Аннотация: КНИГА НАПИСАНА. (Выложен отрывок 1-8 главы). Общий файл.
Интерференция тьмы.
Глава I. Первые признаки чертовщины.
Шёл 1991 год.
Егор Самоваров очнулся от сильного внезапного удара о косяк. За его спиной жутко спружинила тяжёлая дверь. Он стоял на школьном крыльце, а перед самым носом валил хлопьями густой мартовский снег. Егор стоял и о чём-то усиленно соображал.
Если он сейчас выступит из-под козырька над школьным крыльцом, то непременно промокнет до нитки. Мокрый снег хлопьями падал и разваливался, превращаясь на глазах, в лужицы. Но чтобы предотвратить всё это, у него нет с собой ничего, даже зонтика или капюшона на демисезонной куртке. На голове только насквозь промокаемая вязаная шерстяная шапка. Проверено. Дохлый номер.
Вот школа! Она для него уже закончилась навсегда. Вместе с теми учебниками по истории и литературе, которые он сдал только что в школьную библиотеку. Грустно! Печально!
- А вот если бы были учебники, то можно было бы закрыть голову ими,- рассуждал он лениво, глядя на падающий снег. Плевать, что намокнут. Просушу на батарее дома.
Егор тут же вспомнил, что вообще здесь теперь делает? Куда ему следует идти без учебников? В какую сторону? После всего того, что с ним здесь происходило в течение десятилетия. Дорога провокационно на все четыре стороны открыта. Когда такое бывало?
Пожалуй, на всём необъятном протяжении многострадальной родины на все огромные просторы всего Советского Союза не найти в эту минуту молодого человека, так сильно сокрушавшегося о минувших навсегда его школьных годах, что даже не хотел ступить и шагу домой.
Как будто предчувствовал уже что-то недоброе с наступлением этой памятной даты, символизирующей чёртову дюжину или день весеннего равноденствия.
Как будто оставил там, в школьном здании, частичку души или чего-то ещё большего, чем душа.
Что-то было не так со всем этим. Что-то было не так с ним самим. Что-то непонятное преследовало его и витало в воздухе невесомой массой, вроде тёмной материи в чёрной дыре.
Егор смотрел перед собой, а затем загадочно на свои руки. Руки как руки. Нерешительно боязливо сделал первый шаг со школьного крыльца в пелену падающего хлопьями белого снега. Так это вышло неудачно, что едва не поскользнулся на первой же ступеньке. Опасно.
А если бы сейчас сильно клюнул носом в бетонный поребрик? - поневоле подумал Егор, балансируя на второй ступеньке, как акробат под куполом цирка. Интересно, чтобы тогда со мной случилось? Вероятнее всего, потерял бы сознание от сотрясения мозгов или истёк кровью из сломанного носа, но идти мне всё равно бы пришлось, хотя можно было бы идти в другую сторону и вернуться хотя бы в школьный медпункт, если не в класс, для того чтобы мне вправили сломанный нос. По крайней мере, это повод.
Предшествующий мартовский день выдался ночью необычайно морозным. С утра морозец ещё был, а ближе к обеду совсем отпустило и потеплело до плюсовой температуры, с чем сейчас образовались лужи на подтаявшем слое скользкого ледка. Как-то даже не допускалось, что вновь может стать холодно и морозно.
Стоит сказать, что одной из немногочисленных достопримечательностей маленького городка, расположенного в устье мелководной речки с одноимённым названием, впадающей в Белое море, где как раз закончил обучение десятилетки Егор, являлась местная церквушка имени святого Лазаря.
Нет, не подумайте, он не был все эти годы учеником церковно-приходской школы, он был самым обыкновенным учеником общеобразовательной средней.
Сосновый бор, окружал со всех сторон это маленькое каменное строение прошлых веков и даже укрывал от взгляда любопытных путников со стороны. Невысокий деревянный заборчик бережно охранял пространство и владения местной церкви от шпаны и собак. Скромная церквушка Лазаря пряталась за высокими раскидистыми соснами, практически образовавшими живой купол своими изогнутыми кривыми стволами над её покосившемся шпилем башенки и крестом. Чуть поодаль от церкви вниз по тропинке помещалась маленькая сторожка с польцами и мелкими хозяйскими постройками, вроде сарайчиков для всяких садово-огородных целей, а также хранения рабочего инвентаря.
У самой церквушки кучно размещались старинные высокие надгробия, кое-где окружённые высокими металлическими массивными литыми оградками усопших купцов. На них значились, как и полагается в таких случаях полные имена и даты рождения и смерти.
Что-то было выбито ещё, скорее знаменитые цитаты из великих произведений или любимые поговорки. С годами уже невозможно было прочитать текст. На половину, а где и совсем надписи стёрлись от времени. Чёрный мрамор от плиты откололся и крошился, а с ними имена и годы безвозвратно умерших утрачивались. Так уходят из памяти и сами эти люди навсегда.
В этот день главная калитка, то ли нарочно, то ли специально, была открыта перед ним. Егор, не понимая себя почему, пошёл ни как обычно своим известным путём домой вокруг церковного забора, а наперерез через церквушку Лазаря. Если бы его даже спросили об этом, объяснить ничего вразумительного по этому поводу он всё равно бы тогда не нашёлся. Возможно, это и была его роковая ошибка, но Егор об этом даже не подозревал. Что-то влекло его туда и тянуло в этот момент необычайно. Он сам не понимал, что он хотел там увидеть, кроме запустения и уединения. Надгробия навевали депрессивные мысли и засасывали, как пылесос в пылесборник грязь.
Сердце Егора ёкнуло дважды, когда он проходил мимо одного из надгробий, где текст отсутствовал вовсе. Возможно, плита была перевёрнута. Какое-то недоброе предчувствие вновь заскреблось у него внутри, как кошка острыми коготками, перебирая словно струны, натянутые нервы.
Миновать сосновый бор довольно быстро. Проделать это можно в течение каких-нибудь пяти минут или чуть более, если обходить надгробия и нигде не останавливаться. Выйти можно было легко через заднюю калитку.
Егор пытался отогнать от себя недоброе чувство, но чувство продолжало расти, увеличиваться в размерах, разливаться и заполнять постепенно всю его мыслящую субстанцию. А если о чём-то долго думать, как вы понимаете, то это чаще всего и происходит.
Ага, - смекнул Егор про заднюю калитку. Сегодня прямо день открытых дверей! Лучше бы была закрыта, чесслово, я бы вернулся и пошёл своим обычным путём.
Задняя калитка стояла также, как главная, распахнута настежь.
Егор осмотрелся по сторонам и аккуратно прикрыл калитку за собой.
Снег, казалось, перестал валить хлопьями, но пришлось стряхивать с мокрой головы и за одно с шапки и куртки на рукавах.
Вышел на совхозное поле. По протоптанной тропинке, перейдя полосу, очутился примерно в двух шагах от угла местной метеостанции. Участок земли метеорологов закрыт металлической сеткой рабицей практически со всех сторон. За этим нехитрым ограждением выстроен деревянный одноэтажный домик, а на пустом довольно обширном участке перед домом выставлены высокие на длинных металлических ногах, как у цапли, компактные ящички с антеннами. В огороде и за огородом над картофельным полем возвышаются также несколько вертящихся флюгеров.
Предчувствие его не обманывало.
Какое-то чёрное облачко тотчас спустилось с небес в этом месте вместо снега и накрыло его на несколько секунд как чёрной вуалью, затем растворилось в воздухе и распалось. Рассеялось словно сигаретный дым, будто и не бывало.
Началось, - подумал Егор с тоской. Этого и следовало ожидать.
С такими мыслями Егор завернул за угол. Кто-то окрикнул.
Полагая, что его напрямую не касается, не оборачиваясь, прибавил ходу. Авось пронесёт! Пускай минует меня сия чаша!
Почти тут же услышал вблизи под правым ухом тот же самый окрик и тот же самый противный скрипучий и писклявый голосок.
- Постойте! Постойте! Постойте!- требовал громко незнакомец и приближался. С каждым окриком требование всё громче и громче.
Прежде, чем Егор остановился, незнакомцу пришлось трижды повторить и даже решительно зайти лоб в лоб. Иначе, у него определённо ничего бы из этой странной затеи не вышло, так как Егор продолжал прибавлять шагу, ни смотря ни на что.
Только с третьего раза Егор снял с глаз пелену по собственной воле и увидел прямо перед собой странное зрелище, не уступающее ничуть ему в резвости и бойкости, окончательно утвердившись в полной невозможности уйти незаметно или избежать, наверняка, самого неприятного разговора с незнакомцем за весь день.
Неохотно замедлив шаг, Егор шумно выдохнул и, наконец, повернул голову в сторону кричавшего, чтобы разглядеть получше.
Что случилось? - хотел он возмутиться, но не успел. Незнакомец опередил.
- Постойте! Молодой человек! - произнёс запыхавшийся странник.
Перед ним стоял худой низкорослый пожилой мужчина с высохшей морщинистой физиономией, но при этом очень тщательно и с гладко выбритым подбородком. С виду старикашка обычный лет семидесяти или восьмидесяти. Никак не моложе. Беззубый, маленький, но ещё бойкий и живой.
Впрочем, подобных людей можно встретить, где угодно и когда угодно, но, смущало другое. Смущало главным образом то, во что этот старичок был одет. Наряд, а вернее верхняя одежда вызывала отдельное изумление. Я сказал бы больше, даже взывало к некоторой исторической памяти и справедливости, а точнее к самым лучшим золотым временам эпохи государства Российского.
Перед ним, пять минут как бывшим школьником, находился ополченец тысяча восемьсот двенадцатого года. Ни больше ни меньше, участник партизанского движения тех лет.
С первого мгновения Егор лишился дара речи. Сказать ему уже было нечего.
Высокая казачья шапка с кокардой точь-в-точь, как на картинках учебника по истории, возвышалась горой на маленькой седой голове старика. Долгополая шинель, застёгнутая на крупные царские с двуглавым орлом пуговицами. Пуговицы - каждая вычищена до блеска, как на парад.
Кроме того, в левой руке старикашка крепко сжимал длинную рукоять древнего фигурного топорика с серебрящимся лезвием. Не иначе, чекан. Отточен на совесть и представляет нешуточную угрозу для остолбеневшего юноши.
Суровый взгляд только подтверждает. Ополченец явно смотрит с полным осуждением во взгляде.
Первой мыслью Егора стала следующая.
Наверняка, какой-то сумасшедший сбежал налегке из психбольницы и обобрал по пути музей для того, чтобы так вырядиться. Однако, на сколько помнится, поблизости в несколько сотен километров никаких музеев войны 1812 года и в помине не числится. Да! Точно! французы сюда не дошли бы! Правда, был один музей! Но таких экспонатов там уж точно никогда не валялось. Самые старые датировались концом девятнадцатого века или времён Гражданской войны начала двадцатого. Сам проверял.
Второй мыслью стало: Немедленно бежать! Как можно быстрее!
Но старичок вдруг поспешно ожил и снова заговорил писклявым голосом.
- Не бойтесь меня, ваше сиятельство! Я не по вашу душу! Меня больше антересуют тела умерших! Я уже час, как вас жду. Холодно тут. А всё потому, что я здесь лишь для того, чтобы передать..- ополченец заткнул топорик с правой стороны за шитый кушак на поясе и вытащил с левой свои шикарные рукавицы, затем надел их на обе руки.
Егор всё ещё никак не мог прийти в себя. Вокруг, казалось, поменялась погода. Вместо мокрых хлопьев снега и дождя появился холодный ветер и морозец. Лужи покрылись тонким слоем льда.
- Недаром Наполиён замёрз со своим войском... Энто когда Московию оставлял... Помните, небось? А ежели б он с таким успехом в Архангельск сунулся, чтоб с ним тогда? Ежели он даже под Московией замёрз! И вы замёрзнете, граф, если стоять на одном месте будете. Пойдёмте! Нам с вами по пути будет,- старикан завладел ситуацией полностью, даже приобняв сзади за спину бережно повёл покорного Егора, как Авраам агнца на заклание.
- Вот вить как!- болтал добродушно старичок.
Егор нерешительно сделал несколько шагов и остановился. Вдруг остановился и взглянул резко старику в лицо, воскликнул. - Наполеон давно умер!
- Помер! - тотчас согласился старичок. Нисколько не удивившись реакции, закивал головой, как баран. Очень бережно по-отцовски погладил по спине юношу и повёл дальше. - Как сейчас помню! Лежит этот антихрист! Синий весь! Сто-о-о-о-нет. И от воды отказался. А дух-то посидел-посидел да и вон вылетел. Вот вить как!
- Кто вылетел? - удивлённо повёл бровью Егор.
-Дух, батюшка! Он самый! Дух бестелесный! Дух бесплотный! - охотно подмигивая правым глазом, отвечал ополченец, ни мало не смущаясь.
- Как так?
Старичок остановился, громко вздохнул.
- А вот так, батюшка! Вылетел и всё! - всплеснул руками.
- А почему я батюшка? А почему вы меня батюшкой называете?- строго попытался уточнить Егор и снова решительно остановился, пытаясь сбросить руку старичка со своей спины. - Я моложе вас!
Старичок тотчас убрал и тут же положил руку вновь на прежнее место возле поясницы юноши, увлекая Егора вперёд силой, как будто ничего не заметил. Рука незнакомца была ледяной. Ужасно холодной.
- Это потому, что вы наш кормилец! Вы светлейший граф Егор Александрович!- отчетливо произнес старичок, криво ухмыльнувшись в бороду.
-Послушайте! Какой я граф? Какой я батюшка? - грубо оборвал Егор.- Вы чего ко мне привязались, а? Ты кто такой сам? Тебе чего вообще от меня надо старый?
В этом случае Егора поразило и взбесило, что этот незнакомый человек, которого он встретил на улице и увидел впервые в жизни, знал откуда-то его имя и даже отчество. Своего имени Егор ему не называл, как и отчества. Ведь не мог же этот сумасшедший угадать с одного взгляда, как его зовут. Значит, он наводил перед этим справки и ждал его не случайно здесь.
- Я же и говорю, Егор Александрович Самоваров! Дело есть! Передать надо, - обиделся старичок и сморщил недовольное лицо.
После этого Егор вновь замолчал на несколько минут. старичок также молча ожидал вопросов.
- А какое дело у вас ко мне? Откуда вы знаете, как меня зовут? Я же вам ничего не говорю!
- Правильно! - подтвердил ополченец, как кот Матроскин. - Всё правильно!
- Что правильно-то? Ничего не правильно! Вы сами-то кто? И почему на вас такая одежда? Вы что музей обокрали?
- Извините меня, ваше сиятельство Егор Александрович! Говорить об этом нельзя-с. После! Всё после сами узнаете. Прежде всего, дело. Будь оно неладно!
- Какое дело? Говорите скорее!
Егор всё-таки скинул руку старичка со своей спины и сразу вздохнул с облегчением.
- Сегодня Вам назначена аудиенция! -нисколько не смутившись такому обороту продолжил ополченец, хотя и заметно обиделся. - Я хотел по-хорошему с вами, граф Самоваров!
- Какая ещё аудиенция?
- Встреча, тоись. Да вы не спешите так! А то ведь успеете! Я не сказал самого главного!
Егор Самоваров стоял на месте, не спуская глаз со странного старика с заткнутым за кушаком чеканом. Ополченец молчал. видимо наслаждаясь произведённым эффектом.
Тогда Егор ещё раз заглянул ему в глаза.
Глазки старичка бегали. Имели неприятный противный грязноватый оттенок.
Егор постоял с минуту и затем, как будто ничего не было, никакого разговора, прежде, направился, как ни в чём не бывало домой, уверенно широко шагая. Старичок тотчас засеменил рядом с правого бока. Скоро догнал.
- Так вы не хотите знать, какая это встреча? Вас это, граф, не интересует?
- Какая встреча? Толком говорите! С кем встреча? У меня времени нет! - бросил на ходу Егор, заметив старания старика. Становилось интересно, откуда этот незнакомый старик знает его имя. Есть несколько способов. Проследил, что ли или у кого-нибудь выспросил из соседей или бывших одноклассников? Всё возможно.
- С тем, кто ведает все помыслы человеческие! - услышал он писклявый голос за спиной.
Незнакомец продолжал говорить витиевато. - Кому известны все дела, аки на земле, так и на небе.
- Что за загадки говорите? Может вы с ума как-нибудь сошли? Извините меня, если что не так. Библии начитались?
- Нет, граф, нет! Я в полном рассудке! Хоть и стар, но из ума не вышел. Мне три тысячи девятьсот сорок лет!
Егору стало даже смешно.
- Сколько-сколько? Три тысячи? Я не ослышался? На сколько я знаю, люди столько не живут! Точно Библию читали!
- В том то и дело, Егор Александрович, что вы ничего не знаете! Совсем ничего не знаете! Абсолютно ничего!
- Я в школе учился! Десять классов общеобразовательной школы закончил! У меня аттестат имеется! А вы говорите, я ничего не знаю! Кстати, вы так мне и не представились, любезный? Как ваше имя? Моё вы знаете!
- Зачем вам моё имя?
- Вот видите, страшно стало!
- Мне-то совсем не страшно! Это вам страшно будет! Скоро! Очень страшно!
- Вы мне угрожаете? Что вы всем этим хотите мне доказать? Я отправлюсь к богу?- Егор внезапно остановился, сам подивившись своей решительности, взял много левее и занял оборонительную позицию, выставив кулаки, как боксёр. - Хватит! Идите-ка отсюда!
Казалось, старичок очень обиделся такому повороту и вздохнул.
-Ах, Егор Александрович! Почто вы так-то? Если бы знали, как изболелась моя душа? Тот, кто меня к вам послал и тот, кто всех нас бережет - великий сердцевед, уж поверьте мне! Только он один обо всей вселенной волен исполнить ваше любое пожелание.
- Как же его имя? Этого вашего сердцеведа? Раз своё имя вы мне говорить наотрез не желаете! - Егор опустил кулаки.
- Нет! Не не желаю я, а просто не достоен быть вами узнан! Зато охотно с превеликим удовольствие доложу второе имя! Это августейший государь и величайший амператор Тэ-у! Узурпатор знаний и чувств человеческих! Обладатель покорившихся душ! Владеющий науками и имеющий ключ от ворот ада! Имеющий доступ к эликсиру бессмертия и молодости!
- Бред! Какой-то китайский видать у вас император!- Егор был непреклонен.- Вы говорите какими-то загадками. Но всё, что вы говорите, полный бред. Таких людей нет! И не может быть! Даже среди ясновидящих! Я никогда не слышал! Такого императора и государя нет! Ничего подобного ни в древней истории, ни в средние века, ни в новой ни в истории отечественной нет. Такого императора просто не существовало на земле. И поэтому, всё, что вы сейчас говорите мне, любезный, это ваша больная выдумка и не более того. Странная и глупая фантазия! Вот и всё! Оставьте меня в покое! Идите своей дорогой! Колите дрова!
Старик загрустил. Не того он ожидал от молодого человека.- Может быть...Может быть...Кто знает? Но ваша светлость так уже предначертано свыше! Отменить это невозможно! Вам остаётся, граф, лишь покориться судьбе. До встречи на небесах!
С этими словами старичок извлёк одним махом топорик из-за кушака и подозрительно остановился за спиной. Уж не размахнутся ли, решил?
Егор втянул голову в плечи, прибавил шагу, виляя как ползущая змея, чуть не побежал, боясь обернуться. Краем глаза, на бегу, впрочем, слегка уловил, что ополченец с отчаянной силой, стоя на том же месте, вонзил лезвие топорика в ближайший, с довольно плотным верхним слоем образовавшейся наледи, сугроб. Затем начал пританцовывать на одной ноге.
Теперь Егор остановился сам в двадцати метрах. Открыл рот, с минуту наблюдая за этой картиной. Что будет делать странный старик дальше? Ополченец как будто окаменел. Затем Егор потряс головой, отвернулся и вновь зашагал. Нечего тут смотреть!
Когда через ещё какое-то время повернулся, кроме, воткнутого по центру занесённой дорожки, топора, у сугроба никого не обнаружилось. Ополченец странным образом исчез, как и появился. Испарился. Хотя, как всё это может произойти? Ни вперёд ни назад с поля зрения далеко уйти не возможно. Пространство открыто и свободно от деревьев. Через сугробы же он не пошёл, а если пошёл, то зарыться бы всё равно никак не успел.
Прямая тропинка вела к дому. Хорошо просматривалась со всех четырёх направлений. Спрятаться старик мог, но только глубоко закопавшись в снег. Чтобы упасть и основательно закопаться у него естественно времени нет. К тому же один проделать такую операцию за такое короткое время явно не в состоянии. Чертовщина какая-то! При чём полная!
В этот момент на подходе к противоположному концу тропы, Егор догнал и разглядел видимо опередившую его раньше женскую фигуру. Во всём чёрном. Ни единой души до этого момента он поблизости не замечал или всего лишь был так увлечён разговором со старцем, что не заметил прохожую.
Поравнявшись, Егор хотел вежливо обойти, но низенькая женщина в чёрном платке внезапно остановилась и обернулась сама, выказав своё отвратительное старческое в морщинах лицо.
Егор увидел глаза с дьявольским блеском. Крючковатый длинный нос. Ему стало, мягко говоря, не по себе.
Прозвучал голос.
- Как вы думаете,- спросила негромко медоточивым спокойным голоском молоденькой девушки, пожилая женщина, не смотря на то, что всё лицо её изъязвлено сплошь и рядом глубокими морщинами, рот и глаза провалились внутрь черепа.
- Как вы думаете, люди на кладбище, что закопаны в землю, могут быть ещё живыми? Вы верите в это?
Не найдя что ответить, Егор комично замотал и закивал головой, как телёнок. Хватило доли секунды, чтобы рвануть очень быстро с места.
Подальше! Бегом! Прочь от страшной старушенции с дурацкими вопросами!
Ноги унесли от неё на пару десятков шагов, тогда отчётливо послышался хохот.
Надо сказать, что вот уже на протяжении семнадцати неполных лет Егор жил исключительно с родителями в пятиэтажном панельном доме. В его биографии ничего мистического и потустороннего быть не могло, чтобы прямо указывать на какие-нибудь хотя бы косвенные связи с сектами, на признаки одержимости бесом или вступления в сношения его родителей или его самого с дьяволом.
Тропа вела на широкую автомобильную дорогу, примыкающую к парку Победы с реденькими и хрупкими относительно недавно посаженными берёзками.
Погода как-будто вернулась к теплу. Эти необычайные перемены в течение одного часа не укладывались в голове. Что-то творилось с ним непонятное!
Самоваров никак не мог прийти в себя после неожиданных бесед, чтобы собраться с мыслями. Что всё это было? Что всё это с ним значит?
Бронзовый высокий монолитный памятник. Как древняя статуя какого-то неведомого божества, на которое он смотрит сейчас с великим изумлением и не узнаёт. Хотя все десять лет, что он проучился в школе, он день за днём ходил мимо этого постамента неизвестным героям и, казалось бы, мог изучить досконально каждую его трещинку, ямку, изъян.
Складывалось такое ощущение, что Егор здесь никогда не был, как и в этом месте, как и в этом городе. Именно сейчас он видел этот памятник впервые в жизни. Возможно, это какая-то другая реальность. Он что попал в другое измерение? Но как? Ведь всё время чувствовал, что-то недоброе! И вот, пожалуйста!
К счастью от памятника до родного подъезда оставалось совсем чуть-чуть. Через парк прямо. Рукой подать.
Пятью минутами позже Егор уже резво бежал перепрыгивая через ступеньку на четвёртый этаж. Приостановился лишь для того, чтобы достать из левого кармана брюк ключ от квартиры. Ключа в кармане почему-то не оказалось. Это ещё больше сбило Егора с толку. Как это так? Ключ всегда был в кармане. Сходя с подъезда школы, он специально его ощупывал. Ключ был там. Восстанавливая по дороге участившееся сердцебиение и налаживая кое-как сбитое дыхание, таким образом, спокойно поднялся два последних пролёта на четвёртый.
Перешагнув через последнюю ступеньку на свою площадку, Егор для верности похлопал руками по двум карманам ещё раз. На всякий пожарный! А вдруг! Мало ли что? Оба кармана были совершенно пусты.
Куда же ключ запропастился? Я его ни разу не доставал. Выронить не мог! Услышал бы!
Не успели еще все мысли и догадки относительно загадочных встреч осесть в голове, а затем улетучиться, Егор, как полоумный, остановился напротив дверей в собственную квартиру. Подниматься больше никуда не требовалось.
Это всё он! - подумал неожиданно Егор. Это старик! Старик украл ключ! Отвлекал разговором, чтобы незаметно украсть. Вот и обнимал за талию! А сам шарил по карманам! Вот паразит!
В окончательном замешательстве Егор некоторое время стоял на площадке у дверей и разводил в беспомощности руками. Никого в коридоре не было.
В голове полная каша. В мозговых извилинах юноши застревали обрывки всяких второстепенных мыслей, от которых теперь он никак не мог освободиться полностью. Всплыл сам собой вопрос старухи, заданный не по существу. Окрики ополченца ни к селу ни к городу у метеостанции. Странный вид старика. Начищенные до блеска пуговицы. Острый чекан. Чтобы всё это могло значить?
А вы верите, что они могут быть ещё живыми? Кто? Те, кто умер, что ли? Постойте! Постойте, молодой человек! Постойте! Вы совсем ничего не знаете!
Обрывки фраз крутятся, как на пластинке, в ломанном патефоне, не отпускают воображение ни на секунду, увлекая в опасную круговерть образов, снова и снова. Погружая в депрессию и мрак, как наркомана без дозы.
А что же всё-таки случилось с памятником? Его кто-то переделал? За то время пока я отсутствовал в школе. Зачем? Это не реально! Вместо привычного профиля неизвестного солдата в каске, на постаменте он явно разглядел черты страшно знакомого лица. Какого-то несуществующего персонажа из древнегреческих сказок. Ба! Да это же был фас самой медузы Горгоны! Змеи вместо волос, как будто бы приходили в движение, каждый раз как только он поднимал глаза на эту Горгону. А ведь всё могло закончиться гораздо плачевнее! Егор мог окаменеть навеки от одного взгляда на неё, если верить легендам. От этой догадки, как будто прозвучал выстрел над самым его ухом. В какой же страшной опасности он тогда находился!
Волосы на голове зашевелились. Руки задрожали. Коленки также. Егору сразу стало не по себе. Внутри внизу живота что-то попыталось, толкнувшись, вырваться наружу, сопровождаемое странным ужасным бульканьем и глубоким урчащим звуком, как вой волка или младенец в утробе у роженицы. Началось с рвотных позывов.
Приближалось ужасное. Из него должен был выйти чужой или какой-нибудь урод!
Как бы мне тут на площадку не вывернуться! - пробубнил себе под нос Егор, прикрывая правой ладонью рот. Со страхом ощупывая грудную клетку.
Несколько толчков в горло. Рвота резко просилась наружу. Егор не мог себе такое позволить и стиснул зубы. Затем стукнул по животу кулаком. Громко икнул и закашлялся.
Может быть, старик меня чем-нибудь заразил? Например, какой-нибудь африканский вирус, передающийся воздушно-капельным путём. Что со мной?
Только теперь юноша понял, что потерял ключ совсем и в квартиру ему больше не попасть.
Провозившись со всеми своими карманами минут десять, Егор с облегчением неожиданно сумел извлечь какой-то странный ключ, но из нагрудного кармана, а не из брюк. Это был явно какой-то совершенно другой ключ или даже дубликат ключа не из этого мира. Гораздо, больших размеров, чем современные аналоги. Скорее, старинный массивный ключ от шкатулок или комодов девятнадцатого века. Этот ключ едва умещался в кармане и на ладони.
Егор ничего не понял. Такого ключа он никогда не носил с собой. Мало того, он никогда его не видел. На ключе на ушке, заметно вставлены, словно в оправу, разноцветные драгоценные камешки. Скорее бриллианты.
Попасть этим невероятным ключом в скажину меньших размеров настоящее наказание, да ещё после всего того, что Егор испытал на улице по дороге домой.
Даже без всяких попыток здоровому человеку понятно, окончательно и бесповоротно, ключ этот невозможно вставить в такую маленькую скважину, как во внутреннем замке на входных дверях в квартиру. Он явно не от сюда. Этот ключ не подходит к замку. Он много крупнее и массивнее. Это не ключ от квартиры. Тогда откуда он взялся?
С каждой секундой вопросов только прибавлялось. Голова начала пухнуть.
Егор хотел бросить чудной ключ на пол, но не успел. Поднял глаза на дверь, куда безрезультатно пытался попасть вот уже битых минут двадцать и окаменел.
Представьте себе, какого же было его удивление, когда Самоваров перевёл взгляд прямо перед собой на уровне глаз от дверной ручки много выше.
Дверь обычная. Необычно другое. Надпись.
Номер квартиры и глазок полностью перекрыла белая бумажица, вставленная между ниток, скрепленных декоративными гвоздиками в виде ромбиков. Ещё одно напоминание. Бумажка с размашисто витиеватой надписью чёрными жирными чернилами в стиле готики с переплетающимися стебельками цветов и растений, смыкающихся над каждой буковкой странным шатром. Видимо таким шрифтом писали старинные книги или представляли титры в фильмах про графа Дракулу. Что-то общее определённо есть!
Единственная строка послания гласила: 'Вход строго воспрещён!'.
Ниже значится издевательская приписка в том же духе. Нечистая сила.
Лаконично, просто и понятно. Просят не входить. Вот и всё! А кто просит? Нечистая сила. Вот её подпись.
Как же я, черт возьми, сразу эту проклятую бумажку не заметил? Ведь я здесь стою с час, а заметил только сейчас. Не порядок! Чтобы от этого изменилось, если бы я вдруг заметил раньше эти слова? Ничего! Хорошо! Пусть я её увидел. И что? Кто её написал? Я не знаю! Зачем написал? Тоже, не знаю. Чтобы меня напугать?
Плохо соображая на тот счёт, каких ещё следует ожидать сюрпризов. Егор опёрся о дверь локтем левой руки, а правой попытался выдернуть бумажку за торчащий край из-под нитей. И ему это удалось. Почти. Бумажка поддалась, но с нею и дверь.
Дверь в квартиру оказалась не запертой.
Глава II. Гибель письмоносца.
Закатное багровое солнце скатывалось гигантской каплей крови к горизонту.
Гордый иноходец несся по пыльной дороге. Всадник еле держался на спине вспотевшей и взопревшей лошади. Полон желания достичь во что бы то ни стало той несбыточной цели, что впереди.
Каждая новая миля человеку и коню даётся всё тяжелее. Это стоит напряжения не только физического, но и морального и волевого усилия. Заставить себя очень трудно превозмочь естественные потребности измученного бесконечной тряской организма, но и даже физические страдания и жуткую регулярную боль за последние несколько часов без сна и еды, помимо нечеловеческой усталости, что всадник испытал в дороге. Следует сказать, что тот, кто был сейчас верхом на иноходце, пока прекрасно с этим справлялся.
Грузно опускаются отяжелевшие копыта, поднимают за собой столбы пыли.
Всадник посвятил жизнь божественной благодати. Он должен передать известие, которого многие ждут. От того сколько времени займёт эта дорога зависят жизни многих и многих других людей. Среди них весьма уважаемых и влиятельных в своём кругу.
Письмоносец крепко сжимал в руке древко копья. Затёкшие мышцы практически превратили руку в крюк. Довольно одного взгляда, чтобы понять очевидную вещь. Римлянину никто не в силах помешать.
Труден переход. Конь грязен. Взмокшая гладкая спина говорит сама за себя. Из раздувающихся ноздрей валит пар. Удила в пене. Длинный пышный аккуратно расчёсанный хвост, теперь треплется и спускается до земли мочалкой.
- Мой бог! - стонет всадник, едва не теряя сознание, через силу вглядываясь запорошёнными песком очами на далёкие ориентиры впереди дороги и не может... не может этого сделать. Глаза его почти ослепли, забитые в уголках пылью и мелкими камушками. Всё сливается в единую сплошную красноватую массу. Всадник как будто пытается разглядеть через грязную мутную воду дно.
Важное поручение не даёт покоя. Вот уже третьи сутки всадник не слезает с коня, лишь на короткое время, останавливался, чтобы дать отдых коню, но не себе. Сейчас воин чувствует смертельную усталость троекратно увеличившуюся. Цель не далека, но те капли сил, что у него ещё присутствовали, теперь иссякли.
- Прости, я служил и отдаю жизнь у тебя на службе! Да продлятся дни твои до вечности! Да пошлёшь ты мне успокоение в душе и вечный покой на этой и на той земле, что зовётся обетованной!
Богатырский конь замирает по приказанию всадника. Хотя минуту-другую назад римлянин с готовностью применил бы копьё и поразил бы того, кто посмеет остановить его иноходца или встать на его пути. Человек сам по своей воле отдал приказ стоять. Поднятие руки и гортанный крик охрипшим и сухим ртом, как положено в когорте Смелых по всем правилам военного устава, должны были стать сигналом для вымуштрованного коня.
Когда крепкая фигура Керлага Мантигорийского, ибо всадник именовался так, соскользнула с мокрой спины иноходца, обросшего мохнатой гривой и длинным пышным хвостом, на спине лошади проглянуло римское покрывало, сбившееся на бок. Стало понятнее принадлежность и статус воина. Расшитое золото на чёрном. Ранее вовсе незамеченное никем, покрывало с крупными символическими знаками и узорами. В другой обстановке попона могла бы привлечь своей необыкновенной красотой исполнения всеобщие взгляды нищей толпы, но не теперь.
Сам Керлаг цветущий двадцатилетний юноша превратился после длинной дороги почти в гремучего сгорбленного старика. Стало заметно, как он похудел в лице, в теле, в руках и ногах.
Он тяжело дышал, как после долгого бега марафонец.
На Керлаге под коротким чёрным плащом видны щитки обшитые кожей и крепко пригнанные к бедрам. На голых коленях металлические наколенники с изображением дракона, раскрывшего пасть. Всадник не имел права их снимать. Колени жутко покраснели, зудели. Опухшие красные заметно протёртые до кровяных подтёков.
Присутствует крупный нагрудной знак. Эмблема Римской империи. Выпячивается в виде двуглавого орла символа земной власти.
Красное солнце, сейчас сравнявшееся с горизонтом, отсвечивает от шлема прямо во лбу. Строгое, исполосованное шрамами, лицо с уставшими глазами выражает какое-то чувство бессилия, беспомощности, но смешанное с ненавистью.
Нога в сандалии переступает через лежащий и загнивший ствол дерева. Солнце уже на половину опустилось за горизонт и не далеки те часы, когда леса погрузятся в мрачную темноту.
Брошенная лошадь громко недовольно пофыркивает. Быстроногий друг также стремится к воде вслед за хозяином. Топчется нерешительно на одном месте, не отваживаясь переступить низкое препятствие сбитыми копытами.
Раздвигая ветки древком копья, Керлаг, осторожно спускается в низину, что ужасно обросла мохнатыми папоротниками весьма внушительных размеров. В уши вливается веселящая торопливая перекличка вечерних птиц, стремительно скрывающихся из виду в тени деревьев.
Всё располагает воина к удивительному умиротворению души и блаженнейшему отдыху для тела. На самом дне низины всадник замечает бьющий из-под земли родничок.
Тугой пояс зверски стягивает талию Керлага, но он проходит ещё несколько шагов, прежде чем ослабить.
И только после этого, шагнув за рощу непомерных папоротников, нога в сандалии погружается по горячую косточку в грязную липкую водянистую тину. Болезненно причитают местные лягушки.
- Прости, господин мой... - шепчет Керлаг, в то время как другая нога погружается в болотину. Мокрые ноги быстро слабеют, после раскалённого солнца и пыльной дороги, римлянин ощущает невероятное блаженство. От его тела и ног идёт вверх необыкновенный пар, как после бань.
Пройдя ещё три шага вперёд, спешенный всадник останавливается. Кажется, что ржёт его лошадь. Он ещё раз прислушивается, но кроме лягушачьих причитаний ничего не слышно вокруг. Показалось.
- Ручей! - произносят засохшие губы Керлага. Обессилевший он наконец-то падает на оба колена прямо в воду перед родником. Опухшие колени под наколенниками при этом дико саднят и чешутся. Глаза слезятся. Пока потоки слёз льются из глаз, нагретое лезвие наконечника копья омывается чистыми водами ручья.
В следующее мгновение пересохшие губы римлянина припадают к почти стелящемуся по земле ручейку с прозрачной необыкновенно холодной водой.
В эту минуту Керлагу хочется умереть. Он и так уже готов перейти в мир иной. Желание лишь напиться и отдать душу в призрачный мир для беззаботных прогулок в райском саду пересиливает всё на свете, но в безмолвной тишине испустить свой дух по собственной воле он не успевает, ведь послание ещё не передано.
Мысли всадника опережают другие явления в реальном мире. Невдалеке крепко придавленные к земле сучья и ветки внезапно трещат под кем-то необыкновенно тяжёлым.
Мужественный взор Керлага замедленно устремляется в ту сторону, откуда он ловит ухом опасность, словно гончая. Поднявшись мгновенным прыжком, как в своей когорте 'Смелых' перед новой атакой или смертельным поединком, старательно сжимает в правой ладони древко копья, которое нёс с собой от самой дороги.
Живительная вода в какой-то мере дарует часть утраченных за время долгого перехода сил, но лишь на короткое мгновение.
Придавлены сухие ветки или скорее ствол гнилого дерева, лежащего на земле, что с хрустом теперь переламывается. По неосторожности либо нарочно, выдаётся этот сигнал или звук, Керлаг не знает.
Нервы всадника натянуты, как тетива. Он делает шаг навстречу неизвестности ближе к твёрдой почве.
Напуганные лягушки бросаются врассыпную.
Склонившиеся папоротники под могучей ногой выдают на белый свет странного гиганта, с наглухо скрытым лицом под шлемом с широким забралом и крепким мускулистым телосложением под рыцарскими доспехами. Ростом не менее, чем в четыре фута.
Таких воинов письмоносцу ещё никогда не приходилось видеть.
Быстро крестясь и нашёптывая короткие фразы из спасительных молитв, Керлаг трясёт головой, хватается двумя руками за длинное копьё, наводит оружие наконечником на металлическую грудь противника. Кто бы он не был в эту минуту, но он может быть ему опасен.
Их разделяет расстояние не более десяти шагов.
Обнаруженный враг издаёт крик медведя и кидает квадратный щит с ярким ядовито-красным гербом в трясину, при этом извлекает одним махом смертоносное оружие. Обнажается широченный двуручный меч невероятных размеров.
Листья летят с вековых дубов на громовой крик исполина. Небо темнеет. Начинается бой.
Смелый Керлаг раскрывает рот, едва смочив губы прохладой ручья и с боевым кличем бросается на гиганта из последних сил. Главное, сделать умело первый удар и нанести этим ударом наибольший урон. Сомнений нет, великан хочет его убить. Он желает его смерти или плена.
Не смотря на то, что римлянин впервые видит перед собой такого противника, он не сомневается ни мгновения в том, что ему следует делать.
Рыцарь Самортэл ордена Криворогих неожиданно с лёгкостью делает шаг назад. Вместо того, чтобы лезвие копья всадника вонзилось в широкую атлетическую грудь, оно неуклюже скользит по панцирю, пронзает железные пластины на руке противника.
Керлаг серьёзно переживает свою неудачу, видя промах, ведь на второй удар у него уже вряд ли хватит сил. Выдернуть с завидной поспешностью правой рукой древко копья, ему удаётся не сразу. Однако успеть с третьей попытки, пока древко не перерублено гигантом, удаётся. Копьё вонзилось достаточно глубоко и болезненно.
Между тем, римлянин видит, как из ровной дырки потоком хлещет багровая дымящаяся кровь врага, поливая листья папоротника.
Гигант сконфужен, но не повержен.
Без единого звука и крика, рыцарь, не смотря на ранение, взмахивает широким двуручным мечом и ловко раскручивает его над головой. Да так, что сотрясается земля под ногами. Болотная тина над водой приходит в движение. Даже ручей на мгновение перестаёт течь. Грохот доспехов ещё раз потрясает лес.
В следующий миг вслед за грохотом доспехов лес оглашается диким криком, да так, что ложатся стебли папоротников и лопаются раздутые до формы шара старые серые жабы.
Лицо мужественного Керлага становится абсолютно красным, но не от крови, а от прощального закатного солнца. Он готовится к новому нападению, что обязательно должно стать последним и роковым для врага. Откуда-то появляются силы для продолжения этого неравного боя. Первое ранение должно было умерить прыть и замедлить движения врага. И он знает, очи римлянина знают и сам он чувствует, что убьёт этого гиганта одним мощным уколом копья в сердце и скорее всего так бы и случилось. В этом сомнений нет.
Если бы за спиной всадника не взметнулось лезвие тонко отточенного топора с багровеющей каёмочкой от заходящего над лесом солнца. При этом известный уже нам топорик лёг аккурат на тугую спину римлянина. Без особых надрывов длинная глубокая рана режется траншеей по всей спине параллельно позвоночнику и спинным позвонкам навсегда.
Керлаг падает лицом в грязную трясину.
Отброшенное рефлекторно копьё с плеском скрывается в мутной грязной воде в двух футах от него. Приподняв тут же голову, быстро дыша и захлёбываясь в луже собственной крови, расплывающейся в разные стороны по поверхности воды, Керлаг ещё осознаёт себя в этом мире какое-то короткое время.
Всадник устремляет назад в последнем усилии свои глаза умирающего, налитые кровью, с почти вылезающими из орбит зрачками.
Да! Там стоит совсем малорослый старик с растрёпанными вокруг головы во все стороны клочками седых волос и с отросшей длинной предлинной взъерошенной клочковатой бородой. На нём неумело накинут не по размеру длинный хитон. Ухмыляясь, он садится, как ни в чём не бывало, на корточки, чтобы непосредственно обмыть лезвие чекана, сослужившего ему отличную службу. Глаза убивца, при этом, лучатся невероятной добротой. Он видит, что умирающий его ещё слышит и пискляво отчетливо произносит каждое слово.
- Вы имеете честь быть сражённым от руки верных слуг могущественнейшего императора Тэ-У.
Глаза туманятся. В мозг вонзается молния. Режет полушария пополам. Изгибаясь от агонии, римлянин давит тяжестью тела ватные руки, на которых чуть держится, клонит голову вниз в воду, для того чтобы умереть.
Замученный длинным переходом верный конь Керлага убит ещё раньше. Верный быстроногий друг более не тревожит своим присутствием и испуганным ржанием здешних птиц и зверей.
Так заканчивает свою жизнь письмоносец-римлянин, именовавшийся некогда славным именем Керлаг Фларвий Мантигорийский из легендарного легиона 'Непобедимых' из отдельной избранной когорты Смелых, при исполнении последнего божественного поручения. Не завершив успешно начатое до конца, лишь в связи с внезапной смертью самого носителя письма.
При этом Керлаг много чего не успевает увидеть. В частности, что сквозная рана на руке гиганта затянулась сама собой спустя каких-нибудь минут пять. Оба убийцы бросают его в тине. Многие детали уходят из поля зрения. Ибо весь окружающий мир уже не столь сильно может волновать того, кто его покинул.
Но перед самой смертью лучшему письмоносцу при дворе, из без малого тысячного штата 'Непобедимого', почти удалось уловить краем глаза два белых пятна внезапно опустившихся на толстую ветвь над головой склонённого дерева. Для Керлага они всего лишь так и остались навеки только пятнами. Ведь ему суждено прожить ещё пару мгновений.
На самом деле эти пятна мгновенно материализовались в двух седых воронов. Один за другим, раскинув во всю ширь крылья, те пристроились дружно на ветку бок о бок, слегка соприкасаясь друг с другом.
Как только вороны удачно уселись на ветку векового дерева сверху, чуть поодаль от места описываемых событий, они незамедлительно между собой начали в своём роде любопытнейший разговор.
Со стороны это выглядело так.
- Ка-а-аррррр!!! Ка-а-аррррр!!! - говорит один.
- Карррр... Карррр... - отвечает другой.
- Ка-а-аррррр!
Обменявшись такими приветствиями, вороны принимаются зорко со всем знанием дела, как коршуны, разглядывать остывающий под ними труп.
Теперь же приведём тот вороний разговор, но с переводом на человеческий.
Ворон с перебитой левой ногой, прижимая её к телу, пытаясь устоять на правой, наконец, произносит.- Ка-а-аррррр!!! Ка-а-аррррр, Горррик!!! Как думаешь? Этот много сговорррчивей пррежнего оказался?
-Да, Йорррик! Карррр...Карррр...-отвечал ему другой ворон, весьма беспокойно вертя головой и вздрагивая верхом крыла от телодвижений теряющего устойчивость своего родственника первого ворона,-Тот из Спарррты, помнится, наделал мно-о-ого шума. Я р-р-р-рад, что так всё для него закончилось!
- И я р-р-рад, Горррик! Ка-аррр!
- Как думаешь, Йорррик, что было в его послании? Наверное, что-то важное?