Втиснувшись в не успевшие до конца раскрыться двери вагона, он устремился прямо к ней. Она испугалась, что сейчас он ее уронит, но он затормозил буквально в сантиметре.
Вагон качнуло. Его немного мятая спросонья щека коснулась ее. Она вздрогнула. До ее носа долетел слабый мужской аромат, немного терпкий и в то же время теплый, обволакивающий. Она не стала отодвигаться.
Поезд набирал скорость. Он кренился в ее сторону. Еще миллиметр и кончик его заостренного носа, похожего на хищный клюв, вопьется в ее округлую щечку. Она сдвинулась немного влево.
Вагон качнуло, и его щека просто впечаталась в ее. Кожа была гладкая и очень приятная на ощупь. Ради приличия она пыталась отойти, но уперлась в соседку слева. Та оказалась намного хуже и на вид, и на запах. Пришлось вернуться обратно. Он ждал.
Каждая новая станция приближала их друг к другу. Люди все входили и входили. Но им казалось, что они одни в целом мире. Его нос прочно увяз в ее щеке, и капельки влаги, стекавшие с ее лба, смешивались с чешуйками его кожи.
Кольцевая. Напор стал еще сильнее. Они были более чем близки. Они просто влились друг в друга. Точнее он оказался сверху, он подмял ее под себя, накрыл собой. Она почти не могла дышать.
А потом народ начал выходить. И было уже неприлично стоять, прижавшись в полупустом вагоне. Он отступил на шаг. Потом еще на шаг. А через пару станций он вышел, оставив отпечаток носа на ее щеке.
...а теперь я вытираю ее влажной тряпочкой... свою многострадальную, неоднократно отдавленную левую туфельку..