Василь Сергеич сидел под цветущей яблоней, уткнувшись лицом в колени. Чуть поодаль валялся старый топор, которым раньше рубили дрова.
Василь Сергеич сидел так уже давно. Иногда он смотрел вверх, и тогда вспоминал свою жену Ташу. Ташеньку. Улыбчивую и ласковую.
Яблоньку они покупали вместе. Продавец убеждал, что это Белый Налив, но яблоки народились продолговатые, ребристые и темно-малинового цвета. С легкой руки Таши в их семье прижилось выражение: "Купиться на белый наив".
Когда сажали яблоньку, Таша клятвенно пообещала с первого... Нет! Со второго урожая испечь шарлотку. Но, из своих яблок шарлотка получилась не скоро.
В первый раз Света, ей тогда было четыре года, сорвала оба яблока еще зелеными. На следующий год во время цветения были заморозки, и осталось одно-единственное на нижней ветке. Родители строго-настрого наказали Свете не рвать его, пока не созреет. Долго же потом хохотали, когда увидели, что яблоко висит... надкушенное.
Потом двенадцать яблочек были сочтены и охранялись словно сказочные-молодильные. Вызрели и были поделены поровну. Еще через год Света пошла в первый класс, и Таша наконец-то выполнила обещание.
Что-что, а шарлотка Таше всегда удавалась. "В этом деле нельзя лениться. Яблоки должны быть мелко нарезаны. Именно нарезаны, а не натерты!", - любила повторять Таша.
От воспоминаний Василь Сергеича оторвала Света. Выглянув в окно, открытое по случаю теплых дней, она крикнула:
-Ну, что ты, пап, как ребенок, в самом деле!
Василь Сергеич поежился, встал и взял топор. Яблоня задрожала под ударом, и на Василь Сергеича посыпались белые лепестки.
-Давайте я бензопилой. Быстрее будет, - подошел Роман, муж Светы.
Василь Сергеич буркнул в ответ:
-Я сам.
-Потом будете жаловаться, что спина болит!
Василь Сергеич промолчал. Да и о чем говорить? Когда он вбивал рядом с саженцем колышек, звук тоже был глухой, но в нем не слышалось стона. Надежда, уверенность, возможно даже озабоченность, но не стон. Это ж, сколько лет прошло?! Василь Сергеич отошел в сторону и по-новому взглянул на яблоню и, улыбнувшись ей, словно давнему другу и прошептал:
-Да-а. Столько яблок созрело на твоих ветках за все эти годы, а вспоминается одно - надкушенное.
-Пап, с яблоней, что ли разговариваешь? - неожиданно прозвучало сзади.
Василь Сергеич обернулся. Света ступала осторожно - из-за живота не было видно дороги. Подошла к отцу, оперлась о его плечо.
-Ты бы это, доча, побереглась. Не ровен час, споткнешься.
-Не могу больше дома. Хочется воздухом подышать.
-Может, присядешь куда? Ромка, ну-ка быстро табуретку!
Роман убежал в дом, а Света улыбнулась отцу:
-Постою чуток. Полезно. А ты устал, поди? Пусть Рома спилит яблоню, быстрее будет.
-Я сам.
-Ну, заладил! Вот, что ты упрямишься? С твоей-то спиной, и топором махать! Пол дня прошло, а яблоня на месте. А вечером жаловаться будешь.
Василь Сергеич вздохнул:
-Помнишь, в четвертом классе вы с Ванькой соседским поспорили, что ты на самый верх залезешь, и яблоня тебя выдержит?
-Хотела б забыть, да рука не дает.
-А помнишь, как я обработал яблоню карбофосом, а вы с Ольгой наелись зеленых яблок.
-То была не Оля. Это мы с Надей.
-Разве с Надей? Она же постарше тебя.
-Ну, и что? Пап, а помнишь, дядя Коля с Дальнего Востока приезжал, и ты в погреб за яблоками мочеными полез?
-Ты что, мне теперь эти яблоки до смерти вспоминать будешь?
-Ладно, не сердись. Подумаешь, огурцы с яблоками спутал, с кем не бывает?
Василь Сергеич резко повернулся к дочери, но, встретился с ней взглядом, и они расхохотались. Тем временем Роман принес табуретку, и Света опустилась на нее.
-Ох, не могу смеяться - живот больно. Скорее бы уже.
-Жалко мне ее, - Василь Сергеич махнул в сторону яблони.
-Пап, ну, мы ж уже все обсудили. Огородик ведь маленький, а яблоня старая. В прошлый год уже не плодоносила. Ну, какой смысл ее оставлять? Посадим новый сорт, с обильным плодоношением, устойчивый к заболеваниям.
-Ага, белый наив!
-Пап, ты хочешь лишить меня удовольствия лет, эдак, через двадцать вспоминать, - Света погладила живот, - с моей подросшей дочерью ее детские проказы?
- Да, ничего я не хочу! Иди вон в дом, застудишься. И Ромку своего забери! Нечего тут! Сказал, сам срублю, и все!
Вновь топор начал жестко вгрызаться в дерево. Василь Сергеич махал топором, словно смахивал слезы: "Конечно! Яблоня старая. И топор старый. И я тоже старый. Мать, вот, не старая. Мать не дожила. Не видит, что дочка, как бригантина под парусами. И этот Ромка. Сопляк. Ему что? Он бензопилой махом! И спина болеть не будет. И душа болеть не будет. Да-а! Душа болеть не будет! Для него же это просто дерево".
Взмахи топора стали реже. А после и вовсе топор в изнеможении опустился к ноге.
-Таша, Таша. - прошептал Василь Сергеич. - Светка-то шарлотку печь не умеет. Борщ - да! Борщ хороший. А вот шарлотка... - и, глубоко вздохнув, добавил, - Прощай.
Перехватил топор поудобнее, со всего маху опустил его в надруб. Яблоня задрожала, застонала и медленно, цепляясь за корни остатками ствола, начала клониться. Потом ствол надломился, и яблоня рухнула.
Василь Сергеич швырнул топор, и, не оборачиваясь, пошел в дом. У порога стоял саженец с упакованными в полиэтиленовый пакет корнями. Василь Сергеич глянул на него, тяжело вздохнул, и решительно закрыл за собой дверь.
-Пап, мой руки, садись кушать, - сказала Света, ставя на стол тарелку с борщом.
На столе уже была булка хлеба с отрезанным ломтем, чашка с мочеными яблоками и полная до краев рюмка.
Василь Сергеич кушал молча. В огороде гудела бензопила - то Роман распиливал яблоню и оттаскивал ветки к забору. Вскоре о старом дереве напоминали только обрубленный пенек, да яблоневый цвет на земле. Роман начал копать ямку для саженца. Василь Сергеич исподтишка наблюдая за ним в окно, с одобрением покачал головой: "Молодец! По науке!".