Хотя я опасался, что могу оказаться геем, на самом деле этот страх не имел смысла. Я любил девушек. Я любил смотреть на них. Кому нужны картины? Я любил слушать их. Вот это музыка. Я любил прикасаться к ним. Таким тёплым и приятным. Когда мимо проходила хорошенькая девушка, я едва ли мог сохранить спокойствие в мыслях. Женщины сводили меня с ума. Мужчины, напротив, никогда не воспринимались моим радаром. Я смотрел на них как соперников, простых и прямолинейных.
Я пришёл к умозаключению, что с симпатичной девушкой и здоровой сексуальной жизнью мои странные фантазии померкнут. Это всё причудливая реакция на одиночество, говорил я себе, и год за годом молил небеса ниспослать мне подружку, чтобы я мог покончить с девственностью. Кстати, всё это в любом случае ничего не значит, потому что я люблю женщин, напоминал я себе, руководствуясь расхожей мудростью, что ты можешь быть либо геем, либо натуралом. Тем не менее, я не мог быть уверен, пока не получу подтверждение всему этому с девушкой.
Хотя к выпускному классу я дурачился с некоторыми девчонками, регулярно посещал вечеринки и бары, прошло немало времени, прежде чем я понял, что всё не так просто. Я помню, как в пятнадцать лет думал, что настанет настоящий рай, когда мы, мальчики, получим права, и станем иметь больше возможностей быть вместе с девушками без родителей поблизости. Конечно же, девочки так же сильно хотят физической близости с нами, как мы хотим с ними. В конце концов, мама всегда настаивала "Мужчины и женщины абсолютно одинаковы во всех отношениях".
Я никогда не забуду мой невинный десятый класс, как я пригласил симпатичную блондинку классом старше танцевать со мной на благотворительном балу. Я, в моём тёмно-синем пиджаке и фланелевых брюках, она в её платье от Лоры Эшли. Как она ответила да, и тут же быстрая музыка смолкла. Несмотря на неожиданность, я подумал, Может это всё к лучшему, и полагал, что она чувствует то же самое. И пока мы неуклюже танцевали, я ощущал её скованность. Я начал потеть. Кажется, она строила рожицы своим подружкам. Я прилагал все усилия, чтобы не замечать их.
В итоге, когда песня подошла к концу, она вырвалась, и по-дурацки хлопнула дважды в ладоши, как будто бы говоря, Слава богу, это закончилось. Чтобы показать, что я понял что к чему, я хлопнул тоже, прежде чем осознал, что она выставила меня полнейшим дураком. Затем я скрылся в тени до самого окончания вечера, пока мать не приехала забрать моих сестёр и меня. Несоответствие между её благонамеренным феминизмом и приземлённостью жизни повергло меня тем вечером в неожиданный шок, и продолжало раздражать годами.