Утром Март зашел к тэлэрэ лишь на минуту. Сказать, что, как он слышал, Линаэвэн вряд ли спала ночью, и потому пусть отдохнет сейчас, днем, и на кухню не идет.
Эльдэ была слишком потрясена тем, что делали с Нэльдором и слишком погружена в то, чтобы говорить с ним, перевязывать, поить водой, стараться снять боль по мере сил, ведь она и не была целителем. Нолдо стало лучше... а потом слишком скоро настало утро, юношу увели, и она вновь плакала. И только когда пришел Март, дева осознала: Нэльдор все же получил отдых. Пусть только до рассвета... А Март - ни слова не сказал за нее во время разговора с Сауроном; но ведь он видел Нэльдора, он говорил, что пошел бы на все, кроме предательства, чтобы защитить своего товарища от пыток... И ничего не сделал для Нэльдора (тэлэрэ не помнила, что Нэльдор - не товарищ Марта; и не воспринимала за помощь то, что Март говорил с нею, пытаясь убедить деву защитить кого-то из ее друзей).
- Спасибо, мне действительно нужен отдых, - ответила Линаэвэн вслух. - Скажи, это ты попросил за Нэльдора? - какие бы речи ни вел Март, если его поступки были добры, то он только показался тэлэрэ ожесточившимся...
- Нет, я не просил, - ответил Март. - Это было незачем. Я спросил Повелителя, сделает ли он что-то для тебя, и Повелитель сказал, что, разумеется, да.
На этом они расстались.
***
Линаэвэн отдыхала в комнате, но не могла видеть Вэрйанэра или говорить с Мартом, хотя осталась здесь, чтобы убеждать атана. Впрочем, за время их бесед беоринг изменился только к худшему. Измученная эльдэ сама не заметила, как заснула.
Через какое-то время Март снова осторожно постучал в комнату Линаэвэн. Не услышав ответа, он тихо вошел и оставил на столе завтрак.
То же повторилось и в обед.
***
А к Нэльдору ранним утром пришел Эвег. Но умаиа был хмур и не превращал лечение в пытку, хотя и легким оно не было: целитель действовал жестоко, эффективно, четко и расчетливо, но без желания мучить. Его действия все еще несли боль, но меньшую, чем раньше. В конце концов Эвегу надоело, что эльф дергается и мешает работать, и целитель коротким движением усыпил Нэльдора.
Пока нолдо оставался в сознании, он недоумевал, отчего умаиа-целитель вдруг стал менее жесток. И вовсе не понимал, почему ему была дана встреча с Линаэвэн; ее забота принесла радость и покой, сменив нескончаемый ужас. Нэльдор мало говорил этой ночью, только главное - слишком трудно и больно это было (он охрип от криков, а если бы не целитель, давно лишился бы голоса). Но несколько часов к ряду с ним была только Линаэвэн и не было умаиар, он лежал на постели, можно было попросить воды одним взглядом, лечение не причиняло боли (в Наркосторондо ему никогда не пришло бы в голову, что целитель может быть палачом), и не нужно было держаться. Нэльдор с удивлением понял, что не спросил - почему эта ночь стала возможной, а сейчас... не палача же спрашивать. Сейчас снова нужно было держаться и готовиться к худшему.
***
Утро Вэрйанэра началось с прихода Фуинора.
- Повелитель просил извиниться: он занят и не может завтракать с тобой, - сообщил умаиа. - Но он постарается освободиться к обеду.
Волк и правда был занят - нужно было уделять свое личное внимание строящейся дороге. Впрочем, к обеду он также не освободился.
***
Время до обеда прошло для эльфов без происшествий, зато после обеда сутки отдыха, назначенные Ларкаталу, истекли. Его вновь привязали к креслу, а перед ним вновь поставили уже подлеченных Ароквэна и Химйамакиля.
Химйамакиля усадили в грубое кресло, накрепко привязав, а его левую кисть вновь уложили в открытый пальцедробительный механизм.
Ароквэна закрепили напротив в раме. Только его скованные и поднятые руки удерживали от падения систему блоков - когда тяжесть груза станет неподъемной, и лорд Наркосторондо опустит руки, пальцы Химйамакиля будут разломаны.
- Что будешь делать? - спросил Больдог. - Опустишь руки сразу и сломаешь ему пальцы быстро, или будешь держаться и переламывать их медленно?
- Выбора нет, нет и вины, - выкрикнул Ларкартал, пока ему опять не завязали рот. - Все равно что ударили бы твоей рукой против твоей воли. - Эльф пытался поддержать Ароквэна, но сам был в ужасе от того, что должно было произойти.
И что бы не говорил товарищ, Ароквэн знал, что видимость выбора все же была, и она была страшной: Химйамакиль будет покалечен, словно бы его рукой, быстро или медленно. И если он опустит руку, то пытка будет легче, но тогда... он будет участвовать в этом своей волей, своим решением. А твари наверняка скажут потом, что они не довели бы дело до конца, и прервали бы все раньше, чем пальцы Химйамакиль оказались сломаны.
В действительности Ароквэн просто надеялся, что страшного не случится, и потому утешал себя мыслями, что Темные могут прервать все в последний момент.
Услышав Ларкатала, Больдог засмеялся и завязал нолдо рот.
- Ты ошибаешься, эльф. Выбор все равно есть. Или решиться быстро сломать пальцы, или из трусости будешь мучить товарища, медленно и долго причиняя ему боль.
Ароквэн выбрал второй путь. Он из всех сил напрягался, но все равно не мог не опускать руки, и штыри медленно вращались и смещали суставы, растягивая мышцы, сухожилия, пока, наконец, с чавканьем кости не сломались.
Надежда Ароквэна, что начатое прервут, не доведут до конца, не сбылась. И теперь нолдо не мог не чувствовать себя в ответе за муку, которую испытал его товарищ. Химйамакиль старался, как мог, сдержать стоны и крики, но это было сверх его сил...
Когда кости оказались сломаны, и пытка завершилась - или прервалась - Химйамакиль запрокинул голову. Он больше не сможет держать меч. Нет, наверное, сможет. Он был левшой, но мог научиться сражаться и правой. Если только...
- Оставьте хотя бы вторую руку, - вырвалось у него.
Больдог хмыкнул. Пытка должна на этом была только начаться, но своим восклицанием Химмэгиль изменил планы Темных.
Нолдор ни о чем не спрашивали, но по привязанному Ларкаталу было ясно, что требовали что-то от него. По лицу эльфа текли слезы, но он все равно не мог прекратить мучение друзей. Ароквэн подался вперед, он готов был просить врагов за товарища, за то, чтобы это не повторяли, но все же опустил голову, сжал зубы и промолчал.
Эвег подошел к Химйамакиль и, не церемонясь, начал вправлять переломы и закреплять кости на скорую руку. В этот раз он не чувствовал никакого удовольствия от работы, только раздражение. В прошлый раз Химйамакилю удалось достать умаиа, сейчас же он не противился.
- Больше не будешь ерепениться? - усмехнулся Эвег, глядя на то, как нолдо терпеливо подставляет ему искалеченную ладонь. Жесты целителя незаметно стали мягче, а нолдо вдруг... почти перестал ощущать боль в кисти. На большее в присутствии Больдога Эвег не осмелился, но покладистых пленников он всегда поощрял. - Я приду к тебе в камеру и закончу лечение.
С этими словами целитель отступил. Химйамакиль изумленно посмотрел на Эвэга, когда тот снял боль в изломанных пальцах. Затем нахмурился, думая: конечно, он получил это за свою просьбу. Обоих пленных отвязали и одного за другим увели, каждого в отдельную тесную деревянную клеть.
Перед тем как Ароквэна вывели, Больдог сказал ему:
- Ты скоро станешь, как мы. Ты уже выбрал долгий и мучительный путь, смотрел на страдания своего товарища и тянул их.
- Это ты мучал его, орк, и хотел, чтобы я по своей воле в этом участвовал, - но эльф не мог не думать: возможно, Химйамакиль не стал бы просить, если бы его боль была не такой тяжелой.
***
Пока в камеру не привели других эльфов, Эвег подошел к Ларкаталу, развязал тому рот и начал рассказывать, что вчера он и Больдог делали с Нэльдором, и как эльфеныш кричал и плакал, пока не сорвал горло. Эвег пытался заглушить страшное ощущение пустоты и ошибки внутри себя и хотел, чтобы Ларкатал страдал.
- Но он выдержал все, его дух тверд, Нэльдор сильнее вас, - с болью и гордостью говорил Ларкатал. - Вы терзаете тело, но не можете добраться до души, только рвете кусочки от собственных, разрушаете их.
- Да, Нэльдор выдержал: один день. А сколько будет у него таких дней? Мы можем превратить его жизнь в бесконечную череду боли, без просвета и надежд на избавление. В жизнь, где забытье и беспамятство станут желанным отдыхом. Мы доберемся до его души, Ларкатал. Так или иначе, мы уже это сделали, - и Эвег победно улыбнулся. Нэльдор был в бездне боли и безысходности, он рыдал и срывал голос, и такое уже не пройдет само по себе. А они помогут закрепить результат и развить достигнутое.
- Вы можете терзать дальше любого из нас... не бесконечно, но долго... Если вам нужен я, лучше бы меня и допрашивали, но вы бесчестны. А душе вы можете тоже принести страдание, но не победить. Ты здесь давно, разве все, кого ты видел, сдавались?
- Не все ломаются, - прошипел Эвег в лицо пленнику, - но где гарантия, что Нэльдор не будет из тех, что раздавится? Пока он бодрствует, его истязаем мы, а когда спит: видит кошмары Фуинора. Как думаешь, надолго его хватит?
Ларкатал верил в Нэльдора, но... беспокоился за Химйамакиля, который не удержался от того, чтобы просить врагов - удержится ли от того, чтобы заговорить, если его будут калечить и терзать кошмарами, пытками и лечением поочередно?! Ларкатал закрыл глаза и через секунду снова открыл. Перед ним был умаиа, который ненавидел его самого и терзал его товарищей... но это был единственный шанс для эльфов...
- Ты можешь быть отвратительным, но ты не такой, как Саурон. Ты говоришь это мне, чтобы причинить больше боли за те вопросы, что я задал. Но я задал их не для того, чтобы уязвить; и они не уязвили бы тебя, если бы не были важны для тебя самого.
Целитель выдавил из себя ледяную улыбку.
- Ты убедишься, что я такой же. Тот, первый, тоже был уверен, что я иной. Но прошло почти пять веков, а я по-прежнему здесь! - вот только давно уже держался подальше от Владыки и его Твердыни... - Ты еще сам увидишь, что я такой же. Когда выпросишь себе облегчение: чтобы начали пытать тебя, а не других, и когда попадешь в мои руки.
- Ты уже слышал подобные слова? - Ларкатал не знал, имеет ли смысл тогда говорить снова, но он должен был и говорил: - Ты жесток, но ты другой, хотя можешь стать таким же. Если позволишь Тьме пожрать тебя целиком... Пока ты словно сохранил что-то и внутри тебя не только гниль и пустота...
Но в этот момент в камеру ввели новых пленных, и Эвег снова заткнул Ларкаталу рот.
***
Имен новоприведенных Темные пока не знали, но было видно, что перед ними опытные пленники. Пугать их было бесполезно, однако на Ларкатала и они произведут впечатление.
Эльфов из второй пары поставили в рамах напротив друг друга. Фантазия Больдога, казалось, была неистощимой, и он придумал новый способ, как заставлять пленников мучить друг друга. Умаиа веселился и наслаждался своими задачами. Эвег был там же, и лицо его не выражало былой заинтересованности, но каждый раз, как его взгляд падал на Ларкатала, в глазах целителя читалась ненависть. Эвег ненавидел этого эльфа. За то, что он говорил, как другой (первый) когда-то. Ненавидел так, как и не знал, что умеет. Даже Больдог услышал отзвук и с удивлением обернулся - никогда раньше не встречая ничего подобного от "скользкого" и холодного целителя.
Тардуинэ и Таурвэ обменялись взглядами. Опять? Что ж... один раз они выдержали, выдержат и второй. Выказать сейчас слабость, это все равно что сказать палачам: "Вот мое слабое место - мучайте моего друга дальше, и вы от меня многого добьетесь". Поэтому, когда началась пытка Таурвэ, Тардуинэ держал себя в руках насколько мог, хотя сам Таурвэ кричал, почти не пытаясь сдержаться: силы требовались для другого...
Ларкаталу не удавалось сдерживать своих чувств или поддержать товарищей, но бывшие пленники и сами держались, кляли палачей и ни о чем не просили. Умаиар видели, что Ларкатал не ломался - но этого почти и не ждали. Было достаточно того, что он страдал.
Наконец, двух товарищей поменяли местами, и пытка возобновилась.
Теперь кричал Тардуинэ: выплескивая и боль от ран, и боль за друга, которую перед тем пытался удержать в себе в меру сил... Но кто это поймет? Пусть лучше считают, что для него собственная боль тяжелее. Хотя... если бы он и хотел молчать, не смог бы: слишком сильной была пытка.
Но наконец, и эта часть допроса закончилась.
- Я же не могу дать Саурону то, чего он хочет, я же говорил, - обессиленно произнес Ларкатал, когда измученных Тардуинэ с Таурвэ увели и с сидящего нолдо сняли кляп. - Вы только бессмысленно терзаете их. Если бы я мог уступить Саурону, он был бы разочарован; но и ты, Эвег, если ты сумеешь чего-то от меня добиться, тебе это будет в радость, ты будешь счастлив?
- Ты можешь кое-что дать нам и помочь Нэльдору, - улыбнулся Эвег, радуясь своей власти над Ларкаталом. - Линаэвэн сказала, что Нэльдор почти ничего не знает о вашем задании. Вели ему рассказать, что именно он знает, и больше его никто не будет пытать! Спаси того одного, кого можешь. И более того. Ты спасешь товарища, а я верну тебя Маирону, и другие не будут страдать, займутся только тобой. Хотя бы на время.
Эвег не просто ненавидел Ларкатала. Целитель отчаянно боялся. Он понимал, что и правда не получает больше радости от терзания пленных. Точнее... может получить, если до того особым образом себя накрутит... Но не сам по себе. А если он не будет издеваться над ранеными, терзая их и мучая своим лечением - куда он пойдет? Что он будет делать?.. Куда он может уйти от Властелина Мэлькора? К Валар, чтобы быть заточенным в тюрьму? Или, быть может, к эльфам, которых он пытал? Нет. Он один. И идти ему некуда. И только Тьма вокруг.
Ларкатал закусил губу. Это было так просто велеть Нэльдору: "Скажи, что ты ничего не знаешь о задании и о письме"...
- Дайте мне поговорить с Нэльдором... - глухо выдохнул эльф.
***
Ларкатала отвязали и повели к Нэльдору, лежавшему в полузабытье в своей клети - погрузиться в полноценный сон нолдо не давали болящие раны.
Еще по пути Ларкатал осознал: Нэльдор сам мог сказать, что ничего не знает, но смолчал. Для Нэльдора стало так важно ни в чем не уступить врагу, ничего не сказать? Он сам пытался заслонить других от допроса? Не лишит ли он, Ларкатал, смысла стойкость молодого воина своей просьбой, не ослабит ли его дух?
- Нет, я не могу ничего сказать Нэльдору. Я прошу вас пощадить его, он шел только защищать нас и даже не знает о сути того, с чем мы шли...
- Нет, - отрезал целитель. - Или Нэльдор расскажет все, что ему известно, раз тайн в этом нет, или его будут допрашивать, пока не сломают или не замучают до смерти. И ты будешь свидетелем всему.
***
Ларкатала вернули в камеру, вставили ему кляп и скоро в застенок ввели Ароквэна и Акаса. Первый снова стоял в раме, второй сидел в кресле, и пальцы его были в механизме. Больдог решил проверить, что в этот раз решит Ароквэн.
Акас с Ароквэном впервые видели друг друга с тех пор, как их взяли, и пытались что-нибудь сообщить друг другу. Ароквэн знал теперь, что пытку будут вести до конца, но пленника не сделают калекой. И либо он будет держать руки, и с Акасом будет то же, что было с Химйамакилем. Либо самому нужно участвовать в пытке, но облегчить ее для товарища... Или попросить, чтобы все это прервали, как попросил Химйамакиль. Но на просьбы, даже ради товарищей, гордый нолдо готов не был. Перед его внутренним взором предстало все, что должно случится: медленно разрываемые ткани, медленно переламываемые кости, крик Химйамакиля и потом просьба... - и Ароквэн не смог поступить как в прошлый раз. Он опустил руки, внутренне кляня себя.
Больдог засмеялся и хлопнул Ароквэна по плечу:
- Видишь, как все просто и быстро? А предыдущего-то ты как долго мурыжил. Или дело в том, что тот не был фэанорингом? Этого не так жалко?
Левую руку Акаса не стали вынимать из дробилки, но правую уложили в такой же механизм.
- Закрепи свой успех, Ароквэн.
Все повторялось снова - уже в третий раз.
Руки Ларкатала сильно дрожали. Темные не только пытали эльфов, но заставляли их делать такой выбор, как сейчас... Нужно было найти иной выход, не то, чего хотели Темные.
- Они потом восстановят руку! - крикнул Ароквэн Акасу.
- Если Саурон меня в рудники прочит, а ты покалечишь, тебе, палач, тоже достанется, - тяжело дыша бросил Акас Больдогу, пока его вторую руку укладывали в такой же механизм.
Ароквэн остротами и оскорблениями пытался разозлить Больдога, но это ни к чем не привело, его руки снова были подняты и закреплены, а правая рука Акаса вложена в механизм, и... Ароквэн вновь опустил руку... "Прости меня, если сможешь".
Слова эльфов Больдога не цепляли - пусть бранятся, если это их так тешит.
- Молодец, Ароквэн! Что бы твой язык не болтал, руки-то делают все верно. И раз ты обещал товарищу, что его руки вылечат, то теперь иди и собери кости вместе.
Цепи со звоном вытянулись из креплений, удлиняясь.
- Ты прав, что я больше, чем орк, - осклабился Больдог Ларкаталу, и его воля заскользила по Ароквэну. Если эльф откроется, чтобы начать лечить фэаноринга, ослабить его боль, умаиа был готов проскользнуть в брешь в аванирэ.
Цепь удлинилась, позволяя Ароквэну высвободить руки. Позволяя идти. А тварь, что принудила его к этому выбору, продолжала развлекаться. Стиснув зубы, Ароквэн подошел к Акасу и начал собирать кости фэаноринга, стараясь помочь, но не смея ослабить боль, и окровавленные пальцы запихивали торчащие кости обратно, пока фэаноринг не потерял сознание от боли. Ощущение Воли этого... орка было для Ароквэна отвратительным и мешало сосредоточиться на лечении.
Когда Акас отключился, на дальнейшее смотреть было неинтересно, и Эвег, наклонившись к Ларкаталу негромко сказал:
- Следующим будет Нэльдор. Ты можешь его вообще избавить от пыток.
Целитель снял кляп с Ларкатала, и нолдо прикрыл глаза. Неужели никак нельзя избавиться от этого выбора? Устройство закрепляет руки - можно или держать их, или опустить... И то, и другое станет мукой для товарища.
- Нэльдор знает только о дороге, и я... - начал было Ларкатал, но замолчал. Их всех могут провести через эту пытку, и если он расскажет все, то здесь окажутся те фалатрим, что должны были их встречать. Или наркосторондцы. - Я... не могу.
- Не можешь? Подумай хорошенько. Те земли далеко от Севера, что мы там сейчас сделаем? А когда мы придем туда, то тропы нам будут уже без надобности.
- Ты лжешь: будь это так, вам и это знание было бы без надобности, а вы столько пытаете, чтобы его добиться. Если участь Нэльдора сколько-то зависит от тебя... Скажи, чего хочешь от меня ты?
- Что от тебя хочу я?! - прошипел умаиа. Но заставил взять себя в руки. - Ты ведь не дурак, Ларкатал. Ты же понимаешь, что само по себе это знание бесполезно. Но, да, важен сам факт, что Нэльдор ответит на вопрос, - Эвег решил говорить с Ларкаталом откровенно, ведь если выгорит, то опять получится, что он, целитель, смог добиться большего, чем палачи. - Это... удар по гордости, Повелитель это любит, но, по-хорошему... это ни на что не влияет. Особенно, если ты снимешь с него ответственность, сам велишь ему рассказать.
- Ведь ты не лжешь, наверное, - нолдо закусил губу. Это ослабит Нэльдора, но его больше не будут допрашивать. Хотя могут превратить в раба. Все это было так тяжело... - Если ты обещаешь, что сказанное тобой правда, что это действительно бесполезные сведения для вас, а Нэльдор будет избавлен и от пыток, и от того, чтобы видеть пытки... я скажу о дороге. О том, что знает Нэльдор, - Ларкатал смотрел на умаиа необычайно пристально и пронзительно. Взгляд его прошел через Незримое... И, несмотря на все, он тихо повторил: - Я не ошибся: ты другой.
Эвег с ненавистью смотрел на Ларкатала. Эти слова "ты другой" преследовали его с прихода нолдор в Валариандэ.
- Нет, я такой же. Я не изменился тогда, впервые узнав ваше тепло, не изменюсь и теперь. Вы все ошиблись. Но я сказал тебе правду: признание Нэльдора никому всерьез не повредит. Или я не вижу, как это может повредить. Но Нэльдор сам должен рассказать. Потому, что его потом спросят: "Ты знаешь еще что-то?" - и он должен будет честно ответить "Нет". После этого обещаю: его не будут ни допрашивать, ни заставлять смотреть на пытки, - Эвег ненавидел обещать что-то "таким" эльфам.
Ларкатал сжал зубы, опустил голову. Нужно сказать Нэльдору... Он предпочел бы нанести урон по своей гордости, а не по юноше. Но Темные могут нанести удар хуже, чем по гордости, они хотят принуждать Нэльдора к тому же, что и Ароквэна... - Я не Король, чтобы велеть. Но я... могу сказать Нэльдору. И я не знаю, изменился ли ты, я не видел тебя прежде. Но ты в Незримом мире... не такое темное чудовище, каким хочешь предстать. Много серых тонов, и ты чем-то сходен с людьми. Зачем ты так хочешь убедить меня, что ты такой же, как другие?
Эвег чуть не зашипел и не отпрыгнул, узнав о том, что он иначе выглядит в Незримом мире. Что это значит? Что ему нужно бежать! Бежать прочь, как можно дальше, пока Маирон сам не схватил его и не бросил в тюрьму. От таких мыслей целитель пришел в ужас и едва расслышал слова Ларкатала.
Тем временем Больдог продолжал заниматься своими подопечными. Фэаноринг потерял сознание, и умаиа решил не тянуть время.
- Иди отсюда, дальше без тебя справятся, - проворчал Больдог. Цепи втянулись внутрь, фиксируя Ароквэна, бесчувственное тело Акаса унесли к Лаирсулэ. - Ты молодец, Ароквэн. Скоро ты освоишь многие премудрости. Ты говоришь, я хуже орка? Ты сам станешь хуже орка.
- Ты не только мерзок, ты и труслив, как орк! - ненависть в Ароквэне смешивалась с чувством вины.
Больдог не стал отвечать пленнику.
- Отдохни пока. Скоро тебе приведут еще дружка.
Ароквэн, один из младших Лордов Наркосторондо понимал, что это все будет повторяться снова и снова, его будут принуждать ломать пальцы всем его спутник, одному за другим... Это было нестерпимо. И в этот момент в камеру ввели с трудом идущего, хотя и внешне невредимого, Нэльдора.
- Погоди, Больдог. Возможно, ты останешься без развлечения, - целитель привычно кривил губы. Он улыбался так, когда смеялся над могучими соплеменниками при троне Владыки, он улыбался так, когда его длинные пальцы проникали в плоть того, кого он лечил, пока пленник изгибался от нестерпимой муки; он улыбался так всегда. Почти без эмоций, сдержанный, тихий и опасный Эвег. - Ларкатал хочет что-то сказать Нэльдору, подведи-ка мальчишку к креслу. И заткни Ароквэна.
Воля стегнула плетью по лорду Наркосторондо, пока умаиа сноровисто вставлял ему в рот веревку-кляп, а Нэльдора поставили перед креслом Ларкатала.
- Нэльдор, знаю, что ты держался, как мог, что оказался крепче бука, - произнес Ларкатал. - Но теперь... прости, я сказал Темным, что тебе почти ничего не известно, кроме самой дороги. Скажи о ней, о том, что тебе известно о задании, и тебя больше не будут ни допрашивать, ни принуждать видеть пытки других. Мне обещали, что твои слова... никому всерьез не повредят. Скажи не ради себя, но ради нас.
Нэльдор понял, что может избавиться от кошмара, что этот ужас закончится - и что это не повредит никому. Он верил Ларкаталу. И не знал, что товарищу обещали несколько другое.
- Я... - лучший из них просил его рассказать все, что Нэльдор знал. Ларкатал мог наверняка перенести больше, чем сам Нэльдор, но не мог перенести его пытки... - Они обещали тебе, а ты обещай мне. Что сам не скажешь о задании и о Наркосторондо... что бы с кем ни делали. - Нэльдор, получая конец мучений для себя, считал, что вправе требовать стоять до конца от других.
- Обещаю, что по своей воле не скажу, - серьезно произнес Ларкатал, и тогда юноша заговорил:
- Я не знаю, с каким заданием шли в Фалассэ Линаэвэн и остальные. Знаю только, кто шел и какой дорогой. От того места, где нас схватили, мы должны были идти на запад, в Фалассэ: до Нэнниона (Нэннинга) и дальше вниз по реке, пока нас не встретят.
- Ты больше ничего не знаешь? - уточнил целитель. - Например, почему в посольстве были Верные всех Лордов Наркосторондо? Или еще что-то? Отвечай честно.
- Потому, что Король так решил, - ответил Нэльдор. - Знаю еще, что у Линаэвэн было письмо, но это вы и так знаете. Что еще знаю... Считали, что дорога наверняка будет безопасна...
- Видишь, как просто, - мягко улыбнулся Эвег. - Скажи ты это все сразу, и вчерашнего кошмара не было бы. Ты сам себя мучил.
Нэльдор закусил губу, а после вскинул голову.
- Тогда о том же спрашивали бы других. - Сейчас, когда кошмар закончился, оказалось, что он во многом помогал забыть то, о чем юноша не мог не думать постоянно до начала допросов: о том, что он выдал, откуда они все.
- Ведите его в башню, - распорядился Больдог. - Пусть там сидит, на солнышко да звезды смотрит. Никто его больше не тронет.
***
Нэльдора увели в башню, и с этого времени он чаще всего стоял у окна, смотрел на свет, думал о своих товарищах и ждал. Чего, он не сказал бы и сам.
***
Когда Нэльдора увели, Эвег вновь обратился к Ларкаталу:
- Среди вас есть еще такие же, как Нэльдор? Если да, пусть и они скажут, что знают, и их не тронут.
- Ламмион и Лаирсулэ тоже должны знать очень мало, я думаю, - произнес Ларкатал, но он не был так уверен. - Все же... отчего ты так желал убедить меня, что ты такой же?
Вместо Эвега ответил Больдог:
- Лаирсулэ ваш целитель, а Ламмион - гость Повелителя. Так что их пока спрашивать не будем. Ароквэн, Ларкатал, похоже, для вас на сегодня тоже все закончилось. Отдыхайте до завтра.
Ароквэна увели. Он шел, подняв голову, с презрением глядя на Темных, но чувствовал, что после сделанного сегодня... он уже не будет прежним. А Эвег засмеялся над Ларкаталом:
- Я обманул тебя, нолдо. А ты доверчивый и глупый.