Несмотря на заверения своих идиотов-советников, президент России обнаружил, что наблюдает за тем, как протестующие выходят на Красную площадь. По текущим оценкам, более двухсот тысяч человек объединились, чтобы перекрыть коммерческие районы Москвы, и теперь несколько безрассудных людей маршировали к месту ее власти.
Серая колонна людей была, вероятно, метров десяти в поперечнике и неопределенной длины, скрываясь из виду под непрекращающимся дождем. Во главе ее был Роман Пастернак, одетый в красную куртку и бейсболку, которые он носил как мишень, вызывая силы безопасности России выступить против него. Максим Крупин прищурился на сцену, но не смог разглядеть ничего, кроме смутных очертаний человека. Не так давно было время, когда его глаза были бы способны уловить каждую деталь, но не сейчас. Эпизоды затуманенного зрения появлялись все чаще, теперь они длились часами, а не минутами.
В его возрасте, возможно, пришло время пересмотреть свое мнение о том, что очки были признаком слабости. А может, и нет. Он научился использовать слабость и болезнь других, но с детства не страдал ни от того, ни от другого. Он пользовался медицинской системой только для лечения травм, полученных во время занятий спортом или охоты, шрамы от которых он носил с гордостью.
Люди, подобные Пастернаку, никогда бы не поняли, что контроль над Россией не проистекал из экономического роста, свободы или безопасности. Нет, это вытекало из восприятия силы. Позиция Крупина, конечно, была непоколебимой, но она стала такой, создав у его людей иллюзию, что они были источником. Что он был не более чем инструментом для выполнения их воли. Оружие, которое нужно использовать против длинного списка тщательно сфабрикованных угроз. Американцы. Европейцы. Гомосексуалы. Но, прежде всего, демократические силы, бурлящие прямо под поверхностью их общества.
В отличие от гибкого человека, организующего своих последователей внизу, Крупин был настоящим мужчиной. Двести фунтов туши висели на шестифутовой раме. Все еще крепкая, но с каждым днем становится все менее. Его черные волосы были густыми не только на голове, но и на широкой груди и спине. Он был покрытым сажей шахтером, который обеспечивал теплом и электричеством, столь важными для советского господства. Фабричный рабочий, который построил свои машины и оружие. Фермер, который накормил своих голодных людей. И, наконец, солдат, который заставил мир трепетать.
Он наблюдал за толпящимися внизу людьми и силами безопасности, пытающимися сохранить контроль. Как и следовало ожидать, большинство протестующих были изнеженными студентами университетов или людьми, вовлеченными в то, что стало называться новой экономикой. Работа, которую экономисты считали будущим страны, но которая не принесла ничего ощутимого. Никакой военной техники, грандиозных зданий или массовых общественных работ. Просто строки компьютерного кода и бесконечный набор услуг, обеспечивающих комфорт этому новому поколению.
Избалованные дети, торжественно марширующие по Красной площади, существовали не из любви к стране, а из любви к самим себе. Они никогда не говорили о славе Матушки-России, вместо этого непрерывно бубнили о своих правах личности и о западной роскоши, в которой им отказано. Но теперь характер разговора менялся. Во все более смелых выражениях они определяли себя как будущее России. И отодвигает его в прошлое.
Крупин отметил серию тусклых вспышек периферийным зрением и приготовился к волне тошноты, которая всегда следовала немедленно. Кроме этого, он никак не отреагировал. Еще было время, прежде чем наступят дезориентация и жгучая боль. Однако это время будет короче, чем во время последнего эпизода. Так было всегда.
В акте неповиновения, который был бы немыслим несколько лет назад, протестующие рассредоточились под башней, где он укрылся. И в ответ он ничего не сделал, только уставился на них через мокрое окно.
Его подчиненные все больше не решались выступить против раздробленной, но растущей политической оппозиции страны. Вместо того, чтобы сокрушить ее, они полагались на способность государственных СМИ либо высмеивать ее, либо просто отрицать ее существование. Что-либо более открытое, предупреждали они, может привести к негативной реакции, которая может выйти из-под контроля. Волна, которая так долго поднималась и опускалась только благодаря силе его притяжения, могла сокрушить его, как это было с Хусейном, Каддафи и другими.
Едва заметная потеря равновесия наступила даже быстрее, чем ожидал Крупин, заставив его отвернуться от тревожных образов, просачивающихся сквозь мокрое стекло. Следующей будет ослепляющая головная боль, начинающаяся как почти незаметный пульс и усиливающаяся до уровня, который был на грани его способности терпеть. Затем, наконец, неразбериха. Это было хуже всего. Для человека в его положении даже кратковременная оплошность может оказаться смертельной.
Он осторожно опустился в практичное кресло за еще более практичным столом. Крошечный офис находился в необитаемом уголке Кремля, который не обновлялся с советских времен. Часы на стене перестали работать много лет назад, но цифры, высвечивающиеся на его мобильном телефоне, были непоколебимы. 11:59.
Он вытащил папку из стопки на краю стола и снял ленту, удерживающую обложку закрытой. Содержание книги было бессмысленным, но оно помогло ему скрыть трещины в фасаде, над созданием которого он так долго работал.
Стук в дверь раздался меньше чем через минуту. Пунктуальность в других всегда была одним из преимуществ его почти всемогущества в пределах границ России.
“Приди”.
Вошедший мужчина шел с легкой горбинкой, из-за чего казался старше своих шестидесяти лет. Мягкие глаза и слишком длинные седые волосы обычно говорили Крупину о слабости, но сейчас намекали на скрытую мудрость, которая заставляла его чувствовать себя нехарактерно неловко.
Он оторвал взгляд от папки и осмотрел своего личного врача, стараясь не щуриться в попытке сфокусироваться. Его визиты обычно проводились с целью рутинных осмотров или незначительных жалоб. О них никогда не сообщали СМИ, если только они не были связаны с травмой, которая могла улучшить его имидж, но и не держались в секрете.
Сегодня все было по-другому.
Эдуарда Федькина никогда не звали в этот забытый уголок Кремля, и он был бы поражен, обнаружив там российского лидера. Возможно, именно этот сюрприз заставил его нервно переминуться с ноги на ногу. Или, возможно, это было нечто большее.
“Какие новости вы принесли, доктор?”
“Наши тесты, сэр...” Мужчина заколебался, но не смог промолчать под тяжестью пристального взгляда Крупина. “Они обнаружили аномалию в твоем мозгу”.
Всплеск адреналина затопил Крупина, усиливая нарастающую боль в голове. Его лицо, однако, ничего не выдавало.
“Какого рода аномалия?”
“Опухоль”.
“И?”
“Вполне вероятно, что это причина симптомов, которые вы испытывали”.
Крупин сосредоточился на том, чтобы его голос звучал ровно. “Это рак?”
“Наши тесты были только предварительными. Они не были предназначены для определения этого ”.
По настоянию Крупина обследование проводилось у него дома с использованием только того оборудования, которое можно было перевозить туда и обратно в условиях полной секретности.
“Должно быть, у тебя сложилось какое-то мнение”.
“Учитывая, что вы испытываете только затуманенное зрение и умеренные головные боли, я надеюсь, что это доброкачественное заболевание, которое медленно развивается”, - сказал Федькин, тщательно подбирая слова.
Крупин не был полностью откровенен в отношении интенсивности своих головных болей, и при этом он не упомянул о психическом расстройстве, которое всегда сопровождалось. Федькин был одним из лучших врачей в стране, но вряд ли был лоялистом. Насколько могли разглядеть российские спецслужбы, этот человек был в значительной степени неполитическим — одним из многих российских интеллектуалов, которые считали себя выше такой мелочности. Тем не менее, информация должна была тщательно контролироваться.
“Очевидно, нам нужно провести более тщательное обследование, сэр. Это нужно сделать немедленно ”.
“Я не думаю, что есть какая-то причина для истерики”, - сказал Крупин со спокойствием, которого он не чувствовал. “Я попрошу своего помощника найти удобное время в моем расписании”.
Федькин не сразу двинулся с места, вместо этого уставившись на Крупина сверху вниз, как будто он пытался решить, стоит ли пытаться аргументировать свою позицию. Вместо этого он повернулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Когда защелка щелкнула, Крупин склонился над столом, поддерживая голову руками и борясь с охватившей его тошнотой. Снаружи раздались радостные возгласы, достаточно громкие, чтобы задрожали стены, напомнившие ему о протестующих, заполонивших улицы Москвы. Враги, конечно, но не самые опасные. Это отличие принадлежало самым близким ему людям. Мужчины, которые знали его возраст и спокойно готовились к тому, что должно было произойти дальше.
Он боролся, чтобы сосредоточить свой разум, оценивая силу, уязвимость и амбиции людей, которые с наибольшей вероятностью выступят против него. Это был его истинный дар. Не экономика или геополитика. Даже не военная стратегия. Нет, он правил самой большой страной в мире, потому что он был так же хорош, как и кто-либо в истории, в том, чтобы выводить врагов — как внешних, так и внутренних — из равновесия. Он распределял информацию и дезинформацию, лесть и угрозы, награды и наказания, все это предназначалось для создания сети, которая заманивала в ловушку всех, кто вступал с ней в контакт . Эффективен, но также чрезвычайно сложен в обслуживании. Без постоянного ухода она рухнула бы почти в одночасье.
Снаружи снова раздались радостные возгласы, на этот раз сопровождаемые усиленным голосом Романа Пастернака.
“Почему мы здесь?”
Крупин потерял ход своих мыслей. Пастернак не только вывел своих разношерстных последователей на Красную площадь, но теперь он собирался произнести речь? Сама идея была бы смехотворной пять лет назад. Однако никто не мог контролировать время, как и изменения, которые оно принесло.
Он начал вставать, но затем откинулся на спинку стула. Нет. Пастернак был угрозой, но не непосредственной. С ним разберутся в должное время.
“Россия год за годом погружается в рецессию и выходит из нее, полностью зависящая от ценности вещей, которые мы можем добыть из земли. Нашим учителям и другим работникам не платят. Наша инфраструктура рушится ...”
Крупин использовал карандаш, чтобы начать список, который всего несколько месяцев назад ему был бы ни к чему. Первое имя, которое он добавил, было имя Бориса Уткина, его премьер-министра.
Он был относительно молод и технически подкован, способный установить контакт с поколением, которое держало Крупина на расстоянии вытянутой руки. Опытный политик, он притворялся лояльным, но всегда занимал промежуточную позицию — мост между железным контролем администрации Крупина и анархией, которую предлагал человек снаружи, кричащий в свой мегафон.
“У нас есть мотивированное, образованное население, но что мы делаем? Что мы изобретаем? Инновации - это будущее, и все, что мы можем сделать, это лишить нашу страну ее богатств и продать ее более процветающим странам за объедки ”.
Гриша Азаров. Убийца, который когда-то так эффективно работал на него. Он ушел от власти и богатства, которые дал ему Крупин, и теперь жил анонимной жизнью в Центральной Америке. Сам по себе не представляет угрозы, но невообразимо опасен, если его завербуют другие.
“Максим Крупин - самый богатый человек в мире, оказывающий покровительство своему внутреннему кругу, в то время как остальные из нас голодают”.
Тарбен Чкалов. Самый могущественный из олигархов, человек слишком старый и слишком диверсифицированный на международном уровне, чтобы больше бояться Крупина. Он стремился только к стабильности и поддержал бы любого, кто мог бы ее обеспечить.
“Пять процентов нашей экономики направлено на вооруженные силы. За что? Экспансия? Наши приключения в Крыму и на Украине обошлись в миллиарды рублей и оставили нас согнутыми под тяжестью международных санкций. Защита от вторжения?” Усиленный смех Пастернака был частично заглушен электронной обратной связью. “Кому могла понадобиться эта страна?”
Крупин выпустил карандаш из онемевших пальцев. Ощущение поднимающейся в нем ярости было знакомым, но это было нечто большее. Что-то скрывается за этим. Что-то чужеродное.
Страх.
“Президент ослепляет наших стариков национализмом и воспоминаниями о советской славе, но те дни прошли навсегда. И я говорю: скатертью дорога”.
Крупину пришло в голову, что он забыл написать имя своего самого могущественного противника: время. Что означала для него эта аномалия в его мозгу? Медленный спад в слабоумие и безумие? Инвазивное медицинское лечение, которое оставило бы только оболочку того человека, которым он был сейчас? Будет ли он гнить, пока слабаки вокруг него маневрируют, чтобы первыми вонзить нож ему в спину?
Он подумал о бессмысленных людях на площади, о молодости и жизненной силе, которые они носили так легко. О миллионах людей, которые продолжат свою безвестную жизнь, в то время как его собственная угаснет. О мире, который перестал бы его бояться и был бы ободрен этой вновь обретенной уверенностью.
“У России гордая история, но мы больше не можем враждовать с остальным миром ...”
Боль в его голове продолжала нарастать, превосходя все, что он испытывал раньше.
“Нам нужно занять свое место в мировом порядке, а не потеряться в фантазиях старика о доминировании в нем”.
“Заткнись!” Крупин закричал, в ужасе от того, что его голос был поглощен крошечным офисом вокруг него. Он вскочил на ноги, снова крича, когда схватил телефон на столе. “Заткнись!”
OceanofPDF.com
ГЛАВА 1
EАСТ ИЗ MАНАССАС, ВИРДЖИНИЯ
США
MЗУД Рэпп замедлился, позволив Скотту Коулману увеличить отрыв до десяти футов.
Они бежали по плохо обозначенной грунтовой дороге, которая взбиралась на гору к западу от той, на которой он построил свой дом. По плану, был поздний полдень, и они были на полном солнце. Температура была в районе восьмидесяти с влажностью примерно на том же уровне, покрывая Раппа пленкой пота, которая начала пропитывать его рубашку.
Коулман, с другой стороны, выглядел так, будто только что вылез из бассейна. Он проливал столько пота, что след грязи, который он оставлял за собой, был бы виден из космоса. Его дыхание было беспорядочным, хриплым, что делало его похожим на будущую жертву из фильма ужасов. С другой стороны, его шаг был ровным, и он не спотыкался о корни и рыхлые камни под ногами.
Итак, три четверти пути к вершине он двигался так хорошо, как никто не мог ожидать при данных обстоятельствах. Однако Рэпп не был никем. Пришло время посмотреть, на что способен бывший морской котик.
Он проломился через несколько низких ветвей слева от Коулмана, отступая на тропу на несколько футов вперед. Примерно через минуту, когда он сравнялся с темпом своего старого друга, он начал медленно ускоряться. Позади него ритм шагов с вызовом усилился. Как они всегда делали.
Коулман только что провел больше года, полностью сосредоточившись на восстановлении после столкновения с Гришей Азаровым, почти сверхчеловеческим силовиком, который работал на президента России. Азаров, наконец, ушел от своей страны и работодателя, но, к сожалению, не вовремя, чтобы спасти Коулмана от сломанного плеча, лезвия ножа, сломанного в ребрах, и множественных огнестрельных ранений. Одна только потеря крови убила бы человека вдвое моложе его, но бывшему МОРСКОМУ котику удалось превзойти шансы и остаться на поверхности.
Это оказалось легкой частью. Когда его наконец подняли с кровати, ему потребовался почти месяц, чтобы заново научиться ходить. И еще была ментальная сторона. Переход от того, чтобы быть сильнее, жестче и быстрее, чем почти все вокруг, к тому, кому нужна была моторизованная тележка, чтобы перемещаться по продуктовому магазину, был тяжелым ударом. Еще хуже было смириться с тем фактом, что Азаров прорвался сквозь него, как будто его там не было. Коулман все еще пытался вернуть себе уверенность, которой он всегда обладал в заслуженном изобилии.
Так что это был сюрприз — на редкость хороший, — когда он появился на пороге дома Рэппа и пригласил его на пробежку по тропе. Было приятно увидеть намек на старую развязность. Он долгое время был дублером Рэппа, и правда заключалась в том, что год без него мог бы пройти лучше. В этом бизнесе ты был настолько хорош, насколько хороши люди, которыми ты себя окружал.
Рэпп взглянул на монитор сердечного ритма, прикрепленный к его запястью. Сто шестьдесят пять — тяжелый, но комфортный темп, который он мог держать около трех часов, прежде чем взорваться. Позади него дыхание Коулмена становилось отчаянным, а его шаги теряли свой устойчивый темп. Спотыкания, за которыми следовали неловкие сейвы, становились все более частыми, поскольку мышцы его бедер начали сдавать. Но никто не падает. Пока нет.
Они вырвались из-за деревьев, и Рапп немного ускорил шаг, когда показалась вершина. Коулман споткнулся и упал на одну руку, но сумел подняться на ноги, не теряя инерции. Теперь он бежал исключительно благодаря решимости и гордости, но это было нормально. У него были серьезные запасы того и другого.
На мониторе Рэппа высвечивается сто семьдесят один удар в минуту.
Коулмен начал хрипеть, болезненный свист исходил из глубины его груди. Что-то застряло у него в горле, и он начал задыхаться, заставив Рэппа на мгновение заколебаться. Затем он начал бежать. Если его старый друг собирался умереть, лучше сейчас, чем в Афганистане или Сирии, когда люди рассчитывали на него.
Рэпп перешел на шаг, когда достиг вершины горы, прищурившись, он осматривал зеленый ковер внизу. Он мог видеть мерцающую точку, которая была его домом на востоке, в окружении нескольких домов, возведенных на таких же широко расположенных участках. Его неприлично богатый брат купил все подразделение и продавал отдельные участки за доллар коллегам Раппа, гарантируя, что его старший брат всегда будет окружен верными ему стрелками.
К югу от Раппс-гейт был почти закончен современный дом из дерева и взрывостойкого стекла. Однако, выживет ли его владелец на последних ста ярдах этого пробега, чтобы занять место, был открытым вопросом.
К счастью, это был вопрос, ответ на который не занял слишком много времени. Коулман взобрался на холм, направляясь к Раппу, и, наконец, рухнул на каменистую землю. Ему удалось подняться на четвереньки, но он не встал, вместо этого опустив голову и сосредоточившись на том, чтобы его не вырвало. Примерно через минуту он восстановил достаточный контроль над своим дыханием, чтобы выдавить одно слово.
“Время?”
Рапп взглянул на часы. “Один час, шестнадцать минут, тридцать три секунды. Подними это немного, и ты можешь претендовать на Олимпиаду для взрослых ”.
Фактически, темп, который они выдержали на подъеме, мог бы сбить с ног треть действующих морских котиков. Не так уж плохо для старого моряка, врачи сказали, что ему понадобится трость на всю оставшуюся жизнь.
Коулману удалось оторвать одну руку от земли и поднять средний палец. “Что у тебя лучше всего получается?”
Рапп хотел сказать правду, но быстро отказался от этой идеи. Объем работы, которую Коулман вложил в свое выздоровление, и достигнутый им прогресс были невероятными. Нет смысла отговаривать его.
“Час одиннадцать сорок”.
“Что бы сделал Азаров?”
“Откуда, черт возьми, мне знать?”
“Не вешай мне лапшу на уши, Митч. Ты работал с ним.”
Рапп завербовал Азарова, чтобы тот помог ему в операции, в которую он не хотел вовлекать людей Коулмана. Бывший "МОРСКОЙ котик" понял, почему Рапп использовал человека, который чуть не убил его — это было прямое незаконное действие, и он не хотел обрушиваться на людей, которые были так преданы ему на протяжении многих лет. Но это не сделало Коулмена менее конкурентоспособным.
“Все, что он делает в эти дни, это пьет пиво у своего бассейна и занимается серфингом со своей девушкой”.
Коулман заставил себя подняться на ноги. “Хорошо, Митч. Если ты не скажешь мне этого, по крайней мере, ты можешь перестать лгать мне о своих реальных личных достижениях ”.
“Прекрасно. Ровно четвертый час.”
“Черт”, - сказал Коулман, опускаясь на валун и глядя на пейзаж. “Я никогда не буду таким быстрым, каким был раньше. Слишком много лет и слишком большой пробег.”
“Борьба - это не просто бег по холмам, Скотт. Ты знаешь это. Я больше беспокоюсь о твоей голове. ”
Коулман кивнул, не отрывая взгляда от горизонта. “За последний год у меня было много времени подумать. Может быть, слишком много ”.
“И?”
“Я не боюсь, если это то, что тебя интересует. Когда твой номер увеличивается, он увеличивается. И я смирился с тем, что Азаров сделал со мной. Он был молодым парнем, накачанным наркотиками, повышающими производительность. Спортсмен олимпийского уровня с неожиданностью на его стороне ”.
Едва заметная улыбка появилась в уголках его рта. “И он, черт возьми, чуть не уничтожил и тебя тоже”.
Это было правдивое утверждение. Рапп выиграл свою битву с русским, но эта победа закончилась тем, что его снесло с нефтяной вышки, и его волосы буквально горели. Слишком много подобных побед могут убить его.
“Скоро стемнеет, Скотт. И я хочу расслабиться на пути вниз. Мое колено беспокоит меня ”.
Улыбка Коулмана стала шире от очевидной лжи.
И это была еще одна вещь, которую было бы невозможно заменить, если бы он решил не возвращаться на действительную службу. Они всегда знали, о чем думает другой, и могли предвидеть действия друг друга. Они вместе выросли в этом бизнесе, и у них была связь, которую Рэпп сомневался, что он когда-либо сможет повторить с кем-то еще.
“Я согласен с тем, где я сейчас нахожусь”, - сказал Коулман, глядя на него. “Вопрос в том, являетесь ли вы? Ты не можешь быть там, беспокоясь о том, что я оставлю тебя в подвешенном состоянии ”.
У Раппа зазвонил мобильный телефон, и он вытащил его из заднего кармана рубашки. Клаудия.
“Что случилось?” - спросил он, соединяя звонок.
“Как Скотт? Ты ведь не причинил ему вреда, правда?”
Клаудия Гулд недавно превратилась из женщины, с которой он жил, в женщину, с которой жил он, которая также была координатором логистики в компании Коулмана. Ее покойный муж был одним из ведущих частных подрядчиков в мире до того, как Стэн Херли разорвал ему горло. Не идеальное начало для отношений, но, похоже, это сработало и для него, и для Коулмана. Она помогла Рэппу начать жить чем-то, что могло сойти за жизнь, и она вместе занималась уничтожением тюленей и спасением, в то время как Коулман проводил свои дни с личными тренерами и физиотерапевтами.
“Он сидит прямо здесь”.
“Прямоходящий и под его собственной властью?”
“Скажи ей, что с тобой все в порядке”, - сказал Рэпп, протягивая телефон.
“Я почти взял его на вершине, Клаудия! Не позволяй ему говорить тебе что-то другое ”.
Рэпп нахмурился и снова поднес телефон к уху. “Видишь?”
“Он готов вернуться в оперативный отдел?”
“Я думаю, он готов вернуться и управлять всем этим. Операции и логистика.”
Она перешла на французский, как делала всегда, когда была раздражена. “Ты можешь желать чего угодно, Митч, но он не увольняет меня. Я сейчас руковожу этой стороной бизнеса. И это хорошо для нас, потому что за это платят намного лучше, чем в ЦРУ ”.
Он знал, что в этой битве не победить. Клаудия сильно надавила на Коулмана, и у него не было ни малейшего желания возвращаться к согласованию деталей. Кроме того, она была лучше в этом — что Коулман был полностью готов признать. Проблема для Раппа заключалась в том, чтобы привыкнуть к тому, что женщина, с которой он спал, была на связи, когда все пошло наперекосяк. Границы между их личными и профессиональными отношениями были сложными и все еще изменялись.
“Сейчас не время говорить об этом, Клаудия. Мы со Скоттом собираемся начать, но это может занять некоторое время. Давай, накорми Анну, если она голодна. Мы можем поужинать, когда я вернусь ”.
“На самом деле, ты не спустишься, и мы не будем ужинать вместе. Посмотри на север”.
Он повернулся и, прищурившись, вгляделся в горизонт. Это заняло несколько секунд, но он, наконец, разглядел маленькую точку над горами.
“На борту есть ноутбук с полной инструкцией. Будь осторожен, ладно?”
Она отключила звонок, и он убрал телефон, прежде чем указать на приближающийся вертолет. “Так что там за история, Скотт? Ты вернулся или нет?”