Трамвайчик был совсем недалеко. Был слышен его звон, и шум вибрирующих рельсов. Совсем скоро с ним уже можно будет поиграть. Еще немного и он докатится.
Между двух параллельных прямых с восторженным взглядом сидел мальчик. Мальчику было тридцать семь лет, и он не умел читать и писать. Его глаза, чистые и по-младенчески добрые, чуть с прищуром смотрели вперед. Почти не моргая, они жадно поглощали несущийся на них трамвайный вагон. Проросшие через гравий, на котором и были рельсы, длинные зеленые колосья вездесущих сорняков, на которые мальчик и уселся, при дуновении ветра вставали на пути взгляда, и, чтобы не потерять трамвайчик, приходилось наклонять голову в бок.
Большой и красный с номером 5 на лобовом стекле. Выставленная вперед "колбаса" была, как дуло танка. Толстая чугунная труба - штырь, разведывающий дорогу. Мальчик смотрел издалека и почти на том же уровне, поэтому труба казалась лишь точкой. Кругляшком, к которому он сможет привязать веревочку и катать трамвайчик за собой. Ладошки принялись хлопать, ведь завязывать веревочки он умеет. Он долго учился, но у него получилось. Рядом с ним проходили люди, однако мальчика они не видели. Они видели взрослого мужчину в глупой кофте с мультяшной уткой. Видя, как он задорно смеется, пускает слюни и хлопает ладонями, им отчего-то становилось стыдно, и они второпях убегали. А старухи еще добавляли "Алкошня!". Метрах в пятидесяти послышался трамвайный звонок.
У мальчика была мама. Она его очень любила, и почему-то всегда была очень уставшая. Под её глазками была темная нависшая кожа - она называла её "мешками", но мальчик ей не верил. В мешке он выносит мусор каждую неделю в четверг. Сегодня не четверг. Сегодня вторник, а во вторник они с мамой гуляют. Ходят по парку, качаются на качели, он смотрит на людей, на машинки и на любимые трамвайчики. На качельке он уже сегодня покачался и, гуляя по парку, у него устали ножки. Среди взмывающих в небо зеленых деревьев, счастливых лиц прочих детей, спортсменов, что бегали с невероятной скоростью, и милиционеров в смешных шапках, они нашли закрытые красным шатром столики и стульчики. Столиков было много и, кроме них двоих, было еще тринадцать человек. Все такие разные. Был бородатый мужчина в разорванных на коленках штанах. Был другой без бороды и в черных непрозрачных очках. И много очень красивых женщин. Он просто смотрел на них, улыбался и иногда хлопал в ладоши. Мама сидела рядом и тоже улыбалась. Что-то спрашивала, и мальчик что-то отвечал.
Ножки еще не успели отдохнуть, когда пришла другая очень красивая женщина в белой рубашке. Они с мамой начали разговаривать, и мама даже иногда кричала. Женщина кричала в ответ. Иногда мальчика хватал за локоть мужчина, которого он еще не успел осмотреть. Мужчина был злой и молчаливый. Наверное, из-за него мама заплакала. Её темно-синие "мешки" заблестели на солнце. Все кругом смотрели на мальчика. Плакать захотелось и ему, но мальчикам плакать нельзя.
Когда пришли милиционеры, им совсем не понравилось, что мальчик назвал их шапки смешными. Они даже больно скрутили ему руки. А потом и милиционеры, и мама, и он катались на машине. Катались не долго, но за то время ноги как раз отдохнули полностью. В сине-белой будке было душно. И там было много таких же одинаковых смешных шапок, но мальчик не стал об этом говорить. Мама много кричала, все много кричали... И мальчика оставили одного. А он никогда не любил быть один. Захотелось спрятаться, как улитка залезть в свою раковину и дождаться мамы.
За рулем трамвая сидела женщина. На лоб падали золотистого цвета редкие волосы, липли к взмокшей на солнце коже. Синяя форма переходила в голубые рукава, а из рукавов исходили две пожилые ладони, беспечно нависшие на приборной панели. Взгляд был устремлен вдаль, туда где не так жарко. Прямо под носом, в самом низу лобового стекла, как мушка на стрелковом ружье, виднелась недлинная чугунная цилиндрическая сцепка - черная полоска в неосознаваемой периферической части взора. Смена закончится еще не скоро, а в сон клонило уже теперь. Лето совсем не радостное, если ты рабочий класс.
Трамвайчик набирал скорость и становился огромным, но страшным он не был. С блюдце размером черным кругом выпирающей вперед "колбасы" он будто бы сжал губы вместе, готовясь поцеловать. Откуда-то сбоку послышался голос мамы. Мальчик крикнул в ответ и тут же был сильно напуган. Мама закричала его имя так громко и с таким визгом, что мальчик аж подпрыгнул вверх. Чтобы узнать почему она так кричит, пришлось повернуть голову. Вон она - машет руками и кричит, а еще зазвенел и заскрипел трамвай, и вообще все кричат. Резкий удар возле уха, хрустнуло под подбородком, и все потемнело. Мальчик закрыл глазки, и по ним потекло что-то мокрое. Но это были не слезы, ведь мальчикам плакать нельзя.