Эзарус пребывает в плену красного карлика уже давно. Сотни миллионов лет планета балансирует в его гравитационных оковах между вечными холодом и зноем, тьмой и светом. Здесь, на границе двух крайностей, двух полушарий, пролегли Сумерки - единственная обитаемая зона этого мира. Багровое светило, неизменно нависшее над горизонтом, скупо ласкает унылый ландшафт в фиолетово-коричневых тонах, жалкие вкрапления черного кустарника. На этом фоне древний колосс, уцелевший в мире с почти двойной силой тяжести, кажется тоже вечным. Рассекая обыденность пейзажа резким вертикальным штрихом, он берет корни в четырех янтарных реках и тянет упругие стебли высоко вверх, к вечно изменчивому небу. Темные голые ветви, пробежав трещинками по огромному диску солнца, заканчиваются просторными площадками среди низких лиловых облаков. Тысячи сквозных ран в стволе исполина бросают тусклые кровавые блики на купол станции. Говорят, если подойти ближе, можно услышать, как ветры, обитающие среди ветвей, напевают понятные только им мелодии.
-Это дерево еще живо? - брюнет в серой униформе отрывает взгляд от прозрачной панели кают-компании. Картер расслаблен, даже добродушен. Новая планета открывает отличные перспективы - бесчисленные залежи редкого "пурпурного жемчуга" на глубине всего нескольких метров.
-Нет. И не дерево это вовсе, - Твайла увлеченно крутит настройку спектроскопа. - Скорее, скелет доисторического животного, что-то вроде коралла. Тоска. Найденные на нем письмена гораздо любопытней, - глаза археолога горят торжеством.
-Цивилизация? - в голосе агента плохо скрытая настороженность. - Изначальный анализ не показал никаких источников разумной жизни. Я полагал, эти узоры - лишь работа местных короедов.
-Вымершая цивилизация, - поправляет она. - В перфорации существует скрытая система: визуальная и звуковая. Кое-что мне уже удалось расшифровать. Хотите, могу показать некоторые снимки.
-Давайте, - нехотя соглашается Картер. - До прибытия звездолета с геологами все равно еще долго.
Как хорошо, что долго. Не думать. Глоток, еще глоток... Пока на душе не станет легко и пусто. Джессика. Старомодное имя. Морщинистое личико и волосы с проседью. Как у Мамы. И только глаза молодые, зеленые с озорным блеском. В бокале искрится голубоватое вино - особые случаи требуют лучшее дорийское...
- "Уродец", а правда, что перед концом каждый изгой видит красное небо и три тени?
Только "Чудак" способен задавать такие странные вопросы. Тревожиться о конце не полагается - все начинают свой путь на Грядке и там же его и заканчивают. Тот, кого зовут "Уродец", перекатывается за плоский булыжник и замирает, уставившись в небо. Оно сейчас кажется огромным, будто пропитанным аквамариновым соком, которым его кормили, когда он был подростком. Сухие губы непроизвольно сладко причмокивают.
Спелая ягода второго солнца клонится к горизонту. Они ползут по выжженной долине уже давно. Огрубевшая кожа зудит и светится от переизбытка солнечной энергии. Позади вдалеке синеет спасительный лес. Как бы он хотел оказаться сейчас в родной Грозди. Но дороги назад для них больше нет. Где-то рядом рыскает пара "Бешенных", неразумно сжигая перед долгой ночью последние силы. И вдруг этот резкий, зловонный запах опасности. Что опять, "Чудак"? И замер.
В угасающем небе полыхает неизвестная алая звезда, освещая путь трем темным силуэтам ...
Несколько витков на орбите А'зуры и, только раскаленная за долгий день равнина вздохнет прохладой, можно садиться. О терпении Сборщиков высечены легенды на стволе Храма. Атмосфера мало пригодна для дыхания, но громоздкие фильтрующие панцири почти не мешают - гравитация позволяет двигаться с непривычной легкостью. Поднимая фонтанчики пыли, жилистые ноги время от времени отталкиваются от еще теплой поверхности. И, расправив мерцающие крылья, три массивные фигуры надолго повисают в хрупкой тишине заката. Привыкшие к сумраку глаза сосредоточены на скользящей под ними пустыне. Ее бесплодность обманчива: почти в центре призрачно пульсирует спелая гроздь. Однако девятихвостый Бог Удачи не долго летит Сборщикам вслед. Обыскав остальную территорию, они находят лишь пустые, запорошенные песком оболочки.
Тьма вскоре прерывает их поиски, и священный лес, обступив пустошь со всех сторон, всматривается в чужаков тысячами светящихся глаз. Где-то там, в его пучине, зреют целые связки Плодов. Но троих охватывает благоговейный ужас при одной мысли об углублении в густые заросли. Уже сотни поколений Боги оставляют дары на тарелке равнины, и Сборщики не смеют требовать большего. В страхе подставить спины Взгляду Джунглей они пятятся обратно к кораблю, каждый бережно несет по Плоду...
Сборщики осматривают добычу уже после старта. Натасканная многоножка деловито ощупывает первый и сигналит - годится. Ядреный Плод, спелый от агрессии. Боясь перепутать, его окунают в краситель и помещают в камеру с живительным веществом. Драгоценный груз должен проделать долгий путь к церемонии Коронации. Возле второго, поменьше, тварь пренебрежительно фыркает. Ззаах! - сверкает на малой клешне Верхнего ритуальная спица, вскрывая полупрозрачную скорлупу. Раа! - ударная клешня, облаченная в такой же синеватый металл, превращает внутренности того, кого звали 'Чудак', в брызги слизи. Традиция требует уничтожать вялые гнилушки. Зверек долго бегает вокруг Плода с необычным узором и, наконец, растеряно чихает.
-Может щупач ошибся? - в голосе Среднего надежда.
-Я прикармливал его всю жизнь, - задумчиво скрипит Верхний. - Необычный попался Плод.
На всякий случай странный объект тоже кладут в камеру, но особой пометки он не достоин. Всего два - несчастливое число. Мизерный урожай и непонятная находка. Какой неудачный рейс...
Тревожное предчувствие будит Верхнего еще до появления перепуганного помощника. Окрашенные в красное створки открыты, мутные безжизненные внутренности вывалились в контейнер. Лучший экземпляр безвозвратно потерян.
-Вернуться обратно ни с чем? Нам не простят. Потомки проклянут наших потомков, - крылья Среднего трепещут в панике.
-Остался еще один, - Верхний бесстрастен.
-Его энергия нам неизвестна, - несмотря на звание, твердо возражает Нижний.
Верхний молча распускает ритуальные инструменты.
-Святотатцы! Я не позволю... - три боевые клешни, три могучих крыла, три упрямых глаза. Нижний - образец божественных пропорций и праведного пыла.
Ззаах! - привычное движение. Лезвие бьет в уязвимое место за оттопыренными чешуйками около уха. Разъезжаются прежде крепкие ноги. Тело Нижнего корчится на полу.
-Мир... вашему... - в последнем хрипе страшное проклятье.
Раа! - спица Верхнего сверкает еще раз, теперь входит уже глубже, с закрутом, и прерывает конвульсии.
Многоножка с любопытством принюхивается к кипящей лужице возле трупа. Верхний ласково расправляет ее реснички. Некогда дикий ядовитый зверек очень к нему привязан. Жаль, по обычаю любимец тоже окажется в ритуальной яме. Судьба Сборщиков - увидеть А'зуру и парить с Богами в Стране Вечного Дня. Вот только их путь теперь скорее к Двуногому на Темную Сторону. Странный рисунок на скорлупе последнего Плода исчезает под слоем краски.
Сквозь стены одинокого строения на Верхней Террасе видны даже отдаленные отростки Храма. Крутая ветвь у Инкубатора сегодня пустует. Но Избраннику слышится испуганный свист бескрылого молодняка. Как тогда, во время Испытания. Грубый рывок рычага Настоятеля, и спасительный узкий карниз исчез из-под ног. Внизу - жадная пасть бездны, усеянная каменными клыками. Падение. Гравитация беспощадна. С мокрым шлепком один из братьев врезался в скалы на дне. Еще один. Еще... Пропасть довольно чавкала, поглощая новые жертвы. Она все ближе, ближе... Но спинные сегменты уже трещали под напором проклюнувшихся крыльев. Попутный ветер подхватил неуверенно распростертые перепонки. Хвостовое крыло билось в торжестве полета. Лететь, парить к горизонту. Туда, где дремлет красное Око Йорго...
Пульсирующая жилка в мозгу отсчитывает мгновенья до церемонии.
-Вы даже не почувствуете, Господин, - заботливая клешня протягивает капсулу. - Никто не узнает.
От размашистого удара ноги Хар'зуг отлетает к стене, беспомощно трепыхая обрубками крыльев. Из вечно темного угла слышится его благодарный писк. Он - верный раб и потому может носить имя и шрамы от милости будущего Диктатора. Более древний и глубокий рубец рассекает огрубевшее лицо наискосок до опустевшей средней глазницы. Шипели, что, еще когда резьба созвездий на небе была иной, Хар'зуг слыл славным воином и знатным вельможей. Но теперь он стар и слаб, а значит, не имеет права даже на собственные крылья.
В капсуле дрожит мутная жидкость. По капле в каждый глаз. На миг мир смазывается, искажается, рассыпается на цветные колючие фрагменты. А потом волны образов, звуков, движений ударяют с болезненной четкостью. Раб предупреждал, хургэ обостряет восприятие перед тем, как его усыпить. С Центральной Террасы доносится торжественный шелест толпы. Церемония Очищения. Выбор Жрецов не доступен пониманию простых трехкрылых, они парят среди звезд. Не ведая сомнений и борьбы за существование, Сборщики хранят знания со Времен Завета и дарят миру Плод, когда Сумрак готов к очередному преобразованию. В ритуальных кислотных ямах пузырятся их тела - два еще живы. От добывших Плод благодарным потомкам останутся три пурпурных шарика...
Сегодня Йорго сердит. Далекая вспышка заливает ослепительным светом камеру Избранника.
-Ты еще здесь, Хар'зуг? - полуоборот, средняя клешня поднята в призывном жесте.
-Да, Господин, - в тихом голосе нет былого подобострастия.
Яркие блики гуляют по темных углам, и, кажется, за спиной раба раскрылись два белых крыла. Как страшен вид Хозяина Холодных Гор: гладкое, голое тело, два белеющих глаза. Одна мягкая клешня сжимает пурпурные зерна жизни. Ладонь второй - перекатывает лишь одно, крупное, горящее изнутри.
-Ты станешь великим, Диктатор.
Полный оборот. Крылья расправлены в боевой манере:
-Кто ты, Двуногий, чтобы решать мою судьбу?!
Тусклый красный свет. В углу копошится старый верный Хар'зуг. Просто наваждение. Проклятое снадобье.
-Пора...
"Жизнь есть Движение," - заповедал Бог Ветров крылатому потомству. Запутавшись в резьбе Храма, они поют об Энергичных Диктаторах, славных победах, плененных красавицах и бессонных тысячелетиях. В пестрой толпе сильнейшие клешни трех материков и семи наций. Завтра их лояльность может измениться. Но сейчас забыты вражда, капризные самки, неудержимая жажда размножения и вечная борьба за узкую перенаселенную полоску обитаемой земли.
Аккуратно срезанная крышка черепной коробки Избранника оголяет темную мешанину мозга. Ззаах! - синий металл вскрывает Плод. Раа! - средняя клешня осторожно выдергивает полыхающее красками студенистое тельце и помещает его в образовавшийся сосуд. 'Уродец' корчится, пытается сопротивляться, но его привыкшие к быстрой адаптации щупальца уже лихорадочно исследуют новую оболочку, подключаются к нервным узлам. Венец из прежней скорлупы запечатывает "саркофаг". Гордо распахнуты крылья с алыми прожилками. По молодому, еще не покрытому чешуей лицу Диктатора катятся капли живительной жидкости. Тянет вниз непривычное бремя короны. Под ней пенится иная жизнь, обреченная страдать под давлением незнакомой атмосферы многие века, не давая очередному повелителю ни минуты преступного покоя. В голове Диктатора бьются чужие мысли. Но его взгляд спокоен, отвлечен. Одобрительный трепет присутствующих, ценящих мужество превыше всего...
Бурное Племя не верит в случайность событий. Бусинки миров в ожерелье Вселенной прочно скреплены невидимыми нитями причин и последствий. Потому, наверное, долгое правление молодого Диктатора назовут Неизбежной Эпохой. Первым за многие поколения периодом продолжительного мира, прерываемого лишь тремя кровопролитными междоусобными войнами и пятью жестоко подавленными попытками переворота. Он сохранит крылья до глубокой старости и, наконец, улетит вслед за всеми на Дневную Сторону, оставив истощенному Сумраку последнее пурпурное зерно - его душу. Целый мир того редкого оттенка, который обретает Йорго лишь раз в год, в период холодных ветров.
-Часто упоминается какая-то Сфера Джунглей. Сплошные заросли и четко отчерченный островок пустыни. Оазис наоборот. Похоже, та планета имела для них огромное религиозное значение, - констатирует археолог.
Ее брезгливый взгляд падает на серебристую эмблему на груди Картера. Агенты Поиска и Эксплуатации - стервятники Империи. Жрецы прогресса. Сотни разграбленных планет, десятки уничтоженных цивилизаций. Судя по побледневшему моложавому лицу чиновника, объяснения излишни. В этом секторе только одна планета с подобным описанием. Флориана. Бесконечные плантации ползучих орехов, чья нежная желеподобная плоть под слюдяным покровом восхищает вкус, пробуждает забытые желания. Связь между "ветхой" эпидемией и потреблением деликатеса установили слишком поздно, когда число жертв достигло миллионов. Даже Агентство иногда ошибается.
Вино не помогает, скорее - наоборот. Сейчас Картер ненавидит эту ученую зазнайку Твайлу, совсем некрасивую, но такую молодую. Ненавидит эту странную планету, абсолютно равнодушную к его ненависти. Ненавидит страшную болезнь, способную в течении месяцев превратить молодой организм в старую развалину. Ненавидит геологов, с которыми должна прилететь Джессика. Наконец, ненавидит ее саму, рожденную через двадцать лет после него, но так похожую теперь на их мать. А больше всего Картер презирает Картера: за бессилие что-либо изменить, за эту тупую малодушную ненависть. Шатаясь, он уходит к себе. Уходит в себя...
За стеклом дремлет вечная планета. Багряный мир без дней и сезонов. Без времени. От резкого движения горсть шариков на столе выплескивается на пол, раскатывается по каюте. Непослушные пальцы Картера тщательно выцарапывают фиолетовые горошины с ярко-красной сердцевиной из темноты углов. Они - подарок. Для младшей сестры.
![[]](/img/a/apachi_p/ozherelye/plod.jpg)