Баронов Антон : другие произведения.

Лоскутное одеяло

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он не помнил, когда последний раз был в церкви. Пережитки советского прошлого ещё долго отголосками будут вторгаться в жизнь этой страны. Ведь сколько раз на вопрос о вере он сам с ухмылкой отвечал: "Православный атеизм!" Но сейчас, эти слова не казались оригинальной шуткой. Каменные стены древнего монастыря обладали именно тем, что ему было так необходимо. Непоколебимой уверенностью, что "Бог есть любовь"...

   Лоскутное одеяло.
  
   0.
   Он не помнил, когда последний раз был в церкви.
   Пережитки советского прошлого ещё долго отголосками будут вторгаться в жизнь этой страны. Ведь сколько раз на вопрос о вере он сам с ухмылкой отвечал: "Православный атеизм!"
   Но сейчас, эти слова не казались оригинальной шуткой.
   Каменные стены древнего монастыря обладали именно тем, что ему было так необходимо. Непоколебимой уверенностью, что "Бог есть любовь"...
  
   1.
   Серая приемная, серый коридор, серая дверь в серую комнату... Это, наверно, относится ко всем госучреждениям стандартного образца.
   Секундная задержка была вызвана желанием охранника проверить документы. Дмитрий внутренне поморщился. Он уже потратил часть своего дорогостоящего времени на пропускном пункте у входа, и терять минуты на повторную проверку не хотелось. Но у охраняющего комнату для допросов молоденького сержанта было своё мнение на этот счёт.
   Впрочем, едва прочитав фамилию мальчонка, сразу же побледнел, сообразив кого (!), вздумал проверять.
   Серая дверь в серую комнату со скрипом открылась и оттуда шагнула плотная невысокая фигура адвоката Иванькова.
   - Дмитрий Леонидович, рад тебя видеть!
   - Приветствую, Роман Григорьевич, - поздоровался Дмитрий. Из-за спины вышедшего виднелась часть стола с лежащими на нём руками. - Рад, что придётся работать с вами. Как там?
   - Ну, интересно это точно! У парня богатая фантазия и актерские способности на высоте... и вообще, непробиваем. Он будто за стеной какой-то. В своём мире.
   На лице Романа всплыла довольная широкая улыбка - единственная причина, по которой они с Дмитрием до сих пор не сблизились, несмотря на схожесть взглядов и частые пересечения по работе. Улыбка была широкая, по-детски непосредственная и совершенно неуместная.
   - Будешь настаивать на невменяемости? - строго поинтересовался Дмитрий.
   - Результат экспертизы придут в четверг. Там и посмотрим.
   - Ладно. Посмотрим, - тяжёлый вдох-выдох, для унятия дрожи в коленках и руках. Невменяемость? Черта с два вам! - Я поговорить с ним хочу. Соприсутствуешь?
   - Не. Во-первых, я знаю твои методы. Во-вторых, ты же Порохов - адвокат с мировым именем и почти неограниченным влиянием. Будь твоя воля, ты узнаешь все, не обращая внимания на мои протесты.
   - И?
   - И, к тому же... он не позволит на себя надавить.
  
   2.
   - Добрый день.
   - Кому как.
   Сидящий за столом молодой человек, был спокоен, если даже не умиротворён. Настолько спокоен, что Дмитрию это не понравилось.
   - Послушай, Алексей, меня зовут...
   - Дмитрий Порохов. Я знаю.
   - Очень приятно, но впредь я просил бы не перебивать меня, молодой человек.
   В глазах Резинина проскочила едва заметная ироничная улыбка, впрочем, сразу же сменившаяся смиренным кивком головы.
   - Итак, Алексей, догадываешься, о чем я хочу спросить?
   - Да, - невозмутимо ответил он.
   - Что ж, тогда надеюсь, ты сможешь сформулировать ответы. Это важно. Итак, начнём, - из мягкой кожаной папки на стол одна за другой стали появляться фотографии, - Посмотри и скажи, зачем? Меня не интересует ты или не ты. Я уверен, что убил их ты. Мне всё равно, как ты это сделал. Я хочу узнать зачем? За что? Что тобой двигало?
   - Дмитрий Леонидович, мы же оба знаем, что вы до сих пор не уверенны, что это вообще убийства. Как там официально? "Никаких фактов доказывающих насильственность смертей не обнаружено". Так сказал мой адвокат.
   - Конечно, более сорока человек умерли естественной смертью в течение месяца после какого-то контакта с тобой. Из них семь - молодые здоровые мужчины, и двенадцать детей в возрасте от восьми до тринадцати лет.
   - Но следов насильственной смерти нет.
   - Нет. Но кроме тебя этих людей ничего не связывает. Более того, с подавляющим большинством ты даже не был знаком. И всё же почему-то тебя видели с ними.
   - Но не со всеми. В газете я читал, что погибших более пятидесяти. А вы обвиняете меня только в сорока.
   - Ты прав милиция пока не смогла доказать факт твоей причастности к восьми смертям. Но это никак не влияет на твою судьбу.
   - Хорошо. Но, вы сами сказали, что я их даже не знал. Тогда зачем мне их убивать?
   - Ты не внимателен. Именно с этого я и начал наш разговор.
   Подозреваемый откинулся на стул и громко захохотал.
   - Замечательно! Вы действительно сильный адвокат. Я рад, что мы с вами познакомились. У вас интересная жизнь.
   Дмитрий сел напротив, вздохнул, затем снял и протёр очки.
   Что ж, Роман был прав: попытка надавить не удалась. Этот парень слишком спокоен, раскован. Дыхание глубокое плавное. Можно подумать, что он дома перед телевизором, после плотного ужина лениво щёлкает пультом дистанционного управления. Это странно. Особенно зная, что Алексея взяли вчера после полудня, с тех пор он ничего не ел и почти не спал. Допросы сменялись один за другим и, по-хорошему, подозреваемый сейчас должен быть как выжатый лимон.
   - Рад, что вам понравилось, - выдавил улыбку Дмитрий, решив пока перейти на "вы".
   - Не обижайтесь, Дмитрий Леонидович. Я не иронизирую, я действительно рад. Я много о вас слышал и, даже пару раз по телевизору видел.
   - Я понимаю, Вы, Алексей, вы хотите показаться сильным, спокойным. Уверенным. Но видите ли... насколько я вас старше? Лет на пятнадцать?
   - Семнадцать.
   - Вот. Могли бы учитывать мой опыт. Можете перестать притворяться. Я-то знаю, что Вы устали, голодны и хотите спать, - Дмитрий многозначительно вздохнул. - Остальное - бравада.
   - Вы правы, Дмитрий Леонидович. Всё это так. Но я действительно настолько рад нашему знакомству, что готов потерпеть эти неудобства.
   - Не стоит. Идите, отдыхайте, - нажатие настольной кнопки должно было предупредить охранника у входа об окончании допроса. - Я ещё найду время поговорить с вами.
   Подозреваемый кивнул и, подойдя к открывшейся двери, протянул охраннику руки. Спустя секунды запястья Алексея украшали стальные манжеты.
   - Алексей, - спинным мозгом Дмитрий почувствовал его взгляд, но сознательно заставил себя не оборачиваться. - Я посажу тебя. Сейчас ты уверен в своей неуязвимости, но я найду способ тебя посадить.
   Хлопнула дверь, и Порохов со вздохом принялся собирать разбросанные по столу фотографии.
   Раздражение трудно унять. А Дмитрий, несмотря на сложившуюся репутацию, был человеком эмоциональным. Маску его уверенности трудно было пробить. Трудно, но возможно.
   Собрав фотографии, Прохоров ещё с минуту сидел за столом, судорожно барабаня пальцами и мысленно проматывая весь разговор.
   Всё не так. Всё.
   Через три минуты, когда он шёл через КПП он выглядел как обычно. Уверенная походка, пронизывающий взгляд. Только он не знал, что за секунду до того как охранник захлопнул дверь, лицо главного подозреваемого озарила довольная улыбка.
  
   3.
   - О, я вижу, ты уже успел сделать заказ?
   Дмитрий, пришедший в ресторан специально на сорок минут раньше, чтобы перекусить, лишь кивнул. Тщательно доживав, он осторожно обмакнул губы салфеткой и лишь после этого протянул подошедшему руку.
   - Здравствуй Толь, как жизнь?
   - Ну ты же знаешь, в моём возрасте жизнь может быть только медленной и размеренной, иначе это уже не жизнь.
   Анатолий Никифорович Свиристенко - достаточно авторитетный человек в судейской братии, был старше Дмитрия всего на семь лет. Это позволяло им сохранять непринуждённые приятельские отношения уже на протяжении двух десятков лет, но при этом давало повод Анатолию относиться к адвокату с некой отеческой иронией.
   - Как Лида?
   - У Ленки месяц уже живет, за внучком приглядывает. Привет тебе передавала. А твой Санька?
   - Поступил, - бросил Дмитрий, снова уткнувшись в тарелку.
   - А что так грустно?... Кофе, пожалуйста, ваш фирменный, - добавил Свиристенко подошедшей официантке.
   - Он под фамилией матери поступил.
   - Ну, наверно, не хотел пользоваться славой отца.
   - Сомневаюсь, - вздохнул Дмитрий, - ладно. Давай о делах. Зачем я тебе понадобился?
   - Ну, на данный момент, у нас с тобой одна точка соприкосновения. Точнее один. Один подозреваемый, который никак не хочет становиться обвиняемым.
   - Есть продвижения?
   - Нет, - скривился Анатолий. - Ты когда с ним последний раз общался?
   - Четыре дня назад. Ну как общался, так уточнил некоторые моменты биографии и всё.
   - Он пытался вызвать тебя на неформальный разговор?
   - Да. Но я ещё не решил как себя с ним вести. Так что, пока игнорирую.
   На какое-то время возникла пауза. Анатолий молчал, видимо задумавшись о чём-то, а Дмитрий покорно ждал, когда ему разъяснят, в чём дело.
   - Ромка спёкся.
   - В смысле? - опешил Порохов.
   - Не знаю, как объяснить. Сейчас он придёт, и сам всё поймёшь. Мы его собственно и ждём, - и опять за столом воцарилась тишина.
   Подошла официантка поставила перед судьёй кофе и, удостоверившись, что больше заказов не будет, ушла.
   - Димка, а зачем ты в это дело ввязался? Нет, дело громкое, журналисты по всей стране растрезвонили, что "сам президент интересуется". Но, денег оно не принесёт, а славы тебе не занимать. Тем более, после дела Ругаева. За тобой первый смертный приговор в новой истории страны.
   - Он заслужил. С террористами по-другому нельзя.
   - Согласен. Но все эти политики-либералы до сих пор обвиняют тебя в попрании прав человека. Твоё имя у них как ругательство.
   - Смертная казнь сегодня обычная практика в трети развитых демократических стран.
   - И в этом тоже большая твоя заслуга. Но ты ушёл от ответа. Зачем тебе это дело?
   Дмитрий тяжело вздохнул.
  
   4.
   Яркие, динамичные сны, как и многое другое, - удел молодости.
   Если тебе за сорок, черное небытие - единственное событие, ожидающее тебя в царстве Морфея. Ты можешь быть молод душой, крепок телом. Возможно, лишь поредевшие волосы с налётом седины на висках, да мелкие неглубокие морщины на ещё не загрубевшей коже - единственные маячки, оставшиеся после преодоления сорокалетнего рубежа. Но твоё подсознание считает иначе. Твой мозг видел слишком много. Видел, запоминал, обрабатывал. На протяжении всех этих лет. Даже когда ты спал, подсознательная часть твоего "я" разбирала на кусочки твою жизнь. Ведь мозг намного любознательнее тебя. Ему интересно проверять на совместимость разные предметы, секунды, мысли и мечты. Что он и делал, складывая внутри тебя огромную головоломку под названием "Мир".
   По молодости работа, проходящая в этой чудовищной лаборатории, достигала таких масштабов, что часть результатов прорывалась в сознательные отделы мозга: появлялись сны. Весёлые или грустные. Страшные или смешные. Но всегда обрывочные, нелогичные и сюрреалистичные.
   Но после сорока мозг устаёт. Любопытство и глупость - удел молодых. И это справедливо на всех уровнях жизни. Так что яркий запоминающийся сон в "старшем среднем возрасте" - скорее результат какого-то сбоя.
   Тем более, если он с небольшими вариациями появляется регулярно.
  
   5.
   Дмитрий тяжело вздохнул.
   К счастью отвечать не пришлось. У входа в зал появился Иваньков и сидевшие за столом Дмитрий и Анатолий невольно задержали на нём взгляд.
   Адвокат похудел. Килограммов на девять, наверно. Встрёпанные длинные волосы, трехдневная щетина, спрятавшиеся куда-то вглубь глаза, и общая нервозность, резкость движений.
   - Добрый вечер, господа юристы, - губы Романа судорожно скривились в тщетной попытке изобразить свою коронную улыбку.
   - Здравствуй Рома, - как-то вмиг погрустнев, произнёс Анатолий, Дмитрий тоже еле выдавил "привет", - присаживайся.
   Рома, отодвинул стул, сел. Но сделано это было так торопливо, будто он куда-то спешил.
   - Вина?
   - Нет, спасибо. Если не возражаете, я бы хотел быстрее перейти к делу, - сам того не замечая, Роман принялся щёлкать ногтями друг о друга.
   - У тебя всё в порядке? - не выдержал Порохов.
   Его уверенный пронзительный взгляд и прямой вопрос на секунду выбил адвоката из реальности.
   В паузе между вопросом и ответом оказалось одно лишнее мгновение. Но именно оно не позволило Дмитрию поверить в искренность следующих слов.
   - Да, в порядке всё. В семье проблемы, - с некоторой нелогичностью выпалил Роман.
   - Ну что ж, с этим все мы сталкивались - со свойственной ему дипломатичностью, не дал развиться теме Анатолий. - Слушай, Ром. Мне вчера принесли заявление... Ты уверен?
   - Да. Мой клиент сидит в следственном изоляторе уже больше двух недель. Это немыслимо. Либо предъявляйте обвинение, либо отпускайте с извинениями.
   Свиристенко бросил в сторону Дмитрия многозначительный взгляд. Тот лишь пожал плечами. Роман явно был на взводе.
   - Слушай, сам понимаешь, дело не совсем обычное. Не хотелось бы рисковать. Ты адвокат, я понимаю... но...
   - Закон один для всех. Толь, ты судья или нет? Тебе ли не знать законов? В этом деле и так одни нарушения. Радуйтесь, что мой клиент отказался от встречного иска.
   - Ром, ты считаешь, что он невиновен? - опять в лоб спросил Дмитрий.
   - Неважно как я считаю. Он мой клиент. И всё должно быть по закону.
   Давая понять, что разговор закончен, Роман со скрежетом отодвинул стул, поднялся...
   - Дим, Толь... Этот человек - чудовище. Я больше всех мечтаю увидеть его в газовой камере. Но я сделаю все, чтобы этого не произошло. Я не могу иначе. Извините.
   Он ушёл быстро. Не оборачиваясь.
   Проводив его взглядом, Дмитрий спросил:
   - Сколько у меня времени?
   - День. Максимум два. К концу недели я буду вынужден его отпустить.
   - Я успею, - уверенно сказал Дмитрий, протирая белым платком стёкла очков.
   - Дим! Я знаю Ромку дольше, чем ты. И знаю его хорошо. Он никогда не был трусом. Он слишком оптимистичен и легкомыслен. Был... Я не понимаю, как его можно было довести до такого состояния.
   Уже на выходе, когда Дмитрий забирал пальто из гардероба, он вдруг отчётливо вспомнил последние слова адвоката: "Этот человек - чудовище". И в глазах Романа сверкали слёзы.
  
   6.
   Он поднимался в гору.
   Один единственный пик посреди бескрайней ржавой равнины, и он на него поднимался. Упорно, переступая через усталость, силой воли заставляя себя идти.
   Злобный, неистовый ветер ревел в ушах. Неслышно было даже собственного дыхания. Собственных мыслей.
   Склон становился всё отвеснее. Жёлтая, выгоревшая трава увлажнилась, стала скользкой. Но он карабкался. Карабкался вверх.
   Пик покорился, когда уже не оставалось сил, и хотелось лишь чтобы всё это как можно быстрее кончилось, прекратилось. Упав на спину, он несколько минут пытался отдышаться.
   На вершине возвышался крест. Высокий деревянный крест, врытый в землю. Он сидел на коленях, всё ещё борясь с собственными лёгкими, перед крестом, за которым собралась огромная толпа людей.
   Он что-то сказал. Он не слышал собственных слов. Он слышал только лишь ветер.
   Из толпы вышел высокий темноволосый мужчина в очках с длинными усами. Улыбнулся. Подошел, поцеловал крест и, разбежавшись, прыгнул с вершины. Его тело подхватил поток ветра.
   Мужчина падал.
   Мужчина взлетал.
   Нет, это было падение, точно падение. Но только вверх, к облакам. К облакам, за которыми он и скрылся спустя мгновение.
   Один за другим люди подходили к кресту. Целовали его и прыгали. Но не всем удавалось взлетать. Некоторые падали по-настоящему. Вниз. В глубокое ущелье, внезапно оказавшееся у подножия горы вместо той равнины, с которой пришёл он.
   И всё это в абсолютной тишине. Только ветер.
   Нет, он кричал! Кричал изо всех сил. Кричал, стараясь победить ветер. Кричал, потому что вспомнил, что это сон. Кричал, потому что вспомнил, что он означает. Кричал, потому что знал, что будет дальше. Кричал до тех пор, пока не проснулся...
   Порохов открыл глаза. Оторвался от мокрой подушки. Смахнул с лица слипшуюся чёлку. Через полчаса, за завтраком, Дмитрий как всегда просматривал утреннюю газету, название которой за столько лет так и не удосужился запомнить.
   Зазвонил телефон.
   - Алло?... Да... Нет, не разбудил... всё в порядке... Узнал?... Ну и?... Как называется?... Отлично... Пришли всё в офис по Интернету... Я твой должник... Само собой.
   Омлет с ветчиной был съеден. Кофе выпит. Газета почти дочитана. Осталась последняя полоса. На ней, традиционно, располагались кроссворды, анекдоты, поздравления и некрологи.
   Последнюю страницу Адвокат давно уже перестал просматривать. Наверно ещё до развода.
   Дмитрий бросил газету на стол. Загрузил посуду в моечную машину. Пора одеваться.
   Через пару минут хлопнула входная дверь. Потом какое-то время полязгали ключи в замке и лишь затем всё стихло.
   По опустевшей квартире гулял сквозняк. Открытые форточки в спальне и кухне позволяли ему чувствовать себя вольготно. Он хлопал дверьми, развивал занавески, скинул газету со стола на пол. И лишь убедившись, что больше делать нечего, утих.
   Газета упала, свернувшись и оголив часть последней полосы. В чёрной рамке под фотографией сообщалось: "Жена и дети скорбят по внезапно ушедшему...".
   Высокий молодой мужчина в очках с тёмными волосами, умиротворенным взглядом смотрел с изображения в потолок и сквозь него.
   Выше. Гораздо выше.
   На небо.
  
   7.
   - Добрый день, Дмитрий Леонидович. Признаюсь, я уже соскучился.
   Алексей Резинин, как всегда казался довольным и расслабленным. "Что ж, в жизни надо что-то менять", - усмехнулся Дмитрий.
   - Помните, наш первый разговор, Алексей?
   - Да. Вы, тогда, признаться, были не очень-то вежливы.
   - Я хотел бы вернуться к тому разговору.
   В глазах подозреваемого впервые за всё это время мелькнуло что-то похожее на беспокойство.
   - Вы знаете, вашему адвокату не удастся добиться вашего освобождения. Вам предъявляется обвинение в сорока семи убийствах. Завтра дело предается в суд.
   - Это невозможно, - растерянно пробормотал Резинин. - У вас нет никаких улик. С чем в суд пойдёте? Вы до сих пор не знаете причину смерти.
   - Вы их отравили.
   - Докажите, - видимо Алексей уже пришёл в себя. Скорость, с которой это произошло, сильно не понравилась Порохову.
   - Прямых улик нет. Но все, же я кое-что нашёл. Вам известно имя Алёны Карасенко?
   - Нет.
   - Это одна из погибших. Вас видели вместе у бара "Остров". Она была проституткой и работала в этом баре. Через несколько дней её нашли неподалёку от чёрного входа мёртвой.
   - И что?
   - Остальные тела находили часов через семь-восемь после смерти. А Алену нашли через три. Результаты её вскрытия отличаются от остальных. В её крови обнаружено просто гигантское количество аксетоцина.
   - Не удивительно. При её профессии. Аксетоцин вырабатывается при половых актах.
   - Отлично. Я и забыл, что вы медик по образованию. Вы же в свои неполные тридцать семь успели даже в Африке побывать с миссией доброй воли. Что вы там лечили? Тропическую лихорадку?
   - Брюшной тиф, - буркнул Резинин. - Но я был не только в Африке. Ещё по Южной Америке покатался. В Индии был.
   - Замечательно. Тогда вы поверите мне на слово, что в таких дозах аксетоцин не выделится и за всю жизнь.
   - В таком случае, - улыбаясь, сказал Алексей, - вполне возможно вместе с аксетоцином в её крови обнаружились следы каких-либо наркотиков? Например, героина. Он вполне может способствовать форсированному выбросу гормонов.
   - Вот незадача. Врачи не обнаружили никаких следов наркотиков...
   - Это невозможно.
   - Действительно. Как такое могло произойти? Хотя, постойте, я слышал, есть такое вещество. Яд. Как же... не помню. Этот яд растворяется в организме через два часа и единственным побочным эффектом является мощный выброс аксетоцина перед смертью. Кстати, сам гормон тоже довольно быстро распадается под действием остатков этого яда. Раз в пять быстрее. Этот яд какой-то африканской змеи. Стоп вы же работали в Африке, не знаете случайно, как он называется?
   Алексей с грустной улыбкой смотрел на Дмитрия.
   - Нет. Не знаю, - уверенно солгал он.
   - Эх, - всплеснул руками Порохов. - Больше года прожить в Африке и не знать название такого замечательного яда. И это при медицинском образовании. Ну да ничего. У меня где-то записано это неудобоваримое название.
   Какое-то время они, молча, смотрели друг другу в глаза.
   - У вас ничего не получится.
   - Уже получилось.
   - Но это, же неправда. Он умерли не от отравления. Вы знаете, что мне негде было достать тбогду в России, - Дмитрий, соглашаясь, кивнул. - А девка была наркоманкой. Вы же специально изъяли из документов упоминания о героине? - Дмитрий снова кивнул. - Зачем?
   - Вот, - улыбнулся Порохов. - Помнишь, именно с этого я начал наш первый разговор. Ты мне не ответил. А я так и быть, отвечу. Я знал, что убийца ты, но не мог доказать. Теперь ты знаешь, что я всё сфальсифицировал, но попробуй, убеди в этом судью и присяжных. Тем более что убийства прекратились.
   Алексей откинулся на стул, вздохнул и улыбнулся.
   Черт, ну почему он такой непробиваемый?!
   - Что ж, Дмитрий Леонидович, вы победили. Но ваша победа будет полной только после того как вы найдёте ответ на ещё один вопрос... - он сделал театральную паузу. - Чем вы, после этого, лучше меня?
   Мгновения тишины, тяжёлые, тягучие, словно набат, наполнили комнату для допросов.
   Дмитрий поднялся из-за стола, стал собирать документы.
   Голос Алексея остановил его у двери.
   - В одном вы всё же ошибаетесь... Убийства не прекратились. И не прекратятся с моей смертью.
   На этот раз подозреваемый (нет, уже обвиняемый!) оставил за собой последнее слово. Даже два. И ни на одно из них Дмитрию нечего было ответить.
  
   8.
   Дмитрий бросил горсть земли последний. Маленькие влажные комочки чернозёма с примесью глины звонко застучали по обтянутой бархатом крышке.
   Люди медленно расходились. Увидев это, гробовщики, не сговариваясь, схватились за лопаты и сноровисто стали закапывать могилу. Мелкий дождик, накрапывающий ещё с утра, словно дождавшись окончания ритуала, забарабанил с утроенной силой.
   Подошёл Анатолий. Встал рядом. У подножия только что установленного креста стояла чёрно-белая фотография.
   - Меня всегда бесила его улыбка. А сейчас рад, что Зина отказалась печатать его последнее фото.
   - Завтра присяжные вынесут вердикт. И всё закончится, - Старый судья, зябко поёжившись, хмуро проводил взглядом пробегающие по небу тучи. - Знаешь, я старый циник, а потому скажу. Его смерть сыграла нам на руку. До вчерашнего дня присяжные сомневались. Да и я, последнее время, тоже... Сам понимаешь, казнить невиновного человека... ну... понимаешь.
   На дороге показалась Лида. Видимо все уже собрались в автобусе и ждали только их. Анатолий жестом показал ей не ждать их.
   - Как же он всё-таки это делает?
   - Ядом тбогду. Достаточно оцарапать.
   - Слушай, я же серьёзно.
   - Понимаю, - кивнул адвокат. - Но я хочу, чтобы ему назначили высшую меру. А значит надо всех убедить, что это тбогду, - Дмитрий повернулся и вперил яростный взгляд в судью, - Я и на Страшном Суде буду утверждать, что это тбогду.
   - Ты изначально был уверен в его виновности. И ни разу не усомнился.
   - Я знал... Я знаю, что это он.
   ...На этот раз над вершиной бушует гроза. Дождь бьёт ему в лицо. Сбивает с ног. Заливает глаза. Этот дождь солёный. Солёный как слёзы.
   Беззвучными тенями стоят люди позади креста. Уставший и изнеможенный Дмитрий лежит прижатый струями льющийся воды к земле. Между ним и толпой стоит человек.
   Иваньков - не похож на безликую тень, как остальные. Роман испуган и не понимает, где находится. Ему ещё не время здесь находиться. Он тянет руки к кресту.
   Рядом с крестом возникает Алексей. Черные одежды. Что-то длинное и ниспадающее. И крылья. У Алексея есть крылья. Белые крылья, покрытые мелкими лебедиными пёрышками. Алексей поднимает Иванькова под руки. Ставит на ноги...
   Дмитрий кричит, вновь не слыша собственного голоса. Дождь, ударами камней отзывающийся на его спине, этим двоим как будто не помеха. Он видит, как Резинин подводит Романа к кресту. Как Иваньков склоняется на одно колено и целует древко. И в этот момент Алексей хватает Романа за шкирку и легко, словно котёнка, кидает его с обрыва.
   И опять бушующий ветер заглушает неистовый крик. Дмитрий кричит. Как кричал всегда. И как будет кричать каждый раз при виде этой картины.
   Но сейчас всё по-другому. Роман на мгновение завис в пустоте. Тучи разошлись и, на распластавшееся по воздуху тело, с неба упал луч света.
   Из горла Алексея вырвался орлиный крик и, каким-то чудом пробившись сквозь гром и завывание ветра, раскатистым эхом разлетелся по округе. Алексей взмахнул крыльями и взлетел.
   Медленно, но верно тело Романа стало подниматься вверх. К свету. К небу, специально для него оставившему островок спокойствия среди бушующей грозы.
   Он поднимался всё выше и выше, а рядом с ним кружил убийца.
   Он поднимался всё выше и выше, а рядом с ним кружил ангел.
   И даже гроза не смела, противостоять победному орлиному крику...
   Вынырнув из воспоминаний, Дмитрий обнаружил, что стоит перед могилой один. Анатолий медленно шёл по дорожке к выходу.
   - Ну что ж, я-то хоть знаю, что ты смог взлететь. Отдыхай, дружище.
   Он ушёл, оставив улыбающегося Романа наедине с заходящим солнцем.
  
   9.
   -... к смертной казни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, - Анатолий сделал паузу, оглядел зал суда, на секунду задержавшись взглядом на прокуроре Порохове, и закончил: - всем спасибо. Заседание суда объявляю закрытым.
   Спустя какое-то время зал опустел.
   Судья стянул с себя мантию, и устало потёр виски.
   Последнее заседание продлилось почти семь часов. Присяжные долго не могли договориться. Да и этот новый адвокат в своей заключительной речи раскудахтался почти на час.
   Анатолий тихо выругался. Хорошо, что Лида не слышит. Но как он устал! Наверно, этого ублюдка никогда не прикончат. После смерти Иванькова, казалось, что дело почти решённое. Улики, хоть и косвенные, но были на лицо. Но этот Гданьшин, сволочь редкая, поняв какое счастье ему подвалило вместе с делом Резинина, начал наступление через единственный доступный ему путь. Через общественное мнение. Этот отморозок за неделю, наверно, дал больше интервью, чем президент за весь первый срок. Результат - дело затянулось ещё на три месяца. И нынешний приговор - лишь результат величайшего юридического мастерства Димы Порохова. Гданьшин проиграл, но ему на этого Резинина наплевать с высокой колокольни. Свою репутацию, дешевый пиар и славу он получил сполна.
   "Черт! Лучше бы эта сука убила его, а не Ромку!" - злобно подумал Анатолий, вспомнив, что на выходе его наверняка будут ждать голодные до сенсаций репортёры.
   - Анатолий Никифорович, - в зал заглянул кто-то из ребят пристава. - Тут Пётр Михайлович просится. Впустить?
   Анатолий улыбнулся. К приставу он относился благосклонно. Пареньки там работали нормальные. Вот и сейчас, зная, что судья обычно после заседания отдыхает около часа в зале суда, они трепетно охраняли его покой.
   - Впустите. Спасибо, Жень.
   Во внешности Гданьшина было две вещи, которые, по мнению Анатолия, полностью характеризовали его как человека. Это зализанные назад волосы при неначищеных ботинках и золотой "Паркер" висящий снаружи кармана пиджака, а не внутри.
   - Если вы не согласны с решением суда, то это не ко мне. Это к присяжным.
   Адвокат на мгновение замер, пытаясь осознать, что имел в виду Анатолий, а потом, безразлично махнув рукой, сказал.
   - Да нет. Я не поэтому. В смысле не совсем поэтому. Я хотел подать жалобу на Порохова! Это безобразие! Его секретарь просто выставила меня. Она сказала, что его личный приказ звучал так: "Ноги этого поддонка не должно быть и в метре от моей двери!" Вы представляете? Меня назвать поддонком! Он отправил человека на смерть, и я ещё поддонок!
   - Что вам надо было-то у его кабинета? - устало протянул Анатолий.
   - Так мой клиент высказал, последнее желание исповедоваться Дмитрию Леонидовичу, а он, представляете, меня! И в метр к двери!... Это же немысли...
   - Исповедоваться? - удивился судья. - Порохову? Почему ему?
   - Не знаю, - буркнул обиженный, тем, что его перебили адвокат. - Последнее желание.
   - Хорошо. Идите. Я сам ему передам, - и, видя, что Пётр Михайлович хочет что-то сказать, добавил, - и о его отношении к вам я поговорю.
   Дмитрия он застал, когда тот уже надевал пальто, собираясь уходить.
   - Толь, давай не сейчас, я устал.
   - Да понимаю, поэтому я быстро. Резинин тебя видеть хочет.
   От неожиданности Дмитрий замер. Потом нарочито медленно размотал шарф и сел к себе в кресло, показывая, что при таких (!) обстоятельствах готов к долгому разговору.
   - Зачем?
   - Последнее желание. Его послезавтра на рассвете казнят. Перед этим он хочет с тобой поговорить. Он сказал, что хочет исповедоваться. Но ты можешь отказаться.
   Дмитрий задумался. Чтобы не мешать ему, Анатолий пробежался глазами по кабинету.
   Цветы унесли. Бумаг нет, наверно, заперты в сейфе. Компьютер, телевизор на стене и кондиционер выключены из сети.
   - В отпуск собирался?
   - А?... Да! Отдохнуть надо. Может с сыном на рыбалку съездить. Мы с ним за последние два года слишком отдалились.
   - Тогда плюнь. Обойдётся он стандартным набором: ужин-сигарета.
   - Нет... Почему же?... Посмотрим, что он мне скажет.
   Анатолий заметил, что говоря это, Дмитрий невольно коснулся руками груди. Туда где обычно висит на цепочке нательный крестик.
   "Ерунда! Разве Димка носит крестик?"...
  
   10.
   Ночью выпал первый снег. Настоящий, рыхлый и пушистый. В свете зарождающегося утра весь город выглядел чёрно-белым. Как в старых фильмах.
   На часах не было ещё пяти утра, но его ждали. Дмитрий расписался в необходимых документах, разделся и, следуя указанием, спустился в подвальный этаж. Цокот его каблуков в полной тишине походил на звон капающей воды. В конце коридора была камера.
   Их было двое. Охранник спускаться не стал, сообщив, что будет наблюдать за "исповедью" через систему внутреннего наблюдения.
   У стены Дмитрия ждал стул. Поставив его в некотором отдалении от решётки, Порохов неторопливо уселся и только после этого посмотрел вглубь камеры. В темноте на узком лежаке сидел приговоренный.
   - Доброе утро, Алексей.
   - Кому как, Дмитрий Леонидович.
   - Ты хотел меня видеть?
   - Нет, - улыбнулся Алексей. - Я хотел с вами поговорить.
   Даже сейчас, за несколько часов перед казнью, этот человек сохранял возмутительное спокойствие. Что ж, это достойно какого-то уважения.
   - Вы, хотели узнать зачем? - начал Алексей, но, заметив на лице прокурора недоумение, быстро продолжил, - ну зачем, я это делал? Из-за веры. Вы верующий человек, Дмитрий Леонидович?
   Дмитрий невольно прикоснулся рукой к груди, где у него под рубашкой с некоторых пор висел маленький серебряный крестик. Вопрос был сложным, но для Алексея являлся риторическим. Поэтому отвечать Дмитрий не стал.
   - Вы знаете, Дмитрий Леонидович. Я верю в бога. И я много знаю о боге. Я вообще много чего знаю.
   Несмотря на все усилия, на лице Дмитрия всплыла ироническая улыбка. Значит, ошиблись яйцеголовые: псих он всё же.
   - Зря сомневаетесь. Вы же обладаете, ну скажем так, незаурядными способностями, почему же я не могу? Ну не удивляйтесь так откровенно. Вы же ведь лукавите. У вас были подозрения на счёт меня. Я знаю это, как и всё то, что сейчас вам скажу. А верить или не верить ваше дело... Если по-простому, то когда бог создал мир, ему стало скучно. Ну, сами посудите: времени не существует, делать нечего. И он создал человека. Но только не совсем как в библии. Он сделал человека как сосуд. Он посилился в человеке и заставил себя забыть о своей божественной сути. И бог прожил смертную жизнь. И ему понравилось. С тех пор он так себя и развлекает.
   - Ты хочешь сказать... - недоверчиво начал Дмитрий.
   - Я бог, - ровно закончил Алексей. - Как и ты. Как и любой другой человек на планете.
   - Не понимаю, если ты действительно в это веришь, то зачем ты убивал?
   - Чтобы понять "зачем", нужно узнать "как"? Неужели ты всё же смог убедить себя, что действительно я травил людей.
   - Как ты их убивал? - словно зачарованный спросил Дмитрий, не обращая внимания на то, что Алексей впервые обратился к нему на "ты".
   - Я убивал их божьим словом. И его я тоже знаю. Просто знаю. А почему? Объясню. Мы играем в жизнь уже не одно тысячелетие. Как не обидно это признать, но и эта игра уже наскучила нам. Приходится иногда добавлять толику разнообразия.
   - Убивая людей?
   - Посмотри на прожитые тобой года. Они разнообразны, интересны, насыщенны событиями. А всё почему? Потому что множество людей убивает, грабит и насилует друг друга. Посмотри на тех, кого я убил. Их рутинные повторяющие друг друга жизни не интересны даже нашей людской оболочке. Что нового они дали бы нам как Богу? Зато благодаря возникшему из-за их смерти резонансу множество других жизней получили необходимые толчки для нестандартного развития. Представь, миллионы людей на планете ежесекундно делают, что-либо противное своей или чужой морали, только для того, чтобы остальные продолжали своё развитие. Каждый человек хоть раз в жизни поступает противоестественно, чтобы разнообразить осточертевшие "утром на работу вечером с работы". Как помнишь ватное одеяло твоей бабушки? То, что было прошито из квадратных секций набитых ватой... Как оно порвалось в первый раз?
   - Оно зацепилось за торчащую из края кровати пружину, - безжизненно пробормотал Дмитрий.
   - А то было дальше? - Алексей уже не спрашивал. Он требовал!
   - Бабушка отпорола кусок и вместо него пришила лоскут от своего старого сарафана. Желтенького в синий цветочек.
   - А дальше?
   - Я порвал его ещё раз. На этот раз специально. И бабушка пришила второй лоскут. Потом третий.
   - И так продолжалось почти год. Это было твоё любимое одеяло. Так вот сейчас, бог шьет своё любимое одеяло. Множеством маленьких мальчиков рвущих старое на лоскуты. И лишь я по какой-то прихоти осознал, что именно делаю и для чего.
   - Но тогда получается, что ты убивал сам себя! - Дмитрий судорожно пытался охватить открывающееся перед ним знание. Знание ли? Это парень явно не в себе. Он сошёл с ума! Его казнят сегодня!
   - Получается, что любовь - это нарциссизм! - саркастически ухмыльнулся Алексей, - получается, что любой секс ничто иное как разновидность онанизма. Получается что злость, зависть и ненависть есть сублимация собственных комплексов и тоже не имеет никакого смысла! И, тем не менее, это есть, нравится нам это или нет! Убийство! Ха! Убийство не опаснее стрижки волос или маникюра. Убить бессмертного нельзя. Убить всемогущего можно только по его собственному желанию!
   Дмитрий с удивлением слушал распаляющегося Резинина. Тот говорил всё быстрее и быстрее, распаляясь и уговаривая. Точно так же вёл себя... Рома Иваньков... когда был...
   - А ведь тебе и самому не нравится эта гипотеза... тебе страшно...
   Какое-то время Алексей судорожно боролся с нарастающим комом в горле. Потом тихо выдавил:
   - Если бы ваши медики признали меня невменяемым я, наверное, целый день танцевал бы, стоя на руках.
   - Мне жалко тебя. Если бы ты рассказал всё это врачам...
   - Себя пожалей! - Быстрый пронзительный взгляд адвоката наткнулся на холодную улыбку Алексея. - Ты что, ещё не понял? Ты такой же, как я! Такой же, как любой из убийц! Мы чистим мир от скучных жизней. Ты чистишь мир от нас, когда мы выполним свою часть работы. А когда в твоей жизни не будет ничего нового впереди, кто-нибудь почистит тебя! Или сам загнешься, за ненадобностью! Вот смысл жизни человека! Развлекать собой всемогущего!
   - Ты сумасшедший!
   - У меня скоро будет шанс это проверить. А вот тебя я сказать уже не смогу.
  
   11.
   От присутствия священника Алексей отказался.
   Его привязали к лежаку, заперли двери. Лампы дневного света вкупе с зелёными стенами газовой камеры придавали его коже изумрудный оттенок. Из соседней комнаты через стекло за ним наблюдали Дмитрий, Анатолий, двое из присяжных, начальник тюрьмы, где происходила казнь, и оставшийся без работы священник.
   В тот момент, когда по приказу начальника тюрьмы один из техников нажал на кнопку и в камеру с шипением ворвались первые пары отравляющего вещества, перед глазами Дмитрия стало стремительно темнеть.
   И снова отвесная скала. И он карабкается ввысь, как можно быстрее, стараясь успеть... Главное успеть...
   И вновь ветер завывает, крича о своём недовольстве.
   И вновь лишь, когда силы покидают его, пик милостиво склоняется перед ним.
   У креста стоит ангел в черном одеянии. И ветер зло треплет его крылья, выдирая из них перья. И распадаются перья в прах едва оторвавшись от крыл.
   Не ангел, человек подходит к кресту. Касается пальцами губ, потом древка. Алексей поворачивается к задыхающемуся Дмитрию. Говорит что-то. Но на этот раз ветер не даёт ему право слова. Но Алексей продолжает говорить, делая шаг назад. За ним другой. Всё ближе и ближе подбираясь в краю.
   Вверх или вниз? Куда? Вверх или вниз? Праведник, живущий по истинным законам божьим, или заблудший грешник, упавший в ересь? Ангел или демон? Вверх или вниз?
   И вот уже одна его нога зависает над пропастью, и последние мгновения длится неизвестность...
   Хлёсткая пощечина приводит Дмитрия в сознание.
   - Вверх или вниз? - Он с трудом различает собственное бормотание.
   - Он бредит.
   - Принесите воды!
   - А точно эта дрянь сюда не проникает? Камера гермитична?
   Едва придя в себя, Дмитрий вскочил на ноги и бросился к стеклу, отделяющему его от газовой камеры. Внутри два санитара деловито отвязывали посиневшее тело от лежака.
   На распухшем от химикатов лице довольная самоуверенная улыбка Алексея превратилась в хищный оскал чудовища.
  
   12.
   Он не помнил, когда последний раз был в церкви.
   Пережитки советского прошлого ещё долго отголосками будут вторгаться в жизнь этой страны. Ведь сколько раз на вопрос о вере он сам с ухмылкой отвечал: "Православный атеизм!"
   Но сейчас, эти слова не казались оригинальной шуткой.
   Каменные стены древнего монастыря обладали именно тем, что ему было так необходимо. Непоколебимой уверенностью, что "Бог есть любовь"...
   Вот уже больше недели ему было страшно. Всё время. Страшно жить. Страшно смотреть на людей. Страшно смотреть на небо. Страшно засыпать по вечерам и ещё страшнее просыпаться утром.
   Его встретил настоятель. Дмитрию просто необходимо было кому-нибудь выговориться, и этот тридцатилетний мужчина с вьющейся черной бородой и добрыми мудрыми глазами подходил как нельзя лучше.
   Дмитрий рассказ всё. Исповедался как на духу. Без утайки и, не приукрашивая по мелочам.
   - Я никогда не был по-настоящему верующим. А теперь я начал верить... Но, то во что я теперь верю, мне не нравится. Это многое объясняет, но это неправильно. Так не должно быть.
   - Люди бесконечно глупы в гордыне своей, Дмитрий. В этом грешном мире каждый лоскут мнит себя одеялом и меряет всех под свою гребёнку. Человек не может своей природой осознать истинного всевластия. Для многих жизнь это лишь хлеб и зрелище. И если о первом заботиться не приходится, есть время придумать что-нибудь на второе. Истинных посылов всевышнего не знает никто. Но даже если рассуждать как та заблудшая душа, то Господь вполне нашёл себе небольшое развлечение. Он оставил людям свободу выбора.
   - Но, я видел его крылья! У Алексея были ангельские крылья!
   - Ты забываешь, что не все ангелы выдержали Божье испытание. И некоторые, слабые духом были низвергнуты в бездну.
   - Я не знаю... Мои видения... Его знания... Ему было больно от этих знаний. Он сам был им не рад. И, тем не менее, он был в них уверен. Он убивал одним словом. И он говорил, что это божье слов! Я не знаю чему верить. Что мне делать? Мне страшно. Вдруг это правда?
   - Слышишь? Звонят колокола. Пора служить обедню. Пойдём со мной, быть может, в молитве твоя душа найдёт ответы и успокоение.
  
   13. Почти двенадцать лет спустя.
   - Папа!
   Дмитрий обернулся на голос и слеповато прищурился. Этот голос мог принадлежать только одному человеку. Но именно его лицо старику хотелось увидеть больше всего.
   - Санька! Санька... сынок! - неуклюже спотыкаясь о рясу, старик кинулся к молодому парню, стоящему у входа в келью. - Сынок, я так рад тебя видеть... Что-то случилось?
   - Нет пап. То есть да! Сегодня шестое июня. У тебя сегодня день рождения!
   - Точно. А я и забыл. Как мама?
   - Нормально. На пенсию собирается. Я ей домик купил старенький. В деревне. К концу лета доделаю ремонт и можно переезжать... слушай, а может и тебе... ну домик... я присмотрел уже.
   - Нет, Санёк, спасибо конечно. - Старик дрожащими руками нашёл ладони сына и, вцепившись в них, продолжил, - Но мне тут спокойнее.
   - Ладно. Я должен был хотя бы попробовать. У меня для тебя подарок. Помнишь ту фотографию, которую я привёз тебе, когда ты переехал сюда?
   - Да, - пробормотал Дмитрий, стараясь, чтобы голос не выдал охватившую его тревогу.
   - Вот.
   В бумажном пакете лежало что-то мягкое. Едва надорвав бумагу и скользнув дрожащими пальцами по тому, что было внутри, старик почувствовал как подкашиваются его ноги.
   - Это, то самое, что и на фотке. Я нашёл его на чердаке в старом доме, в сундуке. Его чуть-чуть поела моль, но Жанка кое-где подлатала. Ты знаешь, какая она у меня хозяйственная... папа?... Папа!...
   ...На этот раз ползти, никуда не пришлось. Он стоял на вершине. На той самой вершине, которая так осточертела ему за всю жизнь. Но на этот раз он был один. И этот раз был для него последним. Никаких иллюзий - он умирал, если уже не умер.
   Ветер привычно закладывал уши. Внизу разверзлась черная бездна, сверху солнечные лучи пробивались сквозь облака.
   Дмитрий, удивляясь своей флегматичности, неторопливо приблизился к кресту и упал на колени.
   "Я устал бояться. Дюжину лет боялся. За себя. За людей. За Саньку. С Дашку. Она так и не стала для меня бывшей... а сейчас не к чему бояться... устал..."
   Первые слова молитвы заглушил ветер. Но с каждым словом, его завывание становилось всё тише и тише...
   - ...ибо грешен я, верою слаб был лика твоего убоявшись. Ныне тебе себя вверяю и душу свою тебе в руки отдаю, на милость твою и прощение, смиренно уповая. Перед ликом сына твоего во грехах своих каюсь. Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь.
   Поцеловав крест, Дмитрий поднялся на ноги, и дрожа, подошёл к обрыву. Уже когда нога его была занесена над пропастью, в сознание вклинилась трусливая мыслишка: "Ну, сейчас и узнаем, что есть Бог"... и...
   В мгновение ветер снова засвистел в ушах, и тёмная бездна растворила пред ним свои объятия...

19-25 января 2008.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"