|
|
||
Я тонула в беспамятстве на грани безумия. Какая-то непроглядная, тяжёлая тьма, от которой меня тошнило, и голова тряслась. Тьма липла ко мне, не давая очнуться. Это не был сон я качалась на зыбких волнах пустоты, то проваливаясь в беспамятство, то выныривая. Я рвалась из этой пустоты, пыталась найти выход. Иногда мне даже удавалось открыть глаза, но понять, что происходит я не могла все было каким-то размытым, каким-то далеким, каким-то путанным. Я открывала глаза и видела лишь тяжёлую черноту. Неподъёмная тяжесть придавливала меня, и мои глаза закрывались. То я чувствовала жуткую тряску, отчего моя голова болталась из стороны в сторону. Иногда ко мне во тьму пробивались звуки гулкие, раздражающие, бессмысленные, звучащие как сквозь вату. Иногда мне удавалось немного приоткрыть глаза. Но все, что я видела обрывки картинок, которые то вспыхивали перед глазами, то тут же угасали, как будто выцветали. Мне иногда удавалось различить кроны деревьев, залитые солнцем. Иногда - светлячков, что кружились в ночном небе. Иногда я слышала топот копыт вьюнов, а иногда - лязг посуды. Иногда меня трясло от жара, иногда - от холода. Неизменной оставалась только тьма. Она окутывала меня со всех сторон. Даже когда я видела небо и солнце - тьма окружала. Иногда мне чудилось, что она, будто вторая кожа, обволакивала меня, стараясь спрятать от всего мира. Иногда тьма падала прядями волос мне на лицо. Она холодила кожу, и убаюкивала. Я рвалась из этой тьмы, но она буквально обволакивала меня с головы до ног. Выбившись из сил, я вновь проваливалась в небытие.
Однажды мне удалось проснуться. Или мне так показалось. Я как будто вынырнула из тяжелого сна. Меня тошнило, голова болела, хотелось пить, позвать кого-нибудь на помощь. Но тело было непомерно тяжелым. Не моим. Я даже не могла пошевелиться. Меня как будто заперли безмолвным наблюдателем в теле. Вокруг меня был мир абсолютной пустоты. Я не видела ничего все вокруг заполонила тьма. Ни звуков, ни запахов, ни ощущений. Только тишина, которая переросла в звон. Я осталась одна. Горькая мысль возникла где-то в пустоте того, что раньше называлось мной. Больше нет никого и ничего. Я стала отсутствием в пустоте. Всё, что было дорого, все, кто мне был дорог, растворились в этой темноте. Никого живого рядом. И мне стало страшно. Страшно оттого, что это может продлиться вечность. Одинокая вечность в ничто. Это хуже смерти. Я заплакала. Тихо. Без молитв. Без слов.
Второй раз я вынырнула из сна так же неожиданно вот я тихо качалась на волнах пустоты, и вдруг мне удалось распахнуть глаза. Я даже сама не поверила, что смотрю глазами. Какой-то серый потолок со странным рисунком из трещин. Краска уже давно пошла пятнами и растрескалась, но теперь потолок украшал замысловатый морщинистый узор, написанный уверенной рукой времени. Мне захотелось потрогать его настоящий ли? Или это мое очередное виденье? Я боялась, что если смогу к нему прикоснуться то он рассыпется, как иллюзия моего воображения. Я боялась, что снова это окажется обманом. Наверное, я сходила с ума, потому что мне чудилось, будто я слышала голоса совсем рядом, но стоило открыть глаза или протянуть к ним руку, я как будто ловила пальцами пустоту и темноту. Никого не было рядом. Вот и сейчас, я тянулась к потолку, уже зная, что стоит мне его коснуться - как он тут же рассыпется искрами пустоты.
Но вдруг кто-то перехватил мою руку, слегка сжал и опустил обратно. Теплые руки приподняли меня за плечи. Я не сопротивлялась, не рвалась, даже не пыталась понять, кто это. Только отрешенно наблюдала за замысловатой сеточкой трещин на потолке. Кто-то уложил мою голову себе на плечо. А я все смотрела наверх. Что-то холодное коснулось моих губ. Влага. Кто-то поднес к моим губам кружку с водой, и теперь такая желанная, такая нужная жидкость потекла по пересохшему горлу. Все мое тело вмиг откликнулось болезненной жаждой. Первые глотки принесли ощущение, что по горлу струится песок, но я жадно его проглатывала, давилась, захлебывалась, но проталкивала воду вовнутрь до тех пор, пока она не кончилась. Я даже не заметила, как вцепилась дрожащими пальцами в кружку, как будто опасалась, что ее отнимут. Но вода просто закончилась, оставив внутри меня чувство неудовлетворённости и чуть меньшей, но все ещё жажды.
Кто-то вновь поднес к моим губам другую кружку, но уже с ароматным нектаром. Мое тело возликовало, и я инстинктивно устремилась к ней, припала губами и закашлялась. В кружке было что-то настолько кислым, что дыхание перехватило, а всё мое лицо буквально сковало спазмом, зубы свело, а язык, похоже, скукожился. Я отпрянула назад, но уперлась во что-то твердое и теплое. Чью-то грудь. Я слабо запротестовала, когда кто-то поднес кружку повторно к моим губам. Попыталась увернуться, отползти. Но кто-то крепко сжал меня, силой разжал челюсти и вылил содержимое в рот, заставил проглотить. Я закашлялась еще сильнее. Хотелось засунуть себе пальцы в рот и стереть эту кислятину, когда перед глазами вновь появилась кружка.
- Только вода.
Проговорил знакомый голос, но я не смогла понять, кому он принадлежит. Глубокий, бархатный, тягучий. На глаза вновь навалилась тяжесть, а по телу вдруг разлилась такая приятная теплота, что меня вновь начало засасывать в сон. Кто-то поднес третью кружку, в которой действительно оказалась только вода. Мои веки вновь сомкнулись. Но, прежде чем я успела провалиться в сон, я успела увидеть черную, как ночь, прядь волос. И знакомое чувство кольнуло меня я видела их в своём безумии.
Я уснула, погружаясь в пустоту, но постепенно тьма вокруг меня стала мягче. Вместо леденящего мрака появилось ощущение тепла, окутывающее меня, как одеялом. Сон, еще недавно беспокойный и рваный, теперь покачивал меня на своих волнах, как дитя в колыбели. Я перестала метаться, перестала искать выход, теперь я только наблюдала за пустотой. Снилось ли мне что-то или приходили воспоминания я не могла различить: они слишком быстро мелькали, как рваные клочья тумана, и тут же истончались, растворяясь, оставляя меня одну. Я чувствовала чьи-то теплые руки, что укрывали меня покрывалом. Я улыбнулась во сне теплому воспоминанию так делал отец, когда я была маленькой. Но улыбка застыла, когда в подсознании всплыло: отец теперь считает меня мёртвой. Эта мысль, словно холодная вода, постепенно вытягивала меня из сна. Я открыла глаза, ожидая боли, но вместо этого обнаружила лишь странное безразличие. Я осталась совсем одна, но даже это меня не расстроило. В голове разлилась тупая боль. Мысли были вязкими, бесформенными тучами цеплялись одна за другую. Во рту стоял привкус чего-то тошнотворного. А под рёбра что-то больно давило. Я попыталась оттолкнуть это локтем, но рядом было что-то большое и тяжелое, а моя рука дрожала от напряжения. Сил шевелиться не было. Превозмогая себя, я сделала еще одну попытку убрать то, что давило под ребрами. Мои пальцы, онемевшие и непослушные, наткнулись на что-то холодное. Сначала это ощущение было едва различимо просто холодный предмет где-то рядом. Но когда я попыталась отодвинуть его, пальцы сами собой обхватили гладкую поверхность, и я что было сил потянула его. С тихим лязгом металл вышел из ножен, а я распахнула глаза.
В моей руке был клинок короткий, размером с обычный нож. Неширокий лезвие было в два пальца в самой широкой части. Острый на вершине и треугольный у основания. Небольшая рукоятка идеально легла мне в ладонь. И лёгкий я едва ощущала его вес в руке. Красивый, опасный, смертоносный клинок. Я оторвала взгляд от него и перевела туда где лежало что-то тяжелое. Это оказался Тень.
Он лежал рядом на кровати с закрытыми глазами. В нижней рубахе, штанах, без обуви. Одна рука покоилась у него на животе, а вторая была закинута наверх, за голову. Расслабленный, открытый. И спящий? Он был совсем рядом, и я слышала, как он сопит во сне. Его грудь и живот плавно вздымались на вдохе и опускались на выдохе. Его дыхание было неестественно ровным, как у хищника, притворяющегося спящим - вдох, пауза, выдох, снова пауза. Слишком правильный для спящего человека. Но взгляд мой приковало лишь его горло. Открытое, незащищенное, и совсем рядом. Я замерла. Клинок уже был занесен он так и повис в воздухе, когда я его вытащила. А Тень Он спал. Безмятежно. Наверное. Но все что мне нужно было сделать это опустить клинок острием вниз, в горло. Промахнуться было невозможно. Рука дрогнула сама. Все мое нутро вопило о том, что я могу от него освободиться. Могу стать свободной. Все забыть. Весь этот кошмар. И вся логика говорила о том же лишь позволить руке самой опуститься. Клинок словно отяжелел в пальцах, словно он сам рвался туда вниз, навстречу с горлом наёмника. Все могло бы закончиться быстро и прямо сейчас. Даже мое сердце рвалось наружу закончить этот кошмар. Пальцы дрожали. А дыхание участилось. Но я медлила.
Клинок задрожал в моей руке, острие замерло в сантиметрах от его горла. Вдруг я осознала, как быстро бьётся его пульс видимый даже сквозь кожу. Живой. Такой же живой, как у меня. Рука сама начала опускаться, будто против моей воли. Я не могу, - прошептало что-то внутри. Не принципы, не добродетель просто невозможность переступить какую-то невидимую черту. Возможно, позже я назову это слабостью. Но сейчас... сейчас это было все, что осталось от той Фиарины, которой я когда-то была. Возможно, это станет самым горьким моим воспоминанием. Возможно. Но когда-то я любила жизнь. Когда-то я любила саму идею жизни. Я стремилась стать жрицей, защищать и оберегать жизнь. Когда-то я была дочерью правителя, которая оберегала и защищала свой народ. Я не могла быть убийцей. Во мне попросту не было нужной для этого жестокости. Я болезненно сглотнула. Возможно, я пожалею. Возможно, он в будущем убьет еще очень много людей. Но ведь сейчас решался вопрос о том кто я? А я не смогу отнять чью-то жизнь. Пусть даже самого гнусного, самого последнего и самого презренного наёмника я не убийца. Моей целью должны были быть Проклятые но они противоположность жизни, они мертвые, озлобленные и губительные для всего вокруг. Жрицы поклялись защищать живых даже ценой своей жизни, и делали это с начала времён. Что, я выберу свою жизнь, но отниму жизнь другого? Я попыталась убрать клинок обратно в ножны, но не получилось. Поэтому я просто положила его рядом с наёмником и легла обратно. Я отвернулась к стене, прижав дрожащие пальцы к подушке. Тело бунтовало против решения в висках стучало, желудок сжимали спазмы, а язык прилип к нёбу от горечи. Но сквозь эту слабость пробивалось странное чувство облегчения я не убийца. Что-то подсказывало мне, что я еще пожалею о своем выборе. И всё же где-то глубоко внутри что-то тёплое дрогнуло. Тихо. Едва слышно. Я обняла себя за плечи и от холода, и от слабости, и от страха перед будущим. Если оно вообще у меня будет.
Додумать мысль я не успела. С тихим шорохом теплое покрывало накрыло меня с ног до головы. Теплая, сильная рука легко укутывала меня, а я чувствовала жар живого тела за спиной даже сквозь покрывало.
- Почему? почти у самого уха, спросил бархатистый глубокий голос.
В ответ я лишь пожала плечами. Что я могла ответить? И что он мог понять из этого? Наёмник, что забирает жизни, что обратил силу богини во вред. Что вместо защиты несет смерть. Даже если бы я сама была бы уверена в своей правоте, разве он бы понял? У меня не было ответа, который он бы мог услышать. Поэтому я лишь пожала плечами и промолчала. Я слышала, как Тень сел, и чувствовала, как он оценивающе и пристально смотрит. Даже покрывало не спасало от ползущего по моему телу внимательного взгляда. Что он хотел увидеть? Он видел уже меня всю, оценил товар, так что же он ищет теперь? Новый способ унижения? Я сжала веки, чувствуя, как по спине бегут мурашки - не от холода, а от его взгляда. Он будто хотел залезть в мои мысли.
- Выпей это.
Тихо, словно шелест ночной травы, прозвучал его то ли приказ, то ли просьба. Я обернулась. Наёмник налил стакан воды и протянул мне. Жажда. Я думала, что забыла это чувство, но тело помнило. Я сглотнула, чувствуя, насколько пересохло горло. Вот только сесть сил мне не хватало. Наёмник заметил мои слабые попытки подняться, и одной рукой, легко, словно я не весила ничего, поднял меня за плечи, и поднёс кружку к моим губам. Я снова жадно вцепилась в нее руками, и начала жадно глотать воду. В какой-то момент я поперхнулась и закашлялась. Часть влаги потекла по моим губам и подбородку. Я попыталась смахнуть её рукой, и тут же нащупала что что-то засохло под нижней губой. Я облизала губы, и почувствовала тошнотворный привкус, будто он тоже ждал хоть капли влаги, чтобы разлиться по моим губам зловоньем. Я не поняла, что это, и инстинктивно подняла вопросительный взгляд на наёмника.
- Тебя тошнило несколько раз.
Спокойно и сухо ответил тот. Отвращение. Вот что я только и могла испытать в этот момент. Всё во мне сжалось от брезгливости. Хотелось стереть с себя даже воспоминание об этом. Наёмник потянулся к кувшину с водой, а я, морщась от мерзкого привкуса, нащупала пальцами не ткань платья, а застиранную простынь. Осознание ледяными щупальцами поползло вдоль позвоночника. Я была без одежды. С мужчиной в одной комнате. Я с трудом проглотила ком стыда, натянула покрывало до самого подбородка и сжалась под покрывалом, чувствуя, как жар стыда поднимается от шеи к щекам. Наёмник, похоже, ничего не заметил, только молча развернулся обратно ко мне и как ни в чем не бывало протянул кружку с водой. Я опустила взгляд и молча приняла питье из его рук. Я боялась смотреть ему в глаза. Боялась, что найду там напоминание о том, как я оказалась без одежды. Наёмник молчал. Я вертела кружку в руках. Мгновения тянулись, как густой сироп по пальцам, и сковывающая тишина буквально звенела отсутствием звуков. Не могу же я тут сидеть две недели в грязной простыне?
-М-моя... одежда... - слова застряли в пересохшем горле, будто я впервые пробовала говорить. Я не узнала свой собственный голос. Сдавленный, хриплый, безжизненный. Казалось, каждое слово забирает кусочек оставшихся сил.
- Осталась на полу комнаты, где ты уснула. Два питейных дома назад.
Я резко вскинула голову и вопросительным взглядом уперлась в наёмника. Два питейных дома назад? Не веря его словам, я огляделась вокруг. Покрывало было темного зеленого цвета, занавесок на кровати не было, а пол украшали только вытоптанные доски. Плетённый стол и плетёные два кресла. Окно было около кровати и выходило, похоже, на задний двор дома. Мои глаза округлялись от ужаса по мере того, как осознавала, что я находилась не там, где потеряла связь с реальностью. Получается
- Ты меня прямо так вез несколько дней?
- Три. Если быть точным. Твой народ уже оплакал и попрощался со своей Фиариной.
У меня сам собой открылся рот, а руки безвольными плетьми повисли. Во рту пересохло снова, хотя я только пила. Три дня. На его руках. На его глазах. Перед чужими людьми. Я сжала кулаки под покрывалом, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Что хуже - что это случилось? Или то, что он говорит об этом так... будто обсуждает погоду?
- Если тебе станет легче: на Теней и их жертв не принято смотреть. Тебя никто не видел, а если и увидел, то ничего не разглядел и уж тем более не запомнил. Не думаю, что кто-то вообще захотел увидеть, что Тень объявилась среди деревьев долины.
Не знаю, должно было мне от этого полегчать, или, наоборот, напугать, но омерзение, которое я испытывала затмило все. У меня буквально вся кожа начала зудеть, от одной мысли, что произошло за это время, от того, где я нахожусь, и от того, сколько унижений перенесла. Я почувствовала себя грязной. На коже осела дорожная пыль, которая скрипела на зубах, на лице - следы моего забвения, в душе - стойкая мерзость.
Неожиданно, словно в подтверждение слов наёмника, в коридоре раздался какой-то шорох. Дверь, как обычно, была распахнута, и до этого момента хранила оглушающее молчание. Но сейчас в коридоре явно кто-то был. Я даже на мгновение забыла, зачем раздирала собственные запястья когтями, и со смесью надежды и удивления подняла голову. Робкая радость, что в этом мире я не осталась одна, наедине с наёмником, шевельнулась в груди. Кто-то нарушил наше до безумия странное уединение. Радость продлилась не долго. Две худенькие служницы питейного дома через силу буквально впихнули свои дрожащие тела в комнату с подносами в руках. Их пальцы побелели, сжимая подносы, а взгляды прилипли к полу - будто бы даже случайный взгляд в нашу сторону мог стать смертным приговором. Девушки, глядя исключительно на свои ноги, перешагнули дверной порог и низко поклонились. Неизвестно, правда, куда. Наёмник расслаблено стоял около прикроватной тумбочки в изголовье кровати. Я подпирала стенку рядом. А девушки в проходе кланялись пустоте в другой стороне комнаты. Наёмник молчал, лениво за ними наблюдая. Девушки дрожали, не осмеливаясь подняться из поклона. По крайней мере, их страх был чистым, непритворным. А я... я уже не знала, что чувствую. Стыд? Да. Но под ним - странное облегчение, что хоть кто-то еще живой осмелился войти в эту комнату. И разочарование если я закричу, они скорее зажмут себе уши, чем попробуют услышать. И грязь в душе
Тень, с намеком на улыбку, наблюдал за девицами склонив голову на бок. А девушки не шевелились. Я уже подумывала им что-нибудь сказать, как-то обозначить хотя бы куда кланяться или что делать с подносами, но засомневалась я сама оказалась в положении хуже, чем они, и не сочтёт ли наёмник это дерзостью? Они были свободны, они могли бояться, могли кричать и убежать. Тень не стал бы их догонять. А я? Я прислонила голову к холодной стене, расслабив тело. Тяжесть от снотворного никуда не делась, она прятались под кожей, медленно лишая меня сил. Только мысли еще бились в голове, как стая пойманных в сети птиц.
Позвать на помощь? Могу. Но последствия я поняла ещё во дворце с того момента, как мне вручили цветок. Тот самый, что теперь висел на моей шее, как метка судьбы. Могу ли я попытаться бежать. Могу. И не могу одновременно. Служницы не интересовали Тень, и от их попыток спастись не будет никаких последствий. Они привыкли получать приказы и их исполнять. Они привыкли подчиняться. Я же привыкла приказы отдавать, когда подчинялись мне. Но теперь они были живыми и свободными, пусть и трясущимися от страха им было за что жить, им было что терять. А мне? Через полторы недели я умру или того хуже. Мой народ и родные считают уже меня мертвой, а те немногие кто успеет признать во мне живую Фиарину, скорее всего погибнут от руки наёмника. Что я могу изменить? Только безразлично наблюдать, как две еще живые души трясутся у входа.
Спустя несколько мгновений одна из служниц, которая была за спиной первой, отмерла, убедилась, что их не убивают, и подтолкнула свою подругу в спину вперёд. Девушка машинально шагнула к столику, вжав голову в плечи. Быстро служницы, никуда не глядя, расставили принесенную еду на стол, и попятились к двери. Несколько раз по дороге поклонились так же в пустоту. Это был заученный ритуал слепых, исполняемый на ощупь в кромешной тьме страха. Девушки выскользнули в коридор, и понеслись прочь со всех ног. Наёмник взглянул на меня, а выражение его лица довольно ясно сообщало: Я же говорил. Я устало прикрыла глаза в надежде вернуться в забвенье. По крайней мере в нём нет ничего кроме пустоты, а это было именно то что мне нужно.
- Пойдем. Тебя надо умыть.
Наёмник шагнул в мою сторону, и одним движением стащил меня с кровати. Я даже глаза открывать не стала. Он все равно сделает то что решил сделать, так какой смысл сопротивляться? Тем более что сил у меня не осталось. Я только вновь хотела оказаться в плену сна и больше никогда оттуда не возвращаться. Интересно, усыпит ли он меня еще раз, если попросить?
Неожиданно я с головой ушла под воду. Обдало ледяным холодом. Тело дернулось от неожиданности и забилось в попытке зацепиться за край, но это уже не требовалось сильные руки уже вытащили меня из воды. Наёмник принёс меня в умывальню, где ждала ванна ледяной воды. От которой кожа покрылась мурашками. И я пришла в сознание. Я не могла удержаться на месте, меня начало трясти от холода, а ноги то и дело подгибались, только сейчас я в полной мере осознала, насколько ослабло мое тело. Удерживали от падения меня только сильные мужские руки.
Наёмник швырнул в воду небольшой сероватый камень обычный согревающий кристалл, какие попадаются на каждом углу в придорожных питейных домах и ночлежках. Вирены, используя силу богини Луны, научились наделять определенные камни способностью почти мгновенно согревать воду, а позже кристаллы начали напитывать ароматными маслами и даже лепестками цветов. В зависимости от размера и породы кристаллы могли поддерживать воду тёплой целую неделю. Но такие кристаллы были изысканной редкостью. Этот кристалл же был дешёвый, потрескавшийся по краям, без всяких изысков. Кристалл булькнул, выпустив пузырьки воздуха, и вода постепенно потеплела не до приятной теплоты, а до той степени, когда уже не морозит, но и не согревает по-настоящему. Хватит, чтобы отмыться, но не расслабиться. Такие камни быстро расходуют заряд, хватает их от силы на пару ванн, а потом снова заряжать. Тем не менее вода в ванне слегка забурлила, а по небольшой комнате пополз ароматный пар, выбивая из носа запах пыли. Наёмник проверил воду, и легким движением оторвал меня от пола, погрузил в воду.
- Снотворное что мы используем, делается из сока ядовитого цветка. Зачем-то начал мужчина. Его пальцы, смывавшие грязь с моего лица, двигались с неожиданной нежностью - будто он стирал не дорожную пыль, а следы моего падения. Странная забота палача Одного раза хватает что бы усыпить довольно крепкого мужчину. Два раза подряд для большинства глубокая потеря сознания. Третий раз приводит к смерти. Твоему организму нужно время, чтобы вывести яд окончательно. Тебе скоро полегчает.
Я лишь смотрела на него широко распахнутыми глазами. Он говорил о вещах, которым в моём мире уже не было места. Я была унижена, украдена и лишена всего чего можно было лишиться. Кроме двух вещей невинности и жизни. И то и другое стало для меня проклятьем. И от того и того бы сейчас предпочла избавиться. Я не слушала наёмника. Его слова тонули в гуле воды в моих ушах - пустые, ненужные объяснения тому, кто уже перестал быть живым. Я ушла под воду с головой, не желая выныривать обратно. Вытащил меня снова Тень. Даже в смерти он мне отказал. Все будет исключительно так как хочет он и тогда, когда он захочет.
Наёмник вымыл меня, быстро, почти не думая и ни на чем не задерживаясь. Но когда дело дошло до волос, его пальцы дрогнули. Провёл по ним медленнее, чем нужно, будто проверяя что-то. Мои волосы тусклые, без признаков благословения, ни светлых, ни темных отблесков. Просто волосы. У жриц они переливаются лунным серебром, у Теней чернеют, как беззвездная ночь. А у меня у меня ничего. И все же он расчесал их пальцами, смывая дорожную грязь, и аккуратно откинул за плечо. Нежно, словно боялся навредить. Меня передернуло. Почему?
Может он еще сам не верил в то, во что я верить всю жизнь отказывалась во мне не было света. Он касался их так, будто искал что-то - может, следы света, которых никогда не было. Или ответ на вопрос, который я задавала себе множество раз а не стали ли они причиной того, почему меня отвергли? Я сама делала так множество раз, когда расчесывала свои волосы, но ответ так и не нашла. Но все же он очень бережно вымыл и вытер мои волосы и бережно уложил их на плечо. Его пальцы на мгновение сжали прядь, будто ловя чей-то невысказанный упрек. Потом резко отпустили. Мужчина отвернулся. А я лишь хлопала глазами. Он разочарован? Или злиться? Или я устала думать. Тень явно объяснять что-то не был намерен. Он уже молча нёс меня обратно в комнату, завернув в полотенце.
Тень был прав вода принесла мне облегчение. Тело уже не так ныло. Кожа как будто вновь задышала. А я хотя бы отдаленно почувствовала нормальное состояние. Я успела лишь мельком взглянуть на себя в зеркало глаза воспалены, на руках следы от ногтей, серая кожа, проступившие мешки под глазами. Мертвец, который еще дышит.
Тень усадил меня в одно из плетеных кресел и указал на еду:
- Тебе надо поесть хоть немного.
Он занял место напротив, пододвинув ко мне тарелку с тушеными плодами, почти небрежным движениями, за которым скрывалась сила и уверенность. Ни спешки, ни надменности каждый жест был отточен годами, будто даже в таком пустяке, как еда, скрывался расчёт и угроза, всем кто его решит побеспокоить. Ложка не звенела о край, лепешки ломались беззвучно он оставлял после себя тишину. Оглушающую. Питейный дом вокруг нас замер. Ни шагов за дверью, ни перешёптываний. Все знали, кто здесь сидит. Все понимали: лучше притвориться глухим и слепым, чем привлечь его внимание. Он ел медленно, с той же непринуждённостью, с какой убивал и, похоже все время, жил. Точные движения, ни одного лишнего звука, только выполнение задачи поесть.
Я же жевала бездумно, не чувствуя вкуса. С таким же успехом у меня в тарелке могла оказаться земля и я бы не почувствовала разницы. Есть я не хотела, но и протестовать сил не было. Глотала через силу, будто проталкивала в себя камни. Пальцы едва удерживали вилку казалось, ещё мгновение, и она выскользнет, звонко ударившись о тарелку. В надежде что хотя бы теплые лепешки разбудят во мне хоть какие-то чувства, я откусила кусочек и начала жевать. Бесцельно, бездумно, безвкусно. И бессмысленно еда больше не приносила ни удовлетворения, ни радости.
Все-таки одна вещь все еще цепляла мое внимание лунный цветок у меня на шее. Я чувствовала его кожей, чувствовала, что он потеплел. Немного, едва заметно. но это было единственным что я ощущала. Инстинктивно я коснулась его пальцами. Теплота разливалась от него. Я все думала может это мои фантазии? Может в этом холодном мире я настолько отчаялась, что цеплялась за отголосок тепла силы богини? Я не знала точно, а спрашивать сил не было. Поэтому жевала лепешку и бесцельно водила пальцами по ожерелью. Я как будто зависла, выпала из реальности происходящего, а все мое существование свелось к поглаживанию лунных лепестков. Я касалась лепестков, как мать лба больного ребёнка. Осторожно, нежно, с надеждой. Я позабыла обо всем. И, кажется, уснула.
Моя голова коснулась подушки, сильные руки вновь натягивали на меня покрывало. Тень отнес меня на кровать. Держать глаза открытыми было не возможно, а думать, что он мог бы сделать не хотелось. Я устала. Чувствовала только как пальцами сжимаю цветок. Тень тоже не удержался и провел пальцами по нему. Ласково, нежно, почти интимно.
- Прелесть. тихо произнес наёмник, поглаживая белые лепестки. ты нравишься.
Сказано было не мне. Или не только мне. Его взгляд скользил по лепесткам цветка, но голос был адресован чему-то большему. Я уже была в полудреме, но слова разобрала, не поняла только их смысл. К кому он обращался ко мне или цветку? Я с трудом распахнула глаза, попыталась сосредоточить взгляд на мужчине, и все равно не поняла. Думать было еще тяжелее. Говорить невыносимо. Но все же я, следуя правилам приличия, произнесла, на всякий случай:
- Меня зовут Мианирия.
Если бы я могла то сделала бы легкий поклон головой как учила Фиранелла, но я не могла. А вот услышать дальнейшее я никак не ожидала. По правилам, при знакомстве и произнесении имени, собеседник должен был сделать тоже самое произнести имя и слегка кивнуть головой, вот только Тень произнес:
- Ты лжешь.
Я удивленно уставилась на него. Такого обвинения я никак не ожидала. Меня обвиняли во лжи своего собственного имени? Как такое возможно было? Я несколько раз моргнула прежде чем наёмник продолжил.
- Ты лжешь сама себе, девчонка. Мианирия дочь Фирана была похоронена вчера во дворце в семейном склепе. Погибла она при странных и ужасных обстоятельствах. А в склеп положили ее полностью завернутую в белую лунную ткань, никто даже лица не видел, никого не подпустили к ней попрощаться. Сегодня ночью были отпеты последние молитвы богине, чтобы она забрала душу Фиарины к себе.
Я медленно проглотила застрявший в горле ком.
- Ты Прелесть без прошлого. И лучше тебе больше никогда не лгать самой себе.
Наёмник резко встал и отошел от кровати. А лежала, бездумно глядя в потрескавшийся потолок. Безмолвие заполонило меня. Прелесть. Без прошлого. Будущего. Надежды. Только привкус пепла на губах как послевкусие сожженной истины.
|