Вечер томился под густым ароматом сырой земли. Апрельское торжественное журчание ручьев без устали твердило о приходе настоящей весны. Ледяной ветер пригвоздил мятый целлофановый пакет к кирпичной стене дома. Вырываясь из лап воздушных потоков, он кричал и метался, но прохожие слышали лишь негромкое шуршание полиэтилена. Стая голубей, прохаживающаяся по заасфальтированным тропинкам, ритмично постукивала клювами.
Первый этаж жилого дома был продан и в последствие там появился продуктовый магазин. Рядом с дверью, ведущей внутрь продовольственного замка, к узкой трубе, стоявшей почти вплотную к стене дома, был привязан короткий собачий поводок. С другой его стороны, был морщинистый ошейник, в котором была крупная пушистая собака. Вытянутая животная морда смотрела неизменно вперед, тело замерло в команде "Сидеть". На спине, поверх нескольких не туго затянутых ремней, была металлическая конструкция длинной около тридцати сантиметров, и шириной как раз со спину собаки.
Две юные студентки подошли к псу. Их звонкие девичьи голоса ужасались от акта садизма - они отвязали поводок и принялись ждать "живодера". Бесчисленное множество реплик возмущения и попытки погладить добродушного четвероногого повторялись вновь и вновь. Отходить с места своего заточения он отказывался, из чего девицы сделали вывод еще и о жестоком воспитании. Три бьющихся сердца замерли, ожидая меня.
В магазине была тысяча шумов: скрежет маленьких колесиков тележек, писк кассового конвейера, гул моторов холодильников, топот ног, голоса. Кто-то шепотом; другие, почти крича - гастрономическая тема раскрыта полностью. Очередь двигалась медленно. Недельный запас продуктов аккуратной горкой выглядывал из корзинки. Шорканье штанинами, последние выдохи неисправной системы вентиляции, "Пакет брать будете?" и кашель ребенка. Мелкими шажками ближе к кассиру.
- Таких людей расстреливать нужно!
- Не бойся, малыш. Мы твоему хозяину все выскажем.
-...никогда тебя больше не оставит задыхаться!
Обжигающий холод полуфабрикатов соседствует с настораживающей теплотой консервных банок. Язык обжигали разбегающиеся из моего пакета привкус недозревших яблок и яркий термоядерный вкус собачьего корма. У кассирши был грипп, и это было понятно сразу - пришлось затыкать нос и рот, и вот теперь, вновь их открыв, я сполна ощутил симфонию вкусов и запахов. Вы знаете, чем пахнет ребенок? Кто-то скажет, что любовью матери, но я могу вас уверить, что "материнской любовью" пахнет исключительно сама мать. Её дитя же, как правило, пахнет шоколадом и детским шампунем. Из пяти четверо пахнут простудой. И девять из десяти зеленкой.
- Эдип, ко мне!
Псина дернулась, но девичья ладонь сжимала поводок слишком крепко. Старый пес не привык проявлять силу и вырваться так и не смог.
- Эдип, ты здесь?
Громкий собачий голос прозвучал буквально в метре от меня. Я сделал два неуверенных шага, нащупал пушистую морду и присел на одно колено.
- Я тебя не узнаю, Эдип. Когда ты таким стал?! Я же тебе сказал ждать, а ты...
- Простите нас, пожалуйста. Он не виноват... это мы его отвязали - Уже знакомый юный звонкий голос, сгорающий со стыда, известил о своем присутствие.
- И кто же это "Мы"?
- Это мы! - сильные потоки воздуха от размашистых жестов рук. - Простите, мы думали, что это живодер какой-то песика привязал задыхаться, даже не подумали, что вы...
-...слепой - Я улыбнулся, как умел. Говорят, что получается у меня неплохо. - Ничего страшного. На самом деле, такое со мной весьма часто случается. Если бы давали по монете за каждую такую ситуацию, то мне бы взгляда не хватило, чтобы объять всю эту денежную кучу.
Настало неловкое молчание
- Это была шутка - не прекращая улыбаться, сказал я.
- А почему Эдип? - спросила вторая. В отличие от первой, говорила она не в пол, уверенно.
- Я понятия не имею.
- То есть?
- Не я ему имя придумывал. Быть может в его питомнике был кинолог любитель античной литературы. А может, был неприятной инцидент с сукой, что его родила.
- То есть не вы его вырастили?
- Послушайте, таким как я собак выдают. Их обучают и отправляют к очередному незрячему. Наша дружба с ним вынужденная. Собак я с детства не люблю, но приходится мириться. А теперь, извините, мне пора.
Я похлопал по своему бедру, Эдип встал рядом. Правой рукой нащупал холодный алюминиевый фиксатор. Взял поудобнее. "Домой" - вымолвил я, и, простукивая неровности асфальта тростью в левой руке, в которой был еще и увесистый пакет, направился в нужную сторону. Путь нам предстоял неблизкий. К сожалению, трудно менять свои привычки.
Город жил. Трение автомобильных шин, перебивалось лязгом двигателей. Жители общались, а птицы пели свои трели. Был чудесный вечер, и чудеса в нем происходили бесконечно. Вы слышали, как легкий ветерок запускает волны по небольшой луже? Едва слышимый океан. Умиротворяющий, успокаивающий. А как дышат влюбленные? Трепет, переходящий в страсть. Страсть, переходящая в страх. В городской симфонии растворяешься без остатка. Стоит только прислушаться.
Светофор еще молчал, а значит, был красный, но машин рядом не было - Эдип намеревался пойти. Пришлось его останавливать. Возможно, он был прав, и ничего плохого с нами бы не произошло, но не стоит нарушать правила, добавлять еще каплю в этот поток хаоса. И так трудно найти хоть какую-то упорядоченность. Так что мы прождали еще с полминуты и наконец, с первым писком механического регулировщика, продолжили путь.
Уже в родном дворе, рядом с родной подъездной дверью, я решил ненадолго присесть на скамейку. Рядом приземлился пакет, в ногах улегся мой верный друг, трость разместилась на бедрах. Я уверенным движением направил руки в карманы. Достал сигарету и зажигалку. Чтобы прикурить не глядя, нужно совершить практически жертвенный поступок - ухватить её за самый край, чтобы пальцами ощущать жар пламени. Хорошо, когда получается это с первого раза. Пепел никогда не успеваешь сбросить вовремя - моя маленькая комнатка была бы усыпанна им полностью, если бы...
- Ты долго намерен рассиживать там? - послышался женский возмущенный голос сверху.
... если бы не она.
Третий этаж, мое окно - я уверен, что кричит она оттуда. За шумом аромата зарождающейся листвы, я не чувствую её неизменных духов. Если вдруг с вами так случится, что не сможете разглядеть какого цвета на вас футболка, то заведите себе друга - он поможет. Еще лучше, если этот друг будет женщиной, тогда будете еще и опрятными. Так совпало, что мой друг - моя сестра. Мы дрались и ненавидели друг друга в детстве, теперь же её голос самый родной.
Семь с лишним лет она не меняет парфюм только потому, что думает, будто узнаю я её именно по нему. Ей трудно поверить, что я знаю, как пахнет её кожа, с каким ритмом бьется её сердце, как перетекание слюны выводит именно её прикус, что я узнаю её среди миллиона других.
У неё есть своя жизнь, есть друзья и зарождение семейного очага со своим мужчиной. Но она все равно приходит ко мне каждый день. Хотя бы на минутку, хотя бы просто немного помолчать рядом со мной. Приносит мне новую музыку, помогает с работой, готовит. Я слышу и чувствую практически весь мир, но так выходит, что она его центр.
Она никогда меня не жалела - такому нас не учили. Родители четко дали понять, что в жалости нет никакой пользы. Нас научили смеяться над проблемами. Улыбаться, когда правильнее рыдать. Только поэтому я, наверное, не сломался - из-за нее и из-за того, что не умею ломаться.
- Ты еще и оглох что ли? Ты долго еще? Я тебя вечно ждать не буду!
- Сейчас, только отдышусь немного.... Не поверишь, так запыхался, что в глазах потемнело - смеясь, ответил я.
- Будь уверен, что поверю.
Я встал, взял пакет, трость. Ногой ощутил Эдипа на привычном месте и вместе мы отправились туда, откуда так приятно пахло кулинарными изысками от главного человека моей незримой вселенной.
.
.
Сегодня ночью мне снился мой отец. Он хоть и был инженером-технологом, но писал прекрасные стихи. Я не видел его в том сне - я вообще уже лет пять, как сны не вижу, а чувствую. Мне слышалось его сердцебиение. Его голос и звук капель лекарств, текущих ему в вену по длинному катетеру. Запах "Примы", отцовского пота и слез, химикатов и крови. Его теплота, чуть холоднее чем у других людей. Слабый вкус хлора и табака.
В этом сне, будто бы повторялась последняя наша встреча. Я держал его мужскую, грубую, шершавую руку. Она была слаба - едва сжимала мою ладонь. Он давил в себе отчаяние и грусть, пытался шутить над собой. Голос его дрожал от высокого к низкому, и обратно. А потом он читал мне свои стихи...
- Сегодня отхаркивал кровь -
Видимо я умираю.
Позже увидимся вновь...
..............................А я до Рая.
- Увидимся - проснувшись, прошептал я. Сделал глубокий вдох, потер слипшиеся глаза. - Но попозже, пап.