идет улыбка! Но откуда взялась грусть в глазах и вертикальная морщинка на лбу? Мне казалось, мы были счастливой семьей.
   Вообще-то я плохо помню то лето. Последнее для мамы. Я сильно заболела, простудилась в разгар жары. Врачи пропустили осложнение. Я два месяца провела в больнице, то выздоравливая, то снова заболевая. Спасибо бабушке, она не отходила ни на шаг. Папа однажды сказал, что только ее нежелание сдаваться вытащило меня из могилы. А дальше... Дальше я привыкала к мысли, что мы с папой остались вдвоем. Мне, как и многим детям, говорили, что мама уехала и вернется нескоро. Но я поняла правду с первого дня. Училась с ней жить. А через пять лет к нам переехали Бастинда с Вовой.
   Из череды грустных воспоминаний вырвал голос мастера иллюзий.
   - А теперь главный фокус! Для него мне понадобиться маленький помощник. А лучше помощница. Поможешь дяде показать фокус?
   Дунайский обращался ко мне. Еще бы! Огненно-рыжая девочка в первом ряду выделялась. Я приготовилась открыть рот, чтобы предложить фокуснику отправляться в болото или в пахнувший тиной фонтан, но тело воспротивилось. Поднялось, вопреки моему желанию, и отправилось прямиком на сцену. Я хотела остановиться и не могла. Приказывала ногам шагать обратно, но они не слушались.
   - Как тебя зовут? - иллюзионист подсунул под нос микрофон.
   - Саша, - представилась я детским голоском, рот открывался без моего участия.
   Вот, засада! Я не могла контролировать это тело. Являлась наблюдателем, лишенным возможности сопротивляться и высказывать точку зрения. Плохо! Чем бы ни кончилась демонстрация, придется ее досмотреть. Повернуть назад не получится! Замуровали!
   - Сашенька, держи, - Дунайский сунул в руки щенка, который не преминул ткнуться мокрым носом в щеку. - Его зовут Граф.
   - Граф, - фыркнула я. Слово показалось забавным.
   - Мы поиграем в прятки. Ты любишь прятки, Саша?
   - Да!
   Какой же ребенок их не любит? Дай волю, всю пыль в квартире соберет, пролезая в самые непостижимые и труднодоступные места.
   - Вы с Графом спрячетесь в шкафу, а мы все вместе будем вас искать.
   "Не пойду в шкаф!" - объявило "взрослое" подсознание. Я не на шутку перетрусила, как в первое посещение парка аттракционов с Варей и Михаилом.
   Однако мелкая "я" радостно закивала.
   Мебель, в которую мне предстояло войти, поджидала на сцене: высокая, громоздкая с скрипучими дверцами. Я оглянулась на маму, она подбадривающе улыбнулась. Стиснув щенка, я шагнула в шкаф. Внутри встретил мрак, что ни капельки не испугало младшую меня. Она уселась, скрестив ноги, и принялась укачивать Графа, напевая колыбельную. Не заметила, как внутренняя часть шкафа поехала вниз, будто лифт. Меня настоящую это тоже не удивило. Яснее ясного, фокусник сплавил ребенка, чтобы продемонстрировать залу чудо-исчезновение. Пара минут, и нас с щенком вернут обратно.
   Наверное, так бы и случилось, если б не одно крайне странное и неожиданное обстоятельство. Дверца шкафа распахнулась, и темная фигура быстрым движением прижала к моему лицу тряпку, пахнущую чем-то резким. Руки разжались, выпуская громко затявкавшего Графа...
   ...Я очнулась в грязной комнатушке без окон на железной кровати у шершавой стены. В нос ударил запах сырости. Где-то капала вода.
   - Мама, - тихо позвала маленькая "я". - Мама, ты тут?
   Никто не отозвался. Тогда она сползла с высокой кровати. Девочка не боялась темноты. Дверь отыскалась без труда, но не пожелала открываться. Мелкая села на пол и всхлипнула. Ей разонравилась игра дяди-фокусника. Да и щенок пропал.
   Не зря меня предупреждали, что Перепутья - вещь крайне неприятная. Я оставалась при своем сознании, но, как локатор, улавливала и остро ощущала эмоции мелкой - сначала страх, а позже и ужас, сопровождающийся чувством голода и жажды. Не знаю, сколько продлилось заточение. Я вместе с ребенком проваливалась в полудрему, наполненную кошмарами. Девочке снились монстры, тянущие к ней мохнатые щупальца. Она просыпалась в слезах и снова звала маму. Или дрожащим голоском рассказывала стихи, чтобы нарушить пугающую тишину.
   Ни разу в жизни мне не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы не потерять концентрацию и не забыть, кто я есть. Минуту за минутой, час за часом напоминала себе, что я - не маленькая напуганная девочка, а почти взрослый человек, настоящая личность. Всё вокруг - лишь воспоминание, которое рано или поздно отпустит разум из цепких когтей. Удавалось с трудом, наши сознания с шестилетней Сашей сливались.
   Когда ни у меня, ни у ребенка не осталось сил, послышались шаги и голоса. Женский - хриплый и негодующий. Мужской - недовольный, но испуганный.
   - Ты идиот! - кричала женщина. - Вся милиция города на ушах стоит!
   - Я Аркашке насолить хотел, чтоб понял, как друзей подставлять! Кто ж знал, что девчонка - внучка самого Корнеева!
   Не знаю точно, что случилось дальше. Наверное, мелкая потеряла сознание...
   Снова в себя мы с ней пришли в нашей спальне. В детской спальне! В окружении мишек, кукол, раскрасок, фломастеров и календарей с героями мультиков. Я все еще не принадлежала себе, застряв в Перепутьях. Разбудили нас громкие крики. Папины и дедушкины. Странно, я никогда не слышала, чтобы они ссорились. Папа на дух не переносил деда, сводил общение к минимуму, но в жизни не повышал голоса. А тут почти сошел на ультразвук.
   Как была в пижаме, мелкая поплелась на звуки скандала. Взрослая "я" не сопротивлялась, желая выяснить причину бурных выяснений отношений. Картина предстала красочная. Отец и дед - оба багровые и всклоченные, стояли посреди зала, готовые вцепиться друг другу в горло. Заплаканная бабушка умоляла их остановиться, но ни муж, ни сын не замечали ее страха и слез.
   Крики становились громче, яростнее. Но я не разобрала ни слова. Голоса родных звучали с помехами. Мелкая подобных затруднений явно не испытывала. Дернулась, как в припадке, повалилась на колени, схватилась за голову и издала такой душераздирающий визг, что нынешняя "я" внутри едва не лишилась чувств.
   Дражайшие родственники мигом забыли о разногласиях и ринулись ко мне. Успокаивали, обнимали, целовали. Но тщетно. Мелкая сопротивлялась, как обезумевшая кошка. Брыкалась, лягалась, кусалась и кричала, будто над ней издеваются.
   - Саша! Сашенька! - сливались голоса в единую мольбу. Но девочка не хотела, чтобы родные к ней прикасались. Особенно дед. Захлебывалась слезами и задыхалась от горя.
   - Она все слышала! - перекрыл остальные крики бабушкин голос, звучащий непривычно резко и горько. - Вы оба - глупцы...
   - Саша, очнись! Саша! - кто-то тряс меня за плечо.
   Я с трудом открыла глаза, ожидая увидеть родственников. Но надо мной склонилось круглое личико с русыми косичками.
   - Света, - пробормотала я и с радостью узнала собственный голос. - Я вернулась, да?
   Я радостно принялась ощупывать тело, не потрудившись подняться с травы.
   Стоп! Трава? Где это я?
   - Ты меня перенесла? - поинтересовалась я у Светы, пришибленно разглядывая очередное поле.
   - И не думала. Здесь раньше был парк аттракционов. Он растворился. Значит, часть Перепутий ты осилила.
   - Часть? - я села, ощущая ломоту в спине. Зато от голода, который я испытывала в темной каморке, не осталось следа.
   - Если б прошла полностью, здесь бы маячил Белый Дым. Что ты видела? - на детской мордашке нарисовалось любопытство.
   - Я...
   Боже праведный! Кошмар! Я видела самый настоящий кошмар!
   Всё это произошло на самом деле! И представление мастера иллюзий, и комната без окон, и ссора деда с отцом! Но, увидев забытые события, я их не вспомнила. Посмотрела кино о чужой жизни, но не пропустила через себя.
   - Почему я не слышала, о чем они говорили? - спросила я Свету, пересказав увиденное. Вкратце. Без эмоциональных подробностей.
   - Подсознание не захотело вспомнить правду, - девочка выдернула травинку и смяла в ладони, не замечая, как она окрашивается в зеленый цвет.
   - Что дальше? - я содрогнулась при мысли о новой встрече с Перепутьями.
   Девочка тяжко вздохнула.
   - Ты поможешь привести в чувство Варвару.
   - ?!
   - Дурной пример заразителен. Она тоже пошла в Перепутья, едва ты переместилась. Варя одолела шестую комнату. Что видела, не говорит. У нее с головой немного того... не в порядке. Твердит, что жить в Потоке останется. Убежище создала. Театр отгрохала! Спектакль готовит. Сольный!
   Ну и ну. От такого поворота событий в голове окончательно все перемешалось.
   - А еще Василий Петрович объявился. Странный. Хочет с тобой пообщаться. Дело, видите ли, у него к тебе. Очень важное, - передразнила девочка старика. - Все с ума посходили. Ух! Надоели, хуже горькой редьки! Домой хочу!
   Я была солидарна со Светой.
   Домой! И пропади оно все пропадом! Со всеми тайнами и забытыми воспоминаниями. Знать ничего не желаю! Ясно вам, небесные наблюдатели?
  
   ****
   Настоящее время
   - Какие ужасы в зеркале показывают, - процедила я, разглядывая поутру отражение. Правая щека приобрела стойкий синий оттенок. Я скорчила гримасу и охнула от боли. Что ж, от мимики сегодня, да и в ближайшие несколько дней, придется воздержаться.
   Света и не думала отвечать на звонки. Тогда я оставила ей сообщение с просьбой откликнуться ради попавшего в беду ребенка. Если не отзовется, значит, я перестала разбираться в людях, а в это верилось с трудом. Пока варился кофе, набрала Вову, чтобы предложить вместе пообедать. Хотелось обсудить дела Алисы и Кирилла с кем-то посвященным. Неважно, что Семеныч велел выкинуть девочку из головы. Я предпочитала думать, что это у него временное помешательство.
   Однако вместо сводного брата в трубке послышался голос другого человека, которого я держала на расстоянии. Он слишком хорош, чтобы превращать в бой-френда на пару месяцев. На большее я не способна.
   - Доброе утро, Саша. Вова на совещании, у нас сущий бедлам, - затараторил лучший друг брата - Вадим, давно и безнадежно ко мне неравнодушный. - Освободится к обеду.
   Сухо поблагодарив Вадима, я отключила связь. Возможно, наши отношения сложились бы иначе, признайся он в своих чувствах раньше. Но теперь это не имеет значения. Как, впрочем, и многое другое.
   Выходя из квартиры, я бросила еще один взгляд в зеркало и победно задрала подбородок. Грим умеет творить чудеса. Не разглядишь подарок Потока.
   - Не так быстро, дорогая! - высокий седовласый мужчина ловко перехватил меня у подъезда и взял под руку. - Не соизволишь составить компанию за завтраком?
   Папа! Вот так номер!
   Хотя чему удивляюсь? Мой отец - умнейший человек. Без труда сделал вывод, что пора брать гору в оборот, пока она не сделала ноги к другому Магомеду. То есть, не продлила контракт с нынешним работодателем. И что за вопрос: "не соизволишь ли"? Как будто у меня есть выбор?
   Ковыряя ложечкой пирожное в кафе, я ждала, когда отец перейдет к делу. Традиционными любезностями мы обменялись, здоровье родных обсудили, время следующего семейного обеда тоже.
   - Итак? - я в упор посмотрела на родителя.
   В свои пятьдесят пять он чертовски хорош собой, статен и подтянут. Седина ему только к лицу. Черные глаза проницательны и глубоки, волевой подбородок придает облику надежность. Любая представительница прекрасной половины без разговоров в объятия рухнет. Впрочем, так оно и случалось. Я точно знала, что законная супруга не единственная, с кем папочка коротает время. Меня это мало трогало. Я же не Алла. А Алла мне - не мать.
   - Какое решение ты приняла? - отец отбросил условности.
   - Ты знаешь ответ, - я набрала в грудь побольше воздуха. - Пожалуйста, не начинай снова. Именно поэтому я не брала трубку и не перезванивала. Знала, начнешь приводить аргументы, которые я слышала десятки раз.
   - Хорошо, - папа наклонил голову и сложил руки домиком на столе - явный признак, что жаждет говорить, нежели слушать. - Тогда скажи, почему? Дай мне вразумительное и правдивое объяснение.
   Я на миг прикрыла веки. "Вразумительное" и "правдивое" в моем случае не сочетались. Уверена, если б я когда-нибудь поведала отцу о Потоке, загремела бы в сумасшедший дом без промежуточных остановок.
   - Ответ, что мне нравиться моя работа, не прокатит?
   - Саша!
   - Послушай! - я решила выплеснуть аргумент, который припасла на крайний случай. - Ты всю жизнь злился на деда за то, что он решал, как вам с братьями жить. Теперь сам поступаешь так со мной. В чем отличие? Да, может, ты тысячу раз прав, и я растрачиваю талант, работая за гроши в государственном учреждении. Но это моя жизнь. Я хочу прожить ее по собственному усмотрению.
   Зная отца, реакцию можно было ожидать какую угодно. Но точно не ту, которая последовала. Он расхохотался. Громко, по-мальчишески.
   - Ладно, уела, - папа поднялся из-за стола и чмокнул меня в макушку. - Если передумаешь, ты знаешь, где искать вакансию...
   ...На нынешней работе поджидал очередной сюрприз в виде нового охранника, который отказался впускать меня в здание. Я второй день не могла найти удостоверение ни дома, ни на работе. Ясно, что новенький просто усердствовал. Обычно наши охранники проявляли бдительность через раз. Чаще разворачивали народ на вертушке из-за верхней одежды, нежели из-за отсутствия пропуска. В результате по зданию табунами шатались все, кому ни лень, останавливая персонал, чтобы спросить дорогу. Это беда любого учреждения, работающего с людьми. Тем более, в таком количестве.
   Положение спас вернувшийся на вертушку напарник новенького, давно и хорошо меня знавший.
   - К вашему Кондратьеву посетительница прошла часа полтора назад, - рассказал он, сглаживая неприятный инцидент. - С овчаркой. Не хотели пускать, с псиной-то. Но Кондратьев сам за ними вышел. Как же ее фамилия? В журнале записано.
   - Тимофеева, - подсказала я упавшим голосом.
   Значит, Света откликнулась на просьбу. Но перезвонила не мне, а Семенычу. Такого расклада я не предусмотрела. Впрочем, какая разница?
   Разница оказалась существенной.
   - В чем дело, шеф? - спросила я, найдя начальника наверху хмурого, как грозовая туча.
   - Саша, ты уверена, что ничего не хочешь добавить об Алисе?
   - Что стряслось? - опешила я, теряясь в догадках. - Дело в Свете?
   - Я предложил ей зайти в Поток. Она согласилась. Видела Алису. И еще кое-что.
   Меня потряс взгляд шефа. Давно я не видела в нем недоверия. Целых семь лет.
   - Павел Семенович, я понятия не имею, что вам сказала Света. Но, клянусь, я ничего не скрыла, - несправедливая обида накрывала с головой, голос задрожал. - Вы в курсе истории моих взаимоотношений со Светой.
   - Да. Поэтому спрашивал, не солгала ли она, чтобы досадить тебе. Уверен, Света сказала правду.
   - То есть, лгу я?
   - Мне трудно в это поверить, Саша. Поэтому хочу все хорошенько обдумать и понять, что творится с последним делом.
   - Но, Павел Семенович...
   - Саша, не спорь, - устало остановил новые возражения начальник. - Мне нужно подумать. Я сам с тобой свяжусь.
  
   Глава 7. Последний танец
   Тринадцать лет назад
   Когда мы со Светой переместились в Варино убежище с разрешения владелицы, балерина вовсю командовала парадом. Организовывала светопреставление, давая громогласные указания гномам и летающим феям с крыльями, как у бабочек. Стоп! Я протерла глаза и тряхнула головой, решив, что это Дунайский с родственниками довели меня до ручки. То бишь, до галлюцинаций. Но нет. Гномы и феи остались на месте и внимания не обратили на наше появление.
   - Это... это существа? - промямлила я, неприлично тыча пальцем в самого упитанного гнома - в лаптях и великоватой рубахе.
   - Конечно, - рассеянно отозвалась Варвара, уткнувшись носом в длинный свиток. - О, девочки! - тут же оживилась она, будто не впускала нас несколько минут назад, а увидела только что. - Вы-то мне и нужны! Помогать будете!
   Я хотела возразить, мол, глупость несусветная - записывать меня в помощники. Толку в хозяйстве, как от слона в посудной лавке. Но Варя рта открыть не позволила. Взмахнув рукой, наколдовала три внушительных стопки макулатуры, пардон, буклетов с очень познавательной информацией, и велела разложить это добро по креслам.
   - Гномы все путают, - пожаловалась Варя. - А феи слишком маленькие. Но зато они так хорошо все чистят. Представляете, дунут, и пыли как ни бывало! Ой! Совсем забыла, еще нужны бинокли!
   Угу, не помешают. Мы находились посреди огромного зрительного зала. Ярусов - не сосчитать. С самой верхотуры ни в жизнь не разглядишь, что творится на сцене. Я муравьем себя почувствовала, стоя в партере. Грандиозный театр! Величественный! С бордовыми портьерами и позолотой на балконах. Сюда только потомственную знать приглашать. Ту, что на премьеры в прошлые века ходила - себя показывать.
   Раздумья о дамах в вечерних платьях и кавалерах в смокингах прервал металлический звон. Один из гномов умыкнул со сцены контрабас, но не удержался на ногах под его весом и рухнул на гору других инструментов.
   - Хватит! - схватилась за голову Варвара. - Сейчас всех прогоню! Никакого толку, одно вредительство!
   Балерина вознамерилась отнять у лежавшего на спине гнома добычу, которую тот крепко прижимал к себе. Но не тут-то было. Цепкие ручки приклеились к инструменту намертво и не желали уступать Вариному натиску.
   Впрочем, упрямства балерине тоже не занимать.
   - Отцепись! - требовала она, нехорошо скалясь на гнома.
   Тот мотал головой и старался лягнуть противницу.
   В конце концов, победа осталась за Варей. Почти. Ей удалось вырвать контрабас у гнома, но не удержать равновесие.
   - Погоди у меня! - сдавленно пригрозила она, выбираясь из-под инструмента.
   Гном предпочел не ждать расправы и дал деру, растворившись в воздухе. Надо же! Некоторые существа тоже соображать умеют. И заботиться о самосохранении.
   - А вы почему тут торчите? - возмутилась Варвара на нас, поправляя съехавшую набок прическу. - Марш работать!
   - Но как же... шестая комната, - пробормотала я.
   - Живо! - проревела балерина.
   Мы благоразумно последовали примеру гнома и рванули подальше от владелицы театра - на самые верхние балконы.
   - Совсем того, - констатировала Света.
   Я вздохнула. Ладно, будем помогать. Умаслим балерину, прежде чем лезть с новыми расспросами.
   - Варя хоть что-то объяснила? - спросила я девочку, разбираясь с буклетами. В одной стопке лежали программки, в другой - справки об истории балета, в третьей - биографии выдающихся танцоров.
   - Если бы, - проворчала Света. - Михаил Варю последними словами костерил, а она и глазом не моргнула. Сказала, не понравится ему правда. Прямо как Злата! Ух!
   Увы, исполнительность не помогла. Когда мы закончили с буклетами, Варино настроение не улучшилось ни на грамм. Она вспомнила про бинокли, и нам со Светой пришлось обходить верхние ярусы заново, взяв в помощь пару гномов, показавшихся наиболее адекватными. Без казуса не обошлось. Один уронил коробку с биноклями - аккурат на ногу собрату. Тот в отместку дернул обидчика за бороду, выдрав приличный клок. Завязалась потасовка, где каждый получил по несколько хороших тумаков.
   Взглянув на наливающийся фингал под глазом гнома, я решила - хватит. Спустилась вниз с твердым намерением превратиться в Варину тень, пока та не ответит на вопросы. Балерина репетировала номер с танцорами-существами, которых создала для спектакля - статными молодыми людьми с длинными стройными ногами. Процесс не ладился. Идеально сложенные для балета нижние конечности наколдованных кавалеров заплетались на ровном месте.
   - Разве я много требую? - негодовала балерина. - Всего-то запомнить несколько движений! Остальное сделаю сама. Не могу же я все время находиться на сцене одна! А музыканты? Будто в жизни инструментов в руках не держали!
   Я чуть не ляпнула, что так оно и есть, но вовремя прикусила язык.
   - Сделай перерыв, - посоветовала я Варваре не без умысла.
   Надо отвлечь артистку от забот о выступлении. Глядишь, сменит гнев на милость.
   Но не тут-то было.
   - Чтобы ты терзала вопросами о шестой комнате? - осведомилась Варя с легкой усмешкой на тонких губах. - Нет, Сашенька, откровений не будет.
   - Почему? - я оскорбилась от ее прямоты. - О других пяти комнатах ты рассказала!
   - Потому что ты еще маленькая.
   Сначала я подумала, балерина отшучивается. Но нет, она говорила всерьез. От возмущения волосы на затылке встали дыбом. Кто тут маленькая?! Но выплеснуть ушат негодования не вышло. Следующие Варины слова мигом охладили пыл.
   - Мне не суждено вернуться в реальный мир, Саша. Михаилу там тоже делать нечего. А у тебя все впереди. Ты сможешь сама распоряжаться жизнью. Ты обязана пройти Перепутья.
   - Как это не суждено? - прошептала я. От Вариных слов повеяло могильным холодом. - Что за глупости? Шестая комната тебя обманула. Показала бог весть что, а ты поверила.
   - Милый ребенок, - улыбнулась Варвара, легонько касаясь моего плеча. - Ты ошибаешься. Я вспомнила, как попала в Поток. Как мы трое сюда попали.
   - Правда? - я плюхнулась мимо кресла, не увидела, что сиденье поднято.
   - Правда, - Варя помогла встать. - Но не жди объяснений. Ты сама все поймешь, когда вернешься домой.
   - Варя! - я не замечала, что локоть неприятно саднило после падения.
   - Не проси, - оборвала балерина. Лицо стало суровое-суровое. - ТАМ истину ты сможешь принять спокойно, ЗДЕСЬ она все усложнит.
   - Но...
   Варя ловко приложила к моим губам ладонь. Я замолчала. Не из-за того, что мне заткнули рот, а из-за глаз Варвары. Они изменились. Появилось нечто новое. Обреченность? Знание? Мудрость? Я точно не разобралась, но возникло ощущение, что Варя повзрослела. Шестая комната заставила ее проститься с юностью.
   - Послушай, Саша, - примирительным тоном сказала балерина. - Не спорь больше, прошу. Сегодня мой вечер. Позволь провести его так, как хочется мне.
   Я нехотя кивнула, примиряясь с Вариной позицией. Я слишком устала, продираясь через забытые воспоминания и семейные тайны, чтобы аргументировано возражать. Пока я мысленно сердилась на себя за сговорчивость, балерина звонко хлопнула в ладоши.
   - Ух!
   По телу прошло приятное тепло, опоясывая и согревая изнутри. Едва оно растворилось, я потеряла дар речи. Меня облачили в малиновое длинное платье, закрытое до подбородка. Плотное, но в то же время мягко касающееся кожи.
   - Ой, - расстроилась Варвара. - Совсем не то получилось. Извини, я не слишком хорошо справляюсь с фокусами Потока. Сейчас поправлю.
   - Не надо! - завопила я, подпрыгивая на месте.
   - Не беспокойся, вреда не причиню, - неправильно истолковала возражение балерина.
   Но я выставила ладони вперед.
   - Не поправляй! Мне нравится!
   - Серьезно? - балерина недоверчиво вскинула брови и окинула меня с ног до головы придирчивым взглядом. - В этом платье ты выглядишь чересчур воинственно.
   - Ну и пусть! Зато... Зато... - я никак не могла подобрать нужные слова, чтобы описать, насколько гармонично чувствую себя в новом наряде. - Где тут зеркало?
   Варя смиренно махнула вслед, когда я ураганом унеслась в вестибюль - любоваться на себя любимую. Быть может, платье в сочетании с дикой шевелюрой и смотрелось кричаще. Но так эффектно я еще не выглядела! И ни разу в жизни не чувствовала себя столь привлекательной! Щеки разрумянились, глаза загорелись, и я с нахальным видом подмигнула отражению.
   Крутясь перед зеркалом, поворачиваясь то так, то эдак, я не заметила появления зрителя.
   - Вы очаровательны, Александра. Выглядите совсем взрослой. О! Я не хотел вас смущать.
   Румянец на щеках превратился в позорную красноту.
   - Добрый вечер, - промямлила я, мысленно ругая Василия Петровича, наблюдавшего за мной исподтишка.
   Старика-франта мое смущение мало волновало. Он деловито вытащил из кармана часы на цепочке, по инерции взглянул на циферблат и, едва заметно поджав губы, сунул бесполезный в Потоке предмет обратно.
   - Я слышал о вашем "возвращении" в прошлое, - мягко проговорил Василий Петрович и жестом пригласил пройтись. - Не хочу наступать на больную мозоль, но для меня важно выяснить, что с вами случилось, дорогая.
   Я пожала плечами. Почему бы и нет? Полезно поделиться пережитым с кем-то взрослым, а импозантный дед - вдумчивый и прагматичный, из присутствующих подходил для откровений идеально. Слушал старик крайне внимательно, ни разу не перебил. Только пару раз сурово свел брови и озадаченно почесал подбородок.
   - Думаете, я не готова узнать правду? Поэтому не разобрала слова родных? - спросила я, закончив грустное повествование.
   Деду я поведала больше, чем Свете. Призналась, как напугали нечаянные открытия, но утаила, что расстроилась из-за встречи с мамой. Горько вспоминать, что сидела рядом, а поговорить не могла.
   - Человеческий мозг умеет преподносить сюрпризы. Вы пережили страшное потрясение ребенком и забыли об этом. Мозг уберег вас от переживаний, позволил жить без тягостного груза, который отравил бы отроческие годы. Я говорю о похищении. Что касается ссоры родных, не рискну предположить, что она значит. Возможно, ничего. Вас просто напугали громкие крики. А, может, за скандалом кроется страшная тайна, раскрыв которую, вы навсегда лишитесь покоя.
   - Некоторые вещи лучше не знать? - закончила я мысль Василия Петровича.
   - Это решать вам, - философски заметил дед.
   - Не хочу раскрывать тайны! - вырвалось помимо воли. Вот она - моя извечная страусиная позиция! В действии! Лишь бы пол не оказался бетонным. - Но... но... - мой голос задрожал, - Поток не выпустит меня, пока всё не вспомню.
   - Вы правы, - пробормотал дед и замер, словно понял нечто крайне важное. - Мне пора, - выдал он неожиданно. - Саша, мы вернёмся к этому разговору. Позже. Главное, не мучайте себя раздумьями.
   Легко сказать - не думать. Мысли редко подчиняются доводам разума. Их погонщики - эмоции. Но я подарила старику послушный кивок на прощание и подобие улыбки.
   - Никаких раздумий, - объявила я черным глазам в зеркале, едва затих занудный скрип, с которым неизменно перемещался старик. - Без... ой!
   Я растерянно попятилась. Оставшись наедине с отражением, я вдруг сообразила, что дед ни словом не обмолвился о гибели Егора. На морщинистом лице не наблюдалось и намека на горечь утраты. Странно. Василий Петрович опекал шаловливого мальчишку и, как никто другой, должен сожалеть об оборванной детской жизни. Не наплевать же ему, в самом деле? А если наплевать? Тогда какой смысл заботится обо мне?
   Или?
   - Всё любуешься?
   В зеркале отразилось недовольная Варя.
   - Угу.
   - Лучше делом займись.
   - Угу.
   Делом, так делом.
   Варя обрадовалась сговорчивости и снова загрузила нас со Светой организационными хлопотами. Да так, что к началу представления мне стало фиолетово, какие еще сюрпризы способны преподнести Поток и его обитатели. Жаль только все труды насмарку. Бесконечные приготовления бессмысленны - особенно раскладывание биноклей и программок на верхних ярусах. Варин балет придут посмотреть лишь Злата с Михаилом.
   Однако я ошиблась с выводами. Капитально.
   Огромный зрительный зал заполнился целиком - от партера до галерки.
   - Откуда столько народа? - округлив глаза, я взирала на нескончаемую реку гостей, текущую из золотистой двери на Варин слой. На женщин, мужчин и детей, облаченных в парадные наряды.
   - Злата постаралась, - отозвалась Света. - Обещала аншлаг, и вот - пожалуйста!
   Мы с девочкой встречали зрителей в вестибюле по Вариному наказу. Нашу задачу балерина обозначила так: стоять у дверей в зал и улыбаться во весь рот. Зачем, мы не поняли, но веление хозяйки выполняли самозабвенно. Впрочем, сведенные от чрезмерного старания челюсти не мешали нам перешептываться, обсуждая платья дам. В зале гостями занимались летающие феи - сопровождали на отведенные места. Гномов Варя на время представления предпочла держать подальше.
   - Это не существа? - поинтересовалась я у Светы, параллельно кивая джентльмену в цилиндре, некстати напомнившему Дунайского. - У них "живые" лица.
   - Это люди, - подтвердила девочка и задохнулась от восторга, увидев белоснежные туфли на ногах гостьи-ровесницы. - Да, люди, - продолжила Света, когда я дернула ее за рукав и вернула из обувных облаков. - Злата Васильевна их по всему Потоку собирала. Кинула по слоям клич, мол, приходите на балет. Ей одной под силу рассылать массовые призывы. Надо встать в центре круга и произнести послание. Но, чтобы его получили столько адресатов, нужен огромный опыт.
   - Сколько Злата живет в Потоке?
   - Кто ж ее разберет, - проворчала Света. - Вечно у нее одни загадки, да недомолвки.
   - Дамы!
   Перед нами нарисовался очередной гость в смокинге и столь галантно отвесил поклон, что я не сразу признала Михаила. Гладко зачесанные назад волосы, крахмально-белая рубашка и галстук-бабочка делали ходячее недоразумение непохожим на себя. Впрочем, парень быстро "исправился".
   - Саша, что это на тебе? Нужно немедленно подарить платье балагану.
   - Обязательно подумаю над твоим предложением, - я с трудом подавила желание запустить в горе-спутника чем-нибудь тяжелым. - Где ты был, пока мы тут трудились в поте лица? Репетировал с войском парад?
   Последнюю реплику я произнесла в отместку за комментарий о платье, но попала в яблочко. Михаил стал цвета пресловутого наряда и без единого возражения присоединился к торжественной встрече зрителей. Я подозревала, что беспокойства его присутствие принесет больше, нежели прока, но возражать не стала. Сама виновата, за язык никто не тянул.
   Однако парень оказался полезнее, чем я и Света вместе взятые. Мы с девочкой обращали внимание исключительно на гардероб гостей, а Михаилу бросилась в глаза еще одна странность Потока. Случилось это, когда я вконец обозленная на Варю с ее балетом, втолкнула парня в зал - посмотреть, много ли свободных мест осталось.
   - Это неправильно, - пробормотал Михаил, вернувшись обратно.
   Я за сердце схватилась. Неужели, балерина не рассчитала, и зал не вместит всех желающих? Вот кошмар-то! Меня мало волновали оставшиеся за бортом праздника гости. Зато реакцию Варвары я представляла во всей красе, заранее захотелось втиснуть голову в плечи, а лучше переехать на Северный полюс на постоянное место жительство.
   - Нет же! - замахал Михаил ручищами, чуть не порвав смокинг. - Причем тут места? Вы на лица посмотрите! ТАК не должно быть!
   Мы со Светой переглянулись. Зашли в зал, дабы внимательно обвести взглядами ряды от пола до потолка. И не поняли, что имел в виду Михаил.
   - Возраст! - выпалил он, сердясь на нашу бестолковость. - Поглядите вокруг! Вы видите стариков? Нет! Даже зрелых людей немного. Потоку нужна одна молодежь!
   - Ну что ты... - начала я, но возражение повисло в воздухе.
   Михаил прав. На сто тысяч процентов! В зрительном зале сидели дети, подростки, молодые люди лет до тридцати. Зрителей возраста Златы по пальцам пересчитать. А уж пожилых...
   - Василий Петрович единственный старик, которого я видела в Потоке за все время, - пробормотала Света. - И Злата Васильевна не девочка. А остальные...
   Мы примолкли, переваривая новость и раздумывая, в чем подвох. Действительно ли старикам не место в Потоке? Дед не сумел отыскать Перепутья. Но почему? Какой закон тут работает?
   Размышления, а, тем более, обсуждения, пришлось отложить. Бурная гостевая река превратилась в ручеек и иссякла. Началось действо, ради которого рассылались приглашения по всем слоям Потока. Для меня, Светы, Михаила и Златы Варвара отвела почетные места - в середине первого ряда. В отличие от остальных, я в восторг не пришла. Хождение по театрам прочно ассоциировалось с Бастиндой, а козырное место исключало возможность незаметно сделать ноги посреди спектакля.
   Однако едва зазвучали первые аккорды, и балерина с обученными существами появились перед зрителями, я думать забыла о побеге. Впервые в жизни представилась возможность насладиться творящимся на сцене.
   Что же сказать о Варварином балете? Как передать неповторимое таинство словами? Прошло тринадцать лет, а все еще вижу тот спектакль. Так четко, будто сижу в Варином театре. Балерина рассказала языком танца несколько историй - коротких, но ярких и насыщенных. Создавала образы на контрасте, играла на наших эмоциях, легко и непринужденно касалась самого сокровенного. Мы в унисон задерживали дыхание, все вместе произносили "ах!" и восторженно аплодировали.
   Варя превратилась в мотылька, беззаботно парящего на сцене. В каждом шаге балерины, в каждом взмахе руки ощущалась безграничная легкость, смешанная с безразличием ко всему на свете. Она - бабочка, созданная, чтобы ее любовались. Не более. Ей нет дела до вас. Смотрите и наслаждайтесь. Но мгновение закончилось. Вместо мотылька появилась жар-птица. Она тоже прекрасна, но у нее иная красота. Взмах крыльев опасен, заставляет сердца замирать, а спины сгибаться в почтительном поклоне. Любуйтесь, но не подходите близко, если не хотите сгореть. А, может, именно в этом счастье - погибнуть в ее жарком пламени?
   Танцы на руинах сменялись балами и маскарадами, жизнь и смерть сливались воедино. Не знаю, что на меня повлияло - талант самой Варвары или Поток, но я никогда не переживала эмоции столь остро. Хотелось то смеяться от счастья, то плакать навзрыд, сопереживая очередной Вариной героине. А еще я думала о своей жизни. О том, сколько времени трачу на обиды на весь мир. О том, что не пытаюсь стать лучше, а утопаю в жалости к себе. У меня вдруг открылись глаза. Света гораздо добрее меня, а Варвара - истинная богиня. А я? Что сделала я? Как я смею гневить небеса вечным недовольством судьбой?
   А потом появился лебедь, и сердце затрепыхалось. Величественная птица умирала на сцене и, исполняя последний танец, прощалась с миром. Я не увидела в ней страха перед неизбежным концом. Лебедь наслаждался возможностью продлить момент прекрасного, вкладывая в танец всё мастерство, все светлые воспоминания и лишь толику несбывшихся надежд. Я поняла: это коронный Варин танец. Последний. С умирающим лебедем, прощавшимся с жизнью, балерина ассоциировала себя.
   Когда птица застыла на полу, а зал встал, взорвавшись аплодисментами и криками "Браво", у меня по щекам потекли слезы, а в душе созрел очередной протест. Как Варя смеет смиряться? Не позволю! Мы найдем выход из Потока, и она сможет танцевать в реальном мире! Люди должны увидеть, как она прекрасна и талантлива!
   Зрители не расходились. Обсуждали увиденное, поочередно подходили к балерине, благодарили за чудесный вечер. Варя в костюме лебедя вежливо слушала каждого, дарила улыбки, а я, нервно поджидая в сторонке, все больше мрачнела. Не знаю, что именно я собиралась сказать, какие доводы привести. Возможно, разговор свелся бы к моим крикам и Вариным просьбам оставить все как есть, если бы...
   Если бы он состоялся.
   Когда возле Варвары осталась горстка поклонников, меня окликнул Василий Петрович. Он пропустил спектакль и появился не ради хозяйки праздника.
   - Вы готовы вернуться домой, Александра? - спросил старик в лоб.
   - Что? - я подалась вперед, засомневавшись, правильно ли расслышала.
   Как домой? Дед способен открыть двери из Потока?
   Бестолково хлопая глазами, я вопросительно взирала на старика. Он изменился. Исчезли теплота и мягкость. Лицо превратилось в маску, в глазах светился безграничный всепоглощающий лед. Вместо ответа Василий Петрович поднял руку ладонью вверх и легонько подул. Из пальцев вылетела переливающаяся серебром лента. Ударилась об потолок и погасла, чтобы разгореться с новой силой, превращаясь в массу чего-то белого, витиеватого.
   - Белый Дым! - ахнула Света, но ее возглас потонул в восторженных криках обителей Потока, задержавшихся в Варином театре.
   - Можете идти, Александра, - холодно заметил Василий Петрович. - В вашем присутствии здесь нет необходимости.
   Но я не шевелилась. Зачарованно смотрела на белые спирали.
   Пропитанную тревогой тишину разорвало негодование Златы.
   - Кто ты такой, паразит? Это всё твоих рук дело, пакостник ты этакий?! - обрушилась она на старика, грозно уперев руки в бока.
   Но дед не отрывал цепкого взгляда от моего шокированного лица.
   Плевал он на Злату. И на всех вокруг.
   - А остальные? - спросила я.
   - Увы, - безразлично бросил старик. - Эта дверь открыта для вас одной.
   - Но... - начала я.
   - Не верю!
   Парень лет двадцати во фраке и со всех ног кинулся к Дыму. Так разогнался, что, казалось, способен столкнуть в пропасть локомотив. Однако в полуметре от заветного выхода налетел на невидимую преграду и рухнул, как подкошенный. Над бедолагой склонилась сердобольная Света.
   Надо же! Значит, Пелене безразлично, кого поглощать, а Дым действует избирательно.
   - Саша не сможет никого забрать, - назидательно объявил дед.
   "Он ошибается!" - созрела в голове мысль. Она появилась извне. Кто-то впечатал ее в мозг. - "Ты можешь увести их".
   В нос ударил знакомый запах лилий, призывая к действию, и я повиновалась импульсу.
   - Это мы еще посмотрим! - крикнула я Василию Петровичу, ловко схватила за плечи Свету, находящуюся ближе всех ко мне, и толкнула прямиком в Дым. Никакого барьера на пути девочки не встретилось, белая "дверь" приняла её безропотно.
   - Ах, ты! - выругался старик, сжимая кулаки.
   - Скорее! Ко мне! - призвала я остальных.
   Я чувствовала: мне под силу помочь им, а дед не сможет помешать.
   Повторять дважды не требовалось. Все бросились к выходу. Мне лишь требовалось касаться их и подталкивать в Дым. Когда все желающие покинули Поток, мы с Михаилом привели в чувство оглушенного парня и, поддерживая под руки, выпроводили прочь.
   - Варя! - изумленно воскликнул Михаил, сообразив, что балерина, как и Злата, не сдвинулась с места. - Идем!
   - Скорее! - вторила парню я, покосившись на бледнеющий Дым.
   Варвара не шевелилась. Сказала тихо:
   - Не уводи его, Саша. Он пожалеет, что не остался.
   - Варвара, не говори глупости! - возмутился парень. - Торопись!
   Я молчала, четко осознав, что никакие слова на свете не переубедят Варю. Она приняла решение. Окончательное и бесповоротное.
   "Уходи! Немедленно!" - приказал некто в голове, и я, схватив за руку Михаила, бросилась в объятия Белого Дыма. Последнее, что я увидела - грустную улыбку на лице балерины.
   - Не возвращайся в Поток, девочка! - оглушил крик Златы. - Никогда!
  
   ****
   Настоящее время
   Бушуя от гнева, как забытый на плите чайник, я поехала к Вове на работу. Достаться могло любому, кто попадется под руку. Первой свое получила кондукторша - лохматая тетка с грязными ногтями. Перетряхивая сумку второй раз за день (теперь в поисках проездного), я от души выплеснула годами накопленные претензии к представителям ее профессии.
   Билет нашелся в кармане, однако мой пыл не охладился, ибо к перепалке присоединилась бабулька, поставившая тележку посреди прохода. Кондукторша выместила на бабке зло и сама нарвалась на новую порцию ругательств. Досталось от божьего одуванчика и мне, мол, веду себя, как торговка на рынке. Я собралась, было, высказать, что думаю о представителях и этой профессии, да поняла, что проехала остановку.
   Пока плелась обратно к Вовиному офису, мысленно костерила настоящих обидчиков -Семеныча и Светку. Пакостница! Не так. Мстительная пакостница! А шеф? Поверил! Без суда и следствия! Решил, что я способна навредить ребенку в Потоке. Да я за каждого застрявшего там маленького человечка кого угодно на куски порву! За некоторых взрослых тоже - тех, кому есть ради чего возвращаться.
   Вова, как назло, торчал на совещании, в вестибюле встретил Вадим. Не парень, а девичья мечта: точеный профиль и черные пряди, падающие на голубые проницательные глаза. Он залился соловьем, источая вежливость. Но я сильнее разозлилась. Сказывались извечные накачки Аллы, которая, как и отец, симпатизировала Вадиму. Не случайно же парень работал вместе с Вовой в нашей семейной компании. Родственники бы качались на люстре от счастья, отправься мы с Вадиком в ЗАГС.
   - Общественный транспорт, - бросила я, объясняя взвинченное состояние.
   - С этой проблемой легко покончить, достаточно снова сесть за руль... - Вадим осекся, заметив, как вытянулось мое лицо. - Извини.
   С личным транспортом я покончила семь лет назад. Не смогла преодолеть психологический барьер и снова превратиться из пассажира в водителя. Когда я вела машину в последний раз, погиб человек. Меня никто не обвинил. Следствие установило, что он был пьян и сам спровоцировал ДТП. Однако я знала, что виновата. В тот день я потеряла любимого и не имела право управлять средством повышенной опасности.
   - Прогуляемся? - предложил Вадим. - Если хочешь, буду боксерской грушей.
   Я хмыкнула. Идея заманчивая, но оттачивать навыки ближнего боя на лучшем друге брата не слишком по-родственному. А если серьезно, о чем нам говорить? Но и отказываться неудобно.
   Как кисейная барышня, ей-богу!
   Из неприятной ситуации выручил мобильник, призывно завибрировав на дне сумки. Надеясь, что звонок от Вовы, я рывком вытащила телефон и вросла в пол. Надпись на экране скромно гласила: "шеф". Я закрыла глаза и снова открыла. Что же такое стряслось, что после утреннего разговора Семеныч набрал мой номер? Наверное, второе пришествие. Событие меньшего масштаба вряд ли бы сподвигло начальника на звонок.
   - Саша, можешь приехать? - без предисловий спросил шеф.
   - Сейчас? - я не удержалась от колючего тона.
   - Да. Мне нужна твоя помощь. Один человек... - Семеныч запнулся. - Возможно, он в Потоке. Нужно знать наверняка.
   Я едва не предложила обратиться к Свете, но обошлась без показательного выступления. Общая знакомая не поможет. Она заходила сегодня в Поток. Сделать это второй раз подряд нереально. А раз шеф нашел силы позвонить и попросить об одолжении, значит, готов к диалогу.
   Обратно я ехала окрыленная. Я объяснюсь с Семенычем, и все вернется на круги своя. Однако радужное настроение продлилось недолго. Мне было нечем порадовать шефа. Новый "клиент" не попал в Поток. Ситуация печальная, но донельзя банальная.
   - Увы, - констатировала я, поднимая взгляд на мрачного Семеныча.
   - Я это предполагал, - сухо кивнул он. - Но спасибо, что быстро откликнулась.
   - Света уехала? - поинтересовалась я, понимая, что о большем спрашивать не в праве. Не время. И не место.
   - Она в моем кабинете. Если готова, у тебя есть шанс расставить точки над "I". Света расскажет, ЧТО увидела в Потоке.
  
   Глава 8. Прощай и снова здравствуй
   Тринадцать лет назад
   Дождь гулко барабанил по подоконнику, капли наперегонки бежали вниз по стеклу, сливаясь в ручейки. Сыро и пакостно за окном. Поздняя осень вступила в законные права. Лишила деревья золотой одежды, сбросила ее на ледяную землю, а, потеряв к листве интерес, оставила медленно умирать. Как же хочется увидеть солнце! Но мрачные серые тучи три с половиной недели висят, как проклятие, над городом, не давая ни единому лучику пробиться вниз.
   Такое уныние вокруг. И такая безнадега на душе.
   - Саша, ты сегодня хорошо спала?
   - Да, бабушка.
   - Завтракать ходила?
   - Да.
   Она догадывается, что я вру. Соглашаюсь на всё, что мне говорят, лишь бы отстали, перестали терзать бесконечными вопросами. Они все это понимают: и бабушка, и папа, и врачи. Не могут не замечать апатии, потери интереса к жизни, и жаждут получить ответы. Но мне нечего им сказать. Я не могу дать объяснений даже себе. Потому что до сих пор не понимаю, как бред оказался ярче самой жизни?
   С вами бывало такое? Вы возвращаетесь после каникул домой, но чувствуете пустоту. Частичка вас осталась там - на море, на даче, в летнем лагере. Там продолжается веселье, события бьют ключом, а дома серые будни, от которых хочется выть волком и бежать без оглядки. Вот и я мысленно бродила по слоям Потока, посмеивалась над Михаилом, смотрела Варин балет, заглядывала в гости к Свете и Злате. Мне до сих пор казалось, что они реальны. Все спутники, которых я встречала.
   Но это неправда. Их никогда не существовало. Как и самого Потока.
   Истина проста и банальна. Я никуда не попадала. Не исчезала из реального мира ни на миг. Я две недели пролежала в больнице. В коме.
   Теперь я четко помнила то утро. Все, что случилось со мной после ссоры с Бастиндой. Я вылетела из дома с желанием рвануть к бабушке или Рите, чтобы от души пожаловаться на ведьму Аллу. Выбор направления должен был определить автобус, который подъедет первым. Так бы и случилось, не появись парнишка в желтой куртке с пресловутой рекламой в руках. В листовке я прочла приглашение в новый кинотеатр. До сих пор не понимаю, почему изменила решение и поехала смотреть кино. Быть может, захотелось отвлечься, переключить мозги. Или надоело выглядеть занудой в глазах окружающих. Сколько можно жаловаться на мачеху? Пора научиться давать отпор!
   Так я оказалась в 23-м автобусе, фотографии которого в последующие дни обошли главные газеты страны. Водитель не справился с управлением, и тяжелая машина рухнула с моста, пробив ограждения. Хорошо ещё, что на мелководье...
   Я точно не знала, сколько человек погибло в аварии. Родные старательно обходили острые углы, полагая, что я никак не приду в себя из-за того, что выжила. В отличие от большинства. Поэтому отец поставил на уши всю больницу, заставляя собирать консилиум за консилиумом. Поэтому со мной работает психолог, которому я ежедневно скармливаю новую порцию вранья. Поэтому Бастинде запрещено показываться мне на глаза. На словах папа не винит жену, но не может отделаться от мысли, что это из-за ссоры с ней я оказалась на злосчастном мосту.
   Я не отправилась на тот свет чудом. Лечащий врач зовет меня пациенткой-легендой. Мой организм почти не выказывал признаков жизни, и родным было велено готовиться к худшему. Доктора не сомневались - в себя я не приду никогда. Зато теперь я выздоравливала с такой скоростью, будто не было ни травм, ни комы. По крайней мере, физически. Ну а душа... Она пыталась смириться, что пережитое в Потоке - бред коматозника. Не было ни Вари, ни Михаила, ни Дунайского.
   Мои дни в сером девятиэтажном здании областной больницы походили друг на друга, как братья-близнецы. Подъем, анализы, пропущенный завтрак, физиотерапия, вялое ковыряние вилкой в тарелке в обед, встреча с психологом, свидание с родными, ужин, на который мне тошно смотреть, и новые ночные кошмары.
   Да, я обманула бабушку. Ни разу в клинике я не спала спокойно. Из ночи в ночь мне снятся обитатели Потока. Чаще Варвара. Ее последний лебединый танец и стойкое нежелание уходить в Дым. А еще рыжая крылатая лошадь на морском берегу. Она подходит ко мне. Так близко, что я вижу свое отражение в черных глазах. Дует в лицо и кивает, давая понять, что ждет моего возвращения.
   По утрам я просыпаюсь с красными глазами и подолгу умываюсь холодной водой, чтобы не дать родным новый повод насесть на меня. Понимаю: пора брать себя в руки и начинать жить, но не знаю, как заставить себя это сделать. Просто жить.
   - Ты веришь в судьбу, Саша? - спросил в один из дней Феликс Юрьевич - тот самый психолог.
   - А стоит? - вяло отозвалась я, сидя с ногами на подоконнике и глядя в дождь. Он снова шел сплошной стеной, не заботясь, что земля пропитана влагой насквозь. Вот-вот вселенский потоп наступит.
   - В жизни ничего не происходит просто так.
   - Знаю, раз я не умерла, значит, это кому-нибудь нужно. У меня есть важное предназначение. Я - избранный герой всея галактики, - произнесла я скороговоркой, не горя желанием обсуждать известные истины. - Перестаньте носиться со мной как с фарфоровой куклой. Не разобьюсь! Все, мне надо на ужин! - и я пулей вылетела в коридор, не удосужившись поглядеть на реакцию мозгоправа.
   Но массовый поход в больничную столовую я проигнорировала. Есть мне, по традиции, не хотелось. Спустилась на два этажа вниз, прошла по длинному коридору в другой блок, пока не уперлась в запертую дверь отделения анестезиологии и реанимации. Здесь недавно обитала и я - в виде овоща. Сейчас меня перевели в травматологию. В одноместную палату повышенной комфортности.
   Я постучала в стеклянную дверь. По ту сторону перегородки вынырнуло овальное лицо в обрамлении жгучего каре. Отлично! Я не ошиблась. Сегодня Любино дежурство.
   С Любой Трофимовой я познакомилась, пока лежала в реанимации. Точнее, сначала она "познакомилась" меня. Не смотря на молодость (ей было 23 года) Любаша умело строила всех вокруг. Крепкая, коренастая, с командирским басом, девушка не повторяла распоряжений дважды. Будь-то необходимость выставить вон многочисленную родню пациентов или собрать не тяжелых больных из других отделений, дабы поднять наверх коробки с медикаментами - Люба была незаменима. Она шутила, что закаленный мужской характер - влияние трех старших братьев.
   - Ну что, Сань, бодрячком? - окинула она меня с ног до головы придирчивым взглядом. - Тогда пошли чаевничать.
   Это стало традицией. Каждый раз в Любино дежурство мы устраивали чаепитие до поздней ночи. Говорили за жизнь, и однажды я призналась, что видела странные вещи в коме. С тяжелым сердцем ждала ответа, боялась, что это последний вечер в компании добросердечной медсестры. Но Любаша меня поняла.
   - Удивила! - хмыкнула она тогда. - Забыла, где я работаю? Люди, выходя оттуда, иногда такие вещи рассказывают, закачаешься. Я на досуге умные книжки прочла. Там пишут, с коматозниками разговаривать надо, музыку включать. Мол, они услышат и вернутся быстрее. Один дедок у нас лежал. Старенький, маразматик совсем. Думали все, не очнется, - Люба понизила голос до шепота. - Но он поднялся, как солдат, да еще умом прозрел. Вспомнил место, где его прадед семейное золото схоронил. Во!
   Я чуть под стол от хохота не сползла. В душу закрадывались подозрения, что Люба преувеличивает, однако верить в чудесные истории очень хотелось. Они меня успокаивали и давали надежду.
   Сегодня за чаем я жаловалась на занудного мозгоправа, упертого отца и остальную родню, а Люба слушала и разбирала карты пациентов, делая в них пометки.
   - Представляешь, Бастинда каждый день сладости через бабушку посылает, но та их не передает. Свои покупает. Говорит, из принципа.
   - Родственники, - хихикнула Люба, потянувшись за новой стопкой карт. - С ними в цирк ходить не надо. Стоять! - зашипела она, пытаясь удержать поехавшие на пол медицинские документы.
   - Сейчас подниму, - я нырнула под стол. - Ух, сколько их у тебя, - округлила я глаза, передавая стопку Любаше. - Все в коме?
   - Нет, большинство обычные, после операций. Но несколько коматозников тоже есть. Не всем везет, как тебе.
   - Ой, еще одна осталась, - заметила я сиротливо лежащую на полу карту. Она упала дальше остальных - под батарею, виднелся лишь кончик. За него я и потянула. Легонечко. Но всё равно порвала краешек, пока вызволяла из плена.
   - Ничего, заклеим, - заверила Люба, осматривая повреждение. - Варвара Дмитриевна Смирнова на тебя обидится. Ей сейчас не до порванной карты.
   - Кто? - спросила я хриплым чужим голосом, чувствуя, что сердце того гляди остановится. - Как ты сказала? Варвара Смирнова?
   Температура резко понизилась, появилось ощущение, что ноги и руки окунули в лед. В голове громыхало, будто там вбивали сваи. Смирнова! Смирнова! Смирнова!
   - Ну да, - Люба посмотрела исподлобья. - Это наша пациентка. Она ехала в том же автобусе, что и ты. Сань, да что с тобой? Будто с привидением встретилась.
   - Она балерина? Так? - ноги подкосились, и я рухнула на стул.
   Перепуганная Любаша поспешно потрогала мой лоб.
   - Сань, ты вся в испарине. Тебе нужно прилечь.
   - Нет, - я остановила Любины руки, пытающиеся поднять меня и куда-то отвести. - Сначала ответь. Варя блондинка? Худая? Твоего возраста?
   - Нет, - Люба проверила мой пульс. - Думаю, это не твоя знакомая, Сань. Нашей Варваре Дмитриевне восемьдесят лет.
   - Не может быть!
   - Еще как может. Гляди, - Люба сунула под нос карту с датой рождения на обложке. - Варвара Дмитриевна Смирнова при всем желании не может быть одного со мною возраста. Идем, провожу до палаты. Не спорь, узнает кто, что ты тут у меня в обмороки падать вознамерилась, с работы в три шеи выставят.
   Ночью я не сомкнула глаз. Думала об имени на упавшей карте. Неужели, бывают такие совпадения? Фамилия Смирнова не редкость. Зато имя Варвара для нашего времени -раритет. А факт, что пожилая женщина попала в ту же аварию, что и я, вообще навевал мысли, прямо скажем, потусторонние.
   Может, пока я лежала в коме, слышала, как кто-то говорил о старушке, называл ее имя и фамилию, а подсознание взяло и создало образ юный балерины? Мифический Василий Петрович прав: человеческий мозг - загадка.
   Утро я встретила с твердой решимостью навестить пожилую даму и лично убедиться, что у нее нет ничегошеньки общего с придуманной Варей. Мне необходимо было посмотреть на старушку, чтобы перестать изводить рассудок, и без того травмированный путешествием по несуществующему миру.
   - Куда мимо президента? - шикнула Люба, когда я, согнувшись в три погибели, попыталась прошмыгнуть под сестринским постом.
   Прозвище девушка получила после шутки завотделением, когда она в очередной раз раздавала указания каждому, кто подвернется под руку. В результате оно, как часто водится, приклеилось намертво. Впрочем, Любаше это, скорее, льстило, нежели доставляло неудобства.
   - В какой палате Смирнова? - ни капельки не смутившись, спросила я.
   - Та-а-ак, - протянула медсестра, скрещивая руки на груди. - Ты что удумала, а?
   - Хочу убедиться, что мне рано переезжать в дурдом, - честно призналась я и грустно вздохнула для пущей убедительности, опустив глаза в пол.
   Как ни странно, на Любу финт подействовал.
   - Ладно, - нехотя согласилась она, выходя из-за стола. - Одна минута. И ты исчезнешь отсюда, как шелковая. Поняла?
   Я кивнула. Да и как можно дать отрицательный ответ, когда к носу приставлен плотно сжатый кулак?
   Открывая дверь палаты, я явственно почувствовала, что эта встреча перевернет жизнь. Навсегда. Пути назад не будет. Но четко я знала и другое - что никогда не обрету покоя, если сейчас струшу и уйду.
   Она была очень худая и бледная. Лежала без движения на белой постели. Скромно, словно не хотела занимать много места. Нет, я не увидела сморщенной старушки. Несмотря на печать прожитых лет, в ней чувствовалась прежняя стать и бесконечная грация.
   Как тихо было там. Лишь приборы отсчитывали удары сердца. Машины, иглы, провода - механические проводники жизни, которая едва уловимо теплилась в уставшем теле. А я все смотрела и смотрела в лицо старой женщины - умиротворенное, как у спящего ребенка, который видит хороший сон.
   - Кто вы? Что вы здесь делаете?
   Пронзительный голос ударил по ушам.
   - Простите, Тамара Даниловна, - поспешно извинилась Люба и выдала спасительную ложь. Хотя почему ложь? Правду. - Это Саша. Она тоже ехала в том автобусе. Бедняжка только-только на ноги встала. Саша, это племянница Варвары Дмитриевны.
   - Здравствуйте, - я протянула руку женщине лет пятидесяти с глазами поразительно похожими на Варины. - Я едва знала вашу тетю. Мы сидели рядом в автобусе. Я могу уйти, если это неудобно, и больше вас не побеспокою.
   - Ну что ты, милая, какое беспокойство? - Тамара Даниловна сразу успокоилась и ласково потрепала меня по щеке.
   Я вздрогнула. Но не от прикосновения. Интонация, с которой женщина произнесла слово "милая", тоже была знакомой до боли.
   Мы с племянницей Варвары устроились на диванчике в коридоре. Люба, окинув нас хмурым взглядом, удалилась сдавать смену, велев мне не засиживаться и не забывать про завтрак с процедурами.
   - Вы разговаривали с моей тетей в автобусе? - спросила Тамара Даниловна, разглаживая складочки на темно-синей юбке.
   - Чуть-чуть, - соврала я. - Понимаете, я помню не все. Многие детали размылись. Но ваша тетя стоит перед глазами, - вот здесь я точно не покривила душой. - Кажется, она сказала, что была балериной.
   Я нарочно приписала себе эпизодическую амнезию, дабы иметь возможность выворачиваться из неловких ситуаций, если ляпну лишнее. Не скажешь же племяннице, что бродила с ее родственницей по странному месту под названием Поток, причем, тетка была моложе на пятьдесят с лишним лет. Но расспросить Тамару Даниловну я была обязана. Убедиться, что известная мне Варина биография реальна.
   Племянница удивленно вскинула брови.
   - Балериной? Это Варвара Дмитриевна вам сказала?
   - А что? - насторожилась я, поняв, что все-таки сморозила глупость. - Мне так запомнилось. Кажется.
   - Нет-нет, она танцевала, - энергично закивала дама. - Но я потрясена, что тетя вам призналась. Эта тема в семье, мягко говоря, под запретом.
   - Почему? - настал мой черед изумляться. Варя любила рассуждать о своей профессии.
   - Видите ли, - племянница замялась, тряхнула мелированной головой и продолжила с ожесточением в голосе. - Варвара Дмитриевна в юности была очень талантливой, ей предрекали блестящее будущее в балете. В двадцать три года она получила главную роль в новом спектакле. Но увы. Судьба распорядилась иначе. Главную мужскую партию танцевал ее молодой человек. Не стану называть имени этого индивида, все-таки оно известно в балетном мире, пусть его самого в живых нет, - Тамара Даниловна замолчала, сурово поджав губы.
   - Что случилось? - не выдержала я, поняв, что шестая комната показала Варе не возможное будущее, а свершившееся прошлое, от которого точно не убежишь.
   - Он ее уронил, - племянница громко шмыгнула носом. - Нет, конечно, не специально. Но то, как молодой человек повел в себя в дальнейшем, я считаю подлостью. Варвара Дмитриевна повредила колено и не смогла больше танцевать. Она и сейчас хромает. А он... этот романтический герой сначала чувствовал себя виноватым, приходил, цветы носил. Потом ему опостылело возиться с девушкой-инвалидом. Уехал в столичный театр, не попрощавшись. Сбежал. Это перед войной было. Их труппу вскоре эвакуировали в глушь, поездил с гастролями по стране, выступал для солдат, для раненых, для женщин тыла. После, в начале 50-х, уехал работать за границу, где и остался до конца жизни. Варвара Дмитриевна так замуж не вышла. Всю жизнь одна прожила. Билеты в детском парке на карусели продавала. Ей сидячая работа требовалась. Из-за больной ноги. Такая невеселая история получилась, Сашенька.
   Я молчала. Не знала, как ЭТО переварить, как пропустить через себя и принять ТАКУЮ правду. А еще поняла, что именно тогда увидела в изменившихся Вариных глазах. Не обреченность или мудрость, а память о прожитых годах: крахе балетной карьеры, предательстве любимого, бесконечном одиночестве и горькой старости...
   Ночью у меня случился кризис. Температура подскочила выше сорока градусов. Я бредила, лупила врачей и медсестер, брыкалась и кусалась. Звала Варю с Михаилом. Меня пришлось привязать ремнями к кровати.
   Полностью я пришла в себя через три дня, когда жар окончательно спал.
   - Ты знаешь, где находишься? - спросила бабушка, сидя у моей постели - бледная, с осунувшимся лицом и кошмарными черными кругами под глазами.
   - В больнице, - прошептала я плохо слушающимися шелушащимися кубами. В бреду искусала их в кровь.
   - Хорошо. А теперь спи.
   И я спала. Много. Просыпаясь, начинала с аппетитом есть. Правда о Варе непостижимым образом пробудила во мне желание жить. Я выздоравливала. Душой. Не ломала голову над загадками, преподнесенными Потоком, а приняла случившееся как данность.
   Когда до выписки осталось два дня, я нагрянула к Любаше с просьбой. Заранее предвидя бурные протесты, запаслась терпением.
   - Люба, я должна знать, - в десятый раз повторяла я упирающейся рогом медсестре. - Понимаешь, должна! Истерик не будет, обещаю!
   Но президент был непреклонен. Пришлось уйти ни с чем.
   А утром я обнаружила на тумбочку записку. С одним единственным словом: "Приходи".
   - Должна будешь всю жизнь, - ворчала Люба, разбирая бумажки на сестринском посту. - Поняла? И только попробуй опять помирать начать! Я тебя, поросенок неблагодарный, с того света достану!
   - Ладно. Хорошо. Достанешь, - я соглашалась на все, пусть только скажет, что хочу услышать.
   - Никакой Тимофеевой Светы я не нашла. Не было тут никогда такой. Никто по имени Егор в последнее время в отделении тоже не лежал. Был один полгода назад - парень молодой, но тот - сын врача из кардиологии, точно не в детдоме рос. Зато! - добавила воодушевления в голос Любаша. - В автобусе с тобой ехал некий Михаил Гурин. Ему сорок лет. Не знаю твой ли это знакомый, фамилию же ты не знаешь. Но из комы вы вышли в один день. Его, как и тебя, в травму перевели.
   - Какая палата?! - задохнулась я.
   - 512-я. И только попробуй наделать глупости!
   - Ладно-ладно, я поняла, увидимся на том свете! - крикнула я на бегу.
   Дверь в нужную палату оказалась приоткрытой. Изнутри доносились два громких голоса. Мужчина и женщина выясняли отношения. Заходить стало неудобно, и я осталась снаружи. Подслушивать нехорошо, но они кричали так громко, что отголоски ссоры докатывались до соседнего отделения офтальмологии.
   - Не надо мне помогать! - сердился мужчина. Голос звучал непривычно хрипло, однако я без труда узнала Михаила. - Никакого толка от тебя!
   - Ты же не справишься сам! - не соглашался женский голос - усталый и обиженный. - Зачем все усложнять?
   - Я тебя не прошу здесь находиться! Иди к своему мужу, пока он опять от тебя не сбежал!
   - Тебе обязательно гадости говорить? Не можешь удержаться, да?
   - Думаешь, не понимаю, что я для тебя обуза?! Ты же жалеешь, что я очнулся! Спишь и видишь, чтоб я умер!
   - Неправда!
   - Хватит, не загораживай дорогу!
   Послышался странный скрип. Дверь распахнулась и в коридор выехала инвалидная коляска - прямо на меня.
   - Не лезь, зашибу! - рявкнул небритый седой мужик с ввалившимися щеками.
   Встреть я его на улице, и не признала бы. Глаза злющие, волосы длинные и лохматые, будто в жизни расчески не видели. Люба сказала: ему сорок? Я бы меньше пятидесяти в самом лучшем случае не дала.
   - Чего замерла, курица? Отодвинься! - приказал он мне, явно не считая, что мы знакомы.
   Я вынужденно посторонилась и наблюдала, как он катит к лифту, выплевывая ругательства направо и налево. Женщина, с которой он спорил, выбежала из палаты, сделала пару шагов вслед, но передумала и с тяжелым вздохом прислонилась к стене.
   - Вам плохо? - спросила я, почувствовав, что она вот-вот сползет на пол. - Позвать врача?
   - Нет-нет, - быстро возразила та. - Мне бы присесть. А врача не надо. Сердце барахлит, но это давняя проблема. Не страшно.
   Я проводила женщину к скамейке у стены и только теперь ее рассмотрела. Сначала я подумала, это тайная подруга Михаила (раз в разговоре шла речь о законном муже), но поняла, что ошиблась.
   - Вы его сестра, да? - задала я вопрос в лоб. Выспрашивая племянницу Варвары, я испытывала неловкость. Теперь неуверенность прошла из-за злости на Михаила. - Вы с ним похожи.
   - Да, - кивнула женщина. - Мы двойняшки. В детстве были не разлей вода, в юности немного охладели друг другу. А теперь... - она махнула рукой. - Простите, а вы кто?
   - Саша Корнеева, - представилась я. - Слышала, Михаил в аварию попал. Я тоже из того автобуса. Хотела его навестить, узнать, как самочувствие. Знаю, мы чужие. Но все-таки после такого несчастья...
   - Да-да, понимаю, - глаза женщины увлажнились. - Я Мария. А вас ещё долго продержат?
   - Нет. Завтра выписывают.
   - Это хорошо. Мишу пока не хотят отпускать. Вы не думайте, Саша. Мой брат неплохой человек. Просто нервный.
   - Он из-за аварии в коляске? - вопрос был бестактный, но не спросить я не могла.
   - Да. Но не из-за этой, - женщина поморщилась. - Миша на мотоцикле разбился в молодости. Повредил позвоночник. А все из-за глупости. Сам вел себя как последний идиот, испытывал терпение хорошей девушки. Другая давно бы его бросила, а Ларочка проглатывала обиды. В конце концов, и она не выдержала. Нашла себе нового парня - того, который не будет об нее ноги вытирать. А наш оскорбленный Ромео рванул разбираться со счастливым соперником. И не доехал...
   - Мне жаль, - прошептала я, не зная, что еще говорят в таких случаях.
   - Вот так поломал себе жизнь, - продолжила Мария. Видно, наболело, хотелось выговориться. - Родителей давно в живых нет. Только я у него осталась. Стараюсь, как могу. С ним больше времени провожу, чем с собственными детьми. А он только и знает, что ворчит, - она всхлипнула, достала из кармана платок и промокнула глаза. - Вы простите, что я с вами разоткровенничалась. Устала. Но кому он, кроме меня, нужен...
   Ночью я долго не могла заснуть. Досчитав до двухтысячной овцы, оставила попытки отправиться в царство Морфея и перебралась к окну. Пейзаж за ним изменился в лучшую сторону - посыпался первый снег. Я не люблю зиму, но сейчас не могла оторвать глаз от белого чуда. Пушистые хлопья, кружась, падали с темного неба и в свете фонаря оживали, превращались в сказочных существ. Как было бы здорово прогуляться под ними. Раскинуть руки и кружиться, кружиться. Хватать ртом снег и громко смеяться.
   Но я в палате. Сижу на холодном подоконнике и из последних сил сдерживаю слезы. Как жаль Михаила и Варю! А я считала свою жизнь - кошмаром. Глупый подросток! Подумаешь, папа вечно занят. Ну и пусть с нами живут мачеха и сводный брат. Я не золушка. Для отца я всегда буду номером один.
   Злата знала! Все поняла о каждом из нас, о нашем истинном возрасте. Варе, действительно, лучше в Потоке. Там она может снова быть молодой, здоровой и счастливой. А Михаил! Зачем, зачем я поддалась импульсу? Варвара права, мне не стоило его уводить. В реальном мире он никогда не найдет покоя.
   ...Утром, собирая вещи, я решилась прояснить еще один вопрос. Глянула на сосредоточенное лицо бабушки, крутящую в руках мою косметичку, и на папину спину у окна. Он в сборы не вмешивался, время от времени поглядывал на наручные часы.
   - Пап, бабуль, с тех пор как очнулась, в голове одно имя крутится, - как бы невзначай произнесла я, укладывая в сумку последнюю футболку. - Может, вы знаете, откуда оно? Аркадий Дунайский.
   Послышался красноречивый грохот. Бабушка выронила косметичку, к счастью, закрытую, а то пришлось бы собирать лаки, тени и помады по всей палате. Что ж, другого ответа не требовалось. Папа быстро взял ситуацию под контроль.
   - Наверное, из фильма какого-то, - небрежно заметил он, поднял с пола косметичку и кинул ее в сумку. - Готова? Едем домой?
   - Едем, - кивнула я, ни одним мускулом не выдав душевного состояния.
   Значит, был Дунайский. И похищение - не бред, родившийся в коме. Раз так, и ссора между отцом и дедом случилась в реальности. Спросить об этом? Нет, не хочу. Наверное, я действительно страус. Я не готова к правде. Пока не готова...
   ...Через две недели позвонила Любаша. Долго мялась, а потом сказала то, ради чего набрала наш номер. Правда, прежде стрясла с меня обещание не буйствовать.
   Накануне ночью умерла Варвара. Тихо, так и не придя в себя.
   Странно, но я не заплакала. Впрочем, я и раньше не было плаксой, а события последних недель сильнее закалили мою душу. Однако я четко помню бесконечные грусть и пустоту, которые преследовали меня в ту зиму. Лишь по весне, когда я впервые побывала на кладбище, тоска отступила.
   Там было очень спокойно, в месте, где балерина нашла последний приют. Стоя у аккуратной могилки, на которой стала пробиваться первая трава, я осознала, что все случилось именно так, как хотела сама Варя. В реальном мире ей был отпущен всего месяц после нашего с Михаилом бегства. Но кто знает, сколько прошло в Потоке? Быть может, годы? Она, наверняка, использовала подаренное время с толком.
   Я снова вспомнила ее последний танец. В тот памятный вечер Варя не играла лебедя. Она им была. Прощалась со сценой, проживая на ней целую вечность.
   Пора и мне научиться жить полной жизнью. Здесь в настоящем мире. Я вернулась и должна, наконец, повзрослеть. А с Потоком покончено. Нужно сделать выводы и двигаться дальше.
   С этой мыслью я покинула тихое кладбище.
   Как же я ошибалась. Но прошли годы, прежде чем я узнала об этом.
  
   ****
   Настоящее время
   Я еще раз посмотрела на бледное лицо нового пациента - пожилого с залысинами мужчину. Нет, он не в Потоке. Обычная кома, как у сотен людей. В странный закольцованный мир забирают далеко не всех. Кивнув Семенычу, я вышла в коридор отделения анестезиологии и реанимации, отправилась прямиком к кабинету заведующего, где сидела моя бывшая подруга.
   - Куда мимо президента? - оглушил веселый бас.
   Любаша. Она всё ещё работает здесь. Сейчас ей тридцать шесть, успела дважды выйти замуж, обзавестись парочкой отпрысков мужского пола, такими же неугомонными, как сама. Люба, по-прежнему, строит всю клинику - от больных до главврача.
   - На разборки, - сделала я большие глаза и показательно закатала рукава белого халата.
   - Ох, Александра Викторовна, чует мое сердце, без крови не обойдется, - подыграла моя любимая медсестра. - Могу снабдить боеприпасами и защитной амуницией. Чего смеешься? Сань, я серьезно, - она извлекла из стола бейсбольную биту, каску и игрушечное ружье, стреляющее весьма ощутимыми пульками - знаю не понаслышке, у племянника Матвея такое же.
   - Откуда?
   - Ха! Пройди по этажам, не такого добра насобираешь. Сань, возьми хотя бы каску. Если что, собаке на морду наденешь. У Светки не Каспер, а новая псина. Кто ж знает, что у нее на уме.
   - Люб, это не боевой пес, а собака-поводырь.
   - Смотри сама, - театрально вздохнула Любаша. - Мое дело предупредить.
   Светка сидела спиной к двери. Русые волосы были собраны в куцый хвост на затылке. Палка прислонена к столу, овчарка смирно лежала у ног, положив голову на лапы. На мое появление пес едва отреагировал, мельком глянул в мою сторону.
   - Здравствуй, Саша. Не сомневалась, что ты зайдешь, - Света всегда распознавала мои шаги. Раньше - в прежней жизни - говорила, что я передвигаюсь слишком стремительно, легким галопом.
   Она потеряла зрение в двенадцать лет. Падение от толчка в спину, подаренного одноклассницами, привело к тяжелой травме головы, а та - к слепоте. Но в Поток Света попала несколькими месяцами позже. После очередной операции стало окончательно ясно, что зрение не вернется, и девочка вознамерилась свести счеты с жизнью. Наглоталась таблеток и впала в кому. Я не нашла Свету тринадцать лет назад, потому что она лежала в другой больнице.
   - Симпатичная собака? Как зовут?
   - Спайк. Отвечаю сразу на следующий вопрос: Каспер жив, но он слишком стар, чтобы работать. Живет у мамы, она о нем хорошо заботится. Если со светскими любезностями покончено, предлагаю перейти к делу.
   Я не возражала. О собаке заговорила лишь потому, что мне нравился Каспер.
   - К делу, так к делу, - резко бросила я. - Что ты наговорила Павлу Семеновичу?
   - Правду, - ни капельки не смутилась Света. - Не больше и не меньше. Если ты решила, что это из-за тебя, то за последние годы у тебя развилось гипертрофированное самомнение. Слишком долго гуляешь по Потоку, почувствовала себя божеством.
   - Не зарывайся, - посоветовала я сквозь зубы. - Говори. Что ты видела?
   Со стороны подобный вопрос, обращенный к слепой девушке, звучал, мягко говоря, странно. Но я не оговорилась. Погружаясь в Поток, Света могла видеть. Точно так же как Варя танцевать, а Михаил ходить. Однако девушке не давали воспользоваться остальными "благами". Она бродила по слоям, но оставалась невидимой и неосязаемой. Прикасаться к чему-либо ей тоже не позволяли. Бестелесный призрак, безропотный наблюдатель - вот кем Света Тимофеева теперь являлась в Потоке.
   - Я видела девочку, - ответила она после паузы. - Издалека. Не смогла подойти. Наткнулась на невидимый барьер. Видимо тот самый, о который ты ударилась во сне. Я смогла до него дотронуться, представляешь?
   - Странно, - протянула я задумчиво. Если у Светы, умеющей проходить сквозь любые преграды, не получилось пробиться к Алисе...
   - Но это не главное. Рядом с девочкой кое-кто был. И этот "кто-то" увел ее прочь.
   - И? - я предвидела, что услышу нечто убийственное.
   - Рядом с Алисой Коледовой я видела тебя, Саша. Это ты прячешь девочку.
   - Что? - я с размаху плюхнулась на стул. - Нет, не может быть, - пробормотала я заплетающимся языком. - Я бы никогда не причинила вреда Алисе.
   - Надо же, - Света склонила голову набок. - Ты говоришь правду.
   - Вот как? - я скривила губы. Вообще-то я давно знаю, что Светка умеет распознавать вранье по голосу. Способность развилась после потери зрения.
   Моя бывшая подруга предпочла не реагировать на выпад и подытожила:
   - Значит, либо ты действуешь неосознанно. Либо...
   - Наши старые знакомые вышли на тропу войны, - закончила я за Свету, чувствуя, как холодеют ноги...
  
   ЧАСТЬ II. ПРОКЛЯТОЕ ЧУДО
   Глава 9. Павел Семенович
   Семь лет назад
   При каждой встрече он смотрел на меня поверх очков, как на назойливое насекомое, которое и не прихлопнешь, и не прогонишь прочь, ибо непременно вернется с подкреплением. Приходилось терпеть. Однако не смиренно, а активно выражая протест. Это успело довести меня за первую рабочую неделю до состояния легкого бешенства.
   Наше знакомство в лилипутском кабинете прошло на редкость отвратительно и закончилось негласным объявлением войны - с обеих сторон.
   - Только вас мне не хватало, - "приветствовал" Павел Семенович Кондратьев, заведующий отделением анестезиологии и реанимации, едва я появилась с кипой документов, подтверждающих право находиться на его территории.
   Впрочем, он и без бумаг был прекрасно осведомлен о причинах вторжения. Все объяснил главврач больницы - доходчиво, с вескими аргументами, включающими удары кулаком по столу. Но сие знание не помешало Кондратьеву высказать свое "фи", обозначив отношение к моей персоне.
   - Сколько вам лет, деточка?
   - Двадцать два, - врать не имело смысла, скрывать тем более, я предпочла сделать... хм... в общем превратить лицо в кирпич и, невинно хлопая ресницами, поинтересоваться. - Что-то не устраивает?
   - Помимо возраста? - бросил заведующий в тон мне. - Ваша фамилия! Думали, я стану скакать, как сайгак, по отделению, радуясь появлению пигалицы-шпионки с громкой родословной?
   Я хмыкнула про себя.
   - Странная постановка вопроса, Павел Семенович. Не припомню, чтобы мне давали указание шпионить за вами. Возможно, я запамятовала в силу юного возраста. Еще раз просмотрю тайные инструкции, переданные связным на встрече в конспиративной квартире.
   - Еще и язва? - Кондратьев демонстративно кинул письмо от моего начальства в мусорную корзину, не потрудившись полюбопытствовать о его содержании. - Не надейтесь, что ваши потуги на остроумие меня проймут, госпожа Корнеева.
   - Хорошо, давайте серьезно, - пошла я в очередное наступление, пытаясь расставить точки над "I". - Я тут застряла на два месяца. Предлагаю принять ситуацию, как свершившийся факт, и постараться обойтись без кровопролития.
   - Вы полагаете, у нас получится? - доктор насмешливо приподнял брови.
   - Шанс появится, если мы оба попытаемся вести себя, как взрослые люди, - не сдержалась я, видя, что Кондратьев не собирается идти на уступки даже в мелочах.
   Закрывая за собой дверь, я ясно осознала: война началась. Мешать мне заведующий не станет. Не в его интересах открытый конфликт с руководством больницы, давшим нашей компании зеленый свет на исследования. Но помогать мне в отделении никто не поторопится, придется тыкаться самой, как слепому котенку. Умен доктор, раскусил, едва взглянул. Понял, что гордая, и жаловаться не побегу, если не устроят откровенную диверсию.
   Эх, папа, папа... Ну и втянул ты меня в историю! Кинул на камни, требуя доказательств зрелости поведения и ясности ума. Причем, туда, где я однажды чуть не умерла. В то самое отделение реанимация, в котором я лежала в коме после аварии, пока разум бродил по странному месту под названием Поток. Странно. Многие воспоминания со временем гаснут, чувства притупляются, оставляя в памяти размытые образы. Но все, что произошло со мной в нереальном закольцованном мире, я помню четко и детально. Спустя шесть долгих лет, за которые от прежней Саши Корнеевой почти не осталось следа.
   Поток сподвиг меня на многие перемены, на переоценку ценностей и перспектив. Я, которая прежде училась из-под палки и садилась за уроки через раз, вдруг взялась за ум и окончила школу с приличным аттестатом. Затем был медицинский университет и параллельная учеба в бизнес-школе с несколькими выездами на дополнительные курсы за рубеж. Выбор профессии обусловила специфика семейного бизнеса. Я не врач. Я фармаколог, работающий на благо отцовской фармацевтической компании. Сейчас нахожусь в больнице, чтобы контролировать испытания нового и, по прогнозам, перспективного лекарства.
   Почему сей факт не нравится Кондратьеву? Он считает бизнесменов, вроде моего отца, проходимцами, старающимися урвать кусок побольше. Я понимаю причины выводов, хотя не согласна с ними на корню. Да, нам иногда приходится быть щедрыми. В эту клинику мы попали благодаря немалым пожертвованиям на нужды врачей и пациентов. Но качество и безопасность наших лекарственных средств всегда стояли во главе угла. Слишком много сил вложил отец в компанию, чтобы рисковать ее репутацией. Слишком часто слышал презрительные отзывы от родителя.
   Мой дед Валерьян Гаврилович Корнеев был госслужащим высокого ранга. Уйдя на пенсию, не потерял влияния на новое поколение чиновников. Разумеется, он хотел, чтобы старший сын Виктор пошел по его стопам, но упрямый отпрыск выбрал собственный путь, чего грозный родитель не простил ему до гробовой доски. Моего отца это тревожило мало. Он занимался тем, к чему лежала душа.
   Папе с детства не давала покоя предпринимательская жилка. Образование он начал с торгового училища, чем чуть не довел родителя до инфаркта. Дед скрежетал зубами, грозился четвертовать нерадивого и неблагодарного отпрыска, но тот уперся рогом, проявив себя истинным сыном своего отца. Лишь уговоры бабушки - Галины Дмитриевны, подобные каплям, точащим камень, превратили разрушительный ураган в шквалистый ветер. Глава семьи махнул рукой, мол, ничего, пусть дитятко помучается и приползет обратно с разбитым лбом, сговорчивее станет. Но отпрыск и не подумал преклонять колени. После ПТУ был экономический факультет университета, а годы спустя учеба на управленца.
   Ещё в вузе встал вопрос, какой вид предпринимательской деятельности выбрать. Идею подсказал бывший одноклассник Андрей Аверин - медик по образованию, который до сих пор является папиным замом и отвечает за исследовательскую работу компании. Мать Андрея Ивановича работала в аптеке и вечно жаловалась на нехватку лекарств, недовольство покупателей и бесконечные листы ожидания. "Почему бы и нет?" - подумал папа. Медицинские препараты не потеряют актуальность, какие бы экономические и политические потрясения не обрушивались на страну, и сколько бы не зарабатывали ее жители.
   Кто знает, получилось бы у друзей создать компанию в нынешнем виде, если б не воля случая. На гулянке в честь окончания предпоследнего курса Андрей выпал из окна второго этажа и сломал половину ребер. Навещая приятеля в больнице, Виктор познакомился с дочерью одного из врачей. При виде Ольги Даниловой студент-экономист думать забыл и о больном друге, и о поиске вида торговой деятельности. Через полгода он пошел сдаваться в ЗАГС, а еще два года спустя Ольга и Виктор Корнеевы ехали домой из роддома с розовым свертком, в котором мирно посапывала я, своим появлением на свет добившись перемирия между отцом и его грозным родителем.
   Впрочем, речь не обо мне, а о моем деде. Другом деде - мамином отце, том самом докторе из больницы. Оказалось, друзья-ученые Олега Ильича Данилова занимались разработкой нового лекарства для больных, перенесших инсульт. Препарат был создан и прошел тесты на животных. Оставалось главное - добиться разрешения испытаний на людях и продвижение товара на рынке. Олег Данилов был лично заинтересован в исследованиях, как врач, ежедневно имеющий дело с последствиями тяжелого недуга.
   К делу подключились новоявленный зять и его друг Андрей Аверин. Двери кабинетов открывались перед ними легко, разрешительные документы подписывались, не глядя. Валерьян Гаврилович ни разу не помог новоявленным бизнесменам, а гордец Виктор не попросил бы влиятельного отца об услуге. За них это делала общая фамилия, в чем папа до сих пор не хочет признаваться даже себе. Успех пришел быстро. Испытания оказались удачными. К сожалению, Олег Ильич ушел из жизни раньше, чем лекарство стало использоваться повсеместно, однако первые результаты он увидел, а создатели препарата многие годы работали у нас в компании.
   Сегодня отечественный фармацевтический рынок переживает непростые времена. Аптеки заполнены иностранными лекарствами. Но наша семейная фирма всё ещё находится на плаву, имеет свой завод и исследовательские лаборатории. Отец быстро понял, что только на собственных лекарствах далеко не уехать. Компания стала производить аналоги западных препаратов, не уступающие по качеству первоисточнику, но стоящие дешевле.
   Что касается меня, фармакология не являлась пределом мечтаний, гораздо привлекательней казалась настоящая медицина. Однако, когда отец заговорил о выборе профессии, сопротивляться я не стала, считая, что семейное предприятие приносит немало пользы. Я не буду лечить людей сама, но их выздоровлению поспособствую. Однако, учась в меде, помимо занятий по специальности, я посещала немало дополнительных лекций, в первую очередь, касающихся лечения пациентов в коме. Ни к чему кривить душой, пунктик остался на всю жизнь.
   Отца мои успехи в учебе радовали. Он предпочитал готовить приемника из родной дочери, нежели из пасынка, к которому накопился вагон и еще один вагон претензий. Если в прежние годы Вовочка регулярно становился камнем преткновения в ссорах Бастинды со мной, то нынче нешуточные скандалы из-за "вздернутого носа" разгорались между мачехой и папой.
   Учился Вова хорошо и с работой справлялся сносно, особенно для молодого специалиста, но, как говорил отец, "зарывался и проявлял мажорские замашки". Запросто мог прогулять работу, неуважительно относиться к сотрудникам вдвое, а то и втрое старше себя, закатывал грандиозные гулянки для многочисленных приятелей, а его пьяные выходки успели превратиться в настоящие легенды, правда, отнюдь не геройские. В общем, оправляя меня в клинику к Кондратьеву, папа велел продемонстрировать профессионализм, утерев вздернутый нос сводному брату.
   Если б не глупое противостояние с Кондратьевым, я не имела бы ничего против временного места работы. Я всегда верила, что самое важное место в больнице не хирургические отделения, где делают операции на открытом сердце или пересаживают почки, а реанимация. Да, главная задача врачей-реаниматологов следить за приборами и лабораторными анализами, чутко реагируя на изменения. Однако без них даже самый гениальный хирург превратится в мясника. Больного нужно защитить от травм, которые наносит операция, выходить, поставить на ноги. Хирурги могут сделать ровно то, что позволяют реаниматолог и анестезиолог. Выше головы им прыгнуть не дано.
   Вотчина Кондратьева обслуживала всю хирургию клиники: от кардиологии до проктологии - в общей сложности одиннадцать отделений, плюс принимала тяжелых терапевтических больных. Жизнь здесь била ключом, и мое присутствие многим казалось неуместным. Пациенты в коме составляли небольшой процент от общей доли больных, проходящих через реанимацию, и мнение, что я со своими "глупостями" путаюсь у персонала под ногами - имело право на существование.
   Заведующий отделением дал негласное распоряжение персоналу оказывать мне всяческое не содействие. Он не верил в эффективность испытуемого препарата и делал все, чтобы пациенты его не получили. Медсестры на каждом шагу проявляли чудеса забывчивости, теряя важные документы или перекладывая их в другие стопки. В первые дни по "рассеянности" сообщали неправильные фамилии и имена докторов, ставя меня в неловкое положение и не прибавляя популярности. Врачи начинали страдать глухотой, откровенно динамили встречи с родственниками пациентов (ах, я не правильно расслышал время!). Приходилось отдуваться самой, что приводило к нулевому эффекту - для большинства первостепенное значение имел мой возраст. Вы бы поверили молоденькой девушке, предлагающей новую, не до конца изученную схему лечения для ваших близких?
   Я молча сносила мелкие пакости, но раздражение росло, усиливаясь под гнетом тридцатиградусной июльской жары. Моё терпение давно бы добралось до отметки "пора ябедничать", если бы не тайная помощь двух женщин. Одной из них стала тетя Зоя - уборщица, которая, хоть и не разбиралась в профессиональных тонкостях, зато была в курсе многих секретов этого и других отделений, слыша и видя все вокруг, оставаясь в тени. Кому какое дело до тетки со шваброй?
   Я всегда находила общий язык с обслуживающим персоналом, не считала зазорным поздороваться первой, перекинуться парой слов. В первый день, услышав из моих уст слова приветствия, тетя Зоя проводила меня удивленным взглядом. Не удивительно, о моей "родословной" шептались на каждом углу. На второй день уборщица неуверенно кивнула в ответ. На третий - сама не заметила, как пожаловалась на пациентов из педиатрии, оставляющих органические следы в туалетах, а заодно на внука, которому осенью в первый класс идти, а он буквы забывает. На четвертый - подсказала, что к заму Кондратьева лучше не соваться, пока тот не пообедал. Зато на сытый желудок, можно смело идти с просьбами, любую бумажку подмахнет, не вчитываясь. Через неделю я знала о семейном положении всех сотрудников реанимации, некоторых особенностях характеров, любимых и нелюбимых темах в разговорах.
   Вторым моим помощником стала медсестра Люба Трофимова, когда-то поившая меня по вечерам чаем в этом самом отделении. К моему стыду, я потеряла связь с Любашей с того дня, как она сообщила о смерти Вари. С другой стороны, какие у нас тогда могли быть точки пересечения?
   - Тсс! - приложила она палец к губам, когда мы столкнулись в коридоре, и проговорила шепотом. - Дежурю ночью. Приходи, обсудим план военных действий.
   Любина помощь и психологическая поддержка оказались неоценимыми. Она возвращала на место документы, вылавливая их в самых неожиданных местах, скидывала смс-ки, сообщая, где прячутся "партизаны" - нужные мне доктора, а заодно места дислокации главного противника, дабы избегать открытого огня. В итоге работа продвигалась, пусть медленно и со срывами.
   - Ненавижу! - ругалась я в одну из ночей, обнаружив, что пациенту, родных которого удалось уговорить на экспериментальное лечение два дня назад, не начали вводить препарат. - Мы же пытаемся добиться одного и того же! Зачем ставить палки в колеса?!
   - Не сердись, Сань, - Люба подсунула чашку с какао. - Семеныч - нормальный мужик. Просто все пять лет, что тут работает, постоянно конфликтует с начальством, а ты под обстрел попала.
   - Неудивительно, - проворчала я, вдыхая аромат любимого с детства напитка. - Он кого хочешь до ручки доведет.
   - Не со зла, говорю ж тебе! - вспылила Люба. - У него тоже на уме эксперименты. Твердит, есть способы безнадежных больных из комы выводить, но руководство слушать не хочет. И вдруг ты со своими исследованиями. От горшка два вершка, уж извини за выражение, а перед тобой расшаркиваются. Ты бы тоже не обрадовалась.
   - Какие эксперименты? - подалась вперед я.
   - Шут его знает. Я не вникала. Но чует мое сердце, он их тайно проводит. К Макарову зачастил из 341-ой. Стоп! - Любаша звонко хлопнула себя по лбу. - Сань, я этого не говорила, поняла?
   Я энергично закивала, прикладывая руки к груди, мол, не подставлю ни в жизнь!
   Однако Любины слова меня заинтересовали неимоверно. На следующий день, раздобыв карту Макарова Максима Ивановича двадцати семи лет отроду, я принялась изучать историю болезни. Она была банальной и глупой. Травму головы, приведшую к коме, пациент получил во время драки в баре. Интересно, почему Кондратьев заинтересовался именно этим больным? В отделении около десятка коматозников. Судя по карте, шанс, что Макаров очнется, фактически нулевой.
   На разведку я все же решилась. Поздним вечером, когда основной персонал покинул здание, а дежурные ушли пить чай, я проникла в 341-ю палату, дабы лично взглянуть на особенного пациента. Пялилась то на Макарова, то на приборы минут пятнадцать. Парень, как парень. Хорош собой, хотя и не в моем вкусе. Тонкие губы, безвольный подбородок. Лежит себе тихо, подключенный к машинам, не фиксирующим необычных показаний. Стандартные цифры, говорящие о том, что жить драчуну осталось недолго.
   Костеря себя за излишнее любопытство, я собралась покинуть палату, как вдруг меня дернуло подойти к Макарову ближе. Не понимая, что творю, я занесла ладонь над лбом парня. Ей-богу, как экстрасенс, пытающийся нащупать энергию космоса. Я представила себя со стороны и прыснула со смеху, но внезапно замолкла, не в силах пошевелиться. Меня пронзило током, тело натянулась струной, ладонь, словно магнитом, притянуло ко лбу Макарова - всё ближе и ближе. Секунда, и перед глазами замелькали картинки, словно обрывки видео, сменяющие друг друга с бешеной скоростью. Кажется, на них были люди, но поклясться я бы не рискнула.
   Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, а сердце сошло с ума от безудержного стука. Но все попытки остановить безумие закончились провалом. Рука не желала подчиняться. Скорость картинок нарастала, напряжение в теле тоже. В ошалевшем мозгу мелькнула мысль, что еще чуть-чуть, и я рухну замертво, не выдержав перегруза. В глазах появилась чернота, и я мысленно попрощалась с жизнью.
   Спасением, как петушиный крик, прогоняющий поутру нечисть, стал звонок мобильного. Звук разрушил чары, снял притяжение, и я повалилась на пол, не чувствуя ног. Силы полностью покинули меня, словно кто-то подчистую высосал из тела энергию. Не хватало воздуха, перед глазами мельтешили темные пятна, в ушах звенело. Понадобилось ещё минуты две-три, чтобы сообразить, что уши ни при чем. Кто-то очень настойчивый без перерыва набирал номер моего сотового.
   - Да? - пролепетала, не разобрав имя звонившего - взгляд не желала фокусироваться.
   - Саша, ты где?! Почему не отвечаешь?! - оглушил взволнованный папин голос, отозвавшись жутким эхом в голове. - Ты слышишь?!
   - Да, - это короткое слово далось с трудом.
   - Срочно езжай в больницу! - велел отец. - Мы скоро там будем. Вова попал в аварию, - на том конце явственно послышался тяжелый вздох. - Дела очень плохи, Саша...
   ...Спустя четырнадцать часов я стояла в коридоре, навалившись на стену, и старалась не пропустить ни слова из перепалки отца с Кондратьевым. Задачу усложняли громкие рыдания Аллы на плече Вадима, чувствовавшего себя в роли няньки неловко. Не помогала и слоновья доза успокоительного, вколотого мачехе заботливой Любой.
   Ночь показалась бесконечной каждому из нас, и пришедший ей на смену новый день не подарил ни хороших новостей, ни надежды на благополучный исход. Вове закончили делать операцию на рассвете, нейрохирурги вынимали осколки кости, попавшей в мозг. Такое случается при переломе черепа. Давать информированное согласие на хирургическое вмешательство пришлось отцу, Бастинда не проявляла способности принимать решения.
   Папа не задавал лишних вопросов, понимая критичность ситуации, хотя обычно не соглашался на медицинские манипуляции, пока не выслушивал мнения хотя бы двух врачей, причем непременно светил отечественной медицины. Теперь же потребовал пригласить специалистов из других клиник для консультации, что крайне не понравилось Кондратьеву, в отделение которого Вову перевели после операции. Она прошла без осложнений, но сводный брат впал в кому.
   Доктор, возможно, не стал бы отказывать отцу, но за прошедшую неделю наше семейство во главе со мной, набило у него такую оскомину, что просьбу он воспринял не иначе, как личное оскорбление. Последнее слово осталось за главврачом, в планы которого не входило портить отношения ни с нашей компанией. Глава клиники заверил, что папино пожелание исполнят в ближайшее время. Кондратьев вынужден был стерпеть обиду и удалиться, но прежде доктор скользнул хмурым взглядом по моему уставшему лицу. Если он искал злорадство, то не обнаружил и намека на него. Единственная мысль, теплившаяся в моем измученном мозгу была о кровати, в которую я желала свалиться, чтобы поспать.
   Желание исполнилось спустя час, когда я поехала домой, покинув папу, Аллу и Вадима в ожидании консилиума. Едва голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон, и впервые за пять лет увидела Поток. Рыжая крылатая лошадь неслась галопом по кромке морской воды, поднимая брызги. Она спешила ко мне, чтобы поприветствовать. Или что-то сообщить. Я не знала, чего хотела поточная животинка, но очень обрадовалась компании, а, заглянув в черные проницательные глаза, испытала прилив сил.
   ...Утром следующего дня состоялся новый неприятный разговор с Кондратьевым. Доктор отправил на мои поиски молоденькую медсестру. Я сидела в Вовиной палате. Алла не хотела оставлять сыночка без присмотра, и папа попросил меня пойти на уступку. Сама я не проявляла желания опекать сводного братца. Наоборот, жутко злилась на него. Вот до чего довели Вовины выходки! Надо было додуматься, чтобы пьяным сесть за руль! Хорошо хоть на крыльце подъезда, которое он протаранил на огромной скорости, никого в поздний час не оказалось.
   - Вы собираетесь использовать новый препарат в лечении брата? - спросил Кондратьев в лоб.
   - Не исключаю такой возможности, - деловито отозвалась я, не понимая смысла провокации. Глупо назначать экспериментальное лечение нестабильному пациенту после тяжелой операции. И добавила. - Но через несколько дней.
   Кондратьев не отреагировал и сменил тему.
   - Сколько вы ей платите? - спросил он, окончательно вогнав меня в ступор. - Я у нее тоже спрошу, просто интересно сравнить показания.
   - Кому? - я потерялась в догадках, ежась под пронизывающим взглядом доктора.
   - Трофимовой, подрядившейся вам в шестерки.
   - Что-о-о? - я вытаращила глаза. Потрясло не раскрытие "сговора", а подозрения в подкупе. Люба любого взашей выставит, предложи он взятку, и накостыляет вдогонку на всю оставшуюся жизнь.
   - Вы все грамотно рассчитали. Нашли мать-одиночку, которая с трудом сводить концы с концами. Удивлен, что Трофимова поддалась на искушение, но, видимо, я недооценил ваши вредительские навыки.
   - Вам не приходило в голову, что Люба помогает по доброте душевной? - спросила я, сожалея, что накликала неприятности на голову замечательного и доброго человека.
   - С чего бы она стала это делать ради незнакомой девицы? - криво усмехнулся Кондратьев.
   Я посчитала правду единственным способом отвести от Любаши беду.
   - Мы познакомились в этом самом отделении. Около шести лет назад. Я лежала тут. В коме. Не верите, посмотрите архивные записи, - не дожидаясь ответа, я гордо прошагала к выходу, но на пороге не утерпела и бросила новое ядовитое замечание. - Хотите сравнить показания? Отлично! Спросите Любу о взятке. Не успеете понять, что на вас упало!
  
   ****
   Настоящее время
   Я с грустью вглядывалась в детское лицо с ввалившимися щеками. Кожа, обтягивающая череп, стала настолько бледной, что казалась почти прозрачной. На ее фоне круги под глазами воспринимались глубже, а темные курчавые волосы, обрамлявшую голову - иссиня-черными. Хотелось коснуться губами неестественно-белого лба, погладить жуткие узоры от бесконечных уколов на руках и прошептать:
   "Очнись, маленький принц".
   Но это не сработает. Не помогут ни старания докторов, ни высококлассные методы лечения. Мальчик не откроет глаза, пока не пройдет до конца лабиринт из воспоминаний, удерживающих сознание в закольцованном мире - притягательном и опасном, умеющем исполнять желания, но безжалостном и безразличном к тем, чье время истекло.
   Я много повидала здесь за семь лет: смерть, боль, слезы. А еще ожидание конца. Того, который непременно наступит - так или иначе. Сначала много плакала втайне от шефа, хотя он, наверняка, догадывался о моих срывах. Потом обросла кожей, все больше затвердевающей с каждым годом, научилась не пропускать чужую боль через себя, в чем-то стала циничной. Но дети... Дети, по-прежнему, легко пробивали броню и касались маленькими незапятнанными душами сердца, исколотого иглами вины.
   Я сделала глубокий вдох, поднесла ладонь ко лбу Кирилла, но не коснулась, оставив расстояние около пяти сантиметров. Нужно торопиться, пока подпитка (коктейль из лекарств, созданный шефом) действует. Я приняла смесь, чтобы просканировать друга Семеныча, но ее концентрации в крови должно хватить и для "посещения" мальчика. Поверхностного, разумеется. Чтобы по-настоящему войти в Поток, одной подпитки мало. Притяжение не заставило себя ждать, и ладонь застыла над лбом больного ребенка, как приклеенная. Чувствуя рост напряжения в теле, я прикрыла веки, давая возможность мозгу сфокусироваться на нужных картинках в цветном калейдоскопе, мелькающем перед глазами.
   Страх. Всепоглощающий, не позволяющий дышать полной грудью, пронизывающий насквозь каждую клеточку. Боль. Она сковывала сердце льдом, не давала сознанию шанса найти в коридорах воспоминаний светлые пятна. А еще глаза. Восемь глаз четырехголовой твари. Умные глаза, заглядывающие прямиком в душу, минуя все барьеры. Порождение кошмара наслаждалось ужасом ребенка, купалось в его отчаянье и жаждало получить больше власти. Это не являлось сверхзадачей. Кирилл преподносил себя на блюдечке, не пытаясь бороться.
   Приступ тошноты, грозящий вывернуть желудок наизнанку, пришел раньше, чем ожидалось, но я без сожаления прервала сеанс, так как узнала, что хотела. Отточенным движением перевернула ладонь и ловко сжала в кулак, молниеносно растворяя притяжение.
   - Как он? - спросил Семеныч, прислонившийся к стене у двери. Я заметила, что он вошел во время "контакта" с мальчиком, но не отреагировала.
   - Опять тварь, - бросила я, морщась от отвращения. - Она стала сильнее.
   - Плохо, - шеф потер лоб. - К выходным отец прекратит "эксперимент".
   - Сегодня понедельник, - протянула я, нарочно играя на нервах начальника, и добавила перчинки. - Почти ночь.
   - Я тоже умею пользоваться календарем! - повелся на провокацию Семеныч. - И вообще... Тьфу! Александра, прекращай свои штучки! У меня к тебе, между прочим, разговор серьезный! Идем, - кивнул он на выход, вспомнив, что надрывает горло в месте для этого не предназначенном. - Я принял решение, - сообщил шеф, когда мы вышли в пустой коридор, раскрашенный алыми бликами уходящего солнца. - Ты возвращаешься к работе. Извинений не будет, потому что я не выяснил, что творится с Алисой, и как с этим связана ты. А связь на лицо, не пытайся отрицать.
   - Я и не...
   - Ты не будешь работать с Коледовой, - шеф поднял вверх ладонь, предвосхищая новые возражения. - Саша, ты меня вообще слушаешь? Я не сказал, что МЫ прекратим заниматься девочкой. ТЫ больше близко к ней не подойдешь. По крайней мере, в ближайшее время.
   Я замерла с открытым ртом, пытаясь сообразить уставшим мозгом, к чему клонит начальник. Интересная постановка вопроса получалась - если я не буду искать в Потоке Алису, тогда... тогда... Ах ты пропасть! Ну казнь египетская!
   - Светка согласилась, да? - кулаки уперлись в бока. - Это вы уговорили её вернуться или сама захотела?
   - Я убедил ее помочь, - Семеныч говорил мягко, нутром почуяв, что озверела я с пол оборота и успела достичь точки кипения. - С большим трудом, к твоему сведению. Она будет приходить к нам три раза в неделю. Продолжит поиски девочки. Если доберется до нее, подключим тебя, - пояснил Семеныч. Крякнул и огорошил еще одной новостью. - С Кириллом по возможности будете работать вместе.
   - Что-о-о?! - кипящий чайник внутри принялся бушевать и плеваться кипятком во все стороны. - Значит, приставляете шпиона?!
   - Наблюдателя! - гаркнул шеф, пойдя багровыми пятнами. - Глупая, самодовольная девчонка! Пораскинь мозгами, наконец! Если твои доводы верны, и ОНИ объявили войну, Поток для тебя становится опасен. Я знать не буду, если дела пойдут наперекосяк. Света сможет наблюдать, и, в случае угрозы, сообщить мне, а я сразу выведу тебя на поверхность. Это предосторожность, способ подстраховать тебя, а не навредить.
   Я молчала, не представляя, что ответить начальнику. Его доводы звучали здраво. Учитывая последние события, Поток мог расправиться со мной в два счета. Катком переехать, к примеру, или трактором "Беларусь". Вообще-то, я утрирую. С тяжелой техникой, объявившей сезон охоты, я разберусь с закрытыми глазами. Вот с Пеленой сражаться не получится.
   Но Светка... Готова ли она страховать меня? Не привлекательней ли покажется возможность промедлить? Позвать на помощь несколькими секундами позже? Семеныч верит, что Светка подобного не совершит. А я? Я готова поверить бывшей подруге? Вручить ей свою жизнь, упаковав в подарочную бумагу?
  
   Глава 10. Призраки прошлого
   Семь лет назад
   Моя жизнь превратилась в нескончаемый "День сурка". В повторяющийся по одному и тому же сценарию сон. Однако я не просыпалась, а брела и брела по кругу. Я практически поселилась в отделении. Уезжала домой на пять-шесть часов. Не ради сна, а из-за Дуськи с Леськой, контрастного душа и желания сменить обстановку. Иначе начинало казаться, что больничные стены хотят меня раздавить. Временами мне, и впрямь, мерещилось, что они сдвигаются.
   По десять (а то и больше) раз в сутки я навещала Вовочку, по-прежнему, пребывающего в глубокой коме. Я не особенно пеклась о сводном брате. Требовалось что-то отвечать в телефонную трубку каждые двадцать-тридцать минут. То папе, то Алле, то Вадиму, неизменно задающим один и тот же вопрос:
   - Как он?
   Им не разрешали сидеть у Вовиной постели. В реанимации родственникам делать нечего - таково правило большинства больниц. Наша - не исключение. Поэтому они донимали меня. Я подозревала - устанавливали очередность, кто следующим набирает мой номер, чтобы не довести до белого каления. Но я все равно злилась. Хотелось закричать в телефон: а как может чувствовать себя человек, едва не оставивший половину мозга на лобовом стекле?! Я, кажется, забыла упомянуть, что Вовочка не счел нужным пристегнуться.
   Разумеется, я не желала смерти "вздернутому носу". Боже упаси! Но не могла избавиться от гнева. От мысли, что брат получил по заслугам. Я не забыла автобус, упавший с моста шесть лет назад. Собственную кому. Пассажиров, которые не вернулись домой. Спустя время я пересилила нежелание знать подробности, перечитала все статьи, которые нашла в старых газетах. Разглядывала фотографии погибших. Плакала и мысленно просила прощения. Словно я была им должна. За то, что не ушла вместе с ними...
   На автопилоте я следила за тремя пациентами, родные которых согласились использовать в лечении экспериментальный препарат. Делала пометки в картах и в отдельном журнале. Фиксировала дозировки лекарства, показатели жизнедеятельности организмов "моих" больных. От рекрутирования родственников новых пациентов я отказалась. На время. Не в том я состоянии, чтобы кого-то убеждать, излучая добродушие и уверенность.
   Не знаю, обрадовала ли внезапная капитуляция Кондратьева. Меня больше не интересовала реакция главы отделения. Пусть хоть польку-янку в коридоре станцует со всем персоналом! Или на лампочке от счастья качается! Я глубоко ушла в себя, позабыв о ведущейся войне и полностью сдала отвоеванные ранее позиции.
   - Сань, очнись! - тормошила Любаша, понимая насколько далеко мои мысли.
   Медсестра не была бы собой, если б оставила меня в покое. Во время дежурств приносила кофе с молоком, твердя, что просто черный - зло. Напоминала о необходимости поесть и щедро делилась обедом, игнорируя громогласные протесты.
   - Не впадай в спячку, не сходи с ума! - требовала она, видя, как я тупо смотрю в одну точку или рисую на листе бумаги крылатую лошадь. - Брось ты все, поезжай домой, проспи целые сутки, наконец! От твоего присутствия он не очнется!
   Милая Люба считала, что я таю на глазах из-за переживаний о Вовочке. Конечно, его катастрофа и болезнь сказались на самочувствии, но гораздо сильнее меня подкосил другой пациент - Максим Макаров из 341-ой. Я думала о нем двадцать четыре часа в сутки. Даже во сне пыталась интерпретировать произошедшее в его палате. Парень являлся мне веселым, улыбающимся во весь рот и абсолютно беззаботным. Ни одна тягостная мысль не омрачала воодушевленного лица.
   Чем больше я анализировала ситуацию, тем крепче становилось убеждение, что Максим загремел в Поток. Мне очень хотелось выяснить причины интереса к парню со стороны Кондратьева. Я не сомневалась, вредный доктор ведать не ведает о закольцованном мире. Куда ему! Но он явно выяснил, что с Макаровым что-то не так. Может, у тех, кто в Потоке, кома протекает иначе? Но сколько я ни проверяла самочувствие парня, сравнивая показатели с общепринятыми, могла сказать одно - состояние Максима не выходило за рамки. Для комы, разумеется.
   В один из дней я познакомилась с Лизой - подругой Макарова. Взвинченная и заплаканная она прорывалась в отделение мимо медсестры, которую здесь называли Галина Степановна, хотя та была Любиной ровесницей. Высокая, крепкая, с мужскими чертами лица и сильными руками она производила впечатление цербера, охраняющего вверенную территорию.
   - Сказано - не велено! Значит, не велено! - твердила медсестра, загородив дорогу внушительными габаритами. - Нечего тут истерики закатывать, девушка! Русским языком написано: доктор принимает с четырех до шести!
   - Но мне не к доктору! Мне к Максиму! - молитвенно сложила руки на груди посетительница. - Как вы не понимаете... - она протяжно всхлипнула, прислонилась к стене и съехала вниз, закрыв лицо ладонями.
   Сторожевая овчарка фыркнула и заперла дверь, ведущую в отделение. Я едва успела просочиться наружу. Девушка крайне заинтересовала меня. Человеческое милосердие мне тоже было не чуждо, но гораздо сильнее я хотела выяснить биографию ее второй половины. На мое предложение выпить кофе Лиза согласилась сходу. Понадеялась выведать у меня подробности, а заодно завести своего человека в отделении.
   Мы вышли из здания, перешли дорогу к кафе, открытому предприимчивым бизнесменом, правильно рассудившим, что в больницах подобные заведения не предусматриваются. Я заказала кофе, Лиза - чай. Помешивая ложечкой горячий напиток, не желающий остывать в жару, она не решалась начать разговор. Брать в руки нить беседы пришлось мне. Осторожно, чтобы не вспугнуть выведенную из равновесия девушку. Шаг за шагом, она поведала, что встречается с Максимом пятый год, а он всё тянет время.
   - Родители меня пилят и пилят. Мол, надо что-то решать! А что решать?! Стоило Максу намекнуть о свадьбе, он неделю дулся. Говорил, я на него давлю! Я себя чувствую героиней низкопробного фильма! - Лиза раздраженно убрала с лица прилипшую осветленную прядь. - Представляешь, - она с первых слов перешла на "ты", - он повел себя как "истинный" мужчина! Спросил: "Ты уверена?". И выдал самый сногсшибательный вопрос: "А точно от меня?". Нет, от гастарбайтера, который соседям квартиру ремонтировал! Как я должна была реагировать? Накричала, высказала всё, что накопилось, и прочь погнала. А он напился в баре и... и... теперь умирает. А я не знаю, что делать с ребенком, - девушка шмыгнула носом, но, к счастью, удержалась от очередной порции слез.
   Я не представляла, как утешить новую знакомую. Сказать, что все наладится, было неправильным. Нет гарантии, что Макаров выйдет из комы. Никто в клинике не вправе давать подобного обещания. Сидела над остывшим кофе и молчала, молчала. А потом рассказала о Вове, лежащем в нашем отделении, как и Макс. Это подействовало на Лизу успокаивающе. Бояться с кем-то вместе легче, чем в одиночку. Она улыбнулась и принялась утешать меня, хотя я в этом не нуждалась.
   ...Вечером я снова нагрянула в палату Макса. Теперь я не сомневалась: он в Потоке. Догадывалась, в чем заключаются его Перепутья. Великовозрастный мальчишка не хотел брать на себя ответственность за Лизу и ребенка. Наверняка, рассекает по слоям, помолодев лет на пятнадцать!
   - Трус, - с укором прошептала я, обращаясь к лежащему без движения пациенту.
   Ненавижу мужчин, бегущих от обязательств, предпочитающих брать и никогда не отдавать. Но вспомнила несчастное лицо Лизы и решилась на новый эксперимент. Не знаю, на что я рассчитывала, и почему пошла на риск. Ради Макарова и его подруги? Или из-за собственной навязчивой идеи и лошади, снившейся по ночам? Поток не хотел меня отпускать, а я не могла сопротивляться. Я отлично осознавала, какой опасности себя подвергаю, поднося ладонь к голове Максима. Поэтому ограничила время "контакта" до десяти секунд, поставив будильник на телефоне, чтобы громкая мелодия вырвала сознание из плена.
   Я стала повторять эксперимент ночь за ночью, ежедневно на секунду увеличивая отведенное на "общение" с Макаровым время. Мне везло. "Петушиный крик" действовал безотказно, не давая круговороту образов, рожденных в мозгу пациента, поглотить мой разум. Однако толку от ослиного упорства не наблюдалось. Лишь раз я разглядела мальчика лет двух, сидящего на руках у мужчины с небритым лицом. Но это была малая плата за страдания. Я чувствовала себя раздавленной. Меня мутило, перед глазами сутки напролет плясали черные точки. Я понимала: еще чуть-чуть, и несанкционированные исследования придется сворачивать.
   Добавляла проблем и Лиза. В отличие от моих родственников и Вадима, звонила реже и рассыпалась в извинениях за беспокойство, но надежда, звучащая в голосе, нагнетала тоску. А дальше случилось то, чего я ожидала меньше всего на свете. Произошло событие, перевернувшее жизнь с ног на голову и четко наметившее путь на годы вперед. В ту ночь я готовилась к очередному эксперименту с Максимом. Завела "петуха", собралась с духом и почти занесла ладонь над Макаровским лбом, как вдруг дверь в 341-ю палату распахнулась.
   - Какого... - проревел Кондратьев, не ожидавший встречи, и, кажется, наградил меня нецензурным эпитетом.
   Я не расслышала. Внимание приковалось к молодой спутнице, которую доктор бережно поддерживал за локоть. Большие темные очки скрывали глаза девушки, но это не помешало мне сообразить, что она мне знакома. Однако распущенные светлые волосы, свободно падающие на плечи, не хотели вязаться с круглым лицом. Вместо них память ловко нарисовала две коротенькие косички.
   - Света?! - задохнулась я, игнорируя предложение завотделением немедленно убраться из палаты. - Света Тимофеева?!
   Девушка вздрогнула и растерянно наклонила голову, пытаясь вспомнить, где слышала мой голос, а я, бестолковая, не понимала, почему старая знакомая из Потока носит по ночам солнцезащитные очки.
   - Саша? - неуверенно прошептала она. Попыталась сказать что-то еще, но тихий голос заглушил мой "петух", заиграв главную тему из мюзикла "Призрак оперы".
   Спустя пятнадцать минут, перебравшись в тесный кабинет Кондратьева, мы пребывали, мягко говоря, в замешательстве. Больше всех оказался шокирован завотделением. Ходил туда-сюда, заложив руки за спину, садился, затем вскакивал и снова принимался мерить шагами комнату. Но независимо от местоположения, доктор не сводил ошалелого взгляда с меня. Я опасаться начала, как бы дырку во лбу не прожег.
   - Я не была уверена, что ты настоящая, - призналась Света, поглаживая ухо овчарки, преданно положившей голову ей на колени. - Что все вы настоящие. Кроме, Егора.
   - Егора?! Ты его нашла?! Он жив?!
   - Разумеется, нет. Саш, ты же видела Черную Пелену на Златином слое, - Света обняла пса-поводыря за шею, будто это предавало сил, пока она рассказывала печальную историю. - Егор лежал в той же больнице, что и я. Умер за день до моего "возвращения". Я случайно услышала разговор. Сотрудница детдома приезжала в больницу за справкой. Спросила у медсестры, где искать врача. Они разговорились. Я не видела их, естественно, но слушала внимательно. Этого хватило, чтобы... Чтобы всё понять. Егор сбежал. Он всё время убегал. Ненавидел то место. В последний побег его сбила машина. Он шёл по проезжей части в темноте, водитель слишком поздно его увидел. Понимаешь, Егор был не в себе. Он... У него... - Света никак не могла подобрать правильные слова. Она до сих пор тепло относилась к мальчишке и не хотела дурно отзываться о нём. - У него были проблемы с наркотиками. В реальной жизни Егор был не таким, как в Потоке. Он был...
   - Старше? - подсказала я к удивлению Светы. - Сколько лет ему было?
   - Семнадцать, - пробормотала она благоговейно.
   - Как вы узнали о возрасте? - впервые подал голос Кондратьев с тех пор, как мы перебрались в его "апартаменты". Моя осведомленность показалась крайне подозрительной. Отношение доктора к моей персоне не собиралось сдвигаться с отметки "гнать вредительницу лесом".
   - Мои спутники в реальности тоже оказались старше, чем в Потоке, - пояснила я. - Варвара Смирнова и Михаил Гурин.
   - Ваши спутники? - приподнял брови врач. Кондратьев не был бы Кондратьевым, если б не нашел, к чему придраться. - Ваши?
   - Да, мои, - огрызнулась я, чтоб неповадно было искать заговор там, где его не затевают. - Мы одновременно оказались в Потоке не случайно. Шесть лет назад в городе произошла крупная авария. Автобус упал с моста. Мы были в нём. Все трое. У меня есть основания называть Варю с Михаилом моими спутниками. Кстати, они, как и я, лежали в этом самом отделении. Можете проверить.
   - Значит, ты и их вывела из Потока? - обрадовалась Света. Заулыбалась, распрямилась.
   - Нет. Только Михаила. Варя не пошла. Не захотела. Осталась там до конца... - мой голос дрогнул. Я впервые заговорила о балерине за столько лет.
   - Саш, она же не... не... - девушка задрожала, не желая верить в то, о чем сама догадалась.
   - Варя умерла, - сурово ответила я. Ни к чему ходить вокруг да около.
   - Точно? Ты уверена? Может, ошибка? - Свете констатация Вариной смерти давалась труднее Егоркиной. Или с уходом детдомовского мальчишки она давно смирилась?
   - Уверена. Я навещаю ее иногда. На кладбище. В дни рождения или... - я замолкла на полуслове. Хотела сказать, что приезжаю на могилу Варвары, когда сердце сковывает необъяснимая тоска, но поймала очередной подозрительный взгляд Кондратьева и не смогла закончить фразу.
   - Но почему? Почему она осталась?
   - Для неё это был лучший вариант.
   - Какой вариант?! Умереть в Потоке?! Саша, ты в своем уме?! - от нежданного Светиного крика я подскочила. Доктор тоже, причем неуклюжей меня. Даже очки с носа слетели. - Варя была так талантлива! Ты же помнишь балет, Саш?! Лебедя?! У неё было блестящее будущее! И вообще... Ой, Каспер! - взвизгнула девушка. Собачий язык проехал по носу. Псу не пришлась по вкусу буйная реакция хозяйки, и он принялся успокаивать ее по-своему. - Прекрати! Каспер, сидеть!
   Собака послушалась приказа и отступила. Снова расположилась у Светиных ног, но глянула на меня с укором. И кто сказал, что животные не обладают разумом?
   - У Вари не было будущего, Света, - устало объяснила я. - Варвара Дмитриевна Смирнова в реальности отличалась от балерины, с которой мы познакомились в Потоке. Она была восьмидесятилетней женщиной. Больной и очень одинокой. Ни семьи, ни карьеры.
   Я медленно, то и дело умолкая, рассказала всё, что узнала о Варе с Михаилом, когда вышла из комы. Говорила и говорила, с грустью наблюдая, как Света несколько раз вытирала слезинки, выкатившиеся из-под темных очков.
   - Злата всё угадала. Поняла, что наш с тобой возраст реальный, поэтому толкала в Перепутья. Знала, мы мало жили и должны вернуться домой.
   - Думаешь, она была настоящей? Злата? - задала странный вопрос Света. - Вдруг она не человек, а воплощение Потока? Слишком многое ей было ведомо. Многое подвластно. А Василий Петрович? Кем он всё-таки был?
   - Понятия не имею, - проворчала я. - Я выкинула Поток из головы. Жила реальностью. Так бы и дальше продолжалось, не попади я в палату к Макарову. Сама не знаю, почему меня дернуло занести руку над его лбом! Не иначе происки Потока! Иного объяснения я не нахожу.
   - Ты знаешь, что Максим в Потоке?! - изумилась Света. - Ты что-то увидела? Без подпитки?
   - Без чего? - насторожилась я. - Что происходит, а?
   Света проигнорировала вопрос.
   - Павел Семенович! - воскликнула она, снова насторожив пса. - Значит, я не единственная, кто их чувствует! Саша такая же! Это многое упрощает, правда?! Что ты смогла разглядеть? - вспомнила она о моём существовании.
   Но не тут-то было. Я не собиралась держать ответ, пока меня не просветят, во что я вляпалась.
   - Саш, да не молчи ты! - рассердилась Света, сгорая от нетерпения.
   - Ещё как буду молчать! - скорчила я злорадную рожицу Кондратьеву. - Слова больше не скажу, пока не объясните, как вы двое спелись, и что за эксперименты проводите по ночам. С моим ослиным упрямством успели познакомиться оба, советую не темнить, - я самодовольно сложила руки на груди, глубокомысленно вздохнула и приготовилась слушать.
   - Я и так собиралась всё тебе объяснить, - пожала плечами Света к неудовольствию "сообщника", пошедшего красными пятнами. Будь его воля, Кондратьев выставил бы меня за шкирку, как котенка. Но я представляла интерес с научной точки зрения.
   Оказалось, ночные экспериментаторы общаются второй год. Познакомились здесь же - в отделении, когда "добрый" доктор лечил Светину маму. Кондратьев застал девчонку в палате другого больного, когда той приспичило прикоснуться к его лбу. Застал очень вовремя. Светку, как недавно меня, притянуло к пациенту насмерть. Ещё бы чуть-чуть, и пришлось вызывать реанимационную бригаду. Или того хуже.
   Когда Света, щедро напоенная чаем и успокоительными, пришла в себя, поведала Кондратьеву историю о Потоке. А заодно, что парень, в палате которого ее застукали, попал в закольцованный мир. Рассказывала и думала, что получит направление к психиатру. Это её не слишком огорчало. Жизнь девушки, недавно окончившей коррекционную школу-интернат для слепых и слабовидящих детей, катилась под откос. Покинув стены альма-матер, превратившуюся во второй дом, Света Тимофеева не имела ни малейшего представления, как распоряжаться днями, неделями и годами.
   Однако доктор не стал привлекать мозгоправов. Он поверил новой знакомой. Поверил безоговорочно. Давно ждал подтверждения подозрениям. Кондратьеву годами везло на больных, рассказывающих о странных вещах, увиденные за гранью. "Показания" во многом пересекались. Врач неоднократно слышал истории о закольцованных и сворачивающихся слоях, о сжимающемся или, наоборот, растягивающемся времени. Трое пациентов поведали, что встречали Тень, двое - Черную Пелену. Все без исключения "возвращались" через Белый Дым. Однако через два-три дня люди напрочь забывали об увиденном в коме. Смотрели на врача, как на безумца, когда он начинал задавать вопросы.
   В общем, Павлу Семеновичу Кондратьеву было над чем подумать, и Света добавила пищи для размышлений. Когда он предложил девушке участие в эксперименте, она едва не прыгала от радости. Поток, по-прежнему, казался ей волшебной страной. Опасной (а в какой сказке не встречаются трудности?), но притягательной. В отличие от реальной жизни, которая замерла на месте, как маятник на сломанных часах.
   Первые эксперименты точь-в-точь походили на мои бездарные попытки проникнуть в сознание Макарова. С каждым разом Света чувствовала себя всё хуже, угасая на глазах, но сдаваться не желала. Старательно скрывала плохое самочувствие от врача. Желание разгадать загадки Потока оказались сильнее чувства самосохранения. Девушка боялась потерять появившийся в беспросветной жизни смысл.
   "Увидеть" закольцованный мир (мельком, в тумане) получилось лишь раз - когда слепая девушка перепутала лекарства. Вместо средства от простуды приняла другой препарат, ей не предназначавшийся. Он неожиданно поспособствовал эксперименту, и Кондратьев принялся разбираться в причинах. Недели опытов, раздумий и бессонных ночей помогли сделать вывод - дело в сочетании двух ингредиентов. Вместе они непостижимым образом приоткрывали завесу между реальностью и Потоком.
   Пришлось придумывать, как использовать вещества без ущерба. Прием любого препарата, тем более регулярный, чреват побочными эффектами. Путем проб и ошибок доктор нашел относительно безобидное средство, содержащее два нужных элемента, а заодно антидот - лекарство, сглаживающее вред от первого препарата. Света начала принимать "коктейль", и дело сдвинулось с мертвой точки. Девушка смогла следить за пациентами в Потоке, но без вмешательства в процесс. Она бродила за "объектами", знала обо всем, что с ними происходило, но не могла ни помочь им, ни поговорить. Пленники закольцованного мира не замечали ее присутствия.
   - Хочу коктейль! Сейчас же! - потребовала я.
   - Исключено! - усмехнулся Кондратьев. - Вы всерьез полагаете, что я допущу вас к эксперименту?
   - Еще как допустите, - лучезарно улыбнулась я. - Вам безумно интересно, отличаются ли Светины возможности от моих. Можете поломаться для вида пару дней, но я не уверена, что они у нас есть. Макаров в любой момент может стать добычей Пелены. Полагаю, превратившись в мальчишку, он не проявляет бдительности.
   - Откуда... - начал изумленный заведующий.
   - Оттуда! - процедила я сквозь зубы. - Он напился, узнав, что его девушка беременна. Максу нравится быть свободным и не отвечать за чьи-то жизни.
   - Отк...
   - Вот заладил, как попугай! - мне стало наплевать на реакцию доктора на моё хамство. - Лиза рассказала! Подруга Макарова и мать его будущего ребенка! У меня дар сходиться с людьми. Хотя... - я мрачно оглядела завотделением с головы до ног, - в любом правиле бывают исключения...
   Минут через двадцать, занеся ладонь над лбом Макса Макарова, я чувствовала себя победительницей. Ликовала, будто выиграла в лотерею поездку на море или получила долгожданное повышение, обойдя пару сотен конкурентов. Кондратьев следил за мной, не отрываясь, в любой момент готовый прервать эксперимент. Я же не сомневалась, что на этот раз непременно что-нибудь увижу. И увидела. Но только не Макарова-мальчика, а то, что всерьез выбило из колеи.
   Едва закрыла глаза в реальности, их ослепило яркое солнце, ласкающее морской пляж. Точно такой, на который в двенадцатилетнем возрасте меня свозили родственники. Но без людей. Я снова увидела простирающуюся до горизонта блестящую голубизну, сливающуюся с ясным небом на тон светлее. Услышала сказочный шепот волн, игривыми барашками накатывающихся на берег из белоснежного песка. Мгновение, и появился новый звук, заставивший сердце отплясывать чечетку. Стук копыт!
   Рыжик! Поднимая брызги, он несся по кромке воды и приветствовал меня громким радостным ржанием. Он скакал, скакал, скакал, но вдруг остановился и встал на дыбы. Не понимая, что происходит, я смотрела, как он брыкается и угрожающе хлопает крыльями.
   - Идиотка! - раздался рядом до боли знакомый голос. Я и не заметила, когда она появилась - женщина в длинном цветастом платье с черной косой вокруг головы. - Я же велела тебе, не возвращаться в Поток! Кыш отсюда! Немедленно!
   Голова закружилась, и я, как подкошенная, рухнула на пол макаровской палаты...
  
   ****
   Настоящее время
   Умом я понимала, что в доводах Семеныча больше смысла, чем в моем гневе, но продолжала протестовать. Не на словах. На деле. Вечером демонстративно поехала домой. Шеф открыл рот, увидев, как я продефилировала по коридору с гордо задранным носом, но смолчал. Зато Люба, дежурившая этой ночью, не удержалась от комментария.
   - Ну и глупая ты, Александра Викторовна, - процедила она. - Нечего смотреть обиженно. Сама знаешь, что ведешь себя по-детски. Первый класс, вторая четверть, ей-богу!
   - Не могу я сегодня работать, понимаешь? - склонилась я к уху медсестры. - Как представлю её в палате Кирилла или Алисы, хочется твою биту позаимствовать. Не доверяю я Тимофеевой.
   - Глупости, - ожесточенно зашептала Любаша. - Я тоже не в восторге от того, как она повела себя семь лет назад, но не верю, что устроит диверсию на глазах у шефа. Дело не в ней, а в тебе, Сань. Хочешь сбежать, ладно, сегодня не буду задерживать. Но подумай на досуге, почему ты злишься? В чем настоящая причина?
   Всю дорогу до дома в полупустом автобусе, медленно катившемся в летних сумерках, я размышляла о Любиных словах. Странный вопрос - почему я злюсь. И так понятно. Семеныч поверил Светке, передал мою работу, а я превратилась в девочку на побегушках! Мало? Видимо, да, ибо ночью, глядя на покачивающие от легкого сквозняка шторы, я искала причины негодования. Не ревность же это? Я давно перестала страдать от комплекса неполноценности.
   Я раздраженно перевернулась на другой бок, громко отругала Дуську, впившуюся когтями в ногу, спихнула с подушки нахалку Леську и выбросила из головы Светку и Поток. Начинало светать, а я еще глаз не сомкнула! Когда же я, наконец, задремала, привиделся человек, ни разу не посещавший сновидения, хотя когда-то я об этом горячо молилась.
   "Знаете, Александра, это платье..."
   "Подарить его балагану? Однажды мне давали такой совет".
   "Нет, что вы!" - непослушные каштановые волосы падали на смеющиеся серые глаза - волшебные, притягательные, в которых мне не терпелось утонуть. - "По-моему, оно идеально отражает вашу личность. Яркое, немного вызывающее, но такое легкое и нежное. Ой, простите, я не хотел вас смущать! Я не умею делать дамам комплименты..."
   "На самом деле, это я не умею их получать. Становлюсь цвета моего платья. Так что, вы правы, у нас с ним много общего".
   "Скажите, Саша (он впервые назвал меня уменьшительным именем) это будет наглостью с моей стороны, если я приглашу вас на свидание?"
   "Свидание?! Здесь в Потоке?!"
   "Да. Я бы с удовольствием сделал это в реальном мире, но пока не знаю, когда представится такая возможность. Вдруг придется ждать слишком долго. Прошу, не отказывайтесь сейчас. Скажите, что подумаете."
   "Да-да, не отказывайся, Саш!" - ворвался в разговор еще один голос, который могла слышать только я. - "Скажи, что согласна. Нарушь обещание!"
   "Я не... Я не..." - прошептала я, видя в любимых глазах надежду и одновременно слыша слезы в голосе подруги...
   Проснулась я на мокрой подушке и, умывая припухшее лицо холодной водой, осознала главную причину злости. За меня на непростой вопрос ответил сон. Дело было не в решении Павла Семёновича. Меня злило, что каждый раз, видя Свету, я буду думать о Дмитрии и сделанном выборе. Появление бывшей подруги вернуло чувство вины, которое я годами запихивала в самый дальний уголок сознания. Но оно проснулось и попыталось схватить за горло.
   ...По больничному крыльцу я вбежала, надеясь, что новая внештатная сотрудница ещё не соизволила нарисоваться в отделении.
   - Добрый день, Александра Викторовна, - поприветствовал охранник-старожил, неожиданно перегораживая дорогу на вертушке. - Вас там ждут, - он указал в сторону неработающего летом гардероба.
   Я обернулась и вросла в пол. У стены, чтобы не мешать снующей туда-сюда толпе, в инвалидном кресле сидел Михаил Гурин и внимательно меня разглядывал. С таким видом, будто гадал, дождаться, пока подойду, или поскорее уехать. Хотя, наверное, и я выглядела не лучше. Мой старый спутник из Потока был последним, кого я ожидала увидеть.
   Набравшись храбрости, я шагнула на негнущихся ногах к Михаилу. Застыла перед ним, не смея открыть рта. С другой стороны, это он приехал ко мне, ему и слово держать.
   - Здравствуй, Саша, - пробормотал он тихо, пряча взгляд. - Прости, я не узнал тебя сразу позавчера. Столько лет прошло. Но потом понял, что должен с тобой поговорить. О прошлом. Ты меня не прогонишь, верно?
  
   Глава 11. Привет брату
   Семь лет назад
   Странное это состояние, когда физически ощущаешь, как мысли натыкаются друг на друга, пугливо отскакивают и пытаются найти местечко поуютней. Одни суетливо и мельтеша, другие едва перебирая лапками. Но тщетно. Без шансов на успех. Ибо моя голова готова была взорваться или разломится пополам от букета болевых ощущений и новых поточных впечатлений.
   - Не понимаю! Всё равно не понимаю! - в сотый раз возмутилась Света и для пущей убедительности стукнула палкой о покрытый линолеумом пол. Гулкий звук вспугнул пса, нервно навострившего уши, и отозвался скрипучей болью в моих висках. - Не дух же она, в конце концов! Но и человеком быть не может. Шесть лет прошло! Саш, а ты как считаешь? Не молчи, бога ради!
   - Прекрати истерить, думать мешаешь, - издала я шипение, которому бы позавидовала любая гадюка, и уставилась в окно, чтобы не видеть Свету и Кондратьева. Однако все равно ощущала спиной нервозность одной и пронизывающий взгляд другого.
   Рассматривать на улице было нечего. Рассвет только-только начал заниматься над больницей и пока плохо справлялся с ночью, не желающей покидать окраину города. Лесопосадки вдали тонули во мраке. Лишь огоньки фар машин, резво катящихся в сторону аэропорта, напоминали, что там - за стеклом продолжается жизнь. Жизнь, которая несколько часов назад казалась скучной и обыденной.
   Глядя в окно, я анализировала ситуацию - насколько позволял воспаленный рассудок, ошарашенный появлением Златы и выведенный из строя обмороком и встречей головы с полом. Чем больше я думала, тем яснее становилось, что слепая девушка права. Женщина, явившаяся мне на берегу, не была настоящей. Не могла же она лежать в коме спустя столько лет.
   - Нужно найти Злату, - я оторвала взгляд от огней в небе. Там - за несколько километров от земли - кружил самолет, готовясь к посадке.
   - В Потоке? - не поняла мою мысль Света и съязвила. - Тебе мало впечатлений?
   - Нет, не в Потоке, - я слишком устала, чтобы реагировать на выпад. - В реальности. Кого бы я ни встретила сегодня ночью, духа или воплощение закольцованного мира, изначально Злата была настоящей. Значит, лежала в коме. Сведения, наверняка, хранятся в архивах одной из больниц города. Или страны.
   - Не предлагаете ли озаботиться поисками мне? - Кондратьев с усмешкой погладил короткую бороду. - Как вы это представляете? Разослать письма в клиники? Что спросить: не лежала ли у них некая Злата в возрасте от тридцати до... - доктор театрально задумался, - до ста лет?
   - Что вы! - усталость как рукой сняло. - Я и не думала вас утруждать. Обойдусь шпионскими связями!
   Ух! Как же допек меня вредный эскулап! Каждое движение воспринимает в штыки! Я действительно не планировала привлекать его к поискам Златы. Перед сногсшибательной речью Кондратьева хотела обратиться за помощью, чтобы совместными усилиями придумать легенду для отца. Наша компания давно и прочно наладила контакты со многими клиниками. Ее глава мог бы попросить руководство больниц об услуге. Нужно было лишь назвать папе убедительную причину поиска таинственной дамы без возраста. Ладно, сама что-нибудь придумаю. Когда приду в себя.
   - Как хотите, а я домой. Спать, - я попыталась гордо прошагать мимо заведующего.
   - Дельная мысль, - заметил он, преградив дорогу рукой. - Но сначала ответьте на вопрос. Когда вы были в Потоке, чувствовали запахи? Испытывали ощущение реальности происходящего?
   - Пожалуй, да, - задумалась я, напрягая память. - Пляж был реальным. Пахло морем.
   - Серьезно?! - ахнула Света. - Павел Семенович, откуда обоняние у фантома? Саш, у тебя же не было тела?
   - Тела? - я вздрогнула, вспомнив важную деталь, которую не зафиксировала сразу из-за потрясений. - Тело было, - прошептала я, хватаясь за дверной косяк. - Свет, ты не поверишь, на мне оказалось то самое платье! Малиновое! Варино!
   - То есть... то есть... - девушка уронила палку на хвост несчастной собаке. - Ой, Каспер, прости, - Света машинально погладила пса по шее. - Значит, ты была в Потоке? По-настоящему?! Павел Семенович, как так? Почему у меня не получается?
   Но Кондратьев молчал, буравя хмурым взглядом мое лицо. Я понимала состояние доктора. С моим появлением эксперименты могли продвинуться вперед. Однако завотделением многое бы отдал, чтобы на моем месте оказался кто-то другой. Хоть черти из ада, но не надоедливая "пигалица с громкой родословной".
   - Не очень-то и хотелось, - сообщила я, покидая кабинет, и с трудом удержалась, чтобы не показать доктору язык. И когда повзрослею?
   Утром (если можно так назвать полдень) я поднялась разбитая. Пошатываясь пошла в ванную, по дороге споткнувшись о кошку. О какую именно, спросонья не разобрала, только заметила рыжий вихрь, в панике улепетывающий прочь.
   - Дусь, Лесь, - пробормотала я извиняющимся тоном и поменяла направление, сообразив, что хвостатые бестии не прочь позавтракать.
   Кухня у меня хоть и маленькая, но уютная. Может, благодаря нежно-бежевому кафелю с выложенными по периметру ромашками. Или из-за живых растений в разноцветных горшках, доставшихся от предыдущей владелицы квартиры. Переселяясь к сыну и невестке, она не смогла забрать цветы, однако стрясла с меня обещание холить их и лелеять. Или хотя бы не забывать поливать. Не кошки, сами не напомнят о дырявой памяти хозяйки. Поэтому записка "Дождь в оранжерее" большими буквами неизменно была "примагничена" к холодильнику.
   Собственная жилплощадь у меня появилась полгода назад. Папа профинансировал покупку квартиры в честь 22-летия и грядущего окончания университета. Прежде он категорически возражал против моего отделения, игнорируя факт, что наши с Бастиндой стычки приближались к объявлению ядерной войны. Изначально деловой родитель сам собирался подобрать мне жилье, но объездив с ним десяток вариантов, я устроила бунт и озаботилась поиском отдельных квадратных метров без папиного участия.
   В эту хрущевку я попала случайно. Дворами шла из гостей и увидела на подъезде объявление. Странно, но я влюбилась в квартиру, едва переступила порог. В атмосферу странной меланхолии, мягкой и спокойной, вид из окна на небольшой сквер, шелестящий листвой на ветру, и в старомодный ночник на стене, спрятавший лампочку под белой шляпкой с голубыми цветами.
   Кошачье подселение состоялось на следующий день после новоселья. Возвращаясь с учебы, я наткнулась на два рыжих комочка, жавшихся к подъездной двери. Котята-подростки, жмурясь, смотрели на снежные хлопья и дрожали от холода. Однако протянутой руки не испугались. Одна из кошечек, ставшая позже Леськой, доверчиво потерлась мордочкой о ладонь. Девочки, действительно, оказались ручными. Я выяснила, что прежде они жили у местной старушки, недавно ушедшей из жизни. Наследники бабушкиного имущества вовсю развешивали объявления в поисках квартирантов. Хвостатые же жильцы были выставлены с позором...
   Оставив кошек трапезничать, я умылась, оглядела в зеркале осунувшееся лицо, глаза с полопавшимися капиллярами, рассердилась и брызнула водой на гладкую поверхность. Не хочу никуда ехать! Ну её, эту больницу. Кондратьева, Макарова, Поток! И Вову заодно. Спать! Спать и еще раз спать! Я успела добрести до неубранной постели, когда мобильный истерически посоветовал не брать трубку, сообщая о звонке Бастинды. Ее голос, зазвеневший издалека, по накалу страстей почти не отличался от говорящей заставки на сотовом.
   - Почему ты до сих пор не в больнице?! Где тебя носит, Александра?! Немедленно приезжай! Твой отец хочет назначить Владимиру ваш дурацкий препарат! Переубеди его, слышишь! Иначе я руки на себя наложу!
   С трудом сдержав порыв осчастливить мачеху знанием, что много лет жду сего момента, я прорычала, что выхожу из квартиры, оборвала связь и с громким стоном повалилась на кровать. Интересно, за какие грехи нам полагаются родственники?! Особенно мои? Алла, считающая, что имеет право выставлять мне требования? Папа, нашедший время продолжать эксперимент? Вова, который... который... Ух!
   Шевелиться не хотелось, но выбора не было. Мачеха в покое точно не оставит. Если не помогут крики, подключит отца, а тот начнет давить на совесть. С тяжким вздохом я принялась собираться и спустя час подъехала к больнице на старенькой девятке, доставшейся мне три года назад от дяди, пересевшего на иномарку. Спонсировать покупку нового авто папа отказался категорически, объявив, что не станет выбрасывать деньги на ветер. Мол, ни одна женщина (даже единственная дочь) не в состоянии сберечь железного коня.
   Отца и мачеху я застала на крыльце, злых до нельзя друг на друга. А еще на Кондратьева, выставившего их из отделения. Забавно, но впервые я была солидарна с заведующим. Потому что слишком хорошо представляла (в ярчайших деталях!), какой скандал эти двое закатили наверху.
   - Скажи ему! Объясни ей! - одновременно выдали родственники, яростно посмотрели друг на друга и снова на меня. - Немедленно!
   - Согласна на препарат, - скороговоркой обозначила я свою позицию и ловко просочилась внутрь здания, заметив, как через стекло машет Лиза. С ней я тоже не горела желанием общаться. Но лучше Макаровская невеста, чем бушующая чета Корнеевых.
   Решение об экспериментальном лечении для Вовочки я приняла по дороге на работу. На него сподвиг вредитель-врач. Вспомнился вопрос Кондратьева, не собираюсь ли я назначить чудо-препарат брату, ехидный взгляд доктора и легкая усмешка на губах. Почему бы и нет? Хуже "вздернутому носу" точно не станет. Зато нос заведующего перестанет задираться. Хотя бы на время.
   - Саша, я тут подумала... - Лиза говорила на ходу, стараясь не отстать, ибо я перебирала ногами с отчаянной скоростью, чтобы папа с Бастиндой не догнали. - Медсестры говорят, ты лекарство испытываешь. На тех, кто в коме. А Макса можно включить в эту вашу программу?
   От неожиданности я проскочила мимо лифта. Вот те раз! Пару недель назад я чуть головой о стены не билась в поисках претендентов. А теперь, когда мне фиолетовы испытания, желающие в очередь выстраиваются.
   - Саша, пожалуйста, вдруг поможет? - Лиза умоляюще сложила руки. - Тебе что, жалко?
   - Без проблем! - я безжалостно вдавливала кнопку вызова в панель, хотя она давно горела задорным красным огоньком. - Родственники должны бумаги подписать. Можешь устроить? - глядя, как обрадованная невеста уносится прочь, я прижалась виском к стене. Печально дарить человеку надежду, зная, что твои действия не помогут. Макс в Потоке, никакие лекарства не спасут.
   Я не стала медлить и ввела Вове препарат спустя час. Лишь дождалась, пока наш общий родитель подпишет бумаги. Папа имел на то все права. Потеряв в своё время голову от трепетных чувств к невесте, умудрился усыновить её отпрыска. Теперь сей факт виделся Алле далеко не в радужном свете. Сообразив, что ругань не помогает, она принялась рыдать у отца на плече, испортила ему новый костюм. Кончилось тем, что папа затолкал её в машину и увёз прочь.
   Ещё через пару часов были подписаны бумаги на Макарова. Я не ожидала от Лизы прыти, полагала, она явится с родными Макса не раньше завтрашнего дня. Разговор с родителями пациента состоялся не из лёгких. Ощущая небывалый груз ответственности, я в деталях объяснила возможные риски и попросила, не ждать положительного эффекта, как манны небесной. Со стороны выглядело, будто я отговариваю их от лекарства. Так оно и было, но не могла же я сказать об этом прямо. Однако больше моих аргументов подействовало светящееся Лизино лицо.
   - Где подписать? - глухо спросил отец Максима - его точная копия, только лет на тридцать старше. Он словно меня не услышал. Или не захотел услышать.
   Чувствуя себя вконец опустошенной, я ввела "чудо-препарат" Макарову. На попечении стало пять пациентов. Оставалось надеяться, что хотя бы в одном из четырех случаев от лекарства будет толк. Несмотря на отстраненность последних дней, в душе я ещё жаждала успеха эксперимента. Не ради компании и не из-за папы. Хотелось стереть ухмылочку с лица зловредного доктора. Пусть убедится, что мы приносим людям пользу, а не думаем лишь о собственном кармане.
   Кстати о Кондратьеве. Стоило наступить на горло раздутому самолюбию, найти эскулапа и обсудить дальнейший план действий. Макса следовало вытаскивать из закольцованного мира, пока не стало поздно. Правда, я плохо представляла, как это сделать. Впрочем, моим планам сегодня не суждено было воплотиться. Завотделением провалился к чертям в ад или нарочно играл со мной в прятки. Как назло, Люба не дежурила, иначе подсказала бы, из какого укромного уголка вытаскивать противника.
   Вечер я проводила в ординаторской, листала карточки моих пациентов, не в силах заставить себя поехать домой. Что там делать? Смотреть слезливую мелодраму и грустить из-за отсутствия человеческой личной жизни? Мои романы заканчивались быстро. Как любила повторять Бастинда, они с папой не успевали запоминать имена моих кавалеров. А я что? Ничего! Последние пять лет сутки напролет отдавала учебе, уезжала за рубеж, поэтому вытащить меня даже в кинотеатр было настоящим подвигом. Какой парень выдержит такую конкуренцию? Правильно! Ненормальный! А мне только маньяков с мозгами навыворот не хватало.
   Однажды на свидание меня пригласил Вадим. От растерянности я так долго хлопала глазами, что он, наверное, заподозрил нервный тик. Нет, я ничего не имела против данного представителя рода человеческого. В отличие от Вовы, он производил адекватное впечатление и был весьма хорош собой. Но я догадывалась, что почтить меня вниманием, Вадима сподвигла Алла. Она с моим родителем считала парня идеальным кандидатом в родственники. В общем, я ответила отказом, вогнав Вадима в краску и заставив два месяца избегать со мной встреч.
   Была и другая причина для отказа. Я знала, что к парню неровно дышит лучшая подруга. Ритка бесцеремонно напрашивалась на наши семейные мероприятия, зная, что туда пригласят Вадима на правах Вовиного лучшего друга. Луконина неизменно облачалась в лучшие наряды, подчеркивающие стройную талию и длинные ноги, за столом общалась исключительно с предметом обожания, чем несказанно выводила из себя вздернутого носа. Заметив, как в очередной раз Вовочка пыхтит и брызжет слюной, я предложила больше не звать Риту. В ответ услышала целую лекцию о невоспитанности некоторых особ. Подразумевалась, разумеется, я, а не Луконина.
   - Ну, казнь египетская! - выругалась я, поняв, что начала перебирать в уме названия фильмов для домашнего просмотра.
   Швырнула карты на стол и подумала: "А зачем мне Кондратьев?". Коктейль, приоткрывающий завесу Потока, я приготовлю в два счёта. Ингредиенты и пропорции, как дипломированный фармаколог, запомнила без труда, а раздобыть их в больнице - раз плюнуть. Через двадцать минут я, весело насвистывая под нос, помешивала прозрачную голубоватую жидкость - симпатичную на вид и гадость редкостную на вкус. Ощущение, что штукатурку со стены проглатываешь, отслужившую с полвека и впитавшую в себя прогорклый запах древнего клея и еще бог знает чего. Пришлось зажать одной рукой нос, чтобы влить в горло "божественный" напиток. Но всё равно закашлялась от небывалых ощущений. До слез.
   - Красавица, - усмехнулась я, вытирая перед зеркалом черные разводы под глазами.
   Когда же я морально настроилась на новый штурм Макаровского сознания, стоя над Максом во всеоружии, позвонила Бастинда. Она всегда нутром чуяла самые неподходящие для общения моменты. Судя по звуку льющейся воды, не слишком гармонирующей с Аллиным шипением, мачеха оторвалась от папы и, умыкнув телефон, заперлась в ванной комнате.
   - Проверь его! Немедленно! - изрыгала трубка приглушенный вой дикой гиены, не обнаружившей родной норы и вообще оказавшейся не в том лесу. - Ты заварила эту кашу, Александра! Не смей отходить от его постели! Иначе...
   Продолжение фразы мне узнать не посчастливилось, её заглушил отчетливый бульк. Кажется, Бастинда утопила новый навороченный мобильник. Подарок Вовочки, кстати. Какое счастье, что я живу отдельно!
   Скрепя сердце, я двинулась проверять дорогого родственника, благо путь лежал недалеко, в соседнюю палату. Видимо, сказывался условный рефлекс. А как еще объяснить, что я продолжала выполнять Аллины указания, хоть и плевалась в процессе во все доступные стороны? Вздернутый нос выглядел необычно. В моем представлении, умиротворенное выражение никак не вязалось с Вовиным лицом. Я привыкла видеть там иные чувства и краски. Чаще всего, высокомерие и брезгливость.
   Проверив показания приборов, я собралась уходить, но что-то дернуло меня (не иначе, хронический недосып) поднести ладонь ко лбу сводного брата. Я пребывала в стойкой уверенности, что Вовочке нечего делать в Потоке. Уж кто-кто, а этот ни от чего не бежит и не способен испытывать сожаления. Я приготовилась посмеяться над импульсивностью, но вдруг рука задрожала, почти коснувшись Вовиных бровей. Я не успела опомниться, как услышала до боли знакомый стук копыт.
   - Рыжик! - ахнула я, пока веки смыкались сами собой, деля мир пополам. - Рыжик! - я бежала навстречу крылатому коню, подобрав подол Вариного платья.
   Жеребец остановился, издал приветливое ржание и дунул в лицо. Горячее дыхание погладило щеку, словно бывший Егоркин питомец стоял передо мной взаправду. Надо признать, пляж казался ещё реальнее, чем накануне. Краски стали ярче. Живее. Я видела Поток таким же, как в первое путешествие шесть лед назад. Точь-в-точь таким же, как настоящий мир. С одной маленькой поправкой. Находясь на сказочном морском берегу, я параллельно ощущала, что стою в Вовиной палате.
   - Добрый день, - поприветствовал меня мягкий мужской голос. - Простите! Не хотел вас напугать. Я двигаюсь почти бесшумно. Таким уж уродился.
   Парень появился из ниоткуда и в тишине, хотя все, кого я раньше встречала в Потоке, при перемещениях по слоям издавали различные звуки. Меня саму неизменно сопровождала пушка. Странно, но при одном взгляде на парня, я застыла каменным изваянием. По телу прошёл ток, к вискам прилила кровь. А еще невероятно глупая мысль посетила голову - что более красивого представителя сильной половины человечества мне встречать не доводилось. Даже в кино!
   - Дмитрий, - он протянул широкую сильную ладонь. Наши глаза встретились. Мои черные, не отрываясь, смотрели в его серые и...
   Я не стала в них тонуть. При взгляде в бездонное колдовское безбрежие, невероятную стойкость проявил здравый смысл. Расправил плечи, собрался и издал моими устами:
   - Чем докажете, что вы человек?
   - Хм... - парень задумался, нахмурив чистый высокий лоб. - Извините, но пока ничего не приходит в голову, - разведя руками, признался он. - Может, подскажете, что именно должно служить доказательством, а я постараюсь предоставить аргументы.
   - Вот ещё, буду подсказывать! - возмутилась я, неприлично пялясь на гостя. Именно гостя, потому что сказочный пляж походил на убежище. Моё убежище! Созданное без моего участия. Словно сам Поток позаимствовал образ из памяти.
   Дмитрий выглядел интеллигентным, вежливым и, наверняка, был до тошноты правильным. Всегда терпеть подобных "типов" не могла, но вот поди ж ты - стою и любуюсь. Впрочем, продлилось это не долго. Не успела я найти хотя бы один изъян во внешности парня, как в небе грохнула не к добру упомянутая пушка. Едва я открыла рот, чтобы извергнуть самое отборное ругательство, которое сумеет сорваться с языка, пляж сложился веером, выбросив меня прочь.
   Летела я недолго, однако этого хватило, чтобы напридумать всяческих гадостей, уготовленных мерзопакостным Потоком или небесными наблюдателями, существование которых не было ни доказано, ни опровергнуто. Земля (вернее, трава) появилась под ногами внезапно, выскочив из темноты. Не сумев вовремя сгруппироваться, я растянулась во весь рост и по инерции проехала на животе пару метров. А может больше. Сложно просчитывать расстояние, когда пытаешься уберечь от повреждений лицо.
   - Явилась? - ядовито поинтересовался сердитый женский голос.
   - Злата, - прорычала я, пытаясь подняться. Платье покрылось пятнами, под ногти забилась грязь.
   Поточная знакомая была точь-в-точь такой, какой запомнилась в прошлое путешествие. В простом цветастом платье и черной косой вокруг головы. Стояла возле старого деревянного стола и помешивала что-то вязкое в большом глиняном горшке. Однако её слой претерпел кардинальные изменения. Деревенский двор, некогда аккуратный и домашний, выглядел давным-давно заброшенным. Исчезли животные, покосившийся домик пугал трещинами и облупившейся краской, земля покрылась сорной травой - местами по пояс. Создавалось впечатление, что хозяйка заглянула сюда впервые за несколько лет.
   - Зачем рвешься в Поток, девонька? - она не смотрела на меня, выполняя медленные круговые движения ложкой.
   - А если это он меня преследует? - задала я встречный вопрос в тон Злате, не собираясь тушеваться или оправдываться. - Врывается в мою жизнь?
   - А я думала, из-за брата, - женщина криво усмехнулась. - Хочешь передать ему привет? Хотя он вряд ли тебя вспомнит. Ему здесь хорошо.
   - Вова в Потоке? - изумилась я и мысленно обругала себя. Вот глупая! Конечно, вздернутый нос здесь, раз я стою над ним в палате и вижу закольцованный мир через его сознание. - Чем он занимается? Ему рассказали о Перепутьях?
   Мысли в голове принялись вертеться смерчем. Если Вовочку быстро не отправить разбираться с застарелыми проблемами, то и до беды (в смысле, до Пелены) недалеко. Только, силы небесные, какие у сводного брата могут быть нерешенные вопросы?! Разве что, как сильнее досадить человечеству!
   - К чему тебе знать о его жизни здесь? - ехидства в голосе Златы заметно прибавилось. - Вызволить хочешь? Как Мишу и Варю?
   - Не с теми сравниваете! - я физически ощутила, как волосы на затылке приподнялись от гнева. - Владимиру не восемьдесят лет, и он не прикован к инвалидному креслу!
   - Значит, жалеешь, что увела Михаила? - констатировала женщина, вынимая из горшка ложку и кладя её на стол.
   - Нет, - соврала я не слишком уверенно.
   Почудилось, по телу Златы прошла рябь. А что, если передо мной не человек, а морок? Образ, специально перенесенный на полумертвый Слой? Ух! Ненастоящая! А упрекать меня смеет!
   - Злата Васильевна, - решилась я на провокацию. - Вас саму совесть не мучает? За то, что Егора за медом послали?
   Я специально назвала не тот продукт, чтобы подловить морок. Настоящая Злата должна была помнить, что мальчишка отправился на поиски соли. Но женщина не ответила. Зато впервые посмотрела на меня, сердце экстренно дало деру - пусть не в пятки, но однозначно вниз. Глаза женщины оказались не правильными. Чужими на знакомом лице. Кто-то другой позаимствовал Златино тело, но не удосужился спрятать глаза.
   - Вы - не она, - прошептала я.
   А страшно как стало! Сильнее, чем в парке Дунайского. Аж сердце сковало льдом!
   Женщина засмеялась.
   - Кыш отсюда, поганка! - приказала она, и меня, как по мановению волшебной палочки, закрутило на месте и выкинуло из Потока.
  
   ****
   Настоящее время
   - Не прогоню, коли пришёл и коли помнишь.
   Язык действовал в обход мозга, наотрез отказывающегося верить глазам и ушам. В самом деле, с чего вдруг давний спутник свалился на мою голову спустя тринадцать лет? Да ещё, как оказалось, не один.
   - Александра Викторовна, вы действительно его знаете?
   Разглядывая седые волосы Михаила и изрезанное морщинами лицо, я не заметила парня лет двадцати с небольшим, поразительно похожего на Гурина в молодости. А может, и не совсем на него.
   - Вы сын Марии, да?
   Вспомнилось, что сестра-близнец Михаила упоминала о детях при нашей единственной встрече в больничном коридоре.
   - Да. Я Артём. Вы и с мамой были знакомы?
   - Немного, - я отвела взгляд, по интонации поняв смысл этого "были".
   "Сердце немного барахлит, но это давняя проблема", - так сказала Мария тогда, бледнея и прислоняясь к стене.
   - Ясно, - кивнул Артём. - Я подумал, у него окончательно крыша поехала. Два дня вёл себя, как безумный. Больше, чем обычно. Требовал отвести его в эту больницу и найти вас, - парня явно не смущало присутствие дяди и не заботила реакция Михаила на его слова. - Если скажете, я его увезу. Без проблем.
   - Нет-нет, - поспешила я заверить бессердечного юношу. - Я ним поговорю. Если не возражаете, наедине.
   - Хорошо, - согласился Артем после паузы, во время которой что-то тягостно обдумывал и решал. - Но сначала ответьте, откуда вы его знаете?
   - Помните автобус, упавший с моста? Я тоже в нём ехала.
   Это была почти правда. То есть, не вся правда. Но мальчишке ни к чему знать подробности. Он и так считает дядю сумасшедшим.
   - А-а-а-а, - понимающе протянул Артём. - Я буду на улице. Зовите, если что.
   Едва он ушёл, я присела на скамью, чтобы быть вровень с Михаилом.
   - Как ты меня нашел?
   - Здесь написано, где ты работаешь, - он вытащил из кармана моё потерянное удостоверение. - Ты уронила позавчера.
   - Я его обыскалась! - я рассерженно выхватила корочку из рук Гурина и убрала в сумку. Едва мы остались вдвоем, я перестала воспринимать мужчину, как постаревшего незнакомца. Для меня он моментально превратился в несуразного спутника, с которым я гуляла по слоям. Поэтому стала вести себя соответственно - как шестнадцатилетняя Саша.
   - Я не сразу заметил удостоверение на асфальте... - Михаил до боли знакомо втянул голову в плечи. - Ты же слышала, Артём не хотел ехать.
   - Почему ты меня вдруг вспомнил?
   - Вдруг? - не понял Михаил, ослабляя узел галстука. Наверняка, его заставил одеть племянник - для солидности.
   - Я навещала тебя тринадцать лет назад. Мы оба тут лежали. Но ты меня не узнал. Грозился коляской задавить.
   - Прости, - он горестно всхлипнул и закрыл лицо ладонями. - Ничего не помнил, понимаешь. Ничегошеньки. Только потом... потом... Но все думали, я спятил. В психушку упекли на два месяца.
   Я ахнула от негодования. Отняла руки Михаила от лица, заглянула в затравленные глаза. Он не плакал. Мне показалось, просто не мог.
   - Рассказывай, - велела я.
   Он подчинился. Начал издалека. С Ларисы. Я не стала его останавливать, говорить, что слышала эту историю из уст Марии. Михаил слишком давно ни с кем не говорил о бывшей подруге. А, может, вообще ни разу.
   - Мне казалось, всё хорошо. А Лариса ничего не говорила. Или я не хотел слышать. Кто ж разберет?..
   После аварии (первой - на мотоцикле) заботу о ставшем инвалидом Гурине взвалила на себя сестра. Вопреки протестам мужа, не желающего видеть покалеченного шурина на пороге. Но Мария была непреклонна. Стойко переносила невзгоды: яростные упреки супруга, злость брата, возненавидевшего всех вокруг, капризы детей, ревнующих из-за недостатка внимания. Не сдалась, когда муж, устав от "такой жизни" громко хлопнул за собой дверью. Не отвернулась от близнеца, когда заболела сама.
   Поток вернулся в воспоминания Михаила три года назад. Через неделю после похорон сестры. Возможно, сказалась новая потеря или неуверенность в завтрашнем дне. Гурин ещё не знал, что племянники Олег и Артём продолжат дело матери, а не выставят его на улицу. Парни долго совещались, спорили за закрытыми дверями, чуть не подрались. В конце концов, согласились оставить дядю в квартире, но при условии, что тот утихомирит дурной нрав.
   Именно проявлением упомянутого нрава старший племянник Олег и воспринял разговоры Михаила о Потоке. Сначала посчитал, что тот издевается, но когда рассказы стали обрастать красочными подробностями, решил, что дядя потерял рассудок. Так посчитал и участковый врач, давший Гурину направление к психиатру. Дело усложнила реакция Михаила. Услышав о мозгоправе, он устроил бунт. Братья восприняли крики, как прогрессирующее безумие.
   - Хорошо хоть в психиатрической лечебнице доктор попался с мозгами, - поведал мне Михаил. - Борис его зовут. Фамилия... Не помню. Что-то на Д. Он понаблюдал меня, сказал, не помешательство это, а нервный срыв. Конечно, про Поток не поверил, но хоть на волю отпустил.
   - Почему ты просишь милостыню на улице? Племянники заставляют? Только честно!
   - Нет, я сам, - проворчал Михаил. - Вообще-то парни знают. Сначала ругались, но привыкли. Я ж не могу работать, а так хоть на хлеб и молоко набираю. Я пообещал, если меня заметут, буду клясться, что они не в курсе. Но пока проносило. Саш, - Гурин поймал мой взгляд, - не надо меня жалеть. Я не за этим пришёл, а чтоб убедиться, что Поток был взаправду. Не для них - всё равно не поверят, даже если ты сто раз скажешь, что я не вру. Для себя. Удостовериться хотел, что хоть умом не калека. Не грусти. Лучше о себе расскажи. Значит, ты врач?
   - Не совсем, - пробормотала я и вкратце рассказала Михаилу о нашей работе с Семенычем. Поведала о судьбе общих знакомых: Вари, Светы, Егорки и Златы. Остановилась только, когда зазвонил мобильный.
   - Александра, ты и дальше планируешь меня игнорировать? - осведомился шеф.
   - Я внизу, скоро поднимусь, - пообещала я в трубку, правда, голосом далеким от дружелюбного. - Ничего себе... - взгляд упал на часы в вестибюле. Оказалось, мы сидим третий час.
   - Не буду тебя больше задерживать, Саша, - засобирался Михаил. - Спасибо, что выслушала.
   - Погоди.
   - Нет, - отрезал он. Лицо стало суровым, не знакомым. - Мне не нужна помощь. Лучше прибереги её для тех, кому еще можно помочь, - не дав мне опомнится, Михаил помахал через стекло Артему, покорно дожидающегося его снаружи, и покатил к выходу.
   Я смотрела бывшему спутнику вслед и до крови кусала губы.
   "Не уводи его, Саша. Он пожалеет, что не остался..."
   Мне не хватило смелости попросить у Михаила прощения за то, что не послушалась Варю. Признаться, что сама жалею...
  
   Глава 12. Памятная дата
   Семь лет назад
   День начался замечательно. Разговор с отцом в его офисе прошел, как по маслу. Не то на меня снизошло небывалое вдохновение, не то папа сдал позиции, контуженный Аллиным ультразвуком, однако родитель без лишних расспросов пообещал разыскать всех Злат Васильевн, что когда-либо лежали в коме. Расшаркивался, как перед принцессой, и пирожными угощал, тратя драгоценное рабочее время.
   Выбросив папину вежливость из головы (все-таки мои родственники никогда не отличались предсказуемостью), всю дорогу в больницу я размышляла, стоит ли рассказывать вынужденным союзникам о последнем эксперименте. Кондратьев из принципа взъерепенится, что действовала без царского одобрения. Впрочем, и тут ждал приятный сюрприз. Эскулап наградив парой эпитетов, самым мягким из которых был "идиотка" и махнул рукой.
   - Черт с вами, коли неймется, - проворчал он, параллельно объясняя в телефонную трубку, что переполненная травматология не его проблема. Мол, ему есть дело только до отсутствия пустых мест в собственной вотчине и хирургов с их бешеными графиками операций. - Готовы вечером повторить подвиг с Макаровым? - поинтересовался доктор, выдернув шнур из розетки, дабы исключить терзающие звонки.
   Я для вида задумалась и кивнула, изображая неохоту. Понятно, что не провела вредного оппонента, но хоть повыпендривалась для самоутверждения. Щедрость завотделением скоро разъяснилась. Позвонила Света. Попрощаться. Она с матерью срочно уезжала к больной родственнице в забытую богом деревню. То ли в Перепелово, то ли в Перепилово - букву, меняющую смысл, я не разобрала. Зато осознала другое: врач заключал перемирие лишь на время отсутствия помощницы.
   Захотелось надуться и сделать ноги. Я в красках представила, как Кондратьев вечером ищет меня по отделению и пыхтит от злости. Однако желание поквитаться с Потоком оказалось сильнее злорадства от мелкой пакости доктору. Поэтому ровно в девять вечера я, заблаговременно глотнув отдающий клеем коктейль, преступила к очередному штурму Макаровского сознания.
   Резвый стук копыт, слепящий солнечный цвет и струящаяся по телу малиновая ткань оповестили, что я снова без труда перешагнула барьер между реальностью и закольцованным миром. Краски были столь же яркими, как и в прошлый заход, а ощущения четкими и живыми.
   - Рыжик, - нежно прошептала я в ухо коню, гладя блестящую на солнце шею. - Прости, нечем тебя угостить. Кусочком сахара или... - язык приклеился к гортани. Я раскрыла ладонь, изумленно взирая на несколько белых квадратиков, материализовавшихся из небытия. Надо же! Я все-таки научилась создавать вещи в Потоке! Непонятно только, к добру ли.
   Не знаю, сколько бы я простояла каменным изваянием, разглядывая Поточный сахар, если б конь, почуявший угощение, не толкнул меня лбом в плечо. Я протянула руку к его морде и принялась озираться по сторонам, проверяя, не объявятся ли незваные гости, как в прошлые разы. Однако вокруг было спокойно. Границы моего убежища пока не собирались нарушать.
   Моего убежища...
   По телу прошёл ток, принеся важное воспоминание. О рыцарях, марширующих в унисон у покосившегося средневекового замка. Повинуясь импульсу, я повернулась лицом к морю и громко крикнула:
   - Этот слой - моё убежище! Оно принадлежит мне, и никто не войдет сюда без приглашения!
   По пляжу пронесся легкий ветерок, посыпая волосы песком и закрепляя в мою собственность клочок Поточной земли. На мгновение я испытала облегчение. Неважно, сколько места я застолбила в несуществующем мире, главное, есть, где спрятаться в случае опасности. Чужие глаза на Златином лице до сих пор вызывали трепет.
   - Куда теперь? - задала я вслух непростой вопрос, с тоской глядя на сказочную водную гладь. Покидать пляж не было ни малейшего желания.
   Ответил мне, как ни странно, Рыжик. Призывно заржал и повернулся боком, кивая головой на спину.
   - Ни за что!
   В намерениях волшебной животинки я не усомнилась ни на секунду. Однако себя верхом на ней представляла с трудом. У меня и с ездой на обычных лошадях не складывалось, не то, что на крылатых. Стоп! А каким, собственно, образом эта обладающая разумом коняшка собирается меня транспортировать?
   - Не полечу! - объявила я со всей категоричностью, с какой сумела.
   Рыжик посмотрел с укором и подтолкнул филейной частью, мол, не трусь. Я замотала головой. Тогда он вздохнул и опустился на колени, разложив на песке крылья, чтобы было удобнее взбираться. Я попятилась и поймала еще один взгляд, на сей раз обиженный. Безумие - скажете вы, но мне стало стыдно. Лошадь старается, колени преклоняет, а я паникую. Чай не фарфоровая, не разобьюсь. Наверное...
   Скрепя сердце, я собралась погеройствовать. Обошла коня кругом (два раза), подобрала подол и, стараясь не наступить на несвойственную лошади часть тела, перекинула босую ногу через её спину. И тут же пожалела об этом. Не дожидаясь, пока я устроюсь поудобнее, Рыжик поднялся.
   - А держаться за что? - возмутилась я, распластавшись на коне. - Не вздумай лететь! Я даже самолетами пользуюсь в крайних случаях! И вообще, высоты боюсь!
   Бабах! Ноги вделись в стремена, в руках оказалась уздечка, обвившая лошадиную морду, а под попой появилось седло. Не сказать, чтоб удобное, но чуть притупившее ужас.
   - Рыжик, может по земле, а? Шагом?
   Сбоку захлопали крылья, с каждым взмахом увеличивая скорость. Я не успела опомниться, как мир пошатнулся и остался внизу.
   - Хочу обратно, - простонала я, наплевав на уздечку и крепко обхватив лошадиную шею обеими руками. - Рыжик, я передумала!
   Но было поздно. В небе грохнула пушка, сопровождаемая скрежетом, и моё закрепленное убежище сложилось веером. А дальше началось головокружительное падение. Вместе с конём. Как показалось мне - абсолютно неконтролируемое. Не желая видеть надвигающуюся прямиком на нас поверхность нового слоя (как ни смешно, но это опять оказалось поле), я зажмурилась. Жаль уши зажать не могла, дабы не слышать свиста ветра.
   Когда копыта моего упертого питомца и транспортного средства в одном лице (или морде?) впечатались в землю, я осознала смысл словосочетания - второе рождение. Приготовилась отдышаться и устроить коню форменную истерику, предварительно сойдя вниз, как вдруг...
   - Круто! - восхитился детский голосок. - Вот так коник!
   - Тетенька, дадите покататься? - вторил ему второй, на удивление очень знакомый. С неприятной заискивающей интонацией.
   Я открыла глаза и ахнула, узнав обоих мальчишек. Первый оказался помолодевшим Максом Макаровым с нечесаными торчащими в разные стороны вихрами. Второй - "обожаемым" вздернутым носом, тоже сбросившим с десяток лет. Оба, разинув рты, взирали на крылья Рыжика и разве что слюни не пускали от восторга. Чуть поодаль стоял третий мальчик с блеклыми светлыми волосами и нервно теребил край рубашки.
   - Он высоко летает? - поинтересовался Вовочка. Протянул пятерню к морде лошади, но под моим строгим взглядом не закончил движение. - А как им управлять?
   - Молча, - процедила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не наградить сводного братца увесистым подзатыльником. В конце концов, я старше!
   Гордо тряхнув головой, я грациозно (как мне показалось), слезла с наглого жеребца. Поставила одну босую ногу на траву, приготовилась проделать то же самое со второй, но умудрилась застрять в стремени. Раздраженно дернула конечность, не рассчитав масштабы плена, не удержалась и полетела на землю под заливистый хохот пацанов.
   - Гадство! - возмутилась я, лежа на траве. - Нечего ржать! - последовал мой приказ, обращенный одновременно и к псевдомальчишкам, и к Рыжику, который смотрел с явной улыбкой. Да-да, поточная кляча и это умела!
   - Где-то я вас видел, - задумчиво протянул драгоценный отпрыск Бастинды, пока я принимала вертикальное положение и отряхивала платье.
   Ух! Как же я ненавидела Вовочку в этом возрасте! Наше противостояние нередко выливалось в драки, из которых я выходила с поредевшей шевелюрой, а братец с расцарапанной физиономией, а два раза - с разбитым носом.
   - Глаза протри, совиный хвост! - наградила я пацана детским прозвищем, которое сама когда-то придумала. Сова - за круглые очки, которые Вовка в то время носил, хвост - из-за неизменного держания за Аллину юбку.
   - Кикимора! - изумился вздернутый нос и почесал затылок. - А чего это ты постарела?
   - Повзрослела! - учительским тоном поправила я. - Чтобы оттаскать тебя за уши!
   - Не дотянешься, - объявил юный нахал и показал язык, однако на всякий случай отступил на пару шагов.
   - Надо будет, дотянусь, - пообещала я, демонстративно поглаживая шею Рыжика. Уловка сработала. Мальчишки не отрывали глаз от моих пальцев, мечтая прикоснуться к коню. - Расскажите, чем вы трое занимаетесь? - добавила я небрежно, чтобы не спугнуть ребят. Неважно, сколько им лет на самом деле, сейчас они чувствовали себя обычными детьми.
   - Играем, - пожал плечами Макаров. - А что еще делать, раз застряли здесь? Кстати, я Макс. А это Борька, - покровительственно кивнул он на третьего мальчика.
   Его сложно было назвать симпатичным. Лицо вытянутое, нос длинный, фигура нескладная. Едва Боря сделал пару шагов, я заметила, что он хромает.
   - Это не лечится, - пояснил мальчик будничным тоном, и мне стало неловко.
   - Давно вы тут? - затронула я более важную тему.
   - Я две недели, - охотно пояснил Макс. - Вовка - одну. Борька говорит, не меньше месяца. А, может, больше. Тут время - неправильное. Нам так сказали.
   - Кто? - насторожилась я, испытав нехорошее предчувствие.
   - Старик один. Василием Петровичем звать. Он нас навещает.
   - Весь такой разодетый? С карманными часами? - уточнила я, постаравшись говорить спокойно, хотя сердце вовсю исполняло акробатические трюки.
   - Ага! - хмыкнул Макс и восхищенно протянул. - Понтуется.
   Мне стало нехорошо. Раз дед до сих пор здесь, значит он не человек. Самое мерзкое, он сумел очаровать мальчишек, завоевав их доверие!
   - Василий Петрович рассказывал о Пелене? Страхе? Перепутьях? - забросала я ребят вопросами.
   - Про Страх говорил, - кивнул Макс. - Только враки всё это. Взрослые любят страшилки рассказывать. Туда не ходи, серый волк съест. Веди себя хорошо, а то придет злой старик и украдет.
   Я прыснула. Максим явно в точку попал. Этот дед был способен и не на такую подлость.
   - Слушайте, - я поманила мальчишек ближе и заговорщицки понизила голос. - Расскажу секрет. Я давно путешествую по Потоку. Но я не застряла тут, а прихожу и ухожу снова.
   - Врешь! - Вовочка угрожающе потряс кулачками.
   - Сейчас докажу, - я хлопнула в ладоши, мысленно умоляя высшие силы о помощи. К счастью, сегодняшнее везение не закончилось, в небе охотно грохнуло и...
   - Ух ты! - заворожено выдохнул Макс и уважительно поглядел на меня.
   Я стояла, переминаясь с ноги на ногу, и понятия не имела, как исхитрилась создать дельтаплан с пропеллером. Хотела, всего-навсего, устроить небольшой фейерверк. Однако давнее изобретение бедного Егорки пришлось к месту. Мальчишки замерли в подобострастном преклонении перед летательным аппаратом. Даже о Рыжике забыли.
   - Дай полетать, а? - простонал Вовочка, подскакивая на месте мячиком. - Проси что хочешь взамен.
   - И мне! И мне! - вскидывая вверх руку, как на уроке, прокричал Макс.
   Я, прищурившись, оглядела светящиеся лица сводного брата и Макарова.
   - Я дам вам полетать, если ответите на вопросы, - зашептала я, предав лицу загадочное выражение. - Согласны?
   Макаров с готовностью закивал, Вовочка подозрительно покосился и предпочел промолчать, а Боря попятился.
   - Начнем с тебя, Максим Макаров, - сделала я большие глаза.
   - Откуда ты узнала мою фамилию?! - заволновался мальчишка и на всякий случай схватился за Вовочкину руку.
   - Говорю же, я давно сюда прихожу. Поток меня знает и даёт подсказки. Например, мне нашептали, что твоего папу зовут Виталий, а маму Алевтина. Скажешь, нет?
   - Нет, - Макс побагровел и отвернулся. - Моего дядю зовут Виталий. Он просто...
   Что именно хотел сказать Макаров, осталось тайной. Слова потонули в мерзком скрипе, как от не смазанной двери. Я вздрогнула, узнав звук. На поле шагнул старик в щегольском сером костюме и поприветствовал меня, снимая шляпу.
   - Какая встреча! Рад снова вас видеть, Александра, - он поклонился, но глаза остались холодными и мрачными.
   - Не могу ответить взаимностью, Василий Петрович, если вас, конечно, так зовут, - рука легла на спину Рыжика - для надежности.
   - Я надеялся на более благосклонный прием. Именно я помог вам однажды покинуть это место, - у деда хватило наглости меня поучать, нацепив на лицо скорбно-оскорбленное выражение. - Ай-ай-ай, повзрослевшая барышня, а никакого уважения к старшим.
   - Перестаньте ломать комедию и скажите, наконец, кто вы? - рассердилась я.
   - Боюсь, сей факт должен остаться загадкой, Александра, - Василий Петрович привычным жестом вытащил из кармана мертвые часы и внимательно поглядел на циферблат. - Ни вам, ни другим здешним обитателям ни к чему подобное знание.
   - Зачем вы держите их здесь? - кивнула я на ребят.
   Вовочка и Макс, не сговариваясь, прильнули друг к другу. Боря остался на месте, хмуро глядя в лицо старику. Странно, но я только теперь заметила, какие у мальчика выразительные серые глаза. Красивые.
   - Скажите ещё, что они дети, и их нельзя обижать, - издал дед неприятный смешок. - Вы знаете правду. О двоих из них.
   - Неважно, сколько им лет! Их ждут дома!
   - Это не имеет значения, - отмахнулся старик равнодушно. - Им не пройти Перепутья.
   - Вы не можете знать наверняка!
   - О! Полагаю, девушка, не сумевшая одолеть загадки собственного разума, владеет большей информацией, - откровенно развеселился дед к моей жгучей ярости.
   Ответить было нечего. Он прав. Шесть лет назад я прошла лишь половину пути, вспомнив похищение. Но причина грандиозной ссоры деда с отцом и странные слова бабушки остались тайной.
   - Уходи! - велел Василий Петрович. - Тебе здесь нечего делать. Это моя игра.
   Я приготовилась возразить, что в любой игре возможны несколько участников, но не сложилось. Небо почернело, пугающе завыл ветер, земля заходила ходуном, грозя разломаться под ногами и распахнуть ворота в ад. Мальчишек погодно-природный катаклизм не коснулся. Они отскочили в сторону и стояли в нескольких метрах от меня на ровной поверхности - перепуганные, не знающие, что предпринять, но целые и невредимые.
   - Не надо! Остановитесь!
   Я изумилась, услышав тоненький мальчишеский голосок, не принадлежащий ни Вовочке, ни Максу. За меня вступился Боря. Упер кулаки в бока, свел брови, того гляди ринется лупить обидчика. Я не успела увидеть, как отреагировал Василий Петрович на действия ребенка. Под ногами змейками побежали трещины. С громким воплем я сделала единственное, что оказалось доступным - вцепилась в шею Рыжика. Под протестующее ржание коня, отчаянно молотящего крыльями, мы ухнули вниз.
   - Лети же! Лети! - взмолилась я, но мы набираем скорость в свободном падении.
   Конь внезапно потерял способность пегаса и камнем приближался к земле. Если, конечно, она вообще существовала. Под нами я видела одну пустоту. Черную-пречерную. Как Златина дверь, поломанная некогда паразитом Генкой. Внезапно конь дернулся в отчаянной попытке перестать падать, и я не сумела удержаться. Пальцы разжались, скользнули по гладкой лошадиной шее и...
   Я не успела закричать. Широко распахнула глаза, стоя в палате Макарова.
   - Что случилось? - взволнованно спросил Кондратьев. Вид у меня был ещё тот.
   - Всё! - выдохнула я, тяжело дыша, как после пробежки.
   Рассказ, сопровождаемый ругательствами в адрес Поточного старика (а мысленно и в свой - напрочь забыла об убежище!) эскулап слушал внимательно. Хмурился, поправлял очки, о чём-то сосредоточенно раздумывая.
   - Какой вопрос вы собирались задать Макарову?
   - Помнит ли он Лизу. Воспоминания никуда не исчезают. Они просто заблокированы. Не верю, что только Перепутья способны открыть к ним дорогу. Должны быть и другие способы.
   - Значит, собираетесь снова вернуться в Поток?
   - Ни Вова, ни Макс сами не выйдут. У них разум детей, - я примолкла, вспомнив лица ребят во время премилого диалога с зловредным дедом. - Василий Петрович напугал мальчиков сегодня. Теперь будет легче завоевать их доверие. Если мне позволят к ним приблизиться.
   - Вы говорили, что подружились с подругой Макарова, - доктор пристально глянул на меня, проверяя, не придумала ли я этот факт.
   - Верно.
   - Поговорите с ней. Расспросите о привычках жениха, любимых вещах, местах, увлечениях. О том, чем он дорожил, будучи взрослым человеком. Вооружитесь личной информацией. Это вам поможет.
   - Хорошо, - кивнула я, Кондратьев говорил дело.
   - Заодно выясните, почему мальчик назвал отца дядей. О Владимире, я полагаю, вы и сами знаете достаточно.
   - Больше, чем хотелось бы, - пробормотала я, задумавшись о Лизе и Максе.
   Общение прервал осторожный стук в дверь.
   - Павел Семенович, извините, - показалась в проеме Любина голова. - Для Саши конверт принесли. А ещё, - она глянула укоризненно, - ты на моем посту телефон забыла. Он обзвонился весь. Пришлось выключить.
   Спустя пять минут, удивленно вертя в руках внушительных размеров конверт с моим именем, я размышляла, кому понадобилось его отправлять. Очередная тайна? Но загадка разъяснилась просто. Внутри лежала ксерокопия истории болезни. Той самой, о которой я утром говорила с отцом. "Елизарова Злата Васильевна" - было неаккуратно нацарапано на первой странице медкарты. Надо же, как быстро папа выполнил просьбу!
   Я опустилась на стул на сестринском посту и принялась изучать корявые записи. В том, что это наш "клиент", сомневаться не приходилось. К "делу" приложили фото и биографическую справку пациентки. Ей было сорок два. Умерла в одной из центральных районных больниц, так и не выйдя из комы. Пять с половиной лет назад. На два месяца пережила Варвару.
   Чем дольше я читала, тем лучше понимала мотивы Златы и ее привычки. Она выросла в деревне, но сбежала оттуда с городским парнем. Нет, он не оказался проходимцем, бросившим деревенскую дурочку на произвол судьбы. Они поженились, стали родителями. Однако брак продлился недолго. Распался, когда сыну исполнилось четыре года. Этот мальчик - Даниил - стал единственным смыслом жизни Златы Васильевны. Замуж она больше не вышла. Работала одновременно в двух-трех местах, чтобы ребенок учился в хорошей школе, а затем и в институте.
   Трагедия, разрушившаяся Златин мир, стряслась в день, когда её отпрыск получил диплом юриста. Отмечая оное событие на даче сокурсника, новоявленные специалисты ночью искупались в реке. Даниилу не повезло. Прыгая в воду, он ударился головой о железяку на дне. Умер через сутки в больнице. Злата последовала за сыном на сороковой день после его смерти. Пошла топиться в ту же реку. Ее почти безжизненное тело извлекли из воды прохожие. К несчастью, они не сумели сделать это быстро, и кислородное голодание вызвало кому...
   Я отложила документы, чувствуя горечь. Прояснилось всё. И забота Златы о Генке, и нежелание возвращаться домой. В реальном мире её никто не ждал. Она намеренно оставалась в Потоке. В ожидании конца, помогала другим. Тем, кому было ради чего возвращаться. Таким, как я или Света. Остальным советовала воплощать мечты в закольцованном мире, раз за гранью шансов не осталось.
   Наверное, в решении Златы был смысл...
   Собираясь домой, я вспомнила о доставшем Любашу телефоне и проверила пропущенные звонки. Наверняка, звонила Бастинда. Только она способна на подобную навязчивость. Однако все десять раз мой номер набирал папа.
   - Который час? - спросила я Любу, раздумывая, прилично ли перезванивать родителю.
   - Полночь доходит, - отозвалась медсестра. Она тактично не спрашивала, что за бумаги я читала, хотя и извелась от любопытства.
   Я нажала одну из горячих клавиш. Самую первую. По папиным понятиям, время для звонка было допустимым.
   - Ты звонил? - поинтересовалась я сонно. Мысли, что стряслось что-то серьезное, я не допускала. Одного коматозника на семью достаточно.
   - Саша, где ты была?! - возмутилась трубка папиным басом. - Я не знал, что думать!
   - На работе, - меланхолично отозвалась я. - Исследования провожу, помнишь?
   - Ты в порядке? - отец сбавил тон.
   - Да.
   - Уверена?
   - Да. Ты собираешься меня расстроить?
   - Нет, конечно. Просто хотел убедиться, что всё хорошо...
   Я закусила губу и задумалась. Что-то было не так. Папа взволнованно кудахтал надо мной, зато Алла за день ни разу не проявилась, чтобы справиться о здоровье драгоценного сыночка. Мир сошел с ума? Всё по местам расставили действия Любы, перевернувшей страницу календаря. Июль закончился, уступив место последнему месяцу лета.
   - Сань, что с тобой?! - перепугалась медсестра, когда я пошатнулась вместе со стулом.
   - Ничего, - я закрыла лицо ладонями, чувствуя, что сейчас разревусь.
   Поток! Слои! Коматозники! Они настолько завладели моим вниманием, что я потеряла счет дням. Забыла обо всем на свете! О неимоверно важном! Не случайно вчера (о, да, вчера!) папа беспокоился о моем душевном состоянии, а Бастинда не смела тревожить. Потому что 31 июля была очередная годовщина смерти моей матери, о которой я, с головой уйдя в тайны закольцованного мира, не вспомнила!
   - Пора заканчивать! - крикнула я, давясь слезами, и швырнула Златины бумаги на пол. - Люба, скажи Кондратьеву,эксперимент закончился. Я больше не приду. Хватит...
  
   ****
   Настоящее время
   Порог отделения я перешагивала, думая о непростой судьбе Михаила и собственном псевдогеройском поступке тринадцать лет назад. Поэтому не сразу заметила шефа, поджидающего на сестринском посту.
   - С минуты на минуту приедет Света, - оповестил он. - В Поток войдете вместе. Она отправится искать Алису, ты займешься Кириллом. Не спорь! Мне не нравятся показатели мальчика. Страх лишает его последних сил. Ты должна победить тварь. Пока не стало поздно.
   - Хорошо, - кивнула я, хотя не представляла, как избавиться от мерзости, мучащей ребенка.
   Мы мало знали о жизни Кирилла. Применить обычную тактику (ненавязчиво разузнать подробности) я не имела возможности. Добиться доверия его родителей не получилось. Они и на особое лечение согласились со скрежетом. Отец не желал с нами говорить, подарил неделю и с барского плеча и хлопнул дверью. Мать могла быть более сговорчивой. Но при каждом слове она оглядывалась на мужа, и без его разрешения вряд ли позволила бы приблизиться к себе. Приходилось работать с тем, что есть.
   Света, объявившаяся полчаса спустя, вела себя по-деловому. Ни словом, ни делом не напоминала о сложностях в наших отношениях, но и дружелюбия не допускала. Не стала дожидаться, пока я доберусь до Кирилла (в отличие от меня, она попадала к спутнику напрямую, а не через убежище), и отправилась на поиски Алисы. Впрочем, мне Светкино отсутствие было на руку. Без надсмотрщицы работалось легче.
   Кирилл выглядел хуже. Мертвецкая бледность сменилась болезненной зеленью. Круги под глазами стали глубже, чернее. Мальчик тяжело дышал, сопровождая каждый выдох неприятным хрипом. Он лежал в неудобной позе, но не пытался перевернуться. Страх почти победил. Оставалось нанести ребенку последний удар, чтобы дать дорогу Пелене. Меня охватила ярость. Я ненавидела Поток за то, что не делал разницы между взрослыми и детьми. Одинаково жестоко обходился с ними.
   Кирилл забился в припадке, широко распахнутые глаза посмотрели за мою спину. Резкий поворот, и я сама издала испуганный возглас. Тварь увеличилась в размерах. Раза в три. Возвышалась надо мной уродливой глыбой. Четыре лысых головы покачивались в разнобой. Две угрюмо оглядывали меня, третья нахально ухмылялась, из пасти четвертой капала темная слюна. Уж не мной ли захотело пообедать это убожество? Я поёжилась, хотя опасаться было нечего. Чужие Страхи не могли причинить мне вреда. Зато Кириллу, верившему в реальность происходящего, запросто. Его глаза закатились, изо рта пошла пена.
   Счет пошел на секунды. Еще чуть-чуть, и появится черная масса, напоминающая пчелиный рой.
   - Не смей! - приказала я ребенку, падая возле него на колени.
   Я знала способ не дать Кириллу умереть, но хорошо понимала, чем это аукнется. Я не смогу контролировать обмен энергии и потеряю слишком много. Однако опасность меня не остановила. Я давала зарок, что сделаю возможное, невозможное и даже немыслимое, но больше не потеряю в закольцованном мире ни одного ребёнка. Я обхватила ладонями холодную голову Кирилла. Закрыла глаза и сфокусировалась на слабой ауре, позволяя собственной энергии - ярко алой, насыщенной - перетекать к мальчику.
   Истерзанное тело откликнулось и принялось всасывать мою жизненную силу. Так быстро, что я и вообразить не могла. В висках застучало, уши заложило, перед глазами прошли черно-красные всполохи. Я переоценила себя. Руки тщетно пытались оторваться от Кирилла, в голове пронеслась горькая мысль: энергетический обмен не спасет мальчика, а лишь отсрочит неизбежное. Без дальнейшей помощи, ему не выкарабкаться.
   - Ненормальная! - оглушил меня детский голос, когда разум почти погас. - Любительница погеройствовать чертова!
   Кто-то отлепил мои ладони от головы Кирилла, и, больно ударившись затылком о землю, я приоткрыла глаза. Круглое лицо в обрамлении куцых косичек расплывалось и рябило, но это не помешало разглядеть перекошенные от гнева черты.
   - Света, - с трудом прошептали сухие губы.
   - Нет, блин, Пелена! - прошипела девочка совсем не по-детски. Реально-то ей было двадцать пять лет. - А тебе чего надо? Убирайся! - прикрикнула она на тварь. - Отвяжись от мальчика, мерзавец!
   Я глянула на мучителя Кирилла, силясь разобрать реакцию на Светкину отповедь, но не обнаружила четырехголового чудища. На его месте маячила расплывчатая мужская фигура. Прежде чем моя бывшая подруга вырвала нас из Потока, я услышала хриплый смех и сообразила, что увидела Страх Кирилла глазами слепой девушки.
  
   Глава 13. Побочный эффект
   Семь лет назад
   Ночь выдалась отвратительная, сон не шёл, душу скребла горечь. Глотнув лошадиную дозу валерьянки, я ушла рыдать в ванную комнату, но помешал кошачий аккомпанемент за дверью. Рыжие девочки сошли с ума от запаха и принялись требовать "напиток". Пришлось срочно утирать слезы и успокаивать кошек, пока соседи не замолотили в стены. Всё-таки ночь на дворе. Точнее, почти утро.
   Когда я, наконец, сомкнула глаза, приснилась мама. Точь-в-точь, как в воспоминании на представлении Дунайского. Прядки, выбившиеся из прически, на фоне черной ткани водолазки напоминали огненные нити. Зеленые глаза смотрели печально. На меня и сквозь меня. Я пыталась закричать, коснуться мамы. Но язык прилип к гортани, тело стало каменным. Мама медленно пошла прочь, сливаясь с чернотой. Лишь волосы виднелись в непроглядном мраке ярко-рыжим пятном. Когда оно почти растворилось, сознание грубо вырвала из сна мелодия из шпионского боевика, поставленная на неопознанные номера.
   - Что?! - прошипела я раздраженно. Мне было фиолетово, на кого обрушиваю недовольство.
   - Немедленно приезжайте! - рявкнул из трубки злющий бас Кондратьева.
   - И не подумаю... - обозначила я протест, потирая слипшийся левый глаз.
   Но не тут-то было.
   - Плевать мне на ваши смены настроения! У нас серьезные проблемы. С вашими больными! Из-за вашего препарата!
   До больницы я доехала в рекордно-короткие сроки, нарушив бог весть сколько правил дорожного движения. Не дожидаясь лифтов, застрявших на верхних этажах, пулей преодолела лестничные пролеты и, оттолкнув при входе в отделение ворчащего цербера Галину Степановну, без стука влетела в кабинет Кондратьева. Там с хмурыми лицами сидели папа, Андрей Аверин и Вадим. Доктор не злорадствовал открыто, но сквозь скорбное выражение просачивалось самодовольство. "Победа" оказалась на стороне врача. Состояние троих из пяти моих пациентов резко ухудшилось. Дежурившей ночью бригаде пришлось не сладко. Они почти потеряли одного из больных - юриста-первокурсника. Но, к счастью, обошлось.
   - Состояние Макарова и вашего родственника стабильно, - объяснял Кондратьев отцу. - Но препарат им начали вводить позже, побочные эффекты запаздывают.
   - Предлагаете прекратить исследования? - папа мрачно посмотрел на заведующего, но тушеваться не стал. Не на того напали.
   - Я уже это сделал, - Кондратьев высоко задрал подбородок, намереваясь вступить в перепалку. - Это моё отделение.
   - Боюсь, у вас нет такого права, - отец поднялся и теперь возвышался над доктором. - Решать будем я и главврач.
   - Но три человека...
   - Именно! Всего три! Препарат получают семьдесят человек в разных городах. Ухудшение зафиксировано только, как вы изволили заметить, в вашем отделении. Где гарантия, что побочный эффект не спровоцирован вами? Насколько я помню, Павел Семенович, вы с первого дня противились исследованиям.
   - Как вы смеете?! - прорычал Кондратьев, пока я в шоке хлопала глазами и не боялась дышать. - Убирайтесь вон!
   - Больница - не ваша вотчина, милейший, - снисходительно заметил папа. - Если главврач даст добро на продолжение клинических испытаний, Макаров и мой пасынок будут и дальше получать препарат. Моя дочь Александра Викторовна и мой сотрудник Вадим Владиславович останутся и проследят за состоянием пациентов.
   Я смотрела на папу волком. Дорогой родитель подстраховал меня компанией Вадима, однако не представлял, на какие камни нас двоих кидает. Кроме того, я твердо решила, что мое участие в безумной истории закончилось.
   - Найди кого-нибудь другого! - потребовала я, нагнав отца с Андреем у лифта. Вадим кинулся следом и теперь стоял в нескольких шагах позади. Его озадаченный взгляд я явственно ощущала спиной. - Я выбываю из игры!
   - Не выйдет, - отрезал папа, расслабляя узел галстука.
   - Если дело в доказательствах моей состоятельности, считай, что я никчемная дочь! - глаза защипало от слез.
   - Саша, - отец взял меня за руки. - Тебе не нужно ничего доказывать. Ни при каких обстоятельствах. Я хочу, чтобы ты осталась не из-за исследований, а ради Владимира. Извини, что взваливаю на тебя неприятную миссию, но Алла никогда не простит нам, если ты сейчас уйдешь.
   - Всё дело в ней? - протянула я гнусаво, в носу ужасно щекотало.
   - Мы семья, Саша. Пусть и не идеальная...
   Разумеется, я осталась. Не смогла отвернуться от папы, раз он просил помочь сохранить свой брак. Смешно, не правда ли? Меня несказанно порадовал бы его развод с Бастиндой. Но мне всегда было трудно отказывать отцу. Победа осталась за ним и схватке с заведующим. Главврач поддержал идею продолжения эксперимента. Вернувшийся после аудиенции с начальником Кондратьев пыхтел, как паровоз, и смерил нас с Вадимом таким злобным взглядом, что мне захотелось просочиться сквозь стену.
   Впрочем, без нового боя доктор не сдался. Последствия его ослиного упрямства нарисовались на пороге отделения через пару часов - в виде Макарова-старшего и семенящей следом Лизы. После короткого, но насыщенного упреками разговора стало ясно - в пациентах у меня остался лишь сводный брат. И тот, скорее всего, ненадолго. В отличие от папы, я начала сомневаться в безобидности экспериментальной терапии.
   - Я пыталась переубедить Виталия Федоровича, но этот ваш доктор напугал его до судорог, - жаловалась Лиза, роясь в сумочке в поисках платка.
   После ухода несостоявшегося свекра, она утащила меня в кафе. Я не сопротивлялась. Хотелось сделать передышку, чтобы не пойти на Кондратьева врукопашную. Да, наше лекарство теоретически могло нанести вред. Однако дражайший доктор позвонил Макаровым исключительно из вредности. Заботой о Максиме тут не пахло!
   - Не бери в голову, - посоветовала я, нервно постукивая пальцами по столу. - Это теперь неважно.
   - Ты считаешь, лекарство плохое? - в огромных глазах Лизы отразилось изумление. - Почему не отменила брату? Мне медсестры сказали.
   - Отменю, если Вове станет хуже, - пояснила я раздраженно.
   И почему я здесь? Могла бы валяться дома в постели. Жаловаться на жизнь Дуське с Леськой, раз Ритка третий месяц торчит в дурацком лагере в лесу. Трудных подростков перевоспитывает. Мне, между прочим, тоже нелегко! Хочу сама плакаться в жилетку, а не быть ею для других.
   - Я поговорю с Алевтиной Ивановной! - объявила Макаровская невеста решительным тоном и грозно шмыгнула носом. - В конце концов, последнее слово за ней. Виталий Федорович Максу не отец!
   - Что-о-о? - я чуть со стула не съехала. - Они же похожи, как две капли воды!
   - Поэтому матушка не устояла, - съязвила Лиза и пояснила. - Виталий Федорович - дядя Максима, родной брат его отца.
   - А... а... настоящий где?
   - Сбежал, - поморщилась Лиза. - Максу годика полтора было. Решил, что не создан для семейной жизни. Он в рок-группе играл, мотался по стране, но ни денег, ни славы не добился. Звезда! Через несколько лет еще одну семью завел, но опять сделал ноги. Знаешь, - девушка отвела взгляд, - иногда мне казалось, Макс в него пошел. Потому и бегал от ответственности...
   В отделение я возвращалась в крайней задумчивости и налетела в коридоре на Кондратьева. Мой локоть пришелся ему между ребер.
   - Глаза протирать не пробовали? - огрызнулся доктор сдавленно.
   - Чтобы лицезреть вашу самодовольную физиономию? - скривилась я.
   - Ай-яй-яй, Александра Викторовна. И не стыдно?
   - А вам? Ябедничать?
   С минуту мы смотрели друг на друга в упор. Удивительно, что искры не посыпались и не вызвали знатный пожар.
   - Спровадьте вечером сторожевого пса, - велел доктор. - Он в наших делах помеха.
   Я вытаращила глаза и раскрыла рот, глядя в спину врачу. Вот интересно: это наглость чистой воды или безумие - думать, что я стану безропотно выполнять указания? Ноги моей не будет в Потоке! Ни за что!
   Однако Кондратьев оказался лучшим знатоком психологии. Вечером, кляня себя, я поджидала у порога Макаровской палаты с "волшебным" котельчиком в руках. Вадим был отправлен домой. Не без боя.
   - Постарайтесь быть осторожней, - посоветовал врач, заботясь исключительно о собственной шкуре. - Переусердствуете, впадете в кому, а мне доказывать вашему батюшке невиновность.
   - Ой, сахарный вы наш, - процедила я сквозь зубы, разминая ладонь перед контактом с Максом. - Не растайте, ради бога.
   Кондратьев крякнул, но предпочел удержаться от комментариев. Тяжело вздохнув, я прикрыла веки и отработанным движением подняла руку. Приготовилась ощутить босыми ногами тепло чистого песка и поприветствовать поточную животинку, как вдруг...
   - Ого! - я потерла пылающие виски и поняла, что сижу на полу в палате Макса.
   Миновать барьер не вышло, зато круговорот обрывочных воспоминаний мне показали с избытком. Покруче, чем до коктейля. Четче и красочней. Самым ярким образом стала фотография мужчины с маленьким мальчиком на руках. Однажды, соприкоснувшись с сознанием Максима, я видела ее мельком. На этот раз сумела разглядеть лица и не сомневалась, что это Макаров с родным отцом.
   - Проделки старика? - нахмурился Кондратьев. Ему не понравился исход новой попытки.
   - Не знаю, - я гневно посмотрела на Максима, будто он был виновен в неудаче. - Не хватило сил миновать черту.
   - Значит, дело в ваших эмоциях, - насмешливо вынес вердикт завотделением. - Больше ничего не изменилось.
   Я охнула. Голову пронзила шальная догадка.
   - Так уж и ничего? - я прожгла взглядом ухмыляющееся лицо доктора.
   - Вот пропасть! - бледнея простонал Кондратьев.
   Отталкивая друг друга, мы ринулись в палату к Вовочке - последнему больному, проходившему экспериментальное лечение. Удивительно, что дверь не вышибли и в коридоре ничего не повредили, пока неслись азартным галопом в такт. Благо дежурить в ночь вышла Люба. Но и она, привыкшая к своеобразию наших отношений, разинула рот, ошалело наблюдая, как мы проскакали мимо сестринского поста.
   Дверь в Вовину палату тоже осталась на месте чудом. Как и мои конечности. Эскулап тормознул в последний момент, и я, чтобы второй раз за день не налететь на него, взмахнула руками. Приложилась левой кистью о косяк, не устояла, и неприятно впечаталась в пол правым коленом. Вздернутый нос всенепременно бы оценил идиотизм ситуации - я, как верная подданная, преклоняюсь у его ложа.
   - Живы? - спросил доктор. - Работать сможете?
   - Идите вы... в пень, - выбрала я более мягкое направление движения, нежели собиралась изначально.
   При одном взгляде на блаженное лицо сводного братца, я испытала гнев, позабыв о пульсирующей боли в руке и ноге. Ух! Наверняка, веселится в Потоке и моего коня позаимствовал. Глупо, но мне вдруг захотелось, чтобы Рыжик больше не возил никого по небу.
   - Так и будете изображать памятник? - напомнил о своем присутствии врач.
   Я промолчала. Поспешила доказать пакостнику, что наш препарат действует. Пусть не так, как планировалось. Моля небеса - настоящие и Поточные - о помощи, я приготовилась к переходу. Ответ высших сил не заставил ждать, барьер на пути не встретился. Ноги погладил песок "закрепленного" пляжа. Рыжик приветливо дунул в лицо. Кивнул на спину и покорно распластался передо мной.
   - Прости, но сегодня я сама, - извинилась я и громко потребовала у неба, как это делала шесть лет назад, разыскивая Варвару. - К Вове! Немедленно!
   Пушка оглушительно выпустила заряд. Земля сбросила меня, как тряпичную куклу. Миг, и я нелепо покатилась по траве из-за собственной неуклюжести: умудрилась при приземлении встать босой ногой на длинный подол.
   - Вы в порядке? - осведомился знакомый мягкий голос.
   - А ты откуда взялся? - сердито поинтересовалась я у сероглазого парня по имени Дмитрий, проигнорировав протянутую ладонь и перейдя на "ты". - Почему тут?
   Вдоль позвоночника прошел неприятный холодок. Выкинуло меня прямиком на мертвый Златин Слой, где при последнем посещении я повстречалась с поддельной хозяйкой.
   - Не знаю, - парень развёл руками. - Хотел попасть в другое место, но оказался здесь. Так странно. Слой будто неживой.
   - Нужно уходить отсюда, - объявила я, раздумывая, что приказать небесам. История подросткового путешествия повторялась. Наблюдатели не желали слушаться и отправляли меня куда угодно, лишь бы мимо цели.
   И вдруг я сделала невероятную глупость. Посмотрела Дмитрию в глаза. Голова закружилась, и что-то перевернулось в животе. Единственный раз со мной такое случилось на первом курсе, когда я увидела старшекурсника и ди-джея Оскара Иволгина, от которого млели все девчонки. Я страдала по нему почти год. Таскалась на все вузовские дискотеки, чтобы поглазеть на объект обожания и повздыхать издалека. Облачалась в лучшие наряды, старалась ненароком попасться Оскару на глаза. А позже узнала, как он на глазах у одногруппников жестоко высмеял другую влюбленную в него дурочку. И отрезало. В моих глазах рыцарь без страха и упрека провалился ниже плинтуса. Позже - будучи выпускницей - я повстречала Иволгина на улице и поразилась, как он располнел и оброс, потеряв презентабельность.
   Вновь превращаясь в утопленницу, барахтающуюся в двух серых озерах, я запаниковала. Не хватало влюбиться, как школьнице! И в кого?! В Поточного парня, который в реальности мог оказаться женатым, полным неудачником или семидесятилетним дедушкой, решившим вспомнить золотые годы.
   - Прочь отсюда! Сейчас же! - крикнула я.
   Поток снова позабавился. Отправил, не откладывая. Но не одну, а в компании Дмитрия. Подбросил нас в воздухе и смачно шлепнул о землю. Точнее, о грядку с клубникой. Растительность смягчила посадку. Однако пара дюжин раздавленных ягод не поспособствовала повышению жизненного тонуса.
   - Мерзость, - прорычала я, убирая красное месиво с носа.
   Просто супер! Буду похожа на Деда Мороза! У Дмитрия сочные клубнички хотя бы по щекам размазались. Румяный молодец получился! Я собралась сострить на эту тему, чтобы снять неловкость и развеять дурман, но не успела. Над головой, вызвав массу "веселых" воспоминаний, просвистел... желудь.
   - Не может быть, - простонала я, увидев грозное снабженное мозгами оружие, притаившееся метрах в трех за кустом крыжовника.
   Какое счастье, что мы в эту колючку с неба не рухнули!
   - Эй! - возмутился Дмитрий, когда пушка выпустила ему в затылок с пяток снарядов. - Что за баловство?!
   Надо отдать ему должное. В отличие от Михаила, он не кинулся наутек, сверкая пятками.
   - Александра, не двигайтесь, - велел парень наставительно. - Я с ней разберусь.
   Потеряв дар речи от изумления, я наблюдала, как новый знакомый поднимается и, прикрывая лицо локтем, бесстрашно шагает к пушке. Та, одурев от наглости оппонента, палила желудями, не переставая. Подпрыгивала на месте, как мелкая собачонка.
   - Прекрати! - Дмитрий ловко навалился на пушку.
   Она попыталась увернуться и взбрыкнуть, но оказалась крепко прижата к земле. Выпустила пару желудей, прокатившихся всего пару метров.
   - РРрррррр, - неожиданно издало оружие. Больше обиженно, нежели сердито. И вдруг заскулило. Протяжно. Вызывая тоску.
   - Вон оно что! - обрадовался парень. - Это всё упрощает.
   Он хлопнул в ладоши. Пушка вывернулась и, подвывая, покатила прочь. Продлилось бегство недолго. По орудию прошёл огненный всполох, и из красного зарева вывалился мохнатый пес, потешно перебирая грязными лапами. С непривычки конечности отказались подчиняться, собака проехала по земле на попе.
   Я сложилась пополам. Надо же, и впрямь собака!
   - Гав! Гав-гав! - издала она в отместку за смех. - ГАВ!
   - Не бойтесь, Александра, - посоветовал Дмитрий, вновь протягивая мне руку. - Пёс просто старается реабилитироваться после поражения. Интересно, кому пришло в голову, превратить его в пушку? Неудивительно, что он мстил каждому встречному.
   - Тут много умников, - усмехнулась я, проводя ревизию платья. Ягодных пятен набралось не меньше десятка.
   И тут мне поплохело. Дмитрий дважды назвал меня по имени! Однако ни в прошлую, ни в нынешнюю встречу я не представлялась.
   - О! Не пугайтесь! - парень попался сообразительный, быстро смекнул, в чём дело. - У нас есть общий знакомый в Потоке. Я говорю о Боре. Он рассказывал о недавней встрече. Подробно вас описал. Сказал, дружит с вашим братом Вовой и ещё одним мальчиком Максимом.
   - Вова - мой сводный брат, - поправила я, подозрительно поглядывая на собеседника. Я нарочно искала причину ему не доверять. - Знаете, как найти мальчишек?
   - Увы. Я не слишком хорошо управляю Потоком. Он постоянно выносит меня не туда, куда надо. Но о проделках сорванцов слышу постоянно. Вчера они хотели ослику крылья наколдовать.
   - Получилось? - ужаснулась я, больше волнуясь о несчастном животном, нежели о малолетних паразитах.
   - Крыло выросло только одно. Но его больше нет. Взрослые устроили мальчишкам взбучку и привели ослика в порядок.
   - Вы хорошо знаете Борю? Мне он показался не общительным.
   - Так и есть, - по лицу Дмитрия прошла судорога. - Он не чувствует себя полноценным. Из-за ноги. Жутко стесняется. Кроме того, у мальчика мало причин доверять людям. Борю воспитывает бабушка. У обоих родителей другие семьи, никто не захотел взять первенца-инвалида в новую жизнь.
   - Хромота у него с рождения? - мне стало грустно. Пора было привыкать, что Поток собирает обиженных и обделенных, но пока не получалось.
   - Последствие травмы. Боре было семь лет, а на вид ещё меньше. Мальчишки постоянно его задирали. Однажды взяли на "слабо" - вынудили пройти по доске над канавой. Геройство кончилось сложным переломом колена и хромотой.
   - Жаль, - пробормотала я.
   - Мне тоже, - Дмитрий сжал кулаки, но опомнился и улыбнулся. - А ваша история, Александра? Вы попали сюда вместе с братом?
   - Нет, мы... - я запнулась. Красавчик не заслужил доверия.
   Красавчик?!
   Я с трудом удержалась, чтобы не постучать себя по лбу.
   Всё! Надо убираться отсюда! Одной!
   - Всё в порядке? - участливо поинтересовался парень.
   - Да, просто мне пора, - я зашагала прочь, как перепуганная школьница, которой подмигнул взрослый мужчина. Но метров через десять взяло такое зло, что едва пар из ушей не повалил. - Ладно! - выпалила я поворачиваясь и чуть не уткнулась в грудь Дмитрия, нахально последовавшего за мной. - Почему вы решили, что я хочу говорить о себе? Считаете, рассказали о мальчике и заслужили право спрашивать? О себе самом вы не говорили ни слова!
   - Вы мне не доверяете? - в лоб спросил парень.
   - Поток не то место, где стоит доверять первому встречному, - прозвучало грубо, но Дмитрий не обиделся. Изогнутые губы тронула улыбка.
   - Мне нравится ваша откровенность, - признался он. - Я бы с удовольствием ответил вам тем же и рассказал о себе, если б знал, кто я.
   - Амнезия? - хмыкнула я. - Да ладно!
   Это был явный перебор. У загремевших в Поток людей частично отшибало память. Все, кого я встречала, понятия не имели, что предшествовало коме. Многие забывали и часть взрослой жизни. Но с подобным мне сталкиваться не доводилось.
   - Я знаю свое имя, - опередил Дмитрий язвительное замечание, вертевшееся у меня на языке. - Кажется, я учился в институте. У меня была собака. Колли. Все воспоминания обрывочны. Как лоскутки. Я понятия не имею, что действительно важно.
   Слова не шли. Я не знала, что ответить парню, как продолжать этот странный разговор. Принять рассказ за чистую монету не получалось. Дмитрий сваливался мне на голову второй раз. Вдруг неспроста? Рассудок, наученный печальным опытом, советовал быть бдительной. Василию Петровичу, проявлявшему заботу о новичках, я когда-то поверила. Без вопросов. И, как оказалось, зря.
   Я закрыла глаза и мысленно попросила:
   "Хочу уйти!"
   Удивительно, желание сбылось! Я покинула Дмитрия. Но не провалилась на другой слой под грохот вечной спутницы пушки, а открыла глаза в Вовиной палате...
   - Получается, я могу покидать Поток, когда захочу? - спросила я Кондратьева.
   Ссоры последних недель оказались забыты, ругань из-за экспериментального лечения тоже. Кто бы мог подумать, что лекарство нашей семейной компании, чуть не убившее троих пациентов, способно открывать двери в закольцованный мир!
   - Для вас со Светой работают разные законы. Ей отводится конкретное время. Тридцать три минуты. Затем Поток выбрасывает девочку прочь. Вы способны находиться там дольше. Сегодня вас не было сорок минут. У вас есть тело. Света - фантом.
   - Не факт, - я устало откинулась на спинку кресла в кабинете заведующего. - Света не заходила в Поток через пациентов, принимающих препарат. Возможно, что-то изменится.
   - Возможно, - задумчиво кивнул Кондратьев, не глядя на меня. - Когда девочка вернется, пусть поработает с вашим братом, если...
   - Если Вова будет жив, - закончила я фразу и перевела тему. Заговорила о том, что волновало меня не меньше жизни Владимира. - Думаете, Дмитрий был откровенен?
   - Сложный вопрос, - доктор почесал подбородок. - Записывать парня в лгуны преждевременно. С другой стороны, амнезия отличный способ не дать разыскать его в реальности.
   - Что же делать? - меня не покидала мысль, что это была не последняя встреча с таинственным молодым человеком без прошлого.
   - Проявлять осторожность. А ещё... - Кондратьев странно посмотрел на меня. - Будет лучше, если вы не станете сближаться с парнем, - доктор неожиданно покраснел. - Думаю, вам стоит знать - к этому юноше неровно дышит Света...
  
   ****
   Настоящее время.
   Пожалуй, стоит опустить эпитеты, прозвучавшие от шефа за моё "геройство". Хвалебные речи в адрес бывшей подруги - тоже. А заодно и упреки мне - за то, что сомневалась в её лояльности.
   - Без Светы ты из Потока не выбралась бы! - гремел Семеныч, пока я фокусировала блуждающий взгляд на обстановке кабинета. - Надо было додуматься - отдать мальчишке энергию! Ну и пусть умирал бы! Ты не в состоянии спасти всех, Александра! Хватит! Ничего не желаю слышать!
   Грозная речь отдавалась в голове все следующие сутки, которые я провела дома в постели в компании довольных Дуськи и Леськи. Ближе к вечеру заехала Алла. Справиться о моем здоровье и посплетничать о сыне с невесткой, которую не слишком жаловала. Её ни капли не смущало, что Рита - моя близкая подруга. Пока не родился Матвей, дражайшая мачеха свято верила, что Вова разведется.
   - Ужасная безвкусица, - просвещала меня Алла о последнем визите Риты. - Туфли совершенно не подходят к платью. И вообще, оно её полнит. Посоветуй этой девице не обтягивать бедра, ткань того гляди треснет!
   - Могла бы сама намекнуть, - показательно зевнула я.
   - Чтобы Вова со мной опять полгода не разговаривал?! - взвилась Бастинда. - Он считает, я нарочно извожу его обожаемую Риту! Она же сразу жаловаться побежит! А мне хватает проблем с твоим отцом! - выпалила мачеха в запале и осеклась. Но поразмыслив с минуту, рубанула с плеча. - С кем он встречается, знаешь?
   - Кто? Папа? - я предала лицу колоссальное изумление.
   - Александра, не надо делать из меня дуру, - Алла погрозила пальцем, словно нашкодившему ребенку. - Интрижки Виктора - старая история. Седина в бороду, бес в ребро. Здесь скандалить всё равно, что с ветряными мельницами сражаться. Но последняя пассия - другое дело. Неужели, не видишь, как изменился отец? Пропадает где-то, правдоподобные объяснения отсутствию не трудится придумывать.
   - Перестань, - отмахнулась я, не допуская мысли, что папа способен потерять голову от любви. - Наверняка, дело в работе.
   - Ничего подобного! - Алла всхлипнула в попытке пронять меня. - Спроси у бабки. Галина Дмитриевна что-то знает. Виктор без конца ей названивает, за закрытыми дверями секретничает.
   Я расхохоталась, обидев мачеху. Сама виновата. Надо совсем голову от ревности потерять, чтобы заподозрить свекровь. Бабушка - поверенная в любовных делах отца? Смешнее придумать невозможно! Я точно знала, что она годами пилит папу за похождения. Верит, что, коли заключили брак, нужно терпеть. Чего ещё ожидать от женщины, безропотно прожившей несколько десятилетий с таким деспотом, как мой покойный дед?
   Случай исполнить просьбу мачехи представился через пару часов, когда порог моей квартиры перешагнула упомянутая бабушка. Узнала, что я приболела, и примчалась с гостинцами. Несмотря на восьмой десяток, прыткости и остроты ума этой старушке было не занимать.
   - Это всё твоя неуемность, - твердила она, раскладывая на столе пироги, которые мне и за неделю не съесть. - Работаешь, как ломовая лошадь. Между прочим, женщины в нашей семье всегда занимались мужьями и детьми, а не гнули спину на непонятно кого.
   - О, да! Великая честь - воспитывать новое поколение Корнеевых! - выразила я свободолюбие, пытаясь придумать, куда сбагрить все это кулинарное богатство. - Лучше расскажи, что у вас с папой за секреты завелись, - продолжила я шутливо. - Алла уверена, что ее брак вот-вот развалится.
   Надо было видеть бабку. И творожный пирог, смачно шлепнувшийся об пол. Естественно верхушкой вниз.
   - Вот коряга старая! - припечатала пойманная с поличным старушка, нагибаясь, чтобы спрятать покрасневшее лицо. - Главную вкусноту угробила.
   - Бабушка, - угрожающе протянула я, похлопывая ладонью по столу. - Не увиливай.
   От дальнейшего допроса ее спас звонок в дверь. И кого принесла нелегкая? Надеюсь, не Риту, жаждущую пожаловаться на Аллу. Иначе я сама взвою.
   - Корнеева Александра Викторовна? - спросил парень в яркой желтой униформе, странно сочетающейся с темно-рыжими волосами. - Служба доставки. Распишитесь, пожалуйста.
   - Что там? - бабушка осторожно высунула нос в коридор.
   - Бомба, - неудачно сострила я, вертя в руках продолговатую коробочку.
   Так и вышло. Не в прямом смысле, разумеется. А по эффекту, который произвело на обеих содержимое посылки. Внутри оказались духи. С до боли знакомым запахом лилий, преследующим меня последние тринадцать лет.
   - Боже праведный, - простонала бабка. - Кто их тебе прислал?
   Она прислонилась к стене и схватилась за сердце. Изумленно глядя на неё, я машинально тряхнула коробочку и поймала квадратный листок.
   "Пора покончить с закольцованным миром. Александра, я уверен, вам по силам раскрыть все тайны. Дмитрий"
   Захотелось ущипнуть себя побольнее. Чтобы проснуться. Или сбросить морок. Но, увы. Реальность становилась пострашнее Потока.
  
   Глава 14. Подруги и друг
   Семь лет назад.
   Мне понадобились все имеющееся в арсенале упорство, чтобы выведать у Кондратьева историю отношений Светы с Дмитрием. Доктор отвечал неохотно, односложно. Но я была настойчива. Не реагировала на пожелания следовать в самые неприспособленные для прогулок места и снова возвращалась к непростому разговору. Постепенно из разрозненных кусочков удалось составить цельную картину.
   Дмитрий не подозревал о существовании слепой девушки. Как все узники закольцованного мира, не мог её видеть. Зато она потеряла голову после первой же "встречи". Дмитрий устроил праздник для детворы - наколдовал качели с каруселями, чем и привлек Светино внимание. В каждое посещение Потока она разыскала парня. Если улыбалась удача, следовала за Дмитрием по пятам, пока её не выкидывало в реальность.
   Кондратьеву порядком надоела безответная любовь напарницы. Света напрочь забывала, для чего ее привлекли в отделение. Думала только о Дмитрии. В грош не ставила ни свою безопасность, ни жизни пациентов. Меня же рассказ доктора поверг в уныние. Узнает Света, что её "зазноба" со мной любезничает, быть ссоре. Не метлой же поганой от себя гнать сероглазого красавца, коли снова объявится. Я вообще не была уверена, что хочу от него избавляться.
   - Света завтра возвращается, - оповестил доктор через три дня после памятного посещения Вовиного сознания. - Проверим, появятся ли у девочки новые возможности. Из-за препарата.
   - Хорошо, - кивнула я, не горя желанием поддерживать разговор об экспериментальной терапии.
   Утром звонил папа. Хваленое лекарство вызвало побочный эффект еще у семи пациентов в других больницах. Ухудшение Вовиного самочувствия - вопрос времени. И Макарова тоже. Кондратьев втайне от родственников снова включил Макса в испытания. Правильно! Не мог же он пойти к ним на поклон, раз сам раскритиковал препарат в пух и в прах. Но обвинения в нарушении врачебной этики ему не грозили. День спустя явилась Лиза в компании потенциальной свекрови. Та подписала бумаги. Но я все равно злилась на доктора за самонадеянность.
   - Вам лишь бы повод найти со мной поругаться, - парировал Кондратьев в ответ на упреки. - Не разрешаю препарат - плохо, даю добро - опять не так. Вы уж определитесь, госпожа Корнеева.
   Доставлял неприятности и Вадим, командированный папой в отделение. Свято веря, что оказывает мне услугу, он совал нос во все закутки, искал компромат на заведующего, извел вопросами медсестер и едва отбился от Любы, попытавшейся его поколотить за излишнее любопытство.
   - Нечего тут разнюхивать! - кипела Любаша сутки спустя. Она приехала в больницу после обеда. С утра провожала на вокзале сына с мамой в деревню. - Строит из себя рыцаря на белом коне. Сколько он тут перед тобой расшаркивался, а теперь с другой девицей в обнимку сидит.
   - С кем сидит?
   - С оглоблей какой-то. На лавочке. Напротив крыльца. Голову ему на плечо положила. Вся такая трагичная. Тьфу! Не веришь, сама посмотри.
   Я отмахнулась, заверяя медсестру, что мне нет дела, с кем сидит на лавочках в свободное время Вовин лучший друг. Но не утерпела. Спустилась вниз. Знала, Люба не станет выдумывать. Но и в то, что Вадим притащил сюда подружку, верилось с трудом.
   Глазам предстала картина маслом. Под тополем сидели двое. Как и описывал медсестра, незнакомая девица в потертых джинсах и старой футболке уткнулась парню в грудь, а он гладил ее по волосам, что-то ласково приговаривая. Хотя почему незнакомая? Девушка оторвалась от торса Вадима, чтобы вытереть нос клетчатым платком, и я вросла в крыльцо. Заорала, пугая прохожих.
   - Рита!
   Парочка вздрогнула, превратившись в героев полотна "Не ждали". Вадим подскочил, кашлянул, попытался поправить галстук, которого не было в помине. Ритка прижала руку с платком ко рту. Поморщилась и швырнула его в урну.
   - Что-то случилось? - поинтересовалась я, подойдя ближе. Должно же быть правдоподобное объяснение тому, что моя лучшая подруга рыдает в объятиях Вадима и выглядит огородным пугалом.
   - Вадик, оставь нас, - попросила Ритка, беря из рук парня новый платок. - Всё нормально, иди, - она подтолкнула его в филейную часть. - Ты тут не помощник.
   - Что с твоей одеждой? - спросила я первое, что пришло на ум, присаживаясь рядом с той, о которой еще утром знала всё.
   - Я с поезда. Из леса. Оставила багаж в камере хранения. И сюда.
   - Давно встречаетесь?
   - Официально, полгода, - Ритка снова вытерла нос. - До этого от раза к разу. Несерьезно все было. Но вдруг закрутилось.
   - Не понимаю, - я посмотрела на зареванный профиль подруги. - Почему ты скрывала роман с Вадимом?
   - С Вадимом?! - расхохоталась она истерически. - Сашка, ты бестолочь! Причем тут Вадим? Я с Вовой встречаюсь!
   - С нашим Вовой? С вздернутым носом? - уточнила я, глупо хихикнув.
   Луконина надула губы.
   - Поэтому мы тебе ничего не говорили. Знали, будешь ржать, как идиотка, или плеваться.
   - Подожди, - замотала я головой. - Но ты же с Вадимом флиртовала. У нас дома. Прохода ему не давала!
   - Хотела Вову позлить. Он вел себя, как собака на сене. И сам никаких шагов не предпринимал, и скандалы закатывал, если рядом со мной другой парень оказывался. Вот я и кокетничала с его лучшим другом. Думала, сильнее проймет. Знаю, была эгоисткой. Вадика ставила в неудобное положение. Но он стойко терпел, подставляя нам обоим дружественное плечо.
   - А если бы он в тебя влюбился? - рассердилась я. Стало обидно за парня.
   - Корнеева, ты совсем дура! - Ритка ударила кулаками по скамье. - Вадик в тебя влюблен! Со школы. А ты всё нос воротишь. Ждешь непонятно кого!
   - Что-о-о?! - эту информацию мой шокированный мозг не был готов переваривать. - Рит, хватит насмехаться!
   - Полагаешь, у меня на это есть силы? Мой парень в коме! А меня рядом не было. Вадик не мог связаться со мной. По правилам дурацкой программы, у нас с собой были только рация и один мобильник на всех.
   - Бастинда знает?
   - Нет, - Рита потерла кончиками пальцев виски. - Хотели рассказать, когда я из лагеря вернусь. Чтобы не извела Вову в мое отсутствие. Мы съехаться собирались. Поселится в отдельной квартире. А она... Ты же знаешь свою мачеху. Как она за Вову держится.
   О, да! Это я знала, как никто другой. В Аллином представлении, любая девушка, попадавшая в поле зрения драгоценного сыночка, превращалась в объект для преследования, злословия и унижения. Проклятье! Луконина Бастинде никогда не нравилась. В детстве мачеха неоднократно советовала мне обзавестись другой лучшей подругой. Вместо этой выскочки, не умеющей себя вести в приличном обществе. А все потому, что Ритка однажды раскритиковала Аллину стрижку, не подозревая, что та слышит.
   Я еще раз поблагодарила небеса, что выехала из "родового гнезда" до появления на сцене официальной подруги вздернутого носа. Надо же, я сумела осилить сию потрясающую новость! С другой стороны, после всех Поточных приключений, роман Вовы и Риты по десятибалльной шкале едва до пятерки дотягивал. Что до Вадима, то этот невероятный факт ещё подлежал кропотливому анализу...
   Света объявилась к ночи. Уставшая, с осунувшимся лицом. А говорят, деревенский воздух освежает. Отпустила пару ругательств в адрес родственников, которым не хватает мозгов и адекватности. Помянула недобрым словом российские дороги и объявила, что готова преступить к работе сию же минуту. Кондратьев удовлетворенно крякнул, потер руки и огорошил нас принятым решением. В Поток нам предстояло зайти обеим (мне - через Вову, Свете - через Макса) и встретиться внутри.
   Поглядев с минуту на Вовино лицо, которое неожиданно из блаженного превратилось в сурово-озабоченное, я шагнула на пляж к Рыжику. Конь смерил меня обиженным взглядом. Не исправил ситуацию даже спешно наколдованный сахар. Мне презрительно фыркнули в лицо и язык показали, комично подергав кончиком. Поточная животинка не уставала демонстрировать человеческие выкрутасы.
   - Лошадиный бог! - возмутилась я, силясь не покатиться со смеху, пока дражайший питомец гордо вышагивал прочь, тряся хвостом. - Ладно, летим. Но смотри, выкинешь фортель, больше в жизни на тебя не сяду!
   Рыжик дернул головой. Мол, подумаешь, какие мы грозные. Но вернулся и распластался на песке, разложив крылья. Я тяжко вздохнула, подобрала малиновый подол и взобралась на нетривиальное транспортное средство. Ноги вделись в стремена, в руках материализовалась уздечка.
   - Сможешь найти Вову? Или в прошлый раз нас к нему случайно вынесло?
   Рыжик хмыкнул и пошел на взлет. В буквальном смысле. С разбегу. Крылья с шумом захлопали, копыта оторвались от земли. Не хватало рева двигателя для полноты ощущений. Мысленно проклиная свою сговорчивость, я вцепилась в рыжую лошадиную шею. Зубы сжались, чуть не прикусив язык.
   "К Вове!" - оформился приказ в голове.
   Бам! - послушно отозвалась пушка и сложила небо.
   Полета, как такового, не состоялось. Не успели мы покинуть убежище, как под ногами (пардон, копытами) нарисовалась трава. Ожидая жесткой посадки, я зажмурилась и не сразу заметила, что занесло нас не к вздернутому носу.
   - Вы в порядке, Александра? Выглядите бледной.
   Я ахнула и нелепо открыла рот. Передо мной, по невероятной традиции, стоял Дмитрий. С книгой в руках. До вторжения он читал под садовой яблоней.
   - Опять вы! - возмутилась я вместо приветствия и, проигнорировав руку красавчика, слезла с коня. Получилось не шибко грациозно, зато без позорного падения. - Это издевательство! Куда бы я ни отправилась, встречаю вас. Нет, это не моя мнительность. Это факт.
   - Проделки Потока, - предположил Дмитрий. - Он чего-то добивается.
   - Строит козни, - я огляделась. Место вполне симпатичное. Яблоньки, груши, вишни. Можно пир фруктовый устраивать.
   - Простите, если моя компания вам неприятна, - парень потупил взгляд.
   - О! - мне стало неловко, щеки откликнулись и запылали. - Дело не в вас. Я брата ищу, но не выходит.
   - Прекратите поиски. Сделайте наоборот, и Вова сам отыщется.
   - Сомневаюсь, что в Потоке эта уловка сработает. Лучше возьму его измором, - я потянула Рыжика за уздечку, но уйти вдруг показалось неудобным. - Как ваши дела? Удалось что-нибудь вспомнить?
   - Ничего существенного. Место одно постоянно перед глазами стоит. Скамейка в парке. С нее открывается интересный обзор. Видно озеро, русалку и кита.
   - Настоящих? - насторожилась я.
   - Нет, конечно. Возможно, это скульптуры. Я не уверен. В картинке нет четкости. Точно знаю лишь, что у русалки в руке гребень.
   - Она марафет наводит и парней завлекает, - протянул сбоку сердитый детский голосок.
   Света! Я не поверила глазам. Время изменило бег. Вместо печальной девушки с мертвыми глазами за стеклами темных очков рядом стояла девочка с двумя куцыми светлыми косичками. Бровки сведены, руки спрятаны в карманах сарафанчика.
   - Ты меня видишь? - спросила она.
   - Александра, вам нехорошо? - насторожился Дмитрий. - Куда вы смотрите? - он проследил за моим взглядом и не заметил ровным счетом ничего.
   - Морок, - прошептали губы.
   - Еще чего! - возмутилась Света и шагнула к нам.
   Я полетела в траву. Мелкая зараза со всей силы толкнула меня ладошками.
   - Александра! - Дмитрий, как истинный джентльмен, бросился на помощь. - Вы целы?
   - Да! Но кому-то точно не поздоровится! - пообещала я грозно.
   Света попыталась оттащить парня от меня, но руки поймали воздух. К Дмитрию доступа у нахалки, по-прежнему, не имелось.
   - Простите! - спохватилась я, сообразив, что красавчика удивили угрозы. - Это я не вам.
   Дмитрий ещё больше запутался, оглядывался по сторонам, словно отовсюду вот-вот ринется войско призраков. Меня беспокоила помолодевшая Света. Судя по надутым губам, она обдумывала новую пакость. Вот до чего ревность доводит!
   - Мне пора на поиски брата, - объявила я, опережая нападение. - К Вове! Немедленно!
   Крик разорвал небо, открывая проход на новый слой - детскую площадку с покосившимся турником и проржавевшей горкой. Я шмякнулась на четвереньки, царапнув ладони о мелкую гальку. Торопливо обернулась - убедиться, что ни разбушевавшаяся Света, ни ее разлюбезный за мною не последовали.
   Уф! В кое-то веке обошлось без нежелательной компании. Жаль Рыжик остался в фруктовом саду. Его "помощь" бы не помешала.
   - Тетенька, а где ваш коник? - гнусаво поинтересовался детский голосок.
   Озорные серо-серебряные глаза разочарованно глянули с загорелого лица. Юный Макс Макаров, присевший на покосившуюся песочницу, тряхнул русыми вихрами и вытер рукавом нос.
   - Занимается лошадиными делами, - деловито пояснила я, принимая вертикальное положение.
   Подозрительно глянула на спрятанные за спиной мальчишеские руки. Не застукала ли я нахала за вредительской проделкой? Смена собеседник произошла слишком внезапно, но пришлось перестраиваться на новый диалог. Кто знает, когда в следующий раз посчастливится наткнуться на Макарова.
   - Где твои друзья?
   - Вовка над дельтапланом колдует, - Макс презрительно поморщился. - Только не выйдет у него ничего. Руки не тем концом вставлены. Борька пропадает и скрытничает потом. Наверняка, со стариком бродит.
   - Каким стариком? - сердце зачастило. - С Василием Петровичем?
   - Других тут нет, - мальчик подвинулся на край песочницы и выпалил. - Тетенька, идите, куда шли. Нельзя нам с вами общаться. Иначе никогда домой не попадем.
   - Это он вам сказал? - я устроилась рядом с Максом под протестующий скрип старого дерева и сердитое сопение ребенка. - Так? - спросила я настойчиво и, получив неохотный кивок, пошла в наступление. - Врет! Хочет, чтобы вы оставались его пленниками.
   - Точно, - протянул мальчик скептически. - Старик предупреждал, что грязью поливать его станете. Скажете, что это он нас тут держит.
   Я хмыкнула. А еще, глупая, надеялась, что финт деда при последней встрече сыграет на руку мне. Увы, он оказался хитрее. Подстраховался.
   - Помнишь, как Василий Петрович меня прогнал? - зашла я с другой стороны.
   - Угу.
   - Он признался, что держит вас тут. Ты разве не слышал?
   - Это вы так сказали! - взъерепенился мальчишка и зачастил. - Старик все объяснил! Мы не можем уйти из Потока, пока не выполним то, зачем сюда попали. Если вы нас уведете, всё испортите! Мы погибнем! Или застрянем между мирами!
   Ого! Я была готова пожать зловредному деду руку. Как все повернул! Правдоподобная история. Особенно для доверчивых и напуганных детей. Но мерзкая! Для Вовы и Макса в реальном мире счет в любой момент может пойти на часы. Или минуты.
   - Я маму твою видела, - проговорила я тихо, осторожно стирая стену недоверия и лжи. - Она скучает по тебе. И дядя Виталий тоже.
   - Врете! - в запале Макс всплеснул руками. По гальке покатилась пластмассовая игрушка, подпрыгивая и собирая серую пыль.
   Я первая добралась до нее.
   - Отдайте! - возмутился Макаров.
   Мои глаза полезли на лоб и там задержались. Это был аист. И не простой, а с младенцем в клюве. В нежно-розовой пеленке.
   - Зачем это тебе? - ошалело поинтересовалась я. Не мог же мальчишка помнить о беременности Лизы.
   Макс надулся и покраснел. Обиженно глянул из-под длинных светлых ресниц, ставших белыми на фоне багровых щек.
   - Он меня преследует. Появляется везде, куда бы я ни пошел. Чего вы пялитесь? Я его выбрасывал. А один раз сжег, - Макаров скривился. - Ладно, не сжег, а подпалил. Но он все равно вернулся. Пацаны надо мной ржут, как кони, а этот, - взгляд мальчика просверлил игрушку в моих руках полным презрения взглядом, - никак не угомонится. Не понимаю, зачем прицепился, как банный лист к...
   Мне пришлось кашлянуть, чтобы заставить нахального мальчишку не заканчивать предложение.
   - Может, его Лиза присылает, - аккуратно вставила я, опасаясь спугнуть Макса. Но попробовать стоило. Пусть еще больше распалится, но я буду знать, вызывает ли имя воспоминания или ассоциации.
   - Кто? - непонимающе переспросил мальчишка, снимая с повестки дня вопрос о невесте.
   - Девушка одна, - небрежно ответила я. - Видела ее в Потоке. Она искала некого Максима. Я подумала: может, тебя.
   - Не-е-е, - уверенно мотнул головой Макс. - У меня нет знакомых Лиз. И вообще, я с девчонками не связываюсь. Нудные они и трусливые, - добавил он со знанием дела. - Ревут, чуть что. Еще жаловаться бегают. Дуры!
   Я хихикнула, вспомнив наши с Вовой детские споры о том, кем круче быть - девочкой или мальчиком. К согласию, мы, понятно, никогда не приходили. Аргументы приводили самые безумные. Когда они заканчивались, в ход пускали ногти и кулаки.
   - Василий Петрович рассказывал, что вы должны сделать для возвращения домой?
   Мальчишка распрямил спину, радуясь окончанию расспросов об игрушке.
   - Это место, как зал ожидания. Только волшебный. Можно штуки разные делать. Но нельзя торопить время. Иначе навредим и себе, и остальным. Придет день, и каждый проснется дома.
   Я глаза к ненастоящему небу возвела. Волшебный мир, говорите? Ну казнь египетская!
   - О Пелене и Белом дыме дед рассказывал? О Перепутьях?
   - Не-а, - Макаров вяло мотнул головой.
   - Послушай, Максим, - я схватила его за локоть. - Можешь верить и в магию, и в зал ожидания, я не против. Но, если увидишь черное месиво, похожее на пчелиный рой, беги без оглядки. Понял?
   - Что я вам трус? - разобиделся Макс и вырывался. - Отдайте! - он ловко выдернул из моих рук аиста и сунул головой в песок. - Тетенька, вы в следующий раз с коником приходите. Дадите полетать, тогда и поговорим про ваших пчел. В убежище! - скомандовал паразит и был таков.
   Я сочувственно глянула на торчащие из песка птичьи ноги и задумалась, что делать дальше. Вову поискать или возвратиться в реальный мир, чтобы устроить взбучку Свете? Победил первый вариант. Разум напомнил, что влюбленная драчунья никуда не денется. В отличие от вздернутого носа. С девчонкой веселее разобраться позже - в Потоке. Раз она умеет толкаться, и у меня получится оттаскать ее за куцые косички!
   Я вытащила аиста из песка, отряхнула и поставила на бортик.
   - К Вове!
   Разумеется, вышел казус. Приземлило меня в знакомый фонтан. С мерзким скользким полом и жабами на постаменте. В тот самый, куда однажды окунул гадкий клоун из подросткового путешествия.
   - Ненавижу! - оповестила я непонятно кого, отползая от бомбардирующих сверху жестких струй. Хорошо хоть с головой не нырнула в пахнущую тиной водичку. Ладони противной разъезжались, ноги запутались в мокром подоле. Волосы прилипли к лицу, одна особенно упорная прядь цепко оплела шею.
   - Давайте руку, - услужливо предложил полудетский голосок.
   У бортика стоял мальчика Бори. Тот, что по словам Максима, частенько "бродил" с Василием Петровичем.
   - Надеюсь, это не твоя работа? - проворчала я.
   - Конечно, нет.
   Мальчик потянул меня из фонтана основательно. Я всем телом навалилась на бортик, однако верхняя часть перевесила, и моя промокшая персона кувыркнулась на асфальт. Встреча затылка с твердой поверхностью аукнулась нехилым звездопадом в глазах. Звезды почему-то танцевали. Парами.
   - Когда белый танец? - сказали глупость губы. Захотелось пойти и пригласить Дмитрия. Пусть фантомная Света обзавидуется!
   - Ого! - протянул Боря. - Кажется, вас вывело из строя.
   - Строй? О! Я рыцарей видела. Целый строй! Они маршировали! В доспехах!- просветила я мальчика. Вспомнилось не к месту войско Михаила.
   - Ясно, - в серых глазах отразилось разочарование. - Найдите меня в следующий приход. Покажу кое-что важное. Вы запомните, Александра Викторовна?
   - Я помню. Дунайского и шкаф!
   - Вам пора домой, - с грустью объявил мальчик. - Не забудьте, что я сказал. У вас получится, я знаю.
   Темнота навалилась внезапно. Накрыла одеялом с головой. Поглотила в огромное чрево, аппетитно чавкая. Постепенно все звуки исчезли, оставив мертвую тишину. Бесконечную, как сам Поток.
   ...Очнулась я в пустой палате отделения. Беспокойно завертела головой, вспомнив пробуждение в этих стенах шестилетней давности. Но сообразила, что на мне утренняя одежда. Значит, транспортировали меня сюда в обмороке, а не в коме. Рука потянулась к занывшему затылку, но ни шишки, ни ссадины не обнаружила. Через мгновение исчезла и боль. Травму-то подарил закольцованный мир.
   - Куда мимо президента? - привычно шикнула Люба
   Я нервной трусцой мчалась мимо - на свежий воздух. Не терпелось охладить рассудок, контуженый бесконечными встречами со Светкиной зазнобой. Но бойкая медсестра преградила дорогу.
   - Павел Семенович велел доложить, как очнешься.
   - Ну его к лешему! - я попробовала обойти Любашу, но она превратилась в непроходимое препятствие. - Запихнул меня сюда и велел сторожить! А сам благополучно ноги сделал! Так пусть не жалуется!
   Я сама не поняла, чего вдруг обиделась на Кондратьева, но дулась основательно.
   - Не мог же он раздвоиться, - нашла медсестра оправдание заведующему. - Пошел Свету успокаивать. Она истерику закатила. Слезы лила.
   - Крокодиловы? - я вспомнила предательский толчок в Потоке.
   - Вряд ли, - Любаша силилась сдержать смешок. - Тебя, кстати, вспоминала. Но я не поняла, что за парня вы не поделили. Того, что утром оглоблю внизу утешал?
   - Нет. А эта оглобля... Блин! Люба, не называй ее так. Она моя лучшая подруга.
   - Зачем тогда она с твоей мачехой на лестнице дралась, раз подруга? Хотя, я поздно прибежала, не могу поручиться, кто первый начал потасовку.
   - Бастинда, - уверенно выдохнула я и, неловко шагнув в бок, врезалась в стену. Вот теперь мне и впрямь захотелось прилечь.
  
   ****
   Настоящее время.
   Вы замечали, что жизнь иногда напоминает шахматную доску? Клеточка светлая, клеточка темная. Но внезапно кто-то накреняет поверхность, и все катится к чертям. Вместе с вами.
   Такое же ощущения испытывала и я, промедитировав всю ночь над флакончиком с духами и таинственной запиской. На розыгрыш посылка не походила. О существовании Дмитрия знали считанные люди, ни один из них не стал бы выдавать себя за него, а Поточный запах лилий был знаком мне одной. Не считая бабушки, едва не лишившейся чувств у меня в коридоре, наговорившей всяческой ереси в попытке реабилитироваться и сбежавшей, ничего не объяснив.
   - Ни слова Свете, - приказал Семеныч, когда утром, всклоченная и потерянная, я показала ему вчерашний презент. - Сами разберемся. Без лишней суеты.
   Я хмуро кивнула, не представляя, как шеф собирается это делать. Я уже позвонила в службу доставки, логотип которой заметила на форме рыжего парня. В мою квартиру никто от них не приезжал. Единственная ниточка порвалась, не успев натянуться.
   Других вариантов "расследования" я не представляла. Семь лет назад мы потратили несколько месяцев на поиски Дмитрия. В реальности. Доктор искал по своим каналам, я по своим - через папу. Но успеха не добились. Я вынужденно признала поражение и стала жить дальше, велев противоречивым чувствам, бушующим внутри, забиться в угол. А теперь... теперь этот несуществующий человек (или призрак Потока) слал сообщения и ждал ответных действий.
   - Реагируй спокойнее, - посоветовал шеф, похлопав по руке. - Сейчас мы ничего не можем предпринять, но это временное явление. Дмитрий сделал первый шаг. Долго ждать второго не придется. Пока надави на бабушку. Нечего секреты разводить!
   Я кисло улыбнулась. Легко сказать. Семеныч никогда не сталкивался с Галиной Дмитриевной Корнеевой. Да, она много лет играла роль покорной жены большого начальника. Теперь, ежели что-то решала, переубедить ее было все равно, что сдвинуть с места скалу.
   Однако до битвы с каменной глыбой под кодовым именем "бабушка", пришлось встретиться с противником пострашнее. Ночью ухудшилось состояние Кирилла. Вопреки нашим стараниям, мальчик "вознамерился" стать добычей Черной Пелены.
   - У Светы телефон отключен, придется идти одной, - с лица шефа исчезло выражение извечной самоуверенности. - Но учти, Александра - без глупостей! Проверяешь, как обстоят дела, и уходишь, едва почувствуешь опасность. Иначе, это будет твое последнее посещение Потока. Я не шучу!
   Я понимала риск. Передача энергии Кириллу два дня назад, едва не стоившая мне жизни, послужила отличным уроком. Второй раз на подобное я вряд ли решусь. Даже ради спасения мальчика. Иногда нужно отпускать спутников, не позволяя им тащить тебя в бездну.
   В закольцованном мире, как и в палате мальчишки, дела обстояли отвратительно. Я спешилась с Рыжика и ахнула, беспомощно запуская руки в густую шевелюру. Конь пронзительно заржал. Он всегда чувствовал приближение черной массы. С горького дня, когда по ее вине лишился первого хозяина.
   Кирилл лежал без движения. Почти перестал быть человеком. Передо мной расплеталась тень. Оболочка. Тварь возвышалась рядом, переминаясь на тонких многочисленных ножках. Слюна из приоткрытых ртов капала ребенку на рубашку.
   - Стой тут, - велела я крылатой лошади. - Одна попытка. Потом уходим.
   Рыжик понимающе закивал. Не ждал, что я сдамся сразу.
   Я бесстрашно глянула в глаза убожеству, выбрав особенно нагло ухмыляющуюся голову. Смотрела на зверя, силясь увидеть человека, прячущегося за обликом твари. Того, которого "переодел" в столь неприглядное обличье сам Кирилл. Позавчера его "показала" мне Света. Жаль, она не разглядела лицо. Фигура мучителя расплывалась, дергалась, как на старой кинопленке.
   Смотреть в глаза чужому Страху не трудно. Сложнее его прогнать. Иногда нереально. Почему-то растворить кошмары одних спутников удавалось почти без усилий, к другим не получалось пробиться до самого конца. К несчастью, Кирилл примкнул ко второй группе. Кошмар не уничтожить, мальчика не увести. Новое прикосновение убьет меня.
   - Прощай, малыш, - прошептала я, с тоской глядя на Кирилла. - Тебе пора.
   Но ему не дали уйти.
   Не я. Слон.
   Я не поверила глазам. За столько лет я видела всевозможные интерпретации существ, однако ожившие игрушки в Потоке на моей памяти не гуляли. Он был мохнатый, серо-голубой. С непропорционально большой головой. Шел, пошатываясь, на негнущихся ногах.
   - Кир, ты меня слышишь? - хобот, покрытый искусственной шерстью, погладил лоб ребенка. - Посмотри на меня, пожалуйста! - голос звучал гнусаво.
   Мальчик с трудом приоткрыл заплывший кровью глаз. Поглядел на живую игрушку. На безжизненном сером лице промелькнуло узнавание.
   - Сироб, - прошептали потрескавшиеся губы.
   - Да, это я. Посмотри внимательно. Это Саша. Ты видишь ее, Кир?
   - Рыжая...
   - Отлично! - слон вздохнул с облегчением. - Александра, заберите Кира, скорее. Увезите к себе в убежище. Спрячьте от него.
   - Кто вы? К чему конспирация? - я просунула руки под худое туловище мальчика и крикнула Рыжика.
   - Вы про образ? Его создал Кир. Сейчас вы видите меня его глазами, - слон хоботом помог закинуть мальчика на коня.
   - Почему вы помогаете Кириллу? - спросила я, садясь на Рыжика. Тратить драгоценное время на расспросы было неразумно, но я чувствовала, что вплотную подошла к одной из главных тайн Потока.
   - Я его друг. И ваш, надеюсь, тоже.
   - Смеетесь? - я прижала к себе мальчика. Конь переминался с ноги на ногу, ждал приказа взлететь.
   - Когда-нибудь я все объясню. Обещаю. Но сейчас улетайте! Пелена близко!
   - В убежище! - велела я одновременно и Рыжику, и небу.
   Складывающийся пополам слой быстро исчез из виду, но я успела заметить, что слон перестал быть слоном. На его месте стоял белокурый мужчина. Слишком далеко, чтобы разглядеть лицо. Но достаточно близко, чтобы распознать белый докторский халат.
  
   Глава 15. Параллельное время
   Семь лет назад.
   Я угадала. Драку на больничной лестнице напротив нашего отделения начала Бастинда. Синяк под глазом Лукониной поставила. Ритка умеет за себя постоять, все-таки с трудными подростками работает. Однако в этот раз обошлась без бойцовских замашек. В самом деле, не лупить же потенциальную свекровь!
   - Это ты виновата! - объявила она, когда следующим утром я нагрянула к ней домой. Подруга, кривя губы от стыда и отчаянья, разглядывала боевую рану перед зеркалом в прихожей. - Я слышала, Алла Сергеевна сказала Виктору Валерьяновичу, что из-за тебя мобильный в ванной утопила. Потому и взяла Вовин. А там наши фотки и смс-ки с сердечками. Конечно, она их не сразу нашла. А как по заказу - вчера!
   - Гадость, - прошипела я.
   Представилась картинка с вкладыша к жвачке из моего отрочества - кукольная парочка, сливающаяся в страстном поцелуе, и сердечки, разлетающиеся в стороны. Подавив приступ тошноты и вспомнив отчетливый бульк, пришедший на смену вою раненной гиены, я постучала себя по лбу.
   - Я-то тут с какого бока? Бастинда в ванной от папы пряталась. Можешь с обвинениями к нему топать. И вообще, рано или поздно ваши отношения рассекретили бы.
   Риткино отражение сердито зыркнуло - одним здоровым глазом, другим, заплывшим под ярко-синим веком.
   - Но рядом был бы Вова, и мне не пришлось бы отдуваться в одиночестве!
   - Не знала, что вздернутый нос у нас рыцарь без страха и упрека.
   - Ты действительно его не знаешь, Саша. Ты всегда относилась к нему предвзято. Видела сына мачехи, а не личность.
   Я расхохоталась. Вова - личность! Держите меня семеро!
   - Послушай, Рита...
   - Нет, это ты послушай, эгоистка непроходимая, - подруга, наконец, отвернулась от зеркала. - Ты жила в родном доме. С тобой все родственники носились, как с вазой фарфоровой. Каждую пылинку сдували, любой каприз исполняли в два счета! Хочет Саша луну - пожалуйста! С Вовой все было наоборот. Твоя родня не обрадовалась его появлению. Он всегда был ребенком второго сорта. Его игнорировали и недолюбливали.
   - Папа его усыновил, - возразила я упрямо, присаживаясь на обувную полку.
   - Ничего не значащая бумага, - Рита устало потерла лоб. - На деле были лишь завышенные требования. И бесконечное - ты должен, должен, должен! Следовало из кожи вон вылезти, чтобы стать полноценным членом столь уважаемой семьи. Вспомни, от тебя хоть раз требовали хороших оценок? Ты до выпускного класса была раздолбайкой. И ничего! Никто не паниковал. Если бы не та авария, еще неизвестно, что бы из тебя вышло.
   - Ты это сама придумала, психолог наш гениальный, или Вовочка поведал?
   Меня захлестнуло раздражение. Как смеет Луконина говорить в таком тоне! И о семье, и о моем прошлом!
   - Вова всё получал на блюдечке! И работу, и карьеру! Бери, не хочу!
   - Он и не хотел! - Рита выразительно приподняла брови и охнула от боли. - Вове никогда не была интересна работа в вашей фирме. Он делал то, что требовал Виктор Валерьянович. Хорошо делал. Но срывался иногда. Все "закидоны" - попытка сбежать. У каждого свои способы прятать голову в песок.
   - Хватит! - я резко поднялась. - Заканчивай профессиональную болтовню. В жизни не поверю в Вовины душевные стенания. Я знаю его лучше, чем ты. Держи, - я вытащила из сумки упаковку с разработкой семейной фирмы - почти волшебной мазью. - Это мой профессиональный подарок - в разы лучше твоих психологических заморочек. Снимает синяки и отеки за несколько часов. Пользуйся.
   Едва вышла из Риткиного подъезда, стало неловко за грубость, но возвращаться и извиняться я не стала. В душе кипел гнев. Не только из-за Вовы. Чаща терпения переполнилась, когда Луконина упомянула аварию.
   Ты столько обо мне не знаешь, лучшая подруга! Думаешь, это трагедия на мосту и кома изменили меня. Совершили перезагрузку, превратив вздорного подростка в здравомыслящую девушку. Ошибаешься. В моей жизни есть огромная прореха, которую ты не замечаешь. Не видишь. Не чувствуешь. Как же ты смеешь утверждать, что разгадала Вову? Хотя чему я удивляюсь? Коли перед тобой пустышка, остается самой придумать глубину и поверить выдумке.
   Нет, я не злая. Умею быть честной с собой. Я этому училась. На целый миг допустила, что в Ритиных словах есть здравое зерно. Но не смогла. Хоть убейте, не верила я в Вовочкин чувственный внутренний мир. Вздернутый нос всегда был зазнайкой и кривлякой, держащимся за материнскую юбку. Нравится Лукониной видеть в моем сводном брате трагического героя - отлично! Пускай это будет ее личной катастрофой.
   Я включила в машине спокойную музыку, возила с собой с десяток романтических сборников, умиротворяюще действующих на взвинченный рассудок. Опустила стекло. Сегодня будет дождь. Иначе зачем разгулялся ветер? Как приятны прохладные порывы после трех недель жары, ни на миг не ослабляющей липкие щупальца.
   Выехав с Риткиного двора на оживленную магистраль, я приказала расслабиться нервам, натянутым гитарной струной. Впереди длинный день, непростая ночь, встреча с мальчиком Борей, желающим показать что-то важное. При условии что Кондратьев пустит меня в Поток. Вчера он косился, будто это я виновата, что "напарнице" приспичило ударяться в слезы.
   Кстати, о ревнивой драчунье.
   - Света хочет с вами объясниться, - огорошил заведующий на пороге отделения, караулил, не иначе. - Она в моем кабинете. Не давите на нее. Для своего же блага.
   Умиротворение, созданное романтической музыкой, улетучилось вмиг.
   - Иначе что? Палкой отлупит? Или Каспера натравит?
   Доктор воздержался от комментариев. Неодобрительно крякнул и засеменил прочь.
   Света сидела лицом к окну, словно любовалась видом. Собака-поводырь привычно лежала у ног, демонстрируя покорность и заботу. У меня сжалось сердце. Почудились в хрупкой девичьей фигурке надлом и глубокая печаль. Но я прогнала сочувствие.
   - Здравствуй, Саша, - тихо поприветствовала Света.
   - Как ты поняла, что это я?
   - Ты передвигаешься стремительным галопом, - пояснила она без тени насмешки. - У каждого человека своя манера ходьбы. Ты все время бежишь, опоздать боишься. Павел Семенович ходит размеренно, а когда волнуется или сердится, ускоряется, но шаги становятся мелкими, частыми. У Любы тихая, кошачья походка. Она неосознанно старается не тревожить пациентов, будто тишина и покой способны их спасти.
   - Зачем позвала?
   - Извиниться. И объяснить. Я... - она запнулась, помолчала с полминуты. - Вчера я повела себя по-детски, признаю. Но ты не понимаешь. Не представляешь, каково это: существовать здесь, а жить только там - в Потоке. Несколько минут дышать полной грудью и опять ждать.
   - Но это неправильно, - простонала я, присаживаясь на краешек Кондратьевского стола. - Ты себя слышишь, Свет? Жить в Потоке? Он - подделка, помнишь?
   - Для тебя, - сердито засопела она. - Ты живешь полноценной жизнью. А я застряла в темной комнате, из которой не выйти. Помнишь мой Страх? Он стал реальностью. Его не победить.
   - А Дмитрий? - рубанула я с плеча. - Как он вписывается в твою картину мира?
   - Он - мой. Это всё, что тебе следует помнить. Не смей на него зариться, - мягкие черты лица исказила гримаса ярости.
   - Но это безумие. Дмитрий не подозревает о твоем существовании.
   - Почему? - плаксиво спросила Света. Злость сменилась выражением смертельного отчаянья. - Неужели, ты не понимаешь? Он - моё чудо. Моё! Тебе столько дала судьба, Саша. Но ты отнимаешь единственное, что есть у меня. Убиваешь мою мечту.
   - Света! - возмутилась я.
   - Я видела тебя с ним. Ты хочешь его забрать. Но я первая его встретила. Это моё чудо, не твоё! Ты же хороший человек, Саша. Ты рискуешь жизнью, чтобы помогать людям. Зачем же пытаешься причинить боль другу?
   - Это нечестно, - прошептала я. Но бастионы рушились под натиском чужого горя.
   - Не отнимай его, - Света заплакала. Неловко, надрывно. - Пообещай, что не сделаешь этого. Дай слово!
   Я подчинилась. Не смогла терпеть пытку. Света права. Своим вмешательством я разрушала ее сказку. Пусть и нереальную. С моей стороны глупо рассчитывать на отношения с призраком, который в нашем мире может оказаться, кем угодно. Света готова принимать ситуация, как есть, не смея надеяться на большее. Все правильно. Но тогда почему на душе так горько? Отчего невыносимо тянет обратно к слепой девушке, чтобы крикнуть ей в лицо, что я передумала?
   ...Остаток дня прошел в сером тумане. Очнулась я ночью, шагнув в закольцованный мир через Вову. Вырвалась из плена унылого дня, насквозь пропитанного горечью от несправедливых обвинений и чужих потерь. Пляж встретил ярким светом и свежестью. Кожу лизнуло не обременяющее мягкое тепло.
   - Рыжик, - я уткнулась в лошадиную шею.
   Глаза обожгла невыплаканная соленая вода. Захотелось пожаловаться на всех обидчиков, говорить и говорить без остановки. Но не пришли ни слезы, ни слова. Я стояла, не шевелясь, и молчала. Не шелохнулся и конь. Покорно ждал, пока я приду в себя.
   - Поможешь найти Борю? - я заглянула в черные блестящие глаза.
   Рыжик кивнул и дунул в лицо. Какие печали, подруга? Помогу, чем смогу.
   Полет не доставил привычных неудобств, хотя и длился невероятно долго, будто после грохота пресловутой пушки мы летели сквозь время и пространство - в поисках нужной эпохи. Рыжик парил легко, напоминая зависшего в небесах орла. Я сидела спокойно, позабыв о высоте и опасности. Появилась уверенность, что крылатый конь никогда не позволит мне упасть и разбиться.
   Под нами распласталась бесконечность. С серебряными звездами на фиолетовом фоне. Никакой земли под копытами. Ни травы. Ни надоедливых Поточных полей всевозможных форм и раскрасок. Только необъятный космос. Не пугающий, нет. Величественный. Конь несся внутри него, как древнее мифическое божество, неизменный спутник седой вечности. Я наслаждалась полетом, представляя себя со стороны - рыжеволосую девушку на крылатой лошади.
   Нужный слой появился внезапно. Истерзанная горячим солнцем пустыня вырвалась из чрева небытия и бросилась Рыжику под копыта. Они стремительно ударились в песок и скрылись в нем. Конь пошатнулся, но устоял. Я поспешила спуститься, чтобы облегчить крылатому другу задачу, но стрелой сиганула обратно - босые ноги обожгло огнем.
   - Рыжик, ты уверен, что Боря здесь? Какой смысл ему торчать на раскаленном песке?
   Вопрос прозвучал до омерзения плаксиво. Я люблю жаркую погоду. Но не пекло же!
   - В любой пустыне есть оазисы, - разочарованно протянул детский голосок позади. - Но вы не хотите замечать очевидных вещей.
   Рыжик не прогадал. Странный мальчик Боря с блеклыми светлыми волосами и завораживающими серыми глазами стоял на адском слое, как на обычной траве. Рассматривал нас, щурясь от солнца. Я перевела взгляд на его босые ноги и поежилась. Неужели, жар от песка не причиняет боли?
   - Нет, - ответил Боря на немой вопрос. - Это вы в пустыне, Александра Викторовна. Я внутри оазиса. Здесь свежо и легко. Спускайтесь. Горячо не будет.
   - Я попаду в твой оазис?
   Сегодня мальчик выглядел старше своих одиннадцати-двенадцати лет. В серых глазах я увидела жизненный опыт. Как однажды в Варвариных. Может, и этот пленник Потока вспомнил, кем является в реальном мире?
   - Не попадете, вы не хотите видеть полутона, - мотнул он головой. - Мы перейдем на другой слой. Особенный. Тот, что показывает детали, которые мы игнорируем. И параллельное время.
   Что-то в голосе Бори подсказало, что не стоит переспрашивать. Но было в двух последних словах нечто неправильное, опасное. Я подала руку мальчишке, приготовившись испытать боль от пережаренного песка, и слезла с Рыжика. Ступни не почувствовали жара, зато ладонь ощутила трепет мальчишеских пальцев.
   - Закройте глаза, - попросил Боря мягко. - Иначе комната с экранами не придет. Она является лишь тем, кому подсказки необходимы. Уверен, вы первая на очереди.
   - Определенно, - пробормотала я под нос и зажмурилась.
   Что ж, я получила еще одно доказательство, что Боря не столь юн.
   Для перехода на таинственный слой не потребовалось грохота пушки. Он втянул нас в полной тишине. Или же просочился под ноги. Я открыла глаза и увидела упомянутые экраны. Четыре экрана. По одному на каждой стене. Большие - от белого пола до небесного потолка.
   Ток пробежал от поясницы до затылка и растворился, оставив пустоту в голове. Из нее выкачали все мысли, все светлые воспоминания, сохранив глубокую печаль. Точь-в-точь, что не покидала на протяжении первой зимы после комы. На глаза навернулись слезы. Со всех четырех экранов смотрела хрупкая юная балерина, несправедливо лишенная возможности делать то, что умела лучше всего в жизни. Мне показали четыре Варвары - из разных эпизодов совместного путешествия.
   Одна стояла на туманном поле в голубом платье и загибала пальцы на правой руке, беззвучно перечисляя события утра, из которого она попала в Поток. Сейчас я не могла назвать все пункты, но точно помнила, что там фигурировала соседская болонка. Вторая Варвара сидела на полу в комнате с жуткими обшарпанными стенами - будто не краску содрали или обои, а живую кожу. Слипшиеся ресницы дрожали, как намокшие крылья бабочки. Она боялась. Не хотела знать, что скрывает шестая комната, предчувствовала беду. Третья балерина сосредоточенно вчитывалась в длинный пергамент и отмахивалась от упитанного гнома в синей рубаке, настойчиво тянущего ее за подол. Четвертая... Нет! Я отвернулась от четвертого экрана. От лебедя. Прекрасного. Величественного. Несущего в прощальном танце боль, накопленную за десятилетия.
   - Это и есть подсказки? - спросила я хрипло.
   - Нет. Самое важное начнется после моего ухода. В чужом присутствии это не работает. А пока... пока экраны нащупывают печальные воспоминания.
   - Откуда ты все это знаешь? Кто ты?
   На мальчика я не смотрела, глаза впились в лицо балерины. Той Вари, что вспоминала, как исхитрилась оказаться в странном закольцованном мире. Взгляд приклеился к ней, словно я пыталась насмотреться на всю жизнь.
   - Мне нельзя отвечать.
   Я уловила извиняющиеся нотки. Но не стала давить. Не сейчас. Не здесь.
   - Что мне делать?
   - Ничего. Все получится само собой. Слой даст три подсказки.
   - Три желания? Как в сказке? - усмехнулась я, представив хитрого джина, действующего в своих интересах.
   - Возможно, - Боря позволил себе улыбнуться. Улыбка получилась недетской. - Запоминайте детали. На их интерпретацию будет время. Александра Викторовна, не жалейте мертвых. Думайте о живых.
   Он растворился, будто и не стоял тут никогда. Комната только этого и ждала - погрузила меня в кромешную тьму на несколько секунд, чтобы заново включить экраны. С другой картинкой. Иной историей из прошлого.
   Они появились не сразу. Четыре человека на поле. Краски выплескивались медленно, разноцветные ручейки неторопливо сливались в узоры. Как те рисунки в пустой комнате, где мы ночевали с Варей и Михаилом. Я не удивилась, узнав людей. Ожидала увидеть именно их - моих первых спутников. Обескуражило наличие меня самой и нашего неприятеля - Василия Петровича, которого тогда мы считали другом по несчастью.
   Я помнила разговор после побега Егорки верхом на Рыжике и не представляла, почему экраны выбрали именно его. Что такого важного предстояло увидеть? Понять?
   Сколько растерянности на лицах! Сколько паники в глазах! Варя деловито сводила брови, но дрожащие пальцы выдавали страх. Михаил нервно оглядывался. А я... я почти созрела для побега. Куда? Без разницы. Лишь бы подальше от бесконечных полей и клоунов, подмигивающих нарисованными глазами. Старик солировал. Чувствовал себя спасителем-поводырем. Как мы не заметили, что импозантный дед не проявлял ни капли сочувствия? Слишком сильно хотели верить...
   - Что же делать? - разрезал тишину пронзительно-звонкий голос Варвары.
   Старик в заговорил наставительно, наслаждаясь ролью.
   - Никогда не забывать истину. Поток - подделка. Настоящие здесь лишь мы. Все остальное иллюзия, которую реально разорвать, как паутину.
   - Подделка?!
   Восклицание Михаила вызвало легкую улыбку. Я могла не смотреть на экран. Отлично помнила выражение лица - обиженно-недоуменное.
   - А как же летящая, в смысле летающая лошадь? Она вполне реальная!
   Василий Петрович объяснял, качая головой в так речи. О Егоре и причинах, заставляющих мальчика любить закольцованный мир больше реального.
   - Так думают многие.
   - Только не вы? - мой вопрос вызвал толику гордости. За тон, которым был задан. В шестнадцатилетней девочке, всю жизнь плывущей по течению, просыпалось желание управлять собственной судьбой.
   - Не я, - в глазах деда промелькнула неподдельная грусть. - Оглянитесь вокруг. Здесь все искусственное. Настоящее еще там, за чертой, и я мечтаю туда вернуться. Да, я старый человек, много повидал, поездил по свету. Некоторые считают, что и умирать не жалко. Но мне до сих пор не довелось стать дедом. Это случится через несколько месяцев. Считайте меня сентиментальным стариком, но я мечтаю понянчить внука.
   Картинка погасла, и голову пронзила глупая мысль, что кусочек прошлого поглотила Пелена. Пока на ровной поверхности набирали силу новые краски, я анализировала обрывок разговора с дедом. Смотреть на цветные ручейки стало противно. Для экранов создание картин прошлого - игра. Если бы хотели помочь, не устраивали бы шарады.
   Что же такого важного в разговоре с Василием Петровичем? В отличие от Светы, я никогда не сомневалась, что Поток - подделка. С первого дня отказывалась здесь обживаться. Убежище создала вынужденно - ради защиты от недругов, крадущих чужие тела. Подсказка в рассказе о семье? Не верю! Не стал бы дед обнажать душу перед незнакомцами, которых планировал использовать. Тогда что? Что?!
   Ручейкам наскучило заниматься изобразительным искусством. Они остановились, соединившись в новом полотне. Показали не людей, а место: аккуратные клумбы и грядки с контурами из цветных кирпичиков, наливные яблоки из сказки на могучих раскидистых ветвях. Фоном звучал детский голос, восхищение перемешивалось с тоской.
   - Тень уводит детей в большой сад. Там много цветов, высоких деревьев. На самом большом висят веревочные качели. В глубине стоит зеленый домик с голубой крышей. Мне там понравилось. Казалось, больше не случиться ничего плохого. А потом... Тень поняла, что я не та, кого она ищет, и отправила меня обратно...
   Света позаимствовала убежище у Тени - энергетического сгустка, уводящего детей обманом. О, да! Её дурману невозможно сопротивляться. Я сама под гипнотическим влиянием готова была отправиться на край вселенной. Ушла бы, не появись Света.
   Краски обошлись без разбега и длительных переплетений. Соткали третье воспоминание за секунды: пустой слой, куда мы проводили Михаила для встречи с Перепутьями - бетонный пол и потолок, как на подземной стоянке, но без машин. Ничего вокруг и никого. Пусто. Тихо. Безжизненно.
   - Почему ко мне никто не являлся? - возмутился Михаил, надулся и покосился в мою сторону. Ах да! Я поведала спутникам о дурацкой надувной кукле, вечно объявлявшейся не к месту.
   - Возможно, время для встречи не пришло, а, может, ты попал в Поток по ошибке, - отрезала Злата Васильевна - мастерица темнить и недоговаривать. - Я встречала лишь двоих людей, так и не нашедших Перепутья.
   Михаил примолк, Света беззвучно хихикнула и наклонилась к уху моего шестнадцатилетнего двойника.
   - Один из них Василий Петрович...
   Экран затянулся чернотой, как покрывалом, а я стояла и стояла, не шевелясь.
   Один их них? Значит, был второй! Сообщник. Но кто? Мальчик Боря? Загадочный Дмитрий? Или кто-то неизвестный... Точно! Удобнее отводить подозрения от сероглазого красавчика!
   Стоп! Я безжалостно хлопнула себя по лбу, так что в ушах зазвенело. Света! Слепая девушка наверняка знает второго подозрительного субъекта. Встречалась с ним лично или слышала имя от Златы. Нужно поговорить с юной нахалкой. Если только... только...
   По экрану прошла рябь. Черная ширма, спрятанная за стеклянной поверхностью перекочевала наружу. Затрепетала, зовя коснуться, отодвинуть и увидеть спрятанное от посторонних глаз. Не знаю, что меня дернуло проверить. Понимала ведь, что Поток обожает дурные шутки!
   На новый слой я вылетела, будто получила основательный толчок в спину. Или пинок пониже упомянутой части тела. Приземлилась, по нехорошей традиции, на четвереньки. Не удержалась и распласталась на траве. Ноги и руки отказались держать потяжелевшее тело, ибо я увидела нас. Не через экран, взаправду! Саму себя, Свету и Варвару на Златином деревенском дворе! Девочка с куцыми косичками насыпала корм упитанным хрюшкам, мы с балериной обсуждали, что может и не может знать Поток.
   - Эй! - окликнул недовольный женский голос. - Ты кто? Как попала сюда без приглашения?
   Я перевернулась и встретилась лицом к лицу с сердитой женщиной с кочергой в руках.
   - Злата Васильевна...
   - Саша, - изумилась она, перевела взгляд на гостей, не замечающих милого диалога, и снова уставилась на меня. Орудие труда и защиты угрожающе задергалось.
   - Я все объясню, - язык принялся заплетаться, будто спьяну. - Вы не морок... Пока нет... А время, и впрямь, параллельное... Неправильное... Вот почему! Вы видели меня и в прошлый раз! Поэтому велели не возвращаться в Поток. Поняли, что я завязла в нем по самые уши! Злата Васильевна, - голос перешел на сокровенный шепот, - кто он? Кто его сообщник?
   Она ничего не понимала. Глаза сильнее округлялись с каждым словом.
   Мир пошатнулся, зарябил. Оглушительный звон слился с моим криком. Только и успела закрыть руками лицо от летящих осколков прошлого.
  
   ****
   Настоящее время
   Я положила бесчувственное тело мальчика на теплый песок. Кирилл походил на тряпичную куклу. Безвольную и податливую. Дыхание стало ровнее, цвет лица улучшился - зеленоватая бледность уступила место живым краскам. Страх перестал высасывать из ребенка силы, а, значит, у него появился шанс. Крохотный. Но мы выиграли время, получили лучик надежды.
   - Присмотри за ним, - велела я коню и наколдовала столик с кое-какой снедью и питьевой водой. Если мальчик очнется без меня, не должен испытывать ни жажды, ни голода.
   Рыжик понимающе заржал, обещая, что не покинет слой в моё отсутствие. Я еще раз взглянула на детское лицо. Провела рукой по черным волосам. Пусть все получится! Я должна выиграть этот бой!
   - Слон? Игрушечный? - ошалело переспросил Семеныч. В тусклом свете больничных ламп лицо выглядело уставшим, будто шеф не спал много ночей подряд.
   - Понимаю, как это звучит, - я обхватила пульсирующие виски ладонями, уперла локти в стол начальника. - Но слон - сущий пустяк по сравнению с белым халатом.
   - Саша, постарайся вспомнить, как мальчик назвал помощничка.
   - Не могу, шеф, - я закусила губу до боли. - Заклинило! Крутится ассоциация в голове с чем-то сладким.
   - Ладно, - смирился Семеныч. - Если мальчик очнется в Потоке, сам скажет, кого превратил в слона. Его показатели ещё скачут, но они не столь критичны, как пару часов назад. Езжай-ка домой. Поспи. Вечерком навести бабушку. Нам нужны ответы.
   Я предчувствовала новые трудности. Вряд ли бабка пустит меня на порог в ближайшее время. Однако днем она неожиданно позвонила сама. Сообщила, что вечером собирает семейство на ужин. Задачу сие мероприятие не облегчало. Поговорить при всех не получится. И на ночь оставаться бесполезно. К старой интриганке на время переселилась кузина Томочка. Дамочка нудная, брюзжащая и навевающая зеленую тоску.
   - А что такого? - пожала бабушка плечами, доставая холодец и соленые огурцы. Кузина перетаскивала еду в зал, а я, усевшись за кухонный стол, устроила допрос. - У меня сердце прихватило. Тамара за мной присматривает, пока ее Сеня в командировке. У них же семеро по лавкам не плачут.
   - У меня тоже, - парировала я, подарив свирепый взгляд Томочке, попытавшейся умыкнуть из-под моего носа тарелку с колбасой.
   - У тебя работа. А Тома домо...
   - Козявка! - припечатала я, протянула руку к блюду с сыром и получила по ней звонкий шлепок.
   - Прекрати кусочничать! - рассердилась бабушка. - Сейчас за стол сядем.
   За ужином собрались не все. Кроме нас троих, приехали папа с Аллой и родители Тамары (средний бабушкин сын Николай с женой). Младшенький - дядя Лёша появлялся на семейных застольях исключительно по праздникам, его отпрыски и того реже. Вова позвонил, рассыпаясь в извинениях, и сослался на Ритину мигрень. Но присутствующим было ясно: супруги не горят желанием сидеть рядом Бастиндой. Она не упускала случая сказать невестке замаскированную гадость, смысл которой понимал каждый.
   За неимением привычной мишени, мачеха превратила в мальчика для битья папу. Под бомбардировкой Аллиных колкостей его хваленная нервная система дала сбой. После ужина он затащил супружницу на кухню для воспитательного разговора, пока все остальные члены семьи рассматривали альбомы со старыми фотографиями. Накануне Тамара откопала их в глубине бабушкиного шкафа.
   Я участвовала в процессе вяло, поглядывая на плотно закрытые кухонные двери. Не сомневалась, что Алла предъявляет папе обвинение в супружеской измене. В той самой, расспросы о которой заставили недавно летать ватрушку по моей кухне. Бабушка, явно знавшая отцовский секрет, погрозила мне пальцем. Пришлось сделать невинный вид и смотреть в альбом.
   Большинство старых фото демонстрировали волевое лицо деда - Валерьяна Гавриловича Корнеева. Большого начальника и семейного тирана. Я говорила, меня он обожал, никогда не повышал голоса. Но сейчас, глядя в его ледяные, беспощадные глаза, я испытала трепет. Посмотрела на знакомого человека со стороны и увидела грани личности, ранее игнорируемые.
   - Мама, а это где? - спрашивал дядя Коля, тыча пальцем в снимки. - О! А это я помню. Кто-то из папиных сотрудников, да?
   За фотографиями старшего поколения пошли детские снимки родителей, а следом и наши. Моих, как соизволила обиженно заметить Тамара, набралось больше всех.
   - Это с твоего трехлетия, а это с дедушкиного дня рождения, - нараспев перечисляла бабушка. - А это... - она задумчиво почесала лоб. - Не помню....
   - Которая? - я выхватила фото из бабушкиных рук, удивившись, что хранительница семейных воспоминаний, обладающая самой колоссальной памятью на свете, умудрилась что-то подзабыть.
   Выхватила и потеряла дар речи.
   Из легких выкачали воздух, на грудь надавил безжалостный пресс.
   Рыжая девочка сидела на веревочных качелях. На фоне зеленого домика с голубой крышей, ветвистых яблонь и грядок, обнесенных цветными кирпичиками. В бывшем Светином убежище. В том самом, что семь лет назад показали экраны...
  
   Глава 16. Против течения
   Семь лет назад
   "Допрыгался", - подумала я, сочувственно взирая на стационарный телефон с треснувшим корпусом, приземлившийся на пол. Однако угрызений совести испытала. Да, могла предотвратила травму. Но не рискнула.
   Последние пять минут несчастное переговорное устройство резво подпрыгивало на столе, целенаправленно приближаясь к краю, всякий раз, когда красный, как рак, Кондратьев сопровождал истошные крики ударом кулака по обшарпанной столешнице. Таким взбешенным я доктора еще не видела. Очки нервно подрагивали, ноздри раздувались в готовности извергнуть синее пламя. Почему именно синее? Да потому что обычное красное не сумело бы отразить всю глубину эмоций заведующего.
   - Прекратите делать отстраненное лицо! - орал он, распугав персонал отделения, включая цербера Галину Степановну, неосторожно заглянувшую в кабинет и вылетевшую вон с мышиным писком. - По-вашему, мы тут в игрушки играем?! Как вам в голову пришло - общаться с той Златой?!
   - Точно! Следовало безропотно валяться под Златиными ногами и ждать, пока огреют кочергой! - не сдержалась я, мечтая, чтобы утварь Васильевны прошла сквозь слои Потока и приземлилась эскулапу на макушку.
   - Зачем полезли в экран?! Вы представляете, к каким последствиям могут привести игры со временем?! А если б ваши действия повлияли бы на ход истории?!
   Мне осточертело бессмысленное сотрясание воздуха и аргументы врача. Абсолютно лишние аргументы. Шагнув в реальность и успокоившись, я и сама обрадовалась, что монолог на слое из прошлого не затянулся.
   - Вы меня вообще слышите? - спросила я устало. - Злата знала, что я вернусь в Поток. Значит, события идут своим чередом. Чем устраивать скандал, лучше б помогли понять, что хотели донести экраны.
   - Саша права, Павел Семенович, - вставила Света, до сего момента изображавшая мебель. Быстро смекнула, что доктор не успокоится, пока не накричится вдоволь, и просто ждала. Каспера у Любы на посту оставила, чтобы не разнервничался из-за шума.
   - Права? Неужели? - показательно засомневался в моих умственных способностях Кондратьев, но громкость убавил.
   - Давайте вместе подумаем над фрагментами, - продолжила Света ненавязчиво обрабатывать заведующего. - Это важно для понимания Потока.
   Эскулап клюнул, не заподозрил подвоха. Успокоился и задумался, сосредоточенно потирая переносицу. Но я прекрасно поняла мотивы нахальной девчонки. Меня задабривает, чтобы не передумала и не "отбила" Поточного красавчика. Ох, а ведь и впрямь хочется.
   Память радостно откликнулась и воскресила образ, старательно "утрамбованный" в дальний угол сознания. Нечаянная зазноба небрежным движением руки убрала с высокого лба каштановые волосы и призывно улыбнулась. Стоп! Зазноба?! Вот катастрофа ядреная! В смысле ядерная! Тьфу! Неважно! Главное, что это Поточное наваждение сумело-таки внедриться в мозг и вальяжно там расположиться. Нужно изгонять. Как нечистую силу. Срочно!
   - Александра, вы еще с нами?
   - Что? - я подняла глаза на врача, сменившего гнев на "милость" и старательно изображающего заботу.
   - Мы со Светой, - доктор печально вздохнул, покосившись на напарницу, и стало понятно, что множественным числом тут не пахнет, - мы хотим услышать вашу интерпретацию событий.
   - Что тут интерпретировать? - я досадливо повела плечами. - В первом случае подвох надо искать в рассказе Василия Петровича о его жизни. Что Поток - подделка, мы давно поняли. Возможно, ко всей этой чертовщине причастна упомянутая дочь старикашки. Или внук. Дальше пусть Света голову ломает. Это она позаимствовала убежище у Тени. Я с дурацким сгустком только раз сталкивалась. Что до третьей части демонстрации, самое важное - Златины слова. Она сказала, что встречала только двух людей, не нашедших Перепутья.
   - Один из них Василий Петрович, - вторила самой себе эхом Света из настоящего.
   - Это ты говорила, - я сдобрила фразу снисходительностью. - Кто второй?
   - Понятия не имею, - девушка обиженно надула губы. - Злата сама не знала. Она упоминала, это необычный гость Потока. Люди видят его иначе. Каждый по-своему.
   - Почему ты раньше не рассказывала? - Кондратьев в новом чувственном порыве вскочил, но быстро пожалел о поспешности: звонко приложился коленом об угол тумбочки и споткнулся о раненый телефон.
   - Повода не было, - растерялась Света. - В Потоке столько несуразностей происходило. Всего не перескажешь. И не упомнишь.
   - Ну-ну, - пробурчал вернувшийся в кресло эскулап, потирая пострадавшую конечность. - В качестве компенсации постарайся догадаться, кто этот таинственный гость?
   - Боря! - не задумываясь, выпалила девушка. - Он Сашу к экранам привел.
   - Согласна, на сообщника фальшивый пацан тянет, - кивнула я, мстительно наблюдая за попытками доктора реанимировать ногу (коленом об угол чертовски больно!). - Но внешность Боря не меняет. Мальчиком его видят и Вова с Максом, и... и... Дмитрий тоже. Последний сам подозрительный. Амнезия у него, видите ли. Очень удобно!
   - Ага! - взбеленилась Света. - Скажи еще, что это Дмитрий маскарад устраивает! Его мы точно одинаково видим, - и она принялась описывать внешность красавчика, смакуя каждую черточку. Мол, зацените, какой у него чистый лоб, да подбородок волевой.
   Я подняла глаза к потолку, сопроводив сие действие красноречивым вздохом, он неожиданно слился с докторским сопением - тягостным и грозным. Светкина любовная "песнь" напомнила эскулапу, что он не остыл. Сдержаться Кондратьеву помогало лишь доброе расположение к слепой помощнице. К ней, а не ко мне, посему моя нескромная персона решила, что самое здравое - прервать познавательную беседу. Час поздний, солнце покинуло нашу сторону планеты, красные блики на фиолетовом небе растворились, открыв дорогу стареющей луне.
   Этот неправильный круг, необычайно яркий сегодня, преследовал всю дорогу домой, а позже назойливо заглядывал в окно. Пришлось задернуть шторы, чтобы не слепил глаза и не мешал спать. Однако с царством Морфея и без луны не складывалось. Я вертелась с боку на бок, взбивала подушку, поправляла перекрутившееся одеяло, но и дремота не нападала, не то что полноценный сон. Недружелюбный разговор подкинул новой пищи для размышления.
   Боря или Дмитрий? Подозрения вызывали оба. Мальчик привел в комнату с экранами. Он не скрывал, что знает о Потоке больше других, и почти признался, что не ребенок. А Дмитрий... Его мне нравилось подозревать во всех смертных грехах. Хоть убейте, не верила я ни в потерю памяти, ни в расположение ко мне. Или же не хотела верить, потому что так безопаснее и проще?
   Ответ пришел в тягостном полусне, в который я погрузилась на рассвете. Он показал нечто важное, подзабытое. Принес облечение и переиграл всё, включая восприятие происходящего. Приснилась Злата. Не настоящая. Морок, явившийся на полумертвом деревенском слое - с чужими глазами на знакомом лице. Некто, позаимствовавший Златино тело, помешивал густое месиво деревянной ложкой и время от времени бросал на меня подозрительные взгляды. Он следил и ждал подвоха. Беспокоился, как бы я чего не выкинула, испортив всю малину.
   Боже праведный! Вот оно!
   Я поняла, что именно тогда увидела, едва проснулась и вскочила с кровати, снеся на пол одеяло вместе с двумя кошками. Кого увидела! Замаскированного сообщника Василия Петровича! Это не Дмитрий и не мальчик Боря. Кто-то другой, кого я не знаю.
   Пока не знаю.
   Новость успокоила и разрушила внутренние барьеры. Напевая, я пошла в душ. Просушила полотенцем волосы и устроилась с чашкой кофе на балконе. Одеться не потрудилась. По-человечески. Сидела завернутая в простыню, впитавшую влагу, и чувствовала себя потрясающе. Палящее летнее солнце задержалось за соседними высотками, легкий ветерок приятно освежал лицо и гладил плечи. Мне чудилось, кто-то другой касается кожи.
   Стало фиолетово, что в Потоке неизвестный неприятель способен нанести удар в спину в любой момент. Главное, Дмитрий не играл на стороне врага. Не притворялся, пронзительно глядя глаза или смущенно улыбаясь. Он что-то испытывал ко мне. Вне всяких сомнений. Его интересовала я. Я одна. Никакая фантомная Света этого не перечеркнет. Ни криками, ни мольбами, ни слезами.
   Меня больше не тревожило, что, переступив черту, я растопчу странную дружбу со слепой девушкой. Еще меньше смущала неизвестность. Появилась уверенность, что в реальной жизни Дмитрий - не восьмидесятилетний старик или достопочтенный отец семейства. Быть может, я обманывала саму себя. Но если так, это счастье - утонуть во лжи.
   Недопитый кофе остыл, простыня и волосы подсохли, а я сидела и сидела, рассматривая голубое небо. Чистое. Без единого облачка. Оно не предвещало нынче грозы и подпитывало энергией вместо застрявшего солнца. Сегодня я смогла бы свернуть горы. Наивно? Возможно. Но я была готова пойти ва-банк...
   ...Свете крупно повезло, что мы не встретились в больнице. Всенепременно огорошила бы новостью, что забираю Дмитрия и глубоко плюю на ее чувства.
   - Пациентов внутри Потока не покалечьте, - бросил Кондратьев, без труда распознав воинственное настроение. - С остальными поступайте по своему разумению. Хоть головы открутите и на стену повесьте.
   - Не в вашем ли кабинете? - скривила я ярко накрашенные губы и взяла из рук врача коктейль из "клейстера".
   - Приберегите для собственных нужд, - доктор откинулся на спинку кресла, с иронией посматривая на мою юбку, напоминающую удлиненный пояс.
   Я увлеклась составлением плана по завоеванию Поточного красавчика и переборщила с внешним видом. За полчаса пребывания в клинике ошарашила с дюжину представителей сильной половины. Охранник уронил челюсть на вертушку, пациент из травматологии пригвоздил костылем к линолеуму ногу медсестры, а доктор из соседней офтальмологии закрыл дверь кабинета по пальцам. Впрочем, бог с ней с юбкой, я ж еще глаза подвела невероятно нахально, отражение в зеркале принадлежало рыжей ведьме Гелле. Самое смешное, наводя крышесносительный марафет, я упустила печальный факт: в закольцованный мир равно попаду в подаренном Варварой платье.
   - Почему вы безропотно отпускаете меня в Поток? - я внезапно сообразила, что эскулап не читает нотаций и не рычит.
   - Мне соизволило померещиться, что вы осознали сумасбродство последней выходки, - пояснил заведующий и, чертыхнувшись, снял трубку жалобно позвякивающего телефона. После совершенного накануне прыжка у аппарата что-то стряслось со звуком. - Да? Что? Еще чего! Пусть не рассчитывает, что я стану ублажать спонсоров. Он главврач, пусть и вытанцовывает перед ними. Хоть Янку-польку, хоть лезгинку. Всё! И слышать ничего не желаю! - Кондратьев бросил трубку на рычаг, негодующе фыркнул и зашагал к двери. - Идемте, госпожа Корнеева. Постарайтесь не поддаваться на провокации. Отправьте пациентов в Перепутья, пока ваше хваленое лекарство снова не аукнулось побочным эффектом.
   Вспомнив доставленные препаратом неприятности, Кондратьев угрожающе засопел и строго зыркнул в сторону медсестры-цербера, не вовремя прошмыгнувшую мимо. Незаметно. Угу. С ее-то габаритами!
   - Павел Семенович, вы Вадима не видели? Второго "шпиона", что мой отец приставил, - спросила я по дороге.
   Парень подозрительно затих, пару дней не появлялся во "вверенной" ему вотчине.
   - Э-э-э... Так он это... того... - Кондратьев притормозил у Вовиной палаты, удивленно изогнув брови. - Ваш приятель в травматологии. Люба позавчера цветочный горшок уронила. Ему на голову. Говорит, не специально. Кстати, она клялась, что сама вам признается в грехе.
   - Как это на голову? - пролепетала я, честно попыталась представить, каким образом подобное можно сотворить случайно, но не смогла. Голова - не нога.
   - Да не волнуйтесь вы, - утешил доктор в привычной манере. - Его оставили в больнице во избежание претензий вашего батюшки. Парня нейрохирург осматривал. Там сотрясение простое. И царапина на затылке. Заживет до свадьбы.
   Я решительно не заметила выразительный взгляд Кондратьева и шагнула к Вове. Поставила в уме галочку - навестить травмированного грозным "оружием" приятеля, и преодолела границу, разделяющую два мира. Легко, будто провалилась в сон. Яркий, наполненный приключениями - как в детстве.
   А дальше по сценарию: солнце, пляж, шепчущая таинственные истории вода, рыжий конь, готовый транспортировать меня хоть на край света? и козни закольцованного мира. По многократной традиции вынесло нас не к заказанному вздернутому носу, а к сероглазому красавчику, мечтам о котором я предавалась все утро.
   Он стоял на шатком деревянном мосту, грозящем в любую секунду с прощальным скрипом рухнуть в бурную реку. Ту, что поглотит любого, кто рискнет броситься в ее объятия. Унесет в жуткие недра, а наигравшись с безвольным телом вдоволь, безжалостно выбросит на камни. Искалеченным. Неживым.
   Дмитрий стоял ко мне спиной, но я почувствовала, насколько он собран и напряжен. Сломлен. Физически ощутила эмоции, будто превратилась в локатор. Перехватила боль и отчаянье, желание вырваться из плена, подняться из глубины на поверхность - к солнцу, и вдохнуть полной грудью утреннюю свежесть. Сердце сжалось. Захотелось кинуться к Дмитрию, обхватить руками и прижаться щекой к плечу. Потереться, словно котенок, подарить частичку тепла.
   Но вместо этого я тактично кашлянула.
   - Александра!
   Миг, и усталость на осунувшемся лице растворилась, вертикальная морщинка на лбу разгладилась, опущенные уголки губ дрогнули в попытке улыбнуться, спрятать напряжение и тоску.
   Но я не позволила. В этот перевернувший чувства день не признавала ложь и недомолвки.
   - Не прячьтесь в раковине, как улитка, - приказала я жестко, шагнула к Дмитрию вплотную, заглянула в глаза - требовательно, давая понять, что не потерплю уловок. - Что с вами случилось сегодня?
   - Сегодня? - он горько усмехнулся. - Александра, вы умеете плавать? Приходилось плыть против течения? Вы стараетесь, боретесь, выбиваетесь из сил, но не сдвигаетесь с места. Стоит чуть расслабиться, позволить телу минутную слабость, и вас уносит назад, отнимая отвоеванные с боем несчастные метры.
   - Вы о Потоке или реальной жизни?
   - Обо всем сразу, - он сжал деревянную перекладину моста, та отчаянно скрипнула, не понимая, за что ее пытаются сломать. - Это место... Оно - зло! Выбраться отсюда могут избранные. Остальным не дано. Люди не хотят заглядывать себе в душу. Искать первопричины. Большинство устраивают их маленькие, простые жизни. С банальными привычками, глупыми радостями и не выдающимися пороками.
   - Вы говорите страшные вещи, Дмитрий, - внутри все оборвалось, прежние подозрения восстали из пепла мифической птицей. Но голос звучал ровно и назидательно, словно я - учительница, высказывающая претензии нецензурно выразившемуся школьнику. - Откуда столько цинизма? Мне казалось, вы другой.
   - Откуда? - Дмитрий протянул руку. - Идемте, Александра. Не бойтесь. Покажу повод и для цинизма, и для сожалений.
   Не знаю, о чем я думала, вкладывая дрожащие пальцы в горячую ладонь. Наверное, хотела прикоснуться к его коже, ощутить живую плоть, чтобы поверить, что передо мной не морок. Мост растворился под ногами. Растаял. Я громко вскрикнула, решив, что недавние фантазии воплощаются в жизнь, и злая река поглотит нас, утягивая камнем на дно. Но мы не утонули. Не коснулись темных волн. Не почувствовали ни холодного дыхания, ни острых брызг. Вода расступилась, позволяя покинуть слой. Выпустила.
   Не на свободу. В новый кошмар.
   К грохоту пушки, привычно оповестившей Поток о моем перемещении, присоединился другой звук - в разы громче. Разорвал темно-фиолетовое небо. Ударил по барабанным перепонкам. Обжог виски и слился с жутким воем, похожим на поминальную волчью песнь.
   Мы попали на излюбленное Поточное воплощение - бескрайнее поле с высокой сочно-зеленой травой. Она трепетала от обезумевшего ветра, покорно ложилась на землю, признавая поражение, и тут же взметалась вверх, силясь вырвать себя с корнем. Разноцветные лепестки летали вокруг вместо дождевых капель. Сам ливень тоже был на подходе. Скопление туч над головой пронзали электрические разряды под грозные канонады.
   - Что происходит?! - я освободила пальцы, чтобы привести в порядок платье - подол надулся колоколом и колыхался.
   - Кое-кто не в духе! - Дмитрий поморщился, прикрывая лицо от ветра длинным рукавом свободной белой рубашки. - Пойдемте. Вон они! - он вскинул вторую руку, указывая на что-то вдали.
   - Где? - стоило повернуться, и волосы занавесом закрыли обзор, упрямый локон умудрился попасть в рот. - Кто там?!
   - Вова и Макс, - Дмитрий без предупреждения обхватил за талию, помогая идти. - Ступайте осторожно, здесь скользко.
   Боже праведный! По сравнению с этим прикосновением любая гроза - сущий пустяк. Погодный катаклизм родился в моем теле. Разряд прошел от затылка до босых пяток, все органы разом закрутило смерчем. Рука в обход мозга обняла Дмитрия.
   - Я хотел, как лучше, но получилось...нет, не как всегда, а еще хуже, - принялся объяснять парень. Его губы были совсем близко, щеку обожгло дыхание - горячее на пронизывающем ветру. - Я уговорил Макса пройти Перепутья. Раз сам не могу ничего изменить, решил, что у других получится. Но помните, что я говорил о течении? Иногда его невозможно побороть. И вот итог! Свистопляска с погодой - эмоции мальчишки.
   - Так вы знаете о Перепутьях? - дернулась я. Нога поехала, но парень не дал мне упасть. - Откуда? Что именно?
   - Я расскажу, обещаю. Позже. Мальчики сейчас важнее. Максим в трансе. Я не сумел привести его в чувство. Ваш брат в полной растерянности. Переживает за друга.
   - Кто? Вздернутый нос? - хмыкнула я почти весело. - Не смешите мои тапочки. В последний раз Вовочка переживал в десятом классе, когда Бастинда - это его нездоровая на всю голову матушка - нашла тайник с сигаретами и неприличными журналами. Не будь там изображены девушки, она бы решила, что это "добро" - моя собственность.
   Дмитрий смущенно кашлянул. Надо же, какие мы скромные. Он ожидал, что я окажусь кисейной барышней?
   - Максим рассказал, что видел в Перепутьях? - вернула я разговор в более уместное русло.
   - Нет. Сейчас сами всё поймете. Вова, как он?
   - Плохо! Звал какого-то Рому! Теперь молчит! На мертвеца похож!
   Откинув назад волосы, я встретилась с испуганными глазищами братца. Перевела взгляд на Макарова и пошатнулась. Лицо ребенка превратилось в гротескную маску. Застывший ужас казался одновременно и наигранным, и настоящим. Словно Макс был актером и изображал заказанную зрителями эмоцию в пантомиме. Но мальчик не притворялся. Сидел, закрыв ладонями уши, покачивался и тихонечко стонал. Глаза бегали, уворачиваясь от чего-то опасного. Макс боялся. Очень боялся. Он попал во власть страха.
   Страха?!
   Боже! Я слышала о таком!
   "Страх питается самыми дурными, самыми кошмарными воспоминаниями людей и воплощает их в жизнь"
   Так сказал Василий Петрович при нашей первой встрече.
   "Чтобы справиться с Перепутьями, надо перестать бояться правды.."
   Это однажды произнесла Света, повторяя слова Златы. Мир Страха стал ее коридором в реальный мир. Одолеть Перепутья она, правда, не сумела. Или не успела, я увела ее из Потока раньше...
   - Максим, - подобрав взвивающийся подол, я опустилась перед мальчиком на колени. - Посмотри на меня.
   Но он не реагировал. Не мог. Закачался сильнее, напомнив неваляшку. Замер. Прислушался, отведя пальцы от ушей. Глаза заморгали быстро-быстро, остановились, глядя в сторону. В пустоту.
   Или нет?
   Я боковым зрением уловила движение. На траве стоял карлик и махал ладошкой. Физически ощущая, как за доли секунды понижается температура тела, я резко повернула голову, чтобы глянуть на морок в упор.
   Удалось! Взгляд выхватил наваждение, как цель в оптический прицел. Страх прошел сверху вниз ледяной волной. Не было никакого карлика. На его месте появился белокурый мальчик лет пяти, похожий на ангелочка с открыток. Только крыльев не хватало, да нимба над кудряшками. Наклоняя голову, он водил пальчиком по нижней губе. Улыбался и тянулся другой ручкой к Максиму.
   Ребенка можно было бы принять за живого, не мерцай он, как умирающая лампочка.
   - Кикимора, на что ты пялишься? - заволновался Вовочка, ерзая на пятой точке и пачкая зеленью бежевые шорты.
   - Что вы видите, Александра? - задал Дмитрий более существенный вопрос.
   - Ребенка-призрака, - шепнули губы. Понадобилось невероятное усилие воли, чтобы оторвать взгляд от малыша. - Макс, - я обхватила лицо Макарова ладонями. - Кто этот мальчик? Его зовут Рома, да?
   В голове ухнул молот, и я увидела руки изнутри. Не кости и сосуды, а некую энергию - ярко-алую. Быть может, мифическую ауру? Она двигалась: одновременно внутри себя и вперед, стремясь к моим ладоням, а затем к Максу. Мальчишка превратился в живой насос, отнимающий чужую силу. Или саму жизнь. Сердце замедлилось, ноги покрылись иголками инея. Бледные щеки Макарова заметно порозовели. Мои ладони приклеились к его лицу, словно их держал в плену огромный магнит.
   Глаза мальчишки-вампира ожили. Беспокойно заморгали. Заглянули в мои.
   - Отпусти, - выдохнула я отчаянно. - Прекрати.
   - Александра!
   Дмитрий сообразил, что творится неладное, с силой дернул мои руки. Мы с красавчиком повалились на траву в одну сторону, Макаров - в другую.
   - Я не хотел, - застонал Макс, перекатываясь с боку на бок. - Я не хотел убивать Ро-о-ому.
   Я думала, только в кино действующие лица нелепо замирают в кульминационный момент. Но это приключилось и с нами. Мы с Дмитрием остались лежать, раскрыв рты. Вовочка насупился, помрачнел. Глазищи захлопали, став круглыми, точь-в-точь как у совы.
   - В убежище!
   Шок вздернутого носа продлился недолго. Поросенок перетрусил. Решил спрятаться. Не за маминой юбкой, так на прихватизированном Поточном клочке земли!
   - Нам тоже пора, мальчику мы не помощники, - объявил Дмитрий мрачно.
   Я кивнула, с сожалением глядя на притихшего на траве Макарова. Украденной энергии хватило, чтобы произнести несколько слов, затем Страх снова поглотил его в косматые объятия...
   ...На новом слое, выбранном Потоком по моему приказу, светило солнце. Оно вернулось в пустынный мегаполис после проливного дождя и отражалось в маленьких озерах, которые язык не поворачивался назвать лужами. Пахло весной. Поздней. Когда распускаются терпкие сирень и черемуха, а соскучившиеся по теплу горожане достают летний гардероб.
   В другой время, мне бы здесь понравилось. Погода отличная - тепло и свежо одновременно. Ни единого пугливого существа вокруг, способного при виде нас с Дмитрием срочно поменять направление. Но перед глазами маячил поверженный Поточным наваждением Максим, а по коже резво скакали мурашки. Было в ангелоподобном малыше Роме нечто жуткое, покрывающее вены льдом.
   - Симпатичное место, - нарушил тишину Дмитрий, бесцельно прошагав рядом минут пять. Я старательно обходила лужи, тоже не понимая, куда и зачем направляюсь. Вперед "от себя" и ладно.
   - Пожалуй. Люблю город после дождя. Умытый и свежий.
   - Вы думаете о Максиме?
   - И да, и нет. Я знаю девушку, поборовшую мир, навязанный Страхом. Ее зовут Света. Мы увидимся. Скоро.
   - Кто она? - парень подал руку, заметив, что я собираюсь миновать громадную лужу по бордюру.
   - Не скажу, - объявила я, проигнорировав помощь. - Пока не признаетесь, что лжете об амнезии, и не объясните, откуда знаете о Перепутьях.
   - Не доверяете? - парень мастерски проигнорировал вопросы, поднимаясь следом за мной.
   - Пытаюсь доверять, но не получается. И вообще... Ох!
   Такого позора со мной прежде не случалось. Босая нога встала на край намокшего подола. Комичный взмах руками - бесполезный и бездарный, и мир накренился, желая моего приземления в грязное дождевое озеро. Но Дмитрий оказался проворнее. Пока я балансировала на бордюре, махая руками (ей-богу, как утка крыльями, когда приземляется на водную гладь), парень спрыгнул в лужу, где и подхватил меня, не дав соприкоснуться с грязью.
   - Ну и ну, - пролепетала я, шокированная полетом и приземлением в объятия сильных рук. Сказать "спасибо" в голову почему-то не пришло.
   - Целы? - серые глаза глянули заботливо.
   - Кажется, - бурлящая кровь прилила к щекам. - Вы ноги промочили...
   - Не страшно, - Дмитрию самому стало неловко. Он поспешил выбраться из лужи и опустить меня на землю. - Знаете, Александра, это платье...
   - Подарить его балагану? Однажды мне давали такой совет, - принялась тараторить я, решив, что парень хочет обвинить наряд в инциденте.
   - Нет, что вы! - губы Дмитрия расплылись в мягкой улыбке, на правой щеке появилась ямочка. - Оно идеально отражает вашу личность. Яркое, немного вызывающее, но легкое и нежное. Простите, не хотел вас смущать! Я не умею делать дамам комплименты.
   - Это я не умею их получать. Становлюсь цвета моего платья. Так что, вы правы, у нас с ним много общего.
   Мы стояли напротив друг друга, понимая, что нужно сказать много важного - здесь и сейчас - но не решались. Чувство близости, возникшее от нечаянных объятий, растворялось в бесконечности Потока. Я опустила голову и двинулась прочь, но Дмитрий нашел мужество сделать важный для обоих шаг.
   - Скажите, Саша...
   Я вздрогнула. Он впервые назвал меня уменьшительным именем.
   - ... будет наглостью с моей стороны, если я приглашу вас на свидание?
   - Свидание?! Здесь в Потоке?! - голос зазвенел от волнения, голова закружилась. Я чуть не кинулась парню на шею с криком - да, да, да!
   - Да, - отозвался Дмитрий эхом моим скачущим галопом мыслям. - Я бы с удовольствием сделал это в реальном мире, но не знаю, когда представится возможность. Вдруг придется ждать слишком долго. Прошу, не отказывайтесь сразу. Подумайте.
   Я и не собиралась отказываться. Свидание в Потоке? Да хоть в зоопарке, где мы с Михаилом повстречали саблерогую корову!
   Но дать утвердительный ответ не позволили. Та, которой я дала слово не отнимать любимого, но сделала это без зазрения совести.
   - Да-да, не отказывайся, Саша! - срывающийся детский голос, который могла слышать только я, вонзился в виски иглами вины. - Скажи, что согласна. Нарушь обещание!
   - Я не... Я не...
   В глазах Дмитрия отражались надежда и невероятная нежность. Но девочка в джинсовом сарафанчике стояла рядом, сжимая кулаки и топая ногами. Я физически ощущала ее боль, разрывающую сердце на сотни кровоточащих лоскутков.
   - Простите, Александра, - неверно истолковал заикания Дмитрий. - Я поспешил с выводами. Простите, что поставил вас в неловкое положение.
   - Ничего подобного!
   Выбирать, так выбирать себя!
   Я приблизилась к парню вплотную, сжала крепкие ладони.
   - Не смей, Саша! - Света кинулась к нам, готовясь нанести удар.
   - В убежище! - приказ прогремел грозой и уничтожил незнакомый мегаполис.
   Нас встретили солнце и шум морской воды. Но я их не видела. Всё затмил самый безумный поцелуй во вселенной. Страстный, сладкий, отчаянный. Он мог бы стать бесконечным, если бы не дрянное чувство юмора Потока, выбросившего меня прочь в самый сказочный момент, который только можно придумать в закольцованном мире.
  
   ****
   Настоящее время
   - Бабушка, вспоминай! - сердито велела я, вглядываясь в злосчастный снимок. Словно надеялась, что картинка за спиной рыжей девочки растворится, и ей на смену придет другой пейзаж, не связанный с Потоком.
   - Отстань от бабушки, колючка репейная! - припечатала Томочка.
   Попыталась вырвать фото и вернуть в альбом, но получила по рукам и примолкла. Зато дядя Коля взвился до небес.
   - Александра, что ты себе позволяешь?!
   - Верх невоспитанности! - вторила ему супружница - тятя Вера, как и дочка Тамарочка, отличающаяся скрипучим занудством.
   Я с тяжелым вздохом села на место. Снимок, правда, не отдала. Причиной капитуляции стали не назидательные восклицания Томкиных родителей, а укоризненный взгляд бабушки, жутко расстраивающейся, если в семье возникали дрязги. Папа с Аллой продолжали грозным шепотом выяснять отношения на кухне, и я решила не огорчать старушку еще сильнее.
   Упреки Бастинды иссякли минут через десять. Или отцовское красноречие. Вернулись они недовольные друг другом. Алла сидела, нахохлившись, и прожигала огненным взглядом бабушку, которую считала сообщницей неверного супруга. Папа демонстрировал хорошее настроение - напускное, разумеется, а от того безумное. С пошловатыми шутками, над которыми хохотал один дядя Коля.
   - Дочь, ты еще с нами? - отец заметил мою отрешенность в конце семейного вечера, когда Тамара пошла провожать родителей до такси.
   - Она на меня дуется, - наябедничала бабка, отодвигая от старшего отпрыска недопитую бутылку водки. - Я фотографию не сумела распознать, а ей, видите ли, приспичило!
   - Место знакомое, - я скрестила руки на груди. - Раздражает, когда пытаешься что-то вспомнить и не можешь.
   - Ну-ка, покажи, - папа протянул над столом руку.
   - Вряд ли ты знаешь, - отмахнулась я, но фото передала.
   - Ну почему же? - объявил отец непривычно грустно. - Это старая дача Олега Ильича и Валентины Афанасьевны - твоих дедушки и бабушки со стороны мамы.
   Бабка хлопнула себя по лбу.
   - И как я не сообразила! Та самая, из-за которой столько расстройства случилось. Я там ни разу не бывала. Ездила с Валей на новую дачу - рядом с Осиново.
   - Мы ее потом купили, а тот участок, - объяснил отец мне, - родители твоей мамы получили в молодости. Ольга там все детство провела. Как заканчивалась сессия, они с Валентиной Афанасьевной уезжали за город и жили до сентября. Олег Ильич приезжал на выходные, с боем вырывался из больницы.
   Я плохо знала другую бабушку. Валентина Афанасьевна ушла из жизни, когда мне было десять лет. До самой смерти она преподавала отечественную литературу в университете. Ездила на занятия даже больная. Папа нанял личного водителя и зарплату ему платил из своего кармана. Понимал, что бывшая теща не может бросить студентов. Только работа и давала ей силы. Дома у нее хранились сотни фотографий учеников разных лет. Еще больше бывших и нынешних студентов пришли на похороны. Я с гордостью подумала тогда, какой масштабной личностью была бабуля, раз проститься с ней захотело столько людей.
   Подкосил Валентину Афанасьевну третий инфаркт. В семье говорили, что это был вопрос времени. Она давно болела. Сначала потеряла мужа. Потом тридцатилетнюю дочь. Именно из-за ранней смерти моей мамы, бабушка и очутилась одной ногой в могиле во второй раз. А в первый... Наверное, из-за деда.
   Но оказалось, нет.
   - Всё из-за дачи этой, - папа дотянулся до бутылки. - Участки отобрали в пользу государства. Теперь там городская черта. Целый микрорайон возвели. Бабушка твоя успокоиться не могла. Мол, это ее молодость, ее жизнь. Кончилось дело больницей. Оля тоже расстраивалась. Любила это место. Говорила, столько воспоминаний похоронили под асфальтом.
   Папа помрачнел, и бабушка завела разговор о соседях по собственной даче. Но беседа не клеилась из-за нежелания поддерживать ее сразу двумя участницами - мной и Аллой. Молчание мачехи перешло на новый уровень - из обиженного превратилось в тягостное. Я бы на ее месте тоже расстроилась. Слишком мягким становился папин голос, когда он произносил мамино имя. Да, они с Аллой женаты восемнадцать лет, но первая супруга была не бывшей, а той, что "ушла" слишком рано. Это огромная разница.
   А я... Я больше ничего не могла обсуждать с родственниками. Мысли занимал Поток и новые, поистине безумные его горизонты, открывающиеся после папиного рассказала о старой даче.
   Я попрощалась. Тянуло на свежий воздух. Подышать. Подумать.
   - Не пропадай, - велел отец, обнимая меня в коридоре, но вдруг подозрительно сузил глаза и покачал головой. - Я весь вечер думал, что мерещится. Приятный аромат. Откуда?
   - Подарили, - растерянно пожала я плечами. Сегодня я воспользовалась духами, присланными Дмитрием. - Что-то не так?
   Боже праведный! Неужели разгадка известна не только бабушке?!
   - Это любимый аромат твоей мамы.
   Вот так, наверное, на людей обрушивается небо. Проламывая череп.
   Я не заметила, как вышла из квартиры и спустилась вниз. Очнулась в такси, листая записную книжку в телефоне, бесцельно перебирая имена. Я отчаянно искала, кому позвонить. Поговорить. Не поделиться произошедшим. Нет, ни в коем случае. Отвлечься, отключиться. Да хоть с кем-то из вереницы бывших парней. Главное, выбрать того, кто не успел меня возненавидеть и не станет досаждать в дальнейшем.
   После последней новости, я не хотела думать ни о чем. Не могла. Ни о маминых духах, ни о фотографии старой дачи, ставшей Поточным убежищем. Ни о бедной девочке Алисе и женщине рядом с ней, которую Света издалека приняла за меня...
   Решение родилось спонтанно.
   - Вадим, ты занят?
   - Нет, - соврал сонный голос.
   - Помнится, ты говорил, что готов стать боксерской грушей. Пришло время исполнить обещание.
   - Бить будешь? - хмыкнули на том конце.
   - Нет. Только буянить.
   - Куда ехать? - не стал сопротивляться тот, кому я давно и крепко была небезразлична...
  
   Глава 17. Победители без приза
   Семь лет назад.
   Огненная бабочка мерцала в кромешной тьме пламенем разгорающегося костра, но волшебный полет раздражал до мерзкого скрежета на зубах. Отчаянные попытки сократить расстояние не помогали. Бабочка не позволяла приблизиться, словно я неслась не по бетонному полу, а по беговой дорожке. Небесные наблюдатели не обращали внимание на бессмысленную погоню, игнорировали и требования, и вежливые просьбы.
   - Бесполезно, - бросила я на немой вопрос Кондратьева, открыв глаза в палате Макарова. - Темнота. И бабочка. Опять.
   Доктор кивнул без привычного злорадства, признавая новое совместное поражение.
   Все эмоции взбесившимся вулканом выплеснулись четыре дня назад, когда я поцеловала Дмитрия в убежище на пляже. Света в голос рыдала в углу кабинета заведующего, Кондратьев орал на меня, срывая голос. Я отвечала тем же, не желая признавать вину. С какой стати? Нельзя забрать у человека то, что ему никогда не принадлежало!
   - Ты предательница! Предательница! - кричала Света, стуча палкой по полу.
   - А ты кто? - поинтересовалась я гневно. - Я тебе, коряга неблагодарная, жизнь спасла! А ты ультиматумы ставишь. Нет уж! В любви, моя дорогая, каждый сам за себя!
   - Разве это жизнь?! - Света неуклюже вскочила, и темные очки слетели на пол. В никуда глянули мертвые заплаканные глаза, перевернув что-то в груди. - Это насмешка!
   - Хватит! - грозно рявкнул Кондратьев. - Не желаю слышать о вашем разлюбезном! Если б ещё настоящим был, а то сплошной морок с выдуманной амнезией! Я не для того провожу исследования, чтобы терпеть глупые женские истерики!
   Позже завотделением жалел о выпаде и ездил к Свете домой извиняться. Вернулся ни с чем. Помощница обиделась крепко, не желала ни мириться, ни возвращаться к работе. Даже рассказать, как победила в прошлом мир Страха, не согласилась.
   Пришлось доктору довольствоваться тем, что имелось в наличие. Мной.
   - Имейте в виду: мне не жаль, - оповестила я Кондратьева, когда он нашел меня в Вовиной палате. С просьбой проверить вздернутого носа позвонил папа, а ему отказывать у меня получалось плохо.
   - Какая неожиданность, - проворчал доктор. - Всё, что мне нужно от вас, это лояльное отношение к делу. Работать начните с братом. Показатели Макарова скачут. До конца осталось недолго...
   С делом не сложилось. Готовясь ощутить босыми ногами теплый песок, я занесла ладонь над головой Вовочки. Закрыла глаза и... шагнула в непроглядную тьму.
   О! Давно я так не пугалась. С тех пор, как Василий Петрович скинул нас с конём в пропасть. Представьте мрак. Абсолютный. В нем невозможно разглядеть даже ладони, поднесенные к глазам. Вас поглотило небытие. Засосала червоточина, из которой не выбраться.
   Я бы закричала. Если б не побоялась, что призывы о помощи сильнее разозлят Поточных шутников. В том, что это очередное издевательство, я не сомневалась. Мне не давали пробиться в закольцованный мир. В наказание за эгоизм и беспечность. Или не хотели подпускать к Вове с Максом. С появлением огненной бабочки, в груди родился крохотный лучик надежды. Но быстро погас. Поточное воплощение не помогало, наслаждалось беспомощностью и бессилием.
   На следующий день я опять попробовала пройти в убежище через Вовочку и ничего не добилась. В третий раз Кондратьев со скрежетом разрешил вторгнуться в сознание Максима. Но нас ждал новый провал.
   - Не верю, что это конец, - объявил доктор, ходя туда-сюда по кабинету. - Нужно пытаться дальше. И ждать.
   Я поехала домой - отдыхать и отсыпаться. Попытки взять Поток измором выматывали не хуже марафона. В коридоре я ободряюще подмигнула дежурившей Любе и получила в ответ смущенную улыбку. Бедняжка-медсестра испытывала неловкость из-за памятной травмы Вадима.
   - Всё случайно вышло, - объяснила Любаша на днях. - Хотела использовать твоего приятеля, как мужчину. В смысле, попросила стол починить. Ножка шаталась. Но он его доломал. Цветочный горшок и поехал. Вадим, как нарочно, голову из-под стола высунул. Так глупо получилось!
   - Ты, конечно, первую помощь оказала.
   - Конечно, - заверила Люба, но сообразила, что над ней подтрунивают, и замахнулась потрепанной картой. - Человек без головы мог остаться, а ей всё шуточки!
   Травмированный "ремонтник" выписался и старательно избегал встреч, дабы не светить негеройскую рану. Скидывал смс-ки, мол-де мониторит состояние пациентов и следит за заведующим. Раз я приезжаю в клинику по вечерам, он разделил наше дежурство на две смены и торчал в отделение до обеда. Меня это устроило. Вадим бы стал очередной помехой в провальных нынче исследованиях.
   Уснула я под утро. До звездочек перед глазами думала о Потоке и его кознях. И о Дмитрии. Наверняка парень воспринял моё отсутствие, как нежелание видеться! Как глупо получилось! Как обидно!
   Приснилась Варвара. В костюме лебедя. Она не танцевала, нет. Сидела в первом ряду Поточного театра и, не моргая, смотрела на пустую сцену. Как же тихо было там - в огромном темном зале, навсегда покинутом зрителями. Стерлась позолота, покрылись пылью кресла, выцвели алые шторы. И только хозяйка чего-то ждала. Возвращения поклонников?
   - Они никуда не уходили, - балерина глянула с укором, превратилась в насупившегося мальчика Борю и отчеканила голосом Златы. - Вы не хотите замечать очевидное, Александра Викторовна!
   Из странного сна вырвал надрывающийся будильник. За миг до пробуждения я увидела театр в его лучшие времена - новеньким и роскошным. И зрителей, рассаживающихся по местам в трепетном ожидании премьеры...
   ...Больница встретила надвигающейся бедой. У палаты Макарова собралось всё семейство. Дядя Виталик, так похожий на Макса, преданно заглядывал в погасшие глаза жены. Она не замечала его присутствия, машинально поправляла волосы дрожащей рукой. Не плакала. Не могла. Или боялась слезами ускорить конец. Лиза рыдала за троих, съехав на пол в коридоре.
   - Насколько всё плохо? - спросила я Кондратьева.
   - По десятибалльной шкале? Девять с половиной.
   Я впервые увидела его беспомощным. Почувствовала его злость. Врачи теряют пациентов - это неизбежность. Привыкают мириться с утратами. Но последние часы и минуты - всегда вызов умению и опыту докторов.
   Но это не о нас. Не о Максе.
   - Вдруг дело в препарате? - шепнула я, отворачиваясь от Лизы. Невеста с силой ударилась затылком о стену. - Если...
   - Уже отменил - вчера вечером, после вашего ухода, - Кондратьев понизил голос, взял меня за локоть и отвел подальше от родственников умирающего больного. - Ничего не меняется. Причина в Потоке, в мире Страха, завладевшем Макаровым. Боюсь, от нас больше ничего не зависит.
   Я сжала зубы, чуть со зла не прикусив язык. Ох, лежать бы дома в постели и смотреть легкое кино, а не ставить изматывающие эксперименты над организмом.
   - Я попробую снова, - предложила я, наплевав на усталость. - Мы же ничего не теряем.
   - Кроме ваших сил, - заведующий выразительно приподнял брови. - Не стоит геройствовать. Вы неважно выглядите, Александра.
   - Знаю, - я упрямо мотнула головой. - Но я пойду в Поток. С вашей помощью или без неё.
   Новых протестов не последовало. Кондратьев отдал распоряжение лечащему врачу Макса сообщать о любых изменениях на мобильный и увёл меня в палату брата.
   Не знаю, что повлияло на моё решение: истерика беременной Лизы, отчаянье в глазах её несостоявшейся свекрови или слова, произнесенные Борей в Потоке и повторенные в сегодняшнем сне. Вдруг он прав, и я не замечаю чего-то важного, бесцельно бродя в темноте за бабочкой?
   Шагнула я легко. Туда, где нет места теням, ибо полностью отсутствует свет. Крепко зажмурилась, пытаясь привыкнуть к темноте. Пошла вперед, шаря перед собой руками. Остановилась, мысленно призывая поточных наблюдателей и небеса, сворачивающие вселенные. Но время бежало, а тьма оставалась тьмой. Не добавило света и появление треклятой бабочки. Она азартно захлопала огненными крылышками. Отлетела в сторону и вернулась, недоумевая, почему сегодня я не иду следом.
   Меня взяло зло! Пациент умирает, а я торчу тут и понятия не имею, как добраться до Макарова или, на худой конец, вздернутого носа.
   - Вова, ну тебя в болото! - крикнула я в небытие, срывая голос.
   Выбрала братца, посчитав, что ругать Максима бессердечно.
   - Только после тебя, - ответил Вовин голос. Взрослый голос.
   Всё изменилось вмиг. Темнота, поглотившая меня невиданным чудищем, распахнулась, как театральный занавес, яркий искусственный свет резанул глаза. Я оказалась в огромном помещении, похожем на подземную стоянку. Вздернутый нос стоял позади, сложив на груди руки, и криво усмехался.
   - Прозрела? - поинтересовался ехидно. Он стал самим собой, каким был до пьяной аварии. - В четвертый раз приходишь и тычешься по углам, как слепой котенок.
   Ого! Я присвистнула.
   - А ты как сюда попал? Что это за место? - спросила я с пренебрежением, которое обычно использовала, общаясь с нахалом-братцем.
   - Сказали: пустой слой, - пояснил Вова без охоты. - Попал не по своей воле. Притащили. Твой знакомый. Дмитрий.
   - Волоком? - поиздевалась я.
   Значит, после неудачи с Максом Макаровым красавчик занялся другим застрявшим "мальчишкой". Смело.
   - Не смешно! Я был ниже ростом! - глаза Вовы засверкали за стеклами очков. Не круглых, как в детстве и отрочестве, а овальных с модной оправой.
   - Сколько тебе лет? - уточнила я.
   - Двадцать три. Да-да, кикимора, я опять на одиннадцать месяцев старше!
   Только желание спасти умирающего Макса удержало от расправы. Терпеть обидное прозвище от мальчишки не трудно. Но слышать его от верзилы, по глупости снесшему полголовы, испытание не для слабонервных.
   - Зачем тебя сюда приволок Дмитрий? - оскалилась я, наслаждаюсь мини-местью.
   - Если б я понимал помыслы всех ненормальных, - братец философски развел руками, а меня передернуло: Алла обожала, когда он так делал. - Твой приятель нес ахинею, мол, здесь я смогу поразмышлять над проблемами, которые мешают вернуться домой.
   - Поразмышлял?
   - По полной! - кивнул Вова, делая шаг вперед, глаза стали злющими. - Ты - моя проблема! Поняла?! Единственная! Не решаемая!
   Я застыла, открыв рот. Пафосное заявление вздернутого носа повергло в ступор. Это я всегда считала, что Вова испортил мне жизнь, въехав в нашу квартиру в качестве довеска к Алле, которую я, к слову, тоже не приглашала. Ещё вчера мы с папой жили вдвоём, в его спальне стояла мамина фотография, а сегодня на пороге появляются два чужака, и мы, оказывается, семья!
   Однажды вечером папа пришёл в мою спальню - усталый и виноватый. Мне едва исполнилось одиннадцать, и я не хотела новую маму. Но Виктор Корнеев умел убеждать. Или объяснять так, что окружающие принимали аргументы. В душе я не согласилась с ними, но не посмела возразить. Папа заливался соловьем, перечисляя Аллины достоинства, объяснял, что нужно делиться игрушками и книжками с вновь испеченным братом. Я слушала и молчала. Покорным кивком согласилась стать принцессой на скорой свадьбе. Потом проплакала полночи, уткнувшись в подушку. Тихо, как мышонок, чтобы папа не понял, как сильно я не желаю ему счастья.
   - Я знаю, о чём ты думаешь, - объявил Вова. - Но ты не главная жертва в трагикомедии. Я тоже не хотел их свадьбы. Высказывался против, но моё мнение ничего не изменило. Мама сказала, брак с Виктором - наш лотерейный билет, а я слишком маленький и глупый, чтобы это понять. Считаешь, тебе пришлось несладко? Ты эгоистка, Сашка! Это был твой дом. Твоя территория! А меня притащили туда и заперли в клетке!
   - Несчастный ты наш звереныш, - протянула я. - Папа тебя усыновил! Алла всю жизнь носится, как с писаной торбой! Вова то! Вова сё!
   - Ты серьезно так думаешь? - сводный брат прищурился. - Значит, ты наивный ребёнок, не желающий видеть дальше носа. Я не хотел, чтобы меня усыновляли. Ясно? Надеялся, что вернется родной отец. Для Виктора это был показательный жест, подчеркивающий псевдоблагородство. А мама... Поверь, Алла Сергеевна на людях и со мной наедине - два разных человека. Она блестяще разыгрывает спектакли для тебя, а ты ведешься, как идиотка. А твой дед?! Ты хоть помнишь, сколько издевательств я от него вытерпел? Моё счастье, что они с Виктором были на ножах, и Валерьян Гаврилович не часто приезжал в гости. Вспомни ваши игры, Саша! И посмей сказать, что я не прав!
   Будь это голливудское кино, зрителям показали бы картинки из прошлого, мельтешащие перед моим сконфуженным взором. Бог свидетель (или на худой конец, Поточные наблюдатели), я страстно желала сказать, что Вова преувеличивает или врёт. Но не могла. Полузабытые эпизоды, и впрямь, замелькали, пусть и не столь ярко, как в фильмах.
   Вова подобрал правильное слово. В детстве я всё воспринимала игрой. Сводный навязанный братец был неприятелем, а дед сообщником - сильным и мудрым. Тем, кто "отомстит" за меня, пока Аллы с папой нет дома. Дед не поднимал на Вовочку руку. Бил словами, которые меня веселили. Однажды, услышав мои жалобы на очередную драку, старик ушел к мальчишке в комнату без меня. Я не узнала, о чем шел разговор, но вздернутый нос с полгода не отвечал на мои издевки за Аллиной спиной.
   До сознания, отбрыкивающегося сначала от Риты, а потом от Вовы, дошла простая истина. В многолетней войне я не была положительной героиней. Приумножала обиды, язвя при каждой встрече.
   - Мне жаль, - голос показался чужим. - Но мы же были детьми...
   - Полагаешь, в детстве не больно?
   Я не смогла бы ответить, даже если б захотела. Не сумела б подобрать слов, чтобы выразить весь диапазон тайфуном нахлынувших эмоций. Объяснить. Оправдаться. Дать понять, что осознала, как эгоистично себя вела ребенком.
   Но Вова не ждал ответа.
   - Ничего не меняется, - он мрачно посмотрел в сторону. Пальцы скрючились, желая сжаться в кулаки, но остановились, распрямились. - Я не могу ступить и шагу, чтобы ты не маячила тенью за спиной, словно персональное проклятье.
   - Смешно...
   Потонувший в чувстве вины сарказм, всплыл на поверхность. Затрепыхался на черных волнах, желая заявить о себе в полный голос. Я впилась взглядом в Вовино лицо, но не обнаружила насмешки или лжи. Брат оставался серьезен.
   - Подумай. Самую малость. Что бы я ни делал, как бы ни старался, этого всегда недостаточно. Виктор смотрит снисходительно. Молчит месяцами, не хвалит за успехи. Но стоит допустить оплошность, выливает ушат помоев и заводит любимую песнь: Саша бы так не облажалась. Мама нагнетает, требует свершений. Переплюнуть тебя! Не желает понимать, что не нужна мне рекорды. Хочу делать свою работу - так как умею. Пусть другие правят балом. Мне хватает моей роли.
   - Скажи об этом Алле! - разозлилась я.
   Посмотрите на него! Жалуется на жизнь! Трудно поставить на место Бастинду?!
   - Говорил. Бесполезно. Теперь Виктор влез в мою личную жизнь. Велел расстаться с любимой девушкой, иначе примет меры, и тогда не поздоровится обоим. Знаешь, почему? Чтобы не разбить твоё хрупкое сердце! Наши отношения ты расценишь не иначе, как предательство, и это - дословно: причинит боль твоей израненной душе!
   Я прыснула. Громко. Испугалась реакции - примолкла и для верности зажала рот ладонями. Ну, папа! Ну, безумец заботливый! О, да! Грубый финт - в духе Виктора Корнеева. Отец мог сколько угодно твердить, что не имеет ничего общего с дедом, однако поступками доказывал, что яблочко не далеко укатилось от яблони.
   - Мне фиолетовы ваши с Риткой отношения. Хоть женитесь, хоть с десяток детей заведите, только меня крайней не делайте!
   Пришла пора растеряться вздернутому носу. Моя осведомленность стала молнией, взрывающей пласты земли под ногами. Уши покраснели, глаза за очками заморгали.
   - Ладно-ладно, - призналась я, слыша, как скрепят Вовины мысли. - Я не обрадовалась. Поругалась с Лукониной. Но успокоилась и поняла, что меня не волнует ваш роман века. Не моё это дело. И, тем более, не папино. Я дам ему понять несложную истину.
   - Я не нуждаюсь в заступничестве, - ощетинился Вовочка.
   - Я и не предлагаю. Берегу свой покой. Тебе и так предстоит "веселье". Папины закидоны ничто по сравнению с реакцией твоей матушки. Она подралась с Риткой, защищая твою честь. Или собственный эгоизм и пожизненную возможность владеть тобою единолично.
   - Как это подралась? К-к-когда?
   - Что последнее ты помнишь?
   - Э-э-э, - вздернутый нос замялся. - Бар. Блондинку-официантку. Она делала недвусмысленные предложения. Но я сказал, что не свободен. Хотя мог выразиться иначе. Последняя часть вечера помнится не чётко, я малость перебрал. Или не малость. Это объясняет, почему ты мне снишься такая...
   - Какая? - я шагнула ближе, испытав знакомое желание - огреть Вову чем-нибудь тяжелым. Златина кочерга отлично бы подошла.
   - Адекватная, - огорошил братец, улыбаясь во весь рот.
   - Считаешь, что открываешь душу пьяному глюку? - я почувствовала себя задетой. Сцены расправы в голове расцветали сочными красками.
   - Это не первый сон. Раньше ты являлась на крылатой лошади, а я был ребенком. Забавно, у меня друзья вымышленные завелись.
   - Угу, Макс и Боря...
   Честно, я не хотела вложить в интонацию тонну злорадства. Но ради паники на лице братца, это стоило сделать.
   - Откуда...
   - Меня же на замену зеленым чертикам прислали, - оскалилась я в чеширской улыбке. - Мне положено знать подробности снов. Кстати, это не лошадь, а конь. Рыжик.
   - Невозможно, - Вовин мозг отчаянно сопротивлялся.
   - Моя нескромная персона - не единственная проблема. Иначе, высказав наболевшее, ты бы проснулся. Прикажи небу перенести нас к Максу. Мы же в твоём сновидении.
   - Почему не к Боре? - ехидно поинтересовался братец-нахал.
   - Я ему не доверяю. Он не тот, за кого себя выдает.
   В Вовиных глазах отразилось откровенное неверие. Он принялся дурачиться.
   - Лети, лети, лепесток, через запад...
   - Вова!
   - Ладно! - закатил он глаза. - Вели, чтобы мы отправились к Максу!
   Ба-бах!
   Звук выстрела пушки слился с трелью печального варгана, с головой погружающего в нирвану. Под ногами возникло - какая неожиданность! - поле. Не простое, а маковое! А ведь в прошлый раз цветов здесь не осталось. Волосы вновь взлохматил ветер. До памятного урагана ему было далековато, но холодные порывы неприятно царапали кожу. Над нами нависли тучи - грязно-серые, больше похожие на снежные, нежели дождевые.
   - Вы не торопитесь...
   Сердце подпрыгнуло и ушло вниз по дуге. На траве возле Макса Макарова сидел Дмитрий. С осунувшимся лицом и тёмными кругами под бесподобными серыми глазами. Так выглядят родственники, дежурящие у постели безнадежных пациентов на неудобных больничных стульях. Такое же лицо я видела у бабушки, очнувшись после комы шесть лет назад.
   - Как он? - кивнула я на мальчика
   Рядом часто задышал Вова. Братцу не понравилась картина. Максим посинел и скрючился, словно пытался выйти из Потока, вывернувшись наизнанку.
   - Хуже, - Дмитрий не стал щадить наши чувства. - Страх высосал все соки. Я ничего не могу сделать. Саша, я наделся, вам удастся помочь Владимиру пройти Перепутья. Жаль, но он застрял на полпути.
   - Что? - я не сразу вникла в смысл фразы, услышав, как он вновь назвал меня уменьшительным именем. - Это вы заперли меня в темноте?!
   От возмущения на загривке приподнялись волосы.
   - Брат столь "лестно" отзывался вас, и я подумал - вы станете катализатором для прорыва.
   - Что происходит, а? - вмешался вздернутый нос, не любивший, когда о нём говорили за спиной.
   Но я вспомнила первый Поточный опыт и прикрыла Вове рот ладонью.
   - Когда я сюда попала по-настоящему... э-э-э...
   - Продолжайте, - кивнул Дмитрий сосредоточенно. - Я в курсе, что приходите и уходите.
   Я криво усмехнулась, но отложила вертевшиеся на языке вопросы. Невидимые стрелки здешних часов бежали стремительно, безвозвратно забирая чужое время.
   - Я не прошла Перепутья целиком. Василий Петрович создал Белый Дым, и я увела всех, кто захотел уйти. Если б сейчас кто-то прошёл Перепутья до Дыма, а я оказалась рядом... Но как заставить принять то, от чего они бегут? Люди здесь не помнят большую часть жизни.
   - О чём ты? - снова ожил сводный брат. Он перестал считать происходящее сном.
   - Недавно ты видел себя мальчиком, - напомнила я. - Макс тоже не ребенок. У него невеста беременная. Думаешь, случайно его аист с младенцем в клюве преследует?
   Вова открыл рот и попятился.
   Бесподобные глаза Дмитрия вспыхнули.
   - Останьтесь здесь, - распорядился он. - Я соберу народ. Вдруг кто-то готов к подвигам.
   - Не уходите!
   Меня охватило отчаянное желание обхватить Дмитрия и больше не отпускать.
   - Саша, не стоит медлить. Вы можете исчезнуть в любую секунду. У Макса не осталось времени. Вова - следующий на очереди.
   - Ладно, - простонала я, сдаваясь. - Но отойдем на пару минут.
   Ветер трепал волосы, словно вознамерился вырвать их с корнем. Озноб пробрал насквозь, и не только от холода. Дмитрий заботливо заслонил меня от беспощадных ледяных порывов. Сердце екнуло от трогательного жеста. Я взяла парня за руку, но губы задрожали, и первым начал он.
   - Я многое должен объяснить. Вот только... с моей стороны опрометчиво что-то обещать.
   - Не смейте говорить, что в реальном мире у вас жена и выводок детишек! - к горлу подступили слёзы, я держалась из последних сил, чтобы не зареветь в голос.
   - Дома меня никто не ждёт.
   - Амнезия - ложь? - внутренности скрутилось не хуже Макарова на траве.
   - Вынужденный обман, - лицо парня исказилось от боли. - Вы слишком много для меня значите, Саша. Но, прошу, отложим разговор.
   Противные слезинки пробежали по горячим щекам. Я вытерла их резким движением.
   - Идите. Но, помните - вы обещали...
   Меня затрясло: представилось вдруг, как отпускаю любимого в пропасть.
   Дмитрий растворился в полной тишине, и я вернулась к Вове с Максом. Сводный брат, не отрываясь, смотрел на побелевшие губы приятеля. Со стороны Вова выглядел спокойным, но я ощущала страх, как охотник, загнавший жертву в угол. Он просочился в воздух и завис над полем невидимой, но осязаемой субстанцией. Протянешь руку, сможешь зачерпнуть и размять пальцами. Она будет вязкой, как смола.
   - Макс умрёт? - спросил Вова. В голосе прозвучала неприкрытая злость. Такая накатывает от осознания бессилия.
   - Скорее всего, - я села на траву. Взгляд остановился на детском лице Макарова. Оно превратилось в маску, слепленную из горячего воска и посыпанную пеплом. Где-то там - в настоящем мире, взрослый Максим тоже умирал, невзирая на горе и мольбы близких.
   - А мы? - вопрос прозвучал нарочито безразлично.
   - Я скоро вернусь домой. А ты... не знаю, Вова. Я не эксперт по этому месту. Оно издевается надо мной.
   - Это не сон? - голос стал совсем тихим.
   - Не сон, - эхом повторила я.
   - Почему ты не хочешь делиться информацией?
   Братец не подначивал в привычной манере. Легонько прощупывал.
   - Когда вернешься домой, забудешь всё, что видел здесь, - я с трудом удержалась от опасного слова "если".
   Вова, наконец, замолчал, и я вздохнула с облегчением. Ни к чему вести никуда не ведущий разговор. Эгоистично, но в голове и сердце сейчас оставалось место лишь одному человеку, и точно не сводному брату. Как же близок мне был Дмитрий! И так далек. Я чувствовала его душу, но ничего о нём не знала. Однако я поверила недосказанному признанию. В то, что у нас есть шанс. Вне Потока.
   Внимание внезапно приковал Макаров-ребенок. Фигурка дернулась и забилась, словно хотела укатиться прочь. Я кинулась на помощь, но Вова вовремя преградил путь.
   - Не прикасайся! Забыла, как Макс вытягивал из тебя силу?!
   - Н-е-е-ет, - простонала я.
   Это же кошмар. Катастрофа!
   - Ты не понимаешь! - рассердилась я на Вову, не осознающего трагизм ситуации. - Если Макарова нельзя трогать, не получится вывести через Дым. Сам он до него не дойдет! Ах да, ты не знаешь, что это...
   - Старик говорил - там выход, - проворчал сводный брат, отводя меня за локоть от опасного ребенка. - Проклятье! А вон и он!
   Я тоже услышала противный скрип, сопровождающий перемещения Василия Петровича - нашего общего врага, которому я когда-то не боялась изливать душу. Он явился в неизменной одежде - серых брюках, жилете и легком пальто. Из кармана струилась цепочка бесполезных в Потоке часов. В выцветших глазах, как и при последних встречах, светилось превосходство.
   Я задохнулась от негодования. С дедом на поле шагнули двое. На раскрасневшихся щеках незнакомой черноволосой девочки виднелись дорожки от слёз, мокрые реснички испуганно хлопали, пальчики вцепились в цветастый подол, того гляди, продырявят. Вторым спутником старика был Дмитрий. Плененный Дмитрий. Лицо побелело, как школьный мел, руки сковала цепь. Железные звенья безжалостно впились в живую плоть, напоминали змею, жадно обвившую добычу.
   Он посмотрел виновато.
   - Простите, Александра. Спасательная операции провалилась.
   - Отпустите его! - разъярилась я, сжимая кулаки и царапая ногтями ладони. - Немедленно!
   Василий Петрович оскалился в улыбке победителя.
   - Я не хочу обижать юношу, он мне симпатичен.
   Едва старик заговорил, ветер стих, как по волшебству. Но тучи остались, выжидая, пока все закончится, чтобы пролиться дождем, нарыдаться вдоволь, горюя по нам.
   - А Лидочка... - театрально протянул старик. - Не буду возражать, если она станет разменной монетой. Всё зависит от вас, Александра. Предлагаю сделку.
   Я смотрела в холеное лицо и жаждала вцепиться ногтями, чтобы рвать, пока на коже не останется живого места, а одежда не пропитается от горячей крови. Прежде я не подозревала, что способна желать чьей-то смерти, да ещё мучительной. Но дед вызывал всепоглощающее омерзение. Я смогла бы убить его, стереть из всех вселенных Потока и реального мира, чтобы не осталось следа. Представилась черно-белая фотография, сгорающая в пропахшей никотином пепельнице. Бумага корчилась и потрескивала, но подчинялась очищающему огню, в котором исчезало то, что некогда являлось человеком.
   - Кто эта девочка?
   Вопрос прозвучал буднично, маскирую клокочущую ярость.
   - Не ребёнок. Но вы и сами догадались...
   Морщинистая рука легла на черноволосую детскую голову. Пальцы с отполированными ногтями играючи перебирали прядку за прядкой, притягивая взгляды.
   ...Жила-была семья. Папа, мама и две дочки. Родители много работали, уходили рано, возвращались уставшие от погони за благами цивилизации. Но в нынешнее жаркое лето решили порадовать дочек. Сняли домик на базе отдыха, уложили в дорожную сумку папины удочки, мамин крем для загара, дочкины надувные круги-уточки и отправились навстречу отпуску. Они не знали, что Илья из Сосновки застукал супругу Тоню с соседом Толиком. Вы спросите: причем тут жители маленького села у высыхающего озера. Всё просто. Разобравшись с соперником и хорошо приняв на грудь, обманутый Илья отправился геройствовать в соседнюю деревню. Рванул на подвиги на старом отцовском "жигуленке". Но не доехал. Вместе с семейством Лиды стал статистической единицей в печальной сводке ГИБДД. Банальное стечение обстоятельств. Или же нити судьбы, насмешливо ею переплетенные.
   - Дальше, - потребовала я, взирая на деда зверем. Он вложил столько пафоса в короткий рассказ, словно сам соединял и натягивал упомянутые нити.
   Старческая рука отпустила волосы жертвы отечественного автопрома.
   - Отец семейства, как и незадачливый Илья, отправился в мир иной. Лида скоро последует за ними, девочки отделались синяками, но им придется познать прелести воспитания в социальном учреждении.
   - Притащив сюда их мать, вы решили меня разжалобить?
   Прозвучало мерзко, но я догадалась, какое испытание мне приготовили.
   - Разжалобить? Нет. После опыта с Михаилом Гуриным, вы не поддадитесь эмоциям. Я посчитал, Лидочка станет отличным отягощающим фактором, усложняющим выбор.
   - Какой план? Призовете на голову девочки Черную Пелену, если я не дам клятву на крови никогда не возвращаться в Поток?
   Голос зазвенел от приближающейся истерики. Мерзавец делал меня ответственной за смерть невинной женщины, а я ничего - абсолютно ничего! - не могла поделать.
   - Александра, вы будете сюда приходить, пока живы, или пока существует Поток, - жестокие глаза заблестели промерзшими насквозь кристалликами. - Вы связаны с этим местом прочнее, чем можете вообразить. Однако я буду на страже своих интересов и не позволю перейти черту, которую определил.
   - Кем вы себя возомнили? Богом?
   - У меня нет мании величия. Я предпочитаю наблюдать и изучать. Вмешиваюсь редко - исключительно в рамках эксперимента. Но что-то я разоткровенничался. Итак, сделка. Я вновь открою выход. Есть два варианта. Вы станете проводником для брата, бедняги Макса и Лидочки, которую я готов отдать в качестве бонуса. При другом раскладе все трое останутся тут. Максимушка навсегда, остальные - как получится. Вы же уведете этого очаровательного юношу, - дед, хитро прищурившись, кивнул на скованного цепями Дмитрия. - Решайте, Александра. Он или они.
   Меня поглотила дикая ярость. Почти звериная. Затмила сознание, обожгла внутренности, перед глазами поплыла кроваво-красная субстанция - густая и тягучая. Дед и меня сделал частью упомянутого эксперимента!
   - Я вас убью. Не сейчас. Но однажды.
   Угроза не впечатлила Василия Петровича.
   - Я старый человек, дорогая. Если вы в будущем станете причиной моей смерти, я не сильно огорчусь. Не многие могут похвастаться, что прожили свой век столь увлекательно и необычно. Зато вам придется несладко. Полагаете, легко жить, зная, что ответственны за чью-то гибель?
   - О вашей смерти я не стану сожалеть. Вы - чудовище. И лжец. Ваше предложение - обман. Я не могу прикоснуться к Максу. Он высасывает чужую жизнь.
   Дед театрально покачал головой, мол, какая я недальновидная.
   - Исключительно вашу жизнь, дорогая. Молодая здоровая девушка, гуляющая по Потоку понарошку - идеальная подпитка для умирающих пленников. Остальным прикосновения не причинят вреда.
   Старик дунул на ладонь, выпуская из пальцев знакомую серебристую ленту - ту, что через несколько секунд превращается в витиеватый дым. В Белый Дым - "дверь" из закольцованного мира. И комы. Он поднялся ввысь игривыми спиралями, потянулся в небо, приглашал внутрь, обещая, что там - настоящая жизнь.
   - Решайтесь, Александра, - поторопил Василий Петрович.
   Но я не могла ни шевельнуться, ни заговорить.
   Существует ли вообще верное решение? Может, оно заключается в бездействии?
   - Он прав, Саша.
   Голос Дмитрия громыхнул раскатом в чистом небе, способным расколоть череп.
   - Есть лишь один правильный выбор. Вы это знаете.
   - Не смейте!
   - Вы знаете, - повторил Дмитрий с теплой грустью. - Вы никогда не простите себе их смерть.
   Я истерически расхохоталась.
   - А вашу?
   Дым бледнел с каждой секундой. Таял, вместе с отведенным временем.
   Второй попытки не будет.
   - Старик - наблюдатель, а не убийца. Саша, поступите правильно! Обещаю, мы увидимся.
   Не знаю, чем бы все закончилось, если б не маленькая Лида. Громкий плач разрезал наэлектризованный страхом воздух. В детских глазах отразилось горе. Наверняка, так же смотрят на взрослых её дочки, оставшиеся одни в огромном реальном мире. Без тени надежды.
   - Вова, подними Макса, - скомандовала я. - Лида, подойди ко мне.
   - Ступай, дитя, не бойся, - старик подтолкнул девочку в спину.
   Она пошла. Медленно, не понимая, кого из нас боится больше. Я походила на ведьму - злую и всклоченную. На моем фоне старик выглядел добрым дедушкой. Я краем глаза наблюдала за сводным братом, видела, как сильно он боится прикоснуться к Максу. Но все обошлось, Вова без последствий перекинул мальчишку через плечо.
   - Торопитесь! - тревожно крикнул Дмитрий.
   Мы четверо остановились возле блеклого Дыма. Вова с надеждой глазел на меня, Лида прятала за спиной дрожащие ладошки. Я медлила. Смотрела на Дмитрия и жаждала променять три жизни на одну.
   - Саша, скорее! - взмолился парень. - Макс умирает!
   Мальчишка захрипел и закатил глаза. Конец настал. И здесь. И в палате. Ещё чуть-чуть, и лечащий врач сообщит Кондратьеву печальную весть на мобильный, и выйдет к родственникам. Сдержанный и хмурый.
   Я коснулась плеча Вовы. Он сделал шаг. Другой. Почти бесстрашно. Только крылья носа подрагивали от частого дыхания, и спирали Белого Дыма отражались в стеклах очков. Едва брат с Макаровым исчезли, я бесцеремонно втолкнула следом упирающуюся со страху девочку.
   Грозно обернулась.
   - Уж не сражаться ли собрались, дорогая? - процедил Василий Петрович насмешливо. - Ваше время на сегодня истекло. Прощайте. Я сделаю всё, чтобы наши пути больше не пересекались. Но следить буду пристально.
   Поле зашаталось, потеряло краски. Мой отчаянный вопль огласил десяток слоев. В последнее мгновение в Потоке я услышала слова старика, обращенные к Дмитрию.
   - Зря ты дал обещание. Сам понимаешь, сдержать его не удастся...
   Очнулась я в палате - крепко прижатая к стене. Сильные руки доктора Кондратьева не давали шевельнуться. Эскулап требовал успокоиться, убеждал, что я вернулась домой, и мне ничего не угрожает. Я затихла вмиг. Но не стараниями врача. Опутанный проводами Вова изумленно смотрел в нашу сторону, и я могла поклясться, что вижу в глазах отражение Белого Дыма.
   Секунду спустя зазвонил телефон Кондратьева.
   - Ответьте, - пролепетала я. - Вам скажут, что Макаров тоже очнулся.
   - Тоже? - заведующий проследил за моим взглядом и ахнул.
   - Звоните Свете, - велела я, когда он закончил говорить с ошарашенным лечащим врачом Макса. - Старик захватил Дмитрия... Нужно что-то сделать... Понимаете? Нужно!
   Но ничего не вышло. Слепая девушка вернулась из Потока ни с чем. Раньше она находила Дмитрия без труда, но сегодня и следа не почувствовала. Парня стерли из закольцованного мира школьным ластиком.
   "Это ты виновата!", - звучал Светин голос в ушах, пока ехала домой в сумерках. - "Ты его убила! Убила!"
   Я, действительно, стала убийцей в тот страшный вечер. Измученная и оглушенная горем, поздно увидела тень, шагнувшую под колеса. Визг тормозов навеки врезался в память. Вместе со светом мигалок в темноте, кровавыми разводами на лобовом стекле и изломанной фигуре на асфальте...
  
   ****
   Настоящее время
   Утро царапнуло виски ноющей болью, надавило на глаза, в голове замелькали обрывки прошедшей ночи. Слепящие огни, переполненный танцпол, барная стойка и бокалы с вином, сменяющие друг друга, как солдаты на посту. А ещё лицо Вадима с хмельной блаженной улыбкой на манящих губах.
   - Чтоб тебя! - взвыла я, резко садясь на постели.
   Память прорисовала дополнительные детали, напомнив, что ночь не закончилась в клубе.
   - Блин! - в запале чувств я едва удержала простынь и, прижав её к горячему телу, исподлобья глянула на парня, устроившегося в кресле. - Как ты это допустил?
   - Ну...
   Пока Вадим задумчиво чесал лоб, я боролось с искушением запустить в него старым будильником. Посмотрите на него: расселся по-хозяйски! В расстегнутой рубашке! И кошку мою на коленях устроил!
   - Во-первых, ты была крайне настойчива, - наконец, изрек тот, кого я ещё несколько часов назад называла другом. - Полночи твердила, что мы идеальная пара. Мол, не придется притворяться друг перед другом и делать вид, что мы лучше, чем есть. Во-вторых, я тоже человек. Из плоти и крови. Не устоял. Кстати, я кофе сварил. Будешь?
   О! Давно я столь громогласно не требовала от парней покинуть пределы квартиры. Или для начала спальни, дабы иметь возможность одеться. Едва Вадим с Леськой на руках отправился на кухню, замолотила ногами по матрацу. Руки чесались разнести всю комнату. А лучше - целый мир! Пусть и не настоящий, а слой в Потоке.
   Из зеркала в ванной глянула истинная ведьма. Слегка потрепанная и разрумяненная. Спутанная рыжая копна свидетельствовала, что я побывала на шабаше. Глазища сверкали темной яростью. Дополняли картину кровожадно сжимающиеся зубы. Ох, прибить бы себя! За неизлечимый идиотизм. Как, спрашивается, исправлять ситуацию?
   - Ты ведь не собираешься делать вид, что ничего не произошло? - поинтересовался Вадим настороженно, когда я предстала перед ним готовая к выходу, и объявила, чтобы, уходя, захлопнул дверь. - Это будет ребячеством.
   Хорошо, что он не сказал "глупостью", иначе пришлось бы отстирывать одежду от кофейных пятен. Или швы на лоб накладывать. Отвечать я не стала, позорно ретировалась из собственной квартиры, присвоив проблеме статус ожидания и поставив в очередь других не менее глобальных задач.
   К слову, одну из них мне как раз предстояло обсудить с Семенычем. Ту самую, от которой я вчера старательно бежала не без помощи "друга".
   - Что стряслось? - поинтересовалась Любаша, пока я изучала последние данные в электронных картах "своих" пациентов. Показатели Кирилла радовали непривычной стабильностью. Зато Алиса угасала огоньком на злом ветру.
   - С чего ты взяла, что мне есть чем поделиться? - проворчала я, проверяя дозировку особого препарата, введенного накануне мальчику. Концентрации лекарства в организме хватало для непродолжительного контакта.
   - Нос неприлично задран, - медсестра скорчила дурашливую гримасу. - Ты всегда так делаешь, удирая от проблем.
   - Начальство у себя? - не позволила я Любе развить тему.
   - Главный вызвал, хочет, чтобы Павел Семенович на конференции выступил,- медсестра закатила глаза, и я сделала вывод, что ругался шеф долго и громогласно.
   Время шло, а некоторые вещи в отделении оставались незыблемыми. Например, нелюбовь заведующего к совещаниям и индивидуальным беседам с руководством клиники. Я хихикнула. Ну-ну. Терпения главврачу на нелегком поприще убеждения ценного сотрудника. Семеныч быстрее сам в кому впадет, нежели позволит вытащить себя на трибуну.
   Внешний вид Кирилла порадовал. От глубоких кругов под глазами осталась лёгкая тень. Щеки приобрели едва заметный розоватый оттенок. Бедный ребёнок, по-прежнему, находился в опасности, однако одну битву мы выиграли, Страх с четырёхглавым чудовищем не могли высасывать из мальчишки жизненные силы.
   Заблокировав дверь, чтобы избежать ненужных вопросов о "нетривиальных" действиях, я шагнула в закольцованный мир. Убежище встретило привычным солнечным светом, шумом волшебного прибоя и приветливым ржанием, но, как ни странно, в небе. Пляж накрыла крылатая тень, и четыре копыта врезались в песок.
   - Предатель, - с притворным негодованием покачала я головой, разглядывая смущенную морду Поточной животинки и покрасневшее лицо притихшего мальчика. - Развлекаетесь?
   - Простите, - Кирилл съехал с коня, не успел Рыжик распластаться на песке. - Я раньше не видел крылатой лошади. Не удержался. Когда мы летели вместе, я ничего толком не разглядел.
   - Как самочувствие? - поинтересовалась я примирительно.
   - Отлично, - заверил мальчик. - Но еда кончилась.
   Едва появилась новая провизия, Кирилл пулей ринулся к столику и принялся запихивать в рот всё подряд. Я хотела посоветовать прожевывать пищу, прежде чем глотать, но махнула рукой. Пусть есть, как нравится. Главное, аппетит появился.
   - Лети, - шепнула я Рыжику, поймав просительный взгляд.
   Конь подустал быть нянькой и рвался на волю - по своим лошадиным делам.
   - Кирилл, - обратилась я к мальчику, едва он дожевал последний кусок сочного белого мяса и запил его соком. - Ты меня почти не знаешь и...
   - Вам доверят Сироб, - ребенок доверчиво улыбнулся. - Можете звать меня Кир.
   - Поговорим? - я кивнула на удобные кресла у воды, наколдованные несколько лет назад. Сироб, значит. То-то в голове ассоциации со сладостями крутились.
   - Поговорим.
   Сказочный пейзаж действовал успокаивающе - голубизна воды и неба, сливающиеся на далеком горизонте. До нас не долетали брызги, но мы ощущали свежеть, будто сами погрузились в мягкую воду. Я притянула ноги к себе, расправив длинное платье. Кирилл развалился, полулежа, и щурился на переливающие волны.
   - Почему слон?
   - Из-за глаз, наверное, - мальчик смешно почесал лоб. - У меня была похожая игрушка. Раньше. Её потеряли во время переезда. Мне нравились глаза того слона. Живые. Очень умные и добрые, но грустные. Совсем, как у Сироба.
   - Кто он?
   - Друг семьи. Доктор.
   - Лечил тебя? - я спрашивала аккуратно, чтобы не спугнуть - чувствовала: в руки попало целое сплетение нитей. Нужно лишь осторожно потянуть.
   - Нет. У него особые пациенты. Место, где он работает, называют сумасшедший дом. Но Сироб не любит, когда так говорят. Он это... - мальчик задумался, вспоминая слова взрослых, - старается смягчить действительность. Он тоже мог стать плохим - из-за ноги. Сироб хромой с детства. Но это его не озлобило. Вот.
   - Хромой?
   Мне понадобилась вся хваленая выдержка, чтобы не заорать от переизбытка чувств. Таких совпадений не бывает. Улетая с Кириллом от слона, я видела, что мужчина, в которого тот превратился, белокур. Как и таинственный мальчик, игравший в Потоке с Вовочкой. Мальчик, повредивший ногу, доказывая состоятельность старшим ребятам в ответ на злые насмешки.
   - Сироб ходит с тростью, - добавил Кирилл.
   - Откуда такое странное прозвище?
   Мальчик засмеялся.
   - Все удивляются. Но это же просто. Произнесите наоборот.
   Я задумалась на несколько секунд - не видя слов на бумаге, труднее сориентироваться. Произнесла и громко хлопнула себя по лбу. Вот и ответ. Он лежал на поверхности. Запомни я прозвище с первого раза, Семеныч бы догадался, в чём подвох.
   - Откуда взялось чудовище?
   Кирилл закусил губу. Глаза, в которых мгновение назад отражалось синее море, почернели.
   - Он всегда рядом. Всю жизнь. Никто не спрячет. Пока он жив.
   - Кто-то из родственников? Отец?
   - Нет, - мальчик нехотя мотнул головой. - Дед. Кошмарный тип. Мама его боится, папа не связывается. Он и тут до меня добрался!
   Я вздрогнула. Лоб покрылся испариной, дыхание участилось. Перед глазами встало поле, по которому мы - я, Варя, Михаил и ещё один человек (или призрак) - ходили кругами и разговаривали о важных вещах. Этот эпизод семь лет назад показали странные экраны, к которым привел Боря.
   " ...через несколько месяцев впервые стану дедом. Считайте меня сентиментальным стариком, но я мечтаю понянчить внука"
   Я с сочувствием посмотрела на печального мальчика. Ему двенадцать. Подходит.
   - Как зовут твоего деда, Кир?
   - Василий Петрович Янушев. Он начальник Сироба, кстати...
  
   Глава 18. Перезагрузка
   Семь лет назад.
   Я лежала на измятых простынях и смотрела в распахнутое настежь деревянное окно - прямиком в покрытое пушистыми облаками небо. По радио звучала песня "Двери в небеса", показавшаяся сегодня невероятно длинной. Шторы отсутствовали. Сорвала их два дня назад в порыве устроить в квартире генеральную уборку. Но желание иссякло слишком быстро. И тюль, и "темнушки" валялись переплетенной грудой в ванной. Вместе с ворохом грязной одежды. Стирка откладывалась и откладывалась. Впрочем, как и всё на свете.
   Конец августа выдался невыносимо жарким. Душным. Не хватало воздуха. Окна в квартире оставались открытыми и днём, и ночью. Но я всё равно задыхалась. Чувствовала себя рыбой, выброшенной на горячий песок и придавленной сверху безжалостным ботинком. Умом я понимала, что в Потоке всё сделала правильно. Ясно осознавала, что и в реальном мире не являюсь жестоким убийцей. Но душа металась, как зверь в клетке. Бросалась на невидимые прутья. И билась, билась, билась, мечтая уничтожить себя.
   Почему я сама не пострадала в аварии? Может, стало бы легче?
   Бабушка приезжала каждый день. Готовила еду. Заставляла есть. Но я клала в рот пару кусочков за раз. Бедная старушка и жить бы тут осталась, чтобы присматривать за любимой старшей внучкой. Но я взбунтовалась. Хоть в чём-то проявила твердость. Приезжал и папа. Пробовал пробить стену отчуждения, но быстро бросил бесполезное занятие. Умный человек, понял, что лучше оставить меня в покое, пока сама не захочу выбраться из кокона вины.
   - Помни, тебя никто ни в чём не обвиняет, - сказал отец на прощание, целуя лоб шершавыми теплыми губами.
   Дело о гибели пешехода под колесами старенькой "девятки" закрыли быстро. Десяток людей, ожидающих на остановке автобус, видели, как мужчина стремительно шагнул на проезжую часть. Никто и опомниться не успел. Одна спешно проведенная экспертиза показала, что я не превышала скорость. Другая, что в крови погибшего содержалось столько алкоголя, что ему и на ногах стоять не полагалось.
   Но я не могла избавиться от чувства вины. В тот страшный вечер ехала домой, не помня себя от горя. Мне не стоило садиться за руль. Я себя-то не контролировала, не то, что транспортное средство повышенной опасности. Но попытки ответить за содеянное никого не вдохновили. Ни родственников, отгораживающих меня от бед. Ни следователей, желавших поскорее разобраться с делом, в котором фигурировала громкая фамилия. Родные погибшего не имели претензий. По коротким репликам я сделала неутешительный вывод: они рады, что старый пьяница перестал быть обузой...
   Думать о Потоке без новой порции слёз не получалось. Да, я спасла Вову, Макса и Лидию, помогла трем детям, включая не родившегося ребенка Макарова, не остаться сиротами. Но это не меняло простого и неоспоримого факта: ради этих людей принесён в жертву самый важный человек для меня.
   За прошедшие недели Светка не нашла Дмитрия в закольцованном мире. Он исчез. Растворился. Не увенчались успехом и двойные поиски в реальном мире. Парня искал и папа, без вопросов бросившийся выполнять просьбу, и Кондратьев, мечтающий выяснить истину. Но никого похожего на нашу со Светкой зазнобу найти не удалось. Ни живым, ни мёртвым. Зато стараниями доктора в соседнем городке отыскалась "девочка Лида". Сорокалетняя женщина вышла из комы и быстро встала на ноги на радость двум дочкам, временно прожившим в детском социальном учреждении...
   По радио закончилась приглашающая в небо песня, и зазвонил мобильный.
   - Что? - поинтересовалась я равнодушно, не взглянув на имя абонента.
   Какая разница?
   - Ты сможешь подумать не только о себе? Хотя бы сегодня?
   - Рита... - протянула я лениво.
   Вот психолог-недоучка! Нужно растерять последние мозги и совершенно не иметь профессионального чутья, чтобы обвинять меня в эгоизме.
   - Приезжай в больницу. Вова просит. Извел и меня, и мать. Но Алла Сергеевна к тебе обращаться не смеет. Виктор Валерьянович запретил.
   Я перевернулась на живот, глядя в небо. И почему люди не летают? Разбежаться бы, раскинуть руки и взмыть вверх. Высоко-высоко!
   - Во второй половине дня Вову выписывают, - как заведенная вещала трубка. - Перевозим его в санаторий для реабилитации. Сразу - из больницы. Это за городом, туда ты точно не потащишься. Пожалуйста, Саша. Хоть раз в жизни уступи ему!
   - Подумаю. Но не обещаю, - и я сбросила звонок лучшей подруги.
   Мне не улыбалось встречаться с вздернутым носом. Ни в больнице, ни в санатории, ни дома. Нигде. Несмотря на откровения в Потоке, здесь он всё тот же Вовочка. Если б не моя новая авария, родные давно бы пристыдили, что до сих пор не навестила сводного братца. Но пока меня не трогали.
   Не знаю, что заставило поменять решение. Я пошла в ванную, чтобы умыться, и сама не заметила, как принялась приводить себя в порядок для выхода "в свет". Очнулась в коридоре полностью одетая и причесанная. С сумкой и ключами от квартиры в руках. Взглянула в глаза удивленному отражению и повела плечами. Что ж, раз собралась, стало быть, так надо.
   На подходе к серому девятиэтажному зданию больницы чуть не повернула обратно. Слишком много воспоминаний постучалось в голову. Но я пересилила себя, бегом взлетела на крыльцо. На вертушке пропустили без вопросов. Без удостоверения. Дежурил охранник, ронявший челюсть, когда я щеголяла тут в юбке-поясе. Улыбнулся, но, поймав хмурый взгляд, ограничился скромным приветствием.
   Хорошо, что Вову перевели в травму. Переступать порог отделения реанимации и интенсивной терапии я сегодня не согласилась бы ни за какие блага. А, может, вообще никогда. Выше сил видеть бежевые стены, впитавшие ауру болезни, или докторов во главе с Кондратьевым. Наверняка, он и сам рад моему отсутствию. С памятного вечера вызволения Поточных пленников я ни разу не видела заведующего. По телефону говорила всего раз, когда доктор отчитывался о результатах поисков Дмитрия.
   - Привет.
   - А, день добрый.
   Я не сразу признала в девушке, забежавшей в лифт, макаровскую невесту Лизу. Она изменилась за время, что не виделись. Посвежела и похорошела. Округлилась. Добавляли облику позитива яркий цветной сарафан и заколка-цветок в распущенных волосах.
   - Максима выписывают, - поделилась она новостью. - Завтра идём заявление подавать.
   - Поздравляю, - я искренне порадовалась за будущих молодоженов. Растущей внутри Лизы девочке пригодятся оба родителя.
   - Как брат?
   - Тоже готовится покинуть эти стены. Иду навестить...
   Луконина нашлась в коридоре. Стояла, облокотившись на подоконник, и хмуро смотрела вдаль. Напомнила грозовую тучу, приготовившую гром и молнии.
   - Тебя прогнали? - чуточку позлорадствовала я. Не утерпела.
   - Сама ушла, - морщинка на переносице подруги стала глубокой, как у старушки. - Твоя мачеха любого допечет. Видите ли, Вове надо отдохнуть перед дорогой. Согласна, нужно. Но сама-то она там осталась - кудахтать!
   - Привыкай, раз собралась встречаться с ним всерьез. Алла не отстанет.
   Рита грозно засопела. С детства знаю - плохой признак. Она так делала в школе, когда не знала ответа на задаваемый учительницей вопрос. Я перевела взгляд в окно. Деревья в отсутствие дождей оставались зелеными, но трава начала редеть. На горизонте - там, где дорога делала петлю, начали возводить новый микрорайон. Жаль. Мне нравилось нетронутое цивилизацией поле.
   - Пойду, устрою сюрприз Бастинде, - изрекла я со вздохом, чувствуя, что разговора с подругой не получится. Неважно, надолго ли она задержится в Вовиных невестах. Что-то сломалось в отношениях. Ритка перестала меня понимать, а я не заметила, когда это случилось...
   Палата вздернутого носа встретила полумраком. Алла закрыла жалюзи, чтобы солнечный свет не мешал сыночку спать. Я задержалась в дверях, сомневаясь, стоит ли переступать порог. Что сказать сводному брату? Что рада его возвращению в мир живых? И смешно, и грустно. Единственный раз мы разговаривали почти как нормальные люди, пока он лежал в коме.
   - Ш-ш-ш, - зашипела Бастинда, но я смерила её яростным взглядом.
   - У меня времени не вагон. Папа взбесится, узнав, что меня сюда вытащили.
   Лицо мачехи вытянулось. Плохая идея - отыгрываться на ней. Тем более, столь бездарно и примитивно. Но сейчас, когда я жила отдельно, старые обиды казались ярче.
   - Ты приехала!
   Я больно ударилась локтем о дверной косяк. В голосе проснувшегося Вовы прозвучало чересчур много радости.
   - Мам, оставь нас, пожалуйста.
   Бастинда сморщилась, как сухофрукт, который неизменно присутствует в каждой женщине. В смысле, как изюм. Но спорить с сыном не стала. Зато меня наградила коронным испепеляющим взглядом.
   - Почему ты так долго не приезжала? - спросил Вова, пока я закрывала дверь, нарочно оставленную мачехой настежь. - Нам так много нужно обсудить!
   - Что, например? - я прислонилась к стене, внезапно почувствовав слабость. Слишком долго провалялась в кровати. Тело отвыкло от физических нагрузок.
   - Поток...
   Вот тут мне стало совсем нехорошо.
   ... и то, что произошло там между нами...
   Сводный брат говорил и говорил. О том, как меня успокаивал доктор Кондратьев в его палате после возвращения в реальный мир. О встреченном на физиотерапии Максиме Макарове, который ничего не помнил о Потоке. А я, пошатываясь, подошла к окну, открыла жалюзи и впустила в мрачную комнату солнечный свет. Мне необходимо было сделать хоть что-нибудь. Занять руки и не смотреть на Вову.
   К такому повороту события я точно не была готова.
   А потом сводный брат сказал такое...
   - Саш, я больше не хочу ссориться. Мы же взрослые люди. Неужели, не сможем вести себя адекватно и не цепляться друг к другу?
   Честное слово, я расчувствовалась и чуть не разревелась, как глупая корова.
   Мы переговорили обо всём. О моём путешествии по Потоку. О Вовином опыте. О тех, кого там встретили, вызволили и потеряли. Впервые за шесть лет я смогла говорить о закольцованном мире свободно. Почти. Только разговоры о Дмитрии пресекла на корню. Брат смолчал, не стал бередить кровоточащую рану...
   На исходе второго часа в дверь поскреблась делегированная Бастиндой Луконина.
   - Пару минут, Рит, - Вова подарил подруге улыбку, полную искренней нежности.
   Надо же, какие невообразимые пары иногда складываются.
   Кстати, о паре. Я всё-таки поговорила с отцом о тиранском поведении по отношению к пасынку и его невесте. Это стало единственным, на что хватило сил. Или злости. Папа выслушал молча. Пожал плечами. Мол, Владимир может встречаться хоть с дикобразом, раз сей факт не задевает моих трепетных чувств. Язык чесался съязвить, что Луконина, и впрямь, временами напоминает упомянутую животинку, но решила не обострять взрывоопасную обстановку в семье.
   - Ты вернешься в Поток? - спросил Вова на прощание. - Кроме тебя некому помочь застрявшим бедолагам.
   Во взгляде сводного братца светилось столько восхищения, что я не посмела сказать правду. Тактично промолчала и оставила Вову на попечение Риты и Аллы, каждая из которых демонстрировала, что её забота важней и искренней.
   Я медленно шла по длинному больничному коридору, мечтая о контрастном душе и мягкой постели, в которую упаду, покончив с водными процедурами. Взгляд остановился на женщине в светло-синем лёгком платье. Как небо, которым я недавно любовалась. Прислонившись к стене между двумя окнами, она смотрела в палату через приоткрытую дверь. Тихонечко подглядывала, не желая беспокоить. Я узнала даму. Знакомое лицо, утратившее угрюмость.
   - Здравствуйте, Алевтина Ивановна, - поприветствовала я маму Максима Макарова.
   - Ох, Александра Викторовна, - женщина всплеснула руками. - Не заметила вас, простите. Задумалась.
   В палате Лиза, весело щебеча, помогла будущему мужу складывать вещи. Она, и впрямь, походила на птичку, готовую петь в желании поведать миру о счастье. Радовалась "возвращению" любимого и скорой свадьбе, не замечая того, что мне бросилось в глаза мгновенно. Максим слушал и покорно кивал. Но улыбался вымученно, неуверенно.
   Почему я не подумала об этом раньше? Парень и части Перепутий не прошёл. Не разобрался в себе ни на грамм. Демоны остались внутри. Затаились и ждали своего часа, чтобы вновь наворотить дел.
   - Думаете, они будут счастливы? - спросила Алевтина Ивановна.
   - Всё зависит от них.
   - Максим уверен, что родится мальчик. Готовится играть с малышом в футбол и выбирать в магазине машинки.
   - Главное, чтобы ребенок был здоров, - пробормотала я, вспомнив поточного аиста и младенца в розовой пеленке. - Можно вопрос?
   Собеседница подарила благосклонный взгляд, не подозревая, какой кошмар на нее обрушат. Но мне не впервой разговаривать на непростые темы в этой самой больнице. Шесть лет назад - с племянницей Варвары и сестрой Михаила - пришлось труднее. Перед ними сидел напуганный, не готовый к непростой правде ребенок. Теперь я осознанно желала получить ответы. Заслужила их. Макаров из меня едва все силы не высосал.
   - Медсестры рассказывали, в одну из ночей Максим стонал во сне и звал кого-то по имени Рома. Повторял, что "не хотел"...
   Я не закончила фразу, побоявшись спугнуть Алевтину Ивановну разговорами о признании в убийстве.
   Её лицо потемнело. Превратилось в маску тоски и полузабытой боли.
   - Это родственник? - спросила я небрежным тоном.
   - Нет, - дрожащая рука взметнулась к губам. - Соседский мальчик. В нашем старом дворе. Святые угодники! - женщина прикрыла глаза, чтобы не видеть сына с невестой, не замечающих нас в коридоре. - Мы считали, Максим всё забыл. Он был малышом четырехлетним. Невинным и добрым.
   - Что произошло?
   Я не имела права спрашивать. Алевтина Ивановна могла не отвечать, прогнать меня прочь или напомнить, что я чужой человек. Но она впервые за много лет решилась произнести вслух то, что терзало душу.
   - Дети в подъезде играли. Ромина мама зашла к нам - показать новое платье. Мы услышали громкие крики. Мальчики подрались из-за машинки. На ступеньках. Рома лежал внизу - на площадке - и не шевелился. Максим стоял выше. С проклятой игрушкой в руках.
   - И вы переехали?
   - Пришлось. Это был несчастный случай. Неудачное падение. Все дети дерутся и толкаются. Но соседи смотрели на сына, будто он чудовище, - Алевтина Ивановна всхлипнула, но не позволила себе расплакаться. - Максим никогда не говорил о Роме. Он и не понял ничего. А мы не напоминали об исчезнувшем маленьком друге.
   - Вы баловали его, да?
   - Больше, чем требовалось, - улыбка получилась несчастной. - Стоило вспомнить тот кошмар, хотелось сделать жизнь моего ангелочка слаще.
   Мне не импонировала подобная методика воспитания. Мои капризы тоже долгое время выполнялись беспрекословно. Отцом, бабушкой, дедом. В качестве компенсации за раннюю смерть матери. И кем я стала к шестнадцати годам? Вздорной девчонкой, привыкшей получать всё на блюдечке. Не злой, но эгоистичной. Если б не закольцованный мир и талантливая, но бесконечно несчастная балерина с переломанной судьбой, не знаю, что бы из меня в итоге вышло.
   - Вряд ли Максим помнит Рому. Сны - всего лишь сны. Тем более, после комы.
   Я предпочла завуалированную правду. Ни к чему бить по больному. Мать Макса и сама всё прекрасно понимала.
   ...Они вышли из палаты под руку - будущие супруги и родители. Попрощались со мной и пошли прочь в сопровождении Алевтины Ивановны, поспешившей увести их подальше. Воспоминания обо мне будут вызывать горький привкус.
   - Сколько дашь их браку?
   Я подпрыгнула и второй раз подряд ударилась локтем.
   - Блин, Люба!
   И когда успела подойти и встать за спиной? Моя бывшая медсестра и нынешняя приятельница. Почти подруга.
   - С каких пор ты стала пугливой, как заяц? - Любаша обняла меня сзади, глядя вслед семейству, бредущему к лифту. - Так сколько?
   - Года четыре.
   - Неее, три максимум, - отрезала медсестра. - И то, если родители станут на совесть парня давить. Иначе даст деру через месяц после рождения отпрыска. Что? Он же большой ребёнок. Ему надо не пеленки малышу менять, а смотреть, как вокруг него самого родственники скачут. Я знаю. Сама за такого по глупости замуж вышла. Кстати, Александра Викторовна! - Любаша ловко свернула тему о неудавшемся браке. - Меня за тобой прислали.
   - Кто? - вопрос задался на автопилоте, взгляд приковался к обреченным на расставание Лизе с Максом.
   - Как кто? Павел Семенович, конечно. Разведка донесла, что ты в больнице, и он меня делегировал, ибо любого другого ты лесом пошлешь. И болотом в придачу.
   Я вытаращила глаза. Чем моя нескромная персона опять не угодила вредителю-заведующему? Не чай же распивать приглашает.
   - Не пойду!
   Медсестра улыбнулась хитро-хитро.
   - Ещё как пойдешь.
   - Иначе ты поднимешь на уши половину пациентов, и они транспортируют меня под светлые очи Кондратьева в смирительной рубашке и кляпом во рту?
   - Не-а, крайние меры не потребуются. Ты же хороший человек. Не станешь подставлять невинную медсестру. Шеф с меня спросит, если не организую твоё присутствие.
   Нахалка! Тянуло съязвить (по-доброму, разумеется) и уехать домой. Но в Любином ответе присутствовала лишь доля шутки. Обитатели больницы привыкли, что медсестра Трофимова способна выполнить любое, даже самое немыслимое, поручение. "Провал" всенепременно ударит по репутации "президента" в глазах начальника.
   - Ладно, - проворчала я. - Но с тебя причитается.
   - Договорились, - заверила Любаша с едва заметным вздохом облечения. - Обещаю безропотно ходить в разведку и выявлять места дислокации противников.
   - Рада слышать, - поморщилась я, вспомнив злоключения лета. - Но я не буду здесь больше работать.
   - Ох, Александра Викторовна, - отмахнулась медсестра, пропуская меня вперед. - Жизнь - штука витиеватая. Выводит в самые неожиданные места. Не стоит зарекаться...
   Стены "родного" отделения вызвали тягучую печаль. Здесь всегда тише, чем в других блоках. Родственников, способных наделать шума, на порог пускали в исключительных случаях. Сотрудники осторожничали, словно боялись разбудить спящих. Разве что сам Кондратьев, да цербер Галина Степановна смели повышать голос.
   Последняя на меня и шикнула, заметив, как торкаюсь в закрытый кабинет эскулапа.
   - Не ломай дверь! Начальник в 341-ой, где Макаров лежал. Велел, чтоб туда топала.
   Я скривилась, заводясь с пол оборота.
   Кондратьев в своем репертуаре. Назначил рандеву не в кабинете, а в палате, где, наверняка, умирает новый пациент и потенциальный пленник Потока. И не в какой-нибудь палате, а бывшей макаровской, где живут воспоминания. О парне с безвольным бледным лицом, выматывающих экспериментах и круговороте картинок - кусочках мозаики чужой жизни.
   Чему я удивляюсь? Света, потеряв надежду найти Дмитрия, перестала появляться в больнице. Продолжить исследования Кондратьев мог лишь с моей помощью. Ради этого доктор стерпит всё, наизнанку вывернется и пошлет самолюбие в длительный вояж вокруг земного шара. Но напрасны старания! В моей жизни тоже случались трагедии. Меня не пронять дешевым трюком, очередной слезливой историей. Лида - последняя, кто тронул сердце. Я заплатила слишком высокую цену. Хватит.
   Но Кондратьев изучил меня лучше, чем думалось.
   Все возражения на свете растаяли, как тьма поутру.
   На кровати лежала девочка. Лет десяти. Не "помолодевшая" внутри Потока. Настоящая. Белокурые, чуть вьющиеся волосы покрывали казенную подушку. Вены просвечивали сквозь бледную кожу маленьких рук. Заведующий застыл над ребенком памятником укора. Проницательные глаза следили за показаниями приборов сквозь стекла очков.
   - Нет. Без меня.
   Три коротких слова. Всё, на что хватило душевных сил.
   Доктор заговорил, не оборачиваясь.
   - Вы не перестаёте удивлять, Александра. Когда никто не просит лезть в чужие дела, с пеной у рта доказываете необходимость присутствия. Подруга умоляет не разбивать сердце, но вы отнимаете единственное, ради чего она поднимается с постели по утрам. И тут же сами приносите жертву ради двух незнакомцев и родственника, которого не любите. Теперь же, когда необходима ваша помощь, презрительно фыркаете. Нравится всё делать наперекор? Или жаждете утопиться в чувстве вины?
   Я сжала зубы, чтобы не раскричаться в палате.
   Да что он о себе возомнил? Решил поиграть в мозгоправа? С этим братом я умею разбираться в два счета! Научилась, имея под боком Ритку.
   Взгляды встретились.
   - О! - доктор широко улыбнулся. - Сколько пыла. Да, я нарочно позвал вас сюда. В палату, где угасает Полина. Да, я - манипулятор. Света сбежала, а я хочу спасти девочку. Она заслуживает шанс.
   - Где один пациент, там ещё десять. Не вижу смысла начинать.
   - Десять, - Кондратьев устало потер переносицу. - Я бы не заглядывал далеко. Вдруг завтра Поток поглотит эту вселенную вместе с нами. Что до вас Александра... Дело не в закольцованном мире. И не в Дмитрии. Он сам сделал выбор. Главная беда - авария. Вам никто не предъявляет претензий, но вы хотите быть наказанной.
   - Да вы мысли мои читаете! - злость закипела переполненным кипятком чайником.
   - Обойдёмся без взаимных оскорблений, - предотвратил врач новую порцию язвительных замечаний. - Хотите искупить вину? Принесите пользу.
   Кондратьев взял с подоконника стакан и показательно поднял вверх. Я легко узнала хваленый "клейстер" - средство для перемещений сквозь грань, разделяющую два мира. Но не поддалась на провокацию. Подарила злую усмешку и вылетела прочь. Из палаты. Отделения. Больницы. Прошла несколько остановок пешком, не замечая, как усиливающийся ветер треплет волосы.
   В небе громыхнуло. Ещё раз. И ещё. Упало несколько крупных капель. Но я не спешила прятаться в автобусе или под ближайшим козырьком. Шла и шла, не обращая внимания, как капли превращаются в струи. Футболка и джинсы прилипли к телу, мерзкие, холодные. В кроссовках хлюпало, вода переливалась от пяток к пальцам. Но я не останавливалась, радуясь, что под безумным ливнем никто не увидит слёз...
   ...Ночью приснилась поточная животинка. Рыжее пятно на волшебном пляже, где переливалась на солнце чистейшая голубая вода, и пел песню теплый ветер. Конь стоял, не шевелясь. Укоризненно смотрел черными блестящими глазами. Сбежала. Навсегда. Не простилась. Рыжик не впервые терял хозяина. Но Егорка, в отличие от меня, покинул питомца не по своей воле...
   Проснулась я на новом витке вины. Предательница. Конь старался, помогал, встречал, едва пересекала черту. Кто посмеет сказать, что он не настоящий? Да, Поток - не реальный мир, но там всё происходит всерьез. Некоторые существа, вроде войска Михаила или танцоров Варвары - воплощение чужой фантазии. Но Рыжик особенный. Не равнодушный сгусток энергии с пустыми глазами. Он дышал. Чувствовал. Жил...
   Сгусток энергии...
   Я поёжилась, вспомнив, к кому однажды применила это словосочетание. Тень. Ещё одно странное воплощение закольцованного мира. Несбывшееся желание ребенка, мечтающего о доме и маме. Он сходил с ума от одиночества, если умудрился сотворить существо, целиком состоящее из боли и тоски. Как наяву, я увидела новую пленницу Потока. Белокурую Полину, походящую на спящего ангела. Проклятье! Почему меня не оставят в покое?! Все эти коматозники, нуждающиеся в помощи! Не хочу я никого разыскивать и вызволять из плена! Не желаю!
   ...В больницу я приехала поздно вечером, проиграв трудное сражение с совестью. Медленно поднялась по лестнице, постучала в стеклянную дверь отделения, ненавидя свою впечатлительность и манипулятора Кондратьева. Внутрь впустила молоденькая медсестра с пепельными волосами. Хорошо, что Люба не дежурит. Меньше всего я нуждалась в одобрении на круглом лице.
   - Начальник у себя? - спросила я жестко, настраивалась на суровый лад для встречи с заведующим.
   В кабинет вошла без стука. Поймала вопросительный и (вот пропасть!) ни капли не удивленный взгляд. Врач не сомневался, что вернусь.
   - Один пациент. Дальше, что хотите делайте - хоть в лепешку разбивайтесь - но возвращайте Свету. Я в этом балагане участвовать не стану.
   Я ждала, что доктор придерется к грубому слову, брошенному не к месту. Но Кондратьев покорно вздохнул и проворчал:
   - Как скажете.
   А дальше... Дальше я шагнула туда, куда не планировала возвращаться ни при каких обстоятельствах. Прикрыла глаза ладонью, защищая от палящего солнца. Заулыбалась, услышав приветливое ржание. Доброе и родное.
   - Рыжик!
   Я уткнулась лбом в лошадиную шею. Конь замер. Стоял, не шевелясь, как в последнем сне. Укора не выказывал. Рыжик всё понимал: и горечь, и боль, и сомнения. Не осудил бы любое решение.
   - Поработаем?
   Конь заржал и несколько раз кивнул, выказывая готовность транспортировать, куда пожелаю. Я засмеялась и расцеловала лошадиную морду. Подобрав малиновый подол, устроилась в наколдованном седле. Наслаждалась полетом, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Позади одни беды, да разочарования. Впереди... какая разница?..
   Белокурую девочку мы с Рыжиком нашли без усилий, конь точно знал, на каком слое она скрывается. Полина обживалась в сказочном саду (а как иначе его назвать, если у цветов вместо сердцевины человеческие лица?). Устроила среди розовых кустов чайную церемонию для дюжины кукол.
   - Лошадка! С крылышками! - воскликнула девочка, пружиня от волнения на месте.
   На поточную пленницу она не походила ни капли. Взирала на новый "мир" горящими глазищами. Наслаждалась лучшим приключением в жизни.
   Как Егорка когда-то...
   Пришлось завоевывать доверие: расхваливать Рыжика, чаю с куклами попить - вполне приличного на вкус, но чересчур сладкого.
   - По родным скучаешь? - спросила я, изображая, что смакую приторный напиток.
   - Не-а, тут волшебство, - Полина не понимала, отчего я не ценю дары закольцованного мира. - А дома... Дома они. Ругаются всё время.
   Понятно. Родители. Жаль, не выяснила у Кондратьева подробности. Не хотела, видите ли, общаться.
   - Дадите прокатиться на лошадке?
   Я попросила Рыжика не летать высоко, но всё равно жутко нервничала, глядя на крылатую тень, кружащуюся над головой. По саду разносился звонкий смех, беспокоя живые цветы. Они тянулись вверх, силясь рассмотреть, всё ли в порядке с ребёнком.
   - Полина верит, что попала в сказку.
   Я не заметила, как на волшебном слое появился гость. Знакомый, но нежеланный.
   - Это смелость или наглость? - протянула я угрожающе.
   Бледный мальчик Боря, давным-давно распрощавшийся с детством, смущенно улыбнулся.
   - Передай мерзкому деду... - начала я, но он умоляюще выставил вперед руки.
   - Василий Петрович не знает, что я здесь. Узнает, придет в ярость. Но я должен встретиться с вами. Ещё раз. Прежде чем... - мальчик осекся, серые глаза с тоской посмотрели на рыжего коня в небе. - Мы больше не увидимся. Но я должен сказать...
   - Должен? - перебила я со злостью. - С чего бы мне слушать его сообщника?
   - Это очень грубое слово, Александра Викторовна. Да, я с ним. Но я не против вас. Прошу, не перебивайте. У меня послание. От Дмитрия.
   Я сделала неуклюжий шаг назад. Наступила на пресловутый подол и чуть не упала.
   - Он просит, чтобы вы не винили себя. Жили дальше. Дмитрий совершил ошибку, дав надежду - так он сказал. Знал, что ничего не получится. Но поверил в невозможное.
   - Где он? - во рту пересохло.
   - Не здесь.
   - Мне нужно его увидеть! - я схватила Борю за рукав белой рубашки.
   - Не получится, - мальчик мотнул головой. - Всё сложнее, чем вы думаете...
   Сказал и растворился. Вместо плотной ткани я сжала пустоту. Осталась одна в окружении сказочных цветов. Слушала заливистый смех Полины и не имела понятия, как "жить дальше"...
   Кто сказал, что Перепутья бывают только в Потоке?
  
   ****
   Настоящее время
   - Он?
   - Во плоти.
   - Уверена? - переспросил шеф, отлично понимая, что многолетняя война вот-вот перейдет на новый уровень.
   - Да, - ногти вонзились в ладони.
   Я в буквальном смысле заглянула в глаза страху, рассматривая на фото в интернете знакомое до боли холеное лицо. Спокойное. Положительное. Пример для подражания, если не знать всей правды о поступках этого человека.
   - Выглядит моложе. Странно. Он разгуливает по Потоку не меньше тринадцати лет. Я видела его стариком ещё при первой встрече.
   - Вероятно, дело в закольцованном мире, - предположил Семеныч. - Наш неприятель проводит там много времени и внутри стареет быстрее. Но могу ошибаться. Ты в Потоке остаешься сама собой.
   Фото Василия Петровича Янушева - заместителя главврача психиатрической больницы мы отыскали на сайте медучреждения. Дополнительная информация отсутствовала, но это мелочи. Под боком папа, который по первой просьбе проведет разведку на мягких лапах.
   - Полагаешь, Янушев знает о начавшейся охоте? - спросил шеф.
   - Конспирация провалена, - тяжело вздохнула я, сворачивая "окно". - На месте деда, я бы ждала подвоха, как Кирилл оказался в наших руках. Наверняка, негодяю известно, что внук - в моем убежище.
   - Что задумала? Саша, не качай головой. По глазам вижу - в душе целый заговор зреет.
   Губы расплылись в улыбке. Что за человек? Захочешь - не проведешь.
   - У нас есть козырь, Павел Семенович. Доктор Борис, он же слон Сироб и мальчик Боря. Он искренне переживает за Кирилла. Стоит взять в оборот.
   Начальник привычным движением погладил короткую бороду.
   - Я бы спешил ему доверять. Одни шарады вместо реальной помощи. Экраны с видами прошлого, беспочвенные обещания. Александра, вижу, о чем думаешь. Не смей отправляться к нему в одиночку!
   - Хорошо, шеф.
   Семеныч прав. Не заслужил Борис доверия. Пока не заслужил.
   Больницу я покинула в странном настроении. Мы совершили прорыв. Узнали, что давний неприятель - не сверхъестественное существо, а обычный человек. Однажды он, как и мы получил доступ в Поток и научился пользоваться его "благами". Прояснились и слова об эксперименте. Для психиатра закольцованный мир - раздолье. Душу продаст за возможность исследовать поведение людей в нестандартных условиях. Вот только... только...
   Вопросов оставался воз. И главный - как подступиться к негодяю? С точки зрения закона, он не совершал ничего преступного. Скорее, нас обвинят в преследовании. А заикнемся о Потоке, сопроводят под очи Янушева в качестве пациентов.
   Подходя к подъезду, я вспомнила об оставленном дома Вадиме, и сердце скрутилось в трубочку. Перспектива обсуждать прошлую глупую ночь пугала не меньше всей поточной нечисти. Однако старинный друг, внезапно превратившийся в любовника, не опустился до тягостного ожидания. На пороге тихой квартиры встретили две рыжие кошки. Потерлись об ноги и припустились на кухню.
   Увы, планы о чае, душе и мягкой постели пришлось отложить. На трюмо поджидали два послания: запечатанный конверт с надписью "Александре Корнеевой" и записка от Вадима.
   "Письмо засунули в дверь. Нашёл, уходя. Что до остального... Саша, нам придется поговорить. Рано или поздно. Несерьезно делать вид, что ничего не было. Или шарахаться друг от друга..."
   Я отбросила записку. Подумаю об этом потом. Не завтра. Когда-нибудь.
   Пальцы коснулись конверта. Предчувствие катастрофы накрыло с головой. "Сжечь, сжечь, сжечь!" - застучало в висках. Жила же без письма раньше. Значит, и дальше смогу. Но руки работали, трясясь, как при лихорадке. Безжалостно разрывали бумагу.
   "Александра, Потоку остались считанные месяцы. Заканчивайте дела. На своих условиях. Но прежде раскройте семейные тайны. Спросите отца (или бабушку), что на самом деле случилось с вашей матерью. Дмитрий"
   Я не заметила, как сползла на пол. Прижалась спиной к стене.
   Ложь! Всё ложь! В реальном мире Дмитрия не существует. Кто-то другой пользуется его именем. Издевается, бьет по больному. Нет у родных никаких тайн! Мама умерла по абсолютно естественным причинам. Подвело сердце. Вот и всё!
   Верно. Сердце. В тридцать лет. Прекратило биться у здоровой женщины.
   Лучше не думать. Заскулить и забиться в угол. Спрятаться.
   В глубине души я поверила намекам в письме. Потому что знала: между дедом и отцом произошло нечто ужасное. Нечто, напугавшее настолько, что сознание заблокировало воспоминание. На годы.
   Я медленно закрыла глаза, позволяя памяти уплыть назад во времени. В гостиную, где двое мужчин ругались на глазах у несчастной бабушки, бессильной прекратить ссору тысячелетия, и маленькой меня, вставшей с постели после тяжелой болезни. Я видела отца и деда, как наяву - злых, готовых вцепиться друг другу в горло.
   - Будь ты проклят!
   Я дернулась, ударившись затылком о стену.
   Звук! Он включился полустершемся "немом кино"!
   - Виктор, прекрати!
   - Убирайся из моего дома! Не смей переступать порог!
   Голоса становились громче, слова отчетливей.
   - Я не нуждаюсь в разрешении, чтобы видеться с внучкой! - орал дед, во всей красе демонстрируя авторитарные замашки.
   - Последний, кто нужен Саше - это человек, лишивший её матери!
   - Хватит! - дед краснел, вены на шее вздулись, вот-вот взорвутся, разбрызгивая темно-красную кровь. - Ты всё переворачиваешь с ног на голову.
   - Ты - убийца!
   - Это был несчастный случай!
   - Почему же ты замаскировал его под сердечный приступ? - папины руки дернулись, готовые к удару. - Несчастный случай! Почаще говори себе это. Может, однажды поверишь. Но я знаю, что произошло. Ты убил мою жену!
   Детский крик - пронзительный и душераздирающий - разрезал пропитанный яростью воздух. Прежде чем потерять сознание в реальности, я физически ощутила прикосновение рук. Трое взрослых успокаивали перепуганного ребенка, убеждали, что всё в порядке. Но я брыкалась, как дикая кошка. Не желала, чтобы они приближались. Особенно дед.
   Я поняла главное - он отнял у меня маму и разрушил нашу семью...
   ...Очнулась я в кромешной тьме. Квартиру поглотила глубокая ночь. Рыжая кошка самозабвенно вылизывала шершавым языком лицо.
   Из груди вырвался крик. Ярости и глубоко похороненной боли.
   Я пролежала на полу еще часа два. Прокручивала последние события и вернувшееся воспоминание, осознавая непростую истину. Всё, что со мной происходило ранее - путешествия по Потоку, спасенные и потерянные спутники, слёзы, горечь и боль - прелюдия. Впереди невероятно длинный путь.
   Но хватит ли сил и мужества пройти его до конца?..
  
  
   Конец первой книги.
  
   Проду ищите тут
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"