Milton Anna : другие произведения.

Академия демонов. Игры Судьбы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что может быть общего между самовлюбленным принцем, заучкой, первой красавицей Академии, и ленивым изгоем без рода и племени? Совершенно разные... Но у Вселенной на них свои планы. Им предстоит объединиться, чтобы искоренить Зло. Стать ключом к спасению мира. Влюбиться и принять поражение... Стойко преодолеть жизненные испытания, чтобы обрести себя. Приготовьтесь. Судьба сделала свой ход.
      
      Выкладывается здесь
      
      Буду безмерно благодарна за комментарии и оценки)))
      
       ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 23.08.15г.
  ПРОЛОГ
  
  Королевство Шарготт. Провинция Торалион.
  За семь дней до начала Безумия...
  
  Вечернее небо мгновенно заволокла предгрозовая тьма.
  - Должен... успеть... Я должен... рассказать...
  Мужчина, бормотавший это будто в лихорадке, бежал к величественно возвышающемуся над городком королевства замку Совета. Закутавшись в черный плащ, подол которого скользил с непрекращающимся шелестом по мостовой, волшебник с застывшей гримасой глубокого ужаса на морщинистом лице удерживал одной рукой капюшон, срываемый бешеными порывами взбесившегося ветра, а второй крепко прижимал к своему запыхавшемуся телу древний фолиант.
  "Забвение"
  Вновь и вновь это слово врезалось в сознание мужчины, чьи волосы были белее снега, но не от старости, а от усталости, и порождало хаос мыслей.
  - Грядет... - он хрипел, превозмогая онемение в заплетающихся ногах. - Оно грядет...
  Внезапный раскат грома заставил волшебника ускориться. Жадно хватая ртом похолодевший воздух, мужчина начал задыхаться. От паники, изумления, изнеможения, неизмеримого страха перед будущим. То, что он узнал, увидел собственными глазами несколько часов назад, повергло его в непроглядный ужас.
  Минуя опустевшие будто по мановению палочки улицы Торалиона с низкими домиками, беловолосый волшебник мчался под симфонию хлопков ставен окон, нисколько не жалея себя. Его легкие пылали адским огнем от нехватки кислорода, через грудную клетку отчаянно пыталось пробиться неугомонное сердце.
  Вероятно, его господин уже знал о событии, способном изменить весь их необъятный мир. Разрушить его, стереть в пыль, отправить в небытие, сделать так, чтобы Вселенная и не вспомнила о существовании такой крохотной планетки, как Земля, не вспомнила о миллиардах душ, населяющих ее, отчаянно верующих в спасение и покой.
  Сила, что была погребена под слоем тысячелетнего сна, пробудилась. И сейчас она воссияла с яростной силой, проделав брешь в налитом свинцом небе. Волшебник оглядывался, не останавливаясь, каждые две минуты, чтобы убедить себя в действительном наличии того, свидетелем чего он стал. Столб ослепительного света восходил к недосягаемым небесам. Но мужчине казалось, что как раз таки небеса были совсем близко к нему. Грозные, мрачные, рычащие. Он ощущал их бесконечную тяжесть на своих напряженных плечах. Будто природа ополчилась против него - крохотного по сравнению с миром человечка, намереваясь во что бы то ни стало остановить и не дать ему исполнить свое предназначение.
  Мужчина бежал так, словно от этого зависела его жизнь.
  Нет.
  Не так.
  Его жизнь была пустым звуком по сравнению с грядущей катастрофой.
  Что ждет королевство... мир, если ничего не предпринять?
  Начался ливень. Резко, будто спохватившись. Капли дождя, острые, как копья, пытались пронзить землю, врезаясь в камни, из которых была выложена дорога под костенеющими ногами волшебника. Они врезались и в его живую, горячую плоть, переполненную страхом перед неизвестностью, заставляя мужчину шипеть от слабой боли.
  Запинаясь о намокший плащ, волшебник навалился на возвышающиеся перед ним ворота замка Совета и стал что есть силы долбить по ним кулаками.
  - Отройте мне! - завопил он, пытаясь перекричать гнев природы. Она негодовала и злилась, ведь ее покою, покою всему живого придет конец, если не случится чудо. Однако на снисхождение Богов рассчитывать не стоит. Создания, столь далекие от Небес, давным-давно уяснили, что могут рассчитывать только на самих себя.
  Мужчина жмурился от ветра, хлеставшего и раскачивавшего его замершее тело.
  - Откройте же... - просипел он, жмурясь от терзающей его паники.
  Послышался глухой щелчок, и одна сторона массивных деревянных ворот отворилась.
  - Уйди, - волшебник, мгновенно нашедший силы для продолжения своего пути, оттолкнул в сторону слегка оторопевшего стражника. - Я должен...
  - Эй! - окликнул его пришедший в себя мужчина, обнажив меч. - Стой, старик!
  Взобравшись по беломраморной лестнице, волшебник толкнул от себя тяжелую дверь и ворвался в замок. Оглянувшись, он ринулся направо по широкому коридору, утонувшему в гробовой тишине. Внутри было необычайно тихо, словно свирепствующая стихия снаружи являлась лишь безобидной декорацией.
  Его громкое, сбивчивое дыхание и шлепающие шаги эхом проносились по затаенным уголкам потревоженного сознания. Безошибочно следуя по отлично изученному за многие годы маршруту, волшебник поднялся по крутой винтовой лестнице на этаж, где располагался кабинет главного мага Совета - Седдиарда Доблестного. Фамилия говорила сама за себя. Выдающийся, мудрый и воистину могущественный волшебник Седдиард непременно найдет решение, а если и нет, то не позволит панике расползтись, как какой-то заразе, и безысходности подкосить веру подданных великого королевства, которым правил великий король.
  Ввалившись без стука в светлую дверь с расписными узорами, волшебник оказался в просторном помещении круглой формы с гранитным малахитовым полом, высокими потолками, которые поддерживали мраморные колонны, и стенами, увешанными картинами знаменитых правителей и магов; минимум мебели: скромно приютившийся стол у широкого окна в пол, стул, этакий персональный трон Седдиарда с бархатной обивкой и высокой спинкой, а так же парочка редких растений из вырубленных до последнего дерева лесов, некогда принадлежавшим древним расам мистических существ.
  Дико уставший волшебник, едва держась на ногах, устремил неспокойный взгляд на неподвижную у окна могучую, плечистую фигуру, облаченную в длинную мантию цвета индиго.
  - Господин Седдиард, - промолвил волшебник с неподдельным облегчением и сделал неустойчивый шаг вперед. - Я должен сказать вам...
  - Знаю, Генингард, - раздался властный голос Доблестного с оттенком обреченности.
  Промокший до нитки волшебник громко сглотнул. По его лицу, на котором застыл вопрос... множество вопросов, скатывались капли дождя.
  - Я вижу его... - провозгласил взбудораженным тоном Седдиард. Его глаза цвета стали, обрамленные глубокими морщинами, прожигали внимательным, заинтересованным и изумленным взглядом то, отчего так несся Генингард. - Дар Бога демонов Соорона пробудился. Воистину великолепное, но губительное зрелище.
  Растерянно сглотнув, Генингард осторожно подошел к Седдиарду и остановился в шаге за его спиной. Все еще ошеломленные и испуганные глаза вонзились в седой затылок главного мага Совета.
  - Что же нам делать, господин? - отважился несмело спросить волшебник, которого сотрясала крупная дрожь, и он не был уверен, что это было от холода.
  Седдиард Доблестный задумчиво и низко промычал.
  - Что нам делать? - тихо вторил он, прикрыв глаза.
  Генингард замер в ожидании. Без преуменьшения, судьба всего мира висит сейчас на волоске. Мощь, которую таит в себе Дар Бога Соорона, безгранична и разрушительна. Тысячу лет назад, когда артефакт в виде небольшого куба со сферой Чистой энергии внутри, пробудился, началась эпоха Забвения, продлившаяся двести долгих лет. За это время было уничтожено более трех тысяч королевств по всей Земле. Это была война со злом в его истинной форме. Борьба с силой, которую нельзя было схватить за грудки, пронзить копьем, разрубить мечом, или пробить стрелой. И пролились бурные реки крови. Были выложены целые города из костей павших воинов.
  Ад прорвался наружу. Непобедимые твари преисподней, сотканные из Тьмы, уничтожали все на своем пути, никого и ничего не щадя.
  Старцы прозвали ту войну Великим Отчаянием.
  У Генингарда от страха расползались мурашки, и он слабо встряхнул головой, избавляясь от кошмарных мыслей, терпеливо ожидая ответа.
  Седдиард, издав громоздкий вздох, развернулся лицом к волшебнику и одарил его смиренным взглядом.
  - Ждать.
  Вот так просто сказал и вновь устремил глаза к свету, заставляющего небеса буквально бурлить и проливать слезы от невыносимой боли, что доставляла им эта жуткая, темная магия. Генингард хотел было спросить, чего именно ждать, но вовремя укусил себя за язык и тихонечко кивнул, осознав, что даже мудрейший из мудрейших магов Седдиард не сумел бы дать ответ на этот вопрос.
  Волшебник с силой сжал кулаки, укрощая нарастающее беспокойство вперемешку с распаляющимся негодованием, и низко опустил голову.
  Ждать...
  Наступления Хаоса? Смерти? Конца мироздания?
  Генингарда яростно трясло от одного лишь представления о будущем, переполненном болью и душераздирающими криками, мольбами, обращенными к жестоким и молчаливым Богам, о помощи и снисхождении. Познать Отчаяние... утонуть во Тьме... позволить Хаосу очернить души и убить свет... Такова их участь?
  - Да за что нам все это? - процедив это, Генингард испустил судорожный выдох.
  За какие такие грехи они заслужили Гнев матушки Вселенной? За что она так безжалостна с ними? И почему? Почему же Доблестный так спокоен? Неужели он не станет ничего предпринимать, и действительно будет просто ждать?
  - Тьма идет об руку с добром, - провозгласил Седдиард, услышав, как падает духом уставший волшебник. - Испокон веков. Так было, так есть и так будет всегда. Не вешайте нос, друг мой.
  Подняв до щиколоток полы мантии, Седдиард приблизился к Генингарду и положил большую, теплую ладонь на опущенное плечо.
  - Вместе со злом приходит и спасение, - открыл истину маг и вселил росток надежды в сердце волшебника, скованное мрачными думами о безысходности и бессилии перед грядущим. - Как и во времена Великого Отчаяния, явятся Герои и искоренят Тьму.
  "Но сколько придется ждать? Сто лет? Двести? Может быть триста, или пятьсот? Сколько погибнет до этих пор?" опечаленно подумал Генингард, но похоронил разъедающие его сознание вопросы в себе.
  - Совет сделает все, чтобы отсрочить неизбежное, - убедительно продолжил Седдиард. - К сожалению, сейчас я не могу дать точных прогнозов. Но нужно быть готовыми ко всему и в любой момент, - он вздохнул, и его рука соскользнула с плеча волшебника. - Если повезет, спокойствие продлится недолго. Около месяца. Максимум - два. За это время Дар Бога Соорона окончательно скинет с себя оковы многовекового сна и запустит Забвение.
  Да... Слова ничуть не утешили Генингарда.
  - А что, если крах тысячелетней давности повторится? - возведя глаза, в которых плескалась надежда, к лицу Саддиарда, вопросил беловолосый мужчина. - Что, если... если спасения вообще не будет?
  Доблестный, заведя руки за спину, вновь подошел к окну. Его непроницаемые глаза смотрели сквозь плотный занавес дождя на угасающий столб света.
  - Все, что мы сейчас можем, это надеяться на лучший исход событий. Не теряйте веру, друг, когда нуждаетесь в ней больше всего на свете. Тогда и она в вас поверит.
  В груди потеплело, и Генингард расслабил плечи.
  - Я... - его глаза рассеянно упирались в гранитный пол. - Я верю, - прошептал совсем тихо. - Все будет хорошо, - произнес увереннее. - То, что было тысячу лет назад, не повторится вновь.
  Саддиард едва заметно кивнул и с грустью, причина которой была известна только ему, улыбнулся чернеющим тучам.
  Верить полезно.
  Верить нужно.
  Однако Судьба, как известно, любит повторяться.
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  ТОЧКА НЕВОЗВРАТА
  
  
  "Это несправедливо. Они не заслужили того, что им было уготовано..."
  Написано рукой неизвестной ученицы Академии демонов на вырванной, помятой странице тетради, вложенной в книгу теории боевой магии "Ую-дзо".
  
  
  ПЕРВАЯ ГЛАВА
  
  Королевство Шарготт. Окрестность города Эдд.
  Четыре часа до Безумия...
  
  Эсмилен
  
  "У нее был чистый, непорочный ум... Однако это не мешало ей издеваться над студентами и быть настоящей садисткой.
  Но мы все любили ее..."
  Воспоминания Селеринг Вилинан, соседки Эсмилен. Закрытый архив Академии демонов.
  
  
  Библиотека Академии демонов имени Руфуса Адлаарда Бренсвена поражала своими размерами и могла составить достойную конкуренцию национальной библиотеке королевства Шарготт, находившейся в столице Трейелотт.
  Многоэтажная, просторная, с легким налетом древности, она занимала всю восточную башню замка. Бесконечное множество возвышающихся стеллажей, исполняющих роль гигантов, поддерживали сводчатый потолок. В лабиринтах с мелькающими корешками книг легко терялись первокурсники, только-только ознакомившиеся с библиотекой. Да и некоторые ученики-выпускники, не являющимися фанатами учебы, не раз становились заложниками вереницы стеллажей и полутемных коридоров. Помещение было настолько большим, что здесь легко почувствовать себя маленькой букашечкой.
  Библиотека Академии - вместилище книг всех тематик. Начиная от безобидных сказок для малышей и заканчивая серьезной, профессорской литературой. Библиотека Академии - кладезь того самого, что никогда и никем не будет полностью постигнуто. Знания. Не хватит и трехсот жизней, что прочесть содержимое "сокровищницы" замка. Колоссальный багаж информации обо всех известных в мире видах магии, толстые тома заклинаний - светлых и темных, сборники про сглазы и проклятия, легенды о величайших волшебниках всех времен и народов... Имелась дальше запрещенная литература, к которой имели доступ только преподаватели Академии.
  И где-то в отдаленном уголочке в окружении верных, бумажных друзей над столом склонялась девушка с короткими, чуть взъерошенными и волнистыми волосами цвета океана, которые мешали ей сосредоточиться на решении алхимической формулы. Пыхтя и откидывая их назад рукой, Эсмилен медленно выходила из себя. И какой черт дернул подстричься перед новым учебным годом? Сейчас сиди и мучайся.
  Вообще она человек спокойный... ну, когда ее не пытались вывести из себя, а это происходило довольно-таки часто, так как юная демонесса была главой студенческого совета Академии. На ее хрупкие, девичьи плечи возлегла огромная ответственность, которую мисс Стилнали торжественно клялась нести до окончания учебы. Правда, ее пыл поубавился, точнее от когда-то яростного пламени остался крохотный огонек, спустя год после назначения, и несчастная девушка поняла, какой это геморрой. Ученики Академии вечно что-то чудили, а отвечать за это приходилось Эсмилен. Все-таки, не стоило ей выдвигать свою кандидатуру на роль председателя совета и уступить это место Айлану со снобистскими наклонностями, который спал и видел, как бы командовать всеми.
  Зря она ввязалась в это... ой зря.
  Но теперь не отвяжешься.
  - Та-а-ак, - грызя колпачок магической ручки с безграничным запасом чернил, Эсмилен метала синие глаза от одних знаков формулы к другим.
  Она напрягла все извилины, чтобы определить, наконец, то упущенное звено в цепи, которое помогло бы ей узнать решение формулы инфирации Паучьего когтя* (вид драгоценных камней сине-черного цвета Долины Брадрагор). Иначе говоря, перевести вещество в жидкое состояние. И хотя над подобным она должна будет ломать голову только через три года, когда перейдет на шестой курс и начнет проходить "Основы трансформации твердых, сложных материй", ее неуемное желание познавать все новое просто не позволило Эсмилен пропустить эту формулу мимо внимания.
  Эсмилен Стилнали была умна не по своим годам. Она поступила в Академию на год раньше остальных. Ей только-только стукнуло девятнадцать, но иногда она могла поставить на место некоторых своих педагогов, и те не очень любили ее за дерзкий нрав, но уважали за тягу к знаниям. Эсмилен стремилась открывать неизведанное, и не только из спортивного интереса, чтобы утереть многим нос, как считали некоторые... ну ладно, все. Она точно знала для себя, что после окончания Академии станет ученицей самого выдающегося и без сомнений гениального алхимика королевства Шарготт Дугреана Стилнали - своего родного дяди, брата отца. И хотя демонов не воспринимали всерьез и уж тем более не считали отличными магами, полагая, что лучшее, на что способны существа с темной кровью (а кровь у демонов черная и чертовски горькая), это быть стражниками, солдатами, политическими личностями и злодеями, род Стилнали из поколения в поколение доказывал, причем успешно, обратное.
  Ну а после того, как Эсмилен станет квалифицированным магом широкого профиля, она устроится работать в Ассоциацию Алхимиков, построит карьеру, доберется до самых вершин и, если повезет, займет место среди Высших в Совете Магов королевства. Это было ее мечтой. Ее целью. Ее всем. И Эсмилен ни за что, ни за что не сдастся, не отступит. В лепешку расшибется, но добьется своего.
  Упрямство досталось ей от горячо любимой матушки.
  Инстинктивно найдя пальцами медальон на шее с красным, сверкающим рубином, вставленным в серебряный овал, Эсмилен до боли закусила нижнюю губу и чуть ли не заплакала. Неужели ей не разобраться с этой формулой? Она же решала задачки и сложнее! Хотя Паучий коготь относился к одним из самых сложных по структуре твердых материй, Эсмилен была переполнена непоколебимой уверенностью в своих способностях. Но ее знаний, как выяснилось после трех часов непрерывных дум, оказалось недостаточно.
  - Я безнадежна, - вынесла вердикт самой себе демонесса и с приглушенным звуком стукнулась лбом о край стола, освещаемого волшебной лампой.
  - Эсмилен!
  Синеволосая приоткрыла один глаз, услышав отдаленный и знакомый голос девушки.
  - Эсмилен, ты где-е-е? - голос стремительно становился ближе, и вот уже через несколько секунд мисс Стилнали увидела сквозь темно-сапфировые пряди волос, скрывшые измученную гримасу, свою одногруппницу.
  - Андраина? - слегка удившись, Эсмилен выпрямилась и протерла глаза, которые внезапно начали слипаться. - Ты чего?
  Стройная, невысокая девушка с мелкими кудрями оттенка кунцита все никак не могла отдышаться.
  - Там... - Андраина положила руку на грудь, словно так ей проще привести дыхание в норму. Эсмилен отметила, что на девушке все еще была учебная форма: черная складчатая юбка до колен, черная блузка и черный пиджак с эмблемой Академии; хотя занятия закончились около четырех часов назад.
  Эсмилен нетерпеливо вскинула бровь.
  - Так что?
  Эсмилен была похожа на фарфоровую куколку с тонкой фигурой, большими, вечно горящими иолитовыми глазами, окаймленными веерообразными, бархатными ресницами, пухлыми вишневыми губками и нежными, мягкими щеками. Но каждый в Академии не понаслышке знал о строгом характере девушки. С виду хрупка, а в душе тверже стали. Бойкая, активная, независимая, смелая и упорная. Неукротимая, жесткая, местами взбалмошная и чуточку азартная. Она - калейдоскоп противоречий. Каждый второй считал Эсмилен странной и немного сумасшедшей, но к ней прислушивались, не смели оспаривать, безукоризненно выполняя то, что она требовала.
  - Там... - дико вымотавшись за время, которое Андраина добиралась до библиотеки Академии, она резко втянула в себя воздух и на шумном выдохе выдала сразу и все, что собиралась сообщить Эсмилен. - Бенс разучивал новое заклинание и взорвал гостевую комнату нашего факультета. Мы не знаем, что делать, - в ее высоком голоске сквозило отчаяние вперемешку с мольбой. - Выручай, Эсмилен! - Андраина сложила ладони на уровне груди, взывая о помощи неподвижную, синеволосую одногруппницу. - Бенсу крышка, если учителя прознают о том, что он сделал!
  Выслушав знакомую, Эсмилен устало потерла лоб. Нет. Она не злилась на непутевого парнишку, который постоянно что-то чудил. Взорванная гостиная факультета - могло быть и хуже! Эсмилен точно знает. И делать ему замечания совершенно бессмысленно, потому что он неизменно пропускает их мимо своих больших, оттопыренных ушей.
  - Интересное, какое такое заклинание он учил? - пробурчала себе под нос будущая великая алхимичка.
  Ответом ей послужил скулящий стон Андраины, которая беспокойно прыгала на месте от нетерпения.
  Лениво закрыв большую тетрадь с так и не решенной формулой, Эсмилен неторопливо поднялась со стула и потянулась, разведя руки в стороны. Раскрыв пухлые губы, она громко зевнула. Конечно, было бы неплохо для профилактики отказать, и пусть Бенс сам думает, как исправлять то, что натворил. Но Эсмилен все равно окажется втянутой в это, потому что она несет ответственность за все, что делают адепты.
  Глава студенческого совета на то и нужен, чтобы выполнять всю "грязную" работу, связанную с проказами учащихся, вместо преподавателей. К ним можно обратиться только в крайнем случае. Например, если кто-то разрушит всю Академию.
  - Ладно, - вяло отозвалась Эсмилен, отходя от стола, на котором остались ее учебники.
  После того, как разделается с Бенсом, вернется и обязательно решит формулу. А вовремя отсутствия девушки никто и близко не подберется к старому, слегка потертому изданию "Алхимических формул за шестой курс". Во-первых, потому что в основном библиотеку посещает лишь Эсмилен. Особенно по вечерам, когда можно насладиться свободным от занятий временем и побездельничать, посплетничать, повеселиться или уединиться парочкам в укромных местечках Академии, чтобы поделиться друг с другом пылающей любовью, струящейся ослепительными потоками из наполненных неутолимой страстью сердец. Во-вторых... студенты еще жить хотят. Все прекрасно знают, что Эсмилен любого нашинкует, у кого только мысль мелькнет о причинении вреда ее книгам.
  Возвышенная до самых небес согласием Эсмилен, Андраина хлопнула в ладони в порыве нахлынувшей радости и озарилась лучезарной улыбкой. Эсмилен слегка смутил чересчур возбужденный вид розоволосой. Ей даже почудилось на мгновение, будто бы в сверкающих глазах Андраины она видит, как ее душат в благодарных объятиях эти тоненькие, но неожиданно обретшие исполинскую мощь девичьи ручки.
  Немного поежившись, Эсмилен безмолвно кивнула Андраине, как бы говоря идти за ней. Лихорадочно закивав, миниатюрная девушка с кудряшками цвета рубеллита послушно побрела следом.
  Достаточно быстро выбравшись из лабиринта стеллажей, студентки оказались в одном из многочисленных, петляющих и длинных с высокими потолками, украшенными блеклым орнаментом в виде густой сети волнистых линий, переплетающихся между собой, коридоре. Вечернюю тьму, так и жаждущую заполнить своей бескрайностью Академию неслыханных размеров, прогоняли бронзовые, изящные люстры с хрусталем и зажженными свечами.
  - Насколько все плохо? - осторожно уточнила Эсмилен, решительным шагом ступая по ровному каменному полу.
  - Ну-у-у... - замялась Андраина, пристроившись за ее хрупкой спиной и выворачивая свои пальцы от нервов.
  Эсмилен прикрыла глаза и едва заметно покачала головой.
  - Хоть что-нибудь уцелело?
  - Да! - на этот раз бодро отозвалась розоволосая.
  "И то хорошо" снисходительно подумала Эсмилен.
  Пусть до общежития учащихся на факультете рунической магии, алхимии и целительства лежал через четырехэтажное, недавно заново отстроенное после одного несчастного случая общежитие стихийников. Эсмилен автоматически поморщилась, когда ее глаза своевольно проделали дорожку, миновав огромное расстояние, к трем окнам на мужской половине здания, в которых был зажжен свет, - просто там проживала одна бессовестная и нахальная личность, от каждой встречи с которой талантливую демонессу начинало страшно воротить.
  Миновав аккуратно подстриженную лужайку перед своим общежитием, Эсмилен на секунду остановилась перед входом. Она закрыла ладонью рот и нос, вдруг ощутив резкий запах гари. Бросив на смущенную Андраину вопросительно-недоумевающий взгляд, которая в ответ неуверенно пожала плечами и выдавила улыбку а-ля: "Это же Бенс", Эсмилен закатила глаза и потянула на себя дверь.
  От некогда большой, уютно обустроенной гостиной факультета, в которой столпились изумленные парни и девушки, не осталось ничего, что могло бы умиротворить уставшую после тяжелого учебного дня душу адепта. Почти вся сожженная мебель, стены и потолок, покрытые копотью, предельно ясно указывали на то, что здесь был пожар. Причем не пустяковый, а самый настоящий! Хорошо, что хоть без жертв. А в центре гостиной, держась за голову и покачиваясь взад-вперед, сидело рыжее недоумение по имени Бенс.
  Протиснувшись вперед и внимательнее осмотревшись, Эсмилен с трудом похоронила в себе горький стон. Ее сердце медленно разрывалось на части от обиды за гостиную. Несчастная, ей пришлось пережить такой стресс... Удивительно, что девушка испытывала дикое сострадание к тому, что не имеет разума и души. Однако синеволосая демонесса была убеждена в обратном.
  - Потрудишься объяснить? - сдержанным тоном обратилась к Бенсу Эсмилен.
  Парень вздрогнул и возвел на девушку, грозно нависшую над ним с упертыми в бока кулаками, перепуганный взгляд.
  - Я... - начал лепетать Бенс, - я проводил опыты...
  - В общей комнате отдыха? - не выдержав, прервала его Эсмилен.
  Снова вздрогнув, кареглазый адепт медленно кивнул.
  - Ну да...
  - Известно ли тебе, - понизив голос, мисс Стилнали наклонилась к Бенсу, - что для этого существуют специальные помещения, называемые лабораториями, ммм?
  Рыжеволосый парень немного отклонился, не в силах отвести взгляд от пронзающих насквозь васильковых глаз. Он выглядел, как загнанный хищником в угол маленький, несчастный зверек. Эсмилен даже стало жаль его. Но она тут же подавила в себе порыв сжалиться над Бенсом.
  Никакого сочувствия к таким недотепам!
  - П-прости, - всхлипнул Бенс, сделав виноватую мордашку. - Это вышло случайно...
  Как можно случайно взорвать гостиную?!
  Эсмилен нахмурилась. Лицо парня стремительно приобрело бледно-зеленовато-желтый тон, а глаза кофейного оттенка так и молили Ее Непреклонность о прощении.
  - Я исправлю то, что ты сделал, - нарочито неторопливо начала она, растягивая слова и наблюдая, как от всепоглощающего страха ускорилось дыхание Бенса. - Но учти, - совсем близко наклонившись к несчастному, Эсмилен перешла на вкрадчивый шепот, от которого у студента затряслись поджилки. - Остаток этого месяца и весь следующий ты будешь моей тенью, верной собачонкой на побегушках, беспрекословно исполняющего все, что я потребую. Ты будешь учиться, учиться, учиться и еще раз учиться. Я заставлю тебя полюбить правила и следовать им, - это прозвучало страшнее всего ранее сказанного. - По-онял?
  Эсмилен солгала бы, если бы сказала, что не тащится от власти, которую имела над студентами. Необычайно сладостное ощущение эйфории, возникающее, когда она командовала, отчитывала, выручала и наказывала, не сравниться ни с чем на свете. Украдкой в собственном воображении она сравнивала себя, в некотором роде, с божеством. Богиня Академии демонов - умная, благоразумная, целеустремленная... симпатичная такая. Это было ее безумием - тем, что будоражило сознание и приводило в бесконечный экстаз. Она обожала предводительствовать так же сильно и бескорыстно, как влюбленные - любовь, заядлые модницы - дорогую, роскошную одежду, сладкоежки - вкуснейшие пряности, поэты и художники - своих муз.
  Бенс покорно качнул подбородком, у него все равно нет другого выхода. Либо подчиняться председателю студенческого совета в юбке и со своими очень странными тараканами в голове, либо получать нагоняй непосредственно от учителей и ректора, которые уж точно не будут к нему столь благосклонны и вызовут родителей, или, вполне вероятно, вовсе отчислят.
  - Вот и славно, - пронзительный холод нефритовых глаз с поразительной быстротой сменился проблеском легкомыслия.
  "Уж лучше быть рабом этой ненормальной, чем вылететь из Академии и с позором вернуться домой" - наверняка именно такие мысли блуждали по просторам сознания Бенса, когда он выдохнул с шумом и облегчением, позволив себе чуть-чуть расслабиться.
  Эсмилен собиралась вернуть гостиной ее прежнее состояние с помощью целительного заклинания обратимости, которое восстанавливает внешний вид и содержимое, вплоть до атомов, неодушевленных предметов любых форм, размеров и количестве. Правда, с количеством все зависит от того, сколько волшебной энергии имеет потенциальный маг. У кого-то сил может хватить на возрождение целого города, а кто-то и ручку починить не сможет.
  Этим заклинанием Эсмилен овладела в совершенстве еще в прошлом году. Очень полезное и часто применяемое девушкой, однако она тщательно скрывала эту информацию, боясь за свою незапятнанную репутацию. Ни что, даже самая незначительная мелочь, и никогда, ну, по крайней мере, до окончания учебы в Академии, не должно омрачить ее.
  Сосредоточившись, Эсмилен замерла в центре гостиной. Взволнованный и заинтересованный Бенс отполз назад, к не менее любопытным адептам, на безопасное расстояние, - мало ли что, вдруг председатель какую-нибудь крутую, и не исключено, что безумную, но бесспорно эффективную штуку провернет?
  Затаив дыхание, все приготовились увидеть настоящее чудо - на меньшее они и не рассчитывали, ведь это Эсмилен! Самая способная студентка Академии демонов! Она неустанно изумляет как адептов, так и преподавателей.
  Но не произошло ничего ошеломительного. Не задрожали стены, не вырвался шар ослепительного света из груди девушки, и даже ветер не растрепал ее волосы, добавляя атмосфере зловещие оттенки. Однако будоражащее тело и разум напряжение не покинуло кусающих губы в нетерпении ребят. Они заохали и зашептались, когда из раскрытых к верху ладоней Эсмилен заструились ввысь тонюсенькие, хрупкие нити, источаемые неяркое белое сияние. Извиваясь и переплетаясь между собой, вскоре они создали некое подобие сотканного из чарующего света покрывала невесомой магии. Оно мирно колыхалось, словно волны теплого моря, ласкаемого нежными лучами угасающего июньского солнца, и поднялось к потолку.
  Эсмилен прислушивалась к своему размеренному дыханию и, чтобы не потерять контроль, представляла себе это невероятно голубое море, которому не видно конца, и позлащенный закат, дарующий миру свою бесконечную любовь перед тем, как умереть, но с зарей возродиться и воссиять с новыми силами.
  А воздушное, сияющее одеяло, созданное демонессой, расползлось по стенам, охватывая новые территории, заставляя пораженных красотой сравнительно несложного, целительного заклинания обратимости адептов плотнее прижаться друг к другу, переместиться ближе к центру большой комнаты. Тесно переплетенные друг с другом нити стали поглощать в себя копоть, восстанавливать абажурные светильники, бархатную обивку диванчиков и кресел.
  Все обретало прежний вид: мягкий ковер, тумбы, картины, льняные шторы, разбросанные книги, скомканные листы бумаги у мусорного ведра. По истечению нескольких минут гостиная будто и не горела в пожаре по вине Бенса, который, повиснув на плече широко улыбающейся Андраины, сейчас едва ли не плакал от счастья. Он был рад результату безупречно выполненной работы Эсмилен.
  Его жизнь спасена!
  Но не стоит спешить с выводами...
  Распахнув глаза, как только покрывало света рассыпалось на миллионы искрящихся крупиц, а затем исчезло, Эсмилен отряхнула ладони и развернулась к рыжеволосому парню.
  - Спасибо! - его колени предательски подкосились, но Андраина поддержала друга, чтобы тот не рухнул на пол, на котором не осталось ни единого пятнышка сажи.
  - Не благодари, - ответила Эсмилен таким тоном, что продолжение: "Ведь я еще заставлю тебя пожалеть за свою помощь" так и напрашивалось.
  Оставив позади неразборчивый гул голосов, Эсмилен вернулась в библиотеку, чтобы выжать из своих извилин последние соки и добить-таки неподдающуюся разгадке формулу.
  ...Но спустя два часа девушка окончательно убедилась в том, что ей не победить кучку цифр и иероглифов. Эсмилен даже началось казаться, что она слышит их злорадное хихиканье с исчирканных тетрадных листов.
  Она с достоинством приняла поражение в этой битве, что совершенно не значило об окончании непростой войны с алхимической формулой. Поэтому завтра Эсмилен обязательно разберется, что и к чему. Завтра она непременно поймет, что упустила для превращения Паучьего когтя в жидкое состояние. Завтра головной боли станет меньше.
  Эсмилен сгребла со стола свои книги и поплелась к выходу из библиотеки. Споткнувшись во время зевка у выхода из учебного здания Академии, синеволосая вяло ухмыльнулась и потрясла головой.
  "Не спать" снова и снова повторяла она про себя, чтобы не свалиться тряпичной куклой где-нибудь по дороге к общежитию. Стонущая боль в мышцах от предвкушения скорого отдыха вынуждала девушку не плестись, как черепахе, а бежать. В животе Эсмилен запорхали бабочки, когда она представила, как завалится на кровать, щекой провалится в мягкую прохладную подушку, предварительно взбив ее, и сама вцепиться в Морфея - ему даже уговаривать ее не придется.
  Но перед этим ей предстоит совершить ежевечерний и отнюдь не желанный обход по женской половине общежития, который каждый раз отнимает огромное количество нервных клеток, чтобы проверить, все ли на своих местах и готовы отправиться в страну грез. Эсмилен была "удостоена честью" проводить эту необходимую процедуру учителями и лично ректором.
  Какое везение...
  А все дело в том, что есть этакие любительницы принять у себя в гостях представителей противоположного пола, которые не только наглым образом отказываются возвращаться восвояси добровольно, и их обязательно нужно вызволять с помощью пинка по одному месту, так еще и научились маскироваться и прятаться, - в общем, делать все, чтобы остаться у девочек на ночь и бог знает чем с ними заниматься.
  Какая же все-таки Эсмилен несчастная.
  Немного пожалев себя, демонесса заглянула в свою комнату и с некоторыми удивлением заметила отсутствие Селеринг - соседки, которая обычно в это время видит уже десятый сон. Оставив горку учебников на письменном столе, вечно захламленном книгами и различными безделушками Селеринг, и выскользнула обратно в светлый коридор общежития.
  "Ну, поехали" со вздохом Эсмилен осторожно постучалась в соседнюю дверь и заглянула внутрь...
  
  За сегодняшний обход она обнаружила в женской половине общежития четырех парней, двое из которых были пятикурсниками, да еще и с другого факультета! Это какими бессовестными надо быть, чтобы вероломно вторгаться на чужую территорию, да еще и не страшиться гнева самой председателя совета студентов Академии?!
  В возбужденном состоянии Эсмилен чуть ли не с толчка ноги ворвалась в последнюю комнату, которую нужно было проверить на наличие беспардонных гостей, и из которой доносилось несколько голосов: она узнала два сопрано, принадлежавших Карии и Шанне, а вот мелодичный бас ей был незнаком.
  - А ну проваливай к себе! - Эсмилен с горящими от злости глазами схватила за шиворот вальяжно разлегшегося на кровати Шанны адепта с длинными, морковно-рыжими волосами, убранными в пучок.
  - Эй! - смех резко прекратился, и парень, растерявшись от решительности, с которой мисс Стилнали желала вызволить его прочь, грохнулся с кровати.
  - Эсми! - захныкала Кария. - Мы же просто болтали!
  - Комендантский час, - властно рявкнула Эсмилен, негодующим взглядом укротив в расстроенной блондинке какое-либо желание перечить ей.
  Кария и Шанна переглянулись и, поджав губы, кисло кивнули.
  Выпроводив нарушителя за дверь, Эсмилен собиралась уйти вслед за ним, но краем глаза уловила аккуратно застеленную, третью в комнате кровать. Демонесса остановилась и нахмурилась, вспоминая имя отсутствующей девушки и причину, по которой в двенадцатом часу ночи ее нет общежитии.
  - А где Делина? - обратилась Эсмилен к Карии и Шанне, все-таки вспомнив имя второкурсницы.
  Соседки Делины впали в замешательство и замямлили что-то неразборчивое, перебивая друг друга через каждые полслова. Эсмилен сразу поняла, что что-то нечисто, поэтому спросила снова, на этот раз с такой нерушимой требовательностью, против которой и без того испуганные взбешенным видом председателя девушки выдали все, как духу.
  - Она у Раймингана! - прокричали хором и так же синхронно закрыли рты.
  Повисла тишина.
  Кария и Шанна, повергнутые в шок, смотрели туда, где мгновение назад стояла Эсмилен.
  - Райминга-а-а-ан! Убью!
  С этим пробирающим до костей ревом синеволосая демонесса неслась, забыв о сне, в сторону общежития стихийников.
  
  
  ВТОРАЯ ГЛАВА
  
  За час до Безумия...
  
  Райминган
  
  - Я ль на свете всех милее,
  Всех румяней и белее?
  И из зеркальца ему в ответ:
  - Ты, конечно, спору нет...
  
  - ...И бунт сердец, сраженных яростью богов,
  Возносится молитвой к Тьме, крича:
  Зияй же, бездна!
  
  Выразительная страсть потухла вместе со сверкающими огоньками наития в рубиновых глазах Раймингана, когда он замолк - резко, на вдохе, - и замер, будто бы набираясь сил для того, чтобы так же грандиозно продолжить. Но нет. Он закончил. Туманный взор, словно молодой человек находился далеко за пределами этой комнаты, оставался прикованным к потолку еще некоторое время, и Райминган с исступленным ликованием утопал в бездыханной тишине. Отчаянно пытаясь ухватиться за нее окрыленной вдохновением душой, он поморщился, когда его единственная слушательница скрипуче завизжала.
  - Потрясающе! Райминган, ты такой классный! Какой замечательный стишок! А можешь прочесть мне еще что-нибудь? Я бы с удовольствием послушала!
  В этот момент юноше искренне захотелось придушить надоедливую, темноволосую особу, которую он на свою голову решил пригласить к себе на бокал сухого красного вина, в дальнейшем намереваясь неплохо повеселиться в ее компании. Лучше бы она сидела и помалкивала, или продолжала глупо хихикать, мотать головой, претворяясь, будто понимает хоть что-то, как делала прежде.
  Но нет. Ей надо было все испортить, напомнив Раймингану о своей непросвещенности в дела искусства.
  - Еще никто не называл эпитафий царю Авегару стишком, - как бы невзначай обронил он с нотками негодования в голосе.
  И вновь он увидел лишенную осмысленности улыбку на круглом, очаровательном личике девушки, щеки которой светились нежно-розовым румянцем; девушки, впавшей в экзальтацию, которая смотрела на Раймингана, будто на божество, великодушно отбросившее свои великие божественные дела и снизошедшее прямо к ней. Ее сердце билось быстро и громко, а приглушенная тишина, воцарившаяся в просторном зале, и вовсе делала удары громоподобными.
  Какое разочарование.
  Райминган только что прямо намекнул на невежество барышни, буквально оскорбил! Но она не поняла даже этого.
  Примитивное создание, наделенное не заслуженной утонченностью.
  И Раймингану приходится иметь дела с такими личностями каждый день. Но благо не все такие безнадежные.
  Был ли Райминган высокомерным?
  Нисколько!
  Просто его окружали безграмотные, относительно недалекие существа.
  - Знаешь, что, милая? - в мгновение ока сделав свой голос сладким и певучим, Райминган подарил ошеломленной его великолепием студентке соблазнительно-коварную улыбку. - Достаточно на сегодня поэзии, - неторопливо подойдя к ней, он опустился на одно колено рядом с диванчиком, на котором она неподвижно сидела, и бережно поместил между своих теплых ладоней слегка дрожащую, тонкую, девичью кисть. - Позволь мне, наконец, насладиться красотой моей музы!
  - М-музы? - заикаясь, переспросила темноволосая нимфа.
  - Да, свет моих очей, - ласково пропел Райминган и потянулся пальцами к ее пылающей щеке. - Ты - моя муза.
  Девушка густо покраснела, когда он воздушно коснулся ее нежной кожи, очертил линию скулы и остановился, едва затронув уголок пухлых, чуть приоткрытых губ.
  Ему было до омерзения неприятно общаться с такими необразованными, глупыми девицами, но именно они готовы были сделать что угодно, лишь бы заполучить Раймингана, пусть всего и на одну ночь, лишь бы завладеть хотя бы минутой его драгоценного времени. Именно дурочки вроде той, что сейчас сидела и смотрела, хлопая ресницами, на то, как филигранно Райминган претворялся плененным ее благолепием, легко велись на всю эту фальшь. Ведь знают, что попадают в руки подлого искусителя, хоть и привлекательного, наделенного безграничным обаянием, питающегося целомудрием и чуткими сердцами прекрасных представительниц. Но не прекращают слепо верить в то, что зло это бескорыстно; верить, что одной из них обязательно удастся рассеять тьму и достучаться до добра, сокрытого глубоко в душе монстра.
  Райминган смеялся и жалел несчастных девушек, бросающихся в омут с головой, ведущихся на поводу у лживых чувств, которые ошибочно принимали за любовь - великую, вечную, необъятную.
  Райминган не верил в существование этого чувства. В выгоду? Да.
  Только в нее он и верил.
  И не то чтобы Райминган мог влюбить себя только такой вид девушек. На него заглядывались и дурнушки, и знатные красавицы, замужние герцогини и графини. Сама императрица Ноллинского государства не упустила возможность пофлиртовать с Райминганом во время прошлогоднего визита в летнюю резиденцию по случаю юбилея Ее Величества. Шестидесятилетняя императрица, не изменяя себе, закатила грандиозный пир. А Райминган до сих пор вспоминает тот бал с ужасом и дрожью, ведь государыня Эрлиция затискала его, дергая за щеки и щипая за попу. День ее рождения был единственным случаем за всю жизнь принца, когда он жалел, что так хорош собой.
  Обладатель пронзительно-аметистовых, близко посаженных глаз с чуть опущенными внешними уголками, и раскинувшимися над ними двумя широкими, ровными полосами жестких, черных волосинок; лица с идеальными пропорциями и оливковой кожи; угловатого, твердого подбородка и высоких выраженных скул; а так же жарких, упругих, порочно-жадных губ светло-вишневого оттенка, прямого, небольшого носа и волос цвета багряного заката - всегда безупречно уложенных, густых, вьющихся и блестящих. У Раймингана было такое же безупречное тело, как и лицо, бессовестно скрытое дорогой одеждой, сшитой на заказ самыми лучшими портными королевства.
  Райминган гордился своей внешностью. Звание самого обаятельного и притягательного по праву принадлежало ему. Но он не считал себя принцем. В стенах Академии он был королем.
  - Может, ты хочешь выпить? - решив побыть джентльменом еще чуть-чуть, сын правителя королевства Шарготт потянулся к низкому столику из бело-кремового мрамора с изогнутыми ножками, на котором стояла хрустальная тарелка с фруктами, бутылка вина и два высоких бокала.
  - Ну, если только немного, - темноволосая второкурсница, обучающаяся на факультете алхимии, та самая отсутствующая адептка, которую ринулась возвращать Эсмилен, смущенно пожала плечами и заправила за ухо выбившуюся прядь волос, не переставая пожирать Раймингана упоенным взглядом.
  Подмигнув, принц поспешил выпустить руки Делины из своих и отвернуться к столику. Издав короткий вздох с едва различимым раздражением, он вернул своему лицу бесстрастное выражение и перестал улыбаться.
   Он мог бы не стараться так для очередной студенточки, попавшей в его сети, но Райминган хотел обозначить себя для нее, и для всех вообще, как лучшего из лучших. Он хотел, чтобы обескураженная происходившим девушка навсегда запомнила этот вечер, запомнила превосходство юноши и поклялась бы себе, что никогда и никто не сумеет затмить его. Он должен сделать все красиво, правильно и по высшему разряду, как и подобает представителям королевской семьи.
  Правда, его отец был бы крайне недоволен столь легкомысленным поведением младшего сына и его чрезмерной... любвеобильности. Король не поленился бы в миллионный прочесть Раймингану нотацию на тему: "Как должен вести себя будущий правитель". Но, во-первых, во-вторых, и, соответственно, в-третьих, Райминган не будет королем - отец, несмотря на всю свою доброжелательность, не сторонник этой идеи. Он считал Раймингана глупым, избалованным мальчишкой, не знавшим настоящих проблем и существующим в собственных иллюзиях безупречной реальности.
  Но это не так!
  Причина плохих отношений Раймингана и его отца крылась в том, что, по мнению юноши, король недооценивал его, принижал и сравнивал с балбесом, у которого одни развлечения и интрижки на уме, не намереваясь брать в расчет то, что Райминган освоил живопись - его картины выставлялись в королевской галерее, когда принцу было всего четырнадцать, и один небезызвестный художественный критик сравнил их с работами виртуозного мастера кисти Беноани Грандеолда. Райминган безупречен в игре на скрипке и фортепиано. Он отлично учится в Академии, в успеваемости уступая, разве что, Эсмилен, которую невозможно обойти, ибо ее жизнь, сердце и душа всецело принадлежат учебникам. Он начитан, образован, прекрасен в фехтовании. Райминган Флойерли, в чьих жилах течет черная демонская кровь, талантлив и в магии - его способность управлять четырьмя стихиями выше всяких похвал, в то время как сверстники парня, которым выпускаться из Академии на следующий год, едва справляются с обучением овладения одной.
  Почему же тогда отец не желает видеть в Раймингане мужчину, достойного взойти на трон, и продолжает относиться к нему снисходительно, как к ребенку?
  Райминган давно повзрослел, но он единственный, кто верует в это.
  Ну и что, что он любит проводить время в компании девушек, пусть даже меняя спутниц на вечер раньше, чем это установлено правилами приличий?
  Что вообще такое правила в понимании Раймингана?
  Не более чем вздор безумцев с иссохшим разумом, называющих себя Творцами Морали, но утративших истинный смысл бытия, который значит быть свободным, как духовно, так и физически. Райминган безоговорочно убежден, что мир, окружающий его, мир, с которым он учится жить в конвенции изо дня в день, но не может прийти к окончательному соглашению, потому как каждый его шаг странным образом отдаляет от цели, заставляя двигаться вперед с большим усердием, - всего лишь пустышка. Фальшивка. Игрушка Богов, которые плевать хотели на слова, зовущиеся правилами, выдуманные какими-то никчемными крохами, возомнившими, что имеют право на создание законов.
  Правила созданы теми, кто боится истины.
  А истина - не есть что иное, как свобода.
  И, в конце концов, чем еще заниматься в стенах Академии, где за пять лет все стало до безобразия однообразным, и ничего, кроме холодной, смертельной и склизкой скуки не вызывает?
  Райминган с неприятным изумлением заметил, что надави он чуть сильнее на бокал, внезапно обретший небывалую хрупкость в его окаменевших пальцах, до слабого хруста сжимавших стекло, он бы раскрошился на тысячи острых осколков. Вовремя опомнившись и стряхнув гадкое наваждение, принц налил вино и протянул его Делине, которая все время, пока Райминган пребывал в состоянии глубокой фрустрации, терпеливо ждала его "возвращения".
  Девушка с благодарной улыбкой приняла бокал и пригубила приторно-сладкую жидкость. Ее вопросительный взгляд осторожно скользил по задумчивому лицу парня, который поднялся с пола и плюхнулся рядом с ней, положив одну руку на подлокотник, украшенный аккуратной бахромой, как и спинка пышного дивана, обитого плотной тканью, с резьбой и обилием декораций, куда он закинул вторую руку. Минуты, проведенные Райминганом за путешествием по просторам собственного сознания, показались ему часами невыразимых мук.
  Райминган ненавидел своего отца.
  Он забыл о Делине, которая придвинулась к нему в надежде, что он поймет, чего она хочет, и, наконец, начнет заигрывать с ней, а потом, если повезет, даже поцелует девушку. Но Райминган утратил интерес к темноволосой студентке, чей взгляд потух, и глаза рыжевато-коричневого оттенка полированной меди лишились прежнего серебристо-золотого блеска влюбленности. Она даже издала нарочито-громкий, томный вздох, не отступая и упорно пытаясь вернуть внимание к своей персоне.
  Однако все бесполезно.
  Райминган неторопливо, будто впервые видя, осматривал роскошную гостиную - одну третью часть апартаментов, выделенных Академией для проживания Его Высочества младшего сына короля Шарготт. Так же во владения принца входила огромная спальня, собственная ванная и гардеробная.
  Идеально воссозданная атмосфера замковых покоев, в которых Райминган прожил всю сознательную жизнь, должны были помочь ему адаптироваться на новом месте, то есть в Академии демонов. Так же решили, что принцу будет неудобно делить жилье с незнакомцами, поэтому четырехкомнатные владения находились в полном распоряжении Раймингана вот уже пятый год.
  "Слишком вычурно" подумали бы многие, оказавшись здесь.
  Слишком много света.
  Много бархата, мрамора, ослепительного блеска позолоты. Картин. Статуэток. Пластичные поверхности, неустойчивые, динамичные формы. Каменные колонны и переплетающиеся, резко очерченные орнаменты с волютами. Иллюминированные, большие плафоны и изгибистые, неподъемные рамы вызывали чувство исступленного ропота.
  Слишком атектонично. Броско украшены стены, отделанные деревянными панелями, с мириадами выступов и ниш, лепниной и пилястрами, а так же накладными деталями и вензелями, которые, сплетаясь, рождали сложные узоры. Заинтересованные взгляды притягивал высокий потолок, декорированный ручной росписью в виде аллегорических фигур, и создающие головокружительное впечатление его бесконечности.
  Переезд и учеба в Академии предполагали значительные перемены. Но все осталось таким, каким было. Та же золотая клетка, неограниченность привилегий. Только нелюбви к отцу, сбагрившего Раймингана в этот сарай, стало больше. Он не разделял благоговения народа, в котором купался король славного, процветающего королевства. Принц искренне и всем сердцем презирал Его Величество, и это есть то, что никогда и ни при каких обстоятельствах не подвергнется метаморфозе.
  Делина чахла на глазах. Едва ли не плача, девушка смотрела на красноволосого юношу, окунувшегося в воспоминания.
  Существует ли хоть одна душа в этом бренном, необъятном мире, способная понять Раймингана?
  Неожиданно раздавшиеся звуки из коридора, будто там свирепствовал сам сатана, заставили принца вынырнуть из рефлексии и рассеянно уставиться на дверь. Скрипы, стуки, треск, голоса потревоженных жителей мужской половины общежития стихийников, приближающийся топот. Сердце принца даже непривычно содрогнулось от испуга, когда кто-то настойчиво и яростно начал долбиться в его покои.
   - Откройте же, Ваше Недовысочество, - раздалось смутно знакомое шипение. - Невежливо заставлять гостей ждать на пороге.
  - Райминган? - взволнованно вопросила Делина и чуть не выронила бокал с вином.
  Нахмурившись, парень напряженным взмахом руки приказал девушке, о присутствии которой он вспомнил лишь сейчас, оставаться на месте и сам опасливо приблизился к двери. Взявшись за ручку, он непроизвольно подскочил, когда очередной аккорд могучих звуков сотряс гостиную.
  Резко дернув на себя дверь, Райминган с неподдельным шоком уставился на маленькую, синеволосую и невероятно взбешенную девушку, которая, сжав кулаки и слегка дрожа от ярости, издавала низкое, утробное рычание.
  Сейчас начнется буря.
  С вальяжным видом прислонившись плечом к дверному косяку, Райминган окинул надменно-беглым взглядом свою незваную гостью.
  - Какая честь, председатель, - поленившись скрыть ехидство в голосе, проговорил он. - Зачем пожаловали в мою скромную обитель?
  Попытка испепелить раздраженного вмешательством в собственные думы принца не увенчались у Эсмилен успехом. С резким вдохом набравшись наглости и смелости, девушка без прелюдий ворвалась в гостиную Раймингана и отпихнула его в сторону с таким пренебрежением, словно он был не хозяином этих шикарных апартаментов, а мизерабельным препятствием.
  - Что ты себе позволяешь? - неторопливо развернувшись, Райминган нахмурился. - Кажется, я не разрешал тебе....
  Своим красноречивым молчанием Эсмилен предельно ясно проиллюстрировала то, что не видит смысла отвечать на требовательный вопрос принца. Тот едва не подавился неслыханной наглостью девушки, которая схватила ничего не понимающую Делину за руку и потянула за собой.
  - Какого черта ты забыла ночью у этого общипанного павлина? - рассерженно запричитала Эсми, двигаясь к выходу. Пораженная Делина лишь рассеянно хлопала ресницами и позволяла тащить себя. - Он принуждал тебя к чему-нибудь? - у самых дверей председатель остановилась, чтобы поинтересоваться об этом без тени улыбки на гневливо-взволнованном лице. - Приставал?
  С каждым произнесенным словом этой особы Райминган терял терпение.
  - Эй, а ничего, что я стою прямо перед вами? - он вскинул руками от распирающей его злости.
  - Никогда и ни под каким предлогом не соглашайся больше идти к этому извращенцу, слышишь? - Эсмилен вновь проигнорировала парня и встряхнула Делину, будучи уверенная, что ей удастся вразумить глупую второкурсницу от свершения самой огромной ошибки в ее жизни. - Если Райминган будет преследовать тебя, или что-то в этом роде, немедленно говори мне, поняла? Делина, это серьезно. Возможно, однажды мне повезет, и я засажу этого непотребника! И больше никто не пострадает от его мерзких лап!
  С самого первого момента знакомства с Эсмилен Райминган знал, что глава их студенческого совета не в своем уме. И, более того, она упорно приписывала принца к извращенцам, с чем, конечно же, Его Высочество был не согласен. Райминган не позволял распускать про себя слухи ни одной живой душе, а ведь было бесконечное множество попыток. Он четко дал понять, что любого, кто отважится сделать нечто подобное, ждут незабываемые года учебы в Академии. Он лично проследит за этим.
  Но единственная, кто пропускал угрозы Раймингана мимо ушей, была Эсми. Чересчур дерзкая особа, ни во что ни ставящая парня и время от времени распространяющая недостоверную информацию о том, что он болен чем-то невероятно отвратительным, неизлечимым и заразным. Как сказала сама Эсмилен: 'Я стараюсь на благо тех, с кем учусь и живу под одной крышей. Я делаю все, чтобы минимизировать число твоих жертв. И плевать я хотела на то, кем ты являешься'.
  Эсми давно доказала Раймингану, что не остановится, пока не будет довольна результатом.
  И Райминган терпеть не мог это ослиное упрямство в ней.
  Он искренне ненавидел Эсмилен. Возможно, даже больше чем отца.
  И то, что сейчас эта девчонка - слишком маленькая и хрупкая для своей несоизмеримой непокорности - вновь ершилась, не забыв поставить под удар совершенство Раймингана в глазах Делины, привело его в удушливый гнев.
  Ему вдруг захотелось призвать стихию воды и утопить Эсмилен в буйном водовороте. Но буквально через мгновение он передумал, решив, что с удовольствием бы понаблюдал, как неистовый огонь плавит тощее тельце, а этот голосок лишается чванности и надрывается в истошном крике свирепой боли.
  - Выметайся отсюда, - сжав кулаки, процедил Райминган, всеми силами пытаясь проделать дыру в Эсмилен.
  Заявилась без приглашения! Ввалилась без разрешения! Оскорбила его, да еще и ведет себя так, будто одна здесь находится! Будто его вообще не существует. Будто она - ничем не примечательная заучка - имеет право позволять себе так отзываться о нем.
  - С удовольствием, принц всех кобелей! - прошипела в ответ Эсмилен, удостоившись, наконец, отозваться, и спровоцировала разочарованный вздох юноши, ведь тот подумал, будто она оглохла, и его блестящая фантазия уже выдала ему пару десятков циничных и язвительных колкостей.
  - Завидуй молча, - парировал парень, с пренеприятнейшим удивлением почувствовав искру задора, вспыхнувшую в солнечном сплетении и пробудившую волну мурашек по телу.
  Сколько Райминган себя помнил, они с Эсми вечно грызлись по любому поводу. Но все чаще он стал замечать странную бодрость во время их стычек.
  - Козел, - не осталась в долгу синеволосая.
  - Стерва, - принц скрестил руки на груди.
  - Пошли отсюда, - Эсмилен мягко вытолкнула Делину в коридор и, оказавшись за порогом гостиной сына короля, развернулась, чтобы напоследок подарить Раймингану незабвенно-сердитый взгляд.
  А затем нарочито громко хлопнула дверью перед его носом.
  Парень приложил немало усилий, чтобы не ринуться вслед за несносной девчонкой и хорошенько встряхнуть ее, так, чтобы у нее навсегда отпало желание грубить ему, огрызаться и вставлять палки в колеса. Однажды она обязательно выведет его из себя и крупно пожалеет, что не остановилась, когда это следовало сделать.
  Райминган считал себя великодушным, ведь уже несколько лет мирился с идиотскими выходками Эсмилен и спускал ей это с рук.
  И размеряя беспокойными шагами гостиную, метаясь из одного угла в другой, он грезил, как вытряхивает из девушки ее заносчивость. Правда, вскоре и сам не заметил, как мысли его перетекли в другое русло и приобрели кроваво-жесткий характер. Перед его пылающими страшным негодованием глазами, устремленными на выплывшую из-за рваных туч луну, стоял великолепный образ, который вряд ли когда-нибудь станет явью.
  Покорная, тихая, спокойная, смущенная, робкая, легкоуправляемая Эсмилен.
  Райминган зычно усмехнулся.
  Даже фантазии об этом казались ему чем-то утопическим.
  Он лег в свою огромную резную кровать с кипой подушек, шелковыми простынями и громоздким балдахином, пересчитывая косточки синеволосой деве. Он вспоминал все известные ему способы убийств. Блуждая на грани сна и бреда, Райминган тонул в упоительных и настолько реалистичных иллюзиях, что его губы сами собой расплылись в широкой, садистской улыбке. Колыбельной ему служили пронзительные крики и несмолкаемые вопли Эсмилен. Упиваясь великолепным диссонансом отчаянных просьб о пощаде, Райминган позволил невесомости овладеть его телом и душой, и погрузить во тьму.
  
  Безумие...
  
  Жутко. Нестерпимо. Больно.
  И пусть это было сном, Раймингану так не казалось.
  Для него это происходило наяву.
  Он ворочался в постели, охваченный беспощадным, лихорадочным жаром. Прекрасное лицо, освещаемое бледным лунным светом, льющимся неспешно через окно спальни, исказила гримаса тревоги. Пот ручейками струился по щекам и скулам, а длинные пальцы так крепко сгребли в небольшие кучки одеяло и простынь, будто бы пытались ухватиться за спасение.
  Чертовски больно.
  Невыносимо жарко.
  Лютая агония стремительно изничтожала его изнутри.
  Райминган слышал голоса.
  Бесчисленное множество голосов, сливающихся в один непрерывный поток страданий и безвыходности.
  Головокружительной мощи хаос окутал Раймингана, пустил яд в его тело, и неизвестного рода отрава сметающей волной растеклась по венам, истязая его душу, разум, точнее быть - то, что от них осталось, - доставляя такие муки, которых не описать словами. Самая настоящая первородная боль, а не то, чем ее принято называть.
  Ему бы упасть бесчувственной грудой костей, да некуда. Ни земли под ногами, ни неба над головой.
  Ничего.
  Пустота, не имеющая края и конца.
  
  С угрюмым, молочным рассветом вынырнув из пучины беспорядочной тьмы, Райминган провел ладонью по ледяному лицу. Стирая влагу и будто усталость, он издал тяжелый вздох. Впечатленный безумным кошмаром, юноша небрежно скинул с себя одеяло и замер на секунду, чтобы прислушаться к учащенному сердцебиению.
  Сон как рукой сняло, что было довольно-таки странно, ведь молодой человек относился к разряду заядлых любителей поваляться в постели как минимум до наступления полудня.
  Обремененный нелицеприятными сценами-воспоминаниями о сновидении, Райминган направился к выходу из спальни, чтобы осушить бокал вина и стряхнуть со своих сутулых плеч наваждение. Но непроизвольно его тело превратилось в неподвижную статую, когда в отражении настенного зеркала он увидел нечто странное на своем полуобнаженном теле.
  Крупная татуировка разящего меча с незнакомыми символами из красных чернил на внутренней стороне правой руки, берущая начало от плеча, которое плотным кольцом обвивала гарда, и острием кончающаяся на запястье.
  - Что это? - вслух вопросил он, осторожно приблизившись к зеркалу.
  Он заморгал в надежде, что неизвестно откуда взявшаяся татуировка, да еще такая странная, бросающаяся в глаза, испарится с полудремотой. Но даже после минуты беспрерывного встряхивания головой это нечто не исчезло.
  
  Судьба отметила его.
  
  
  ТРЕТЬЯ ГЛАВА
  
  АнниЛоу
  
  'Судьба - наш палач'
  Из личных записей АнниЛоу Роунмар. 45 дней до Забвения.
  
  Безмолвная тоска мягкими волнами окутывала девушку, чей печальный взор застыл на строчках, плывших в несчастных глазах цвета ясного неба, столь далекого от цвета реального, раскинувшегося необозримым полотном за веерным окном. Томно и тяжко вздыхая, она заканчивала читать письмо отца, полученное ею несколько дней назад, и возвращалась к началу. Будто несясь по замкнутому кругу, АнниЛоу не могла оторвать взгляд, или опустить веки, зажмуриться крепко-крепко. Не могла прекратить скользить по размашистым буквам, складывая их в роковые слова. Слова, олицетворившие обреченность. Слова, напомнившие об имеющемся клейме беспрекословного повиновения.
  Таким прекрасным, умиротворенным и прохладным утром АнниЛоу меньше всего хотелось страдать от навязчивой мысли, что она всего лишь игрушка в руках собственного отца. Но правда по большей мере жестока.
  Зачем нужна красота, если ей не быть свободной?
  Юная леди, принадлежавшая к знатному роду демонов Роунмар, с малых лет знала, что однажды этот день настанет, и ей предстоит лишиться той крошечной толики вольности - ее драгоценной прерогативы. Вольности, которой она не могла надышаться и за которую цеплялась из последних сил, страшась утратить. АнниЛоу любила то, какой была ее жизнь вдали от дома, инкрустированных драгоценностями пестрых платьев, непрекращающихся приемов и балов, тяжести золотых украшений и тотального контроля отца. Будь у нее шанс, хоть самый ничтожный, она бы непременно им воспользовалась, чтобы избежать участи, выгравированной жестокими принципами Рюдвига Роунмара, непреклонно убежденного, что его единственная дочь рождена с одной-единственной целью - удачно выйти замуж, чтобы деятельность их благородной династии продолжала процветать.
  Анни не могла поверить, что так скоро исчезнет и это...Она даже не окончила Академию! Отец обещал девушке, что позволит ей получить образование прежде, чем продаст... отдаст в руки какого-нибудь влиятельного аристократа.
  'Почему?' с отчаянием подумала девушка, сжимая до боли зубы.
  АнниЛоу с трудом разогнула онемевшие пальцы, в которых мертвой хваткой держала потрепанное письмо - она успела измять его и даже порвать уголок, суетно теребя бесчисленное множество раз. Натянула на голову одеяло, надеясь таким образом спрятаться от непрошенных, стиснувших в стальной хватке дум о своем будущем избраннике, которого даже в лицо не видела. Не знала его имени. В послании отец посчитал необязательным уточнить это, однако несколько раз обвел слова 'почтеннейший граф', и АнниЛоу перекосило от отвращения, когда она представила ядовитый, алчный блеск в глазах ее родителя.
  Она корила себя за недостаточность выносливости, неспособность покориться обстоятельствам и с достоинством принять судьбу.
  Внутри нее шла гражданская война - душа, мечтавшая об абсолютной независимости хозяйки, яростно сражалась против разума, склоняющего АнниЛоу к уверенности, что мятеж этот нерационален, и от выпавшей на ее долю участи не уйти.
  По убеждению девушки, этот граф наверняка был страшно уродлив и невысок ростом. А так же у него обязательно должно было быть огромное брюхо, лысеющая голова и мерзостный, похотливый взгляд в ансамбле с плотоядной улыбкой. Старый, противный, меркантильный и безжалостный. Ей вообще все 'почтеннейшие' представители аристократии представлялись именно такими.
  Каким бы сильным ни было желание Анни избежать скорой помолвки с уже отвратной ею личностью, она с неописуемой горестностью осознавала, что любая попытка вмешаться в планы отца обречена на провал.
  Она проклята. Определенно.
  Но слезы, подступившие к глазам, увлажнившим густые смоляные ресницы и готовые вот-вот пробить оборону терпения девушки, не помогут. АнниЛоу могла сколько угодно жалеть себя и роптать о своей трагедии, однако отец, даже видя дочь рыдающей и молящей о свободе, не проникнется бедой чада и не отречется от бескомпромиссного намерения использовать ее в корыстных целях.
  - Мяу. Мрр-рр-мрр.
  Анни вздрогнула, почувствовав, как на ее бок взобрался Черныш - невероятно любвеобильный, ласковый кот и вместе с тем единственная душа, проживающая с девушкой по соседству в довольно-таки просторной комнате общежития факультета созидания.
  - Мяу. Мяу, - Черныш нежно боднул ее в бедро. - Мяу. Наверняка кот подумал, будто Анни спит, поэтому немедленно приступил к выполнению своей прямой обязанности - будить непутевую хозяйку, имеющую странную, по его мнению, привычку дрыхнуть столько времени.
  У прекрасной студентки Академии демонов, не имеющей внешне абсолютно никаких изъянов, все же гнездилась плохая привычка: она была жуткой засоней и из-за этого частенько опаздывала на занятия. Если бы кто-нибудь знал, каких трудов ей стоит разлепить свои очаровательные голубые глаза каждым утром... Если бы кто-нибудь знал, каких трудов стоит Чернышу пытаться вырвать Анни из загребущих лап сна... Изо дня в день оба вынуждены сталкиваться с такой проблемой, как пробуждение светловолосой особы. Нескончаемая пытка с перерывами в виде выходных каждую неделю.
  Если бы не Черныш, прекрасно справляющийся со своей работой будильника, который в отличие от тех противных штуковин приятный, мягкий и не противный, но выпускающий иногда когти (когда девушка ну совсем не поддается его искренним стараниям), Анни бы давным-давно пропала.
  Слабо улыбнувшись, она вынырнула из-под одеяла и прищурено посмотрела на кота, с величественным видом восседавшего на ней. - Мяу, - мелодично протянул кот с некоторым укором.
  - Встаю, встаю, - усмехнулась Анни и вытащила из 'укрытия' вслед за головой руку, чтобы потрепать милое животное с приплюснутой мордашкой, ярко-малахитовыми, умными глазами и густой, шелковистой шерстью за ушком.
  Мурлыкающий звук подобревшего кота рассмешил девушку. Отбросив одеяло и вместе с ним угнетающие мысли о письме отца, известившем о ненавистной помолвке с ненавистным, хоть и неизвестным графом, она спрыгнула с высокой, широкой кровати с мягким изголовьем, занимающей центральное место в комнате, где царил идеальный порядок. Неторопливо потянувшись, Анни подняла руки и сцепила их над взлохмаченной макушкой. С растекшейся по телу негой пришла бодрость, и от недавно захлестнувшей девушку неутешной печали не осталось следа.
  Напевая на ходу придуманный мотив, она заправила постель, освежила лицо в ванной (ох, какое же счастье - иметь собственную ванну, которую не нужно ни с кем делить) и по возвращению в комнату достала из шкафа аккуратно сложенную форму: юбку, гольфы выше колен, белую блузку и пиджак.
  - Знаешь, мне сегодня снова приснился кошмар, - начала было блондинка, натягивая гольфы.
  - Мяу? - вальяжно устроившись на застеленной кровати, учтиво полюбопытствовал Черныш.
  Они понимали друг друга, невзирая на то, что говорили на разных языках.
  - Только он отличался от тех, что я обычно вижу, - между тонких, пепельно-русых бровей протянулась неглубокая складка. Девушка замерла на мгновение, погружаясь в воспоминания, и со смятением обнаружила, что не может призвать образы кошмара, заставить их всплыть на поверхность сознания, как бы ни старалась. - Когда я проснулась, то отчетливо помнила, что мне снилось, - размышляла с толикой тревоги в голосе. - Ладно. Неважно, - рассеянно моргнув, она избавилась от зарождающихся предрассудков.
  Черныш наклонил голову, тихо промурлыкал и принялся умываться.
  Переодевшись, Анни расположилась за туалетным столиком. Пробежавшись взглядом по многочисленным флакончикам духов, кремам, резным лакированным шкатулочкам с жемчужными и алмазными украшениями, она взяла расческу. Блондинка довольно редко прибегала к использованию косметики. Скорее это просто заполняло пустоту в комнате, например, как безделушки, расставленные и развешанные повсюду, которые она привезла из дома, и просто радовало девичий глаз.
  Перекинув копну длинных, с золотистым отблеском локонов на одно плечо, она подняла голову и уверенно-сияющее улыбнулась своему отражению.
  Ничто не испортит ее великолепие, подаренной природой.
  Ни одна пудра не скроет благородную, аристократическую бледность бархатистой, ровной кожи. Ни одна помада не сравнится натуральным, сочно-коралловым оттенком полных упругих губ в форме бантика. Блеск самых ослепительных алмазов не сумеет затмить пронзительное сияние больших, ярко-бирюзовых глаз, обрамленных смолисто-густыми, длинными ресницами. Звезды, столь прекрасные и недостижимые, нещадно меркли на фоне миловидности златовласой особы.
  Красота - дар и проклятие. Свет и тьма.
  'Будь я безобразна, отец постыдился бы даже заикнуться о том, чтобы выдать меня замуж. Закрыл бы где-нибудь в особняке на замок, чтобы я не опозорила благородство Роунмаров своей страховидностью', - с кривой усмешкой подумала Анни. - 'Но сути это не изменит. Я все равно была бы под его абсолютным контролем'.
  Пусть эта красота проклята, АнниЛоу не готова с ней расстаться. И вряд ли когда-нибудь решится сделать нечто безрассудное и лишиться того, что позволяет ей чувствовать себя особенной, лучше других. Ведь это так важно для нее. Отличаться. Сиять ярче солнечных лучей, вызывать у окружающих неподдельный восторг.
  Будет ли правильным назвать это признаком эгоизма?
  Себялюбивая. Поверхностная.
  Именно такой ее видели студенты Академии.
  Она позволяла им видеть.
  Пустышка.
  Да и не только студентам.
  Пустышка.
  И не только в Академии.
  Но Анни давно не обидно.
  Анни запуталась.
  Анни настолько заигралась, что перестала понимать себя.
  Поднявшись с пуфика, студентка факультета созидания напоследок окинула оценивающим взором свой внешний вид в отражении зеркала и поправила съехавшую немного вбок юбку.
  - Я пошла, Черныш! - непростительно было бы забыть попрощаться с ним.
  Лениво зевнувший кот мяукнул, как бы пожелав в ответ хозяйке хорошего дня. АнниЛоу выпорхнула за дверь и встретилась с несколькими девушками-одногруппницами, ворчливо сговаривавшимися о проведении митинга против неприемлемо раннего начала занятий. Обменявшись с ними вежливой, сдержанной улыбкой, Анни направилась по коридору, отделанному панелями из натурального темного дерева.
  Войдя в учебный корпус Академии, она со сморщенным лицом начала разминать уставшую шею. Покинув общежитие, ей пришлось кивнуть и сказать: 'Доброе утро' почти двум сотням студентам - тем, кого знала, и кого не знала, но знавшим ее. Несмотря на репутацию 'Ледяной принцессы Академии демонов', которая АнниЛоу вполне устраивала, она старалась быть доброй и учтивой со всеми. Воспитание не позволяло ей грубить и завистникам, открыто проявляющим свою неприязнь к ней. Таким личностям она улыбалась еще лучезарнее.
  Сегодня на нее смотрели как-то по-особенному. Девушка убедилась в этом окончательно, плывя к нужному кабинету с поистине королевской осанкой, присущим ей бесстрастным лицом и неподвижным взглядом, устремленным только вперед. Безусловно, внимание льстило АнниЛоу, снабжало огромным запасом воодушевления и энергии, но во взглядах, устремленных на нее и так ясно ощущаемых ею сейчас, было что-то не так.
  Чуть-чуть нахмурившись, Анни боролась с незнакомым желанием опустить подбородок и спрятать лицо за каскадом шелковистых волос, струящимся по спине и плечам. Что с ней происходит? И почему сердце колотится так быстро? Загнанная в угол собственной растерянностью, она пыталась побороть разгорающийся в груди чудовищный жар, который, казалось, сжигал ее изнутри, стремительно и невыносимо; расползался по телу. Ей хотелось приложить ледяные пальцы, сжатые в кулаки, к пылающим щекам, но те не поддавались командам. Аккуратные ногти впивались в атласную кожу ладоней. Анни прикусила нижнюю губу от боли.
  Темный силуэт появился прямо перед ее носом, и смятенная блондинка, погруженная в омут беспорядочных ощущений, резко втянула в себя воздух, когда осознала, что начинает падать назад. Очень медленно, словно время обратилось против нее и решило намеренно растянуть ее позор.
  - Осторожней, принцесса.
  Анни крепко зажмурилась, приготовившись к ошеломительному унижению, но раздавшийся совсем близко к левому виску хрипловатый голос, принадлежавший молодому юноше, и чувство, будто все вокруг, в том числе и коварное время, остановилось, заставило девушку разлепить глаза.
  Она больше не падала. - Если не хочешь отпугнуть своих воздыхателей сломанным носом, в следующий раз смотри по сторонам, - беззлобно посоветовал высокий брюнет, отпуская локоть изумленной мисс Роунмар. - Нет. Лучше всегда смотри по сторонам. У тебя красивый нос, - выпалил он и замер в следующую секунду, осознав, какую глупость сморозил. - То есть... - кашлянув в кулак, парень встряхнул головой. Несколько прядей черных волос упали на высокий лоб, испещренный мелкими, почти незаметными нитями-шрамами. Но Анни все еще находилась под влиянием шока, чтобы обратить на это должное внимание. - Просто будь осторожнее.
  Низко опустив голову и пригвоздив обсидиановые глаза к полу, студент засунул руки в карманы брюк и прошел мимо АнниЛоу, которая все еще не могла вымолвить и слова.
  - И, да, - она автоматически развернулась, услышав голос своего нежданного спасителя. - Классное тату, - пауза. - Не ожидал, что ты способна на такое.
  - Тату? - оторопело повторила Анни.
  Но осунувшийся брюнет скрылся в шумном потоке адептов, поэтому лепет блондинки утонул в оглушительном рое голосов и не достиг адресата.
  'Какая татуировка?', - панически подумала девушка. - 'На что я способна?'
  Чего он не ожидал от нее? И что это значит?
  Преисполненная нахлынувшими вопросами, Анни прошмыгнула в дверь, ведущую в женский туалет.
  - Прости, - пробормотала она пепельноволосой девушке, которую по неосторожности задела плечом.
  - Ничего страшного, - добродушно отозвалась та, махнув рукой, но широкая улыбка тут же сошла с ангельского лица. - АнниЛоу, ты в порядке? - поинтересовалась с нотками беспокойства в высоком голоске.
  - Да, да, в порядке, - Анни вдруг стало стыдно, что она не знала ее имени. - Спасибо.
  Она поспешно отвернулась, ставя точку на начавшемся диалоге. - Хорошо, - с сомнением пожав губы, пробормотала пепельноволосая. Проницательно догадавшись о том, что поболтать по душам не удастся, студента потуже затянула два высоких хвоста и поспешила удалиться.
  Анни едва заметно вздрогнула, услышав хлопок двери за спиной. Неприятный холодок прошелся вдоль позвоночника снизу-вверх, в районе шеи перевоплотившись в легион мурашек, расползшихся по коже всего тела и делая ее гусиной. Гулкая тишина раскатистым эхом пронеслась в скованном путами ознобного страха сознании.
  Убедившись путем проверок кабинок на наличие нежелательных созерцателей, что кроме нее здесь больше никого нет, Анни не торопилась ринуться к прямоугольному зеркалу. Выбрав такую позицию, чтобы невозможно было увидеть себя в отражении, она стояла на месте и нерешительно переминалась с ноги на ногу. Перебороть внутренние колебания оказалось не под силу, хоть она и жаждала увидеть причину удивления того парня.
  Совершенно внезапно и не к месту ее захлестнуло возмущение, обращенное к вышеупомянутому брюнету. Негодование пробрало АнниЛоу до костей, ведь он говорил так, будто отлично знал ее, раз с такой ясной уверенностью заявил о своем изумлении относительно поступка, на который она, по его мнению, никогда бы не отважилась, но все же сделала.
  'Что бы там ни было', - твердо решила для себя Анни, - 'я должна увидеть ЭТУ татуировку'.
  Но в чем-то парень оказался прав, ведь она действительно не стала бы портить свою естественную красоту чем-то подобным, бесполезным.
  Вдохнув так глубоко, будто бы этот глоток застывшего воздуха, в котором дремало что-то необъяснимое и томительное, являлся последним, АнниЛоу сделала пару шагов вперед, развернулась на каблуках и, дав себе четкое наказание не жмуриться, смело встретилась с отражением.
  Анни начала поиски татуировки с лица скорее механически, нежели по велению логики, ведь кто, будучи в здравом уме, решится нанести изображение на самую видную, а у Анни еще и привлекательную, часть тела? Хрупкое душевное спокойствие разбилось вдребезги, когда глаза замерли на небольшой белой татуировке цветка.
  Лишь на неуловимое мгновение она залюбовалась волшебной притягательностью рисунка, бесконечностью супротивно расположенных бархатистых лепестков с неровными краями; большими и пышными в последних рядах, маленькими полукруглыми у сердцевины. Основная часть татуировки находилась на медленно рдеющей щеке, два верхних лепестка едва-едва касались подрагивающего нижнего века.
  Признаться, Анни до последнего надеялась, что у темноволосого студента было минутное помутнение рассудка, зрительные галлюцинации, или же он просто решил неудачно пошутить, и что на самом деле в ней все осталось таким, каким было всегда. Однако цветок служил наглядным доказательством вменяемости брюнетка, его безоговорочной правотой и появлением чистейшего потрясения у жертвы обстоятельств.
  Как? Когда? Почему?
  Ведь еще час назад все было идеально! Час назад этот день должен был стать ничем не примечательным и с точностью похожим на своих предшественников. АнниЛоу никогда не жаловалась на скуку (по крайней мере, вслух), ее устраивало то, что жизнь была относительно тихой, мирной. Она не гналась за приключениями, не нарывалась на неприятности, не имела проблем с преподавателями, как многие студенты - неугомонные любители поэкспериментировать с шалостями. И то, что откуда ни возьмись на ее лице появилась татуировка белого цветка, никак не входило в планы девушки.
  - Нет, - прошептала девушка, вынырнув из беспросветной пучины отчаяния. - Нет, нет, нет, нет, нет...
  Она лихорадочно замотала головой, а затем с опаской, словно ожидая чего-то устрашающего или болезненного, прикоснулась к цветку. Кончиками ледяных, дрожащих от волнения пальцев очертила контуры лепестков. Ее лицо пылало со страшной силой, а сердце колотилось быстро и неровно.
  АнниЛоу простояла несколько минут, рассматривая татуировку со всевозможных ракурсов. Она окунулась с головой в бурю беспорядочных мыслей и не заметила того, как стихли голоса в коридоре. Занятия начались, а юная мисс Роунмар твердо для себя решила, что не покинет женский туалет, пока не избавится от цветка на лице.
  Как ей сделать это?
  Она попыталась отмыть. Открыла кран с холодной водой и склонилась над раковиной. Анни терла щеку до жжения и темно-багрового покраснения, но даже после усердных стараний ее ожидало чудовищное разочарование в виде неповрежденной татуировки. Но девушка, стиснув зубы, намеревалась и дальше бороться против проклятого цветка, словно впитавшегося в ее нежную кожу.
  'Заклинание сокрытия точно поможет мне', - обрадовано подумала Анни.
  Магия иллюзии - один из основополагающих предметов факультета созидания и разума, на котором она обучалась. Трехуровневое заклинание сокрытия относилось к разряду средних по сложности, и у светловолосой демонессы не должно было возникнуть затруднений с его использованием. Тем более однажды она демонстрировала свою великолепную способность справляться с ним - когда единственный раз за всю жизнь у нее выскочил прыщик над бровью: мелкий, бледный, но его появление привело Анни в неописуемую панику, и она наложила то самое заклинание, чтобы скрыть изъян от любопытных глаз, которых на девушке было хоть отбавляй.
  АнниЛоу поднесла ладонь к правой щеке, оставив расстояние несколько сантиметров, и сконцентрировалась. Она с аккуратностью нарисовала в сознании символы и цифры, которые с секундным опозданием стали появляться в воздухе в том порядке, в котором их представили, образуя пирамиду из трех ступеней. Вокруг голубоватых, блекло сияющих знаков вспыхнуло вращающееся кольцо иероглифов, и Анни ладонью прикоснулась к миниатюрной прозрачной пирамиде, ставшей осязаемой, плавно приложив ее к татуировке. Так же осторожно убрав руку и затаив дыхание, она приготовилась лицезреть, как заклинание замаскирует белый цветок, поглощая его и делая невидимым...
  Но исчезла не татуировка, а пирамида символов, что говорило о полном провале.
  - Черт! - выругалась блондинка и ударила кулаком по раковине.
  Должно было сработать! Она все выполнила правильно: последовательность, количество... что пошло не так?
  Анни заплакала. Неожиданно, горько. Оперлась одной рукой о раковину, чтобы не упасть, а второй закрыла глаза, из которых яростно струились обжигающие и без того пламенеющее лицо слезы. Что ей теперь делать? Как еще попытаться убрать татуировку? Было не одно заклинание, о котором знала Анни, но поддавшись слабости и сокрушившись в сочувствии к самой себе, она утратила способность рационально мыслить.
  Ни за что, ни при каких условиях АнниЛоу не покажется перед всеми с этим кошмаром. Просидит тут до ночи, пока из Академии не уйдет последний преподаватель, а потом запрется в своей комнате до тех пор, пока не умрет от обезвоживания организма, ведь как она будет питаться, если столовая находится в учебном корпусе и вечно кишит студентами? Если они увидят ее с этим глупым цветком, то будут вопросительно и с усмешками коситься на нее.
  'О, нет', - про себя взвыла Анни. - 'Они ведь уже меня видели. Когда я шла по коридору, когда наткнулась на того парня. За что мне все это?!'.
  Все это, конечно, здорово. Но АнниЛоу забыла учесть, что в случае пропуска занятий учителя заметят ее отсутствие в Академии, забьют тревогу и вызовут родителей. Она не учла, что отец с удовольствием отвергнет любезно предоставленный директором и учительским советом девушке шанс на искупление, схватит ее за локоть и отвезет домой. А затем выдаст замуж, невероятно радуясь тому, что не придется выполнять обещание и ждать момента, когда его дочь закончит обучение.
  Ну уж нет.
  Она не позволит этому случиться.
  АнниЛоу не простит себя, если сдастся так просто.
  'Подумаешь, появился цветок... на... лице', - сквозь всхлипы думала блондинка, вытирая влагу со щек, губ, висков. - 'Похожу так. Буду прятать. Свобода важнее'.
  Храбро подняв голову и встретившись с зареванными голубыми глазами в отражении, Анни в последний раз издала судорожный всхлип и с энергичностью пригладила торчащие светлые волоски. Освежив лицо горстью прохладной воды, она собрала волю в кулак и с гордо вскинутым подбородком вышла из ретирадного места.
  Но оказавшись в пустом коридоре, девушка стыдливо приложила ладонь к нывшей от издевательств щеке и вялым шагом направилась к аудитории, в которой недавно (или давно) началась лекция 'Структурного анализа'. Она испуганно вжалась в стену, остановившись у заветной массивной двери, и робко потянула ее на себя, взявшись за скользкую ручку.
  АнниЛоу встретила абсолютная, тяжелая тишина и укоризненный взгляд профессора, который без лишних слов кратко кивнул ей, разрешая пройти и занять свое место. Благодаря, Анни приподняла уголки губ в безотрадной улыбке и под рокот шепотов одногруппников направилась к третьей от начала класса парте в третьем ряду. Опустившись на сидение рядом с девушкой с короткими, чуть растрепанными кудрявыми волосами лилового оттенка, Анни похоронила вдумчивый взор на столе преподавателя.
  - Зуб болит? - раздался сбоку приглушенный, заинтересованно сочувствующий голос соседки, мимо которой, конечно же, не прошло то, что 'принцесса' Академии сидит с таким страдальческим выражением и держится за щеку.
  Анни мимолетно прикрыла глаза, напоминая себе, что любопытство и Саберина - понятия не разделимые, поэтому раздражаться не имеет смысла, и вновь выдавила на алебастровое лицо вежливую улыбку.
  - Немного, - соврала АнниЛоу, так и не повернувшись к Саберине.
  - О! - как-то чересчур бодро воскликнула та. - Я знаю отличное средство! Сейчас напишу.
  Оторвав уголок листка, Саберина предусмотрительно взглянула на профессора, который, насупившись, смотрел в книгу, в то время как адепты конспектировали информацию из учебника в тетрадях. Взяв ручку и заправив за ухо непослушную фиолетовую прядь, девушка низко склонилась над партой и принялась что-то быстро чиркать. Анни старалась сохранять отстраненный вид, но краем глаза подсматривала в каракули соседки.
  - Что это? - шепотом спросила блондинка, чуть развернувшись корпусом в ее сторону.
  - Рецепт от зубной боли, - широко улыбнувшись, ответила Саберина.
  - Это не обязательно...
  - Обязательно, - настояла она. - Зачем терпеть боль, когда можно избавиться от нее? 'Так-то оно так', - вновь окунулась в размышления АнниЛоу, - 'но с зубами у меня, к счастью,
  все в порядке. А ту боль, что в душе, к сожалению, не искоренить'. - Вот, держи, - чем-то невероятно довольная, Саберина протянула ей кусочек бумаги. - Я могу помочь достать некоторые компоненты для отвара. Если хочешь, я даже могу настоять его для тебя! Примешь на ночь и завтра утром. Не беспокойся. Запах и послевкусие у него приятное, потому что в числе ингредиентов есть белая мята. Я обожаю белую мяту!
  АнниЛоу даже растерялась от энтузиазма, которым загорелись серо-зеленые глаза Саберины. Сейчас ей было дико неудобно перед девушкой за маленькую ложь, повлекшую неожиданный поворот событий в виде чистосердечного желания помочь избавиться от несуществующей зубной боли.
  'Вот если бы Саберина знала, как стереть татуировку...', - с сожалением подумала Анни, глядя на болтающую о полезных свойствах белой мяты соседку по парте. Но это вряд ли. Саберина не ладила с магией иллюзии.
  - Да, конечно, - в полголоса согласилась блондинка, дружелюбно улыбнувшись расцветшей на глазах адептке. - Я была бы тебе очень признательна.
  Почему Анни считали холодной, недоступной? Почему к ней боялись подойти и завести непринужденный разговор? Потому что они не пытались ничего из того, чтобы сблизиться с ней. Ею восхищались издалека. Ее ненавидели на расстоянии. Неприязнь основывалась на призрачных убеждениях, являющихся не более чем нелепыми гипотезами и не имеющими ничего общего с реальным положением вещей. Но Анни была слишком скромна, чтобы кричать на всеуслышание опровержения. Она была далека от интриг, всегда с достоинством, как и полагает аристократке, принимала во внимание сплетни с ее участием в главной роли.
  Поэтому, возможно, вина в том, что у АнниЛоу не было настоящих друзей, лежит не только на ней? За ее скрытый характер и скованность в общении, кажущейся скупостью, в ответе и те, кто окружает прекрасную, юную леди. Ведь будь они чуть внимательнее, чуть отзывчивее, как Саберина, то непременно бы заметили тревогу, сверкающую печальным блеском в голубых глазах, и пусть ошибочно предположили бы о больном зубе, хотя истинная причина грусти крылась в другом.
  И чтобы не разочаровывать соседку по парте, с которой сидела вместе с первого курса, но, почему-то, только сейчас обратила внимание на ее притягательную, светлую благожелательность, Анни в признательность за чуткость была готова притвориться страдающей от несуществующей жуткой боли в зубе.
  Но зыбкое бесстрастие улетучилось с непредвиденным появлением в аудитории декана факультета, жестом руки осадившего встрепенувшегося профессора обратно на стул и окинувшего оторопевших студентов внимательным взглядом. В кабинете воцарилось необычайное оцепенение, когда узкие, раскосые глаза высокого мужчины остановились на Анни.
  - АнниЛоу Роунмар, вы должны пройти со мной в кабинет директора, - императивным тоном анонсировал декан. - Прямо сейчас.
  Потерявшись во взорвавшемся гомоне недоумения, она моргнула несколько раз, удостоверяясь, что декан действительно стоит рядом с учительским столом и пронизывает ее ожидающим, нетерпеливым взором.
  - Я? - чувствуя потеснившую рой мыслей звенящую пустоту, пискляво уточнила Анни.
  Декан скептически вскинул одну бровь.
  - Разве вы видите здесь, или знаете лично другую АнниЛоу Роунмар? Поджав пересохшие от набросившегося, словно разъяренный зверь, беспокойства губы, она помотала головой.
  - Нет. Не вижу.
  Ее медлительность начала раздражать мужчину.
  - Тогда советую поторопиться. Директор ожидает вас.
  Кивнув ничего не понимающему профессору, декан покинул аудиторию. Мириады вопросов и голосов, в считанные мгновения заполнившие помещение, заглушали собственные мысли Анни. Словно управляемая кем-то невидимым, она покорно поднялась со своего места и в сопровождении смятенного взора Саберины вышла из аудитории на ватных ногах.
  - Ой, - выдохнула она, чуть не врезавшись в широкую спину декана, который, оказывается, ждал ее под дверью в коридоре.
  Обернувшись через плечо, мужчина плотнее стиснул челюсти.
  - Можете не прятать, - просто сказал он и устремился вперед.
  Анни рефлекторно прижала уже, казалось бы, приросшую ладонь к щеке еще крепче.
  - Откуда вы знаете? - обескуражено спросила она, даже не пытаясь сделать безучастный вид.
  - Мы знаем все о своих студентах, АнниЛоу, - с вгоняющей в дрожь невозмутимостью ответил декан.
  Она раскрыла губы в попытке задать вопрос, но тут же сомкнула их и громко сглотнула, съежившись от дурного предчувствия. Весь путь до кабинета директора Анни искала мотив, побудивший главу Академии вызвать ее к себе. Череда предположений чуть не лишили девушку сознания, когда к той фундаментально прицепилась мысль об отце, решившим удостоить своим визитом, и заодно забрать свою любимую дочурку, красота которой сделает их семью богаче.
  'Нет, дело не в отце, я уверена', - успокаивала себя Анни, но безуспешно: она сломала три ногтя. А когда они достигли пункта назначения, сердце несчастной совершило бешеный скачок в груди. Декан тихо постучался в дверь, открыл ее и спросил разрешение войти. Получив ответ, он кратко кивнул подбородком студентке, которую сопровождал, и открыл шире дверь, намекая на то, чтобы она вошла первой.
  И тело Анни, в отличие от сознания, вновь поддалось необъяснимому порыву безукоризненно следовать указам. Завуалировав острое волнение и желание сбежать под маской бесстрастия, она зашла в просторный, уютно обставленный кабинет директора Академии демонов Варлорка Юслагуса, который восседал на своем кресле и суетно крутил большими пальцами, сомкнув остальные в замок. Помимо него здесь присутствовали еще трое студентов, чего Анни уж точно не ожидала.
  В лицах находящихся она узнала председателя студенческого совета и младшего сына правителя королевства Шарготт.
  Надо отметить, их вид вызвал неподдельный интерес.
  Анни пораженно уставилась на повернувшуюся друг к другу спинами парочку.
  У Эсмилен, которая сверлила буравящим взглядом стену кабинета директора, на подоле юбки красовалась приличного размера дыра с опаленными краями. Аналогичная 'брешь' находилась и на рукаве испачканной чем-то черным, как будто копотью, белоснежной блузки. У Раймингана, скрестившего руки на груди и скучающе разглядывающего потолок, над головой сиял красный нимб рун, и бегущей строкой появлялись и исчезали слова из больших букв: 'Осторожно - маньяк!'.
  Что-то произошло между этими двумя - вне сомнений. Но что именно, так и останется непостижимой тайной, известной лишь им.
  А третьим студентом к еще большему изумлению АнниЛоу стал ни кто иной, как тот самый парень, встретившийся ей перед занятиями. Он стоял поодаль ото всех, скромно разглядывая пол у большого квадратного окна, через которое в кабинет струился мягкий, бледно-золотистый солнечный свет.
  - Наконец-то все в сборе, - совершенно неожиданно провозгласил директор, оторвав изумрудные глаза от отполированной поверхности рабочего стола и вонзив их в осматривающуюся блондинку. - Мы можем начинать.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"