Треснувший ровно посередине фасадный кирпич, вдавленный тысячей ног, разделял аллею. С одной стороны трещины было светло и уютно. С другой было также, но среди распустившихся тополей, под струями зеленого дождя листвы, ждал он. Его не было видно ни с одного ракурса. Утреннее солнце наградило его тенью, в которой не высмотреть ни лица, ни намерений.
6:45 - скоро аллея наполнится сонными глазами опаздывающих на работу. Нужно торопиться.
Его лицо было прикрыто черным шарфом. Несмотря на летний зной, тело скрывала черная вязанная кофта, с длинными рукавами и растянутая почти до колен. На волосы был нацеплен некачественный парик, с ярко-золотистыми волосами по плечи, и горьким запахом канцелярского клея. Руки сжимали электронные часы, цифрами в сантиметрах от глаз, и электрическую дрель, с аккумулятором и толстым сверлом. Иногда, из тени дерева, сквозь непроглядную зелень, выступало его скрытое шарфом лицо, в поисках человекообразного прохожего. Лучше всего одинокого, но можно и с собакой на поводке. Ему было стыдно за такую неразборчивость. Конечно, его "первой" должен быть совсем другой человек. Та, что дарована ему судьбой. Та, ради которой он и родился. Но страх совершить ошибку, страх, что без опыта ничего и не выйдет - страх бушевал внутри. И вот он здесь. Ждет любого прохожего. А вместе с ним и приход мастерства. Необходимого мастерства.
Никого не было. Солнце поднималось все выше, активно выгревая из него все жидкости. Было жарко. Кофта промокла насквозь, а частое мокрое дыханье отдавалось неприятной влажной тканью по подбородку. Волосы под париком, будто от укусов вшей, измывались чесоточными приступами. Терпенье, милый друг, терпенье. Из рук выскальзывала дрель. Редким шумом он проверял её работоспособность. Резкое жужжание, тут же обрывающееся, не успев даже испугать ходящих по парку голубей. Время шло.
6:52 - полное одиночество. Дуло дрели направленно на прикрытое шарфом лицо.
Терпенье заканчивается, и нервный топот все чаще выскальзывает из-под черного ботинка. Палец навис над курком и дрожащим скользящим движеньем начинает частить с нажатием. Выдуманный еще с вечера план действий рушился в тартарары. Ничего поделать было нельзя - рабочий понедельник рабочего города вот-вот начнется. Из кармана выглянул палец белой медицинской перчатки. Изогнутый будто шея лебедя. При легком повороте мокрого человеческого тела, шея лебедя надломилась, и снизу послышался предсмертный скрип. Выглядывающие над шарфом глаза резко расширились. "Дурак!" - вырвалось мокрым выдохом. Рука, сжимающая часы, вынула перчатки. Как клоун, не зная, куда деть дрель, пытаясь обезопасить собственные отпечатки пальцев от намечающегося следствия, настал полный комичности момент. В итоге, дрель была с визгом сверла выронена на землю, и на скрытом лице появилась гримаса озлобленности. Одна ладонь, часы в другую; вторая ладонь, часы обратно. Поднятая дрель - теперь он во всеоружии. Грубый голос где-то недалеко на аллее.
Медленной поступью, сжимая в руке тросточку, любуясь цветущими деревьями, шагало "развалили страну!". На вид ему было около шестидесяти. Седые брови, седые волосы, военная выправка, придавленная годами, и китель с медалями. Мысли вслух: что-то о покупках, о ценах, о пенсии и о вечно недовольной бабке. В зелени деревьев проступил растерянный взгляд.
Сердце забилось чаще. Холодный пот сменил влагу от зноя. Часы отправились в карман, а дрель сжалась двумя дрожащими руками. Глаза ребенка, брошенного один на один с миром. Топот черного ботинка сменился дергаными движеньями. Ведь он готовился! Что не так? Вот тросточка уже в метре, прямо напротив, ушла на метр дальше. 6:55 - надо собрать все, что имеется в кулак, и сделать намеренное!
Ноги ослушались, и на первом шаге споткнулись о корень дерева. Тело едва не упало. Сквозь кусты. Бесшумной походкой, с кричащим частым дыханьем. Трость остановилась. Принялась разворачиваться. Дрель закружила сверло в танце со скоростью 900 оборотов в минуту. Шум поторопил трость. Вот его лицо - старое, седое, обвисшее. С криком сверло, движеньем сабли, скользнуло по истертому кадыку. Мелькнула красная капля из едва поцарапанной шеи. Трость упала на горячий асфальт, а подкосившиеся ноги сделали шаг назад. Руки отправились к ране. Еще один крик! Сквозь толстые мозолистые пальцы, мощным тычком, разрывая кожу. Ошметки отлетели вверх, хлюпанье красной жижи, и тормозящая свой ход дрель. Тело упало рядом с тростью. Старые руки удавкой сжали собственную шею, соскальзывая по красным струям. Контрольный в голову - недолгое прицеливание, бездвижное сверло в самом центре лба, недолгий расчет, и легкое введение одним нажатием, под общий крик.
Глаза почти на выкате. Застывшие на покрытом шарфом лице. Непонимание прямо под ним: "Все?". Из шеи струилась кровь - истертые руки старца её отпустили. В желании проверить пульс, при повороте головы, на безжизненное лицо упал золотистый парик. Мерзкий запах канцелярского клея брызнул в ноздри. Редкие черные волосы, убиваемые подкожным зудом, с восторгом встретили дуновение ветра. Пульс не чувствовался. Спрятанные в латекс пальцы скользнули к парику. В красных каплях, будто заржавевшая позолота. Обратно на мертвое лицо, прикрыв прядями выпирающую кровяную точку из отверстия между двух надбровных морщин.
Послышались голоса, почувствовались взгляды - воображение выдумало паранойю. Шарф обнажил лицо - бледное, полное крупных прыщей и редких волос подбородка. По глубоким впадинам скул текла солоноватая жидкость. Зрачки бесновато и хаотично носились по аллее. Резкий глубокий выдох.
Покрытые белыми перчатками кулаки схватили мертвеца за шиворот - дрель упала в лужу крови. Резко к дрели - с шумом свалилось тело. В секунде от истерического крика застыло бледное лицо. Вновь разыгралась паранойя. Еще один глубокий выдох. Дрель на некрупный живот покойного, прямо под медали, под застегнутые пуговицы кителя. Кулаки снова схватились за шиворот. Превозмогая дистрофию мышц, противящееся перемещениям мертвое тело, его массу, дрожащими рывками в сторону деревьев. Толстый красный след за ними. Вновь в непроглядной тени зеленой листвы. Звенящая тишина.
На бледном и мокром лице обнажилась улыбка. Руки вознеслись к затылку, а губы прошептали: "У меня вышло". Беззвучный "почтихохот". Пальцы цеплялись в редкие волоски затылка, выглаживая и выпрямляя их. Внезапно потирающие плохо заросший череп руки остановились - "Парик?". Золотистое пятно, видоизменяющееся с дуновением ветра, было в самом центре толстой красной полосы, ведущей к непроглядной зеленой тени. Голоса послышались совсем недалеко - паранойя дала знать, что она не причем. Женские каблуки и недовольство утренним зноем. Есть куда бежать - сквозь толщу стволов деревьев к железному забору, затем через него и в сторону дома. Еще одна волна панической атаки, "О, Господи! Что это?" услышалось совсем рядом, и черные ботинки устремились шумным галопом по установленному маршруту. Железный забор, оглянулся - сзади никого. "Дрель!". То ли в воображении, то ли где-то вдали послышался гул сирен.
Перчатки полетели на землю, вымокшие сморщенные пальцы схватились за прутья забора. Все выше и выше, переставляя руки и ноги, как паук, до заостренных тянущихся к небу прутьев, завершающих ограду. Резко через них, и прыжком вниз - узел шарфа ухватил один из прутьев, как ковбойское лассо. По гиперболе тело устремилось к решетке. Шумным ударом отдалась боль в позвоночнике. Удавка затягивалась. Все ниже и ниже, медленно, как свисает капля, тело опускалось к земле. Тело парализовало страхом и болью. Глаза смиренно закрылись. Губы шепнули: "Все?". В кармане запищали электронные часы: будильник - 7:15. Стопы почувствовали под собой землю.