Весна, несмотря на внезапные и ненужные заморозки, ветер и редкий дождь, уверенно и сочно наносит разноцветные мазки на трепетный холст природы. Заливаются ранним утром, вечером и ночью соловьи, суетятся муравьишки, порхают бабочки.
Всякая птаха занята ответственным делом - обустройством гнёздышка, носит в клювиках былинки, веточки, соломинки, мох и прочий строительный материал.
Вот к нашему дому подлетает воробей. В клюве крепко держит травинку, вырванную кем-то и подхваченную им для своих хозяйственных нужд. При посадке растрёпанные корни мешают пролезть под шифер. Воробушек делает разворот, садится на забор: кумекает, как поступить дальше. Поразмыслив, взлетает, над шифериной делает виртуозный пируэт и садится на выступающий край доски задом. Пятясь, вползает под навес, тащит растение. Оно, раскинув в разные стороны корешки с листочками, не желает влезать вслед за ним. Птичка, пыжась, пытается преодолеть сопротивление, но удаётся оторвать лишь листик. Скрывается с добычей в провале крыши. Появившись через некоторое время, вновь хватается за траву. Та не поддаётся, несмотря на упорные попытки... Повозившись, настырник отрывает следующий листочек и исчезает из вида. В это время прилетает ещё один воробей, видит никому не нужный, но столь ему необходимый стройматериал, хватает подарок и улетает. Тут появляется хозяин принесённого. В недоумении устремляет взор на то место, где должна лежать травинка. Нет её! Как это? Только же была... Вытянув шею, поворачивает головёнку и смотрит на кровлю. Там тоже нет. Опускает голову - на земле пусто. Ныряет обратно в провал, надолго задерживается, видимо, рассказывает воробьихе о неудаче или же обшаривает всё вокруг в надежде, что втащил мураву и в суете забыл об этом. Выныривает, усаживается на торец той же доски, чирикает и, вытянув шею и сам весь вытянувшись, вновь в недоумении оборачивается на крышу. Затем вертит головой в разные стороны, вопросительно почирикивая. Вид у него настолько растерянный - не удерживаюсь и громко хохочу: как же воробей похож сейчас на незадачливого мужичка. Пичуга косится в мою сторону, недовольно и тихо что-то "бурчит" на своем языке. "Что, брат, обхитрили тебя?" - спрашиваю. Он отряхивается, ныряет под крышу, но, вероятно, получив нагоняй от своей половины, взъерошенный, сердитый, скоро возвращается обратно. Искоса смотрит на меня, громко чирикает, взбадривая себя, и упархивает на дальнейшие поиски...
* * *
Дует противный северо-западный ветер, пытаясь прогнать со двора весну с теплом. Раскачивает деревья и кусты, словно желает выдрать их из земли, клонит долу траву, гоняет мусор... Моё внимание привлекла сухая ветка полыни. Шевелится как-то необычно: качаясь, рваными рывками, едва заметными глазу, поворачивается против дуновения. Думал, что дивное явление вызвано завихрениями воздуха. Но версия растаяла, когда бурьян подпрыгнул и двинулся вершиной вперёд явно не под воздействием ветра. На некоторое время замер, потом совершил танцеобразные движения... Вот кустик нервно дёрнулся влево, затем вправо, резко развернулся, и только теперь я заметил воробья. Тот, вцепившись клювом в одно из разветвлений очень густой сухой полыни, тягал её по серости подсохшей вскопанной земли, сливаясь с ней своим оперением. Устав от напрасных попыток, птичка, растопырив крылья, боком-боком запрыгала вокруг ветки: прямо танец туземца. Ветер ерошил перья, от этого серо-коричневый кафтан воробушка рябил, увеличивался в размере, и он походил на цыплёнка. Попрыгав-поскакав, громко чирикнул, ухватился с остервенением за отросток, дёрнулся, качнулся и отломал его. Не поверив удаче, воробей в замешательстве замер, а потом, радостно взмахнув крылышками, улетел под крышу какого-нибудь сарая или дома.