Стихи на которых построен рассказ "Московский Планетарий"
Вероятно следовали бы дать хотя бы ссылки на них сразу же. Кочетков подглавлитовский, у меня нет неподцензурного варианта, а я его весь на память не помню, но большинство профессиональных литераторов его знают.
Николай Кочетков.
БАЛЛАДА О ПРОКУРЕННОМ ВАГОНЕ
- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.
- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.
- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
Наум Коржавин.
Гуляли, целовались, жили-были...
А между тем, гнусавя и рыча,
Шли в ночь закрытые автомобили
И дворников будили по ночам.
Давил на кнопку, не стесняясь, палец,
И вдруг по нервам прыгала волна...
Звонок урчал... И дети просыпались,
И вскрикивали женщины со сна.
А город спал. И наплевать влюбленным
На яркий свет автомобильных фар,
Пока цветут акации и клены,
Роняя аромат на тротуар.
Я о себе рассказывать не стану -
У всех поэтов ведь судьба одна...
Меня везде считали хулиганом,
Хоть я за жизнь не выбил ни окна...
А южный ветер навевает смелость.
Я шел, бродил и не писал дневник,
А в голове крутилось и вертелось
От множества революционных книг.
И я готов был встать за это грудью,
И я поверить не умел никак,
Когда насквозь неискренние люди
Нам говорили речи о врагах...
Романтика, растоптанная ими,
Знамена запылённые - кругом...
И я бродил в акациях, как в дыме.
И мне тогда хотелось быть врагом.
Владимир Топоров.
'Белый дом' расстреливали танки
с офицерскими экипажами
Дьявол дело свое сладит, только Бог нас не поймет.
Танк ударит и присядет, городскую пыль взметет.
Прочь вороны отлетели, врассыпную - воробьи.
Танки бьют по главной цели: залпом - по своим свои.
Красота - не наглядеться! Грохнут - здание в дыму.
Чье там влипло в стену сердце? - неизвестно никому.
Демократии во благо мы весь род порушим наш!..
Не представляю я, как плакал офицерский экипаж,
Видя солнце в черном дыме, грязь на лике синевы
И стреляя боевыми по Москве среди Москвы...
Что им древние законы, Божий суд и суд земной,
Коль коробятся погоны: две присяги - ни одной!
Если нет на свете света, если каждый день, как яд,
Трын-трава в душе поэта, в офицерской - невпрогляд.
В ней глаза любимой тают, но гремит страны вагон
Сквозь бурьян, где расцветают злые звездочки погон.
Звезды знают свою сферу, как себя любой из нас.
Довелось же офицеру танком въехать в звездный час,
Где в мгновение веселья уязвленная душа
Может сказку сделать былью, сказочников пореша.
Годы, нации и веры, как мосты, разведены.
Неужели офицеры - усмирители страны?!
Взгляд с отчаянною злостью - сквозь прицел на мир живой!..
А ведь были белой костью, были кровью голубой...
Офицерский сын, взираю на горящий дом и дым.
Я-то уж таманцев знаю.
Был в таманцах -
Рядовым.
Феликс ЧУЕВ
Русский советский поэт Феликс Иванович Чуев (1941-2000) в 18 лет был принят самым молодым в члены Союза писателей СССР. А в 20 лет из оного ... исключён. Не за диссидентство, не за антисоветизм, не за антикоммунизм. Наоборот, он до конца дней своих оставался советским патриотом и коммунистом. Его исключили за авторство стихотворения "Зачем срубили памятники Сталину?" В исправлении этой вопиющей акции не смог помочь даже сам ШОЛОХОВ!
Впоследствии Ф.Чуев выпустил, кроме других, две уникальных книги: "140 бесед с Молотовым" и "Так говорил Каганович". (С первым он встречался 17 лет, со вторым - 7). Несмотря на редакторские правки (с целью спрятать истину), обе книги на фактах раскрывают вдумчивому читателю истинные лица сталинских соратников и самого Сталина, как примеры служения народу.
ЗАЧЕМ СРУБИЛИ ...
За что срубили памятники Сталину?
Они ж напоминали о былом
Могуществе добытом и оставленном
Серьезным, уважаемым вождем.
В любое время и во время оно
Хулить покойных - Боже упаси!
Покойника, по древнему закону,
Не принято тревожить на Руси.
Все дело в том, а было ль в нем величье?
Мне ветеран сказал: "Помаракуй"!
Что культ да культ ... была такая личность -
Вот потому был у нее и культ.
И что вы там о нем ни говорите,
Как ни хулите скоро, горячо,
Оставил он шинель, потертый китель,
Да валенки подшитые ещё.
Но он притом оставил государство
С таким авторитетом на Земле,
Что, братцы, тут уж надобно признаться
Всем тем, кто вот сейчас засел в Кремле.
И на священной мраморной трибуне
В седой мороз седьмого ноября
Он верил в тех, кто верили в июне,
Нам твёрдо о победе говоря.
Какая ж клокотала в нем природа,
И как он исполински понимал,
Когда здоровье русского народа
Он высоко над миром поднимал!
Первична Правда. Правда, а не Слава.
Ведь с ним стояла Правда у руля.
Её не сбросишь краном с пьедестала
И не зароешь даже у Кремля.
А нас потомки не простят вовеки,
Хозяев им оставленной земли,
За то, что мы такого человека
Понять и оценить вот не смогли.
На наши плечи падает Россия,
На нас на всех ответственность сейчас...
Так думайте же, люди непростые!
Теперь, ведь, ОН - не думает за нас.
Да до нормального общества нам пока ещё расти и расти.
Нашёл некупированный вариант Чуева!!!
[Зачем срубили памятники Сталину?
Они б напоминали о былом
могуществе, добытом и оставленном
серьёзным, уважаемым вождём.
В любое время и во время оно
стоять на мёртвом - боже упаси!
Покойника, по древнему закону
не принято тревожить на Руси.
По мёртвому ходить не полагалось,
могилу разворачивать - грешно.
Такая нам история досталась -
России вечно что-то суждено.
И сколько было у неё величеств!
Мне как-то дед сказал: - Помаракуй,
всё культ да культ...
Была такая личность -
и потому, наверно, был и культ.
И что вы там о нём не говорите
Как ни судите горько, горячо,
оставил он шинель, потертый китель
да валенки подшитые ещё.
Но он к тому ж оставил государство
с таким авторитетом на земле,
что, милый мой, тут некуда деваться -
себя представьте хоть на миг в Кремле.
И всё, что обозначил он устами,
Под стать ему лишь было одному.
- Какой ты Сталин?
Я ещё не Сталин! -
говаривал он сыну своему.
И на священной каменной трибуне
в седой мороз седьмого ноября
он верил в тех, что верили в июне,
спокойно о победе говоря.
Какая ж клокотала в нём природа
и как он исполински понимал,
когда здоровье русского народа
он высоко над миром поднимал.
Неужто так же сумрачно и тихо
он убивал на русском языке,
какую правду он унес, владыка,
в своем рябом, оббитом кулаке.
Она первична, правда, а не слава,
Она за ним стояла у руля,
её не свалишь краном с пьедестала,
и не зароешь даже у Кремля.
Мы знали правду, дети перелома,
мы, дети безотцовщины, войны,
в кирпичных городах и на соломе
его улыбкой были спасены.
Быть может, мы любили безответно -
к такой любви не прикоснётся тлен.
Мы Сталина любили беззаветно,
какую веру дали нам взамен?
Мы верили, а веру убивали...
Но от неверья трижды тяжело,
и 'Сталин - наша слава боевая'
мы пели вызывающе и зло.
Уже нам просто верить надоело,
уже нам подоспело всё узнать.
Не наше дело - это наше дело,
как будто маму обижают, мать.
И правда, перечеркнутая кровью,
отцовских непридуманных времён,
то наша правда, кровная, сыновья, -
мы были б хуже, если бы не он.
Мы очень непростое поколенье,
нам донести тот пламень и накал,
чтоб первозданно полыхало 'Ленин',
чтоб обжигал 'Интернационал'!
На наши плечи падает Россия,
на молодость надеется сейчас,
так думайте ж, ребята непростые, -
теперь никто не думает за нас.
Да будет шаг наш точным и могучим!
И это вера, а не просто крик.
За это гибли лучшие из лучших,
и гибли от врагов и от своих.
А кто ходил по Мавзолею Ленина
и получал особые пайки?
Но, если спросят наше поколенье:
- А были ли вообще большевики?
Я знаю их.
Они меня растили.
Горело свято на дверях 'Партком'.
Несытые строители России,
я тоже с детства был большевиком.
Как все, я грыз макуху с аппетитом,
я счастлив был,
и гордый был, как все.
Я сын его. И я необъективен.
Ведь это ж не о ком-то - об отце.]
Феликс Чуев, 1959-1963 гг.