Кэти чувствовала напряжение в Гордоне Доулинге рядом с ней, и это беспричинно раздражало ее. Ради Бога, они всего лишь собирались в Лондон. Он начал хмуриться, когда пейзаж сменился с холмистой сельской местности зеленого пояса на вызывающий запор беспорядок внешних пригородов, и хмурость стала глубже, а его нос нервно подергивался по мере того, как они продвигались дальше в южный Лондон. ‘Ты часто бываешь в Лондоне?’ - спросила она в какой-то момент, и он ответил односложно: ‘Один раз’. Это было невероятно. Он провел всю свою жизнь в южных графствах и был в Лондоне только однажды.
Что действительно раздражало ее, так это то, что она тоже становилась раздражительной. Вероятно, она совершила ошибку, выбрав дорогу категории В, ведущую через всю страну в Вестерхэм. Она сделала это из-за радостных предупреждений на Radio I о заторах на трассах M20, A21 и M25. Ночью начал падать снег, как раз когда все начали чувствовать, что весна не за горами. Сначала это казалось очаровательным, превращая коричневую сельскую местность в девственно белую, а деревни - в зимние открытки. Но затем падение стало тяжелее, а небо чернее. К тому времени, когда они добрались до окраин Лондона, сгустился мрак, и субботнее утреннее движение с горящими фарами было парализовано из-за слякоти и мелких аварий. Когда они добрались до южного кольца и обнаружили, что оно надежно перекрыто, они проехали менее сорока миль за полтора часа и почувствовали себя так, словно попали в чужую страну.
Затем, пытаясь выбраться из пробок, Кэти свернула с главной дороги на север в том направлении, которое в целом казалось правильным. Это была ужасная ошибка. Они быстро запутались в запутанной системе жилых тупиков и улиц, разделенных надвое посадками деревьев и столбами, предназначенными для блокирования сквозного движения, что планировщики любят называть ‘успокоением движения’. Остановившись в пятый раз, Кэти в отчаянии стукнула по рулю и признала поражение.
‘Нам лучше проверить от А доЯ", ’ вздохнула она, затем заметила, что Доулинг смотрит через ее плечо в заднюю часть машины. Полдюжины фигур в застегнутых на снег капюшонах своих парках приближались к ним. Кэти услышала напряженность в голосе молодого человека, когда он пробормотал: "Мы что, похожи на копов?’
Она опустила окно и позвала их. "Есть идеи, как нам добраться до станции Херн Хилл?" Или Северный Далвич?’
Одна из фигур приблизилась и отогнула мех вокруг капюшона, обнажив несколько дюймов черного лица. ‘Да, ты проехал поворот на Крокстед-роуд там, сзади, не так ли’. Он указал назад, туда, откуда они пришли.
‘Спасибо’. Она перевела рычаг переключения передач в положение заднего хода и осторожно развернулась на три точки сквозь группу, которая расступилась и двинулась дальше.
Где-то к северу от Далвича они остановились в небольшом парке. Они описали большой круг и снова заблудились. Хотя сейчас была середина утра, бледно-серый свет, пробивающийся сквозь темные облака над головой, был не ярче, чем на рассвете, и снегопад превратился в ровный снегопад, который накапливался на пустынных пешеходных дорожках и постепенно покрывал слякоть на дорогах. В полумраке была видна вывеска с надписью ‘Уайлдвуд Коммон’, но такого места не существовало в А-Я. Кэти глубоко сожалела обо всем случившемся. То, что на прошлой неделе казалось мозговой волной, теперь казалось бессмысленным. Хуже того, это казалось опасным. Их изоляция внезапно привела ее к осознанию того, чем она рисковала для них обоих, если бы их начальство узнало об этом. Заместитель главного констебля был бы свободен. И Таннеру бы это понравилось, конечно. Ее желудок скрутило от этой мысли.
"Вон там написано "Мэтчем-Хай-стрит", ’ внезапно сказал Доулинг, его нос все еще раздраженно подергивался. Кэти вгляделась сквозь запотевшее ветровое стекло и, наконец, заметила знак, указывающий на пробел в ряду террас.
Она кивнула. ‘Тогда последняя попытка. По крайней мере, мы могли бы найти кофейню, прежде чем сдадимся.’
После тишины пустынного коммон-стрит на главной улице царил хаос из-за движения транспорта и пешеходов, пробивающихся сквозь снег. В первый раз они пропустили поворот на Уоррен-лейн, и им пришлось свернуть на дальнюю сторону железнодорожного моста и медленно ползти обратно. Они поняли, почему пропустили это, когда чуть не сделали то же самое снова, потому что вход в переулок был не более чем аркой в квартале магазинов, и когда они свернули в нее, то оказались в пустом дворе, над которым возвышался большой и мрачный кирпичный склад.
Кэти остановила машину посреди проезжей части и вышла, внезапно вздрогнув от ударившего в нее холода. Шум главной улицы был приглушен снегом и стеной старых кирпичных зданий вокруг нее, все они казались пустынными. Выцветшая вывеска над дверью в высокий склад прямо гласила: ‘У СМИТА’. Неподалеку, в дальнем углу двора, сквозь снег чернел остов большого конского каштана.
‘Это не может быть правдой’, - вздохнула она. ‘Поверь, с Броком будет трудно’.
Она глубоко вздохнула и направилась к каштану, ощущая под ногами неровную поверхность булыжников под снегом. За деревом она разглядела узкую дорожку, выходящую из дальнего угла двора. С одной стороны его окаймляла живая изгородь, а с другой - неровная терраса кирпичных коттеджей высотой в два и три этажа. Она подошла к первому дому, ее ноги хрустели по нетронутому снегу, который образовал холмики у основания зданий. В поисках номера она тихо выругалась, когда ее нога наткнулась на какое-то препятствие под снегом, а когда она пнула его, то увидела старую железную скребку для обуви, воткнутую в булыжники. Она подняла голову и увидела прямо перед собой на стене медную табличку, покрытую снежной пылью, на которой было начертано единственное слово ‘Брок’.
Доулинг мрачно слушал попурри из итальянских поп-мелодий, которое включил диск-жокей столичного радио-садиста, чтобы напомнить водителям, застрявшим на автострадах, о жарком средиземноморском лете, которым они в настоящее время не наслаждаются. Он подскочил, когда дверца машины распахнулась и Кэти просунула голову внутрь. ‘Давай", - сказала она. ‘Я нашел его’.
Крупная фигура Брока заполнила маленькую входную дверь, когда он открыл ее, из-за чего он казался еще крупнее, чем был на самом деле. Он просиял, пропуская их внутрь, и Кэти сразу успокоилась, осознав, что его радость при виде их была искренней.
Они протиснулись в маленький коридор, пока Брок вешал их пальто на крючки на стене, затем последовали за ним вверх по лестнице, которая круто поднималась впереди. Наверху они вышли на лестничную площадку, стены которой были уставлены книжными полками от пола до потолка, так что ведущие наружу двери казались прорезанными в упакованных книгах. Короткий коридор, также уставленный книгами, поворачивал влево, и к тому времени, как они достигли другого небольшого коридора, впереди которого виднелось подножие другой лестницы, Кэти и Доулинг начали терять ориентацию. Брок открыл обшитую панелями дверь и провел их в светлую комнату, теплую, с негромко играющей музыкой в качестве фона к тому, что они прервали. Кэти была удивлена, услышав голос К. д. Ланга. Она бросила быстрый взгляд на длинную скамью вдоль одной из стен, заваленную бумагами, книгами и двумя компьютерами, на одном из которых экран был оживлен вращающимся рисунком в ожидании дальнейших инструкций, на другом - ноутбук.
‘Входите, входите", - прорычал Брок, жестом приглашая их войти. ‘Ты замерзнешь. Ужасный день для прогулок. Я слышал сообщения о заторах на автостраде и подумал, что вы можете не успеть.’
‘Мы почти этого не сделали", - засмеялась она, уже чувствуя себя как дома, когда он повел их к газовому камину. ‘Это констебль Гордон Доулинг, Брок, которого я упомянул по телефону, тот, с кем я работал. Гордон, это старший детектив-инспектор Брок.’
Двое мужчин пожали друг другу руки, Даулинг почтительно и неловко, Брок экспансивно и дружелюбно. Он снова повернулся к Кэти. ‘А ты, Кэти, как у тебя дела? Ты хорошо выглядишь.’
Он чувствовал, что это было правдой лишь отчасти. Она немного похудела, ее лицо похудело, и хотя это, вероятно, делало ее более привлекательной в слегка затравленном смысле, она выглядела менее здоровой, чем когда он впервые встретил ее год назад. Возможно, и менее счастливый, хотя на самом деле он не был в состоянии судить об этом.
‘На стороне?’ Он взглянул на ее правый бок, где была самая страшная рана.
‘Нет, все в порядке", - улыбнулась она. ‘Больше никаких приступов. А ты, Брок, выглядишь действительно хорошо.’
Хотя у нее тоже были сомнения. Он прибавил в весе, совсем немного, но достаточно, чтобы это заметить. Он выглядел так, как будто в последнее время редко бывал на свежем воздухе, и она заметила, как его глаза сузились от дискомфорта, когда он выпрямил спину, как будто он слишком долго сидел за клавиатурой. Его густые седые волосы определенно не помешало бы подстричь, а бороду подровнять.
‘Вы, наверное, хотите кофе?’
‘О да", - сказала Кэти. ‘Это было бы замечательно’.
‘ И, я полагаю, что-нибудь перекусите, Гордон?
Доулинг неопределенно пожал плечами, не желая показаться слишком дерзким по отношению к великому человеку, хотя теперь, когда речь зашла о еде, он понял, что умирает с голоду. Брок кивнул и вышел из комнаты.
Кэти прошла мимо кожаных кресел, сгрудившихся вокруг газового камина, к дальней стене, почти полностью заполненной рядом окон, через которые комнату освещал бледный, отфильтрованный снегом свет. Добравшись туда, она обнаружила, что последние три фута комнаты на самом деле были закрытым балконом, нависающим над дорожкой, как воздушная оранжерея. Отсюда она могла видеть, почему переулок был застроен только с одной стороны: живая изгородь напротив скрывала крутой спуск к железнодорожной насыпи. На дальней стороне смутно виднелись крыши домов.
На балконе было низкое сиденье у окна, и она на мгновение присела там, зависнув в кружащемся облаке снежинок, словно в гондоле воздушного шара.
Она оглянулась на комнату, уютную, просто обставленную, целеустремленную. Это было похоже одновременно на офис и гостиную. Утренние газеты были разбросаны возле одного из кресел, а на скамейке стояло несколько пустых кофейных кружек. На простых белых стенах была только одна картина. Она встала и подошла взглянуть. Он был составлен из странных клочков бумаги, склеенных вместе. Она достала старый автобусный билет и фрагмент немецкой газеты с готическим шрифтом. Внизу стояла подпись карандашом: ‘К. Schwitters’.
Позади себя она услышала, как Доулинг тихо выругался. Она повернулась и увидела, что он коснулся мышью на КОМПЬЮТЕРЕ активного экрана, который немедленно ожил, прокручивая строки данных вниз.
‘Кэти!’ - в панике прошипел он. ‘Как ты снова это выключаешь? Он вернется через минуту.’
‘Вам просто придется подождать. Я полагаю, что он отключится сам через минуту.’
Она подошла взглянуть. На экране была таблица данных с подробными данными о человеке — физическими данными, биографическими данными и ссылками на случаи. Она не слышала о нем, хотя, по-видимому, десять лет назад он разрубил на куски семью из Бирмингема японским церемониальным мечом.
‘Черт возьми, Кэти, я слышу, как он приближается! Что он подумает?’
‘ Что ты детектив, Гордон, ’ улыбнулась она. ‘Подойди и сядь у огня и надейся, что он не заметит’.
Брок суетливо вошел с большим подносом, который поставил на низкий столик в центре круга кресел. Помимо кофейных принадлежностей, он принес тарелку с ломтиками хлеба и пышками, блюдо с маслом и большую банку меда. Он потянулся за длинной стальной вилкой, которая висела на крюке рядом с камином, и предложил ее Доулингу.
‘Гордон, не мог бы ты взять на себя ответственность за это для нас?’
Доулинг выглядел растерянным.
‘ Поднимаем тост, Гордон. Разве ты не делал этого раньше? Я полагаю, у вас есть только центральное отопление с радиаторами. Главный смысл старомодного газового камина в том, чтобы поджаривать что-нибудь, пока вы сидите вокруг него и разговариваете. Разве вы этого не знали?’
Доулинг принял подливку с застенчивой улыбкой и взялся за ручку вилки, пока Брок накалывал пышку на длинные зубцы.
‘Я не ела пышек с тех пор, как была маленькой", - сказала Кэти и, поймав взгляд Доулинга, незаметно кивнула головой в сторону скамейки на другой стороне комнаты. Он оглянулся, и она увидела, как на его лице появилось облегчение, когда он заметил, что рисунок снова медленно вращается на экране компьютера.
Брок присел на корточки, наливая кофе в кружки и передавая их по кругу.
‘Тебе нравится К. Д. Лэнг, не так ли, Брок?’ Спросила Кэти.
‘Конечно", - улыбнулся он, откидываясь на спинку стула. ‘И как тебе подходит эта страна, Кэти? Они тебя чему-нибудь учат?’
Кэти собиралась выступить с заранее подготовленным вступлением, затем остановилась. ‘Хороший вопрос. Я полагаю, что это все, на самом деле. Нет, это не так.’
‘Из-за вашего убийства?’
Она кивнула. Она очень мало сказала ему по телефону, ровно столько, чтобы заинтересовать его, хотя он достаточно часто просил ее поддерживать с ним связь и сообщать ему, как продвигается ее сотрудничество с полицией округа. Внезапно ей пришло в голову, что он, возможно, сам навел какие-то справки после того, как она позвонила. Она надеялась, что нет — не раньше, чем она введет его в курс дела.
‘Но весь смысл твоего пребывания там в том, чтобы расширить свой опыт — они это знают. Мы уже проводили с ними подобные ротации. В этом нет смысла, если ты ничему не учишься. С таким же успехом мы могли бы вернуть вас в Метрополитен.’
‘Да", - с сомнением сказала Кэти. Для нее весь смысл был в том, чтобы вернуться не просто в другое подразделение Полиции, а в SOI, отдел тяжких преступлений Скотленд-Ярда.
‘Вы говорили с тем, кто должен контролировать ваши задания?’
‘Он инспектор, Рик Таннер. Да, я это сделал, и ничего не добился. Он ясно дал понять, что я наказан — не так многословно, но есть ... недостаток уверенности в моей способности выступать на более высоком уровне.’
Брок фыркнул. ‘Чушь собачья! Кто его инструктирующий офицер?’
Кэти вздохнула. "В этом-то и проблема. Программа находится в ведении заместителя главного констебля. У него длинное имя.’
‘Долго?’
‘Бернард Лонг. И он, и Таннер изначально пришли из Метрополитена. Они знали друг друга там. И Лонг оказался замешан в деле об убийстве — лично замешан.’
Брок нахмурился. ‘Тебе лучше рассказать мне об этом убийстве, Кэти’.
‘Брок, прежде чем я это сделаю, я хочу внести ясность по этому поводу. Я не подаю жалобу. Мне просто нужен совет того, чьему мнению я доверяю. Но я не хочу ставить вас в положение, когда вы чувствуете, что должны продолжать. На самом деле, вы вполне можете захотеть позже сказать, что ничего об этом не знали.’
‘Ах’. Брок слегка улыбнулся в свою кофейную кружку. ‘Но ты привела с собой детектива-констебля Доулинга, Кэти’.
Кэти покраснела. ‘Я привел Гордона, потому что он запятнал себя вместе со мной. Я отвечал за расследование, а он был моим главным помощником. Когда все пошло наперекосяк, он был рядом со мной. Теперь с ним обращаются так же, как со мной. Только его не переведут примерно через месяц, как это сделаю я. Он застрял. Вот почему я привел его, это и тот факт, что он может добавить к тому, что я говорю. Но если вы предпочитаете, чтобы он ушел, конечно, он уйдет.’
Брок уклончиво кивнул, услышав напряженность в ее голосе. ‘Хорошо, но я не присоединяюсь к заговору, Кэти. Если я чувствую, что должен действовать определенным образом после того, что я слышу, я просто должен это сделать. Возможно, это могло бы поставить Гордона в неловкое положение. Что скажешь, Гордон?’
Молодой человек отодвинулся от огня. На тарелке перед ним лежали две поджаренные пышки, третья была почти готова. Ему было двадцать пять, всего на шесть лет младше Кэти, но, когда он прочистил горло, чтобы заговорить, она поняла, насколько бережно стала относиться к нему. Его медленные и довольно неуверенные физические движения, казалось, сделали ее быстрее и искуснее, и то же самое произошло с его речью. Пока он колебался, у нее возникло почти непреодолимое желание вмешаться и ответить за него. И все же, когда он в конце концов заговорил, в его голосе звучала такая глубокая озабоченность, что ей стало стыдно за свой порыв относиться к нему покровительственно.
‘Я считаю...’ - начал он, и на мгновение это прозвучало так, как будто он собирался процитировать катехизис: ‘Я считаю, что Кэти была права, по всей линии, в том, как она вела расследование дела Петроу. Они пытались выставить ее некомпетентной, но это было не так. То, как они с ней обращались, они бы не поступили так, если бы она была мужчиной. По крайней мере, — он склонил голову, — таково мое мнение’.
Он мрачно уставился на вилку для тостов в своей руке, пока они ждали, будет ли еще что-нибудь. Наконец Брок сказал: ‘Да, я понимаю. Но ты выглядишь, ну, неловко, Гордон ... из-за того, что находишься здесь. Вы уверены, что хотите участвовать в этом?’
Доулинг поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с Броком. ‘О, да, сэр. Если Кэти считает, что вы должны знать об этом, то я согласен и хочу быть частью этого. Я был в ее команде, я доверяю ее мнению.’
Наказанная его преданностью и беспокойством, Кэти опустила глаза и ничего не сказала, ожидая решения Брока.
Он мгновение смотрел на Доулинга, почесывая бороду, затем кивнул. ‘Я тоже, парень", - сказал он. ‘Я тоже".
Они последовали его примеру и взяли по пышке, дав маслу растаять, прежде чем полить его ложкой меда.
‘Ты сказала, в октябре прошлого года", - подсказал Брок, и она кивнула с набитым ртом. ‘Ммм, конец октября. Там было довольно много дождя, помнишь?’
2
Кэти держалась позади, когда остальные выходили по окончании брифинга рано утром в понедельник. Детектив-инспектор Таннер бросил последнюю папку позади себя на стол, который он наполовину оседлал, и сделал какое-то замечание одному из сержантов, когда тот проходил мимо. Они оба рассмеялись, и другой мужчина ответил, сказав что-то о том, как вырвать поражение из пасти победы. Кэти ждала, пока они закончат, их легкое подшучивание заставляло ее чувствовать себя еще более неловко.
‘Вы смотрите матч в субботу, сержант Колла?’ Внезапно спросил Таннер, оглядываясь через плечо. Другой сержант ухмыльнулся и посмотрел на свои ноги.
‘Нет", - сказала она. ‘Нет, сэр, я этого не делал’.
‘Нет... ну. Ты хочешь меня?’
‘Я хотел бы поговорить, если у вас есть минутка, сэр’.
Она была очень осторожна со своими словами, с тоном своего голоса, с выражением своего лица, когда отвечала ему. Он никогда не был открыто груб с ней, всегда выслушивал то, что она хотела сказать, всегда давал аргументированный ответ. И все же с самой первой их встречи она почувствовала его враждебность. На том этапе у нее не было возможности оскорбить, но с того момента это было ощутимо, и с тех пор продолжалось, неспровоцировано и непризнанно. Это было пугающее скрытое течение в формальности, с которой он обращался с ней, и отсутствие интереса к тому, что она хотела сказать. В этом было что—то довольно пугающее - неразумность, бессмысленность этого и, что хуже всего, то, как это постепенно внушало ей столь же неоправданное отвращение. Она возмущалась тем, что ее заставляли защищать себя, позволяя расти этому чувству антагонизма к кому-то, кого она едва знала, того, что ее втягивали в конфронтацию, для которой не было никаких оснований. Он был замечательным офицером во многих отношениях — он работал дольше, чем кто-либо другой в подразделении, и, как и сама Кэти, продвинулся по служебной лестнице, не воспользовавшись преимуществом высшего образования. Он не сделал ни малейшей попытки изменить свой сильный тайнсайдский акцент, который он иногда, казалось, преувеличивал из чувства гордости. Он был жестким, опытным и умелым. И от него у Кэти мурашки бежали по коже всякий раз, когда она оказывалась с ним в одной комнате.
Другой сержант ушел, закрыв за собой дверь, и Таннер повернулась к ней лицом. ‘Говори’.
‘Я подумал, не согласитесь ли вы изменить мои обязанности, сэр’.
Он некоторое время смотрел на нее с ничего не выражающим лицом, затем опустил глаза и поковырял ноготь большого пальца. ‘Зачем мне это делать?’
Она сделала глубокий вдох, успокаивая свой голос. ‘С тех пор как я здесь, в течение последних шести месяцев, я работаю с сержантом Эллиотом в отделе по семейным преступлениям и делам несовершеннолетних. Я подумал, смогу ли я уделить немного времени другим областям. Возможно, с сержантом Макгрегором за тяжкое преступление.’
‘Ты не ладишь с Пенни Эллиот?’ Закончив предложение, он снова поднял на нее глаза, ожидая ее реакции.
‘Мы прекрасно ладим. Дело не в этом. Я многому научился, работая с ней. У нее это очень хорошо получается. Но на самом деле это не тот вид детективной работы, который меня интересует.’
"То, что вас интересует", - повторил он. ‘Разве вы не назвали бы домашнее насилие и жестокое обращение с детьми серьезным преступлением?’
‘Конечно. Но я надеялся приобрести некоторый опыт в организованной преступности — возможно, в расследовании нескольких убийств, — пока я здесь.’
‘Расследования убийств", - он снова повторил ее слова, ухитрившись без особого акцента в голосе придать им несколько абсурдный и самодовольный оттенок.
Кэти покраснела. Когда она заговорила снова, ее голос был тверже. ‘Согласно условиям моего перевода в окружную...’
‘ Я вполне знаком с условиями вашего перевода, сержант, ’ перебил он, не повышая голоса, ‘ согласно которым вы отправляетесь туда, куда, по моему разумению, я считаю нужным.
Он сделал паузу, одарив ее еще более холодным взглядом. ‘Что такого особенного в расследовании убийств? Ты думаешь, они гламурные?’
Она собиралась сказать ему, что уже вела расследование одного убийства, когда работала в отделе ЭД в Метрополитен, затем вспомнила, что он это знал.
‘У вас нет какой-нибудь нездоровой одержимости смертью, не так ли?’ - продолжил он. ‘Какой-то фетиш?’ Он одарил ее неприятной ухмылкой.
Раздался стук в дверь. Не оборачиваясь, Таннер рявкнул "Войдите", и сержант, с которым он разговаривал ранее, повернул голову. Он протянул Таннеру записку. ‘Я возьму это, если хочешь, Рик’. Он натягивал пальто поверх куртки.
‘Нет’. Таннер прочитал записку, сержант неподвижно ждал, засунув одну руку в карман пальто. ‘Нет, Билл. Я хочу, чтобы вы оставались с машинами.’
‘Должен ли я отдать это Арни?’
‘Нет. Присутствующий здесь сержант Колла очень интересуется неестественными смертями. Это должно ей понравиться.’
Сержант взглянул на него, затем на Кэти, пожал плечами и вышел. Таннер передал ей записку. В нем говорилось: 0855 часов, 19 октября. Просьба о помощи уголовного розыска. Самоубийца, повешенный в клинике Стэнхоуп-Хаус, Эденхэм. Патрульная машина на месте происшествия. Полицейский врач уведомлен.
‘Похоже, ангелы прислушались к вам, сержант’. Улыбка Таннера была очень натянутой. ‘ Возможно, ангелы смерти. Это все твое. Ваше собственное расследование. Забери с собой этого сонного ублюдка Доулинга.’
Он повернулся, собрал свои папки и вышел из комнаты. Она говорила с Пенни Эллиот о Таннере. Пенни он не особенно нравился, она считала его довольно несимпатичным на личном уровне, но не могла винить его в его отношениях с ней. Хотя его не очень интересовали области бытовой преступности, которыми она занималась, он позаботился о том, чтобы она получала справедливую — а в последние годы растущую — долю ресурсов. Она не испытывала ни малейшей враждебности, которую испытывала Кэти.
"Значит, это не сексизм "общего или огородного"; это, должно быть, просто из-за меня", - сказала Кэти, и Пенни Эллиот улыбнулась.
‘Ну, ему действительно нравится все контролировать. Может быть, ему не нравится тот факт, что вы действительно принадлежите к столичной полиции и находитесь здесь всего год.’
Может быть. Кэти мрачно смотрела на лес темных сосен, который мелькал за окном машины. Доулинг шел по краю Эшдаунского леса по дороге к Стэнхоуп-хаусу. Составление отчета о самоубийстве было не совсем тем, что она имела в виду, когда наконец собралась с духом, чтобы обратиться к Таннер. Она задавалась вопросом, почему отделение в форме не могло разобраться с этим самостоятельно. ‘Кстати, что это за место, куда мы направляемся? Есть идеи?’
Она раньше не работала с Доулингом и задала этот вопрос скорее для того, чтобы завязать разговор, поскольку он был очень тихим с тех пор, как они сели в машину. Он на мгновение прикусил губу, сосредоточившись на изгибе.
‘Э-э... я полагаю, сержант, какая-то медицинская ферма’.
‘Зовите меня Кэти. Вы Гордон, не так ли?’
‘Э-э... да, именно так, сержант’.
Сонный Даулинг, сказала себе Кэти. Большое спасибо, инспектор Таннер.
У дороги были лужи от недавнего дождя, и лес выглядел промокшим. Через Эденхэм, маленький рыночный городок, улицы которого в это утро понедельника были все еще почти пустынны; горел свет в двух застекленных супермаркетах, которые пробились между старыми кирпичными и наполовину бревенчатыми домами на хай-стрит; самое большое здание на улице - паб, бывший постоялый двор, "Харт возрожденный", над тротуаром которого висела нарисованная вывеска с изображением оленя, пьющего из пруда. За городом еще больше зарослей темных хвойных деревьев; затем с обеих сторон смыкались высокие живые изгороди. Отдельные участки тумана пересекали дорогу, и Доулинг сбавил скорость, вглядываясь вперед через ветровое стекло.
‘Где-то здесь...’ - пробормотал он. Затем, с удовлетворением: ‘Вот так!’
Указатель с надписью STANHOPE указывал на узкий переулок, ответвляющийся вправо. Еще изгороди, затем решетка для скота, за которой изгороди резко обрывались, открывая холмистый пейзаж с подстриженной овцами травой, усеянной небольшими дубовыми и буковыми рощицами. Они подошли к реке шириной около десяти ярдов, по которой шли, пока не появился мост, единственная высокая арка из выветрившегося серого камня, украшенная искусно вырезанными балясинами и урнами.
‘Вау", - сказала Кэти, а затем повторила свои слова мгновение спустя, когда Доулинг осторожно подвел машину к верхушке арки, и перед ними открылась панорама Стэнхоуп-хауса, наполовину окутанная слоем серебристого тумана. Бледно-серый куб, выполненный из того же камня, что и мост, в том же классическом стиле и украшенный высоким фронтонным портиком. Первоначальная простота и симметрия виллы в стиле Палладио были нарушены более поздним крылом, пристроенным к левой стороне, похожим на единственную неуклюжую клешню рака-отшельника, торчащую из идеальной раковины.
На дальней стороне моста дорога с металлическим покрытием поворачивала направо, и от нее к дому отходила гравийная дорога. Рядом с перекрестком стояла темно-зеленая вывеска с белыми буквами "НАТУРОПАТИЧЕСКАЯ КЛИНИКА СТЭНХОУП" под символом, основанным на дизайне переднего портика дома. Извилистая гравийная дорога привела их по краю луга, раскинувшегося перед домом, и вскоре среди деревьев слева показалась конюшня из красного кирпича. Примерно тридцать автомобилей — "Ягуары", "БМВ" и "Мерседесы", составляющие более половины, — стояли на участке между конюшнями и домом.
‘Никаких признаков патрульной машины", - сказал Доулинг, а затем заметил офицера в форме, стоявшего под деревьями. Он медленно покатил вперед, и Кэти опустила окно, наполняя машину прохладным утренним воздухом, насыщенным осенними запахами сырости и гниющих листьев.
‘Идите по этой дорожке’, — мужчина указал на посыпанную гравием дорожку, ведущую между деревьями между конюшнями и домом, — "мимо домиков для персонала до поворота в конце. Вы увидите там патрульную машину. Тело находится в другом здании на территории с другой стороны главного здания.’ Его голос звучал жизнерадостно. ‘Молодой мужчина. Очевидно, кто-то из персонала. Мой напарник где-то там, ждет тебя с парнем, который его нашел, и директором этого заведения. Я останусь здесь до дока’
Кэти кивнула. ‘Почему вы позвонили в CID?’ - спросила она.
Он поколебался мгновение, затем: ‘Просто на всякий случай, сержант’. Он ухмыльнулся и отступил назад, чтобы позволить им продолжить.
Пробравшись сквозь деревья, они миновали четыре одинаковых кирпичных коттеджа, стоящих, как кукольные домики, вдоль изгиба подъездной аллеи, перед каждым из которых была узкая клумба, заполненная недавно подрезанными кустами роз. Между домами они мельком увидели высокий кирпичный фон сада, обнесенного стеной. Вскоре они увидели впереди патрульную машину с открытой дверцей водителя, за рулем сидел мужчина в форме, оторвавшись от своего блокнота. В дюжине шагов от них стояли двое мужчин, наблюдая за их приближением и выжидая.
Кэти вышла и быстрым шагом направилась к патрульной машине, когда офицер поднялся на ноги. Она представилась, понизив голос. ‘Что происходит?’
‘Мы ответили на звонок 999, рассчитанный на 0832. Прибыл сюда в 08:45. Директор вон той клиники, доктор Стивен Бимиш-дефис-Ньюир, — полицейский говорил с сильным акцентом кокни и старательно произносил имя, приподняв одну бровь, как будто в этом было что—то сомнительное, - "встретил нас у входа в главное здание и привел нас обратно сюда, в здание, которое они называют Храмом Аполлона’ — снова приподнятая бровь — ‘вон за теми деревьями. Он указал подбородком в сторону густых зарослей рододендрона, тиса и лавра, сквозь верхнюю часть которых Кэти смогла разглядеть каменный парапет. В отличие от жизнерадостности его партнера, лоб этого человека был изрезан беспокойством. Он снова обратился к заметкам в своем блокноте.