Аннотация: "Уродица" является повестью, часть которой я публиковал в студенческих книжках и газетах. Начало представлено в первом свитке в целях ознакомления.
Повесть
СВИТОК I
Уродица
1.
Все засыпал снег.
Одинокая старуха
В хижине лесной.
(Басё)
В славянской деревеньке Роженица, в избушке на че-тырех столбах, какие ставили для возможности сменить место в случае наводнений, проживала старенькая Уродица. Обычно она сидела на обтянутом старой кожей низком пучке сена и глядела в крохотное окошко. Уродица всматривалась в горы: как их вершины взмывали в серебряный небосвод, а в утреннем пару таили облака, слышно разбиваясь об окна хозяйки обильными осадками.
Идешь по облакам,
И вдруг на горной тропке,
Сквозь дождь - вишневый цвет!
(Кито)
2.
И поля и горы -
Снег тихонько все украл...
Сразу стало пусто.
(Дзёсо)
Уродица тосковала. Она подолгу бывала одна. Как-то к ней заглянула Отеть, лень, но женщина даже здороваться с ней не стала и, не вставая с сенного пучка, продолжала смотреть на дремлющие горы-великаны.
Было странное нежно-серое небо. Сквозь окошко пред-ставлялось оно величиною с куст вишневого дерева, на котором росла вишня. Уродица выращивала вишневые кусты в саду, огражденном редко воткнутыми прутьями. Казалось, скрывался тот сад за стенами гор, настолько он был велик. И вишни цвели всюду, даже под белыми буграми снега, и потому их не было видно.
3.
Снега холодней,
Серебрит мои седины
Зимняя луна.
(Дзёсо)
Было у старухи зеркало, которое говорило ей только правду. В том зеркале она видела себя, ей богу, старой женщиной. Но как-то раз Уродица убедила себя, что настоящее зеркало она потеряла где-то в вишневых кустах, в своем саду, и приняла обманчивый предмет за портрет давно умершей матери. Бабой Ягой была ее мать.
- Тяжко без зеркала, - произнесла Уродица. Она раз-глядывала портрет, представляя Бабу Ягу молодой широкоплечей красавицей, наделенной от природы тонкой талией и золотисто-каштановыми вьющимися волосами. - Все снег не растает, а вишни в садике так и прячут его, так и лелеют; а снег прячет вишни.
И спрятались ледяные громады в облаках, а небеса сгу-стились в цветах свежих горных вершин и стали ог-ромным вишневым садом.
- Моя милая матушка, - продолжала размышлять Уродица, - ах, где теперь эти спутанные пряди волос, такие нежные и блестящие; где твои густые ресницы, такие длинные? Как же ты постарела, как исхудала!
4.
Чужих меж нами нет!
Мы все друг другу братья
Под вишнями в цвету.
(Исса)
Уродица, сверкая белыми одеждами, вышла за дворовую оградку. Ей начало думаться, что все глядели на нее, шептались между собой, суетились. Вот богиня Урожая вдалеке раскидывает по белу снегу вишневые косточки и машет рукой старой женщине. Неожиданно подул острый ветер, и к ней подбежало трогательное, обросшее густой черной шерстью мелкое существо. Имя ему было Шишка. Мгновенно остановившись, он обнял старую женщину со всей ласковой нежностью: - Здравствуй, Уродица! Как я рад! - И тут же, счастливый одним этим, стрелою пустился во весь опор, и не понять в каком направлении.
Встречались Уродице прежде и другие темные породы против черта, про каких, хоть не найти в целом свете существа, постижимого до глубины своей, говорят ут-вердительно: 'исчадье адово'. Наслаждаясь собственным благополучием, они истребляют все ценное в себе, им нет дела до остальных, до будущего.
Шишка, наш маленький герой, пышущий добротой, в этом был он весь, и это наполняло его диковинный облик. Уродица уважала черта. Неведомая сила связывала их, и они тянулись друг к другу. И слово старушки было ценным для него. Это был человек, а не черт, но-таки черт конечно, только снаружи. Между тем, завидя невиданное прежде существо, мало какой человек в испуге не отпустит дух. Так явится он откуда ни возь-мись, отвратный поначалу, ни делая уж ничего для этого.
Но автор высоко ставит черта с шишкой, и не желает строго судить, какой он гадкий с первого взгляда, а об-наруживает в нем прежде иные качества против не-благообразного, невзрачного вида, никому не делающего чести.
5.
Наша жизнь - росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь - и все же...
(Исса)
По-молодому, как-то особенно живо Уродица шла вдоль дворовых стен, по направлению к родной матери, казалось, еще живой.
- Порою, - рассуждала она, - мы сомневаемся в том, начинается ли старость или она заканчивается для нас, но все оттого, что думать о своей старости, по-настоящему думать, мы начинаем слишком поздно и до последнего издыхания не принимаем ее конечного торжества. Но даже не в этом беда, а в том, что мы чув-ствуем, как стареем с самых юных дней; мы учимся быть смиренными, более того, отдаем дань концу, и так же напрасно от этой чрезмерности, в итоге, устаем ждать смерти. И встречаем ее так, словно недоумеваем, что с нами случается.
***
Когда Сварог заканчивал чистить небо, и прекращались дожди, он обычно стучал в окошко Уродицы и просил прощения за причиненное ей беспокойство. В сарае, как только старая женщина засыпала, Сварог шумно разбирал различное барахло, накиданное Уродицей после уборки двора и, отыскав, в конце концов, грабли и лопату, в зависимости от причиненных повреждений, приводил в порядок сад. После, Сварог принимался сушить дрова, которые вымокали по его вине то и дело. Бывало, он топил печь, когда Уродица крепко дремала на сенном пучке. Тогда, взяв старую женщину на руки, Сварог, бог Неба, укладывал ее на кровать, снимал с нее валенки и укутывал одеялом, надувая в него сухое тепло. Никто не осмеливался наведываться к Уродице кроме черта. Тогда Сварог сварился, бранился, и погода не ладилась. А уж как хорошо видать ему всех с небес, то каждому известно.
Сварога радовал Догода, вернее, он испытывал к нему точно такое чувство, как и к Позвизду, ветру севера. Хотя Догода был повелителем приятного ветра, они с Позвиздом, крепким мужчиной в громадном разве-вающемся плаще, имели разные характеры. Однако без их помощи не обходилась ни одна уборка небесного владыки.
Солнечные боги приносили в дом Уродицы первые лучи и грели остатками плавно закатывающегося солнца ее прозрачное крошечное окно еще наиболее крохотного глиняного домика. Домик этот, небольшое низенькое строение, напоминал прорастающее вишневое зернышко в диком ягодном лесу, все ягоды которого, все до единой штучки, - это одно древо Жизни доброй Роженицы, белой красавицы полей и вершин.
Время так и разливалось драгоценной струей изо дня в день, голосисто ударяя росистыми каплями по сухой земле, мимо всей своей емкости чаши жизни, как от-стукивая: динь! день! динь! динь! Отбивая: динь! динь! день! динь!
6.
Осень вернулась вновь,
Но дитя не сидит на коленях моих...
Одинокий, гляжу на луну.
(Оницура)
Сидя на пучке сена, Уродица созерцала вид острых горных клыков какого-то зверя, тогда как вся планета была только пастью полу-животного, полу-льва, жаж-дущего жертвы. Но на ум ей вдруг пришли слова, ко-торые женщина слышала совсем ребенком. Это были теплые слова Шишки: - Это я, Уродица, здравствуй! - проговаривал черт. Он радовался Уродице, тогда ма-ленькой девочке, брал ребенка на руки, таскал взад-вперед, шутил, когда Баба Яга оставляла их наедине. Она знала верного черта.
- Прости, я, наверное, испугал тебя своим появлением, - произнес Шишка, указав на зеркало.
- Нет, не только тебя увидела я в том отражении, еще там была моя старость, - ответила Уродица и глаза ее наполнились движением. - Она глянула на меня вне-запно, точно я уже совершила божественный уход на-верх и, погруженная в детские воспоминания, этого не заметила. Но со мною ты и в этом мое счастье.
- Я - твое счастье? - ответил черт, и заблестело хо-лодное лицо его.
Женщина поднялась с хрупкого стульчика, чуть про-гретого ее теплом, посадила на свое место черта и припала к груди его, как к своему чаду прижимаются любящие матери и, впервые при этом, достигая верха человеческой радости:
- Мое счастье в массе простого и в том, что останется после меня; в наборе звуков и форм, перекрещивающихся постепенно, незаметно, необратимо. Все это есть в тебе. И пускай я - дочь Бабы Яги, но в черта оттого не меньше верую. Отныне и ты в почести моих богов, и тебе хранить мой очаг и в том воля моя.
Такими словами завершился путь Уродицы. Домик уже не стоит, где был прежде. Шишка перекатили его при помощи бревен далеко от родного места, где бог Небес так истосковался, что залил всю Роженицу, подготавливая ее к новым посевам.