КНИГА ЛЮБВИ Песнь II
Сатьяван

Всё, что она запомнила в этот день Судьбы, -
Дорогу, что не рискнула войти в торжественные глубины,
А повернула прочь, убегая к человеческим домам,
Джунгли с их могучей монотонностью,
Утро, подобное блестящему провидцу свыше,
Страсть вершин, затерянных в небесах,
Титанический ропот бесконечных лесов.
Словно калитка к радости была там,
Окружённая безмолвным намёком и магическим знаком,
На краю неизвестного мира
Раскинулась дуга с углублением, держащим солнце;
Рощи со странными цветами, похожими на глаза взирающих нимф,
Смотрели из их таинственности в открытые пространства,
Ветви, шепчущие о постоянстве света,
Укрывали смутное и безопасное блаженство,
И медленно лёгкий непостоянный ветерок,
Как мимолётный вздох счастья, пробегал
По сонным травам, украшенным зеленью и золотом.
Спрятанные в лесном лоне одиночества,
Обитающие среди листвы голоса звали,
Сладкие, как желания, влюблённые и незримые,
Криком отвечая на низкий настойчивый крик.
Позади спали изумрудные немые дали,
Обители Природы, страстной, завуалированной, отвергающей
Всё, кроме её собственного видения, растерянного и дикого.
Земля в этом прекрасном убежище, свободном от забот,
Шептала душе песнь силы и покоя.
Лишь один знак человеческой поступи был там:
Единственная тропа, проложенная тонко, подобно стреле,
В это лоно просторной и тайной жизни,
Пронзила её ужасную мечту об одиночестве.
Здесь впервые она встретила на ненадёжной земле
Того, ради кого её сердце пришло так далеко.
Как могла бы душа отобразиться на фоне Природы,
Выступив на момент из дома мечты,
Созданного горячим дыханием жизни,
Так он появился на краю лесной опушки,
Вставленный между зелёным рельефом и золотым лучом.
Словно оружие живого Света,
Прямая и возвышенная, подобно копью Бога,
Его фигура вела за собой великолепие утра.
Благородным и ясным, как широкие мирные небеса,
Скрижалью юной мудрости было его чело;
Властная красота свободы сгибала его ноги,
Радость жизни была на его открытом лице.
Его взгляд был широким рассветом богов,
Его голова была [головой] юного Риши, тронутой светом,
Его тело было [телом] любовника и короля.
В великолепном рассвете его силы,
Вылепленный, как движущаяся статуя восторга,
Он осенил край лесной полосы.
Из невежественного нетерпеливого труда лет,
Оставив громкую драму человека, он пришёл,
Ведомый мудростью неблагоприятной Судьбы,
Чтобы встретить древнюю Мать в её рощах.
В её божественном общении он вырос
Воспитанником красоты и одиночества,
Наследником веков одинокой мудрости,
Братом солнечного света и неба,
Странником, общающимся с глубиной и пределом.
Знаток Веды из ненаписанных книг,
Читающий мистическое писание её форм,
Он уловил её иерофантские значения,
Изучил её сферические необъятные воображения,
Обучаемый величественностями ручья и леса,
Голосами солнца, и звёзд, и пламени,
И пением волшебных певцов на ветвях,
И немым учением четвероногих существ.
Помогая уверенными шагами её медленным большим рукам,
Он склонялся к её влиянию, как цветок к дождю,
И, подобно естественному росту цветка и дерева,
Становился шире от прикасаний её формирующих часов.
Мастерство свободных натур принадлежало ему,
И их согласие на радость и просторное спокойствие;
Единый с единым Духом, населяющим всё,
Он положил опыт к ногам Божественности;
Его ум был открыт её бесконечному уму,
Его действия были согласованы с её первобытной силой;
Он подчинил его смертные мысли её [мыслям].
В тот день он свернул с его привычного пути;
Ибо Тот, Кто, зная бремя каждого момента,
Может двигать [нами] во всех наших обдуманных или беззаботных шагах,
Наложил чары судьбы на его ноги
И привлёк его на цветущую опушку леса.
 Поначалу её взгляд, воспринимавший миллионы форм жизни,
Бесстрастно населявшей её дом сокровищ
Вместе с небом, цветами, холмами и звёздами,
Слегка задержался на яркой гармоничной сцене.
Он видел зелёно-золотой цвет дремучих лугов,
Травы, трепещущие от порывов тихого ветра,
Ветви, наполненные криком дикой птицы.
Пробуждённый к Природе, но ещё смутно - к жизни,
Нетерпеливый пленник из Бесконечности,
Бессмертный борец в его смертном доме,
С его гордостью, силой, страстью стремящегося Бога,
Он видел этот образ скрытого божества,
Это мыслящее мастерское творение земли,
Этот последний результат красоты звёзд,
Но видел лишь подобно прекрасным и обычным формам,
В которых дух художника не нуждается для его работы
И складывает в тёмные комнаты памяти.
Взгляд, поворот решает нашу плохо уравновешенную судьбу.
Таким образом, в час, который больше всего её волновал,
Блуждающая, не предупреждённая медленным поверхностным умом,
Беспечная разведчица под её прикрытыми веками
Восхищалась равнодушной красотой и не заботилась о том,
Чтобы разбудить дух её тела для её царя.
Так могла она пройти по случайным невежественным дорогам,
Упустив зов Небес, потеряв цель жизни,
Но Бог вовремя коснулся её сознательной души.
Её взгляд остановился, увидел, и всё изменилось.
Поначалу её ум пребывал в идеальных снах,
В тех сокровенных преобразователях знаков земли,
Что делают известные вещи указанием на невидимые сферы,
И видел в нём гения места,
Символическую фигуру, стоящую среди сцен земли,
Царя жизни, очерченного в деликатном воздухе.
И всё же это была лишь задумчивость на миг;
Ибо внезапно её сердце взглянуло на него,
С которым страстное зрение, использующее мысль, не может сравниться,
И узнало его ближе, чем его собственные близкие струны.
Всё в момент было удивлено и захвачено,
Всё в бессознательном экстазе лежало, обёрнутое
Или [скрытое] под цветными веками воображения,
Поднятое в большой зеркальный воздух мечты,
Вырвавшееся в пламени, чтобы воссоздать мир,
И в этом пламени к новым вещам она родилась.
Из её глубин поднялось мистическое смятение;
Влекомая, сражённая наповал, подобно тому, кто спал спокойно,
Жизнь бежала смотреть из всех врат чувств:
Мысли, неясные и радостные в лунном тумане небес,
Чувства, как будто вселенная обретает рождение,
Пронеслись сквозь суматоху пространства её груди,
Захваченные роем золотых богов:
Поднявшись под гимн жрецов чуда,
Её душа широко распахнула её двери для этого нового солнца.
Алхимия сработала, трансмутация произошла;
Миссионерское лицо сотворило чары Мастера.
В безымянном свете двух приближающихся глаз
Быстрый и судьбоносный поворот её дней
Проявился и протянулся до сияний неведомых миров.
Затем, дрожа от мистического шока, её сердце
Зашевелилось в груди и закричало, как птица,
Что слышит её пару на соседней ветке.
Копыта, топочущие быстро, колёса, сильно спотыкавшиеся, остановились;
Колесница встала, как остановленный ветер.
И Сатьяван выглянул из дверей его души
И почувствовал, как очарование её плавного голоса
Наполнило пурпурную атмосферу его юности, и пережил
Преследующее чудо совершенного лица.
Одолеваемый мёдом странного цветка-рта,
Влекомый к душевным пространствам, открывшимся вокруг чела,
Он обратился к видению, как море к луне,
И пронёс мечту о красоте и перемене,
Обнаружил ореол вокруг головы смертной,
Поклонился новой божественности в вещах.
Его самоограниченная природа погрузилась, будто в огонь;
Его жизнь была принята в жизнь другого.
Великолепные одинокие идолы его мозга
Пали, поверженные из их яркой достаточности,
Как от прикасания новой бесконечности,
Чтобы поклониться божеству более великому, чем их собственное.
Неведомая властная сила влекла его к ней.
Восхищённый, он шёл через золотой луг:
Взгляд встречал близкий взгляд и приникал в объятии видения.
Там было лицо, благородное, великое и спокойное,
Будто окружённое ореолом мысли,
Обитель, арка медитирующего света,
Как будто виделась половина некоего тайного нимба;
Её внутреннее зрение, ещё помнящее, узнало
Лоб, что носил корону всего её прошлого,
Два глаза, её постоянные и вечные звёзды,
Дружеские и суверенные глаза, что требовали её души,
Веки, узнаваемые по многим жизням, широкие обрамления любви.
Он встретил в её взгляде взор его будущего,
Обещание, присутствие и огонь,
Увидел воплощение эонических мечтаний,
Тайну восторга, к которому всё
Стремится в этом мире краткой смертности,
Выраженную в материальной форме[, подобной] его собственной.
Эта золотая фигура, отданная в его руки,
Cкрывала в её груди ключ от всех его целей,
Заклинание, чтобы принести блаженство Бессмертного на землю,
Соединить с истиной небес нашу смертную мысль,
Поднять земные сердца ближе к солнцу Вечности.
В этих великих духах, ныне воплощённых здесь,
Любовь низвела силу из вечности,
Чтобы сделать жизнь её новой неумирающей базой.
Его страсть хлынула волной из бездонных глубин;
Он спрыгнул на землю с далёких забытых высот,
Но сохранил его природу бесконечности.
На немом лоне этого забывчивого земного шара,
Хотя кажется, что мы встречаемся как неизвестные существа,
Наши жизни не чужие, и не как незнакомцы мы соединяемся,
Движимые друг к другу беспричинной силой.
Душа может распознать отвечающую ей душу
Через разделяющее Время и, дорогами жизни
Поглощённая, облачённая путешественница, обратив её, восстанавливает
Знакомое великолепие в незнакомом лице
И, затронутая предупреждающими перстами мгновенной любви,
Вновь она трепещет от бессмертной радости,
Носящей смертное тело для наслаждения.
Есть Сила внутри, что знает за пределами
Наших знаний; мы более велики, чем наши мысли,
И иногда земля обнаруживает это видение здесь.
Жить, любить - это знаки бесконечных вещей,
Любовь - это слава из сфер вечности.
Униженная, изуродованная, осмеянная низменными силами,
Что крадут её имя, форму и экстаз,
Она всё же - божество, с которым всё может измениться.
Тайна пробуждается в нашем бессознательном веществе,
Блаженство рождается, что может преобразить нашу жизнь.
Любовь живёт в нас, как нераскрытый цветок,
Ожидающий быстрого момента души,
Или же она странствует в её зачарованном сне среди мыслей и вещей;
Бог-ребёнок играет, он ищет себя
Во многих сердцах, умах и живых формах:
Он медлит в поиске знака, который он сможет узнать,
И, когда тот приходит, слепо пробуждается от голоса,
Взгляда, прикасания, выражения лица.
Его инструмент - тусклый телесный ум,
Из небесного прозрения, ныне забытого, выросший,
Он хватается за какой-то знак внешнего очарования,
Ведущий его среди множества указаний Природы,
Читает небесные истины в земных подобиях,
Желает образ во имя божества,
Предвидит бессмертие формы
И принимает тело за изваянную душу.
Обожание в Любви подобно мистическому провидцу,
Что через видение смотрит на невидимое,
В алфавите земли находит богоподобный смысл;
Но ум лишь думает: "Вот тот,
Кого моя жизнь долго ждала, будучи незаполненной,
Вот внезапный повелитель моих дней."
Сердце чует сердце, рука взывает к отвечающей руке;
Всё стремится осуществить единство, которое является всем.
Слишком удалённая от Божественного, Любовь ищет её истину,
И Жизнь слепа, и инструменты обманывают,
И есть Силы здесь, работающие, чтобы унизить.
Всё же может прийти видение, наступить радость.
Редка чаша, пригодная для нектарного вина любви,
Как редок сосуд, что может выдержать рождение Бога;
Душа, подготовленная за тысячу лет,
Есть живая форма верховного Нисхождения.
Они знали друг друга, хоть и в таких странных формах.
Пусть и неизвестные взгляду, хотя жизнь и ум
Изменились, чтобы обрести новое значение,
Эти тела суммировали поток бесчисленных рождений,
И дух для духа оставался тем же самым.
Поражённые радостью, которой они так долго ждали,
Влюбленные встретились на их разных путях,
Путешественники по бескрайним равнинам Времени,
Сведённые вместе из ведомых судьбой странствий
В самозамкнутом одиночестве их человеческого прошлого
К быстрой восторженной мечте о грядущей радости
И к неожиданному моменту этих глаз.
Благодаря раскрывающему величию взгляда,
Поражённого формой, память духа пробудилась в ощущениях.
Разорвался туман, лежащий меж двумя жизнями;
Её сердце раскрылось, и его [сердце] нашло её обращённой;
Притянутые, как в небесах звезда к звезде,
Они удивлялись друг другу и радовались,
И сплетали близость в безмолвном взоре.
Прошёл момент, что был лучом вечности,
Час начался, матрица нового Времени.

Конец Второй Песни

перевод 14-18.09.2019 года, правка 25.09.2019

ред. 15.11.2022