Никаких неприятностей Упорядник Златуха от деревни Ладуница не ждал. Работящие люди в Ладунице живут: мед в лесу собирают, травы и ягоды. Знают, как сохранить, когда выгоднее на рынок снести. Староста Красилыч тоже мужик работящий, надежный. Пригласил в избу, степенно рассказал, что и как в деревне, домашней медовухой угостил. Неприятности поджидали на улице. Возле старостиной избы топтались селяне, человек десять. Впереди, с решительным видом, высокий плечистый мужик. Златуха вспомнил - кузнец это местный, Димир. Хороший кузнец и человек неплохой.
- Дозвольте, пан Упорядник, жалобу подать, от деревни нашей.
Златуха жалобу дозволил, на старосту, который вслед на крыльцо вышел, глянул с удивлением. Староста плечами пожал.
- Люди мрут по ночам, пан Упорядник, - продолжил кузнец. - Нехорошо мрут, неспроста. А староста наш твердит, мол, все там будем. Будем-то будем, вопрос ведь - как скоро...
- Деды наши померли, и мы помрем, чего воду мутить, - поморщился Красилыч.
- Ладно старик из дальней избы помер, он-то свое отжил. Десяти дней не прошло - младенец преставился. Такое тоже... бывает. А мужик молодой-здоровый с какого перепугу ночью помирать вздумал? Вчера только схоронили... неспокойно в деревне, пан Упорядник. Непорядок.
Златуха нахмурился. Если неспокойно и люди жалеются - хорошо бы проверить. На то он и Упорядник, чтобы порядок был.
- Заночую у вас тут сегодня. Посмотрим, что за непорядок такой.
До вечера ходил Златуха по деревне, расспрашивал. Заприметил историю, что с дочкой старосты, малышкой Авлушей приключилась. Аккурат как четыре года исполнилось - захворала, обезножела. Вся родня извелась смотреть, как дите мучается. А потом вдруг, одним днем, на поправку пошла. Уже и ходить начала - как померла. Тоже вдруг. На кладбище схоронили.
Не хотелось Златухе плохое думать, так само думалось. Как стемнело, пошел на кладбище. Примостился прямо на земле под оградкой, глаза прикрыл, дышит потише - мол, сплю.
Недолго ждать пришлось - зябко вдруг стало, тошно. Шепот послышался, неразборчивый. Прислушался Златуха, позволил шепоту поближе подобраться - расслышать, что там шепчут.
- Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать! - уже не шепот, радостный детский голос.
Златуха не медлит, руку - в карман на поясе и ягоду сушеную кислицы - в рот. Разжевал - как молния в голове сверкнула. И видится ясный солнечный день, дети в прятки играют, белокурая девочка в ладоши хлопает, смеется, бежит... а вот лежит на земле, на белокурых волосах - кровь. А вот на лежанке та же девочка, рядом - Милица, старосты жена, сам староста, двое сыновей старших и старуха, мать жены - от горя сами не свои. Вот лекарь хмурится. Вот девочка одна лежит, исхудавшая, совсем плоха. А вот лес и Круг из мухоморов на поляне, пристанище Темных Соседей. На изумрудную траву падают красные капли, шипят, исчезают. Туда же гребень летит - корчится, оплывает...
Златуха достает из пояса склянку и вытряхивает несколько капель - кровь, своя собственная и коровья. Путаница, морок для нелюди. Голос запинается, отступает - Упорядник не медля бросается прочь, к деревне.
Утром Златуха мрачен. Дает наказ старосте собрать возле кузни селян, от стара до мала. Собираются. Волнуются, шепчутся, переглядываются. Что то будет?.. Все по кучкам разбились, семьями. Староста сжимает кулаки. Жена его, Милица, не поднимает глаз. Сыновья и старуха тоже рядом стоят.
- Властью, мне данной, - начинает Златуха медленно, - правду скажу, как есть. Беда у вас. Над старосты дочкой, Авлушей, Темное Слово сказали, запретное. Излечить хотели - да не вышло. Темные Соседи за лечение дорого берут. Тот, кто Темное Слово сказал, должен был свое здоровье отдать взамен. Не отдал. Не знал? Задумал обман учинить? Да только Темные Соседи незнания не прощают, а уж обмана - тем более. И ходит теперь по ночам среди вас... душица ходит, нелюдь. Ищет. Кого найдет - тому смерть.
Замолчал Златуха, посмотрел вокруг. Староста рванулся было к нему, жена его на землю осела - задержался жену поднять, так и остались рядом стоять, друг к другу приклонились, молчат.
А толпа не молчит, шепотки окрепли, взвились криками: - Сжечь! Кол осиновый в сердце! Истребить нелюдь!
Упорядник поднял руку. Не сразу, но затихли крики.
- Не поможет, - сказал тихо. - Душица - не упырь, не оборотень. Тот, кто Слово сказал, здоровье свое взамен не отдал. Не завершил ритуал. И не здоровье теперь Темным должен. Жизнь. Никак иначе не избавиться от нелюди. Всех найдет.
Толпа отхлынула, кто-то вскрикнул. Семейство старосты как остров в толпе, рядом - никого.
- Кто из них? - спокойно спрашивает кузнец Димир. - Скажи нам, пан Упорядник. Решим мы это дело.
Златуха качает головой. Младенец, нелюдью умертвленный, Димиру сыном младшим доводился. Старшему уж десять исполнилось. А больше детей и не было.
- Нет у меня такого знания. Что знал - сказал. Больше ничем не помогу.
Кузнец Димир смотрит, как Упорядник уходит прочь из села, скрывается за деревьями. До последней избы шел за ним след в след кузнец - просил, угрожал. Сжалился Златуха, остановился. Одно только слово тихо сказал - и больше ничего.
Вернулся Димир к кузнице, а там староста с семейством к стене жмутся, а селяне все ближе подступают, угрозы кричат, друг друга раззадоривают.
Димир протолкался через толпу, встал перед старостой.
- Что делать будем, Красилыч? - Обернулся к толпе: - Что делать будем, люди добрые?
- Закрыть в избе и сжечь! - послышалось из толпы, вокруг согласно закивали.
Димир присмотрелся. Кричал Чуйка, у которого брат давеча от нелюди помер.
- Всех жечь будем? - спокойно спросим кузнец. - Пять душ?
- Пускай признается, кто Слово сказал - остальных не тронем!
- Я за свое семейство готов ответ держать, - староста говорит негромко, не пытается перекричать толпу. - Никто из нас Темным Словом не промышляет. Нет на нас греха!
Невестка Чуйки, вдова, пронзительно засмеялась, забилась - ее под руки повели прочь.
- Сам рассуди, Красилыч, - начинает кузнец. - Кто другой ради Авлуши твоей стал бы Слово говорить, душу Темным Соседям вручать? Солнышком твоя Авлуша была чудесным, все мы ее любили, но чтобы Слово... Пятеро вас, и Слово кто-то один из вас сказал. До утра дадим вам время...
Селяне несогласно зашумели, недобро.
- Я сказал: до утра. Решите меж собой, кто из вас. Остальных не тронем. А если не признается никто - не обессудь.
- Не нужно до утра. Меня берите, - глухо говорит староста.
- А на что нам тебя брать? Ты, что ли, Слово сказал?
- Да, я сказал.
Все замерли. Кузнец внимательно посмотрел на старосту.
- Тогда отвечай: что ты взял у нее? Что Темным Соседям принес? Над чем Темное Слово сказал?
Староста сжал кулаки и ничего не ответил.
- Молчишь? То-то же. Без толку виновного покрывать. Тебя порешим, грех на душу возьмем - а назавтра еще кто в ночи помрет. И что нам тогда - всех твоих вместе жизни лишать или по очереди, по жребию? До утра даем время, Красилыч.
- Детей отпусти.
- Детей? - кузнец посмотрел на сыновей старосты. Десятилетний Михаша испуганно жался к матери. Шестнадцати лет Лавруха, набычившись, стоял рядом с отцом. - Оба они в сестренке души не чаяли. Молодые, дерзкие. Ничего еще не боятся. Что им Темные Соседи?
Димир повернулся к толпе: - Как думаете, могли мальцы Слово сказать?
- Могли! Не пускать! - заволновались селяне.
- Ты сам все слышал, Красилыч. До утра.
В просторной горнице все расселись привычно, как всегда сидели за праздничным застольем. Сам Красилыч - во главе стола, Милица - по левую руку. Старшак Лавруха - по правую. За ними - младший сын и старуха.
Долго молчали.
- Кто? - тяжело спросил староста.
- Не подпалят нас ночью? - Лавруха глянул в окно.
- Димир-кузнец обещал караулить. Он мужик жесткий, но слово свое всегда держал. Так кто из вас? Кто? Ты? Ты? Ты? Или ты?
Никто не отозвался.
- Сознавайтесь. Завтра всех порешат, - глухо сказал староста.
- А если бежать? - встрепенулся Лавруха.
- Далеко убежишь? В лесу жить будешь? Гнездо на дереве справишь?
- Найдут, - буркнула старуха. - Сами не сдюжат - Упорядников покличут.
- Правду кузнец сказал. Некому более за Авлушу Темное Слово сказать, кроме нас пятерых. Некому.
- Я хотела пойти, - тихо сказала старуха. - Мне за Авлушу ничего не жаль.
- И что - пошла?
- Нет. Давно на свете живу, да никогда не видала, чтоб с Темными сговор хоть кому добра принес. Многие пытались, да все без толку. Только на худшее выходило. Может, ошибся Упорядник?
Никто не ответил. Все знали, что Упорядники не ошибаются.
До утра все пятеро сидели за столом, беседовали. Прощались.
С восходом в дверь постучали. Староста вывел семейство из избы. Вся деревня собралась. Кузнец Димир выступил вперед.
- Кто из вас?
- Нет на нас греха. Если б кто из нас такое учинил - повинился бы и принял, что причитается. Нет греха.
В толпе зашумели, зароптали.
- Нет у нас выбора, Красилыч. Всех передушит нелюдь. По миру идти? Так везде найдет. Последний раз спрашиваю - кто?
- Нет на нас греха, - твердо ответил староста.
Люди задвигались, из задних рядов на передние начали передавать охапки соломы. Жена кузнеца поднесла мужу бутыль из темного стекла. Кузнец повертел бутыль в руках, протянул старосте.
- Маковый отвар. Время у вас будет, пока все подготовим. Должно на всех хватить.
Староста кивнул, взял бутыль.
- Не поминайте лихом.
Охапками соломы обкладывали избу всем селом. Мрачно, решительно. Кто плакал, кто бормотал проклятия. Как управились, кузнец заглянул в избу. Все пятеро лежали кто где, без движения. Пустая бутыль закатилась под стол. Кузнец тихо затворил дверь.
- Поджигайте.
Первый горящий факел потянулся к соломе.
- Не-е-е-ет! Не-е-е-ет! - из толпы выскочил Василина, единственный сын кузнеца Димира и начал голыми руками тушить огонь.
Бросились на мальца, оттащили. Бледный, как мел. Губы и руки обожженные трясутся.
- Нет, нет... меня... меня казните. На мне вина... я... Слово... сказал.
Дико завыла жена кузнеца, захлебнулась, упала без чувств.
Димир подошел к сыну, взял за плечи, развернул к себе.
- Васик, зачем? Ты?.. Зачем?
- Толкнул я... Авлушу... не хотел! Простите! Отец, мать, люди, простите! Не хотел... упала... из-за меня обезножела! Простите! Меня казните... не хотел...
- Так что ж не слег заместо нее, раз на тебе вина? - кто-то выкрикнул из толпы.
- Не знал я... простите... я бы что угодно... не знал!
- Что ты взял? - в звенящей тишине спросил кузнец. - Что ты взял у нее?
- Гребень, - едва слышно ответил Василина.
Кузнец пошатнулся. Знал Упорядник, все знал. Одно только слово сказал возле последней избы. "Гребень". Кузнец закрыл глаза. Сын. Единственный. Надежда и опора...
Никто не заметил, как между отцом и сыном встал вдруг пан Упорядник.
- Ему не будет больно, - Златуха обнял одной рукой Василину за плечи и сильными пальцами надавил на шею - раз, другой. - Ты хотел как лучше, я знаю. Все знают. Ты молодец.
Василина тихо охнул и осел на землю. Упорядник придержал мальчика, опустился рядом с ним на колени и бережно закрыл ему глаза.
Все замерли. Ни шороха. Ни звука.
- Раз, два, три, четыре, пять! - звонко донеслось из избы и на порог вышла маленькая белокурая девочка.
- Больше некого искать, - твердо сказал Златуха.
Девочка грустно оглянулась, кивнула и исчезла.
Громко, навзрыд заплакал кузнец Димир.
- Он хотел как лучше, - повторил пан Упорядник и зашел в избу. В деревне Ладуница у него оставалось еще одно важное дело. Маковый отвар - зелье коварное.