"Об этом металле мечтают многие. Он ковкий как медь, легко полируется, после обработки становится тверже закаленной стали. На вид схож с серебром, но в отличие от него не тускнеет".
Д.Р.Р.Толкиен
-- Ну, и как прикажете это понимать? -- Рылов повертел в руках невзрачный серебристый кусочек металла.
-- Валентин Георгич! Да при чем тут мы!
-- А что, Вершков, разве это случилось не в вашей лаборатории?
-- Да откуда мне знать, где это случилось! Может, вообще по дороге где-нибудь!
Валентин Георгич! У нас химическая лаборатория, не физическая! Мы не плотность и магнетизм изучаем, а состав и химическое строение! Может быть, произошла ошибка? Может, нам прислали не тот образец? -- предположил Вершков.
-- Исключено. Микроструктура образца обеспечивает оптимальное сочетание твердости и пластичности. Фактически, судя только по этим качествам, можно было бы предположить, что речь идёт о совсем другом сплаве. Однако идентичность количественного состава была доказана в вашей же лаборатории.
Николай Вершков уже не раз мысленно клял себя за тщательно проведенный анализ. Если б ошиблись тогда, теперешней проблемы не было бы.
-- Знаете, подобная однородность изменения структуры необъяснима, -- продолжил Рылов. -- Она могла быть получена только искусственно. Вполне возможно, мы имеем дело с каким-то новым видом поля. Ну, про магнитное все знают, но это не оно. Ещё какое-то есть, я слышал, тройное, не фиксируемое известными приборами. Но в нашем институте им не занимаются. Ваша задача найти, где и как возникает то поле, которое способствует изменению структуры образца. Вовсе не обязательно его исследовать. Достаточно просто использовать.
-- Так даже если и случится что, нам не узнать! Мы же не физики, -- продолжал гнуть своё Николай.
-- Ну, раз вам так хочется уйти по сокращению штатов...
-- Хорошо, попробуем поэкспериментировать, -- без особой надежды в голосе сдался завлаб. Разве с такими аргументами поспоришь?
-- Да уж, будьте так любезны, выясните, что именно послужило причиной изменения молекулярной решетки. Не волнуйтесь, вам помогут. Как возникнут подозрения, что эксперимент удался, сразу идите на первый этаж, к физикам. Они проверят.
"Будь на нашем месте алхимики, -- подумал Николай, -- они бы обрадовались. А нам -- проблемы одни. Осень, время отчетов, человек ушел в фирму зашибать деньги, а тема висеть осталась. Это реальные проблемы, которые решать надо. А тут ещё этот "мифрил", будь он неладен! Эх, что за невезуха!". Но вслух ничего не сказал.
* * *
Началось всё с того, что в институтскую столовую принесла нелёгкая котёнка, и добросердечная тётя Рая, посудомойка, щедрой рукой отсыпала этому чуду мясных объедков. Столовская кошка Маруся, живущая в этом заведении уже пятый год, два раза выгоняемая завхозом и один раз прятанная от санэпидстанции, считала эту территорию своей феодальной собственностью и на появление чужеземного пришельца кошачьей породы реагировала отнюдь не дружелюбно. Сперва, как принято, она распушилась, чтобы выглядеть больше и грознее, хотя при её габаритах это почти не сказалось, и заворчала. Иноземный завоеватель после этого, по логике вещей, просто обязан был позорно ретироваться. Но, видимо, данное существо совершенно не имело понятия о частной территории, потому что котенок попытался лизнуть Марусю в нос. Этот неэтичный поступок привел столовскую кошку в такую праведную ярость, что она выпустила когти и отважно пошла в наступление на почти в десять раз меньшего противника. В результате Маруся получила веником и, обиженно сверкнув глазами, отступила под ближайший столик, а Раиса со слезами на глазах утащила окровавленного пострадавшего к Михаилу, лечить.
Собственно, Михаил вовсе не был врачом. Но любовь к животным с детства толкала его подбирать на улице грязных, блохастых и плешивых собачат или котят, тщательно ухаживать за ними, пользуясь как специальной литературой, так и советами бабки-травницы, добиваться их выздоровления. А потом, когда состояние животных уже не внушало тревоги, он успокаивался и забывал о них заботиться: кормить и выводить на прогулки. Такое поведение сына приводило к недовольному ворчанию родителей и срочному избавлению от четвероногих обуз. Миша сперва переживал, а потом притаскивал нового питомца.
Поэтому, когда пришла пора, он безо всяких сомнений отправился поступать на БХФ, т.е. на биолого-химический факультет. На химию, по родительскому ультиматуму.
Повзрослев и остепенившись, Михаил Шорохов решил, что ограничить свою тягу к братьям нашим меньшим ему будет проще, чем победить природную рассеянность, поэтому решил больше не заводить домашних любимцев. Однако навыки детства сказались: весь отдел в институте, случись что с их кошками или собаками, неизменно обращался за консультациями к Михаилу. И тот безотказно помогал. Денег за свои услуги он не брал. Некоторые особо наблюдательные сотрудники замечали, что зачастую после общения с Шороховым животные поправлялись безо всяких лекарств, и что даже самые агрессивные особи спокойно позволяли ему себя осматривать. Ходили слухи, что он вроде целителя, да только Михаил от них отмахивался: не верил он во всякие сверхъестественные явления, чай, не без высшего образования. Да и на людях, по их настоянию, сколько пробовал, ничего не получалось: может, не верил в свои возможности, а может, просто не так хорошо относился к двуногим собратьям, как к четвероногим тварям.
Поэтому, когда животинке была оказана первая помощь, между сотрудниками вышел такой разговор:
-- Куда его девать-то будем? -- Растерянно поинтересовался Петр Петрович, старший лаборант, -- Может, ты, Володя, возьмёшь?
-- Да ты что! У моей Танечки аллергия на их породу, ты же знаешь! Сам бери!
-- А мне куда его девать? У меня и так Люся, двое детей да тёща-зверь, все в однокомнатной, самим развернуться негде, а тут ещё это!
-- Вот и возьми, деток порадуй!
-- Ага, а тёща "порадует" меня! Спасибо, дорогой друг!
-- Давайте, я возьму, -- неожиданно предложил Толик, молодой практикант.
Так и решили, к всеобщему облегчению. Только Михаил почему-то загрустил. Его не оставляло чувство, что совершена ошибка, и он в ней виноват, потому что не пожелал взять на себя ответственность за котенка. "Чепуха какая-то, -- гнал он от себя тревожные предчувствия, -- Нехорошо людей подозревать. Толик человек неплохой". Однако на душе оставался неприятный осадок.
Несколько раз в течение недели Шорохов интересовался у практиканта, как там животное. Тот бодро рапортовал, что всё отлично, тварюшка поправляется. А в понедельник Толик притащил котенка назад в институт. Скучного, и как будто ещё больше похудевшего.
-- Возьми! -- протянул он котенка Михаилу, не решаясь посмотреть в глаза.
-- Опять животное в лабораторию... -- подскочил к практиканту разгневанный Петр Петрович, оборвав фразу на полуслове. -- Что это с ним?!
-- Да так, ничего, -- смутился практикант.
-- А всё-таки? Я ведь не волшебник, мне знать надо, что случилось, чтоб лечение подобрать правильно, -- заметил Михаил.
-- Хотел подкормить минералами, подсыпал в рыбную консерву...
-- Что ж ты наделал, ирод! -- возмутился Петрович.
-- А что такого? Вон, в средние века один алхимик своих свиней сурьмой потчевал, чтоб жирели скорей. А он такой худенький, мне его жалко стало. Вот и я решил... между прочим, я его не самой сурьмой кормил, а соединением, в медицине применяемым.
-- Так то ж свиней, да ещё и неизвестно, что там было на самом деле! Это вообще сказка, знаешь, как сурьма токсична?! Хорошо ещё, что не самым ядовитым соединением кормил.
-- Чем я хуже алхимиков всяких, -- обиделся Анатолий. -- Он кот, а не человек, ему, может, не ядовито. Если не экспериментировать, так великих открытий не сделать.
-- Живодер ты, Толик! Экспериментировать с умом надо! Дозу рассчитывать, контролировать состав крови, слюны, температуру тела, прирост массы, и что там ещё. И думать хорошо, и не тем местом, которым ты думаешь. Да и вообще, единичный случай экспериментальным не может считаться, тут нужна как минимум, группа, да ещё одна, контрольная.
Николай Вершков, краем уха слушавший разговор, горько усмехнулся. Да уж, "единичный случай экспериментальным не может считаться". Сказал бы это Петрович Суслову, который велел найти источник изменений во что бы то ни стало. До смешного доходит: разложили образцы по всей лаборатории, даже сунули в горшок с кактусом в соседней комнатке-закутке, где стоял компьютер. И ещё осталась небольшая кучка металлических кусочков, которые распихиваются сотрудниками куда попало, по мере пробуждения больной фантазии. К примеру, Петр сунул один из образцов в слив, а Толик разложил под вытяжкой экзотичный Тибетский символ. Володя обвязал три кусочка нитками и повесил на шею, "воздействовать биополем", шаман нереализованный! Не научное заведение, а цирк. В конце концов, они тут не физики. Полей не регистрируют, плотность не измеряют. Тут химический состав изучается! Да как начальству объяснить... "У вас этот случай произошел, вам причину и искать". Хм.
-- И что с ним будет?
-- Что-что... сам не знаю. Говоришь, второй день блюёт? Ну, может, это и к лучшему. Организм от яда освободился, да и какие-то соединения сурьмы вроде бы использовались, как рвотное. Надеюсь, обойдется.
-- Ладно, вечером обратно домой отнесу, а пока пусть полежит у батареи, ничего?
-- Чего! Нельзя такому извергу животинку на поругание оставлять!
-- Так я ж осознал, не буду больше!
-- Будешь -- не будешь, а мало ли что? Вдруг тебе придет в голову его закалять по методу Иванова или лечебным голоданием морить! Нет уж, хуже, чем у тебя ему вряд ли где будет. Взял бы сам животное, да не могу.
-- Может, в столовую? -- предложил Володя.
-- На мой взгляд, гуманнее будет усыпить.
-- Да ну! Выпустим у мусорных контейнеров, глядишь, сжалится кто, и возьмёт. А не возьмёт, так там найдется, чем коту питаться.
-- Миш, может, всё-таки ты? Глянь, ты ему больше всех нравишься!
-- Не, помрет он у меня. Забывчивый я.
-- А мы напоминать будем!
-- Ладно, подумаю. А пока мне в соседнюю комнату надо, отчет писать. Заодно позабочусь о бедняге. Прав ведь Петрович, не место ему в лаборатории.
* * *
Маленький беспомощный звереныш, настрадавшийся от людей, безмятежно дремал на коленях человека. Михаил ощущал волны доверия: так грудной младенец льнет к матери. Теплое чувство затопило грудь, и, казалось, просачивалось сквозь кожу, омывая, исцеляя и успокаивая хрупкое доверчивое существо. Шорохов сидел за компьютером не шевелясь, опасаясь потревожить сон выздоравливающего зверька. Нога затекла, заныл застарелый вывих. Котенок словно почувствовал: вытянулся, голову на коленку положил, согревая больное место своим тщедушным тельцем.
"Как бы не забыть о нем, -- подумал Михаил, возвращаясь к отчету. -- Увлекусь документом, повернусь как-нибудь неловко, уроню ещё".
С другой стороны, как забудешь? Шорохов физически ощущал, как его живые токи смешиваются с токами выздоравливающего котенка. "Ерунда лезет в голову. Об отчете думать надо, а не воображать то, чего нет", -- одернул сам себя Михаил.
А тем временем образец, в очередной раз забытый в кармане, медленно изменял свою структуру.