Аннотация: Говорят, пустынники - древние дети Синны - существуют. Приходят неожиданно, исполняют волю Забытого Бога и уходят в Небытие. Вот только являются они совсем не в помощь живым...
Небольшое обновление от 08.01.2019
П Р О Л О Г
Кончиками пальцев я потрогала тонкие страницы. Магические плетения древней книги отозвались приятным покалыванием и теплом: они узнали меня, приняли, словно родную.
Вокруг бесновались, рычали, капали слюной на раскаленный песок твари, многоликие порожденья Хаоса, но подойти ближе не смели.
Огненное солнце выжигало все, до чего только могло дотянуться своими лучами. Я ощущала его жар и через отшельничье платье, и через плащ пустынников.
Куда призовет меня сила? Не скажу, что этот вопрос так уж сильно волновал меня, но все равно каждый раз было любопытно. Кем я окажусь: богатой дамой или служкой при храме Эсты?
Мы, дети Синны, не выбираем ни место, ни время. Кто-то сказал мне, что мы существуем отдельно от жизни. Наверное, это действительно так.
Пока я размышляла, водя пальцами по страницам, плетения набрали силу и будто ожили. Медленно они окутали сначала только кисти рук, а постепенно и всю меня плотным светящимся коконом. Такой не разорвать.
Я ощутила легкое головокружение - верный спутник приближающегося Перехода.
Что ж, Синна, я готова.
Г Л А В А 1
Я открыла глаза. Давно забытые ощущения просто оглушили. Я зажмурилась, пережидая головокружение и тошноту, и открыла глаза снова.
Я лежала на грязном полу. Вокруг сновали люди, но, казалось, до меня им не было ровно никакого дела. Я оказалась одета в серое грязное платье и старую, видавшую виды, шаль. Еще одно забытое ощущение - холод - немного потеснило остальные. Видимо, тело лежало так давно и сильно замерзло.
Вдруг на меня обрушился поток ледяной воды. Я инстинктивно закрыла голову руками.
- Очнулась, ..., - сказал мужчина с пустым ведром, в котором, видимо, всего мгновение назад была вода. - Иди, работай!
Я осторожно села, и вдруг поняла, что мое состояние едва ли связано с Переходом. Из-под грязного, рваного, серого платья и старой дырявой шали топорщился живот. Это было так удивительно, что я не удержалась и потыкала в него пальцем. Все-таки мой. А вот детеныш внутри признаков жизни не подавал. Интересно, так надо?..
Меня грубо схватили за руку и резко дернули вверх. Затем еще и толкнули в сторону мойки с посудой.
- Работай!
Стоять было тяжело, кружилась голова, ломило спину, да еще и тошнило в придачу. Но тело свою работу знало и делало ее хорошо - настолько, насколько вообще могло в нынешнем своем состоянии. Я мыла посуду, подметала полы, таскала ведра, скоблила столы в каком-то темном кабаке, который не становился лучше и чище. Трижды в день мне полагалась какая-то жидкая похлебка. Спала я в каком-то углу на подстилке. Раз в месяц, если мой хозяин был в хорошем настроении, меня отпускали погулять до обеда по городу - но там от меня шарахались, как от чумной, даром что в след не плевали. Хотя могли.
Как выяснилось, прежнюю хозяйку тела звали Амал`а. Она была наказана клеймом на лопатке. Ей не полагался и платок или, как его здесь называли, нам - спутник любой добропорядочной женщины от колыбели и до могилы. Достойной работы и хорошего положения в обществе ей тоже теперь было не видать. Все, что оставалось - прозябать в этом грязном кабаке, как, впрочем, и другим таким же "счастливицам" - здесь их звали "эндана арисса", женщины без будущего. Даже останавливаться на улице рядом с ними ближе, чем за пять шагов, считалось дурным тоном. Поэтому даже повар и две подавальщицы цедили со мной слова только в случае крайней необходимости.
Все это мне удалось выловить из памяти Амалы. Впрочем, чем дальше, тем больше я убеждалась в этом на собственной шкуре.
Мой первый выходной выдался раньше, чем я ожидала. У моего хозяина родился внук, и всех нас отпустили до самого вечера, да еще и дали небольшую прибавку к плате. Даже я удостоилась горсти мелких монет. Завтра, в соответствии с местной традицией, будет большой праздник, поэтому все разошлись в радостном предвкушении. А пока...
Я впервые отправилась в город - туда, куда прежняя Амала выходила лишь в случае крайней нужды. Однажды ее освистала толпа; в другой раз люди разорвали ей платье и забросали помидорами. Денег у прежней хозяйки моего тела почти не было, зато работы хватало с лихвой, так что смысла выходить лишний раз за дверь кабака она не видела. Я бы тоже осталась в кабаке, если бы хозяин не распустил всю прислугу.
Тот день был на редкость жарким и солнечным. Я побрела по узкой прибрежной улочке одного из беднейших районов Таароса. Дома здесь располагались очень близко друг к другу, часто даже стояли один на другом. Местные называли это место "грязным кварталом"; знатные люди сюда даже не заглядывали, зато, наоборот, хватало рендан, эндан арисса и прочих людей "низшего сорта". Поэтому ко мне здесь относились более-менее ровно.
Мало-помалу дома стали редеть и становиться больше, появились причудливые деревья и даже небольшие садики. Этой дорогой, которая, кстати, постепенно расширялась, Амала ходила много дней назад, поэтому я не боялась заблудиться. Так, с передышками, я добралась до небольшого рынка. Народу в ранний час было немного, но все предпочитали не приближаться ко мне.
Помня об отношении местных жителей к таким, как я, задерживаться здесь я не стала: купила на все деньги, что у меня были, еды, и поспешила восвояси. На обратном пути, размышляя над тем, как продавщица настороженно брала с меня плату, я порадовалась, что хозяин дал мне одну лишь мелочь; видимо, дана решила, что я насобирала милостыню.
Сесть в стороне и полакомиться едой я не решилась, и, хотя живот подводил от голода, я брела и брела в сторону "своего" кабака. Я уже шла по "грязному кварталу", когда вдруг у меня появилась идея: чуть в отдалении, над зданиями, виднелась крыша некоего святилища на холме. Я видела ее еще по дороге на рынок, но не обратила внимания. Крыша выглядела не особо новой и даже, кажется, поросшей травой, поэтому именно туда я и отправилась. Я медленно брела вверх по ступеням, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть. Голова кружилась почти постоянно, а детеныш за все это время так ни разу и не толкнулся. Хотя это и было странно, никакие дурные предчувствия меня не терзали, как будто Амала знала: если так и не должно быть, то детенышу все равно ничего не угрожает.
Как оказалось, с холма открывался чудесный вид почти на весь город, который, впрочем, не вызвал внутри меня никаких чувств или воспоминаний. Похоже, прежняя хозяйка никогда не ходила именно сюда, хотя когда-то была очарована городом тысячи огней, Тааросом. Морская столица страны, сюда доставляли товар, наверное, со всего мира. Здесь жили, временно обитали и просто гостили самые разные люди: богатые и бедные, знатные и безродные, молодые и старые.
Прежде всего остального я открыла свои свертки и начала есть. После жидкой похлебки простая человеческая еда казалась мне пищей богов, и стоило большого труда не съесть все сразу. После я долго дремала в тени, наслаждаясь подобием свободы.
На этом же безлюдном холме располагался и крошечный храм, посвященный местному божеству. Когда силы ко мне хоть немного вернулись, я решила осмотреть его, и даже смогла смутно припомнить подобный, виденный прежней Амалой когда-то очень давно. В такой могли приходить люди разного достатка и из разных слоев населения; но конкретно в этот, расположенный вблизи грязного квартала, видимо, чаще шли люди низшего сорта.
Некоторое время я провела, прогуливаясь по небольшому деревянному помещению и пытаясь угадать, какому местному божеству здесь поклоняются, о чем просят. Скудность украшений весьма затрудняла мне задачу. По сути, святилище было круглой деревянной беседкой с огромными, от пола до потолка, окнами. Прямо напротив входа одно окно было заколочено; перед ним стояла статуя смотрящей вниз женщины в длинной юбке и думане. По правую руку от нее стоял небольшой круглый стол, где лежали обломанные ракушки и мелкие камешки, очевидно, принесенные из гавани.
Остаток дня я провела в одиночестве, сидя на холме, чуть в отдалении от храма, и глядя на медленно опускающееся солнце. Время от времени я пыталась угадать, что же такого было в этой Амале и ее нерожденном ребенке, что Синна прислала меня именно сюда. Но ответа не находила. Пока. В том, что Синна никогда не ошибается, как и не делает ничего просто так, я уже убеждалась бесчисленное количество раз.
Я бывала в разных мирах, я рождалась, оживала, просыпалась женщинами, мужчинами, детьми, стариками, старухами. Редко путь Синны был ясен с самого начала, но в конце концов все вставало на свои места. Всегда.
Стало уже совсем темно, когда я медленно побрела обратно. Идти с холма было в разы легче, и не только потому, что дорога шла вниз, но и благодаря еде и отдыху. Как это часто бывает, людям низшего сорта ни к чему были круглые, дарящие холодный синеватый цвет, светильники, которыми так славился Таарос. Только одна из двух местных лун освещала мне дорогу, и я шла скорее наощупь. В какой-то момент я споткнулась обо что-то огромное и кубарем полетела вниз. Мне повезло: я упала полубоком, больно ударившись животом. Детеныш внутри не просто зашевелился, а стал пинаться с такой силой, что я даже заволновалась за него. Погладив живот, я стала медленно подниматься, как вдруг поняла, что мои руки оказались выпачканы в чем-то липком.
Я поднесла руки к лицу и замерла. Не то чтобы я испугалась - проходить приходилось через всякое - однако ж и понимала, что путь и без того бедной Амалы, похоже, ведет к плахе.
На руках и, видимо, платье была кровь. Чужая кровь.
..Он бездыханно лежал на холодных каменных плитах. В боку темнела рана. Все вокруг было в крови - в том числе и я сама.
Воровато огляделась, но, как назло, в темном проулке не было ни души. Или это было к лучшему?
Стараясь не делать резких движений, чтобы не испачкаться еще больше, я медленно встала и сделала несколько шагов в сторону. Некстати я бросила взгляд на тело - и застыла, глядя в темные, нечеловеческие глаза. В темноте они слабо светились, словно кошачьи. Это пугало, и в то же время напоминало о других, похожих на этих, глазах...
- Помоги... - хриплый, едва различимый шепот, не громче легкого прибрежного ветра. Но я услышала.
...У пустынников много своих традиций. И одна из них - выполнить последнюю волю умирающего. Поколебавшись несколько секунд, еще раз оглядевшись, я решилась.
Я подобрала юбки и присела возле истекающего кровью, точнее, возле его раны. Осторожно прикоснулась и, прикрыв глаза, стала нашептывать одну из древнейших наших молитв. Если Синна отзовется - так тому и быть. Если же нет...
Но не прошло и нескольких мгновений, как по моим пальцам заструилась сила. Все больше и больше. У Амалы явно не было столько...
А потом нелюдь закрыл глаза и обмяк. Не удержавшись, я провела окровавленной ладонью по его лицу, убеждаясь, что он будет жить. А затем встала и медленно пошла прочь, стараясь держаться стен домов.
Прежде, чем идти в кабак, я спустилась ниже. Как помнила Амала, неподалеку был мелкий ручей, который пересыхал в летнюю жару. Но мне повезло: забравшись в холодную воду прямо в своей скудной одежде, я отмылась от крови и грязи. Затем, дрожа от ночного холода, я вернулась к своей миске и подстилке.
Следующим днем, как я и предполагала, обслуга затемно начала свою работу. Кабак открылся раньше обычного, выпивка лилась рекой. В зале было не протолкнуться. Я едва успевала убирать объедки и посуду со столов, выносить помои и мыть опостылевшие тарелки, буквально сбиваясь с ног.
В какой-то момент, протискиваясь между посетителями, я вдруг почувствовала, как чьи-то руки обхватили меня чуть выше талии и, закрыв рот, вытолкнули меня наружу. Все произошло так быстро, что никто не заметил моей пропажи.
---------------------
Г Л О С С А Р И Й
Поскольку героиня у нас не совсем обычного даже для данного мира социального положения, сразу даю определение нескольких специфических терминов, дабы пролить хоть немного света на сложные отношения внутри общества.
` дана - досл. "женщина", по значению ближе к "госпожа". Собирательное название всех девушек, женщин среднего и преклонного возраста, а иногда и девочек. Также вежливое обращение к незнатной женщине.
` эндана арисса - "женщина без будущего". Приставка "эн-" подчеркивает, что женщина по положению находится вне социальной группы дан. Стать эндана арисса можно разными путями, не только и не столько самым, на первый взгляд, очевидным (проституция). Главное - совершить проступок, недостойный даны, в присутствии нескольких свидетелей (обычно семи). Даже если женщина оказалась в этой категории по ошибке, либо совершила нечто, что, по мнению трех судей, полностью искупает ее проступок, скорее всего, нам она больше не наденет никогда.
` рендана - женщина с низкой социальной ответственностью. Не совсем точный аналог - "падшая женщина". Бывают разных категорий, соответственно, принадлежат разным слоям населения и могут носить или не носить нам или лирнам. По положению в обществе всегда ниже даны (даже если рендана знатного происхождения). Дословное значение приставки "рен-" - низкий, лежащий на земле.
` нам - платок, обязательный атрибут любой даны. То, как он завязан, и какие украшения носит женщина, говорят о ее социальном статусе, семье, роде, детях, профессии и положении супруга в обществе.
` лирнам - "наполовину нам". У молодых девушек - большой, закрывающий половину головы, бант, а также множество вплетеных в прическу лент так, чтобы скрыть практически все волосы. У женщин постарше - платок, оставляющий открытым только переднюю часть головы до макушки. Признак рабынь и женщин, искупивших свой проступок.
` думан - нам, не только покрывающий голову, но и ниспадающий до самой талии, а иногда и ниже. Уши, шея, плечи, грудь, спина, а иногда даже и лицо оказываются скрыты полностью. Признак семилетнего траура.