Камера, в которую привели нолдор, была разделена перегородкой, и они не могли видеть друг друга. Эльфов уложили в каменные футляры, изготовленные по форме тел, но при этом несколько большего размера, так чтобы меж телом и стенками были зазоры. Маирон мягко, но прочно закрепил запястья и лодыжки пленников вделанными в борта лентами. Кисти и ступни оставались свободными, но они ничего не могли коснуться. К стене камеры были приставлены крышки от футляров.
- Кажется, слухи о твоем уме преувеличены, - фыркнул Алакарно. - Ты повторяешься. Думаешь, ящик поудобней на нас подействует сильнее? - Хотя внутренне нолдо ощутил страх: вновь задыхаться, это было мучительным... Но нужно было терпеть.
- Убивать вас никто не собирается, да и воздуха будет довольно, - уверил эльфа Маирон прежде, чем закрыть футляр. Но что именно ждет нолдор, не ответил (Алакарно надеялся спровоцировать умаиа именно на это). В самом деле, в крышке было отверстие для головы, в которое вставили отдельный футляр для лица - он прилегал к губам, не давая говорить, а выше, от носа и глаз шла труба вверх. Затем, по ощущениям, остальную часть футляра, в которой находилось тело, залили теплой водой и погасили огни.
Маирон был рядом, но долгое время ничего не предпринимал. Просто ждал.
***
Маитимо с холодным спокойствием ждал, пока его закрепляют.
- Я люблю тебя, друг. Держись, - и больше он не сказал ничего.
Когда фэанарион оказался закрыт в странном футляре, ему трудно было не поддаться панике. Замкнутое пространство, в котором не пошевелиться, казалось, не вздохнуть даже - но нет, дышать удавалось... Только очень хотелось кричать и биться. Особенно когда начали подавать воду прямо в этот футляр - сразу вспомнились брат и сестра, что топили Нолдорана.
'Они меня не убьют, они меня не убьют', - повторял нолдо и этим заставлял себя держаться, не поддаваться панике. И через какое-то время смог даже успокоиться - теплая вода расслабляла, снимала тревогу и напряжение. Маитимо смог снова начать думать об оторно, о том, что с ним происходит, как ему помочь?..
Через какое-то время (длительность которого было трудно установить) нолдо перестал ощущать свое тело. Постепенно его состояние начало меняться, нолдо стало трудно концентрировать свои мысли на чем-либо, сознание плыло, снова навалились страх и безответная тревога, уныние; отсутствие ощущений сводило с ума, начали появляться галлюцинации, в первую очередь связанные с той умаиа, что обещала ему родить ребенка, с ее жуткими ласками, его собственным трепетом и отзывом тела. Но вырываясь из ожившей памяти от отвращения, нолдо все же понимал, что это лишь бред. Однако при этом плохо понимал, где он и что происходит, плохо контролировал себя, и вдруг неистово забился, силясь вырваться, а потом закричал - боль в сломанной ноге пронзила тело. Но эта же боль вдруг принесла нечаянную радость, и нолдо схватился за нее - это было единственным ощущением, живым, настоящим ощущением! Нолдо цеплялся за это ощущение, даже понимая, что в своей боли виноват он сам, что он сознательно вредит своему телу... Только это все было неважно, и Маитимо смеялся, напрягая мышцы так, чтобы боль в ноге пронзала. А потом он забывал напрячь ногу в очередной раз, и приходило опустошение и чувство безысходности, и эльф плакал, сам того не замечая, находясь во власти причудливых галлюцинаций или мороков, и только все время повторяя себе - молчать, молчать. Как хорошо, что за столько времени одиночества он научился молчать!..
***
Волк видел, что Нолдоран кричал, смеялся и плакал... нахождение в футляре нарушало ясность ума, эльф сам сейчас достроит свои мороки... Говорить так, чтобы это было ясно слышно, мешал верхний футляр, но для умаиа это не было препятствием: начни Маитимо говорить, Маирон все бы понял... Но Маитимо молчал. Этой цели, похоже, достичь не удалось.
Но Волк предполагал достичь и иного: заставить Нолдорана чувствовать себя слабым, жалким, терпящим поражения... А не победителем и Посланником Света. Хотя Свет по этой причине от него, конечно же, не отступит - но Маирон, как и Владыка, сам не хотел, чтобы отступил.
Волк видел, что достал Маитимо, что эта пытка давала какие-то результаты, и самым действенным было бы длить ее как можно дольше. Умаиа даже придумал иногда подливать воду по чуть-чуть, так, чтобы она не лилась струей и не попадала в нос, а стекала по стенке, понемногу, и могла смочить губы. Эта вода могла отвлечь, на время привести в себя, но - на краткое время. Зато позволяла растягивать воздействие, так как избавляла от жажды, а потом пленники и вовсе привыкнут к этому ощущению. С пищей так не получится, но когда эльдар ощутят сильный голод, так что он станет мешающим и заметным?.. Воздействие можно было продолжать не один день.
***
Для Алакарно пребывание в футляре было не менее мучительным. Сознание плыло, и в причудливом сплетении образов то и дело всплывали чудовища из сна, вроде пауков, которые выпивали его соки, будто Унголиант из Древ, и он засыхал и сморщивался, и уменьшался... хотя тут же вода, тут нельзя засохнуть... А то в видениях появлялся Саурон. Наяву он лишь коснулся груди, но в мороках его ладонь проходила сквозь плоть, с болью раздвигая ее, а затем осторожно и почти ласково охватывала сердце, и от этой руки сочился яд и порча, но эта рука ласкала... Эльф пытался вырваться, очнуться, и тогда вспоминал о Свете, который пил из ладоней Маитимо, но это удавалось лишь на время, а когда Алакарно вновь погружался в бред, ладони друга обращались руками умаиа, от которых исходила Тьма, и эльф пытался кричать, но звук угасал, его тоже выпивали...
В действительности Маирон довольно долго стоял возле Маитимо, а затем приблизился к Алакарно и начал осторожно опутывать эльфа заново нитями заклятья, оставляя его местами ослабленным. Близость Волка и плетение чар ощущались Алакарно паутиной и чем-то чуждым и холодным, проникающим в тело; но худшим было то, что это приносило одновременно с отторжением облегчение, было в чем-то приятным. Потому что это было настоящее ощущение, которое разрывало бред и мороки, возвращало к ясности сознания. Можно было думать, что делать с этим заклятьем и что это вообще такое, думать о Маитимо - как он там, за стенкой, а не тонуть в темных видениях... Но это же был Саурон! Как потом сказать Маитимо, что ему отчасти нравилось, что эта отвратительная Темная тварь настолько близко и что-то с ним делает?!..
***
Маитимо практически потерял связь с реальностью, впадая то в радость и нелепые видения воли, голубого неба, холмов, по которым можно мчаться верхом на лошадях с родными; то приходил в отчаяние и рыдал, и ему мерещились худшие из его пыток. Когда эльф 'выныривал' из галлюцинаций и хоть немного понимал, где он (а где он был в действительности???), Маитимо старался терзать сам себя, бередя ногу и вгрызаясь в собственные губы - пусть так, лишь бы не потерять рассудок, пусть так. Но даже боль не могла долго удержать эльфа на плаву. Мысли терялись, он забывал себя терзать, и вновь приходил бред.
***
Когда заклятье было доплетено и закреплено как следует, Маирон полюбовался через Незримый мир результатом и с улыбкой отошел, слушая эльфов. Маитимо, правда, ничего не говорил вовсе, но его друг был не так опытен... Однако, когда Алакарно, погружаясь в бред, и начинал что-то бормотать, это было связано с заклятьем. Пауками, выпиванием соков, черными нитями, какой-то ладонью... Это был только бред, который не мог стать подсказкой. Когда же Алакарно хоть немного приходил в себя, он молчал... Что ж, не все сразу.
***
Эльфы то засыпали, то просыпались, то впадали в бред, пока в конце концов полностью не потеряли связь с реальностью. Наконец Волк решил, что это воздействие пора завершать - до следующего раза (эта пытка работала, а раз так, чтобы достичь однажды нужного эффекта, ее стоит повторять снова и снова, пока эльфы не сломаются). Но сейчас Волк отдал приказ, и орки зажгли огни и сняли крышки футляров.
Когда Алакарно увидел перед собой свет, настоящий, физический, то в первый момент эльф засмеялся, закричал от радости, словно они с Маитимо обрели свободу... но это была просто тускло освещенная камера.
Когда Маитимо вынули из футляра, нолдо был без сознания. Он не пришел в себя ни от холода, которым обернулась намокшая одежда, ни от крика друга. Не приходил в себя, пока его несли по коридору, и даже не очнулся, лежа в камере. Словно сознание ушло куда-то совсем далеко от тела. Маитимо лежал холодный и неподвижный, словно умер.
Когда Алакарно увидел, в каком состоянии Маитимо, его смех оборвался. Он пока не видел подобного... зато видел Энгватар.
- Говоришь, это не причинит вреда хроа? - холодно осведомился он у Маирона и, тут же выгнав его, начал приводить нолдо в чувство. Вначале зельями, своей силой, и также попросив Алакарно быть с другом, звать его... быть может, это все же беспамятство и шок, и завеса аванирэ как защита от опасности, а не то опустошение, какое он уже видел не однажды... Но Алакарно и так обнимал Маитимо и звал...
***
Маитимо пришел в себя, ЧУВСТВУЯ. Руки друга, его дыхание на своем виске, запахи зелий Энгватара, тюфяк под пальцами, тепло (его раздели и завернули в принесенные по приказу Энгватара мягкие одеяла). Нолдо широко и радостно улыбнулся, засмеялся, обнял оторно и расцеловал его лицо, протянул руку к целителю, сжал его ладонь, дернулся, неловко опершись о ногу, но не заметил боли, продолжил улыбаться. Видимо, Маитимо был очень рад окончанию пытки и встрече с друзьями.
Увидев, что друг пришел в себя, побелевший было Алакарно вновь рассмеялся и крепче обнял оторно, несмотря на недолеченный перелом. Он был очень рад, что Маитимо очнулся - ему показалось вначале, что с ним случилось нечто худшее, чем временное беспамятство. Это в самом деле было так. Но этого сейчас не знал не только Алакарно, а даже Энгватар. Со стороны казалось, что оба пленника перенесли настолько тяжелую пытку, что были просто счастливы ее завершению и тому, что с ними ничего не случилось...
Как ни странно, Алакарно перенес пытку значительно легче Маитимо благодаря заклятью (о чем он сам, конечно, не знал). Заклятье вызывало мучительные образы, но одновременно с этим ослабляло изоляцию, потому что создавало физическую связь с Маироном. А тот, хоть и сидел в темноте и тишине, и подолгу не двигался - не был заключен в футляр.
- Рад, что ты скоро очнулся, - с облегчением выдохнул Энгватар. - Я уже опасался худшего...
Алакарно начал рассказывать о том, что с ним было, часто сбиваясь, ведь у обоих были множественные провалы в памяти; сказал нолдо и о том, что Саурон продолжил опутывать его заклятьем...
- Вижу, - вздохнул целитель. - И вижу, что ослаблять его нет смысла: местами оно так и оставлено ослабленным, явно намеренно. Ты не догадался, какова его цель?
- Нет, Саурон не говорил с нами вовсе. И, Маитимо, не хочу скрывать от тебя... - Алакарно опустил голову, обращаясь к другу: - Когда Саурон приблизился и продолжил колдовать, вместе с отторжением и желанием закрыться я чувствовал облегчение, даже некое удовольствие...
Но несмотря на тяжелый рассказ, на то, что Маитимо не мог не тревожиться о друге, умом понимая, что заклятье - это большая проблема, эльф продолжал смеяться и вести себя крайне радостно. Маитимо смеялся так, словно его только-только вытащили из этой вязкой пустоты, и Энгватар встревожился, а Алакарно спросил:
- Ты так рад, потому что догадался, как справиться с заклятьем?
- Нет, - заливисто засмеялся нолдо. - Нет, я так и не понял, что с ним делать! - И вдруг эльф зарыдал. Не просто заплакал, зарыдал навзрыд, горячими слезами, что текли водопадом. Зарыдал так, что не мог выдавить из себя ни слова.
- Что с тобой? - всполошился Алакарно. Заклятье заклятьем, но с Маитимо действительно что-то случилось.
- Возможно, - начал уже не просто встревоженный, а испугавшийся за Маитимо Энгватар, но не договорил 'он не в себе', потому что Нолдоран разрыдался: видимо, выходило напряжение.
Алакарно сидел рядом, обнимая друга и сейчас не спрашивал ни о чем, дав выплакаться...
***
Маитимо рыдал очень долго. Потом он смог наконец говорить, но плакать все равно прекратить не мог. Они с Алакарно пересказывали друг другу, что произошло и как они это прошли, вот только... Маитимо было очень тяжело признаться в некоторых вещах.
- Здесь, в Ангамандо, была одна тварь... И она раздела меня и привязала... Она целовала меня, как жена, и обещала родить мне ребенка, а до того она меня топила. Ее уже убили, но когда я почувствовал, что связан и под водой, я не мог не вспомнить о ней. А потом у меня тоже начался бред, и в этом бреду она ласкала меня, а я не мог сопротивляться... И тоже желал ее, словно против своей воли... Энгватар, что это был за морок? Что Саурон сделал с нами? Что за гнусные пытки, где ужас перемешивался с наслаждением, от которого становилось противно? Что это за заклятье? Как ему противостоять в следующий раз?
- Возможно, морок здесь тоже был, - произнес Энгватар, удержавшись от возгласа: 'Как - обещала родить ребенка?!' Та умаиэ, о которой шла речь, 'играла' с эльфами, пыталась соблазнять их, но о таком он никогда не слышал. Она в самом деле никому не предлагала подобного прежде, но до Маитимо в ее руки и не попадали настолько сильные, настолько упорно сопротивляющиеся пленники. Желая играть с пленными и ломать их, умаиэ-сестра, тем не менее, презирала слабых, легко поддающихся, и быстро теряла к ним интерес. Ей нравилось, если жертва сопротивлялась. Такое сильное сопротивление Маитимо превращало его во все более желанную цель... Он стал ее страстью, умаиэ почти влюбилась в него. Но она пала так низко, что это не мешало ей пытаться ломать Маитимо дальше, и вместе с тем она желала доставить нолдо удовольствие лаской; но не могла удержаться от того, чтобы заодно не получить свое удовольствие от ран и крови... - В том состоянии, которое вы описали, - продолжил целитель, - мороки наводить не нужно, они могут появиться сами. Телу необходимы ощущения, разуму Воплощенных нужны внешние впечатления. Если их нет, как это было в футляре... разум начнет их достраивать, исходя из воспоминаний или из тех крох, что ему достаются, как из воды вокруг. Сплетая разнородное, если оно связано какой-то ассоциацией. Возможно, что образ той умаиэ смешался с образом возлюбленной, если она у тебя есть, или с мечтой о супруге и детях... Но скорее, это был кошмар, потому что наплывающие образы вызовут чувство чего-то неправильного или страха... Что до тебя, Алакарно, думаю, ты испытал облегчение от того, что вторжение Маирона нарушало изоляцию и разгоняло мороки. - Целитель сейчас сам испытывал сильное облегчение: Маитимо снова вел себя, как прежде...
- Мне было противно, - поморщился Маитимо. - Это было против моей воли, но это... нравилось... Просто все вокруг напомнило о ней. Как хорошо, что я их уничтожил... - Маитимо затих в руках оторно, истощенный пережитыми эмоциями.
- Ласки против воли... она поступала так со многими, насколько я знаю, - произнес Энгватар. - Но вообще то, что Маирон все время был рядом с вами, должно было влиять на видения, добавить в них нечто темное. Что можно сделать, если он пожелает повторить?.. Разум в таком состоянии, утрачивая ясность, достраивает образы сам, но он будет также отталкиваться от того, что вы чувствуете. Вначале и при самых первых видениях. Если вам страшно, это будет кошмар; если мерзко, отвратительное и получите.
- Искренне радоваться повторению я вряд ли смогу, - фыркнул Маитимо.
- А отстраниться, как от чуждого? - спросил Энгватар. - Хотя если эти образы не сплетены намеренно, ощущения чуждого не будет. А что, если вам попытаться связаться друг с другом через осанвэкэнта? При Маироне это, конечно, не безопасно, нужна большая осторожность; зато разуму, который общается с другим разумом, внешние впечатления уже не нужны, и он не будет достраивать видения и мороки.
Фэанарион взял целителя за руку.
- Ты прав, спасибо тебе! Это правда выход. Так мы сможем удержаться, или, по крайней мере, у нас будет шанс. Ты... сможешь пойти с нами, и сказать, что будешь присматривать за пыткой? Тогда ты мог бы защищать разум Алакарно, а в мой разум Саурон сунуться не решится.
- Да, я потребую, чтобы мне дозволили быть рядом и остановить пытку при необходимости, - ответил Энгватар. - Потому что она опасна для тебя: Маирон в своем желании применять наиболее действенные методы может повредить твой рассудок или довести до угасания. - Если Маирон попытается проникнуть в разум Алакарно, Волк может ощутить, что целитель рядом, но это не будет опасным, как и не была опасной его защита мысленного общения в камере. Для других это только означало, что Энгватар сейчас тоже пытается что-то подслушать.
***
Эльфы сидели вместе, говорили, ели, пили, спали. Маитимо давно перестал рыдать или смеяться, но... в себя он так до конца и не пришел. В глазах бродили дикие тени, настроение скакало, порой... наступали кратковременные потери памяти. Через сутки Саурон вновь пришел за пленниками, чем вызвал холодное возмущение Энгватара.
- Я едва успел привести в себя Нолдорана после допроса, и ты уводишь его на новый? Он преждевременен, и, если ты собираешься повторить то же самое, то знай, что это опасно для рассудка, а, возможно, и жизни пленника.
Маирон посмотрел на целителя с легкой усмешкой, в которой читалось: 'А не вмешиваешься ли ты сейчас не в свое дело?'
- Я должен проследить за их состоянием и быть на допросе, - видя, что спорить бесполезно, сказал Энгватар. - А если ты сомневаешься, вправе ли я так поступить, я готов идти вместе с тобой к Владыке Мэлькору. Я объясню ему причины, по каким хочу наблюдать за пыткой, ты - причины, по каким не можешь ждать завершения исцеления.
- Разумеется, я не против того, чтобы ты наблюдал, - Маирон пожал плечами с видом: 'Это само собой разумеется'. Он совершенно не желал объяснять Владыке причины, по которым не хочет ждать. - Мне показалось, что ты хочешь требовать от меня сменить вид пытки на ту, что выберешь ты. Хотя ты уже не главный в допросах Маитимо. За кем будешь наблюдать ты, а за кем твой ученик или другой целитель?
Энгватар несколько удивился вопросу, но призвал Хиса и поручил следить за состоянием Маитимо, тогда как сам выбрал Алакарно.
И вновь повторилось то же: камера, разделенная перегородками, 'футляры', теплая вода, темнота и тишина.
***
План с осанвэкэнта был хорош всем... кроме одного. Для осанвэкэнта нужно было сконцентрироваться. А сделать это у нолдор как раз не получилось. Как только Маитимо закрепили в футляре и закрыли крышку, его кони понесли, закусив удила и не разбирая дороги. Все же сознание пленника было повреждено, и второй круг оно нормально не могло осилить.
Из футляра доносились то приглушенный смех, то стоны и крики, но слов не было. И когда Маитимо наконец достали, он был безумен. Он больше не говорил ничего, только зло смеялся или молча плакал с каменным лицом.
***
Энгватар следил за Алакарно, который пытался дозваться Маитимо... Целитель был, как всегда, полностью сосредоточен на том, что делал сейчас, и к тому же ориентировался на состояние менее опытного и страдающего от заклятья Алакарно, не зная, что тому было явно легче, чем Маитимо. И потому упустил время.
А Хис не сразу понял, что происходит. Маитимо не казался опустошенным и не причинял себе таких травм, как в прошлый раз. Но когда его достали, Нолдоран вел себя, как безумный - похоже, его рассудок был поврежден.
- Владыка Севера узнает о том, что я предупреждал тебя, - Энгватар говорил, не скрывая холодной злости, но на самом деле он был в бешенстве и ужасе.
Едва ли не впервые в жизни целитель боялся потерять самообладание и выдать себя явно. Что, если разум Маитимо поврежден необратимо?! С эльдар такое случалось редко, но и такие пытки, как эта, к ним не применяли: футляры были очередным новейшим изобретением Волка. И теперь Энгватар всегда будет знать, что мог быть решительней, настоять на том, что нельзя сейчас Маитимо подвергать допросу, и вовсе нельзя - такому, как тот, что только что завершился. Но целитель положился на то, что осанвэкэнта поможет...
Конечно же, Энгватар теперь не только забрал Маитимо себе, но и сообщил, что не отдаст иначе как по велению Владыки даже после исцеления - пока не убедится, что допросы его не убьют...
Алакарно обнимал друга и вновь звал его, заговаривал и о заклятье, и о том, что было здесь, и об Амане, и о Свете, и о многом другом... Но теперь это не помогло.
Энгватар тоже начал с привычных вещей - зелья, чары, дружеская помощь... И главное - время.
***
А Маирона ждала встреча с разгневанным Владыкой Севера. Но умаиа был уверен, что Мэлькор не станет теперь надолго отсылать прочь своего сильнейшего умаиа, лучшего организатора обороны и полководца. И он не ошибся.
- Что же мне сделать с тобой, Маирон? Неразумно отстранять и удалять лучшего полководца, - голос Владыки звучал почти вкрадчиво... Но по-прежнему не предвещал ничего хорошего виновному. - И от допросов я тебя не отстраню, кем лучшим заменить тебя? Но твое желание во что бы то ни стало воплотить свои замыслы уже не впервые мешает моим.
- Невольно, мой Владыка. Мои замыслы лишь поиск лучшего способа исполнить ваши; но моя мудрость меньше...
- До тех пор, пока целители не вернут Маитимо рассудок, я проклинаю тебя, Маирон. - Владыка Арды собрал силы и поднял руку. - Любой твой замысел, что не исходил от меня, не был полностью одобрен мной и не является важным для обороны Ангамандо, как воплощенный, так и неоконченный, и тот, какой ты придумаешь после, отныне да разрушится*(1).
Зелья. Чары. Собирание умаиар под свою руку. Орудия пыток (впрочем, их как раз Владыка одобрит). Другие изделия. Пробы в мастерской. Интриги. У Маирона всегда было много собственных замыслов, воплощенных и начатых, и далеко не все они были важны для обороны...
Разрушать Владыка Ангамандо умел, как никто...
***
Маитимо в этот раз не был без сознания, наоборот. Но его сознание... было где-то очень далеко, и с ним не удавалось связаться. Эльф словно находился где-то в другом месте, запечатав свои уста и закрыв разум по отношению ко всем вокруг - ведь в своем бреду нолдо не понимал, где друг оказывался врагом, где кончалось наваждение, и кончалось ли? Маитимо не считал, что сможет разобраться, и потому просто отгородился от всего - что бы ни пришло, кто бы ни заговорил с ним - надо молчать. Молчать, потому что не контролируешь себя, не понимаешь, что говоришь, можешь сказать недопустимое. Будучи не в силах отличить правду от морока, Маитимо отказался от своей воли, полностью скрывшись за Отказ. Отказ говорить, реагировать, воспринимать, делать что-либо. Сейчас этого пленника не нужно было даже стеречь - он безвольно и неподвижно мог стоять или сидеть часами там, где его оставили. Но там, за внешним Отказом, продолжалась внутренняя борьба: Маитимо вздрагивал и порой дергал головой, вдруг начинал стонать или кричать, и попытки успокоить не помогали, но потом все так же резко и неожиданно обрывалось. Или эльф мог вскинуть голову и страшно засмеяться - страшно своей смесью эмоций, одновременно весело, обреченно и зло.
И что было самым странным... при этом всем, от эльфа исходил почти физически ощутимый Свет. Но разве Светлые и благие не должны быть только ясными и добрыми? Разве... вот такое безумное чудовище тоже может быть Светлым, несущим этот Свет через себя?
Время шло, но ничто не могло помочь Маитимо, и Энгватар боялся, что нолдо скоро умрет. Эльдар с необратимо поврежденным разумом жили недолго - это ослабляло и затем разрывало связь фэа и хроа. Целитель не говорил об этом Алакарно, ему и без того было очень тяжело видеть друга таким... Маитимо не только не говорил, но и не воспринимал ничего. Мог в объятиях друга вздрогнуть и начать кричать или плакать; слыша старую песню - зло смеяться... Но Алакарно не оставлял попыток помочь Маитимо, и целителя тоже просил помочь ему.
- Я стараюсь, - отвечал Энгватар. - Но если ему не дадут покой, если Саурон или его ученики будут приходить и чего-то добиваться, мы не сможем помочь...
Энгватар сказал не 'Маирон', а 'Саурон'; сейчас это было не невольным упущением из-за того, что прозвание было общеизвестным, а выражением ненависти: целитель жаждал отомстить Саурону за Маитимо. И знал, что сам Маитимо тоже желал бы мести ему - сейчас еще и за Алакарно. ...'Его тогда нужно будет спасать через мнимую смерть', - понял Энгватар. Ведь если Маитимо погибнет, Алакарно станет нужен только, чтобы вытянуть из него все, что можно, и убить.
И ради того, чтобы Маитимо точно оставили в покое, и его не беспокоил даже Владыка, и ради мести Саурону, нужно было показать Владыке, насколько тяжело состояние главного пленника. Владыка и сам пожелал видеть Маитимо. Его привели вместе с Алакарно, и Энгватар сказал о том, что было в прошлый раз, как Маитимо очнулся благодаря объятьям и обращению друга, и перестал все время смеяться также после его слов, вопросов. А сейчас это никак не действует.
- Но может быть, Нолдоран обманывает всех нас, чтобы его оставили в покое, или с какой-то иной целью? - спросил Владыка. С Маитимо никогда нельзя было быть до конца в чем-то уверенным. - Исходящий от Нолдорана Свет не померк. Даже стал ярче.
- Это так, - поклонился целитель. - Но этот Свет ему дан; возможно, он исчезнет, только если будет отнят Тем же, кто его дал, и только от Него зависит, насколько Свет ярок...
Алакарно с удивлением взглянул на целителя, но ничего не сказал. Что толку говорить перед Моринготто, что Единый никого не лишает Света, и если бы любой из Темных захотел, стал бы светел как Манвэ... Маитимо рассказывал оторно о том, от каких даров отказался Моринготто.
Целитель тоже не стал говорить своему Властелину, что перед ним нельзя изобразить болезнь и повреждение. Вместо этого маиа решил наглядно показать Мэлькору, насколько Маитимо в тяжелом состоянии.
- Я готов, по вашему слову, проверить, притворяется ли фэанарион, - поклонился Энгватар. Мэлькор кивнул, и целитель взял за плечи безвольно стоящего Маитимо и наклонил его голову, а затем поставил на колени. Эльф не противился и не замечал этого.
- Довольно, - произнес Владыка, думая, что ему уже никак не получить склонившегося Посланника, только безвольно склоненное тело, будто мертвого или лежащего в беспамятстве.
Алакарно, вынужденный наблюдать за этой почти издевательской сценой, подумал о том же и выкрикнул:
- Ты теперь будешь говорить всем, что Маитимо склонился и встал на колени перед тобой, Моринготто?! Это все равно, что ставить нас на колени, когда мы без сознания.
Целитель не обратил внимания на Алакарно (не его задачей было одергивать пленных) и продолжил:
- Если повреждение в нолдо необратимо... боюсь, Маитимо умрет.
Услышав это, Алакарно похолодел. А Владыка, разозлившись, призвал Маирона.
***
Когда Алакарно вернулся в камеру, он возмутился:
- Что ты делаешь? Маитимо доверяет тебе, а ты унизил его без нужды. Неужели нельзя было иначе подтвердить, что Маитимо в тяжелом состоянии?
- Я должен был ответить быстро и так, чтобы Владыка был доволен, - оправдывался Энгватар. - И ты сам сказал, как и Маитимо говорил прежде: это не имеет значения.
Алакарно очень боялся за друга, но не мог не думать об этом унижении, и о Моринготто, и постепенно - о Свете. Ведь правда, чтобы кто-то был Светлым, мало дара, нужно принять его и следовать за ним, важен выбор. А Маитимо сейчас был безумен, но оставался Светлым, сияние от него стало даже ярче... И Алакарно понял, что это словно... разные слои. Свет относился к духу, а не к внешнему состоянию ума, он исходил из глубины... Свет не может уйти из-за тяжелого состояния тела. Не перестает быть Светлым тот, кто спит и не сознает себя, или в полуобмороке, или когда видит мороки, или отравлен...
И Маитимо на самом деле тот же, что и всегда, только словно за запертой дверью - ведь разум закрыт завесой аванирэ. И там, внутри, за запертой дверью, он не стал не только менее Светлым, чем был, но и... мог оставаться разумным и мудрым. Ведь если бы он, не воспринимая внешний мир, говорил, то Темные многое могли бы узнать от него, воспользовавшись его состоянием. Размышляя, Алакарно понял, что есть два рода безумия. Одно шло из глубины, от фэа - так безумны Темные. А другое извне, от хроа. Ведь эти футляры были воздействием на хроа, в них был безумен и сам Алакарно; но так же на разум влияет и яд, и наведенные мороки, и чары, и даже физическое истощение.
***
Маитимо не знал ничего о происходящем. Он по-прежнему был заперт внутри своего разума, а Алакарно и Энгватар не находили себе места и перепробовали уже все, что только могли придумать. Они боялись, что фэанарион умрет, и тогда Алакарно пошел на отчаянный шаг. Он с какой-то удивительной настойчивостью уговорил Энгватара снова положить Маитимо в футляр, закрепить, закрыть крышкой, залить теплой водой, но в этот раз оставить открытым лицо. Это было рискованно, но друг рассудил, что терять им уже нечего, зато если повторить всю историю еще раз, но направить ее в хорошее русло, то Маитимо сможет пробудиться. Энгватар сомневался, что замысел Алакарно поможет, ведь именно пребывание в футляре привело Нолдорана в такое состояние, но если нет - они в самом деле ничего не теряли. А попробовать стоило.
Так они и поступили. Алакарно сидел возле друга, гладил его по лицу и целовал, говорил с оторно. В этот раз Маитимо не лишили ощущений, но единственное ощущение, что нолдо получил - были любовь и ласка названного брата.
И о чудо! Прошло не так много времени, и губы Маитимо дрогнули в улыбке, уже не жесткой, а теплой, и глаза эльфа смотрели на Алакарно осмысленно, но удивленно.
- Что... что ты тут делаешь? Что происходит? Ты можешь вытащить меня?
Обращаясь к Маитимо, заключенному в двойной футляр - один созданный Сауроном, другой окружающий разум - Алакарно не говорил ни о заклятье, что оставалось на нем, ни о плене, ни о чем тяжелом. Не говорил он и об Амане или береге Миттаринга; но говорил о том, что есть здесь и сейчас... и всегда, даже в темноте и тишине, даже под заслоном аванирэ. Он говорил о Свете, и только о Свете. Не о том, которым владеет Единый, и не о том, что создает миры и вершит Судьбы, а о самом настоящем, самом главном и самом повседневном Свете - о том живом Свете, что получается из любви одного сердца к другому. Алакарно говорил о том, как он любит Маитимо... как ждал его и не мог найти себе места, как ему важно быть вместе с другом, как он ему нужен, и о том, что нельзя, чтобы оторно умер вот так... И снова о том, как его любит, как ему нужен друг... И Маитимо очнулся. И Алакарно был счастлив.
- Да, конечно же, сейчас! - воскликнул Алакарно и начал снимать крышку вместе с подошедшим Энгватаром, высвобождать закрепленные руки и ноги Маитимо. - Ты чуть не умер, я неделю не мог тебя дозваться... Как же я счастлив, что все позади... - Алакарно обнимал друга, радостно смеялся, был готов петь и танцевать прямо здесь, в камере... И Энгватар тоже был счастлив, хотя и скрывал это.
- Как ты? - вопросы целителя и Алакарно прозвучали одновременно.
- Я... в порядке, - смущенно и растеряно улыбался Маитимо. Ведь для него не произошло ничего... почти ничего, просто какая-то тяжесть, тень и усталость; но он не знал, что умирает, и не мог теперь разделить счастье друзей. - Я, похоже, здорово напугал вас. Простите, я не намеренно. Алакарно, дай на тебя опереться, почему-то сил нет стоять. - Эмоциональное напряжение не прошло даром и выпило все силы из фэанариона; да и ел он в последние дни лишь жидкую пищу, потому что сохранил рефлекс сглатывания - а так, ни пить, ни есть безумный эльф не хотел, не чувствуя ни голода, ни своего тела вообще.
***
Когда первые счастливые порывы прошли, Энгватар попросил Маитимо, когда они будут выходить, сделать вид, что он практически не воспринимает происходящего вокруг. И также Алакарно попросил скрыть свою радость, пока они будут идти.
- Я боюсь, - отозвался фэанарион, - что я вообще не в силах буду дойти до камеры. Вам придется меня тащить, и я сделаю вид, что впал в забытье. А ты, друг... опусти ниже голову, что тут еще сделаешь?
***
Когда они вернулись в камеру (уже не бывшую общую, а обычную деревянную камеру Маитимо), Алакарно заговорил:
- Когда Саурон засунул нас в те футляры, я пытался связаться с тобой через осанвэкэнта, но не мог, и потом, когда тебя достали... ты был в сознании, но твой разум был далеко, ты ни на что не реагировал. И ничто не помогало тебя дозваться: прошла уже неделя, а ты не приходил в себя. И тогда я сказал Энгватару, что нужно попробовать повторить все, только так, чтобы ты прошел это... хорошо.
- И он был прав, это помогло, - отозвался целитель.
- Что тебе пришлось пережить за эту неделю... - прошептал Маитимо, гладя брата по волосам, пропуская между пальцами его пряди на висках. - У тебя теперь совсем другие глаза... Но ты спас меня, брат, и я спасу однажды тебя.
- Мне было... очень страшно за тебя: что, если бы ты так и не пришел в себя?.. Хотя до вчерашнего дня Энгватар и не говорил мне, что ты можешь умереть, - выдохнул Алакарно, и вновь улыбнулся. - Но теперь все это позади. А глаза... ты давно не видел своего отражения. - Алакарно расспрашивал освобожденных об оторно, но все же, когда они с Маитимо встретились... он был поражен, насколько изменился Нэлйо. Маитимо был сильнее и светлее, чем прежде, но и то, сколько он пережил, отражалось во взгляде, во всем облике...
- Я не позволю никому тревожить вас, - продолжил Энгватар, - пока это будет возможно, в продолжение месяцев. Лучше всего временами говорить о малых, едва заметных улучшениях. И обязательно о том, что Алакарно помогает тебе в этом. Тогда даже Владыка вряд ли пожелает, чтобы Алакарно допрашивали, и вы все время будете вместе.
- Спасибо тебе, Энгватар. Если бы не ты, мои годы плена... Я не знаю, как пережил бы их. Ты очень много делаешь для меня, для нас. - И руки Маитимо сплелись на плечах целителя, обнимая и делясь тем самым Светом: от сердца к сердцу.
- Счастье, что тебе снова удалось помочь, - улыбнулся целитель. Маитимо всегда выкарабкивался... Все те, кто не сдавался, из захваченных до Маитимо, умирали. Или они впадали в отчаяние и уходили в Мандос; или у них был непоправимо поврежден рассудок и они умирали. Некоторые в руки Энгватара даже и не попадали, как жертвы брата и сестры, или тех, кого бросали умирать от ран, сочтя бесполезными, или умершие во время пыток. А тех, кто избежал всего этого, но все же не сдавался, казнили. И когда в Ангамандо пришел фэанарион - в первый же год появились несломленные пленники, которые ушли, остались живы. Вначале Верные Маитимо. Потом и другие эльфы. А теперь Владыка и сам изменил решение, и может отпускать не только сломленных...
И все же Энгватар всегда тревожился о Маитимо, и сейчас тоже расспрашивал и старался понять - полностью ли фэанарион пришел в себя, или ему еще нужна помощь.