Новенького не сочинялось. Точнее, сочинялось много способов причинить боль, но не было причин думать, что они подействуют лучше прежних. Хорошо бы опять взять Маитимо сонным, но на опыты с водой он, верно, отзовется так же. Позабавит своим ужасом и ни на что не согласится.
- А может, подвесить его вниз головой? И потом в таком положении вести пытки? Воплощенный так будет соображать хуже и слабее сопротивляться.
- И подвесить его еще спящего, чтобы пробуждение было пугающим или ошарашивающим...
Просто пробуждение в подвешенном состоянии от боли было бы неприятным, но и только. Поэтому застенок вновь подготовили: закрепили топчан, подобный тому, что был в камере Маитимо, на стене у двери, заслоняя ее; расположили фальшивую дверь на полу; закрепили все предметы в неверном положении; сами немного потренировались с движениями, чтобы мочь спокойно ходить в положении вверх ногами (ведь для умаиар это было нетрудно). Все это должно было сбивать пленника с толку, его глаза говорили бы, что он лежит на кровати в камере, а ощущения тела утверждали бы, что он привязан. Само по себе такое положение не казалось умаиар достаточной пыткой, скорее, условиями, в которых они собирались мучить пленника.
***
После допроса водой нолдо и правда не мог спать спокойно. Ночные кошмары давно были спутниками Маитимо, но теперь эльф то и дело просыпался в страхе и боялся даже самого пробуждения, боялся вновь оказаться под водой, боялся отвратительных поцелуев твари, изо рта которой текла его кровь и вываливались куски его же мяса. Эльф окончательно замкнулся в себе, что всецело устраивало целителя. Пленник путал сны и реальность, но никто этого даже... не заметил. И, наверное, это было к лучшему.
Однажды пленник проснулся и... не мог понять, что происходит. Ему было плохо, болела голова, тошнило, стучало в ушах, он был вновь привязан, и все вещи в камере... находились в странном положении. То есть... они стояли, как обычно, но что-то в этом было странно... Маитимо закрыл глаза. Опять бред...
Умаиар видели, что Маитимо ошарашен и не понимает, что произошло, и радовались этому; и сразу же стали требовать у эльфа отказаться от насмешек: вдруг удастся так, с наскока? А если нет... брат уже приготовил небольшую пилу, чтобы пропиливать линии на руках и теле эльфа. Да, потом его придется довольно долго лечить, но если Неразлучные добьются согласия - потеря времени не в счет... Да и что было торопиться - времени хватало.
***
Пиление по живому... Эльф кричал самозабвенно. Но кроме криков, от пленника больше ничего не получили. А капающая вниз (текущая вверх, к плечам, шее, голове) кровь помогла разрушить наваждение, и нолдо отдали целителю.
И снова никто не интересовался притихшим, явно начавшим поддаваться фэанарионом. Эльф умирал, а умаиар решили, что он готов сдаться.
***
Неразлучным брату и сестре пришло на ум попробовать совместить пробуждение вниз головой и макание пленника в воду. Как только Маитимо отдышится, брат будет делать на эльфе надрезы, а сестра слизывать кровь. И снова макать пленного в воду. А в воде еще и развести соль. Тогда - возможно, Маитимо не просто испугается или будет вырываться, но мучения пересилят все, и он согласится!
Так и поступили. Маитимо проснулся вниз головой, под водой. Потом его, извивающегося, вытащили, и стали истязать.
***
Вода, удушье, прилившая к голове кровь - все это усиливало состояние бреда. А боль была... как связь с реальностью. И вот... прошло не так много времени, и жалкий и измученный нолдо вдруг стал просить оставить его. Не обращаясь ни к кому конкретно, даже не понимая до конца, что говорит, Маитимо просил прекратить. Он не понимал обращенных к нему слов, он просто был жалким и полуживым, почти безумным. Глядя на это, умаиар считали, что добились многого и улыбались. Пытка была прервана: Маитимо перестали топить и резать, его отвязали и поставили на ноги. Правда, эльф уже так и так был... в плохом состоянии, и его следовало поскорее отдать целителю, но перед тем умаиа спросил:
- Итак, ты согласен больше не насмехаться над Владыкой?
Маитимо согласился. Да и... куда ему было насмехаться? Он и двух слов связать не мог.
- Мы так рады, правда, брат? - умаиар соединили руки. - Ты будешь вознагражден за свое согласие, Маитимо, - дева нежно ворковала и снова обвивала руками шею эльфа. - Мы больше не будем повторять подобного на допросах: приносить тебя спящим или топить в воде. - Умаиэ была уверена, что найдет и другие действенные способы, а повторять все время одно и то же было не так занимательно, в этом не было свободы и творчества. Но если совсем ничего нового не найдется... она же не клятву приносила. - И ты получишь отдых, мой прекрасный эльф. После того, как целитель вылечит эти разрезы, еще месяц ты будешь избавлен от допросов.
- Но если ты дашь клятву больше никогда не оскорблять Владыку, то получишь куда больше, - настаивал брат.
Однако нолдо молчал, незряче глядя перед собой. Бред захватил его. Маитимо казалось, что он лежит в ладонях той фигуры, что проклинала их в Арамане и обещала злую участь всем, кто последует за... Маитимо. Но из-под капюшона фигуры светились Камни. Нолдо должен был дотянуться до этой фигуры и не мог. Тогда Клятва стала поднимать эльфа, как куклу, тянуться за него его руками... а потом наступила темнота.
Эльф не ответил и почти сразу потерял сознание. Умаиар переглянулись.
- Не все сразу, сестра, не все сразу.
Маитимо велели отнести к целителю, который заметил:
- Я не знаю, что вы с ним делали, но если бы делали дольше, фэанарион умер бы на допросе.
***
Маитимо исцелился от ран и еще месяц лежал в своей камере, свернувшись на кровати и вскидываясь при каждом неожиданном звуке, крича во сне, и мрачно смотря исподлобья на целителя, когда бодрствовал.
Для эльфа наступила странная и совсем тяжелая пора: бодрствование было невыносимым, сны кошмарными, а забытье - самым желанным. Наверное, если бы эльф был свободен, он бы умер, просто истаял от горести и тяжести жизни*(1), но он не был свободен - его жестко за ошейник держала Клятва. Клятва не была глупой, как Моринготто или палачи, Клятва была очень умной и очень могущественной, и у нее была почти безраздельная власть над эльфом. Клятва не позволила Маитимо истаять, хотя естественное положение вещей и призывало к этому. Какое дело было Клятве до этого?.. Клятва властно удерживала Маитимо в мире живых, но при этом оберегала сознание нолдо от чрезмерных перегрузок, поддерживая своего эльфа одновременно и бодрствующим, и в забытье.
Нолдо почти все время грезил, и грезил он о Сильмариллях, о том нежном свете, что заключен в них, о том, как эльф вновь пьет росу Тэльпериона из ладоней, о золотых яблонях в своем саду... И эти грезы навевала Клятва, которая действовала с ведома Единого.
Находясь во власти грез, Маитимо мало обращал внимание на происходящее вокруг, и целителя это устраивало. Он видел, что нолдо блуждает в своих мечтах и не пытался вывести Маитимо из них (пусть этим дознаватели занимаются, это им надо, не ему). Целителю приходилось кормить отрешенного от мира пленника с ложки, но умаиа это не огорчало, а постепенно Клятва научила нолдо делать несложные вещи самостоятельно. Нельзя расслабляться, нельзя сдаваться, надо жить. Просто надо, через 'не хочу' и даже через 'не могу'. Клятва давала свою силу эльфу, питала его.
***
Когда Маитимо вновь привели на допрос, Клятва контролировала сознание своего эльфа - ведь ей его так легко было сейчас контролировать. И когда умаиа задал вопрос, дает ли эльф обещание больше не оскорблять Владыку, Клятва повела рукой, и нолдо только молча выпрямился, ничего не сказав. Да, ее эльфу надо выжить. Но при этом - нет, Клятва не позволит забрать у нее хоть пядь своей территории.
Нолдо не ответил; значит, на прошлом допросе, он все же не хотел давать обещания, а не просто не успел произнести его перед тем, как потерял сознание. Но умаиар не были разочарованы - нужно было просто продолжать игры. Неразлучные очень скучали по своим развлечениям, и за то время, что Маитимо отдыхал, решили делать допросы более легкими, так, чтобы долгое лечение не требовалось. Зато такие допросы можно будет проводить очень часто. Вдруг удастся взять нолдо измором?
И на первом же после отдыха допросе умаиар разными способами причиняли нолдо боль (больше для своего удовольствия, нежели чем надеясь сломать фэанариона), не оставляя при этом серьезных ран и не доводя эльфа до потери сознания; на втором - тоже. Пусть нолдо потеряет бдительность.
***
Дни и пытки слились в одну сплошную кашу. Если бы эльфа спросили, сколько раз его водили на допрос к умаиар, нолдо бы не смог ответить. Много...
Клятва внимательно приглядывала за своим эльфом, оберегала, следила за его состоянием. Пусть мысли путаются, это не страшно. Главное, чтобы разум не забрел не туда, главное - уберечь от безумия и от смерти. Пусть ходит отрешенной серой тенью, это не страшно.
Если бы эльфа спросили, сколько прошло допросов, он мог бы согласиться, что в последнее время не было ни одного.
Но Темные не видели происходящего - со стороны казалось, что пленник просто постепенно сдается, и осталось дожать еще чуть-чуть. Клятва была обеспокоена этим - она могла удерживать Маитимо долго, но не вечно. А если Темные найдут способ сделать его состояние еще хуже... может не удержать вовсе.
***
Умаиар решили, что пытки, после пережитого фэанарионом ужаса, действовали лучше, но нолдо все равно пока не сдавался. Нужно было придумать нечто, что не причинит телу серьезного вреда, но снова вызовет страх или, еще лучше, ужас.
- Вода Маитимо пугает, а огонь? Нужно попробовать.
Неразлучные хотели, чтобы пламя привело в ужас, а не принесло вред. Они решили совместить настоящий огонь и иллюзорный - чтобы эльфу показалось, будто все его тело охватывает пламя, которое обжигает, но не сжигает, и чтобы Маитимо чувствовал настоящие ожоги от настоящего, хотя и не столь сильного, огня... Брат и сестра не были мастерами ни в обращении с огнем, ни в обращении с мороками... но они полагали, что вполне могут справиться с задуманным, и вложили в его исполнение много сил.
И вот наступил новый допрос. Нолдо привели в застенок, привязали к решетке, и опустили решетку на раму, под которой был разведен костер.
- Если ты не уступишь нам, это пламя будет жечь тебя так долго, как только мы захотим.
Когда-то нолдо учился у Аулэ и его народа - огонь... был совсем не той вещью, которую мог бояться Маитимо. Он любил огонь и умел с ним обращаться. Рядом с Моринготто или Сауроном эльф не рисковал бы применять свои чары, но эти двое явно не знали ничего про пламя. Желтые лепестки ласково обвивали тело и руки, а иллюзорный огонь плясал рядом невпопад. Нолдо не стал сбрасывать морок, просто... ждал, пока все это закончится. Все происходящее... напоминало бесконечно затянувшийся кошмар. И это вызывало усталость.
Умаиар поняли, что их силы были растрачены напрасно - нолдо явно не боялся. Да, допрос за допросом изматывали его, снижали способность сопротивляться, но этот был ничем не лучше, а то и хуже предыдущих. И Маитимо отправили обратно в камеру.
***
- Я утомилась с этим фэанарионом, - пожаловалась сестра, вложившая больше всего сил в огонь и иллюзию.
- Отдохни пока, - предложил ей брат. - Новый допрос проведу я один; а следующий будет только твой, - умаио хотел все того же: чтобы эльф сам соучаствовал в собственной пытке... Или в пытке родича? Это было бы даже любопытней.
И на следующую забаву привели пленного мориквэндо, привязали его лежа к столу. А над ним стоял привязанный к вертикальной конструкции Маитимо, так что его руки оказались почти над самой грудью мориквэндо. На правую руку Маитимо надели деревянный ящик без дна, с прорезью в крышке. Вблизи стояла жаровня с горячими углями, а умаиа держал в руках щипцы.
- Если ты не согласишься отказаться от насмешек над Владыкой, я вложу в твою руку горячие угли. Если ты попытаешься уклониться, то угли упадут на грудь этого раба... а ему, как видишь, без того досталось, - если раньше к Маитимо приводили самое меньшее подлеченных эльфов, то сейчас лаиквэндо взяли прямо с допроса, его грудь была располосована ранами. - А если ты удержишь угли в ладони, то будешь пытать себя самого; интересно, как долго тебе это удастся...
***
Дни шли за днями, или это был один нескончаемый день. Маитимо очнулся, когда на низком столе перед ним закрепили нандо. Клятва не могла решать в таких ситуациях за своего эльфа и оставила его разбираться с происходящим самого.
Вверху ящика было отверстие, куда орки сыпали угли. Или подставить ладонь под угли, или дать углям просыпаться на раны мориквэндо. Маитимо порой был горазд сначала действовать, а потом думать, и ладонь он все же подставил, не медля. Но... что потом делать? Даже кратких мгновений хватило, чтобы чары Аулэ сделали жар угля безопасным. Однако, помня, перед кем он находится, нолдо вскинул голову и застонал сквозь зубы, изображая боль. Иначе тварь придумает, как еще издеваться над мориквэндо.
Зеленый эльф, услышав слова Темного, чуть слышно застонал. Когда Маитимо сжал руку и вскинул голову со стоном, а умаиа улыбнулся, наблюдая и выжидая, привязанный внизу попытался дернуться, на его лице отразилась боль.
- А как насчет тебя, Тосс? - спросил умаиа, наклонившись к нему. - Ты все еще отказываешься служить нам, всего только делая посуду? Предпочитаешь служить так, как сейчас? - Темный видел, что можно было убить разом двух зайцев.
- Не сдавайся! Ни за что не сдавайся! - выкрикнул нолдо. - Не изменяй себе, - Маитимо не мог призывать эльфа не служить Врагу. Сам Нолдоран не стал бы рабом, но для нандо отказ от рабства означал смерть. И еще Маитимо знал, что важно не изменить себе. - Если служить Моринготто допустимо, то служи, если нет, то откажись, не соглашайся, если это тебя сломает. - Маитимо пришлось говорить рублеными фразами, словно он испытывал боль, а это мешало... - Помощь придет... нужно только... дождаться. - Нолдо сомневался, что Валар и правда придут... хотя кто знает? Но... он сам найдет способ вытащить пленника, только нужно время...
- Нет, не буду служить... - с болью ответил эльф. - Я буду ждать...
- Ты? - рассмеялся умаиа. - Если помощь и придет, ты не доживешь до нее. Хотя рабом можешь и дожить...
- Ты возродишься в Амане, - парировал Маитимо. Угли уже остыли, но нолдо не выкидывал их.
Умаиа удивился, что Маитимо сумел продержать угли в ладони, но теперь его рука должна быть обожжена... что, если вложить новых углей - терпеть будет труднее? Умаиа снова раскалил жаровню и повторил издевательство.
- О, скоро ты научишься обходиться в этом деле без меня, Маитимо. Ты сам себя прекрасно мучаешь, - но и повторная пытка ни к чему не привела; а продолжение причинило бы слишком сильный вред руке. Тогда Темный снял ящик, чтобы отдать Маитимо целителю... и обнаружил, что ящик изнутри закопчен, но рука не обожжена, только черна от угля, словно он не был горячим. - Так ты решил сам поиграть со мной и с Тоссом? - Умаиа не был зол, обнаружив хитрость, потому что тут же придумал другую забаву. - Тогда я поменяю вас местами.
- Я выдержу, если что. Я, как и ты: не боюсь, - сказал нолдо, пока их с мориквэндо меняли местами. - Не тревожься. Не играй по их правилам, это они мучают меня, не ты, - скорее всего, нандо будет держать угли, сколько может, но если не выдержит или просыпет, то он не должен переживать и винить себя.
Слова нолдо портили замысел, но игра продолжалась.
Лаиквэндо стиснул руку - и, хотя стонал и кричал, не разжимал ее очень долго; а когда, наконец, разжал пальцы, высыпавшиеся на грудь Маитимо угли еще были горячими, но уже не обжигающими. Умаиа вздохнул: было уже не очень интересно, даже если повторить... А пытке, по сути, Маитимо еще и не подвергался. Тогда умаиа просто сам стал брать угли из жаровни, и, описывая щипцами дуги и круги, изящно выкладывать их на тело то одного, то другого эльфа, сожалея, что рядом нет сестры.
- Держись, - найдя момент, шепнул нолдо родичу. - Тебя вытащат, постарайся не умереть. Но главное, останься собой.
Лаиквэндо одними губами, практически беззвучно, поблагодарил - и пока умаиа не видел, сжал левую, не обожженную руку, словно пожимая руку Маитимо. Он не знал, увидит ли еще этого пленного нолдо, сильного и стойкого...
Наконец, наступил момент, когда умаиа увидел, что пора на сегодня заканчивать. Он взглянул на лесного эльфа с улыбкой:
- Мы с сестрой тобой еще займемся, и ты покоришься: шаг за шагом... А нет, так умрешь, - легко произнес Темный. - Маитимо, ты не согласился пока дать обещание... но Владыку Севера ты больше не оскорбляешь, верно?
Маитимо сказал, куда именно надо пойти и умаиа, и Владыке Севера - орочье наречие сильно расширило словарный запас сына Фэанаро, научив некоторым словам, весьма уместным при его нынешней жизни.
Умаиа не подал вида, что недоволен, лишь заметил:
- Сколь многому ты научился в плену, так что превзошел многих слуг Владыки: мы с сестрой до таких речей не опускаемся.
Темный в указанном направлении не пошел, но пленников увели из застенка. Нолдо... нашел некоторую прелесть в том, чтобы быть допрашиваемым рядом со стойким товарищем. Словно они перебрасывали друг другу стойкость, как мяч, словно... можно было гордиться товарищем и дать ему гордиться собой. Но... потом их вновь развели в разные камеры, и нолдо снова впал в оцепенение. Последний допрос одновременно и придал... что-то очень важное жизни, и забрал еще больше душевных сил. Клятва была обеспокоена и недовольна.
***
Умаиа расстался с пленными с улыбкой, но на самом деле Темный досадовал, что задуманная игра не оказалась такой интересной, как он желал, и что он не потребовал от Маитимо обещания не насмехаться над Владыкой сразу после того удачного допроса. Нужно было дождаться, пока эльф сможет говорить, и сразу же добиваться всего возможного, а то нолдо оправился от страха и успел передумать. Хотя... допросы в любом случае не проходили бесследно, Маитимо поддавался все больше, и однажды он окончательно сломается, и с каждым допросом теперь будет все легче и легче продавить фэанариона... Сестра была согласна с братом и напомнила, что сейчас - ее очередь.
***
Эльф так и не начал нормально спать и открывал глаза при малейшем звуке. В этот раз его разбудил очередной приход целителя в компании орков. Это было что-то новенькое. Оказалось, что орки нужны как конвой - нолдо провели в другую камеру, где была оборудована купальня. В последние месяцы эльф мылся водой из кувшинов в углу своей камеры, но сейчас для него приготовили чаны с водой, деревянную лохань-ванну, ароматные составы для мытья, мягкие полотенца и чистую, красивую черную одежду: легкую тонкую рубаху, штаны и мягкие полусапожки.
Целитель дал эльфу отмокнуть в ванной, помог вымыться, высушиться, расчесал эльфу волосы, используя составы, сделавших их нежными и мягкими (Маитимо настолько внутренне выгорел, что ему даже было все равно, кто и что делает с его царственными волосами, но целителя по-прежнему ничто не настораживало). Умаиа помог нолдо одеться и повел наружу.
Нолдо понимал, что что-то готовится, но ему было все равно. Видимо, опять потащат к трону Моринготто.
***
Для нового допроса умаиэ нарядилась в легкое, полупрозрачное черное платье, которое при движениях открывало то одну, то другую часть тела, и велела соответствующе подготовить пленника. Задуманное ею было не просто способом сломить сопротивление Маитимо, но и особым, манящим удовольствием, исполнением ее давних желаний.
'Камера для игр' была тоже особо украшена: между орудий для пыток на стенах были закреплены парные светильники, с крюков в потолке свисали колокольчики, повсюду были рассыпаны цветы и лепестки, воздух был напоен возбуждающими ароматами, а пол застелен алыми коврами. Светильники почти ничего не освещали - в камере царил полумрак, а цветы были не живыми, но искусно изготовленными. В целом обстановка казалась деве очень романтичной. Она ждала Маитимо в глубине камеры, и когда нолдо ввели, вышла к нему - с манящей улыбкой, поигрывая небольшими лезвиями.
- Привяжите Маитимо и прочь из камеры, - приказала умаиэ оркам: орки в обстановку вписывались плохо. - Теперь мы остались наедине, Маитимо Нэлйафинвэ. Скажи... ты ведь никогда не имел жены, верно? - Вопрос должен был ошарашить, сбить с толку как неожиданность, и... направить мысли в желаемом направлении.
Нолдо недоуменно осматривал камеру, даже его равнодушие отступило. Цветы, тварь в одежде, легкой, как лепестки и облака - что это, зачем?! Но ее слова расставили все по своим местам.
- Я не возьму тебя в жены, - отрицательно качнул головой нолдо, подозревая, что за словами умаиэ стоит что-то большее.
- М-м-м, - промурлыкала дева, приближаясь к эльфу. - Супружество это не для меня, но я не связываю союзом и тебя. Уступи мне, ответь мне... И мы оба пройдем через наслаждение. - С этими словами дева начала ласкать грудь эльфа через ткань рубахи, а затем прорезать ее, нанося глубокие раны параллельно друг другу. Умаиэ медленно вдавливала лезвия в плоть нолдо, чтобы выступала кровь, и после целовала раны. Вначале едва касаясь губами и языком, слизывая кровь, потом приникая к ним все более глубоко и страстно и все плотнее обвивая тело эльфа руками. Он был связан и не мог сбросить ее руки, и это было по душе умаиэ. - Ты прекрасен, Маитимо, прекрасен и соблазнителен, словно самое сладкое лакомство... - горячо шептала дева в перерывах между поцелуями. - Уступи мне, и я помогу тебе. Тебя всегда будет ждать горячая ванна и красивая одежда, вкусная еда и вино... Чего ты еще хочешь? Проси, любое удовольствие в моей власти. Только ответь на мою ласку, это же не страшно...
Эльф сдержал себя, чтобы не пытаться в отвращении вжаться в доски за спиной. Тварь режет его тело, пьет его кровь, сейчас, наверняка, начнет отрезать и снова есть кусочки его тела - и она думает, что он ей ответит? Ответит на что?
- Ты зря взяла себе облик Эрухинэ. Тебе стоило обернуться животным, это они меняют пару каждый сезон и жрут сырое мясо. Ты, как животное. - Эльф не имел в виду пока ничего оскорбительного, потому что с детства был окружен маиар, принявшими облик животных. Один из таких и вовсе жил в его семье.
- Животное? - переспросила дева. - Нет, я не хочу обращаться зверем, я хочу разбудить зверя в тебе... в каждом, кто наделен телом, спит зверь. Ответь на мою ласку, неужели ты совсем не хочешь этого сам, ведь ты мужчина? - Умаиэ припала к губам эльфа, облизывая их окровавленным языком и затем начав целовать, в ожидании, что Маитимо ответит на поцелуй.
Горьковатые ароматы, разлитые в воздухе, пьянили, мысли эльфа постепенно начинали замедляться и путаться. Нежная, изящная рука скользнула по шее, обхватила ее сзади, нежно пробежалась пальцами, и эльф непроизвольно задержал дыхание. Но от вкуса крови на губах нолдо отстранился и не смог сдержать отвращения, вытер губы о плечо.
- Моего зверя от тебя стошнит, - мрачно пообещал эльф.
- А я ощутила и иное. Чуть раньше, - игриво произнесла умаиэ, плотнее прижимаясь бедрами к бедрам пленника. Потом она нежно погладила спину Маитимо и закрыла его глаза ладонью. - Быть может, то, что ты видишь, только помеха... Не смотри. Обоняй, осязай, чувствуй... ответь. - Она вновь припала к губам эльфа, только теперь буквально впиваясь в них и кусая.
От ласковых прикосновений к спине по телу эльфа пробежали мурашки, и в этот раз нолдо не сжал губ, когда умаиэ снова поцеловала его мягкими, теплыми губами... Эльф не отвечал на поцелуй, но и не отстранялся, и тогда дева укусила его. Нолдо дернулся, пытаясь вырваться. Боль помогла снять наваждение.
- Так лучше, я почти довольна... Я буду ласковой и нежной, я могу, - пообещала умаиэ, и одной рукой обвив эльфа, другой принялась перебирать его волосы. Рука словно блуждала по волосам и, нащупав ухо, начала его гладить.
- Ты хочешь меня слишком легко купить, - нолдо тряхнул головой, сбрасывал руку, высвобождая свои локоны и ухо. - Я стою дороже. - Отупение прошедших месяцев не исчезло бесследно, ароматы туманили разум, но все же нолдо обрел вновь желание думать, для него это стало важной необходимостью. Эльф тянул время, надеясь, что сможет придумать как выкрутиться. Но... на самом деле время работало против него.
Умаиэ разжала объятье и временно оставила ухо Маитимо в покое. Ее палец пробежался по свежим разрезам, прочерчивая кровью линии между ними; оковы, вид ран, кровь и горячее, податливое тело пленного Короля возбуждало умаиэ... Дева заставила себя оторваться от созерцания нолдо, снова шагнула к Маитимо, прижалась к его горячему телу, подняла голову и, прежде чем ответить, начала покрывать второе ухо эльфа поцелуями.
- Ты стоишь дороже. Тебя можно купить дороже. Тебя можно купить... - умаиэ улыбнулась и прикрыла глаза от удовольствия. - Мне это нравится. Я хочу купить тебя, твое тело, а лучше и душу... Назови цену.
Эти переходы от ласки к любованию болью и обратно выбивали у нолдо почву из-под ног.
- Я продам тело только вместе с душой, - почти взмолился нолдо. - Как много ты готова дать? - Нежные губы, теплое дыхание так близко, горький аромат... Почему это так притягательно? Она же тварь?
Умаиэ видела, что допрос был не только ей в удовольствие, но он был и очень действенным. Если нолдо задает такие вопросы, а не отвечает издевками... значит, он почти сдался, от него скоро можно будет добиться куда большего, чем отказ от насмешек над Владыкой.
- Как много... А чего ты хочешь? Мести, конечно же... не мне с братом, но есть и другие? Власти? Покоя и избавления от мук? Любви? Освобождения из темницы? Я могу добиться этого всего... - Если Маитимо отдаст ей свое тело и душу, Владыка не будет против того, чтобы выпустить фэанариона, ведь он будет сломлен...
- Я хочу твою душу в обмен, - нолдо думал о каком-то плане... но все рушилось и обваливалось, мысли путались, Маитимо решил сделать открытый ход.
- Нет, эту цену я уплатить не могу, моя душа принадлежит Владыке Арды. Целиком. Проси другого, - дева развела руками, словно сожалея, что не может дать запрошенного. А затем улыбнулась. - Но видишь, мы можем найти общий язык, ведь ты хочешь того же, что и я. - С этими словами она принялась вначале нежно гладить и ласкать раны, а затем снова запускать в них пальцы.
Нолдо нравились прикосновения умаиэ, ее нежность, как она обнимала, гладила, целовала... Почему же так?.. Уже долгие годы он был в плену один. Друзья ушли, а другие родичи... они были благодарны, но кто из них обнял нолдо?.. Кто из них принимал его не просто как спасителя, а зная слабым, окровавленным, орущим, и все равно считая прекрасным? Кто обнимал его и гладил, кто дарил ласку, кто целовал его?.. Энгватар был с ним добр, заботился о его ранах... но дружеского тепла, заботы, объятий, чтобы поддержать, придать сил... всего этого не было. Долгие годы были лишь боль и одиночество. И теперь, неожиданно - нежные и ласковые касания, поцелуи... А он так расслаблен - возможно, ванной и составами, этим ароматом... Маитимо выгнулся и прикрыл глаза, невольно подаваясь вперед, отзываясь на ласку... Как вдруг в рану впился палец. Эльф дернулся, зашипел, закусил недавно зажившие губы - наваждение спало.
- Тогда иди и займись телом своего хозяина, тварь.
- Но я же чувствую, ты не любишь, когда я делаю так, - она снова раздвинула рану пальцем, - а вот так нравится... и мне тоже... - Умаиэ прекратила причинять боль, ее движения снова стали нежными, ласковыми и более легкими. Поглаживание кончиками пальцев, едва уловимое прикосновение губ. Потом она отступила от эльфа, любуясь им. Возможно, твари удалось бы что-то, продолжай она быть нежной, но ее собственная любовь к чужой боли подвела умаиэ. После резкой и неожиданной боли все ее прикосновения и поцелуи были противными для нолдо. Он отворачивался или стоял, неподвижно замерев, но не скрывал отвращения. - Постой... я знаю, что тебе поможет, - с этими словами дева срезала рукав с рубахи эльфа, завязала ему глаза, а затем отошла чуть в сторону, принесла кубок вина и поднесла его к губам нолдо.
Черная повязка закрыла его глаза. Это... как ни странно, добавило ощущения беспомощности. Когда кубок коснулся губ пленника, пить тот не стал, хотя и понимал, что умаиэ сможет без труда его напоить. Но тогда ей снова придется применить силу, а это уже не будет игрой в нежность.
Дева видела, что эльф теперь отвечает на все отвращением, и попробовала вновь добиться своего, зайдя с другой стороны.
- Я не могу отдать тебе свою душу, нолдо, меня развоплотили бы за это, а я хочу жить, - шептала умаиэ. - Но в обмен на твое тело, я готова отдать тебе свое... не только как оболочку. Если ты согласишься, если уступишь мне, у тебя может появиться новый маленький родич. Дитя. И я отдам его тебе, ты больше не будешь одинок... Не говори, что не можешь: я помогу тебе... выпей вина, и все станет легче... - Еще легче было бы, приди она в другой раз в обличье несчастной влюбленной эльдэ, вот только... умаиэ не могла больше менять облик, будучи совершенно привязанной к своему телу.
Нолдо опешил. Он очень хотел детей, как и Финвэ, и, наверное, как и Фэанаро... Но... дитя от умаиэ... и... дитя, рожденное в плену??? - Кубок продолжал прижиматься к губам, и нолдо непроизвольно, от удивления, сделал несколько глотков. Вино было тягучим, сладким, терпким, с необычным вкусом...
Вино всегда могло помочь расслабиться и ослабить контроль, а к этому было еще примешано зелье. Конечно, нолдо должен был сознавать происходящее, ведь умаиэ хотелось отклика - зелье должно было только помогать, воздействуя на тело. Выждав немного, дева вновь приступила к ласкам...
Нолдо был очень усталым - не столько телом, сколько душой. Отвращение к умаиэ постепенно сменялось благосклонным равнодушием, а когда дева снова принялась за его уши, нолдо не удержался и тихо застонал от удовольствия, впрочем быстро оборвав сам себя.
Вино помогло, и умаиэ продолжала ласки. Боли она не причиняла, хотя, не удержавшись, вновь принялась слизывать кровь и целовать раны. А после прошептала:
- Уступи мне. Сегодня, только сегодня будь в моей власти... Согласись...
Нолдо погружался в происходящее, безумие умаиэ передавалось и ему. Эльф чувствовал жар и тянущее чувство внизу живота, он замер и не противился поцелуям, его дыхание сбилось, тело отзывалось на прикосновения дрожью, губы не сжимались, не мешая поцелуям...
- Ни за что, - прошептал нолдо, впервые отвечая на поцелуй, выгибаясь в цепях, чтобы склониться над девой, поцеловать ее в ответ, не дать ей уклониться.
- Ни за что? - с недоумением переспросила она, в то время как нолдо наконец ответил на поцелуй, к ее удовольствию. И умаиэ все более страстно впивалась в его губы своими губами, а затем и клыками, снова прокусывая до крови.
- Я слишком многого прошу? Тогда просто обещай, что не будешь насмехаться над Владыкой, и я избавлю тебя от мучительных пыток... Допросы будут в удовольствие не только мне, но и тебе, как этот, а худшего не будет.
Скорее всего, эльф все равно бы не поддался своим чувствам, остановил себя на ласках, пока они еще не зашли далеко, но имя Моринготто подействовало на Маитимо, как ледяная вода, заставляя тело вздрогнуть и возбуждение улетучиться.
- Считай, что ты получила первый дар, как рассказ о возможном будущем. Уйди вместе со мной из Ангамандо, отдай мне свою душу, и я обещаю постараться полюбить тебя, и ты станешь матерью моих детей.
- За кого ты меня принимаешь? Я не изменник вроде презренного Турувандо, - поморщилась умаиэ. На самом деле, нельзя сказать, чтобы предательство претило ей, она наотрез отказывалась уходить частью из страха, частью потому, что лишилась бы того, что ей так нравилось: произвола, не ограниченного рамками законов и обычаев. - Я не буду играть по твоим правилам, но ты будешь по моим.
Эльф не ответил, но выпрямился и поудобнее перехватился ладонями за ремни, которыми был привязан - руки начинали затекать. Краткое возбуждение снова сменилось апатией. Эльф не реагировал больше на поцелуи умаиэ, и если раньше от прикосновения к ушам по всему телу эльфа шли мурашки, теперь это вызывало лишь неприязнь.
Нолдо прекратил игру, не отвечал ни на что. Но после недавних ласк, после ответного поцелуя умаиэ была слишком возбуждена, чтобы легко остановиться. При том, что в последнее время она была так ласкова, почти не причиняла боли... Тогда умаиэ вновь крутанула лезвия в пальцах.
- Тебе больше так нравится, эльф? - рубаху пересекли поперечные разрезы, превращая тонкую ткань в лохмотья, и поперек уже нанесенных глубоких ран прошли новые, соединяя их в причудливые фигуры. На пол падали не только клочки ткани, но порой и кусочки отделенной разрезами кожи. - Откажись от насмешек или отдай мне свое тело.
Боль помогала вернуться в привычное состояние. Теперь эльф знал, что ему делать и как ему нужно себя вести... Нолдо погружался в боль, как... как в янтарь, и застывал в нем. Чем разъяреннее была тварь, тем больше слоев смолы нарастало над пленником... он уже плохо понимал, что именно происходит вокруг, просто привычно оскаленным ртом улыбался боли, привычно переплетаясь и сражаясь с нею... Нолдо бредил.
![Искажение [Noremeldo Arandur]](/img/a/arandur_n/39bezumie/39.jpg)