Пока они спускались по лестнице, тэлерэ различила темные брызги на сапогах беоринга, которые не заметил Март, когда приводил себя в порядок после допроса Хэлйанвэ. Линаэвэн вздрогнула всем телом.
- Март... что на твоих сапогах? Это кровь? - дева говорила почти с недоумением, еще не понимая, как это может быть, после слов о доброте Саурона и заверений, что все будет хорошо.
Март удивленно глянул и только покачал головой.
- Я и не заметил, - "с непривычки", добавил горец про себя. - Не бери в голову, я все сотру.
Линаэвэн остановилась на лестнице.
- Ты... так спокойно говоришь об этом? - Март говорил, словно о дорожной пыли или брызгах на одежде от пронесшегося мимо коня: запачкался, не заметил, сейчас омоюсь. Нет, это было не спокойствие, скорее нежелание говорить. - Март, что произошло, и отчего ты не рассказал мне об этом? Ведь это кровь? Чья она? - голос эльдэ звенел от напряжения. Упрека или обвинения в нем не было, была тревога за родичей. Атан видел Нэльдора во время пытки. возможно, и сейчас видел одного из тех, кого мучили, и стоял совсем близко... В худшее Линаэвэн пока не верила.
Марту было неловко говорить Линаэвэн о том, что он участвовал в допросе пленника. Неловкость превратилась в раздражение.
- Ничего особенного не произошло, Линаэвэн. Лишь то, что происходит в плену с упрямцами и глупцами, которые отказываются от даров. Здесь не о чем говорить, идем на кухню.
Линаэвэн отняла у Марта руку, отступила на шаг.
- Моих товарищей пытали так, что их кровь долетала до твоей одежды, и ты говоришь об этом как о естественном? Как сильно ты изменился, как скоро стал безжалостен.
- Безжалостен? - возмутился Март. - И тебя, и других уговаривали, как только могли! Вы вынуждаете нас делать это! Думаешь, кому-то из нас нравится допрашивать?
Линаэвэн услышала это повторенное "нас", и еще надеясь, что ошиблась, переспросила:
- "Нас", значит, и ты тоже?.. - и убедившись, что это так, отшатнулась. С жалостью к тому, что сотворили с этим атаном, соединились чувства, каких она никогда прежде не питала к Марту: страх, отвращение и гнев.
- Это чудовищно, - жалость к беорингу все же побудила Линаэвэн говорить дальше. - Я скажу тебе... наверное, в последний раз. Ради того, кем ты был, ради твоих предков и твоего брата; и возможно, однажды ты услышишь и поймешь мои слова. Если бы тебя захватили твои враги, и ты не сделал того, что они хотят от тебя, даже после того, как тебе посулили разные блага, и тебя стали бы мучить, чтобы принудить к согласию силой, ты счел бы, что твои враги добры, или же что они жестоки? Если бы так поступили с твоими близкими, как ты относился бы к тем, кто это делал? Тоже считал бы, что они заслуживают сочувствия, потому что они, бедные, вынуждены терзать твоих друзей? Еще скажу тебе: содеянное тобой непоправимо, но возможность раскаяться и искупить зло есть у всех. Больше я не буду ни спорить с тобою, ни убеждать тебя. После того, как Саурон сделал из тебя палача, нам действительно не о чем больше говорить.
Слова Линаэвэн... жгли. И Март ответил невпопад:
- Из всех вас молчат только трое, значит, нет ничего страшного, чтобы рассказать, то что вы знаете, и уйти. Даже тот, кого вы зовете лучшим, Ларкатал, рассказал все и ушел. Значит, и вы можете это сделать. И если бы не упрямство, вы бы уже были свободны.
- Каждый решает за себя. И отвечает за себя. Мне говорить нельзя, - Линаэвэн все же ответила Марту, но уже совсем иначе, чем говорила с беорингом прежде. И тэлэрэ поняла, что Март теперь будет убеждать ее заговорить, а возможно... и пытать, когда она откажется.
Эльдэ молча прошла на кухню. Она больше не гостья Марита, но сейчас дева решила, что она будет помогать родичам, чтобы хотя бы пища укрепляла их силы.
Тэлэрэ не видела, что сейчас, когда Март сам был ошеломлен тем, что он делал, было лучшее время, чтобы поговорить с ним о Свете и Тьме, о том, что правильно, и что нет.
***
Минула ночь, и Энгватар вновь занимался ранами Кириона.
- Они принялись за Хэлйанвэ, - поделился новостями целитель, - фэаноринг молчит. Линаэвэн остается на кухне, и ее не трогают.
- Спасибо за вести. Хорошо, что Линаэвэн пока в безопасности, - ответил Кирион. Он сознавал, что именно "пока", рано или поздно ее все равно будут допрашивать о письме. Еще одно было хорошо, что их осталось лишь трое. То, что допрашивали Хэлйанвэ... это было горько, но могло быть хуже. И у самого Кириона оставались еще шесть дней лечения и отдыха.
***
В обед, когда Линаэвэн пришла готовить вновь, на кухню зашел Больдог.
- Март, постарайся отдохнуть сегодня днем. Мне понадобится твоя помощь после ужина, - орк обнял горца за плечо. - Ты настоящий Воин Твердыни. Повелитель прав: скоро тебя будет нужно отвести в Твердыню и представить Учителю. Ты заслужил эту честь.
Линаэвэн услышала слова Больдога и поняла, что сегодня беоринга вновь поведут помогать на допросах. А вскоре увезут в Ангамандо... Что будет с Мартом после встречи с Моринготто? И ничего нельзя было сделать, чтобы помешать Темным... Эльдэ медленно обернулась к Больдогу.
- Да постигнет тебя гибель за то, что вы сотворили с Мартом, и за все зло, что ты совершил, - эти слова ничего не изменят: сколько раз пленники проклинали Больдога, сколько раз проклянут еще.
- Откуда в тебе столько злобы, - вздохнул Больдог и вышел.
***
После того, как ужин был приготовлен, Март предложил Линаэвэн разделить с ним трапезу, и тэлэрэ сдержанно ответила:
- Если я принимаю твое гостеприимство, то не должна отказываться и от еды, - она будет ужинать вместе с Мартом, если потребуется, и говорить будет вежливо. Потому что таковы "обязанности гостя".
Март принял слова тэлэрэ за согласие.
За ужином эльдэ избегала серьезных тем, и если речь заходила о важном то вежливо уклонялась от ответа, в остальное же время они говорили о всякой ерунде, и дева отвечала с долей отстраненности. Сердце Линаэвэн сжималось от того, что сделали и продолжали делать с Мартом, но теперь она уже не могла говорить с атаном как со своим, а значит, не могла говорить вовсе. Перед ней больше не было обманутого, но доброго беоринга, до которого она так неудачно пыталась достучаться (возможно, Вэрйанэру это удалось бы лучше). Теперь перед Линаэвэн был тот, кто мучил ее товарищей. Но Март хотя бы не строил ловушек - можно было не слишком опасаться случайно проговориться о чем-то важном, если следить за собой.
Марту новая манера Линаэвэн держаться нравилась куда больше. Пожалуй, это была самая приятная из его бесед с тэлэрэ.
***
Оставшись одна в своей комнате, Линаэвэн дала волю слезам - о Вэрйанэре, о тех, кого теперь пытали, о том, что ее товарищи многое рассказали (часть Отряда почти ничего не знала о посольстве, но другие-то да), об участи Марта... Обессилев от слез, тэлэрэ наконец уснула.
***
После ужина Март вновь пошел с Больдогом допрашивать Хэлйанвэ. Нолдо уже был подготовлен к допросу - сегодня его растянули на вертикальной дыбе, так что эльф едва касался ногами пола.
- Воины Твердыни опять пришли доблестно сразиться с привязанным? Вы оба на удивление отважны, - усмехнулся фэаноринг, вспомнив горделивые слова Смертного-предателя.
Хэлйанвэ снова держался стойко, хотя, пытка для не до конца восстановившегося тела оказалась тяжелее предыдущей; особенно, когда растянутого нолдо, которому причиняли боль само натяжение и вес собственного тела, стали бить кнутом. В конце концов Хэлйанвэ, что долгое время не издавал ни звука, не мог сдержать стона. В один из перерывов между муками, переводящий дух юноша подумал об Эвэге - умаиа-целитель теперь был тайно на стороне эльфов, и это воодушевляло. И нолдо сжал зубы и снова поднял опустившуюся от боли голову.
Больдог не думал, что запала мальчишки хватит надолго. Умаиа не ждал, что фэаноринг заговорит сразу, но если вчера эльф молчал, то сегодня уже стонал. Завтра он будет кричать. А потом... потом фэаноринг заговорит.
***
Девятый день в крепости прошел для Линаэвэн спокойнее предыдущих, не принеся никаких потрясений. Она готовила, сидела за столом с Мартом, если нужно, говорила вежливо и отстраненно, вновь готовила. Все предыдущие дни были длинны, а сегодня она не заметила, как опустился вечер. И тэлэрэ вновь думала - кого сейчас будут мучить? Хэлйанвэ? Кириона? Обоих? Линаэвэн не знала, что Кирион сейчас получал отдых и лечение.
Обоими пленниками, и Кирионом, и Хэлйанвэ занимался Эвэг - по приказу Маирона целитель должен был восстанавливать тело фэаноинга так быстро, как возможно (какие сроки были необходимы для лечения, оба умаиар знали, так что Эвег не мог обмануть Волка).
***
Когда наступил вечер девятого дня, Хэлйанвэ вновь подготовили к допросу. Уже третий день подряд нолдо растягивали на дыбе: сегодня пленник висел на стене, закрепленный так, чтобы не мочь дернуться, и Больдог резал тело Хэлйанвэ и учил Марта ковыряться в ранах пленника.
Нолдо было непросто продолжать молчать, и держаться гордо, но Хэлйанвэ узнал, что не сдаваться легче, если, когда особенно больно, смеяться над своими палачами и над Сауроном (Больдогу-то было все равно до насмешек над Волком, но ... беоринга такие насмешки задевали, и это придавало силы пленнику). Больдог ненавидел щенка-фэаноринга, не желающего даже кричать, а Март проникся уважением к нолдо - несмотря на свои юные годы (нолдо выглядел ровестником Марта), Хэлйанвэ держался как герой.
***
Вечер перешел в ночь, и Линаэвэн уснула. Фуинор ожидал этого момента и неслышно вошел в комнату девы, сел рядом и окутал тэлэрэ колдовским сном. И во сне дева задумалась - точно ли пленные получают ту еду, что она готовит? Не подмешивают ли чего к этой еде?
Утром эльдэ проснулась в тревоге. Она оставалась на кухне ради того, чтобы хотя бы помогать родичам чарами, вложенными в пищу, укреплять таким образом их дух. Но этой ночью ей виделся Кирион, истощенный и измученный пытками, с какой-то лепешкой отвратительного серого цвета, и довольно хохочущие орки, что расписывали синдо, как вкусно готовит Линаэвэн. А в другом сне виделось, как над едой, приготовленной ею, колдуют Фуинор и Саурон, подмешивая в пищу свои зелья, а после - сгибающийся от боли после отравленного варева Хэлйанвэ... И Линаэвэн не могла не гадать, что это было - просто сны, воплощение ее страхов, или предчувствие? Ведь Темные могли так поступать. Но потом тэлэрэ вспомнила благодарные слова Вэрйанэра. Если бы приготовленное ею не доставалось пленникам или от него становилось бы тяжело, нолдо говорил бы иначе.
И тэлэрэ вновь отправилась на кухню, и снова готовила. И в тот день еда, сделанная Линаэвэн вновь была окутана чарами умаиар - и несла подавленность, страх, безысходность. Фуинор не обманул тэлэрэ, но она не поверила предупреждению. Однако у Волка были планы, как должна была действовать дева, и от своих планов он не собирался отказываться.
Фуинор не был уверен, что сны побудят Линаэвэн к каким-то действиям, или хотя бы к действиям в ближайшем будущем. Значит, вместо того, чтобы и дальше вкладываться в сны, можно было поступить проще: и после обеда Волк подстроил так, чтобы тэлэрэ услышала разговор вроде как орков. Они смеялись, обсуждая друг с другом, что эльфка сама же своих травит. Через приоткрытую дверь кухни деве были слышны их голоса, но не Марту и остальным. Впрочем, беоринга на кухне в тот момент и не было.
***
Тэлэрэ отогнала ночные тревоги, но, конечно, не забыла о них. После обеда, случайно (как она считала) услышав орочьи насмешки, дева вздрогнула. Если бы орки сказали это ей в лицо, Линаэвэн сочла бы, что они намеренно пугают ее, но орки говорили друг с другом, не с ней; и это было похоже на правду - в приготовленное ее руками могли подмешивать яд. Возможно, что и не с самого начала, и потому Вэрйанэр ничего не сказал Линаэвэн. Но как было узнать наверняка? Ни Марта не спросить, ни умаиар с орками, ни товарищей: один правды не знает и узнавать не захочет, другие солгут, с третьими не встретиться. С другой стороны, орки тоже могли не знать правду. Быть может, они зовут "отравой" все, что готовят эльфы? Что, если орков спросить прямо, не отравляют ли ее еду? Нет, они или посмеются, или подтвердят, чтобы напугать... Но все же что, если сказанное ими правда?
Линаэвэн выглянула за дверь и, несмотря на отвращение к оркам, спросила:
- Отчего я травлю своих?
Орки, увидев Линаэвэн, испугано примолкли, явно испугавшись и заморгали, не зная, что ответить.
- А ну, пошла обратно! - наконец крикнул один из них.
Линаэвэн вернулась на кухню, прикрыла дверь и прислонилась к стене. Если бы орки принялись рассказывать ей, что творится с ее товарищами, и то у тэлэрэ оставалось бы больше сомнений. Но орки не пугали ее, они испугались сами, словно проговорились о том, чего она не должна была слышать. Значит, она только полагала, что помогает товарищам тем, что готовит. А в результате прислуживала Темным. И теперь, когда она узнала правду, она больше не могла принимать участие в этом злом деле... Хотя, конечно, яд будут подмешивать все равно. А ведь она в самом начале опасалась этого, и ей обещали, что она будет есть то же, что и пленники! Но ведь прямо не спрашивала - не будет ли яда в еде. Значит, обещание могли обойти...
Когда Март вернулся на кухню, Линаэвэн сказала ему, что отказывается готовить для своих товарищей, и попросила передать это своему господину.
- Почему? - опешил Март.
- Если я назову причину, ты все равно не поверишь, - качнула головой дева.
Март сначала молчал, а потом ответил:
- Это значит, что ты опять хочешь вернуться в подземелье? Я не могу тебя туда пустить.
Линаэвэн задумалась. Правильно ли ей будет оставаться в "гостях", ведь она избавляла от допросов только саму себя? Но здесь было легче сберечь тайну, чем в застенке, и ее товарищам будет легче от того, что она здесь, тем более, что за это не требовали рассказа тайн.
- Вэрйанэр приложил столько усилий, чтобы избавить от допросов, кого мог... - наконец произнесла дева. - Будь я в подземелье, он сделал бы то же для меня. От того, что я готовлю, сейчас... пользы не будет, но я не буду настаивать на том, чтобы уйти в подземелья, - мысли тэлэрэ во многом изменились после того, как ее товарищи получили свободу из рук Саурона.
- И что ты тогда будешь делать? - поинтересовался Март. - Сидеть целыми днями в своей комнате? Мне нравится говорить с тобой. Так что... продолжай готовить для меня и всех нас.
- Я узнала, что приготовленное мною идет не на пользу моим товарищам, но даже во вред, - серьезно ответила Линаэвэн, не слыша, что Март предложил готовить не для пленников, а для людей и умаиар крепости. - И потому, буду ли оставаться в комнате или приходить на кухню, готовить больше не смогу. Если у меня есть выбор, я предпочла бы остаться в комнате.
- Тогда считай, что у тебя нет выбора. Пой для нас, пока мы готовим - ты так красиво поешь!
- Хорошо, - отозвалась Линаэвэн, сильнее прежнего ощущая свою несвободу. Петь для Марта, даже зная, что он делает, и для тех, кто трудился на кухне, она могла. Хотя и печальны будут те песни.
***
Март уже немного привык к тому, что по ночам он помогал Больдогу допрашивать фэаноринга. Сегодня Хэлйанвэ допрашивали еще жестче - растерзанные раны прижигали, вкладывая в них угли. Хэлйанвэ же из Пламенного Дома? Как ему такое близкое знакомство с огнем?
С каждым днем пытки становились все тяжелее, хотя жестокость их нарастала постепенно. Лечение Энгватара для Хэлйанвэ было отдыхом и облегчением, но когда опускался вечер, эльф догадывался - подходило время его очередного испытания, которое с каждым разом становилось все труднее переносить.
Когда началась очередная пытка молодой воин старался держаться гордо. Но когда рваные раны стали прижигать, эльф застонал. А пламя жгло рану за раной, исторгая из Хэлйанвэ все новые стоны.
***
Март не мог не восхищаться фэанорингом. И хотя Темные "друзья" постоянно убеждали беоринга в правильности того, что они делали, атан был все более неуверен, что пытать пленников правильно. Больдог видел, что Март близок к тому, чтобы отказаться от допросов, а то, чего доброго, и встать на сторону эльфов, вернуться к своим истокам, и тогда умаиар вновь пошли на хитрость.
- Тебе нужно отвлечься от тягот своей службы, - сказал Фуинор, когда Хэлйанвэ, потерявшего от боли сознание, унесли. - Посмотри, как прекрасна та служанка с кухни, она давно мечтает о тебе, - Фуинор позаботился, чтобы затуманить сознание молодой женщины. - Проведи с нею ночь, быть может, ты развеселишься?
Март был поражен предложением, и Фуинор словно поправился:
- Подари ей эту ночь: разговоры и тихие песни с той, кто тебя любит, что может быть лучше для твоего измученного сердца?
На это Март с радостью согласился.
Зачарованной рабыне не удалось в первое же свидание соблазнить беоринга, однако первые поцелуи все же произошли. На утро Март чувствовал себя намного лучше. План Волка воплощался, как и было задумано.
***
На следующее утро Линаэвэн на кухню проводили орки. Что ж, этого стоило ожидать. Чего эльдэ не ожидала - это того, что Март, который так желал говорить с ней и слушать ее песни еще вчера, сегодня будет невнимателен к ней. Теперь его внимание занимала Лэннадир, одна из трудившихся на кухне атанэ: они обменивались то взглядами, то словами, то улыбками, Март подбегал именно к ней помочь с котлом, и по временам Линаэвэн слышала их тихие разговоры, чего раньше не бывало.
Впрочем, тэлэрэ сама не желала внимания Марта. А в том, что молодой человек и одна из женщин ощутили близость друг к другу, Линаэвэн не видела ничего дурного. Если двое нашли друг друга и вскоре заключат помолвку, это радость, что редка в омраченном месте; если их отношения вскоре придут к концу, это будет печально, но такова черта нравов атани. Однако в происходящем было нечто странное. Лэннадир трудилась здесь, как видно, давно, но еще вчера Март не выделял ее из других. И она относилась к Марту, как и другие рабыни. В этом внезапном сближении было нечто неправильное, хотя эльдэ и не понимала, что именно.
***
Кирион и Хэлйанвэ в это утро получили на завтрак жидкую кашу из прелой крупы. Шел одиннадцатый день плена.
***
Когда солнце клонилось к закату, Фуинор забрал из башни Ароквэна и Химйамакиля:
- Поклянитесь, что вы не расскажите ничего из того, что было здесь, на Острове, и вас сейчас же отвезут на свободу.
Химйамакиль молча смотрел на своего Лорда, готовый повторить его слова. И Ароквэн произнес:
- Я клянусь, что не стану говорить о том, что было на Острове, в плену, ни с кем, кроме товарищей по плену, и только когда мы наедине, - было бы тяжело не обсуждать все случившееся с Химйамакилем. Да и бесмысленно, как считал Ароквэн: Темные должны были опасаться рассказа тем, кто не знает, а не разговора меж теми, кто и так знает. - И об освобождении тоже.
Химйамакиль дословно повторил эту клятву, и умаиа проводил нолдор до ворот: там их ждал Драуглин с лошадьми. Вышел проводить Ароквэна и Волк.
- Доброго пути, лорд. Если встретишь Ларкатала, передай ему привет от меня.
- Спасибо, передам, - чуть помедлив, ответил Ароквэн, и они отправились в путь.
Когда нолдор отъехали от Острова, Химйамакиль спросил:
- Можем ли мы вернуться домой или это слишком опасно?
- Увы, в Наркосторондо возвращаться не стоит, - сейчас Ароквэн уже не был так потрясен, как когда Саурон помогал ему исцелиться и укрывал пледом. - Брэтиль близко, туда и направимся.
***
Наступил вечер, и Март остался приятно проводить время с атанэ, а Больдог один спустился в подземелье. Сегодня с фэаноринга срезали тонкие полоски кожи - так, чтобы Эвег приладил их потом обратно - а дальше терзали рану и протыкали ее длинными раскаленными иглами. Юноша не смог молчать, но превращал свои крики в насмешки и проклятия, и так продержался до конца пытки.
***
У Эвега впервые дрогнули руки, когда он склонился над Хэлйанвэ.
- Я исцеляю тебя для нового мучения... Я был занят эти дни, я придумал снадобье, но не уверен пока, как хорошо оно работает, и... примешь ли ты его. Снадобье, что не лишит тебя сознания, но притупит боль так, что и Больдог не заметит подвоха. Я не могу дать зелье Кириону: остальные знают, что он не может молчать. Ты же можешь. Так молчи, но не испытывая боли. Хотя бы пока тебя допрашивают одного.
Хэлйанвэ не спрашивал Эвэга при встречах, из-за чего Темный помогает ему. Снимает боль и пытается помочь - хорошо. Он теперь за эльдар? Еще лучше! Когда целитель предложил Хэлйанвэ снадобье, фэаноринг обрадовался - он достаточно испытал себя, а держаться нужно было снова и снова, при все более тяжелых пытках, и притупить боль... это был бы замечательный дар. Так нолдо и сказал, но все же не мог доверять умаиа полностью.
- Ты не уверен, хорошо ли работает зелье, но обещаешь, что оно именно притупит боль... ничего другого? - нолдо не подумал, что пожелай Эвэг, он мог бы не спрашивать Хэлйанвэ, а напоить его насильно или подлить зелье в пищу и питье.
***
Так прошло еще два дня.
Хэлйанвэ не сдавался, хотя пытки продолжали становиться все более жестокими. Зелье Эвега помогало воину, но увы, оно полностью не снимало боль, хотя и притупляло ее. Эвег продолжал работать над составом, улучшая результат, а заодно имея повод не встречаться с другими умаиар: сказал, что занят, и заперся у себя.
***
После помощи Эвэга Кирион поправлялся быстро. Боль целитель снимал каждый день, и под конец лечения не осталось ни слабости, ни ран... ни даже шрамов.
- Спасибо тебе, - Кирион коснулся плеча Эвега. - Если бы не память, можно решить, что меня только что взяли в плен. Но теперь у меня осталось только два дня. Ты знаешь, что ждет меня в эти дни сейчас, когда я больше не нуждаюсь в исцелении? - Кирион считал эти дни, и каждый день задавал Эвэгу один и тот же вопрос: "Как Хэлйанвэ?".
- Эти два дня тебя не будут трогать, но и я не смогу приходить к тебе. А потом, наверное, перед тобой будут допрашивать Хэлйанвэ. Он очень силен, он молчит, когда многие бы стонали, и стонет, когда невозможно не кричать. Только однажды его самого заставили кричать. И я не знаю, что посоветовать тебе, и чем вам помочь...
- Я постараюсь быть готовым, насколько возможно, - тихо ответил Кирион и сплел пальцы... Как, действительно, приготовиться к тому, что перед тобой будут мучить товарища? Разве что неожиданностью не будет. - Удивительно, но эти пять дней окажутся в числе лучших, - лучше было, наверное, только, когда они остались с Ларкаталом в одной комнате и шептались. Большую часть остального времени Кирион был избавлен от пыток, но оставался один и ничего не знал о других...
- Мне... очень давно не говорили таких слов, - Очень давно, больше четырехсот пятидесяти лет назад... Энгватар был так тронут, что лицо его стало еще печальнее. - Я пробовал сделать так, чтобы вы присутствовали при лечении друг друга, якобы чтобы вы видели мучения друг друга, но мне запретили. Они хотят, чтобы вы не успели подготовиться к полной пытке.
Даже то, что Эвэг пытался помочь товарищам встретиться, пусть и безуспешно, было для Кириона в радость. И прежде, чем целитель ушел, синда благодарно коснулся его руки.
***
Уже на третий день Март и атанэ обнимались у всех на глазах, словно давние возлюбленные, но... как беспокоилась тэлэрэ, не слишком ли открыто? Линаэвэн была удивлена быстротой, с какой сближались Март и Лэннадир. Тэлэрэ не столь много общалась с людьми, чтобы оценить, часто ли их отношения развиваются так стремительно, но эльдэ виделось в происходящем нечто большее, чем желание Смертных, чьи жизнь и молодость слишком коротки, успеть как можно больше.
В это утро орки привели Линаэвэн на кухню еще до того, как туда пришли влюбленные, и тэлэрэ слышала, как другие рабыни перешептывались.
- Каков наш Март, оказывается! Из молодых, да ранний.
- А Лэннадир? Всегда была такой тихой, скромной, казалось, только на котлы и смотрит...
- Верно, долго она таилась - никто и не заметил.
Так эльдэ поняла, что и для людей происходящее выходило за пределы обыкновенного. Март и Лэннадир вошли вместе, прижавшись друг к другу, и рабыни замолчали. Однако распрашивать их тэлэрэ виделось бестактным.
Какой-то частью сознания Март понимал, что между ним и Лэннадир происходит что-то не то, но... он не мог понять, что именно не так. Мысль словно все время ускользала от атана, и он забывался. И еще... его все больше раздражало присутствие Линаэвэн рядом. Словно он видел в тэлэрэ немой укор.
***
Тем же утром Фуинор вывел из башни Акаса:
- Хэлйанвэ жестоко допрашивают, но он молчит. Помоги своему другу, уговори его уйти с тобой.
- Тварь, - выругался Акас. Хэлйанвэ жестоко мучили, а его, Акаса, теперь хотели использовать против младшего товарища. Который остался верен своему лорду, в отличие от самого Акаса, который теперь стал предателем... Об этом нолдо, конечно, не сказал бы Темным, как и о своем бессилии помочь Хэлйанвэ... Потому что выходило, что Акас оставлял товарища одного на пытки. Если юноша не сдастся, его могут терзать невозможно долго, а потом казнят... Акас хотел хотя бы попрощаться со стойким товарищем, но на месте Хэлйанвэ он не стал бы разговаривать с предателем.