Карета скрипела и скакала на кочках, и кукла Кукуня, сидящая рядом с Джерминаль, подпрыгивала. Теперь у них настоящая карета! С крытым верхом! И лошадь тоже купили, ее Звездочкой зовут, потому что она сама белая, а во лбу - рыжее пятнышко. Раньше Джерминаль с папкой даже в дождь пешком ходили. Бывало, ноги распухали от мозолей. А теперь ездят в своей карете! Можно прямо в ней и спать, а не ночевать у злых дядек на постоялых дворах. И в шутку, и всерьез они называли карету домом.
Папка стал меньше пить, денег за шарманку и флейту давали все больше и больше. Глядишь, так и дом появится! Джерминаль очень мечтала о своем доме - небольшом, на две комнаты, чтобы с печью, где гудит огонь, ей надоело ездить из города в город. Папка говорил, что нельзя нигде долго задерживаться - маги могут выйти на их след.
Сначала Джерминаль боялась волшебства, ей думалось, что люди обо всем догадаются и отдадут ее магам, она пряталась, чтобы только не играть, не быть на виду. Потом привыкла, теперь ей нравилось играть, потому что люди полюбили ее. Они радовались музыке, а Джерминаль ловила отголоски их чувств, и ей тоже становилось приятно.
Она теперь - настоящая добрая волшебница! И это очень хорошо, хоть и опасно. Жизнь стала такой интересной и радостной, что Джерминаль была уверена: с ней не случится ничего плохого, все худшее, все страдания остались позади. Теперь у нее папка, который исправился, и два друга Кукуни - тряпичный Пупсик и Номия с твердым лицом из глины, почти как у настоящего человека. А еще у Номии голубое платье с оборками, Джерминаль хотела такое же, но стеснялась попросить, ей казалось, что она слишком неказиста и ничтожна для такого платья.
Сейчас папка сидел спереди кареты и погонял Звездочку, а Джерминаль играла куклами в кибитке. Пупс был злым колдуном, который похитил принцессу Номию и заточил ее в замке (под лавкой). За неимением доброго князя им пришлось быть Кукуне. Князь искал Номию, чтобы освободить и жениться.
Джерминаль так увлеклась, что услышала зовущего ее отца только, когда откинулся полог. Оказывается, карета уже остановилась в каком-то городке рядом с другими повозками.
Спрятав Кукуню под другой лавкой, Джерминаль высунулась из кареты, осмотрелась: домов много, все деревянные. У дороги - богатые терема с флюгерами и резными ставенками, за ними - дома победнее, куда по переулку спешат люди с мешками, из монотонного гула, такого, как когда гудит пчелиный рой, вырываются звонкие женские голоса.
- Пойдем на базар, купим еды и поищем харчевню, попросимся вечером поиграть.
Джерминаль спрыгнула на землю и зашагала следом за папкой по пыльной дороге, считая отпечатки чужих подошв. Папка купил ей дорогие туфли с каблучком, которые оставляли смешной след, похожий на копытце, она специально ступала в пыль, чтобы ее следов осталось много, и кто-нибудь заметил их, подумал: "О, какая смешная маленькая ножка".
Замечтавшись, она опомнилась уже на базаре, папка как раз шел мимо рядов, где продавали ткани и ленты такие яркие, что болели глаза. Старые и молодые тетки липли к папке, хвалили свой товар, но он отмахивался от них.
В конце рядов были лавки с готовыми платьями, развешанными на крючках. Джерминаль хотела бы себе вон то зеленое с белыми кружевами. Нет, розовое, пышное. Нен-нет-нет - голубое с бантами и оборками, оно как раз маленькое, на девочку. Просить папку она по привычке побоялась, хотя в последнее время он перестал ругаться на нее и начал покупать вкусную еду, будто бы они богатые, и даже кукол. Сейчас она просто остановилась напротив платья, вбирая взглядом красоту.
- Нравится? - спросил отец строгим голосом, Джерминаль покосилась на него с опаской и прошептала:
- Я просто посмотреть, можно?
Золотое платье шевельнулось, повернулось, и оказалось, что оно не продается, в него одета хозяйка лавки - женщина такая же красивая, как ее товар. Ее темно-рыжие локоны ниспадали ниже пояса. Она осмотрела папку с ног до головы, потом - Джерминаль, оцепеневшую от восторга, и сказала:
- Платье как раз на девочку, ей будет к лицу и к цвету глаз. Его сшили для дочери барона, но она передумала и взяла красное. Стоит оно два нома, могу скинуть пять о, будет полтора нома.
Джерминаль закрыла глаза, потому что она в шаге от мечты. Сколько себя помнила, столько хотела подобное платье, но не думала, что достойна такого счастья, и вот оно в двух шагах. Так хотелось протянуть руку и погладить шелк!
- Если подойдет, возьмем, - сказал папка с грустью, и Джерминаль распахнула глаза, сглотнула слюну, вытянула шею, шагнула к платью и принялась заворожено водить по ткани ладонями.
Какое прохладное, скользкое, красивое! Неужели оно теперь ее? Нет, невозможно поверить, она - и такая красота! Шумный базар заглох и отодвинулся будто в другой мир вместе с женщиной в золотом и даже с папкой. Худенькая светловолосая девочка шевелила губами и гладила платье, не в силах поверить в свое счастье, и по ее щекам катились слезы.
Чьи-то ладони легли на плечи, и Джерминаль очнулась, повернула голову - ее побеспокоила красивая женщина в золотом.
- Малышка, давай его сначала примерим!
Джерминаль кивнула и шагнула за занавеску, где сняла коричневое дорожное платье, больше похожее на рубаху, прикрылась шторой, стесняясь своей наготы, но женщина улыбнулась так искренне, что Джерминаль доверилась ей, позволила себя одеть и завязать платье на спине.
- Вот и все. Тебе очень идет, смотри!
Женщина отодвинула шторку и достала из-под вороха тканей большое зеркало, почерневшее по краям, повернула его к Джерминаль, и она ахнула, закрыла лицо руками. На нее смотрела маленькая принцесса с глазами синими, как небо осенью. Шея уже не казалась цыплячьей, щеки - впалыми, ведь принцессам положено быть изящными.
- Ты красавица, - сказала женщина, прислонила зеркало к стене так, чтобы замершая Джерминаль себя видела, зашла ей за спину, коснулась косичек, заколотых на голове. - Давай распустим волосы, и ты сама убедишься.
Когда она расплетала косички, а потом расчесывала волосы гребнем, Джерминаль зажмурилась, улыбаясь, - точно так же делала мама давным-давно. Раскрыв глаза, она снова ахнула, потому что волосы легли белой волной, мягкие, воздушные. Женщина чуть подняла их на висках и закрепила голубыми заколками в форме листиков.
- Как тебе? Нравится?
Джерминаль закивала, выпорхнула из-за прилавка и закружилась, заливисто смеясь. Метнулась к папке, прижалась щекой к его плечу:
- Спасибо! Ты самый-самый лучший папочка! Я тебя люблю.
Повернулась к женщине, воскликнула:
- Огромное... - она раскинула руки. - Вот такое спасибо! Можно я вам сыграю на флейте?
- Джерминаль! - приструнил ее папка, но она обернулась и возмутилась:
- Мне хочется сделать вам приятное!
- Пусть играет, - улыбнулась женщина, и папка вытащил из кармана флейту в кожаном футляре.
- Только одну песню. Слышишь? Одну! Обещай!
Джерминаль закивала и поднесла флейту к губам, всей душой желая поделиться своей радостью, вложить ее в музыку!
Полилась слабая печальная мелодия, звук все нарастал, нарастал, креп. Будто бы проклевывалось семечко: сначала показался тонкий стебелек, сквозь толщу земли пополз к свету, увидел солнце, зазеленел, потянулся вверх, все выше и выше, отбил листья, почки, которые раскрылись синими, розовыми, желтыми цветами. Джерминаль пыталась передать восторг цветения, простор, тепло, радость.
Немного отвлекшись, она смотрела, как меняется мир, как выглядывают продавцы из-за прилавков, и их блеклые лица будто бы освещаются изнутри и становятся ярче.
Ей хотелось, чтобы музыка длилась и длилась, но она вспомнила, что должна приберечь силы на вечер. Джерминаль завершила мелодию, вложив в нее благодарность, улыбаясь, опустила флейту, и на нее обрушился восторг слушателей, они зааплодировали.
- Волшебное дитя, - проговорила красивая женщина, промокая глаза платком.
Папка взял Джерминаль за руку и повел по базару, она незаметно освободилась, приосанилась, ведь все продавцы наверняка сейчас смотрели на нее, такую нарядную, чудесную! Восхищались ею, цокали языками. Даже солнце сейчас светило - только для нее. Как же хорошо, как же здорово и волшебно жить!
За все ее страдания, за все тумаки и затрещины справедливый мир наконец подарил счастье! Папка приценялся, что-то покупал, а Джерминаль улыбалась сама себе и всем людям, она сама сейчас была солнцем.
***
На ночевку остановились в просторной богатой комнате с камином и зеркалом возле входа. Пока папка ходил договариваться в харчевни, чтобы ему позволили сыграть, Джерминаль крутилась перед зеркалом, любовалась изящной принцессой с синими заколками в пушистых белых волосах.
Поверить невозможно, что это - она! Джерминаль сделала настоящие открытие: если ее, заморыша, можно превратить в благородную девицу, значит, и благородные ничем не отличаются от бедных; если их одеть в некрасивую одежду, то никто и не догадается, что это - граф или даже князь.
Интересно, а те, что живут за Драконьим хребтом, - тоже люди? Мама про них страхи рассказывала, папка говорил, что когда служил три года на флоте далекого города Дааля, топил их лодки и видел беззаконников: такие же люди, ни рогов, ни хвостов.
Когда скрипнула дверь, Джерминаль вздрогнула, улыбнулась папке и бросилась обниматься, он поднял ее и закружил. То ли ей показалось, то ли и правда в его глазах читалась грусть.
- Давай, пообедаем, и - за работу. Мы сегодня играем в двух тавернах. Говорил же, не надо развлекать торговцев, теперь тебя хватит только на четыре песни.
- Две в одной харчевне, две - в другой, - прощебетала Джерминаль, отстраняясь и поправляя платье.
- Или будешь мне подыгрывать по чуть-чуть, как в прошлый раз. Ты такая красивая, что деньги должны просто так бросать.
Джерминаль зажмурилась и представила сегодняшний вечер: она стоит в середине зала, все смотрят восхищенно, и какой-нибудь молодой мужчина обязательно подарит цветок, как взрослой бэрри. Не она наиграет, чтобы он подарил, а он сам захочет.
- Хорошо быть богатой, - вздохнула она. - Богатым проще быть счастливыми.
Папка улыбнулся снисходительно:
- Ко всему привыкают, к богатству тоже. Бэрры так же болеют, страдают, теряют близких. Для бэрров быть богатым все равно, что тебе - есть хлеб каждое утро, и они этому не радуются.
Джерминаль кивнула, хотя не соглашалась с ним. Если бы не заработанные деньги, она никогда не узнала бы, что может быть красивой.
***
Сегодня она не боялась, когда выходила к отцу-шарманщику в середину зала харчевни, ей хотелось не спрятаться за папкину спину, а расправить плечи, улыбнуться. Так она и сделала, оглядела собравшихся. Из десяти пустовал только один столик. Как обычно, были мужчины разного достатка (она научилась безошибочно определять богатых), в основном лавочники, ни одного действительно богатого - значит, заработок обещает быть скудным. Один столик занимали красивые яркие женщины, которых папка называл пропащими, было их четыре.
Раньше Джерминаль не понимала, почему они пропащие, теперь догадалась: эти женщины позволяли мужчинам трогать себя за стыдные места. Одно в голове не укладывалось: зачем мужчины это делают? Нравится, наверное. У папки спрашивать она стеснялась.
Улыбнувшись, Джерминаль поднесла к губам флейту, и папка заиграл на шарманке. На миг затихшая публика загудела, донеслись уже привычные смех, брань, звон посуды - людям не очень нравилось, как играет папка. Без волшебства и ее игра не очень нравилась.
Надо чуть-чуть подождать... еще немного... О, пора!
Когда запела флейта, посетители начали смолкать, повернули головы, вытянули шеи. Вам нравится, очень-очень! Хочется отблагодарить музыкантов. Если денег нет, так хоть одну о положить в шляпу на полу! Вам так хорошо, что хочется плясать и петь! Вы - не просто посетители харчевни, вы - бэрры, нет - боги.
Как всегда, самыми благодарными оказались пропащие тетки. Потом бородатые дядьки, почти дедушки, бросили по монете, после - молодые стражники с зеленых кафтанах. Один остановился прямо возле Джерминаль и разинул рот.
Хватит! Надо передохнуть, оставить силы для следующих песен и подключиться к папке в самом конце выступления.
Посетители не успевали остывать к игре, едва они начинали отвлекаться, как звучала волшебная флейта, и они превращались в слух.
Монеток в шляпе становилось все больше и больше. Пока Джерминаль доигрывала песни, гипнотизируя гостей харчевни, папка собирал монеты в мешочек на поясе - чтоб посетители не поняли, что потратили больше, чем хотели.
Ожидая своей партии, Джерминаль рассматривала низ слегка покосившейся деревянной двери, доски почернели от старости и покрылись белесо-зелеными пятнами - то ли мхом, то ли лишайником. Интересно, если пройдет лет пять, вон в тех щелях заведется трава или нет?
Дверь распахнулась, и на пороге появились ноги, обутые в туфли из кожи тончайшей выделки. Джерминаль моргнула и скользнула по гостю взглядом снизу вверх: туфли, короткие, по колено, темно-зеленые штаны с черными вставками по бокам, зеленый кафтан с белым воротом, белоснежная рубаха. Темные кудри до плеч с седыми прядками, коротко стриженная бородка клинышком, усов нет, темные глаза с прищуром, лицо узкое, лоб большой, скошенный. На тонких пальцах, не знавших тяжелого труда, - перстни с самоцветами.
Почему-то от этого дядьки было странное ощущение - будто бы воздух стал плотным и касается щек, лба, шеи, старается проникнуть под одежду, под кожу, в самую душу. В ногах и руках появилась тяжесть. Или - кажется? Джерминаль попыталась вдохнуть полной грудью, но не получилось, словно внутри помимо воздуха было еще что-то.
Незнакомец уставился на нее, словно увидел какое-то чудо, вскинул бровь, отвернулся и зашагал к двери в кухню. Папка шикнул, толкнул в бок, и Джерминаль заиграла, не выпуская странного гостя из вида. Дрожащие пальцы не слушались, и музыка не получалась красивой.
Едва полилась мелодия, незнакомец, который уже почти ушел, замер, взявшись за дверной проем, склонил голову, прислушиваясь. Джерминаль удвоила усилия, хоть ей и было страшно, потому что этот человек богатый, очень богатый, и расщедрится, если его зацепить.
Похоже, получилось. Мужчина передумал заходить в кухню, повернулся, прислонившись спиной к дверному проему. Пусть тебе будет радостно, благородный бэрр! Как если бы у тебя появилась вещь, которую ты давно хотел.
- Хватит, - шепнул папка, но Джерминаль остановилась не сразу, доиграла радость, улыбнулась и чуть склонила голову, глядя на бэрра, представила, как от флейты к нему тянутся серебристые нити.
Мужчина тряхнул волосами, улыбнулся и исчез в кухне. Денег в шляпу он не бросил - или не было, или колдовство на него не подействовало. Папка рассказывал, что богатые покупают защитные амулеты, чтоб никто не смог их заколдовать, жалко, столько сил потрачено!
Незнакомец отдалился, и ощущение тяжести в ногах ослабло, но не исчезло, когда оно снова усилилось, Джерминаль знала, что мужчина приближается, хоть и стояла спиной к двери, ведущей в кухню. Как будто со спины заходила тяжелая туча, прижимала к земле, лишала сил. Сердце пропустило удар и сорвалось в галоп, враз взмокли руки, и выступила испарина, захотелось убежать и спрятаться, но невидимая рука словно удерживала на месте.
Все пропало! Это маг, догадалась Джерминаль и всхлипнула. Папка скосил на нее глаза и оторопел.
- Что случилось?!
Из-за спины прозвучал властный голос:
- Славного вечера, уважаемый!
Джерминаль зажмурилась, шумно сглотнула слюну и втянула голову в плечи, уверенная, что прямо сейчас маг поразит ее, ведьму, молнией, или разрубит пополам. Тянулось время, но ничего не происходило, невидимая рука больше не держала, а поглаживала по волосам, успокаивала, подбадривала, как будто маг не желал зла, и Джерминаль нашла в себе силы открыть глаза, обернулась.
Папка и незнакомец стояли друг напротив друга, будто хотели подраться. Бэрр приложил руку к груди, склонился, папка сделал так же. Богатый кивнул на Джерминаль:
- Давай выйдем, поговорим о девочке. Сам понимаешь, лучше это сделать без лишних ушей.
- Сколько ты хочешь в обмен на молчание? - прошептал отец, незнакомец хищно улыбнулся и указала на дверь.
Джерминаль переводила взгляд с одного на другого и не могла понять, что ее ждет. Если бы маг хотел ее убить, то давно сделал бы это. Неужели он хочет забрать у папки все заработанные деньги? Вот уж нет, у него своих денег хватает.
- Дочка, иди домой, - проговорил папка, и его ладонь накрыла макушку Джерминаль. - Ты меня поняла? Домой, жди меня там.
Конечно, она поняла: домом они называли карету. Значит, надо спрятаться там и ждать - скорее всего, придется бежать. А если маг прочитает папкины мысли и убьет его? Стало так страшно, что Джерминаль схватила папку за руку, прильнула к нему и зажмурилась, чтобы спрятать подступающие слезы.
- Я поняла, да. Домой.
Папка освободился и подтолкнул ее - Джерминаль зашагала к выходу из харчевни, спиной чувствуя, что маг двинулся следом. Переступив порог, она побежала сначала туда, где они остановились на ночлег, потом - к дому на колесах. Воровато оглядевшись, залезла в кибитку и забилась в дальний угол, зажмурилась, закрыла уши руками.
Ей представлялось, что маг уже подбирается к кибитке, и его меч, хлебнувший папкиной крови, сияет на солнце. Место ведьмы - на костре! Как недолго длилось счастье! Спящий, пожалуйста, пусть папка останется в живых! Пусть не случится ничего плохого!
Сначала было просто страшно, потом полегчало, стало тепло, и Джерминаль перестала плакать, прислушиваясь к ощущениям. Кто-то едва касался ее невидимой рукой, тело налилось тяжестью и теплом, голоса слышно не было, но в голове возникали фразы, что больше не будет больно и страшно, все плохое закончилось. Джерминаль понимала, что маг нашел ее, но страха не было, было спокойно и приятно.
- Джерминаль, дочка, выходи, - проговорил папка, и голос у него был странный, будто неживой.
***
Двое мужчин одного возраста стояли у колодца недалеко от харчевни. Первый - бедный шарманщик в кожаных штанах, затертом жилете - хоть и был выше собеседника, сутулился, опираясь на каменную кладку, опускал голову, и седые космы падали на смуглое морщинистое лицо с трехдневной щетиной. Второй - гладко выбритый, роскошно одетый граф - напротив, выпрямился и вздернул подбородок, словно пытаясь возвыситься над бедняком. Если бы прохожий обладал тайным зрением, то увидел бы слабые светящиеся нити, опутавшие шарманщика. Потоптавшись на месте, он проговорил, сверкая глубоко посаженными глазами:
- Она уверяет, что не ходила за дверь и даже не открывала ее! Пощадите! - сутулый повернулся к богатому и уронил себя на колени, сложил руки в молитве. - Она - все, что у меня есть! Мы только играем и никому не делаем плохого!
Граф скривил рот, накрыл эфес меча ладонью, затарабанил по нему пальцами.
- Ну-ну. Не убиваем, не грабим. Всего-навсего заставляем посетителей расставаться с денежками, так ведь?
- Пощади! - губы бедняка задрожали.
Граф смотрел на него, с трудом сдерживая брезгливость.
- Ты знаешь, что ее ждало бы, будь на моем месте маг из ордена Справедливости?
Просящий совсем поник, кивнул, мотнув седой гривой. Потом вскочил, бросился к графу, протянул ему мешок с монетами и воскликнул, сверкая глазами:
- Вот, возьми! Это все что у нас есть, только пощади ее!
Богатый сжал эфес и отступил на шаг, торжественно произнес:
- Меня зовут граф Айро Дельфи, я хозяин этих земель и покорный вассал бэрров Зонн, мне не нужны деньги. Успокойся, я не причиню зла ни тебе, ни твоей дочери, если ты поведешь себя правильно. Встань же наконец!
Шарманщик поднялся, отряхнул колени от белой пыли и снова ссутулился, прячась за длинными космами, как за ширмой, представился:
- Эдорий, вольный человек.
Граф продолжил:
- Как давно у нее пробудился дар?
- Она не ходила за дверь, - снова забормотал шарманщик, но граф прервал его:
- Верю. Иногда... очень-очень редко у девочек пробуждается дар, даже если они его не выбирают...
Шарманщик выдохнул шумно, будто бы испытал облегчение. Граф сказал:
- То что маги ее еще не нашли - чудо. На что ты рассчитывал, таская ее по людным местам? Ваше счастье, что ни у кого не было защитного медальона, который предупредил бы хозяина об опасности... Да-да, любое насильственное магическое воздействие опасно и жестоко карается.
Шарманщик осмелел и затараторил:
- Думал заработать, купить земли, построить дом... Не в селе - в лесу. Или на севере, чтобы нас не нашли...
Граф пожевал губами, посмотрел на шарманщика и махнул рукой:
- У тебя не получилось бы, потому что ты - лгун и пропойца. Разве не ты собирался продать девочку, когда она подрастет? Но потом она начала приносить деньги, и ты передумал.
Шарманщик совсем поник, закрыл лицо рукой. Его собеседник продолжил:
- Продай ее мне, даю два золотых, на это ты купишь два дома, скотину и возьмешь молодую жену, а про девочку забудешь навсегда. Все равно с тобой она скоро погибнет. Клянусь, что я не причиню ей зла, мне нужен ее талант. Ее музыка облегчит страдания тяжело больного человека. Я буду держать девочку в замке, там ее точно не найдут.
Шарманщик успокоился, спросил:
- Зря ты так плохо думаешь обо мне, я люблю ее. Ты, точно, не обидишь мою малышку?
- Если ты заметил, то я поклялся.
Шарманщик нахмурился. Он слышал, что клятву можно обойти, да, граф пообещал, что не причинит зла Джерминаль, но вдруг с его согласия это сделает кто-то другой? Вспомнилось, как она кружилась в новом платье, как прижималась и говорила, что любит, и слезы навернулись на его глаза.
- Два золотых, - напомнил граф.
Шарманщик представил, что он уже не бедный бродяга, а хозяин богатого хозяйства. Вот его новый сруб, еще пахнущий сосновой смолой, с новыми резными ставнями и жестяным флюгером. Вот Эдорий распрягает вороного жеребца и направляется к порогу, навстречу распахивается дверь, и ноздри щекочет запах свежего хлеба, испеченного в печи, тянет теплом, хочется переступить порог и окунуться в позабытый уют родного очага.
Навстречу идет молодая светловолосая жена, на пороге заключает его в крепкие объятия, с радостными криками бегут обниматься его нерожденные сыновья. Картинка отдаляется, становится хрупкой, и снова Эдорий стоит, склонив голову. Из меркнущего будущего и сыновья, и жена и даже вороной жеребец на привязи смотрят на хрупкую девочку в голубом платье, с тряпичной куклой в руке. Она - их погибель, и его погибель, и своя собственная.
Граф прав, Эдорий - простой бродяга, и не сможет защитить Джерминаль от магов. Если продать ее, может, она проживет не пару месяцев, а десять, двадцать лет... Вот только будет ли она рада такой жизни? Как посмотреть ей в глаза и сказать, что он отрекается от нее ради себя, да и ради нее тоже?
- Со мной четверо моих людей, - напомнил о себе граф. - Я мог бы забрать девочку силой, а тебе перерезать горло, но я предпочитаю поступить честно и хочу, чтобы она не боялась меня, ведь нам предстоит жить под одной крышей. Итак, твой ответ...
- Да, - кивнул шарманщик, упал на колени, поднимая с дороги брошенные деньги, улыбнулся, попробовал на зуб один золотой, затем - второй.
- Идем, представишь нас друг другу.
***
Неживой папкин голос так напугал Джерминаль, что она не спешила покидать кибитку, замерла, поджав ноги и беззвучно шепча молитвы. Откинулся полог, и появился папка, живой и невредимый, Джерминаль улыбнулась, бросилась к нему обниматься, но остановилась в середине кареты, ощутив исходящий от него льдистый холод. Нет-нет, папка был живой, но почему-то его губы сжались в нитку, и он смотрел в сторону, будто в чем-то провинился, а за его спиной маячил тот самый маг из харчевни и незнакомые люди.
Предчувствие беды пронзило иглой, и Джерминаль попятилась, мотая головой.
Папка обернулся, залез в карету и сел на лавку, опустив голову и сцепив руки в замок. Он выглядел таким потерянным, что Джерминаль встала перед ним на колени и заговорила первая:
- Папочка, - погладила его по руке. - Этот колдун сделал тебе что-то плохое?
Папка мотнул головой, накрыл шершавой ладонью ее руку и заговорил, все так же не глядя в глаза:
- Дочка... Ты понимаешь, что нас рано или поздно найдут маги, нам нельзя появляться на людях...
- Да. Маг нас уже нашел. Он хочет убить меня, я ведь ведьма... Но почему я еще живая? - Джерминаль развела руками, она больше не боялась за свою жизнь - то ли маг внушил ей, что все будет хорошо, то ли безумно обрадовалась, что папка цел.
- Он не желает тебе зла, но... Ты пойдешь с ним. Он спрячет тебя, а я не смогу... Не смогу тебя защитить!
Джерминаль судорожно вздохнула, папка посмотрел ей в глаза, вскочил и принялся трясти ее за плечи:
- Да пойми ж ты! Я. Не. Смогу. Тебе. Помочь! А он тебя спрячет! Только так ты сможешь выжить!
Папка сгреб в объятия, вытащил из кибитки - Джерминаль так оглушили его слова, что она не сопротивлялась. Она понимала, что умрет скорее рано, чем поздно, взглянуть в глаза собственной смерти было уже не настолько страшно. То, что случилось сейчас, страшнее смерти - ее предал единственный родной человек, и она все еще не могла в это поверить. Отдал чужому дядьке. Отрекся. И ей предстоит долгая жизнь с пониманием, что даже любимые люди... Как с этим смириться?
Колдун взял ее за руку и повел за собой, прошептал примирительно:
- Я подарю ему дом, ты будешь приходить к нему в гости и нянчить младших братьев и сестер...
Ноги Джерминаль словно вросли в землю, она посмотрела на сгорбленную папкину фигуру, жалкую и одинокую. Нет-нет, он не мог так с ней поступить! Маг заколдовал его, заставил!
- Папочка! - закричала она. - Мне страшно, я не хочу с ним идти!
Но папка даже не посмотрел на нее. Силы враз покинули Джерминаль - зачем бороться, когда отец сам отказался от нее? Мама так никогда не сделала бы.
Маг шептал что-то утешительное, но она не слушала, все, что она сейчас способна была слышать - собственное сердце, обливающееся слезами. Она была уверена, что этот маг и правда не сделает ей ничего плохого, но до чего же обидно и больно!
Пока маг вел Джерминаль за руку, она оборачивалась в надежде, что папка позовет ее, вернет, хотя бы обнимет! Но нет, он будто окаменел.
Потом свернули за лавки с посудой, и яркий, как птица-повторюн, дядька в разноцветном кафтане распахнул перед магом и Джерминаль дверцу золоченой железной кареты.
Джерминаль без восторга подумала, что она впервые в жизни поедет в карете, как у князя, но это не принесло ей радости. Дядька-птица-повторюн уселся на козлы, щелкнул кнутом, и карета, запряженная тройкой красивейших лошадей, тронулась. Впереди и позади ехали по шесть всадников - охрана.
Ни что с ней будет, ни куда она едет, не волновало Джерминаль, она смотрела из окошка на мелькающие дома, на людей, косящихся со страхом, и понимала, что ее жизнь никогда не будет прежней.