Кот да Ввинченный

Софт-трэш-роман.

☺ ☺ ☺

Рукопись, с которой вы познакомитесь ниже, была прислана в газету "Урюпинские дали" в июне этого (2005) года. На титульном листе значилось:

Дэнис Коричневый, "Ичнив ад док".

Эта загадочная надпись была несколько раз перечёркнута (явно рукой нервного человека, скорее всего, религиозного фанатика, т.к. линии были кривые и рисовались как бы "ёлочкой"). Чуть ниже, неряшливо и в спешке, красными чернилами было написано

Брэн Даун, "Кот да Ввинченный"
Бритва "Brown". Не стоит плодить сущности!

Полагая априори, что исправление внёс автор, мы публикуем данный текст именно под заголовком "Кот да Ввинченный". Но в "Урюпинских далях" работают не лохи, это вам не ВВС. Опытные шифровальщики бились над зашифрованным названием "Ичнив ад док" и взломали непослушную шараду. Это фраза "Код да Винчи", написанная наоборот.

Такой способ шифровки показался нам откровением и революцией в криптографии. Это ещё круче, чем "перевёрнутый" текст, который проявляется, если к нему поднести зеркальце! Мы чуть не сорвали выход очередного номера нашей газеты, увлечённо играясь в "Прочитай наоборот". На волне азарта верстальщица Леночка даже предложила распечатать газету по "зеркальной" технологи, просто перевернув плёнки с макетами полос.

Но здравый смысл победил. Хотя хватит о постороннем.

Вашему вниманию предлагается страшный роман без сокращений и редакторской правки. Как пришёл. Ну, нам было в лом его править.

Удачного чтения!

Главред "УД" К.Г. Бищенко.

От автора.

Всё, что вы прочитаете - враньё, то есть вымысел. Тайный орден, известный под именем Автокефаль Заратустры, не существует, и, надеюсь, не будет существовать никогда. Нынешнего Папу зовут не Иммануил VI (Vitorganus). Такого сана, как Мама Римская, не существует. Это тупая бородатая шутка. В Ватикане нет платных туалетов. Город Урюпинск существует, но Урюпинск в романе - это не тот Урюпинск, а гипотетический, этакий Gotham-city a-la Russe.

Глава I.

Над Урюпинском бушевала гроза. Ливень обрушивался на крыши домов, старый, почти утерянный асфальт, землю и другие поверхности, ориентированные к небу.

В сполохах молний город словно замирал для гигантской фотографии, но в эту ночь Урюпинск явно не говорил cheese. Влажный воздух разносил озон и предчувствие трагедии.

В краеведческом музее умирал старик. Над ним высилась фигура, скрытая под огромным чёрным плащом. Обладатель фигуры - мужчина с неправильными чертами лица и извращёнными понятиями о мире - зло сверкнул жёлтыми от ненависти глазами.

- А теперь, Астральный Единоутроб, ты сдохнешь, - скрежещущим фальцетом сказал старику убийца и ушёл прочь.

Плащ шуршал, но умирающий не слышал этого зловещего шороха, потому что гремел оглушительный гром.

Да и попробуйте прислушаться к шорохам, когда из вас хлещет кровь, толчками исторгаясь из многочисленных ран, нанесённых холодным оружием, предположительно, ножом.

- Я должен успеть, - хрипло пошептал старик, запуская сухенькую дрожащую руку в рассеченный живот.

Глава II.

Иван Венедиктович Лентов, преподаватель истории в Урюпинском ПТУ номер пять, крепко спал, досматривая длинный и какой-то неподъёмно тревожный сон, навеянный последним семинаром.

Историк видел себя новгородским боярином времён Ивана Грозного. Он долго участвовал в ополчении, а потом с душевной мукой наблюдал, как опричники готовятся лишить вечевой колокол языка. "Песец демократии, - воскликнул во сне пэтэушный боярин Лентов, - кранты Великому Новгороду!" Но тут колокол будто бы ожил и зазвонил.

Правда, выводил он неуместно весёленькую мелодию "Сердце красавицы склонно к измене...". Иван Венедиктович узрел в этом знак свыше, размашисто осенил себя крестом и проснулся, ибо понял, что слышит не звон колокола, а звонок мобильного телефона.

В ночной темноте дисплей мобильника светился мертвенно-синим.

"Номер не определён".

"02:42".

Лентов застонал. Хулиганы, что ли?

- Алё...

- Гражданин Лентов? Иван Венедиктович? - незнакомый голос был напорист, свеж, но слегка механистичен. Последнее ощущение возникло оттого, что речь была прерывиста и не богата интонациями.

- Да, а с кем, простите...

- Капитан ФСБ Надёжин, - прервал голос. - Евгений Максимович.

- Очень приятно, - автоматически выдал не проснувшийся до конца организм историка. - Чем обя...

Надёжин вновь не дал ему договорить:

- Произошло убийство. Нужна ваша помощь.

- Моя?!

- Цепочка от буя, - съязвил фээсбэшник. - Если представители нашей организации говорят вам, что вы нужны, значит, так оно и есть. Или вы подумали, что я занимаюсь телефонным хулиганством?

- Честно признаться, я так и...

- Грёбаная интеллигенция, - устало выдохнул капитан Надёжин. - Одевайтесь, внизу вас ждут. В десять минут, надеюсь, уложитесь.

Пошли короткие гудки.

Иван Венедиктович включил лампу-ночник, с кряхтеньем вылез из-под одеяла. Сорокашестилетний обрюзгший человек. Плешивый интеллектуал с пивным бурдючком, полуспрятанным в полосатых семейных трусах. Бывший профессор МГУ, добровольно уехавший в глубинку после того самого случая...

Стряхнув остатки сна, Лентов принялся одеваться. Через пять минут он уже спускался по лестнице. В уме назойливо звучал голос Шевчука: "Чёрные фары у соседних ворот. Лютики, наручники, порванный рот..." Близость свидания с ФСБ навевала Ивану Венедиктовичу необъяснимую нервную дрожь.

- Наверняка это эгрегор, сложившийся с тридцатых, - прошептал профессор, выходя из подъезда.

Рядом, в круге фонарного света, стояла чёрная "Волга". Неприметный человек в штатском курил, облокотившись о переднее крыло.

- Здравствуйте-здравствуйте, гражданин Лентов, - сказал курильщик. - Присаживайтесь назад.

Слово "назад" прозвучало как-то раздельно, с паузой. Историк робко улыбнулся, подумав, что куда-либо ещё кроме как на зад, сесть анатомически невозможно.

Глагол "присаживайтесь" также не предвещал ничего хорошего. За ним маячило невысказанное "пока". Мол, пока присаживайтесь, сядете потом.

Бросив прощальный взгляд на родную пятиэтажку, Иван Венедиктович забрался в авто.

Бросив окурок в урну, человек в штатском занял переднее пассажирское место.

Бросив урчать впустую, "Волга" рванула по ухабам лентовского двора, нырнула в просвет между домами и выкатилась на улицу.

- А куда мы, простите, едем? - рискнул поинтересоваться профессор.

- В музей, - бесцветно ответил конвоир.

"Ну и шуточки у этих сатрапов", - возмутился историк.

Однако через минуту автомобиль действительно затормозил у краеведческого музея.

Лентов знал его, как свои пять пальцев. Поэтому он не стал выходить из машины, дождавшись, пока сопровождающий не выберется, не опустит ногу в глубокую лужу и не сматерится, требуя у шофёра проехать чуть дальше.

Пройдя по влажному бульвару, обогнув лужу у парадного, Иван Венедиктович и человек в штатском вошли в музей.

В вестибюле их ждал капитан Надёжин, высоченный широкоплечий блондин. У профессора промелькнула мысль, что фээсбэшник сильно похож на голливудского актёра Дольфа Лундгрена, только взгляд капитана был осмыслен, будто Лундгену в крепкую голову вдруг вложили неслабые мозги.

- А вот и вы, - обозначил радость Надёжин. - Это я вам звонил.

- Я уже догадался, - промямлил Лентов.

- Откуда? - напрягся капитан.

- По голосу узнал, - ответил Иван Венедиктович, радуясь и пугаясь того, что чуть не ляпнул: "От верблюда".

- Отлично. - Капитан расслабился. - Зовите меня Евгением. А сейчас пойдёмте смотреть на труп.

Профессор с детства не любил смотреть на трупы. Трупы вызывали у него чувство отвращения и скорбь по поводу того, что и он когда-нибудь будет выглядеть ничуть не лучше.

- А может, не надо? - жалобно протянул Лентов.

- Иван Венедиктович. - Фээсбэшник положил руку на плечо историка. - Мы вас пригласили именно для осмотра трупа.

- Неужели в городе нет патологоанатома? - не сдавался профессор.

- Да вы шутник. Вы нам нужны как специалист по древним символам и тайным обществам.

Иван Венедиктович и правда был ярым фанатом символики и уклада быта древних орденов. Он даже опубликовал несколько статей в Интернете и пять очерков в журналах. Но он и представить не мог, что работники ФСБ читают эти издания.

- Неужели возле трупа оставлены какие-то символы? - спросил Лентов.

- Послушайте, Иван Бенедиктович...

- Венедиктович.

- Венедиктович. Вообще-то, здесь вопросы задаю я, но из уважения к вашей статье "Мужское начало в символике правоохранительных служб России" я отвечу. Этот труп, как вы его называете, сам есть один огромный и многослойный символ. А ещё это ваш лучший друг Марк Валентинович Топинамбур.

- М-марк?!

Директор музея Топинамбур... Они знали друг друга с незапамятных времён. Иван Венедиктович даже приходился крёстным отцом дочери Марка Валентиновича.

- А Аделина? - выдавил историк.

- Дочь Топинамбура скоро доставят.

Капитан зашагал по коридору. Звуки ударов каблуков о паркет разносились прихотливым эхом в музейном полумраке, словно щелчки метронома, отмеривающего Вселенной последние её секунды.

Иван Венедиктович поёжился и засеменил за Надёжиным.

Человек в штатском бесшумно пошёл следом.

"Куда мы идём? В зал семнадцатого, любимого века Марка? Или в восемнадцатый?.. - мучался догадками Лентов.

Не попал. Капитан остановился у дверей зала, где были совсем древние экспонаты, в том числе знаменитый Урюпинский Мамонт. Но самой яркой и ценной жемчужиной был урюпопитек - самый древний найденный на сегодня наш предок.

- Мужайтесь, профессор, - произнёс Надёжин. - То, что вы увидите... Впрочем, вот вам.

Капитан протянул историку полиэтиленовый пакет и распахнул дверь.

В зале горел свет. Лентов бросил туда единственный взгляд и согнулся в безудержном порыве рвоты.

- Ну, ёлы, Иван Венедиктович, - осуждающе проговорил фээсбэшник, отскочив. - Я же вам пакетик дал.

Но профессор не слышал голоса Евгения Надёжина. Он автоматически промокнул пакетиком пот на лбу, снова посмотрел в зал древностей.

Картина была ужасной и отталкивающей.

По всему залу были натянуты кишки. Словно гирлянды. Даже на бивнях знаменитого Урюпинского Мамонта.

В центре зала, под фигурой урюпопитека лежало обнажённое тело Марка Топинамбура. Директор музея покоился на спине, раскинув руки и ноги. Кисти были собраны в кукиши, голова находилась между ногами древнего человека, а в животе Марка зияла отвратительная дыра. Паркет был залит кровью.

Иван Венедиктович подумал, что это чертовски отвратительно, и его стошнило ещё раз.

- А пожрать-то наш эксперт не слабачок, - прокомментировал человек в штатском.

- Заткнись, - велел капитан. - Ну, профессор, если вы закончили, то давайте войдём и обсудим некоторые детали.

Глава III.

Где-то в дачном массиве, на мансарде двухэтажного коттеджа, неистово молился здоровенный детина с немереными мускулами. Голый испещрённый татуировками и шрамами торс блестел в свете многочисленных свеч.

- О, священный Тетраэдрический Акробатариум! - взывал детина. - Во имя четырёх стихий, трёх букв, двух близнецов и одного очень доброго старичка! Приди ко мне, Заратустра!

Занимался рассвет.

Чем занимался?

А чёрт его знает. Наверное, чем-то ужасающе-нехорошим.

Глава IV.

- На текущий момент у нас три версии происшедшего, - проговорил капитан Надёжин, почёсывая дольф-лундгреновский подбородок. - Первая - ритуальное самоубийство. Да-да, Иван Венедиктович, не делайте скептической мордочки. По характеру следов совершенно очевидно, что кишки усопший развесил сам. Ну, до того как стать окончательно усопшим.

- А вторая? - спросил Лентов.

- Ритуальное убийство, мастерски обставленное как ритуальное самоубийство.

- Это ближе к правде. Марк не такой человек, чтобы покончить с собой, тем более, таким... э... экспрессивным способом. А третья версия?

Фээсбэшник пожал плечами.

- Неосторожное обращение с ножом.

- Вы это серьёзно?!

- Да. Начальство всегда требует, чтобы было хотя бы три версии, - пояснил капитан. - Кому-то наверху пришло в голову, что это показатель активности нашей работы. Давайте к делу. Что вы можете сказать обо всём этом?

Иван Венедиктович с внутренним содроганием заставил себя вновь осмотреть зал древностей.

- Знаете, положение Марка... То, как он лежит... Это звезда. Явная пятиконечная звезда или пентаграмма.

- Вы так думаете? - с оттенком разочарования переспросил Надёжин. - Мы сразу же отмели эту версию. Притом не по единственной причине. Пентаграмма - это же символ коммунистов. Коммунисты ритуальными убийствами не занимаются. Подождите, не перебивайте. Разумеется, пентакль в своём наидревнейшем значении олицетворяет женское начало. Но тут-то и загвоздка. Звезда-то не пятиконечная!

- То есть?!

- Опустите взгляд чуть ниже дыры в животе.

Историк тут же отыскал шестой луч звезды. Итак, шестиконечная.

Лентову стало стыдно. К тому же, он всегда завидовал антропометрии Марка.

- Стало быть, не пентакль, - обречённо проговорил Иван Венедиктович.

- А что? Шестакль?

- Секстакль.

Слово вызывало ассоциации с постановками Виктюка. Этакие сексуальные спектакли...

- Почему фиги? - озадачился профессор. - Намёк на Змея Горыныча? Трёхглавость... Ах, да, шестой луч отвергает и эту трактовку... Может быть, Марк куда-то указывает?

Лентов прочертил мысленную линию в направлении большого пальца правой руки, образующего "нос" кукиша, и упёрся взглядом в мамонта с кишками на бивнях.

- Кишки... - прошептал профессор. - Они связывают все экспонаты в единый замкнутый на бедного Марка круг. Культ солнца? Космогонические циклы? Обрамление Акробатариума?

- Кого-кого? - переспросил капитан Надёжин.

- Акробатариума. Помните анекдот времён новых русских про акробата на кресте?

- Про Иисуса Христа что ли?

- Именно. Это отголосок очень древнего культа. Я бы сказал, антикульта. Но, мне кажется, мы отвлекаемся.

Историк подавил желание болтать на любимую тему и вернулся к созерцанию тела мёртвого друга. Фээсбэшник тоже.

Теперь Иван Венедиктович проследил за левой рукой трупа. Она указывала на витрину, за которой стояло чучело саблезубого хомяка - зверька, жившего во времена Урюпинских Мамонтов.

- Хомяк - символ богатства и запасливости.

- И жадности, - подсказал Надёжин.

- Угу. Но нам это ни чем не поможет, - печально изрёк Лентов, хотя где-то на самом краешке сознания мелькнуло воспоминание о роли жадности в одном очень древнем культе. - Мне, если честно, неясно, почему Марк высунул язык.

- Такое бывает. - Капитан махнул. - Непроизвольное сокращение мышц.

Иван Венедиктович посмотрел наверх. Прямо над урюпопитеком (а голова бедного директора музея лежала как раз между ногами чучела древнего человека) висела люстра Чижевского. Разумеется, это был не экспонат, ведь ни урюпопитеки, ни мамонты, ни саблезубые хомяки не добывали электричества. Профессор знал, что Марк Топинамбур увлекается, пардон, увлекался люстрами Чижевского. Покойный в них верил и старался обвешать этими приборами все помещения, какие только мог.

Главное же, что поразило Лентова в тот момент, когда он увидел люстру, - её форма. Это была правильная тетраэдрическая конструкция.

- Тетраэдрический Акробатариум! - возбуждённо воскликнул преподаватель истории.

- Не ругайтесь, Иван Венедиктович, вы же интеллигентный человек, - укоризненно сказал Евгений Надёжин.

- А вы питекантроп, - обиженно ответил профессор. - Перед нами все признаки, намекающие на священный зиккурат, которому поклонялись члены древнейшего языческого ордена! Как вы догадались, я имею в виду Автокефаль Заратустры.

- Да?! А чё, такой есть? - проронил до сей поры незаметный человек в штатском.

- Заткнись, - приказал капитан.

Лентов погрузился в вихрь мыслей. Автокефаль Заратустры!!! Та самая легендарная секта, которая противостояла христианству на заре первого тысячелетия нашей эры! О, Иван Венедиктович бредил этим орденом! Одержимый учёный успел послать в Ватикан две сотни писем-прошений, в которых умолял Его Святейшество пустить его в архивы. Но ответа не было. То ли Папа не умел читать по-русски, то ли Лентов зря экономил на марках...

- Эй, профессура! Не спать! - Громкий окрик Надёжина прервал работу мысли Ивана Венедиктовича. - Что за автофекаль-то?

- Ах, извините, задумался, - смутился историк. - Видите ли, в четвёртом веке нашей эры на обломках зороастризма возникла секта. Её создал знаменитейший в те времена человек, чьё имя не дошло до наших дней, потому что католическая церковь сделала всё, чтобы исчезла всякая информация об Автокефалии Заратустры. Но ясно одно: данная секта боролась с христианством. В древних упоминаниях сказано, что адепты АЗ (я позволю себе это сокращение) видели в христианстве огромную грозу техническому прогрессу. В частности, они полагали, что научно-техническая революция будет отодвинута на три века! Если мы на секундочку поверим АЗ, то получается, информационные технологии должны были появиться в семнадцатом веке!

- И чё? - задал наводящий вопрос капитан.

- И всё. Победила Церковь, а не АЗ. Правда, секта просуществовала именно до семнадцатого века. И что самое удивительное, последним её пристанищем стала Россия!

- Урюпинск?

- Бинго! - профессор победно направил указательный палец на фээсбэшника.

- Во-первых, я не знаю такого российского населённого пункта, как Бинго, - нахмурился Надёжин. - И, во-вторых, палец уберите. А то у нас в органах говорят, один раз и палец стреляет.

Лентов одёрнул руку.

- Я имел в виду, что вы точно угадали про Урюпинск. Последним Астральным Единоутробом был...

- Кем-кем?! - спросил человек в штатском, затем поймал взгляд капитана и пробормотал:

- Всё, затыкаюсь.

Иван Венедиктович счёл нужным разъяснить заковыристый термин:

- Астральный Единоутроб - это некое братское воплощение Заратустры в текущем плане бытия. Говоря современным языком, местный клон Всеединого. А если уж совсем посконно, то глава ордена.

- Так бы и сказали, что главарь, - в голосе Надёжина почувствовалось облегчение.

- Последним Астральным Единоутробом был Апполинарий Дормидонтович Пузояров, дворянин, потомок итальянских вельмож. Доподлинно известно, что он не оставил после себя ни потомка, ни ученика. По правилам Автокефалии Заратустры, орден включает в себя двух членов - учителя и ученика.

- Как у сидхов?

- У кого?

- Ну, у этих чудиков, из "Звёздных войн", - сказал капитан. - Надо же, такой образованный человек, а классики кинематографа не знаете.

Лентов немного рассердился.

- Классика кинематографа, молодой человек, это Эзенштейн, Феллини или тот же Тарковский!

- Па-а-азвольте, - прервал фээсбэшник. - Тарковский был типичным художником кинематографического арт-хауса. Классицизм следует искать в иных, более традиционных жанрах. Возьмите "Сталкер". Камерное психологическое кино, в котором ровным счётом ничего не происходит. Роман Стругацких куда динамичнее и, не побоюсь этого слова, яснее в психологическом разрезе. Борьба режиссёра с собственными демонами на площадке, подготовленной сценаристами совсем для иного противостояния, ни к чему хорошему не приведёт. Хотя я не спорю, тот же "Андрей Рублёв" снят вполне в рамках классической советской школы, и заморочки Тарковского вписаны в это полотно на порядок гармоничнее, чем, например, в "Солярис". У Лема челюсть упала, когда он вместо написанных им игр разума увидел игры совести. Ну, и так далее...

Профессор уставился на капитана глазами удивлённого окуня. Ситуация была вдвойне комична, ведь мало того, что работник ФСБ читал историку лекцию о кинематографе, так ещё и место выбрано было "подобающее": подле распотрошённого трупа. Если бы Иван Венедиктович был в жанре, он обязательно бы подумал: "Тарантиновщина какая-то!.."

- Господи, что я тут делаю? - пробормотал Лентов.

- Помогаете следствию, - подсказал Надёжин. - Пока слабенько, но помогаете. Вот были бы вы немного собраннее, сразу бы задались вопросом, а почему, собственно, на месте преступления мы, а не стандартная следственная группа. Где, мол, менты?

Иван Венедиктович осмотрел зал новым взглядом. А ведь и верно! В сериалах возле трупов всегда копошатся работящие милиционеры. Отпечатки, съёмка, понятые, похмельный старшой, вынутый из постели... Где это всё? Пока что из постели вынули его - Лентова...

- Дивлюсь я на вас, интеллигентов, - хмыкнул капитан, рассматривая растерянную физиономию историка. - Вот у вас сейчас лицо, как у Бондарчука в фильме "Война и мир". Помните, когда Пьер Безухов шляется по Бородинскому полю в белом фраке?

- Пустите, пустите меня! - донёсся голос из коридора.

- Аделина, - догадался профессор.

- Чёрт, - процедил Надёжин. - Сейчас будет истерика...

В зал вбежала дочь директора музея. Идеальная фигурка пряталась в мешковатой одежде, поэтому фээсбэшник не узнал, что она идеальная. Девушка побледнела, её большие выразительные глаза наполнились слезами, а тонкие руки повисли, словно ветви плакучей ивы.

- Папа, - сказала она голосом, полным ужаса и трагического чувства.

- Аделина, деточка моя! - воскликнул Иван Венедиктович, распахивая объятья.

Он пошёл к крестнице, но поскользнулся на кровавом паркете и упал возле Марка Топинамбура.

- Аделина Топинамбур? - уточнил фээсбэшник, помогая профессору встать.

- Да...

- Капитан ФСБ Надёжин. Для вас - Евгений.

- Очень приятно, - как-то на автомате ответила девушка, сбрасывая с лица непокорную каштановую прядь.

Аделина на негнущихся ногах прошагала к отцу.

- Кто его так?..

- А где вы были сегодня вечером? - с нажимом поинтересовался капитан.

- На дискотеке.

- Свидетели есть?

- Конечно.

- Отлично.

- Пардон, вы посмели подозревать дочь?! - Лентов оторопел.

- Это моя профессия, Иван Венедиктович, людей подозревать, - объяснил Надёжин.

- Вы так и не сказали, кто это сделал, - промолвила Аделина и упала в обморок.

Она задела ногу покойного Топинамбура. Нога сдвинулась.

То, что увидел под ней профессор, повергло его в шок. Историк распахнул рот и зажал его рукой, словно пытаясь не выпустить крик ужаса.

Глава V.

А гигант с рубцами и татухами на спине всё молился и украдкой поглядывал на мобильный. Инструкций, послушник жаждал инструкций! Ему должна была позвонить сама Мама Римская - подлинная владычица католического мира.

Папа был всего лишь ширмой, этакой английской королевой, которая ни черта не решает, но вокруг которой строится отвлекающий паству балаган. Подлинную политику вершит премьер-министр. Или Мама Римская.

Не в силах ждать гигант схватил маленькую бормашину и принялся сверлить себе зубы. Только страдание во имя веры могло отвлечь его от горделивых мыслей, что здесь, в Урюпинске, вершится история, и вершит её он, этими вот руками...

Жужжало жало. Выл человек. Чистые слёзы искупления катились по малиновым щетинистым щекам.

- Мама мумет мной момольна! - проговорил послушник, не вынимая сверлящей машинки изо рта.

Глава VI.

Иван Венедиктович Лентов тыкал скрюченным пальцем в пол и шептал:

- Знак мести, знак мести, знак мести...

- Что там, профессор? - спросил Надёжин.

- Будут ещё смерти, - скорбно проговорил историк. - Ещё три смерти.

- Чьи?

- Не знаю... Кроме Астрального Единоутроба есть ещё Сиятельный Эмбрио, или Ученик, и два Мажордома, Держащих Свечи. Это сакральные вассалы приора Автокефалии Заратустры.

- Это он сейчас по-каковски говорил? - поинтересовался капитан у человека в штатском.

Тот молча пожал плечами.

- Здесь начертан знак перечёркнутого Тетраэдрического Акробатариума, - продолжил Лентов, отчаянно жестикулируя.

- Спёкся профессура, - заключил фээсбэшник. - Двинулся по фазе, насмотревшись на потрошка.

- Сам ты сдвинулся! - истерично крикнул Иван Венедиктович. - Мы присутствуем на месте казни главы тайного ордена! А убийца или сам Марк оставили нам сигнал - смерть не последняя! Кто-то таинственный объявил охоту на Автокефаль!

- Так, товарищ учёный, давайте не будем путаться в показаниях. - Надёжин поднял руки в предостерегающем жесте. - Вы сами говорили, что этот Автокефаль кончился в семнадцатом веке. Не поздно ли охотиться?

- Я ошибся, - твёрдо заявил Лентов, справившись с истерикой. - Автокефаль Заратустры существует. А Марк - Астральный Единоутроб.

- Хм... Секта, стало быть, информатор не врал. Давайте вынесем отсюда бедную девушку и продолжим беседу в более спокойной обстановке.

Уложив Аделину на кровать, экспонируемую в зале семнадцатого века, профессор и капитан продолжили разговор, усевшись в старинные кресла.

Фээсбэшник ввёл историка в курс дела:

- Итак, вчера нам позвонил анонимный информатор и сказал, что в Урюпинске орудует секта, но она будет жестоко наказана. Мы решили, это какой-то идиот. И вот выяснилось, что звонивший придурок ещё и убийца. Всё становится куда хуже, чем мы предполагали. Раз начались смерти, значит, и про бомбу не соврал.

- Про бомбу?!

- А, ну да, - растерянно пробормотал Надёжин. - Он сказал, что заложил бомбу в святая святых. Правда, не уточнил, в святая святых чего. А взорвётся она сегодня вечером, в шесть.

Иван Венедиктович поглядел на часы. Без четверти четыре утра.

- И нам надо найти эту бомбу?

- Точно. Либо постараться не оказаться в этой святой святых.

- Отлично. - Иван Венедиктович потёр руки. - У меня как раз в восемнадцать десять лекция. Следовательно, я и вам успею помочь, и не отклонюсь от учебного плана родного ПТУ.

- Воистину счастливое стечение обстоятельств. - В слабом голосе Аделины сквозил сарказм. - Тело папы ещё не остыло, а ты, дядь Вань, уже планируешь распорядок дня! Чёрствый человек!

Лентов смутился.

- Хе-хе, - деликатно посмеялся капитан. - Слышали бы вы, как он рассуждал о кино над телом упокойника!

- Положим, не я рассуждал, а вы, - обозлился историк. - Аделиночка, сейчас не время для эмоций! В опасности жизни минимум трёх человек. Теперь настало время истины. Что ты знаешь об Автокефалии?

- О чём?! - Личико Топинамбур-младшей исказила мина страдания. - У меня шок, а вы о каких-то кефалях на авто спрашиваете! Ы-ы-ы!!!

- Это истерика, - констатировал Надёжин и кивнул человеку в штатском.

Тот подошёл к ревущей Аделине, и влепил ей виртуозную пощёчину. Девушка хрюкнула и затихла.

- Спасибо, - проговорила она.

- Обращайтесь если что, - сказал человек в штатском.

- Заткнись, - напомнил ему капитан. - Итак, гражданочка, вы никогда не слыхали о Тетраядрёном Карбонарии и прочих таких Заратустрах?

- О карбонарии нет. А Заратустра - это пророк в одной из древних религий. Мне про него крёстный рассказывал. Да, дядь Вань? Вы же рассказывали?

Фээсбэшник с подозрением прищурился, пронзая профессора острым взглядом.

- Разумеется, рассказывал! - вспыхнул Иван Венедиктович. - Я же историк, чёрт побери! Теперь вы и меня подозреваете?! Да я, между прочим, спал!

- С кем? - вкрадчиво спросил Надёжин.

- Ни с кем. Спал я, понимаете?

- Понимаю-понимаю, - улыбнулся дознаватель. - Понимаю, что алиби у вас нетути, вот что я понимаю.

- Это произвол! - взвизгнул профессор, покрываясь потом. - Какие у меня могут быть мотивы?!

- Ха, был бы преступник, а мотивы мы ему подберём, - "успокоил" капитан.

- Адель, скажи хоть ты ему! - Историк протянул к крестнице дрожащие руки.

- Что сказать? - холодно поинтересовалась девушка. - Ты вполне мог убить папу. Он говорил, что ты ему завидуешь. Да, именно! Позавчера, вернувшись из бани, где вы любите отдохнуть, он так и заявил: "Ой, завидует мне Ванька со своим корнишоном"...

- Побойся бога, дочка! - возопил Лентов.

- Какого бога? - вклинился фээсбэшник. - Заратустру?

- Ахуру Мазду. Понял, Ахриман в погонах?

- Так, за Аримана ответишь, гнида, - повысил тон Надёжин. - Колись, куда заложил бомбу?

- Да не я это! - Профессор окончательно отчаялся.

"Вот так гибнут лучшие и честнейшие", - подумал он.

- Ладно, вижу, что не вы. - Капитан зевнул. - Давайте продолжим мозговой штурм.

Иван Венедиктович надулся от возмущения, но поборол гордыню, сдулся. Медленно. Как шарик.

- Мне нужен лист бумаги, - проговорила вдруг Адель. - И ручка.

Человек в штатском извлёк требуемое из-за пазухи.

Девушка прошла к столику, за которым некогда сиживал сам Отрепьев, и зарисовала план зала древностей вместе со схематическим телом убиенного отца.

- Мне кажется, - начала рассуждения Аделина, - что фиги символизируют отрицание. Дескать, не принимайте в расчёт руки. Папа составил послание из того, что было, он умирал, и поэтому всё так запутанно. Но если мы мысленно зачеркнём руки, то останется четыре луча в кругу. Это пасифик.

И Топинамбур-младшая нарисовала новый чертёж.

- Эй! - подал голос капитан Надёжин. - Я видел такой на стене гаража у себя во дворе! Надо срочно арестовать соседа!

- Не торопитесь, - промолвил Иван Венедиктович. - Пасифик - это современный международный символ мира. Считается, что это след голубя на фоне земного шара.

- А на самом деле? - спросил фээсбэшник.

- На самом деле, так оно и есть.

Воцарилась тишина.

Наконец, заговорил капитан:

- То есть, я правильно понял, что перед лютой смертью директор Урюпинского краеведческого музея, теряя кровь и силы, выложил кишками пасифик?

- Выходит, да... - выдохнула Аделина Топинамбур.


Антиобозреватель: А дальше я пока не написал. Может, и не надо? Если есть мнение - выскажите.