Под окном цвела сирень. Бабушка раскладывала на обеденном столе ломти вчерашнего хлеба, Лов ушел в рабочую пристройку звать отца, да так и застрял там. Из кухни тянуло запахом гороховой похлебки, и Инс извертелся на лавке, дожидаясь, пока мать внесет в комнату исходящий паром котелок. Он уже почти видел, как густая жидкость заполняет хлебную "тарелку", чудесный запах будоражил воображение. Мальчик зажмурился, представляя, как выберет самую большую, самую сочную кость, и с хрустом вопьется в нее, разгрызет, добравшись до мозга, а потом будет долго и неторопливо хлебать горячий суп, смакуя каждый глоток...

Инс открыл глаза. И проснулся. Еды не было, а голод никуда не делся.

Мальчик откинул одеяло и сел на лавке, спустив на пол босые ноги. Нащупал башмаки, обулся. По привычке взглянул вверх - витражный Агнец смотрел на него из-под самого потолка, брезгливо хмуря тонкие, словно беличьей кистью выведенные брови. Агнец был сумрачен и темен ликом: утро выдалось тусклое, скорее всего, даже непогожее - разве что повезет, и к полудню облака разойдутся, пуская солнце в промозглую келью.

Мать не спала. Куталась в полушубок, сгорбившись на узеньком ложе, бормотала что-то под нос. Бурая от грязи, не прибранная под платок коса сползала по плечу до самых колен, и мать казалась в этот момент старше, чем в начале лета была бабушка.

- Мам, я схожу на площадь, заберу нашу сегодняшнюю еду.

Она не ответила. Другого он и не ждал, обращаясь к ней больше по привычке - она уже давно ни с кем не разговаривала, сидела в своем углу целыми днями напролет и иногда заходилась в приступе сиплого кашля.

За дверью зашуршали шаги - кто-то из священников припозднился с трапезой.

- ...не угодны Ему. Недаром заболели многие из тех, кто предавался этому занятию, - по немного гнусавому голосу Инс узнал отца Ная.

- Вот еще, - фыркнул второй; отец Армон всегда разговаривал отрывисто, словно пытался начать каждое предложение с нового листа. - Они заболели не потому, что мылись, а потому, что брали воду из реки. Северного квартала с его колодцами чума почти не коснулась. Река же отравлена князем. И это...

- ...и это доказывает, что он Зверь, ибо кому еще под силу такое деяние! - страстно перебил его Най.

Отец Армон понизил голос, и его ответа Инс не разобрал; шаги обоих священников стали удаляться и стихли за поворотом.

Лишь тогда мальчик отважился выглянуть в коридор.

На улице моросил колкий дождик. Поежившись, Инс медленно спустился по ступенькам и оглянулся - собор был похож на прижавшуюся к земле черепаху, которую мальчик когда-то видел на картинке. Купол над молитвенным залом напоминал панцирь. Игла-колокольня терялась макушкой в тумане, черная от влаги брусчатка превратила площадь в огромное зеркало.

На площади собрались люди. В отдалении, у просвета между домами, возвышалась повозка с хлебом. С левого края, от виселицы, доносился голос глашатая; преступник, тощий и мокрый, почти висел на руках стражников - стоять он уже не мог.

Инс пристроился в очередь за женщиной с распухшими ногами.

- ...залез в свинарник господина нашего градоначальника, хотя тот в великой милости своей оделил хлебом тех жителей славного Кьена и ремесленных кварталов, кто не получает пропитание от своего господина, - тянул глашатай. - После чего упомянутый Квед, сын Исора, злонамеренно поглотил предназначавшуюся для свиней пищу, и...

- Когда господин наш Солан разобьет князя, он прикажет вздернуть эту жирную сволочь на самой высокой виселице, - прошипела стоящая впереди женщина, обернувшись к Инсу. Мальчик кивнул, не вникая, о ком шла речь.

- Повесить его и надо! - подхватила другая. Кожа на ее щеках обвисла некрасивыми складками, будто была на нее велика. - Та вылазка безумная - и дураку последнему было ясно, чем кончится! Почему он не открыл ворота, князь же обещал, что пощадит нас! В Нимердоне-то - слышали?.. А мы дохнем от голода, пока он жрет свиней! А князь сидит и просто ждет! Никуда ведь мы от него не денемся! Как вервейцы, как наши мертвые!

- Я о князе и говорила, - отрезала первая женщина. Инс вздрогнул, вспоминая... нежно-голубое летнее небо над головой, река, сверкающая, как застежки на новеньком молитвеннике... плывущие по воде деревья - мелкие волны перехлестывают через длинные, темные от влаги стволы - и мертвые, привязанные к этим деревьям, синие, распухшие от воды... Потом, расталкивая соседей, на поверхность поднялась кривая береза, подставила солнцу скользкий бок - потянула за собой руку, а вслед за ней вынырнула и голова, повернулась незрячим лицом, разметав по воде светлые волосы... Инс закричал тогда, узнав брата, и не смог замолчать, и так испугался крика, что вцепился зубами в руку, чтобы его унять. Остался шрам. А отца он так и не дождался. То ли его не было там, в реке, то ли просто пропустил.

- ...за что приговаривается городским судом к повешению, - уныло орал глашатай. Инса знобило, размякшая от воды рубаха липла к телу. Заныл шрам на руке.

Его очередь приближалась.

Сглотнув слюну, мальчик заставил себя взять ломоть хлеба. Не наброситься на него, не сожрать в два укуса, страшась потерять хотя бы крошку - осторожно принять в ладонь сероватый, каменно-твердый брусочек; ему даже почти удалось отвести взгляд от телеги, где под охраной двух стражников лежали такие же кусочки - а вон тот явно больше, почему она дала мне этот, маленький, это нечестно, есть же хочется, небось для своих лучшее приберегает...

Все. Хватит. Инс зажмурился. Потом открыл глаза. Раздающая еду девушка поглядывала на него с удивлением, очередь текла дальше - люди подходили к ее товаркам, получали пищу и тут же ее съедали. Над плечом Инса давилась своей порцией женщина, проклинавшая князя, чуть поодаль переминался с ноги на ногу старик, не в силах оторвать взгляд от чудесного видения - груды хлеба на повозке.

- Мне нужен еще один ломтик, - угрюмо сказал мальчик. - Для матери. Она там, в соборе. Болеет. Не верите - посмотрите по книге и спросите священников. Или других раздатчиц, они меня знают.

- Хм, - с сомнением откликнулась девушка. Рассеянно посмотрела на толпу поверх головы Инса, потом подошла к подставке, на которой лежала книга, и перевернула несколько страниц - до раздела, куда были вписаны городские женщины. Девушка была бледненькая и худая, с острым носиком и похожими на веточки руками.

- Книжный квартал, - напомнил Инс. - Марда, жена... вдова церковного переписчика Дека.

Она сомневалась. Потом неожиданно отпустила книгу, сделала шаг и оказалась совсем рядом с Инсом.

- Помоги мне, - прошептала девушка. - Моя подруга не пришла сегодня, мне придется вернуть ее хлеб в хранилище... если ты ей не отнесешь. Она недалеко живет, на Синей улице. Ее Велена зовут, семья Трево, седьмой дом... Помоги - и я дам тебе кусок для твоей матери.

- Оххх, - Инс почувствовал, как горячо и сладко становится в животе, а ладонь намокает от пота. - Это какая Синяя улица - за Сырым тупиком, что ли, где бездомные живут?

- Нет-нет, - заторопилась девушка, - это другой конец Синей улицы, отсюда направо, повернуть у бывшей лавки зеленщика... Я тебе записку дам - сбегай быстренько, никто и не узнает, что ты куда-то заходил...

- Хорошо, - нехотя согласился Инс. Улыбнувшись, девушка пометила что-то в книге, потом нацарапала несколько слов на последнем листке, вырвала, свернула и сунула в руку мальчика записку вместе с двумя брусочками хлеба.

Стараясь не смотреть на неожиданно обретенное богатство и не представлять, как будет таять во рту чужая еда, он отошел в сторону, уступая место следующему в очереди. Тащиться на Синюю улицу не хотелось совершенно: как ни обходи Сырой тупик, он все равно будет слишком близко - как и тот детина, что крошил в котел голенище кожаного сапога. Инс забрел в этот район по незнанию; детина приказал мальчику убираться, и тот с облегчением послушался.

Но слово есть слово. Придется пойти - после того, как зайдет в келью и оставит матери ее пищу... она ведь голодная, жалко...

Медленно он дошел до собора. Ноги слушались плохо, в голове звенело от легкости. Как ни старался, не думать о трех кусках хлеба не получалось.

Из открытой двери пахло плесенью. Мальчик вошел, задержавшись, пока глаза не привыкли к полумраку и не начали различать фрески на стенах. На одной - гневный Агнец, повергающий многоликого Зверя, на другой - тоже Агнец, но улыбающийся Избранным. Агнец был изображен и над дверью, ведущей в молитвенную залу. Туда Инс старался не ходить, опасаясь зависти соседей, как и он, бежавших от князя под защиту городских стен. Благо, вход в крыло, где располагались кельи священников, был тут же, налево от главной двери.

Откидывая мокрый капюшон, отец Армон переступил через порог собора.

- Инс, - произнес он дружелюбно. - Несешь матери хлеб? Погоди-ка... А это у тебя что такое?

- Я не крал, - неохотно вымолвил мальчик.

- А я не обвинял. - Взгляд священника стал колючим. - Будь твоя совесть чиста, ты бы так не сказал.

- Я не вор, - повторил Инс. - Мне дала этот хлеб девушка с площади, это для ее подруги... Велены из седьмого дома по Синей улице...

- Что ты несешь, - брезгливо поморщился отец Армон. - Не знаю никакой Велены. На Синей улице живых не осталось. Лжешь. Отец Най выхлопотал вам келью, когда твоя мать заболела. Он отдает тебе половину своей лепешки. Не стыдно?

- Не крал я, - тоскливо пробормотал мальчик. - Агнцем клянусь, это она... Она мне и записку дала, вот!

- Записку? - нахмурившись, нескладный священник взял из рук мальчика измятый листок. Развернул, подставил под тусклый свет, льющийся сквозь дверной проем, пробежал взглядом... Потом перечитал еще раз, будто не вполне понял увиденное, зажмурился, мотнул головой - и наконец повернулся к Инсу.

В его глазах была боль. Мальчика он словно не видел.

- Агнец всемогущий, Агнец милосердный, - отчаянно выдохнул он, - вразуми и помоги, Агнец всеведущий, помоги остановить этих нелюдей, этих зверей среди нас, слуг Зверя, истинного Зверя... ибо князь по сравнению с ними никто...

Инс подобрался поближе. Вытянув шею, вгляделся в записку, которой размахивал потрясенный священник, и наконец сумел прочитать.

На листке бумаги было два слова. Только два.

"Принимай мясо".

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"