Ответом мне было гордое молчание. Очнувшись, Кристиан предпочитал отмалчиваться, отвечая только на вопросы врачей, да и то сквозь зубы. Меня он вообще игнорировал, не удостаивая не только слова, но и взгляда.
Вздохнув, я поставила поднос на столик у кровати и оглядела палату. Всё в ней было по-прежнему, только на столике красовался большой букет красных роз, присланных Люси. К стеклянной вазе была прислонена открытка с написанным на ней от руки одним словом: "Выздоравливай!" Сама девушка в палате не появлялась, так как Кристиан упорно отказывался с ней видеться. Пытался он отказаться и от моих услуг, но тут уж врачи проявили твёрдость. Я была одной из немногих, кто доподлинно знал, что с ним произошло, и потому мне вменили в обязанность уход за ним. Хотя я бы совсем не огорчилась, если б требования Кристиана были выполнены. Общаться с ним, если это можно назвать общением, было очень тяжело.
- Кристиан, вам надо поесть. Если вам ещё трудно, я помогу.
Молчание. Я подавила вздох и поглядела в окно, за которым сбрасывал последние листья больничный садик. Первое время мне было жаль Кристиана чуть не до слёз, и раздражение от его поведения лишь чуть шевелилось в моей душе, причём я тут же старалась его подавить, напоминая себе, что нехорошо злиться на больного человека. Но постепенно жалости во мне становилось всё меньше, а раздражения всё больше.
- Как, оказывается, приятно быть больным и несчастным, - сказала я, обращаясь к окну.
Было по-прежнему тихо, ни шороха, ни скрипа, но я спиной почувствовала, как он быстро взглянул на меня и тут же вновь уставился в потолок.
- Лежите себе, смакуйте своё несчастье, пока вокруг вас все прыгают. Можно третировать любящую вас женщину, можно хамить врачам, можно делать вид, будто вы ослепли и оглохли, и ничего вам за это не будет. Полная безнаказанность. Это то, о чём вы всегда мечтали, верно? Ну, как же, как же, ведь вы теперь весь из себя такой судьбой обиженный! Зачем учиться жить по-новому, зачем искать своё место в жизни? Куда проще и приятнее тихо жалеть себя, любимого. И заставлять жалеть других.
- Да что вы об этом знаете, - сквозь зубы процедил Кристиан у меня за спиной.
Я обернулась к нему:
- Ага, значит, говорить вы всё-таки не разучились. Что ж, это радует. Может, вам всё же есть что мне сказать? Я вас внимательно слушаю.
- Да, мне есть что вам сказать, - тихо и хрипло заговорил Кристиан, но его голос постепенно становился всё громче. - Какого дьявола вы вообще влезли в это дело? Кто вас просил, спасательница чёртова? И вы что, ждёте, что я буду вас благодарить? Не дождётесь! Благодетельница нашлась! Да мне это ваше... благодеяние вот где! Ну что вы ко мне привязались, будто вам не всё равно, буду я жив или нет?!
- Это всё? - я сложила руки на груди. - Или хотите продолжить? Мне интересно.
- Ах ты...
Дальнейший монолог Кристиана, занявший минуты полторы, я поняла едва ли на треть. Уразумела лишь, что в нём содержалась весьма нелестная оценка моих умственных способностей, равно как и нравственности. Впрочем, я не особо и вслушивалась, понимая, что надо дать ему возможность выговориться, а меня он сейчас просто не услышит. Поэтому я молчала, глядя ему в лицо. Оно заметно осунулось, и обведённые тёмными кругами глаза казались неправдоподобно большими. И всё же он выглядел неплохо, во всяком случае, куда лучше, чем ещё два дня назад, видимо, пресловутая ускоренная регенерация оборотней начала действовать. Он уже мог полусидеть, опираясь на подушки, и сейчас в упор смотрел на меня, а его серые глаза в процессе монолога медленно наливались волчьей желтизной.
До сих пор я не видела в нём столь ярких проявлений его новообретённого оборотничества. Я чувствовала, что в нём, в его чувствах и разуме, появилось что-то волчье, какая-то скрытая за внешней безучастностью постоянная хищная настороженность, но она была едва заметной, этакая еле видимая прожилка в ауре. И вот теперь эта прожилка наливалась силой и цветом, как вена кровью, и я представила себе, как это будет выглядеть в полнолуние. Когда невидимая глазу "кровь" заструится в ней с такой силой, что это приведёт к изменению всей сущности Кристиана.
Наконец де Лиль выдохся и умолк, отвернувшись всё к тому же окну.
- Что ж, теперь я могу вам ответить, почему я это сделала, - заговорила я после короткой паузы. - Да просто потому, что не могла поступить иначе. Я не знала, что вас оставили умирать, но если б и знала, это бы ничего не изменило. Я не могу допустить, чтобы человек умер, если в моих силах этому помешать.
- А что мне теперь незачем жить, вы подумали?
- Нет. Я и сейчас так не думаю. Жизнь слишком дорого стоит, чтобы вот так ею разбрасываться.
- Моя жизнь кончена, слышите вы, кончена!
- Нет, Кристиан. Кончилась ваша прежняя жизнь, и началась новая. И какой она будет, зависит от вас.
- Может быть, хватит прописных истин?
- Прописная или нет, но это истина, и я рада, что вы это понимаете. И, в конце концов, это же не в первый раз. Вспомните инициацию - тогда тоже кончилась одна жизнь и началась другая.
- Разве можно сравнивать? - горько бросил он.
- Можно. Тогда вы тоже от чего-то отказались, пришлось ломать какие-то планы, и наверняка это было нелегко. Но вы справились тогда, справитесь и сейчас.
- Мне ничего не пришлось ломать, - Кристиан усмехнулся, вернее, оскалился. - Я знал, что буду учиться в Школе, с самого детства. И все очень бы удивились, если бы этого не произошло.
- Вы из семьи магов?
- Да.
Мне очень захотелось спросить, когда пробудился его Дар, и как его родители справлялись с малолетним магом немалой Силы, но я сдержалась. Сейчас есть темы поважнее.
- И всё же я уверена, что вы достаточно сильны, чтобы пережить то, что с вами случилось. Ведь, если подумать, ничего ужасного не произошло. Просто из вашей жизни будут выпадать несколько ночей в году. Это не самая высокая цена за право жить дальше.
- О да, - он снова усмехнулся, но прежней ярости в нём уже не чувствовалось. Всё же он ещё очень был слаб, и надолго его не хватило. - Всего лишь несколько ночей. А также более-менее комфортное заключение на всю оставшуюся жизнь. И полный отрыв от всех родных и друзей.
- Почему? Им запретят с вами видеться?
- Они сами не захотят.
- С чего вы взяли?
- А вы бы захотели?.. Впрочем, вы-то общаетесь... Но не все такие... блаженные, как вы. Кто, будучи в здравом уме, захочет иметь что-то общее с тёмным магом, да ещё и с оборотнем в придачу? Я бы точно не захотел.
- Так не судите по себе. Что за беда, что вы тёмный маг? Вы собираетесь резать людей на алтарях? Вы будете насылать на кого-то порчу? Вы начнёте убивать направо и налево?
- Может, и начну, - глухо сказал Кристиан. - Если меня оставят без присмотра. А если и не оставят... Как вы думаете, очень весело быть безумцем? Даже если впадаешь в безумие раз или два в месяц.
Я помолчала, обдумывая внезапно пришедшую в голову мысль.
- Знаете, Кристиан, однажды я копалась в библиотеке и нашла там одну книгу, как раз про оборотней. Это что-то вроде самоучителя. Прочтите её. Может быть, вам она поможет. Если вы научитесь контролировать себя...
- Если научусь?! - Кристиан рывком приподнялся на постели, и тут же, побелев, упал обратно. - Вы что, храните книги по тёмной магии?! Да оставьте вы меня в покое!
- Дайте, я просто посмотрю...
- Со мной всё в порядке, говорю я вам! Вы что, с ума сошли? За хранение таких книг...
- Их храню не я, а школьная библиотека, так что все претензии к ней.
- Вы её никому не показали? Значит, храните. А мне, больше того, предлагаете использовать. Вы представляете, в какое чудовище я превращусь, если буду учиться по этой вашей книге?!
- О да, вы превратитесь в совершенно удивительное чудовище! В чудовище, которое сможет удержаться от убийств!
Он не ответил. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
- Короче, я принесу вам эту книгу, - сказала я, отворачиваясь. - А вы поступайте, как хотите. Можете выкинуть её в окно.
Я направилась к двери и уже взялась за ручку, когда меня догнал его голос:
- Если нас с ней поймают, нам обоим не поздоровится.
Я обернулась. Кристиан сосредоточенно покусывал нижнюю губу.
- Можете сказать, что это я вам её подкинула, я разрешаю. Я её не использовала, так что уголовная ответственность мне не грозит. А вы не знали, что это такое, пока не открыли, и просто не успели передать её докторам.
Я вернулась к его кровати и положила ладони на спинку в ногах, оказавшись прямо напротив него.
- Хорош я буду, если начну всё валить на вас, - криво улыбнувшись, сказал он.
- Я всё равно попаду под подозрение. Ясно же, что вы сами её достать не могли. Нет, в самом деле, Кристиан, прочтите, хуже не будет. Не получится, так не получится. А если выйдет... Станете ли вы тогда чудовищем, зависит от вас и только от вас.
Он взглянул мне прямо в глаза, и я отметила, что они снова стали серыми. И его аура тоже успокоилась, хотя знакомая прожилка стала заметнее. Видимо, злость ускоряла преображение.
Я покосилась на принесённый мной обед, про который в пылу ссоры успела забыть.
- Но поесть вам всё же надо. Справитесь, или вам помочь?
- Не надо, я сам.
- Вы уверены?
- Уверен.
Я с некоторым сомнением посмотрела на него, но решила не спорить. Пусть восстанавливает пошатнувшееся самоуважение. Худшее, что может с ним сейчас случиться - съест меньше, чем мог бы.
Покинув палату, я направилась к кабинету госпожи Голино, продолжая думать о Кристиане и об оборотнях вообще. Хозяйка кабинета оказалась на месте.
- Госпожа Голино, можно задать вам вопрос? - спросила я, едва переступив порог кабинета.
- Да, разумеется, - она оторвалась от бумаг, которые просматривала.
- Я тут подумала... Маги очень редко становятся оборотнями.
- Да, верно.
- А нам на уроках, ещё на подготовительных курсах, говорили, что оборотень подлежит немедленному уничтожению, если только сам не заявит в соответствующие органы Ассамблеи. Но если оборотнем может стать только обычный человек, то как он может заявить в Ассамблею, если даже не подозревает о её существовании?
- Да, большинство оборотней не подозревают, - госпожа Голино вздохнула. - Те оборотни, которых берут под присмотр, как правило, являются членами семей магов, которые могут распознать, что происходит, и подсказать, куда обратиться.
- А все остальные? Их что же, просто убивают на месте?
- Это всё же меньшее зло по сравнению с тем, что они способны принести. Одна жизнь, или десятки?
- Но ведь это неправильно! - горячо возразила я. - Одно дело, если он мог признаться и не признался. Но если он не мог никому ничего сказать, как же можно его судить за то, что он совершал в помрачении сознания?
- Александра... Как же вы молоды. К сожалению, у нас нет возможности содержать всех выявленных оборотней. Ассамблея однажды попробовала. В одну прекрасную ночь стая волков-убийц вырвалась на свободу, перебив немало народа. Их пришлось вылавливать по одному, долго и трудно. Кстати, споры о том, был ли их прорыв спонтанным, или за ним кто-то стоял, идут до сих пор. Для содержавшихся по отдельности безумцев они действовали на редкость согласованно.
- Ясно, - угрюмо сказала я. - Кстати, раз уж об этом зашла речь... Госпожа Голино, а куда надо обращаться, если что-то подобное, не дай бог, произойдёт с кем-то из моих близких?
- К любому целителю-магу, или в любой из отделов Службы по борьбе с тёмной магией. Ещё можно в Службу безопасности.
- При Ассамблее есть и такая?
- Разумеется.
Я кивнула. Своя тюрьма, своя Служба безопасности... Даже маги без всего этого жить не могут. Хотя чему тут удивляться, маги - те же люди.
Книгу я утащила из библиотеки тем же вечером. Зайдя якобы за пособием по фармацевтике, я, улучив момент, проскользнула в заднюю комнату и выудила "Ликантропию", так и лежавшую в стопке книг по биологии. Труднее оказалось вынуть карточку из картотеки, пришлось дождаться, пока господин Кокс отлучится. Прихватив для маскировки несколько журналов, я отправилась к себе, поскольку моё дежурство в больнице к тому времени уже закончилось.
Следующее начиналось на другой день после обеда. Подходя к палате Кристиана, я встретила в коридоре Люси, бледную, с покрасневшими глазами. Она молча прошла мимо. Проводив её взглядом, я постучалась и вошла в палату. Кристиан лежал на кровати и, как обычно, смотрел в потолок. Ну вот, только не хватало, чтобы он снова вернулся к тому, от чего ушёл вчера.
- Я принесла вам книгу, - делая вид, будто не замечаю его состояния, бодро сказала я. - Вот, возьмите. Там, правда, постоянные ссылки на Повелителя, но я думаю, вы и без него разберётесь. А это журналы, на случай, если спросят, что я вам принесла.
- Спасибо, - не сразу, но всё же отозвался он, когда я сложила всё на тумбочку у его изголовья. - Как вас зовут?
- Александра.
- Александра, можно вас попросить? Возьмите эти цветы и выбросьте.
- Зачем? Когда ваша подруга снова придёт...
- Она не придёт.
Больше не споря, я взяла вазу с открыткой и вынесла их в коридор. Там постояла в нерешительности, но выбрасывать ни в чём не повинные розы мне стало жалко, и я отнесла их в ординаторскую.
Отныне всё начало как-то налаживаться, если не считать того, что Люси перестала крутиться около больницы. Кристиан от этого, естественно, не повеселел, но всё же ожил, и, хотя "Ликантропии" в его руках я ни разу не видела, я была уверена, что он тайком её просматривает. Отмечала я и новые перемены в его ауре, а однажды он спросил меня, что это за тень над соседней кроватью. Я объяснила, и он молча кивнул, но мне показалось, что в его взгляде промелькнуло что-то странное. Но спрашивать я, само собой, не стала, опасаясь нарваться на очередную отповедь. Впрочем, он стал заметно терпимее, и порой мне даже казалось, что он рад моему приходу. Наверно, моё общество отвлекало его от мрачных мыслей
О себе Кристиан говорить не желал, школьные новости и сплетни его тоже мало интересовали, но всё же он соглашался их выслушивать.
- Знаете, - как-то сказала я ему, - мне кажется, что оборотень, которого вы убили, не был безумен. Скорее он просто радовался чему-то, только эту радость выражал на свой лад. Ну, а когда увидел вас... Как известно, лучшая оборона - это нападение.
- Может быть, вы и правы, - отозвался он после паузы.
Однажды Кристиан спросил, как произошла моя инициация.
- Двое магов отбили меня у вампира, - сказала я. - А когда они уговаривали меня всё забыть и идти домой, это и случилось.
- И что же вы почувствовали?
- Ну, это было на редкость неприятно. Не больно, но в голове словно отбойный молоток заработал. Вот тогда они и предложили мне пойти учиться.
- Понятно... И что было дальше?
- Дальше... У меня оказалась большая чувствительность, но довольно скромный Дар. Во всяком случае, учителя и дома, и здесь сомневались, стоит ли мне продолжать обучение.
- Но вы настояли на своём.
- Да, но мой потенциал почти исчерпан. Этот год закончу, и всё.
- И что потом?
- Мединститут или школа медсестёр, как получится.
- Вернётесь домой?
- Может быть, пока не решила.
- Вы будете хорошим врачом, Александра.
- Спасибо, Кристиан.
Между тем его здоровье стремительно улучшалось. Повязки сняли уже на восьмой день, и красные полосы шрамов бледнели прямо на глазах. Должно быть, после того, как он хоть раз перекинется, от них не останется и следа, решила я, вспоминая, как описывалась в книге перестройка всего организма при обращении. А поделившись этой мыслью с Кристианом, я услышала в ответ:
- Вы меня утешили. Жаль только, что я не дама и не ношу открытых платьев.
Я с готовностью рассмеялась - ведь это была его первая попытка пошутить, пусть и не очень весело.
Если раньше я была уверена, что он не сможет встать до нового полнолуния, то теперь становилось ясно, что не сегодня-завтра его выпишут. Выпишут, и куда-то увезут. Несколько раз я встречала в коридорах больницы незнакомых мне прежде магов, иногда видела, как они заходили к нему в палату. Из обрывков разговоров я поняла, что это были отец Кристиана и сотрудники Службы по борьбе с тёмной магией. О чём они с ним говорили, я спросить не решалась, а сам он не рассказывал. Но однажды, когда я несла Кристиану ужин, один из приезжих остановил меня в коридоре.
- Добрый вечер, мадмуазель, - сказал он. - Я Симон де Лиль.
- Добрый вечер, месье, - отозвалась я, во все глаза глядя на отца Кристиана. Они были не очень похожи, видимо, сын пошёл лицом в мать. Де Лиль-старший, элегантный, подтянутый, с заметной сединой на висках, казался спокойным и уверенным в себе, но горькие складочки в углах губ, похоже, появились совсем недавно. На вид ему можно было дать от сорока до шестидесяти.
- Мой сын сказал, что он обязан вам жизнью.
- Ну... в общем, да, - смущённо призналась я.
- Полагаю, излишне объяснять, как мы - мадам де Лиль и я - вам благодарны. Мне очень жаль, что всё сложилось так... нелепо. Я был бы рад познакомиться с вами при иных обстоятельствах.
Он поклонился и ушёл. Поразмыслив над этим коротким разговором, я решила, что он, наверное, сделал из рассказа сына слегка неверный вывод. Разумеется, Кристиану я ничего говорить не стала.
Кристиан уехал примерно через полторы недели после того, как я отдала ему книгу. Прямо к крыльцу больницы подкатил автомобиль, де Лиль-старший ещё раз поблагодарил весь персонал, включая и меня, за заботу об его сыне. Это было утром, когда занятия были в самом разгаре, и на и так обычно пустой улице перед больничным корпусом не было ни единого человека. Мне пришлось пропустить урок латыни, чтобы проводить Кристиана. Стоя у крыльца, я видела, как он выходит из дверей, ещё бледный, но вполне твёрдо держась на ногах, и на мгновение приостанавливается, чтобы застёгнуть свою красно-бело-чёрную куртку. На плече у него висела спортивная сумка. Потом он бок о бок с отцом спустился с крыльца.
- До свидания, Александра, - сказал он, проходя мимо меня.
Де Лили сели в машину, шофёр дал газ, и автомобиль быстро скрылся за поворотом. Я ещё немного постояла, глядя на рассеивающееся в воздухе облачко выхлопа.
- Идите на занятия, Александра, - сказала мне госпожа Голино.
Странно, в комнате Кристиана жили ещё двое студентов, но мне всё казалось, что она опустела. Быть может, потому, что теперь в неё не заваливалась регулярно компания развесёлых друзей, не слышались звуки гитары (не сам ли он на ней играл?), не доносились смех и пение. Нового жильца в ней поселят не раньше следующего учебного года, а до тех пор одна из кроватей будет пустовать. Что, впрочем, не такая уж редкость, жилых мест в домах Штернштадта всегда было больше, чем жильцов.
Не знаю, сколько ещё студентов сумели сложить два и два и понять, что произошло с Кристианом на самом деле. Его друзья первое время выглядели изрядно подавленными, но это могло объясняться и потерей вожака их компании. Так или иначе, разговоры вскоре стали затихать. Люси я почти не видела, но, насколько я могла судить, она пока была одна. Меня же почти не расспрашивали о том, куда делся мой сосед, вполне удовлетворившись моим враньём, что родители забрали его домой. Хотя, быть может, не такое уж это было и враньё. Я же не знала толком, куда его увезли.
Всё потекло обычным порядком. Катерина всё же обзавелась другом среди студентов и теперь усиленно сватала мне его приятеля. Тот и в самом деле был неплохим парнем, мы пару раз сходили с ним в кино и на танцы, но ничего серьёзного между нами так и не завязалось. Слишком велика была учебная нагрузка, хотя, говоря откровенно, я чаще использовала её как предлог, чтобы уклоняться от встреч. И слишком свежа ещё была память о Кристиане. К тому же меня не оставляло чувство, что он отнюдь не исчез из моей жизни.
Быть может, то, что я держала его жизнь в руках, протянуло какую-то ниточку между нами, но я то и дело чувствовала его словно бы совсем рядом с собой. В первый раз это произошло прямо на занятиях, на уроке практической магии. У меня было полное ощущение, что он подошёл ко мне и наклонился над моим плечом, я даже обернулась, но никого, естественно не увидела. Потом такое чувство возникало неоднократно. Однажды я увидела его перед собой как живого, и вид у него был хмурый и упрямый одновременно. Не знаю как, но я поняла, что у него возникли какие-то трудности, которые он никак не может преодолеть, но намерен сражаться с ними до последнего.
"Ничего, Крис, - мысленно шепнула я, потянувшись к нему своей Силой, словно моя слабенькая магия могла чем-то ему помочь, - ничего, у тебя всё получится".
Кристиан ничего не ответил, и вскоре ощущение его присутствия исчезло, чтобы через некоторое время возникнуть снова. Чаще всего я чувствовала его недовольство, злость, куда реже - радость, но всё равно он постоянно был где-то рядом, сколько бы километров на самом деле нас не разделяло. Иногда я задумывалась, способен ли и он точно так же улавливать мои чувства, и не является ли всё это плодом моего разыгравшегося воображения. Но уж слишком отчётливо я всё это ощущала.
Между тем прошла осень, наступила зима. Снова надвинулась сессия, снова начали набирать желающих для участия в праздничных концертах. На этот раз Катя оказалась среди участников, и теперь клялась и божилась, что эти праздники превзойдут прошлогодние по всем статьям.
- Так это ты из-за них вечно что-то бормочешь? - недовольно спросила Наталья. В последнее время она стала раздражительной и ворчливой. Должно быть, что-то не ладилось на уроках.
- Мне текст учить надо, - виновато сказала Катя.
- Тогда учи так, чтобы не мешать нам, хорошо?
Мне захотелось поддержать подругу, но Катино бормотание отвлекало и меня, поэтому я промолчала. Сейчас я мучилась с, пожалуй, самым трудным заклятием из всех, которые изучала в Школе - с заклятием, позволяющим обнаружить следы других заклятий, сотворённых в прошлом, и распознать их. Вернее, с целой системой, потому что, хотя основа распознающих заклинаний была одна, но вариантов оказалось множество, и теперь мне нужно было изучить если не все, то значительную их часть. Господин Равикович особо подчеркнул, что это умение очень пригодится, если когда-нибудь придётся лечить болезни или травмы магического происхождения.
- Нельзя ведь подобрать правильный способ лечения, если не знаешь, с чем столкнулся, правда? А ваши пациенты далеко не всегда смогут вам сказать, от чего именно они пострадали.
Я кивнула, подумав, что теперь мне очень редко преподавали что-либо, не связанное с моей будущей профессией. Вот и на алхимии меня обучали, как изготовить жидкость, которой можно заменить кровь в теле человека в случае большой её потери. Да и на магии духа мы, наконец, всё же добрались до телепатии, но изучали, в основном, как установить, имело ли место проникновение в чужой разум. Для этого не требовалось глубоко погружаться в человека, но все же распознавать, говорит ли правду стоящий передо мной, я научилась. И тут же обнаружила, что практически все ученики Школы, кроме начинающих, постоянно держат в своём уме щиты, подобные моему, а про преподавателей и говорить не приходится. Не то чтобы я стремилась их читать, но теперь я могла чувствовать такие вещи, не прибегая к сканированию.
Больница в преддверии праздничных дней совсем опустела, но врачи обещали, что после праздника в ней наверняка кто-нибудь да появится. Подвыпив, развеселившиеся маги начинали развлекаться кто во что горазд, так что без травм и несчастных случаев не обходился ни один Новый Год. Впрочем, меня это мало волновало. Всё равно в январе начнутся экзамены, и меня снимут с больничных дежурств до следующего семестра. Однако новый пациент у нас появился ещё до начала года, в самом конце декабря.
Подошло Рождество, меня, как практикантку, освободили от работы даже раньше, чем я рассчитывала, пожелав как следует повеселиться и отдохнуть перед сессией. Но как раз накануне новогоднего праздника я зашла в больницу, чтобы проконсультироваться с госпожой Голино по какому-то вопросу. Не найдя её ни в кабинете, ни в ординаторской, я отправилась её искать, и вскоре нашла в одиночной палате на втором этаже. Заглянув в палату, я увидела, что на постели лежит мальчик лет десяти на вид. Глаза его были закрыты, лицо выглядело бледным и осунувшимся. Вокруг столпились несколько врачей.
- Кто это? - шёпотом спросила я у вышедшей ко мне госпожи Голино.
- Он из Нойедорфа, это деревня неподалёку от нас. Судя по всему, на него навели порчу, очень сильную, так что мы пока не можем её снять. К счастью, в той больнице, куда его поместили, работал маг, он и доставил ребёнка сюда. Здесь ему смогут оказать квалифицированную помощь.
- Порчу? - переспросила я.
- Да, все признаки налицо. Но мы, к сожалению, пока не может точно сказать, какое именно заклинание к нему применено. Ясно только, что он быстро слабеет.
- Он не из наших? В смысле, не из семьи магов?
- Нет, из обычной.
- Тогда зачем на него наслали эту порчу?
Госпожа Голино вздохнула:
- А зачем вообще Тёмные творят свои мерзости? Теперь ещё придётся искать того, кто это сделал... Впрочем, это уже не наша забота.
Я снова заглянула в открытую дверь. Конечно, диагноз ставили квалифицированные специалисты, но всё же меня что-то смущало.
- А можно... взглянуть на него поближе?
- Можно, конечно. Только что вы надеетесь увидеть?
- Пока не знаю, - сказала я, переступая порог.
Как должна выглядеть порча? Наверное, примерно так же, как проклятие, которое я, впрочем, тоже видела только один раз и, если можно так выразиться, изнутри. Но то, что предстало моим глазам, не походило на действие какого бы то ни было проклятия или заклятия. Мне показалось, что детское тело стало клеткой, в которой мечется что-то живое. Выглядело оно как тёмный, с чуть заметными красными искорками, бесформенный сгусток, который тыкался во все стороны, не находя выхода. Чем бы оно ни было, оно, похоже, и само было бы не прочь покинуть своё обиталище, но не могло.
- Почему вы решили, что это порча? - спросила я.
- Юная леди, вы должны были изучить признаки этой заразы, - с лёгким раздражением сказал один из врачей. - Ну-ка, назовите их мне.
- В этом нет нужды, господин врач. Я вижу, что это не она. Это одержимость. Внутри него - какая-то тёмная сущность. Больше всего это похоже на броллахана.
Ответом мне было молчание.
- Почему вы так решили? - наконец спросила госпожа Голино.
- Я вижу. В учебниках их описывают именно такими.
Врачи переглянулись. Ясно было, что до конца я их не убедила.
- Что ж, - сказал один из них. - Можно провести экзорцизм. Хуже, по крайней мере, не будет.
- Кстати, зачем вы меня искали, Александра? - спросила госпожа Голино.
- Я хотела с вами проконсультироваться...
- Тогда пойдёмте.
Мы вышли из палаты и спустились в её кабинет.
- Итак, студентка Чернова сказала своё веское слово, - произнесла госпожа Голино, когда за нами закрылась дверь. Я удивлённо посмотрела на неё.
- Но я действительно это вижу.
- Не сомневаюсь, что вы что-то видите. Вы способны воспринимать вещи, многим другим магам недоступные. Вот только достаточно ли вы знающи, чтобы так уверенно истолковывать увиденное?
- Я вижу живое существо, госпожа Голино. Не заклятие, не ауру - существо, хоть и бесплотное. Как это ещё можно истолковать?
- Ладно, - задумчиво кивнула врач, - быть может, вы и правы. Так что вы хотели спросить?
В мозгу внезапно кольнуло - словно мне в макушку вонзилась невидимая игла. Я невольно взглянула на потолок:
- Что это?
- Это? - госпожа Голино тоже подняла голову и прислушалась. - Они начали экзорцизм. И довольно мощный.
Что мощный, я и сама чувствовала - каждую секунду череп пронзало очередной иглой, да не одной. Я постаралась как можно скорей уйти из больницы, но голова у меня потом болела весь остаток дня.
На следующее утро, тридцать первого декабря, я снова заглянула в больницу, проведать, как там мальчик. Но никаких изменений в его состоянии не произошло, разве что он стал ещё слабее и бледнее, да броллахан ещё отчаяннее метался в его теле.
- Как видите, вы ошиблись, - сказала мне госпожа Голино. - Экзорцизм результатов не принёс. Это всё же какой-то вид порчи.
- Нет, - медленно сказала я, - я не ошиблась. Просто...
Я помолчала, прислушиваясь к своим ощущениям.
- Просто броллахана слишком крепко заперли в этом теле. Кто бы это ни сделал, он перестарался. Экзорцизм оказался слишком слаб, тот, кто вселил броллахана в тело мальчика, был сильнее наших врачей. И теперь тварь не может выйти. Она пытается освободиться, но у неё не хватает сил и она высасывает силы ребёнка. Кончится это тем, что погибнут оба.
- В таком случае это должен быть очень сильный тёмный маг, - пристально глядя на меня, произнесла госпожа Голино. - Очень... С трудом верится, что такой мог оказаться в непосредственной близости от Штернштадта, а мы бы ничего об этом не знали. Надеюсь, что вы всё же ошибаетесь.
- Я тоже на это надеюсь, госпожа Голино. Потому что, если я права, мальчик проживёт не больше двух суток.
Врач молча покачала головой.
- Правда, есть одна возможность... - начала я.
- Ну-ну?
- Я читала, что тёмные маги умели справляться с подобными вещами достаточно эффективно. Раз броллахана наслали на мальчика с помощью тёмной магии, то с её же помощью можно его и выгнать. В этом случае не придётся ломиться силой, а можно, как бы это сказать... открыть броллахану дверь.
- Я не ослышалась? - в голосе госпожи Голино зазвенела сталь. - Вы предлагаете мне использовать тёмную магию?!
Я развела руками:
- Ну, если нет иного выхода...
- Александра, - мне в грудь упёрся тонкий палец с коротко остриженным ногтем, - запомните раз и навсегда, и передайте своим детям: тёмная магия - преступна! По самой своей сути! А использовать её на ребёнке - преступно вдвойне!
- По-вашему, лучше оставить его умирать?
- Тёмная Сила способна убить его ещё вернее! Если вы и в самом деле намерены стать врачом, Александра, запомните главный врачебный принцип - не навреди! Вызубрите его, напишите на потолке над кроватью вот такими буквами! А теперь идите домой, и подумайте над моими словами.
- Но...
- Идите!
Я вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь, и остановилась в коридоре, кипя от возмущения. Шовинисты! Боятся всего тёмного, как огня, и скорее готовы обречь пациента на смерть, чем использовать магию, которую невесть почему сочли враждебной. Хотя какая разница, тёмная или светлая, если эта магия лечит? Нет, упёрлись, как ослы. Ну и ладно! Ну и пожалуйста!