Четыре часа утра. Со стороны моря, за высокими неподвижными деревьями, тьма июльской ночи медленно становилась грязно-серой. Ни глотка воздуха не волновала тяжелые черные воды одинокого озера. Сырой грустный рассвет предвещал еще один дождливый день, еще один заслугой этого тухлого лета.
Три крошечные фигурки внезапно выступили на дорожке, идущей вдоль берега озера, между пристанью и зданием Eaux et Forêts.
Молчаливые, неразговорчивые, с сияющими глазами, трое детей направились к старому деревянному понтону, чьи червивые доски, разъеденные мхом, были едва видны среди тростника.
Прежде чем проскользнуть под ржавую колючую проволоку, отделявшую их от понтона, трое детей заколебались. Недолго.
Как только забор был пересечен, они удвоили осторожность. Загадочно, как сиу, идущие на войну, они проскользнули между кустами. Впереди шел Поль Джаулерри. Он был лидером, и именно он подготовил экспедицию. Чтобы как можно меньше шуметь, мальчики сняли эспадрильи, которые держали в руках. Поль Джаулерри, одетый в старинную скаутскую шляпу, которую он нашел бог знает где, носил кожаный пояс на талии, через который он просунул кухонный нож, пистолет-приманку и отвертку. Довольно хрупкий для своих десяти лет, он двигался в темноте с гибкостью и мужеством, от которых Баффало Билл, его уважаемый хозяин, не отказался бы.
Позади него Нику Фалин и Роберт Манау были гораздо менее уверены в себе. Если честно, им было страшно.
Нику, девятилетний мальчик из Лилля, отдыхавший в Стране Басков, был городским мальчиком. Его голова была полна героических приключений, но он боялся темноты. В глубине души он сожалел, что позволил себе увлечься своим другом Полем.
Что же до Роберта, самого старшего из троих - ему было почти двенадцать лет - он был толстым спокойным ублюдком, совершенно лишенным воображения, готовым броситься в огонь за своего друга Пола, авторитет которого он не подвергал сомнению. Тем не менее, он не мог не думать о том, какой ужасный удар нанесет ему отец, если экспедиция не удастся.
Поль Джаулерри, подъехавший к покосившемуся понтону, ждал своих людей.
«Передай мне веревку, Роберт», - мягко приказал он. Ты, Нику, держишь мою шляпу и моего жеребенка.
Он добавил сухо:
- Вы знаете, что делать в случае опасности. Не теряйте хладнокровия.
Нику спросила еле слышным голосом:
- Вы уверены, что нас посадят в тюрьму, если нас поймают?
- Конечно, - сформулировал шеф. Это частная собственность, вы так думаете!
Скинув шляпу, свое оружие, он обернул толстую веревку, которую дал ему Роберт, вокруг его чресл. Затем, надев кроссовки, он забрался на понтон. На четвереньках он начал продвигаться по разрушенному подиуму. При малейшем неверном движении это было погружение в холодную, враждебную воду. Но он уже обладал всеми качествами породистого баска. Ее маленькие, обнаженные, нервные ножки не дрожали, кошачьи глаза направляли его с безошибочной точностью.
Достигнув конца понтона, он лег на живот. Одной рукой он ухватился за цепь, на которой держалась рыбацкая лодка. Он осторожно потянул, чтобы незаметно подвести корабль как можно ближе к последнему пилоту поддержки на мостике. Затем, сменив позу, он выполнил акробатический спуск.
На несколько секунд он оказался в довольно сложной позе, потому что невидимое течение уже отталкивало лодку. Но лидер знает, как преодолевать опасности. Подвешенный в пустоте, он зажал цепь между коленями, извивался, чтобы вернуть каноэ, и прыгнул как раз в нужный момент.
К счастью, лодка была тяжелой, а ребенок - легким. На корпус попала вода, и лодка восстановила устойчивость. Используя предоставленную им отвертку, мальчик легко надавил. навесной замок, который удерживал два звена цепи и фиксировал швартовку лодки. Он повторил эту операцию по крайней мере сто раз на замке, который специально купил в Биаррице.
Освободившись таким образом, лодка медленно отошла.
Пол развязал веревку вокруг бедер, скрутил ее, как лассо, закрутил петлю на голове и выбросил конопляное кольцо. На берегу РобертВиды перевода
Перевод текстов
Исходный текст
a pour se ranger devant le portail éclairé de l’Hôtel Berkeley. Le trajet lui avait semblé incroyablement court.
Un portier galonné ouvrit la portière de la limousine.
Le chauffeur de Sir Dellington prit la valise du voyageur, la porta lui-même jusqu’à la réception pour rappeler à l’employé qu’un appartement avait été réservé la veille au nom de monsieur Valdagne-Haumont.
Puis, s’adressant à Valdagne, Peter Windel lui demanda, en anglais :
— Puis-je revenir dans une demi-heure, sir ?
— D’accord, Peter, acquiesça Valdagne.
L’appartement, situé au premier étage de l’hôtel, était princier. Il donnait sur Hyde Park, et Valdagne ne put s’empêcher d’écarter le rideau de velours qui masquait la fenêtre. Naturellement, il ne vit rien. Sinon la masse noire et confuse des arbres de l’immense jardin public noyé dans l’obscurité. Mais la vue des autobus à impériale qui sillonnaient l’avenue lui fit plaisir.
Valdagne aimait Londres. Surtout en hiver.
Il s’écarta de la fenêtre, se dirigea vers la salle de bains, examina les lieux.
Un quart d’heure plus tard, il était prêt. Il avait pris une douche, il s’était donné un coup de rasoir électrique, il avait changé de chemise et de costume.
Debout devant le haut miroir de la salle de bains, il se regarda attentivement.
Sa silhouette élégante et svelte lui plut.
À cinquante-cinq ans, un bel homme a le droit d’être coquet, estimait-il.
Sa haute stature, ses cheveux grisonnants et ses tempes argentées, son complet sombre, admirablement coupé, sa chemise de soie blanche et sa cravate bleu-nuit mettaient en valeur son visage mince où les yeux gris, intelligents et profonds, brillaient d’un éclat plein de finesse.
En attendant l’arrivée de Peter Windel, Valdagne consigna dans son agenda les idées qui lui étaient venues à l’esprit au sujet de l’affaire Abdel Ruzzane-Soframo. Il profita de l’occasion pour relire en vitesse les données du problème qu’il avait l’intention de soumettre à Dellington.
*
* *
Sir Edwin Dellington avait soixante-dix ans. Cheveux blancs, moustache blanche, teint rose, voix feutrée, c’était l’aristocrate anglais dans toute sa splendeur. Ses attitudes à la fois hautaines et détachées, l’humour discret de son œil bleu, le flegme calculé de ses gestes, tout en lui était à ce point typique qu’il donnait parfois l’impression de jouer un rôle : le rôle du richissime gentleman anglais. Ce qu’il était, au demeurant.
— Ravi de vous revoir, dit-il à Valdagne. Et merci d’avoir fait le détour pour accepter mon invitation. J’espère que ce ne sera pas du temps perdu.
— Passer quelques heures en votre compagnie n’est jamais du temps perdu, Sir Edwin, répondit Valdagne en souriant.
— Vous êtes gentil, merci, murmura l’Anglais.
Valdagne prit place à la table qui avait été dressée dans un box particulier, tout au fond de la salle.
C’était un restaurant ultra-chic, un peu vieillot, aux lumières douces, aux murs recouverts de boiseries anciennes. Un personnel nombreux et stylé faisait le service en silence, sans agitation apparente.
Sir Dellington, qui résidait à la campagne, dans le château de ses ancêtres, recevait toujours ses invités de passage dans cet établissement dont il appréciait la cuisine et le confort. Et comme il se trouvait à deux pas de Piccadilly Circus, c’était commode.
La composition du menu fut une entreprise délicate à laquelle Sir Edwin consacra toute la gravité requise. Puis, en attendant le début du dîner, ils dégustèrent un verre de cherry.
Dellington murmura :
— J’ai des amis qui dînent dans l’autre salle. Ils viendront nous saluer tout à l’heure. Je vous présenterai quelqu’un dont je vous ai déjà parlé maintes fois : Lord Percy Maddash.
— Je serai enchanté de faire sa connaissance.
— Tant mieux, marmonna Dellington, imperturbable. Il n’y a pas tellement de confrères qui se déclarent enchantés de serrer la main de Lord Maddash en ce moment. La position qu’il a prise en faveur de l’Afrique du Sud lui vaut de solides inimitiés.
— Je sais… Lord Maddash est un businessman génial, mais il manque de doigté en matière politique. Sa franchise lui fait beaucoup de tort.
— Ne croyez pas cela, mon cher, rétorqua l’Anglais à mi-voix. Quand Maddash laisse tomber une de ces réflexions fracassantes qui hérissent l’opinion mondiale, ce n’est jamais par hasard. La filiale sud-africaine de sa banque est en train, de faire un malheur à Johannesburg, j’ai vu les chiffres.
— Mais je me suis laissé dire que le gouvernement de Sa Majesté avait décidé de mettre le trust Maddash en quarantaine ?
— Pensez-vou
5000 / 5000
Результаты перевода
у него было достаточно времени, чтобы схватить веревку, подвести лодку, посадить Нику на борт и, в свою очередь, сесть на борт.
Две минуты спустя вождь поднял тяжелое весло, лежавшее на дне каноэ.
- Маневрируй плавно, - посоветовал он, отдавая весло Роберту.
Этот, достаточно сильный, чтобы выполнить очень сносную парную парную, принялся за работу.
Присев впереди, его рука в козырьке, глаза сузились, маска бесстрастна, вождь сказал своему лейтенанту:
- Направляйтесь в открытое море.
Лодка медленно скользила к середине озера, противоположные берега которого еще не выходили из ночной тени. Справа просторы камыша образовывали жуткие черные стены.
Где-то вдали залаяла собака.
Нику, сидевший в середине лодки, сжал горло. На этой зловещей воде ночь была еще страшнее.
Им потребовалось четверть часа, чтобы добраться до камыша.
- Мы входим в девственный лес, - объявил начальник. Нику, сядь на мое место впереди и смотри. Я приготовлю свои ловушки. Нам нужна игра, чтобы выжить.
Нику, нисколько не взволнованная, не посмела ослушаться. Он занял место вождя. Тот, вытащив из кармана проволоку, стал делать силки. Он читал в газете, как браконьеры ловят вересковых пустошей.
Лодка почти не двинулась дальше. Запутанные камыши сопротивлялись ему с нарастающим сопротивлением.
«Избавься от виноградных лоз», - приказал вождь Нику.
Они проскользнули сквозь заросли, как могли, когда первые лучи рассвета робко показались над холмами вдали.
Пол заканчивал формирование своей третьей ловушки, как вдруг Нику вскрикнул, выпрямился, попытался развернуться, споткнулся, упал на дно лодки, к ногам Пола, и больше не двигался.
Ошеломленный, вождь наклонился, чтобы поднять своего человека. Но он оставался неподвижным, потрясенный, с широко открытыми глазами и открытым ртом. Перед лодкой, менее чем в двух метрах, в камышах, на него смотрели два больших черных глаза. Монстр !
- Роберт, ахнул повар, Роберт!
Он инстинктивно отступил. И, внезапно потеряв лицо, закричал, дрожа:
- Роберт! Помощь !...
Трое жандармов из Биаррица прибыли на фургоне к озеру Мурискот, расположенному на южной границе территории города. Около десяти человек, собравшихся перед буфетом горнолыжного курорта, ждали представителей ордена.
- Кто звонил ? - рявкнул маршаль-де-Логи Баршо, приближаясь к группе.
- Я, - сказал невысокий мужчина в кожаной куртке. Эту историю открыл мой ребенок.
- Ну что, тогда вы электрик Джаулерри?
- Да. Я отвезу тебя на место происшествия. Спускаем моторную лодку в воду.
Старик с худым худым лицом в поношенном берете яростно вставил:
- Жандарм, хочу подать жалобу! Эти три маленьких головореза ворвались в мой сад и украли мою лодку. Я хочу, чтобы о них позаботилась справедливость, это мое право. Моя лодка была украдена у меня в прошлом году, и я ...
"Эй, Боже", - прервал его электрик, пожимая плечами, - "не бесите его, отец Ибарней. Это не мой ребенок разбил вашу лодку в прошлом году.
- Накажите их, - вскричал старик. Этим негодяям нужен урок. И родители тоже! Если вы не можете присматривать за своими детьми, вас оштрафуют.
«Дети есть дети», - взмолился Джаулерри.
Но вспыльчивый старик, не желавший ничего слышать, категорически настаивал на подаче жалобы. Он встал перед домработницей, чтобы не волноваться ни о чем другом. Жандарм, рыжеволосый великан, положил руку на плечо старому баску и суровым голосом объявил:
- Ты, дедушка, не сопротивляйся, понимаешь? Если вы не молчите, я немедленно составлю протокол за воспрепятствование правосудию. Давай, иди, иди домой. В вашем возрасте такое влажное утро опасно.
Он оттолкнул старика, подозвал одного из двух сержантов, сопровождавших его, повернулся к Джаулерри.
- Веди нас.
Джаулерри направил двух жандармов к лодке, пришвартованной у пристани клуба водных лыж. Владелец катера завел лодку, как только троица Виды перевода
Перевод текстов
Исходный текст
a pour se ranger devant le portail éclairé de l’Hôtel Berkeley. Le trajet lui avait semblé incroyablement court.
Un portier galonné ouvrit la portière de la limousine.
Le chauffeur de Sir Dellington prit la valise du voyageur, la porta lui-même jusqu’à la réception pour rappeler à l’employé qu’un appartement avait été réservé la veille au nom de monsieur Valdagne-Haumont.
Puis, s’adressant à Valdagne, Peter Windel lui demanda, en anglais :
— Puis-je revenir dans une demi-heure, sir ?
— D’accord, Peter, acquiesça Valdagne.
L’appartement, situé au premier étage de l’hôtel, était princier. Il donnait sur Hyde Park, et Valdagne ne put s’empêcher d’écarter le rideau de velours qui masquait la fenêtre. Naturellement, il ne vit rien. Sinon la masse noire et confuse des arbres de l’immense jardin public noyé dans l’obscurité. Mais la vue des autobus à impériale qui sillonnaient l’avenue lui fit plaisir.
Valdagne aimait Londres. Surtout en hiver.
Il s’écarta de la fenêtre, se dirigea vers la salle de bains, examina les lieux.
Un quart d’heure plus tard, il était prêt. Il avait pris une douche, il s’était donné un coup de rasoir électrique, il avait changé de chemise et de costume.
Debout devant le haut miroir de la salle de bains, il se regarda attentivement.
Sa silhouette élégante et svelte lui plut.
À cinquante-cinq ans, un bel homme a le droit d’être coquet, estimait-il.
Sa haute stature, ses cheveux grisonnants et ses tempes argentées, son complet sombre, admirablement coupé, sa chemise de soie blanche et sa cravate bleu-nuit mettaient en valeur son visage mince où les yeux gris, intelligents et profonds, brillaient d’un éclat plein de finesse.
En attendant l’arrivée de Peter Windel, Valdagne consigna dans son agenda les idées qui lui étaient venues à l’esprit au sujet de l’affaire Abdel Ruzzane-Soframo. Il profita de l’occasion pour relire en vitesse les données du problème qu’il avait l’intention de soumettre à Dellington.
*
* *
Sir Edwin Dellington avait soixante-dix ans. Cheveux blancs, moustache blanche, teint rose, voix feutrée, c’était l’aristocrate anglais dans toute sa splendeur. Ses attitudes à la fois hautaines et détachées, l’humour discret de son œil bleu, le flegme calculé de ses gestes, tout en lui était à ce point typique qu’il donnait parfois l’impression de jouer un rôle : le rôle du richissime gentleman anglais. Ce qu’il était, au demeurant.
— Ravi de vous revoir, dit-il à Valdagne. Et merci d’avoir fait le détour pour accepter mon invitation. J’espère que ce ne sera pas du temps perdu.
— Passer quelques heures en votre compagnie n’est jamais du temps perdu, Sir Edwin, répondit Valdagne en souriant.
— Vous êtes gentil, merci, murmura l’Anglais.
Valdagne prit place à la table qui avait été dressée dans un box particulier, tout au fond de la salle.
C’était un restaurant ultra-chic, un peu vieillot, aux lumières douces, aux murs recouverts de boiseries anciennes. Un personnel nombreux et stylé faisait le service en silence, sans agitation apparente.
Sir Dellington, qui résidait à la campagne, dans le château de ses ancêtres, recevait toujours ses invités de passage dans cet établissement dont il appréciait la cuisine et le confort. Et comme il se trouvait à deux pas de Piccadilly Circus, c’était commode.
La composition du menu fut une entreprise délicate à laquelle Sir Edwin consacra toute la gravité requise. Puis, en attendant le début du dîner, ils dégustèrent un verre de cherry.
Dellington murmura :
— J’ai des amis qui dînent dans l’autre salle. Ils viendront nous saluer tout à l’heure. Je vous présenterai quelqu’un dont je vous ai déjà parlé maintes fois : Lord Percy Maddash.
— Je serai enchanté de faire sa connaissance.
— Tant mieux, marmonna Dellington, imperturbable. Il n’y a pas tellement de confrères qui se déclarent enchantés de serrer la main de Lord Maddash en ce moment. La position qu’il a prise en faveur de l’Afrique du Sud lui vaut de solides inimitiés.
— Je sais… Lord Maddash est un businessman génial, mais il manque de doigté en matière politique. Sa franchise lui fait beaucoup de tort.