невозможным без помощи воспитанников клуба «Чергид».
Искренне благодарим Татьяну, Андрея, Виктора
Никем не замеченная и в тоже время продолжавшаяся более 20 лет серия кошмарных убийств мальчишек в Ставропольском крае… Убийств на сексуальной почве… Узнал бы кто-нибудь об этом, поверил бы, если не увидел собственными глазами, вызывающих содрогание фотографий и фильмов, снятых на любительскую камеру? Расчленённый труп мальчика, кровь, стекавшая в подставленный плоский таз. Труп, висящий в петле над высоким пнем, на котором горит костер. Снова труп, висящий в петле. И во всех случаях на трупах аккуратная одежда, белоснежные рубашки, ярко-алые пионерские галстуки и обязательно — блестящие, начищенные ботинки. Эти кадры, эти жуткие образы на протяжении 20 лет вновь и вновь просматривает единственный зритель он же и режиссер этих фильмов. Какие мысли проносились у него в голове, когда оставаясь в одиночестве, он заряжал пленку в кинопроектор и в мертвой тишине раз за разом прокручивал сцену жуткого убийства маленького мальчика — его воспитанника, которому он внушал высокие идеалы, учил бороться с трудностями и верить людям? Он единственный человек на всем белом свете, который прекрасно осознает, что над детьми из клуба «Чергид» нависла серьезная опасность. Под тихий стрекот кинопроектора он видит себя деловитого и будничного, занятого привычным и хорошо знакомым ему делом – в руках у него ножи сменяются топором, потом он берет пилу… Сосредоточенное лицо, внимательный взгляд, почти такой же какой он каждый раз видит в зеркале причесываясь и поправляя галстук перед выступлением в клубе – директор, солидный, всеми уважаемый человек, но здесь… здесь он – убийца, монстр. Эмоции не застилают ему глаза, вся эйфория от содеянного прошла уже давно, там на поляне в донском лесу, а здесь в тихой комнате он с предельной отчетливостью понимает кто он на самом деле… Он все понимает, но продолжает жить, проклиная себя…
Анатолий Емельянович Сливко – заслуженный учитель, директор туристического клуба. Он почти ровесник Чикатило, всего лишь на пару лет моложе. Родился 28 декабря 1938 года в дагестанском городе Избербаш. Собственно говоря, в те времена города, как такового не было. История поселения начинается только в 1931 году, когда установили первую палатку неподалеку от станции рабочие, которые вели подготовительные работы по освоению нефтяных месторождений. В 1935 году в Избербаше началось бурение разведочных скважин. Открытие нефтяного месторождения положило начало возникновению и развитию нефтепромысла, давшего жизнь сначала рабочему поселку, а затем и городу.
Среди первых жителей рабочего поселка оказалась и семья Сливко. Видимо, посчитав работу на нефтепромыслах перспективной и вдохновляемый энтузиазмом первых пятилеток Емельян Сливко привез сюда свою жену и маленького сына Андрея (старшего брата Анатолия). Неустроенный быт, непростые жилищные условия являлись непременным атрибутом жизни первопроходцев. Возможно это дало основание Анатолию Сливко впоследствии рассказывать работникам правоохранительных органов, что вырос он в той семье, которую можно назвать неблагополучной. Он помнил частые ссоры матери с отцом, и даже тот факт, что он родился недоношенным, сам Анатолий Сливко объяснял тем, что мать на почве ссор с отцом пыталась прервать беременность. Возможно, Сливко казалось, что образ недоношенного, беспокойного, раздражающего родителей своей крикливостью и часто получавшего за это наказания мальчика вызовет к нему жалость, вкупе с другими фактами из жизни поможет получить экспертное заключение о невменяемости, которое не даст возможности применить к нему высшую меру. По истечении стольких лет трудно понять какими мотивами был движим Сливко, рассказывая о своем детстве и юности. Но в тоже время необходимо отметить, что люди знавшие родителей Анатолия, утверждают, что это была вполне обычная, хорошая семья, где всегда все было в порядке и чистоте. Отец Сливко был тихим трудоголиком, любившим чистоту и аккуратность. Маленький, щуплый и молчаливый он не производил впечатление домашнего тирана, маму соседи видели редко, так как даже за покупками в магазин практически всегда ходил отец. Посвятившие всю свою жизнь труду на благо строительства коммунизма, родители А. Сливко и на пенсии не позволяли себе лениться – у них была дача, и пока хватало сил, старики работали на ней.
Документальные источники рассказывают о детстве и юности Анатолия Сливко достаточно скупо:
«В детстве Сливко был болезненным и слабым, страдал бессонницей, отсутствием аппетита, стеснялся своей внешности, неуклюжести, избегал шумных игр со сверстниками и спортивных занятий. Еще школьником увлекся выращиванием кроликов, охотно умерщвлял и разделывал их».
Позже была служба в армии, которую он проходил на флоте с 1959 года на Дальнем Востоке. Там он командовал подразделением, там же его приняли кандидатом в члены КПСС. Но «на Дальнем Востоке у меня никого не было, мне было одиноко и страшно», — позже говорил Сливко.
Прямая речь А. Сливко
«Я понял, что очень поздно созрел как мужчина. Вспоминаю, что пытался за кем-то ухаживать, когда учился в 9—10 классе. Но ничего не получалось. Онанизмом занялся в 22 года. Случилось это так. Однажды ночью произошло самопроизвольное семяизвержение. Потрясенный происшедшим, проснулся. Испытал сладостное удовлетворение. Очень захотелось ощутить это явление повторно. Днем стал онанировать, наступила эрекция, а затем и семяизвержение. Но заметил странное явление: если в процессе мастурбации вспоминал о женщине, эрекция исчезала. Стал замечать повышенное влечение к мальчикам… Ярко выраженного отвращения к женщинам не испытывал, за исключением одного случая. В 1961 году одна девушка села мне на колени и пыталась меня возбудить. После ее ухода стало плохо, почувствовал отвращение и меня стошнило. В армии переписывался с одной девушкой. После армии заехал к ней с целью жениться, но, пробыв у нее три дня, понял, что не смогу жить с ней половой жизнью, и уехал.
А чувство влечения к мальчикам у меня возникло впервые в 1961 году, после того, как я стал очевидцем дорожно-транспортного происшествия, при котором погиб мальчик 13—14 лет. Он был в школьной форме с галстуком, в белой рубашке и в новых черных ботинках. Было много крови, по асфальту растекался бензин. У меня вдруг возникло чувство, желание иметь такого мальчика, сделать ему плохо, больно. Это чувство меня преследовало постоянно, и я вынужден был уехать с Дальнего Востока, где жил тогда. После переезда это желание исчезло, но через 5—6 месяцев, сразу после семяизвержения ночью, это влечение возникло вновь и преследовало постоянно…»
Он переехал жить к своим родителям в Невинномысск.
Невинномысск стал городом незадолго до войны, это была бывшая казачья станица с низкими саманными домиками, нередко покрытыми камышом. После войны начали активно рыть Невинномысский канал для орошения земель (город стоит на берегу Кубани), в связи с этим резко увеличилась численность рабочих. Потом началось строительство азотно-тукового завода по производству химических удобрений (по решению ЦК ВЛКСМ строительство химкомбината было объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройкой), для чего массово завозили «химиков» — условно-досрочно освобожденных из колоний. Город стал расти по окраинам в виде бараков, а потом и в виде «сталинок» и «хрущевок». Стало много молодежи, детей, стали строить школы, стадион, клубы. Старый город пока не трогали и он сохранял первозданный облик станицы. В 1962 году на Невинномысском азотно-туковом заводе был получен первый продукт — аммиак. Этот день считается днем рождения завода. Большая часть населения так или иначе была связана с этим производством, А. Сливко, также как и его старший брат устроились работать на этот комбинат. Для того, чтобы начать работать на комбинате Анатолию понадобилось закончить химико-технологический техникум, после чего в 1963 году он получил квалификацию оператора-универсала и началась его трудовая карьера на химкомбинате. Работал он самоотверженно, перевыполнял план, вскоре стал ударником коммунистического труда.
Но не работой единой жил Сливко. У него была своя всепоглощающая страсть – туризм, было желание заниматься организацией туристических походов с детьми. Множество раз он выступал перед школьниками с рассказами о природе Дальнего Востока. Среди сверстников ему было не очень интересно, а в лице мальчишек он, наконец, получил благодарных слушателей, которые безгранично были готовы доверять ему. В 1963 году он устроился пионервожатым в среднюю школу № 15.
Именно здесь, стали закладываться основы известного в будущем на всю страну туристического клуба. У Сливко были неплохие организаторские способности, воля, чувство юмора и желание показать детям мир гор, красоту окружающей природы. Он умел учить, любил это делать, много знал о природе и любил ее. И это не просто слова, бывшие воспитанники Анатолия Емельяновича вспоминают, что в каждом походе, даже если он продолжался всего один день, ребята получали какие-то знания о травах, о деревьях, о том, как надо вести себя, чтобы не страдал лес и горы. Воспитанники в походах никогда не рвали цветы в альпийских лугах. Их ели коровы в горах, а ребятам рвать было запрещено под страхом наказания — лишний раз вне очереди нести палатку во время похода. Однажды Сливко разрешил нарвать пучок темных тюльпанов в подарок на день рождения одной девочке. Цветы быстро завяли, но для нее это был необыкновенный ПОДАРОК.
Первоначально, деятельность Сливко в качестве пионервожатого ограничивалась организацией походов (еще не было системы штрафов, не было съемок любительских фильмов) и во многом зависела от администрации школы, плана образовательного процесса и воспитательной работы. Видимо Анатолию уже в ту пору хотелось большей самостоятельности, появлялись и все реальнее становились мысли о том, что необходимо создать собственный туристический клуб, где он в полной мере смог бы реализовать свои задумки и наработки. И вскоре разойдясь во взглядах с директором школы, Сливко ушел в другую, но и здесь повторяется тоже самое и тогда он вновь меняет место работы, но изначально сформированный костяк членов его туристического кружка, те мальчишки и девчонки, которых он увлек своей работой, как верные оруженосцы следуют за ним, куда бы он не направился.
В 1966 году Сливко с помощью комсомольской организации получает помещение для нового турклуба «Романтик». Это были небольшой актовый зал и крошечные комнатки на втором этаже старого деревянного здания библиотеки, расположенного в центре Невинномысска рядом со зданием ГорОНО. Печное отопление, маленькая площадь (там не было даже гардеробной и зимнюю одежду приходилось сбрасывать прямо на столы), небольшое количество участников клуба – все это сплачивало, и несколько лет потом Сливко опирался на эту группу проверенных ребят, всячески помогавшую ему в походах, пока парни не ушли в армию. Виктор Загребельный, братья Шестаковы, Андрей Удовик, Валентина Гордеева, Татьяна Старкова. Эти ребята стояли у истоков клуба.
Сливко не так уж сильно выделялся на фоне воспитанников своего клуба, и даже просил называть себя не Анатолием Емельяновичем, а Толиком — был он невысокого роста, худощавый, но с крепкими мускулистыми руками, одетый вечно в клетчатую рубашку и потертые брюки, при себе всегда имел планшет для бумаг. У него были светло-голубые немного выпуклые глаза. Из-за формы глаз казалось, что он глядит более пристально и внимательно, чем это было в действительности. Глядел он не мигая — холодным безэмоциональным взглядом, когда не шутил. Трудно было понять, одобряет или порицает он своих воспитанников…
Анатолий Емельянович СливкоАнатолий Емельянович Сливко
Сливко был достаточно уравновешенным, спокойным, никогда не срывался на крик, иногда достаточно было взгляда, чтобы его поняли. В тоже время все отмечали его скрытность, самолюбие, жесткость в установлении дисциплины, впрочем никогда не переходящую в жестокость и унижение детей. Улыбался Сливко нечасто, но угрюмым не был, посмеиваться любил, шутил с серьезным выражением лица. Говорил Сливко хорошо — аргументировано, кратко, живым языком, даже красочным, когда было возможно. Организаторские способности у него были изумительные — в том хаосе, который царил из-за отсутствия всего необходимого, благодаря его усилиям очень быстро решались все вопросы организации походов. Проводилась большая подготовительная работа, ведь надо было организовать автобусы и снаряжение для какого-то мероприятия, сухой паек для туристов со склада комбината, решить вопросы в горкоме партии и др.
При проведении двухдневных походов с ночевкой каждый юный турист получал задание от Сливко, что взять с собой, чтобы не было лишней картошки и недостатка вермишели, чтобы не был забыт сахар и хватило хлеба. От себя Сливко брал всегда конфеты и в торжественные минуты — после вручения значков или после «взятия» перевала воспитанники получали по 2-3 конфеты, а на холодном перевале со снегом могли получить по несколько глотков красного вина, кроме конфет. Перед походом он всегда спрашивал, есть ли у кого конфеты в рюкзаке и предлагал ссыпать их все в один мешочек. Если вдруг у кого-то обнаруживался леденец, который он чмокал в одиночестве, то такому туристу грозил штраф с угрозой вылета из турклуба за неуважение к коллективу и нежелание разделить с ним все тяготы и удовольствия.
Финансового и материально-технического обеспечения у клуба практически не было — многое держалось на голом энтузиазме членов клуба, которые собирали по тридцать копеек, чтобы взять в прокате пионерские рюкзачки на два дня для похода, да скидывались еще на палатки. Ребята их приносили, ремонтировали, подшивали, а после походов сушили, чтобы не было претензий в прокате, ведь взято было еще под слово Сливко, а его подводить никто не хотел.
Двухдневные походы в лес за Кубанью организовывали старшие ребята, и в поход шли неумелые дети от 13 до 16 лет, которые не знали, как поставить палатку, как разжечь костер, и таких набиралось до 150 человек. Столько же ездило в горы преодолевать легкие перевалы в Теберде, чтобы потом в торжественной обстановке получить из рук Сливко значок «Юный турист». Но получал его тот, кто не только прошел перевал, но уже умел быстро поставить палатку и разжечь костер, помогал товарищам и соблюдал заповедь «Один — за всех, и все — за одного».
Молва о клубе быстро распространилась, и когда дети стали узнавать, что записывают всех желающих, независимо от отметок и поведения, в клуб потянулись многие из двух школ, расположенных в центре Старого города. Двор рядом с клубом был довольно большим, и вечером там стояли и общались подростки, девчонки и молодежь постарше. Сливко сумел вложить каждому в голову тезис о равенстве — никто не мог никого упрекнуть в том, что он в школе хулиган или нытик, слабак или герой. Было ощущение братства. Старшие мальчишки важно протягивали руку каждому, здороваясь, о чем-то спрашивали, то есть не давали новичкам оказаться в вакууме.
В Невинномысске было множество кружков в Доме пионеров, Дом техники, при Дворце культуры, художественная школа, бассейн, шахматная школа, просто в средних школах. Но посещение клуба хотя бы раз в неделю для ребят было своеобразным наркотиком. Ребята приходили в клуб, иной раз чтобы просто пообщаться, когда было свободное время — обычно после пяти вечера. Там были друзья, с которыми горланили песни Высоцкого, услышав их на хриплых магнитофонах или прочитав в тетрадке у какого-нибудь доморощенного гитариста. И ребята верили этим песням, что надеяться можно «на крепость рук, на руки друга и верный крюк…», что «лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал». Это было особое время — романтика веяла в воздухе, свободные шестидесятые, культ геологов, фильм «Непоседы», книги о мушкетерах. Девиз «один за всех, и все — за одного!». Все это стало основой для культа турклуба — клуба, который учит мужеству, стойкости, умению дружить.
Практически все время, помимо основной работы на комбинате «Азот» Анатолий посвящал созданному им клубу. Его рабочее время в клубе начиналось с вечера и заканчивалось ночью, потому что именно тогда приходили ребята после школы и домашних занятий. Казалось, у него нет никакой личной жизни, он совсем не думает о том, чтобы создать семью, как большинство его сверстников. Ему было уже около 30 лет, когда он уступил настояниям матери.
1967 год. Свадьба во дворе дома его родителей, гости, крики «Горько»! Выпито и съедено угощение, началось то, что в старину называли таинством брака, подробности которого выплыли только на допросах.
Прямая речь. Анатолий Сливко
«… с женой Людмилой познакомился на работе… сильных чувств не испытывал, до женитьбы ее не трогал и не пытался и даже не целовал. Жена говорила мне потом, что расценила это мое поведение как эталон скромности и только по этой причине вышла за меня замуж. Она была моей первой и единственной женщиной, однако вступить в половую связь с ней после регистрации брака я не смог. Я пытался это сделать, но ничего не получалось, несмотря на искреннее мое желание и обязательство перед женой. Через два месяца после свадьбы жена была у врача-гинеколога и вернулась очень расстроенной, болезненно переживала, нагрубила мне и выгнала из спальни. Я думаю, что девственность моей жены была нарушена путем медицинского вмешательства… Долгое время я испытывал угрызения совестя и беспомощности перед женой, но поделать ничего не мог. Она стала равнодушной ко мне… За семнадцать лет совместной жизни вступил в половой контакт с женой не больше десятка раз… несмотря на все усилия… половой член лишь слегка распухал и наступало семяизвержение… однако жена родила двоих детей (Игоря (р. 1971) и Евгения (р. 1975)».
Нельзя сказать, что Сливко никак не пытался нормализовать интимную жизнь. Однажды он даже пришел на прием к врачу, поделился своими проблемами. Но в ответ услышал, что ничего серьезного с ним происходит. Врач не особенно вслушиваясь в жалобы пациента, посоветовал ему пить настойку элеутерококка, побольше спать и почаще бывать на свежем воздухе… Молоденькая медсестра присутствовавшая при этом разговоре откровенно хихикала. Нетрудно понять в каком состоянии вышел из кабинета, ожидавший хоть какого-то решения своих проблем Сливко. Все попытки наладить нормальную половую жизнь с женой так и не дали результата, а после рождения младшего сына Евгения он вообще спал в отдельной комнате.
Супружеская чета Сливко с сыномСупружеская чета Сливко с сыном
Прямая речь. Людмила Сливко
«За годы совместной жизни я сильно страдала от половой неудовлетворенности. Уже с первой брачной ночи у него проявились явные признаки полового бессилия. Сначала я относила эту слабость на свой счет. Обвиняла себя и сильно переживала. Я считаю, что муж был в отношении ко мне жесток. Дома никогда ни в чем не помогал. Как родился Женя – младший, интимная жизнь у нас прекратилась. К детям своим он относился хорошо, хотя с ними ничем не занимался. Дети его любили, особенно младший».
Людмила никогда не приходила в клуб, ни с кем не общалась, никогда не ходила с ребятами в походы – воспитанники клуба ей были не только не интересны, а были, скорее всего, помехой в личной жизни, ведь все внимание, все вечера Сливко проводил в клубе.
Ни о себе, ни о личной жизни Сливко никогда не говорил в клубе. Эта тема была закрыта раз и навсегда вскоре после свадьбы, когда кто-то из ребят спросил, почему его жена не ходит в походы вместе с ребятами. Короткий ответ прозвучал резче обычного…
Анатолий Емельянович СливкоАнатолий Емельянович Сливко
Клуб «Романтик» продолжал развиваться, расти…
Со временем число членов клуба превысило 200 человек, Сливко стал устанавливать дни общения по возрасту, уже совсем молодые новички не попадали в группу со старшими, у которых и походы становились интереснее. То это была «ловля лис», когда ночью по миганию фонарика находили друг друга в поле с учетом еще каких-то ориентировок, то бегали с пеленгаторами, то участвовали на скорость переправы через речку по канату и прочие спортивные игры.
В одну из ночей кто-то из ребят забыл загасить печь, и за ночь часть деревянного здания библиотеки сгорело. Клуб лишился помещения. Временно клуб переселили в аварийное здание Дома Пионеров на той же улице, но оно было маленьким, неприспособленным, а авторитет у клуба был нешуточный. Горком партии выделил помещение в Новом городе в помещении Дворца Химиков — самом главном культурном центре города. В новое здание клуб пришел с новым именем. Это был 1968 г. Туристический клуб назвали «ЧеРГиД» — «Через Реки, Горы и Долины».
В конце 60-х Сливко еще работал на химкомбинате, но его легко отпускали на вечерние мероприятия клуба, в походы в выходные дни, а потом он просто числился на предприятии.
Ребята из первой (газета «Химик, автор – А. Сливко)
«Еще до поступления в цех № 1 я занимался со школьниками туризмом. Пришел в новый коллектив. Сначала как-то опасался говорить в смене о своем увлечении. Потом почувствовал, что товарищи по работе интересуются не только тем как я работаю, но и чем занимаюсь в свободное время. Неожиданно мой рассказ о туристах-школьниках был встречен с интересом. Случается что у меня не подходят выходные для проведения похода – выручают товарищи. Бывает, задержусь в походе – без упреков встречают меня в цехе. Работники смены поняли как важна задача воспитания подрастающего поколения, насколько эта работа трудна, но и интересна. Более 1000 ребят бывают ежегодно в походах клуба. Фотографии, кинофильмы, выставки, разные коллекции, опыты по биологии, сбор материалов по обороне Кавказа — все это направления деятельности клуба. А теперь в нашем клубе работают и курсы геологов…»
В клубе велась большая поисковая работа по обороне Кавказа, переписка с участниками тех событий, походы по местам боев. Был неплохой музей по материалам походов и экспедиций. Тема войны была всегда на первом месте. Музей существовал уже в первый год работы Сливко — это были небольшие стенды под стеклом, где хранились найденные в походах и экспедициях гильзы, каски, обрывки документов, личные вещи солдат. Экспозиция музея постепенно расширялась, и со временем музей стал гордостью клуба, куда водили на экскурсии детей из близлежащих школ. Кроме военного направления была геология, ботаника. При клубе работал фотокружок, где дети учились фотографировать и снимать фильмы. Но, как вспоминают бывшие воспитанники клуба, самым главным было то, что все делалось не для галочки и не на показуху.
Общение в клубе продолжало оставаться свободным, занятий как таковых не было — были собрания, где четко, в лаконичной форме преподносились все необходимые сведения. После собрания шла запись желающих участвовать в мероприятии или походе, тогда же каждый получал задание, что необходимо от конкретного участника похода. Сливко все время был в гуще каких-то обсуждений, потому что групп было много, ответственных за какие-то мероприятия тоже немало. Но все это было не жестко организовано, а в свободном режиме, за исключением эксклюзивной информации. В этом случае Сливко мог сказать, что во столько-то часов просит всех покинуть помещение, а остаться группе из конкретных лиц для проведения специальной операции. К «определенным лицам» все ребята в таком случае испытывали белую зависть. Если предполагалось, что будет организован вечер перед Новым годом, то создавалась группа участников его подготовки на добровольной основе. И тогда уже эта группа никого не посвящала в то, как идут дела.
Так же работали и «артисты», снимающие кино или те, кто готовил праздник посвящения в туристы и вручение значка «Юный турист». Сценарии писали тоже группой — предлагали идеи, а уже потом костяк из энтузиастов и более-менее подготовленных физически ребят готовили окончательный вариант сценария, и начинались съемки. В игровых фильмах всегда были пираты, шпионы, гротескно выглядевшие герои сыска. Все было динамичным, с падениями, трюками — очень веселые фильмы — их все ждали. Иногда в фильмах появлялись и сцены пыток, но это гармонично вписывалось в сценарий с «плохими » героями — без излишеств.
Как-то Сливко достал цветную пленку и в походе он часто загонял юных туристов в малинник, чтобы ребята ели крупные яркие ягоды, а он снимал крупным планом. У Любы Гориной были синие-синие глазищи, и он снимал ее больше всех, то с ягодами, то на фоне цветущих рододендронов. Он был большой эстет.
Старшие ребята постепенно уходили учиться и в армию, им на смену шли другие. И эти другие, побывав в более-менее сложных походах, вливались в Совет инструкторов по приглашению Сливко. Именно им доверялись младшие. И в походы на небольшое расстояние уже ходили не под руководством Сливко, а с новыми инструкторами, уполномоченными Анатолием. На дисциплине это не сказывалось никак.
Перед первым походом Сливко обычно сообщал, что в клубе существует система штрафных очков: за нарушение очки назначаются, за добрые дела – снимаются. Очистил картошку для супа толстым слоем — наказание в 100 баллов, поленился и мало дров принес к костру, пока все искали, приносили, рубили палки, занимались делом — получи минус 100 очков. Натянул свою палатку и помог товарищам, а то еще за водой сбегал, хотя и не дежурный — получи плюсом 50 -100 баллов. Ребята не замечали, как за ними следит Сливко, но знали, что он видит и помнит все! И каждый рано или поздно получит свою награду или наказание.
Прямая речь. Татьяна
В нашем большом походе со Сливко я должна была вести дневник, как мы преодолеваем трудности, как нам живется в походе. Только однажды — через три дня после начала похода Сливко спросил у меня, веду ли я записи. Я ответила, что нет пока — времени не хватает. Он лаконично сказал: «Выбирай!», — то ли о времени, то ли еще о чем. Я так и не удосужилась что-то написать по свежим впечатлениям, потому что уставала в горах ужасно, а потом решила, что обойдемся мы без этих записок.
Через месяц после похода, когда Совет инструкторов рассматривал итоги нашего похода я получила наказание за неведение дневника, как не выполнившая поручение. Наказанием было непосещение трех раз Совета инструкторов. Я приходила в день Совета, но ходила среди других туристов, чувствуя себя не в своей тарелке.
Заседания Совета инструкторов велись раз в неделю с 19 до 21-30 час вечера. Я жила в Старом городе, а Чергид был уже в Новом городе во Дворце Химиков. Автобусы вечером ходили редко, а моя мама требовала, чтобы сразу после 9 часов вечера я была дома. Об этом я поделилась со Сливко, и не было ни одного заседания, чтобы в 20-50 Сливко не сказал: «Таня, теперь домой, чтобы мама не волновалась». Эта фраза произносилась без смеха и издевки, даже напротив — с какой-то долей уважения к требованиям старших. Я думаю, что это был замечательный ненавязчивый урок для всех сидящих на этом Совете (с полсотни человек примерно).
В конце 60-х Сливко был послан в командировку в Японию. Оттуда он привез корни женьшеня. С тремя человеками он поделился тайной посадки женьшеня в Закубанском лесу. На сборе туристов сказал, что посвятил в тайну трех конкретных людей, показав каждому один из трех участков посадки женьшеня для того, чтобы не забыть самому — для подстраховки. Среди них была Валя Гордеева. Валя никому не рассказывала, где находится плантация, и никто не смел даже спросить, как выглядят эти таинственные корни. Возможно, это был своеобразный педагогический ход, что каждый из ребят мог быть посвящен в какую-то тайну, о которой нельзя говорить никому. Это расценивалось, как огромное доверие Сливко, и повышало авторитет среди ребят.
Но были в «Чергиде» и тайны, которые хранились несравнимо более тщательно — страшные тайны…
Анатолий Емельянович СливкоАнатолий Емельянович Сливко
Прямая речь. Анатолий Сливко
«Периодически возникающее половое давление меня угнетало и требовало каких-то действий, которые в конечном итоге заканчивались онанизмом. Акт требовал воображения, фантазии, связанной с обликом мальчика, погибшего в дорожном происшествии, его одеждой. В моем мире фантазий, который для меня стал более реальным, чем действительность есть приключения, погони, нарядные и счастливые мальчики в черных ботиночках. Я могу делать с ними все, что захочу, им это нравиться и они улыбаются мне. Понимая, что для воплощения подобных фантазий, понадобятся жертвы я задумался, как получить мальчика в бессознательном состоянии… В книгах по медицине я наткнулся на описание ретроградной амнезии, при которой в результате кратковременного повешения происходит частичная утрата памяти из нее стирается все что связано с опытом. Я решился на эксперимент…»
Используя любопытство и тягу мальчишек к тайнам и заговорам, Сливко предлагал участие в эксперименте на выживание. На следствии он признался, что отказа со стороны детей никогда не было. С «испытуемого» Сливко брал подписку о неразглашении, что тоже импонировало мальчишкам — совсем как у взрослых, тем более, что эксперимент, по словам инструктора, должен был определить степень выносливости, проверить мужество. Для правдоподобия Сливко набрасывал сценарий и давал его прочитать будущей жертве. Сюжет был одинаков: герой-пионер подвергался различным испытаниям, в том числе, пыткам. Необходимость киносъемки Сливко объяснял туманно: он, дескать, собирает материал и пишет книгу о пределах человеческих возможностей. В некоторых случаях Сливко говорил, что обязан знать, как оказывать первую помощь в походах, если кто-то потеряет сознание. Помогала поиску подопытных и система штрафов за проступки: если ребенок получил штраф, Сливко шел навстречу — предлагал отработать участием в эксперименте. Некоторые из ребят шли на эксперимент, желая заработать — Сливко предлагал деньги (10 — 25 рублей).
2 июня 1964 года Сливко провёл свой «первый медицинский эксперимент», заключавшийся в том, что мальчик был подвешен в петле и спустя короткое время потерял сознание. Когда он был без чувств, Сливко совершил акт онанизма и эякулировал на ботинки мальчика. Когда же мальчик пришел в себя, то совершенно ничего не помнил о том, что случилось. Он остался жив, но уже через несколько месяцев Сливко совершил свое первое убийство. Жертвой стал 15-летний Николай Добрышев, не отличавшийся примерным поведением. Сливко сказал ему, что пишет диссертацию о пределах человеческих возможностей и уговорил участвовать его в «научном эксперименте» по проверке этих самых возможностей. Мальчик умер, задохнувшись в петле. Убийца пытался спасти его, делая искусственное дыхание и массаж сердца, но это оказалось бесполезно. Испугавшись, Сливко стал немедленно избавляться от трупа — он разрубил его на несколько кусков и сбросил их в Кубань. Пленку, на которой было запечатлено убийство, он уничтожил, опасаясь, что ее кто-нибудь обнаружит.
Николай ДобрышевНиколай Добрышев
Таким образом, опыты теперь делились на смертельные и несмертельные, и какой опыт состоится в следующий раз знал только один Сливко. Мальчишки же не догадывались, что, отправляясь в лес с радостно возбужденным дядей Толей, могут назад уже не вернуться. Подготовка к эксперименту была тщательной: Сливко заранее готовил чистую, хорошо выглаженную школьную форму, белую рубашку, красный галстук и, конечно, начищенные ботинки. Мальчик обещал ничего не есть за десять-двенадцать часов до встречи, чтобы в процессе эксперимента не появилось тошноты или рвоты. А непосредственно перед испытанием подросток должен был оправиться. Некоторых подопытных Сливко мыл в реке и одевал лично — «гурман» тщательно готовился к будущему кровавому «пиршеству». В бессознательное состояние маньяк приводил жертвы разными способами. Одним надевал на лицо противогаз и заставлял дышать эфиром, другим натягивал на голову полиэтиленовый мешок, перекрывая доступ воздуха, но чаще всего он использовал петлю, сделанную из резинового шланга. У него не было опасений, что его выдадут, потому что мальчики просто не могли знать, что с ними происходило дальше.
Описание эксперимента из записной книжки Сливко Описание эксперимента из записной книжки Сливко
Описание эксперимента из записной книжки Сливко Описание эксперимента из записной книжки Сливко
Сливко четко контролировал проведение своих экспериментов — непременно снимал на фото- и кинопленку (некоторые кадры), вел записные книжки, в которых фиксировал дату и время «эксперимента», действия и внешний вид мальчика во время удушения, симптомы, наблюдавшиеся после того как жертва приходила в себя, отслеживал пульс жертв. На суде Сливко указывал, что благодаря такому подходу к проведению эксперимента довел срок пребывания мальчиков «на том свете» до 9 мин, когда ребенка можно было еще оживить. Это был настоящий конвейер — через руки Сливко проходили десятки и десятки разных мальчиков, всего же жертвами «несмертельных» опытов стали более 40 человек (по другим данным около 100 человек). Эти ребята не сами выскользнули из петли и не случайно остались в живых – Сливко приводил их в чувство и давал им жизнь. Но последствия этих экспериментов были очень тяжелы — некоторые из участников опытов в результате получили болезни на всю жизнь и даже инвалидность. Балансируя на грани жизни и смерти со своими испытуемыми, Сливко совершенно четко осознавал какое время нужно продержать ребенка в петле, чтобы впоследствии он мог реанимировать его, но таким же четким было и понимание того, что нужно сделать, чтобы эксперимент закончился смертельным итогом. Если Сливко проводил смертельный эксперимент, то вынимал жертву из петли через десять-пятнадцать минут.
Александр НесмеяновАлександр Несмеянов
14 ноября 1973 года Сливко убивает 15-летнего Александра Несмеянова. По факту пропажи Несмеянова было возбуждено уголовное дело, проводились поиски в донских лесах, водолазами обследовалось дно реки Кубань, но никаких результатов это не принесло. Версией следствия было даже похищение мальчика цыганами. Мать Несмеянова сама ездила по всему Советскому Союзу в поисках сына, писала во все инстанции, в том числе в адрес XXV съезда КПСС. Приходила она и к Сливко — спрашивала у него, не говорил ли ему мальчик о своих планах сбежать из дома. Тот ответил, что не говорил. Также к Сливко приходила и милиция — за фотографиями Несмеянова, которые можно было бы показать по телевидению. Он отпечатал прекрасные фотографии и, кроме того… организовал поиски в донских лесах пропавшего мальчика, в которых участвовало до двухсот членов «Чергида»!
Проходили месяцы, а Несмеянова так и не нашли, поэтому дело о его пропаже закрыли. Но зимой 1974/75 в одной из колоний заключенный Мадьяров, написал явку с повинной, в которой сознавался, что это он убил подростка, а труп закопал на одном из островов Кубани. Однако поиски трупа по схемам, составленным Мадьяровым, снова ни к чем не привели. Выяснилось, что заключенный не убивал мальчика, а просто захотел «развеяться», прокатившись до Невинномысска. Следствие снова зашло в тупик и было приостановлено.
Андрей ПогасянАндрей Погасян
11 мая 1975 года Сливко убивает 11-летнего учащегося пятого класса Андрея Погасяна. 12 мая на городской набережной были найдены школьный портфель и одежда Погасяна. Тщательное обследование берегов и дна реки Кубань никаких результатов не принесли. Допросив родителей Погасяна, следователь узнал, что мальчик собирался «на киносъемки», которые проводил в донском лесу какой-то мужчина, и просил мать специально для этого купить ему новые плавки. Следователь посчитал эти сведения важными и послал поручение в Невинномысское УВД найти этого мужчину, а сам уехал на повышение квалификации в Москву, после чего был переведен в Ставропольскую краевую прокуратуру. Но никакого расследования для установления личности этого «кинолюбителя» проводить не стали, а следствие не объединило два дела о пропаже детей в одно — оно почему-то не заметило, что Несмеянов и Погасян были примерно одного возраста и оба посещали «Чергид». Более того, к Сливко пришли снова за фотографиями Андрея Погасяна! И снова Сливко «на общественных началах» организовал поиски мальчика.
Никто из жителей города даже не мог предположить, что исчезнувшие мальчики могли быть жестоко убиты, наиболее вероятной причиной казался несчастный случай, тем более, что вокруг города было много гидротехнических сооружений, или просто тяга мальчишек к приключениям, которая могла заставить их пуститься в далекое путешествие. Как бы то ни было, уголовные дела не по этим случаям не заводились – мальчики находились в розыске, но он не давал никаких результатов
Несмотря на пропажу двух членов клуба, жизнь в «Чергиде» тем временем шла своим чередом… Как ни парадоксально клуб в полной мере отвечал своему назначению. Ребята с удовольствием шли в клуб и принимали активное участие во всех его делах. Самое главное, им было там интересно. Не имеет смысла рассуждать, что в то время существовали подозрения в адрес Сливко, если даже в судебном заседании, уже совершенно точно зная о преступлениях, о «Чергиде» воспитанники говорили только восторженно
Анатолий Сливко во время проведения занятийАнатолий Сливко во время проведения занятий
Прямая речь. Андрей.
«В конце 70-х название клуба было на устах у всего города, тем более у моих друзей и некоторых одноклассников. Быть членом клуба было почетно, туда брали не всех, и многие там долго не задерживались за свои хулиганские проступки. Тренер по боксу периодически заставлял меня приносить свой дневник, чтобы там не было двоек, а когда я впервые пошел к Сливко, то тоже взял дневник — в нем не должно было быть троек. В клуб я пошел в 4-м классе, шел 1977 год. Я не помню, кто меня туда привел первый раз, но первое мое посещение «Чергида» произвело на меня большое впечатление. Это была двух или трехкомнатная квартира в доме в центре города на 1-м этаже. Сам клуб представлял из себя небольшой музей. Комнаты были оборудованы стеллажами, в которых лежали немецкие и советские простреленные каски, ржавое оружие, патроны, гранаты. На стене висели какие-то трофейные и наши флаги, фотографии. Всё было таинственно и загадочно и жуть как манило. Сливко тогда было 40 лет, он был высоким, с широким открытым доброжелательным лицом, гладко выбритый, надушенный «Шипром», темная шевелюра его была кудрява. Находясь в клубе он одевал темный костюм, и на нём красовался значок «Заслуженный учитель школы РСФСР». Он полистал мой дневник, и в связи с моим малым возрастом разрешил просто приходить в клуб. Основной задачей «ЧЕРез Реки Горы И Долины» была организация и осуществление походов школьников по местам боевой славы, которые находились в предгорьях Кавказа. Все было связано с Великой Отечественной войной. Я был на собраниях, в которых участвовали старшеклассники — 6-8 класс, как мальчики, так и девочки. Они делились впечатлениями о своих проведенных походах, и планировали будущие походы. Иногда по настоятельным просьбам присутствующих он проводил большое таинство — занавешивал окна плотными шторами, вешал на стену экран и показывал фильмы. У него была видеокамера — большая редкость по тем временам. И он снимал школьников, но не просто так, а придумывал различные сюжеты и сценарии, и их походы превращались в художественные короткометражные фильмы. Я видел этих ребят на экране и они одновременно сидели рядом со мной — они были героями и звездами экрана, причем фильмы были цветными, а телевидение тогда — еще черно-белым. На мою просьбу взять меня в поход, Сливко мне сказал, что обязательно возьмет, но для этого мне надо немного подрасти».
В помещении клуба «Чергид»В помещении клуба «Чергид»
Благодаря усилиям Сливко «Чергид» превратился в образцово-показательный клуб, гордость целого города. Посещать клуб, иметь значки и состоять в Совете инструкторов было престижно. Популярность клуба стала настолько высока, что Сливко вынужден был даже отказывать в приёме из-за переполненности клуба. Горком комсомола и партии всячески помогали клубу, ведь тысячи детей были организованы, не доставляли хлопот милиции трудные дети — их принимали в клуб и без особых усилий перевоспитывали. «Чергид» и Сливко постоянно показывали заезжим гостям, как образец организации воспитательного процесса и работы с детьми. Сливко со своими воспитанниками регулярно участвовал в мероприятиях разного масштаба, о нем писали статьи в «Пионерской правде», записывали передачи на Всесоюзном радио.
Участвуя в различных мероприятиях, Сливко знакомится лично практически со всем руководством города и края, у него появляются самые широкие связи в партийных структурах. Третий секретарь горкома партии Костина буквально боготворила Сливко, его заслуги приписывая и своему таланту руководителя и куратора, поэтому она не только помогала ему в обеспечении бесплатными автобусами, материальной помощью для закупки горного оборудования, дефицитной сгущенки для походов в горы, но и продвигала Сливко по карьерной лестнице. Сливко выбирают депутатом Невинномысского горсовета, а в 1977 году ему присуждается звание Заслуженного учителя РСФСР (притом, что ни педагогического, ни вообще высшего образования у него не было). За звания производились доплаты, а получал он зарплату с «Азота», числясь рабочим какого-то цеха.
Заслуженного учителя РСФСР ему дали, конечно же, незаконно, но в то же время большинство жителей города эту награду восприняли как заслуженную, поскольку хоть Сливко и не был педагогом, но все знали, что как воспитатель, психолог, организатор он был на голову выше любого дипломированного учителя. В противоположность этому, педагогические работники были неприятно удивлены таким решением, поскольку такие звания не давались случайным людям — их даже выделяли на край или город не каждый год, и гороно вместе с горкомом партии тщательно взвешивали все «за и против» отдельных кандидатур. Такое звание нельзя было получить без одобрения партийных властей и, вероятно, Костина настояла, чтобы это звание получил именно Сливко.
Гром оваций и отсутствие руководства со стороны гороно и других организаций обеспечил Сливко абсолютную бесконтрольность. При таком положении дел постепенно меняется и сам Сливко – это уже не тот юный романтик, который впервые пришел в школу, а уверенный в себе, выхоленный, высокомерный человек. Как отмечали многие, он всегда был достаточно своевольным и самолюбивым человеком, а в силу того что клуб считался одним из лучших в Союзе и руководство города его везде выставляло на показ, и не прочь было включить его успехи в собственный актив, Сливко в еще большей степени почувствовал свою незаменимость, почувствовал, что ему дозволено больше, чем другим.
В конце 70-х клуб «Чергид» был передан профкому Невинномысского производственного объединения «Азот» и получил помещение в жилом доме по ул. Северной, который принадлежал химкомбинату. В этот период Сливко дали дополнительные педагогические ставки и у него в клубе впервые появились штатные сотрудники: его заместитель и уборщица, завсклад и другие работники. В помещении по ул. Северной началась новая жизнь клуба, чтобы закончится в декабре 1985 года уже не громом аплодисментов в честь директора клуба, а громким разоблачением маньяка- убийцы…
Помещение клуба «Чергид» (ул. Северная)Помещение клуба «Чергид» (ул. Северная)
Необходимо отметить, что Анатолий Сливко к очередному убийству шел достаточно долго. Он мог держать себя в руках, как отмечают криминалисты, знающие историю его преступлений. Сливко имел высокую степень социальной зрелости, уровень нравственных запретов. Достаточно высоким был его интеллект. Но отсутствие сексуальной жизни «включало» воспоминания, в которых каждый раз всплывал образ окровавленного мальчика, принесший потрясение. Фантазии всё сильнее захватывали Сливко («видение аварии 1961 года постоянно всплывает в сознании и преследует меня»). Проходит пять лет с момента последнего убийства и Сливко решается на новый смертельный эксперимент.
В 1980 году Сливко убил 13-летнего Сергея Фатнева. Розыски мальчика опять ничего не дали, и дело закрыли. И снова следствие не сделало никакого вывода из факта, что мальчик, так же как и пропавшие Несмеянов и Погасян, был членом клуба «Чергид»!
Сергей ФатневСергей Фатнев
В своих играх с трупом Сливко каждый раз заходил «всё дальше» и становился всё более изощрённым. Он подвешивал и растягивал на верёвках труп в разных позах, распиливал и разрубал его перед камерой, из расчлененных конечностей составлял разные «фигуры». Например, отрезанную голову жертвы окружал отрубленными ногами в начищенных ботинках. Вскрывал брюшную и грудную полости, внимательно рассматривал и снимал на плёнку внутренние органы. Кровь собирал в специально приготовленный поддон и пил её ложкой. Обливал ботинки мальчика бензином и поджигал. Распиливал его обутые в ботинки ступни. Отрезал у трупа уши, нос, щеки, вырезал глаза. Отрезанные гениталии жертв он засаливал в обычной стеклянной консервной банке. На такие игры у него могло уходить до двух часов.
Прямая речь. Анатолий Сливко.
«Когда расчленял жертву, отвращения не испытывал, но подсознательно оценивал ситуацию, одни мысли оценивали плохую сторону моих действий, другие — более сильные — понуждали делать плохое и предвещали удовлетворение… После всего совершенного приходил в обычное нормальное состояние, и возникало желание скрыть следы совершенного преступления. Трупы и части тела закапывал, а одежду сжигал с помощью бензина. Ко всему готовился заранее… Для каждого полового акта мне нужно было видеть кровь… Но после снятия полового давления, то есть после удовлетворения страсти, здравый смысл подсказывал, что часто этого делать нельзя, что это очень плохо, и я постоянно искал новые возможности, промежуточные варианты, не связанные с убийством. Появилась мысль сделать как можно больше фотографий, чтобы, посмотрев на них, воспроизвести весь процесс, возбудиться, получить удовлетворение. Иногда пользовался воображением ранее происходившего. Такие чувства испытывал и к своим сыновьям: когда никого не было дома и у меня возникало половое давление, я представлял сына в подобной ситуации. И онанировал на его ботинок…
Нет, я никогда не курил и не пил. От спиртного я всегда чувствовал себя плохо. Пробовал напиться с тем, чтобы в таком состоянии испытать влечение к женщинам, но ничего не получалось. Кроме того, я работал с детьми, чувствовал ответственность, это дело моей морали, дело принципа. Появиться перед детьми с запахом алкоголя я не мог… Ни с кем не общался, соседей по площадке не знал, ни к чему не стремился, никому не завидовал. К месту убийства возвращался неоднократно, примерно через месяц после убийства, иногда раньше. Срабатывало воображение, и мне нужно было все происшедшее восстановить и получить удовольствие. В эти моменты никакого страха не испытывал…
После одного из убийств оставил одежду потерпевшего и часы, эти неотъемлемые детали вызывали у меня повышенное представление о прошедших событиях. Пытался сделать куклу, чтобы не убивать живых, а пользоваться куклой для снятия полового давления».
Сергей ПавловСергей Павлов
23 июля 1985 года Сливко совершает свой последний смертельный эксперимент. Жертвой, которого стал 13-летний Сергей Павлов. В тот день, в 7 часов утра мальчик ушел из своего дома по бульвару Мира, 36, сказав родителям, что идет на рыбалку на реку Барсучки. Однако своей соседке Лидии Половинкиной он сказал, что идет на встречу с руководителем клуба «Чергид» Сливко и что тот будет его фотографировать для «иллюстрированного журнала». Но к вечеру Павлов не вернулся. Тогда Половинкина позвонила в «Чергид» и спросила Сливко, не видел ли он мальчика. Сливко ответил, что не видел, а на следующий день он уехал на Черное море с группой воспитанников, и следователю побеседовать с ним не удалось. Мать Сережи, Антонина Григорьевна, забила тревогу. Обратилась в городскую милицию. Там пообещали принять меры к розыску, но, к сожалению, дальше обещаний не пошли.
А. Павлова пришла с жалобой к прокурору города П. Закачурину. Павел Тимофеевич внимательно проанализировал факты и усмотрел в них криминал. В результате было возбуждено дело по признакам умышленного убийства и передано следователю, тем более что это был не первый случай таинственного исчезновения подростков.
13 ноября 1985 года помощник прокурора города Тамара Лангуева официально принимает к производству это дело. Время шло, а следствие продвигалось с большим трудом. Выдвигались разные версии: предполагали, что мальчик мог утонуть или возможно к исчезновению ребенка был причастен кто-то из родственников. Как уже упоминалось, следователям было известно, что подростки в Невинномысске пропадали и раньше – периодичность составляла несколько лет. Т. Лангуева впервые систематизировала эти разрозненные дела и стала рассматривать исчезновения подростков не как отдельные случаи, а как звенья одной цепи. Началась проработка данной версии… Прежде всего, Лангуева обратила внимание на клуб «Чергид», который посещал С. Павлов и другие пропавшие мальчики. Разговаривая с его друзьями по клубу, она услышала о съемках кинофильмов. Её весьма удивила тематика этих детских фильмов, в которых присутствовали пытки, сцены повешения главных героев, хотя ребята и утверждали, что вешали не всерьез, а обматывали веревку подмышками и имитировали позу повешенного человека. Еще больше насторожили следователя неопределенные оговорки о неких странных медицинских опытах, которые проводит с детьми руководитель клуба. Лангуева часами говорила с членами «Чергида», пытаясь выведать у них подробности, но безуспешно. Тем не менее, не только Лангуева заинтересовалась Сливко. Среди подопечных Елены Пройды, работавшей в то время в детской комнате милиции также ходили слухи о «секретном кино» и «экспериментах» Сливко. Е. Пройда уделила проверке этих слухов самое пристальное внимание, и, пожалуй, именно ей дети впервые открыли правду о страшных событиях, происходивших в «Чергиде». Первым из непосредственных участников экспериментов, который дал официальные показания Т. Лангуевой стал Вячеслав Хвостик. Он рассказал, что Сливко подвешивал его в петле, после чего он потерял сознание и потом несколько дней был нездоров. Затем еще несколько мальчиков дали показания об участии в опытах Сливко…
Вячеслав ХвостикВячеслав Хвостик
Анализ личности Сливко, проведенный следователем показал, что директор клуба «Чергид» был хорошо известен в городе, пользовался большим авторитетом. Он числился аппаратчиком на химкомбинате, но фактически занимался только клубом. По работе и в быту характеризовался отлично. В городе за ним прочно утвердилась репутация опытного педагога. Он был отмечен десятками благодарностей и грамот, сотни восторженных отзывов о деятельности клуба и его полезных делах завершали образ отличника просвещения. И все же, анализируя имеющиеся факты, следователь не могла отделаться от мысли о причастности Сливко к исчезновениям детей. На пути следствия встали добропорядочность Сливко и непререкаемый авторитет «Чергида». А вдруг перед следствием честный человек, преданный делу труженик? Не могут же так много хорошего говорить о проходимце? Именно эти обстоятельства тормозили следствие, к тому же прямых улик против Сливко не было. Прокурор города тоже поначалу воспринял информацию об опасных опытах Сливко скептически – он не мог поверить, что человек, который посвятил свою жизнь детям, был образцом честности и порядочности мог быть обвинен в нездоровом интересе к детям.
Кроме того, нельзя сбрасывать со счета и то обстоятельство, что Сливко был лично знаком со многими руководителями в Горкоме, Крайкоме партии, УВД и, вполне естественно предполагать, что скандал вокруг имени заслуженного учителя и ударника коммунистического труда никому не был нужен. В результате следователи, работавшие по этому делу, испытали определенный прессинг со стороны людей поддерживавших Сливко на протяжении нескольких десятилетий, что также несколько затягивало проведение более активных следственных действий.
Но поскольку других подозреваемых не было, а рассказы о странных опытах директора клуба с детьми были весьма красноречивы, прокурор города в конечном итоге подписал ордер на обыск в помещении «Чергида» и квартире Сливко.
Вещественные доказательства обнаруженные в клубе «Чергид» 28 декабря 1985 годаВещественные доказательства обнаруженные в клубе «Чергид» 28 декабря 1985 года
Вечером 28 декабря 1985 года в клуб пришли милиционеры. Там шли занятия — Сливко с детьми готовил встречу Нового года. Первоначально найти хоть что-то милиционеры не могли, хотя самым тщательным образом осмотрели помещение клуба. Потом один из милиционеров указал на дверь с табличкой «Не влезай — убьет!» и спросил у Сливко: «Что там?» Тот, что называется, «изменился в лице». За дверью находилась фотолаборатория, где обнаружили набор ножей, походные топорики, мотки веревок, петли из резинового шланга, кипы шокирующих фотоснимков, на которых были изображены связанные и расчлененные дети. Нашли сотни метров кинопленки с запечатленными на ней сценами пыток, убийств и расчленения детей, пионерскую форму, множество детских ботинок, у некоторых из которых были отпилены мыски. Сливко был арестован. У одного из детей, присутствовавшего при его аресте, случилась истерика, когда «дядю Толю забрали в милицию»: настолько большим уважением и любовью он пользовался у детей.
А. Сливко 28 декабря 1985 годаА. Сливко 28 декабря 1985 года
Свое 47-летие убийца встретил в камере следственного изолятора. В течение января и февраля 1986 года, когда он признался в семи убийствах, были организованы выезды на места преступлений и обнаружены останки шести детей, закопанные в донских лесах. Останки убитых Сливко в 60-х годах детей найдены не были. Среди жителей города стремительно распространилась новость о задержании Сливко, но никому было неизвестно по какой причине оказался в тюрьме всеми уважаемый учитель. Ходили самые невероятные версии… Жену Сливко и двух его детей МВД перевезли в другой город (по некоторым сведениям, прямо на следующий день после ареста). Большим ударом арест заслуженного учителя явился и для многих облеченных властью чиновников. Начальник городской милиции полковник Антоненко был снят с должности и отправлен работать в колонию строгого режима заместителем начальника. Для него это было большим стрессом, проработав там два года, он ушел на пенсию, потому что очень страдал от страшных головных болей. О Сливко ему не напоминали и ничего не спрашивали. А третий секретарь городской парторганизации Костина, которая хлопотала о присуждении Сливко звания Заслуженного учителя закрылась в своей квартире и покончила жизнь самоубийством после его ареста. Семьи у нее не было. После ареста Сливко помещение клуба «Чергид» и инвентарь передали в ведение гороно и по сегодняшний день в этом помещении находится Центр детско-юношеского туризма и экскурсий.
Суд над Сливко состоялся в июне 1986 года. Процесс был быстрым: прямых улик против обвиняемого в виде снятых им фотографий и фильмов было более чем достаточно. Возле здания суда постоянно дежурили машины скорой помощи: у нескольких участников процесса после просмотра фильмов Сливко случились гипертонические кризы и инфаркты. Когда у Сливко перед первым просмотром фильма спросили, не имеет ли он отводов к кому-либо из присутствующих, он ответил:
«Я следствию высказывал пожелание — чтобы как можно более узкий круг был… То, что будет представлено сейчас… даже человеческий род позорит… Я раз увидел это… И это нельзя ни смыть, ни забыть. Только со смертью уйдёт… Мне страшно, что это будут люди смотреть».
Проводившаяся дважды судебно-психиатрическая экспертиза Сливко (в том числе, одна — в Институте Сербского) показала его вменямость и наличие у него «органической психопатии» (расстройства личности на почве органических изменений головного мозга) и сексуальных перверсий — педофилии, некрофилии, садизма, некросадизма, фетишизма, вампиризма, пиромании. Во время следствия и суда Сливко всё время плакал, выказывал раскаяние.
Сливко приговорили к смертной казни, но благодаря усилиям его адвоката Сергея Петрова было составлено прошение о помиловании, ходатайство о проведении повторной экспертизы. Однако эти усилия были напрасны — 21 декабря 1987 президиум Верховного совета СССР в помиловании отказал и все последующее время Сливко находился в одиночной камере смертников в Новочеркасской тюрьме, ожидая приведения приговора в исполнение. Как и всякий приговоренный к смерти в СССР, Анатолий Сливко не знал, когда приговор будет приведен в исполнение, и потому вздрагивал, заслышав малейший шум в коридоре. Страх, что пришли за ним, терзал его неотступно. Поэтому вполне естественно, что когда в 1988 году охранник сообщил ему о посетителе, известном московском психиатре докторе Костоеве, Сливко испытал огромное облегчение.
Костоев, руководившей операцией по розыску ростовского маньяка, ожидал встречи со Сливко, в надежде что разговор с ним поможет ему глубже понять психологию маньяков и в конечном итоге вычислить ростовского изувера. Он прекрасно понимал, что должен быть очень осторожен с заключенным, поскольку тот мог сообщить ему весьма важные сведения, чтобы продлить свою жизнь. Костоеву было известно нечто, о чем он ни в коем случае не имел права хотя бы намекнуть: очень скоро Сливко должны были казнить. Впрочем, ему не нужно было добиваться признания Сливко, он хотел, чтобы тот сам раскрыл ему свою душу до самых глубин. Костоев задавал ему вопросы, кое-что записывал, а на прощание оставил зеленую школьную тетрадку с таблицей умножения на обложке и попросил все подробно описать, чтобы обсудить при следующем визите
Сливко принял предложение, сулившее не только временное спокойствие, но и возможность отвлечься от мыслей о казни. Все же в какой-то части своей натуры он оставался учителем и вполне благонадежным гражданином страны, а будучи таковым, он, разумеется, соглашался с тем, что преступник должен быть обезврежен. Главная трудность состояла в том, что вторая, преступная часть его души, которая была куда сильнее первой, придерживалась иного мнения.
Два дня спустя Костоев вновь проделал путь по степи и лесополосе, отделявшей Ростов от Новочеркасска. На этот раз его сопровождал майор Бураков, также интересовавшийся психологией преступника. Бураков должен был сыграть роль помощника доктора Костоева и вести запись разговора со Сливко. Было очень важно, чтобы беседа была проведена умело, поскольку Костоев узнал, что через два-три часа Сливко должны казнить.
При повторной встрече Сливко вернул тетрадь, каждая страница которой была исписана аккуратно выведенными словами — плодом серьезнейших раздумий, последней исповедью маньяка. Сливко писал, что в возрасте двадцати трех лет он стал свидетелем дорожного происшествия, в результате которого погиб мальчик лет десяти. Мальчик был одет в пионерскую форму — белая рубашка, красный галстук, черные туфли. На дороге образовалась большая лужа крови и догорающего бензина. Сливко был одновременно испуган и очарован зрелищем, от которого не мог оторвать взгляда и которое накрепко засело у него в голове.
Чтобы избавиться от этого «сладкого кошмара», Сливко женился, но в первую же ночь испытал разочарование, не сумев сделать супругу женщиной; чуть позже ей пришлось прибегнуть к хирургическому вмешательству. Хотя занятия любовью с женой означали для него «кровь, пот и слезы», он все же сумел добиться того, что у них появился сын. Некоторое время сознание того, что у него растет маленький сынишка, помогало Сливко справляться с кошмарными видениями, которые продолжали его преследовать до тех пор, пока он не сдался, став, по его собственным словам, «рабом собственной фантазии».
Жертвами Сливко оказывались только десятилетние мальчики, наиболее притягательными в его глазах были их черные блестящие туфли. Красный пионерский галстук также стал его фетишем, но Сливко утверждал, что его ни в коем случае нельзя подозревать в «склонности к фашизму». Сливко отмечал, что каждый раз хотел повторения одной и той же картины. И он повторял все снова, обычно через месяц, иногда — раньше. Сливко и признался, что фотографии, которые он делал после убийства и проявлял в своей фотолаборатории, удовлетворяли его не более чем на месяц. Он также подчеркнул, что до сих пор никогда не рассказывал о своих фантазиях, связанных с сыном, и лишь теперь, окончательно потеряв надежду, решил написать все как есть.
Та часть сознания Сливко, что ведала чувством справедливости, продолжала функционировать. Он сам себя проклинал за то, что пал так низко, что начал связывать свои фантазии с собственным сыном.
«Я мог бы описать все, что сделал, двумя абсолютно противоположными путями. Я мог бы заклеймить себя проклятьем, но мог бы и представить свой садизм как нечто возвышенное, недоступное обычным людям…»
Размышляя о своем характере в целом, Сливко указывал, что он не курил, не пил и не ругался и очень любил природу, что, по его мнению, «приводило к неутешительному выводу, что даже самый уважаемый человек может стать вместилищем зла»