Ник Картер и его прежний помощник Тен-Итси сидели на берегу реки, а рядом с ними лежала молодая красивая девушка.
Много опасностей, много трудностей пережили они. Одежда их промокла насквозь, а по их лицам видно было, что они находятся в крайне угнетенном состоянии.
То и дело оглядывались они по сторонам, не идут ли откуда-нибудь враги.
Пережив неописуемые ужасы и страдания, Ник Картер вместе с Диком, Патси, Тен-Итси и молодой гейшей Таликой бежали из поместья, принадлежавшего японскому шпиону барону Мутушими, за которым уже много времени охотился Ник Картер.
Во время бегства Дик и Патси снова были взяты в плен и томились в доме барона, расположенном в одной из японских провинций, далеко от столицы Токио, где Мутушими проживал в полной независимости, располагая сотнями хорошо вооруженных и преданных ему слуг.
Кроме Ника Картера и его помощников, барон Мутушими увез из Америки еще и сенатора Марка Галлана. На родине всех их считали давно умершими, а на самом деле они, вследствие козней барона, вели вдали от родины жалкое существование, томясь в рабстве у Мутушими.
Талика, тоже находившаяся в плену у барона Мутушими и его супруги, в свое время сообща с Тен-Итси составила план освобождения сыщиков и до некоторой степени привела план этот в исполнение.
В данное время один только Ник Картер был на свободе. Помощники его и сенатор Марк Галлан находились еще в плену у барона.
Несмотря на то, что у Ника Картера не было никакого оружия и что ежеминутно грозила опасность со стороны клевретов барона, он принял отважное решение снова вернуться в дом Мутушими и освободить своих друзей во что бы то ни стало. Его не пугали вооруженные слуги барона.
Тен-Итси изъявил полную готовность разделить со своим бывшим начальником все опасности.
* * *
— Но что мы можем, в сущности, сказать, начальник? — спросил Тен-Итси, выслушав Ника Картера. — Мы устали, голод нас мучает, одежда наша промокла насквозь, а что хуже всего — мы растеряли оружие и, кроме кулаков, нам нечем защищаться. Между тем мы имеем дело с сотнями отборных и хорошо вооруженных воинов, слуг Мутушими.
— Пусть, — злобно проворчал Ник Картер, — либо я освобожу Дика, Патси и сенатора, либо я… впрочем, ты можешь и не сопровождать меня, если не хочешь.
— Что вы говорите, — отозвался Тен-Итси, — вы знаете, я смерти не боюсь! Но к чему жертвовать жизнью, если это не может принести пользы нашим друзьям? Повторяю: возвращаться в нашем теперешнем состоянии в поместье барона равносильно сумасбродству. Мы, несомненно, даже и не дойдем до дома, а нас схватят еще по дороге туда.
— Все это я понимаю, Тен-Итси, — немного нетерпеливо ответил Ник Картер, — но что же нам делать? Не оставлять же наших друзей на произвол судьбы!
Тен-Итси ответил не сразу. Он глубоко задумался и наконец сказал:
— У меня есть кое-какие соображения, но ведь мы должны считаться с Таликой, и потому ничего из этого не выйдет.
Лежавшая на траве Талика расслышала слова Тен-Итси, хотя он говорил почти шепотом.
Она открыла глаза и взглянула на молодого принца.
— Принц Тен-Итси, не заботьтесь обо мне, — прошептала она, — у меня только одна просьба: разрешите мне находиться вблизи вас.
— Но ведь это немыслимо, — возразил Тен-Итси, — ты слишком утомлена, Талика. Если бы ты могла еще пройти некоторое расстояние пешком, то другое дело, но в твоем нынешнем состоянии тебе и одной мили не пройти.
— Если это единственное препятствие, — заметил Ник Картер вместо Талики, — то это пустяки. Берега здесь заросли камышом, и мы сумеем соорудить носилки, на которых и понесем Талику. Но какой именно план у тебя, Тен-Итси?
— Видите ли, я вспомнил, что часах в трех ходьбы отсюда, в уединенной долине проживает моя старая няня. Вероятно, вам известно, начальник, что у нас в Японии няня считается матерью, если последняя умирает при рождении ребенка. Так оно было в данном случае, и Лакита любит меня, как своего, хотя у нее есть родной сын. Все это еще ничего, но дело в том, что Лакита была замужем за одним из крепостных барона Мутушими; барон, старавшийся угождать моему державному отцу, послал ее ко двору для ухода за мной. Она была принята и тем самым приобрела свободу. Она осталась при мне до моего четырнадцатилетнего возраста, а потом, осыпанная подарками, вернулась к себе на родину. Тем временем ее муж сам воспитал их родного сына, с которым мы почти одногодки. После того как муж моей няни, числившийся в войске Мутушими, пал в одном из боев, сын моей няни Пиоку вместо отца поступил на службу к барону, хотя он, будучи сыном вольноотпущенницы, не был обязан служить. Хуже всего то, что Пиоку принадлежит к числу наиболее преданных слуг Мутушими. Я убежден, что он ни минуты не задумается убить меня по приказанию барона, несмотря на то, что мы с ним молочные братья.
— А как обстоит дело с самой няней?
— Она вполне предана мне и готова отдать жизнь для меня. Я не предложил бы отправиться к Лаките, если бы не знал случайно, что сам Пиоку по поручению барона куда-то уехал. Будь он дома, то, несомненно, обратил бы внимание своего повелителя на то, что Лакита некогда была моей няней, и нас стали бы разыскивать прежде всего именно у нее.
— А найдешь ли ты дорогу туда в ночной тьме?
— Конечно, найду. Ведь я недаром был вашим учеником, — ответил Тен-Итси, — надо вам знать, что некоторое время тому назад я заезжал к Лаките. К счастью, я об этом ничего не сказал ни самому Мутушими, ни его жене. Тогда Пиоку сам проводил меня к своей матери. Путь идет через болотистую местность, и никто не осмелится отправиться туда, не зная дороги, даже воины барона. Если они и захотят искать нас в доме Лакиты, то могут дойти туда лишь окружным путем и раньше завтрашнего утра не прибудут на место, тогда как мы дойдем туда не позже первого часа ночи.
— Если по дороге нас не схватит какой-нибудь отряд, — заметил Ник Картер.
— Этого я не боюсь, — возразил Тен-Итси, — вероятно, вы обратили внимание на то, что крики наших врагов слышны уже давно, но что они не приближаются к нам.
— Да, это верно.
— Дело в том, что мы, если я не ошибаюсь, здесь со всех сторон окружены болотами. Вот почему никто еще не поехал вверх по реке и не нашел нас здесь. Надо вам знать, что река там, где расположены болота, разветвляется на много узких рукавов, которые сходятся лишь за пределами болотистой местности.
— Стало быть, нам здесь непосредственная опасность не грозит?
— До тех пор, пока Мутушими не вздумает снарядить нескольких слуг по самому течению реки тем путем, каким пришли мы сами. Ночью этого не будет, но завтра утром это может случиться.
— Смысла нет просиживать здесь много времени, — решил Ник Картер, — значит, ты полагаешь, что у твоей бывшей няни мы найдем одежду и нужную помощь?
— Одежду, пищу и даже оружие мы найдем во всяком случае. Там можно будет оставить и Талику, и, кроме того, я надеюсь, что через Лакиту мне удастся отправить письмо моему державному отцу.
— Это было бы весьма недурно, — одобрительно заметил Ник Картер, встал и потянулся, чтобы стряхнуть усталость. — В добрый час! А теперь соорудим носилки как можно скорее.
Талика хотя и стала уверять, что она пройдет и сама пешком, но видно было, что она слишком слаба и не выдержит такого расстояния.
Ник Картер и Тен-Итси скоро сплели носилки, нечто вроде рогожи или гамака, которые прикрепили к двум тонким древесным стволам. Красотой эти носилки не отличались, но они не распадались и соответствовали своему назначению.
Талику уложили на носилки и привязали ее гибкой плетью, чтобы она не вывалилась, в случае если бы Ник Картер или Тен-Итси споткнулся.
Под предводительством Тен-Итси шествие двинулось вперед. Молодой японец сразу же быстро зашагал, чему Ник Картер очень обрадовался, так как ему хотелось поскорее прийти на выручку своим помощникам и сенатору.
Оказалось, что Тен-Итси очень хорошо знал дорогу и не тратил времени на розыски.
Шагая твердо, как по ровной мощеной улице, он уверенно шел по еле видной, извилистой тропинке среди высокого камыша и бамбука, хотя один ошибочный шаг должен был погубить его и его спутников, которым грозило застрять в невылазной гуще трясины.
К счастью для беглецов, луна ярко сияла на небе, так что Тен-Итси хорошо видел дорогу.
Погони нигде не было видно и слышно. Крики становились все слабее и слабее и наконец совсем стихли.
Кругом простиралось необъятное болото. Повсюду царила безмолвная тишина, не прерываемая даже кваканьем лягушек. Лишь изредка из камыша вспархивала ночная птица и бесшумно поднималась ввысь.
Часа через полтора почва стала суше, земля под ногами — тверже, и беглецы не вязли больше в трясине.
Спустя некоторое время дорога начала подниматься вверх. Беглецы перешли холм, за которым увидели на большой поляне домик Лакиты.
Ник Картер и Тен-Итси были страшно утомлены и с нетерпением ожидали возможности закусить и переменить одежду.
Талика всю дорогу молчала. Но когда носилки были поставлены на землю и Тен-Итси помог ей сойти, она в изнеможении опустилась к нему на руки.
— Самые большие трудности уже преодолены, — утешал Талику Тен-Итси, провожая ее медленными шагами к домику, ярко освещенному луной, — Лакита уложит тебя поудобнее на ночь и вообще во многом поможет тебе.
— Я ценю вашу доброту ко мне, принц, — шептала Талика, — но я не знаю, что со мной делается. Мне страшно, и я предчувствую новую беду.
Они дошли до изгороди.
Вдруг во дворе поднялся собачий лай, разбудивший обитателей домика.
Вскоре открылось окно и появилась фигура молодого офицера.
— Беда, — шепнул Тен-Итси стоявшему за его спиной Нику Картеру, — это Пиоку, адъютант Мутушими. Он вернулся домой раньше, чем можно было ожидать.
Офицер сразу узнал беглецов.
— А, вы — принц Тен-Итси! Да и гейша! А с вами белый раб, который бежал! Стойте! Кто двинется с места, тот будет убит!
И он направил в усталых беглецов два револьвера.
* * *
В доме барона Мутушими, производившем впечатление мрачной крепости, несмотря на роскошную обстановку, царила страшная суматоха.
Мутушими был вне себя от ярости.
Все его планы, над осуществлением которых он работал в течение многих лет, по-видимому, должны были рухнуть в последнюю минуту, когда полная победа казалась уже почти достигнутой.
Микадо в свое время откомандировал его в Соединенные Штаты с поручением выведать тайны обороны этой гордой республики, но таким образом, чтобы не было возможности придраться. Барон с рвением взялся за исполнение этого поручения, не брезгуя никакими средствами для достижения своей цели.
Тщетно Мутушими пытался подкупить Ника Картера огромной суммой и побудить его совершить государственную измену, тщетно он пытал сенатора Марка Галлана с целью привлечь и его на свою сторону.
После долгой борьбы барона Мутушими и его клевретов с Ником Картером и его друзьями барону наконец удалось взять в плен самого Ника Картера, двух его помощников и сенатора, привести их в бессознательное состояние, уложить в ящики и отправить в Японию.
Он намеревался держать их в тяжелом рабстве до тех пор, пока не сломит их упорной воли и не заставит подчиняться ему во всем.
Мутушими уже мнил себя победителем, как вдруг его пленники при помощи гейши Талики и принца Тен-Итси бежали через лабиринт подземных ходов, тянувшихся под домом Мутушими.
Вследствие несчастной случайности беглецы попали именно в ту часть подземного лабиринта, которую сам Мутушими приспособил для целей обороны, применив для этого все новейшие технические усовершенствования.
И тут, в этом лабиринте, Мутушими подверг беглецов невероятным пыткам. В конце концов он загнал их в подземное круглое помещение, где ниспадавшие сверху потоки воды должны были увлечь несчастных в определенное место, чтобы оттуда они снова попали в руки стражников.
Дик и Патси не устояли против страшной силы обуревавшего их потока и попали во власть ожидавших их воинов.
Но Нику Картеру, Тен-Итси и Талике удалось удержаться и тем избежать опасности. Им удалось спастись, бросившись в протекавшую внизу реку, которая их и унесла.
Узнав, что Нику Картеру, Тен-Итси и Талике удалось бежать, барон Мутушими пришел в ярость. Он приказал немедленно обезглавить двух слуг, которые, по его мнению, недосмотрели при впуске воды в подземное помещение.
Затем он разослал во все концы отряды с приказанием вернуть беглецов, живыми или мертвыми.
Мутушими чуть не помешался от ярости, когда один отряд за другим возвращались, даже не напав на след беглецов.
Владения барона были окружены цепью часовых, и никто не мог проникнуть иначе как с ведома Мутушими, которому немедленно сообщалось о каждом пришельце.
Мутушими отказал микадо в повиновении, и сын японского императора Тен-Итси был откомандирован с целью вести переговоры с бароном, в предотвращение крайних мер, которые должны были стоить барону жизни.
Мутушими лично известил по телефону начальников передовых отрядов. Первым долгом он позвонил Пиоку, молочному брату Тен-Итси.
— Один из белокожих дьяволов, которые работали у меня в качестве рабов, бежал при помощи сына микадо и гейши Талики, которая не пожелала выйти за тебя замуж, — сказал Мутушими, — и нам пока еще не удалось задержать беглецов. Где ты сейчас находишься со своим отрядом?
— В деревне Мару, на границе твоих владений, — ответил он, — я немедленно вышлю отряд на разведку. Но разреши мне дать указание.
— Говори, не теряя лишнего времени.
— Тебе известно, что моя мать Лакита была няней Тен-Итси, сына микадо. Недели две тому назад я проводил его к ней, так как она и теперь еще любит его не меньше прежнего, даже больше, чем меня, родного своего сына.
— К чему вся эта болтовня? — нетерпеливо прервал его Мутушими.
— Выслушай меня до конца, повелитель мой! Если только Тен-Итси помог белокожему дьяволу бежать, то я полагаю, что мне удастся разыскать его. Несомненно, он направился к дому моей матери тем же путем, каким я повел его в первый раз.
— Благодарю тебя за эти сведения, Пиоку! Когда ты вернешься ко мне, то можешь получить тысячу долларов. Я немедленно отправлю туда сильный отряд.
— Это будет бесцельно, — возразил Пиоку, — ты, вероятно, помнишь, что дом моей матери расположен в долине Виу, среди непроходимых болот. Отряду пришлось бы делать большой обход, чтобы добраться туда. Разреши мне отправиться к дому моей матери одному мне известным путем: я выжду их прибытия туда и затем приведу всех к тебе.
— Отлично, Пиоку, так и сделай. Я вознагражу тебя за это, чем захочешь, — одобрительно воскликнул барон. — Не прислать ли тебе кого-нибудь на помощь?
— Не нужно. Пока беглецы доберутся до дома моей матери, я успею принять все меры, чтобы встретить их достойным образом.
— Смотри, не ошибись в расчете, — предупреждал его Мутушими, — тебе придется иметь дело с отчаянными негодяями. В особенности тот белокожий — сущий дьявол!
— Я могу положиться на своих собак, — самоуверенно ответил Пиоку, — спи спокойно, повелитель мой! Когда взойдет солнце, беглецы уже будут у тебя в доме и у ног твоих будут ждать твоего приговора.
Барон повесил трубку и глубоко вздохнул. Он впал в глубокое раздумье.
«Кажется, Пиоку прав, — думал он, — этот Тен-Итси настолько глуп, что верит в преданность женщины. Но он не знает своего молочного брата. Пиоку для меня пойдет в огонь и в воду и не поцеремонится с беглецами. И все-таки, — при этом он заскрежетал зубами, — все это пустяки в сравнении с тем, что я сейчас предприму с оставшимися в моих руках двумя рабами, если они не присягнут мне немедленно».
Он нажал кнопку электрического звонка. Появился дворецкий.
— Где белокожие пленники? — крикнул Мутушими.
— Пока мы им наложили колодки, — ответил тот, — как всегда делаем с беглыми рабами, которые попадаются. Прикажешь ли, повелитель, посадить их в крысиную клетку, или в змеиную яму, или же на холм к большим муравьям?
— Ерунда, — пренебрежительно ответил Мутушими.
— А куда прикажешь доставить этих рабов? — спросил слуга.
Мутушими задумался, но вдруг жестокая, злая улыбка скользнула по его лицу.
— Отвести их в застенок! — приказал он.
Дворецкий поклонился и ушел.
Застенок состоял из большого зала со стеклянным потолком. В стенах окон не было и вместо них были развешены многочисленные орудия пыток, напоминавшие собой средневековую инквизицию. Повсюду было размещено бесчисленное множество электрических лампочек. Несомненно, когда они зажигались, в застенке делалось очень светло и даже жарко.
Дик и Патси были отправлены в этот зал.
Они с озабоченным видом оглядывались по сторонам.
— Черт его знает, какие зверства еще придумает этот Мутушими, — шепнул Дик своему товарищу.
— Он не замедлит в скором времени разъяснить тебе это, — отозвался Патси, — а я-то надеялся, что нас хоть накормят и напоят. Однако из этого, по-видимому, ничего не выйдет.
— Голод мучает меня не так сильно, как жажда, — ответил Дик, — я отдал бы год жизни за глоток свежей воды.
Патси не успел ничего сказать, так как в эту минуту отворилась дверь и в зал вошел Мутушими.
С насмешливой улыбкой на устах он разглядывал молодых сыщиков, закованных в тяжелые кандалы.
Затем он сел в кресло посередине зала и приказал тюремщику подойти с пленниками поближе к нему.
— У меня нет ни времени, ни охоты долго разговаривать с вами, — пренебрежительно заговорил он, — я задам вам только один вопрос: вы согласны поступить ко мне на службу?
— Нет! — в один голос ответили Дик и Патси.
Очевидно, Мутушими другого ответа и не ожидал, так как ни один мускул на его лице не дрогнул.
— Подумайте хорошенько, — продолжал он, — иначе мне придется пустить в ход более суровые меры, чтобы сломить ваше упорство!
— Не трудитесь, барон, — презрительно ответил Дик, — вам никогда не удастся заставить нас пойти на измену! Пытайте нас сколько хотите, мы сумеем вынести все пытки, в крайнем случае сумеем и умереть! Вот и весь мой ответ!
— И мой тоже, — подтвердил Патси, — не воображайте, что мы такие же продажные твари, как вы сами!
— За это ты поплатишься, нахал, — злобно прошипел Мутушими и нажал кнопку электрического звонка, прикрепленную к его креслу.
Дверь отворилась, и в зал вошло человек шесть слуг.
— Привяжите этих белокожих дьяволов к стене! — приказал Мутушими.
Слуги набросились на Дика и Патси, которые, будучи закованы в кандалы, не могли оказать никакого сопротивления, и потащили их к стене, к которой были прикреплены два фонаря и штук пятьдесят большой мощности лампочек.
К этому месту пленники были прикованы с расставленными руками и ногами, точно распяты, затем Мутушими нажал на рубильник, и оба фонаря и все лампочки засветились.
Почти тотчас же стало жарко, и вскоре у обоих пленников пот обильно выступил на лбу.
Последняя победа Мутушими
— Ну, как дела? — спросил Мутушими, вставая и приближаясь к пленникам. — Теперь вы согласны подчиниться моим требованиям?
Дик и Патси молча покачали головами.
— Погодите, я вас заставлю! — злобно проговорил Мутушими. — Когда жажда замучает вас, вы станете податливее. Будьте уверены, что вы не получите ни одной капли воды, пока не согласитесь служить мне. Времени на размышление у вас много, так как от жажды смерть наступает нескоро. Если надумаете и согласитесь, то вам стоит только крикнуть, и сюда явятся слуги, которые известят меня о ваших желаниях.
Он повернулся и вместе со слугами вышел из зала.
— Однако мы попали в затруднительное положение, — заметил Патси.
— Ничего, — утешал его Дик, — я уверен, что начальник сделает все, что может, чтобы избавить нас от плена. Не раз мы уже бывали в более отчаянных положениях и каждый раз спасались. Так будем и на этот раз надеяться.
— Не сомневаюсь, — отозвался Патси, — будем только надеяться и ждать, чтобы начальник явился скорее, а то жара сейчас уже становится невыносимой.
— Как бы там ни было, — сказал Дик, — мы будем держаться до последней возможности. Лучше умереть, чем подчиниться этому негодяю и сделаться изменниками!
* * *
В не менее отчаянном положении, чем Дик и Патси, находились и Ник Картер с Тен-Итси и Таликой.
При виде направленных в них револьверов Пиоку им пришлось оставить всякую надежду на спасение.
Но это было еще не все. Вдруг Пиоку громко свистнул, и собачий лай за высоким дощатым забором перешел в дикий вой.
Вслед за тем через забор прыгнула целая дюжина огромных, мохнатых собак и окружила беглецов.
Куда бы ни взглянули Ник Картер и его спутники, везде они видели широко раскрытые пасти, острые клыки и злобно сверкающие глаза злющих животных.
Было бы безумием идти на этих зверей с кулаками — они разорвали бы всех на куски.
— Не шевелитесь, — грозно крикнул Пиоку, — мои собаки шуток не любят! Стоит кому-нибудь из вас сдвинуться с места, и я не сумею удержать собак!
Он скрылся за окном и спустя несколько минут заскрипели задвижки калитки.
Пиоку с фонарем в руке вышел к беглецам. За ним шла какая-то пожилая женщина.
— Лакита!
Тен-Итси невольно вскрикнул при виде старухи. Но он тотчас же умолк, так как одна из собак злобно зарычала на него.
— Тубо! — крикнул Пиоку. — А ты, мать, не выходи за забор и держи фонарь, пока я свяжу беглецов!
Он передал старухе фонарь, который настолько ослепил ее, что она не могла различить лиц пришельцев.
Пиоку со связкой канатов подошел сначала к Нику Картеру, связал ему руки на спине и так наложил веревки на его ноги, что сыщик мог передвигаться лишь мелкими шажками.
Затем настала очередь Тен-Итси, а потом была таким же образом связана полумертвая от страха Талика.
В довершение всего Пиоку обвил шею каждого пленника особой веревкой, связал все три веревки вместе и взял концы в руку.
— Мать, запри калитку, — крикнул Пиоку, — и ложись спать! А я с пленниками иду к моему повелителю и вряд ли скоро вернусь!
— А как же собаки? — спросила Лакита, которая вышла из калитки и держала фонарь высоко над головой.
— Свора пойдет со мной, — со злобной усмешкой ответил Пиоку, — на нее можно положиться больше, чем на отряд солдат.
Вдруг Лакита громко вскрикнула, уронила фонарь и в страшном волнении бросилась к пленникам.
Не дожидаясь приказаний Пиоку, собаки сразу набросились на нее, и лишь в последний момент Пиоку удалось остановить их.
— Ты с ума сошла! — крикнул он своей матери. — Неужели ты забыла, что собаки только меня и признают!
Старуха упала на колени. На лице ее появилось выражение ужасного страдания.
Медленно поднялась она на ноги и не обращая внимания на собак, подошла к Тен-Итси и обвила его шею обеими руками.
— Дорогой мой! Мой дерзкий сын оскорбил тебя! Он, подлый раб, осмелился связать тебя, сына микадо, как зверя! Дорогой принц, верь мне, он не понимает того, что делает. Он обманул меня! Несколько часов тому назад он явился домой и заявил, что ему предстоит изловить несколько беглых рабов барона Мутушими. Он приказал мне не беспокоиться и не вставать с постели.
Ник Картер против барона Мутушими
— Тебя это не касается, — крикнул Пиоку, с трудом удерживая злых собак, — я действую по приказанию барона Мутушими! Он знает, что делает! Не твое дело вмешиваться в его распоряжения!
Но слова его не оказали никакого воздействия на старуху.
Со сверкающими от гнева глазами она обратилась к своему сыну:
— Ты негодяй, Пиоку, — воскликнула она, — ты подлец! Ты подлый лгун! Ты опозорил седую голову своей матери и навлекаешь на себя проклятие мое! Развяжи принца немедленно, а также его спутников! Ведь они твои друзья, принц? — обратилась она к Тен-Итси.
— Да, няня, вот этот человек сделал мне много добра, когда я был в Америке, а эта девушка — Талика, прекрасная гейша. Мутушими, государственный преступник и бунтовщик, хочет изловить нас после того, как мы бежали от него, терпя ужасные мучения. В надежде на твою любовь и привязанность я привел своих друзей сюда к тебе, чтобы просить у тебя помощи, а тут твой родной сын выступает нашим злейшим врагом. Он связывает нас и собирается вновь отдать во власть негодяя Мутушими.
Старуха бросилась на колени к ногам Тен-Итси и коснулась губами его ног.
— Что ты делаешь! — в испуге воскликнул Тен-Итси. — Не унижай своей седины передо мной!
— Я прошу у тебя прощения за сына своего, принц Тен-Итси! — простонала Лакита. — Но я скорее умру, чем допущу подобное злодеяние!
Она встала, подошла к мрачно насупившемуся Пиоку, повелительным жестом указала рукой на пленников и произнесла:
— Немедленно развяжи принца и его друзей! А затем опустись на колени перед принцем, вымоли у него прощение и служи ему верой и правдой, как ты до сего времени служил барону Мутушими.
Пиоку с широко раскрытыми глазами смотрел на свою мать. Он схватился за голову, как бы не веря очевидности.
— Я не могу исполнить твоего приказания, — воскликнул он, — я не могу нарушить клятвы верности, данной моему повелителю! Я поклялся, что приведу к нему пленников, и я исполню свою клятву!
— Ты сделаешь то, что приказывает тебе твоя мать, — возразила Лакита, — иначе я прокляну тебя! Стыдом и позором ты покроешься на всю жизнь! После смерти своей ты беспокойным призраком будешь блуждать по земле!
— Но я не могу нарушить своей клятвы, — в страшном волнении воскликнул Пиоку, — помни, мать моя, как ты сама учила меня, что преданность дому есть высшая обязанность.
— Выше ее стоит повиновение, коим ты обязан матери своей, — настойчиво произнесла Лакита, — а ты не повинуешься мне, негодный! Неужели я должна проклясть тебя? Не доводи меня до этого, Пиоку! Торопись! Развяжи их!
— Либо я исполню свой долг, либо я изберу единственный выход, который мне остается! — крикнул Пиоку.
— Делай что хочешь! Но сначала развяжи пленников!
— Это твое последнее слово?
— Повинуйся мне! Я не хочу больше тратить попусту слов! — строго произнесла Лакита, не обращая внимания на отчаяние своего сына.
— Выслушай меня, Пиоку! — вмешалась тут Талика, взглянув на сына Лакиты. — Помнишь, как ты просил моей руки?
— Да, это было тогда, когда я воображал невозможное, — мрачно ответил Пиоку, — но ты отвергла меня, а я, после долгой борьбы, наконец снова нашел успокоение.
— Выслушай меня! Я соглашаюсь стать твоей женой, Пиоку, если ты освободишь принца и его белокожего спутника и позаботишься, чтобы они в безопасности добрались до Токио.
Пиоку закрыл лицо руками и молчал.
Наконец он тряхнул головой и сказал:
— Если бы ты сказала мне это год назад, то осчастливила бы меня, Талика! Я был бы рабом твоим и с радостью пожертвовал бы для тебя жизнью! Теперь поздно! Страстная любовь моя к тебе угасла, и в душе моей остался лишь отблеск ее, не горящий уже, а только тлеющий. Но если бы даже любовь моя была еще жива, то ты и сама знаешь, что такой ценой я не мог бы принять твоего дара. Ты требуешь, чтобы я предал своего повелителя! Но если я это сделаю, то должен умереть! Бесчестным я жить не хочу и не могу!
Пиоку обратился снова к Лаките.
— Прежде чем произнести свой приговор, подумай, что ты хочешь сделать! Я родной сын твой, но ты никогда не любила меня материнской любовью! Ты любила не меня, а вот его, — продолжал он, указывая на Тен-Итси, — его ты вскормила и вспоила, ему ты расточала ласки и нежности, а я должен был стоять в стороне и томиться тоской по материнской любви! Теперь ты требуешь жизни моей! Ты знаешь, что я должен умереть, если нарушу клятву, данную моему повелителю Мутушими!
— Делай то, что приказывает тебе твоя мать, — произнесла Лакита, — ты знал, что этим предательством ты нанесешь мне ужасную рану! Зачем ты поспешил с исполнением данного тебе бароном приказа? Каким образом ты очутился здесь раньше беглецов, которые ведь шли ко мне прямым путем? Принц Тен-Итси явился ко мне, зная, что может верить моей преданности. Еще раз повторяю: делай то, что я тебе приказываю! Освободи принца и его друзей, служи им и оставайся верен до самой смерти!
— Ты произносишь мой смертный приговор, — простонал Пиоку.
— Нет, — вдруг воскликнул Ник Картер, — я не хочу спасения такой ценой! Пусть Пиоку исполнит свой долг согласно своей клятве. А мы уже должны будем сами о себе позаботиться.
— Не принуждай его, няня, — вмешался и Тен-Итси, — я не хочу, чтобы сын твой умер из-за меня!
— Тогда я сама наложу на себя руки! — крикнула Лакита. — Когда меня вызвали ко двору твоего державного отца, принц, твоя мать лежала на смертном одре и у изголовья ее одра стоял ангел смерти. Я видела его, мрачного посланника богов, но я видела также мольбу в глазах твоей матери. Умирая, она протянула мне руку и угасающим голосом умоляла меня заменить тебе родную мать. А я поклялась нашими предками, покоем душ моих родителей и собственным счастьем моим. То, в чем я поклялась твоей матери, что дало ей возможность умереть с улыбкой счастья и спокойствия на устах, то и составляет задачу всей моей жизни. Вели бичевать меня насмерть, вели растерзать меня раскаленными щипцами, но не уговаривай меня нарушать клятву, данную твоей матери.
Не дожидаясь ответа Тен-Итси, она обратилась к своему сыну:
— Пиоку, есть у человека двоякого рода обязанности: верность и повиновение! Когда то и другое приходит в столкновение, то ты должен склониться на сторону того, кто имеет больше прав на тебя. Я — мать твоя! Все свои обязательства ты можешь погасить, но матери ты никогда не сумеешь воздать всего того, что она сделала тебе. Вот почему ты должен повиноваться мне, сын мой! И ты повинуешься! Слышишь?
Пиоку тяжело вздохнул. Он медленно приблизился к ней, склонился на одно колено и коснулся губами краев ее одежды.
— Твой сын повинуется тебе, — глухо проговорил он, — прощай навсегда. В последний раз я вижу тебя. С восходом солнца меня в живых уже не будет. Уста мои не раскроются больше и не произнесут этого священного слова «мать»! Прощай! Твой сын повинуется тебе, и он сумеет уничтожить позор, которым он заклеймил свою честь! Прощай!
Старуха Лакита, как жрица, подняла обе руки и благословила своего сына.
Когда Пиоку встал, лицо его было безжизненно. Он как-то сразу осунулся.
Точно ходячий автомат, он подошел к пленникам и разрезал веревки. Затем он созвал свору собак и собрался уйти.
— Твои гости голодны и хотят пить, — сказал он, тщательно избегая смотреть на свою мать, — дай им есть и пить. Но посоветуй им торопиться, они до рассвета должны успеть уйти далеко отсюда.
— Но ведь мы не хотим бежать! — воскликнул Ник Картер.
Пиоку в недоумении взглянул на него.
— Нет, мы бежать не хотим, — повторил Ник Картер, — три моих друга еще томятся в доме Мутушими. Либо мы освободим их, либо мы погибнем.
— Ты рассуждаешь как дитя или же как повелитель мира, — возразил Пиоку, — помни — каждая минута дорога! Нет времени на пустую болтовню. Скажи мне, чего тебе нужно, и я буду служить тебе и принцу, чем могу.
— Проводи нас, — ответил Ник Картер, — к дому Мутушими. Позаботься, чтобы мы проникли туда незамеченными и в такое место, откуда мы могли бы оказать сопротивление барону и его клевретам.
— Я знаю такое место.
— Укажи нам его, укажи нам темницу, где томятся пленники, и, прежде всего, дай нам оружие. Вот все, что нам нужно от тебя. Само собой разумеется, что ты не выдашь нас барону.
— Да, это само собой разумеется, — с равнодушным видом ответил Пиоку, — я во второй раз не сделаюсь предателем. А Талика останется здесь, что ли?
— О нет, — взмолилась Талика, — я прошу вас, возьмите и меня с собой! Не бойтесь, что я буду мешать вам. Я могу вынести всевозможные трудности, а если дело дойдет до открытого столкновения, то я сумею стрелять из ружья не хуже вас.
Ник Картер сначала не соглашался. Но ему пришлось исполнить ее желание, так как она заявила, что все равно последует за своими друзьями даже без их согласия.
* * *
Старуха Лакита пригласила трех беглецов в дом, чтобы накормить, напоить их и переменить одежду. Тен-Итси взял один из костюмов своего молочного брата, который ему пришелся по размеру, так как Пиоку был почти одинакового с ним роста.
Ник Картер не пожелал переодеваться.
— Моя одежда почти уже высохла, — проговорил он, — мне уже столько раз приходилось не снимать одежды, пропитанной насквозь не то что водой, а гораздо менее приятными жидкостями. Дело не в этом: меня грызет беспокойство. Какая-то невидимая сила влечет меня назад к дому Мутушими, и я чувствую, что наши друзья подвержены страшной опасности.
Он вздохнул с облегчением, когда увидел, что Пиоку выводит из конюшни четырех сильных лошадей и седлает их. При этом он обратил внимание на то, что Пиоку несколько раз провел большим пальцем по лезвию своей кривой сабли как бы для того, чтобы убедиться, хорошо ли она отточена.
Спустя несколько минут все сели на коней.
Пиоку ни на кого не обращал внимания.
Тен-Итси привязал Талику к седлу, так как она все еще не окрепла и с трудом держалась верхом. Это было тем более необходимо, что путь шел через трясину, где нельзя было ехать рядом, а только гуськом.
Прощание с Лакитой было очень трогательное.
Она вела себя по отношению к Тен-Итси как-то особенно, точно он не от мира сего. Когда он сел на коня, она еще раз подошла к нему и коснулась губами края его одежды. На Ника Картера она почти не обращала внимания.
Мать с сыном не сказали ни единого слова. Они точно умерли друг для друга.
Пиоку ехал во главе отряда, за ним ехал Ник Картер, затем Талика, и Тен-Итси замыкал шествие.
Беглецы направились тем же путем, каким явились к дому Лакиты, но только гораздо быстрее.
В Японии последний час до рассвета особенно темен. Так было и в эту ночь после того, как зашла луна и звезды скрылись за облаками. Густая мгла покрывала всю местность.
Надо было поражаться уверенности Пиоку, который, несмотря на темноту, не сбивался с пути.
Стоило ему свернуть в сторону хотя бы на один шаг, и все они завязли бы в болоте.
Но он не изменил обещанию, данному своей матери и, по-видимому, ему даже в голову не приходила мысль о предательстве.
Часа два ехали они по мягкой почве в непроницаемой мгле.
Вдруг Пиоку остановил коня и спустился на землю, но не сбоку, а сзади, так что очутился позади своего коня.
— Сидите, — шепнул он беглецам, — твердая почва здесь не шире туловища лошади. Я предоставлю себя теперь чутью моей лошади: она лучше меня знает дорогу и не раз уже вывозила меня отсюда.
На востоке тем временем занялся рассвет.
При других обстоятельствах Ник Картер, страстный любитель конского спорта, стал бы внимательно следить за конем Пиоку, шедшим вперед с опущенной вниз головой, как бы отыскивая дорогу. Но в данную минуту он проклинал задержку и медленное передвижение.
Наконец над далеким лесом поднялась огненная полоса, точно столб.
— Солнце всходит, — проговорил он.
— Нет, это не солнце, — возразил Пиоку, — это свет от освещенной электричеством стеклянной крыши одного из помещений дома Мутушими. Там свет зажигается только тогда, когда барон наказывает или пытает кого-нибудь.
— Другими словами, друг мой, в настоящее время мои друзья находятся в том помещении?
— Я не друг твой! — с нескрываемой злобой в голосе отозвался Пиоку. — Быть может, твои друзья действительно сейчас находятся там. Это вполне возможно, но ты узнаешь это уже без меня, так как я обещал вам лишь проводить вас до склада оружия.
— А что же будет с нами дальше?
— Мне до этого дела нет. Прежде чем вы войдете в склад оружия, душа Пиоку умчится отсюда, и Будда, ноги которого упираются в звезды, возвестит мне, был ли я мудрецом или глупцом, душа которого должна вернуться к праху.
— Неужели ты на самом деле хочешь убить себя? — воскликнул Ник Картер.
— Ты не вправе спрашивать о том, что касается лично меня. Пиоку, который вскоре лишится имени, сделает то, к чему его обязывают покорность долгу и честь. Он искупит свою вину достойным образом.
Больше Пиоку не произнес ни одного слова.
Спустя некоторое время он предложил своим спутникам слезть с коней, что можно было теперь сделать, так как почва сделалась более устойчивой. Кроме того, путники так близко подошли к поместью барона, что нельзя было продолжать путь верхом.
Тем временем рассвело настолько, что уже легко можно было различать окружающие предметы.
Путники находились в густом лесу.
Пробравшись через кусты, они очутились вблизи заброшенной каменоломни. Под грудами камней местами почва была изрыта, точно там обитали кролики или кроты.
Перед одним из таких отверстий, ничем не отличавшимся от других, Пиоку остановился.
— Вот здесь мы должны спуститься вниз, — коротко произнес он и, заметив недоверчивый взгляд Ника Картера, прибавил: — Тебе нечего бояться. Я не предам тебя.
— Мой друг не знает тебя, — мягко заметил Тен-Итси, — удовольствуйся сознанием, что я доверяю тебе не только свою жизнь, но и жизнь моих друзей. И вот еще что, Пиоку, не предоставишь ли ты моему державному отцу решить, провинился ты или нет? Подумай, Пиоку, моему отцу дана власть прощать грехи. Он щедро вознаградит тебя за твои услуги и осыплет тебя почестями за то, что ты сделал мне, его сыну.
Пиоку, не обращая внимания на протянутую ему руку, резко возразил:
— Мне посредников не нужно! Моя совесть подсказывает мне то, что я должен сделать для того, чтобы без трепета появиться перед лицом Будды! А теперь, принц, следуй за мной вместе со своими друзьями. На первых порах нам придется ползти на четвереньках, но дорога скоро станет удобнее.
Пиоку опустился на колени и прополз в отверстие.
— На этот раз вы, начальник, завершите шествие, — шепнул Тен-Итси Нику Картеру, — Талика пусть следует после меня. А может быть, Талика пожелает ждать здесь нашего возвращения?
Но Талика нетерпеливо покачала головой.
Вслед затем Тен-Итси полез в подземный ход, а за ним проползли туда же Талика и Ник Картер.
Дорога была нелегкая.
Наконец в туннеле снова стало светлее, и путники добрались до выхода из этой пещеры.
Выйдя наружу, беглецы очутились на дне скалистого ущелья глубиной футов в двести. Дневной свет проникал сверху через маленькую расщелину.