Ноябрь подходил к своему концу. Но, несмотря на то, что на носу была уже зима, последние осенние деньки радовали хорошей погодой. Небо над Парижем стояло ясное, воздух был прозрачен, а лёгкий ветерок слегка трепал ветви деревьев, вынуждая их избавляться от остатков листвы, пожухлой и невзрачной. Деревья же, лишённые своего привычного покрова, казалось, зябли, обнажённые, и завистливо поглядывали на проходивших под ними прохожих, укутанных в плащи, подбитые мехом, или в шерстяные платки. Река Сена неторопливо катила свои мутные, серые воды, казавшиеся ледяными, и случайный взгляд прохожего, брошенный на реку, внутренне заставлял его съёживаться.
Однако при наличии тёплой одежды всё это превращалось в ничто, и временами даже казалось, что низкое, яркое солнце, пробиваясь сквозь толщи холодного воздуха, всё ещё немного греет. Может быть, это были последние погожие дни перед тем, как зима вступит в свои права, перед тем, как задует по-настоящему холодный ветер, а с севера набегут серые, плотные тучи и на целую неделю зарядит промозглый дождь, а временами, может даже, и снег. И поэтому каждый парижанин, у которого была роскошь располагать своим свободным временем как ему заблагорассудиться, пользовался возможностью прогуляться по улице или саду и насладиться тихой погодой.
Уж тем более эту возможность не могли упустить Виолетта де Монтуар и её подруга Эжени. По совету лекаря мадам де Монтуар старалась как можно больше гулять на свежем воздухе, благо хорошее течение беременности и погода это позволяли, и потому молодая женщина, с тех пор как в конце сентября она и Эжени вернулись из Нормандии, в сопровождении своей подруги почти ежедневно совершала неспешные прогулки вдоль набережной Сены мимо королевских дворцов, туда и обратно. Следом за девушками плелась карета де Монтуаров, на тот случай, если вдруг Виолетта почувствует недомогание.
Для того чтобы положение мадам де Монтуар не бросалось в глаза прохожим (ведь срок её беременности подходил к концу, рождение ребёнка ожидалось через пару недель), она надевала платье с широкой юбкой, а сверху - просторный бархатный плащ, отороченный беличьим мехом. Эжени приходилось одеваться подобным же образом, для того чтобы между подругами в одеянии не виделось большой разницы.
Молодые женщины шли неторопливым шагом по набережной реки, любуясь издали золотым куполом недавно построенного дома Инвалидов, на который низкое, зимнее солнце кидало свои лучи, заставляя сверкать его ещё ярче. Девушки вели между собой разговор. И если не говорилось о грядущем в совсем скором времени счастливом событии, то основной темой разговора подруг становились женихи Эжени. Вернее, женихов у Эжени пока ещё не было, но мадам де Монтуар очень надеялась, что вскоре они всё же появятся, по крайней мере, она, как и год назад, прилагала для этого все свои усилия.
Эжени, давно уже смирившаяся с тем, что её подруга не успокоится, пока не выдаст её замуж, терпеливо переносила все её затеи. Конечно, нынешнее интересное положение Виолетты теперь сильно ограничивало её возможности, ведь она пока не могла появляться в обществе, посещать оперу или театр, а значит, не могла и сопровождать Эжени. Однако тут ей на выручку пришёл её муж, Патрик де Монтуар, который по просьбе своей жены теперь вместо неё выходил в свет вместе с девушкой. Исполняя наказ Виолетты, он, представляя Эжени её дальней родственницей, старался знакомить девушку как можно с большим количеством молодых холостых людей, которые ему и его жене казались достойными.
И действительно, молодая, привлекательная маркиза де ла Прери (девушка, по настоянию Виолетты, наконец решилась называться своим настоящим именем) поначалу вызывала у них интерес. Однако, как и год назад, как только потенциальные женихи узнавали о размере приданого, даваемым за девушку, по сути её подругой, которое для сыновей аристократов было просто ничтожным, они теряли к мадемуазель де ла Прери интерес, несмотря на всю её миловидность и улыбчивость (а Эжени старалась улыбаться, опять-таки следуя советам своей подруги).
Это приводило в отчаяние Виолетту. Она даже просила своего мужа, чтобы тот увеличил сумму приданого Эжени. Но сама девушка категорически воспротивилась этому: она не хотела быть в долгу перед Виолеттой и её мужем. Эжени пыталась уверить свою подругу, что ни титул, ни богатство жениха не имеют для неё большого значения. Девушке хотелось выйти замуж, прежде всего, по любви, иного она и не мыслила, и искренне полагала, что если кто-то её полюбит, то для этого человека не будет так уж важен размер её приданого. Пусть им будет даже небогатый мещанин. Но Виолетта, услышав подобные слова, уже в который раз принималась уверять свою подругу, что дочь маркиза не должна допускать для себя мысли, она может выйти замуж за простого мещанина.
Всякий раз, как только заходила об этом речь, это непременно становилось темой для споров. Вот и сегодня, когда в этот сухой, тихий ноябрьский день они прогуливались по набережной Сены и обсуждали претендентов на руку Эжени, их разговор вновь стал перерастать в спор.
- Патрик сказал мне, что вчера ты произвела большое впечатление на одного молодого человека, шевалье де Дессю. Якобы он не отходил от тебя весь вечер, - сказала мадам де Монтуар, улыбнувшись.
Но Эжени совсем не разделяла довольного настроения своей подруги.
- Ах, Виолетта, он не пришёлся мне по душе.
- Но почему?
- Он... он невысокого роста. Лицо его было слишком напудрено. И весь вечер он повторял фразы, которые я уже слышала раньше от кого-то другого.
- И всего-то, - пожала плечами молодая женщина. - Но Патрик отозвался об этом молодом человеке весьма неплохо. Хотя ты знаешь, насколько он придирчивей меня относится ко всем твоим потенциальным женихам. Патрик сказал мне, что, когда он намекнул шевалье о размере твоего приданого, тот не повёл и бровью. А это не хороший ли знак? Эжени, я не думаю, что тебе стоит упускать такой шанс. Я хочу напомнить тебе, что ты находишься не в том положении, чтобы перебирать женихами. Патрик думает, что в ближайшие дни ему можно прислать приглашение на обед в наш дом, если ты, конечно, не будешь против.
- Нет, Виолетта, прошу тебя, не следует приглашать шевалье де Дессю к нам на обед, - взмолилась девушка.
- Я не понимаю, Эжени, кого же ты желаешь себе в мужья? Де Дессю - дворянин с положением в обществе, он учился в Сорбонне и способен поддержать любой разговор.
- Ах, Виолетта, все эти молодые люди кажутся мне такими неестественными. Они не говорят то, что думают, а лишь то, что хотят от них услышать. Они так дорожат мнением о них окружающих, что я никак не могу разобрать, каков же их характер на самом деле.
- Но Эжени, в обществе принято себя так вести, если ты хочешь прослыть вежливым человеком с хорошими манерами.
- Но как мне узнать, что собой представляет этот человек на самом деле?
- Для этого нужно прислать молодому человеку приглашение на обед. В более узком кругу он сможет лучше проявить себя.
- Только не Дессю, умоляю тебя.
- Не понимаю, чем он смог так не угодить тебе, - раздражённо произнесла Виолетта. - Неужели хорошие манеры и воспитанность хуже для тебя, чем грубоватая "естественность" какого-нибудь необразованного торговца.
Эжени вспыхнула, прекрасно понимая, кого подразумевала Виолетта, говоря о торговце. Но она всё же постаралась не подать виду, что смутилась.
- Насколько ты знаешь, Виолетта, сейчас иные купцы порой бывают намного богаче, чем самые знатные дворяне. Их сыновья учатся в той же самой Сорбонне наравне с детьми из дворянских семей. И некоторые из них совсем не прочь породниться с девушками благородного происхождения, чтобы присовокупить к своему имени заветную приставку "де" для того, чтобы иметь возможность появляться в высшем свете.
- Эжени, я даже слышать не хочу о том, что ты всерьёз считаешь, что можешь выйти замуж за кого-то безродного торгаша, пусть он будет даже богаче, чем Крёз, - категорическим тоном заявила мадам де Монтуар. - Торгаш навсегда останется торгашом, во что бы он не нарядился. Об этом писал ещё Мольер. Эжени, ты дочь маркиза де ла Прери, ваша фамилия - одна из старейших в Нормандии, не забывай об этом. А маркиза должна выходить замуж только за равного себе по крови.
- Виолетта, уверяю тебя, что в наше время титулы уже не имеют такого большого значения, как раньше. Сейчас, в наш век, когда каждый старается разбогатеть как может, гораздо большее значение имеет состояние родителей невесты. Ведь если было бы по-другому, то я давно была бы уже помолвлена, - горячо пыталась отстоять своё мнение Эжени.
- И всё-таки я уверена, что есть ещё дворяне, для которых родословная имеет первостепенное значение, - упрямо настаивала молодая женщина.
- Разве что для престарелых вдовцов, живущих прошлыми временами.
- Зато они не гоняются за приданым.
- Ты вправду считаешь, что мне нужно подыскивать какого-нибудь вдовца?
- Конечно же, нет. В первую очередь, Эжени, я всё же думаю о твоём личном счастье.
- В таком случае, если мне понравится не столь знатный и не столь богатый молодой человек, но который искренне полюбит меня, и которого я полюблю, ты не должна будешь высказывать недовольство моей помолвкой с ним.
- Но, Эжени, ты должна подумать о том, что, став женой такого человека, сможешь ли ты появляться с ним в свете, не будешь ли ты стыдиться его. Как ты будешь чувствовать себя, когда в обществе выяснится, что твой муж не обладает достаточными манерами, что единственная книга, которую он читает, это гроссбух. И потом, в конце концов, муж должен обеспечивать тебе содержание достойное дочери маркиза, ведь тебе нужно покупать наряды, драгоценности, чтобы ты могла появляться в свете. Потому что иначе через какое-то время ты, живя с таким мужем, переймёшь все его дурные привычки. Посмотри, как живут такие семьи, какими заботами. Разве это достойно тебя - влачить подобную жалкую жизнь, словно ты дочь какого-то мелкого буржуа. Разве этой участи ты для себя желаешь?
- Единственное, чего я желаю, это быть счастливой. И для этого мне не нужно ничего того, о чём ты говоришь. Если я буду счастлива со своим мужем, я обойдусь и без выхода в свет, и без красивых платьев.
- Нет, Эжени, - решительно замотала головой мадам де Монтуар, - даже не смей думать о том, что ты можешь связать свою жизнь с человеком не из аристократических кругов. Я уверена, что рано или поздно ты повстречаешь мужчину достойного тебя и твоего происхождения. Ах, как жаль, что моё положение не позволяет появляться мне в обществе. Но как только это станет возможным, обещаю, что я приложу все свои усилия, чтобы ты смогла обрести своё счастье.
Некоторое время подруги шли молча, так как обе посчитали, что их разговор исчерпан и продолжать его не имеет смысла. Но тут вдруг мадам де Монтуар, приостановившись, ухватила свою спутницу за локоть и негромко воскликнула:
- Ах, Эжени, чудится мне, что судьба улыбается тебе сегодня! Посмотри туда! Видишь тех двух всадников, которые едут нам навстречу? - и молодая женщина указала подбородком на двух мужчин, едущих верхом на прекрасных лошадях.
Эжени давно уже примелькались эти двое всадников. Один из них, под которым была гнедая лошадь, ехал неторопливым шагом вдоль набережной; другой, на изящной серой кобыле, постоянно менял аллюр своей лошади: он ехал то шагом, то рысью, то переходил в галоп, при этом выделывая фигуры, то он ездил по кругу, то резко разворачивал лошадь в другую сторону, словно упражнялся в манежной езде.
- Кажется, я узнала одного из них, того, кто верхом на серой лошади. Это шевалье дю Клерон. Помнишь его? Я представляла вас друг другу в Пале-Рояле прошлой зимой.
Эжени старательно напрягла свою память, но так и не смогла вспомнить этого дю Клерона. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: в то время Виолетта знакомила девушку со многими холостыми людьми, и, безусловно, со временем все их многочисленные имена и лица стёрлись из её памяти.
- Нет, я его не помню, Виолетта, - честно призналась Эжени. - Но не понимаю, причём здесь улыбка судьбы?
- Дю Клерон - наследник весьма внушительного состояния и один из самых завидных женихов Парижа. Любая незамужняя девушка просто мечтает заполучить его себе в мужья.
- Но в таком случае, возможна, судьба когда-нибудь и улыбнётся одной из них. Но только не мне. Ведь если он наследник такого огромного состояния, то вряд ли его заинтересует дочь обедневшего маркиза.
- О, ты его плохо знаешь...
- Конечно, - перебила Эжени свою подругу, - ведь то наше знакомство в театре ни к чему не привело. И навряд ли, я думаю, приведёт сейчас.
- Но кем ты была тогда? Всего лишь скромной мадемуазель Вире, - возразила Виолетта. - Сейчас же я тебя представлю как маркизу де ла Прери. Этот шевалье - как раз один из тех немногих молодых людей, для которых не имеет значения приданое его невесты, он, как и ты, мечтает жениться только большой по любви. Вот поэтому-то он в свои двадцать три года до сих пор не женат и даже ни с кем не помолвлен. Состояние его отца позволяет ему быть разборчивым и выбирать себе невесту по своему вкусу, а не по желанию батюшки. Его же отец души в нём не чает и потакает ему во всём. Но, безусловно, его жена должна быть из хорошей семьи и образована. Ты всем этим требованиям отвечаешь, хоть и не воспитывалась в монастыре.
- Но откуда ты так хорошо знаешь о вкусах этого шевалье? - поинтересовалась Эжени.
- Мне о нём рассказал сам Патрик. Они немного знакомы. И Патрик всегда выражал сожаление, что ты и шевалье не знакомы. Ты красивая, умная, скромная девушка. А дю Клерону по нраву такие, он сам об этом рассказывал моему мужу. И вот теперь - такая удача! У меня наконец появилась возможность представить тебя ему, как дочь маркиза.
Тем временем двое всадников, ехавшиее им навстречу, оказались всего в шагах двадцати от девушек.
Молодой человек тут же придержал свою лошадь и с любопытством посмотрел на молодую женщину, окликнувшую его. Ему понадобилась пара мгновений, чтобы узнать Виолетту.
- Мадам де Монтуар! Очень рад вас встретить! - воскликнул молодой человек, несколько удивившись встрече, однако он тут же спешился с лошади, чтобы поцеловать руку молодой женщине.
- Я не менее вас рада увидеться с вами, шевалье, - произнесла Виолетта самым любезным тоном, на который только была способна. - Однако ж, сколько времени прошло с тех пор, как мы встречались с вами в последний раз? Кажется, что прошла целая вечность. Вы совсем забыли про наш дом и лишили меня удовольствия проводить время в обществе одного из самых умных и приятных молодых людей, с которым я знакома.
- Прошу прощения, мадам, но это было не преднамеренно. Это лето я провёл в путешествии по югу нашей страны. Однако я готов в любое время исправить свою оплошность, если это, конечно, будет уместным. Не далее как месяц назад я виделся с вашим мужем в Версале, и он мне сказал, что сейчас вы принимаете гостей крайне редко, - намекнул дю Клерон таким деликатным образом на положение Виолетты.
- Да, Патрик говорил мне о вашей с ним встрече, - подтвердила Виолетта, ничуть не смутившись. Казалось, ради своей цели она была готова пожертвовать собой и предстать перед гостем во время званого обеда, будучи на девятом месяце беременности. - И вправду, сейчас мы редко принимаем гостей. Но, шевалье, для вас двери нашего дома всегда открыты. Ни о какой неуместности здесь не может идти и речи. Так я могу рассчитывать на то, что в ближайшую субботу вы отобедаете у нас?
- Как я могу отказать вам, мадам. Безусловно, я с удовольствием принимаю ваше приглашение.
- Ах, кстати, шевалье, позвольте мне представить вам мою самую близкую подругу - мадемуазель Эжени де ла Прери.
Молодой человек любезно раскланялся с девушкой, на которую уже давно поглядывал с большим интересом.
- Шевалье Рене дю Клерон, - представила молодого человека Виолетта своей подруге. - Я уверена, что мой муж и мадемуазель Эжени, которая сейчас гостит в нашем доме, будут очень рады вашему обществу в нашем доме, шевалье.
- Обещаю, что я непременно буду, - ещё раз подтвердил своё согласие молодой человек.
- Мы будем ждать вас с большим нетерпением. До встречи, шевалье, - попрощалась мадам де Монтуар с молодым человеком, даже не пытаясь скрыть своей довольной улыбки и хитрецу во взгляде.
Как только молодые люди отъехали на лошадях на то расстояние, на котором, как посчитала Виолетта, они не смогут её услышать, она спросила с нетерпением у Эжени:
- Ну, не правда ли, шевалье дю Клерон достоин внимания?
- Мне трудно судить о человеке, пообщавшись с ним такое короткое время, - ответила девушка. - Хотя, безусловно, он произвёл на меня гораздо лучшее впечатление, чем де Дессю. Надо признать, что он довольно привлекателен и любезен, и у него очень приятный голос.
- Так значит, ты не против, что я пригласила его к нам на обед?
- Разве я могу возражать?
- Вот увидишь, ты не пожалеешь. Я сердцем своим чую, что ты понравишься дю Клерону и что мои усилия на этот раз будут не напрасны, - сказала мадам де Монтуар, будучи очень довольна собой.
Спорить с Виолеттой было нечего: мадам де Монтуар уже видела себя присутствующей в церкви на венчании своей подруги и Рене дю Клерона, и ничто не могло её переубедить, что что-то может пойти не так, как она задумала. Эжени же оставалось только положиться на волю божью. Да и стоило ли тут спорить, ведь дю Клерон действительно произвёл на Эжени благоприятное впечатление. Несмотря на всё богатство своего отца, молодой человек не выглядел снобом и заносчивым. А взгляд его серо-голубых глаз располагал к себе и казался добрым. Может, и вправду на этот раз Виолетта окажется права, и Эжени стоит присмотреться к этому молодому человеку. Если, конечно, были правдой мысли дю Клерона по поводу приданого его невесты.
Последние дни ноября пролетели для Эжени и мадам де Монтуар в хлопотах подготовки к предстоящему званому ужину, на который хозяйка дома возлагала большие надежды. Поначалу Виолетта никак не могла решить, в каком же платье Эжени должна предстать перед шевалье дю Клероном, но наконец, перебрав весь гардероб девушки, она остановилась на тёмно-зелёном шёлковом платье с пышной юбкой. Однако, так как Эжени уже появлялась в нём несколько раз в прошлом году в театре, оно требовало обновления. Поэтому все старые кружева на нём были спороты и пришиты новые, гораздо более дорогие и гораздо более пышные.
В субботу, в день званого ужина был приглашён куафюр, сделавший Эжени замысловатую причёску с множеством локонов, и венчавшим её макушку кружевным чепчиком "фонтаж", который, на самом деле, девушка терпеть не могла, однако в этот день она с ним смирилась. Ведь "фонтаж" был всё ещё в моде, хотя, конечно, уже и не так, как несколько лет назад. Щёки Эжени были нарумянены, губы подведены помадой, про украшения и драгоценности же и говорить не приходится - всё это тоже пошло в ход.
Когда же Эжени наконец посмотрелась в зеркало, она в нём с трудом себя узнала: на неё глядела дама из высшего света, для которой появление в Версале было привычным делом, однако в которой не осталось ничего от самой Эжени. Но не отпугнёт ли это дю Клерона, когда девушка предстанет перед ним в таком виде, ведь тот заинтересовался Эжени именно тогда, когда она была одета весьма просто, а её лицо было свежо, как у юной девушки. Эжени поделилась этими своими опасениями с Виолеттой. Но её более старшая и искушённая в таких делах подруга поспешила успокоить девушку, уверив её, что, напротив, дю Клерон будет ещё более ею очарован. Ведь сколько бы молодой человек не твердил, что душевные качества его будущей жены для него важнее всего, всё равно он в тайне желает, чтобы его невеста была самой лучшей, самой достойной и все завидовали бы ему, потому что тот обзавёлся первой красавицей королевства. И шевалье дю Клерон, этот светский человек, обожавший блистать в обществе, не был исключением.
Накануне Виолетта сообщила Эжени, что Патрик посчитал должным пригласить на обед своих родителей, чтобы за столом создалась более непринуждённая, домашняя атмосфера, а Эжени и дю Клерон не чувствовали себя стеснёнными, когда их посадят рядом друг с другом. Дю Клерон не должен был почувствовать, что на этот обед его пригласили только ради того, чтобы свести его с мадемуазель де ла Прери. Эжени посчитала эту идею очень удачной: в присутствии родителей Патрика, которые очень хорошо к ней относились, она будет чувствовать себя более раскованной.
Наконец всё было готово, стол накрыт, родители Патрика прибыли в дом их сына; все ожидали появление шевалье. Но вот наконец объявили и Рене дю Клерона.
Когда он вошёл в обеденный зал, и Эжени бросила на молодого человека взгляд, то на её щеках вспыхнул румянец. Девушка чувствовала невольное смущение, так как больше всего она боялась, что дю Клерон догадается, что основной причиной приглашения его на этот обед была попытка свести его с ней. Тем не менее Эжени отметила, что шевалье был одет очень элегантно: на нём был белокурый парик, сливового цвета камзол, с расшитыми золотом обшлагами и карманами, а также шейный платок, скреплённый аметистовым аграфом. А за самим молодым человеком тянулся шлейф духов. Рене дю Клерон тщательно подготовился к этому званому ужину, значит, ему было очень важно произвести на присутствующих самое благоприятное впечатление. Когда же шевалье подошёл к Эжени, чтобы раскланяться с ней, его глаза заблестели и несколько растерянно осматривали наряд Эжени. Казалось, что поначалу он не узнал девушку, но потом, когда всё же признал в ней ту самую подругу Виолетты де Монтуар, которую представили ему несколько дней назад во время прогулки, взгляд его глаз стал ещё более восхищённым.
Виолетта, внимательно следившая за дю Клероном, была удовлетворена реакцией молодого человека - она своего добилась, Эжени произвела на него впечатление. Мадам де Монтуар, конечно же, усадила шевалье за столом рядом с Эжени, чтобы те могли свободно разговаривать друг с другом. Начали подавать блюда, а среди присутствующих завязался непринуждённый, на первый взгляд, разговор.
Виолетта, давно не бывавшая в свете, хотела знать все последние новости, однако всё это было затеяно лишь для того, чтобы незаметно подвести разговор к самому Рене дю Клерону.
- Шевалье, когда же Париж будет потрясён новостью о том, что вы наконец решили жениться? - поинтересовалась Виолетта как бы между прочим.
- Я не считаю, что в таких делах, как женитьба, нужно спешить, - ответил молодой человек. - Ведь мы женимся один раз и на всю жизнь, и поэтому я хочу быть уверенным в избраннице своего сердца: что она разделит все мои радости и горести.
- Вы, безусловно, правы, шевалье, мы все разделяем ваше мнение, однако скольких незамужних девушек вы заставляете вздыхать о себе! Ведь вы один из самых завидных женихов Парижа! Ну неужели до сих пор так и не нашлось ни одной девушки, способной покорить ваше сердце?
Услышав этот вопрос, дю Клерон немного смутился. И после непродолжительной паузы, покосившись на Эжени, он ответил:
- Я надеюсь, что в скором времени я повстречаю ту девушку, ради которой я смогу распрощаться со своей холостяцкой жизнью.
- Такому молодому человеку, как шевалье, надо с осторожностью выбирать себе будущую жену. Ведь для того, чтобы умело тратить деньги дю Клеронов, нужно иметь талант, - вступил в разговор отец Патрика, граф де Монтуар, намекая на состояние отца шевалье.
- О нет, дело совсем не в этом, - поспешно возразил Рене дю Клерон, опять покосившись на Эжени. - Просто моя невеста должна обладать всеми теми качествами, которые я желаю в ней видеть.
- И что же это за качества? - поинтересовалась Виолетта.
- Она должна быть доброй, с чутким сердцем, она должна будет любить меня так же сильно, как полюблю её я. Её душевные качества и её внешняя красота должны быть в гармонии друг с другом.
- Ну а если бы, представим, - продолжила Виолетта, - вы повстречали бы такую девушку, но она была бы из обедневшего дворянского рода и за неё бы давали совсем скромное приданое, что тогда?
- Для меня приданое не имеет значения, - решительно заявил молодой человек.
- Но оно, должно быть, имеет значение для ваших родителей, - возразил мать Патрика.
- Мои родители очень добры ко мне, и считают, что я должен выбрать себе невесту по своему собственному вкусу.
- Безусловно, вы баловень судьбы - у вас прекрасные родители, вы богаты и не испорчены никакими дурными влияниями.
- Я слышала, шевалье, вы любите путешествовать, - сказала Виолетта.
- Да, я люблю движение, новые впечатления, лица.
- Где же вам удалось побывать? - живо поинтересовалась молодая женщина.
- Как я уже говорил вам, мадам, этим летом я путешествовал по нашим южным провинциям - Оверни, Лангедоку и Провансу. В прошлом году, я совершил вояж в Италию - мать всех наших искусств. Мне бы ещё хотелось побывать в Англии, но боюсь, что война не позволит осуществить моё намеренье. Кстати, путешествию в карете я предпочитаю езду верхом. Так можно увидеть гораздо больше вокруг себя. К тому же верхом на лошади можно вплотную подъехать к тому, что тебя заинтересовало. В карете же ты вынужден ехать по дороге и рассматривать все красивые места издали. Поэтому, отправляясь в путешествие, я всегда беру с собой верховую лошадь. Кстати, совсем недавно я приобрёл великолепную кобылу чистейших арабских кровей. Вы видели её в тот день, когда мы встретились с вами на набережной Сены. Я как раз ездил по набережной вместе с хозяином этой кобылы для того, чтобы посмотреть ход лошади.
- Да, я заметила вашу лошадь. Она великолепна, - подтвердила Виолетта.
- Хозяин заломил за неё баснословную цену. Но ради того, чтобы иметь в своей конюшне лучшую лошадь в Париже, мне не жалко никаких денег.
- Шевалье, вы правильно поступает, пытаясь растратить состояние своего отца прежде, чем оно попадёт в руки вашей будущей жены, - поделился своим мнением граф де Монтуар, и тут же был "вознаграждён" гневным взглядом своей невестки.
Конечно, граф и до этого отличался циничными шутками, но сейчас это было как нельзя более неуместным. Виолетта желала перевести разговор на другую тему и как можно быстрей. Она взглянула на Эжени, которая до сих пор за обедом не проронила и двух слов, и подтолкнула её локтем, чтобы вывести девушку из задумчивости и чтобы она наконец вступила в разговор. Однако Эжени не могла в присутствии дю Клерона проронить ни слова. Все эти разговоры о женитьбе шевалье смущали её, и ей казалась, что их гость давно уже догадался, ради чего он был приглашён на этот обед. И Виолетте вновь пришлось брать всё в свои руки.
- Шевалье, а вы любите театр? - спросила она у молодого человека.
- Да, если пьесы интересные. Однако всё же я предпочитаю премьеры. Смотреть по множеству раз одно и то же - это не по мне.
- Шевалье дю Клерон один из тех немногих молодых людей, которые посещают театр ради театра, а не для того, чтобы показаться в свете, - вставил своё слово и Патрик.
- Некоторые ходят на спектакли и ради того, чтобы насладиться игрой актёров. У каждого, я думаю, есть свои любимчики, - добавила графиня де Монтуар.
- Мне не свойственно увлекаться актрисами. И уж тем более актёрами, - возразил Рене дю Клерон.
- А я просто обожаю театр, - с деланным восторгом воскликнула Виолетта не хуже любой актрисы. - Но, увы, сейчас временно я вынуждена лишить себя этого удовольствия. И ещё более прискорбно мне то, что и моя подруга Эжени лишается того же, несмотря на то, что она не меньшая любительница театра, чем я. Она совершенно не хочет посещать театр одна. А ведь в этом сезоне ожидается несколько премьер, возобновляется постановка "Баязета".
И тут Виолетта красноречиво посмотрела на шевалье, надеясь, что тот поймёт её намёки. И он понял:
- Несомненно, "Баязет" - великолепная постановка. Тем более что всё турецкое сейчас в моде. Я собирался сходить на этот спектакль. - И тут молодой человек, повернувшись к своей соседке, сказал: - И раз уж вы, мадемуазель Эжени, лишились своей постоянной спутницы, то позвольте мне пригласить вас в театр. Вы будете иметь одно из лучших мест в Пале-Рояле: моя ложа расположена практически в центре.
Для того чтобы девушке не пришло в голову отказать дю Клерону, её старшая подруга посмотрела на неё таким строгим взглядом, что Эжени не посмела сказать "нет".
- Благодарю вас, шевалье, - промолвила девушка.
Виолетта тихо торжествовала: она добилась того, чего хотела. Как опытный стратег, она умело разыграла эту партию и вышла победителем.
Тем временем дю Клерон, немного огорчённый тем, что его соседка по столу, сидящая от него справа, всё время молчит, решил проявить инициативу и задать ей несколько вопросов. Он принялся расспрашивать Эжени об её родителях, об их замке Ан-ла-Прери, об образовании, которое получила девушка, и чем она любит заниматься в свободные минуты. Девушка, не привыкшая к такому пристальному вниманию к своей персоне, была немного смущена. Ей пришлось рассказывать про своего отца и замок так, словно видела их только вчера, хотя она даже не была уверенна, был ли жив до сих пор маркиз де ла Прери. Эжени не посмела признаться шевалье, что уже прошло восемь лет с тех пор, как она в последний раз разговаривала со своими отцом и братом. Что касалось её образования и минут досуга, то и здесь девушке нечем было похвастать. Эжени не умела играть ни на одном музыкальном инструменте, она ни пела, ни рисовала и давно не держала в руках пяльцы для вышивания. Зато она прекрасно фехтовала и проводила много времени за чтением книг. Но будет ли этого достаточно для будущей жены Рене дю Клерона?
Виолетта, видя, что её подруга растеряна и не знает, что сказать, поспешила заступиться за неё. Сказав, что мадемуазель Эжени слишком скромна, чтобы рассказывать о себе, она принялась нахваливать девушку. Поняв, что дю Клерон очень ценит лошадей, мадам де Монтуар сообщила ему, что Эжени тоже не равнодушна к этим животным и обожает конные прогулки. Это привело в восторг шевалье, и он тут же предложил мадемуазель Эжени как-нибудь покататься верхом в Люксембургском саду.
Несмотря на то, что Виолетта в целом осталась довольна обедом, она, после того, когда дю Клерон покинул их дом, не смогла ни упрекнуть свою подругу в том, что та была слишком молчаливой за столом и не сделала ничего, чтобы понравиться молодому человеку.
- Прости, Виолетта, но я чувствовала себя слишком неловко, - попыталась оправдаться девушка.
- Эжени, тебе нужно было всего лишь мило улыбаться и проявлять больше внимания к шевалье. После этого обеда дю Клерон может решить, что ты им совершенно не заинтересовалась, и в другой раз может больше не пригласить тебя ни в театр, ни на прогулку. И ты упустишь великолепный шанс, возможно, свой единственный. Обещай, что в театре ты проявишь гораздо больше внимания к шевалье.
- Виолетта, но мне трудно изображать те чувства, которые я не испытываю.
- Ах, Эжени, ну неужели ты не понимаешь: вокруг шевалье вьются толпы девушек! - воскликнула графиня. - Любая из них была бы счастлива, прояви шевалье к ней столько же внимания, сколько он уделил сегодня тебе. Он милый, любезный молодой человек с хорошими манерами, к тому же богатый, сквозь пальцы смотрящий на приданое своей невесты, хорош собой. Можно ли желать большего?
- А мне показалось, что он не многим отличается от других молодых людей, - высказала своё мнение Эжени.
На это Виолетте осталось только развести руками: неужели её подруга никак не могла понять, какой ей выпал шанс, какая счастливая случайность! Всё это мадам де Монтуар пыталась втолковать Эжени, оправдывая шевалье тем, что тот просто хотел понравиться ей, произвести на неё впечатление, и поэтому, наверное, иногда говорил слишком много и кое-где, возможно, прихвастнул.
Эжени согласилась дать шевалье ещё один шанс. Ведь всё же её сомнения были больше связаны не с шевалье, а, скорее, с неуверенностью в самой себе. Она боялась, что как только Рене дю Клерон узнает её немного лучше, то сам в ней разочаруется. Ведь Эжени совершенно не походила на тех девушек, с которыми он привык общаться. Она не обладала ни изысканными манерами, ни светской учтивостью, не знала салонного языка, а в танцах, ей казалось, она была чуть ловчее медведя. Она не годилась для того, чтобы появляться с ней в свете. И рано или поздно дю Клерон поймёт это. А для такого человека, как шевалье дю Клерон, для которого светская жизнь - это всё, подобное немаловажно. Но Виолетта, выслушав сомнения девушки, тут же успокоила свою подругу тем, что всё это придёт к ней само собой, нужно лишь чаще бывать в свете и присматриваться, как ведут себя другие.
Появление шевалье дю Клерона в Пале-Рояле под руку с незнакомой, неизвестно откуда взявшейся молодой особой произвело переполох среди незамужних девушек и их маменек, всё ещё надеявшихся заполучить в мужья и зятья столь завидного холостяка. Все они сворачивали головы в сторону дю Клерона и его спутницы и недовольно шушукались между собой. Всем хотелось знать, кто была эта девица, сумевшая окрутить шевалье.
Эжени чувствовала себя неловко, ловя на себе со всех сторон недоуменные, возмущённые, а порой даже и враждебные взгляды, словно она посмела украсть то, что ей не принадлежало. Эжени казалось, что дай им волю, то все эти девушки и их мамаши набросятся на неё, как стая диких собак, и порвут её на куски. Любопытствующие друзья шевалье дю Клерона тут же окружили его, требуя представить им его спутницу. "Мадемуазель Эжени, дочь маркиза де ла Прери", - отвечал на их вопрос дю Клерон. Услышав имя девушки, молодые люди усиленно пытались припомнить: кто же такой этот маркиз де ла Прери, придворный ли он человек и имеет ли вес в свете. Но не могли вспомнить ничего подобного. Поэтому совсем в скором времени любопытство в глазах друзей дю Клерона сменялось разочарованием и недоумением: в каком пруду шевалье умудрился поймать эту невзрачную, на их взгляд, рыбку. Ни миловидность Эжени, ни стройность её стана не спасали её. Поэтому молодые люди, ограничившись сухим кивком, отходили от них. В свою очередь Эжени припомнила, что одного из этих молодых людей всего месяц назад Виолетта представила ей у кого-то в гостях. Но сейчас этот молодой человек не вспомнил ни Эжени, ни её имени, или, может, сделал вид, что видит её впервые.
То ли от того, что в театре было душно, то ли от такого пристального внимания к её персоне, Эжени вскоре почувствовала, что щёки у неё начали гореть, и ей пришлось усиленно обмахиваться веером, при этом невольно наполовину прикрывая им своё лицо. Девушка жалась к своему спутнику, словно хотела спрятаться за его спиной от всех этих недобрых глаз, уставленных на неё. Но Рене дю Клерон не смог почувствовать истинного настроения Эжени. Ему казалось, что такое внимание к его спутнице было только из-за того, что все нашли мадемуазель де ла Прери очаровательной и все, как и он, восхищаются ею. То, что она жалась к нему, он объяснял тем, что Эжени уже вполне доверяет ему и хочет показать таким образом своё расположение к нему.
Наконец Эжени и шевалье оказались в ложе, принадлежавшей семье дю Клерон. Но и там девушка постоянно ловила на себе чужие взгляды. С соседних лож на неё смотрели с десяток глаз, совершенно неприкрыто и безо всякого стеснения. Эжени казалось, что на её платье был отмечен каждый бант, придирчиво рассмотрен рисунок всех его кружев, а в её причёске отмечен каждый волосок, который был плохо уложен. Девушка взглянула на шевалье. Она надеялась, что он своим строгим взглядом отобьёт у любопытствующих охоту глазеть на них. Однако, судя по его горделивому виду и сияющему лицу, его совсем не расстраивало такое внимание к их ложе. Похоже, что, напротив, он был только рад этому.
Однако среди любопытствующих глаз Эжени заметила одного мужчину, разглядывавшего её особенно пристально. Этот мужчина был одет в великолепный камзол, богато расшитый золотым позументом, на голове его восседал пышнейший парик в виде ушей спаниеля. Девушка сразу узнала этого человека: ведь это был не кто иной, как сам граф д'Арвэ де Ботур.
Эжени догадалась, что мужчина узнавал её и не узнавал одновременно. То есть он видел, что в ложе рядом с шевалье дю Клероном сидит девушка, очень похожая на мадемуазель Вире. Однако каким образом бывшая гувернантка могла оказаться в ложе дю Клерона, да ещё одетая, как изысканная барышня? Наверняка, графа д'Арвэ мучили эти вопросы. Поразмышляв немного, Эжени решила рассеять все сомнения их сиятельства. Ведь, прекрасно изучив характер этого вельможи за короткий период их знакомства, девушка была уверена, что во время антракта, он обязательно заглянет в их ложу, чтобы всё выяснить. Поэтому она приветливо улыбнулась графу д'Арвэ и слегка кивнула ему головой.
Но этот кивок не остался незамеченным для шевалье дю Клерона, и он спросил с лёгкой ревностью в голосе:
- Кого вы поприветствовали, мадемуазель?
- Графа д'Арвэ де Ботура, - ответила Эжени.
- Вы знакомы с графом д'Арвэ? - спросил шевалье с некоторым удивлением. - Это очень влиятельный человек при дворе, и мало кто может похвастаться дружбой с ним.
- Нас свёл случай, - кратко пояснила Эжени, предпочитая не вдаваться в подробности, которые, узнай о них дю Клерон, повергли бы его в изумление.
Тем временем в зале начали гасить свечи, а над сценой, напротив, зажгли все люстры. Заиграла увертюра, затем на сцене появились первые актёры, раздались бурные аплодисменты - спектакль начался.
Эжени увлеклась игрой актёров и действом спектакля и на то время, что шла первая половина представления, она сумела позабыть и о враждебных взглядах в её сторону, и даже о графе д'Арвэ.
Когда же наступил антракт, как и ожидала девушка, сиятельный вельможа не замедлил посетить их ложу.
- Господин д'Арвэ! - приветливо воскликнула Эжени, поднимаясь со своего места.
- Мадемуазель Вире, всё-таки это вы, и мне не померещилось, - обрадовано произнёс мужчина. - Вы прекрасно выглядите. Так значит, вы поклонница театра?
Однако тут граф обратил своё внимание на Рене дю Клерона, тоже поднявшегося со своего места, и его горевшие ревностью глаза.
- Шевалье... - хотел было обратиться к нему вельможа, желая поприветствовать спутника девушки.
Однако молодой человек, выйдя вперёд и, как бы загораживая собой Эжени, перебил его:
- Вы ошиблись, граф, это девушка - маркиза де ла Прери, - не очень любезным тоном поправил он господина д'Арвэ.
- Маркиза де ла Прери? Как, вы вышли замуж? Я вас поздравляю, однако...
Но тут шевалье вновь перебил графа:
- Мадемуазель не выходила замуж - это фамилия её отца.
Тут полное недоумение нарисовалось на лице вельможи, и он вопросительно взглянул на Эжени, словно требуя от неё разъяснений.
- Господин граф, меня действительно зовут Эжени де ла Прери. Вире - это фамилия моего дяди. Я прибавила её к своему имени в память о нём, - пояснила девушка.
- Так вы маркиза? - развёл руки в сторону граф д'Арвэ. - Почему же вы мне не сказали...
- Господин граф, я обещаю, что обязательно всё разъясню вам при нашей последующей встрече, - поспешно сказала девушка, пока мужчина не пустился в воспоминания и не упомянул о том, что она некогда была гувернанткой, тем самым неприятно удивив Рене дю Клерона.
- Я очень на это надеюсь, - произнёс заинтригованный граф.
Конечно, господин д'Арвэ предполагал, что мадемуазель Вире не так проста, как могло показаться на первый взгляд, однако то, что она на самом деле является маркизой, не смог угадать даже он. Но проницательности вельможи хватило на то, чтобы догадаться, что спутник Эжени не подозревает о том, что девушка когда-то была гувернанткой и что она, безусловно, желала бы сохранить эту страницу своей жизни в тайне от шевалье. И поэтому граф д'Арвэ понимающе кивнул.
- Мадемуазель, я буду очень рад видеть вас в своём доме в любой из вечеров, когда вам захочется навестить меня по старой дружбе, - сказал вельможа и далее он поспешил откланяться, так как дю Клерон давно уже метал на него ревнивые взгляды.
- "По старой дружбе"? Как давно вы знакомы? Что вас связывает? И почему он назвал вас этим странным именем? - набросился с вопросами молодой человек на Эжени после того, как граф д'Арвэ покинул их ложу.
- Шевалье, мы знакомы с графом всего около полугода. То странное имя, которым он меня назвал, как я уже успела пояснить - это фамилия моего дяди, которого я горячо любила и который заботился обо мне не меньше, чем отец. Когда он умер, я в память о нём присоединила его имя к своему, - пояснила девушка, усевшись в кресло, для того чтобы и молодой человек смог последовать её примеру и немного остыть.
Шевалье сел в кресло, однако только на самый его краешек.
- Но мне показалось, что граф был сильно удивлён, узнав, что вы дочь маркиза, - не унимался дю Клерон.
- Это говорит лишь о том, что, на самом деле, мы с графом не так уж близко и знакомы, - ответила Эжени, улыбнувшись, пытаясь таким образом притушить вспышку ревности шевалье.
Но тот ещё долго сидел с хмурым и недовольным лицом. Рене дю Клерону показалось, что граф д'Арвэ слишком уж сильно обрадовался встрече с мадемуазель де ла Прери, да и сама девушка чего-то не договаривала. Однако к концу спектакля шевалье уже успел позабыть о мнимом сопернике и теперь думал лишь о следующем свидании с Эжени.
Девушка начинала ему нравиться всё больше и больше. Ему импонировала её естественность, в её поведении не было никакой игры (инцидент с д'Арвэ в счёт не шёл). И самое главное - она не вешалась ему на шею, в отличие от многих других молодых особ, которых прежде всего интересовало состояние его отца, и уж только потом он сам, шевалье, и от чего он уже успел так устать. К тому же мадемуазель де ла Прери была умна и красива.
Обменявшись впечатлениями о спектакле и высказав своё мнение о том, что они оба провели чудесный вечер, Рене предложил Эжени встретиться ещё раз, например, через пару дней.
- Кажется, ваша подруга, мадам де Монтуар, говорила о том, что вы любите прогулки верхом. Как вы смотрите на то, чтобы совершить конную прогулку по городу? В моей конюшне обязательно найдётся для вас великолепная лошадь. Или, если вы захотите, то я одолжу вам моё недавнее приобретение, ту самую арабскую кобылу. Я уверен, вы будете смотреться на ней великолепно.
- Благодарю вас, шевалье, за то, что вы готовы одолжить для меня свою самую лучшую лошадь. Но у меня есть своя собственная лошадь, не уступающая по крови вашей. Это берберийская кобыла, приобретённая моим отцом в одной из лучших конюшен Нормандии.
- Хотел бы я взглянуть на неё, - сказал дю Клерон.
- Вы сможете это сделать послезавтра, шевалье.
- Так, значит, вы принимаете моё предложение? - с сияющим лицом спросил молодой человек.
- Конечно.
Покинув Пале-Рояль, Эжени и Рене дю Клерон в карете молодого человека отправились в сторону дома де Монтуаров. По дороге шевалье принялся расспрашивать свою спутницу: пришлось ли ей путешествовать. И девушка ответила, что ей довелось побывать только в Бретани. Услышав этот ответ, дю Клерон поморщился:
- В Бретани? По-моему, это не та провинция, куда стоит совершать вояж. Кажется, там живут одни дикари. Где же вы бывали в Бретани?
- В Бресте, - ответила девушка, не упомянув то обстоятельство, что там она побывала помимо своей воли. - Это морской порт. Именно там я впервые увидела океан, который произвёл на меня незабываемое впечатление. И я хотела бы увидеть его когда-нибудь вновь ещё раз.
- Ох, мадемуазель Эжени, для того, чтобы увидеть морскую воду, нужно ехать на юг, в Прованс или Лангедок, туда, где тепло и солнечно, где все цветы источают тонкие ароматы и где море поразит вас своим необыкновенным цветом. Надеюсь, что вы прислушаетесь к моему совету и когда-нибудь побываете в тех местах.
- Вполне возможно, шевалье.
Закончив разговор о путешествиях, молодой человек перешёл на другую тему:
- Я хотел спросить вас о вашем отце. Не собирается ли он в ближайшее время побывать в Париже, мне бы хотелось познакомиться с ним.
- Насколько мне известно, нет. Он болен, и уже много лет не выезжает никуда дальше Руана, - ответила девушка, стараясь тщательно скрыть своё волнение, которое накатывало на неё всякий раз, когда её начинали расспрашивать об её отце.
- А ваш брат, где он сейчас?
- Бернар служит в Королевских войсках. Сейчас он воюет на одном из фронтов.
- Ну неужели мне так и не удастся познакомиться ни с одним из ваших родственников. У вас нет больше никаких братьев или сестёр, дядюшек или тётушек?
- У меня есть ещё сводный брат, сын мачехи, Шарль де Бонривьер. Несмотря на то, что у нас с ним нет кровного родства, в детстве мы были очень дружны друг с другом. И я всегда считала его таким же своим братом, как и Бернара. Но сейчас он вырос, ему двадцать четыре года, и он живёт своей жизнью. Я не видела его уже очень давно.
- Вы сказали, что его зовут Шарль де Бонривьер? Я уверен, что мне уже приходилось слышать это имя.
- Вам приходилось слышать? Когда? Где? - встрепенулась Эжени.
- Не так давно, кажется, на каком-то приёме. Но неужели вы и вправду так давно не виделись со своим сводным братом, с которым были так дружны в детстве?
- Шарль шесть лет назад уехал учиться в Париж. С тех пор я его не видела.
Дю Клерон заметил, что воспоминание о сводном брате вызвало сильное волнение у девушки и её очень расстраивало то, что долгие годы она не виделась с ним. Возможно, тому были серьёзные препятствия, о которых Эжени предпочла не говорить. Но, как бы то ни было, молодой человек решил посочувствовать девушке и сжал её руку в своей ладони. Хотя, впрочем, для него это было всего лишь поводом лишний раз прикоснуться к Эжени.
Эжени неспроста назначила следующую встречу своему поклоннику только через день, ведь завтра она собиралась в гости к графу д'Арвэ. Виолетта же, узнав, что её подруга променяла скорое свидание с шевалье на встречу с графом, выразила своё неодобрение. Графиня де Монтуар с подозрением относилась к этому вельможе, так как считала именно его главным виновником того, что Эжени оказалась втянутой в историю с наследством двух братьев де Бурдонов. Ведь именно он предложил девушке следить за старшим из братьев, а младший удачно воспользовался этим, прикрывшись именем господина д'Арвэ.
Виолетта даже пыталась отговорить свою подругу от этого ненужного визита к графу. Но девушка сказала ей, что будет лучше, если она сама расскажет господину д'Арвэ историю своей жизни и о том, как она из гувернантки превратилась в маркизу де ла Прери, нежели мужчина будет пытаться выяснить это сам.
Итак, утром следующего дня Эжени послала к господину д'Арвэ слугу с запиской, в которой спрашивала его, сможет ли его сиятельство принять её сегодня. И ей пришёл ответ вельможи, что после девятнадцати часов он будет ждать её весь вечер.
В семь часов вечера Эжени отправилась к дому графа д'Арвэ де Ботур. Мужчина встретил девушку с той же любезностью, что и в театре, расцеловав её руки, и тут же пригласил её отужинать с ним.
- Вы просто не представляете, как вы заинтриговали меня в театре, - сказал граф по пути в обеденный зал. - Я весь вчерашний вечер мучился догадками и предположениями. И вы проявили ко мне величайшую милость, не отложив свой визит на долгий срок.
В зале оказалось уже всё накрыто, и слуги стояли на изготовку.
- Итак, мадемуазель Вире, или маркиза де ла Прери, я готов со всей внимательностью выслушать вашу историю, - произнёс мужчина, когда подали первое блюдо - великолепное заячье жаркое.
И девушка принялась рассказывать. Она решила рассказать графу всё, начиная с самого своего детства, со смерти матери и дальнейшей женитьбе отца на ненавистной мачехе. Далее она поведала о своём случайном побеге из родного замка и своей жизни у господина Вире. Единственное, о чём умолчала Эжени, это об истории с бретонскими разбойниками. Кто знает, как отнёсся бы граф д'Арвэ к тому, что Блез, оказывается, раньше был преступником. Ведь долг вельможи, как государственного человека, как пэра Франции, сообщить об этом факте полиции. Двое уцелевших бретонских разбойников до сих пор находились в розыске. И девушка предпочла не рисковать судьбой Блеза.
- Так значит, ваша подруга, графиня де Монтуар, решила выдать вас замуж, - сказал граф, когда Эжени закончила свой рассказ тем, что она по настоянию Виолетты решила вернуть своё имя и титул, для того чтобы найти себе достойную партию. - А я-то, дурак, записывал к вам в женихи того храброго бретонца, выручившего вас в Ле-Конке. Но, конечно, раз вы дочь маркиза, то Лантье вам не пара. Он ведь не очень высокого происхождения?
- Да, его отец - рыбак, - ответила девушка.
Д'Арвэ хмыкнул.
- Однако для сына рыбака он достиг немалого, став помощником Жербера. Надеюсь, его дела идут удачно?
- Я этого не знаю, господин граф. С тех пор как мы расстались в Бретани, я с ним ни разу не виделась.
- Как? Неужели вы даже не поблагодарили его за ваше спасение?
- В том нет моей вины. После своего возвращения в Париж я несколько раз наведывалась в отель, где он жил. Де Бурдоны пожелали отблагодарить его определённой суммой денег, и я обещала передать их Блезу. Но когда я пришла в отель, в котором он жил, в первый раз, там мне сказали, что он ещё не вернулся из Бретани, когда же - во второй, то он снова уже уехал. Дальше наведываться я не могла, так как мы с Виолеттой уезжали в Нормандию на всё лето. Вознаграждение, причитавшееся Блезу, я оставила господину Жерберу, надеясь, что тот передаст его ему. Однако, когда осенью мы вернулись в Париж, муж Виолетты, к нашему удивлению, сообщил, что Блез вернул ему деньги.
- Это, конечно, благородно со стороны бретонца. Но для делового человека, кем старается стать Лантье, безрассудно. Другой сразу пустил бы эти деньги в дело, - высказал своё мнение граф.
Этот поступок Блеза удивлял и саму Эжени. Бретонец сам говорил ей когда-то, что основным смыслом его жизни является желание разбогатеть, чтобы никогда больше не знать нужды. И ранее он не гнушался никаких способов, чтобы достичь этой цели. И вот теперь, когда его вознаграждают деньгами (причём вполне заслуженно), которым любой другой на его месте был бы рад и пустил бы их в дело, как сказал д'Арвэ, Блез их возвращает. Неужели он действительно за эти два с половиной года так переменился?
Что было делать Эжени с этим мешочком денег? О том, чтобы возвращать его де Бурдонам, не могло быть и речи. Они просто этого бы не поняли, посчитав, что их благодарностью пренебрегли. Оставить деньги себе девушка тоже не могла. И, немного подумав, она решила пожертвовать их в один из сиротских приютов.
- Итак, - продолжил беседу граф, - мадемуазель де ла Прери, скажите мне, это ведь не случайно, что накануне я видел вас в театре в ложе шевалье дю Клерона? Раз уж мы заговорили о женихах.
- Вы правы, - немного смутившись, ответила Эжени. - Предполагаю, что моя подруга была бы счастлива, если бы я составила с ним партию.
- А вы знаете, что дю Клерон один из самых завидных женихов Парижа?
- Именно поэтому моя подруга и прилагает все свои усилия для того, чтобы шевалье сделал мне предложение.
- То есть, это выбор вашей подруги. Но нравится ли он вам? - спросил д'Арвэ, но тут же добавил: - Впрочем, что я говорю? Наследник подобного состояния не может не нравиться.
- Поверьте, господин граф, для меня это не имеет никакого значения. Мне намного важней, что собой представляет сам шевалье. Но мне хотелось бы узнать ваше мнение о нём. В театре мне показалось, что вы с ним знакомы...
- Я больше знаком с его отцом, - ответил граф, вытирая руки об салфетку, так как с жарким было покончено и ожидалась вторая перемена блюд. - Конечно, мне доводилось встречаться и с младшим дю Клероном на различных приёмах. Что мне вам о нём сказать? - сказал мужчина, почему-то тяжело вздохнув и откинувшись на спинку стула для того, чтобы не мешать лакею убирать пустые тарелки. - Как я вам уже говорил, шевалье один из самых завидных женихов Парижа, и любая девушка была бы счастлива назваться его женой. Он богат, привлекателен и хорошо воспитан. Однако, что касается вас... - тут мужчина выдержал долгую паузу, словно собираясь с мыслями, - мне кажется, я немного узнал вас за время нашего непродолжительного знакомства, и у меня большие сомнения по поводу того: действительно ли шевалье тот мужчина, которого вы желали бы видеть рядом с собой. Хоть вы и вернули себе своё имя и титул маркизы, однако жизнь в доме того самого вашего учителя фехтования отложила на вас глубокий отпечаток. Вы не привыкли к праздной светской жизни, вы честны в своих поступках. Жизнь же жены шевалье дю Клерона предложит вам совершенно другое - бесконечные балы, приёмы, увеселения, пустая светская болтовня о нарядах и новых любовниках, интриги и сплетни, и поддержка своей репутации любой ценой. Этого ли вы желаете? Скажите мне, не ошибаюсь ли я?
- Вы правы, господин граф, всё это мне чуждо, - ответила Эжени. - Но я сама размышляла об этом и решила смириться с этим как с неизбежным. Я думаю, что рано или поздно я свыкнусь с таким образом жизни. Мне придётся сделать это, потому что, кем бы ни был мой будущий супруг, шевалье дю Клерон или кто-либо другой, меня ожидает именно подобное.
- То есть вы согласны стать одной из тех, кто от скуки меняет своих любовников как перчатки? А вам придётся завести любовника, так как шевалье вы не любите и никогда не полюбите. И знаете почему? Потому что вам нужен другой мужчина. Вам нужен человек с таким же сильным характером, как у вас, вам нужен герой. Например, такой, как этот бретонец Лантье, помогший вам бежать из дома Огюста де Бурдона. Если бы он был дворянином, хоть самого захудалого рода, я бы сказал, что вот человек, который вам нужен. Он равен вам, не по происхождению, разумеется, а по силе духа. Но, увы, раз он сын босоного рыбака, то о женитьбе с ним не может быть и речи. Даже я со своими обширными связями ничем не могу ему помочь.
- Мне кажется, это неправильно искать себе мужа по происхождению, а не по сердцу.
- Вы правы. Но раз уж так заведено в нашем обществе, мы обязаны подчиняться его условностям, если хотим, чтобы нас в нём принимали.
- Но мне нет никакого дела до его условностей. Поверьте мне, господин граф, если бы я полюбила человека, отвечающего мне взаимностью, я бы вышла за него замуж, несмотря ни на что.
- Тогда я не понимаю, почему же до сих пор ваша фамилия не Лантье? - пожал плечами д'Арвэ.
- Потому что я не люблю его. Мы просто друзья. Впрочем, наверное, даже это определение слишком громкое для наших отношений, если учесть, что за всё это время он ни разу не справился обо мне...
- Ах, вот как! Вы просто на него обижены! - воскликнул граф, прервав девушку. - Мадемуазель, я продолжаю настаивать на том, что Лантье считает вас не просто другом. Он, наверняка, в вас влюблён, потому что совершить то, что сделал он, рискуя собственной жизнью (а я, зная Огюста де Бурдона, скажу вам, что если бы ему удалось схватить Лантье тогда в Бретани, он бы его не пощадил), в общем, пойти на такой риск способен только влюблённый человек.
- Вы ошибаетесь, господин граф, Блез всего лишь вернул мне свой долг. Однажды я уберегла его от верной смерти, а он помог мне.
- То есть, вы хотите сказать, что бретонец рисковал своей жизнью ради вас только из-за чувства долга, а не потому, что влюблён вас?
- Конечно, он в меня не влюблён, - рассмеялась девушка.
- Почему же вы так уверены в этом?
- Потому что он любит другую женщину. Вот уже на протяжении многих лет, - и Эжени поведала историю любви Блеза к прекрасной девушке-бретонке, услышанную ею от господина Жербера.
Однако граф выслушал её с большим сомнением.
- Сколько лет сейчас вашему бретонцу? - спросил он.
- Кажется, двадцать девять.
- То есть получается, что он в последний раз видел свою возлюбленную более десяти лет назад. Уверяю вас, мадемуазель Эжени, всё что осталось в памяти у Лантье от образа той девушки - это всего лишь бледная тень. Это эфемерное приведение, прекрасное, наделённое самыми лучшими чертами, идеализированное, но не имеющее ничего общего с ней настоящей. Если Лантье до сих пор и помнит про неё, так это только потому, что он ещё никогда по-настоящему ни в кого не влюблялся. Нет, мадемуазель Эжени, вы меня не убедили, - сделал отрицательный жест рукой вельможа. - Вы можете сколько угодно толковать мне про чувство долга, однако ж, я уверен, что Лантье бросился спасать вас и мальчика из логова Огюста именно потому, что он испытывает к вам самые лучшие чувства. Вам же там, в Бретани, когда вы переживали все те треволнения, разумеется, было не до амурных дел, иначе, я уверен, вы разглядели бы в его глазах тот самый огонёк, который присущ всем влюблённым. Но я не понимаю, почему вы так категоричны по отношению к бретонцу.
- Господин граф, - сказала девушка, - вы судите так о Блезе, потому что совершенно не знаете его. У него не самое лучшее прошлое.
- "Прошлое"! Какое страшное слово! У кого из нас нет этого самого прошлого. Даже мне есть что скрывать. О, если бы мои недруги узнали обо всех моих ошибках молодости, мне пришлось бы за многое краснеть. Каково же прошлое у этого бретонца? - спросил мужчина, насаживая на вилку пару шампиньонов.
- Простите, но я не могу вам рассказать, так как это сильно навредило бы Блезу.
- Неужели всё настолько серьёзно? - сощурил глаза мужчина. - Этот Лантье начинает меня интриговать не менее, чем вы когда-то. Сколько же в вас тайн! Я уж скоро начну думать, что вы оба принадлежите к какому-нибудь запретному тайному обществу или что вы шпионы. Пожалуй, мне следует воспользоваться своими связями, чтобы побольше разузнать об этом загадочном Лантье.
- Однако всё-таки вы переживаете за него, - усмехнулся д'Арвэ.
- Господин граф, я вас прошу, если вы действительно обладаете такими большими связями, помогите мне в другом, - попросила девушка, желая побыстрей перевести разговор на другую тему.
- Я к вашим услугам.
- Я вам уже говорила, что давно не видела своих братьев, Бернара де ла Прери и Шарля де Бонривьера, и ничего о них не знаю. Однако я уверена, что Шарль находится сейчас в Париже. Шевалье дю Клерон говорил мне, что встречался с ним не так давно на одном из приёмов. Вы не могли бы хоть что-нибудь узнать о моих братьях?
- Можете на меня положиться, мадемуазель. Как только мне удастся что-нибудь разузнать о них, я дам вам знать. Вы ведь по-прежнему живёте в доме де Монтуаров?
- Да. Благодарю вас, господин граф.
- А что касается прошлого, - вернулся к прежней теме д'Арвэ, - то и вам есть что скрывать, мадемуазель Вире, то есть, простите, де ла Прери. Если шевалье дю Клерон узнает до того, как свершится ваша свадьба, что вы некогда были гувернанткой, то скорее всего ваша помолвка будет расторгнута. Дю Клероны никогда не допустят того, чтобы их знатный род омрачился подобным фактом. Поэтому охраняйте эту тайну как можно тщательней. Впрочем, рано или поздно, шевалье всё равно об этом узнает, потому что обязательно найдётся человек, знававший вас ещё гувернанткой при сыне де Бурдонов, и который не преминет сообщить об этом.
Далее разговор у девушки и графа свернул в другое русло, и был менее значащим, как говорится, о том о сём. Также мужчина справился о здоровье Виолетты де Монтуар и высказал пожелание, чтобы у неё родился здоровенький, крепенький малыш. Однако к концу обеда, когда д'Арвэ пропустил через себя уже некоторое количество бокалов вина и немного опьянел, он вдруг махнул рукой, обращаясь к своей собеседнице:
- Ах, мадемуазель Эжени, забудьте всё, что я сказал вам про этого бретонца. Выходите замуж за дю Клерона. По крайне мере, с ним у вас будет уверенность в завтрашнем дне. Став его женой, вы получите всё, о чём мечтает любая девушка. А что вам может дать этот бретонец, этот торгаш? Одна-две неудачные сделки, и он вместе с Жербером разорён. Всё, что ждёт вас с ним - это постоянный страх за каждый будущий день. А оказавшись на дне, вы никогда уже не сможете выкарабкаться обратно. Дорога в высший свет на этот раз для вас будет закрыта раз и навсегда. Однажды вам удалось вернуться в круг общения, к которому вы принадлежите по праву рождения. Но быть племянницей учителя фехтования и быть женой торговца Лантье - это две совершенно разные вещи. Вы потеряете всё, что когда-то имели. Поэтому принимайте предложение дю Клерона, если он вам его сделает. И как можно скорей. Пусть все эти незамужние девицы и их набелённые мамаши умрут от зависти к вам, утрите всем им нос! - и мужчина громко расхохотался, откинув голову на спинку стула.
Однако смех его был вовсе не смешным, напротив, он был каким-то злобным, словно в своём воображении он уже видел ошарашенные и разочарованные выражения лиц всех тех девиц, что возлагали на шевалье самые радужные надежды.
Однако, вопреки совету графа д'Арвэ, Эжени решила, что с таким серьёзным вопросом, как замужество, спешить ей не стоит, даже если её руки будет просить такой молодой человек, как дю Клерон. Выходить же замуж за шевалье только ради того, чтобы досадить всем тем великосветским девицам, которые так ревниво на неё посматривали, когда она появилась вместе с дю Клерон в театре, это, по мнению девушки, было глупо.
Нет, Эжени собиралась выходить замуж только по любви. Дю Клерон же, с которым девушка была знакома всего несколько дней, пока не вызывал у неё симпатий настолько (несмотря на все его несомненные достоинства), чтобы можно было говорить о каких-то чувствах к нему или даже хотя бы о привязанности. Хотя, безусловно, Эжени прекрасно понимала, что любой девушке в её положении, то есть бесприданнице, внимание к ней такого человека, как шевалье, это большая удача. Осознавала Эжени и то, что и промедление в отношениях с Рене дю Клероном может тоже обойтись ей дорого. В конце концов молодой человек может разочароваться в неприступной девушке и охладеть к ней, переключив своё внимание на более сговорчивую барышню. Но тогда стоит ли Эжени горевать о дю Клероне, чувства которого окажутся столь недолговечны?
Что же касалось предупреждения графа д'Арвэ о том, что рано или поздно найдётся человек, который знавал Эжени, когда она ещё была гувернанткой, и который не преминет сообщить об этом шевалье, то девушка совершенного не опасалась этого. Если для молодого человека подобный факт окажется серьёзным препятствием для женитьбы, то тогда чего стоит его любовь, если только этого будет достаточным для того, чтобы он смог отказаться от девушки, которой сейчас расточает столько комплиментов. Может, было бы и к лучшему, если бы дю Клерон узнал всю правду сразу, и тогда с самого начала никто не питал бы напрасных надежд. Поэтому Эжени решила, что она сама расскажет об этом шевалье, чтобы тот потом не смог обвинить её в том, что она скрыла от него этот факт. Девушка сделает это завтра, во время их верховой прогулки. И если же молодой человек сможет закрыть глаза на её прошлое, то, возможно, Эжени станет относиться к нему более благосклонно.
Итак, тот день, тот момент истины, как считала Эжени, когда всё решится, настал. Погода продолжала оказывать благосклонность всем, кто любит прогуливаться на открытом воздухе. Небо над Парижем было ярко-голубым, и, хоть низко стоявшее солнце почти совсем и не грело этим декабрьским днём, однако невольно заставляло вспоминать о лете. И было совсем не холодно.
Виолетта волновалась не меньше Эжени, готовя её к прогулке с шевалье дю Клероном, и старалась продумать всё до мелочей. Во-первых, она подарила ей свою амазонку, которую сама так ни разу и не одела. Это была великолепная, шитая из тёмно-синего бархата амазонка, подбитая чернобуркой. Во-вторых, пригласила куафюра, для того чтобы тот сделал девушке причёску, которую смог бы по достоинству оценить дю Клерон. В-третьих, она дала ей кучу наставлений, как ей следует вести себя с молодым человеком, о чём вести с ним разговор и как держаться.
Часы ещё не пробили назначенного часа, стрелкам оставалось пройти ещё четверть, когда слуга доложил, что прибыл шевалье дю Клерон. Виолетта посчитала хорошим знаком то, что молодой человек явился раньше назначенного времени: ему не терпелось вновь увидеться с Эжени, несмотря на то, что они расстались только позавчера.
Прежде чем девушка должна была выйти к шевалье, графиня де Монтуар в последний раз придирчиво оглядела внешний вид своей подруги, но осталась довольна. Рене дю Клерон должен был прийти в восторг.
И она не ошиблась: глаза шевалье, когда он увидел Эжени, спускавшуюся по лестнице, радостно и даже удивлённо засверкали, потому что девушка, ему показалось, была ещё прекрасней, чем позавчера. А Виолетта, украдкой наблюдавшая за ними с лестницы, довольно заулыбалась. Шевалье был увлечён Эжени, и это было очевидно. Не принять же предложение столь блестящего молодого человека её подруга не посмеет.
Дю Клерон взял девушку под руку, и они направились к парадным дверям. Оказавшись на улице, Эжени увидела, что шевалье выбрал для прогулки ту самую серую арабскую лошадь, на которой девушка увидела его в первый раз. Когда же конюх де Монтуаров вывел из конюшни Муетту, дю Клерон с видом знатока осмотрел её и сказал, что кобыла девушки тоже достойна всяких похвал и у Эжени есть все основания ею гордиться. Далее молодой человек помог девушке сесть в седло, затем сам с привычной лёгкостью взобрался на свою кобылу, которую, как оказалось, он назвал Шахерезадой, и они отправились на прогулку вдоль Сены.
Ехали они неторопливым шагом, и шевалье в течение всей прогулки не сводил глаз с Эжени, отчего девушка чувствовала себя немного неловко, так как ещё не привыкла к тому, что ей оказывают столько внимания. Ещё более неловко ей становилось, когда молодой человек начинал осыпать её комплиментами. Казалось, что ему нравилось в девушке всё, начиная от её лошади, которая была великолепна, и Эжени прекрасно на ней смотрелась, к тому же она была отличной наездницей, и заканчивая её чудесными, добрыми, серыми с коричневыми крапинками глазами.