Из окна Война выглядела совсем не страшной и даже мирной. Но малышка Виктория знала правду. Каждый раз, когда ее взгляд падал на притаившуюся в глубине оконной панорамы Войну, девочка на секунду замирала - и перед ней, словно кадры кинохроники, проносились ужасные подлые вещи, на которые была способна Война.
Зимой, осенью, весной - каждое утро, глядя в упрямые, сердитые и растерянные мамины глаза, малышка Виктория понимала, что Закон не изменишь просьбами и нужно идти на Войну. Сегодня. Так же, как завтра. Так же, как вчера. И мама не виновата в том, что не может защитить малышку Викторию от Войны. Потому что у мамы есть своя Война. Так же, как у каждого - любого! - человека. Так же, как у папы. Малышка Виктория даже представить себе не могла, какая Война у папы, потому что ни разу его не видела, но точно знала, что у папы тоже есть Война. Потому что не бывает людей совсем без Войны.
Малышка Виктория одевалась, съедала полезный невкусный завтрак, и мама закрывала за нею дверь. До Войны было ровно пятьсот шагов. Потому что если считать шаги, то не так страшно идти на Войну. Когда называешь в уме цифры - сначала легкие, а потом все более и более сложные, некогда думать о том, что именно сегодня придумает Война. Как она будет ранить малышку Викторию - честными синяками, порезами и ушибами, или подлыми черными словами. А может, просто будет молчать - и смотреть, как малышка Виктория обреченно ждет новых ран. И блестеть своими глазами. И шептаться ртами. И прислушиваться ушами - а вдруг малышка Виктория наконец-то заплачет. Но она не плакала. Вернее, Война никогда не видела ее слез, потому что девочка плакала ночью, в подушку, когда ей было страшно засыпать, потому что завтра нужно было просыпаться и снова идти на Войну.
Война могла бы легко убить малышку Викторию - просто не хотела. Ей было интереснее мучить и ранить - и знать, что девочка все равно придет снова, считая шаги и вздрагивая всем телом на слове "пятьсот".
Малышка Виктория ходила на Войну не только по утрам. Иногда она ходила на Войну ночью. Во сне. Это были хорошие сны, потому что ночью малышка Виктория не была беззащитна. Она смело шла на Войну, сжимая в руке Оружие. Девочка не знала, как правильно называлась эта замечательная вещь, и потому называла ее просто - Оружие.
Оружие было тяжелым, железным. У него была массивная, удобная для пальчиков малышки Виктории ручка, украшенная непонятными значками. А еще оно было острым. И во сне малышка Виктория на слове "пятьсот" не вздрагивала - она поднимала Оружие над головой и опускала его на Войну. Раз, другой. До тех пор, пока Война не лишалась всех своих глаз. И ртов. И рук. И тогда малышка Виктория бросала Оружие, потому что оно становилось грязным, и шла домой. И мамины глаза больше не были упрямые, сердитые и растерянные. Потому что малышка Виктория победила войну.
Больше всего на свете малышка Виктория хотела, чтобы сон закончился, а Оружие - нет. Однажды именно так и случилось. Когда малышка Виктория пришла на кухню, мама сделала вид, будто не видит Оружия возле тарелки с овсяной кашей. И закрыла за девочкой дверь так, как если бы у нее в руках не было ничего, кроме самых обычных вещей, с которыми принято ходить на Войну.
Малышка Виктория шла на Войну медленнее, чем обычно. Не потому, что Оружие было тяжелое - потому, что после каждого шага добавляла "это не сон", и дорога на Войну удивлялась, когда вместо привычного "Один. Два. Три" слышала "Один. Это не сон. Два. Это не сон. Три. Это не сон". Малышке Виктории казалось, что если она хоть раз забудет сказать "это не сон", то день начнется сначала - вот только возле тарелки уже не будет лежать замечательное Оружие.
Малышка Виктория боялась, что Война увидит Оружие и отберет его - потому что мучить беззащитного человека легче и приятнее. Но Война была так ослеплена собственным блеском, что пропустила девочку и ее Оружие прямо к своим глазам, ртам и ушам. Малышка Виктория не стала нападать первой. Она очень хотела верить, что Война больше не будет. Испугается Оружия и сделает вид, будто ей вовсе не интересно мучить малышку Викторию. И когда Оружие опустилось на первые глаза - это была защита. А потом малышка Виктория просто стала продолжением силы, которая аккуратно закрывала глаза, рты и уши.
Малышка Виктория была счастлива. И не знала, что газеты подняли азартную шумиху. Что лучше кадры органов внутренней безопасности были брошены на раскрытие странного преступления. И что так никто никогда и не узнал, каким образом были убиты ученики обычного пятого класса средней школы номер один города N. И как именно удалось выжить одной-единственной девочке - маленькой, робкой, вечно испуганной Виктории Блейк.