| | |
| 3F#ck_to_real
Шейн
Перкуссия рюмок и кружек растворяется в кашле некурящих девочек, которым приходится вдыхать дым уставших дальнобойщиков и юристов; стаккато бессвязных фраз и акцентированное возмущение одного из посетителей.
Дуэты, трио, квартеты. Все они вплетают дискуссии в тяжелый воздух шумного бара. Только Шейн заливает надежду в своей собственной тишине. Каждые пять минут он клянется покинуть заведение, а потом вновь уговаривает себя остаться и заказывает пинту "Будвайзера". Когда-нибудь Маргарет придет. Но, видимо, не сегодня.
У самого выхода он бросает двадцатку в шляпу, лежащую на пианино, и получает в спину хриплое "спасибо". Слепой чернокожий старик - единственный источник настоящей музыки в этой дыре.
Бредя по тротуару, Шейн чувствует, что острые капли ноябрьского дождя пробивают его текстильные доспехи. Он прячется под козырьком на остановке, бросает букет на скамейку и садится. Музыка в наушниках отвлекает от обиды, кислотой выжигающей обманутые ожидания. Шейн не знает, прошел ли его автобус. Он мог бы проторчать здесь целую ночь, наблюдая за тем, как ветер срывает все до единого лепестка с охапки красных хризантем. Мог. Если бы не девушка, подсевшая рядом. Она прячет телефон в сумке и улыбается никому.
Озвучивая свое имя, Шейн протягивает букет, будто не замечая удивления новой знакомой.
Рей
Чем хуже инструмент служит замыслу, тем громче Рей мычит, пытаясь собой вытянуть двенадцатый этюд Шопена. Он почти закончил, руки высекают последние аккорды. Точка. Рей тянется к трилби, но его кто-то опережает, бросая купюру в головной убор.
- Спасибо.
Благодарность утопает в себе, замыкается на молчании и тающем аромате хризантем.
Кто-то слушал его. Эта мысль скрасит недолгое, но всегда тревожное, путешествие к дому, где уже возле двери сидят глухие коты, способные любить лишь на голодный желудок.
Мокрый асфальт звучит иначе. Мимо проносятся невидимые седаны, а Рей ждет, когда их моторы наконец заглохнут, чтобы он смог перейти последнюю дорогу.
"Не найдется мелочи?"
"...главную роль..."
"Меня зовут Шейн..."
У людей, что позади, свои проблемы, которые заземляются под аккомпанемент случайного удара. Диссонанс битого металла накрывает оглушающим облаком напуганного Рея.
Люси
- Да, мам. Репетиции начнутся с понедельника. Да!
Пробы никогда не проходили столь удачно.
- Всё, приеду домой - расскажу! Не хочу намочить телефон. Целую!
Люси знает, что "Ромео и Джульетта" - проститутка театральных кругов. Но, если ты получаешь главную роль, не имеет значения, сколько режиссеров испоганило бессмертный сюжет. Впереди - софиты и почитание, рецензии и новые клише.
Счастливая пухлощекая Люси смотрит на пожилого мужчину с тростью и, сама того не замечая, улыбается. Фантазия мягко отравляет первыми интервью, бюстом Лоуренса Оливье, но в тот же момент находит антидот в обаянии незнакомца с букетом неизвестных цветов.
- Меня зовут Шейн. Это - тебе.
Наверное, Люси отнеслась бы с подозрением к подобному флирту. Наверное.
Кортни
- Не найдется мелочи?
Увлеченная беседой по телефону, девушка даже не обратила внимания на вопрос Кортни, которая прижалась спиной к остановочному павильону и закурила. Последняя сигарета. Еще пару затяжек, и Кортни вновь бросит дурную привычку. Чтобы убивать себя, нужны деньги, которых у нее нет.
Говорят, на другом конце города есть роскошная ночлежка. Даже бристольский картон не сравнится с самой дешевой раскладушкой того приюта.
Слишком молодая, чтобы пить. Слишком зеленая, чтобы думать.
- Нихрена вы не понимаете.
Если бы приемные родители оказались рядом, она бы так и сказала.
- Нихрена вы не понимаете.
И попросила бы мелочи на проезд. Все вокруг думают, что Кортни не может позаботиться о себе.
- Как же...
Скрежет рваных бамперов и лопнувших капотов, пробивающих павильон. Все вокруг будут говорить, что предупреждали Кортни.
***
- Сколько?
- Шесть.
- Как все произошло?
- Тот черный "Ровер", похоже, проскочил на красный, влетел в "Лачетти", которую несколько раз перевернуло и швырнуло на остановку.
- И так каждый день.
Фрэнк Сойер
Фрэнки сидит на диване в гостиной и представляет лицо Маргарет, забывшей телефон на журнальном столике.
"Жду тебя в "Марвел", 19.00, Шейн".
Лживое недоумение?
Маргарет выходит из душевой, теребя полотенцем влажные волосы, и делает вид, будто ее не трахает какой-то сопляк.
Взвешенное равнодушие?
Она замечает свой мобильный в руке мужа и замирает.
- Фрэнк, - броская паника, - это не то, что ты думаешь...
Но теперь Фрэнки не думает, он бьет Маргарет, чтобы самому встретиться с Шейном, минуя красные сигналы светофоров на пути к пяти неудачникам, которые ждут своей очереди заговорить или исчезнуть.
|
Зайка Зайцы бывают разные 5k "Рассказ" Проза
-- В нашей стране обитает четыре вида зайцев: заяц-беляк, русак, заяц-толай, или песчаник, и маньчжурский...
Студент-практикант увлечённо рассказывал об индивидуальных особенностях каждого вида зайцев, ученики делали вид, что внимательно слушают, а завуч лучезарно улыбалась - не поймёшь: то ли поощрительно, то ли ехидно-снисходительно.
Уроки второй смены закончились поздно. Юра рысцой бежал по темным улицам, подняв воротник. Денег на трамвай не было. Пронзительный ветер не считал курточку за помеху, пробирал насквозь и закручивал вокруг ног позёмку, стараясь сбить с курса.
Дома ждали жена и двухмесячный сын - первый мальчишка на их курсе, до этого шесть девочек-мокрощелок было. Ох! И погуляли же, когда он родился! До сих пор не понятно, почему так расстроилась жена, когда привёз её из роддома. Вся группа в наличии, стол накрыт, шары надули, кричалки придумали, а она... в самый разгар прижалась на кухне с мокрыми глазами:
-- Пусть они уйдут, Юр...
Перед ребятами неудобно -- уходили с насмешливыми ухмылками: мол, и ты подкаблучник!
***
Жена обняла тёплыми руками и кивнула в комнату:
-- Вон Митька тебя дожидается, говорит, за стипендией надо ехать, а сам - в зюзю! Уснул, пока ждал.
-- Да, сейчас поедем. Есть чё-нть перекусить? Как сын? -- Юра ел и с гордым удовольствием слушал рассказ жены, как мальчик спал, кушал, сколько намочил пелёнок.
-- Ну, всё, побежал! Только полушубок надену и валенки: холодно на улице. Митька! Вставай! Поехали! -- он растолкал однокурсника, и они ушли.
До общежития, где жила выдающая стипуху староста группы, надо было ехать на автобусе. Деньги у Юры закончились ещё позавчера, и вялый спросонья Митька платить тоже, видимо, не собирался. Ну, и ладно, может, прокатит по вечернему времени!
Когда зашли контролёры, Митька встрепенулся, достал из кармана мелочь, протянул руку к автомату, пытаясь высыпать её в прорезь и открутить билеты. Но тут же был схвачен за руку:
-- Куда? Попались, длинноухие! Вовремя надо билеты брать! -- толстая визгливая контролёрша решила убить двух зайцев одновременно: выполнить план по безбилетникам и заодно отомстить миру за холодную постель и одиночество.
-- Да что вы, женщина, разоряетесь, мы же не против, не успели просто, -- пытался возразить Юра, Митька согласно кивал, но контролёрша уже набирала обороты, которые трудно чем-либо остановить.
Она победоносно оглядела салон, приглашая в свидетели пассажиров:
-- Вот какая нынче молодежь пошла! Халявщики и пропойцы! Водитель! У милиции тормозни: там с ними разберутся!
Студенты попытались отжать двери и выскочить на ходу, но тётка вцепилась крепко и не успокоилась, пока с рук на руки не передала их наряду милиции.
***
Жена заволновалась, когда через два часа, как обещал, Юра не пришёл. Беспокойно кричал всю ночь ребёнок. Измученная бессонной ночью и тревогой за мужа, Таня задремала под утро. Подскочила от пронзительного звонка в дверь.
У порога стоял Митька. Виновато улыбаясь, задал глупейший вопрос:
-- А где Юрка?
-- Как где? Вы же с ним вместе вчера...
-- Значит, в тюрьме, - обречённо сказал однокурсник мужа.
-- Что? Да говори толком! Что случилось?
-- Потом расскажу. Давай бутылочки, на молочную кухню сбегаю, пока не закрылась.
Таня молча протянула Митьке сумку с бутылочками.
***
Митька, хоть и поддатый, в драповом полупальто -- вид имел интеллигентный, а гусарскими усиками слегка походил на Лермонтова, и его отпустили сразу, хотя он и порывался оказать пьяную солидарность. Юру, в поношенном овчинном полушубке и валенках, посчитали подходящей кандидатурой.
-- На молочную кухню утром сходи, -- успел попросить он Митьку, и его увели.
В комнате без окон и дверей к ночи набилось человек двадцать разномастных обитателей. Кто-то матерился, выражая протест, кто-то горланил песни, кто-то мирно беседовал -- жизнь продолжалась.
Расстелив полушубок на полу, Юра попытался уснуть.
-- Клок! Опять у кого-то лопатник подрезал!
-- Не успел. А ты снова пьянчуг шмонал? Ну и как, удачно? Впрочем, о чём это я? -- Коль здесь повстречались, -- сквозь дрёму слушал он разговор старых знакомых.
-- А ты за что в обезьянник угодил? -- нависла над Юрой мерзкая рожа.
-- Без билета ехал на автобусе -- за стипендией, -- ответил Юра и вежливо спросил:
-- А не подскажете, когда нас отсюда выпустят?
-- Студент значит, -- хмыкнул мужик. -- И что, тебя сюда - за шесть копеек? -- не поверил он. -- Во, времена пошли: за шесть копеек человека - в зоопарк сажать! Когда выпустят? Так по-разному... Зайцев обычно пятнадцать суток держат, -- загоготал он.