Жили-были, как водится, в префектуре Канагава сэмэ и уке. Жили они дружно и весело - с утра сэмэ уке своего любимого бамбуковыми стеблями хлещет или плетью кожаной гайдзинской, днем на колени на сою ставит (потому как горох не во всяком хозяйстве водится), вечером на дыбе растягивает, на ночь в цепи заковывает, а между делом еще и отъяоить его успевает - одним словом, скучать не приходится. Очень любил сэмэ своего нежного и покорного уке, да и уке в суровом и безжалостном сэмэ души не чаял. И жить бы им так дальше и радоваться, да только вот напала на сэмэ грусть-тоска неизъяснимая и, казалось бы, беспричинная. Наскучили ему и наручники, и плетки, и кимоно кожаное, уке собственноручно сшитое, и книга, в Йокогаме некогда купленная - "Пытки и казни народов мира: руководство пользователя", и даже яой.
Однажды сидят они на веранде, завтракают - сэмэ горький черный гайдзинский напиток, кофе называемый, глушит, уке из собачьей миски овсянку лакает, ручки тоненькие за спиной связаны, на шее ошейничек шипами внутрь - идиллия, одним словом. Осушил сэмэ залпом третью по счету чашку, вздохнул тяжко, вынул из ножен свою катану испытанную и к уке подошел. Вздрогнул уке, чаще застучало его испуганное сердечко: конечно, не раз во время завтрака сэмэ его заместо риса плетью угощал, но ведь катана - это уже, согласитесь, посерьезнее будет! А сэмэ тем временем взял уке за связанные запястья, приподнял, вздохнул еще тяжелее, размахнулся и разрубил путы, уке стягивавшие. Уке от изумления и слова вымолвить не может, а сэмэ тем временем ошейник на нем расстегнул и швырнул наземь. Никогда ранее уке без позволения сэмэ своего строгого рта не смел раскрыть, но тут не выдержал.
- Возлюбленный мой сэмэ, господин мой и повелитель, что делаешь ты?! Почему снял с меня путы и ошейник? Неужто ты больше меня не любишь?!
- Люблю, - печально сэмэ ответствует, - только отчего-то больше нет в моей любви прежнего огня и задора. Наскучили мне и моя власть, и твоя покорность. Захотелось мне чего-то нового и необычайного, тесно стало душе моей в груди, рвется она к недоступным и сверкающим вершинам, подобным священной горе Фудзи. Слышал я, что то ли в Йокогаме, то ли в Эдо, а то и в древнем Киото есть великий мастер, постигший в совершенстве высокое искусство, БДСМ именуемое. Намерен я отправиться в странствие, найти того мастера и стать его учеником, чтобы самому овладеть тайным знанием. А низменная боль и низменные удовольствия меня больше не интересуют!
- О сэмэ, - воскликнул уке, - не могу я не радоваться твоей тяге к искусству и знаниям, и прошу лишь об одном: возьми меня с собой! Авось я тебе пригожусь в дороге, да и высокому искусству на пару с тобой тоже хотелось бы поучиться.
- Нет! - сурово сэмэ ответствует. - Только тот, кто силен телом и духом, сможет постичь тайное знание. Ты же мал и слаб, потому в путь я отправлюсь в гордом одиночестве. С этой минуты отказываюсь я от власти своей над твоими телом и душой. Отныне я тебе не господин и не сэмэ! Не буду больше тебя яоить, сечь, связывать и на колени ставить. Иди на все четыре стороны, и будь свободен и счастлив!
Пал уке к ногам сэмэ, глаза его слезами наполнились.
- Впервые за долгие годы нашей совместной жизни не могу я выполнить твоего приказа. Правда твоя, о сэмэ: слаб я как телом, так и духом, но именно поэтому и не могу оставить тебя и уйти на все четыре стороны, тем более одновременно на все четыре и не получится. И как же, скажи, смогу я быть счастлив, если не будешь ты меня больше яоить, бить и наказывать?!
- Что ж, - пожал плечами сэмэ, - если не хочешь по-хорошему, будет как всегда!
Прибил он уке гвоздями к стволу сакуры, спустил с него хакама, отъяоил на прощание, а потом накинул на плечи хаори, взял катану, сунул в дорожный мешок книгу свою любимую и ушел, не обернувшись. А уке так и остался стоять, прибитый к дереву и со спущенными штанами.
На счастье уке, пробегала мимо кицунэ. Увидела она эту картину, остановилась, глаза вытаращила.
- Ты чего, - спрашивает, - глупый уке, с сакуры рухнул? Нашел место, где зад выпячивать! Тебя, небось, от самой Йокогамы видать. Поскачут мимо суровые самураи или, еще того хуже, распутные гайдзины, и от тебя только лоскутки и останутся! Шел бы ты, уке, к себе в сад, и выпячивался там, сколько твоей душе угодно.
- Я бы и рад, - отвечает ей уке, - да только вот есть одна проблема: прибил меня любимый сэмэ к стволу этой сакуры, да так крепко, что я и пошевелиться не могу, не то что хакама натянуть. От старых людей приходилось мне слыхать, что умней и хитрей кицунэ никого на свете нет, так сделай милость, помоги мне освободиться, а уж я тебя не забуду!
Рассмеялась кицунэ.
- Скажи спасибо своему прадеду, который меня когда-то из силка вытащил и на волю отпустил. Давно ему долг хотела вернуть, а тут как раз и случай подвернулся. Если б не мое немереное чувство долга, сверкать бы тебе задом на всю префектуру Канагава до первого проезжего самурая.
С этими словами обернулась кицунэ прекрасной молодой женщиной, подошла к сакуре и попыталась выдернуть из уке гвозди. Руками пробует, зубами - ан не выходит: на совесть постарался сэмэ, крепко прибит уке к стволу.
- Похоже, - говорит кицунэ, - с отдачей долгов я несколько поспешила. Однако не унывай! Я сейчас позову своего знакомого злого тэнгу, уж он-то наверняка тебе поможет.
Как сказала кицунэ, так и сделала. Позвала она на помощь злого тэнгу. Прилетел злой тэнгу, увидел уке со спущенными хакама подле сакуры, и нос его длинный еще больше вытянулся, не иначе как от удивления. Объяснила кицунэ злому тэнгу, что у людей-де свои причуды, и попросила помочь уке - дескать, она уже обещала, да не по зубам ей оказались каленые гайдзинские гвозди. Почесал злой тэнгу в затылке, покряхтел, поплевал на обе лапы и отодрал уке. Сначала так, а потом от дерева.
- Не обижайся, - говорит, - но я ж как-никак злой тэнгу! Не поминай лихом, я тебе сегодня ночью какой-нибудь сон приятный пришлю в качестве компенсации.
- За приятный сон спасибо, - говорит уке, - но мне бы сейчас гораздо больше полезный сон пригодился, насчет того, что мне дальше делать.
- Ну как знаешь, - ответил ему тэнгу и улетел по своим делам. А кицунэ еще раньше исчезла, даже не попрощавшись. Повздыхал уке, повыдергивал из себя гвозди и щепки и замыслил недоброе.
***
А сэмэ тем временем пришел в Йокогаму. Остановил он мимоидущего самурая и молвит:
- Скажи мне, о самурай, не знаешь ли, где сыскать великого мастера БДСМ?
Уставился самурай на сэмэ с недоумением.
--
Что это хоть такое? - спрашивает.
--
Это, - сэмэ ему отвечает, - искусство причинять возвышенную боль со знанием дела. Ну, если приблизительно и в двух словах.
--
А, - говорит самурай, - понял я, кто тебе нужен. Насчет возвышенной не знаю, но про боль со знанием дела это ты точно подметил. Иди, о сэмэ, прямо, дойдешь до сада камней, повернешь направо и увидишь дом под бамбуковой крышей. Там и найдешь того, кого ищешь.
--
Спасибо тебе, добрый самурай! - сказал сэмэ и отправился в указанном направлении.
Дошел он до дома под бамбуковой крышей, смотрит - хозяин на веранде сидит, трубку курит. Поклонился ему сэмэ.
--
Слышал я, о достойный человек, что являешься ты мастером высокого искусства БДСМ. Дозволь и мне испить из чаши твоей премудрости, возьми меня в ученики!
--
Чего? - уронил трубку хозяин дома под бамбуковой крышей. - Какого еще искусства?!
--
Ну... - растерялся сэмэ, - разве не ты знанием владеешь, как боль умело причинять?
--
Владею, - хозяин отвечает, - только к искусству, тобой упомянутому, знание то весьма малое отношение имеет... хотя при должном воображении... Зубодер я, за плату зубы удаляю, и как утверждают жители Йокогамы, делаю это весьма искусно. Оно, конечно, местами больно бывает, в этом я с тобой полностью согласен. А в ученики - пожалуйста, возьму охотно.
Подумал сэмэ немного и стал учеником зубодера. Учился он прилежно и вскоре освоил зубоврачебное дело почти в совершенстве. Долго ли, коротко ли, только наскучила сэмэ стоматология. Сами посудите: каждый день выпученные глаза да перекошенные лица благодарных пациентов созерцать - и стальные нервы не выдержат. Даже крики боли ему уже не в радость были. Попрощался он с учителем, накинул хаори на плечи, взял катану, сунул в дорожный мешок "Пытки и казни народов мира", купил на заработанные деньги лошадь и направил путь свой в Эдо.
***
Прискакал сэмэ в Эдо, спешился и спрашивает у мимоидущего самурая:
- Не подскажешь ли, о самурай, где я могу найти мастера, постигшего в совершенстве высокое искусство БДСМ?
- Какое-какое искусство? - спрашивает его в ответ самурай.
- Эммм... - задумался сэмэ. В самом деле, как объяснить этим темным людям, ничего не смыслящим в искусствах, что именно он ищет?! - Нууу, это когда кожа черная, заклепки металлические, наручники там, плетки, розги... Понятно?
- Не особенно, если честно, - отвечает самурай. - А еще проще нельзя как-нибудь? Желательно, без всяких этих гайдзинских словечек.
- Еще проще... Берут, к примеру, большой такой пучок веток, укладывают человека лицом вниз на деревянную скамью, и тем пучком хлещут.
- Ааа, так вот кто тебе нужен, сэмэ! Знаю я этого мастера, сам даже как-то раз его услугами воспользовался. Насчет черной кожи не помню, но хлещет так, что аж спина отваливается!
Обрадовался сэмэ, такие слова услышав.
- Добрый самурай, а не скажешь ли, где он живет?
- Ничего нет проще! Пойдешь сейчас прямо, дойдешь до сада камней, повернешь налево и увидишь дом под крышей из рисовой соломы. В том доме и живет мастер.
Поблагодарил сэмэ самурая и пошел в указанном направлении. Дошел он до дома под крышей из рисовой соломы, видит: хозяин на веранде сидит, веером мух отгоняет. Низко поклонился ему сэмэ.
- Слышал я, о достойнейший, что владеешь ты секретами высокого искусства БДСМ. Не позволишь ли недостойному мне вкусить плодов твоей мудрости, не сделаешь ли меня своим учеником?
- Э... какого, говоришь, искусства? - выронил свой веер хозяин дома под крышей из рисовой соломы.
- Разве не ты, прутами вооружившись, столь искусно сечешь жаждущих возвышенной боли, что у них потом аж спина отваливается?
- А, ты об этом... Сколько лет живу, не слыхал, что мое искусство БДСМ называется! Вообще-то я бандай, или, если по-гайдзински, банщик. В молодости специально на запад плавал, в далекую холодную страну, гайдзинскому банному искусству учиться, какого у нас доселе никто и не ведывал. Вместо того, чтобы ехать на горячие источники, как приличествует самураю, эти варвары строят избу деревянную, печь в ней топят, воду греют, а потом, на лавках бесстыдно раскинувшись, друг друга вениками березовыми лупцуют (береза - эта такая гайдзинская сакура). Диковинно мне это показалось сперва, а потом попробовал сам и решил тоже всему выучиться - как печь докрасна растопить, как в комнату парную пару нагнать так, чтоб жарче было, чем даже на горячих источниках, да как веником из прутьев по спине хлестать, хвори-недуги разные изгонять. Отрадно мне, что кто-то еще искусству этому выучиться хочет, а то один я такой на весь Эдо, поневоле дураком себя чувствуешь. Так что если пойдешь в ученики, возьму с радостью!
Подумал сэмэ, подумал и согласился. Научил его хозяин дома под крышей из рисовой соломы всем премудростям своим, и вскоре сделался сэмэ таким же заправским банщиком, как и учитель его. А уж с вениками из сакуры он управлялся так, что вскоре слава о нем разнеслась по всему Эдо. Да только вскоре опротивели сэмэ духота банная да спины мокрые и красные. Действительно, что же это за БДСМ такой, когда вместо пучка розог - веник из сакуры?! Таким, если даже и постараешься, больно никому особенно не сделаешь.
И в один прекрасный день попрощался сердечно сэмэ с учителем своим, накинул на плечи хаори, взял катану, сунул в дорожный мешок книгу любимую, оседлал лошадь и отправился в Киото.
***
Прискакал сэмэ в Киото, спешился, остановил мимоидущего самурая и спрашивает:
- Не скажешь ли мне, о самурай, где живет мастер, коему ведомы тайны высокого искусства БДСМ?
- Может быть, и скажу, - отвечает самурай, - если сперва объяснишь мне, что это за искусство такое высокое.
"Что за дикий народ! - подумал про себя сэмэ. - Подумать только: ни в Эдо, ни в Киото никто и не слыхивал об искусстве БДСМ!".
- "БДСМ" - "Боль Доставлять Совершенное Мастерство", - снизошел сэмэ до невежества своего собеседника.
- А, тебе пыточных дел мастер нужен? Так бы сразу и сказал! Живет он...
- Знаю-знаю! Дойду до сада камней, поверну направо... ну, или там налево...
- При чем тут сад камней? - удивился самурай. - Если хочешь знать, сад камней вообще в другой стороне находится. А ты сейчас повернешь налево, дойдешь до Веселого квартала, повернешь налево еще раз, и увидишь старое персиковое дерево, а под ним - домик. Вот там он и живет. А коли заблудишься и не туда свернешь - не беда: спроси дорогу у первой попавшейся гейши, она тебя на правильный путь выведет.
- Спасибо тебе, добрый самурай! - сказал сэмэ и отправился к Веселому кварталу, а оттуда - налево.
Видит: и верно, старое персиковое дерево растет, под ним домик стоит маленький, на веранде хозяин сидит, на солнышко щурится - тоже маленький, кругленький, трубочку курит, веером мух отгоняет. Очень удивился сэмэ: не таким представлял он себе великого мастера БДСМ, да и на пыточных дел мастера не особенно был похож хозяин дома под старым персиковым деревом. Тем не менее, подошел к нему сэмэ, низко-низко поклонился.
- О великий мастер! Услышал я однажды, что есть некто, овладевший в совершенстве высоким искусством БДСМ. Искал я таинственного учителя и в Йокогаме, и в Эдо, а теперь вот и до Киото добрался. В пути прочел десять раз по сто и выучил наизусть книгу "Пытки и казни народов мира: руководство пользователя" - сам суди, насколько велика моя тяга к знаниям. По всему выходит, ты и есть тот мастер, который всему научить меня сможет, так не откажи в милости, позволь быть твоим учеником!
- Что-то я тебя не очень понял, сэмэ, - удивился хозяин дома под старым персиковым деревом. - Ты палачом, что ли, хочешь стать? При чем тут тогда БДСМ?
- Изволь выслушать меня, о мастер. Жил я тихо, спокойно и счастливо, был у меня милый маленький уке, бил я его, мучил, связывал и яоем изводил, но, понял, что не милы мне больше низменные удовольствия. Оставил я тогда и дом свой, и своего уке, проделал путь в поисках Совершенномудрого аж от самой префектуры Канагава, чтобы только упросить его открыть мне свои тайны и секреты. Не томи же меня, скажи, что теперь странствия мои окончены!
Помолчал пыточных дел мастер, покрутил веером у виска.
- Мдааа... И как только таких идиотов земля японская носит?
Обиделся сэмэ на хозяина дома под старым персиковым деревом, а тот ему и говорит:
- Ты, сэмэ, подожди обижаться. Лучше ответь сперва на мой вопрос. Говоришь, книжку наизусть выучил... Вот скажи тогда, к примеру, что в ней на сто сорок третьей странице написано?
Прикрыл сэмэ глаза, слова заветные вспоминая, и рёк, как по писаному:
"Перед тем, как пальцы либо же кисть руки отрубать, надлежит оную руку повыше локтя жгутом пережать, дабы клиент кровью не истек раньше времени, но ни в коем разе не следует накладывать жгут ниже локтя, ибо кости локтевая и лучевая пережатию артерии зело препятствуют..."
- А теперь скажи мне, сэмэ: со своим уке ты подобное проделать не пробовал?
- Боддисатва Каннон с тобой, мастер! Неужто я буду уке своему любимому пальцы или, тем паче, руку отрубать? Как же тогда наручники одевать и по пальчикам шаловливым линейкой бамбуковой хлестать?!
- Ну так где искусство палача, а где твой БДСМ?! Сам-то хоть разницу ощущаешь?
Понурился сэмэ, а пыточных дел мастер тем временем продолжает:
- Искусство палача - не в том, чтобы клиенту как можно больнее сделать, а в том, чтобы дух его непокорный сломить и признание выпытать, в том, чтобы безжалостность рука об руку с бесстрастием шла. И для того ли я столько лет мастерство свое оттачивал и материалы собирал, для того ли писал "Руководство пользователя", чтобы ко мне дураки всякие шли, воспылавшие страстью к боли!.. Словом, шел бы ты, глупый сэмэ, обратно в свою Канагаву и не морочил порядочным людям голову!
Закручинился сэмэ и побрел прочь. "Столько дорог исходил, столько городов объехал, - думает, - а высокого искусства БДСМ так и не постиг! И как мне теперь жить дальше после этого? Только и остается, что меч-вакидзаси достать и сэппуку сделать". Вдруг видит сэмэ: идет ему навстречу странный человек в черном кожаном кимоно (таком же, как некогда ему уке любимый сшил) и кожаной маске, лицо закрывающей.
- Кто ты, о таинственный незнакомец? - спрашивает его сэмэ.
- Не ты ли, сэмэ, - спрашивает в ответ незнакомец, - разыскиваешь мастера высокого искусства БДСМ? Я и есть тот самый мастер. Чем могу быть полезен?
Обрадовался сэмэ так, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
- О Совершенномудрый, наконец-то я обрел тебя! Одна лишь боддисатва Каннон знает, сколько я странствовал и сколько выстрадал, пока тебя не встретил. Позволь же мне быть твоим учеником!
- Отчего же нет, чем сам богат, тому и тебя научить могу. Одно лишь условие тебе поставлю: быть во всем послушным моей воле, пока срок твоего ученичества не кончится. Согласен?
Согласился сэмэ на условие учителя своего, и повел его мастер в горы, в темную пещеру, приютом ему служившую. Вошел сэмэ, и сердце его тут же возликовало: внутренность пещеры факелы освещают, и чего-чего только нет в обители мастера БДСМ! Кандалы и оковы различных размеров, плетки, стеки и хлысты всех видов, ошейники с шипами на любой вкус и еще много всего. В центре комнаты большая дыба стоит, а рядом с ней ушат с соленой водой и пучком розог приткнулся. Схватил тут великий мастер сэмэ поперек талии, прикрутил хорошенько к дыбе и давай учить своим премудростям. Ни одного девайса без употребления не осталось, а в качестве заключительного аккорда продемонстрировал учитель сэмэ все прелести жесткого яоя. И снизошло тогда на сэмэ просветление, и понял он, что постиг суть высокого искусства, к которому так рвалась его душа - потому что все великие тайны познаются исключительно на личном опыте.
- О учитель, - сказал сэмэ, как только отдышался. - Кажется, постиг я высокое искусство БДСМ, а значит, срок моего ученичества на исходе.
- Так кажется, или все-таки постиг? - заботливо осведомился мастер, к очередному пучку розог примериваясь.
- Постиг-постиг, - энергично закивал сэмэ, - так что можешь уже меня отвязывать!
Снял Совершенномудрый ученика своего с дыбы, вернул ему хаори, катану и книгу.
- О великий мастер и учитель мой, - сказал сэмэ, низко кланяясь, - спасибо тебе за науку! Век ее помнить буду, боддисатва Каннон свидетельница. Теперь собираюсь я вернуться домой, в родную префектуру Канагава, да уке своего любимого от сакуры, наконец, отодрать... если от него еще что-нибудь осталось, конечно. Дозволь же мне на прощание узреть лицо твое!
Усмехнулся мастер, снял кожаную маску... и увидел тут сэмэ, что это уке его возлюбленный. Потерял сэмэ дар речи от изумления, а уке между тем говорит ему:
- После того, как оставил ты меня, сэмэ, у сакуры, беспомощного и со спущенными хакама, освободил меня злой тэнгу. И не только освободил, а еще и послал мне сон, из которого узнал я, что мне делать дальше и как следует с тобой поступить, чтобы помочь тебе с тоскою справиться и желание твое страстное воплотить. Ну, вот я и поступил! Исполнилось ли твое желание, о сэмэ?
- Исполнилось, - сэмэ, пришедши в себя, ответствует, - а теперь скажи мне, готов ли ты вновь стать моим милым покорным уке?
- Готов, - уке отвечает, покраснев и сандалией-гэта пол каменный ковыряя.
- Тогда, пожалуй, задержимся здесь еще денька на три, - решил сэмэ. - Пройденное повторять будем.
А когда минуло три дня, вышли сэмэ и уке из пещеры, поймали коня, про которого сэмэ позабыл, Киото в расстроенных чувствах покидая, погрузили все свое барахло на телегу и отправились домой, в Канагаву. И зажили они с тех пор еще дружнее и веселее, чем прежде.