Что там творится на его спине, Линьсюань не видел, но судя по тому, как ахала и охала жена старосты, обрабатывая ему спину мазью, синяки и ссадины впечатляли. Заклинатель и сам очень даже их чувствовал, стоило женщине хоть чуть надавить, зато рёбра оказались всё-таки целы. Даже удивительно. Ещё один синячище красовался на правом локте, ставя под вопрос, сможет ли он в ближайшее время пользоваться мечом. На нижней рубашке остались пятна крови, так что, когда с лечением было закончено, пришлось доставать запасную.
В деревню Линьсюань пришёл на закате. Точнее будет сказать - доковылял, и за то время, что он прошёл от окраины на памятную площадь, где когда-то угощали их с Жулань, вокруг успела собраться небольшая толпа. Когда заклинатель громко объявил, что с лютым мертвецом покончено, раздалось дружное аханье. Пришлось также ещё объяснить, что части тела лютого похоронены в распадке, ниже по склону от скалы, похожей на зайца. Эти части завалены камнями и поверх начертаны специальные знаки, но всё равно людям лучше ближайшие годы туда не ходить и мёртвого тем более не тревожить. Лет через пять-десять его можно будет как следует похоронить, но сперва всё равно нужно позвать заклинателя, который подтвердит, что это безопасно... На этом староста прервал слегка бессвязные объяснения Линьсюаня и увёл его в свой дом.
- Боюсь, на этот раз мы не сможем угостить господина бессмертного как должно, - виновато сказала его супруга. - Тяжёлые времена настали...
- Что, у вас тут тоже побывали сборщики? - понимающе кивнул Линьсюань. - Ничего, мне хватит и обычной еды.
Есть хотелось так, что сводило живот. На очаге булькал горшок с жидкой кашей, и взгляд заклинателя то и дело обращался в ту сторону, но он заставлял себя сдерживаться. Крестьяне всё же готовили для него большое угощение, пусть и не столь роскошное, как в прошлый раз, и приличия требовали дождаться, пока всё будет готово.
На то, что гомон людских голосов снаружи смолк, он обратил внимание только когда дверь дома распахнулась, и внутрь вкатился невысокий шарообразный человек. Впервые за время, прожитое в этом мире, Линьсюань видел настоящего толстяка. То ли местные мужчины вообще были не склонны к полноте, то ли сказывалось то, что крестьяне и горожане занимались тяжёлым физическим трудом, а заклинатели поддерживали форму интенсивными тренировками - но до сих пор казалось, что полнота здесь удел исключительно женщин. Впрочем, и те совсем расплывшимися тоже не выглядели.
Этот же человек напоминал облачённого в длинные одежды неваляшку: круглая голова, округлые плечи и грудь плавно перетекали в выдающихся размеров живот. Ноги скрывались под метущим земляной пол подолом, так что легко было представить, что их нет вовсе и пришелец перемещается за счёт вращения шарообразного туловища. Рядом с ним маячил невысокий тощий человечек, видимо, слуга, почтительно открывший перед ним дверь.
- Этот недостойный не смеет верить своим глазам! - проговорил толстяк, уставившись на Линьсюаня глазками-щёлочками. - Неужели слухи оказались правдивы, и Небо послало ничтожному Шаньгуань Таю такую встречу! Господин бессмертный!
И толстяк, пыхтя, подобрал подол и попытался опуститься на колени. Слуга кинулся ему помогать, поддерживая под руку, и Линьсюань испугался, что сейчас тот не удержит такую тяжесть, и толстяк болезненно плюхнется на твёрдый пол всем своим весом.
- Ну, что вы, что вы, не нужно церемоний, - торопливо проговорил заклинатель. - Этот Хэн должен проявить уважение к вашим летам. Прошу, встаньте.
Расплывшийся в улыбке толстяк с готовностью выпрямился, и слуга тут же отступил в угол. Линьсюань невольно посмотрел на хозяйку дома и её мужа, вошедшего следом за новым гостем. На их лицах было написано что угодно, но только не радость от неожиданного визита.
- В прошлый раз этому Шаньгуаню слишком поздно сообщили, и он не успел предложить своё гостеприимство господам бессмертным. Но Небо смилостивилось и послало мне новую возможность. Прошу, господин бессмертный, уважьте старика, посетите его жалкое жилище. Сколь бы ни было скромно и непритязательно его угощение, оно всё же не сравнится с теми объедками, которыми вас накормят здесь.
- Какие ещё объедки? - буркнула старостиха раньше, чем Линьсюань успел придумать ответ. - Уж разве мы господина бессмертного не уважим? Не клевещи на людей, лао Шаньгуань!
- Что? - Шаньгуань Тай, не переставая благостно улыбаться, повернулся к ней. - С каких это пор у вас нашлось что-то, кроме неочищенного риса и воды?
- Да уж как-нибудь наскребём для гостя! - хозяйка грохнула поварёшкой о край горшка с кашей.
- Ты собралась кормить гостя этим вонючим варевом? Если у вас и есть какая-нибудь еда, то только потому, что я дал вам денег. И этот долг вы мне до сих пор не вернули.
- Не тебе бы жаловаться! Проценты растут с каждым днём!
- Жена! - староста повысил голос, однако женщина уже завелась:
- Ты готов всем бороды отрезать, лишь бы себе лишнюю монетку урвать! А теперь ещё явился сюда нас попрекать на глазах у бессмертного мастера! Стыда и совести у тебя нет!
Шаньгуань драматически воздел к потолку пухлые ручки и повернулся к Линьсюаню:
- Вот уж воистину, низкие люди! Этот торговец целыми днями в трудах, щедро платит за каждый урожай, да ещё и ссужает деньгами всю округу, и только благодаря ему эта жалкая деревня всё ещё стоит, а не сожжена за недоимки, как иные прочие! И где благодарность?
- Это ты-то щедро платишь?!
- Жена!
- Бессмертный мастер, не к лицу вам быть в таком обществе. Прошу вас, дом этого Шаньгуаня совсем недалеко отсюда.
- Этот Хэн уже принял приглашение жителей деревни, - осторожно сказал Линьсюань, которому происходящее нравилось всё меньше. - Данное слово надлежит держать. Быть может, вы, почтенный господин Шаньгуань, тоже присоединитесь к пиру? Уверен, вы можете послать домой, чтобы ваши яства привезли сюда, и я с удовольствием их отведаю.
Но попытка дипломатии не удалась.
- Интересно, интересно, - протянул торговец, - а на какие средства эти деревенские накрывают для вас стол? Совсем недавно они на коленях умоляли этого Шаньгуаня дать им хотя бы пару связок монет. И вот - собираются устроить пир второй раз подряд. Сдаётся мне, они далеко не столь бедны, как уверяли этого ничтожного, а также сборщиков податей.
- Почтенный Шаньгуань... - умоляющим тоном начал было староста.
- Просто бессмертный мастер за угощение щедро платит! Не то, что некоторые.
- Молчи! - крикнул староста, но было уже поздно.
- Оу, - протянул Шаньгуань Тай, - вы им заплатили? И сколько же?
- Вам-то что за дело? - решив, что можно больше не церемониться, отозвался Линьсюань.
- Жители деревни мне должны, а долги следует платить. А то ведь этот Шаньгуань может впредь не быть таким снисходительным и потребовать возврата денег немедленно, не дожидаясь следующего года. Ну так, сколько вы получили?
Староста помедлил, сжимая и разжимая кулаки. Потом сунул руку за пазуху и вынул кусочек серебра, выданный Линьсюанем. Металл живо перекочевал сперва в пухлую руку торговца, а затем куда-то в недра его одежды.
- Надеюсь, этого хватит, чтобы покрыть их долги, - сухо прокомментировал Линьсюань.
- О чём это вы, бессмертный мастер? - безмятежно отозвался толстяк. - Их долги, так уж и быть, подождут до следующего урожая. Но этот Шаньгуань потратился, чтобы встретить дорогого гостя как должно. Нужно же ему компенсировать свои затраты. Так что же, господин бессмертный Хэн? Винный дядюшка радости уже подогрет и остывает, дожидаясь нас.
- Господин бессмертный, - умоляющим тоном произнёс староста, - эти ничтожные и в самом деле недостойны вас принять. Дом почтенного Шаньгуань Тая больше для вас подходит.
- Господин бессмертный, - глаза-щёлочки торговца не отрывались от Линьсюаня, - отпустите меч, покорнейше прошу. Вы ведь не будете рубить этого старого Шаньгуаня. Что-то скажет клан Мэй, если узнает о подобном самоуправстве в своих владениях?
Линьсюань осознал, что стоит, мёртвой хваткой вцепившись в рукоять Ханьшуя. Разжать пальцы получилось с некоторым трудом. Кажется, никогда ещё он не испытывал приступа такого чистого и беспримесного бешенства. Даже когда увидел Е Цзиньчэна с мечом в руках над Жулань.
- Раз уж вы, "так уж и быть", согласились отложить взимание долгов, то, значит, брать вам тут больше нечего, - процедил он. - А, значит, нечего и делать. Простите, что не стану провожать.
- Неужели бессмертный мастер осквернит себя ночлегом в этой грязной деревне?
А ведь этот может, подумал Линьсюань, встречаясь взглядом с Шаньгуань Таем. Староста не зря боится, и старостиха не зря притихла, сообразив наконец, что наговорила лишнего. С этого упыря станется отмстить крестьянам за то, что они воспользовались честью, в которой оказали ему самому.
- Этот Хэн не знал о бедственном положении жителей деревни. Вы открыли ему глаза, и, разумеется, он не станет обременять добрых людей и поищет себе иное место для ночлега. Почтенный Шаньгуань, дверь находится за вашей спиной. Полагаю, вы сможете её найти и выйти самостоятельно.
На этом разговоры кончились. Толстяк, в последний раз сверкнув поросячьими глазками, выкатился за дверь, почтительно открытую перед ним слугой. Линьсюань накинул верхний халат и широким шагом вышел следом. И лишь на самом пороге задержался, сунул руку в кошель и вытащил ещё один - последний - кусочек серебра.
- Припрячьте покрепче, - сказал он, положив слиточек на лавку у выхода. После чего, больше не оглядываясь, вскочил на меч и взлетел над площадью, пока пыхтящий торговец карабкался по приставной лесенке внутрь повозки. И только когда деревня скрылась позади, а внизу мелькнуло знакомое озеро, пустой живот напомнил урчанием, что его так и не накормили.
Других населённых пунктов поблизости видно не было, так что пришлось опять останавливаться на ночёвку под открытым небом на берегу, разводить костёр, а вместо ужина восстанавливать силы медитацией с попутным впитыванием из воздуха окружающей ци. Глядя в пляшущий огонь, Линьсюань не мог отделаться от чувства нереальности происходящего. Когда-то в школьные годы он прочитал хрестоматию по истории Средних веков, изданную ещё в советское время. Мысль о классовом неравенстве красной нитью проходила через все тексты, подобранные так, чтобы создать впечатление о полной беспросветности существования средневекового крестьянства, притесняемого всеми, кому не лень. Непонятно было, как люди вообще ухитрялись выживать в таких условиях. И вот на его глазах словно развернулась живая иллюстрация к тому, что он тогда читал. Словно бы говоря: советские историки если и сгущали краски, то отнюдь не всегда...
Конечно, этот мир - не земное прошлое. Возможно, он и вовсе чья-то выдумка. Но это не мешало ему быть совершенно реальным. И всем несчастьям, происходящим в нём - настоящими.
До смерти было обидно, что пришлось просто-напросто сбежать, никак не отплатив этому сквалыге за наглость. Но что Линьсюань мог сделать? Пырнуть его мечом? Шаньгуань Тай прав, это не выход. И дело тут отнюдь не в Мэях, в конце концов, самоуправством больше, самоуправством меньше... Но убивать всего лишь за жадность - это как-то... неправильно. Каким бы мерзким ни был ростовщик, от него пока ещё никто вроде бы не умер, так что принцип "око за око" не работает. А никаких других средств возмездия под рукой не имелось. Ну, можно было бы прилепить на повозку талисман, вызывающий нечисть. Но опять-таки, где гарантия, что нечисть окажется не смертельной и что от неё не пострадает ещё кто-нибудь, тот же слуга?
Наверняка есть и другие способы доставить ощутимые, но не смертельные неприятности. Но Линьсюань, как ни крути, был недоучкой. Пусть он постигал - вспоминал - науку заклинательства буквально на лету, с одного-двух повторений, но невозможно за год наверстать всё то, чему другие отдали больше десятка лет. И, сознавая это, мастер Хэн решил пока сосредоточиться на самом нужном, на боевых искусствах. Вот и получалось, что победить злобного призрака или лютого мертвеца он мог. А поставить на место зарвавшегося нахала - увы...
Сгустившиеся сумерки переходили в ночь. Шипели и иногда стреляли вскипевшим соком в костре свежие ветки: сухого хвороста Линьсюанью найти не удалось, видимо, всё разбирали крестьяне. Хорошо, что заклинание помогало поддерживать высокую температуру, иначе разжечь огонь было бы затруднительно. Посвистывали ночные птицы, назойливо трещали неотвязные цикады, на озере плеснула вода, видимо, рыба. Ночная идиллия, если не считать того, что господин заклинатель сидит тут голодный и без крыши над головой, спать опять предстоит на земле и еды на завтрак тоже нет. И денег нет, кошелёк можно пополнить лишь во владениях Линшаня. Линьсюань рассчитывал, что двух оставшихся слиточков, если обменять их на монеты в Юнь, хватит на дорогу. Но сперва жители деревни решили устроить угощение, и Линьсюань почувствовал необходимость возместить им затраты в это непростое время. А потом черти принесли этого жирдяя - и он не смог сдержать благородный порыв.
Конечно, бессмертный мастер может явиться в любой дом и ему не посмеют отказать в гостеприимстве. Но уж слишком бы это походило на злоупотребление.
Ладно, надо успокоиться. Успокоиться, выровнять дыхание, сесть в позу лотоса и заняться наконец медитацией, без которой всё равно полноценного отдыха, учитывая обстоятельства, не получится. Выбросить назойливые мысли из головы, от их пережёвывания всё равно никакого толку, и позаботиться о себе.
Соскользнуть в состояние изменённого сознания удалось не сразу, но Линьсюань справился. Помогли пляшущие прямо перед глазами языки пламени, на которые и без того можно бездумно смотреть часами: образы огня или бегущей воды вообще были любимыми у Линьсюаня, когда он занимался визуализацией, обнаружив, что так медитация идёт у него легче всего. Вот и сейчас он смотрел на костёр, пока в сознании не воцарилась полная пустота, а тело явственно пронизали ощущения тока ци в меридианах и ровное тепло золотого ядра где-то в животе. Тёплый золотистый столб внутренней энергии пронизывал всё тело насквозь, от таза до макушки, и Линьсюань несколько раз прогнал через себя волну ци снизу вверх, в такт размеренному дыханию, позволяя после ей стекать обратно через всё тело, включая руки и ноги, наполняя всё своё существо искрящейся лёгкостью. Когда волна опадала, на мгновение внутри поселялась пустота, и тогда ци устремлялась в заклинателя снаружи - тепло костра через кожу, вошедший воздух через лёгкие отдавали частички своей первозданной силы, смешивающихся с его собственной энергией и становящихся с ней единым целым. Так, шаг за шагом, и укрепляется золотое ядро и увеличиваются силы бессмертных.
Честно говоря, можно было бы медитировать и почаще. Но как-то всегда находились более интересные и неотложные дела. Однако сейчас ничто не отвлекало, и Линьсюань позволял медитации смывать с себя усталость, неудобства и тревоги прошедшего дня. Сознание становилось всё легче, в какой-то момент словно оторвавшись от тела и вобрав в себя и костёр, и окружившие его кусты и деревья, и берег тёмного спокойного озера. Линьсюань видел - ощущал - дрожание отдельных травинок и листов от едва заметных движений ночного воздуха, колыхание водорослей в толще воды, сонную косулю примерно в ли от себя и любопытную белку, глядящую на него с раскидистого каштана. Небольшое усилие - и он увидел покинутую деревню с тёмными домами, услышал дыхание спящих людей, возню собаки у дома старосты, что крутилась на месте, пытаясь улечься поудобнее, сопение свиньи в сарае и движение челюсти коровы, пережёвывающей жвачку.
Похоже, ему наконец удалось то, о чём говорил Чжаньцюн - он сумел выйти из своего тела и увидеть то, что находится в отдалении. Интересно, а как далеко он сможет заглянуть? И Линьсюань мысленно поднялся ещё выше, окидывая взглядом гору, на которой разрубил на части лютого мертвеца, дорогу, по которой они ехали с Жулань, окрестные поля и леса. Россыпь деревень, несколько поместий, городок - Юнь, - ниточки дорог, что их связывают. Всё выше, выше... Новые горы и долины, новые селения, вот и Бэйхэ протянулась на севере в русле, глубоко прорытом желтоватой водой в мягкой земле, а на горизонте засиял огнями, как далёкая рождественская ёлка, Фэнчэн. Линьсюань невольно потянулся туда - как там сейчас Жулань, сможет ли он её увидеть? - как вдруг откуда-то с северо-запада на него пахнуло холодом, словно грядущая зима неведомым образом сумела прислать отголосок ледяного северного ветра сквозь южное тепло начала осени.
Там, далеко на севере, за лентами рек, за редкой горной цепью, переходящей в холмы, простиралась в бесконечность Великая степь. Что-то надвигалось из неё, выкатывалось из-за горизонта, но как Линьсюань ни тщился, он не мог разглядеть подробностей. Казалось лишь, что где-то на пределе видимости в степи стоит огромное облако пыли. Такую пыль понимает движущаяся куда-то масса людей и лошадей.
Похоже, опасения Ли Ломина сбываются, отстранённо отметил Линьсюань. Не это ли имел в виду Мэй Шанвэнь, когда советовал держаться от севера подальше? Мысль о нём словно притянула взгляд заклинателя восточнее. Ещё одно пыльное облако, только куда меньшего размера, двигалось из владений Мэев через границу Линшаня, избегая больших дорог и обходя селения и крепости. Оно стремилось на северо-запад, словно бы встречая то, что надвигалось из степи, и Линьсюань напрягся и сосредоточился, точно зная, что до этих путников он сможет дотянуться. Облако становилось всё ближе, заклинатель видел его всё отчётливее, вот уже можно разглядеть и отдельные фигуры, блеск доспехов и оружия... И тут перед глазами и в голове словно что-то взорвалось. Так, наверное, чувствует себя птица, что, пытаясь влететь в окно, с размаху натыкается на оконное стекло и падает, оглушённая. Линьсюаню потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, проморгаться от пляшущих перед глазами точек и осознать, что он по-прежнему сидит перед костром, и нет, он не бился ни обо что ни лицом, ни прочими частями тела, а боль, гуляющая внутри, имеет фантомное происхождение.
Кто-то озаботился защитой для отряда, что вторгся или только собирался вторгнуться во владения Линшаня. Линьсюань не был уверен, где действительно теперь находятся эти люди, ведь сейчас уже ночь, и ясное дело, что сию секунду они никуда не едут, а давно видят десятые сны. Видения - дело такое, они не всегда отражают реальность такой, как она есть, зато вполне могут показать прошлое или будущее. Но в одном заклинатель был уверен: отряд существует, его цель - тайком пробраться в земли Линьшаня, и тот, кто его отправил, позаботился, чтобы всякие любопытные медитирующие не смогли проследить его путь. Вот Линьсюаня и выбросило обратно в его тело, только то ли защита дала сбой, то ли он оказался достаточно силён, чтобы увидеть сквозь неё... Тайное стало явным, более того, Линьсюань готов был поклясться, что знает точку пересечения этого отряда и того, что надвигается из степи. Не обязательно они встретятся в этом месте, но и те, и другие непременно там побывают. У ущелья Ханьмэнь, близ заставы Янгуань.
На которой, между прочим, отбывает ссылку невезучий И Гусунь. Ему и так теперь будет достаточно сложно узнать о своём происхождении, а уж если он окажется на пути у армии вторжения...
Застава стоит в укреплённом месте, ущелье не зря названо "Вратами холода", сквозь него проходит единственная удобная дорога из Линшаня на север. Восточнее горы становятся выше, там есть перевалы, но пройти с армией через них затруднительно. Западнее хребет понижается, но там уже начинаются владения Гу. Так что если нужно нанести удар - быстрый удар - по Линшаню, Ханьмэнь подходит лучше всего. Но главы ордена, а перед ними - чиновники и военачальники павшей империи были отнюдь не новичками в противостоянии со степью. Выстроенная там застава была, по сути, настоящим замком. Дорога по ущелью одна, обойти Янгуань невозможно, армия вторжения неизбежно упрётся в высокие стены, в которые, при наличии достаточного количества защитников и припасов, можно колотиться до бесконечности. А совсем недалеко от Ханьмэнь находится крепость Цзюяньцзин, гарнизон которой достаточно велик и для того, чтобы послать помощь в Янгуань, и чтоб стать новым рубежом обороны, если застава всё-таки падёт. А ещё там находится Сигнальная башня, через которую по цепочке её товарок полетит весть в сердце страны...
В общем, у И Гусуня есть всё шансы уцелеть в намечающейся войне. И всё же, и всё же... Война есть война. К тому же Линьсюаня тревожил отряд Мэев. Зачем его послали к Ханьмэню? Не для того ли, чтобы каким-то образом обеспечить свободный проход союзникам из степи?
Голова становилась тяжёлой, и измученный трудным днём и внезапным болезненным окончанием медитации Линьсюань махнул рукой, решив, что утро вечера мудренее. А когда он проснулся наутро с одеревеневшей шеей и практически ничего не чувствующей затёкшей рукой, то понял, что решение принято.
Прости меня, Жулань, я опять становлюсь обманщиком. Но я не смогу вернуться в Фэнчэн даже после победы над мертвецом. Я не найду себе покоя, пока не удостоверюсь, что будущий император жив-здоров и по крайней мере предупреждён об опасности. А что Поднебесной император необходим, я уже вполне убедился.
Границу с Линшанем Линьсюань пересёк на третий день. На этот раз не было никаких застав, он летел напрямик, снижаясь только для ночлега. Теперь, когда он научился во время медитации выходить из тела, планировать путь стало намного легче. Линьсюань заранее намечал населённый пункт, мысленно прокладывал дорогу и фиксировал в памяти несколько видимых с воздуха примет, по которым можно было ориентироваться наяву.
В первые два дня он сознательно избегал гостиниц и станций, ведь платить было нечем, а услуги заклинателя станционному смотрителю могли быть без надобности. Другое дело в деревнях. Правда, если уж он вздумал изображать из себя бродячего даоса, стоило бы, конечно, одеться попроще. Когда с небес спускался одетый в шелка господин на мече, крестьяне пугались, суетились и явно начинали готовиться к неприятностям. Слова, что что ему не нужен пир и лучшая постель, вполне устроит обычная лежанка и миска каши, встречались с недоверием и удивлением. А уж вопрос, нет ли у них какой нужды, в которой мог бы помочь заклинатель, и вовсе вводил в ступор.
В первый раз Линьсюань решил было, что отработать ночлег ему не удастся - встретившие его староста и пара почтенных стариков, преодолев первое изумление и испуг, рассыпались в уверениях, что никаких нужд у них нет. И талисманов на удачу и защиту от нечисти тоже не надо, нет, нет, господину бессмертному не стоит беспокоиться. Линьсюань пожал плечами и отложил пачку изрисованных листков - благо в его книгах хватало образцов самых разных талисманов, а влить в нарисованные настоящей киноварью иероглифы духовную силу было делом нескольких минут - на лавку под окошко. За то время, пока он ел, пачка стала тоньше по меньшей мере наполовину.
А когда Линьсюань перед сном вышел до ветру, оказалось, что за оградой его подкарауливает одна из деревенских жительниц, шёпотом пожаловавшаяся на корову, родившую мёртвого телёнка: не иначе, стерва соседка порчу навела! Заклинатель честно проверил животное, признаков порчи не обнаружил, но корова и впрямь не производила впечатления здоровой, чувствовался в ней по току жизненных сил какой-то физический изъян. Пришлось признаться, что в ветеринарии он не спец, и надо бы обратиться к тому, кто в этом понимает больше. От пятка монет Линьсюань отказался, мотивируя это тем, что ничем существенным не помог. А когда он возвращался в дом приютившего его старосты, его снова перехватили - на этот раз девица, желавшая приворожить себе парня. Пришлось её разочаровать - делать привороты Линьсюань не умел, а и умел бы, не стал. Даже если отбросить насилие над чужой свободной волей - рано или поздно угар приворота спадал, и тогда могло произойти всякое. И выгоняли нелюбимых жён, и били, и порой даже радикально избавиться пытались.
Девица покивала, но, судя по её разочарованной мордашке, все доводы Люньсюаня были как об стенку горох. Оставалось надеяться, что она не наделает глупостей, но это уже заклинателя не касалось.
В общем, в следующей деревне он сходу объявил, что готов помочь людям в меру своих умений, и вот вам талисманы, берите кто хотите. Видимо, уверенный тон сделал своё дело, и люди стали смелее. Талисманы разобрали почти мгновенно, рахитичного ребёнка Линьсюань посоветовал каждый день выносить на улицу под солнце (чистая сила ян, для здоровья самое то!), а вот в деле изгнания расплодившихся мышей пришлось расписаться в своём бессилии.
Зато в одном из домов, хозяева которого заметили подозрительную активность по ночам, нашлось и настоящее дело для заклинателя. Старая, чёрная от копоти балка, как он сумел определить, находилась в процессе превращения в оборотня, и оборотня недоброго. Да, здесь, оборотнями могли становиться и неодушевлённые предметы. Будучи самой старой частью дома, оставшейся ещё от предыдущего здания, она десятилетиями впитывала эманации этой семьи - не лучшие эманации, надо полагать, коль скоро на ней в прошлом году повесилась одна из невесток хозяина. Свёкор, рассказывая об этом, прятал глаза, и Линьсюань не стал допытываться о причинах: он не следователь, в конце концов. Только сухо посоветовал балку сжечь, пока не поздно. Ну да, крышу придётся разобрать, а вы что хотели? Можете и не разбирать, но тогда будьте готовы к тому, что оставшаяся в балке часть женской души будет мстить обидчикам.
В общем, улетая следующим утром, Линьсюань не без самодовольства подумал, что, пожалуй, случилось что, свою миску жидкой каши и плошку квашеной редьки или капусты он вполне способен заработать и не имея за спиной могущественного ордена.
Зато третью ночь он наконец провёл в гостинице и с сытным ужином - теперь, оказавшись фактически дома, можно было просто написать расписку, приложить к ней личную печать и за это получить хорошую комнату, горшочек мясного рагу с овощами и рисом, фаршированную рыбью голову с имбирём и запить всё это вином с травами, а не водой. Для полного счастья оставалось только добраться до нужного адреса и получить наличные деньги, чтобы платить не расписками, а сразу. Но денег Линьсюаню перепало даже скорее, чем он думал.
К городу Юньчи Линьсюань подлетел к закату и спустился на землю задолго до ворот, чтобы поразмять ноги. Дорога была пустынна, так что пыль не клубилась над ней, мешая дышать. Зато воздух был наполнен сладким благоуханием османтуса. Гроздья жёлтых и оранжевых цветов свисали с кустов и деревьев, аромат тёк по волнам слабого ветерка, ещё чуть-чуть и став бы слишком резким и навязчивым. Дорога вилась вперёд, упираясь в далёкие городские ворота, с одной стороны на горизонте виднелись вершины гор, с другой взгляд, скользнув по полям, где то и дело мелькали фигурки сборщиков урожая, упирался в гладкую озёрную гладь, отсюда казавшуюся стальной. И всё это накрывало своим куполом уже по-осеннему синее небо. Дни стояли безоблачными, и ничто не мешало любоваться игрой закатных красок - недолгой, впрочем. Линьсюань до сих пор удивлялся, насколько быстро тут солнце ныряет за горизонт.
Огибая невысокий холмик с выглядевшей достаточно свежей насыпью на вершине, заклинатель вздохнул с достойной поэта или художника прочувствованностью. Он уже вполне сжился со своей новой реальностью, и иногда у него даже мелькала мысль: а что, если это не Андрей переместился в другой мир, что, если уроженцу этого мира Линьсюаню в бреду привиделось иное бытие, и он, очнувшись, принял всё за чистую монету? Но вот в такие моменты он понимал, что всё же чужак здесь и, вероятно, так им и останется. Да, вокруг всё замечательно, живописно, всё цветёт, глаз не оторвать. И все эти османтусы, мальвы, хризантемы красивы, очень красивы... Но что бы сейчас не отдал за поляну обыкновенных ромашек!
Увлёкшись ностальгическими размышлениями, Линьсюань не сразу заметил, что теперь он на дороге не один. Рядом с ним, чуть отставая, шагала миловидная девица лет шестнадцати-семнадцати на вид, томно и кокетливо поглядывая на него. Увидев, что наконец оказалась замечена, девица расплылась в улыбке, показав чуть кривоватые зубки, и тоненьким голоском произнесла:
- Господин бессмертный спешит в город?
- Да, надо полагать, - отозвался Линьсюань.
- Можно узнать, как зовут господина бессмертного?
- А тебе-то на что? - Линьсюань искоса поглядел на неё. Платье шёлковое, и заколки в причёске золотые - из небедной семьи дева.
- Фу, бессмертные заклинатели все так грубы? Я вот из рода Ли, а имя этой недостойной Уци.
- Думается мне, что Ли Уци лучше бы пойти домой и впредь за порог не выходить.
- Эта Ли живёт одиноко, - девица опустила глазки. - Ей страшно одной в пустом доме. Быть может, господин бессмертный составит ей компанию? Он, наверно, устал с дороги, а дом это ничтожной ближе, чем городские ворота...
- Что? - Линьсюань резко остановился и развернулся к ней. - Девица, ты вообще соображаешь, с кем говоришь?
- А чего?..
- Окажись на моём месте кто другой, тебя бы уже отправили обратно или и вовсе развеяли, вот чего. Додуматься надо - приставать к заклинателю! Что, настолько охота покататься на простынях, что последнее соображение утратила?
- Всем можно, а мне нельзя? - девица отступила на шаг, но всё равно нагло сощурилась. - А ты выглядишь хорошим стрелком!
- И ты правда думаешь, что я полезу к тебе в могилу? Вон ту, надо полагать? - Линьсюань кивнул на вершину холма.
- Не хочешь, ну и ладно! Найду другого!
- А ну, стоять! - велел заклинатель. - А то и правда к тебе наведаюсь, но вовсе не для весенних битв! Многих уже к себе заманила?
- Никого! - призрак передёрнул плечиками. - Ты первый.
- Ради твоего же блага надеюсь, что это правда. А ты знаешь, что если кого и заманишь, то он рискует там и остаться? Едва ли ты умеешь сдерживать свою инь.
- А может, я и хочу кого-нибудь у себя оставить.
- Та-ак, значит, ты у нас всё-таки зловредный призрак, убивающий людей? Видимо, придётся мне предложить горожанам свои услуги, да и избавить их от этой напасти.
- Только попробуй! Мой отец - градоначальник, знаешь, что он с тобой сделает?!
- Ай, поучала мышь льва, что сильнее кошки зверя нет! - рассмеялся Линьсюань. - Думаешь, твой отец будет счастлив узнать, чем ты тут занимаешься?
- А я, что ли, виновата, что умерла до свадьбы?! У всех есть мужья, у меня нет! Знаешь, как там тоскливо?
- Девица, чтобы получить себе мужа, не обязательно морить живых.
- А кого, если не живого? Из нашей округи без жён хоронили только хромого Чао, да Юй Би, а он толстый, как не знаю, кто!
- Так ты ещё и харчами перебираешь?
Ли Уци надула губки и фыркнула.
- Давай так, - предложил Линьсюань. - Я встречусь с твоим отцом и передам ему, что ты хочешь замуж, но не за этих двоих, пусть поищет тебе подходящего жениха подальше. А ты бросишь бродить по дороге и пытаться заманивать людей. Тебе ещё повезло, что ты на меня нарвалась. Но учти, если узнаю, что кого-то всё-таки погубила...
- Да мне всего-то один и нужен, - буркнула девица.
- И одного слишком много. Так значит, твой отец градоначальник Ли?
- Ага. Только вы там побыстрее. А то я скоро совсем в злобного гуя превращусь!
- Ну, как получится, - проговорил в пространство Линьсюань. Девица Ли Уци уже исчезла. Вот просто стояла здесь, и нет её.
Хмыкнув, Линьсюань продолжил путь. Что ж, в посмертных свадьбах в этом мире не было ничего необычного. Если где-то умер одинокий мужчина, а где-то - незамужняя женщина, то почему бы их не соединить? Раз загробный мир существует, то что мешает образовать там новую семью?
Перед воротами Юньчи не было никаких отрубленных голов, слава тебе, Господи. И вообще, возможно, это только казалось Линьсюаню, но он прямо чувствовал, как в линшаньском городе легче дышать, и люди вокруг держатся свободнее и глядят веселее. Стража на воротах поклонилась почтительно, но с достоинством, и начальник караула указал, как пройти к дому градоначальника. Был как раз сезон фруктов, и на всех прилавках вдоль улиц и на площади, несмотря на довольно позднее для торговли время, громоздились пирамиды яблок, груш, слив, гранатов и, конечно, вездесущих персиков. Персики были везде. Вокруг вились осы и мухи, продавцы обмахивали свой товар большими бумажными веерами, и запах османтуса сменился запахом сладкого сока.
В доме градоначальника Линьсюаня приняли с распростёртыми объятиями. Лишь когда он представился, градоначальник Ли на мгновение помедлил, и Линьсюань с огорчением подумал, что дурная слава мастера Хэна докатилась и сюда. Но этот неловкий момент мгновенно оказался замят, его пригласили в комнаты, усадили на почётное место и принялись расспрашивать о новостях, пока в соседнем помещении накрывали на стол.
- Я слышал, что у вас было несчастье - вы похоронили дочь? - спросил Линьсюань, выждав достаточно, чтобы приличия позволили перейти к делу.
Улыбки градоначальника и его жены тут же померкли.
- О да, - со вздохом подтвердил отец. - Чуть больше года прошло.
- Вашу дочь звали Ли Уци, у неё были родинка вот здесь, рядом с правым ухом, похоронили её в розовом платье с красным поясом и белыми рукавами с зелёным узором, а также в бледно-зелёном шарфе.
- Да, да! Господин бесссмертный, а что?..
- Я встретил её дух по дороге в Юньчи, - скромно объяснил Линьсюань. - Ли Уци просила кланяться её батюшке и матушке и передать её просьбу: ей грустно и одиноко там одной. Пусть батюшка отыщет ей подходящего жениха и справит свадьбу. Только отдельно просила, чтобы это был не хромой Чао и не толстый Юй Би.
Градоначальник подобрал отвисшую челюсть и истово закивал:
- Да... Да, конечно! Найдём жениха на славу, порадуем нашу Ци-эр!
- И как же мы раньше не додумались! - сокрушённо добавила его жена.
Несмотря на грустный повод, их расположение к гостю заметно возросло. Линьсюаня принялись потчевать ещё усерднее, так что спать он лёг поздно, объевшимся и изрядно пьяным, и проснулся тоже поздно. Зато градоначальник Ли, хоть пил ничуть не меньше, вскочил ни свет ни заря и первым делом пригласил в дом гадателя и сваху. Гадатель, раскинув свои бамбуковые палочки и кости, подтвердил слова Линьсюаня и тут же определил подходящий день для будущего бракосочетания. Сваху озадачили насчёт поискать молодого и красивого покойника, для чего ей, вероятно, придётся списаться со своими коллегами из соседних городов и селений. И обо всех принятых мерах торжественно доложили Линьсюаню во время позднего завтрака, плавно перешедшего в обед.
Заклинатель слегка завис, раздумывая, будут ли тут уместны поздравления, и в конце концов ограничился пожеланием удачи с поисками жениха. После чего засобирался в путь, с трудом отбившись от уговоров погостить подольше. Тогда градоначальник зазвал Линьсюаня в кабинет и с поклоном попросил принять скромный дар. Дар оказался ляном золота. Линьсюань опять попытался отказаться, но на этот раз его сопротивление было сломлено. Так что перед отлётом из Юньчи пришлось наведаться в меняльную лавку, превратившую золотой слиток в несколько кошелей серебра.