Пронзая тьму стремительно и неудержимо, вся в ореоле белого пламени, светясь внутренней силой, разбрасывая жемчужные искры, Она падала вниз, принимая облик женщины. В вихрях чистой энергии, в развивающихся, неощутимых одеяниях, Она смотрела вперёд, на расстилавшийся перед ней юный мир, и ощущала в нём незримое бурление чувства.
Пока это был всего лишь нестройный хор слабых голосов, но Она знала, что ещё немного и он превратится в необозримый, бушующий океан, огромной, неистовой силы.
Она падала, погружаясь в это море, и чувства существ, населяющих молодую планету, текли сквозь неё, отражаясь в сознании, то острой болью, то тихой радостью.
В развивающихся светлых одеждах Она стремилась навстречу Земле, желая разделить её чаянья и надежды, влиться в ауру любви и покоя, приобщиться к жизни, которой Она тоже когда-то жила, будучи одной из многих и имея тёплое живое тело. Здесь близилось светлое событие, праздник, который она помнила, и частью которого вновь хотела стать.
В ореоле мягкого света Она спускалась с лазурных небес, заслонивших космическую бездну, и странное беспокойство овладевало Ею.
С планетой было что-то явно не так? Там в глубине, на далекой поверхности, не искрилась радость, не звенел смех, а печаль не была светла?
Навстречу ей, причиняя боль, нанося раны, неслись совсем не те чувства, которых Она ждала.
Тёмной, густой массой они кипели внизу, выбрасывая навстречу острые, липкие, нити, замедляя Её полёт.
Она страдала.
И незримые слёзы катились по Её лицу. Они падали вниз хрустальными, прозрачными каплями, озаряя царствующие там сумерки. Она была бессильна перед ними. Она впитывала каждое чувство, пропуская его через себя, делая своим собственным.
Она чутко слышала мысли людей, видела их глазами, жила их жизнями. Она рассматривала их души. Они не блестели, не играли солнечными бликами, не светились лаской и нежностью. Что-то тёмное и мутное застыло внутри, и даже её взгляд не мог осветить поселившийся там мрак.
Эти души были больны, их поразило равнодушие.
Что же случилось?!
Она стремилась навстречу, преодолевая сопротивление тёмной энергии, терпя боль, от которой для Неё не существовало защиты. Она желала их спасти, Она спешила на помощь.
Внизу лежал город. Он был главным излучателем тьмы, пульсируя словно огромное страшное сердце.
Скоро Она стала различать дома и улицы со спешащими по ним людьми.
Она пронзала их взглядом, читая мысли, проникая в ворох ничтожных забот, потайных желаний, надежд и тревог. Да, радостное событие, которого она ожидала, близилось, но зла не становилось меньше, оно не отступало, не пряталось, а как-будто даже набирало силу. Каждый был отделён от каждого. Счастливые самодовольны, чем ближе событие, тем счастливей они делались, а несчастные становились ещё более несчастны.
Как они могут жить так?!
Она вдруг почувствовала боль, пронзительную, невыносимую и необъятную боль, которая не знала облегчения, боль, которая не имела даже надежды на избавление.
Не касаясь босыми ступнями каменной мостовой, Она застыла среди шумного людского потока, незримая и прекрасная с печалью страдания на лице. И лишь только маленькие дети, проходя мимо, оборачиваясь, видели Её полупрозрачный образ.
"Кому же так больно?!"
Бессильная защититься, Она давно уже могла прекратить свои муки, затерявшись средь отдалённых звёзд, найдя иной, лучший мир.
Но Она осталась, потому, что в отличии от толпившихся вокруг, не делила боль на свою и чужую.
Её страдание становилась всё сильней, теперь Она различала в ней оттенки отчаянья, переживания смерти близких и горечь неустроенности. Здесь были голод и неотвязный леденящий холод булыжной кладки.
Так плохо Ей никогда не было, но Она упорно плыла сквозь толпу, ища глазами и сердцем того, к кому так нужна была Её помощь.
И Она увидела его.
Он сидел на тротуаре, опираясь о чугунный бордюр. Грязный и жалкий, одетый в несчётное количество гнилых тряпок, которые были так рваны, что, несмотря на свою многочисленность, ничуть не грели. В самом игрушечном тельце не было столь нужного ему внутреннего тепла.
Он был слаб и недвижен.
Ребёнок страдал молча. Он не мог кричать и жаловаться, он вообще не мог говорить.
Одним взглядом Она проникла в его сознание. Листая воспоминания прожитых лет, словно открытую книгу. В ней было счастливое начало, и Ей на мгновение стало легче.
Но вдруг Она вздрогнула, вытянув вперёд тонкие руки, будто, защищаясь от сокрушительного удара, ощутив в прошлом ребёнка то, что перечеркнув его жизнь, сделав калекой, лишив самого дорогого - семьи. Ослепляющий свет встречной машины, удар и ночь, полная пустоты и страха.
Мир схватил его железной челюстью, перекусил и выплюнул, не доделав начатое, оставив жизнь лишь для того, чтобы оплакать гибель самых близких.
Она оправилась от неожиданной силы переживания и подошла к нему, опустившись на колени, заглядывая в глаза.
Ему было десять лет отсилы.
Но он был самым несчастным существом на планете.
Он был чист и невинен, ибо даже в мыслях не успел совершить зла.
Он обладал душой ангела и потому видел её.
Ей было нестерпимо плохо, но Она коснулась ладонью его лица, и свет, звенящим ручейком, трепеща, потёк через её пальцы. Теперь Она знала о нем всё.
Его передали на попечение ближайшей родственнице. Тётка пила давно, пила без меры, отвратительно и страшно, так, как могут только женщины. Ей очень кстати пришлось пособие полагавшееся на искалеченного беспомощного племянника. И всё же это было лучше, чем жизнь с цыганами, которым он достался в конце концов.
Он оказался удачным приобретением. Ангельское лицо и неизлечимое увечье приносили немалый доход его новым хозяевам.
Приобретение было тем ценнее, что не требовало почти никакой заботы, никогда не жаловалось и уж конечно не могло убежать.
Люди шли мимо, мельком поглядывая на мальчика, и быстро опускали глаза, бросая в картонную коробку жалкие гроши, будто откупаясь ими от остатков своей совести, и уходили дальше с сознанием выполненного долга.
Вместе с ним Она ночевала в вонючем подвале, куда его приносили на ночь. Она слышала шорох крыс, ощущала укусы насекомых, сжималась от ужаса в темноте.
Страх и одиночество. На мгновение его мутный взгляд прояснился. Он посмотрел на нее, удивлённо чувствуя обращённые на себя ласку и нежность, от которых давно отвык, которые казались ему сном.
Это было так давно, что детская память стала терять эти драгоценные воспоминания, оставив осветлённые любовью образы матери, отца и сестрёнки, самых милых ему людей. Теперь их лица стали нечетки и размыты, и он помнил только исходящее от них добро.
Впервые чьё-то добро вновь было обращено на него, и он подумал, что вернулась мама.
Прошлое вдруг ожило в нём, наполняя радостью, отматывая назад безрадостные годы.
На его маленьком, страдальческом лице появилась измученная улыбка, глаза широко раскрылись, и Она увидела, как он мысленно потянул к ней руки.
Она обняла его, плача от чужого горя, радуясь возможности принести облегчение маленькому мученику, и вдруг, с нарастающим ужасом ощутила, как мутнеет его сознание, путаются, исчезают мысли под напором отрывистых безумных образов.
Она увидела, как взгляд его обращается внутрь, видя что-то страшное. Ничто не проходит бесследно. Малыш был созданием материального мира, и Она не могла ему помочь.
В бессильном отчаянье Она поднялась над ним и оглянулась, ища помощи и сочувствия, вглядываясь в лица.
Но люди всё так же спешили, смотря перед собой и на себя, занятые устройством каждый своей отдельной жизни. Они не чувствовали его горя, были равнодушны к его боли. Им была никчему его агония.
Близился Светлый день, и они торопились наполнить его суррогатами счастья - подарками, огнями, просто пищей, действуя как механизмы по заранее заложенной программе: елка, блёстки, запах хвои.
Занятые собственными заботами, погрязшие в эгоизме, затвердевшие, закостенелые в своих телесных оболочках, защищавших их от эмоций окружающих, даривших возможность быть равнодушными и жестокими.
Она металась между ними, но никто не видел Её, никто не хотел помочь лежащему на земле ребёнку, кидая ненужные ему монеты. Светлый день не делал светлыми их души.
Хотя нет, они кидали больше, чем обычно!
Она проникала в их разум, ища и не находя желания и воли сделать добро, добро, а не откупиться. Услышать Её зов о помощи.
Она остановилась, чувствуя, как угасает его разум. Светясь бесполезной теперь силой, в отчаянье, заламывая руки. В этот момент Она пожалела о своём невесомом, нематериальном теле, больше всего на свете мечтая стать одной из смертных, отдать всё своё могущество ради того, чтобы поднять малыша с холодной улицы, унести с собой, подарив свое тепло и заботу, хотя бы просто спасти его жизнь, лишив планету её чёрной ауры.
Её сияние усилилось, и через миг вокруг разлилась целая буря незримой энергии. Словно северные ветры налетели на спокойную океанскую гладь, превратив её в неистовый могучий шторм.
Ослепляющее цунами светлой энергии поднялось над Её застывшей от боли фигурой, и стало стремительно расходиться вокруг невидимыми исполинскими волнами, неся в себе всю силу духовного и физического страдания маленького изувеченного ребёнка.
Она проникала в сознание, вмешивалась в ход мыслей, пронзая мукой, внося страх, отчаянье и горе в такие благополучные, самодовольные обычно головы, вытесняя собственные проблемы, мелкие заботы, тщеславные устремления и планы.
Она вмешивалась в их жизни, прерывая ход обычных рассуждений, нарушая спокойствие, заставляя содрогнуться.
Его память стала их памятью, его отчаянье - их мукой. Вместе с ним они прошли через счастье наивного детства, внезапное крушение маленького мира, гибель близких, пьяные кутежи тётки, горящие в темноте глаза крыс, сосущий холод, полную беспомощность и входящее в разум безумие.
Словно огромная опухоль расходилась по планете, ошеломляя людей, пригибая к земле, отрывая от дел.
Настигнутые потоком замирали машины, обрывались концерты и детские утренники, останавливались работы, в ресторанах прекратилось мелькание вилок, повисли трубки таксофонов, каждый на мгновение стал десятилетним, трясущимся от холода и недоедания ребёнком, каждую секунду чувствующим как жизнь по капле покидает его, растворяясь в камнях булыжной мостовой, всеми покинутый и одинокий. Они вышли из магазинов, не купив подарки, у домохозяек пригорели сто тысяч праздничных индеек, миллион Дедов Морозов оторвали свои ватные бороды, а Снегурочки заплакали навзрыд.
Волна обогнула всю планету за доли секунды, оставив после себя ошеломлённые, словно вымершие города. Людей, вдруг показавшихся самим себе мелкими и суетными. Чужое страдание вошло в их жизни, изменив взгляды на окружающее, сделав ближе и внимательнее.
Но Она уже не знала этого. Обессиленная и растерзанная Она мчалась прочь от планеты, лишившейся своего чёрного сияния.
Не способная помочь она не ведала, что оставшийся позади мир стал лучше.