Под рукой - шершавая стена. Что-то впивается в ладонь. Больно, но я всё равно веду по острым царапающим граням.
- Бо-ольно-о... - пропеваю. Тихо так. Почти про себя.
Сажусь на ступеньку. Бетонную, тёплую и такую же шершавую, как и стена. За день она напиталась солнцем и теперь отдаёт его мне. Даже если мне этого не хочется.
Горячо. Внутри, где-то глубоко. Горячо. Там, внутри, в бетоне, прячется весь жар этого лета. И прошлых тоже. Здесь.
Солнце уже не слепит глаза, как было, пока я добирался до нужной улицы и искал этот дом. Оно сейчас рисует в небе акварелью. Цветом фламинго и спелых яблок. Цветами, которые я каждое утро видел их маленького окна, выходящего на запад. А каждое утро солнце меня будило, заглядывая в восточное окно.
Дом изменился. Стал меньше. Или я...больше?.. Взрослее. Старее. И дышу теперь реже. И сердце бьётся медленнее, надолго выбиваясь порой из ритма.
Старый, кирпичный. С душой. Вон она выглядывает из чердачного окна, смеясь, подмигивает мне с крыши, тенью отбегает от меня к лесу, в котором я когда-то искал грибы и собирал бруснику на болоте, мшистом, покрытом пятнами старых пожаров и узкими тропками. Звериными. Люди там слишком мало ходили, чтоб свои протоптать.
Помню, там, внутри, были две двери... Вернее, две особенные двери. Одна вела из коридора в кухню, а вторая - в ванную. Они висели напротив друг друга и умели разговаривать. Постанывали, поскрипывали, а осенью вообще пели долгие грустные песни.
А ещё у нас был балкон. Да вон он, собственно, на месте. Где-то вверху, почти над моей головой. Краска облупилась, побелка. Кирпичи красные видны. Помню, любил, стоя на балконе, выковыривать из цемента маленькие камешки и придумывать про них истории. У меня их целая коробка была, пока мама не нашла и не выбросила их.
- Не зачем дрянь всякую в дом тащить, - и захлопнула дверь за собой.
С тех пор я всё самое дорогое прячу. От всех. И, вообще всё прячу.
Серая кошка перешла дорогу. Посмотрела на меня. Да-да, кошка, я совершенно здесь не нужный элемент. Ты права. Хотя тебе наплевать на меня: вон уже в траву на обочине шмыгнула. Только хвост твой вижу. Ну вот...и он пропал.
Я... Я на дом свой приехал посмотреть.
Жизнь... А была ли она? Такая вот настоящая, на износ? Наверное. Да и ещё будет.
Вижу свое отражение в луже. Что-то рано я себя хоронить начал.
Вежливость. Не люблю показную. Ту, которая предусмотрена этикетом, ну или просто необходимостью. Например, удержаться на работе... Мы не выказываем своего недовольства, улыбаемся совершенно неприятным нам людям. Ради чего?? Чтоб обеспечить себе возможность на следующий день придти и снова всем им улыбаться, хоть на душе кошки скребут? Голодные.
Оно надо? Стены головой бить.
Надо. Наверное... Не знаю. Мне это стенобитие ничего не дало, кроме истраченных нервов. И возможности быть сейчас здесь, на этом вот дереве, сидеть на нём в драных джинсах, стоптанных кроссовках, отгоняя от себя особо надоедливых комаров.
А это уже многого стоит.
Вывод? Надо их, родимых, бить.
Я каждый раз, начиная войну, сам её не заканчиваю. Отступаю в какой-то момент, раскрутив весь этот механизм и давая возможность другим, молодым и оголтелым революционерам, закончить её победой. Или проиграть...
Хм... А ведь... Руководить очередной войной можно и отсюда...