Спящий мотылек!
Что увидел он во сне?
Крыльями взмахнул.
(Тиё)(1)
***
"Сегодня, около 9 часов утра, на пляже, находящемся под моей юрисдикцией, были найдены трупы двух неизвестных мужчин без видимых признаков насильственной смерти. Как выяснилось, они остановились в гостинице Кунио Китамуры. Согласно его показаниям, вчера, около полуночи, к нему постучались двое приезжих. Так как уже стемнело, гости попросились переночевать. Увидев, что эти люди - мирные путешественники, господин Кунио, конечно, предоставил им комнату. Утром эти двое покинули свой номер еще до рассвета. Расследование будет продолжено после тщательного осмотра места преступления..."
(Из рапорта Инспектора Они Сузуки)
***
...Близнецы прибыли на Окинаву только к вечеру и тотчас же слились с толпами туристов, заполонившими остров. В канун празднования Хиякки Яко(2) курорт казался особенно оживленным. В это время года несметное множество отдыхающих, подобно крабикам-сиоманэки, направлялись к морю. Словно совершали некий магический ритуал, ритуал поклонения морю, морской воде. Людское многоголосие сливалось в ушах в единый гул, сродни тому, что слышишь, когда прижимаешь к уху морскую раковину. Трудно было сказать, преобладал ли в звуковом фоне курорта шум прибоя или гул толпы.
Как и следовало ожидать, все гостиницы в Нахе были переполнены. Поэтому следующие три часа Хан-Кагэ(3) и Кагэ(4) потратили в поисках ночлега. По дороге за ними увязался робкий Бэтобэто-сан, вероятно пытавшийся предложить свои услуги. Но, как и полагается подобным существам, он был молчалив и не заметен глазу, а потому толку от него было мало. В конце концов Хан-Кагэ надоело постоянное топтание у него за спиной, и он вежливо, но решительно отвадил докучливого компаньона.
- Бэтобэто-сан, пожалуйста, проходи! - За спиной раздался огорченный вздох, и шаги стихли(5).
Тем не менее на город уже мягко спустились сумерки, и близнецы настороженно поглядывали на одиноких Дзёре-гумо, появившихся на улице. Попадись они в сети к такой красавице - одними деньгами не откупились бы.(6)
Когда усталые путники наконец нашли пристанище, уже давно стемнело. Хозяин миншуку(7), согласившийся приютить их, не смотря на поздний час, оказался довольно приветлив. Пока он принимал плату за ночлег и показывал им комнату, старик успел немного рассказать о себе. Звали его Кунио, в молодости он был ныряльщиком и поселился здесь совсем недавно. В тех местах, откуда он приехал, ныряльщиков и ныряльщиц называли одним словом - ама. Хотя мужчину-ама братьям до этого встречать не приходилось(8). Хан-Кагэ подумал, что он и сам в определенном смысле - ныряльщик за жемчугом, до последнего вздоха следующий зову глубины, способный в море людей найти именно того человека, с кем ему предназначено встретиться.
Комнатушка оказалась обставлена довольно скромно. Столик для чаепития, да два матраца, постеленные на татами - вот и все. Притом убежище пришлось делить с еще одним квартирантом - из ванной комнаты доносилось довольное чавканье Ака-намэ. Похоже, Кунио-сан не слишком следил за санитарией в номерах специально на тот случай, если квартирантом окажется именно такой гурман(9). Впрочем, обстановка братьев мало волновала.
Близнецы выпили чаю, после чего Кагэ молча уселся у окна. В последнее время он был ужасно немногословен, и это беспокоило Хан-Кагэ. Об оконное стекло бился ночной мотылек, прилетевший на свет лампы.
- Вот так и мы, - вдруг прервал молчание Кагэ. - Летим сквозь время и расстояния, сквозь целые миры, на этот огонек. Зачем?
Хан-Кагэ прилег на матрац. Казалось, усталость многих лет, проведенных в Пути, вдруг навалилась на него.
- Потому что мы не можем иначе, - наконец ответил он брату. - Это наша суть, наше предназначение.
Нет, сейчас они не имели права расслабляться. Ведь Цель была уже так близка. Он посмотрел на часы - четверть после двух. Пора(10). Хан-Кагэ закрыл глаза и привычным усилием воли потянулся к той, к которой шел уже так давно...
***
... Покидая на рассвете возлюбленную, Пьер не слишком заботился о своем наряде. Не беда, если прическа и дорогой костюм будут у него в беспорядке, - кто в такой час увидит и осудит его, успешного французского бизнесмена в Киото? Когда ранним утром наступала пора расставанья, он медлил подняться с любовного ложа и тяжело вздыхал. О, как бы он был счастлив, если б утро никогда не пришло! Сидя на постели, он не спешил натянуть на себя одежду, но, склонившись к Рэйко, шептал ей на ушко то, что не успел сказать ночью. Потом он приподнимал верхнюю часть решетчатого окна и шел к двустворчатой двери.
- У меня сегодня так много дел. Но как томительно будет тянуться день! - говорил он ей и тихо выскальзывал из дома, а она провожала его долгим взглядом.
Ему такое прощание очень нравилось, а ей давало возможность надеяться. Они действительно были бы довольно красивой парой, хотя он никогда на ней не женится. Ведь она была гейшей, а он - ее данна(11). И их возможности были расчерчены вековой традицией в пределах ее покорности и его покровительства.
Она уже привыкла, что Пьер всегда был занят и только по ночам позволял себе расслабиться в разговорах с ней и насладиться ее песнями. Рэйко пела не так, как это делают песенники, знающие, что их слушают. Но пела, как заливаются птицы, очевидно, потому, что звуки эти ей было так же необходимо издавать, как необходимо было затем отдаться его ласкам. Звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, очень женские, заунывные, и лицо ее при этом бывало очень серьезно. Она любила говорить и говорила хорошо, украшая свою речь ласкательными выражениями и поэтичными сравнениями, которые, Пьеру казалось, она сама выдумывала. Но главная прелесть ее рассказов состояла в том, что в ее речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия.
Больше всего французу нравился японский фольклор. В юности, еще будучи майко(12), Рэйко любила слушать сказки, которые рассказывала им по вечерам их почтенная окасан(13). Волшебные существа, зловредные призраки и ужасные демоны до такой степени будоражили живое воображение девочки, что после этих историй ей часто снились кошмары. Тем не менее, она снова и снова просила добрую окасан, которая любила бойкую, но болезненную девочку, поведать ей очередную сказку. Теперь, много лет спустя, она рассказывала те же страшные истории Пьеру. А он радостно улыбался, так же жадно слушая сказки ее народа, вставляя слова и задавая вопросы, чтобы уяснить себе смысл рассказанного.
В такие моменты она вспоминала, что еще недавно, до встречи с Пьером, все было иначе. На обратном пути после нечастых чайных церемоний она заворачивала в храм повиниться перед своими богами. В храмах часто готовились к праздникам, и жительницы древней столицы тянулись туда одна за другой. "Посмотрите на них, - думала она, - большинство - нынешние модницы. Ни одной нет, что пришла бы на поклонение в храм, заботясь о своей будущей жизни. Желают они лишь превзойти друг друга нарядом да похвалиться своей внешностью". Рэйко же приходила попросить прощения за профанацию священного искусства. За разбазаривание самой себя.
Она, гейша, была прекраснейшей из женщин. Потому что ее искусство и было ее душой, ее единственным инструментом. С девятилетнего возраста оно обтесывалось и обстругивалось, укрощалось и шлифовалось единственно ради притягательности ее колдовства. Под раскрашенной бледной маской и ярким кимоно в гейше жило волшебство. Но в наши дни оно стало нежизнеспособным, ненужным. К тому же Рэйко часто болела и чувствовала слабость. Так, оставшись висеть между небом и землей, между узлом пояса сзади или спереди(14), она в отчаянии обратилась к туризму. Вышла на улицы и начала торговать своим единственным достоянием под вспышки фотоаппаратов туристов. Она просто стала частью "Местного Колорита".
Но теперь у нее был Пьер. Рэйко развлекала своего данна допоздна, а потому утром спала как убитая. И ей опять снились две тени, летящие на свет ее лампы...
***
... Очнувшись, Хан-Кагэ заметил, что место у окна теперь пустовало. "Когда я ухожу из дому, - недовольно подумал он, - то всегда сообщаю об этом брату. А он и не думает отчитываться, куда и насколько уходит". В принципе, это было не важно - братья, связанные незримой нитью сознания, всегда знали, где каждый из них находится и что с ними происходит. Именно это знание и тревожило сейчас Хан-Кагэ. Он уже давно заметил изменения в настроении брата: тот стал задумчив и молчалив. Хотя этого и стоило ожидать - никто не пожелал бы быть палачом, пусть даже призванным самой жертвой. Но разве они сделали этот выбор?
Ведь никто не виноват в том, что после сказок старухи Макику девушку Рэйко стали мучить кошмары. В одну летнюю ночь ей приснилось, что грозный Гюки выпил ее тень(15). Она проснулась от собственного крика и почувствовала облегчение, только когда осознала, что это был лишь сон. Она и не догадывалась, что в тот самый момент где-то в другом мире, в другой жизни появился он - Хан-Кагэ. Будучи истинным Гюки, он сам не знал, куда направлялся, не ведал, где для него польза, а где вред. Он просто сосредоточился на одном - на Пути, на Цели. Найти ту, которая его создала, и исполнить приговор, вынесенный ею самой себе. Только тогда он мог обрести покой, уйти в небытие, в Бездну, породившую его. Вот почему для Хан-Кагэ не существовало преград: ни времени, ни расстояний.
Но ему было не суждено нести бремя Пути в одиночестве. Хан-Кагэ и сам не помнил, когда именно их стало двое. У него никогда не было родителей, посему и братьев быть не могло. Возможно Кагэ тоже являлся созданием Рэйко? Но, наблюдая за собой, Хан-Кагэ сразу понял, что создал Кагэ сам, хотя каким образом он это сделал, он мог лишь смутно догадываться. Некоторые моменты указывали на то, что он создал Кагэ из собственного жизненного материала и воспоминаний о людях, ставших воспоминаниями. Его взгляд превратился вo взгляд Кагэ. Хан-Кагэ был доволен, что этот "глаз" наблюдал за ним. Благодаря ему он следил за собой, жил с верой, что, подражая Кагэ и тем самым стремясь к нему приблизиться, он станет таким, как он, станет им. Это было неким пробуждением, вызванным желанием увидеть истину.
В мире чудес, в котором Хан-Кагэ жил, все имело безупречный, но скрытый смысл. Как-то во сне он глядел на себя со стороны и удивился, будто, шагая по людному проспекту и разглядывая лица и фигуры людей, вдруг в витрине лавки или в глубине, в широком зеркале за строем манекенов увидел себя. Хан-Кагэ знал, что нет ничего удивительного в том, что человек, которого он наблюдает со стороны, есть он сам. Он чувствовал, что этот человек ему близок, и питал к нему какую-то невероятную теплоту, искреннюю расположенность и любовь. Хан-Кагэ понимал, насколько Кагэ раним, несчастен, грустен и в каком безвыходном положении он находится. Ему хотелось, как старшему брату, защитить Кагэ, взять под свое крыло этого трогательного ребенка, это многострадальное доброе существо.
Сейчас брат был неподалеку, Хан-Кагэ это чувствовал. Поднимаясь, взглянул на часы - 4:20. "Как символично, - подумал он, - мертвая душа"(16)...
***
- Я так и знал, что ты решил прокатиться до того самого пляжа, - добродушно заметил Хан-Кагэ. - Хозяин вчера говорил, что уж больно тут хороши восходы. Кагэ не обернулся и не ответил, он продолжал любоваться рассветом. Старший брат присел рядом с ним на прибрежный валун, и они стали смотреть, как алая капля солнца поднимается из моря.
После затянувшейся паузы Хан-Кагэ спросил у Кагэ на языке, понятном лишь им двоим:
- Раньше ты двигался, теперь ты стоишь на месте, раньше ты сидел, теперь стоишь. Почему ты так непостоянен в своих поступках?
Подумав, Кагэ ответил:
- А не потому ли я такой, что я от чего-то завишу? А может, то, от чего я завишу, тоже от чего-то зависит? Может быть, я завишу от чешуйки на хребте змеи или от крылышек цикады? Откуда я могу знать, почему я такой или другой?
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо.
- Ты не хочешь ее смерти, - кивнул старший брат. - Но смерть есть великое пробуждение, после которого узнаешь, что есть великий сон. Так откуда тебе знать, не раскаивается ли мертвый в том, что прежде молил о продлении жизни?
- Обязательно ли кто-то из нас должен быть прав, а кто-то не прав? - возразил младший брат. - Или мы можем быть оба правы или не правы? Просто я не могу взять ее жизнь.
А потом добавил с грустной и слегка виноватой улыбкой:
- У тебя слабая Тень, Хан-Кагэ(17)...
- Но почему же ты именно вчера вечером на это решился? - прервал его старший брат.
- Почему? Смешно спрашивать. Потому что осудил себя на смерть, в пять часов утра, здесь на рассвете. О, Хан-Кагэ, повторяю тебе с кровью сердца, многое я понял в эту ночь! Осознал я, что не только жить подлецом невозможно, но и умирать подлецом невозможно... Нет, брат, умирать надо честно!
Хан-Кагэ опять только кивнул, и они еще какое-то время сидели молча, наблюдая, как Великий Змей Аякаси(18) описывает в утреннем небе гигантскую дугу. Восходящее солнце играло багряными бликами на маслянистых боках чудовища. Мир готовился к очередному празднованию Хиякки Яко.
- Баку кураэ, - наконец отчетливо произнес Кагэ, - Баку, Пожиратель Кошмаров, съешь мой сон...
- Баку кураэ, - повторил за ним старший брат...
- Баку кураэ, - прошептали губы спящей Рэйко(19)...
7 Марта, 2008
Примечания:
1) Тиё-ни (Тиё из Кага, 1701 - 1775) - японская поэтесса, наиболее известная из женщин-хайдзинов. назад...
2) Хиякки Яко - "Ночной Парад Сотни Демонов" назад...
3) Хан-Кагэ(японск.) - полутень назад...
4) Кагэ(японск.)- тень назад...
5) Бэтобэто-сан - призрак. Если ночью вы слышите за собой шаги, но позади никого нет, скажите: "Бэтобэто-сан, пожалуйста, проходи!". назад...
6) Дзёре-гумо - симпатичная девушка днем, а ночью - паукообразный монстр, расставляющий сети на людей. назад...
7) Миншуку - небольшой традиционный отель. назад...
8) По традиции ныряльщики в Японии обычно женщины. назад...
9) Ака-намэ("слизывающий грязь") - домовой, появляется в тех банях, где давно не было уборки, питается антисанитарией. назад...
10) Согласно японцам, летом между 2 и 3 часами ночи граница между миром живых и мертвых тоньше всего. назад...
11) Данна - покровитель гейши назад...
12) Майко - гейша-ученица назад...
13) Окасан - хозяйка в доме гейш, "мама" назад...
14) У настоящих гейш пояса завязываются сзади, а у "постельных гейш" - спереди, чтобы меньше возиться. назад...
15) Гюки - химера, нападает на людей, выпивая их тени. После этого жертвы начинают болеть и вскоре умирают. Наметив жертву, гюки будет преследовать ее до края Земли. назад...
16) Суеверные японцы опасаются номера 420, он звучит как "ши-ни-реи", что означает "мертвая душа". назад...
17) Кагэ (тень, свет, образ) - душа живого и усопшего человека. Выражение "у него слабая тень" ("кагэ га усуй") означает, что человек при смерти. назад...
18) Аякаси - гигантский морской змей, покрыт слизью. Проплывая над лодками, образует телом арку. назад...
19) Баку - добрый демон, спасает людей, пожирая либо сами кошмары, либо злых духов, их принесших. Призывая его, необходимо троекратно произнести "Баку кураэ!" ("Баку, съешь мой сон"). назад...
|
