Люди, люди, люди... С каждым днем их становится больше и больше. Люди заполнили все автобусы, вагоны метро и машины такси. На тротуарах мало места. Еще немного - и люди будут карабкаться друг на друга, наступать на плечи, хватать за волосы... Люди сметают с прилавков хлеб, колбасу и пиво... и бегут дальше, бегут с пакетами, буханками, бутылками.
Улицы играют в салочки друг с другом и с дождем, закручивают бульвары переулками, разливаются площадями, торопятся, спешат. Маркуша - Мария Карловна Трушина - тоже спешит. Так много людей, чужих, неуютных, разных. На улицах, в офисе, в магазинах. В грязных ботинках и мокрых плащах. Людей-беспорядков, людей-угроз. Кто знает, чего от них ждать?
Маркуше очень хочется домой. Закрыть за собою дверь на верхний (новый) и нижний (старенький) замки. Вытряхнуть ноги из промокших коротких сапожек. Бросить на тумбочку ключи, сумочку и короткое бежевое пальто. Мимоходом показать язык отражению в зеркале (бабушка так учила, чтобы прыщ не вскочил). Несколько секунд помедлить, предвкушая, и торопливо нажать на черном пластике телефона знакомые цифры. 'Добрый вечер, можно сделать заказ?..'
Маркуша больше никуда не спешит. Раскрытый зонтик отдыхает в ванной. Чистые сапожки поставлены в 'сушилку'. Завтра, теплые, будут приятно ласкаться к ногам. Ключи аккуратно спрятаны в сумочку и вместе с нею - в тумбочку. Бежевое пальто сохнет на вешалке (не забыть отнести в химчистку).
Синий халатик-кимоно, голубые шлепанцы на маленьком домашнем каблучке. Расчесанные волосы собраны тяжелым узлом на затылке и заколоты длинными деревянными шпильками.
Дальше - комната. Аккуратно (не сейчас, еще утром) застелен диван. Молчит телевизор (может, выбросить? не нужен совсем). Играет музыка - что-то легкое, инструментальное, без слов. Смущенно прячутся пылинки - мягкая, но строгая тряпка инспектирует письменный стол, подоконник и книжный шкаф. Открытую форточку атакуют капли дождя. Маркуша хмурится - только недавно вымыла стекла.
На кухне - тоже форточку открыть, на пять минут, не больше - гудит холодильник. Через несколько минут соло сменяется дуэтом - вступает чайник. Скрученные листочки зеленого чая торопятся в фарфоровый уют и раскрываются в горячей - не кипяток! - воде.
'Привет', - говорит Маркуша и ставит на стол хрупкие чашечки, - 'Как твой день...' Механическая трель звонка и виноватая улыбка: 'Извини, я открою'.
Маркуша меняет разноцветные бумажки денег на пластиковый - не слишком тяжелый - пакет с логотипом, улыбается курьеру и торопится обратно на кухню.
'Как твой день? Все хорошо?' - спрашивает Маркуша и достает из пакета прозрачные коробки. 'У меня - не очень. Дождь и люди. Много людей, понимаешь?' - и ставит на стол расписанное цветами сакуры блюдо и две пиалы. И две вогнутые тарелочки. И палочки. И наливает соус.
'Ты знаешь, по-моему 'Красный дракон' сегодня хорош', - красиво раскладывает на блюде разноцветные кусочки из риса и рыбы.
Рис и рыба... так просто. Зачем котлеты, упревшая каша, червяки макарон и салаты, убитые майонезными залпами? Хищные железные вилки - зачем? И сладкий черный чай в больших неуклюжих чашках...
'Ой, салфетки забыли положить! Ничего, я сейчас', - Маркуша находит на полочке белые мягкие квадратики.
Любимые палочки - тяжелые, темно-зеленые - удобно размещаются в руке. Первый кусочек японской жизни осторожно купается в соусе и тает во рту.
Маркуша улыбается. Человек, сидящий напротив - тоже.
'Так хорошо, милый, правда? И 'Красный дракон' вкусный, да? А помнишь... Подожди-подожди! Сегодня - двадцатое?!' - Маркуша вздрагивает, и картинки из прошлого толпятся на маленькой кухне.
Точно такой же день - год назад. Точно такое же небо - низкое, тяжелое, пришитое к земле дождевыми каплями. Та же мокрая, людная улица и те же - все на одно лицо - торопливые люди.
Маркуша медленно идет по улице - одинокий парусник среди моторных лодок. Смотрит под ноги, мечтает раствориться, потеряться где-нибудь по пути между офисом и домом. Никуда не идти, остаться здесь - среди мокрого холода, зато - одной, и даже от нескромных взглядов прячет зонтик. Люди пробегают мимо и ничего не хотят от Маркуши.
Четыре лестничных пролета (лифт не работает, уже давно), третий этаж. Открыть сначала верхний замок (заедает), потом - нижний (старенький). Из коридора в комнату ведет цепочка грязных следов. Один, два, три, четыре... Шесть полукруглых, уже подсохших пятен. 'Я дома', - говорит себе Маркуша и заходит в комнату. Тупоносые мужские ботинки смотрят на нее из-под дивана.
- Привет-на-работе-задержали-пропустил-начало-потом-уберу, - муж каким-то чудом (не отрываясь от экрана) замечает грустные Маркушины глаза.
'У меня хороший муж...' - вымытые ботинки сохнут в коридоре. 'Он приносит зарплату, рано приходит домой и не водит друзей', - швабра вытирает грязные следы.
На кухне Маркуша включает воду, зажигает газ. И долго сидит за столом, переставляя местами пепельницу, солонку и блюдечко с медом. Пальцем рисует на пластиковой поверхности сердечки и перечеркивает ломаными линиями стрел, а рядом - чертиков с рожками и принцесс в пышных платьях.
Маркуша вспоминает свадьбу. Кружевная белая пена приникает к строгим линиям черного фрака. Белый пароход внушительно гудит (никаких ресторанов и пьяных гостей!). Зависть подружек, которые остались там, на другом берегу, и смотрят вслед уплывающей в счастливое завтра Маркуше...
'Слуш-ш-шай, а может - выгоним?' - пронзительным свистом спрашивает закипающий чайник. 'Зачем-чем-чем он тебе, а?'
'Я люблю его', - неуверенно шепчет Маркуша. 'Он хороший. И красивый. Ни у кого нет таких глаз. И красивого профиля. Я не хочу, чтобы он был - чужой. Ты знаешь, как сейчас тяжело найти хорошего и красивого мужчину?'.
'Ну и дура, ду-ду-ра', - отвечает чайник и возмущенно кипит.
Маркуша хмурится. Кто придумал, чтобы муж и жена обязательно жили - вместе? В пещере - там да. Там нужен мужчина, чтобы голодным тиграм было кем закусить... или от кого получить дубинкой по лохматому затылку. И лишних шесть грязных пятен ничего не изменят. И телевизора нет.
Или в замке. Большом средневековом каменном замке. Там холодно и нужно топить камины. И ругаться с прислугой. И ходить на охоту за дичью вместе с шумной сворой голодных злющих собак. И защищаться от недобрых соседей, бросать им на головы камни и лить горячую смолу. А потом приходить к жене - прямо в доспехах? фу! - и говорить 'Дорогая, я только что спас твою честь'.
А в маленькой уютной квартирке как найти место для дубинки, доспехов, двух футбольных команд и одного комментатора?
Матч закончился. А может - перерыв на рекламу? Муж заходит на кухню, принюхивается и смотрит на синий газовый цветок на плите, на чашку на столе, на Маркушу. Зачем-то открывает холодильник и грустно разглядывает полки.
- Маркуш, а котлетки - будут?
- Я позвоню, закажу суши. Через пятнадцать минут привезут. Тебе с чем?
Муж кривится, хмурится, достает замороженный комочек фарша, скармливает микроволновой печке и смотрит, как меняются цифры на электронном табло.
- Ты не хочешь? Для тебя не заказывать?
- Я котлет хочу.
- А я - суши.
- Нужно было замуж за япошку выходить.
- А я за тебя вышла.
- Теперь жалеешь?
- Не знаю...
Пятнадцать минут тянутся так медленно, как будто на каждую из них приклеилось еще десять... а на каждую из этих десяти - еще пять. 'Выг-нать-нать-нать', - настаивает чайник. 'Я его люблю', - твердит Маркуша, - 'А ты - просто старый носатый ворчун'.
- Ты почему гримасничаешь?
- Я? Нет-нет... ничего... я так, - Маркуша исподтишка грозит кулаком чайнику. Чайник недовольно булькает.
Под механическую трель звонка муж достает из печки будущие котлеты и зажигает газ.
Маркуша меняет мятые бумажки денег на пластиковый - не слишком тяжелый - пакет с логотипом, неохотно отвечает на улыбку курьера, закрывает дверь и молча стоит в коридоре. Вдох-выдох... вдох-выдох...
Из кухни слышится грохот. На полу - осколки любимого, с иероглифами блюда (муж искал сковородку - жарить котлеты). Маркуша руками собирает крупные осколки, бережно складывает в мусорное ведро и выходит в коридор за веником. Из кухни слышится шорох, треск и виноватое 'Ой!' На стуле - пластиковый пакет с логотипом. На него случайно присел расстроенный из-за погибшего блюда муж.
Маркуша три раза глубоко вдыхает и выдыхает (в книжке прочитала, что это помогает, когда хочется плакать, кричать и топать ногами), пять раз про себя повторяет: 'Он хороший, я знаю, он случайно' и выбрасывает испорченные суши.
'Бывает. Все бывает. Я тоже могла бы случайно разбить любимое блюдо и сделать из 'Красного дракона' неаппетитное месиво. Могла бы. Или - нет?' - Маркуша заливает сухие чаинки водой и смотрит, как медленно поднимается вверх мутное желтоватое облачко.
'Что-что-что, съела-ла-ла?' - полупустой, чайник ироничен, как никогда.
Маркуша медленно рисует ложечкой в чашке круги и 'восьмерки' и старается не смотреть на мужа. Чтобы не сказать, не показать - зачем? Чтобы все - как будто хорошо и как у людей. И то, что кипит внутри - пусть там и остается, под крышкой Маркушиной улыбки. Он же правда - не специально. Он не хотел.
- Солнышко, ты не очень сердишься? Я случайно. Неуклюжий, прости! Ты пожаришь котлетки? Я уже фарш разморозил, - муж виновато улыбается и протягивает Маркуше тарелку с грязно-розовой массой, истекающей мясным соком. Палец испачкан в крови.
Маркуша вскрикивает, мир крутится на тошнотворной розовой карусели. Муж, тарелка и кухня - все теряет четкость... чайник демонически хохочет... Маркуша вздрагивает, моргает. Мир возвращается. Встревоженный, сидит на стуле муж. Такой красивый, родной и такой... такой...
- А ты мог бы сделать для меня что-то... необычное? - медленно говорит Маркуша.
Муж улыбается, кивает. Тарелка с фаршем стоит на столе. В мусорнике - вперемешку - покоятся осколки блюда и остатки суши.
Маркуша аккуратно складывает палочки на подставку, доливает в специальную тарелочку соус и смотрит на мужа. Муж сидит на стуле. Такой же красивый, как год назад. На лице - улыбка. Та же улыбка - ласковая и чуть виноватая.
- Как хорошо, что у меня есть ты, - вслух говорит Маркуша, подцепляет последний кусочек 'Красного дракона' и тянется за щеточкой - смахнуть пылинки с любимого мужа.