Архив Эксперикон : другие произведения.

Н-2-О_Нотка соблазна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  • © Copyright Эксперикон(experiment-konkurs@yandex.ru)
  • Добавление работ: Хозяин конкурса, Голосуют: Члены Жюри (4)
  • Жанр: Любой, Форма: Любая, Размер: от 2k до 15k
  • Подсчет оценок: Среднее, оценки: 0,1,2,3,4,5,6,7,8,9,10
  • Аннотация:
  • Журнал Самиздат: Эксперикон. Ежеквартальный Экспериментальный Конкурс
    Конкурс. Номинация "Нотка соблазна" ( список для голосования)

    Список работ-участников:
    1 Цербер Н-2-О_Жажда Жизни   14k   Оценка:7.81*5   "Рассказ" Мистика
    2 Возвращенка H-2-0: Дух дома, аромат странствий   8k   "Рассказ" Мистика, Сказки
    3 Ф.В.М. Н-2-О: Когда ты есть...   8k   "Рассказ" Проза
    4 Гор H-2-0: Звонкие каблучки   9k   "Рассказ" Хоррор
    5 Спай H-2-O: Нейромантика   11k   "Рассказ" Киберпанк
    6 Вася-рыбачок Н-2-О: Три желанья   7k   "Рассказ" Проза
    7 Днепровский А.А. H-2-O Соблазнение Нимфы   3k   "Рассказ" Проза
    8 Temptation H-2-O: Шикага-Га   6k   "Рассказ" Эротика
    9 Эльванелла Н-2-О_Фактор чувствительности   15k   "Рассказ" Фантастика
    10 Эмбер Н-2-О: Водитель для Веры.   7k   "Рассказ" Проза
    11 Сладкоежка Н-2-О: Как с пользой провести субботу   5k   "Рассказ" Проза
    12 В. Н-2-О: В прошлом веке   8k   "Рассказ" Проза
    13 Пикап H-2-O Соблазнение   7k   "Рассказ" Проза
    14 Voice Н-2-О: Ангел   5k   "Рассказ" Проза

    1


    Цербер Н-2-О_Жажда Жизни   14k   Оценка:7.81*5   "Рассказ" Мистика


    Чтобы до конца преодолеть искушение, надо его пройти до конца.

    Д. С. Мережковский

    Мой самый коварный искуситель - я сам.

    Марк Аврелий

      От времени зеркало пожелтело, снизу и справа амальгама отстала, скукожилась, будто под стекло засунули цветочные лепестки. Лепестки серебряной розы и нефритового лотоса.
      Старик поднял глаза, невольно скользнул по своему отражению: "Ну и мерзость, - подумал он. - Какой дурак повесил зеркало в туалете? Людка? Нет, она не могла. Жадная была, практичная чересчур. Да и без надобности ей, она в другую сторону смотрела. Я? - Неожиданно ясно припомнилось, как буравил дырку в стене, как вколачивал гвоздь. - Лет тридцать тому... или сорок. - Как был ты бестолочь, - сказал отражению, - так и остался".
      За дверью тактично кашлянул сосед: - Леонид Андреевич, с вами всё в порядке?
      "В порядке? Что может быть в порядке, когда тебе девяносто?"
      - Да, Сашенька. Сейчас выйду, одну минуту.
      Вспомнил зачем пришел, опустил взгляд вниз:
      - Давай парень! Если ты хотел что-то сделать сейчас самое время. Смелее!
      В девяносто лет слова "жить" и "выживать" меняют свои значения. Тем более нелепо звучит вопрос: "Для чего вы живёте?" Эту чепуху спросила девушка-репортёр на его юбилее. "Милочка, всё моё время уходит на техническое обслуживание организма. Размышлять некогда".
      - Вы сегодня чрезвычайно робки! - съязвил старик вниз. - Между тем, лишь только мы выйдем из дому, вы заявите о своей нужде! Как обычно. Или того гаже - дадите протечку. - Такое пару раз случалось, и самым неприятным было сочувствие окружающих. Сочувствие и попытки помочь.
      Пришлось напрячься изо всех сил: боль в мышцах, резь в паху и, - как высшая благодарность - тонкая струйка.
      - И на том спасибо, - Леонид Андреевич спустил воду. - Никогда не думал, что переживу собственный член.
      В комнате было душно и пыльно, но открыть окно старик не решался. Во-первых, пришлось бы распаковывать раму, а во-вторых, он боялся сквозняков. "Парадокс, - сел за стол, что стоял перед окном, - Собственное тело каждую минуту твердит: "Пора!", а сознание цепляется за что-то, пытается отсрочить. Говорят, что душа не стареет - глупость полнейшая. Это пожилые тешут себя надеждой и стелют соломки. Сознание стареет ещё быстрее, просто Природа нас обманула. С возрастом отмирают все инстинкты: размножения, власти, развития... все желания исчезают. Остаётся только один инстинкт самосохранения, потому каждый старик держится за свою жизнь, как будто это самое великое сокровище на земле".
      Он посмотрел на свои руки, на дряблую морщинистую кожу, на синие набрякшие вены. Год ты прожил, тридцать или девяносто - всё одно это капля по сравнению с вечностью. Вечностью, которую ты будешь мёртв. Так чего же мучить себя? Зачем?
      У молодых есть надежда и оправданье. У них есть слово "перспектива". Никто не знает его значения, и это к лучшему. Слово есть и достаточно. "Расскажи свои планы, - старик усмехнулся, - насмеши Бога. У меня нет планов. И нет перспективы".
      В дверь комнаты тихонько постучали, заглянул сосед Саша.
      - Леонид Андреевич, Севка в магазин поедет, вам ничего не нужно?
      "Только пропуск в загробный мир. В один конец и на одну персону".
      - Ничего. Ты зайди, голубчик, есть разговор. - Саша вошел, заботливо заглянул старику в глаза. - Тут вот какое дело... долго не мог решиться, однако откладывать дальше нет возможности. - Старик вытянул ящик стола, достал папку, развязал тесемки, взял верхний лист: - Читай.
      Саша посмотрел ещё раз, теперь тревожно. Читал вслух: - Я, Лениз Андреевич Тимофеев, находясь в здравом уме и трезвой памяти ходатайствую, - Саша машинально отметил это старое, нафталиновое слово, - перед жисловетом нашего дома, о передаче после моей смерти комнаты соседу Александру Синицыну". И всё. Всего несколько строчек.
      Старик вынул из рук мужчины бумагу, поставил внизу число и расписался: - Вот так.
      - Почему вы написали "Лениз"?
      - Это моё имя по паспорту, - неохотно ответил старик. - Прихоть отца. Ленинские заветы сокращённо. Кто такой Ленин помнишь? - Саша кивнул. - Ну вот.
      Сосед окинул комнату взглядом: большая. Больше, чем его обе. Две комнатушки плюс третья комната - квартира получается. И никаких соседей! Просто манна небесная в руки опустилась! Однако приличия обязывали посочувствовать.
      - Не рано вы собрались?
      - Я не собрался, Сашенька. Тут другое. Поставь-ка чайник.
      Сосед осторожно налил воды, поставил чайник на огонь. Чувства бушевали в его душе: благородство старика требовало соответствовать, но хотелось радоваться и не верить собственному счастью. Хотелось разделить его с кем-нибудь, и страшно было удачу спугнуть. А бумага осталась лежать на столе...
      - Когда я был такой как ты, я считал старость наказанием. Думал её нужно стыдиться, прятать от людей, как прячут заразные болезни. А теперь нет, я так не думаю. Старость - это вина. И как всякая вина, она должна быть наказана.
      Свистнул чайник, Саша достал железные кружки.
      - Может я чашки принесу? У меня есть. Фарфоровые.
      - Валяй, - смилостивился старик. Разговаривать с соседом ему было неинтересно. "Молодой, чего он понимает?" Все друзья и знакомые старика были уже там. Только он задержался, зацепился за что-то на этом берегу. Хотя, среди молодых встречаются толковые. Взять для примера медсестричку в больнице. Пару лет назад Лениз Андреевич болел гриппом. Болел долго, тяжело, то выныривая в действительность, то окунаясь в жаркое беспамятство. Пожалуй, в тот момент он серьёзно задумался о смерти, как о последовательном продолжении своей жизни. В полубреду проговорился девушке в халате. Она понимающе посмотрела, сжала руку и прошептала: "Я помогу вам, когда будете готовы". Позже старик узнал, что у медсестры долго уходила мать, страдала и молила о помощи.
      "Всё, что могло быть - уже было. Ничего нового уже не произойдёт. Никогда. Какое жуткое слово "никогда" - в нём отблеск вечности и приговор. А как хочется свободы! Свободы! Прежде всего, от собственного тела!"
      - Что вы сказали? Свободы? - Саша принёс чашки, коробку рафинаду и конфеты - горсть леденцовой карамели. Когда он вытряхивал конфеты из кармана, они звенели и прыгали по столу.
      - Знаешь, когда я познакомился со смертью? - спросил старик.
      - На войне, - предположил Саша, - наверное.
      - В тридцать втором, как сейчас помню. Славка Полубес прибежал во двор, подозвал меня, Людку, Миньку Кривого и Рустема. Мы дружили командой. "Я нашел покойника. В лесу, за балкой". Как? Что? Мы были ошарашены, сбиты с толку. Звать милицию? Бежать в медпункт? Что делать? "Показать сможешь?" - спросил Рустем. Он ничего не боялся. Он мог запросто отрубить утке голову и помогал отцу разделывать свиные туши. "Я не пойду!" - отшатнулась Людка.
      - Людка это ваша жена?
      - Мы поженились после войны, - отмахнулся старик. Сосед не ухватывал сути. Магия смерти. Они, четверо мальчишек и одна девчонка, полчаса спустя бежали через лес, как будто черти жгли им пятки. И едва ли нашлась в целом мире сила, что заставила бы их двигаться быстрее. - Я ждал, что это будет... бродяга, они иногда забредали в наши места, или пропойца, похожий на Михася, что работал в кочегарке, или... Подспудно надеялся увидеть ужас, так чтоб с головы до пят мурашки пробежали, чтоб сердце захолонуло. Ты понимаешь, про что я говорю? - Саша кивнул. Старику не понравился этот кивок: "Не чувствует. Но ничего, скоро поймёт". - Под большой вербой лежала женщина. Незнакомая. Судя по одежде цыганка, хотя табора поблизости не было. Голова завёрнута, глаза широко раскрыты и смотрят в небо. Рустем провёл рукой по лицу - закрыл глаза, Людка оправила на покойнице юбку. А я смотрел... смотрел, искал, где тайна? Вот жизнь была, и вот её нет. Понимаешь? "Нужно закопать, - сказал Полубес. - Похоронить". Никто не сказал ничего против, и мы стали копать могилу. Я думаю, это потому, что нам нужно было какое-то дело. Нужно было занять руки.
      Пока старик говорил, Саша смотрел в чашку, разглядывал чаинки. "Зачем он мне рассказывает?" - вертелся вопрос.
      - Её убили?
      Старик удивился: - Откуда я знаю? Скорее всего. Меня удивило спокойствие в лице той женщины. Её жизнь шла, в этом месте сделала паузу, но не закончилась. Она продолжилась, я уверен, ведь мы не знаем что там, за переходом.
      - Поэтому и боимся, - сказал Саша, - что не знаем.
      - Верно! - старик посмотрел с уважением на своего гостя. - Но насколько соблазнительно узнать эту тайну! Именно это я хотел тебе сказать. И ещё кое-что. На этой женщине, на цыганке был большой золотой браслет. С камнями. И кольца золотые. Снять мы побоялись, так и похоронили.
      Старик прилёг на диван, закрыл глаза. Саша смотрел на сухонькую хрупкую фигурку.
      - Камни вам сложно будет продать, - сказал сосед. - Золото можно переплавить. С ним проще.
      - Не мне, Саша, - старик открыл глаза. - Мне это уже ни к чему. Если хочешь, могу показать... Только у меня будет маленькая просьба. Чтоб не обращаться к чужим... к чужой медсестре.
      - Вы запомнили место? Столько лет прошло. - Удивился Саша. В его голове мутилось, и сладостное волнение перекатывалось волною. "Быть может я сплю? - думал он. - Комната, золото... всё в один день. Какое-то наваждение".
      Лопата штыковая, кайло, лопата совковая, топор, чтоб рубить корни - Саша побежал собирать инструмент, старик остался лежать на диване. Сил почти не осталось. Он вспоминал старый двор, Славку, Людку, Рустема и Миньку. Минька погиб в первый день войны, Рустем сгорел в танке в Берлине. Людка долго болела после войны, поморозилась сильно, но ничего, отошла. И все они теперь там. "Ребятишки, - тепло подумал стрик и полез смотреть фотографии. - Родные мои". С чёрно-рыжих фотографий смотрели любимые лица.
      Долго плутали по лесу. Старик редко бывал у большой вербы и подзабыл дорогу.
      - Может вернёмся? - спросил Саша. Он уже раскаялся, что поверил старику. "Двинулся он, на старости лет, а я поверил".
      - Вот тут, в низинке.
      Верба давно уже сгнила, вокруг старого материнского ствола выросли новые деревья, но и они уже одряхлели. С юга, загораживая солнце, высились ели. Рядом клён шевелил листьями. Место выглядело жутковато.
      "Берёзовый лес, чтобы жениться, а кленовый, чтоб удавиться, - припомнил старик. - Кажется так говорят".
      От старого ствола вербы он отмерил пять шагов, ткнул в землю пальцем:
      - Тут. Только копай широко, окопом. Вдруг я ошибся?
      Саша воткнул в землю лопату, поплевал на ладони. Пока он копал, старик рассказывал:
      - В следующий раз я сюда пришел в шестьдесят втором. Славка меня притащил. Теперь она не страшная, говорит, горсть костей и черепок - всего делов. Откопаем, золото продадим. Он, Славка, мало зарабатывал, а семья большая. Так же вот взяли мы лопаты, пришли. А место изменилось, я это сразу почувствовал. И ещё почувствовал, как она напряглась. Насторожилась.
      - Кто она?
      - Цыганка. Не ждала она нас, а может, наоборот, ждала.
      "Старик-то совсем плох, - подумал Саша. - Не проговорился бы кому, а то прощай комната. Какое тут в здравом уме?"
      - Вы только не говорите никому, Леонид Андреевич. Могут неправильно понять.
      - Да кому я уже скажу? Некому. Ты тоже помалкивай. - Старик продолжил: - Славка стал копать, я фонарь держал. Мы поздно заявились, смеркалось уже. Вдруг вижу, камень из земли выглядывает, как раз в голове могилы. Круглый, будто ошлифованный. Я его рукой тронул, и она заговорила.
      - Цыганка?
      - Не смейся. Не словами, конечно, заговорила, внутри меня голос зазвучал.
      Старик постучал согнутым пальцем по голове, показывая, где звучал голос мёртвой цыганки. Пигментные пятна особенно ярко проступили на коже, глазницы запали. "Девяносто лет, - ужаснулся Саша. - С ума сойти. Зажился старик на белом свете". Будто услышав эти мысли, Лениз Андреевич побледнел, суетно выдернул из кармана флакончик, сунул под язык таблетку.
      - Валидол... ничего... сейчас отпустит.
      Через час с небольшим, в земле зияла вполне приличная яма длиною в два метра и без малого в метр шириной.
      - Ё-моё, - Саша стянул кепку с головы, вытер порт. - Целую могилу высандалил! - Он стоял в середине ямы, оглянулся вперёд, назад. - Где золото?
      "Да, именно, что могилу". Точным спокойным движением старик вытащил из кармана браунинг, приставил Саше к затылку и выстрелил. Всё движение заняло один миг, не больше, и выстрел получился тихим, мирным, будто дятел стукнул в гнилой ствол, да передумал и отставил трель. Тело скользнуло вниз, голова тюкнулась о лопату. "Именно, что могилу", - повторил старик.
      Он раздвинул еловые лапы, обнажая каменный моай. Статуя уже более чем наполовину выросла из земли. Можно было разобрать черты лица, отчётливо различались руки и выпуклая грудь. Старик занёс над каменной головой руку и замер: в прежние годы он боялся это делать, но теперь его возраст давал кое-какие привилегии. Ладонь ощутила приятную прохладу.
      - Это я, - мысленно сказал он, более для того, чтоб что-то сказать. - Пришел.
      Он оглянулся, взглядом пробежал по едва уловимым заметкам, остановился только на последнем, ещё не осевшем холме: Людка. Рядом темнела свежая земля.
      "Пожертвуй жизнь и продолжишь бытие", - пробежал в листьях ветерок. Старик ничего не ответил, и даже ничего не подумал, когда тебе девяносто лет, не остаётся времени на философствования. Остаётся только одно желание: жить.
      Кайло, топор и одну из лопат старик спихнул в яму. Вспомнил о ходатайстве, что осталось в сашином кармане, мгновение поколебался достать или нет, потом махнул рукой: "Без толку суетиться". Стал забрасывать яму землёю.
      - Теперь он знает, что там за переходом, - сказал голос в голове.
      - И хорошо, - мысленно ответил старик. - А я повременю. Лет десять теперь есть. Столетний юбилей отпраздную, а там...

    2


    Возвращенка H-2-0: Дух дома, аромат странствий   8k   "Рассказ" Мистика, Сказки

      ДУХ ДОМА, АРОМАТ СТРАНСТВИЙ
      Запахи, что витали вокруг тебя в детстве.
       Сыроватой древесины - избёнка в сосновом бору, хвоя у подножия вишнёвых саженцев, рыжие корабельные стволы через дорогу, духмяные брёвна для сруба во дворе перед тёплым сараем в первую зиму здешнего житья.
      Чёрного железа - апрельской грозой гремело, когда тащили наверх сруба очередной лист, сверкало июньской молнией от чётких ударов киянки - это подворачивали, сплачивали закраины общего крова.
      Масляной краски из ведра - густой, нежный, как сметана, только оттенка другого, желтоватого или небесного, а желаешь чего погрубее - охряный, пряный: сурик с крыши. Жаркие, словно само лето.
      Новой клеёнки, резиновый такой, резной, игрушечный, прямо со стола, где в честь Ноября собираются на пированье все родичи. Новогодние подарки похоже пахнут - хрусткие целлофановые мешочки с цепями-канителями, звездоёлками и дедморозами всякими: и ты уже понимаешь, что зима поставлена на грань слома.
      Стирального мыла, ядрового, ядрёного, которое надо стругать, стружить острым ножиком, для пущей забавы вытачивая из него потешные фигурки, крошить как следует подсушенное и, по приметам, более мылкое. Куски заранее протыкают, нижут настенные гирлянды. От иных гирлянд, с белоснежным постельным бельём, летом слышен ветреный плеск, в заморозки - жестяной гром. А когда снимут сухое - не так нагретым на плите чугунным утюгом, которым гладят, как чёрным дегтярным запахом наносит на тебя, лежащую посерёдке, всю ночь напролёт мешает заснуть. Но и сухим зольным запахом конфорок веет тоже. И самой печкой - особенно когда от вечного дыма и сажи глиной щели промажут и для красоты поверху побелкой пройдутся.
      Свежего хлеба. Его привозят на лошади, запряжённой в крытый санный возок. Полозья пробивают в декабрьском снегу первую дневную колею, а когда несёшь из магазина буханку в охапке, потихоньку обкусывая уголки, от неё тепло навевает пекарней и конским потом.
      Вот так замыкается годичный круг и обновляется время. В этом для тебя корень всякого бытия.
      Другая линия старинных ароматов - железная дорога до столицы. Рабочие кладут шпалы, едва прерываясь, когда на подходе электричка. Целые штабеля черно-буро-смоляных брусьев лежат наготове рядом с путями, у нейтральной полосы, которую время от времени проходят с косой в руках, и терпкость свежей травы сплетается с сухим и едким запахом рельсов.
      Прелесть дальних горизонтов не кончается и когда мы с папой, держась за руки, спускаемся в метро. Новые станции вводят в строй каждый год, стоя на перроне, нанюхаешься, бывало, до сладкой истомы.
      Запахи гладкой кожи, табака и подмышек от трофейной мужской куртки, добротной юфти от армейских сапог, ременной бычины - символ мужской надёжности. Давным-давно толстая бычья кожа называлась шорной или сбруйной - здесь мне чудилась противоположная мета, порыв среди недвижности.
      Шли годы, слипаясь в десятилетия. Когда Андрей взялся ухаживать за моей дочкой, время внезапно устремилось вперёд и унесло на своей вздыбленной хребтине мои любимые букеты.
      Вонь креозота вредна, от неё одни телесные напасти. Дёготь устарел, курные бани и смолокурни почти все погибли. От мыла без отдушек и саму душу наизнанку выворачивает.
      Так доложила мне Людмила в ответ на мои ностальгические вздохи и выдохи.
      В Карелии и Беломорье, куда они с друзьями сплавлялись на байдарках, много брошенных домиков из такого вон шпального бруса - жить и хотя бы заночевать там невозможно, такой дрянью несёт. И горят они, чуть что, ясным пламенем. Хотя не гниют вовсе - в том был и смысл постройки. Даже и не мечтай. Тебе что - туда от нас убежать охота?
      Так говорила моя дочка, когда я без надежды на успех сопротивлялась модному браку.
      Она любила верховую езду, спортивный стиль в одежде и дорогие мужские одеколоны. Жених доставал всё это - высококровных лошадей напрокат, элитные прикиды и ароматы.
      Мне давали понюхать пробки от последних - в смысле урвать капелюшечку для себя, когда флакон раскупоривали в первый раз.
       Les Exclusifs de Chanel Cuir de Russie - "Русская кожа". Верхние ноты: апельсиновый цвет, бергамот и мандарин. Ноты сердца: жасмин, роза, иланг-иланг и полынь. Ноты базы: берёза, кожа, табак и мускус.
      Dior The Collection Couturier Parfumeur Granville - аромат, который каждое утро вдыхал маэстро из открытых окон своего дома в Гранвиле. Верхние ноты: цитрусы, розмарин и тимьян. Ноты сердца: хвойники, сосна и дрок. Ноты базы: перец и свежеошкуренная древесина.
       Serge Lutens Daim Blond -"Светлая замша". Верхние ноты: абрикос, тосканский ирис и цейлонский кардамон. Ноты сердца: гелиотроп и асфодель. Ноты базы: мускус и кожа.
      Ах, зачем они оба ввели матушку в соблазн!
      Моё детство обступило меня со всех сторон, и выхода из его объятий не предвиделось.
      В смутной тоске я отправилась на такси за город - стоял самый разгар лета, запахи листа и трав, корья и хвои, ремонта и созидания мешались во вневременной клубок.
      Может быть, пока нас не было, некий ревнивец безрассудно вымазал дочкину дачную калитку дёгтем. Возможно, он пожелал сплавить нас обеих вниз по рельсам.
      Ибо нить чарующе-едкого благовония проникла мне в самые кости и потянула назад, на станцию. Оттуда раз в сутки уходила дальняя электричка, что показалось мне дешевле и много разумней, чем пытаться вызвать машину по заглохшему мобильнику.
      Приземистое здание вокзала недавно окрасили голубой и белой масляной красками. Рабочие разобрали "бетонку" и клали прежний дремучий креозот.
       От всего этого голова моя закружилась, и меня плавно повело в сторону.
      - Барышня чи дамочка, не стой рядом - враз сомлеешь, - бородач в важном картузе слегка потрогал полу моего пыльника солидным кнутовищем, от всех троих исходил типично кучерский букет смазных сапог и сбруи, тележных осей, сена и сосны, ржаного хлеба и махорочки.
      - Так я домой уехать хочу, - ответила я. - А пути разобраны и неизвестно куда ещё поведут, когда их наладят.
      - Ясное дело куда, - он ухмыльнулся. - Дорогу даже моя кобыла знает. Садись-ка на телегу - и поехали куда твоей душеньке угодно.
      - А сколько возьмёшь?
      - Да пустяк сущий. За провоз мы по первости решили вовсе не брать, а опосля - пару медных грошей, чтобы очи кое-кому замазать. Вот их, пожалуй, и дашь, когда дойдут по новому адресу.
      Я ловко перекинула ноги через грядку - сначала одну, потом другую - и улеглась прямо в мягкое сено. Подушка в изголовье оказалась набита свежими стружками, в руках у меня тотчас же оказалась краюха домашнего хлеба, испеченного на поду, а над головой - небесная лазурь с тонким привкусом елея, олифы и гелиотропа.
      Лошадь бойко зарысила, потряхивая меня и мужика на кочках, родные детские запахи сначала прихлынули волной, затем утекли мелкими струйками и, наконец, к сухости перекалённой земли примешалось вольное дыхание трав, цветов, скал и моря.
      - Вот здесь и подождёшь своих домочадцев, - сказал мой перевозчик, прощаясь. - Авось когда станут на крыло - дорогу найдут. Пока и, слышь, не скучай!
      ...На Белом море-окияне стояла чёрная курная избушка с волоковыми оконцами, и повевало изнутри дымом и дёгтем, глиной и извёсткой, солью и свободой...
      

    3


    Ф.В.М. Н-2-О: Когда ты есть...   8k   "Рассказ" Проза

      Итак, мы опять поссорились. Ларисе надоели моя фанатичная любовь к футболу и "дикое бескультурье".
      - Ты же пару слов связать не можешь! Вот, почитай, как люди умеют говорить о любви! - при этом она швырнула на журнальный столик потрепанную книжку.
      Я лениво полистал страницы. Стихи?!
      
       "Я создан весь, чтобы тебя любить.
       Когда ты есть, я не могу не быть".*
      
      И что? Недоумённо пожав плечами, я ответил, что при желании могу наваять вирши много лучше. Лариса посмеялась и ушла, сердито хлопнув дверью.
      После очередного проигрыша нашей сборной я выпил с горя банку холодного пива и обеспечил себе весёленькие выходные на пару с ангиной. Крепко вцепившись в горло, она сделала из меня вялое и ватное, ленивое существо, сил хватило только дотянуться до пульта. После бездумного переключения каналов махнул рукой. И тут же увидел оставленный Ларисой томик стихов. Нет, увольте!
      Хотя...
      Томик не был толстым, я быстро его прочёл и задумался. Ну, что такого было в этих строках? В общем, взыграли то ли обида, то ли упрямство, я вылез из постели и, достав пачку бумаги, уселся за стол в ожидании Музы.
      Время шло, а она всё не приходила. Лежащая на столе стопка бумаги издевательски хранила свою девственность. Я курил сигарету за сигаретой, жег ароматические свечи, но всё было бесполезно.
      
      Кажется, я задремал и заснул, иначе, откуда взялась эта странная девица?
      Простенькое трикотажное платье, причёска "конский хвост", очки в немодной оправе, которые она поправляла неловким движением, пытаясь убрать с кончика носа. Ну, прямо Катя Пушкарёва. Села, аккуратно сомкнув колени, в уголок дивана и молча уставилась на меня поверх очков.
      Время уходило медленно, словно задумавшаяся часовая стрелка, я сидел, развалившись в уютном кожаном кресле, вызывающе курил и не мог дождаться, когда же она исчезнет.
      Кипа бумаг оставалась девственно чистой. Ну, не мог я сочинять в присутствии этой...особы. Не выдержав, демонстративно развернулся и уполз в кухню пить кофе, с надеждой ожидая стука закрывающейся двери.
      Я ждал не её.
      
      Моя Муза должна быть красавицей, соблазнительной и сексуальной. Прикрыв глаза, я мысленно представлял желанные образы...
       Миниатюрная японка, читающая изящные хокку в праздник о -ханами среди цветущих сакур в пышных парках Яомори, когда всё вокруг окутано нежно-вишнёвым цветом и удивительной свежестью.
      А может, персиянка? Пышнотелая любительница благовоний, сладких персиков и чувственных рубаи, исполняющая эротические танцы Востока в густом, тягучем аромате распустившихся роз под журчание освежающих фонтанов.
      Китаянка? Маленькая и точёная, как фарфоровая кукла. Я так и слышу нежные мелодии её голоса и изумительные строки, объединённые миниатюрной рифмой сяо-ши, воспевающие любовь и красоты мира, хрупкие и удивительно откровенные, как цветки лотоса.
      Чернокожая африканка, грациозная как пантера, стыдливо закрывает ноги подолом тонкого платья и читает нараспев поэмы на суахили, а я вижу глубокое озеро и много длинноногих розовых фламинго в парке Амбосели, ритуальные танцы масаи и хороводы стройных полуобнаженных кениек, соблазняющих запахами здорового женского либидо.
       Меняют друг друга по-стильному изящные француженки, спокойные холодноватые фрекен и фрау Скандинавии и Балтии, взрывные креолки, горячие европейские южанки, скрытые от чужого глаза в укутывающие их хиджабы мусульманки.
       Не то, всё не то...
      
      Заверещавший истерично звонок раздался в полночь. Как был, в одних трусах с всклокоченной шевелюрой и заспанными глазами я, как ужаленный, кинулся к дверям.
      О! Какие люди в Голливуде...Коротенькое платьице нахально обнимало совершенные формы, подаренные природой: полную высокую грудь, тонкую талию, пышные бёдра, длинные стройные ноги (боже, какими штампами я мыслю, наверное, потому, что своих слов не нахожу...). Венчали соблазнительную картину смазливое личико с легкой россыпью конопушек и много-много смешных кудряшек. Пока я обдумывал, как ей лучше - с веснушками или без, Красотка хмыкнула, поставила на место мою отвалившуюся нижнюю челюсть, шагнула уверенно вперед, качая попой, как у сеньориты Лопез:
      - Хай, бэби!
      - Хай,- я медленно выходил из ступора, заранее предвкушая остаток ночи, долгие часы следующего дня и ещё одну ночь, а может и две...
      Девица процокала в кабинет, небрежно пролистала кипу белоснежной бумаги, заставив меня покраснеть. Как нашкодивший школьник, я кинулся к столу. Она снисходительно улыбнулась, упёрла руки в бёдра и, пошевелив грудями, изрекла:
      - Что, неписун, да?
       Я кивнул.
       Красотка снова хмыкнула, подошла вплотную, обдав жаром зрелого тела, обвила руками мою шею, что-то прошептала, щекоча ушные раковины. Я сомкнул руки вокруг девичьей талии, в ответ её хозяйка обняла меня, время остановилось, настенные часы покатились куда-то в сторону, разбудив дремлющую кукушку, земля ушла из-под ног, распахнулись створки окна, нас завихрило легким осенним ветерком, окутало пряным запахом прелого листопада.
      Мы уже давно не стояли, а летели, обнявшись, высоко над полупрозрачными перистыми облаками.
      - Что тебе больше по душе? - спросила Красотка. - Ад или рай?
      - Зачем мне рай? Там скучно. Ад, конечно!
      Пролетев ещё немного, мы опустились на тёмное облако с высокими воротами. Красотка прошла через турникет, волоча меня за руки:
      - Это со мной! - бросила небрежно двум чумазым охранникам, черным, как настоящие чертенята. Внутри было жарко. Нет, там царила жарища! Стояли огромные котлы, облака пара клубились по всему помещению. Красотка скинула сапожки, обнажив маленькие изящные копытца. Не дав мне времени на удивление, Чертовка мотнула шевелюрой, почесала хорошенькие маленькие рожки, которые я почему-то сразу не заметил, и потянула меня в котел.
      Я таял. Не от жары, а от её близости, от слов, которые она а шептала мне на ухо, щекоча кудряшками щеку, от томного дыхания и настойчивой ласки.
      
      Где-то знакомо прокуковала кукушка, котлы поплыли в сторону, унося с собой Чертовку.Я открыл глаза. На верхнем листе бумаги моей рукой написано:
      
       "Исполнились мои желания. Творец
       Тебя мне ниспослал, моя Мадонна,
       Чистейшей прелести чистейший образец"...**
      
      Вот оно! Наконец-то! Господи, какие божественнее строки...
      Немного отойдя от любования собственным талантом, я вдруг ощутил лёгкое покалывание где-то глубоко внутри. Яркая луна пристально следила за моими мыслями. На фоне легкой портьеры от дуновения шевельнулся знакомый силуэт. Ах, чертовка...
      Я кинулся к шкафу, лихорадочно перерыл библиотеку. Вот он, потрепанный томик с пометками на полях. Сейчас... ну, конечно же!
      Посвящение Натали. ЕГО Мадонне**.
      Ах, чертовка! Прости, господи... Я скомкал лист бумаги, воровато оглянулся - никто не видел, ЧТО моей рукою выведено?
      Пачка чистой бумаги полетела в стол. Я понял, что мне никогда не написать ни единой строфы. Может, моя Муза ещё не проснулась, а, может, уже всё давно написано до меня?
      
      "Когда ты есть, я не могу не быть"...
      
      Я взял телефон и позвонил Ларисе, а потом долго ждал звука открывающейся двери. Лариса легкой походкой зашла в комнату. Присела на стул рядом с диваном, поправила неловким движением очки в немодной оправе, пытаясь убрать их с кончика носа. Простенькое трикотажное платье, причёска "конский хвост"...
      Мы улыбнулись друг другу. Съёжившись, отступила, отвязалась ангина...
      
      
      *** *** *** *** ***
      
      *"Когда ты есть..." - стихи Василия Фёдорова. Книга Любви. О ней...
      ebooks.kemguki.ru/open/FEDOROV2.pdf
      
      ** А. С. Пушкин. "Мадонна"

    4


    Гор H-2-0: Звонкие каблучки   9k   "Рассказ" Хоррор

      Очень уважаю писателя и педагога Дмитрия Львовича Б. с его лекциями о русской и зарубежной литературе. В лекции о Стивене Кинге Дмитрий Львович как-то заметил, что писать с юмором и, даже, просто увлекательно может и посредственный писатель. Вот напугать, выдать хоррор, тут, мол, талант нужон. Э! - сказали мы с моим альтер эго. Ну ка, попробуем. Как там у классика? - "Тварь я дрожащая или право имею?.."
      
       Звонкие каблучки
      
       почти детский рассказ
      
      
      
      
      - Ну, вот! Окунулись, называется. Папка узнает - убьёт! - хныкала Юлька, симпатичная четырнадцатилетняя девчонка во влажном купальнике, с длинными и тоже мокрыми волосами.
       Она зашла за куст и с усилием стянула с себя купальник. Куст совсем не был монументально-густым и острые, торчащие вперёд и вверх, юлькины груди с наглым вызовом уставились на Витьку. Витька, юлькин одноклассник, уже долгие семь лет страдал от большой и светлой любви к этой нынешней королеве седьмого, а назавтра уже восьмого-А. Мучился он ещё с тех смутных, доисторических времён, когда они с Юлькой были глупыми, наивными мальками-первоклашками. Виктор стиснул зубы и демонстративно отвернулся.
       - Ведь спецом дразнит, оторва! - подумал он с нежной, щемящей злобой.
      - Вить, а ты точно знаешь, что Шурка домой убежал? - озабоченно осведомилась Юля, отжимая мокрые светлые пряди.
      - Да не боись! Куда он денется. Шурка воды страшится, как чёрт ладана. Один бы сроду в канал не полез. Домой убёг, точняк. - успокоил Витя подружку.
       Шурик, десятилетний соседский пацан из пятиэтажки напротив, увязывался за ними не первый раз. Его друзья, третьеклассники, почти все разъехались на лето по пионерлагерям и родственникам, вот он и таскался за Витькой и Юлькой от одиночества. Посёлок Титан был небольшим, и родители всех учеников местной средней школы прекрасно были знакомы, поскольку работали на одном комбинате. Все знали всех. Ну почти. По крайней мере, жители нескольких ближайших пятиэтажек, точно. Родители Витьки и Юльки много лет приятельствовали, а шуркина мать хорошо знала обе семьи. Она частенько одалживала у добрых соседей деньги или продукты попроще. Алевтина, мать Шурика, работала в местном кинотеатре. Назывался он тоже Титан, как и посёлок. Женщина за скромную зарплату исполняла обязанности билетёрши, а также уборщицы. Отца и мужа у Шурика с Алевтиной не было. Обычное дело. Никто и не интересовался - где, мол, ваш папка? В конце концов, они такие не первые и не последние.
      Летняя вольница оканчивалась завтра, первого, так его, распротак, сентября. Но лето пока было в разгаре, благо места южные, почти Крым. Вместо речки рукотворный канал рядом. Вот этот то канал с наступлением тепла и манил местную детвору. Канал не был ни широк, ни глубок, но течение - мама не горюй. Опасное место. Эта стремнина забирала каждое лето не меньше трёх-пяти человек. В иные, несчастливые годы и побольше. Потому, местным детям, да и подросткам, мнительные мамки строго настрого запрещали шляться на канал в одиночку, а уж купаться... Ну, кто ж этих мамок, когда слушает?
      Алевтина прибежала домой к Витьке под вечер. Виктор открыл дверь и почти столкнулся нос к носу с женщиной. Глаза её, в полумраке коридора, напоминали круглые дыры на белом лице.
      - Витюшенька, мальчик, ты Шурочку не видел? - спросила она нетвёрдым голосом.
      - Нет, теть Аль. А, чо? Он не дома? - ответил Витя, чуя мерзкую, внезапную слабость в коленях.
      - Нету его, нету дома! - прошептала Алевтина и жутко, тихо и бесслёзно завыла.
      Шурку искали всю ночь. Участковый с шестью местными милиционерами. Десятка полтора добровольцев из особо сердобольных соседей. Алевтина, сидела, как каменная, на побитой, щербатой скамейке у своего подъезда. Всем поисковикам с самого начала было ясно, что произошло. Канал. Стремнина. Течение.
      Утром было первое сентября. Белые банты, букеты, стишки про школу, торжественные, нарядные училки. Первый звонок для первоклашек. Красавица Юлька в белоснежном переднике, с шёлковой, алой лентой, вплетённой в светлую косу, подошла к Витьке. Девушка подняла на приятеля чуть подкрашенные, полные смятения карие глаза и тихо спросила:
      - Вить, а Вить? Как же теперь?
      Витя от безысходности включил тупаря:
      - Чего как?
      - Как чего? - по хорошенькому лицу Юльки потекли слёзы - Признаться нам надо. Шурка ведь с нами увязался. Мы виноватые. Не доглядели.
      - Юль, прекрати! - Виктор судорожно сжал узкую, белую кисть девушки - Не в чем нам признаваться. Мы ведь не видели, куда Шурка исчез. Что мы скажем? Вот виновных из нас с тобой сделать желающих валом будет. Твоя подруженька Оксана с компанией точно рада будет. До усрачки!
      - Ты прав, Витенька! Хорошо, что ты у меня такой умный. Мама моя папке часто так говорит: "Куда нам дурам деваться без вас мужиков!" - вздохнула Юля прерывисто.
      Витя с пересохшим горлом побрёл в туалет. Напился воды из-под крана, и вдруг, неудержимо, по-бабски, разрыдался.
      Шурку нашли через пять дней. Тело десятилетнего мальчишки, распухшее и обезображенное раками, прибило в камыши. Хоронили утопленника всей школой. Шурка лежал в гробу, на столе у школьного крыльца. Ребятня и взрослые старательно отводили глаза от неузнаваемого чёрно-зелёного лица. Витя почему-то оказался совсем рядом. Он, чувствуя себя каменным истуканом, пялился на новенькие лаковые туфли покойного. У этих туфель были девственно-чистые подошвы. На каблуках блестящие подковки металлических набоек.
      - Чтобы носились дольше. Семья то не богатая - машинально подумал Витя. - Звонкие, должны были выйти, каблучки.
      Директор школы прерывистым голосом произнёс короткую, пронзительную речь, а когда зазвенел прощальный звонок, не удержался и без стеснения заплакал. Завыли тётки в толпе, солидные мужики принялись неумело тереть глаза, но тут грянул траурный оркестр. Это всех как-то успокоило.
      Вечером, когда отец Вити собирался на ночную смену, прибежала заполошная соседка Катерина:
      - Ой, Люб - поведала она, задыхаясь, витькиной маме - Алевтиночка то наша, чо удумала - на дорогу, да под грузовик. Да нет, живая. Расшиблась только. В районную больницу её отвезли. В сознании или нет, не поймёшь. Не разговаривает бедная. Молчит и всё.
      Люба с Юлькиной матерью заплаканные и решительные на всю ночь уехали в больницу. Сторожить Алевтину. Юлькин отец был снабженцем на комбинате и всю дорогу пропадал по командировкам.
      Витька проснулся в час ночи. Сердце его бухало в груди, как никогда не бывало прежде. Тишина за окном. Скрипнула дверь подъезда.
      Клик-клик-клик. Кто-то поднимался по бетонным ступенькам. Витино сердце гулко и размеренно стучало где-то в висках. Клик-клик-клик - позванивал металл о бетон ступеней. Тук-тук-тук отзывалось в висках. Звонкие каблучки - пришло дикое, как детская смерть, понимание происходящего. Чистые подошвы и звонкие каблучки.
      Кто-то заскрёб, застучал в дверь. Виктор почувствовал, что мир плывёт прочь, унося с собой остатки рассудка. Он пришёл в себя от глухого голоса, доносившегося из-за двери:
      - Вить, Витя. Это я Юля. Дверь открой. Мне дома страшно одной.
      Витя не помнил, как открыл дверь и впустил Юльку. Врезалось в память, как она сбросила в прихожей осенние туфли. Он увидел блестящие набойки на каблуках. У Юльки был не бедный, но экономный и бережливый отец.
       Витьку накрыло. Он бросился к Юльке и принялся, невзирая на робкое сопротивление, целовать её. По-взрослому страстно. Он сам не понял, когда стянул с неё платье и всё, что было под ним. Потом он жадно мял, покусывая набухшие соски, твёрдые и острые девичьи груди. Наконец и Юля начала отвечать на его ласки, называть его всякими нежными словами и гладить по мокрой от пота, вздрагивающей спине. Затем он лежал возле неё спящей и обнажённой. Он был счастлив, пуст и гулок, как барабан.
       Потом он уснул и сам. Во сне он увидел, как стоит среди камышей на берегу канала. Рядом Шурка. Они хотят поймать речного ужа с жёлтыми пятнами на голове - большого и длинного, как анаконда. Будет прикольно напугать живым ужом Юльку. Под ногами скользкое, обрывистое, глинистое дно. Шурка скользит и падает в воду. Течение подхватывает его и неудержимо тянет на середину.
      - Витя, помоги - зовёт Шурка - Он беспомощно барахтается в мутной воде, пытаясь плыть.
      Вите страшно. Шурка в панике и запросто может утопить на стремнине своего спасителя.
      - Витя, пожалуйста - последний раз просит Шурка и исчезает в коричневых волнах.
      Виктор проснулся, едва не закричав, от душившего его кошмара.
       Тишина за окном. Скрипнула дверь подъезда. Клик-клик-клик... Звонкие вышли каблучки.

    5


    Спай H-2-O: Нейромантика   11k   "Рассказ" Киберпанк

    НЕЙРОМАНТИКА


            Нейромантика Я знаю, до ее появления - считанные минуты. Открываю окно, цветок - от греха подальше. Над Старым Городом сгущаются сумерки, но когда садится солнце, шоу только начинается. Ночью лучше не бродить по городу одному. Где-то воет сирена, полицейский дрон кружит над улицей. Но таким ее не испугать.

         Вот и она! Я слышу свист кевларового троса, а через секунду она черной тенью влетает в распахнутое окно. Точь-в-точь как в день нашего знакомства. Она не утруждает себя лестницей. Лестницы для слабаков. Настоящий курьер доставит свой товар на любой этаж даже через окно.

         Черный, как ночь, комбинезон обтягивает ее фигуру. Она сильная и ловкая, как пантера, другие в курьерах не задерживаются. Что это у нее с собой сегодня? Школьный ранец?! Странный груз для курьера...

         Малышка Кэйт, подумать только! Моя жизнь круто изменилась, когда мы стали работать в паре. У меня есть то, что нужно ей: деньги и рисковые заказы. У нее - то, что нужно мне: умение забраться, куда не рискнет никто другой, и безрассудство делать это регулярно. Она заносила мои "жучки" в такие места, куда не влез бы и матерый альпинист. Я уже почти убедил себя, что больше мне от нее ничего не нужно.

         - Йо, чувак! Я сброшу у тебя свое барахло до завтра, - она восхитительна в своей бесцеремонности. Я киваю. Конечно, сбрасывай! Все никак не запомню, как называются эти ее штуковины для лазания по стенам. Она шуршит за спиной, кажется, переодевается. Что это на нее нашло сегодня?

         - Облом было тащиться к тайнику! А дома я должна выглядеть хорошей девочкой!

         Оборачиваюсь и столбенею. О, боги! Передо мной обычная длинноногая школьница. Короткая юбчонка, чулки выше колен. На форменной блузке - эмблема престижной школы. Ангел во плоти! Кэйт поспешно стирает салфеткой черные стрелки вокруг глаз. Ну, кто теперь заподозрит в ней звезду экстремального паркура и напарницу одинокого хакера?!

         - Как тебе мой прикид?! - она оценивает произведенный эффект.

         Я одобрительно щурюсь. Так вот какой ее видит мать и одноклассники!

         Играют нотки вызова. Кэйт поспешно отвечает на звонок:

         - Алло... Ма-ам?!.. Я у подружки... - врет, конечно. Не скажет же она матери, чем мы тут занимается. Ее голос на пол-октавы выше, чем обычно. Пока Кэйт говорит, она кажется младше лет на пять. Это со мной она хочет выглядеть взрослее.

         Кэйт подходит к столу с оборудованием. Ей, и правда, так интересно мое царство железок с мигающими огоньками? Или просто хочет моего внимания?!

         - Ты обещал показать мне, как работают эти твои штуковины.

         О, я ждал этого момента! В мире, пронизанном потоками информации, хорошее оборудование решает все. Особенно, если уметь им пользоваться. А в этом деле я ковбой! Здесь я - корсар кибернетического моря, потрошащий виртуальные галеоны, даже не прикасаясь к ним!

         - Эти штуковины помогают мне выуживать нужную информацию из Сети.

         Она удивленно поднимает бровь. Я чувствую себя на коне. Сейчас я покажу ей, на что я способен.

         - Вот взять хотя бы твой телефонный звонок...

         Я нажимаю несколько клавиш, и из динамиков льется запись ее разговора с матерью. Мои усилители перехватили все и записали автоматически.

         - Ну, как?

         Я доволен произведенным эффектом. Кэйт ошалело смотрит на меня. Затем медленно усаживается мне на колени:

         - Ты страшный человек! Ты знаешь это?! - в ее голосе скорее восхищение, чем страх.

         - Но ведь этим я тебе и интересен, малышка.

         Она лукаво щурится, но вдруг всем весом наваливается мне на плечи:

         - Обещай мне, что никогда не будешь подслушивать мои разговоры!!!

         Кэйт делает грозный вид, но в глазах скачут веселые чертики. Ее глаза совсем близко. Я смотрю в эти бездонные карие омуты и чувствую, что вот-вот в них утону. Я пытаюсь высвободиться, но это не так просто, девчонка крепко прижала меня к стулу. Сквозь одежду я чувствую тепло ее тела, и от этого жар разливается у меня в животе. Еще немного и... Теперь уже Кэйт на коне и чувствует это.

         - Ну, хорошо! - смеюсь я. - Больше никогда без твоего разрешения...

         Кэйт отпускает меня и потягивается, словно большая довольная кошка.

         - Ты сегодня покажешь мне еще что-нибудь из твоих секретов?..


         Мы идем по ночной улице. На сканнере город похож на трип под ЛСД. Все сияет россыпями огней. Вокруг - тысячи невидимых электронных устройств, и каждое оставляет яркую отметину. Случайные пешеходы, как новогодние елки, увешаны всякими гаджетами и имплантами. Электромобили поблескивают огнями бортовых компьютеров. Над этим океаном сияющего хаоса, словно маяки, возвышаются огни базовых ретрансляторов. Зыбкими линиями переливаются каналы связи, сплетаясь в золотистое кружево Сети. Сеть опутывает весь город. И город живет внутри этой мерцающей паутины.

         Теперь Кэйт видит город так, как вижу его я. В прошлом веке мы бы, наверное, как голубки, сидели на скамеечке, и я показывал бы ей весенние звезды. Теперь я раскрываю перед ней сияющие созвездия информационных каналов и мерцающие потоки данных в Сети. Романтика компьютерного столетия.

         Но этого ей не покажет никто другой. Электронную изнанку привычного мира видят на своих сканнерах лишь хакеры и агенты Службы Безопасности.

         - Выходит, мы живем в стеклянном городе?! - спрашивает Кэйт.

         - Как видишь, - усмехаюсь я. - Интересно, правда?!

         - Это страшно! - в ее голосе возмущение и печаль. - Ведь в этом мире ничего нельзя спрятать!

         - Ничего не поделаешь. Помни об этом всякий раз, когда звонишь и отправляешь почту.

         Я замолкаю. Может зря я показал ей все это?! Я ведь хотел развлечь ее, а не огорчить.

         Украдкой разглядываю Кэйт. Мне все еще трудно привыкнуть к ее перевоплощению. Но с формой ранец за плечами теперь выглядит вполне органично.


         ...И все же не стоило бродить ночью по Старому Городу. Уже подходя к остановке, мы видим неприглядную картину. Несколько уличных хулиганов трясут смуглого бомжа.

         Черные куртки, бритые виски. Парни выглядят еще совсем зелеными, но в глазах сверкает агрессия. Стайка мелких уличных хищников вышла на охоту.

         И тут происходит неожиданное! Кэйт бросается к ним и что-то кричит. Я останавливаюсь в недоумении. Мне никогда не понять ее странную любовь к бездомным собакам, уличным кошкам и бомжам. Но она, конечно же, не может пройти мимо и в этот раз.

         В школьной форме вид у нее безобидный, как у овечки, и на нее не обращают внимания. Вот один из парней пытается схватить ее за руку, но вдруг падает на мостовую. Малышка Кэйт умеет за себя постоять! Она срывает ранец и добавляет хаму по голове. Но их же четверо! Теперь уже пора вмешаться мне...

         Я выхватываю электро-дубинку и бросаюсь вперед. Первый хулиган получает по бритому загривку и падает, подкошенный электрическим разрядом. Другой успевает отскочить. Тут на меня налетает третий. Я кубарем лечу на мостовую, судя по резкой боли в скуле, у подонка в кулаке был кастет. Не успеваю подняться, как получаю тяжелым ботинком под дых. Ох, не так я представлял конец сегодняшнего вечера!..

         Я лежу на мостовой и смотрю, как на меня медленно, словно танки, наползают три пары тяжелых ботинок. В голове звенит, и все происходит как во сне. Но я понимаю, если сейчас попадут по голове, мне несдобровать! Хорошо хоть Кэйт от них ускользнула...

         Вдруг ботинки дружно разворачиваются.

         - Дрон! - слышу я крик.

         Я вижу лишь сверкающие пятки, когда над улицей проплывает полицейский беспилотник. Повезло.

         Из-за угла неслышной тенью выходит Кэйт. Уж не она ли успела вызвать подмогу?!

         Я прислоняюсь к стене. В голове адская карусель, но жить буду.

         Кэйт опускается рядом и озабоченно изучает раны на моем лице.

         - Я сегодня немного не в форме, малышка...

         Я пытаюсь улыбнуться, и сам пугаюсь своего осипшего голоса. Но ее глаза горят восхищением.

         - Сегодня ты мой герой!

         Ее лицо вдруг приближается, и горячий поцелуй обжигает мои губы. Сладкий и неожиданный, как подарок на Рождество. Я вдыхаю аромат фиалок и резины в ее волосах. Я совсем не так представлял наш первый поцелуй. Сколько еще сюрпризов принесет этот вечер?!

         Мы бредем на остановку. Рука терзает меня болью, но перелома, кажется, нет. На счет ребер я не так уверен. Я, то ли обнимаю Кэйт на ходу, то ли она поддерживает меня, чтоб я не так хромал. Ее мягкая и упругая спина чуть дрожит под тяжестью моей руки.

         Кэйт приклеила мне на запястье дерму с анальгетиком. Это так предусмотрительно - иметь аптечку в школьном ранце! Теплое онемение разливается по телу, глушит боль и бьет в голову хмельной волной.

         От адреналина и циркулирующего в крови препарата у меня развязывается язык. Все на свете вдруг кажется мне легким и достижимым. Теперь все будет не так, как прежде! Я рассказываю ей о своих потайных планах, о мечтах, о том, как много мы можем сделать вместе. Ведь она - то недостающее звено, которого мне так долго не хватало!

         Или может это близость Кэйт на меня так влияет?! Вот она уже беззаботно смеется, забыв о происшествии. И я смеюсь вместе с ней. Подумать только, ведь она на двадцать лет меня младше! Моя малышка! Моя Кэйт...

         - С такой напарницей я запросто выпотрошу саму Цитадель! - заключаю я свою безумную тираду.

         - Как Бонни и Клайд? - лукаво щурится она.

         Я улыбаюсь.

         - Как Леон и Матильда.

         Кэйт обнимает меня на прощание. Я сцепляю зубы от острой боли в ребрах, но не издаю ни звука. Какие же все-таки крепкие у нее объятия!..

         Электробус увозит ее в сторону пригорода. Она шлет мне воздушный поцелуй через глухое стекло. Я провожаю ее взглядом и иду домой. Ночью лучше не бродить одному по Старому Городу. Разбитая скула саднит, куртка порвана к чертям, но на душе порхают бабочки.

         Малышка, Кэйт! Моя жизнь, и правда, круто изменилась, когда ты вошла в нее.

         И завтра я буду снова ждать твоего появления...

        


    6


    Вася-рыбачок Н-2-О: Три желанья   7k   "Рассказ" Проза

      Она сидела на бортике котла, свесив блестящий на солнце хвост, и, прищурившись, с усмешкой смотрела на меня.
      - Ну? Будем загадывать желания, или я нырну в уху вариться? - ехидная рыбина постучала нетерпеливо по нагревающемуся котлу и многозначительно окинула взглядом закипающую воду.
      В голове моей суетились, пытаясь догнать друг друга, разбросанные по уголкам мозга мысли. Угодил же я, как кур в ощип! У других мужиков улов как улов, а у меня - Рыбка Золотая этак кило на пятьдесят. Я с этой дурындой, как манекен в витрине - все только делают вид, что заняты рыбалкой, а у самих глаза на затылки съехали, уши торчком, очень уж им прикольно за нами наблюдать.
      А эта сидит, хвостом вертит, плавниками вместо вееров обмахивается - жарко ей на котле-то.
      - Не тяни время! Картошка разварится, - рыбина скосила вниз глаза, выбила плавниками по бортику пугачевское: "У меня есть три желанья, нету рыбки золотой".
      Странная какая-то. Подавай ей три желанья - вот ровно три, ни больше, ни меньше. Типа комплексное обслуживание у них. Может, сварить её, и все дела? Вон у Палыча уже лаврушкой запахло, и водочку в речку он меж камушками пристроил охладиться, Павлушкина - наша новая бухгалтерша остервенело счищала чешую с пойманных рыбин, а я со своим уловом, пожалуй, не только без ухи, но и без стопарика останусь.
      Оторвавшись от созерцания бухгалтерских форм, я повертел в руках нож, выразительно глянув на Рыбку. Та метнула на меня быстрый взгляд, пожала жабрами, повертела хвостом у виска. Вздохнула, плавники перед собой выставила, пошевелила угрожающее. Глазищи выпучила огромные, бездонные, черные-пречёрные. Нож у меня из рук выпал - было в её взгляде что-то такое... И пахла она не рыбой, а чем-то таким...
      - Ладно, - я обреченно вздохнул, - дай подумать ещё немного.
      Рыбка снисходительно кивнула.
      Попросить квартиру, машину и путевку на Багамы? Не успел я завершить мысль, как рыбина кивнула, пощелкала плавниками, и меня тут же перенесло чёрт знает куда, точнее, на эти самые Багамы.
      Ах, какие глаза были у багамки из племени араваков! Влажные и выразительные, чёрные-пречёрные! Плотное, шоколадного оттенка тело с обнажённой грудью заманчиво блестело на солнце, бедра ритмично двигались в такт музыке.
      То ли от жары, то ли от близости упругих бедер, мне стало как-то не по себе, рассудок, что ли, слегка помутился - вместо одной передо мной двигались аж целых три женщины!
      Напрасно я тёр глаза, думая, что попал под солнечный удар - все три дамочки были точными копиями бухгалтерши Павлушкиной!
       - Настоящий мужчина на Багамах содержит трёх жен, - назидательно прошипела Рыбка.
      Трёх? То есть, целых трёх Павлушкиных мне кормить, поить, одевать ? Так. А где квартира и машина? Рыбка пожала плавниками, махнула хвостом куда-то вправо.
      Ооо...
      Между пальмами качался свитый из агавы гамак, а недалеко в заливе болталась у причала огромная барракуда с сигналкой на башке. Отвратительно улыбнувшись, животина оскалила ряд мелких мерзких зубов.
      - Рыбка, - я старался быть вежливее, - это не то, что я хочу. Ну, куда мне столько баб?!
      - Думать надо! - отрезала Злыдня, проворчав, что у мужиков только одно на уме. Но, то ли сжалившись, то ли из интереса, всё же, перенесла меня обратно.
      
      Рыбалка шла полным ходом. По берегу тянулся густой запах готовой ухи. Палыч, раздевшись до трусов, вылавливал из-под камней сетку с заветными поллитровками, учуяв сладкое, мужики подтягивались к костру, сворачивая удочки. Павлушкина деловито мешала в котле большим половником, виртуозно обходя сидящую всё в той же позе Золотую рыбку.
      Та кривила рожу, словно у неё зубы разболелись. Растопырив плавник, помахала перед моим носом. В глазах мелькали три длинных косточки.
      Господи, ну почему я такой тугодум?! Придумал! А загадаю-ка я про полюс, Северный! Может, эта нахалка там ко льду примёрзнет и отвяжется, наконец?
      Метель свистела так, что уши закладывало, бобрик мой тут же поднялся ирокезом, удочка заледенела, уткнувшись в землю параллельно земной оси. Невесть откуда взявшийся белый медведь тут же деловито об неё потёрся, рассыпая искры. Легкие мои брючины застыли колом, позвякивая при каждом движении, словно дары Валдая. Неуклюже скользя в лёгких кроссовках по широкой лыжне, я рванул к стоявшему невдалеке чуму.
      Непонятной нации аборигенка (то ли ханты, то ли манси) в расшитой узорами шкуре, не прикрывающей пышные телеса, помешивала какое-то варево, на кромке котла сидела, греясь, наглая Рыба. Похотливо подмигивая, скосила глазищи на бабу. Я громко икнул. Запахло ухой и лавровым листом. Черные гладкие косы аборигенки вдруг сменились на крашеные кудри бухгалтерши Павлушкиной. Отметив, что расшитая шкура Галине Степановне очень даже к лицу, я вдруг игриво подмигнул рыбке. Та беззвучно хохотнула, изобразила плавником нечто типа: "Во!" и исчезла, оставив нас вдвоём. Павлушкина зацепила половником варево, подула, попробовала, крякнула от удовольствия. Я сглотнул слюну.
      Полог чума откинулся, и вместе с морозом внутрь ввалилась вторая Полушкина с вязанкой прутьев, скинула на пол, разделась, обнажив пышные телеса. Первая отдувалась у горячего котла. Пролопотав что-то на непонятном мне языке, обе Галины Степановны щелкнули пальцами и скинули надоевшие шкуры, явив моим очам обнаженные натуры. Проморгавшись, я услышал довольный смех - Рыбка сидела на краешке котла и заливалась от хохота.
       - Сдурела!? - я мысленно послал пресноводную куда следует, пытаясь пояснить, что двух Павлушкиных мне не обслужить, и потребовал вернуть меня назад. На что поганка изобразила кукиш. Разъяренный, я кинулся к котлу, схватил Рыбу за жабры и стал душить.
      
      Кто-то мягко, но требовательно тряс меня за плечо. Очнувшись от кошмара, воззрился на стоящую рядом Павлушкину, трижды икнул, лихорадочно обводя глазами окрестности. Галина качнулась, но размножаться не стала.
      - Вась, ты чего рыбу-то давишь? Давай, я разделаю да сварю для тебя, - Павлушкина ласково освободила поганку из моих судорожно сплетенных рук, присела и занялась ею. Затем опустила разделанные кусочки в кипящую воду, плеснула водочки, добавила специй. Пряный запах лаврушки защекотал ноздри, сводя с ума от желаний, а Павлушкина смотрела на меня черными-пречёрными глазами, неспешно расставляя мисочки, раскладывая ложки, нарезая хлеб.
      Налив мне душистой наваристой ухи, Галина добавила в миску обильную горсть ядрёного зеленого лука, чесночку и мягко и застенчиво улыбнулась.
      - Во! - поднял я большой палец, отведав ложку обжигающего варева. Бухгалтерша довольно засмеялась, в черных глазах, словно в омутах, заплясали бесенята. Я на секунду замер, мне показалось, что напротив сидела, свесив шикарный хвост, та самая Рыбка. Золотая.
      - Во! - ответила она, подняв плавник и превратилась в Павлушкину, с явным удовольствием уплетающую уху из Золотой Рыбки.
      Я глядел в черные-пречёрные глаза Галины и чувствовал, как медленно в них утопаю.
      Признаюсь, было это давненько. Сегодня уже дочь замуж выдали. А завтра...
      Приходите! Супруга моя, Галина Степановна, уху знатную сварит! Отведаете - любое желание исполнится...

    7


    Днепровский А.А. H-2-O Соблазнение Нимфы   3k   "Рассказ" Проза

      В первый раз Юрий Петрович увидел ее на остановке у "Политеха".
      Проезжая мимо, мельком, на секунду, бросил взгляд на стайку студенток - они болтали о чем-то и смеялись, всего было пять или шесть девчонок. Но именно ее лицо отпечаталось на сетчатке глаз как ожог - на что бы ни смотрел, видел только ее. Он даже не сразу понял - что это, и еще не совсем соображая - чего, собственно, творит, начал разворачивать машину. Автомобиль у него был солидный, поэтому довольно громоздкий и не очень маневренный. В плотном потоке транспорта развернуться удалось не сразу, когда вернулся остановка уже опустела - разлетелись птички.
      Неделю Петрович караулил на обочине, пока она не появилась там снова. Увидел ее, и сердце вдруг застучало, голова закружилась и руки задрожали так, что пришлось вцепиться в руль. Она уже села в маршрутку и уехала, а он еще долго приходил в себя, только когда отпустило, вдруг подумал: "А дальше-то что делать?" Этого он не знал. Потом не ел, не спал - терзался. Прямо какое-то весеннее обострение, не смотря на то, что по всем признакам на дворе стояла поздняя осень и календари это однозначно подтверждали. С ним такое было в первый раз, он растерялся.
      Каждый день Юрий Петрович бросал все дела, мчался к институту и ждал, пока она появится, чтобы на несколько минут ощутить экстаз, счастье, нирвану от одного ее присутствия. Все остальное время суток он мысленно совершал разнообразные героические подвиги с целью завоевать сердце юной красавицы (если честно - он мечтал не только о ее сердце). В мыслях он чаще всего, весь в ожогах и копоти, выносил ее на руках из полыхающего пожаром учебного корпуса. Иногда отчаянно боролся с быстрым течением, опять же на руках выносил ее из реки и обессиленный, но счастливый, падал на песок пляжа. Пару раз в его мозгу даже мелькали смутные картинки какого-то мирового апокалипсиса. В финале каждого из вариантов - с его стороны - охапки цветов к ее ногам, а от нее - чувственный взгляд, как бы говорящий: "Я твоя, мой герой!".
      Но в гадском "Политехе" пожарная безопасность, очевидно, находилась на должном уровне - институт и не думал возгораться. Подвиг про спасение утопающей был еще менее вероятен - вряд ли эта утопающая в ближайшее время вообще полезет купаться, вода уже слишком холодная. И это даже к лучшему - плавал Петрович так, что спасать ему желательно было возле самого берега и где не глубоко. А конец света сколько не анонсировали, реально все никак не начинался. Оставались охапки цветов. Нет, организовать букеты не проблема, но рассыпать их просто, без всякого повода, он не решался. Чем в реальности покорить юную богиню придумать никак не мог - девчонка ведь совсем, не на дискотеку же ее звать, или рассмеется, или полицию вызовет.
      Однажды привычно любовался издали (Боже, до чего хороша!), как вдруг его тайная страсть быстро подошла к машине, открыла дверцу и уселась на соседнее сиденье. Строго спросила:
      -И долго это будет продолжаться?
      Петрович покраснел и забормотал что-то невнятно-оправдательное. Она вздохнула:
      - Все ясно - детский сад! И действительно продолжила тоном нянечки в яслях:
      -Значит, вы говорите, что вы - мужчина приятной внешности, женатый, но одинокий в браке, состоятельный и не жадный. Предлагаете нечастые романтические встречи. Так?
      Петрович покраснел еще больше и, молча, кивнул.
      - Я согласна. А чтобы встречаться в нормальных условиях вы снимите мне квартиру. И поедем куда-нибудь в приличное место, пообедаем - есть хочется. Но по дороге заглянем в один миленький ювелирный магазинчик. Поехали?
      Юрий Петрович облегченно вздохнул и завел машину.

    8


    Temptation H-2-O: Шикага-Га   6k   "Рассказ" Эротика


    ШИКАГА-ГА

    1

       Заросший магазинами бульвар смотрелся веселее холодных небоскребов. На углу кормили. Артем Сажин съел жареную курочку, запил темным пивом. После обеда ему, как здоровому мужику, понадобился десерт. Есть здесь, в Чикаго, что-то достопримечательное? Округлые плечи гибкой спиной переходили в объемную женскую красоту, сидевшую на соседней скамейке. Артем, любящий шедевры, вожделанно уставился на сулящее восторг произведение искусства.
       -- Такой мягкотой хорошо клюкву давить! - размечтался Сажин.
       Молодая женщина повернулась толстоносым африканским лицом. Она не поняла акцент, но нужен ли смысл в словах? Глаза Артема горели созвездием Мартовского Кота, голос пел. Темнокожая американка, подмигнула Сажину, достала связку ключей. Ее машина была старомодной, большой. Квартира - безалаберной, неуютной. Кровать широкой, постель зеленой в черную крапинку. В узкую душевую кабину они с трудом влезли вдвоем.
       Американка старалась выиграть олимпийскую медаль, но и Сажин сопел, не желая посрамить отечество.
       Очнувшись, хозяйка неожиданно задала сложный, не однозначно понимаемый вопрос:
       -- Как тебя зовут? Ай-Тем? А я -- Глория. С Гренландии, что ли? Кожа у тебя такая бледная, будто туалетная бумага. Любую грязюку на ней сразу видать. Угадала?
       -- Нет, мимо. Давай еще...
       С пятого раза Глория назвала Страну-Сибирь. Артем согласился.
       -- Русский? Никогда таких не видела. Как вы в войну с вашим Гитлером, да японцами завоевать Америку хотели, - прогневалась честная американка. - Чего глядишь? Не слыхал? Не знаешь? У нас, в Шикаге, на совесть истории обучают. Потом мы ваших расколошматили на Курской Дуге, вы хотели на нас бомбу бросить, да промахнулись, она на Широшиму приземлилась. Чего лыбишься-то? И не стыдно?
       Сажин с детства избегал споров с женским полом. Упал на кровать, уронил на себя перевозбужденную правдолюбицу. Губами, руками, трудолюбивым азартом просил прощения за грехи предков. Глория не унималась:
       -- А как по-русски будет секс? А кекс? А водка? Суп, пепси, троллинг?
       Артем, не меняя слова, повторял. Остановить разбушевавшуюся женщину стало невозможно.
       -- Вы же воруете наш язык!
       Глория, схватив сковородку, бегала за ним по кухне, норовя достать возлюбленного по голове. Сажин забрал у нее оружие, терпеливо объяснял, что чугуневые, тьфу, чугунные изделия лучше использовать для приготовления пищи. Достал муку, поджарил такие сибирские оладушки, что Глория, привыкшая лишь к удушающему однообразию полуфабрикатов, чавкала от восторга.
       Отобедав, Артем заторопился по делам. Глория отвезла его на машине. Она стояла, деланно улыбаясь. Вся скорбь подло брошенных женщин сквозила в ее оскорбленной фигуре.
       -- Такой мягкотой удобно вагоны толкать, -- подумал Сажин, махая ей рукой.

    2

       Ночная Шикага искрилась мигающими зведами, ревела проезжающими демонами. Концерт в Мьюзик-Холле назначен лишь на завтра, можно не торопиться. Умиротворенный Сажин шел по живописной набережной, когда, опьяняя запахом резких духов, к нему прижалась знойная девушка. Страстные объятия опрокинули Артема на скамейку. Разомлевший турист лишь охнул, когда кто-то сзади могучими руками сжал ему шею. Игривая девушка ловко, профессионально вынула кошелек, бумажник, сняла "Roleх", бриллиантовый брелок. Тело Артема поднялось, перелетев парапет, приводнилось в реку. Добро пожаловать в Шикагу!

    3

       С трудом стащив с себя остатки одежды, Сажин доплыл до каменных ступеней, спускавшихся в воду, вскарабкался наверх. Он ткнулся в ближайшую дверь, оказавшись внутри магазина женской косметики.
       Продавщица была двухметрового роста. С интересом, прищурив глаза, посматривала на затейливого утопленника.
       -- Клево! - восхищенно выдала она .
       Еще бы. Сажин смотрел на себя в зеркало, удивлялся волшебству шикагской магии, сумевшей так быстро превратить традиционного туриста в героя ковбойского боевика. Полосатая тельняшка гармонично играла с облепившей ноги речной зеленью, похожей на кандалы. Штаны порвались в нужном месте, обнажив возбуждающую прелесть его сексуальных возможностей. Фиолетовый фингал, рассыпавшиеся кудри, пронзительные глаза, казалось, были нарисованы рукой голливудского костюмера.
       -- Только в нашем магазине способны оценить вкусовую квинтэссенцию ваших вакхабистких эксерсизов, -- ни разу не споткнувшись, не сломав язык, выдала двухметровая.
       Тут же подскочили сотрудницы, раздели клиента, засунули его в трубу, напоминавшую стиральную машину или вытрезвитель, где крутящиеся щетки обмывали тело Артема пахучими шампунями. Теплый воздух сладким туманом почти усыпил разомлевшего Сажина. Он не возражал, когда услужливые девочки опытными руками вцарапывали ему причудливые тутаировочки в стиле новозеландских аборинегов маори.
       Артема тщательно побрили. Умело наложили макияж. Честный Сажин возмущался:
       -- Вся эта раскраска лица -- возмутительное очковтирательство, предназначенное для надувательства мужч...
       Рот ему прикрыли, натянули парик. Перламутрового цвета трусики, лифчик мягенький. Платье выбрали с кружевными рукавами, длинное до пола. Из зеркала на Артема смотрела фартовая краля.

    4

       Если кто-то не смог бы опознать Сажина в его магическом одеянии, так только не Глория. Принюхавшись к стоящему в дверях, она обрадовалась:
       -- Теперь ты хоть на человека похож.
       К себе такого не пустила. Вела по этажу, открыла дверь другой квартиры. Внутри благоухал Эдемский сад с водопадами, финиковыми пальмами. Белый "Steinway" заманил, усадил Сажина блеском сверкающей клавиатуры. Не сомневаясь, пальцы заиграли "Танец Томления".
       А где же Глория? На мраморном полу олицетворением грации стояла прикрытая виноградными гроздьями мавританская царица в золотой короне, с живым горностаем на плечах. Низким контральто она обучала:
       -- Ваш Скрябин драматичен, не старательно прилизан, как звучит у тебя. Проникнись, почувствуй боль минутного восторга...
       С чашей розового вина пианист сполз на пол:
       -- За наше актерское счастье, за волшебство перевоплощения, за сцену, которая больше Земли, за радость творчества, которая дороже, чем жизнь!
       Подняв голову, рабским поцелуем он дотянулся до колена Глории.
      

    9


    Эльванелла Н-2-О_Фактор чувствительности   15k   "Рассказ" Фантастика

      Марина открыла глаза и посмотрела на потолок, по которому плясали аккуратные, словно вырезанные искусным мастером, лучики света. Она села, осмотрелась. Романа рядом не было.
      "Наверное, пошел искупаться", - заключила Марина, поднялась с кровати, потянулась и, набросив на себя шелковый халатик, вышла из комнаты.
      Бассейн был здесь же - в номере отеля, занимающем целый пентхаус. Марина прошла через раздвижные двери, облокотилась о стену и с наслаждением принялась наблюдать, как Роман рассекает блестящую в свете ламп водную гладь. Марина с восхищением наблюдала за грациозными движениями его тела, отчего в её животе приятно заныло, а по телу пробежала волна тепла. Она представила, как плывет там, рядом с ним, так же грациозно ныряет под воду, выныривает, встряхивает головой, разбрасывая во все стороны брызги...
      Одного она не могла понять. Что в ней, вполне обычной девушке, нашел этот мужчина. Его внешность и достаток позволяли ему получить едва ли не любую женщину хоть на Земле, хоть где угодно. Актрису, певицу, модель, дочь крупного бизнесмена или политика. Марина боялась, что в один прекрасный день она попросту наскучит Роману и после очередного свидания он больше не объявится. Но тем приятнее для неё было каждое свидание с ним. Каждый раз как последний.
      - О, ты проснулась, - воскликнул Роман, распластавшись на водной глади. - Тоже решила искупаться?
      - Нет, - хихикнула Марина. - Пока что не хочу.
      Роман подплыл к бортику, выбрался из бассейна, поправил плавки, вытерся полотенцем, подошел к Марине и легонько поцеловал её в губы.
      - Вода приятная, - вздохнул он.
      - Позже, - скривилась она. - Этот номер наш до самого вечера.
      - Мне нужно с тобой поговорить, - лицо Романа моментально посерьезнело.
      "Неужели он скажет, что это всё? Конец нашему роману? - по телу Марины пробежала дрожь. - Нашел себе другую? Красивее и богаче?"
      Но в глубине её души затаилась надежда - что, если Роман собрался предложить помолвку? Что бы там ни было - этого разговора не избежать.
      - Хорошо, - кивнула Марина.
      - Присядем, - он уселся на стул в углу, жестом подозвал Марину, снова поцеловал её, теперь уже в щеку.
      - Ты слышала о том, что возможна война? - спросил он. - Марсианская колония требует независимости, сепаратисты устраивают теракты, насильно выставляют землян с планеты, в ближайшее время всё может перерасти в глобальный вооруженный конфликт.
      "Странно, что он решил заговорить о политике", - подумала Марина и молча кивнула, одновременно любуясь его торсом, по которому стекали капельки воды.
      - Есть одна информация, - вздохнул Роман. - Носитель с данными. Если марсианское правительство получит эти данные, оно сможет объявить Земле ультиматум, и тогда у земных политиков не будет другого выхода, кроме как дать Марсу независимость. Не будет ни войны, ни крови, ни жертв.
      - Я-то тут при чем? - удивилась Марина.
      - Ты - хорошая подруга Дианы Роговой. Имеешь доступ в её дом. Ты ходишь с ней по магазинам, она оставляет тебя со своими детьми, она доверяет тебе. А её муж, Сергей Рогов...
      Марина начала понимать, к чему клонит Роман, и в её душе заполыхала злоба. Лицо Марины покраснело, а зубы сцепились. Сергей Рогов - важная шишка в Службе Безопасности Земли!
      - Нужно, чтобы ты проникла в кабинет Сергея Рогова и скопировала...
      Роман не успел договорить. Рука Марины резко дернулась, а ладонь нанесла удар по его лицу. Вмиг закипевший котёл злобы в душе Марины выплеснулся. Она вскочила на ноги, окинула его негодующим взглядом. Теперь ей было понятно всё. Почему этот мужчина, мечта большинства женщин, выбрал её, почему их роман длится уже едва ли не полгода. Она хотела бежать. Бежать как можно дальше, оставив за спиной этого жалкого обманщика, использовавшего её. Марина тяжело дыша смотрела на Романа, а на лице того не дернулся ни один мускул.
      - Послушай, - сказал он, поднимаясь с кресла...
      - Ты шпион! Ты жалкий шпион! - выпалила Марина. - Ты был со мной только ради...
      - Послушай! - Роман схватил её за плечи и сильно тряхнул. - Мы сможем быть вместе. Мы сможем улететь отсюда. На Ганимед или Глизе. Не все равно ли тебе, какого цвета флаг развевается над марсианским парламентом? Ты можешь спасти тысячи, миллионы жизней...
      - Уйди от меня! - вырываясь, крикнула Марина. - Ты использовал меня...
      - Просто так вышло, что наши цели совпали, - спокойно ответил Роман. - Я лишь хочу мира! Тебе не нужен я? Хорошо, мы можем больше не увидеться. Но ты можешь спасти миллионы жизней и получить за это миллион универсалов.
      Она бросила в сторону Романа негодующий взгляд, развернулась и быстрым шагом направилась к выходу.
      - Я люблю тебя! Я хочу быть с тобой! - долетали до неё слова Романа, но она их не слушала.
      "Как он мог? Как я могла подумать, что этот молодой марсианский дипломат действительно что-то увидел во мне?" - крутились мысли в её голове, а на глаза наворачивались слёзы.
      
      - Сегодня около десяти часов по местному времени в земном посольстве на Марсе прогремел взрыв, - говорила голограмма ведущего новостей. - Пятнадцать человек погибли и около двадцати ранены. Ответственность за теракт взяла на себя радикальная группа...
      - Выключить, - скомандовала Марина, и голограмма исчезла.
      "Я могла не допустить этого. И всё еще могу не позволить подобному случиться в будущем, - раздумывала она. - Если начнется война... Бомбардировки городов, подбитые пассажирские корабли, горы трупов. Да и деньги. Деньги бы точно не помешали. Миллион универсалов! Это целое состояние, за которое могли бы безбедно жить до старости и я, и мои дети".
      Марина боялась признаться сама себе, но она любила Романа. Закрывая глаза перед сном, она чувствовала запах его тела, слышала голос, её пальцы все так же ласкали, а губы целовали его тело.
      "Он - сволочь! Он обманул меня! Всё это было лишь его заданием", - твердила себе Марина, но от этого чувства не угасали. Конечно же, это не шпионский фильм, и он не будет с ней. Да и в шпионских фильмах Джеймс Бонд занимался любовью в конце фильма с одной, а в следующей серии его ждала другая. Но она любила Романа...
      - Привет, - прозвучало из-за спины, и Марина обернулась. Перед ней стоял Роман. Все такой же, как в день их первой встречи в парке. Слегка вьющиеся волосы, приятное лицо, легкая небритость. Дыхание Марины участилось. Она не знала, что ей делать - броситься ему в объятия или же вызвать полицию и рассказать обо всём.
      - Ты подумала, - усмехнулся он. - Только ты можешь помочь избежать войны. Никто другой не сможет пройти в дом Роговых - сработает система опознавания.
      Марина смотрела в его спокойные глаза и терялась в мыслях. Она любила его и ненавидела одновременно. Она хотела быть с ним, но понимала, что это невозможно. Она чувствовала, как учащается её пульс, как безжалостно бьется сердце, как трепещут пальцы, но ничего не могла с собой сделать.
      - Мы можем быть вместе, - Роман сделал шаг вперед, положил руки на плечи Марины и легонько поцеловал её в губы. Она снова ощутила это пьянящее чувство, ей хотелось предаться страсти, забыть обо всём на свете. Но он обманул её...
      - Как ты проник в мой дом? - сглатывая подступивший к горлу комок, спросила она.
      - Ты сама дала мне код. Забыла? - Роман прикоснулся губами к её щеке, поцеловал, провел языком к её уху. - Ты хочешь быть со мной? - прошептал он. - Завтра я улетаю с Земли. Мы можем улететь вместе.
      Марина хотела вырваться из его объятий и забыть обо всем, но она словно окаменела. Тело отказывалось повиноваться, а сердце с каждой секундой билось всё сильнее.
      - Хочу, - прошептала она.
      Её руки коснулось что-то холодное, металлическое.
      - Это прибор, который сможет скопировать данные. Там же запись голоса Сергея Рогова, образец ДНК и все прочее, что поможет тебе открыть сейф. Скопируй данные с носителя и приходи ко мне. Я буду ждать тебя там, где мы познакомились.
      Марина хотела ответить, но сама не знала что. Мысли каруселью кружились в её голове. А потом сильные мужские руки толкнули её на диван. Все, что оставалось Марине, - расслабиться и получать удовольствие.
      
      Диана Рогова выглядела гораздо младше своего мужа. По виду ей можно было дать лет двадцать пять, но Марина знала, что это следствие многих пластических операций. На самом деле хозяйке этого шикарного во всех смыслах дома перевалило за сорок.
      - Как лучше, так, - она провела пальцами по зелёному свободному платью, и то удлинилось, - или так? - Диана сделала еще один жест, и платье стало короче.
      - Первое, - безразлично ответила Марина.
      - А мне больше нравится второе, - усмехнулась Диана. - Но ладно, - она провела рукой и установила длину платья где-то посредине между первым и вторым вариантом. - Какая-то ты сегодня невёселая.
      - Нет настроения, - вздохнула Марина, осматриваясь вокруг.
      Холл особняка тонул в зелени. Пальмы, расставленные по углам, светились легким, приятным для глаза свечением, маленькие кустики рядом с ними шевелились, словно с ними играл весенний ветерок, растущие на полу цветы излучали всевозможные ароматы.
      Но сейчас Марину это не интересовало. Сможет ли она предать подругу? Ради любви, ради денег? Сможет. Наверное, сможет. В конце концов, Диана не имела никакого отношения ни к политике, ни к войне, ни к работе мужа. По сути, это и не предательство. А трясущиеся пальцы и внутренний голос, который постоянно нашептывал "остановись", Марина предпочла игнорировать.
      - Сходим на голопредставление, развлечемся, и тебе станет легче, - усмехнулась Диана. - Пошли.
      "Сейчас. Если действовать, то сейчас, - сказала Марина сама себе. - Сергей на работе, дети с обслуживающим роботом пошли гулять. Дом пуст. Если действовать, то сейчас".
      - Подожди меня в машине, я зайду в туалет, - дрожащим голосом сказала Марина.
      - Что-то тебе совсем нездоровится. Может, обратимся в больницу? Или пусть хоть робот тебя осмотрит? В нем есть медицинская программа.
      - Нет, все хорошо, - натужно улыбнулась Марина. - Подожди меня, я мигом.
       - Хорошо, - Диана направилась к выходу, а Марина, проводив взглядом подругу, метнулась на второй этаж.
      "Нужно всё делать быстро. Как говорил Роман. Как можно быстрее".
      Чувствуя дрожь в коленках, Марина прошла по длинному коридору, окинула взглядом охранного робота. Будь на её месте другой человек - робот моментально пришел бы в действие. Но Диана, её лучшая подруга, запрограммировала охранную систему на распознавание Марины.
      Марина вытащила из сумочки данный ей Романом прибор, прикоснулась им к выглядящей монолитной двери, и та беззвучно открылась. Сейф стоял в углу комнаты. Большой, белый, чем-то отдалённо напоминающий яйцо. Ощущая головокружение, Марина поднесла аппарат к сейфу, тот тихо пикнул, а спустя секунду скорлупа "яйца" расползлась в стороны.
      Вот он, маленький носитель, похожий на кубик льда. Марина направила на него свой прибор, увидела надпись, сообщающую о копировании. На миг в её голову проникла мысль - нужно развернуться и уйти. Оставить всё как было. Но она любила Романа.
      Прибор пикнул, сообщая об окончании копирования. Всё. Путь назад был отрезан.
      
      Марина сразу же узнала машину Романа. Серо-коричневый спортивный мобиль одной из последних моделей ждал её точно в том самом месте. Рядом с парком Булгакова. Именно здесь, на лавочке, они когда-то познакомились.
      Марина с опаской оглянулась и как можно быстрее, сбивая дыхание, понеслась к машине. Дверца перед ней отъехала в сторону, и Марина плюхнулась на мягкое сиденье.
      - Вот, - она протянула Роману аппарат.
      Тот повертел его в руках, вставил в какой-то прибор, посмотрел на его экран.
      - Да, это оно, - сказал Роман, и в этот миг Марина ощутила укол в спину. Мир закружился, потерял очертания, начал стремительно меркнуть.
       "Он обманул меня, сволочь", - было последней мыслью Марины перед тем, как сознание покинуло её.
      
      Марина лежала на столе в комнате с белыми, как летние облачка, стенами, наполненной разнообразными приборами. Она была обездвижена, а её широко открытые глаза не выражали ни единой эмоции. Невысокий бородатый мужчина склонился над ней, прикоснулся ко лбу, там что-то клацнуло, и череп раскрылся. Взгляду предстали разноцветные огоньки, плясавшие в её черепной коробке.
      - Наш робот не справился, - констатировал мужчина. - Придется искать ошибки в её программе.
      - Иван Дмитриевич, но мы же хотели создать робота, максимально похожего на человека! - воспрепятствовал облокотившийся о стену Роман. - Вы сами добивались от неё максимально человеческих реакций, а когда она поступила как человек, послушалась зова сердца, вы говорите, что она не справилась?
      - Нам заказывали робота-друга, - вздохнул Иван Дмитриевич и повернулся к Роману. - Она должна общаться со своим объектом, выполнять функции психолога, гида в незнакомом городе, телохранителя, если понадобится. Но не предавать свой объект! Это ошибка, которую необходимо исправить!
      - Но она поступила как человек! - Роман негодующе взглянул на Ивана Дмитриевича.
      - Она не должна поступать как человек. Она должна его имитировать! А сейчас позови ко мне Светлану Геннадьевну.
      Роман пробормотал что-то про себя, искривился и через раздвижную дверь покинул лабораторию. А спустя пару минут пришла немолодая женщина с связанными в хвост волосами и в очках, которые она носила явно для красоты.
      - Он справился? Роман? - спросила она.
      - Он-то справился, - медленно расхаживая по лаборатории, отчетным тоном говорил Иван Дмитриевич. - Наш робот-шпион сработал отлично. Я же говорил, что единственным путем проверки является схлестнуть двух роботов вместе. Кто-то из них должен был оступиться.
      - Значит, разведка будет довольна, - усмехнулась Светлана Геннадьевна. - Первая партия роботов-шпионов ими уже оплачена.
      - Только есть одно "но", - Иван Дмитриевич поднял указательный палец вверх. - Когда он смотрел на неё, датчик его эмоций горел красным. Он влюбился в неё, а заказчики это явно не поощрят.
      - Влюбился? - удивилась Светлана Геннадьевна. - Он же машина!
      - Да. Я так думаю. Мы же хотели сделать робота, максимально правдоподобно имитирующего человека, поэтому поставили ему эмоциональный чип. Рекомендую послать его в отдел программирования на повторную обработку. Пусть поставят какой-нибудь блок на эмоции.
      Светлана Геннадьевна молча закивала.
      - А её, - Иван Дмитриевич указал взглядом на Марину, - на полное перепрограммирование.

    10


    Эмбер Н-2-О: Водитель для Веры.   7k   "Рассказ" Проза

      Вера открыла дверь со стороны пассажирского сиденья. Через плечо бросила:
      
      - Поезжай.
      
      Машина тронулась и вскоре зеленые насаждения поселка сменили пыльные деревья вдоль шоссе. За окном, нагоняя сон, мелькал апрельский пейзаж. Вера вспомнила, что теперь у нее новый водитель, оглянулась вполоборота. Про себя отметила, что ведет он без рисовки. Все эти щенки любят полихачить, только за руль пусти. От слишком быстрой езды ее укачивало, от нарочито медленной - тоже. Этот новенький вел так, как надо.
      
      Сегодня Верой владело странное настроение - необычно приподнятое для межсезонья. Возможно, дело было в неестественно теплом апреле. Весеннее солнце заливало капот, гладило по щекам сквозь толстое стекло. Теплый асфальт шуршал под колесами, покорно прогибаясь под мощью двухтонной машины. Вера кинула косой взгляд на водителя. Как его зовут? Витя, Ваня? Нет, Вова. Точно - Вова. Володя, значит. Владимир. Она развернулась вполоборота и беззастенчиво уставилась на парня. Вера пару минут глядела на него в упор, потом резко отвернулась.
      Ничего особенного. Курносый нос, кожа бледная, почти прозрачная на скулах, глаза светлые, скорее всего - из-за темных очков не видно. Волосы мышиного окраса, что встречается у подавляющего большинства людей с таким типом внешности. Русые, завивающиеся непослушным вихром на затылке. Вера заскучала, уставилась в окно. Дорога предстояла долгая и по пути нужно было сделать несколько необходимых остановок. Чтобы все провалилось - подумала она. Почему эти вопросы приходится решать ей, непонятно. Занимался бы всем сам - подумала Вера, вспомнив мужа. Ей уже давно перестало казаться странным, что она не может вспомнить его лицо. Перед глазами всплывал мутный, как мыльные разводы по грязной воде, образ.
      
      - К Сливовскому сначала или в офис, Вера Николаевна? - женщина вздрогнула, выдернутая из дремоты голосом водителя. Она услышала вопрос, но смысла сказанного не поняла. Этот голос напомнил ей что-то. Что-то далекое, забытое, скрытое под нафталиновыми слоями событий и лет. Что-то неуловимое, что задело потаенную струну глубоко в душе, отдалось тяжелым, грудным звуком, заставило вибрировать в самом низу живота. Вера обернулась к юноше и уставилась на него изумленным взором:
      
      - Что ты сказал?
      
      - Куда сначала ехать, Вера Николаевна? - прозвучал спокойный ответ.
      
      - В офис сначала поезжай, потом посмотрим.
      
      Веру пробрал озноб. Пытаясь скрыть смущение, поежилась и плотнее закуталась в плотные складки бежевого пальто,. Да что это, в самом деле? - мелькнула мысль и тут же угасла. Глупо задавать себе подобные вопросы, особенно в таком солидном возрасте. В сиреневые двадцать пять - еще куда ни шло. Она уже давно изучила себя и весь диапазон звуков своей души - от самых тонких, едва слышных альтовых струн до громогласно звучащих лидирующих виолончелей. Она знала все тонкости этой игры в поддавки, когда проигравший не всегда оказывается снизу, а победитель может горько жалеть о содеянном долгие годы. Зачем ей это нужно? Еще более глупый вопрос. Ни зачем. Просто так. Как в том мультике, где все дарят друг другу цветы.
      Потому что скучно. Потому что не видела мужской ласки уже почти год - и это при живом муже. Договоренности - такие договоренности. Она не спрашивала, где он проводит вечера, он не задавал вопросов по текущим счетам.
      
      Вера аккуратно скосила глаза и еще раз взглянула на молодого парня. Странная улыбка выпорхнула, затрепетала невесомыми крыльями в уголках рта. Женщина расправила плечи и откинула голову назад, помолодев на добрый десяток лет. Неожиданно лицо ее осунулось. Да что она себе возомнила. Он совсем щенок. Зачем ему престарелая тетка, хоть и богато одетая. Один ее левый сапог стоит столько же, сколько он платит за свою съемную квартиру в год. Ему нужно молодое мясо, а не ее потерявшие товарный вид прелести с плотной прослойкой сверкающих стекляшек. Молодость любит молодость. Притягивает ее, как сильный магнит - железные скрепки и гвоздики. Не надо никаких ухищрений - стоит только оказаться в достаточной близости друг от друга, чтобы в игру вступили эндорфины. И все же, какие у него сильные руки. Не перекачанные в тренажерке, но плотные, упругие. Наверняка, может спокойно носить любые тяжести. Вера мгновенно представила себя, крепко прислоненной к стене, удерживаемой лишь крепкими мужскими ладонями под бедра. Она издала тяжелый вздох и тут же вздрогнула, смутилась.
      Что, если рискнуть? Дикая мысль мелькнула сверкающей кометой и тут же вернулась вновь. Возможно, это ее последний шанс, ее лебединая песня. Вновь почувствовать себя желанной. Не плановым пунктом в годовом списке супружеских долгов, а по-настоящему притягательной, вожделенной. Вера приподнялась и чуть подалась вперед. Ей стало трудно дышать. Она ослабила шелковый шейный платок и откинула назад густые волосы.
      
      - Вам жарко? Включить кондиционер?
      
      - Нет... Да. Да, мне жарко, - женщина говорила торопливо, сбивалась. Опять этот голос. - Лучше открой окно. Вот так, совсем немного.
      
      Свежий весенний воздух ворвался в узкую щель окна, заполнил салон резким визгом шин, перекличкой клаксонов и терпким запахом листвы и бензина. Вера улыбнулась и расслабилась. Да к черту! Гори все синим пламенем. Она обернулась к Володе.
      
      - Заверни в переулок!
      
      Парень кинул короткий недоуменный взгляд, но молча подчинился. Они миновали сумрачный колодец двора и остановились в темной арке - там, где приказала Вера. Она уже не чувствовала смущения. Придвинулась к нему, сняла очки и швырнула куда-то на заднее сиденье. Порывисто прижалась к нему дрожащим телом.
      
      - Вера Николаевна, что вы делаете?
      
      Голос его был все так же бесстрастен, лишь легкая нотка испуга угадывалась в нем. Женщина резко откинулась на сиденье. Какая же она дура. Щеки ее пылали невыносимо, на глаза навернулись слезы. Она дернула головой, густые волосы прикрыли лицо.
      
      - Ничего. Поезжай.
      
      Вера как в тумане завершила все офисные дела, затем заехала к личному юристу и на стройку. Она делала все автоматически, твердым голосом отдавала приказы - выручали профессиональные навыки, наработанные годами. Домой отправились поздно. Плавные линии горизонта залило чернилами. Вера равнодушно следила за дробными линиями придорожных фонарей, уходящих вдаль. Они сливались в плотные бусы, затем превращались в сплошные светящиеся ленты. Машина, выехав за черту города, набирала скорость. Из колонок тихо мурлыкало. Женщина прикрыла глаза.
      Очнулась, когда машина резко остановилась. Вера недоуменно оглянулась - за окном виднелась лесополоса, в приоткрытое окно доносились голоса ночных птиц. Ни звуков скоростного шоссе, ни света фар проезжающих мимо машин.
      
      - Где мы?
      
      Володя молча приоткрыл окно и выбросил недокуренную сигарету. Яркий уголек прорезал темноту светящимся протуберанцем.
      
      - Я спрашиваю, где мы? Что ты делаешь?
      
      Володя не ответил. Вера почувствовала, как крепкая мужская рука ложится ей на затылок. Женщина не поверила - напряглась всем телом, попыталась отстраниться, но губы ее уже покрывали настойчивые поцелуи. Вера почувствовала древесный запах парфюма и терпкий - табака. Она задохнулась волной восторга и послушно подалась вперед.

    11


    Сладкоежка Н-2-О: Как с пользой провести субботу   5k   "Рассказ" Проза

      
      
     Какое чудесное утро. Ранняя осень, второй курс, учёба ещё не напрягает. И так хочется поваляться дома, неспешно заняться накопившимися за неделю... но на уточнение не хватает времени, потому что - я же обещала.
     Я обещала Наде, что потрачу часть своей субботы на поход по торговому центру. Я - Надина моральная поддержка, без меня ей ну никак не выбрать подарок своей маме...
     Я даже не знаю, как согласилась. Нет, сначала я хотела покрутить пальцем у виска и поинтересоваться - неужели я должна с восторгом принять предложение пустить псу под хвост две трети субботы? Своего честно заработанного выходного? Надя сделала жалобное-прежалобное лицо, так что даже слегка позеленела, и стала говорить что-то о моём эстетическом вкусе и интуиции. Получалось малоубедительно. Тогда она выдохнула воздух и с тем же жалостным видом произнесла:
     - А ещё у нас открылся новый ресторан с баром, и там так здОрово и такой вкусный кофе...
     Надя - специалист скорее по пиву, чем по кофе, но эта попытка меня заинтересовать... засчитана.
     - ...И пирожных всяких - завались!
     Да ну? В баре при ресторане пирожные? Да ещё богатый выбор?
     - Мы только выберем подарок и пойдём в бар...
     Враньё, подкуп и шантаж, - убеждённо констатирует мой внутренний голос.
     - Я ставлю, - добавляет Надя и смотрит на меня честными серыми глазами.
     Да?! А вот это уже что-то новенькое. Сколько мы дружим, то есть лет семь или восемь, именно я покупала ей то бутерброды в школьном буфете, то общие тетради, когда она их забывала, то пиво к сигаретам и сигареты к пиву...
     - И сколько чего ты ставишь? - обретаю я дар речи.
     - Два пирожных! Любых два пирожных! Они там знаешь, вО какие! - Если верить Наде, каждое пирожное размером 15 на 20 см.
     - Одно пирожное и одно кофе, - перестраховываюсь я.
     Понятно, что кофе мужского рода, но не буду же я умничать с лучшей подругой.
     - Да! Договорились! Ты меня выручила!
     Надо было попросить два пирожных, думаю я, наскоро причёсываясь. Хотя вдруг там пирожные несъедобные? Хм, хороший вариант - чтобы Надя оплатила мне дорогу в город и домой, но это как-то мелко...
     В сумке у меня самое необходимое: поллитровая бутылка чистой воды и маленькая прогулочная клетка с чёрно-белым крысиком. Я готова к многочасовому походу по супермаркету. А на обратном пути выгуляю Витюню, мальчика такого хвостатого. Его подарил мне Олежка, который служит на Северном флоте.
     К моему удивлению, подарок мы выбрали всего за полтора часа. Подарков, как таковых, было несколько: необыкновенный фен и средства по уходу за волосами. У Надиной мамы совершенно роскошные волосы, жаль, она редко позволяет себе пышные причёски. Ещё всегда говорит что-то на тему "лохматость повышенная".
     И мы пошли в кофейный подвальчик. Бар при ресторане.
     Интерьер там был действительно красивый. И кофе вкусный.
     Но.
     Там не было ни одного пирожного.
     Всё, что лежало на витринах - и то, что моя подруга Надя, известная любительница пива под сушёную рыбку или под орешки, называла пирожными, - это было всего лишь бисквитными рулетами.
     Унылые бисквитные рулеты, сплошное тесто с минимумом начинки, сверху украшенное узкой полоской крема с мармеладными шариками.
     Это было несъедобно даже на нюх.
     Я выпила две чашки кофе с двойной дозой сахара. За Надин счёт. Вкусный кофе. Но дома у меня ещё вкуснее.
     А из клетки высовывал розовый нос и розовые пальчики Витюня. Которого Надя кормила слабосолёным арахисом.
     К нам подходил официант, он же бармен, оживлённый и энергичный, но не в моём вкусе. Похоже, они были знакомы с Надей. Я оставила их поболтать и пошла мыть руки, липкие от сладкого кофе.
     Вернулась, мило улыбнулась, подхватила клетку с Витюней, и мы ушли.
     Ещё не хватало, чтобы в конце такого с пользой проведённого дня я опоздала на субботний сериал.
      
      
     - Ну как?
     - Ну нормально. Красивая у тебя подруга, только чего она такая кислая?
     - Ну... устала, может. Ты видел, как она кофе пьёт? С закрытыми глазами.
     - Я же надеялся, что ты нас познакомишь. Пообщаемся.
     - Откуда я знала, что она так устанет? Ты не представляешь, сколько всего должно было совпасть. И чтобы ты работал в выходной, и чтобы ей не нужно было какой-нибудь доклад писать. Она же бывает или в универе, или в библиотеке. Или дома. С фотографией Олежки под стеклом. Как бы я вас познакомила?
     - Ладно, не переживай. Зайдёте ещё.
      
      
     - Заходите ещё, - добавил бармен-официант с широкой и даже искренней улыбкой, когда мы направились к выходу по широким ступенькам.
     
     
     А диалог этих двух хитрецов мне потом Витюня пересказал. Он же там на подоконнике стоял, в клетке, всё слышал и всё запомнил. Не верите?
      
      

    12


    В. Н-2-О: В прошлом веке   8k   "Рассказ" Проза

       История, приключившаяся с Зиновием в последний год уходящего столетия, ему запомнилась надолго. А всё потому, что ситуация тогда сложилась, прямо сказать, водевильная. Эдакое комичное положение её участников и Зиновия, в частности. Вот только от игровой сцены в спектакле, происшедшее с ним, к сожалению, отличалась грустной подоплёкой вполне реальной жизни...
       Из Бостона в Херсон Зиновий и Светлана отправились навестить родные могилы. Опять таки, с немногочисленными близкими знакомыми, оставшимися в городе, повидаться. Да и сынишке Олегу хотелось показать край его предков. По вечерам Зиновий и его жена просиживали на традиционных застольях, устраиваемых в их честь, а днём, пока Светлана проводила досуг с подругой, он частенько бродил по улицам вдвоём с Олегом. Вроде как знакомил сына с городом и его историей, а на самом деле с упоением окунался опять в свое прошлое. Во время одной из таких бесцельных прогулок Зиновий и столкнулся с сокурсником по университету - Димкой. В годы студенчества они даже приятельствовали. Потом их пути незаметно разошлись, но факт отъезда Зиновия за границу для Димки не остался секретом. И хоть, Херсон - город отнюдь не маленький, и там в определённых кругах слухи циркулируют, как в провинции, обрастая домыслам, выдаваемыми сплетниками за животрепещущие подробности.
       - Зиня! - искренне обрадовался Димка, - никак к нам в гости из Штатов пожаловал?
       - Да, - Зиновий, смущённый неподдельным радушием давнего товарища, тоже испытывал удовольствие от негаданной встречи, - Вот вместе с сыном приехал.
       Постояли, потрепались и Димка, пожелав расспросить побольше о подробностях обустройства быта соотечественников в Америке, не замедлил пригласить Зиновия к себе на ужин.
       - Посидим, раздавим пузырёк, потрындим. Уверен, что и моей Леночке будет любопытно пообщаться с полпредом неведомого нам мира. Не каждый же день доводиться беседовать с настоящим американцем. Так что, дорогой, завтра непременно ждём.
       Отказывать Димке, сославшись на неудобство столь спонтанного визита, Зиновий не собирался. Наоборот, и ему было чрезвычайно интересно послушать о житье-бытье своего бывшего коллеги в новых условиях. Ведь не эмигрируй он в начале девяностых и тоже пришлось бы как-то устраиваться, подобно всем остальным. Никто из знакомых в Херсоне особо не преуспел - не стал ни олигархом, ни просто состоятельным человеком. Да и Димка не выглядел обласканным фортуной, баловнем судьбы.
       Наверное, не обнаруживший даже малейшего признака его процветания, Зиновий на следующий день решил по пути к Димке прихватить с собой пакет с дорогими деликатесами. Колбаски там сырокопчёной прикупить, балычка посвежее, икорки и прочего былого дефицита, доступного теперь горожанам по ценам, явно не вписывающихся в бюджет среднего потребителя. Да и жена одобрила его план - чем идти в гости с какой-то ерундой, лучше принести качественные продукты, которые любой хозяйке пригодятся. Набрали всякой всячины и Зиновий лишь волновался, чтобы гастрономическим подношением, не дай бог, не оскорбить товарища. Гостинцы Димке вовсе не показались неуместными или, тем более, обидными, но его крайне смутило появление у себя в доме Светланы. Зиновий уже очень скоро прочувствовал как тот невероятно сконфужен и терялся в догадках по поводу столь необъяснимого замешательства приятеля.
       - Ну и где твоя драгоценная половина? - шутливо-недоумённо спросил он, - кому прикажешь вручить продуктовый набор?
       - В парикмахерской, - рассеянно ответил Димка, не удосужившийся обстоятельно разузнать только ли с сыном Зиновий прибыл в Херсон. Потому и досадовал на собственное недомыслие, вылившееся сейчас в глупейшее положение.
       "...Идиот, - ругал себя Димка, уже представляя реакцию Леночки и её уничижительные комментарии наедине, - так непростительно влипнуть. Ох, и до чего ж неудобно. Пожалуй, что теперь не выкрутиться..."
       - С минуту на минуту должна быть. Давай пока по стопарику, - предложил он, пытаясь разрядить возникшую неловкость. И, не дожидаясь согласия, метнулся в кухню за рюмками. Светлана, полагая, что двум мужикам вероятно захочется вспомнить приключения их холостой жизни, прошла на балкон. И сына с собой увела, стоило Димке вернуться с зажатыми в руке между пальцев рюмками и с запотевшей бутылкой водки в другой. Пока он разливал, в передней хлопнула входная дверь.
       - А вот и Леночка, - воскликнул Димка наигранно-весело и по непонятной Зиновию причине уже стушевался вконец. Потом, пробормотав что-то невразумительное про радость от их встречи, он залпом выпил и как-то обречённо вздохнул.
       Леночка, очевидно, пришла домой не одна. В прихожей послышались голоса переговаривающихся между собой женщин, и через минуту на пороге центральной комнаты возникла Димкина супруга с причёской а-ля Барбара Стрейзанд. Из-за её плеча в проёме двери кокетливо выглядывала очень похожая на Леночку особа - наверняка, родная сестра. Зачем она здесь Зиновий сообразил сразу. Уж слишком Леночкина спутница приветливо улыбалась, словно приглашая к тесному знакомству, которое может быть продолжено мужчиной так, как ему того захочется. Одета она была достаточно провокационно: глубокое декольте тонкой, облегающей тело блузки, подчёркивало привлекательность её отнюдь немаленькой груди, а узкую юбку, чуть ли не трещащую по швам, распирали аппетитные бёдра.
       "...Хорошие сиськи, - отметил про себя Зиновий, вдруг развеселившись от пикантности ситуации, - и попа. Нечего сказать. Экие интернациональные сокровища. Однако, похоже, что я именно тот самый счастливец, кому их демонстрируют не без цели. Уж не хотят ли меня соблазнить?.."
       - Жанна, - не давая опомниться, представилась эта фигуристая красотка. В её голосе прозвучала не эфемерная надежда заполучить заокеанского кавалера в качестве потенциального жениха, но абсолютно твёрдая уверенность уложить Леночкиного гостя сегодня же вечером к себе в постель. Жанна была немолода. Лет под сорок - сорок пять, что вовсе не помешало ей, как нецелованной девочке, жеманно потупить взор. В какой-то момент Зиновий даже пожалел, что он здесь с женой, настолько им овладело искушение последовать минутному сумасшествию. Пленительные формы, рядом стоящей, а главное, беспорно доступной барышни у него вызвали нервную дрожь и пробудили отчётливые ассоцииации. Эти сладкие мысли из области сексуальных фантазий верного супруга при виде другой женщины, готовой отдаться без долгих уговоров, его даже немного расстроили. Он вожделённо посмотрел на утонувший в между грудей тонкий золотой крестик и в глубине души облизнулся, представив с каким удовольствием обхватил бы ладонями это увесистое богатство.
       Жанна подняла глаза, словно заранее дозволяя прижаться к себе и спереди и сзади, чтобы обласканный ею мужчина, переполненный восторгом, ощутил каждым сантиметром кожи все её выдающиеся прелести. Сердце Зиновия учащённо забилось и он, подобно перезрелому девственнику, у которого лопаются мозги от желания, почувствовал дурманящее возбуждение. Непреодолимое и неукротимое, как струя воды из пожарного гидранта, но, увы, бесполезное и мучительное по причине недоступности объёкта его обострённо-болезненного внимания. Секундный эротический туман, плотный как тяжёлый шёлк и такой же мягко обволакивающий, перехватывающий дыхание до экстазического обморока, рассеяла Светлана. Она, ничего не подозревавшая, ступила в комнату с тёмного балкона, враз остудив закипающую кровь у ошалевшего Зиновия. У Леночки же, а, особенно, у Жанны при её появлении в момент разочарованно вытянулись лица, словно у советских покупательниц в универмаге, перед носом которых закончились заветные австрийские сапоги. Димка от стыда был готов провалиться сквозь землю - уж слишком недвусмысленным оказалось присутствие Жанны.
       Судя по её безупречно уложенным волосам, она тоже посетила парикмахерскую. Вместе с Леночкой. Как неверное, и в маникюрном кабинете провела часок-другой. И дорогим лосьоном для тела, припасённым для подобной оказии, воспользовалась, не поскупившись. Короче, основательно почистила пёрышки, собираясь достойно преподнести себя - незамужнюю женщину, в самом что ни на есть лучшем виде одинокому мужчине с ребёнком, приехавшему погостить из Америки...

    13


    Пикап H-2-O Соблазнение   7k   "Рассказ" Проза

      Соблазнение
      
      Телефонный звонок прозвенел резко и пронзительно. Так звучит только межгород.
      Милка замерла, бросила полотенце на кухонный стол, подошла к аппарату. Руки непроизвольно задрожали.
      - Алло, - взяв трубку, произнесла она хрипло.
      На том конце провода ответили не сразу.
      - Это квартира Саниных. Мне нужен Семён Львович.
      Милка ахнула, прикрыв рот рукой, и почти шёпотом спросила:
      - Зойка, ты?
      - Я.
      - Ты где?
      - Далеко... - Но тут Зойка, видно, узнала подругу. - Милка? Что ты у нас делаешь? Где отец?
      - Отец! - Милка уже пришла в себя и не шептала, а орала во весь голос. - Да как ты смеешь его так называть! Ты, которая его никогда не ценила! Ты, которая сбежала, уехала и ни разу ему не позвонила! А он переживал! Места себе не находил! Всю полицию на ноги поставил!
      - Мил, я звонила...
      - Заткнись, ты! Бесчувственное животное. У тебя нет сердца. А Семён. Он такой замечательный, добрый и...
      - Что ты делаешь в моём доме? - жёстко повторила Зойка.
      - В твоём доме? - выдавила Милка, отчётливо выговаривая каждое слово. - Это уже не твой дом. Поняла. Ты умерла для нас. И не вздумай вернуться, я тебя со света сживу. Семён мой, и я не собираюсь его тебе отдавать! - Милка в сердцах бросила трубку.
      Неужели столько усилий пропадёт даром. Если Семён узнает, что Зойка жива, он снова примется её искать. Этого нельзя допустить! Он всё ещё ждёт, что она вернётся. До сих пор во сне шепчет её имя. Нет! Милка будет бороться за свою любовь.
      Что она видела в своей жизни. Отцовский ремень. Печальные глаза матери, которая жалела её, но никогда (ни разу!) не встала на её защиту. Насмешки девчонок, которые нередко становились свидетелями её позора. Грязные приставания парней.
      Зойка Семёну неродная дочь. Тётя Нина вышла второй раз замуж, когда дочка пошла в восьмой класс и девчонка с первых дней возненавидела своего отчима. Что бы тот не сделал, она всё переворачивала с ног на голову. Ругает за плохие оценки, строго с ней разговаривает - значит, зверь, подонок. Если по-доброму - пытается завоевать доверие. Если купит какой-нибудь подарок - подлизывается, хочет хорошеньким перед матерью казаться.
      Милка же, сидя по-турецки на её кровати, и раскладывая очередной пасьянс, постоянно вздыхала: "Дура ты, Зойка. Не понимаешь своего счастья. Если бы мне такой отчим достался. Да я бы его... я бы его... боготворила. А ты - дура!"
      Только у Саниных она чувствовала себя легко и свободно. Помнится, её очень удивила просьба Семёна приглядывать за Зойкой. Но деньги никогда не бывают лишними и она согласилась. И не пожалела. Зойка оказалась неплохой девчонкой, никогда не смеялась над ней и даже жалела и часто выгораживала.
      А вскоре пришла любовь к Семёну. Как трудно было Милке сдерживаться, когда подруга хаяла и ругала её возлюбленного. Внутри вся горя от праведного гнева, Милка с жаром, доказывала Зойке, какой Семён хороший.
      Потом смерть тёти Нины.
      После похорон Зойка стала замечать недвусмысленные взгляды отчима в свою сторону и поделилась своими подозрениями с Милкой.
      И даже тогда Милка ещё пыталась, упрятав чувства глубоко - глубоко на дно своей души, помочь Семёну. Она видела, что Семён любит эту стерву, плакала ночами в подушку, но уговаривала Зойку посмотреть на Семёна по-другому.
      - И чего ты паникуешь? - говорила она, недоуменно пожимая плечами, покусывая колпачок шариковой ручки. - Семён тебе неродной. Инцеста не будет. Живи, да радуйся, что повезло. Я бы счастлива была, - Милка томно вздыхала и закатывала глаза. - Дура ты, Зойка. Определённо - дура. Восемнадцать скоро, а ума - как у младенца. Подумай. Семён для тебя - лучшая партия. Мужик работящий, непьющий почти. Нестарый ещё - он же младше твоей матери лет на десять. Будешь как сыр в масле кататься.
      А когда однажды, возвращаясь ночью с очередного свидания, Милка увидела тоненькую фигурку с огромной сумкой на плече, она поняла, что судьба даёт ей в руки шанс. Убедившись, что Зойка села в поезд, окрылённая, она помчалась домой и впервые за много лет уснула счастливая.
      Конечно, Милка очень волновалась, когда Семён, узнав у кассирши номер поезда, вагон и место назначения, куда направилась Зойка, бросился ей наперерез на самолёте. Но подруга сошла на какой-то промежуточной станции и проводница не смогла вспомнить, на какой. "Я удивилась, но значения не придала, - заявила она Семёну. - У меня других забот хватает".
      Семён вернулся похудевший, осунувшийся и злой. Милка взяла отпуск, и всё своё время посвятила ему. Сначала она просто поддерживала его морально. Внимательно слушала его стенания, уговаривала, жалела, говорила то, что он хотел услышать: "Зойка вернётся. Она же неприспособленная к жизни, помыкается и вернётся под родное крыло". Даже по просьбе Семёна скрепя сердце, написала Зойке сообщения во всех социальных сетях. Милка шестым чувством понимала, что скажи она хоть одно плохое слово о Зойке и Семён её выгонит и из дома, и из его жизни, а она не собиралась отдавать завоёванное.
      Отец, узнав, с кем она завела шашни, больше за ремень не хватался, да и вскоре Милка совсем перебралась к Семёну и когда Зойка, наконец, позвонила, оказалась на месте и Семёну про звонок не сказала. "Время лечит, - думала девушка. - Зойка далеко, а я рядом. И я сделаю всё, чтобы он забыл эту прошмандовку".
      Это она, а не Зойка, крутилась как белка в колесе. Наводила порядок в доме, готовила, стирала. Посадила в теплице огурчики, помидорчики, лук, зелень всякую. Помогала Семёну в магазине. Однажды, когда он пришёл домой пьяный, она уложила его в кровать и, раздевшись сама, легла к нему под бочок. Он взял её грубо, без ласк, а она плакала от счастья.
      
      "Я не дам ей разрушить мою жизнь", - думала девушка.
      - С кем это ты так грубо разговаривала? - спросил, вошедший только что, Семён. Милка похолодела: "Что он слышал?"
      - Да так, по магазину.
      - Опять Петухов долг не собирается отдавать? Ты не встревай в эти дела. Я с ним сам разберусь.
      Девушка кивнула. "Кажется, пронесло".
      - Мой руки, дорогой. Голодный, небось. Я курочку потушила и картошечки нажарила.
      - И как ты всё успеваешь, хлопотунья моя. - Семён тихонько шлёпнул девушку по попке.
      Она взвизгнула и довольная помчалась на кухню. Через полчаса, подперев щёку рукой, глядя, как её любимый наворачивает курочку с картошечкой, зелёным лучком со своего огорода и солёными огурчиками, она решилась задать давно мучивший её вопрос:
      - Может, мы распишемся? - и затаила дыхание ожидая.
      Семён посмотрел ей в глаза и сказал:
      - Ну, если хочешь, пошли. Завтра, с утра. Марковна нас быстро распишет.
      
      "Вот и всё. Упустила ты своё счастье, Зойка, упустила!" - думала Милка, выключая свет, и ложась под одеяло к Семёну.
      

    14


    Voice Н-2-О: Ангел   5k   "Рассказ" Проза


    Ангел

      
       - Доброй ночи всем, кому не спится. С вами снова программа "Полуночник" и я, ее ведущая, Алла Долматова, - раздался из динамика томный голос. ОН до упора крутанул ручку регулятора громкости старенького радиоприемника и откинулся на подушку. Голос зазвучал громче.
       - И у нас есть первый дозвонившийся. Доброй вам ночи...
       - Здравствуйте.
       - Откуда вы?
       - Из Санкт-Петербурга.
       - Привет северной столице. Как вас зовут?
       - Михаил.
       - Очень приятно, Михаил, кому будете передавать приветы?
       - Да, собственно, всем, кто не спит.
       - Прекрасно, что будем слушать?
       - Можно поставить Sade `No Ordinary Love'?
       - Конечно, специально для Михаила из Санкт-Петербурга и всех, кто не спит в этот поздний час, Sade `No Ordinary Love'.
       Когда донеслись первые аккорды песни, ОН тяжело вздохнул и прикрыл отяжелевшие веки. Большой пышущий жаром шар заливает безжалостным светом все вокруг. От раскаленного желтого песка поднимается марево. Потные руки сжимают ствол автомата, слезящиеся от напряжения глаза безуспешно вглядываются в окружающий однообразный пейзаж.
       - Сидеть тихо, - цедит сквозь зубы комбат.
       Они настороженно ждут, от неизвестности скручивает внутренности, пот ест глаза, во рту пересохло. Смерть где-то здесь, рядом, среди бесконечного песка, она в воздухе, которым они дышат, в страхе, струящемся изо всех пор, в застывшем лице комбата. ОН - один из многих, многих других, таких же молодых и неопытных, не желающих верить в реальность происходящего. Их вырвали из привычной, безопасной жизни, привезли сюда, в страну с удушающей жарой и унылым пейзажем, дали в руки автомат и сказали: "Стреляй, если не убьешь ты, то убьют тебя". Это все странно, нереально, так непохоже на их привычный мир, это просто не может быть правдой. Да, не может. ОН вздохнул с облегчением и даже тихо рассмеялся. Сейчас ОН сильно зажмурится и проснется в родном уюте дома, окунется в привычную жизнь. Все еще улыбаясь, ОН открыл глаза и тут же зажмурился вновь. "Нет, нет, я не хочу, не хочу", - захотелось крикнуть изо всех сил, изрыгнуть из себя этот парализующий страх.
       - Твою мать, - взревел комбат, раздались выстрелы. - Вперед!
       Кто-то толкнул его в плечо, ОН широко распахнул глаза. "Не может быть, этого просто не может быть". Впереди, перед глазами замелькали широкие, обтянутые защитной формой плечи в подтеках пота, прямо перед ним возникло разъяренное лицо комбата.
       - Ты зачем орал, идиот? Встать, - рявкнул, перекрикивая звучащие то тут, то там автоматные очереди. ОН неуклюже встал, размял затекшие ноги. - Вперед, я сказал.
       И ОН рванул вперед, догоняя товарищей, по-прежнему сжимая потными ладонями бесполезный автомат. "Нет, нет, я не хочу, не хочу", - пульсирует в воспаленном мозгу мысль. Он бежит бесцельно, бессмысленно, сапоги увязают в песке. Жарко, невыносимо жарко, дыхание сбивается, пот заливает глаза, но он продолжает бежать, наблюдая все происходящее со стороны, как будто в замедленной съемке. Пули впиваются в землю, взметая фонтанчики песка. Среди стрекота автомата можно различить крики боли. Высокий парень, с которым они вместе сидели за столом, кажется, Сережа, неловко поднял руку, собирая на лету мозги, пока не рухнул, как подкошенный, на землю. Их ряды заметно поредели, но они продолжают свой бег, пытаясь добраться до бархана, из-за которого огрызаются пулеметы. Они бегут, оставляя за собой неподвижных или извивающихся в агонии товарищей. Все как в плохо снятом фильме, это не может, просто не должно быть правдой, но автоматы продолжают стрелять, собирая зловещий урожай из распростертых на песке тел. "Нет, я не хочу, не хочу".
       - И у нас новый дозвонившийся, представьтесь, пожалуйста.
       Ангельский голос вырвал его из кошмара, оставив лежать задыхающегося на узком матрасе. ОН хватает ртом воздух, майка насквозь промокла от пота.
       - Да, Марат, очень рады вас слышать.
       "Ангел, этот голос может принадлежать только ангелу". ОН провел шершавой ладонью по лицу, стирая с него пот. Кошмар, один и тот же кошмар, бесконечное множество лет, бесконечное множество ночей. ОНА, только ОНА может его спасти от самого себя, исцелить его раны, излечить душу. Только ей это по силам. Кто-то там, наверху, послал ее в утешение.
       - Спасибо, - произнес он одними губами и невольно посмотрел вверх, хотя давно разуверился в его существовании, сразу после той кровавой бойни, в которой ему посчастливилось выжить. То, что он замешкался на какое-то время и спасло ему жизнь. И вот сейчас ОН поверил в него снова, ведь ему был послан ангел, ангел в женском обличье. Только у ангела может быть такой голос, зовущий, искушающий, эти чарующие, божественные звуки бальзамом ложатся на его иссушенную душу. Его ангел-хранитель спустился с небес, чтобы дать долгожданное отдохновение, подарить частичку тепла. Должно быть, такой голос у мамы, мамы, которой ОН никогда не знал. Хочется впитывать его бесконечно, припасть к нему как к источнику и пить, пить, пока не насытишь свою жажду любви и тепла. Рука привычно потянулась к тумбочке за таблеткой. Без них ОН не может спать, а, приняв две, проваливается в пучину небытия, в тяжелый наркотический сон без сновидений. Но теперь ему не нужны таблетки, теперь у него есть ангел. Его персональный ангел. Скоро ОНА будет с ним, скоро... ОН забросил пузырек с таблетками в дальний угол и улыбнулся.
      
      
      
      

     Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список

    Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"