Росс Кейт : другие произведения.

Кто люб богам

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Кто люб богам
  
  Стивен Коум, Рид Дрю, Джей Харрис и Питер Моушенсон – без них не было бы Джулиана Кестреля. Эта книга посвящена им1.
  
  
  Примечание автора
  Все герои романа – вымышленные. Сигнетс-Корт, «Хейторп и сыновья» и «Рыжая клячонка» – вымышленные места, но остальные поименованные улицы, деревни и другие топонимы – настоящие. Читатели, что знают Хэмпстед, могут понять, что дом сэра Малькольма на Гроув (ныне Хэмпстед-Гроув) отдалённо основан на Фентон-Хаусе. Серлс-Корт, где жил Квентин Клэр, ныне именуется Нью-Сквер, а вместо гравия, фонтана и часов там разбит сад.
  Я хотела бы поблагодарить Дану Янг, поделившуюся со мной знаниями о лошадях и верховой езде. Также я хочу принести благодарности Почётному обществу Линкольнз-Инн – и особенно его главному экскурсоводу Лесли Мюррелл – за их любезное содействие в моих изысканиях. Наконец, за помощь и поддержку я очень благодарна следующим людям: Джули Кэри, Синтии Кларк, Луи Родригесу, Эдварду Россу, Элу Силверману, Джошу Спунеру и Кристине Уорд2.
  
  Действующие лица
  Ищейки с Боу-стрит и их соратники
  Джулиан Кестрель, джентльмен
  Томас Стоукс, также известный как «Брокер», его камердинер
  Питер Вэнс, ищейка с Боу-стрит
  Билл Уоткинс, патрульный с Боу-стрит
  
  
  Семейство Фольклендов
  Александр Фолькленд (покойный)
  Белинда Фолькленд, его вдова
  Юджин Толмедж, единоутробный брат Белинды
  Сэр Малькольм Фолькленд, баронет, королевский адвокат3, отец Александра Фолькленда
  
  
  Слуги мистера Фолькленда
  Пол Николс, дворецкий
  Ипполит Валери, камердинер мистера Фолькленда
  Марта Гилмор, камеристка миссис Фолькленд
  Люк Хэллэм, лакей
  Нельсон Бил, лакей
  Джо Сэмпсон, кучер
  Майк Наджент, грум миссис Фолькленд
  
  
  Слуги сэра Малькольма
  Даттон, старый слуга
  Боб Чивер, кучер
  Фред, мальчишка с конюшен
  
  
  Гости мистера Фолькленда
  Леди Антея Фитцджон, богатая старая дева
  Достопочтенный Феликс Пойнтер, легкомысленный денди
  Сэр Генри Эффингем, баронет, член парламента
  Квентин Клэр, студент-юрист
  Дэвид Адамс, посредник при международных вложениях
  
  
  Семья мистера Клэра
  Верити Клэр, сестра мистера Клэра
  Джордж Тиббс, их двоюродный дед
  
  
  Люди, связанные с Сигнетс-Корт
  Марианна Десмонд, авантюристка
  Фанни Гейтс, её служанка
  Миссис Уиллер, их соседка
  Бет, служанка миссис Уиллер
  Джайлз Андерхилл, владелец домов на Сигнетс-Корт
  Джемми Отис, уличный мальчишка
  
  
  Люди, связанные с «Рыжей клячонкой»
  Рут Пайпер, дочь хозяина
  Бен Фоули, конюх
  
  
  Отсутствующие друзья мистера Кестреля
  Филиппа Фонтклер, не по годам умная двенадцатилетняя девочка
  Хью Фонтклер, её брат
  Мод Фонтклер, жена Хью
  Дункан МакГрегор, их друг, хирург
  
  
  Прочие
  Оливер де Витт, денди и соперник мистера Кестреля
  Альфред, «тигр» мистера Пойнтера
  Э. Ридли, «владелец»
  Мисс Микс, компаньонка
  Мистер Прюитт, молодой барристер
  
  Глава 1. Перстень в брюхе рыбы
  «Минуйте арку из остролиста, – гласило письмо сэра Малькольма, – а потом дойдите до церкви».
  Что ж, вот арка, прорезанная в зарослях остролиста рядом с колокольней. Проход был узок; Джулиан раздвинул блестящие листья рукоятью хлыста и ступил внутрь.
  Он понял, что попал на маленький неровный церковный дворик, бурно заросший кустарником. Здесь было ещё больше остролиста, рододендронов, пучков неухоженной травы и плюща. Где-то в вышине пели невидимые глазу птицы, а воздухе роилась мошкара. Порой пролетал шмель – неспешный и величественный, как адмиральский баркас. Видавшие виды надгробья стояли нестройными рядами – одни почти тонули в кустарниках и винограде, другие сурово возвышались над зеленью – единственное, что было мертво в этом полном яростной, неуместной жизни пейзаже.
  Джулиан огляделся в поисках пути, по которому следовало идти. Среди могил, кустов и кочек было немало следов. Наконец, Кестрель заметил тропинку, что превращались в длинную, узкую дорожку. Он зашагал по ней – полдюжины гулявших здесь зевак украдкой проводили его взглядами. Хотя Хэмпстед недалеко от Лондона, а его сообщество художников и профессионалов росло, он всё ещё был слишком мал, чтобы не заинтересоваться незнакомцем – особенно молодым человеком, одетым как настоящий денди из Вест-Энда.
  Стояла обычная для начала мая погода – утренний холод, который держался, пока его не прогоняло светившее через толщу бело-серых облаков солнце. Вот и сейчас воздух становился ощутимо теплее, а тусклая листва вокруг обретала насыщенный зелёный цвет. Джулиан прошёл до того, что счёл концом дорожки, но она резко свернула направо. Кестрель тоже свернул и увидел человека, стоявшего в лучах солнца прямо под корявым старым деревом.
  Ему можно быть дать сорок пять или пятьдесят лет – дородный, с большой головой, широкими плечами, крепкими руками и ногами. Его одежда была тёмных тонов, а на цилиндре виднелся широкий чёрный креп. Увидев Джулиана, незнакомец приветливо помахал рукой и сперва сделал шаг навстречу, но потом взял себя в руки, бросил взгляд на соседнюю могилу, и остался на месте, будто не хотел оставлять надгробие позади.
  Джулиан подошёл к нему.
  - Сэр Малькольм?
  - Мистер Кестрель! – тот сжал его руку. – Благодарю вас, что пришли.
  - Не за что. Я рад возможности познакомиться с вами. Я слышал о том, как великолепно вы выступаете в суде.
  Сэр Малькольм покачал головой.
  - О, не нужно много ума, чтобы время от времени выигрывать дела, запутывая присяжных. И всё же, я рад, что мир помнит меня за что-то кроме… вот этого.
  Он посмотрел на надгробье. Это была простая плита белого мрамора, ещё почти не тронутая погодой и лишь чуть окружённая травой у основания. Надпись гласила:
  
  
  
  Александр Джеймс Фолькленд
  Родился в 1800, умер в 1825
  Кто люб богам, тот долго не живёт
  
  
  
  - Мы не были уверены, какую поставить дату, – тихо сказал сэр Малькольм. – Мы не знаем был он убит до или после полуночи. В конце концов, я решил вовсе обойтись без дней и месяцев.
  «Я решил», – повторил про себя Джулиан. Значит ли это, что вдова Александра предоставила устраивать всё сэру Малькольму? Быть может, она сражена горем – её муж был убит чуть меньше недели назад. Это посвящение на надгробье – явно идея сэра Малькольма, а не её. Говорили, что он отлично знает античных классиков.
  - Как себя чувствует миссис Фолькленд? – спросил Джулиан.
  - Она в порядке, насколько это возможно. Нет. Зачем я притворяюсь? Я ведь хочу довериться вам. Она очень плоха. Я упоминал в моей записке, что миссис Фолькленд больна – внезапное недомогание, тревожное в такой час, но хвала Небесам, оно проходит. Эта сердечная рана подорвала её силы, сгубила её молодость. Она в отчаянии, мистер Кестрель. И она дала ясно понять, её «отчаяние» совершенно буквально – это отказ от всех чаяний4. Она не говорила этого, но я знаю. Она больше не верит, что жизнь может что-то ей предложить.
  - Уверен, что время поможет ей залечить эти раны. Никто не может жить без надежды – это против природы человека.
  - Мы с вами живем ей здесь и сейчас, мистер Кестрель. А она здесь и сейчас – нет. Я вижу её каждый день и знаю, что ничего не могу для неё сделать. И я должен бороться со своими демонами – гневом, отчаянием, сознанием того, что мой сын лежит здесь, что правосудие искало виновного – и никого не нашло! Мы не знаем, кто его убил – хуже того, мы не знаем даже почему! Это было не ограбление, не дуэль, не что-либо, что можно понять и принять. Вот почему мы так себя чувствуем – мы видим, что он был убит, жестоко убит безо всякой причины!
  - Безо всякой видимой причины, – мягко поправил его Джулиан. – У убийцы всегда есть резон делать то, что он делает. Даже сумасшедшие так думают, хотя для разумных людей их рассуждения выглядят дико.
  Сэр Малькольм пристально посмотрел на своего собеседника.
  - Я знаю, мистер Кестрель, что убийцы – это по вашей части. Я хочу сказать, вы владеете этим предметом.
  - Да, у меня был некоторый опыт. Один раз я приехал в загородный дом, где вскоре произошло убийство, и я с головой увяз в его расследовании. Во второй раз мне в руки попало доказательство преступления, и мне казалось, что я один могу с толком его применить.
  - И в обоих случаях вы нашли убийцу, тогда как никто другой не смог.
  - Это верно, мне повезло.
  - Мистер Кестрель, буду с вами прям. Я наслышан о вашем умении разгадывать преступления, и потому я попросил об этой встрече. Конечно, назначать свидание на могиле Александра несколько театрально. Боюсь, в каждом барристере живёт актёр. Но я знаю, что здесь мы сможем поговорить без лишних свидетелей, – он посмотрел вокруг, убеждаясь, что они совершенно одни. – Я прихожу сюда каждый день, и никто никогда не побеспокоил меня, – он пожал плечами. – Никто не знает, что сказать.
  - Вы хотите сказать, что я как-либо могу вам помочь? – осторожно спросил Джулиан.
  Сэр Малькольм замялся.
  - Позвольте мне начать с начала. Вы ведь были знакомы с Александром, я полагаю?
  - Мы достаточно часто виделись, и он приглашал меня на свои вечеринки. Но не могу сказать, что хорошо его знал. У него было много друзей.
  - Да, он легко их заводил. С большинством из них я не знаком. Александр и я вращались в разных кругах. Все мои друзья – юристы и учёные. Его же стихией был светский мир – приёмы, балы и чудесные сады. Он прекрасно умёл всё, что положено джентльмену – ездить верхом, охотиться, играть в карты – и всегда знал, что сказать, чтобы развлечь даму. Наконец, он был хорош собой – могу сказать без зазнайства, что это он унаследовал не от меня, – сэр Малькольм покачал головой в восхищении. – Когда он был ещё мальчиком, я постоянно спрашивал себя – как у меня мог родиться такой сын? Он был красив и необычен, как заморская птица, что свила гнездо у меня дома.
  - А его мать? Он пошёл в неё?
  - О, нет. Агнес была самой тихой и скромной девушкой, что я когда-либо встречал. Александр никогда не знал матери – она умерла вскоре после родов.
  - Он похож на вас, по крайней мере, в одном, – указал Джулиан. – Он готовился стать адвокатом, верно?
  - Да, – лицо сэра Малькольма просветлело, – он хотел стать хорошим юристом, а я сделал бы всё, что в моих силах, чтобы помочь ему. Но Александр думал и о карьере политика – возможно, она даже больше ему подошла бы.
  Джулиан был готов согласиться. В политике Александру пригодились бы его обаяние, красноречие и талант ладить с самыми разными людьми.
  - Конечно же, – продолжил сэр Малькольм, – для избрания в парламент нужны деньги. Но у Александра никогда не было недостатка в них. Он женился на богатой наследнице и, как вы вероятно знаете, умел вкладывать средства. Когда мне было двадцать пять, ни один джентльмен не вёл дел на бирже, но, кажется, такие сделки вошли в моду. Александр наколдовывал деньги из ниоткуда и тратил их направо и налево, но каждый фунт становился частью чего-то прекрасного – его дома, его художественной коллекции, его экипажа, его развлечений.
  Конечно, я гордился сыном и радовался его успехам. Интересно, правда – вы можете читать и писать о чём-то всю жизнь, но никогда не подумаете, что это может случится с вами. Труды классиков полны предупреждений о том, как опасно снискать чрезмерное расположение богов. Вы помните историю Поликрата?
  - Я знаю, что Поликрат появлялся в стихах Байрона.
  - А также в «Истории» Геродота. Он правил островом Самос и славился богатством и могуществом. У него был большой флот, он побеждал в каждой битве, наполнял свои сундуки добычей, а сердца врагов – страхом. Друг Поликрата – Амасис – однажды предупредил его, что боги завидуют чужим успехам и посоветовал как-то нарушить долгую череду побед. Тогда Поликрат взял свой изумрудный перстень, которым дорожил больше всего, и бросил его в море. Через несколько дней рыбак принёс ему огромную рыбу – когда ей вспороли брюхо, то нашли внутри тот самый перстень. Амасис понял, что его друг погибнет ужасной смертью – и вскоре Поликрат попал в руки персам, что распяли его.
  Джулиан задумчиво посмотрел на надгробный камень Александра.
  - Здесь сказано, что боги губят того, кого любят, а не того, кому завидуют.
  - По-гречески «обожать» и «завидовать» – это одно и то же слово. Так или иначе, Александр был подобен Поликрату – он ни в чем не знал неудач, пока не погиб ужасной смертью. Могу я быть с вами откровенным?
  - Конечно, если хотите.
  - Об этом мало кто знает, но у Александра были серьёзные трудности перед смертью. Он вложил деньги в южноамериканские шахты, а последнее время некоторые из них работали скверно. Несколько месяцев назад разорилось одно предприятие, а спустя пару дней – другое. Тогда я об этом не знал. Он не рассказывал мне о своих вложениях, и был так спокоен, что никто бы и не заподозрил, что он задолжал тридцать тысяч фунтов.
  Брови Джулиана взлетели.
  - Это очень крупная сумма.
  - Да. Но это не главная часть истории. Чтобы сделать эти вложения, Александр занял деньги у нескольких людей в Сити, оставив им векселя. На самом деле, он занимал и раньше. Думаю, что он стал занимать, когда его первые вложения окупились. Он ведь много тратил, поддерживая репутацию в обществе и, конечно, хотел, чтобы у Белинды было всё лучшее.
  Сэр Малькольм бросил на Джулиана воинственный взгляд, готовый защищать сына от обвинений в расточительстве. Но Кестрель сказал только вежливое «Конечно» и показал, что ждёт продолжения.
  - Да, в общем… – сэр Малькольм прочистил горло. – Вы, конечно, знакомы с Дэвидом Адамсом?
  - Да, мы встречались на одной из вечеринок вашего сына. И, конечно, я слышал о нём.
  Адамс торговал ценными бумагами. Также он посредничал при займах недавно обретшим независимость южноамериканским государствам. Хотя ему было немного за тридцать, он уже пользовался доверием, как заграничных чиновников, так и британских министров. Джулиан слышал о том, что Адамс честолюбив и не из тех, кому стоит переходить дорогу. Александр же не просто удачно вкладывал средства при поддержке Адамса – он ещё и ввёл его в круг своих друзей и приглашал на вечеринки. Никто не относился к этому человеку так, как молодой Фолькленд – Адамс был евреем.
  - Адамс скупил векселя Александра за бесценок, – продолжил сэр Малькольм. – Вероятно, об этом не знал никто, кроме нескольких людей в Сити, даже сам Александр. Когда те шахты разорились, в руках Адамса были все векселя моего сына. А за три недели до того, как Александр был убит… Адамс простил их.
  - Вы хотите сказать, он и ваш сын о чём-то договорились?
  - Я хочу сказать, что Адамс целиком простил долг. Александр не выплатил ему ни фартинга и не ударил пальцем о палец.
  - Это очень необычно. – Конечно, Адамс богат – проценты с южноамериканских займов были колоссальными – но даже он вряд ли мог так разбрасываться деньгами. – Я думаю, его уже расспрашивали – не только, почему он простил эти векселя, но и почему он вообще их скупал.
  - О, да. Он сказал, что оказывал Александру услугу.
  Джулиан скептически изогнул бровь.
  - Ни один деловой человек не будет оказывать таких услуг. Я мог бы понять, если бы он выставил вашему сыну более мягкие условия, но простить…
  - Да, я понимаю, – мрачно кивнул сэр Малькольм. – Конечно, Адамс не пытался сделать вид, что это просто широкий дружеский жест. Он сказал, что Александр был полезен ему, и я думаю, это правда. Александр познакомил его с богатыми и влиятельными людьми – возможными вкладчиками, членами парламента, всеми, кто может помочь вести дела. Так или иначе, я хочу сказать, что мой сын не знал неудач – и в тот единственный раз, когда ему не повезло, он был спасён от последствий. До тех пор, пока неделю назад какой-то преступник или безумец не размозжил ему голову кочергой, и не разбросал его мозги по его же кабинету, пока целая толпа гостей пила его вино и гадала, где же хозяин!
  Сэр Малькольм сжал кулаки и зашагал взад и вперёд. Джулиан дал ему возможность прийти в себя и спросил:
  - Могу я узнать, почему вы хотели видеть меня?
  - Я думаю, вы уже догадались. Обратиться к вам предложил Питер Вэнс – ищейка с Боу-стрит, что расследует убийство Александра. Это непросто, но в том не его вина – такое дело озадачит любого. Преступник не оставил в кабинете никаких следов. Орудие убийства такого рода, что могло быть у каждого. Из дома ничего не украдено, нет никаких следов взлома. Убийца – либо один из слуг Александра, либо кто-то из гостей. Но на том вечере было восемьдесят приглашённых, а алиби есть всего у двух-трёх.
  Вэнс сказал, что наша главная надежда – найти того, у кого был мотив, и установить связь между ним и преступлением. Он сказал, что мотив крайне важен, когда нет вещественных доказательств. Но сколько он ни расспрашивал гостей, столько получал отпор. Сэр Генри Эффингем или леди Антея Фитцджон и подобные им не любят, когда их допрашивают. Вы сами знаете – высший свет полагает, что управление на Боу-стрит создано для того, чтобы мешать джентльменам устраивать попойки, играть в кости, ломать будки сторожей или вышибать мозги друг другу на дуэлях. Надавить на них Вэнс никак не может – по крайней мере, без веских доказательств. Обычно ищейки развязывают языки деньгами, и видит Бог, я предлагал деньги и не скупился. Но гости Александра выше этого. Они говорят, что хотят помочь, но не собираются унижать себя сотрудничеством с Боу-стрит. И эти люди называли себя друзьями моего сына!
  Сэр Малькольм перевёл дух и продолжил уже более спокойно.
  - Именно поэтому Вэнс предложил обратиться к вам. Он помнит вас по расследованию убийства в Обществе исправления.
  Джулиан кивнул. Это было шесть или семь месяцев назад. Боу-стрит вмешалась лишь, когда Джулиан уже раскрыл дело, но потом последовал арест и суд, в ходе которых Кестрель и Вэнс подружились.
  - Вам повезло, что за расследование взялся он. Вэнс хитёр, умел и его ничто не собьёт со следа.
  Сэр Малькольм улыбнулся.
  - Он говорил почти то же самое о вас. И добавил, что вы вхожи в высший свет. Вопросы, что задают ищейки с Боу-стрит, могут показаться людям оскорбительными, но в ваших устах они могут даже польстить. И я не думаю, что на свете есть кто-то кроме вас и Браммела, что лучше разбирается в моде. Я не пытаюсь польстить вам – это все знают, – и он немного смущённо добавил. – Я надеюсь, вас это не обидит, но перед тем как написать вам, я обратился к Сэмюелю Дигби. Я знаю, что он поддерживал ваше расследование убийства в Обществе исправления, а он хороший судья и честный человек. Так что я попросил у него…
  - Рекомендацию? – весело спросил Джулиан.
  - Пожалуйста, не принимайте это как оскорбление. Раскрыть это преступление очень важно для меня! Я ломал голову сам, я досаждал бедному Вэнсу, я дважды бывал в министерстве внутренних дел, но ничего не добился…
  - Я понимаю, – мягко ответил Кестрель. – И я нисколько не оскорблён5.
  - Я очень рад это слышать. Мистер Дигби написал мне, что вы более честны, изобретательны и проницательны, чем положено быть в вашем возрасте. Вот так, мистер Кестрель. Как отец, как слуга закона, как британский подданный… Да почему я не могу сказать просто? После двадцати лет в судах человек забывает, что такое прямой и честный разговор! – сэр Малькольм посмотрел Джулиану в глаза. – Помогите мне, мистер Кестрель. Помогите мне найти того, кто убил моего сына.
  
  Глава 2. Портрет Александра
  Джулиан боролся со страшным искушением. Как он мог отказаться от возможности снова взяться за расследование громкого преступления, дразнящего отсутствием улик и целой плеядой именитых подозреваемых? Кроме того, его тронула скорбь сэра Малькольма, его растерянность и жажда справедливости. Но Кестрелю уже случалось вести расследование – в загородном доме гордого старого семейства – и он знал, что лучше держаться подальше от дел, касающихся множества родственников и близких людей. Они начинают опасаться за свои тайны, оборачиваются друг против друга, а потом выступают единым фронтом против любопытной ищейки…
  Потому он сказал:
  - Вы должны понимать, сэр Малькольм, что такие расследования часто открывают болезненные и даже ужасные тайны. Преступник ничего не забрал, а значит он или она убил вашего сына по личным причинам – то есть был близок с ним. Это может оказаться друг или даже родственник. Взявшись за это дело, я должен буду учесть и такую возможность. Я буду копаться в бумагах и вещах вашего сына, я буду задавать неудобные вопросы, не буду уважать ничью частную жизнь. Ничто не будет для меня свято, и никто не будет совершенно свободен от подозрений. Я не хочу сказать, что предупреждаю вас – лишь говорю, что вам стоит спросить себя, хотите ли вы знать правду, какой бы она не была?
  - Да, мистер Кестрель, – ровно ответил сэр Малькольм, – всем сердцем я хочу знать правду, какой бы она не была. Неведение для меня хуже пытки – это самое тяжёлое и давящее состояние, что можно придумать. Я клянусь вам здесь и сейчас, что какие бы вопросы вы не задавали и что бы не обнаружили, я ничем вас не упрекну. Любая боль, что откроет ваше расследование, будет плодом моих же стараний – такова цена за то, что я считаю свет лучше любой тьмы.
  - А миссис Фолькленд? Она того же мнения?
  - Я всё обсудил с Белиндой перед тем, как написать вам. Я не решился бы на этот шаг без её одобрения. Она согласилась с тем, что мы должны обратиться к вам. Не могу сказать, что она интересуется расследованием или на что-то надеется, но она согласна. У неё слишком тяжело на сердце, чтобы выказывать энтузиазм хоть к чему-то.
  Повисла пауза. Солнце медленно уходило за облака, бросая вокруг тень. Джулиан размышлял над клятвой сэра Малькольма и гадал, сможет ли он сдержать её, но решил, что это неважно. В глубине души он с первой минуты знал, что скажет.
  - Очень хорошо, сэр Малькольм. Я принимаю ваше предложение.
  - Спасибо, мистер Кестрель! – адвокат сжал его руку. – Я не сомневаюсь, что вы и Вэнс докопаетесь до самой сути! Я надеюсь, вы не спешите обратно в Лондон? Я приглашаю вас в мой дом… потому что мне нужно кое-что показать вам. А Белинда наверняка захочет лично поблагодарить вас за доброту и готовность помочь. Но не стоит утомлять её расспросами, пока она не будет чувствовать себя лучше.
  - Расспрашивая миссис Фолькленд о деле, о котором сам знаю так мало, я бы лишь попусту тратил её и своё время. Я провёл последние две недели в Ньюмаркете. Я читал газеты, но в них на каждую часть достоверных сведений три части слухов и сенсаций. Мне нужно увидеться с Вэнсом и узнать, что обнаружил он – особенно о подозреваемых и их алиби, – Джулиан выдержал паузу, не отрывая взгляда от сэра Малькольма. – И кое о чём мне лучше спросить вас сейчас. В тот вечер, когда был убит ваш сын… где были вы?
  - Где был я? – сэр Малькольм в растерянности уставился на Кестреля. Затем в его глазах появился ужас. – Вы же не хотите сказать, что… о, я понимаю. Этим вопросом вы иллюстрируете своё же утверждение о том, что никто не останется вне подозрений. Конечно, вы правы. Я рад вашей скрупулёзности. В тот вечер я был дома. Мои слуги могут подтвердить, что я не покидал дом, не говоря уже о том, что не уезжал в Лондон, чтобы убить сына и вернуться обратно.
  - Спасибо, сэр Малькольм. Я понимаю, что это был возмутительный вопрос.
  Джулиан по-настоящему сочувствовал сэру Малькольму, но всё равно собирался спросить у Вэнса, так ли надёжно это алиби. Кестрель мог допустить, что Фолькленд-старший убил своего сына, а теперь изображает рвение, чтобы отвести от себя подозрения. Да, кажется он и правда очень любил Александра, но «по-гречески «обожать» и «завидовать» – это одно и то же слово». Конечно, странно подозревать в убийстве человека, что сам привлёк тебя к его расследованию, но с такой возможностью нужно считаться.
  - Так вы принимаете приглашение? – спросил сэр Малькольм.
  - Я буду польщён.
  - Славно, славно. Вы приехали сюда из Лондона, я полагаю? – сэр Малькольм взглянул на высокие сапоги Джулиана и хлыст.
  - Да. Я оставил коня в пабе «Куст остролиста».
  - Я живу совсем рядом, на Гроув. Мы могли бы пройтись пешком, если вы не возражаете, а за вашей лошадью я пошлю слугу.
  Они вышли через боковые ворота и поднялись по крутой, узкой улочке, с обеих сторон окружённой милыми домами из коричневого кирпича. Вдоль дорожек и в садах густо рост остролист. Стараниями прачек некоторые кусты превратились в сушилки – на них приветственно развевались белые рукава.
  Они добрались до Холли-Буш-Хилл и повернули на Гроув – узкую, извилистую улочку, образованную величественными домами, прятавшимися за кирпичными оградами. Сэр Малькольм остановился перед позолоченными воротами из кованого железа, несущими инициалы какого-то предыдущего владельца и год – 1705. Дом выглядел примерно на это время – квадратный и надёжный, сложенный из коричневого кирпича с красными наличниками. Крутая крыша придавала особняку задумчивый, немного надменный вид. С обеих сторон отходили малые крылья, связанные простой, но изящной белой колоннадой спереди.
  Сэр Малькольм и Джулиан вошли. Их встретил слуга и принял шляпы. Это был человек в годах – должно быть, он уже давно работает у Фолькленда – и так же, как хозяин, облачённый в траур. Сэр Малькольм велел послать в «Куст остролиста» за лошадью Джулиана и спросил, где сейчас невестка.
  - Она в гостиной, сэр. С ней Марта.
  - Марта – камеристка Белинды, – пояснил сэр Малькольм Кестрелю и снова повернулся к слуге. – Идите наверх и спросите, сможет ли она нас принять.
  - Да, сэр, – слуга поклонился и зашагал по лестнице.
  - Я стараюсь ото всего оградить её, – признался сэр Малькольм, – я уже говорил, что несколько дней назад она заболела. Сперва я подумал, что она съела что-то, но потом начал гадать… – он понизил голос, – я очень скорбел по тому, что у Александра не осталось детей. Я последний в своём роду, и видит Бог, я уже не женюсь – не в сорок восемь лет. Не думаю, что найдётся женщина, что сможет терпеть мои книги и холостяцкие привычки. Но с тех пор как Белинда слегла, я смею надеяться, что я – не последний из Фольклендов. Это было бы большим утешением для нас обоих.
  - Тогда я от всего сердца надеюсь, что вы правы.
  - Спасибо. Я уверен, что она взбодрится, если ей будет о чём думать, и что планировать. Сразу после смерти Александра Белинде было проще, потому было много дел – присматривать за слугами, оформлять дом для траура, отвечать на письма с соболезнованиями. Я тогда пытался убедить её отдохнуть, но теперь понимаю, что она сама знала, что для неё будет лучше. С тех пор, как я перевёз Белинду сюда, ей нечем заняться, и это её угнетает.
  Вернулся слуга.
  - Миссис Фолькленд просит вас и мистера Кестреля подняться, сэр.
  - Прекрасно! Мистер Кестрель, вы готовы?
  
  
  
  Гостиная, эта самая женственная комната в доме, за долгие годы вдовства сэра Малькольма пришла в запустение. Старомодная мебель отличалась скорее величием, чем изяществом. Мраморный камин был слишком велик, а багряные обои – слишком темны. Фарфоровые пастушки на каминной доске казались до смешного неуместными. Большая часть мебели стояла у стен, но диван был придвинут к огню. Миссис Фолькленд сидела неподвижно и отстранённо, сложив руки на коленях.
  Джулиан почти не знал Белинду Фолькленд, но при каждой встрече поражался её красоте. Даже болезненная бледность и следы скорби не умаляли её. Лицо этой женщины было почти идеально – прямой нос, чуть полная верхняя губа, гордо поднятый подбородок и тонкая белая шея. У неё были золотистые волосы и льдисто-голубые глаза. Тёмное платье сшито по последней моде с длинными, пышными у плеч, рукавами, аккуратной талией и конической юбкой. На груди она носила овальную траурную брошь с красно-коричневым ободом, наверняка, свитым из волос Александра. Внутри была сепией изображена разбитая колонна, у подножия которой лежала пара весов – с такими обычно изображают Фемиду. Возможно, они символизировали юридическую карьеру Фолькленда-младшего, а быть может – его беззаконную смерть. Джулиан подумал, что это изображение, равно как и надпись на могиле, придумана сэром Малькольмом.
  - Белинда, дорогая, – сэр Малькольм подошёл и поцеловал её в лоб, – как ты себя чувствуешь?
  - Мне лучше, папа, спасибо вам.
  - Я думаю, ты знакома с мистером Кестрелем?
  - Добрый день, миссис Фолькленд, – Джулиан сделал шаг вперед и склонился над её рукой. – Я бы хотел, чтобы мы встретились при иных обстоятельствах. Я с горечью услышал о гибели вашего мужа.
  - Спасибо. Папа говорит, что вы могли бы найти того, что убил его. Вы пришли сюда – значит ли это, что вы согласны?
  - Да.
  Она бросила взгляд в угол, где сидела за шитьём её камеристка – очевидно, Марта. Джулиан ожидал увидеть хорошенькую юную субретку, но этой женщине было около сорока. У неё был квадратный подбородок и седеющие серовато-коричневые волосы. Камеристка была облачена в траур, как и все в доме – её платье было опрятным, безупречно чистым и лишённым всяких украшений.
  Миссис Фолькленд не понадобилось ничего говорить. Марта поднялась и придвинула Джулиану и сэру Малькольму стулья. Они были большими и тяжёлыми, но камеристка поднимала их без усилий, будто фермерша, что легко вскидывает на плечо мешок зерна.
  «Выросла в деревне», – подумал Джулиан.
  Закончив со стульями, Марта вернулась в свой угол и снова занялась шитьём. Миссис Фолькленд смотрела в камин. Сэр Малькольм будто бы немного растерялся.
  - Я боюсь, мы утомили тебя, моя дорогая. Быть может, если мистер Кестрель пожелает вернуться через день или два…
  - Я не устала, папа, – женщина повернулась к Джулиану. – Вы хотите о чём-то спросить меня?
  - Я лишь навожу справки, и это не срочно. Я не хочу вас утруждать.
  - Вы очень добры, но вам на стоит так беспокоиться. Я могу отвечать на вопросы.
  Он решил поймать её на слове.
  - Кто по-вашему убил вашего мужа, миссис Фолькленд? У вас есть предположения?
  - Нет. У меня нет предположений.
  - У него были враги?
  - Я не знала ни одного. Его любили. Он всем нравился.
  - Не было ли у него ссор в последнее время?
  - Александр ни с кем не ссорился. Это было не в его характере.
  - Я думаю, разногласия бывают у всех.
  - Разногласия – это не то же самое, что ссора. Александр расходился во мнениях с некоторыми людьми, но это его не злило, и он никого не злил. Вы знали его и видели, каким он был.
  - Я видел его лишь в свете – в клубах и на вечеринках. В жизни он был таким же?
  - Да. Он никогда не давал волю гневу. Думаю, он почти не испытывал гнева. В нём была лёгкость. Он делал жизнь очень простой. Куда бы он не пошёл, он был идеальным хозяином и делал всех вокруг счастливыми. У Александра никогда не было неприятностей. Он всегда находил способы их сгладить.
  - Человек, которого вы описываете… едва ли похож на простого смертного.
  - Да, – тихо сказала она, – я знаю.
  Марта немедленно оказалась рядом с госпожой. В её взгляде была смесь почтительности с заботой.
  - Простите, мэм, но уже пора пить лекарство, – её мелодичный говор и гортанное «р» выдавало уроженку Западных графств.
  Сэр Малькольм встал.
  - Мы не хотим сейчас беспокоить тебя, моя дорогая. Хорошо заботьтесь о ней, Марта – я знаю, что могу на вас положиться. Мистер Кестрель, прошу вас в библиотеку.
  Джулиан попрощался с миссис Фолькленд. Она проявила к этому такое же равнодушие, как к его прибытию, но Кестрелю показалось, что Марта обрадовалась его уходу.
  
  
  
  Дом сэра Малькольма был выстроен очень просто. Первый этаж представлял собой квадрат с коридором посередине и двумя комнатами с каждой стороны. На втором этаже были ещё четыре комнаты. Сэр Малькольм отвёл гостя в библиотеку – первую комнату справа на первом же этаже.
  Это было настоящее убежище хозяина – простые дубовые полки, заполненные книгами классических авторов, поднимались тут от пола до потолка. Фрагменты древних амфор и скульптур служили пресс-папье или закладками. Большие столы были завалены открытыми томами, заляпанными промокашками и горами бумаг. Эта была одна из тех комнат, что кажутся беспорядочными всем, кроме владельца, который прекрасно умеет ориентироваться в хаосе.
  - Нам стоит выпить горячего, как вы думаете? – спросил сэр Малькольм. – Желаете ромового пунша или бренди с водой?
  - Бренди с водой, прошу вас.
  Сэр Малькольм позвонил слуге, что принимал их шляпы. Джулиан тем временем подошёл к камину – там его ждал Александр Фолькленд. Это был портрет в полный рост, занимающий всё пространство стены от камина до полотка. Александр был изображен в простой и естественной позе, положив руку на каминную полку, будто в ходе разговора. Сходство поражало. Художник уловил не только черты его внешности – рыжевато-каштановые волосы, карие глаза, по-юношески тонкую фигуру – но и передал его очарование. Глаза смеялись, губы изгибались в лучезарной, доверительной улыбке, что позволяла даже незнакомцу чувствовать себя его другом. Это был молодой человек, что наслаждался своей жизнью и позволял другим наслаждаться своими.
  Сэр Малькольм подошёл к Джулиану, рассматривающему портрет, что позволило ему сравнить отца и сына. У обоих были рыжевато-каштановые волосы и корично-карие глаза, но на этом сходство заканчивалось. Беспокойные волосы и рублёные черты сэра Малькольма не имели ничего общего с вьющимися локонами и аккуратным лицом его сына.
  - Замечательный портрет, – сказал Джулиан.
  - Да. Я очень рад, что он у меня есть. Я лишь хотел, чтобы художник выбрал другой фон. Вы понимаете, где изображён Александр?
  Джулиан присмотрелся. Фолькленд-младший стоял у камина, над которым висела копия одного из архитектурных набросков Палладио. Сзади виднелись ниши, в которых стояли классические вазы и бронзовые статуэтки. Стена была окрашена в успокаивающие и настраивающие на размышления белые и серые цвета.
  - Это его кабинет?
  - Да. Обставлен по его собственному плану.
  Джулиан кивнул.
  - Как и большая часть дома, не так ли? Я видел лишь комнаты, где он давал вечеринки, но знаю, что выстроить и обставить весь дом было настоящим tour de force6.
  -Да. Каждая комната убрана в определённом духе – греческом, готическом, турецком, китайском…
  - Эпохи Возрождения, – заметил Джулиан, продолжая рассматривать портрет. Его глаза остановились на отполированной стальной кочерге, стоящей рядом с каминной решёткой.
  - Не та ли эта самая…?
  - Да, – тяжело вздохнул сэр Малькольм, – именно такой кочергой его и убили.
  - Вы это хотели мне показать?
  - Нет, нет, – сэр Малькольм оторвал взгляд от картины и подошёл к шкафчику с мраморным верхом. – То, что я хотел показать, лежит здесь. Я держу их под замком. С тех пор как Александр погиб, они стали моим главным сокровищем.
  Появился слуга, несущий поднос с графином, стаканами, чайником кипятка и сахарницей. Повинуясь знаку сэра Малькольма, он поставил поднос, поклонился и вышел.
  Пока Джулиан наливал себе бренди с водой, хозяин отпер шкафчик ключом, что носил на цепочке для часов. Изнутри он вынул пачку сложенных бумаг со сломанными печатями и передал Джулиану.
  - Письма? – спросил Кестрель.
  - Не просто письма. Это та сторона Александра, которую никто не знал. Чуть больше года назад он сказал мне, что хочет учиться в Линкольнз-Инн7. Конечно, я был рад тому, что сын решил пойти по моим стопам, но, честно говоря, не ожидал, что он возьмётся за это серьёзно. Многие молодые люди считают Инн чем-то вроде клуба для джентльменов, и поскольку для того, чтобы считаться барристером достаточно съедать нужное чисто обедов в главном зале каждый год, любой мужчина может стать юристом, не ударив пальцем о палец. Конечно, некоторые всё-таки учатся – те, кто действительно хотят построить на этом карьеру. Но Александр женился совсем недавно, он как раз обставлял новый дом, постоянно принимал друзей и устраивал вечеринки – я не представлял, как он найдёт время на то, чтобы корпеть над книгами.
  Но он удивил меня. Он читал – впитывал знания как губка. И не только юридические труды – он изучал государственное управление, философию, политическую экономию. Его друзья никогда бы об этом не догадались – с ними он был таким же весёлым и лёгким в обхождении, как всегда. Но здесь, – сэр Малькольм взмахнул пачкой писем, – здесь отражены его размышления, его идеалы, его беспокойство о политике и морали. Мы мало виделись в прошлом году – я часто бывал в судах или на окружных заседаниях, а у него была насыщенная светская жизнь. Но благодаря этим письмам я ощущал нашу близость больше, чем когда-либо прежде. Вот в чём страшная жестокость этой смерти – она отняла у меня сына, когда мы только начали по-настоящему узнавать друг друга… когда мы начали становится друзьями.
  Джулиан был тронут; тем не менее, он не мог не учитывать возможную пристрастность скорбящего отца. Трудно было поверить, что политические и моральные взгляды Александра так глубоки. Он не из тех молодых людей, у которых они вообще бывают.
  - Вы думаете, письма могут пролить свет на его убийство?
  - Я не знаю. Я просто чувствую, что вам нужно их прочесть, чтобы узнать его – по-настоящему узнать. Я хочу, чтобы вы увидели больше, чем тот яркий образ, что он носил на людях, – сэр Малькольм заколебался, но потом протянул гостью письма. – Я отдам их вам, чтобы вы смогли прочитать их потом, когда сможете. Я не хочу выпускать их из рук, но так они бесполезны. И ещё, – он вернулся к шкафчику и вынул оттуда вторую стопку бумаг. – Это мои письма к нему – так вы сможете прочитать нашу переписку по порядку. Я забрал их после смерти Александра. Он оставил свои бумаги мне – как и книги.
  - À propos8, – сказал Джулиан, – как он распорядился остальным имуществом?
  - Почти всё отошло Белинде. Конечно, его самая ценная собственность – это земля, что перешла к нему от неё же, и которая теперь вернулась к ней по закону. Также он оставил щедрые суммы слугам – особенно камердинеру, этому вредному французику Валери. И условный пункт об имуществе для Юджина – картины и другая собственность на четыре тысячи фунтов.
  - Юджин – это брат миссис Фолькленд, я полагаю?
  - Единоутробный брат, если быть точным. Александр был его опекуном. Сейчас Юджин живёт у меня. Он приехал вместе с Белиндой.
  - Что вы имели в виду, когда сказали, что пункт завещания был условным?
  - Я имел в виду, он зависел от того, будут ли у Александра дети. Если у него и Белинды будет ребёнок, наследство Юджина уменьшится на три четверти. Александр заботился о подопечном, но думаю, что в первую очередь хотел обеспечить своих детей.
  - А если ваши надежды оправдаются, и у миссис Фолькленд родится ребёнок?
  - Увы, тогда Юджин много потеряет. Неловкая ситуация, не могу отрицать.
  - Полагаю, мне нужно будет поговорить с Юджином.
  В глазах сэра Малькольма появилось беспокойство.
  - Вы же знаете, что ему всего шестнадцать?
  - Но ведь он может удержать в руках кочергу?
  - Да, может.
  - Он был в доме в тот вечер, когда погиб Александр?
  - Да. Но я не понимаю… Александр был для него кумиром! Стоило Александру посмотреть на него, он радовался как пёс, о котором вспомнил хозяин! Вы не можете предполагать, что он убил его за какие-то четыре тысячи фунтов!
  - Люди убивают друг друга и за четыре фунта, и даже за четыре шиллинга. Четыре тысячи приносили бы две сотни фунтов в год – недурная прибавка к доходам для джентльмена. У Юджина были собственные деньги?
  - Ни гроша, – признал сэр Малькольм. – Его отец дурно кончил. Отец Белинды – то есть, первый муж её матери – был уважаемым сельским сквайром, что умер, ещё когда Белинда была совсем крошкой. Через несколько лет вдова вышла за Трэйси Толмеджа – привлекательного молодого человека, но повесу и транжиру. Он промотал своё состояние и те деньги жены, до которых добрался. К счастью, до собственности Белинды ему было не дотянуться – её отец об этом позаботился. В конце концов, друзья поймали Толмеджа за шулерством – он был опозорен и от отчаяния наложил на себя руки. Его супруга осталась нищей и жила лишь из милости попечителей своей дочери. То бесчестие было единственным наследством, что получил трёхлетний Юджин.
  - Вы должны понять, сэр Малькольм, – мягко указал Джулиан, – что нельзя слепо верить в его невиновность.
  - И я это понимаю. Что же, допрашивайте его. Вы можете спрашивать кого хотите – даю вам карт-бланш. С чего вы начнёте?
  - С Вэнса. Я попытаюсь встретиться с ним сегодня же вечером. Завтра я хочу осмотреть кабинет Александра и остальной дом.
  - Почему бы тогда нам не встретиться там? Я представлю вас слугам, всё покажу и отвечу на все вопросы. Я хотел бы увидеть, как вы ведёте расследование. Вы не знаете, каким бессильным я сейчас себя чувствую – всё жду и гадаю, получаю доклады от Вэнса, но не знаю, что делать дальше и как помочь делу.
  - Очень хорошо. Быть может встретимся в десять?
  - В десять. Я не могу выразить, что ваша помощь значит для меня, мистер Кестрель. Вы даёте мне надежду. Быть может, со временем, вы дадите её и Белинде.
  Джулиан подумал, что раскрытия убийства будет мало для того, чтобы миссис Фолькленд взбодрилась. Он не знал, что кроется за её слепым отчаянием – потрясение, скорбь или вина. Но одно он знал точно – ей совершенно неважно, кто убил её мужа.
  
  Глава 3. Письма
  - Как я и ожидал, – говорил Джулиан, протягивая обутую ногу слуге, – сэр Малькольм хотел поговорить об убийстве своего сына. И не только – он просил меня помочь Боу-стрит раскрыть это преступление.
  Брокер снял сапог одним ловким движением.
  - И вы согласились, сэр?
  - Я думаю, что да, согласился.
  Брокер одобрительно кивнул. Мистеру Кестрелю нужно было ещё одно расследование. Нужно и ему самому. Брокер всю жизнь жил своим умом, пока несколько лет назад в Лондоне не появился мистер Кестрель и не взял его камердинером. Чем его господин занимался прежде, Брокер толком не знал, но был уверен, что тот не был обычным бездельником – для этого он слишком хорошо знал свет и умел о себе заботиться. Сейчас же их жизнь стала слишком проста – и будет такой дальше, если мистер Кестрель не займётся этим расследованием.
  Джулиан протянул слуге вторую ногу.
  - Ты знаешь все сплетни, что ходят среди слуг. Скажи – какая у Александра Фолькленда репутация под лестницей9? Он скупился на пивные деньги10, кричал на дворецкого, спал с горничными?
  - Он был хозяин первый сорт, как ни погляди, сэр. И дело не в жаловании, хотя и оно было что надо. Тут всё в том, как он обращался с прислугой – не знаю, будто думал, что они такие же люди, как он. Всегда говорил «пожалуйста» и «спасибо», хвалил за хорошую работу, а если что шло не так, он просто смеялся, а не резал по живому. Его слуга – он лягушатник был, Валери его звали – чуть с горя не умер, когда его хозяина пристукнули, а сейчас места себе не находит оттого, что убийцу так и не сцапали. Говорит, если бы это случилось во Франции…
  -…то убийцу бы поймали сей же миг, и мы уже праздновали бы это за бокалом шамбертена и фуа-гра. На самом деле, в его словах есть смысл. У нас в Англии такие расследования бессистемны – вот что бывает, когда в стране нет настоящей полиции. Ищейки с Боу-стрит умны, как бы их не пытались выставить шутами, но их слишком мало, и они слишком зависят от объявленной награды. А ведь пока живы и старые способы охранять порядок, что делает положение только хуже – ищейки не в ладах с приходскими констеблями, добровольные мировые судьи свысока смотрят на магистратов, получающих жалованье, а сторожа просто напиваются и спят всю ночь. И всякий раз, когда сэр Роберт Пиль11 пытается навести порядок, в ответ ему в ужасе кричат, что профессиональная полиция уничтожит английские свободы. О чём только думает этот чёртов парламент… О. Кажется, я выступаю с речью.
  - Да, сэр, – Брокер спокойно разложил вечерний наряд Джулиана.
  - Я не хотел. Это нарушает то спокойное, философское состояние ума, необходимое для одевания. К слову, ты знаешь, что убийство Фолькленда расследует наш старый друг Питер Вэнс?
  - Правда, сэр?
  - Да. И как только я оденусь, я черкну ему пару строк, а тебя попрошу отнести их на Боу-стрит.
  - Да, сэр.
  - Ты не очень-то этому рад, я смотрю. Я думал, ты и Вэнс вполне ладили друг с другом, насколько это возможно, сидя по разные стороны закона.
  - Да, сэр. Просто очень странно будет идти на Боу-стрит по делу и своими ногами, а не на поводке у легавого. У меня от этого мурашки, сэр.
  - Боюсь, я вынужден пренебречь твоими чувствами. Я хочу, чтобы Вэнс зашёл ко мне сегодня вечером и принёс все бумаги, что касаются расследования. Если тебя это утешит, то до самого позднего вечера ты мне не понадобишься. Выпей стаканчик или два с любым слугой, из тех, кого ты знаешь, и кто почему-то до сих пор на свободе. И не забудь рассказать нескольким из них – строго секретно, конечно! – о том, что я взялся помогать сэру Малькольму Фолькленду найти убийцу его сына.
  - Если я так сделаю, сэр, к утру об этом будет знать весь город.
  Джулиан улыбнулся.
  - Так пусть знает.
  Брокер не стал уточнять. Он свято верил, что у его хозяина были причины делать то, что он делал, каким бы таинственным это всё не казалось.
  - Вы ужинаете дома, сэр?
  - Да. Закажи несколько отбивных и бутылку кларета в кофейне, что дальше по улице. Я собираюсь откушать с Александром Фольклендом.
  - Сэр?
  - Точнее, читая его письма.
  
  
  
  Ожидая заказанный ужин, Джулиан просматривал вечернюю почту. Одни приглашения и счета. Но вот и ещё одно письмо, адрес на котором написан стремительными, удивительно разборчивыми каракулями. Никакая гувернантка не смогла научить Филиппу Фонтклер писать так, как подобает леди.
  Джулиан познакомился с Филиппой около года назад в загородном доме её отца, где впервые столкнулся с нераскрытым убийством. Тогда же он подружился с пребывавшей в смятённых чувствах Мод Крэддок, невестой Хью Фонтклера, брата Филиппы, и вызвал его ревность. С тех пор Джулиан и Филиппа переписывались. Когда она подрастёт, её родители, наверняка, попытаются положить этому конец, ведь она – богатая и воспитанная девица, а он – безродный денди без гроша в кармане. Сейчас ей двенадцать, и их дружба – дело странное, но неопасное. Они обменивались новостями, историями и мнениями. Джулиан не позволял себе писать слишком светско или дерзко. Он чувствовал ответственность за неё. Девочка была для него почти семьёй.
  Он взял письмо с собой в кабинет, сломал печать и открыл.
  
  
  Беллегард
  30 апреля 1825 года
  Уважаемый мистер Кестрель
  Спасибо вам за глобус, что вы послали к моему дню рождения. Он очень красив. Особенно мне нравятся морские чудовища в океанах. Иногда я кручу его, закрываю глаза, показываю пальцем и представляю, что я оказалась в том месте, куда попала. Я хочу много путешествовать и написать про это книгу, как Марко Поло. Притчи цокает языком и говорит, что это вы вложили такую идею в мою голову. Но разве я надеялась, что гувернантка такое одобрит?
  А теперь я расскажу вам секрет. Скоро я стану тётей! Причти сказала, что нельзя об этом писать, потому что это неделикатно, но это ведь глупо, правда? Мы все очень рады, хотя Хью волнуется и всё таскает Мод подушки и другие вещи, что ей не нужны. Она сама очень рада. Я пока не чувствую себя тётей, но, наверное, поэтому это длится так долго – чтобы успеть привыкнуть.
  Я боюсь, что здесь все злятся на вас, и я тоже. Доктор МакГрегор сказал нам, что его старый учитель доктор Грили оставляет свою практику в Лондоне, чтобы жить на каких-нибудь унылых водах, а доктор МакГрегор потому думает о том, чтобы переехать в Лондон и оставить своих пациентов. Он сказал, что это предложили вы – ему самому такая безумная идея никогда бы не пришла в голову. Мы все очень возмущены тем, что вы решили забрать доктора, который так долго живёт здесь и которого мы так любим. Но потом я поняла, что мы думаем только о себе. Доктор МакГрегор прожил здесь почти всю жизнь и, наверное, заскучал – я знаю, что так и есть. Я думаю, он решил встряхнуться, как ковер из которого выбивают пыль. Я ему это и сказала – более вежливо, потому что все думают, что я нетактичная, но это не так. Он ответил, что я сговорилась с вами, и что вы, наверное, пишете мне у него за спиной. Как будто я сама не могла до такого додуматься!
  Вынуждена прерваться, дабы успеть отправить это письмо почтой.
  Имею честь оставаться искренне вашей, сэр,
  С уважением
  Филиппа Фонтклер
  Вам нравится, как это звучит? Так солиситоры подписывают свои письма папе.
  
  
  Джулиан улыбнулся и завернул письмо в промокательную бумагу, что лежала на столе. По его лицу пробежала тень. Он никогда не переставал думать, как обеспокоил всех Фонтклеров, соблазнив доктора МакГрегора перебраться в Лондон – и, как будто этого было мало, ещё и раскрыв преступление в процессе! Он искренне думал, что здесь у МакГрегора будет более интересная жизнь и более разнообразные и непростые пациенты. Но это все равно было эгоистично – Джулиану нравился этот вспыльчивый, прямолинейный хирург, и он хотел, чтобы доктор был рядом. Он бы таким настоящим, таким по-настоящему респектабельным – истинный Гераклов столп в головокружительном, капризном мире, где жил Кестрель.
  Он особенно хотел, чтобы МакГрегор был рядом сейчас. В двух своих первых расследованиях Джулиан обрабатывал собственные теории придирчивым скептицизмом доктора, будто ножи – точильным камнем. Что ж, сейчас придётся обойтись без него. Кестрель уже слышал, как пришёл посыльный из кофейни, а значит настало время ужинать и погружаться в письма Александра Фолькленда.
  
  
  
  Даже почерк Александра оказался очаровательным. Он был изящен, но без вычурности, легко читаем, упорядочен, но не настолько, чтобы лишиться характерных черт. Для этого достаточно было бросить на письма один взгляд – другое дело, соответствовало ли их содержание тому, что говорил сэр Малькольм.
  Джулиан разложил письма по датам, чередуя послания Александра и его отца. Ещё не успев погрузиться достаточно глубоко, он понял, почему сэр Малькольм был так впечатлен широтой познаний своего сына. История, классическая литература, философия, государственное управление – он разбирался во всём. Некоторые юридические споры были непонятны Кестрелю – сэр Малькольм и Александр обсуждали assumpsit, quantum meruit12 и другие понятия, которые понял бы только судейский. Но Фолькленд-младший не хуже разбирался и в других делах. В одном письме сэр Малькольм цинично высказался об адвокатах защиты. Не так давно обвиняемый имел право вызвать себе барристера лишь для обсуждения узкого круга правовых вопросов. Сейчас же такие защитники могут вести перекрёстный допрос, а иногда даже обращаться к присяжным. Ещё немного – и юристы будут в полной мере ограждать преступников от закона. Как присяжные смогут оценить виновность, если между ними и истиной будет стоять туман адвокатского красноречия?
  Александр сочувствовал отцу, но не разделял его мнения:
  
  
  Я часто слышу, что поведение обвиняемого в суде – лучшая мера его честности и добросовестности. Но подумайте, сэр, как часто виновный оказывался более убедителен и красноречив, чем невинный! Невиновный дрожит от стыда, столкнувшись с обвинением, а преступник знает, что ему грозит, и ждёт во всеоружии. Кроме того, обвинение часто звучит столь веско, что без адвоката-защитника впечатлительный присяжный может забыть о презумпции невиновности – первой надежде и главном спасении обвиняемого. Каждый человек – но прежде всего, самые бедные, менее всего образованные, самые уязвимые из подданных короля – должны иметь возможность воззвать к чужой мудрости и красноречию, прежде чем их лишат свободы или жизни.
  
  
  В другом письме Александр восхищённо говорил о том, что называл «американским стремлением к демократии». В ответ сэр Малькольм напоминал сыну о рабстве, что было отменено в Англии полвека назад, но всё ещё процветало в стране свободы за океаном. Александр с сожалением это признавал, а потом заходил с неожиданной стороны:
  
  
  Я думаю, нужно говорить не о рабстве, а о степени свободы. Разве не раб тот, кто трудится против своей воли в суровых условиях без возможности уйти от работодателя или получать достойное жалованье? Конечно, положение негров в Соединённых Штатах ужасно, но в таких же условиях трудятся многие мужчины, женщины и дети на наших заводах. Я думаю, что могу предугадать ваш ответ – политические экономисты доказали, что вмешательство государства в управление заводами подрывает принципы свободного труда, от которого зависит наше процветание. Я боюсь, что вы сочтёте меня наивным, сэр, но как может быть так, чтобы для поддержки текстильной промышленности страны ребёнок должен работать на фабрике по двенадцать часов в день? Если мир действительно устроен так, я могу сказать лишь одно, сэр – этот мир должен быть изменён.
  
  
  Если сэр Малькольм был прав, Александр собирался стать политиком. Джулиан подумал, что такие взгляды не смогли бы принести ему друзей среди власть имущих, которые занимали большую часть мест в парламенте. Не потому ли от скрывал это от друзей – потому что не хотел показывать истинных взглядов, пока не станет значимой фигурой?
  Джулиан дочитал последнее письмо и откинулся на спинку стула. Переписка была интересной, но с практической точки зрения, ничем ему не помогла. Эпистолы Александра не пролили света на его личную жизнь или отношения с кем-либо кроме отца. Любопытно, что ни в одном послании даже вскользь не упоминались ни супруга, ни Юджин, ни многочисленные друзья. Как будто бы от хотел отгородиться от них и убежать от той жизни, которой так наслаждался. Кестрель пришёл лишь к одному выводу – существовало два Александра Фолькленда. И разгадка убийства может зависеть от того, кто был намечен жертвой.
  
  Глава 4. Последний вечер на этой земле
  Питер Вэнс в преступных кругах был известен как Пьянчуга Пит. Такое прозвище принёс ему нос – большой и красный, который будто по ошибке прилепили на довольно приятное лицо. Благодаря носу Вэнс выглядел пропойцей, но Джулиан ещё не встречал бо́льшего трезвенника. Это был очень домашний человек c маленькой женой и множеством детей где-то в Кэмден-Тауне. Вэнсу было около сорока, и это был крупный, мускулистый мужчина с голубыми глазами, сиявшими из-под морщинистых век.
  Он появился в квартире Джулиана на Кларджес-стрит чуть позже восьми вечера. Джулиан провел его в гостиную – самую большую из занимаемых им трёх комнат, в которой Кестрель проводил больше всего времени. Она была обставлена элегантной, но немногочисленной мебелью и множеством памятных сувениров из путешествий – мавританский молитвенный коврик, астрономические часы, привезённая из Рима голова Венеры со слегка отколотым носом. Изящное фортепиано стояло открытым, а на подставке для нот красовалось последнее творение Россини.
  Вэнс втиснулся на кресло у камина, убрал шляпу вниз и положил на колени потрёпанный кожаный портфель. Джулиан подошёл к столу, где стоял венецианский графин и стаканы.
  - Бренди?
  - Не стану отказываться, сэр.
  Джулиан налил бренди, и они чокнулись. Вэнс сделал глоток и одобрительно ухмыльнулся.
  - Вот это уже что-то, сэр! Не каждый джентльмен пригласил бы меня в гостиную и дал бы промочить горло. Если мой наниматель из ваших, он обычно даже не предлагает сесть.
  - Но сейчас я ваш коллега, а не клиент, – улыбнулся Джулиан. – Мне не стоит важничать.
  - Это очень достойно с вашей стороны, сэр… Особенно, ну… ведь для вас это просто развлечение. Я хочу сказать, вы не зарабатываете себе этим на хлеб.
  Джулиан знал, что Вэнс имеет в виду – джентльмен не опустится до того, чтобы, поймав убийцу Александра, потребовать себе долю награды наравне с ищейкой. На самом деле, Кестрелю было бы куда потратить эти деньги. Но он не мог сравнивать собственные долги портным с расходами человека, который своим трудом кормит семью.
  - Конечно, вы правы, – согласился Джулиан, – но для джентльмена, развлечение – это очень серьёзно.
  - И это делает вам честь, сэр! – искренне воскликнул Вэнс. – Итак, с чего вы хотите начать?
  - Я думаю, нужно начать с событий, что привели к убийству. Рассказывайте так, будто я не знаю ничего – а это почти так и есть – и скажите, что вы узнали о том, как Александр Фолькленд провёл свой последний вечер на этой земле.
  - Да, сэр, – Вэнс расстегнул портфель, что держал на коленях. – Здесь у меня всё – записи с дознания, вырезки из газет, мои заметки. Я отобрал самые важные показания свидетелей, так что вы сможете сами прочитать их сейчас и понять, что произошло. Сейчас я немного опишу обстановку, если позволите. Вечером в пятницу, двадцать второго апреля, мистер и миссис Фолькленд устроили вечеринку в своём доме на Хертфорт-стрит. План дома таков – кухня в цоколе, гостиная, библиотека и кабинет на первом этаже, комнаты для приёмов – на втором, спальни – на третьем. Билл Уоткинс – он патрульный, что работает со мной – умеет обращаться с карандашом, так что я велел ему набросать план первого и второго этажей. Вот он.
  
  
  
  
  Джулиан осмотрел рисунок.
  - Я полагаю, вечеринка проходила на втором этаже?
  - Да, сэр. В гостиной беседовали и играли в карты, в музыкальной – были музыканты, поздний ужин подавали в столовой. Все три комнаты убрали цветами и фонарями. Пригласили четырёх музыкантов – арфа, две пиликалки… скрипки, как вы бы сказали, сэр, – Вэнс наклонил голову, его глаза смеялись – ему явно нравилось фамильярничать с высшим светом, – и такая большая пиликалка.. .Как же она называется..?
  - Виолончель?
  - Точно, сэр. Вечеринка начиналась в девять, но мне сказали, что никто не приехал вовремя.
  - Мой дорогой друг, – ответил Джулиан своим лучшим светски-ленивым тоном, – в таких делах соблюдать пунктуальность просто вульгарно.
  Вэнс хмыкнул.
  - Как бы то ни было, первые гости появились к десяти, а почти все собрались только к одиннадцати. Их было около восьми десятков – кто сэр, кто пэр13. Теперь насчёт свидетельских показаний. Они звучат страшно чопорно – это ведь просто ответы на вопросы, что задавали судьи, а секретари записывали всё слово в слово, – он протянул Джулиану пачку бумаг, перевязанную лентой. – Вам лучше начать с мистера Квентина Клэра.
  Квентин Клэр изучал право в Линкольнз-Инн вместе с Александром. Последний явно испытывал к нему симпатию – никто бы не взялся сказать, почему, ведь не найти было людей, что различались сильнее. Джулиан немного знал Клэра благодаря вечеринкам Фолькленда – бледный, худощавый, неловкий юноша в скверно сидящем вечернем наряде, вечно выглядящий так, будто каждый миг мечтает оказаться где-нибудь в другом месте.
  - Вижу, он рассказал довольно много.
  - Ему было что рассказать по сравнению с остальными. Так получилось, что он вживую видел всё важное.
  Джулиан поднял бровь.
  - Это кажется вам подозрительным?
  - Прочитайте, что он рассказал, сэр. Вы сможете рассудить сами.
  
  
  Показания Квентина Клэра, эсквайра
  Моё имя Квентин Клэр. Я живу в Серлс-Корт, № 5, в Линкольнз-Инн.
  Я был на вечеринке Александра Фолькленда 22 апреля. Я приехал около одиннадцати часов. Фолькленд встретил меня. Кажется, он был в хорошем расположении духа. После этого я его почти не видел – у него было много гостей. Миссис Фолькленд я совсем не видел. Мне сказали, что она покинула праздник, сославшись на головную боль, вскоре после того как приехал я.
  Я не помню ничего необычного, кроме одного случая. Около половины двенадцатого одну из молодых леди попросили спеть. Кажется, она считалась красавицей, поэтому в музыкальной комнате было очень людно – все хотели быть рядом с ней. Фолькленд и другие ушли в гостиную, чтобы гостям осталось больше места. Мне было жарко, и я вышел к лестнице. Это было около двадцати пяти минут двенадцатого.
  
  
  Джулиан нахмурился.
  - Он очень точен.
  - Кажется, он из таких, сэр. Добросовестный, с хорошей памятью, пытается всё сделать правильно.
  - Или он заранее знал, что его спросят. Точное время – это не то, о чём обычно думают на вечеринках.
  
  
  В холле я был один, но через несколько минут по лестнице для слуг поднялась женщина. Она была лет сорока, коренастая, просто одетая – тёмное платье и крестик на шее. Потом мне сказали, что это Марта Гилмор, камеристка миссис Фолькленд. Она сделала быстрый книксен и стала оглядываться по сторонам.
  Из гостиной появился один из лакеев – Люк. Марта поговорила с ним вполголоса. Я думаю, она велела ему привести Фолькленда, потому что Люк ушёл в гостиную, а потом оттуда вышел хозяин. Да, это очень необычно. Как правило, на его вечеринках всё работало как часы, и вмешательство не требовалось.
  За Фольклендом из гостиной появился Дэвид Адамс и остановился в дверях. Я не был хорошо знаком с мистером Адамсом. Если не ошибаюсь, он советовал Фолькленду, куда вкладывать деньги.
  Фолькленд подошёл к Марте и спросил нечто вроде «Ты хотела видеть меня? Надеюсь, твоей госпоже не стало хуже?», но очень странно на неё посмотрел – распахнул глаза и судорожно вдохнул. Это продолжалось лишь несколько мгновений. Фолькленд умел держать себя в руках и секунду спустя был спокоен.
  Марта сказала, что у миссис Фолькленд всё ещё болит голова, и она не спустится. Фолькленд с удивлением спросил «Это всё, что ты хотела сказать мне?» Марта подтвердила, сделала книксен и спустилась по лестнице для слуг. Мистер Адамс, что всё ещё стоял в дверях, проводил её взглядом, а потом недобро посмотрел на Фолькленда. Я не знаю, как ещё описать выражение его глаз. Фолькленд не видел этого. Возможно, он не знал, что Адамс здесь.
  Кажется, меня Фолькленд заметил только сейчас. Он подошёл, улыбнулся, спросил, почему я тут один и, взяв за руку, повёл в гостиную. Мистер Адамс успел исчезнуть. Кажется, он не хотел, чтобы Фолькленд знал о том, что он всё слышал.
  Когда мы с Фольклендом вернулись в гостиную, нас окружили люди, спрашивая, чего хотела Марта и правда ли, что миссис Фолькленд тяжело больна. Фолькленд сказал, что беспокоится не о чем – дело лишь в головной боли, что не позволяет госпоже присоединиться к празднику. Он сказал, что ему стоит заглянуть к жене и извинился. Это было в промежуток с без четверти двенадцать до полуночи.
  Позже, без двадцати час, я снова покинул вечеринку. Мне было неуютно. Фолькленд не вернулся, гости уже начали гадать, почему хозяева пропали со своего же праздника. Начали ходить слухи. Мне не стоит их повторять.
  (Судья настаивает на ответе)
  Если вы хотите знать, начали говорить, что Фолькленд поссорился с женой, отчего она ушла в свою комнату, а он просил её вернуться. Некоторые гости решили, что я знаю больше, чем показываю. Я не знаю почему они могли так думать, если не считать того, что Фолькленд был моим другом, и я слышал тот разговор с Мартой. Леди Антея Фитцджон особенно настойчиво расспрашивала меня. Боюсь, я был невежлив, но я не хотел с ней говорить. Я вернулся в холл, взял свечу с полки и пошёл вниз, собираясь почитать в библиотеке, пока не подадут ужин.
  Я спустился по главной лестнице. Слева была библиотека, справа – кабинет. В холле было темно, а дверь кабинета – полуоткрыта, и оттуда пробивался свет. Я решил, что кто-то оставил там горящую свечу и пошёл затушить её.
  Я увидел…
  (Свидетеля на миг переполняют чувства)
  Я увидел Фолькленда, распростёртого под одним из окон. Его голова лежала у дивана возле окна, правая нога была согнута, а левая – вытянута. Горящая свеча стояла у окна прямо над ним.
  Я подбежал и рухнул на колени рядом с ним. Тогда я попытался поднять его, но увидел рану на затылке. Это было чудовищно. Рядом с телом лежала кочерга. Я понял, что ей его и убили. Нет, я не представляю, кто это мог сделать. Мне подурнело, я был ошеломлён, и едва мог думать хоть о чём-то.
  Я попытался собраться с силами и проверил у него пульс на запястье и шее. Его не было, а кожа уже холодела. Я выбежал из кабинета и поспешил наверх. Я собирался пойти в гостиную, но потом решил, что так подниму панику среди гостей. Двери в столовую были открыты – я увидел дворецкого и Люка, что готовили всё для ужина. Я рассказал им, что Фолькленд убит. Они решили, что я сошёл с ума. Тогда я повёл обоих вниз и показал тело. Дворецкий пришёл в ужас – он подбежал к телу, но ни он, ни я ничего не трогали.
  
  
  Далее Клэр описывал, как дворецкий послал за врачом Фолькленда, известил Боу-стрит и велел Марте сообщить новость миссис Фолькленд. Сам Клэр вернулся на вечеринку. Гости были уже сильно обеспокоены и взбудоражены, но никто не собирался уходить, пока загадка не будет раскрыта.
  
  
  Внезапно мы услышали крик с верхнего этажа. Кажется, это было «Нет! Нет!». Повисла пауза. Потом гости заспешили из гостиной в холл. Одни попытались подняться наверх, но Люк не пустил их.
  
  
  Клэр писал, что порядок навёл дворецкий. Вскоре после этого спустилась миссис Фолькленд и рассказала гостям об убийстве.
  Джулиан вернулся в самое начало показаний.
  - Он говорит, что Фолькленд был в хорошем расположении духа, но потом сам признает, что почти не видел его. Он не может точно судить об этом.
  - Другие гости говорили то же самое, сэр. Если мистер Фолькленд и чувствовал какую-то опасность, то ничем этого не выдавал.
  Джулиан перевернул несколько страниц.
  - Клэр пишет, что Фолькленд покинул вечеринку между без четверти двенадцать и полуночью.
  - Да, сэр. Большинство гостей тоже сказали, что это было не раньше, чем без десяти минут двенадцать.
  - Что мы знаем о его передвижениях после?
  - Ничего, сэр. Кроме того, что в итоге он оказался в своём кабинете, где его нашёл мистер Клэр. Если кто-то и видел его в этот промежуток, он ничего об этом не сказал.
  - Фолькленд сказал, что идёт поговорить с женой. Они виделись?
  - Нет, сэр. Она не видела его с того мига, как ушла с вечеринки, а это было почти на час раньше.
  - Возможно, он зашёл к ней, но она уже спала?
  - Она это отрицает, сэр. Головная боль не давала ей спать.
  - Стало быть, Фолькленд оставляет гостей и отправляется наверх увидеть жену, но вместо этого идёт вниз, в кабинет. Почему?
  Вэнс покачал головой.
  - Трудно сказать, сэр.
  - В самом деле. Итак: самое раннее из возможных время смерти Фолькленда – без десяти минут двенадцать, когда он ушёл от гостей. Какое самое позднее?
  - Вот, – Вэнс выудил ещё один лист, – доктор мистера Фолькленда осматривал тело той же ночью. Это его показания.
  Джулиан пробежал глазами сообщение врача. Оно полнилось медицинскими терминами, но смысл был ясен. Смерть наступила в результате сильного удара по затылку, что почти мгновенно убил жертву. Вероятность того, что это несчастный случай или самоубийство, исключена. Вероятно, получив удар, Александр упал около дивана у окна, головой к левой его стороне. Скорее всего в миг удара он и стоял лицом к его левой стороне – на лбу убитого остался синяк, который появился, когда он в падении ударился о левый же ставень. Когда нашли тело, ставень был закрыт – возможно, Александр только что задвинул его.
  Орудие убийства было очевидно – кочерга, что нашли рядом с телом. На её конце обнаружилась кровь и осколки черепа. Осмотрев труп и выслушав дворецкого и мистера Клэра, доктор заключил, что, когда Александра нашли, он был мёртв не меньше получаса. Иными словами, убийство было совершено не позже, чем в четверть первого.
  - Стало быть, между без десяти двенадцать и пятнадцатью минутами первого, – подвёл итог Джулиан. – Очень узкий промежуток.
  - Недостаточно узкий, сэр, – зловеще ответил Вэнс.
  - Как я понимаю, мало у кого есть алиби? Не беспокойтесь, я до них доберусь, – Джулиан вернулся к показаниям Клэра. – Эта встреча с Мартой может быть очень важна. Она произошла как раз перед тем, как Александр ушёл с вечеринки. Точнее, она дала ему предлог уйти, ведь камеристка просто сказала, что госпожа всё так же нездорова и не спустится. Но зачем выдёргивать его из гостиной, чтобы передать это? Почему Фолькленд был так обеспокоен, когда увидел её? Наконец, почему этот разговор подслушивал Дэвид Адамс и почему он посмотрел – как там выразился Клэр? – недобрым взглядом?
  - Посмотрите показания мистера Адамса, сэр. Это покажет вам историю с его стороны.
  
  
  Показания Дэвида Адамса
  Моё настоящее имя – Давид Самуил Абрамс14, но мне удобнее называть себя Адамсом. Я живу на Бедфорд-сквер, но также у меня есть контора на Корнхилл15. Я даю займы иностранным клиентам – по большей части, южноамериканским – а также занимаюсь вложениями в другие страны. Какими вложениями? Теми, что приносят доход.
  Я приехал на вечеринку Фолькленда 22 апреля между половиной одиннадцатого и одиннадцатью. Фолькленд порхал от одной группы гостей к другой, как всегда. Мы поговорили, но то была просто светская болтовня. Он вёл себя как обычно. Миссис Фолькленд я почти не видел. Она ушла к себе с головной болью вскоре после того, как я приехал.
  Около половины двенадцатого, мать одной из девушек на выданье попросила её спеть. Большая часть гостей собралась в музыкальной комнате, чтобы послушать. Фолькленд тогда вышел в гостиную, чтобы освободить немного места. Я пошёл за ним. От юных леди, блещущих своими дарованиями, у меня болят зубы.
  К Фолькленду подошёл один из лакеев и сказал, что камеристка его жены хочет видеть его в холле. Он вышел. Я последовал за ним, чтобы узнать, что происходит. В холле уже была та камеристка, а также Квентин Клэр, друг Фолькленда по Линкольнз-Инн. Фолькленд поговорил с прислугой. Нет, он не был напуган или обеспокоен тем, что ему сказали. Но говоря с ней, он стоял спиной ко мне, так что я не мог видеть его лица.
  Камеристка сказала, что миссис Фолькленд всё ещё нездоровиться, и она не вернётся на праздник. Больше она ничего не сказала – просто сделала книксен и ушла по лестнице для прислуги. Я вернулся в гостиную. Нет, я не был зол на Фолькленда. Почему мне на него злиться? Я не смотрел на него «недобро» или ещё как-то. Если Клэр хочет сказать, что убийца – я, он мог бы придумать что-то пооригинальнее.
  
  
  Джулиан оторвался от бумаг.
  - Что-то заставляет меня сомневаться, что мистер Адамс хотел произвести хорошее впечатление на судью.
  - Именно так, сэр. Его назвали дерзким. Между нами двумя, сэр – я думаю, в магистрате бы не расстроились, если он и оказался преступником.
  - Он мог понимать это. Деловой человек, еврей, в общество не вхож. Стоит думать, что все от министра внутренних дел до последнего тюремщика, испытали бы облегчение, повесив это убийство на него.
  - Но он сделал себе только хуже, дерзя судье.
  - И стал бы не первым, кто добился того исхода, которого боялся, – Джулиан откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и положил лодыжку одной на другую. – Скажите, что вы думаете о той части этого дела, что включает тридцать тысяч фунтов?
  - Очень подозрительно, сэр, – Вэнс покачал головой. – Вот мистер Адамс, такой сведущий в денежных делах джентльмен, скупает все векселя мистера Фолькленда и все прощает, не взяв ни гроша.
  - А как вы об этом узнали?
  - Я просмотрел бухгалтерские книги убитого. Он был очень увлечён вложениями, как вы возможно слышали, и умел считать деньги. За второе апреля была запись про векселя на тридцать тысяч. Я немного порасспрашивал в Сити и узнал, что векселя скупал мистер Адамс.
  Джулиан снова пробежал глазами показания.
  - Его рассказ о Марте, что позвала Александра из гостиной, совпадает со словами Клэра, расходясь только в том, что касается недоброго взгляда. А что про это говорит сама Марта?
  У Вэнса были и её показания. Её имя Марта Гилмор. Она тринадцать лет служит миссис Фолькленд – сперва няней, потом камеристкой. Тем вечером хозяйка послала за ней незадолго до одиннадцати и сказала, что страдает головной болью и пока что останется у себя.
  
  
  Чуть позже я зашла проведать её. Дверь была заперта. Я постучала, и хозяйка впустила меня. Она всё ещё была в вечернем платье и выглядела больной. Я предложила лекарство, но она отказалась и решила лечь отдохнуть.
  Я спустилась вниз – в коридор около гостиной. Там был мистер Клэр, но мы не разговаривали. Из гостиной вышел Люк, и я сказала ему позвать сюда хозяина. Он пришёл через несколько минут. Нет, я не помню, чтобы хозяин странно на меня смотрел. Я сказала, что госпожа больна и больше не спустится. Нет, она не просила меня передать это ему. Я просто знала, что он захочет это знать. Мистер Адамс был рядом и слушал, но я не обратила на него внимания.
  Я вернулась в свою комнату на чердаке и села шить. Я не легла спать, потому что могла понадобиться хозяйке. Я была одна до часу ночи, когда пришёл Люк и сказал, что хозяина убили. Я поспешила вниз поговорить с мистером Николсом, дворецким, а он попросил меня передать новость миссис Фолькленд.
  Я вошла в её комнату. Дверь всё ещё была закрыта. Она отперла мне, а я рассказала, что случилось. Сперва она совсем голову потеряла. Всё кричала «Нет! Нет!» и заламывала руки. Я успокоила её как могла, и вскоре она собралась с духом и смогла спуститься поговорить с гостями. Я и не ждала от неё меньшего. Если мне позволено сказать, это самая отважная леди из тех, что я знаю.
  Потом у нас было много дел, но меня послали вниз, в людскую, так что я многого не видела. Только в два пополуночи хозяйка взяла меня с собой в комнату к мастеру16Юджину, что рассказать ему о смерти хозяина. Мастер Юджин – это единоутробный брат миссис Фолькленд, он жил с ней и хозяином. Она постучала в дверь, он отозвался, и мы вошли. Мастер Юджин сидел на кровати и смотрел на нас сонными глазами. Хозяйка села рядом и рассказала, что мистер Фолькленд мёртв. Мастер Юджин был потрясён. Он спросил: «Как его убили?». Не знаю, почему.
  
  
  - «Как его убили?», – повторил Джулиан. – Почему не просто «Как он умер?» Хорошо, из показаний Марты ясно одно – у неё нет алиби. В нужное нам время она могла быть где угодно.
  Он вернулся к бумагам.
  - Меня дьявольски интересует эта головная боль миссис Фолькленд. Она ведь не из мнительных женщин. Скорее наоборот – мне показалось, что она бы сочла болезнь проявлением слабости. Когда я увидел её сегодня, была явно опустошена скорбью и всё ещё отходила от болей в животе, о которых мне говорил сэр Малькольм. Но она ничего не сказала про это, а настаивала, что чувствует себя прекрасно.
  - Так вы думаете, что она выдумала эту головную боль, чтобы уйти с праздника, потому что они с мужем правда поссорились?
  - А что говорила она сама?
  - У меня нет записи её показаний. Судьи не любят расспрашивать… скорбящих вдов, сэр, вы понимаете. Но она ответила на несколько вопросов. Сказала, что поднялась наверх без четверти одиннадцать и оставалась там со своей головной болью, пока не услышала про убийство. У неё не было никого, кроме Марты, и она никого не видела.
  - Иными словами – у неё нет алиби.
  - Ни следа алиби, сэр.
  - Прискорбно это слышать. Уверен, она отрицала ссору с Фольклендом?
  - О да, сэр. Её оскорбило само предположение.
  - Неудивительно, если ссоры и правда не было. Но если была, она тоже могла оскорбиться. Приложила она руку к его смерти или нет, было бы очень скверно, если бы муж оказался убитым едва ли через час после того, как жена ушла от него в свою комнату в гневе.
  - Мистер Пойнтер подтверждает её слова, сэр… Это уже кое-что.
  Джулиан поднял брови.
  - Феликс Пойнтер? Он замешан в этом?
  - Я не знаю, могу ли я так сказать, сэр. Но он был последним гостем с которым миссис Фолькленд поговорила перед тем как уйти к себе, так что на него стоит обратить внимание.
  - Да, никто не может не обратить внимание на Феликса. Всё дело в его гардеробе.
  Вэнс проницательно на него посмотрел.
  - Ваш друг, сэр?
  - Да. Но я не позволю этому мешать моим суждениям. Что же он сказал?
  Вэнс достал на свет бумаги.
  
  
  Показания достопочтенного Феликса Пойнтера
  Моё имя Феликс Пойнтер. На самом деле – Феликс Горацио Пойнтер, но вам лучше это не вставлять. Да, я сын лорда Солтмарша… один из сыновей. Самый младший.
  Я приехал на вечеринку к Александру Фолькленду 22 апреля. Я не помню ничего необычного. Кроме того, что его убили – но об этом вы и сами знаете, конечно.
  Прощу прощения – да, то, что миссис Фолькленд ушла, сославшись на головную боль, было необычно. Мы побеседовали. Она выглядела не очень здоровой и сказала, что у неё болит голова, так что ей лучше подняться к себе и прилечь. Она сказала, что об этом не стоит беспокоиться, и никому не нужно уезжать. Это было сказано очень настойчиво – будь иначе, я бы решил, что развлекаться, пока она болеет – чертовски дурной тон.
  Нет, я не знаю никакой причины, по которой она и Фолькленд могли бы поссориться. Я знаю, ходили слухи об этом, но я убеждён, что это просто слухи. Фолькленд был в отличном расположении духа весь вечер, а она – ну, она же не могла исполнять обязанности хозяйки будучи больной, верно?
  
  
  - Как быстро он бросился защищать её, – сказал Джулиан, нахмурившись.
  - Наверное, просто вёл себя как джентльмен.
  - Я надеюсь, что дело только в этом. Видите ли, он был влюблён в неё два сезона назад, ещё до того, как она вышла за Фолькленда.
  - Влюблён в жену убитого, сэр? – Вэнс тихо присвистнул.
  - Да. Но вы должны кое-что знать о Феликсе – он влюбляется часто, с радостью и почти без надежды, что его чувства заметят, не говоря уже о том, что ответят на них. Нет никаких причин думать, что его увлечённость миссис Фолькленд чем-то отличается, – Джулиан оборвал сам себя и иронично улыбнулся. – Как легко находить оправдания друзьям! Вы совершенно правы – старая привязанность Феликса к миссис Фолькленд даёт нам массу причин подозревать его. Если только у него нет алиби.
  - Его нет, сэр. Но его нет у многих других гостей, – Вэнс полез в портфель и вынул ещё пачку листов. – Это списки имён и адресов. Я подчеркнул тех, у кого алиби есть. Около десятка играли в вист или экарте17 и могут поручиться друг за друга, а ещё несколько юных леди были со своими дуэньями. Ну и конечно, музыканты – они играли на виду у всех. Тем не менее, у нас остаётся пять дюжин18 гостей. Их всех видели среди других людей на вечеринке между без десяти минут двенадцать и четвертью первого, но они не могут доказать, где были всё это время. Я имею в виду, что любой из них мог нырнуть вниз, убить мистера Фолькленда и вернуться.
  - В это число входят Клэр и Адамс?
  - Да, сэр. Конечно, я не сомневаюсь, что от гостей можно узнать больше, чем удалось нам. Они не из тех людей, которых я бы назвал обязательными, когда дело идёт о дознании. Вот почему я надеюсь, что вы поможете мне. Вы знаете таких людей и понимаете их. Поймать вора поручи вору – без обид, сэр.
  - Ни малейших. Вы не узнали от гостей, кто пустил тот слух о размолвке между Александром и миссис Фолькленд?
  - Это началось с леди Антеи Фитцджон – это лучшее, что я могу сказать. Вы помните, мистер Клэр упоминал её и говорил, что она пыталась вызнать у него, куда пропал Фолькленд.
  - Легко могу себе представить. Это старая дева без всяких обязанностей и с деньгами – сплетни остаются её единственным занятием. Она хорошая сплетница – очень умна и проницательна. Если она решила, что Фолькленды повздорили этим вечером, значит это могло произойти. Но ещё она любит баловать молодых людей и издеваться над их жёнами и возлюбленными. Александр был одним из её любимчиков, так что она могла слишком хотеть поверить в то, что он поссорился с женой.
  Вэнс переварил это и кивнул.
  - Остались ещё одни показания, которые вам стоит прочесть, сэр. Помните, есть и много других – мы взяли объяснения у большинства слуг и гостей – но я оставлю их вам, чтобы вы могли просмотреть их потом.
  Он передал Джулиану ещё одну перевязанную лентой пачку листов. Джулиан прочёл:
  
  
  Показания мистера Юджина Толмеджа
  Моё имя Юджин Толмедж. Мне шестнадцать лет. Теперь я не знаю, где живу. Мои родители умерли, а мой опекун – убит, так что, не знаю, есть ли у меня право жить где-то. Сейчас я пребываю в доме сэра Малькольма Фолькленда в Хэмпстеде.
  Миссис Фолькленд – моя единоутробная сестра. У нас разные отцы. Мой был карточным шулером и перерезал себе горло. Я думал, вы знаете об этом – все знают.
  Да, я был в доме Александра вечером двадцать второго апреля. Я учусь в школе, но на рождественских каникулах заболел корью и остался с Белиндой и Александром до тех пор, пока не поправлюсь. Нет, я лечился не четыре месяца. Я мог вернулся в школу намного раньше, но не хотел этого, потому что ненавижу школу, а Александр был слишком добросердечным, чтобы отправить меня туда против моей воли. В конце концов он всё же сказал, что я должен вернуться, но лишь потому что его заставила Белинда. Это была не его вина. Я должен был уехать шестнадцатого апреля, но всю ночь перед этим днём я простоял на улице под дождём и заболел. Почему я стоял под дождём? Чтобы заболеть, конечно.
  Так что я был в доме Александра и в тот вечер, когда его убили. Я не участвовал в вечеринке. Я был у себя в комнате и лёг спать около одиннадцати. Примерно в два часа меня разбудила Белинда и сказала, что Александр убит. Я едва мог поверить ей. Нет, я не видел и не слышал ничего необычного. Я спал.
  
  
  - Он очень беспокоится о этом возвращении в школу, – задумался Джулиан, – и настаивает, что это было решение миссис Фолькленд, а не Александра. Возможно, это естественный порыв подозреваемого – неважно, виновного или невинного – но это мало говорит о его порядочности. Так или иначе, к Юджину стоит присмотреться. Он унаследовал от Александра четыре тысячи фунтов – вернее, унаследует, если у Александра так и не будет ребёнка – и он достаточно дерзок и отчаян, судя по тому как усердно он пытался получить лихорадку под лондонским дождём. Наконец, у него явно нет алиби. У родственников Александра дела с этим плохи. Я надеюсь, хотя бы сэр Малькольм вне подозрений?
  - Да, сэр. Его слуги сказали, что он весь вечер был дома, и я не вижу причин не верить им.
  - Хвала небесам за это малое утешение. Вернёмся к слугам Александра. Кого из них мы можем вычеркнуть из гонки за алиби?
  - Дворецкий и прислуга с кухни вне подозрений, сэр. В нужный нам промежуток они были внизу и готовили всё к ужину. Служанки уже спали, а они живут в одной комнате, так что могут поручиться друг за друга. У Марты алиби нет, как вы помните, как и у камердинера мистера Фолькленда. Это такой заносчивый коротышка-француз по имени Валери. Он говорит, что был в своей комнате и дремал, ожидая, когда хозяин позовёт его после вечеринки. Подтвердить это некому.
  Два лакея, Люк и Нельсон, прислуживали на вечеринке. Они сами договорились, что Люк будет носить всё снизу, а Нельсон останется на втором этаже, чтобы быть под рукой, когда что-то понадобиться кому-то из гостей. Так что у Нельсона крепкое алиби – люди всё время звали его, а если бы он куда-то пропал, его бы быстро хватились. Люк – другое дело. Он сказал, что ушел из гостиной за пару минут до того, как часы пробили полночь – пошёл принести вина. Дворецкий подтверждает, что видел, как Люк спускался за вином, но никто не может сказать, сколько времени у него занял путь со второго этажа до цокольного и обратно. Кажется, со слугами на этом все.
  - Стало быть, подводя итог – миссис Фолькленд, Юджин, камеристка миссис Фолькленд и камердинер её мужа не имеют алиби совершенно, лакей Люк – частичное, потому что уходил в цоколь. Клэра и Адамса видели на вечеринке в течение тех важнейших двадцати пяти минут, но они не могут доказать, что были там всё это время, и то же верно для многих других гостей, в том числе моего друга Феликса, – Джулиан покачал головой. – Здесь дьявольски много подозреваемых. Я думаю, глупо было бы надеяться на такую вещь как улики?
  - Мы с Уоткинсом перерыли кабинет сверху донизу, сэр, но не нашли ничего стоящего. Никаких следов борьбы или взлома, ничего не пропало. А ведь там были дорогие вещи – разные древности, серебряные чернильницы и так далее. Это было не ограбление – разве что украли вещь, о которой никто не знает, вроде письма или завещания.
  - Итак, у нас целое воинство подозреваемых, которых ничего не связывает с преступлением. Давайте попытаемся сузить это поле. Убийца был явно знаком с домом Александра и его распорядком дня – он смог попасть внутрь и пробраться в кабинет в самый разгар вечеринки, и его никто не заметил. Кроме того, он или она должны были знать Александра достаточно близко, чтобы вообще иметь какой-то мотив. Можно ставить на то, что наш убийца, либо живёт в доме, либо часто там бывает. Могу я взглянуть на список гостей?
  Вэнс протянул ему перечень, и Джулиан пробежал его глазами.
  - Кажется, около двух десятков человек были вхожи в круг друзей Александра – в том числе Клэр и Адамс. Я поговорю с ними особо. Но сперва я попытаюсь вытянуть ещё что-нибудь из его слуг. Завтра я встречаюсь с доме Фолькленда с сэром Малькольмом – тогда и обсужу с ним это.
  - Что же, желаю удачи, сэр. Если я могу что-то сделать – только намекните. Я так понимаю, сэр, что вы будете вынюхивать среди сэров-пэров – если простите мне такие слова – а я пойду по тем следам, что вы мне укажете, и сделаю то, что вы подскажете.
  - Увы, у нас может и не получится так чётко разделить обязанности. Но я благодарен вам. Я без колебаний положусь на вас.
  - Отличный план, сэр. – Вэнс поднял себя из кресла. – Спасибо за выпивку. Мне лучше пойти – сегодня воскресенье, а я весь день не был дома, и моя-то… ну вы знаете, каковы женщины. А может и нет, сэр, вы же холостяк, – он сдержанно улыбнулся. Вэнс очевидно считал любого неженатого мужчину желторотым юнцом, пусть тот и раскрыл одно-два убийства. – У вас теперь полно дел, не так ли, сэр? Даже если сократить число подозреваемых, их останется целая пропасть.
  - Да. И дело всегда может усложнить то, что убийцей может оказаться человек, чьё появление в доме нам неизвестно.
  - Как это может быть, сэр? Мы всё тщательно осмотрели, и ни одна дверь или окно не были тронуты. Так что не знаю, как какой-нибудь хитрый вор или другой негодяй мог проникнуть в дом.
  - Я не сомневаюсь в вашей скрупулезности. Но подумайте о том, что творилось в доме в тот день около полуночи. Кухонная прислуга работает в цоколе, на втором этаже вечеринка, миссис Фолькленд и Юджин в спальнях на третьем этаже, а Марта, Валери и служанки – на чердаке. Первый этаж пуст – там лишь иногда появляются слуги, что спускаются вниз или поднимаются наверх. Если около полуночи там бы появился незваный гость, его бы никто не заметил.
  - Кроме самого мистера Фолькленда, сэр. Он в тот час был на первом этаже.
  - И мы не знаем, почему, ведь он собирался подняться к миссис Фолькленд. Я предполагаю, что он мог спуститься на первый этаж именно для того, чтобы впустить этого неизвестного нам человека.
  - Это возможно, сэр, – медленно произнёс Вэнс. – Этот незнакомец – мы, как судейские, называем таких «Джон Ноукс» – мог войти через главные двери или через задние, что ведут в сад. Конечно, если бы он позвонил, услышала бы прислуга.
  - Возможно, ему не потребовалось звонить. Фолькленд мог ждать его к определённому часу. Полночь – отличное время для тайной встречи или свидания.
  - Стало быть, наш Джон Ноукс может оказаться Джейн Ноукс19, сэр, – Вэнс подмигнул.
  Джулиан нахмурился.
  - Если так, непонятно, почему Фолькленд решил встретиться с ней в своём доме. Кроме того, он был известен преданностью своей жене – он совсем не склонен волочиться за певичками или держать chére amie20, – он пожал плечами. – Но он мог и влюбиться. Впрочем, мы не должны давать этой возможности отвлечь нас от подозреваемых, что под рукой. Но про этот недостающий кусочек мозаики нужно помнить. Миссис Фолькленд сказала, что у её мужа не было врагов. Возможно, истина в том, что у него был враг, о котором никто не знал.
  
  Глава 5. Весь ансамбль
  - Ты Люк или Нельсон? – спросил Джулиан лакея, что открыл ему дверь с доме Александра Фолькленда следующим утром.
  Лакей, носивший подобающую слуге бесстрастную маску, моргнул и внезапно стал удивительно человечным.
  - Я Люк, сэр.
  Ему было около двадцати одного года, и это был образцовый лакей – рост больше шести футов, широкие плечи, икры, не нуждавшиеся в подкладках, что придали бы им подобающий вид. Но несмотря на рост и размеры, он выглядел мальчишкой – румяные щеки и вьющиеся, как у ребёнка, волосы. Обычно Люк носил ливрею в бирюзово-серебряных цветах дома, но сейчас был одет в траур, как и требовалось от всех слуг покойного.
  - Я пришёл на встречу к сэру Малькольму, – объяснил Джулиан.
  - Да, сэр, – Люк принял его шляпу, перчатки и трость. – Соблаговолите проследовать за мной, сэр. Сэр Малькольм ждёт вас в кабинете.
  «Мы явно не будем терять времени», – подумал Джулиан. Он посмотрел на Люка со скрываемым любопытством. Молодому человеку явно было не по себе, но связано ли это с его шатким алиби – остаётся только гадать.
  Лакей провёл Джулиана по широкому коридору, соединявшему парадную и заднюю двери. Благодаря замысловатой формы декоративным аркам и покраске, что создавала иллюзию глубины и пространства, он напоминал галерею эпохи Возрождения. Между арками висели медальоны, запечатлевшие аллегорические сцены. Джулиан заметил Время, открывающее Истину.
  «Если повезёт», – подумал он.
  Кабинет находился в конце коридора по правую руку. Люк открыл дверь и отошёл, позволяя Джулиану войти. Навстречу гостью поспешил сэр Малькольм.
  - Доброе утро, мистер Кестрель! Я думаю, мы можем начать отсюда, а потом опросим слуг. Люк, скажи всем собраться в приёмной и подождать нас.
  - Да, сэр. – Люк поклонился и исчез.
  Джулиан посмотрел на сэра Малькольма скептически. Это человек явно изголодался по ответам – по любым ответам, что пролили бы свет на это будто бесcмысленное преступление. Он ждал, что Джулиан сотворит чудо и покажет ему решение, достав его, как фокусник – кролика из шляпы. Что ж, оставалось только попробовать, как сказал бы Брокер.
  Для начала Кестрель обошёл комнату, создавая о ней общее впечатление. Около пятнадцати футов в длину. Единственная дверь, ведёт в коридор. По обе стороны от двери – невысокие, по пояс, шкафчики из атласного дерева, на колёсиках. Они выглядели одинаково, но открыв один, Джулиан обнаружил внутри хитроумно спрятанную лестницу, для того, чтобы доставать книги с высоких полок, в то время как другой оказался просто шкафом.
  Полки же были развешены на стене слева от двери. Они полнились трудами по архитектуре и внутренней отделке. Одна книга лежала открытой на длинном столе подле полок. На страницах виднелись чертежи в разрезе и вычисления, которых бы не понял простой любитель. Рядом лежал лист с заметками, написанными лёгким, изящным почерком Александра.
  Сэр Малькольм подошёл и взглянул Джулиану через плечо.
  - Он планировал кое-что улучшить в загородном доме Белинды, – объяснил хозяин. – Мы не стали трогать документы, чтобы всё осталось как было в миг его смерти.
  В противоположной книжным полкам стене было два окна и зеркало, висевшее между ними, чтобы делать комнату светлее. У окон стоял письменный стол красного дерева с деталями более светлых тонов и инкрустациями из перламутра. Он казался совсем маленьким, но будучи открыт, демонстрировал бювар21 и хитроумную систему ящиков, отделений и отсеков для перьев, чернил, свечей и воска.
  - Я вижу, тут всё в образцовом порядке, – задумчиво произнёс Джулиан. – Никаких следов, что убийца рылся в бумагах, и ничего не пропало, насколько нам известно.
  Прямо напротив двери был камин из серого мрамора – его Джулиан уже видел на портрете. В нишах по обе стороны от него стояли греческие краснофигурные вазы, бронзовые статуэтки и осколки классических колонн. Каминная решётка была самой современной, что пропускала в комнату больше всего тепла и меньше всего дыма. Рядом были аккуратно разложены инструменты – лопатка, щипцы и, конечно же, кочерга, уже очищенная от крови и мозгов и отполированная до зеркального блеска.
  Джулиан поднял кочергу. Она оказалась тонкой, но неожиданно тяжёлой.
  - Отличное оружие, – заметил он, – похоже на дубинку не больше, чем рапира на тесак. Чтобы владеть её нужна не физическая сила, а точность.
  Кестрель подошёл к окнам. Они были высокие и утопленные в стены, с маленькими диванчиками и целомудренно-белыми льняными шторами. Ставни были открыты и задвинуты в разъёмы по бокам от окон – все, исключая левый ставень на левом окне, что был закрыт.
  - Он лежал здесь, – проговорил Джулиан, – рядом с закрытым ставнем, лицом вниз, головой около диванчика. Кочерга была рядом, а на диванчике стояла свеча, – он поднял глаза на окно. – Слуги говорят, что все ставни в этом комнате оставляли открытыми. Кто закрыл эту? Либо Александр, либо убийца, но скорее Александр. Это объясняет, почему он стоял здесь в миг удара.
  Джулиан осторожно задвинул ставню в предназначенный для неё разъём, а потом вновь выдвинул, потянув за медную рукоятку.
  - Любопытно. Если Александр собирался закрыть ставни, почему он не закрыл обе сразу? – Кестрель задвинул и снова выдвинул правую ставню. – Здесь нужно приложить небольшое усилие, а стук будет слышен. Возможно, он хотел задвинуть их одновременно, чтобы меньше шуметь. Но зачем вообще закрывать ставни? Он боялся, что за ним следят снаружи?
  Джулиан окинул взглядом пасторальный сад с клубами в форме полумесяцев, живыми изгородями из голубого клематиса и статуей Пана с его флейтой. В дальнем конце сада была калитка. Джулиан вспомнил мысль, которой поделился с Вэнсом – Александр мог уйти к себе в кабинет на встречу с неким тайным гостем. Быть может, он стоял у окна, ожидая, когда Джон (или Джейн) Ноукс появится у калитки. Но чтобы смотреть в сад, ставни должны быть открыты. Возможно, он хотел закрыть их после того как гость пришёл – но зачем?
  Джулиан повернулся к окнам спиной.
  - Следующий вопрос заключается в том, как убийца мог взять кочергу и подойти к Александру, стоящему у окна так, чтобы он ничего не заметил?
  - Но ведь это просто, разве нет? – спросил сэр Малькольм. – Александр стоял спиной к камину, лицом к окнам и ставням. Убийца мог просто подойти к очагу, взять кочергу и подкрасться.
  - Посмотрите сами, – Джулиан вернулся к левому окну и поманил сэра Малькольма за собой. – Александр стоял здесь. А вот тут, – Кестрель указан на зеркало, висевшее между окнами, – вы можете чётко видеть камин и всё вокруг него. Если в комнате был хоть какой-нибудь источник света, Александр бы заметил тень убийцы с занесённой кочергой. Но факты говорят, что удар был совершенно неожиданным. Он не успел даже обернуться к убийце, не говоря уже о борьбе.
  - Конечно, – задумчиво продолжил Кестрель, – он стоял вполоборота в зеркалу. Убийца мог воспользоваться этим, чтобы схватить кочергу и броситься на него. Но если Александр собирался после левой, закрыть и правую ставню, убийца должен был понимать, что его жертва с секунды на секунду повернётся к нему лицом. Чтобы выгадать миг для удара в этот миг беспомощности, нужна удивительная быстрота и ум. Но риск всё равно огромен.
  - Но ведь другого объяснения нет, верно?
  - С другой стороны, – Джулиан слабо улыбнулся возможности блеснуть перед сэром Малькольмом той ловкостью ума, которую тот жаждал увидеть, – мы предполагаем, что Александр о чём-то говорил с убийцей, когда тот неожиданно напал на него. Но Александр мог и не знать о том, что в его комнате кто-то есть.
  - Вы хотите сказать, что убийца спрятался и напал на моего сына, стоило тому повернуться спиной?
  - Именно. Убийца мог прийти сюда раньше Александра, взять кочергу и спрятаться в тёмном углу – возможно в одной из ниш у камина или вовсе за портьерой правого окна. Когда Александр появился в кабинете, пошёл закрывать ставни и повернулся спиной, убийца выпрыгнул из укрытия и нанёс удар сзади.
  - Но как он мог знать, что Александр пойдёт к себе в кабинет в разгар праздника?
  - Потому что он сам назначил ему встречу здесь в полночь. Ему нужно было только прибыть раньше и спрятаться, чтобы Александр подумал, что пришёл первым. Была ночь, горела всего одна свеча, так что скрыться было легко. Я предполагаю, что это Александр принёс свечу – ту, что нашли рядом с телом. Даже если бы он пришёл сюда для чего-то секретного, вряд ли этим можно было заниматься в кромешной тьме. Убийца же явно хотел не привлекать внимания по пути в кабинет. Он мог прокрасться внутрь и обратно без света – что неожиданно подкрепляет моё внимание о том, что он достаточно хорошо знал дом.
  - Почему же он тогда не потушил свечу? Ведь именно свет из-за полуоткрытой двери привлёк мистера Клэра. Так убийца привлекал внимание первого же, кто пройдёт мимо.
  - Возможно, для того и свеча. Возможно, убийца хотел, чтобы тело обнаружили во время вечеринки, чтобы у нас было больше подозреваемых. Если бы Александра нашли после того как гости разъехались, подозрение бы пало только на семью и слуг.
  - Но… но это значит, что виновен кто-то из живущих в доме!
  - Похоже на то. Но есть и иные возможности. Убийца сам мог быть гостем, что по неясным пока причинам, хотел отвести подозрение от жителей дома – или кого-то одного из их числа. Кроме того, – деликатно добавил Джулиан, – убийца мог ненавидеть вашего сына так сильно, что хотел, чтобы его тело нашли при большом скоплении гостей, желая понаблюдать за происходящим.
  - Боже мой, какой ужас, – сэр Малькольм на миг закрыл глаза. – Как вы думаете, мы на верном пути? Эта теория о затаившемся убийце – вы сами верите в неё?
  - Что же, она отвечает за два вопроса: почему Александр пошёл в кабинет, и как убийца смог подкрасться к нему незаметно. Но здесь же есть… трудности. Если убийца скрывался за портьерами справа… – Джулиан подошёл к правому окну и попытался скрыться за занавесями. – Это неплохое место для укрытия в темноте. Но в таком случае убийца должен был рассчитывать на дьявольское везение – на то, что Александр пойдёт закрывать другое окно и повернётся к нему спиной как агнец на заклание, если вы простите мне эту метафору, сэр Малькольм. Это очень дерзкий и ненадёжный план. Любой, кто попытался бы претворить его в жизнь, явно очень решительный, хладнокровный… и отчаянный.
  Кестрель взял свой монокль – маленькое увеличительное стекло в золотой оправе, что он носил на чёрной нашейной ленте – и принялся изучать оконные ниши, потом перешёл в каминным и другим местам, где мог бы прятаться убийца.
  - Кажется, он или она были недостаточно любезны, чтобы оставить нам пуговицы или обрывки кружева. Я полагаю, так было бы слишком просто. Это отсутствие вещественных доказательств очень некстати. Неудивительно, что Вэнс придаёт такое значение мотиву.
  - Кажется, вы так же озадачены произошедшим, как Боу-стрит, – печально произнёс сэр Малькольм.
  Джулиан понял, что тем, кто расследует преступления, подобно врачам, не дозволено признаваться даже в минутном замешательстве. Он впервые взялся за расследование в присутствии убитого горем родственника жертвы, и это было поучительно.
  Потому Кестрель насмешливо улыбнулся.
  - Мои слова, сэр Малькольм, означают, что наш убийца был очень умён, или очень везуч, или всё вместе. Я не сомневаюсь, что мы поймаем его рано или поздно. Но опрометчиво ожидать, я справлюсь с этим ещё до обеда.
  - Да, конечно, вы правы. Но я очень рассчитываю на вас.
  - Мы с Вэнсом могли пропустить какую-то мелочь.
  - Я уверен, что никто не сможет обвинить в этом вас, мистер Кестрель, – с улыбкой сказал сэр Малькольм.
  Джулиан чётко ощутил, что что-то упускает. Он оглядел комнату, но эта деталь всё ускользала от него. Он пожал плечами.
  - Что же, почему бы теперь не поговорить со слугами?
  - Конечно. Вы хотите видеть всех сразу?
  - Да. Соберём сперва весь ансамбль – а потом, если нужно, перейдём к дуэтам.
  
  
  
  Слуги ждали в приёмной. Их суровые траурные костюмы составляли странный контраст с яркими цветами комнаты. Она была убрана в турецком стиле – яркие оттоманки, пышные подушки, мозаичные столы и роскошные ковры. После строгих серых оттенков кабинета, здесь просто рябило в глазах, как будто ты попал внутрь обитой бархатом шкатулки с драгоценностями.
  Джулиан развлекал себя, пытаясь, определить, кто из слуг кто до того, как их представят. Люка он уже знал. Второй высокий и крепкий молодой человек должен быть вторым лакеем – Нельсоном Билом. Он был брюнетом и, в отличие от Люка, скорее наслаждался происходящим. Представительный мужчина с несколькими уцелевшими прядями серо-стальных напомаженных волос явно был Полом Николсом, дворецким. Камердинера Александра, Ипполита Валери, тоже было ни с кем не спутать – это был привередливо одетый коротышка, похожий на кузнечика с маленьким, треугольным лицом, глазами в огромных очках и жилистыми, плотными руками и ногами.
  Среди оставшихся слуг был французский повар Александра, его помощники, горничные и слуги с конюшни. Все они представляли меньший интерес, потому что имели алиби и не сыграли никакой роли в ночной трагедии.
  - Не хватает двоих, – сказал сэр Малькольм Джулиану. – Марта, камеристка Белинды, сейчас с ней в моём доме – вы видели её вчера. Там же грум Белинды, ирландец Наджент.
  - Тогда начнём с тех, кто есть, – Джулиан повернулся к слугам. – Пожалуйста, садитесь. Все, – добавил он с улыбкой, видя, что посудомойки и мальчишки с конюшен замялись, вертя в руках шапки. Все подчинились, явно сбитые с толку такой сменой ролей. С каких пор слуги сидят, когда человек из высшего света стоит перед ним как сейчас мистер Кестрель?22
  Джулиан начал с того, чем уже занималась Боу-стрит. Всегда есть шанс, что кто-то вспомнит что-то уже погребённое в памяти – кроме того, знакомые вопросы помогли слугам успокоиться и позволили Джулиану изучить характеры и отношения своих собеседников.
  От лица собравшихся говорил спокойный и сведущий Николс. Валери наблюдал за происходящим, выказывая, как пристальное внимание, так и чисто французскую надменность. Нельсон слушал жадно и вставлял слово, когда мог, а Люк как будто бы решил, как можно лучше прикинуться мраморной статуей. Кучер Джо Сэмпсон, дородный мужчина лет сорока, не выпускал из зубов незажжённую трубку. Все остальные молча следили за чередой вопросов и ответов, как зрители на соревновании по теннису.
  Сперва слуги лишь подтвердили то, что они уже рассказывали людям с Боу-стрит. Они не знали, почему мистер Фолькленд пошёл в кабинет в разгар праздника. Никто не помнил ничего необычного, кроме головной боли миссис Фолькленд и появления Марты, желавшей поговорить с хозяином. Двери были заперты, окна на первом этаже – тоже. В доме не видели никаких незнакомцев, и никто из гостей не вёл себя подозрительно.
  Знали ли слуги о каких-нибудь врагах мистера Фолькленда? Нет, все любили и обожали хозяина. У него не было ни единого недоброжелателя в целом свете. Все слуги были с ним в хороших отношениях – ни над кем не висела угроза увольнения, и никто не получал от него выговоров.
  Всё ли в доме было благополучно? Тут слуги начали неуверенно переглядываться. Наконец, Николс откашлялся и сказал, что по его мнению мастер Юджин не хотел возвращаться в школу, но миссис Фолькленд настаивала.
  - Он учился в Хэрроу, – объяснил сэр Малькольм. – Александр отправил его туда после своей свадьбы с Белиндой. До этого Юджин не мог учиться в подобающей школе – у него не было своих денег, а попечители, что управляли собственностью Белинды, не считали нужным платить за его образование. После брака Александра и Белинды, опекуном Юджина стал он, а Белинда очень хотела, чтобы брат отправился в хорошую школу. К сожалению, у мальчика появилось к ней стойкое отвращение. Он явно испытал облегчение, когда корь заставила его вернуться домой.
  Джулиан обернулся к слугам.
  - Когда миссис Фолькленд начала настаивать на возвращении Юджина в школу?
  Нельсон вскочил на ноги.
  - Я слышал, как она говорила об этом месяц или два назад, сэр. Я тогда вечером обходил дом – ну, обрезал фитили, вы понимаете – и услышал пару слов из её разговора с мистером Фольклендом.
  Джулиан заметил, как некоторые слуги закатили глаза и обменялись взглядами. У Нельсона явно репутация человека, что знает всякое, только потому что совершенно случайно оказывается там, где это получается услышать.
  - О чём они говорили?
  - Миссис Фолькленд сказала, что мастеру Юджину не годится бездельничать, и его нужно вернуть в школу, но хозяин не согласился.
  - Он сказал почему?
  - Нет, сэр. Он сказал, что госпожа знает причины.
  - Госпожа знает причины, – задумчиво повторил Джулиан. – Так они говорили об этом раньше?
  - Сдаётся, что так, сэр.
  - Кто-то ещё из вас знал об этой ссоре?
  - Я бы не назвал это ссорой, сэр, – вставил Люк. – Хозяин и миссис Фолькленд вовсе не ссорились.
  - Они просто слишком хорошо воспитаны, чтобы на людях показывать свои разногласия, – предположил Джулиан.
  Люк покраснел и кажется уже жалел, что не придержал язык.
  - Mais, c’est absurde, ça!23 – с отвращением воскликнул Валери. – Ни у кого не могло быть причин ссориться с мистером Фольклендом. Он tout à fait raisonnable24. Если он не хотел возвращать мастера Юджина в школу, значит у него были очень веские причины.
  - Вы можете предположить, какие? – спросил Джулиан.
  - Нет, месье, – пожал плечами Валери.
  Джулиан снова обратился ко всем собравшимся.
  - Мне известно, что в итоге миссис Фолькленд убедила мужа отправить Юджина в школу. Почему ваш хозяин мог изменить своё мнение?
  Нельсон уже вновь был на ногах, спеша поделиться тем, что ему известно.
  - Это было в субботу, сэр, второго апреля. Я помню, потому что был день стирки, а стирка всегда в первую субботу каждый месяц. Мистер и миссис Фолькленд, и мастер Юджин тогда сидели здесь после обеда, и миссис Фолькленд сказала, что Юджин вернётся в Хэрроу через две недели.
  - Ты это подслушал? – строго спросил Николс.
  - Прошу прощения, мистер Николс, но я тогда носил уголь в библиотеку и закрывал жалюзи, и просто не мог не слышать иногда слово или два, – лакей сказал это так, будто подслушивание хозяйских разговоров было болезненной для него обязанностью. – Так вот, мастер Юджин просто взорвался – сказал, что миссис Фолькленд только и думает, как от него избавиться, просил хозяина взять его сторону и защитить. Но хозяин сказал, что миссис Фолькленд – его сестра, и ей решать, что лучше для него, а он не может сопротивляться её решению. Миссис Фолькленд заявила, что всё решено и говорить больше не о чем.
  - Вы бы сказали, что Юджин был… разочарован в мистере Фолькленде? – осторожно спросил Джулиан, окидывая взглядом всю прислугу.
  Они заколебались.
  - Мастер Юджин был очень несчастлив, сэр, – наконец сказал Николс. – И я боюсь, он был зол на миссис Фолькленд. Но я никогда не замечал за ним злости по отношению к хозяину.
  - Понимаете, сэр, – вставил Нельсон, – он знал, что это же миссис Фолькленд хотела отравить его обратно и убедила хозяина. После этого у них всё разладилось. Он почти с ней не разговаривал.
  - А до этого они были близки?
  Николс нахмурился.
  - Я не знаю, что ответить, сэр. Госпожа не из тех, что выказывают свои чувства, а мастер Юджин… он легко поддавался своим. Я могу сказать, что у них были такие отношения, каких можно было ожидать.
  Джулиан истолковал это так – такие, какие можно было ожидать между безденежным сыном обесчещенного отца и его богатой и безупречной сестрой.
  - Миссис Фолькленд приняла этот разрыв с братом близко к сердцу?
  Несколько слуг подтвердили это. Решение отослать Юджина в школу давило на хозяйку несколько недель. Нет, она вовсе не рыдала и не боялась каждой тени – миссис Фолькленд была не из таких. Но она была бледна, очень скована и несколько дней почти не спала.
  - Она была в таком же состоянии в ночь, когда убили мистера Фолькленда?
  Слуги обменялись взглядами, после чего последовали кивки и утвердительное бормотание.
  - Быть может, в первые недели апреля её беспокоило что-то ещё?
  Слуги принялись вспомнить. Как-то на одну вечеринку не доставили цветы. Жена одного банкира всё тщилась попасть в общество и не давала миссис Фолькленд покоя, донимая её визитами или оставляя свои карточки25. А за неделю до того, как хозяин был убит, мастер Юджин всю ночь простоял под дождём, чтобы заболеть и не возвращаться в школу.
  Внезапно Джо Сэмпсон, кучер, вынул трубку изо рта и сказал:
  - Сдаётся мне, хозяйка просто беспокоилась о своей больной подруге.
  Остальные воззрились на него с удивлением – все кроме Люка, что застыл, будто боясь, что малейшее его движение что-то выдаст.
  - О какой подруге вы говорите? – спросил Джулиан.
  - Той, что живёт недалеко от Стрэнда, – ответил Джо.
  - Недалеко от Стрэнда? Вы уверены?
  - Это как пить дать, сэр.
  Джулиан попытался представить, что за подруга есть у миссис Фолькленд в районе, где живут лавочники, актёры и легкомысленные женщины.
  - Вам лучше рассказать мне всё, что вы знаете об этой подруге.
  Джо ненадолго задумался. Он явно был не из тех, кто рвётся выставлять себя напоказ, но и не из тех, кто бросает дело на полдороге.
  - Вот как это было, сэр. Я возил хозяина и хозяйку в город на экипаже. Со мной на козлах был Люк. Я привёз их в лавку, что звалась «Хейторп и сыновья» на Стрэнде. Это был магазин скобяных товаров – там продавали каминные решётки и светильники. Рядом с ним был переулок, очень узкий, куда экипаж не пройдёт. Не знаю, что в нём.
  Мистер и миссис Фолькленд только вышли из лавки, как из того переулка появилась девица, вроде служанки. Когда увидела господина с госпожой, то сперва замерла на месте, а потом подбежала к ним и давай говорить о чём-то. А потом она с госпожой уже поспешили по тому переулку, а хозяин вернулся к нам с Люком и говорит, что у хозяйки заболела подруга, и она-де пошла повидать её. Сказал, что она пошлёт за экипажем, если он понадобиться. А потом мы поехали домой, вот как это было.
  - Что вы знаете об этой подруге?
  - Ничего, сэр. Кроме того, что та девчонка была её служанкой. Она подошла к миссис Фолькленд потому что узнала её.
  - Удивительное совпадение, – отметил Джулиан.
  Джо пожал плечами.
  - Вы так не думаете? – обратился Кестрель к Люку.
  - Я ничего об этом не знаю, сэр, – коротко ответил лакей.
  Джулиан вежливо и выжидающе смотрел на него, будто ожидая ещё чего-то. Такой приём нередко заставлял людей выболтать что-нибудь, поддавшись беспокойству, но в этот раз не сработал. Люк заерзал на стуле и отвёл взгляд, но ничего не сказал.
  - Миссис Фолькленд послала за вами, чтобы вернуться домой? – спросил Джулиан у Джо.
  - Нет, сэр.
  - Как же она вернулась?
  - Она взяла наёмный экипаж, сэр, – неохотно ответил Люк.
  - Откуда вы знаете?
  - Я встречал её дома, сэр.
  - Когда это было?
  - Почти за час до ужина, сэр.
  - То есть..?
  - Около шести, сэр.
  - Долго ли её не было?
  - Три часа, сэр.
  - Вы следили за временем?
  Люк покраснел.
  - Нет, сэр.
  - Тогда откуда вы знаете так точно?
  - Я не знаю так точно. Возможно, её не было чуть больше трёх часов или чуть меньше.
  - Почему вы не хотели рассказывать об этом?
  - Прошу прощения, сэр, – Люк заговорил чётко и осторожно. – Это не так. Просто мне нечего было сказать. Подруга миссис Фолькленд заболела, а она пошла её навестить. Она вернулась домой через несколько часов, а я открыл ей дверь.
  - Вам не было любопытно, что за подруга может быть у миссис Фолькленд в таком районе?
  - Мне не подобает быть любопытным, сэр.
  - Она говорила что-нибудь о своей подруге, когда вернулась?
  - Нет, сэр.
  - В каком она была настроении, когда вернулась?
  - Я… я не могу сказать, сэр.
  - Она была расстроена?
  - Она ничего мне об этом не говорила!
  - Люк, – одёрнул его Николс. – Ты говоришь не так, как подобает говорить с джентльменом. Немедленно попроси у мистера Кестреля прощения.
  - Да, сэр. Прошу прощения, мистер Кестрель.
  Мысленно Джулиан послал Николса к дьяволу. Пусть и с лучшими намерениями, но он вмешался в разговор, когда Люк потерял самообладание и смог выболтать что-нибудь интересное.
  - Эта служанка, что повела миссис Фолькленд к своей госпоже – как она выглядела?
  По лицу Джо расплылась медленная ухмылка.
  - Первоклассная штучка она была. Высокая, золотоволосая, со славной талией и ножками.
  - Как она была одета?
  - Коричневое платье в клетку, мне сдаётся, сэр. И белый капорчик с такими штуками с каждой стороны. Как вы их называете? Лентами.
  Джулиан бросил взгляд на остальных слуг.
  - Кто-нибудь знает что-нибудь об этой подруге миссис Фолькленд или о её служанке?
  Все покачали головами.
  - Тогда у меня остался лишь один вопрос. Вы помните, когда произошёл этот визит?
  Если Люк и помнил, то явно не собирался говорить об этом. Но Джо глубокомысленно кивнул.
  - Первого апреля. Я хорошо запомнил, потому что, то светило солнце, то поливал дождь, то тепло, то через минуту холодно, а я говорил себе, что на дворе обычный апрельский день.
  Первое апреля. Джулиан представил себе календарь. Первое апреля было пятницей, значит следующий день был первой субботой в апреле – если верить Нельсону, именно тогда миссис Фолькленд сказала Юджину, что он возвращается в школу. Что же ещё произошло второго апреля? Ах, да – Александр записал в своих бухгалтерских книгах, что Адамс простил его векселя. Могут ли эти события быть связаны? А если так – могут ли они иметь отношение к убийству Александра три недели спустя?
  - Спасибо, – поблагодарил он слуг. – Вы очень помогли. Я не хочу вас задерживать – но мне нужно сказать несколько слов Валери и Люку с глазу на глаз.
  Валери наклонил голову, как будто личный разговор был для него не более, чем очередной обязанностью. Люк же напрягся и стиснул зубы. Джулиан утвердился в своём желании узнать, что скрывает лакей.
  
  Глава 6. Дуэты
  Джулиан не без труда убедил сэра Малькольма не присутствовать на разговоре с Валери и Люком. Если они знают что-то, способное бросить тень на мистера или миссис Фолькленд, им будет куда удобнее говорить с глазу на глаз. Это оказалось непросто объяснить барристеру, который едва ли считал, что о его сыне и невестке хоть кто-то может сказать что-то дурное. В конце концов, он согласился не присутствовать, получив обещание, что Джулиан расскажет ему всё важное, что узнает.
  Джулиан начал с Валери – специально, чтобы Люк подольше поволновался. Остальные слуги разошлись, а сэр Малькольм пребывал в библиотеке. Джулиан гадал, сможет ли хозяин воздержаться от нельсоновой привычки подслушивать у замочной скважины. Скорее всего да – сэр Малькольм обладал удивительной для юриста честностью.
  Валери было почти нечего сказать о событиях, что привели к убийству. У него не было алиби, и это его будто не беспокоило.
  - Я немного вздремнул в своей комнате, месье. Это было совершенно естественно с моей стороны. В конце вечеринки – быть может, в три часа ночи или позже – хозяин позвонил бы мне, и я бы проснулся. У меня не было другой возможности поспать.
  - Я знаю, что хозяин отписал вам пятьдесят фунтов.
  - Oui26, месье. Он был добр достаточно, чтобы вознаграждать преданных слуг. Я думаю, никто не осмелиться сказать, что я не был предан ему. Я был очень горд служить такому человеку. И в своём гардеробе, и в своих манерах, это был le parfait gentilhomme27. Люди из beau monde28 тоже это признавали и тянулись к нему как мотыльки на огонь. Сейчас немало джентльменов могли бы оказать мне честь, приняв мои услуги, но я не приму новой должности. Я в трауре. Eh bien29, через месяц или два, я справлюсь с этим. Нужно жить дальше, месье. Но я больше никогда не увижу такого, как мистер Фолькленд.
  Джулиан был впечатлён. За чинными словами этого маленького человека читалось благородство. Если Валери не был честен, значит он впустую тратил время, служа камердинером – его место было на подмостках театра Друри-Лейн.
  - Как вы думаете, кто мог убить вашего господина?
  Лицо Валери потемнело.
  - Эта женщина, Марта Гилмор, не рассказала многое из того, что знала.
  - Камеристка миссис Фолькленд?
  - Oui, месье. Она шпионила за мистером Фольклендом. Вечно донимала меня: «Куда он едет? Где он был?» Это было не её дело. Однажды я поймал её в его гардеробной! Я потребовал объяснений, но она ничего не ответила. Просто вышла прочь вперевалку. Quelle effronterie!30
  - Когда она начала вас расспрашивать?
  - Не так давно. Возможно, недели за две до смерти мистера Фолькленда, месье.
  - Из гардеробной тогда что-нибудь пропало?
  - Нет, месье. Но вещи передвигали. Я слежу… следил за тем, чтобы вещи хозяина были en règle31. Потому я понял, что в них копались. Она что-то искала, месье, но я не знаю, что именно.
  - Вы говорили с ней об этом после смерти вашего хозяина?
  - У меня не было возможности, месье. Она уехала в Хэмпстед с миссис Фолькленд, и с тех пор я её не видел.
  - Почему вы не сказали этого полиции с Боу-стрит?
  - Voyons32, месье, разве это полиция! Они берут чаевые, как кучера наёмных экипажей! У вас в Англии нет ни полицейских префектур, ни государственных обвинителей. А ваши «ищейки» бессильны. Французская полиция имеет право войти в любой дом по самому крошечному подозрению, остановить и расспросить кого угодно, забирать письма с почты и читать их. А вашей «полиции» везде нужны бумаги от судей! Они вечно не могут сделать то одно, то другое, потому что им запрещают ваши английские вольности. Неудивительно, что убийцу так и не нашли. Дилетанты!
  - Но ведь я тоже явный дилетант. Почему вы рассказали мне?
  Валери удивлённо распахнул глаза.
  - Вы – другое дело, месье. Вы жили во Франции. Вам нравится французская полиция. Прошлым вечером я видел вашего камердинера в «Красном льве», и он рассказал мне.
  - Неужели? – мягко спросил Джулиан. Конечно, он посылал Брокера распустить слухи о том, что взялся за расследование убийства Александра Фолькленда. Но верный Брокер не остановился на этом, а решил наладить связи с Валери.
  - Mais oui33, месье. Так что я уверен, что вы узнаете, что скрывает эта женщина.
  - А у вас есть предположения?
  - Non34, месье. Но я думаю, что для своей госпожи она готова на всё.
  - Вы говорите о шпионстве или об убийстве?
  Валери пожал плечами.
  - Ça fait rien35, месье. У неё хватит духа и то, и на другое.
  
  
  
  - Убийство хозяина стало для вас большим потрясением, – говорил Джулиан, присматриваясь к Люку.
  - Да, сэр.
  - Вы были одним из первых, кто про это узнал?
  - Да, сэр. Мистер Клэр сказал мистеру Николсу и мне, что хозяин убит, и мы пошли в кабинет. Я не знал, что делать, но мистер Клэр велел ничего не трогать, а мистер Николс послал меня наверх, чтобы задержать гостей и не дать никому уехать.
  - Кто-то пытался уехать?
  - Нет, сэр. Я думаю, все понимали, что что-то неладно и хотели узнать, что.
  - Быть может, кто-то из них волновался или был напуган?
  - Нет, сэр… Ну, пока мы не услышали крик миссис Фолькленд. Потом начался переполох. Некоторые дамы принялись причитать, а несколько джентльменов попыталось попасть наверх. Потом пришёл мистер Николс и сказал, что сейчас придёт миссис Фолькленд с дурными новостями. А потом пришла она сама.
  - Как она выглядела?
  - Она выглядела… как ангел, сэр! Она была такая спокойная в своём небесно-голубом платье и чёрной кружевной шали. А лицо было белое и неподвижное, будто мраморное. И она держалась так храбро, что гостям стало стыдно за своё поведение. Она попросила всех подождать, пока не прибудут ищейки с Боу-стрит, и никто не посмел ей возразить. Уверен, никто бы не смог, если бы видел её, сэр.
  Джулиан мрачно подумал, что Люк не оставил сомнений относительно своих чувств к миссис Фолькленд. Это могла быть – и скорее всего была – невинная страсть, полная уважения и скромности, пусть и не совсем целомудренная. Интрижки между леди и их лакеями всё же случались, а Люк – весьма миловидный молодой человек. Но такие романы явно чужды миссис Фолькленд – её гордая и достойная натура не приняла бы подобного. Джулиан знал, что должен быть особенно стоек в своих суждениях о ней – его утомительная рыцарственность постоянно побуждала принять сторону дамы. Он сказал:
  - Как вы, должно быть, знаете, мистер Фолькленд был убит в промежуток между без десяти минут двенадцать и четвертью первого. За эти двадцать пять минут спускались в цоколь за вином.
  - Да, сэр.
  - Вы видели или слышали что-нибудь, когда шли по лестнице?
  - Нет, сэр.
  - Вы задержались на первом этаже?
  - Нет, сэр.
  - Проходили ли вы около кабинета?
  - Нет, сэр, – в чистых голубых глаза Люка не читалось ни страха, ни вины.
  - Вернёмся к тому визиту миссис Фолькленд к подруге, что живёт на Стрэнде. Что вы утаили?
  Люк стал вдвойне настороженней.
  - Со всем уважением, сэр, я ничего не утаил.
  - Вы же понимаете, что не можете помочь ей, скрывая что-то. Когда обстоятельства раскроются – а рано или поздно они раскроются – ваше несовременное молчание всё только усугубит.
  - Я не могу думать, что миссис Фолькленд нужна помощь кого-то вроде меня, сэр.
  - Очень хорошо. Но вы не верите ни слову из сказанного вами сейчас, как и я.
  Люк промолчал.
  - Мой дорогой мальчик, – сказал Джулиан, что был старше едва на пять лет, – вы должны понять, что ваша скрытность привлекает худшие подозрения. Храня молчание, вы навредите миссис Фолькленд куда сильнее, чем честно всё рассказав.
  - Если бы я думал… – Люк оборвал сам себя и потряс головой в недоумении. – Я не знаю, сэр. Вы умнее меня. Я не знаю, что правильно, а что нет, пока не сделаю, так что мне лучше придержать язык, даже если за это я попаду на виселицу.
  - Я не думаю, что до этого дойдёт. Я не хочу делать из вас мученика – вам такая идея слишком понравится. Скажите мне – вы защищаете миссис Фолькленд, потому что вы верите, что она невиновна или потому что боитесь, что виновна?
  Люк медленно произнёс:
  - Я верю, что она невиновна, сэр. Но для меня это ничего не значит.
  - Ваша верность ей не измениться ни на йоту, если вы узнаете, что она – убийца?
  - Я имел в виду не это, сэр. Но вы же понимаете – она никогда не делала ничего дурного. Если окажется, что она кого-то убила, значит…
  - Да?
  - Значит, сэр, он того заслуживал.
  
  
  
  Джулиан присоединился к сэру Малькольму в библиотеке и пересказал свои беседы с Валери и Люком.
  - Как вы понимаете, – заключил он, – сейчас я хочу расспросить миссис Фолькленд о том таинственном визите в больной подруге и узнать, почему Марта так интересовалась, куда Александр ездил и где бывал. Кроме того, я хочу поговорить с Юджином. В общем, если вы возвращаетесь в Хэмпстед, я бы хотел отправиться с вами.
  Сэр Малькольм стоял у окна, и не обернулся.
  - Итак, это уже началось, верно? Откровения, о которых вы меня предупреждали – скелеты, что высовывают свои головы из шкафов! Марта шпионила за Александром, Люк скрывает что-то о Белинде… – он потряс головой. – Я думаю, с этого мига всё будет только хуже.
  - Вам непросто угодить, сэр Малькольм. Совсем недавно вы досадовали, что мы почти не движемся вперёд, а сейчас недовольны обратным.
  - Я знаю, – сэр Малькольм повернулся к Кестрелю с печальной улыбкой на губах. – Умоляю, не слушайте меня. Конечно, вы можете вернуться со мной в Хэмпстед. Здесь вы уже закончили?
  - Не совсем. Я думаю, мы могли бы наскоро пройтись по дому.
  - Непременно. Вы хотите увидеть что-то конкретное?
  - Скорее составить впечатление о том, что лежит в сердце этого расследования – понять, каков был характер и ум – душа если угодно – Александра Фолькленда, – он сделал шаг назад, окидывая взглядом библиотеку. – Это комната сама по себе о многом говорит. Готический стиль легче всего превратить в пародию на самого себя. Люди строят целые дома, похожими на марципановые замки, в которых каждая комната обставлена так, что ей место в театре пантомимы. Но в этой библиотеке есть и внутренняя суть, и изящество. В ней чувствуется что-то от средневековья, каким оно было, а не каким его живописуют худшие подражатели Вальтера Скотта.
  Он прошёлся по комнате, осматривая высокие, забранные стеклом книжные полки. Повсюду были труды, посвященные праву, политической экономии и философии – прекрасно переплетённые и сохранившиеся, служившие украшением сами по себе. Нашлись здесь и книги иного свойства.
  - «Монах», «Замок Онтранто», «Мельмот Скиталец», «Франкенштейн» – похоже кто-то в этом доме любит романы ужасов.
  - Это книги Александра. Белинда не читает романов.
  - Да, – задумчиво проговорил Джулиан, – я думаю, не читает. Несмотря на свою неземную внешность, это очень прозаичная женщина. Из тех дам, что вдохновляют поэтов, но не читают их. А вот Александру, напротив, творческого взгляда хватало с избытком. Во всей комнате ничто так не характеризует его, как это, – он прошёл в угол, к почти лишённой света полке. Близкий осмотр показал, что ни полок, ни книг там не было – лишь изображавшая их роспись на стене.
  - Кажется, он наслаждался этой иллюзией. Творческий взгляд, как я и сказал. Это может объяснить и политические взгляды, что он высказывал в письмах к вам. Люди с богатым воображением часто сопереживают нищим и обездоленным – они могут представить себя на их месте, и эта картина получается столь ужасной и убедительной, что призывает действовать немедля. Дерзну предположить, что именно поэтому среди лучших поэтов столько радикалов – Байрон, Шелли, Уордсворт.
  - Вы и сами молодой человек с богатым воображением, – с улыбкой указал сэр Малькольм.
  - Но не политик, и не поэт, – весело отозвался Джулиан. – Начнём обход?
  Они уже видели весь первый этаж – приёмная, библиотека и кабинет. Сэр Малькольм предложил спуститься в цоколь. Они прошли по лестнице для слуг, что скрывалась за соседней с кабинетом дверью. Джулиан заметил, что лестница тянулась из цоколя до самого чердака. Очень удобный тайный ход для убийцы, если он сумеет не столкнуться здесь ни с кем из прислуги.
  Передней комнатой в цоколе была кухня. Она могла похвастаться новейшим отопительным котлом и угольной печью с вертелом, приводимым в действие заводным механизмом. Над головами висели на крюках вычищенные до блеска кастрюли и чайники. Людская комната по соседству была большой и просторной – для цокольного этажа – с яркими ситцевыми шторами на окнах, симпатичными столиками для рукоделия для женщин и криббиджными36 досками для мужчин. Все это подтверждало репутацию Александра как заботливого хозяина своих слуг.
  Они вернулись на первый этаж и вышли в коридор. На столике возле парадной двери лежал поднос, заваленный визитными карточками. Джулиан перебрал их, не удивившись множеству старейших и известнейших имён во всем королевстве. Вращаться в таких кругах – немалое достижение для сына безземельного баронета из не самой древней или прославленной семьи. Конечно, красивая жена этому помогала, но куда больше для своего положения Александр сделал сам.
  Они поднялись по чудесной «летающей лестнице», называемой так за отсутствие видимых опор. Ступени были мраморными, а перила – из отполированного красного дерева. Кованые и позолоченные столбики для перил были украшены восходящими и нисходящими ангелами. Стены на втором этаже были окрашены в бледно-голубой и почти лишены украшений, чтобы усилить впечатление от этой лестницы Иакова37, поднимающейся в небеса.
  Второй этаж уже был знаком Джулиану – здесь Александр устраивал праздники. Гостиная и музыкальная комната соседствовали, а соединяющие их двери можно было распахнуть, превратив в один большой зал. Комнаты убраны по последней моде – ослепительные жёлтые стены и портьеры, камин из чёрного мрамора, полосатые диваны с изогнутыми спинками и подлокотниками. Столовая же была оформлена по-китайски. Особенно приметны здесь были ставни, расписанные восточными узорами. Вечером, в неверном свете свечей, благодаря таким ставням казалось, что за окном расстилается китайский пейзаж.
  Все эти комнаты были просторны, но Джулиан знал, что в толпе из восьмидесяти гостей, стоящих группами, бродящими туда-сюда со стаканами негуса38, выходящими на балконы за глотком воздуха, никто не мог постоянно быть на виду. Чудо, что некоторые гости вообще обладали алиби на то время, когда Александр был убит.
  Третий этаж был отведён под спальни. Александрова оказалась неожиданно спартанской; как будто он придержал свой артистизм для тех комнат, что увидят другие люди. Тем не менее, Фолькленд-младший явно ценил комфорт и удобство. Он потратился на подведение горячей воды и оборудовал себе хитроумный душ, не забыв также о подставке для свежих газет и посуде для завтрака.
  Гостевая спальня, предназначенная для Юджина, была оформлена в римском стиле, а обои напоминали рисунки из Помпей. Комната миссис Фолькленд была греческой – в оттенках голубого, белого и золотого, что подчёркивало цвет её глаз, лица и волос. Даже мелочи на туалетном столике были классическими: флакон для духов из слоновой гости, керамическая ваза, зеркало в медной оправе на подставке в виде богини, держащей голубя. Над кроватью располагался мраморный фриз с греческой сценой охоты. В центре была удивительно живо изображена молодая женщина с закатанном до колен платье с луком в руке и колчаном стрел за спиной.
  - Это комплимент Белинде, – пояснил сэр Малькольм. – Диана, богиня охоты. Вам нужно знать – Белинда бесстрашная наездница и любит псовую охоту.
  Джулиан знал это, но подумал, что со стороны Александра было странно украшать таким изображением постель своей жены. Диана была богиней-девственницей, что однажды велела псам разорвать мужчину, подглядывающего за ней купающейся.
  Он оглядел комнату и нахмурился.
  - Не кажется ли вам странным, сэр Малькольм, насколько мало в этом доме чувствуется влияние миссис Фолькленд – даже в её собственной комнате? Арендатор и тот оставляет в снимаемом жилье больший отпечаток.
  - Она была рада оставить такие хлопоты Александру. Она обожала его вкус. Все обожали.
  - Не сомневаюсь.
  - Что вас беспокоит, мистер Кестрель?
  - Я думаю, что ваш сын был настоящим феноменом. И гадаю, каково миссис Фолькленд было быть женой феномена.
  - Она и Александр были очень счастливы!
  - Откуда вы можете знать?
  - Я видел их вместе! Он сделал бы для неё всё. «Он ветерку не позволял лица её касаться!». Вот каким он был.
  - Не устою и процитирую в ответ ту же пьесу: «Ведь это всё сыграть весьма нетрудно, и это всё казаться тоже будет»39.
  Сэр Малькольм ощетинился.
  - Почему вы думаете, что мой сын мог так лицемерить?
  - Я молю вас не принимать это как оскорбление. Я не предполагал в нём лицемерия – лишь то, что его поведение выглядит неправдоподобным. В Александре была масса противоречий. Он окружал себя красивой мебелью, лучшей едой и слугами, но страстно писал о страданиях заводских рабочих и обвинённых преступников. Его библиотека полна трудами по философии и правоведению… и романами ужасов. Он стал любимцем высшего света, но заводил себе таких друзей, как скромный и неуклюжий Клэр или Дэвид Адамс – делец и еврей.
  - Что вы хотите сказать? – спросил сэр Малькольм, в чьих глазах уже было нечто похожее на страх. – К чему вы клоните?
  Джулиан уступил.
  - Прямо сейчас я клоню только к обеду. А потом – к Хэмпстеду.
  
  Глава 7. Дурная кровь
  - Я знаю, о чём вы думаете, – сказал Юджин Толмедж.
  - В самом деле? – откинувшийся на спинку кресла Джулиан наблюдал за ним из-под вздёрнутых бровей. – Какая примечательная способность. Обычно мне хватает забот с собственными мыслями, чтобы думать о чтении чужих.
  Юджин уставился на него. Беседа началась явно не так, как он ожидал.
  - Так что же, по-вашему, я думаю? – спросил Джулиан.
  - То же, что и все люди.
  - Похоже ваш талант к чтению мыслей не знает границ. Возможно, это первый раз в истории человечества, когда все люди в мире думают одно и то же.
  Юноша вскинул голову.
  - Сэр Малькольм привел вас сюда, чтобы вы расспрашивали меня, а не смеялись надо мной!
  - У меня хватит времени и на то, и на другое, – заверил его Джулиан.
  Глаза Юджин чуть не вылезли из орбит. Потрясение, растерянность, негодование сменяли друг друга на его лице. Это было приятное лицо, просто незаконченное – грубый набросок привлекательного молодого человека, которым Юджин станет через несколько лет. Высокий и широкий лоб и выразительные голубые глаза говорили об этом. Ему нужно больше спать и меньше нервничать; также не помешают мыло и вода.
  - Итак, – сказал Джулиан, – почему вы думаете, что знаете о том, что все – включая меня – думают?
  - Можете притворяться, что не знаете, если хотите. Но это жалко. Людям стоит хотя бы говорить это мне в лицо. Дурная кровь – вот что они думают. Мой отец растранжирил все свои деньги, жульничал за карточным столом с друзьями, а когда его поймали за руку – перерезал себе горло бритвой. Почему бы и мне не убить мужа своей сестры? Он ведь оставил мне денег, в конце концов.
  - Вы знали об этом?
  - Вы не поверите мне, если я скажу, что не знал.
  Джулиан улыбнулся.
  - Разговор с вами – настоящее отдохновение, мистер Толмедж. Вы не только читаете мои мысли – вы ещё и придумываете их для меня. Я мог бы лечь вздремнуть, предоставив вам самому вести это разговор за нас двоих.
  - Я думаю, что вы чудовищно грубы! И что вы делаете это нарочно!
  - Конечно. Грубым стоит быть только нарочно.
  Юджин сдался и посмотрел на Джулиана с робким любопытством.
  - Почему?
  Одно это слово сказало Кестрелю об Александре Фолькленде куда больше, чем все похвалы его отца, преданность его слуг или изящество его писем. Александр был зятем и опекуном этого юноши целых полтора года, жил с ним под одной крышей несколько месяцев – и не научил его ничему. Юджинова неряшливость, его пугливость, незнание им азов того, как джентльмену подобает говорить с другим джентльменом – всё это были недостатки, которые мог бы исправить братский совет. И никто не мог быть для Юджина наставником лучше Александра, что был воплощением очарования и вкуса. Все говорили, что Юджин почти боготворит своего опекуна. Если это так, как Александр мог заслужить такое отношение, почти ничего не отдавая взамен?
  Эти мысли заняли у Джулиана всего несколько мгновений, никак не отразившись на его лице или поведении. Он сказал:
  - Потому что ничего не стоит делать, не имея на то намерения. В этом секрет самообладания.
  - Я не должен был считать, что быть грубым – правильно.
  - Это зависит от обстоятельств. Но со стороны богатого и влиятельного человека грубость попросту неспортивна. У него и так есть преимущество.
  - Что же, влиятельный – это про вас. Все знают, что вы знаменитый денди, который всем указывает, как одеваться, и, как себя вести.
  - Я ничего не кому не указываю. Просто некоторые джентльмены решили подражать мне.
  - Почему?
  - Потому что я произвожу впечатление, будто мне всё равно, делают они это или нет.
  - Но это звучит глупо.
  - Как и многое другое в обществе.
  Лицо Юджина вытянулось. Он выглядел так, будто спустился с горы Синай без скрижалей. Джулиан не мог бросить его в таком расположении духа:
  - Люди считают, что я прав, потому что я веду себя уверенно. Настоящий денди может пройтись по Пэлл-Мелл с ведром на голове так, что каждый юный франт захочет делать так же. Всё дело в уверенности – наглости, если хотите. Своего рода философский фокус – я верю в себя, стало быть…
  Джулиан оборвал себя. Время от времени Кестреля поражали его собственные достижения. Но он знал первое правило того, как сохранить высокое положение – не оглядываться назад.
  - …Мы отклонились от темы. Я спрашивал, знали ли вы, что упомянуты в завещании Александра ещё до того, как он был убит.
  Юджин растерянно огляделся, будто пытался снова возвести между собой и Джулианом стены, но не нашёл, из чего.
  - Он намекал на это, – наконец, ответил юноша. – На рождественских каникулах. Он сказал, что очень хочет что-то сделать для меня, раз у него нет своих детей.
  - Вы истолковали это как желание завещать вам деньги?
  - Я не подумал об этом. Я решил, что он просто хочет подбодрить меня, потому что у меня была корь, и я плохо себя чувствовал. Я не собираюсь гадать, хотят ли люди дать мне денег. У меня их никогда не было. И я не жду, что будут.
  - Кажется, теперь у вас появится четыре тысячи фунтов – если у Александра не будет детей.
  - Вы хотите сказать, Белинда может… – кажется, эта мысль раньше не приходила Юджину в голову. – Она что-то об этом сказала?
  - Я не знаток в таких делах, но возможно, пока она и сама этого не знает.
  Юджин принялся ходить по комнате взад и вперёд, как зверь, пойманный в клетку.
  - Я не хочу думать об этом. Если Белинда… может стать матерью… мне до этого дела нет. Я никогда не верил в эти деньги. У меня никогда не было ничего своего.
  Но, конечно, он о них думал. Четыре тысячи фунтов могут приносить недурной доход или позволят получить профессию, достойную джентльмена – выучиться на юриста, купить офицерский чин, стать священником. Конечно, сестра сделала бы для него это и даже больше. Но разве для обездоленного ребёнка не было важно сделать всё самому?
  - Как Александр стал вашим опекуном? – спросил Джулиан.
  - Моя мать умерла два года назад, а отец – покончил с собой, когда мне было три. Ни у него, ни у неё не было близких родственников-мужчин. Мама очень ценила Александра и просила его стать моим опекуном. Он подал прошение в канцлерский суд, и его удовлетворили.
  - Что вы о нём думаете?
  - Думаю, что это был чудесный человек.
  - Иными словами, он вам нравился?
  - Нравился? – Юджин выглядел озадаченным. – Вы не понимаете. Это как спрашивать, нравится ли вам король или Лондонский Тауэр. Он был великолепен, и он был рядом. Александру не было равных. Он часто заходил ко мне и беседовал со мной перед тем как идти на праздники. Он тогда был уже во фраке и рассказывал о том, кого может встретить, и что будет делать. Он был похож на героя из романа. Всё, что он делал и говорил, было совершенно. Когда он уходил, мне было сложно поверить, что он настоящий. Что я его не выдумал.
  - Вы скучаете по нему?
  - Я не могу поверить, что он мёртв.
  - Вы только что сказали, что не могли поверить, что он настоящий.
  - А если кто-то ненастоящий, то как его можно убить? Я имел в виду, что не могу представить, что кто-то пришёл и проломил ему голову, как будто это был не Александр, а кто угодно другой. Я скорее могу представить, что Александр улыбкой мог бы превратить кочергу в перышко, что не повредило бы ему. Думаю, я похож на сумасшедшего.
  - Нет. Я думаю, что понимаю вас.
  Повисла паузка. Юджин всё так же ходил по комнате, грызя ногти. В доме было очень тихо – слышались лишь приглушённые шаги слуг да случайный треск дров в огне. Сэр Малькольм предоставил Джулиану вести расспросы в своём кабинете и ушёл на прогулку – Кестрель решил, что тот совершает свой ежедневный моцион на церковный двор. Миссис Фолькленд уехала кататься на лошади ещё до того, как вернулись сэр Малькольм и Джулиан.
  - Мну нужно спросить вас о той ночи, – сказал Кестрель. – Вы легли спать в одиннадцать?
  - Д-да.
  - И вы не проснулись до тех пор, пока будить вас не пришли ваша сестра и Марта незадолго до двух часов ночи?
  Юджин покачал головой.
  - Вы не слышали, как ваша сестра закричала около часа ночи?
  - Я слышал что-то вроде «Нет, нет!». Я думал, это сон.
  - Когда вы узнали, что Александр мёртв, вы сразу же спросили «Как его убили?». Почему вы решили, что смерть была насильственной?
  - Ну… В его возрасте не умирают просто так. Кто-то или что-то убило его. Или он сам убил себя, как мой отец.
  - Кажется, вам нравится напоминать людям об этом.
  - Людям и не нужно напоминать! Все это знают, и никто не забудет. В школе меня постоянно донимали этим. Связывали, подносили бритву к шее и спрашивали, не хочу ли я поиграть в карты. Вы не знаете, каково это. Я не думаю, что с вами поступали так, когда вам было, сколько сейчас мне.
  - Ничего похожего, верно.
  Юджин посмотрел на Кестреля с любопытством.
  - В какую школу вы ходили?
  - Я учился дома.
  «И достаточно об этом», – подумал Джулиан. – Вы поэтому не хотите возвращаться?
  - Я ненавижу школу. У нас с Белиндой была страшная ссора. Я не знаю, почему она решила избавиться от меня. Я не сделал ничего дурного. Многие мои сверстники учатся дома. Но она отсылает меня прочь, а Александр пошёл у неё на поводу.
  - Вы были злы на него за это?
  - Я не убивал его!
  - Будьте добры ответить на вопрос, что я задал.
  - Я был разочарован. Я думал, что он на моей стороне. Но он сказал, что решать Белинде, потому что она моя сестра и знает меня дольше. Я был очень зол на неё. Но это в прошлом. Я не могу спорить с ней сейчас, когда она в таком состоянии. А после смерти Александра она сказала, что мне не нужно возвращаться в школу до самой осени. Надеюсь, потом она разрешит мне остаться совсем.
  - Но рано или поздно вам придётся столкнуться с миром, и вы это понимаете. Если, конечно, не собираетесь прожить всю жизнь в картонке для шляп.
  - Вам это легко говорить. Посмотрите на себя. Тот, кто умеет так завязывать шейный платок, может не беспокоится о том, что столкнётся с миром.
  Джулиан задумчиво посмотрел на него. Потом встал и начал снимать перчатки.
  - Подойдите.
  - Зачем? – встревоженно спросил Юджин.
  - Потому что мои руки не тянутся как индийская резина.
  Юджин осторожно подошёл. Джулиан развязал его шейный платок, взял его указательным и большим пальцами и скептически его оглядел.
  - Я очень рекомендую вам соблюдать чистоту. Это нравится женщинам и раздражает мужчин, а это два отличных способа добиться успеха в обществе. Что же, будем работать с тем, что имеем. Это называется Trône d’Amour. Очень простой узел. Одна горизонтальная складка посередине и узел под ней – вот так. Платок стоит накрахмалить, но сейчас это неважно.
  Юджин взглянул на себя в зеркало, а потом с благоговением уставился на Джулиана.
  - Но… но я никогда не смогу завязать его так же.
  - Вы можете носить чёрный платок. Такие платки очень жёсткие, но это поможет вам научится высоко держать голову – этого я за вами пока не замечал. Ещё его легче держать опрятным, а если он не слишком чист, этого никто не заметит.
  - Вы очень суровы.
  «Нет, – подумал Джулиан, – слишком мягок. Возможно, я даю урок моды убийце Александра Фолькленда. И если так, не получится ли, что сегодня я завяжу ему на шее галстук, а завтра – петлю? Дьявол! Я привязываюсь к людям, а именно этого я и должен избегать при расследовании».
  Он сказал:
  - Это расследование убийства, а вы – подозреваемый без алиби, которому выгодна смерть жертвы. Вряд ли вы можете рассчитывать, что следствие пройдёт для вас без неприятных моментов.
  - Так и знал! Вы подозреваете меня!
  - Я подозреваю вас. А ещё я подозреваю мистера Клэра, мистера Адамса и нескольких других людей. Да, вы в поле моего зрения. Я сообщу, если вы из него выйдете.
  - Я думаю, вы ужасно хладнокровный. Наверное, вы пытаетесь завоевать моё доверие и получить признание. Сейчас вы будете думать, что ту женщину тоже убил я! Если я мог проломить голову своему зятю, то почему не мог убить и её?
  - О какой, черт побери, женщине вы говорите?
  - Женщина, что нашли на кирпичном заводе недалеко отсюда. Её лицо было разбито кирпичом, всё превратилось в мокрое месиво. Я видел место, где её нашли. Это было ужасно. Хотел бы я это забыть.
  - Убийство на кирпичном заводе, – протянул Джулиан. – Я и забыл о нём. Оно было во всех газетах, но я тогда был в Ньюмаркете – а потом смерть Александра всё затмила. Его ведь так и не раскрыли?
  - Нет. Никто даже не узнал, что это за женщина, ведь у неё почти не было лица…
  Открылась дверь. Юджин вздрогнул и повернулся. Вошла миссис Фолькленд – всё ещё в облачённая в амазонку40, с румянцем на щеках, благодаря которому она выглядела совсем не такой больной, как вчера. Одной рукой она придерживала юбку чёрного платья – оно было очень длинным, дабы красиво развеваться при скачке – а во второй держала письмо.
  - Мне нужно поговорить с тобой, Юджин… О, мистер Кестрель, я не знала, что вы здесь.
  - Добрый день, миссис Фолькленд, – Джулиан склонился над её рукой. – Рад видеть вас в столь добром здравии.
  - Спасибо. Сегодня я впервые почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выехать.
  - Вы ездили в Хэмпстед-Хит, я полагаю? – он повёл разговор наудачу, гадая, почему женщина так напряжена. Он не думал, что это как-то связано с его присутствием.
  - Да. Я люблю кататься по утрам, но сегодня с утра был дождь. Но боюсь, я помешала вам – я знаю, что вы расспрашивали Юджина.
  - Не уходите, если вас не ждут иные дела. Я думаю, мы с мистером Толмедждем уже закончили, – он бросил взгляд на Юджина.
  Юноша вглядывался в лицо сестры. Он буквально дрожал от волнения, будто зверь, что почуял опасность. Его глаза не отрывались от письма.
  - Что-то не так?
  - Нет, – ровно ответила она, – я просто хотела поговорить с тобой, но это может подождать.
  - Поговорим сейчас.
  - Пожалуйста, не устраивай сцен при госте.
  - Я знаю, что там! – выкрикнул он. – Ты вела себя точно так же, когда сказала, что мне нужно вернуться в школу!
  Белинда промолчала.
  - Но… но ты обещала! Ты сказала, что мне не нужно будет возвращаться в Хэрроу до осени!
  - Я не отсылаю тебя в Хэрроу. В этом году уже слишком поздно, и я знаю, что тебе там не нравится. Я выбрала для тебя частную школу. Я думаю, там бы будешь счастливее. У неё очень хорошие рекомендации, и она небольшая, так что история… твоего отца там не будет так известна.
  - Она всё равно выплывет наружу! Всегда выплывает. Ты не можешь просто послать меня в другую школу. Ты дала слово и нарушаешь его!
  - Если я позволила тебя поверить, что ты сможешь пренебречь своим образованием до осени, то это было в миг слабости и смятения после смерти Александра. Мне не следовало давать такое обещание, а тебе – просить его у меня в такой час. Ты не мог рассчитывать, что сможешь остаться здесь во время расследования убийства. Ты слишком болезненный для этого. Уверена, сейчас, когда мистер Кестрель расспросил тебя, он не будет возражать против отъезда.
  Обе повернулись к Джулиану. Во взгляде миссис Фолькленд читалось хладнокровное ожидание, а в глаза Юджина – красноречивая мольба. Джулиан знал, что ему не стоит вмешиваться. Если Александр предоставил миссис Фолькленд принимать решения об образовании Юджина, то он, совершенно посторонний человек, здесь ещё менее уместен.
  - Пока мне не о чем расспросить мистера Толмеджа. У меня могут появиться новые вопросы – в таком случае я буду вынужден просить его вернуться.
  - Я готова рискнуть, – сказала миссис Фолькленд.
  - Куда я поеду? – мрачно спросил Юджин.
  - Эта школа в Йоркшире…
  - Йоркшир! Я слышал о йоркширских школах! Туда посылают тех, кого не хотят видеть. Там нет каникул, и никого не заботит, что станет с ними…
  - Это не такая школа! Послушай меня, Юджин. Это для твоего же блага. Здесь ты бездельничаешь. Ты ничего не делаешь весь день, только бродишь по Хиту и надумываешь себе что-то!
  - Но я учусь! – умолял он. – У сэра Малькольма горы книг…
  - Я всё решила. Твои слова ничего не изменят. Я договорилась с директором, что ты поедешь туда послезавтра.
  Он начал протестовал, но миссис Фолькленд подняла руку.
  - Когда я в прошлый раз отправляла тебя в школу, то дала тебе слишком много времени, и ты успел заболеть, чтобы остаться дома. Я не повторю этой ошибки. Послезавтра ранним утром ты уедешь на почтовой карете. Больше говорить не о чем.
  - Есть о чём, – Юджин был очень бледен. – Я просто хочу, чтобы ты знала – я понимаю, почему ты отсылаешь меня. Ты думаешь, что это я убил Александра. Быть может, ты хочешь, чтобы все так думали. Ты всегда стыдилась меня! Александр был добр ко мне, но ты – всегда ненавидела!
  - О, Юджин, – устало сказала она. Потом её спина распрямилась. – Ты выставляешь нас обоих на посмешище перед мистером Кестрелем. Попроси у него прощения и иди в свою комнату.
  - Прошу прощения, мистер Кестрель. Но я должен предупредить вас, что я – отпетый негодяй, как и мой отец. Вы не могли ожидать ничего лучше, – он зашагал к выходу, но на полпути обернулся к сестре. – Скоро ты не сможешь мной командовать. Теперь у меня есть свои деньги – или будут, как только я стану совершеннолетним. Александр сделал это для меня. Он дал мне то, что я хотел больше всего – свободу от тебя! – он выбежал прочь.
  Миссис Фолькленд странно повела плечами, будто носильщик, поправляющий груз. Именно так сейчас она и выглядела – собранная, целеустремлённая, усталая, будто и правда тащила тяжёлое бремя, не надеясь отдохнуть.
  - Я сожалею, что вам пришлось стать свидетелем этой ссоры, мистер Кестрель. Это наше старое непонимание. Юджину никогда не нравилась школа. Он жил тихой жизнью с мамой ещё несколько лет назад. Когда она умерла, а я – вышла за Александра, он внезапно попал в большой мир. Хэрроу для него слишком большое и светское место. Эта новая школа может подойти ему больше.
  - Для расследования будет лучше, если он останется здесь.
  - Почему? – она посмотрела ему прямо в глаза. – Вы подозреваете его?
  Кестрель посмотрел на неё не менее прямо.
  - Я подозреваю всех, миссис Фолькленд.
  - Я понимаю, – она помолчала мгновение, а потом сказала. – Мой брат не хочет жить в мире. Я понимаю его чувства, но не могу принять их. Вы видели, как странно и грубо он ведёт себя. Чем больше он будет оставаться отшельником, там сильнее это в нём укоренится. Помочь ему – мой долг, даже если он сам не понимает и не принимает этого. Мать оставила его на моё попечение. Её почти что последними словами была просьба позаботиться о нём. И я сделаю то, о чём она меня просила – даже если он будет ненавидеть меня за это.
  Её голос дрогнул, но всего на мгновение. Джулиан мягко ответил:
  - Быть может, если бы он знал, чего вам стоит отсылать его в школу, он бы поехал с большей охотой.
  - Если бы он знал, чего это мне стоит, он мог бы подумать, что я смогу изменить своё решение. Это было бы ещё более жестоко, чем моя твёрдость. Я должна попросить вас, мистер Кестрель, поверить в мою правоту.
  - Вы можете быть уверены, миссис Фолькленд. Это совершенно не моё дело.
  Пожалуй, он слишком быстро отказался от любого вмешательства в дела, которые могут быть связаны с убийством.
  - Я рад возможности поговорить с вами. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
  Он кивнула и села. Длинная юбка образовала вокруг неё чёрное озеро.
  - Вы обсуждали свои финансовые дела с мужем перед его смертью?
  - Почти нет. Иногда он рассказывал мне о вложениях, что принесли хороший доход.
  - А как насчёт тех, что принесли убытки?
  - Я не думаю, что такие вообще были, до тех пор, пока несколько лет назад он не вложился в южноамериканские шахты.
  - Он рассказал вам об этом?
  - Упоминал.
  - Вы были обеспокоены?
  - Нет. Я никогда не сомневалась в том, что он всё исправит.
  - А он рассказывал как именно он… всё исправил?
  - Кажется, он договорился о чём-то с мистером Адамсом, который выкупил его векселя.
  - Договор заключался в том, что мистер Адамс простил эти векселя – на сумму в тридцать тысяч фунтов. Ваш муж рассказывал вам об этом?
  - Нет. Вы должны понять, мистер Кестрель, я никогда не интересовалась денежными делами. Александр прекрасно управлялся с этим сам.
  - Что вы думаете о его дружбе с Дэвидом Адамсом?
  - Я ничего о ней не думаю. Я едва знала мистера Адамса. Он иногда бывал на наших вечеринках, но куда чаще Александр встречался с ним один. Он был не из тех людей, с которыми я привыкла общаться, но он был другом Александра, так что его принимали со всей вежливостью.
  Джулиан вгляделся в её лицо. Оно было белым, холодным и бесстрастным.
  - Я должен расспросить вас ещё кое о чём. Это кажется вашего визита к подруге, что живёт недалеко от магазина скобяных товаров на Стрэнде.
  Мгновение назад казалось, что миссис Фолькленд не сможет стать ещё более бледной и неподвижной. Теперь же она обратилась в беломраморную статую.
  - Да?
  - Кто эта подруга?
  - Её зовут миссис Браун. Раньше она была арендатором в имении моего отца в Дорсете. Но я с ней так и не встретилась. Её не было дома.
  - Вам лучше рассказать всё с самого начала.
  Она склонила голову в знак согласия.
  «Интересно, что она даже не спросила, как это связано с убийством Александра. Она ждала, что её будут расспрашивать про этот визит. И она подготовила ответы».
  - Мы с Александром поехали на Стрэнд к «Хейторпу и сыновьям». Он хотел выбрать каминную решётку. Когда мы вышли из магазина, ко мне подбежала девушка и сказала, что служит у миссис Браун, а меня помнит по моим визитам в Дорсет. Я её не помнила, но ей запомнить меня было намного проще, чем мне – её. Девушка сказала, что миссис Браун переехала в Лондон, живёт неподалёку, а сейчас очень больна. Я не раздумывала и сказала, что посещу её. Мне с детства внушали чувство долга по отношению к слугам и арендаторам. Во времена моего отца они всегда обращались к нему за помощью и защитой. Теперь она обратилась ко мне, и это было естественно.
  Я сказала Александру, что пойду к миссис Браун. Он хотел оставить экипаж, чтобы он подождал меня на Стрэнде – на нём было не протиснуться через улочку, куда меня звала девушка. Но у мужа была назначена ещё одна встреча, а я не знала, насколько задержусь. Я предложила ему забрать экипаж, решив, что вернусь в наёмном.
  - И он согласился?
  - Не сразу. Но я убедила его.
  - Простите меня, миссис Фолькленд, но мне сложно поверить, что Александр согласился отпустить вас в такой сомнительный район с незнакомой служанкой.
  - Он не мог пойти со мной. Я же говорила, у него была назначена встреча. Я не помню с кем.
  - Почему он не послал с вами Люка?
  - Всё это произошло очень быстро. У нас не было времени подумать о таких вещах. Я же не привыкла видеть везде опасность. Я думала только о старой арендаторше моего отца и том, что должна позаботиться о ней.
  - Очень хорошо. Прошу вас, продолжайте.
  - Служанка провела меня через улочку, и мы вышли на тесный двор. Там было полдюжины ветхих домов из серого кирпича. Там выяснилось, что никакой миссис Браун здесь нет. Служанка потеряла место некоторое время назад и привела меня туда просто, чтобы попросить денег. Я была очень зла на неё за ложь, и ушла прочь. Наёмный экипаж привёз меня домой.
  - Люк сказал, что вы вернулись домой лишь через три часа.
  У неё перехватило дыхание.
  - Что ещё он сказал вам?
  - Где вы были всё это время? – настаивал Джулиан.
  - Гуляла. Заходила в магазины.
  - В одиночку?
  - В одиночку, – она тяжело задышала, как будто невидимый узел на горле сжимал его.
  Кестрель помолчал. Он знал, что не должен давать ей передышки, но запугивание женщин никогда не было его forte41.
  - Та служанка – как её звали?
  - Я не знаю. Я же сказала вам – это она узнала меня, а не наоборот.
  - Как она выглядела?
  - Худенькая и белокурая, довольно симпатичная, будто кукла, – она смотрела на Кестреля невидящим взором. – Как будто голова из папье-маше, которые стоят на витринах со шляпами – длинные тёмные ресницы и большие, пустые голубые глаза.
  - Пустые – то есть лишённые ума?
  - Лишённые души, – тихо сказала она.
  - Кажется, она произвела на вас большое впечатление.
  Миссис Фолькленд резко подняла голову.
  - Она и пыталась впечатлить меня. Я пытаюсь быть щедрой с бедными и теми, кто зависит от меня, но не буду заботиться об обманщиках и тех, кто давит на жалость. Да, она произвела впечатление, но неприятное.
  - Я понимаю. Если мистер и миссис Браун арендовали землю у вашего отца, стало быть их имена можно найти в приходных книгах имения, верно?
  - Я… я не знаю. Строго говоря, они не были арендаторами. Возможно, у них было своё владение.
  - Если я поеду в это имение и просмотрю книги… Если я расспрошу соседей, других арендаторов, священника – я найду какие-нибудь следы Браунов?
  Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
  - Скорее всего нет, мистер Кестрель.
  Он спросил, мягко, но настойчиво:
  - Кто была эта белокурая девушка с пустыми глазами, которую вы так ярко запомнили, миссис Фолькленд? Куда вы с ней ходили?
  - Я дала вам объяснение. Если оно вас не удовлетворяет, вы может делать то, что сочтёте нужным, – она поднялась. – Желаете ли вы спросить что-то ещё?
  - Не сейчас. Я хотел бы задать несколько вопросов вашей камеристке, если вы будете добры прислать её ко мне.
  - Очень хорошо. Доброго дня, мистер Кестрель.
  Он взялся за ручку двери, чтобы позволить миссис Фолькленд выйти, но задержался.
  - Вы же понимаете, что рассказывать мне правду – лучший образ действий. Рано или поздно тайное станет явным, и вы не сможете предсказать это или управлять этим.
  Она бросила на него долгий взгляд своих ледяных голубых глаз.
  - Вы бывали в аду, мистер Кестрель?
  Он удивленно раскрыл глаза.
  - Пока нет.
  - Тогда не вам давать мне советы. Вы не понимаете даже, где я сейчас.
  
  Глава 8. Аргус
  Марта Гилмор стояла очень прямо, сцепив руки в замок и разведя локти.
  - Пожалуйста, садитесь, – предложил Джулиан.
  - Нет, спасибо, сэр, я лучше буду стоять.
  - Как пожелаете. Вы уже несколько лет служите семье миссис Фолькленд?
  - Да, сэр. Меня взяли для неё нянькой, когда мистер Толмедж – отец мастера Юджина – умер. Хозяйке тогда было семь, а мастеру Юджину – три.
  - Тогда всё семейство жило в имении мистера Фолькленда в Дорсете?
  - Да, сэр.
  - По вашему акценту я предполагаю, что вы сама из Дорсета или его окрестностей.
  - Да, сэр. Я родилась в Шербурне.
  - Уверен, вы не помните мистера или миссис Браун – бывших арендаторов в имении мистера Фолькленда?
  - Не могу вспомнить таких, сэр.
  Джулиан кивнул. Он не верил, что этих людей хоть кто-то знал хотя бы понаслышке.
  - Вы знаете миссис Фолькленд дольше, чем любой из тех, с кем я говорил, за исключением Юджина. Кажется, сейчас она страдает. Вы можете предположить от чего?
  - Она была очень предана мистеру Фолькленду, сэр. Думаю, в том и дело.
  - Этим можно объяснить скорбь. Но я думаю, он страдает и от чего-то другого – что-то грызет её изнутри, будто ревность или вина.
  - Я не знаю об этом ничего, сэр.
  Он улыбнулся и чистосердечно спросил:
  - Скажите, вы ведь передадите весь этот разговор хозяйке?
  - Необязательно, сэр. Если я сочту, что она должна знать о нём, то да. Если он принесёт ей больше боли, чем пользы – нет. Но что бы я не сделала, это будет для её блага – а не вашего, не сэра Малькольма, не Боу-стрит. Вот поэтому я и говорю вам прямо, сэр.
  - Очень прямо, да. А готовы ли вы лгать ради неё?
  - Если бы собиралась, сэр, – невозмутимо отозвалась она, – я бы не призналась в этом вам.
  Джулиан был впечатлён и немного озадачен. Он не понимал, как подступиться к этой женщине. Она были слишком стойка, чтобы очаровывать её, слишком тверда, чтобы убеждать. И слишком храбра, чтобы запугать – эта женщина ничего не боялась, служанка она или нет. И не побоялась бы поднять на своего хозяина кочергу. Она достаточно сильна для этого, судя по широким плечам и жилистым рукам. Он спросил:
  - Это вы принесли новость об убийстве миссис Фолькленд?
  - Да, сэр.
  - Это было около часа ночи?
  - Чуть позже, сэр.
  - Хозяйка спала, когда вы вошли в её комнату?
  - Думаю, да, сэр. Я постучала громко, чтобы она могла услышать меня.
  - Почему вы просто не вошли?
  - Дверь была заперта, сэр.
  - Это необычно?
  Она помолчала.
  - Да, обычно миссис Фолькленд не запирала свою дверь, сэр.
  - Почему же она заперла её в тот раз?
  - Я не знаю, сэр.
  - Она услышала ваш стук, поднялась с кровати и впустила вас?
  - Да, сэр.
  - Кажется, она всё ещё была в своем вечернем платье?
  - Да, сэр.
  - Если она не собиралась возвращаться на вечеринку и собиралась лечь в постель, почему она была всё ещё одета?
  - Я не знаю, сэр. Она могла бы позвонить мне, если хотела бы раздеться. Я не могу сказать, почему она так не сделала.
  - Когда вы видели её в последний раз до этого?
  - Чуть позже половины двенадцатого, сэр. Я заглянула, чтобы узнать, как она себя чувствует и предложила сделать травяной настой от головной боли. Она отказалась и сказала, что просто хочет лечь и поспать.
  - Она просила вас передать мистеру Фолькленду, что уже не вернётся на праздник?
  - Нет, сэр.
  - Тогда вы решили сами поймать его на вечеринке и передать ему это?
  - Да, сэр, – она прямо встретила его пристальный взгляд. – Я думала, что неправильно ему развлекаться со своими друзьями, пока она хворает. Я думала, что он поднимется к ней.
  - Но она сказала мистеру Пойнтеру, что не стоит прекращать вечеринку из-за неё.
  - Может быть, сэр. Не сомневаюсь, она не хотела портить хозяину удовольствие. Она всегда в первую голову думала о нём. Но для меня она была всем. И я подумала, что и он должен пойти к ней.
  - Итак, вы послали Люка в гостиную, чтобы он передал это. А когда мистер Фолькленд пришёл, вы сказали, что его супруга всё ещё страдает головной боли и не вернётся. Вы сказали что-нибудь ещё?
  - Не помню такого, сэр.
  - Мистер Клэр сказал, что мистер Фолькленд был ошеломлён, когда говорил с вами.
  - Возможно, так и было, сэр. Я не помню.
  - В вашем разговоре было что-то, что могло потрясти его?
  - Нет, сэр. Если только он не волновался за госпожу.
  - Он вернулся на вечеринку и сказал гостям, что должен подняться наверх и проведать жену. Но вместо этого он спустился в кабинет. Вы можете предположить, почему?
  - Нет, сэр.
  «Это не женщина, а кирпичная стена», – подумал Джулиан. Он мог бы донимать её часами и не добиться ничего.
  - Куда вы пошли после этого разговора?
  - В свою комнату, на чердаке, сэр.
  - По лестнице для прислуги?
  - Да, сэр.
  - Это было в без четверти полночь. Что вы делали потом?
  - Шила, сэр.
  - Долго вы оставались в своей комнате?
  - Около часа, сэр. Потом пришёл Люк и сказал, что хозяин убит, и мистер Николс хочет, чтобы я сообщила это миссис Фолькленд.
  - Кто-нибудь видел вас в вашей комнате в первые полчаса, что вы там провели?
  - Нет, сэр.
  «Это странно, – подумал Джулиан. – Никто из слуг без алиби – Люк, Валери, Марта – ни капли не беспокоится об этом».
  - Какие отношения были у вас с месье Валери?
  - Не очень хорошие, сэр. Он по-французски задирает нос, и он папист. Но я скажу – он был очень предан господину.
  - Должно быть, именно поэтому он так возмутился тем, что вы шпионите за ним.
  - Шпионю, сэр?
  Она впервые попыталась уйти от ответа. Многообещающе.
  - Спрашивали, когда он приезжал и куда ездил. Рылись в его гардеробной.
  - Я правда один раз вошла в его гардеробную. И я иногда спрашивала мистера Валери, куда ездит его хозяин. Вряд ли это шпионство, сэр.
  - Но вы не просто входили в гардеробную – вы что-то искали. Валери сказал, что вещи были передвинуты.
  - Это правда, я осматривалась, – теперь она осторожно пробиралась вперёд, взвешивая каждое слово. – Я думала, что хозяин очень мало времени проводит с хозяйкой. Я решила, узнать, с кем это он ещё бывает.
  - Кто это мог быть? Деловой партнер? A chère amie?
  - Я так и не узнала, сэр. Вот почему я следила за ним и задавала вопросы.
  - Это миссис Фолькленд просила вас об этом?
  - Нет, сэр. Она ничего об этом не знала.
  - Она и мистер Фолькленд ссорились?
  - Я не могу сказать, сэр.
  - Не можете? Если бы я был женат, Марта, я бы не сомневался, что мой камердинер знал был всё о моих отношениях с женой в любой миг – не потому что он такой любопытный, а потому что мы живём друг у друга в карманах42, и он не слепой. Я уверен, что вы всё знаете.
  - Я никогда не видела, чтобы они ссорились, сэр. Я просто думаю, что хозяин слишком часто думал не о хозяйке. И я думаю, что это неправильно.
  - Кажется, всегда готовы защищать миссис Фолькленд, неважно просила ли она этого или ожидала ли.
  Марта бесстрастно посмотрела на него в ответ.
  - Когда я знаю, что сделать что-то будет правильно, я это делаю. Как и подобает христианке.
  
  
  
  Джулиан не собирался рассказывать сэру Малькольму больше, чем стоило в интересах расследования. Он видел ссору, сопровождавшую решение о возвращении Юджина в школу, и это могло лишь смутить сэра Малькольма, а его спонтанное выступление в роли наставника для юноши смущало его самого. Однако он передал барристеру шаткое объяснение миссис Фолькленд своего визита на Стрэнд. Тот не мог вообразить, что заставило её пойти куда-то с незнакомой девушкой. Джулиан придумал несколько объяснений, но ни одно их них не делало чести миссис Фолькленд, и он решил держать их при себе.
  Более откровенно Кестрель рассказал о допросе Марты.
  - Вы можете предположить, почему он решила следить за Александром и обыскать его комнату?
  - У меня нет ни единой мысли, – ответил сэр Малькольм.
  - Интересно, нашла ли она что-нибудь… – протянул Джулиан.
  - Вы же сказали, что Валери не обнаружил никакой пропажи и гардеробной.
  - Возможно, пропало что-то, о чём он сам не знает. Но куда вероятнее, что деятельность Марты не ограничилась гардеробной. Если она копалась там, она могла обыскивать и другие комнаты – его спальню и кабинет.
  - Вы думаете, той ночью он поймал её за обыском своего кабинета? – с энтузиазмом предположил сэр Малькольм. – А она ударилась в панику и схватилась за кочергу?
  - Это возможно. Но она не показалась мне женщиной, что легко ударяется в панику. И если они правда встретились там и повздорили, она не смогла бы подкрасться к нему со спины. Наконец, мы ещё не выяснили, зачем Александр вообще пошёл в кабинет.
  - Это верно, – вздохнул сэр Малькольм. – Что же, я знаю, что Александр считал Марту очень внимательной. Он называл её Аргусом – как стоглазого слугу Геры. Он всегда был настороже, потому что половина его глаз постоянно бодрствовала.
  - Вы думаете, Александр знал, что Марта следит за ним и беспокоился об этом?
  - Я не знаю. Я мало виделся с ним в последние несколько недель его жизни, хотя мы переписывались как обычно.
  - И к сожалению, его письма ничего не говорят нам о его жизни или беспокойстве, – Джулиан прошёлся по комнате. – Сэр Малькольм, что вы знаете об Убийстве на кирпичном заводе?
  - Убийстве на кирпичном заводе? Почему вы спрашиваете?
  - Юджин упомянул его. Это пробудило моё любопытство – возможно, потому что оно произошло недавно и недалеко отсюда.
  - Это было ужасное преступление, особенно для такой маленькой общины, как эта. Конечно, отсюда всего четыре мили до Лондона, и неудивительно, что столичные воры и негодяи порой наводняют наши задние дворы. И тот кирпичный завод всегда был неблагополучным местом. Он не работал, и потому там бывало много беглых подмастерьев, цыган и прочих бродяг. Но столь жестоких преступлений там прежде не случалось.
  - Когда именно это произошло?
  - За неделю до смерти Александра – ночью пятнадцатого апреля. Я это помню, потому что той ночью лило как из ведра – когда мы проснулись, цистерна была переполнена, а у деревьев – обломаны ветки. А после этого разнеслась весть о том, что на кирпичном заводе убита женщина. Никто не знал, кто она – её лицо было так изуродовано ударами кирпича, что жертву не узнала бы даже её мать. Никакие женщины в округе не пропадали, никто не приходил, чтобы опознать её, так что несчастную похоронил приход. Мы всё ещё не знаем, кто это была, кроме того, что ей больше сорока, и она была одета в простую шерстяную одежду.
  - А что насчёт убийцы? О нём что-нибудь известно?
  - Немного, насколько я знаю. Дождь смыл все следы, что он мог оставить – отпечатки ног или колёс и тому подобное. В округе не появлялось никаких подозрительных незнакомцев – по крайней мере, таких, что не смогли бы объяснить, где были в ночь убийства. Все считают, что это какой-то безумец, но расспросы в местных больницах и частных сумасшедших домах ничего не дали – оттуда никто не сбегал. Впрочем, легко понять, почему люди решили, что это сумасшедший. Жестокость преступления была просто безумна. Даже если убийца ограбил или изнасиловал её – тело было всё в грязи и воде, так что хирург не смог этого определить – зачем было убивать её так… так тщательно? – его голос упал, в нём появилась горькая печаль. – Мы знаем, что Александр погиб от одного удара. Зачем прилагать лишние силы, уродуя лицо?
  - Некоторые люди наслаждаются жестокостью самой по себе. Хотя такой человек скорее бил бы, куда придётся. А этот сосредоточится на лице. Скорее всего он добивался определённой цели – сделать жертву неузнаваемой. И у него получилось.
  - Но для чего?
  - Не малейшего представления. Я думаю, нам стоит вернуться к тому убийству, что ближе там. Завтра я поеду к Квентину Клэру. Что вы можете сказать мне о нём? Вы оба принадлежите к Линкольнз-Инн.
  - Да, но я не очень хорошо его знаю. Барристеры редко общаются со студентами. На самом деле они мне по душе, и я не думаю, что мы достаточно наставляем их. Совместные обеды несколько недель подряд четырежды в год – это сложно назвать юридическим образованием. Это всё равно, что бросить человека в море и сказать, что научил его плавать. Клэр казался мне порядочным человеком – он никогда не получал выговоров за пьянство в своей комнате, не бегал по ночам, воруя дверные молотки, и не занимался другой студенческой чепухой. С другой стороны, я о нём ничего не знаю. Он очень скромен – как будто ему нечего сказать о себе. Я надеюсь, ради его же блага, что он не собирается заняться практикой – барристер не может быть скромным.
  - Что думал о нём Александр?
  - Я не знаю. Я встречался с Клэром всего несколько раз, но он всегда держался на вторых ролях и позволял Александру говорить за обоих. Я думаю, мой сын просто сочувствовал ему. Он был щедр к тем, к кому общество неблагосклонно – как к Юджину или Адамсу. Мне больно думать, что кто-то мог отплатить за доброту убийством.
  - Это мы ещё узнаем, – уклончиво ответил Джулиан. Похвалы сэра Малькольма своему сыну раздражали Джулиана. Но почему? Он уже не верил, но Александр был тем, кем казался, но разве это обесценивало его помощь Клэру и Адамсу? И к тому же…
  - Я думаю, вам нужно расспросить множество людей, – сказал сэр Малькольм, – гостей Александра и всех, кто хорошо его знал.
  - Конечно, я узнаю у них то, что мне нужно. Но я не буду расспрашивать их. Это худший образ действий, что можно придумать.
  - Тогда как вы соберёте сведения?
  - Определённо не расспросами. Единственный путь достичь чего-то в beau monde – это делать ровно противоположное.
  - Я не понимаю.
  - Позвольте привести пример. Когда я приехал в Лондон с континента три года назад, я не знал здесь почти никого, и почти никто не знал меня. Я ездил в Гайд-парк каждый день в самое модное время, красовался там, но не пытался ни с кем говорить и не привлекал ничьего внимания. Со временем несколько человек, с которыми я познакомился в Италии, решили похвастаться в свете, что они – единственные, кто со мной знаком. И вскоре знать меня стало de rigueur43. Меня приглашают везде, но я не хожу почти никуда. Иногда я получаю три приглашения на один вечер, отклоняю все и остаюсь дома, где читаю или играю на пианино, предоставляя всем остальным гадать, где я. Трюк в том, что свет настолько скучает и так пресыщен обожателями, что сам начинает лебезить с тем, кто напоказ им пренебрегает. Это секрет Браммела, но мало кто сумел выучить этот урок и ещё меньше – применить на деле.
  Итак, сэр Малькольм, мой план состоит в том, чтобы появляться на людях и позволять знакомым Александра самим подходить ко мне. Они знают, что я расследую его убийство – мой камердинер распустил такие слухи прошлым вечером, так что теперь они превратились в настоящий пожар. Сегодня я пойду в театр, а потом – на светский раут из тех, где хозяйка даёт приём для трёх-четырёх сотен близких друзей, которые толкутся на жаркой, забитой людьми лестнице и гадают, почему этот вечер не приносит им удовольствия. Друзья Александра решат, что я хочу расспросить их, а я даже близко не буду касаться этой темы. Они почувствуют, что ими пренебрегают и непременно попытаются доказать, как ценны их мнения и наблюдения. Так, никому не задавая вопросов, я буду завален ответами выше головы. И хотя большая их часть будет бесполезной, среди плевел может найтись одна-два добрых зерна.
  - Я не хочу сказать, что сомневаюсь в вас, мистер Кестрель, но вы уверены, что это сработает?
  - Я знаю таких людей, сэр Малькольм. Это часть моей жизни.
  Сэр Малькольм пригляделся к нему пристальнее. Джулиан предчувствовал нарождающийся вопрос: почему? Отчего вы живете одной жизнью с людьми, которых вынуждены приручать как собак, развлекать как малых детей, передвигать по доске, как шахматные фигуры? Человек ваших способностей…
  Поэтому он быстро сказал:
  - Где я смогу найти вас следующие несколько дней, если мне понадобиться поговорить с вами?
  - Я бы предпочёл держаться поближе к дому. Моё место здесь, рядом с Белиндой. Но сейчас пасхальная сессия, суды бурлят, и в Линкольнз-Инн много дел. Так что я буду бывать там каждый день – на Олд-Сквер, номер 21. Если вы не найдете меня там, оставьте сообщение моему секретарю, – он печально улыбнулся. – Непросто быть королевским адвокатом в такие дни – присяжные будут цепляться к каждому моему слову, но не потому что не доверяют, а просто из интереса. Как поживает отец убитого? Кого он подозревает?
  - А кого вы подозреваете, сэр Малькольм?
  - Людей, которых я знаю, наверное: Клэра и Адамса и остальных гостей. Быть может, ту загадочную служанку, что приставала к Белинде на Стрэнде. Она явно замышляла что-то дурное. Как вы думаете, мы сможем ей найти?
  - Мы попытаемся, сэр Малькольм. И более того, мы начнём этим же вечером.
  
  
  
  Вернувшись домой, Джулиан написал два письма. Первое предназначалось Квентину Клэру.
  
  35, Кларджес-стрит
  2 мая 1825
  Сэр
  Как вы могли слышать, сэр Малькольм Фолькленд пригласил меня заняться расследованием убийства его сына, и я согласился ему помочь. Для этого я прошу вас поговорить со мной. Почту за честь посетить Вас завтра, в десять утра и надеюсь застать Вас дома.
  Ваш покорный слуга, в чём Вы, сэр, можете не сомневаться
  Джулиан Кестрель
  
  
  Второе письмо гласило:
  
  
  Мой дорогой Вэнс
  Не будете ли вы добры прислать мне все сведения об Убийстве на кирпичном заводе? Я боюсь, вы сочтете меня ветреником, что перепрыгивает с одного преступления на другое, но уверяю вас, что не бросаю Александра Фолькленда. Я лишь чувствую необходимость знать больше об Убийстве на кирпичном заводе и с радостью расскажу зачем, если сам это пойму.
  С благодарностью искренне ваш
  Дж. К.
  
  
  Он отдал обе записки Брокеру.
  - И когда ты отнесёшь их, выполни ещё задание – это по твоей части. Есть одна служанка, о которой мне нужно знать побольше. Она молодая и хорошенькая, а это обычно придаёт твоему расследованию энтузиазма.
  Брокер отреагировал на этот укол своим обычным видом мученика, терзаемого несправедливыми обвинениями. Это очень помогало ему в те времена, когда он промышлял карманными кражами.
  Джулиан рассказал о таинственной служанке, что заманила миссис Фолькленд в улочку возле магазина скобяных товаров на Стрэнде.
  - Миссис Фолькленд сказала, что улочка ведёт на тесный двор, окружённый ветхими домами из серого кирпича.
  - Должно быть, это Сигнетс-Корт, сэр.
  - Ты знаешь это место?
  - О да, сэр. Мы с парнями привыкли шмыгать в такие дворы, когда бегали от сторожей. Конечно, в тех домах тогда никто не жил, но раз подстроили такую ловушку, значит там кто-то живёт, а значит, кто-то должен был их починить.
  - Тогда осмотрись там и попытайся найти девушку. Она высокая и худая с белыми волосами и голубыми глазами, как у куклы. В ней было коричневое платье в белую клетку и белый капор с лентами.
  - А что мне делать, если я её выкурю?
  - Завяжи знакомство. Я знаю, тебе в этом равных нет. Если не сможешь найти её, разузнай о ней в округе. Я хочу знать, кто это и что у неё за дела с миссис Фолькленд.
  - А что вы подозреваете, сэр?
  - Скорее всего, что-то не делающее чести миссис Фолькленд, иначе она бы этого не скрывала. Возможно, она встречалась с процентщиком. Возможно, у неё были affair de coeur44, а служанка была поверенной. Быть может, её шантажировали. И, конечно же, она могла договариваться об убийстве мужа. Вопрос в другом – зачем ей идти на такую встречу прямо под носом у Александра?
  
  
  Глава 9. Предчувствие скандала
  На Стрэнде Брокер был как дома. Ещё ребёнком он успел пожить во многих районах – в трущобах вроде Чик-Лейн или Севен-Дайлз, где его семья ютилась в одной-единственной комнате; притонах, где карманники-ученики постигали своё ремесло; ночлежках, где юные преступники и преступницы спали по десятку человек в одной кровати. Но работал он чаще всего на Стрэнде и в его окрестностях. Сюда люди всех сословий приходили за покупками, поглазеть на восковые фигуры или пятитонного слона в зверинце, что на Эксетерской бирже, или подцепить одну из прогуливавшихся по мостовой девиц с открытых шёлковых платьях и ярких капорах. Здесь у всех были толстые кошельки, за которыми никто особо не следил. Рай для карманника.
  Было восемь вечера, если верить часам на Сент-Клемент-Дейнз – одной из двух белых церквушек, так неуместно выглядевшими на людной улице. Лавки ещё работали в попытке сделать побольше денег, но пирожники уже продавали товар на полцены, припозднившиеся клерки в заношенных чёрных костюмах спешили домой, кофейни пустели, а пивные – наполнялись. По камням мостовой гремели экипажи, везущие театралов в Ковент-Гарден и Друри-Лейн.
  Брокер беспечно шагал по мостовой. Он знал привычки своих былых коллег, так что держал руки в карманах, сверху накрыв полами куртки, чтобы не оставлять и задние карманы без присмотра. Он прошёл мимо закусочных, откуда пахло жареным мясом, миновал мастерские портных, заваленные разноцветными тканями, и оставил позади человека в огромном ботинке, что таким образом зазывал купить ваксу. Наконец, он добрался до широких витрин «Хейтропа и сыновей», на которых было разложено множество полированных каминных решёток и приборов. Сразу за магазином был проход в Сигнетс-Корт.
  Туда он и отправился. Двор был таким же тесным и тёмным, как Брокер его помнил, с двумя зданиями из серого кирпича слева, двумя – справа, и одним в конце. Правда два дома – самый маленький и самый большой – были отремонтированы. Первый стоял по левую руку от входа во двор. На его окнах виднелись белые канифасные занавески, красно-синий тканы коврик у двери, а из трубы шёл дым. Самый же большой дом стоял по другую сторону двора, был тёмен и тих. Подойдя ближе, Брокер увидел табличку «Сдаётся» в одном из окон.
  Внезапно у него будто бы закололо в спине – шестое чувство подсказывало, что за ним следят. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как в окне маленького дома мелькнуло лицо. Это была немолодая женщина, что следила за ним из-за занавесом. Он подошёл к дверям и постучал.
  Ему открыла служанка, но явно не та, с которой виделась миссис Фолькленд. Эта девушка оказалась костлявой и некрасивой, с морковно-рыжими волосами и бельмом на одном глазу. Брокер заподозрил, что и крыша её держится весьма непрочно45.
  Он заговорил, медленно и отчётливо.
  - Я хотел бы говорить с твоей госпожой, если можно.
  Она тупо глядела на него своим здоровым глазом. Второй почти целиком был занят бельмом – от радужки осталась лишь пара карих искорок.
  Ковыляя и опираясь на трость, из глубин дома появилась старушка, которая следила за Брокером из окна.
  - Дай пройти, глупая девчонка! Не обращайте на неё внимания, молодой человек, она ни на что не годится. Ты ни на что не годишься, Бет, слышишь меня?
  В её голосе не было злости – он был даже ласков. Брокер решил, что тон – это всё, что эта девушка может понять.
  - Да’м, – бессмысленно кивнула она.
  Старуха уставилась на Брокера – немного беспокойно, но больше с любопытством. Это была полная, приличная женщина с широким лицом, ямочками на щеках и тремя подбородками. Она носила синее коленкоровое платье и белый чепец, похожий на купол собора святого Павла, убранный кружевами.
  - Вечер добрый, мэм, – поздоровался Брокер, снимая шляпу.
  - Добрый вечер, – его опрятная внешность и вежливость явно пришлись ей по душе.
  - Я видел, как вы исподтишка смотрите за мной – наверное, это правильно, ведь вы живете здесь одни и не ждали, что появится какой-то незнакомец…
  - О, да, именно так. Я не хотела показаться любопытной. Кроме нас с Бет тут никого нет, и я боюсь взломщиков.
  - Тогда не нужно говорить незнакомцам, что вы живете одни, – предложил Брокер. – Это именно те слова, что греют душу взломщика.
  - Я думаю, ты прав. Но ты кажешься приятным молодым человеком. Ты не хочешь зайти?
  - Я хотел бы спросить у вас кое-что, если можно.
  - О, тогда заходи! Я как раз садилась пить вечерний чай, и ты сможешь выпить со мной. У меня есть поджаренный сыр и крыжовниковое варенье и ещё – я не уверена, но может быть – маринованные грецкие орехи46.
  - Спасибо, мэм, мне бы очень хотелось.
  Она шустро заковыляла по коридору, Брокер последовал за ней. Они вошли в крошечную заднюю гостиную с потрескивающим камином, что испускал чуточку слишком много жара даже для прохладного вечера. Гости в этом доме явно бывали нечасто. Гостиная использовалась редко – поверх ковра лежали дешёвые зелёные коврики, на креслах – бурые полотняные чехлы, а на столах – бумажные салфетки. Запах затхлости, какой бывает от редко открываемых окон, смешивался с ароматом засушенных цветов в вазе. Два кота – белый и рыжевато-коричневый – развалились на коврике у камина.
  - Это Снежинка и Уголёк, – представила их старушка, – а я – миссис Уиллер.
  - Приятно познакомиться, мэм. Я Том Стоукс, – это было настоящее имя Брокера, под которым его никто не знал, потому оно неплохо служило хозяину псевдонимом.
  Пока он завоевывал дружбу котов, Бет принесла всё для чая, а миссис Уиллер разлила. Брокер сел напротив хозяйки и налёг на крыжовниковое варенье. Это было очень вкусным, о чём он немедленно сообщил.
  - А ты сладкоежка, – заметила миссис Уиллер.
  - Да, мэм, ещё какой.
  - Моя старшенькая – то есть, моя замужняя дочка, Милли – тоже была такой сладкоежкой, что ты и не представляешь. Я сказала ей, что к двадцати годам, у неё ни одного зуба не останется, и как она тогда найдёт себе мужа, хотела бы я знать? Но зря я волновалась – она вышла за торговца канцелярией из Холборна и теперь у неё три чудесных мальчика, а каждую пятницу я приезжаю к ней и гощу до субботы. Конечно, я беру с собой Бет – бедняжку нельзя оставлять одну. Хотела бы я, чтобы мистер Уиллер дожил до того, чтобы увидеть своих весёлых непосед-внуков. Он был перчаточником и держал лавку неподалёку. Когда он умер, я не захотела уезжать далеко, так что сняла этот домик – он тихий, и коты могут бегать, не боясь, что их затопчут лошади или будут дразнить ужасные мальчишки.
  - Здесь довольно уединённо, правда?
  - Раньше у меня была соседка – в том большом доме на той стороне двора. Но лучше бы её не было. О, прости Господи, ты же хотел меня о чём-то спросить, а я и забыла. Что ты хотел знать?
  Брокер как раз хотел бы узнать побольше о соседке и решил побыстрее вернуться к этой теме.
  - Я искал старую подругу моей мамы – свою крёстную. Мы давно ничего о ней не слышали, так что ма попросила узнать, всё ли с ней хорошо. Я подумал, что она живёт здесь, но прогадал.
  - Это верно, прогадал. Никто не живёт в Сигнетс-Корт уже больше года, кроме меня да миссис Десмонд – той женщины, о которой я только что говорила. Но она-то не может быть подругой твоей матери, я ручаюсь!
  - Правда, мэм?
  - Благослови нас Господь, не может. Слишком молода и не из того теста, чтобы быть чьей-то крёстной. Не то, чтобы я хорошо знала её или говорила с ней. Он так важничала, что никогда бы не стала тратить время на то, чтобы зайти к ней утром. И сама бы не приняла её, приди она ко мне – не с тем, что я знаю! Если она и правда миссис, я бы удивилась.
  - Похоже, она была не лучше, чем казалось, так ведь? – доверительно спросил Брокер.
  - Ну, конечно, я ничего точно не знаю – совсем ничего. Но я не слепая. Она приехала год назад, жила одна, если не считать служанки на все работы и мужчины, что частенько к ней приезжал, и всегда под вечер! Я так и не смогла хорошенько его рассмотреть – двор так плохо освещён. Я видела только его… как это… силуэт. Он был молодым – я поняла это по худощавой фигуре, осанке и походке. И одет он был как джентльмен. Так что я могу подумать, кроме самого худшего?
  - Выглядит и правда очень подозрительно, – признал Брокер.
  - И у неё никогда не было обычных гостей. Только торговцы – портнихи, галантерейщицы и обойщики. Как будто её не интересовало ничего, кроме красивой одежды на плечах и хорошей обстановки дома. И она никогда не ходила в церковь! О, жить рядом с такой особой было ужасно, мистер Стоукс. Я не могу сказать, как рада, что он уехала, – миссис Уиллер безутешно вздохнула.
  - Впрочем, её служанка ходила в церковь, – признала она. – Эта бедняжка была богобоязненной. Должно быть, она беспокоилась, не поступает ли дурно, работая у такой как миссис Десмонд. Быть может, поэтому она была такой тихой и пугливой, так мало говорила, и всегда молчком о своей хозяйке и её дружке-джентльмене. Я часто видела её во дворе и приглашала на чашку чая, но так никогда даже не останавливалась поговорить.
  Брокер решился проверить.
  - Думаю, я видел её разок – служанку, то есть. Я бывал тут раньше – кажется, первого апреля. – Именно тогда служанка привела миссис Фолькленд в Сигнетс-Корт, а мистер Кестрель думал, что это важно. – Она была белокурая и хорошенькая, да ведь?
  - Кто, служанка? Нет, совсем нет. Невзрачная и коренастая, и лет не меньше сорока.
  - А та девчонка, что я видел, была лёгкая и стройная, с голубыми глазами, белыми волосами и в коричневом платье в клетку и белом капоре с лентами.
  - Разве не любопытно! У Фанни, служанки, была именно такая одежда. Но белокурая и хорошенькая – такой была сама миссис Десмонд.
  - А вы думаете, она могла переодеться в платье своей служанки?
  - Господи, спаси нас! Зачем ей это делать? Хотя от неё можно ждать и такого. Как жаль, что я не знаю, чем она там занималась! Хотя я не хочу иметь с этим ничего общего, ты же понимаешь.
  - Конечно, понимаю.
  - Я просто подумала, что если кто-то вздумал переодеваться в своего слугу… тогда уважаемые люди должны следить за таким человеком, чтобы он не натворил чего-нибудь и не бросил тень на соседей.
  - Это правильно, – поощрил её Брокер. – Вы должны думать о своём районе.
  - Именно. Погоди-ка минутку – ты сказал, что был тут первого апреля? Эх, как так – это ведь была пятница, и я ездила к Милли. Какая жалость! Теперь-то мы никогда не узнаем, что да дьявольщину она замышляла, раз уж она уехала отсюда вместе с Фанни.
  - А когда она сбежала?
  - Чуть больше двух недель назад и очень внезапно. Просто улепетнула как-то вечером в пятницу. Я не видела, как она уходила.
  Кажется, всё, что делала эта миссис Десмонд, было приурочено к пятнице – единственному дню, когда её любопытная соседка уезжала. Миссис Уиллер явно была из тех старушек, которым по душе порядок в доме и неизменный распорядок дня. Её визиты к дочери и возвращение были совершенно предсказуемы, и миссис Десмонд наверняка быстро их запомнила.
  - Сначала я подумала, что она сдёрнула, чтобы не платить, – продолжала миссис Уиллер. – Её кавалер, должно быть, бросил её, и она бежала от долгов. Но приставов-то тут не было, так что, наверное, я неправа. И она будто не взяла ничего чужого – а от таких как она можно и этого ждать, а ведь дом был недурно обставлен. Но через несколько дней после её отъезда приходил человек от владельца дома и составлял опись – он сказал, что ничего не пропало.
  - А кто владелец дома? – как бы между прочим спросил Брокер.
  - Его зовут Джайлз Андерхилл, он из Клэпхэма. Раньше был банкиром, но теперь ушёл на покой и стал страшно ленив. Он позволял этим домам ветшать годами, и отремонтировал только мой и тот, где жила миссис Десмонд, и одному небу известно, когда он возьмётся за остальные.
  Брокер решил, что момент настал.
  - А вы никогда не видели миссис Десмонд в компании с ещё одной богатой девахой – настоящей леди то есть – высокой и с золотыми волосами, настоящей красоткой?
  - Господи, помилуй, нет! К миссис Десмонд не ездили респектабельные люди, – она понизила голос за заговорщического шёпота. – Она как-то приводила в свой дом молодых женщин. Уйдёт куда-то днём, а потом вернётся с хорошенькой девушкой, а под вечер придёт её дружок-джентльмен, а девушка уходит через несколько часов. И что я должна думать об этом, мистер Стоукс? Что вообще можно подумать?
  - А это всегда был один джентльмен?
  - Я уверена, что один. Я запомнила его силуэт и его шаги, хотя никогда не видела лицо.
  Стало быть, миссис Десмонд не была сводней – по крайней мере, не совсем обычной. Как будто она работала на одного определённого мужчину, которого не прельщали её чары. Господь свидетель, в этом районе было из кого выбрать – куртизанки, блистающие драгоценностями и экипажами, актриски, едва сводящие концы с концами между выступлениями, просто уличные девки, готовые на всё, что угодно за кружку джина. Но что общего с такими людьми могла иметь миссис Фолькленд? Быть может, она понравилась тому «дружку-джентльмену» миссис Десмонд, и он велел ей привести её сюда?
  Это могло бы объяснить, почему миссис Фолькленд так скрывала свой визит в Сигнетс-Корт. Приняла она или отвергла ухаживания этого человека, ей бы хотелось навсегда забыть этот эпизод. В конце концов, стоит людям узнать, что леди имела какое-то касательство к интрижке, как они сразу думают худшее. А если бы обо всём узнал мистер Фолькленд? В таких обстоятельствах джентльмены устраивают дуэли. Если поклонник миссис Фолькленд предвидел вызов, не мог ли он предотвратить дуэль, ударив первым и пораньше?
  
  
  
  Этим вечером в театре Джулиан удостоился большего внимания, чем актёры. Конечно, он привык, что на него пялятся. Приезжие тыкали в него пальцами, будто он был Карлтон-Хаусом или Тауэром. Новоиспеченные денди подмечали, сколько печаток он носит на цепочке для часов (никогда больше двух) и одобряет ли цветные шейные платки в сочетании с фраками (он не одобрял). Но никогда прежде он не получал столь восторженного, нервического внимания, особенно со стороны тех, кто в памятный вечер был гостями Александра Фолькленда. Джентльмены изучали его в монокли. Дамы шептались о нём, прикрываясь веерами. Джулиан смотрел на сцену, показывая, что принадлежит к тем редко бывающим в ложах чудакам, что приходят в театр посмотреть пьесу.
  Во время антракта он смешался с толпой в фойе, где обсудил с подругами таланты актёров, а с друзьями – лодыжки актрис. Он помог вывести перебравшего знакомого на свежий воздух, принёс лимонада и негуса дамам, что не решились пробиться в комнату с напитками через наводнивших театр уличных девиц. И он ни словом не упомянул убийство Александра Фолькленда. Сперва общество успокоилось, потом – разочаровалось, а потом – огорчилось. Когда антракт кончился, знакомые Александра начали подходить к Кестрелю и шепотом предполагать, что он, возможно, хотел бы поговорить с ними. «В самом деле?» – переспрашивал Джулиан, в своей знаменитой манере поднимая бровь, будто сомневаясь в том, что ему могут сообщить что-то ценное. Сдерживая эмоции, люди намекали на некие ужасные откровения, которыми могут поделиться. Будет ли Джулиан сегодня вечером у леди Гиллингэм? Хорошо… Они хотят с ним поговорить.
  Представление закончилось, и теперь все исполняли обязательный ритуал ожидания в фойе, пока экипажи, по одному или два подъезжали к дверям и забирали своих хозяев. В этот миг у локтя Джулиана раздался вкрадчивый голос.
  - Какой вы умный, мистер Кестрель!
  Он повернулся. Это была леди Антея Фитцджон одетая в великолепный пурпурный атлас и сверкающая бриллиантовыми серьгами на фоне блестящих чёрных локонов, обрамляющих лицо. Настоящие волосы женщины были собраны под напоминающий тюрбан головной убор, украшенный страусовыми перьями.
  - Моя дорогая леди Антея, ваши похвалы сокрушают меня.
  - Сокрушают? – её озорные чёрные глазки засмеялись. – О, определённо нет, мистер Кестрель! Не думаю, что вас сокрушил бы и полк драгун.
  - Что полк драгун в сравнении с вашей похвалой и улыбкой?
  - О, я люблю, когда молодые мужчины льстят мне. Конечно, это вздор, но приятный и безвредный – и куда менее разорительный чем карты и более подходящий для цвета лица, чем бокал мадеры. Я вечно жду, когда кто-то из вас, юных щеголей, женится на моих деньгах. Я ведь пугающе богата и веду такую респектабельную жизнь, что в свои годы заслужила небольшую радость и сердечные волнения. Вы не согласны?
  - Леди Антея, вы сделали меня счастливейшим человеком. Только назовите день, и я подам объявление в «Морнинг Пост».
  - Какой вы негодяй! – она засмеялась, отчего на её сухих, нарумяненных щеках появились морщины. – Как будто я откажусь от удовольствия изводить моих родственников неизвестностью – пусть гадают, что я сделаю со своими деньгами. Вы подадите на меня в суд на нарушенное обещание?
  - Как вы можете сомневаться в этом? Когда присяжные посмотрят на вас, они во мгновение ока поймут, что я потерял.
  - Дерзкое вы существо! Я позволю себе сказать, что прекрасно знаю, что и зачем вы делаете.
  - Прошу прощения?
  - Молчите и бросаете вокруг проницательные взгляды. Вы хотите свести нас с ума – тех, кто были на вечеринке у Фольклендов, я имею в виду. Мы же знаем, что вы взялись за то убийство и не можем веселиться, когда вы ходите рядом и подозреваете нас или считаете наши наблюдения ничего не стоящими.
  - Моя дорогая леди Антея, какое облегчение, что это кто-то, наконец, заметил. Я уже начал сомневаться в людской сообразительности. Я надеюсь, вы не прогоните меня?
  - И не увижу, как вы будете донимать всех моих дорогих друзей? Ни за что за свете! Напротив, я готова сыграть вам на руку…
  Её оборвал голос слуги:
  - Экипаж леди Антеи Фитцджон!
  - Какая досада! – воскликнула она, но спустя миг её лицо просветлело. – Вы поедете к леди Гиллингэм?
  - Да.
  - Прекрасно – и я тоже. Позвольте мне пригласить вас в свой экипаж. Там мы сможем говорить с глазу на глаз, – она вздохнула. – Если бы я была помоложе или вы постарше, какой бы разгорелся скандал!
  
  
  
  Снаружи было не протолкнуться. Джулиан и леди Антея сели в её экипаж, задёрнули занавески и приготовились к долгому разговору. Кестрель для начала спросил, что она думает об Александре.
  - О, я была о нём весьма высокого мнения! Он был самым приятным молодым человеком, из тех, что я знала, если не считать присутствующих. Так привлекателен и вежлив, так весел, всегда знал, когда говорить, а когда слушать. Никогда не шумел на публике, никогда не скучал, и никогда не давал скучать. И какой у него был прекрасный вкус! Его дом – настоящий шедевр. Я надеюсь, миссис Фолькленд не испортит его.
  - А вы думаете, это может произойти?
  Леди Антея доверительно к нему наклонилась.
  - Конечно же, все знали, что их дом был его творением. Всё, чего достигли Фолькленды – их вечеринки, популярность, всеобщее обожание – всё было его достижением. Да, супруга хороша собой. Но она – это просто проявление инстинкта коллекционера, что распространяется не только на вещи, но и на людей.
  - Так вы думаете, он выбрал себе жену так же, как обюссонский ковер – чтобы украсить дом?
  - Нет, не совсем так. У обюссонского ковра нет имения в Дорсете, что приносит десять тысяч фунтов в год.
  Джулиан не был уверен, насколько серьёзно стоит воспринимать эти слова. Он знал, с какой злобой леди Антея относится к жёнам тех молодых людей, что ей нравятся.
  - Вы не думали, что он мог любить свою супругу именно настолько, насколько это выглядит со стороны?
  - Я думаю, что она наскучила ему до безумия. Что ей было интересно, кроме лошадей? В душе она оставалась всего лишь деревенской мисс, а он был высокообразованным молодым человеком со множеством интересов.
  - Расскажите мне о его последней вечеринке. Он был у вас на виду?
  - Я видела его достаточно часто. Вы же помните, как он всегда старался быть повсюду. Но у нас не было возможности поговорить tête-à-tête47.
  - Вы знали, что у него была встреча с камеристкой миссис Фолькленд?
  - О, небеса! Я слышала, что её служанка – сорокалетняя старая дева с мышцами, как у рабочего. Вы же не хотите сказать, что она строила ему глазки?
  - Нет, едва ли. Но он будто бы был неприятно потрясён, когда она позвала его, чтобы поговорить.
  - Должно быть, беспокоился за жену. Она ведь ушла к себе, сказав, что у неё болит голова. Как любопытно, что она так приболела! Когда вечер начинался, она выглядела совершенно здоровой.
  - Мне говорили, что вы с достойным беспокойством расспрашивали о ней.
  - О, ну что же, будем откровенны. Я уверена в том, что тогда произошло. Александр с женой поссорились, вот она и ушла. Или у того ужасного мальчишки, её брата, случился припадок или что-то ещё. Но я думаю, что ссора намного вероятнее.
  - Вы по-прежнему так думаете?
  - Если я скажу «да», вы решите, что я обвиняю дорогую миссис Фолькленд в убийстве мужа. Так что я этого не скажу, – она лукаво улыбнулась.
  - Когда Фолькленд ушёл с праздника, вы расспрашивали Клэра о том, куда он пошёл и что делает. Почему?
  - Мой дорогой мистер Кестрель, потому что я думала, что он знает. Они с Александром были близкими друзьями, так что и подумать не могла, отчего бедный мистер Клэр так сбит с толку и слова не выговорит. Александра не было очень долго – конечно, теперь мы знаем, почему – но тогда это было крайне загадочно. Дом превращался в готический замок, где пропадают люди – сперва хозяйка, а потом и хозяин.
  «Ещё один свидетель, который не беспокоится о том, что у него нет алиби», – подумал Джулиан – леди Антея, как и большинство гостей, не смогла точно объяснить и подтвердить, где была между без десяти полночь и четвертью первого. – Вы видели Дэвида Адамса?
  - О, да. Он выглядел таким мрачным и опасным. Мне он всегда напоминал пирата. Из него вышел бы прекрасный злодей.
  - Вы думаете, что это слишком очевидный козёл отпущения, чтобы быть настоящим убийцей?
  - О, не поймите меня неправильно. Я ни на миг не верю, что это он убил Александра. Ударить человека кочергой – такие преступления не для него. Ему бы больше понравилось расправиться с врагом по-другому – лучше всего, разорить. Нет, кто бы не убил Александра, он был слаб, но умён; у него была хитрость, и жаркая ненависть. Да, мистер Кестрель – это сделала женщина.
  
  
  
  Когда Джулиан вернулся от леди Гиллингэм, почти пробило три часа утра. Интересного он узнал немного, но вовсе не потому что друзья Александра были молчаливы. Скорее они были слишком щедры на воспоминания и чересчур склонны раздувать мелкие события в знамения грядущего преступления. А любой, кто был известен завистью или неприязнью к Фолькленду, конечно пытался доказать, что любил Александра и никогда не желал ему зла. Кроме того, хватало пустых обвинений – особенно в сторону Дэвида Адамса. Как Джулиан предполагал, многие знакомые Александра были недовольны тем, что он навязал им общество этого коммерсанта и теперь говорили, что он поплатился за то, что якшался с торговцем и евреем.
  Рассказ Брокера о беседе с миссис Уиллер сулил больше. Похоже, загадочная служанка, с которой встречалась миссис Фолькленд, была миссис Десмонд, переодевшейся в платье горничной. Но что у неё были за дела с миссис Фолькленд? Если они встречались по какому-то незаконному делу, почему миссис Фолькленд выбрала день, когда с ней будет муж, от которого придётся избавляться под надуманным предлогом? Ведь эта встреча была запланированной – откуда иначе миссис Десмонд знать, что миссис Фолькленд будет в тот час на Стрэнде недалеко от Сигнетс-Корт? Быть может, миссис Фолькленд собиралась ехать одна, но в последний миг Александр предложил отправиться с ней, а она не решилась отказать?
  Нужно найти миссис Десмонд и её служанку. Утром Джулиан напишет об этом Вэнсу. Сейчас Кестрелю хотелось только лечь и заснуть, но что-то не давало ему покоя. Нужно составить календарь – последовательность будто бы несвязанных событий, что привели к смерти Александра. Он не сможет заснуть, пока не сделает это – на бумаге всё будет выглядеть логично. Джулиан знал, что слишком устал для размышлений, но не сомкнёт глаз, пока не обдумает все собранные сведения.
  Он сменил фрак и жилет на домашний халат. Брокер подал кофе, сдобренный бренди – Джулиан любил этот напиток не только за вкус, но и за освежающее воздействие на голову – одновременно успокаивающее и стимулирующее. Он отпустил Брокера спать, а сам с испускающей пар чашкой отправился в кабинет. Там, закатав манжеты, чтобы не испачкать их чернилами, Кестрель записал:
  
  
  Хронология событий, приведших к убийству Александра
  Март 1825-го
  Два вложения Александра в южноамериканские шахты принесли убытки.
  Миссис Фолькленд настаивает на том, чтобы отправить Юджина в школу. Александр отказывает, ссылаясь на какие-то причины.
  
  1 апреля, пятница
  Александр и миссис Фолькленд едут в лавку скобяных изделий на Стрэнде. К ним подходит миссис Десмонд, переодетая служанкой. Они говорят, Александр уезжает на экипаже, сказав кучеру и Люку, что миссис Фолькленд собирается навестить больную подругу. Миссис Фолькленд идёт с миссис Десмонд в Сигнетс-Корт. Люк сказал, что она вернулась домой через три часа. Люк и миссис Фолькленд явно что-то скрывают об этом случае.
  
  2 апреля, суббота
  Александр записывает в учётной книге, что Адамс простил его векселя.
  Миссис Фолькленд и Александр говорят Юджину, что он вернётся к школу в Хэрроу через две недели. Юджин обвинят сестру в том, что она хочет от него избавиться и ищет защиты у Александра. То отвечает, что обязан уважать желания миссис Фолькленд.
  
  Первая половина апреля
  Юджин почти не разговаривает с сестрой, которая явно тяжело переживает это.
  
  Ночь с 15 апреля, пятницы на 16 апреля, субботу
  
  
  Тут кончик пера раскололся, оставив на листе кляксу в форме звезды. Очиняя перо заново, Джулиан подумал о событиях ночи пятнадцатого апреля. События было три, и соседство застало его врасплох. Могут ли они иметь друг к другу какое-то отношение?
  
  
  Миссис Десмонд и её служанка пропадают из Сигнетс-Корт.
  Юджин проводит всю ночь под дождём.
  Убийство на кирпичном заводе.
  
  
  Он пристально смотрел на этот список. Какая может быть связь? Первые два события произошли в Лондоне, последнее – рядом с Хэмпстедом, но Хэмпстед всего в четырёх милях от столицы. Хорошая лошадь преодолеет это расстояние за полчаса, особенно ночью, когда на дорогах никого нет. Но какие из этого можно сделать выводы? Юджин – убийца с кирпичного завода? А миссис Десмонд или её служанка – жертвы?
  Кестрель завершил свою летопись:
  
  
  Ночь с 22 апреля, пятницы, на 23 апреля, субботу
  Александр убит.
  
  
  1 мая, воскресенье
  Я встречаюсь с сэром Малькольмом на могиле Александра и соглашаюсь принять участие в расследовании.
  
  
  Джулиан промокнул бумагу, затем откинулся на спинку стула и закрыл глаза, пытаясь всё обдумать. Мысленно он вернулся на церковный двор в Хэмпстеде и отправился к могиле Александра. Деревья нависали над ним, плющ оплетал ноги, тропинки путались и сворачивались в чудовищные узлы. Наконец, он увидел вперед могилу, залитую солнечным светом, как в тот день, когда он встретился тут с сэром Малькольмом. Но этот свет был белым и холодным, и чем ближе Джулиан подходил к могиле, тем яснее становилось, что его ждёт вовсе не сэр Малькольм. Это оказался Александр – он был одет во фрак и вёл себя весело и непринуждённо.
  - Никто не может узнать меня, – объяснил он улыбаясь, – потому что у меня почти не осталось лица.
  Джулиан проснулся. Огонь уже потух, свеча сгорела, а за окном начинался холодный, серый рассвет. Он отправился в кровать.
  
  
  Глава 10. Не забывай свою сестру
  Утром прибыл посланец от Вэнса и принёс бумаги по Убийству на кирпичном заводе. Джулиан отправил в ответ письмо, где благодарил, кратко рассказывал, что Брокер узнал от миссис Уиллер, и просил разыскать Джайлза Андерхилла, владевшего Сигнетс-Корт, и расспросить его о миссис Десмонд.
  Читать доклады об Убийстве на кирпичном заводе за завтраком оказалось пренеприятно. Жертву нашли около восьми утра утром шестнадцатого апреля. Считается, что к тому времени она была мертва около шести часов. Убитая лежала на спине, её одежда, волосы и то, что осталось от лица, были сплошь покрыты жидкой, глинистой грязью. Никаких следов борьбы. Жертва будто бы не сопротивлялась, когда ей разбивали лицо – быть может, она была пьяна или без сознания. Определить, кем была убитая, казалось невозможным. Ей можно было дать от сорока до сорока пяти лет. В ней пять футов и пять дюймов росту, она коренастого телосложения, с сединой в каштановых волосах. На женщине было простое, тёмно-жёлтое платье, дешёвые ботинки и шерстяные чулки.
  Дознание окончилось вердиктом: «Преднамеренное убийство, совершенное неизвестным лицом или группой лиц». Дальнейшее расследование не принесло плодов, а весть о гибели Александра Фолькленда заставила всех забыть об расправе на кирпичном заводе. Джулиан не мог не сравнить исступлённую охоту за убийцей Александра и поверхностное расследование, которого удостоилась убитая на заводе. Конечно, это было неизбежно – первый был любимцем beau monde, а вторая жертва – никем, и её смерть окажется важной лишь для рабочих, которым придёт в голову попасть на заброшенный кирпичный завод тёмной ночью. Никто не свяжет эти два преступления. Да и почему их связывать? Что общего может быть у изуродованной, никому неизвестной женщины с убитым в цвете многообещающей молодости Александром Фольклендом, что был люб всем мыслимым богам?
  Кроме, конечно, того, что оба преступления были совершены в Хэмпстеде. Кроме того, что их разделяет всего неделя, и оба раза жертва получила смертельный удар предметом, что подвернулся убийце под руку – кусок кирпича на кирпичном заводе и кочерга в кабинете Александра. Совпадение? Возможно. Но если это не так, значит уже в третий раз в своей карьере Джулиану придётся узнать, кем была неизвестная убитая женщина, и понять, кому могла понадобиться её смерть.
  
  
  
  Из окна наёмного экипажа Джулиан смотрел на судейский Лондон в разгар семестра. Солиситоры в чёрном с туго свёрнутыми зонтами и синими сумками шёпотом переговаривались с клиентами. Перепачканные чернилами клерки носились туда-сюда с документами, заверенными грозными печатями, или горбатились за столами у тусклых окон. Даже местные лавочники были винтиками в машине правосудия: здесь продавали книги, мантии, бумагу, перья и чернила.
  Джулиан доехал до Кэри-стрит, где начинался Линкольнз-Инн. Скверно одетые джентльмены в грязных шейных платках и залатанных ботинках, шаркая ногами, уступали ему дорогу; по-видимому, они направлялись в суд по делам несостоятельных должников, что был дальше по улице. Он миновал несколько ворот и попросил привратника указать ему, где в Серлс-Корт живёт Квентин Клэр.
  Серлс-Корт оказался аккуратной посыпанной гравием площадью с фонтаном и крохотной часовой башней в центре. С трёх сторон её окружали ряды симпатичных домов из коричневого кирпича; четвёртая позволяла видеть раскинувшиеся с внешней стороны сады. Джулиан поднялся по скрипящей деревянной лестнице дома номер 5, нашёл дверь, возле которой висела табличка с именем Клэра и постучал.
  Открылась дверь напротив, и из-за неё выглянул тщедушный клерк в зелёных очках.
  - Мистер Джулиан Кестрель?
  - Да.
  - Он ожидает вас. Он просил сказать вам, что его сейчас отвлекли, но он скоро вернётся. Входите, если желаете – мистер Клэр не будет возражать.
  Джулиан нисколько не огорчился тем, что ему представилась возможность без свидетелей осмотреть комнаты Клэра. Он поблагодарил клерка и вошёл.
  Жилище Клэра состояло из гостиной и спальни. Гостиная была скудно, но удобно обставлена и привлекала внимание лишь колоссальным количеством книг. Они стояли на каждой полке, над камином, на подоконниках и громоздились рядами вдоль стен. Большинство были зачитанными, у некоторых – разошедшиеся переплёты со следами любовной склейки или сшивки. Джулиан открыл несколько томов, и обнаружил, что многие высказывания подчёркнуты, а на полях оставлены заметки лёгким аккуратным почерком.
  Неудивительно, что видное место занимали труды по юриспруденции – «Истолкование английских законов» Блэкстона, грозный трактат «Принципы защиты»48, а также множество томов, посвящённых процессам, доказательствам и уголовному праву. Но рядом с ними стояли творения политических экономистов – Смита, Рикардо и Мальтуса; историков – от Геродота и Ливия до Гиббона и Гизо; античных философов и их современных коллег – Гегеля (на немецком) и Сен-Симона (на французском). Консервативные политические мыслители, в духе Берка и Локка теснились на полках рядом с утилитаристом Бентамом, евангелистом Уилберфорсом, радикалами Годвином и Пейном. Также здесь хватало поэтических и драматургических произведений иных авторов на многих языках, живых и мёртвых.
  Определённо Клэр был учёным в куда большей степени, чем требовалось для барристера, или, чем он давал понять при разговоре. Возможно, в этом и крылась загадка его дружбы с Александром, что удивляла других приятелей Фолькленда. Быть может, Клэра привлёк ум Александра – та его сторона, что проглатывала книги по праву и политической экономии, писала пространные философские письма отцу и беспокоилась о положении заводских рабочих.
  Одна книга особенно привлекла внимание Джулиана – «В защиту прав женщин» Мэри Уолстонкрафт. Он прочёл её несколько лет назад, в Париже, в подпольном переводе на французский49 – вернувшиеся на трон Бурбоны не одобряли столь революционных трудов. В Англии книга не была запрещена, но ни одна респектабельная женщина не стала бы читать её, а большинство мужчин считали скандальной чепухой.
  Джулиан взял книгу и перевернул несколько страниц. Переплёт был уже потёртым, а страницы – такими хрупкими, что их сложно было листать, не повреждая. Как и другие тома, этот имел пометки на полях, но сделаны они были другим почерком – ловким, уверенным, стремительным. Одно предложение было обведено синими чернилами и окружено восклицательными знаками:
  
  
  «Я испытываю любовь к мужчине, как к равному себе. Но для меня не существует его верховенства, законного или узурпированного, разве только ум его внушает почтительность. Но и тогда я преклонюсь перед его разумом, не перед самим мужчиной».
  
  
  А под ещё одной мыслью было той же рукой начертано: «Да! Да! Да!»
  
  
  «…если бы к лелеемому, в подчас и внушаемому девочкам страху относились так же, как к трусости у мальчиков, вскоре мы бы увидели женщин с более достойных сторон. Тогда их нельзя было бы с тем же приличием нарекать милыми цветами, что улыбаются торящим свой путь мужчинам; они бы стали уважаемыми членами общества и выполняли бы свои обязанности, руководствуясь светом собственного ума. «Попробуйте воспитывать их как мужчин, – сказал Руссо, – чем больше они захотят походить на них, тем менее будут ими управлять»50Того же мнения придерживаюсь и я. Я не хочу, чтобы женщины властвовали над мужчинами – им нужно властвовать над самими собой».51
  
  
  Когда Джулиан закрывал книгу, он заметил за форзаце надпись синими чернилами.
  
  
  Мой дражайший Квентин
  Я хочу, чтобы у тебя была моя самая любимая книга, чтобы, когда бы будешь читать, писать и размышлять о правах мужчин, ты не забывал бы о бесправности женщин – тысяч людских душ, у которых нет ни голоса в парламенте, ни защиты законом. Но прежде всего, не забывай свою сестру, что любит тебя больше всего на свете.
  Верити
  
  
  - Мистер Кестрель, – позвал тихий, чуть хриплый голос.
  Джулиан повернулся.
  - Доброе утро, мистер Клэр.
  Клэр собрался заговорить – но увидел книгу в руке у Джулиана. Его глаза расширились, а слова замерли на губах.
  - Я прощу прощения, что снял её с полки, – легко заговорил Кестрель, будто бы не замечая замешательства хозяина. – Эту книгу не так часто увидишь, с её-то репутацией. Я не мог сопротивляться искушению. Надеюсь, вас не оскорбит то, что я прочитал посвящение на форзаце?
  - Совсем нет, всё в порядке.
  - Я и не знал, что у вас есть сестра.
  - Она… она живёт не в Лондоне.
  - Мне жаль слышать это. Я бы хотел с ней познакомиться. Кажется, это выдающаяся женщина.
  - Да… Она такова.
  - А где она живёт?
  - В Сомерсете, с нашим двоюродным дедом. Простите, что заставил вас ждать… Меня надолго отвлекли. Пожалуйста, садитесь.
  - Благодарю вас.
  - Я боюсь, мне нечего предложить вам выпить. Я могу послать в трактир…
  - Не нужно об этом беспокоиться.
  - О. Спасибо. Я хотел сказать… – кажется, Клэр сам не знал, что хотел сказать. Он повесил шляпу на крючок, сел напротив Джулиана и сцепил руки в замок.
  Это был человек немного за двадцать, с узким, бледным лицом и белыми, прямыми волосами, а чёлка то и дело закрывала глаза. То были красивые глаза – серые и серьёзные – и они же оставались единственной привлекательной чертой во внешности Клэра. Он был тощ и хрупок. Чтобы скрыть такое телосложение молодой человек носил мешковатую, плохо сидящую одежду – чёрный сюртук и брюки, тёмно-жёлтый жилет и белый шейный платок, плотно обмотанный вокруг шеи. Джулиан, привыкший немало узнавать о людях, просто видя, как они одеваются, заметил, что костюм мистера Клэра был уместен, удобен, но лишён стиля.
  - Сперва я хотел бы поблагодарить вас за то, что с такой готовностью согласились со мной встретиться, – сказал Джулиан. – Вы сильно облегчаете мне задачу. Я намеревался задать вам несколько вопросов о вечере убийства и ваших отношениях с Александром Фольклендом.
  Клэр заерзал.
  - А при чём тут мои отношения с ним?
  - Не более, чем фон для всей истории. Как вы познакомились?
  - Мы оба учимся здесь. Он не жил в Инн, ведь был женат, но должен был обедать здесь определённое число раз в срок – семестр, как мы его называем. Мы обедали в одном зале.
  - Когда вы познакомились?
  - Чуть меньше года назад, когда Фолькленд только поступил сюда.
  - А вы уже здесь учились?
  - Да. Я начал с прошлого семестра.
  - Как вы подружились?
  Клэр отвёл взгляд, откидывая со лба непослушные волосы.
  - В прошлом году, в пасхальном семестре, я был на обеде и почувствовал себя дурно. Думаю, я съел испортившуюся устрицу. Фолькленд предложил мне проводить меня до моей комнаты. Я попытался переубедить его, потому что правила гласят, что покинувший зал до того, как прозвучит последняя молитва, не считается вообще присутствовавшим на этом обеде, так что я просил Фолькленда не жертвовать этим днём из-за меня. Но он настаивал, а мне было слишком дурно, чтобы отговаривать его дальше. Потом, – Клэр сделал паузу и начал осторожно подбирать слова. – Мы стали ближе. Он стал приходить ко мне в комнату, а – на его вечеринки. Он был достаточно добр, чтобы представить меня своим друзьям.
  - О чём вы говорили?
  - О том, чего вы и ожидаете. О применении законов, процессах, которые видели, светских приёмах.
  - Что вы видели в Александре?
  - Что вы имеете в виду?
  - Почему он вам нравился? Почему вы решили стать его другом?
  - Я думаю, это он решил стать моим другом.
  - Почему?
  Клэр помешкал, а потом тихо сказал, уставившись в пол:
  - Я не знаю.
  - Позвольте мне говорить с вами открыто, мистер Клэр. Самое загадочное, что есть в этом преступлении – это сам Александр. Я очень многого в нём не понимаю. Но я думаю, что вы знали его очень хорошо – лучше отца, быть может, даже лучше его жены. Боюсь, я обеспокоил вас?
  Клэр вскочил, закрывая потемневшие глаза рукой.
  - Это… очень больно… очень трудно…
  - Он был так дорог вам?
  Клэр спрятал лицо в ладонях.
  Джулиан дал ему несколько секунд. Когда молодой юрист поднял голову, его лицо покрывала краска, но в глазах не было слёз.
  - Простите. Пожалуйста, продолжайте. Вы сказали, что по-вашему, я знал Фолькленда лучше его близких. Я надеюсь, вы ошибаетесь. Мне было бы горько думать, что я захватил столь много его доверия.
  Повисло молчание. Затем Джулиан спросил:
  - Вы часто смотрите на часы?
  - Я… так не думаю. – Клэр явно был удивлён.
  - В ваших показаниях для Боу-стрит вы указали, что покинули вечеринку и вышли в холл подышать воздухом в двадцать пять минут двенадцатого. Позже вспомнили, что в двадцать минут первого вы спустились на первый этаж и увидели свет в кабинете. Почему вы постоянно следили за временем?
  - Потому что я собирался уйти домой после того, как в час подадут ужин, и хотел узнать, долго ли ещё.
  - Почему вы хотели уйти домой в час?
  - Потому что уйти раньше было бы невежливо, – Клэр поднялся и принялся помешивать угли в камине. – Я не люблю вечеринок. На них я чувствую себя не в своей тарелке.
  - Но вы бывали на многих приёмах, что давал Александр.
  - Он просил меня приходить.
  - А вы привыкли делать всё, о чём вас просят?
  Рука Клэра вздрогнула, отчего кочерга ударилась по каминной решётке.
  - Нет.
  Спустя миг он добавил более уверенно:
  - Он хотел, чтобы я приходил. Он очень гордился своими приёмами. И считал, что знакомиться там с важными людьми – это в моих интересах. Боюсь, что я не очень хорошо пользовался такой возможностью. Я никогда не знал, как себя подать и что сказать в компании.
  - Когда вы в первый раз покинули остальных гостей, вы наблюдали разговор между Фольклендом и камеристкой его жены, Мартой. Она сказала, что миссис Фолькленд не вернётся к гостям этим вечером. Вы упомянули, что Александр тогда выглядел странно.
  - Да. Потрясённым, обескураженным. Я не знаю, почему.
  - Вы уверены, что Марта не сказала хозяину ничего ещё?
  - Совершенно уверен.
  - Вы сказали, что Дэвид Абрамс, что стоял за спиной у Фолькленда, недобро посмотрел на него, когда Марта ушла. Я ведь не ошибся, вы употребили именно это слово?
  - Кажется, да.
  - Вы должны понимать, что если Адамс был зол на Фолькленда тем вечером, это говорит против него.
  Клэр снова отбросил волосы со лба.
  - Я не хочу обвинять мистера Адамса. Я едва знаю его. Я лишь говорю, что видел.
  - Потом Адамс вернулся в гостиную, а Фолькленд подошёл к вам, взял под руку и повёл туда же. Стало быть, на краткий промежуток времени вы и он оставались в холле одни?
  - Да.
  - Он сказал что-нибудь, из чего следовало, что он собирается пойти в кабинет?
  - Нет.
  - Вы уверены?
  Клэр впервые начал выказывать нетерпение.
  - В свете того, что случилось позже, я ничего не смог бы забыть, даже если бы захотел.
  - Он говорил вам, что собирается пойти наверх, к жене?
  - Он не говорил ничего такого лично мне. Когда мы вернулись в гостиную, он объявил об этом всем.
  - Леди Антея думает, что Фолькленды поссорились, и именно поэтому миссис Фолькленд ушла к себе.
  - Да, она намекала на это и мне.
  - Если я не ошибаюсь, она следовала за вами и пыталась вытянуть из вас что-нибудь интересное.
  - Да. Вот почему я спустился вниз – чтобы избежать её вопросов и предположений.
  - А что вы скажете о её идее? Мог Фолькленд поссориться с супругой?
  - Я не знаю.
  - Он бы сказал вам о такой ссоре?
  - Скорее всего, нет. Он редко говорил мне о миссис Фолькленд.
  - Леди Антея сказала мне, что по её мнению, преступление совершила женщина.
  Клэр поморщился.
  - У вас есть своя теория? – спросил Джулиан.
  - Нет.
  - А если бы она была, вы бы поделились ей со мной?
  - Это бы от многого зависело, – Клэр принялся ходить взад и вперёд возле камина. – Я не думаю, что теория ценна сама по себе, если не подкреплена твёрдыми доказательствами. Я хотел бы иметь их прежде, чем обвинять кого-то в убийстве. Такое обвинение легко выходит из-под контроля. Клеймо убийцы намного легче поставить, чем смыть.
  Джулиан вздрогнул – сперва от удивления, потом от любопытства. Может ли быть...? Нет, нет, это возмутительно… Но принесло бы ответы на многие вопросы – или скорее открыло бы, что большинство вопросов были неверными.
  Он выбросил идею из головы. Такому нужны доказательства.
  - Итак, вы нашли тело Фолькленда.
  - Да, – Клэр перестал ходить и застыл на месте.
  - О чём вы тогда думали?
  - Я испытал ужас. Неверие. Отвращение. Он выглядел ужасно. Ему самому бы не понравилось быть чем-то ужасным. Но я считаю, что думал обо всём это потом. Тогда я почти не мог рассуждать. Я лишь знал, что должен сделать что-то, позвать кого-то. Так что я нашёл дворецкого с лакеем и привёл их в кабинет.
  - Вы выказали ясное состояние ума, когда велели им ничего не трогать.
  - Да, вероятно. Я не уверен, почему сказал это. Наверное, читал о таком в газетах.
  Он успокоился и снова сел. Джулиан отметил про себя, что Клэр явно не хочет вспоминать убийство, но охотнее говорит о нём, чем о своих отношениях с Александром. Похоже, одни темы предпочтительнее других.
  - Александр встречался когда-нибудь с вашей сестрой?
  Клэр вздрогнул.
  - Нет, я так не думаю.
  - Кажется, вы не уверены.
  - Я уверен. Я хочу сказать, что Верити бы обязательно упомянула об этом, особенно после его убийства.
  - Она часто пишет вам?
  - Нет, – он резко стал, отчего его стул скрипнул. – Нет, сейчас нет. Могу я спросить… Какое отношение ко всему этому имеет моя сестра?
  - Насколько мне известно – никакого. Но вы как будто не хотите говорить о ней, а в расследовании убийства всё, о чем люди не хотят говорить, становится безумно интересным. По-настоящему умный убийца будет разливаться соловьем даже о том, что скорее всего выдаст его. Так он надёжно оградит себя от подозрений.
  - Мое нежелание обсуждать сестру вызвано тем, что она не имеет никакого отношения к убийству Фолькленда. Видите ли, она… она не очень счастлива. Вы могли понять это по книге, – он махнул рукой на труд Уолстонкрафт. – У неё были не самые обычные взгляды на права женщин и их роль в обществе. Она недовольна тем, что есть, не хочет выйти замуж и остепениться. Я беспокоюсь за неё, но кажется ничего не могу сделать. Я отвечаю за неё. Наши родители давно умерли. У Верити нет другой семьи кроме меня и двоюродного деда, что был нашим опекуном.
  - Вы сказали, что она живёт с ним в Сомерсете?
  - Да, – Клэр отвёл взгляд и подошёл к камину, на который опёрся рукой и уставился в огонь.
  Джулиан подошёл к нему и положил руку на плечо, что мгновенно напряглось.
  - Чего вы боитесь, мистер Клэр?
  - Я не боюсь.
  - Вы очень молоды, а сейчас несёте тяжкое бремя. Вам нужен тот, кому можно довериться.
  - Пожалуйста…
  - Каким бы не было это бремя, оно слишком тяжело для одного. Позвольте мне помочь…
  - Нет! – Клэр резко повернулся к нему. – Вы… вы не знаете, о чём говорите. Никто не может помочь мне… – его голос сорвался, как у мальчишки. Он с трудом сглотнул и скрестил руки на груди. – Больше мне нечего вам сказать. Я не убивал Фолькленда. Я не знаю, кто его убил. Хотел бы я…
  - Чего?
  - Никогда с ним не встречаться. Никогда не бывать в его доме. Вот что я имел в виду, когда сказал, что вы не можете помочь мне. Если только вы не умеете оборачивать время вспять.
  - Я надеюсь, вы всё же измените своё мнение и доверитесь мне, наслаждаясь возможностью сделать это добровольно, - Джулиан надел шляпу и, после секундной паузы, взял книгу Уолстонкрафт. – Могу я одолжить её? Я знаю, что это подарок вашей сестры, так что буду бережно с ней обращаться.
  - Зачем она вам?
  - Я думаю, что у неё есть, что сказать мне. Если же нет, я узнаю много нового о правах женщин. Не думаю, что ваша сестра будет возражать.
  - Я не думаю, что она будет возражать против того, чтобы кто угодно узнал много нового об этом, – вздохнул Клэр. – Конечно, берите, если хотите.
  - Спасибо.
  Джулиан покинул Клэра, гадая, может ли книга что-то сказать ему. Эта Верити Клэр важна, в этом нет сомнений. Клэр явно боялся за неё. Возможно, он не лгал, когда говорил, что сестра незнакома с Александром; и её явно не было на вечеринке, когда его убили. Но оставалась вероятность, что Александр встречался в своём доме с неизвестным. С гипотетическим Джоном Ноуксом – который мог оказаться и Джейн.
  
  Глава 11. Рискованное пари
  Верный своей политике «чаще появляться на людях и позволять высшему свету снабжать его сведениями» Джулиан поехал в клуб «Уайтс». В гостиной он встретил группу молодых людей с книжками, в которые записывали условия пари. Лондонские beaux52 заключали пари и делали ставки на что угодно – не только на скачки, кулачные бои и крикетные матчи, но и на всё, что не имеет точного исхода – выборы, любовные интрижки, болезни. Когда ставить было не на что, пари просто выдумывали, и чем абсурднее, тем лучше. Один юный лорд недавно проиграл две сотни фунтов, поставив их на то, что сможет пропрыгать всю Сейт-Джеймс-стрит на одной ноге быстрее, чем его друг вслух прочитает страницу из «Морнинг Пост».
  Увидев Джулиана, они резко замолчали и принялись бросать на него взгляды. Нетрудно было догадаться, о чём заключают пари. Кестрель подошёл к ним.
  - Итак, джентльмены, какие по-вашему, у меня шансы?
  Они переглянулись – одни развеселившись, другие взволнованно. Наконец, один из них заговорил.
  - Я поставил сотню фунтов на то, что вы разгадаете убийство Фолькленда за две недели.
  - Всего сотню? – Джулиан изогнул бровь. – Я бы поставил на себя пятьсот, если бы кто-то принял такую ставку.
  - Я принимаю пари, – это был Оливер де Витт, денди, что недавно сделал себя соперником Джулиана. То был морщинистый молодой человек с узким, патрицианским лицом и длинным носом, будто бы созданным для того, чтобы хозяин его то задирал, то вешал.
  - Я бы не стал, будь я на вашем месте, де Витт, – со смехом предупредил один из членов клуба. – В конце концов, все карты у Кестреля. Он один знает, что уже разузнал об убийстве Фолькленда, и когда выложит козыри на стол.
  - Я не верю, что Кестрель нашёл что-то важное, – холодно ответил де Витт. – Насколько я понимаю, ищейки с Боу-стрит несколько дней ничего не могли поделать с этим преступлением. Нет никаких доказательств и ни soupçon53 на мотив.
  - Как замечательно, что вы так много знаете, – подивился Джулиан. – Нет ли вероятности, что это вы убили Фолькленда?
  - Вынужден напомнить вам, что меня не было на той вечеринке.
  - Это верно, – признал Джулиан, – я и забыл, насколько избранное там собиралось общество.
  Де Витт впился в собеседника взглядом.
  - Мистер Кестрель, я буду счастлив принять пари, но с одним изменением. Я ставлю пятьсот фунтов против того, чтобы вы сумеете разгадать дело Фолькленда, но не за две недели, а за семь дней.
  - Принимаю, – быстро согласился Джулиан.
  Они записали своё пари в книжки – убийство должно быть раскрыто к полудню вторника, десятого мая. Присутствующие немедленно разразились шквалом собственных ставок.
  От толпы незаметно отделился Феликс Пойнтер и взял Джулиана под руку.
  - Мой дорогой друг, я очень хочу поговорить с вами. Пойдёмте в кофейную.
  Феликс был ровесником Джулиана и сыном пэра из унылых северо-восточных графств. Джулиан подозревал, что серые, однообразные пейзажи родных мест повлияли на вкус Пойнтера в одежде – а этому вкусу требовалось хоть какое-то оправдание. Сегодня Феликс носил канареечно-жёлтый фрак, белые брюки и два жилета – нижний был пошит из алого атласа, а верхний пестрел чёрно-белыми полосками. Шейный платок был вишнёвого цвета с индийским узором из сине-жёлтых цветов. С цепочки для часов свисала пригоршня золотых печатей в виде шахматных фигур. У Пойнтера была стройная фигура и волнистые каштановые волосы, обычно страшно взъерошенные.
  Молодые люди неторопливо вошли в кофейную комнату и сели за угловой столик. Официант принёс им кофе, печенье и только что проглаженные газеты. Феликс отодвинул последние в сторону, чтобы чернила за запачкали его перчатки.
  - Должно быть, вы очень близки к разгадке убийства.
  - Должно быть? – весело переспросил Джулиан.
  - Чтобы держать такое пари – да, конечно.
  - А вы хотите, чтобы я подсказал вам, на кого лучше поставить? Это неспортивно.
  - Конечно нет, мой дорогой друг. Я просто хотел узнать, как у вас дела. Я ведь тоже в этом замешан, как вы знаете. Я был на вечеринке у Фолькленда.
  - Да, я читал ваши показания Боу-стрит.
  - Читали? – с интересом спросил Феликс. – И я сказал что-нибудь связное? Я страшно волновался из-за того, что судья пялился на меня, его секретари хихикали и ковырялись в зубах перочинными ножами, а тюремщик гремел ключами так, будто уже собрался посадить кого-то под замок, так что я ещё хорошо справился.
  - Вы говорили достаточно ясно. Вы рассказали, что вы с миссис Фолькленд поговорили, она объяснила про головную боль и поднялась наверх, чтобы прилечь. Кажется, вы решили, что её слова о головной боли были искренними, а не просто предлогом покинуть гостей?
  - О, да. Она выглядела очень нездоровой.
  - Вы видели, как Фолькленд выходит из гостиной около часа спустя?
  - Нет. Я был среди толпы в музыкальной, – глаза Феликса подёрнулись мечтательной пеленой. – Мисс Денби пела.
  Джулиан посмотрел на него со сдерживаемым раздражением.
  - Кажется, это ваша новая величайшая любовь?
  - Вы должны признать – она удивительная красавица!
  - Я признаю, она настоящая куколка – её головка приятна глазу, но набита опилками, если послушать, что она говорит.
  - Вы слишком требовательны, мой дорогой друг. Когда у девушки такое лицо, я не слушаю, что она говорит.
  - Вы ничего не слушаете. Неужели вам никогда не надоест восхищаться женщинами на расстоянии?
  - Никогда. Я обожаю это. Больше у меня нет таланта ни к чему – спросите моего отца.
  - По крайней мере, в этом у вас хватает опыта. Перед мисс Денби ведь была мисс Сомердейл, а перед ней – мисс Уоррингтон, что стала миссис Фолькленд.
  Феликс посмотрел на друга внимательнее. У него были очень круглые, светло-голубые глаза, будто у вечно удивлённого ребёнка.
  - О чём речь, дружище? Я что… подозреваемый? Так ведь это называется?
  - Я должен признать, мне непросто представить вас, набрасывающемся со смертельным оружием на кого-то разумнее жареного гуся. Я видел, как вы позеленели, наблюдая за петушиными боями, и когда я слышу о том, что вы поехали на охоту, я подозреваю, что там вы на стороне лис. Так или иначе, вы были на вечеринке Фолькленда, и у вас нет алиби на отрезок между без десяти минут полночь и четвертью первого.
  - Ну конечно нет, мой дорогой друг. Кто вообще приходит на вечеринки и думает там о подобном? Только представьте себе: «Добрый вечер, герцог. Чертовски хорошее шампанское, верно? Вы выставите вашу лошадь на скачках в Дерби в этом году? Простите, я должен пойти засвидетельствовать моё почтение леди Какой-то-там-шир. Кстати, не могли бы вы запомнить, что мы с вами беседовали в точности в шесть минут первого? Просто на тот случай, если вас спросят об этом позже».
  - Очень смешно. Но факт остаётся фактом – у вас нет алиби, и вы проявляли склонность к жене убитого.
  - Это можно сказать о половине гостей. Помните, какой фурор произвела Белинда Уоррингтон, когда начала выезжать? Она затмила всех остальных дам в тот сезон. Десятки людей хотели жениться на ней. Все ссорились друг с другом за следующий танец с ней.
  «Это правда», – подумал Джулиан. Он и сам обожал Белинду Уоррингтон в те дни, хотя никогда не рисковал влюбиться в неё. Что-то в ней отталкивало Кестреля. Образ Дианы, богини-девственницы, слишком хорошо подходил ей. Даже её нынешняя скорбь и отчаяние носили истинно олимпийский размах – мрачные и трагические, безо всякой мягкости. Мужчине, что действительно любил её, было бы тяжело на это смотреть. Как можно пробить такую броню? Александру удалось очаровать её, но таких, как Александр, было немного.
  - Конечно, – продолжил Феликс, – как только она познакомилась с Фольклендом, ни у кого больше не было шанса. Она упала в его объятия, как трофей в руки победителя.
  - Вы очень тяжело это перенесли?
  - Кестрель смотрит на меня своим совиным взглядом, – сообщил Феликс воображаемым слушателям. – Конечно, я был сломлен и не отрицаю, что много думал об удаче Фолькленда и ждал возможности хватить его кочергой по голове. О, мой дорогой Джулиан, – Феликс посмотрел на него с весёлым упрёком, – все видели, что они с Фольклендом созданы друг для друга. Её красота и богатство и его очарование и талант так подходили друг другу. Я не собирался дать разбить себе сердце из-за этого. Оно не разбивается, а продолжает биться. Иначе, меня бы уже не было среди живых.
  Джулиан задумчиво посмотрел на него.
  - Не знакомы ли вы случайно с миссис Десмонд?
  - Почему? Есть какая-то миссис Десмонд, что сказала, будто знает меня? Или более важно, есть какой-то мистер Десмонд, что жаждет моей крови? Тогда жаль, что я не помню ничего такого. Должно быть, я был так здорово пьян…
  - Мой дорогой Феликс, вы мелете чепуху.
  - Я знаю, – вздохнул Феликс. – Этот разговор меня изрядно волнует. Конечно, очень весело проливать свет на убийство и делать на него ставки, но это всё же убийство.
  - Да. Скажите мне, вам нравился Александр Фолькленд?
  - Конечно. Как он может не нравиться?
  - Я хочу сказать – он был вашим другом? Вы скучаете по нему?
  - Другом? Нет, я думаю, нет. Я думаю, что Фолькленд сильно… распылялся. Вы понимаете, о чём я? Он был приятелем многих, но близком другом – почти никому. Пройдёт дюжина месяцев – и никто не вспомнит о нём. Или вспомнят лишь потому, как он умер.
  - Я думаю, это самая честная и самая грустная правда, что каждый может сказать о нём.
  - Так я устрою нам обоим приступ уныния. Давайте поговорим о другом. Что скажете о моём новом фраке?
  - Я думаю, пуговицы придутся очень кстати, если мы разобьем пару хозяйских блюдец.
  - Я вот гадаю, как вы вообще можете видеть меня, – с сочувствием произнёс Феликс.
  - Видеть вас – большое преимущество. Благодаря вам каждый джентльмен поблизости кажется образцом вкуса и сдержанности.
  Джулиан говорил весело – но его мысли приняли серьёзный оборот. Почему Александр окружал себя столь невзрачными друзьями? Неловкий, невоспитанный мальчишка Юджин, застенчивый книжный червь Клэр, чужак и пария Адамс – что в них всех так привлекло Фолькленда? Или дело просто в том, что они уступают ему и нуждаются в помощи? Или потому что не могут быть соперниками, а в окружении такой серости солнце сияет ярче?
  
  
  
  Вскоре Феликс ушёл. Джулиан остался в кофейной, притворяясь, что читает газету, а на деле присматриваясь к входящим и выходящим джентльменам. Какое-то время прошло впустую, но наконец в сеть попалась стоящая рыба. Сэр Генри Эффингем, чьи щетинистые чёрные волосы были причёсаны с шиком, а длинный, выбритый до синевы, подбородок выпирал из жёсткого от крахмала шейного платка, появился в комнате и сел у противоположной стены – Джулиан решил, что в нём сыграл инстинкт политика. Сэр Генри открыл газету и принялся пробегать глазами колонки, возможно, выискивая упоминания собственного имени.
  Джулиан вернулся к делу. Поверх газеты он следил, за сэром Генри тем взглядом, что Феликс назвал «совиным». Стоило сэру Генри это понять, как он в удвоенным вниманием взялся за свою газету. Джентльмены повторили этот манёвр несколько раз. Наконец, когда волны приходящих и уходящих из кофейной схлынули, сэр Генри встал и подкрался к Джулиану.
  - Вы хотели со мной поговорить, мистер Кестрель?
  - Я был бы польщён разговором с вами, сэр Генри, но не выказывал явного желания того.
  - Вы смотрели на меня очень настойчиво.
  - Прошу прощения, но я не думаю, что это так. Сейчас слишком рано, чтобы делать что-либо «настойчиво».
  Сэр Генри выставил вперед одну ногу и взялся за лацканы.
  - Если у вас есть что-то сказать мне, мистер Кестрель, я бы предпочёл выслушать вас прямо сейчас.
  - Я был бы рад поговорить с вами, сэр Генри, если бы нам было о чём.
  Они встретились взглядами, не намереваясь уступать друг друга. Оба знали, что сэр Генри был на последней вечеринке Александра, и что у него, как и у большинства гостей, не было алиби на ключевые двадцать пять минут. Джулиану не нужно было расспрашивать его об этом – Боу-стрит уже поработала. Но Кестрель хотел узнать, что выдавит из сэра Генри его упорное молчание.
  - Могу я сесть? – спросил сэр Генри ужасно вежливым тоном.
  - Прошу вас.
  Он сел и сложил руки на столе перед собой. Джулиан почувствовал, будто заседает в комитете.
  - Мистер Кестрель, всем известно, что вы пытаетесь разобраться в убийстве Александра Фолькленда. Конечно же, вы хотите выслушать моё мнение. Мы с Фольклендом были знакомы; думаю, я вправе даже сказать, что мы были друзьями. Я очень его уважал. Конечно, он был юн и ещё не испытан. Я думаю, никто не может отрицать этого.
  - У меня и в мыслях не было отрицать это, сэр Генри.
  - И я должен отметить, что он любил тратить деньги, а этого можно ожидать от столь молодого человека, чью голову вскружило всеобщее обожание. Тем не менее, у него были способности. Я не готов сказать, хватило ли бы у него дисциплины, чтобы извлечь из них толк.
  - Кажется, он находил хорошее применение деньгам.
  Сэр Генри сжал губы. Его собственные финансовые трудности были всем известны. У него была жена, преклоняющаяся перед титулами, куча детей и поместье, приносившее одни убытки. Кроме того, надвигались выборы, в которых он всерьёз рисковал потерять место в парламенте, отчего ему приходилось тратить на взятки и пиво куда больше, чем обычно. Не так давно сэр Генри попытался поправить дела правильными вложениями, но результаты были катастрофическими.
  - Признаю, у него были таланты в этой области, – снизошёл сэр Генри. – Конечно, ему немало везло. И ему помогал тот делец-еврей.
  - Вы думаете, за успехи мистера Фолькленда ответственен мистер Адамс?
  - Он явно показал ему несколько удачных решений. Я не знаю, почему – обычно они думают только о своих единоверцах.
  - Но ведь Адамс тоже получил выгоду – Фолькленд ввёл его в общество. Кроме того, все говорят, что они были друзьями.
  Сэр Генри слабо улыбнулся и принялся играть с одной из кофейных чашек.
  - Это сказал сам мистер Адамс?
  - Почему? У вас есть причины сомневаться в этом?
  - Что, если я скажу вам, что Фолькленд не приглашал Адамса на свою вечеринку – ту, где был убит? Адамс сам себя пригласил, и Фолькленд был этому не слишком рад.
  «Вот оно что, – подумал Джулиан, – Вот это он и пришёл мне сказать. Но можно ли ему верить? У него нет алиби, а значит есть все резоны обвинить кого-то другого. А кто подойдёт для этого лучше Адамса, которого он презирает за всё, кроме его финансовых успехов, которым он завидует?»
  Впрочем, от того, что он послушает дальше, вреда не будет.
  - Вы заинтриговали меня, сэр Генри. Пожалуйста, объясните подробнее.
  - Если я сделаю это, вы позаботитесь, чтобы моё имя нигде не фигурировало? Я не хочу, чтобы обо мне болтали в судах. Я полагаю, то, что я вам скажу, как джентльмен джентльмену, останется в тайне?
  - Насколько это будет возможно, сэр Генри.
  Сэр Генри кисло улыбнулся. Он привык получать безусловные ответы.
  - Как я понимаю, вы не раскроете, что получили эти сведения от меня, если того не потребуется?
  - Именно.
  - Очень хорошо. В день перед вечеринкой Фолькленда, я был на торгах в «Таттерсэллс».
  «Таттерсэллс» был конюшнями, где развлекающиеся джентльмены покупали лошадей и экипажи, улаживали долги и беседовали об охоте и скачках.
  - Вы же знаете там небольшой круг колонн со статуей в середине? Я стоял там с одной стороны, а Фолькленд – с другой. Я обратил на Фолькленда внимание только, когда к нему подошёл Адамс. Вокруг было много людей, и я не мог уйти, так что вынужденно слышал часть разговора.
  «А также мог услышать что-то касающееся вложений», – подумал Джулиан.
  - Как неудобно для вас вышло.
  - Да, именно. Я думаю, они меня не видели. Они были поглощены разговором. Я не помню его содержание в точности, но знаю, что Адамс всё равно что заставил Фолькленда пригласить себя на вечеринку. Он говорил очень властно, как будто слова «Я хочу прийти» решают все проблемы.
  - И что же Фолькленд ему ответил?
  Сэр Генри насупил брови.
  - Он был удивлён. Он спросил «В самом деле?» или что-то вроде того, а потом добавил «Вы думаете, это будет мудро?» Тогда Адамс потребовал ответа – приглашён он или нет.
  - Он был зол?
  - Он был… пылок. Его голос немного дрожал. Я думаю, именно потому я и запомнил их разговор так хорошо. Ведь тогда он не выглядел чем-то важным. Но напряжённость Адамса меня удивила. Я подумал, что тут замешаны деньги… Эти люди больше ни о чём так страстно не пекутся.
  Джулиан не счёл это замечание достойным ответа.
  - Прошу вас, закончите свой рассказ, сэр Генри.
  - Как я сказал, Адамс потребовал сказать, приглашён он или нет. Фолькленд остался невозмутим. Он по-дружески положил Адамсу руку на плечо и сказал «Мой дорогой друг, такой любезной просьбе я не могу отказать» – или что-то вроде того. А потом он ушёл.
  Джулиан задумчиво нахмурился. Эта история показалась правдоподобной. Если сэр Генри лгал, чтобы бросить тень на Адамса, он мог бы придумать что-то более ясное. Стало быть, следующий шаг ясен – нужно увидеться с Дэвидом Адамсом и узнать, почему он так отчаянно хотел попасть на вечеринку, что окончилась для Александра смертью.
  
  Глава 12. Корень всех зол
  Контора Дэвида Адамса находилась на Корнхилл в сердце торгового Лондона – всё равно, что на другой планете от Вест-Энда. Здесь мужчины одевались в потёртые чёрные сюртуки, носили с собой зонты, а не трости и никогда не гуляли неспешно, если могли идти быстрым шагом. Женщины здесь были полными супругами торговцев или худенькими служанками на все работы – ни светских дам, ни дам полусвета. Уличных артистов здесь не бывало; единственными, кто выделялся, были одетые по своему обычаю турки и ост-индийцы у Банка и Королевской биржи. Зелени тут и вовсе не было, не считая чахлых насаждений на церковных дворах.
  «Как странно, – подумал Джулиан, – что можно так быстро попасть из светского мира «Уайтс» в этот грязный, шумный, деятельный улей».
  Beau monde гордился тем, что ничего не знал об этой части города; даже Александр Фолькленд, несмотря на свою любовь к денежным делам, вряд ли бывал у Адамса. Не меньше Джулиана поразило то, как по дороге в запада на восток сменился масштаб. Сити был лабиринтом тесных двориков, тёмных переулков, крохотных лавок и тусклых закутков, где ютились конторы. Впрочем, возможно всё казалось ему таким маленьким лишь потому что, когда он ещё ребенком бегал по этим темным, людным улицам, они казались ему куда больше.
  «Д. С. Адамс и Компания» занимало старое кирпичное здание с наполовину деревянной мансардой, что грозила рухнуть на улицу. Джулиан расспросил об Адамсе в конторе, что располагалась в парадной комнате на первом этаже. Здесь с полдюжины клерков мостились на высоких стульях и корпели за маленькими наклонными столами, а чумазый мальчишка сидел рядом с дымоходом, очиняя перья и подбрасывая угля. Джулиан не представлял, как эти люди умудрялись добираться до своих насестов – вокруг всё было завалено книгами в кожаных переплётах, стопками промокательной бумаги, денежными ящиками, связанными цепями, и целыми горами чернильниц, кусочков сургуча и мотков ниток. Животный запах сальных свечей смешивался с пылью и сажей, которыми наполнялся воздух всякий раз, стоило кому-то задвинуть ящик или потревожить гору бумаг. На стенах были приколоты карты с незнакомыми государствами, страницы из альманахов и брошюры о последних иностранных вложениях.
  Прибытие Джулиана вызвало из маленького заднего кабинета старшего клерка в зелёном козырьке для защиты глаз от света. Он вежливо поздоровался с Кестрелем и отнёс его карточку наверх. Вскоре клерк вернулся и сообщил, что мистер Адамс будет рад побеседовать с гостем через четверть часа, поскольку прямо сейчас разговаривает с некими боливийскими джентльменами. Джулиан ответил, что пока что совершит небольшую прогулку. В этой тесноте ему было неуютно, а бесконечная, лихорадочная деятельность, что тут царила, напоминала ему о чудовищных днях стирки, что устраивала его квартирохозяйка миссис Мэббитт.
  Он вернулся как раз, когда боливийские джентльмены уходили. Их белые рубашки с замысловатыми оборками и внушительные чёрные бакенбарды ярко выделялись в окружающей серости. Адамс проводил их сам и попрощался на беглом испанском. Затем он повернулся к Джулиану с лёгкой, ироничной улыбкой.
  - Мистер Кестрель, я ждал вас.
  - Благодарю, что вы приняли себя столь быстро. Я не мог надеяться застать вас в свободный час.
  - А вы и не застали. Мне пришлось отказаться от ещё одной встречи. Но я знал, что нам придётся поговорить, рано или поздно, и я предпочёл бы покончить с этим. Прошу вас наверх.
  Кабинет Адамса резко отличался от конторы на первом этаже. Мебель красного дерева больше подошла бы библиотеке, чем рабочему месту. Чернильный прибор был изготовлен из сервского фарфора, а камин – сложен из порфира. Стены были обиты красным бархатом и украшены картинами, что изображали корабли и сельские пейзажи. На столе стоял изящный кофейный сервиз из серебра.
  Появился клерк с зелёным козырьком и унёс кофейник с чашками.
  - Он принесёт свежезаваренный, – пояснил Адамс. – Я надеюсь, вы не возражаете против кофе, а не чая?
  - Нет, я предпочитаю кофе.
  - Как и боливийские джентльмены, которых вы только что видели. Им нужны были деньги, чтобы проложить железную дорогу у себя. Я не думаю, что кто-то в Англии клюнет на это. Мы не знаем, в силах ли мы построить железную дорогу здесь, не говоря уже о иных странах. Подождём, пока не закончат ту, что между Ливерпулем и Манчестером – тогда и посмотрим54.
  - И это повлияет на ваше решение?
  - Пока слишком рано об этом говорить, – с улыбкой уклончиво ответил Адам. – Пожалуйста, садитесь.
  Он указал на пару кожаных кресел у камина. Сам Адамс сел лицом к окну, будто показывая, что ему нечего прятать от света. Ему было лет тридцать пять, у него было худое лицо с острыми чертами и высоким лбом. Глаза и волосы Адамса были тёмными, а лицо – смуглое, бледно-оливкового цвета. Он откинулся на спинку, положил одну длинную ногу на другую и опустил тонкие, но красивые руки на подлокотники.
  - Во-первых, – начал Джулиан, – я хотел бы знать, зачем вы вытребовали себе приглашение на ту вечеринку, на которой был убит Александр Фолькленд.
  Адамс принял задумчивое и лишь слегка заинтересованное выражение лица, будто его спросили о каком-то пустяке. Но Джулиан заметил, что на краткий миг его ладони сжали подлокотники кресла.
  - Я не думал, что кто-то знает об этом.
  - У меня есть источники, которых нет у Боу-стрит.
  - Очевидно. Я хотел попасть на вечеринку по тем же причинам, по которым всегда стремился попадать в мир Фолькленда. Я завожу связи. Что более важно, я собираю сплетни. В моём деле, политические и общественные новости играют первую роль. Судьба расцветающего предприятия или иностранного займа может зависеть от того, что какой-нибудь надушенный лордик поссорился с любовницей или проигрался на скачках. Это кажется бессмысленным, но это Англия, где люди, что меньше всего умеют вести дела, имеют на них наибольшее влияние. Конечно, я не могу сказать, что друзья Фолькленда лезут из кожи вон, чтобы поделиться со мной новостями. Но я умею быть рядом и слушать – подслушивать, если нужно. Конечно, я хотел попасть на вечеринку. Хотя я не ожидал, что пребывание там будет таким захватывающим, как оказалось.
  - Мой источник говорит, что вы очень настаивали на том, чтобы получить приглашение – вы были возбуждены, и ваш голос дрожал.
  - Значит, ваш источник что-то напутал или выдумал или просто хочет увидеть, как я болтаюсь в петле. Это значит, что им может быть кто угодно.
  - Вы так непопулярны?
  - Я успешен, а это одно и то же. Мне приходится переступать через некоторых людей и обижать многих других – это естественно. Я честен, мистер Кестрель. Я верю в то, о чём говорю и выполняю то, что обещаю. Я не думаю, что многие в Сити могут сказать так же о себе. Но я не даю пощады и у меня не достаёт терпения для глупцов и малодушных. Так что у меня есть враги.
  - Вы хотите сказать, у вас не было иных причин побывать на вечеринке, кроме обычного желания собирать новости в кругу Фолькленда?
  - Именно.
  - Когда вы говорили ему, что хотите прийти, он спросил: «Вы думаете, это будет мудро?» Что он имел в виду?
  Адамс напряжённо забарабанил пальцами по подлокотнику.
  - Я не помню, чтобы он спрашивал такого.
  - Мой источник подтверждает это.
  - Я сказал, что он не спрашивал такого.
  Их взгляды встретились, не желая уступать друг другу.
  Наконец, Джулиан сказал:
  - Расскажите, как вы познакомились с Александром Фольклендом.
  - Это случилось полтора года назад. Общий знакомый порекомендовал его мне как возможного вкладчика. Вместе мы участвовали в одном плане, что принёс большую прибыль. После было ещё несколько. Иногда он спрашивал меня, что я думаю о его собственных финансовых делах.
  - Он спрашивал вас и о тех двух шахтах, в которые вложился за несколько месяцев до смерти?
  - О да, он спрашивал, – Адамс сардонически улыбнулся. – Я сказал ему, что это ненадёжно, и он сильно рискует. Но Фолькленд не прислушался. Он спросил моего совета, но не последовал ему. Я ничего не мог поделать. Он – мой протеже, но не моя марионетка.
  Он откинулся на спинку кресла, готовясь к новому вопросу. Нет сомнений, он ожидал, что его спросят про тридцать тысяч фунтов. Но Джулиан решил вывести собеседника из равновесия.
  - Фолькленд когда-нибудь писал вам?
  - По деловым вопросам – да.
  - Вы сохранили письма?
  - Я думаю, где-то в ящиках можно найти с полдюжины.
  - Я хотел бы одолжить их.
  - Можете забрать насовсем. Я не сентиментален.
  Клерк с козырьком принёс кофейник и две чашки с блюдцами. Адамс велел ему найти все письма от Александра Фолькленда и отдать мистеру Кестрелю, когда тот соберётся уходить. Лицо клерка осталось неподвижным. Если ему и стало любопытно, как работодатель вовлечён в громкое убийство, он был слишком хорошо вышколен, чтобы показывать это.
  Когда клерк ушёл, Джулиан отдал должное кофе, что был великолепен, и вернулся к делам.
  - Вы приехали на вечеринку в четверть одиннадцатого. Вскоре миссис Фолькленд ушла, пожаловавшись на головную боль. Как вы думаете, почему она это сделала?
  - Я предполагаю, потому что у неё была головная боль.
  - Некоторые люди предполагают, что она и Фолькленд поссорились.
  - Некоторые люди вечно говорят такое.
  - Несомненно. Но я хотел бы знать, что думаете вы.
  - Я думаю, что спрашивать меня – пустая трата времени. Я ничего не знаю о головной боли миссис Фолькленд и о её причинах покинуть вечеринку.
  - Вы говорите удивительно пылко.
  - Это может удивить вас, мистер Кестрель, но мне не приносит удовольствия говорить о такой леди как миссис Фолькленд, будто об уличной девице, что поссорилась со своим сводником.
  Брови Джулиана взлетели.
  - Рыцарственность, мистер Адамс?
  - Вряд ли! – безрадостно рассмеялся Адамс. – Но спасибо, что приписываете мне одну из добродетелей джентльмена.
  Он уставился в огонь с каменным лицом. Джулиан задумчиво посмотрел на него и продолжил:
  - Около часа спустя вы стали свидетелем краткого разговора между Фольклендом и камеристкой его жены, Мартой. Она сказала, что миссис Фолькленд не вернётся на вечеринку. Знаете ли вы о каких-либо причинах, по которым её слова или поведение могли расстроить его?
  - Нет. Я знаю, что мистер Клэр сказал, что я следил за ними. Но я не считаю его особенно надёжным свидетелем – с его слов Боу-стрит, я глядел в спину Фолькленду так, будто готов всадить в неё кинжал.
  - А это ложь?
  - Это неправда. Я не знаю, была ли это намеренная ложь. Должно быть, существует непреодолимое искушение сделать меня главным злодеем в этой пьесе. Быть может, мистер Клэр увидел то, что хотел увидеть.
  Джулиан подумал, что Клэр вполне мог лгать, но не об этом.
  - Когда те две шахты, в которые вложился Фолькленд, разорились, у него образовался долг в тридцать тысяч фунтов. Вы скупили его векселя и за три недели до убийства простили их безо всяких условий. Почему?
  - Вы имеете в виду – откуда в представителе моего народа взялась щедрость?
  - Такая щедрость удивительна для представителя любого народа, мистер Адамс.
  - По-вашему я не мог просто оказать ему услугу? Это основание подозревать меня в убийстве?
  - Напротив, мистер Адамс, ваш поступок мог иметь два противоположных мотива. Первый – Фолькленд отплатил вам каким-то образом, который ни вы, ни он не можете отразить на бумаге. Второй – он держал над вашей головой дамоклов меч, и заставил вас простить этот долг. Так или иначе, вы понимаете, что это требует объяснений.
  Глаза Адамса сверкнули.
  - Когда вы выкладываете карты на стол, мистер Кестрель, нечего прятать половину в рукаве! Но я думаю, вы просто не понимаете, как важна для меня была дружба Фолькленда. Моё дело зависит от моей репутации. Люди очень осторожны с теми, кому доверяют деньги – они хотят знать, что вы надёжный человек и можете предложить то, чем не могут похвастаться ваши соперники. Общение с лордами и членами парламента даёт мне репутацию. То, что я узнал у них о торговле и налогах и вполовину не так важно, как умение производить впечатление. Я научился этому. И я хотел поблагодарить Фолькленда за это… и за развлечение.
  - Развлечение?
  - Окно в его мир. Шанс для чужака увидеть, изысканные развлечения societé choisie55, которым они придаются за закрытыми дверьми.
  - Почему же вы оставались чужаком?
  - Я не витаю в облаках, мистер Кестрель. Я никогда не тешил себя надеждами, что друзья Фолькленда будут считать меня равным. Быть может, когда-то я стану так богат, что они не смогут позволить себе презрение. Никто не смеётся над Натаном Ротшильдом – по крайней мере, не в лицо! Пока что я готов терпеть презрение друзей Фолькленда и использовать его себе во благо.
  - А самого Фолькленда? Вы использовали и его?
  - Если и так, это был честный обмен. Он получал то, что хотел от меня – деньги.
  - Было ли это важно для него?
  - Важно! – Адамс вскочил из кресла и заходил взад и вперёд. – Это было судьбоносно. Фолькленд любил деньги. Или вернее, он любил то, что на них можно купить – украшения, развлечения, власть, людей. Именно потому он спрашивал у меня советов – и потому же перестал слушать их. Мои дела казалась ему слишком спокойными. Я рискую, но это разумный риск; выражаясь языком джентльменов, я не иду ва-банк.
  Но он любил деньги не только поэтому. Он любил финансовый азарт, его опасности и обещания большой прибыли от маленьких вложений. Он был обречён на провал – так всегда бывает с теми, кто считает Фондовую биржу игорным домом. Я предупреждал его. Мне нравилось предупреждать его, потому что я знал, что он не послушает…
  Адамс остановился и сжал кулаки. Взяв себя в руки, он закончил:
  - И я просто хочу, чтобы вы знали – не я втянул его в поспешные траты. Эта авантюра с шахтами была его собственной.
  - Это и правда было бы похоже на очень затратное развлечение, – согласился Джулиан, – сперва подбивать его влезать в долги, потом скупать векселя и вручать ему же, перевязанные ленточкой.
  - Я скупил их по дешёвке, как вы знаете. Я потратил меньше тридцати тысячи фунтов.
  - Тем не менее, это необычный жест – в адрес человека, которого вы ненавидите.
  - Ненавижу, мистер Кестрель? – Адамс распахнул глаза в притворном ужасе. – Мы с Фольклендом были друзьями.
  - В самом деле?
  - Это так же верно, как то, что меня зовут Дэвид Адамс.
  «Но его не зовут Дэвид Адамс», – вспомнил Кестрель. В свидетельских показания говорилось, что его фамилия – Абрамс. Называться Адамсом – пустой ироничный жест, ведь он не скрывал своего еврейского происхождения. Но ирония была жизненной основой для этого человека.
  - Факты – ничто, а видимость – всё. Вы говорите, что я ненавидел его – очень хорошо. Вы не можете этого доказать. Я был его другом, я спас его деньги. Я очень высокого мнения о нём, как об обаятельном, одарённом, открытом и принципиальном молодом человеке.
  - Или, если короче – «кто люб богам, тот долго не живёт»?
  - «Кто люб богам, тот долго не живёт», – повторил Адамс и разразился горьким, злым смехом. – Но недостаточно недолго!
  
  Глава 13. Лондонская глина
  Когда Джулиан выходил из конторы Адамса, клерк с зелёным козырьком вручил ему аккуратный бумажный свёрток с письмами Александра Фолькленда. Кестрель прочитал их, пока ехал домой в нанятом экипаже. Это были короткие послания, написанные изящными почерком Александра на бумаге с монограммой. Большая часть касалась покупки и продажи ценных бумаг и расспросов об определённых вложениях. Самому раннему письму было около года; самое позднее оказалось написано в марте. Все послания были учтивы, но неофициальны, отчего напоминали скорее записки, адресованные другу, чем приказы финансисту. Александр умел очаровывать своих подчинённых – хотя Адамс явно не поддался его обаянию.
  Одно письмо было немного длиннее прочих. Оно было отправлено в прошлом ноябре из дорсетского имения миссис Фолькленд. Начинаясь с обычных вопросов о делах, оно продолжалось так:
  
  
  Это очаровательный дом – будто большой сказочный особняк с фронтонами, огромными рамами и множеством маленьких деревянных дверей. Все полы немного кривоваты – во время завтрака сахарница вечно скользит по столу. Здесь настоящая деревенская идиллия, но дьявольски трудно узнать городские новости. Будь мне другом, и напиши о том, что происходит на бирже. Кажется, я скучаю по ней, больше чем по всем клубам и театрам вместе взятым.
  
  
  Джулиан дважды прочитал письмо. Мысль, что впервые осенила его ещё в комнате у Клэра, превратилась в уверенность. Конечно, нужны доказательства. Но он знал, где и как достать их.
  
  
  
  Когда Джулиан вернулся домой, Брокер сообщил ему, что приходил Вэнс и просил мистера Кестрелю зайти к нему на Боу-стрит, как можно скорее. Туда Джулиан и отправился.
  Магистратский суд Боу-стрит состоял из пары узких кирпичных домов рядом с Ковент-Гарденом. Джулиан прибыл как раз в тот час, когда из здания для отправки в другие тюрьмы парами выводили закованных в наручники арестантов, пойманных сегодня. Тут были обычные воры, проститутки и бродяги – многим не исполнилось и восемнадцати. Некоторые храбрились, другие шли с пустыми глазами и равнодушными лицами, пара-тройка – закрывали лица от стыда. Девочка лет двенадцати с потекшими от слёз румянами на лице, брела по пыльной мостовой, держась за подол розового шёлкового платья взрослой женщины. Казалось, что весь район пришёл поглазеть на процессию. Джулиан раздражённо подумал, что этим людям, должно быть, нечем заняться, раз они пришли посмотреть на детей бедняков, безотрадно идущих навстречу тюрьме, ссылке или смерти.
  Он продолжил себе путь через толпу и вошёл внутрь. Вэнс однажды рассказывал Джулиану, что заведение на Боу-стрит регулярно моют, но оно всё равно всегда выглядело удивительно тусклым местом, где на лепнине скапливается грязь, а краска отстаёт от стен. В коридоре толпились разгневанные или несчастные люди, которых всегда много в таких местах. Джулиан схватил одного патрульного за его алый жилет и спросил, где искать Питера Вэнса.
  - Мистер Кестрель, – через толпу пробился Вэнс. – Надеюсь, вы не против того, что я позволил себе послать за вами, но мне не хотелось терять времени.
  - Вовсе нет. Что вы узнали?
  - Помните, как вы просили меня поохотиться на мистера Андерхилла, что сдаёт Сигнетс-Корт? Что ж, я нашёл его, мы побеседовали, и я получил ключ от дома, где жила миссис Десмонд. Я думаю, мы могли бы дошагать дотуда и осмотреться. Хотя, если вы не возражаете, я скажу, сэр, что не понимаю, почему вам так интересна миссис Десмонд и её дела.
  - Всё это может оказаться мороком. Мой друг МакГрегор говорит, что я слишком увлекаюсь вычурными теориями и гоняюсь за пустяками. Но мне очень любопытно, что за дела у женщины, вроде миссис Десмонд, были с миссис Фолькленд, отчего миссис Десмонд исчезла две недели спустя, и почему ещё через неделю был убит Александр.
  - Когда вы так излагаете, сэр, это звучит и правда подозрительно. Как бы то ни было – не повредит обнюхать этот дом и посмотреть, что там можно найти.
  Они отправились на Стрэнд. По дороге Вэнс рассказал о своём разговоре с Андерхиллом.
  - Он банкир на покое, живёт в Клэпхеме. Те дома на Сигнетс-Корт попали ему в руки по завещанию от какого-то родственника. Он жаловался, что от них одна головная боль. Был бы я не прочь, чтобы мне какой-нибудь родственник такую боль доставил! Два дома у него чистенькие, а остальные не стоят того, чтобы с ними возиться. Никто, у кого водятся деньги, не станет там жить. Двор очень маленький и тёмный, а вход слишком узкий, так что едва проходит даже двуколка. Говорят, это место когда-то хотели назвать Сигнетс-Сквер56, но решили, что для сквера оно маловато.
  О миссис Десмонд Андерхилл почти ничего не знал. Он встречался с ней всего один раз и счёл её «обычной» – возможно, чьей-то юбкой, разумно отправленной прочь. Но домовладельцу было неважно, чем зарабатывают себе на жизнь его съёмщики, если они исправно платят и не устраивают неприятностей.
  - У него нет догадок, кто может быть её покровителем? – спросил Джулиан.
  - Нет. Хотя Андерхилл думает, что это мужчина, писавший ему после того, как она сбежала.
  Он протянул Джулиану записку. В ней говорилось, что Марианна Десмонд навсегда освободила жилище на Сигнетс-Корт, а вместо положенного уведомления за месяц прилагает арендную плату за тот же месяц. Джулиан тщательно изучил документ со всех сторон.
  - Написано на простой бумаге, безликим почерком клерка – такой может подделать кто угодно. Если это писал любовник миссис Десмонд, он, конечно, хотел остаться неузнанным. Что мы знаем о нём? Только то, что миссис Уиллер рассказала Брокеру – что он молод, одевается как джентльмен и приходил к миссис Десмонд только по вечерам. Возможно, это Квентин Клэр; к несчастью, это может оказаться мой друг Феликс. Юджин, пожалуй, слишком молод, а Адамс – слишком стар. Мы можем предположить даже, что это Люк или Валери в одолженном фраке. Но все дело может не иметь ничего общего с убийством Фолькленда.
  Он кратко пересказал Вэнсу свои беседы с Клэром, Феликсом, сэром Генри и Адамсом. Вэнс хмыкнул.
  - Я знал, что вы развяжете пудреным парикам языки. Хотя я пока не вижу, как применить то, что они наговорили.
  - Меня куда больше интересует то, чего они не наговорили, – Джулиан задумчиво нахмурил брови. – Миссис Фолькленд, Клэр и Адамс – очень разные люди, связанные друг с другом только через Александра, но у них есть кое-что общее – они все измучены. Адамса гложет ненависть к Александру. Клэр напуган и поглощён не то виной, не то сожалениями. Миссис Фолькленд же спросила меня, бывал ли я в аду тоном человека, что уже давно там обитает. И никто не испытывает горя. Интересно, был на свете кто-то, кто любил бы Александра, не считая отца и камердинера… Мы уже приехали?
  Они добрались до узкой улочки, отходящей от Стрэнда. Вэнс кивнул и жестом пригласил проходить. Двор был именно таким, как его описывал Брокер – тёмным и тесным. Ближе ко входу стоял дом миссис Уиллер, у противоположного края расположилось более роскошное жилище миссис Десмонд, а вокруг лепились три оставшихся полуразрушенных домика. Занавески на окнах миссис Уиллер слегка отодвинулись, когда во дворике появились Джулиан и Брокер. Похоже, она всё так же следила за всеми, кто приходит и уходит.
  Они перешли двор. Вэнс отпер дверь дома миссис Десмонд ключом.
  - Мистер Андерхилл дал мне опись всего, что было к доме, когда она въехала. Так мы сможем понять, остались тут её вещи или нет. Кажется, дом сдавался с мебелью, но она привезла кое-что своё и оставила часть, когда уехала. Мистер Андерхилл не знает, что делать с этими вещами, так что пока оставил их. Нам повезло, сэр, что дом сейчас в том же виде, что и был, когда миссис Десмонд и её служанка выехали. Только кухню вымыли, чтобы не развести крыс.
  Дом бы совершенно обычным для Лондона – по парадной и задней комнате на каждом этаже, и узкая, ломаная лестница. Кухня и судомойня располагалась в цоколе. На первом этаже – столовая и приёмная, а задняя дверь была единственным способом попасть в маленький огороженный дворик. На втором этаже помещалась гостиная, а задняя комната служила спальней миссис Десмонд.
  Джулиан быстро заметил, что им не требуется перепись, чтобы отличить вещи миссис Десмонд от местных. Каждая комната была нелепой мешаниной уютной, но потрёпанной мебели и претендующей на изящество, но лишённой всякого вкуса. Гостиная была завешана строгими силуэтами людей в пудреных париках, акватинтами из Бата времён расцвета этого курорта и гравюрами, изображающими давно покойных членов королевской семьи. Миссис Десмонд создала резкий контраст, повестив в комнате большое, претенциозное полотно с похищением Европы, которое непристойностью искупало отсутствие художественных достоинств. Иным заметным дополнением к гостиной было изящное пианино с позолоченными украшениями – как выяснил Джулиан, грязное внутри и удручающе расстроенное.
  Во всех комнатах были большие зеркала в позолоченных рамах и кричаще яркие портреты – ещё одно проявление вкуса миссис Десмонд. В нескольких нашлись старые книги – собрания сочинений священников, путеводители по курортам, справочник по этикету, что рассказывал, каким образом можно изящно сесть, если вы носите на бедре шпагу. Судя по скверному виду этих трудов, их давно не открывали. Миссис Десмонд предпочитала иное чтение – из-под дивана в гостиной торчал неуклюжий перевод французского романа, что заставил бы английских моралистов вздрогнуть.
  Вэнс подскочил к письменному столу и осмотрел его.
  - Никаких документов, только чистые листы, – вздохнул он.
  - Документы здесь… Или скорее то, что от них осталось, – Джулиан указал на полный золы камин. Тот, кто жёг бумаги, размолол обгоревшие кусочки кочергой, чтобы никто не смог их прочесть.
  Они перешли в спальню миссис Десмонд. Кровать была из числа местной мебели – простая и лишённая всякого изящества, с толстыми столбиками, похожими на раздувшиеся ноги. Миссис Десмонд убрала её нелепым пурпурным пологом с кисточками, позолотила стулья и обила их жёлтым шёлком, отчего последние выглядели как старые девы, одевшиеся в платья оперных хористок. Старомодный шкаф был пуст, если не считать обтянутой розовым шёлком пуговицы и обрывка кружева.
  Умывальник был из инкрустированного дерева с отдельными отсеками для мыла, зубного порошка, кувшином и стаканом. Под крышкой скрывалось зеркало с узорами из позолоченных дельфинов. Его не было в переписи, но Джулиан подумал, что вкусам миссис Десмонд оно тоже не подходит. Возможно, это подарок от её покровителя.
  Служанка жила на чердаке. Ей отвели крохотную комнатушку с узкой кроватью, что складывали днём. Здесь был маленький умывальник, стол и узкий, кривоватый шкаф. Единственным, что свидетельствовало о том, что в этой комнате кто-то жил, была горстка пепла в камине и огарок сальной свечи на столе.
  Обойдя весь дом, Джулиан и Вэнс постояли с минуту, размышляя. Потом Вэнс решительно сказал:
  - Мусор!
  Они вновь прошли по всем комнатам и обыскали все ведра. Джулиан улыбнулся, подумав, что бы сказали его друзья из «Уайтс», увидь они его сейчас. Добравшись до подвала, сыщики уже собрали целую коллекцию засохших букетов, кусков бумажных носовых платков, лент, которыми обычно перевязывают покупки из дамских магазинов, недоеденных сладостей, а также пустую бутылку из-под «Кюрасао», разорванный белый кружевной чулок и несколько светлых волос, будто бы вычищенных из расчёски.
  Джулиан с насмешкой посмотрел на добычу:
  - Не очень красноречиво, верно?
  - Точно, сэр, – согласился Вэнс.
  - Что же, мы узнали одно: миссис Десмонд уехала в страшной спешке. Она оставила цветы в вазах, золу в камине и всё, что не влезло в чемоданы. Вы можете заметить места, откуда похватали разные мелкие вещицы или сняли картины.
  - Но она оставила кое-что ценное, верно? Это пианино, скажем – её красавчик должно быть выложил за него немало джорджиков.
  - А телега, достаточно большая, чтобы его вывезти, не проехала бы на Сигнетс-Корт. Она приняла предосторожности – уезжала ночью в тот день, когда её единственной соседки здесь нет, и вряд ли хотела, чтобы весь Стрэнд видел, как она грузит пианино на телегу.
  Вэнс нахмурился.
  - А мы знаем, что она уезжала ночью, сэр?
  - Я предполагаю, что это было так, чтобы не привлекать внимания. Но я знаю, как мы можем точно это выяснить. Надо поискать в парадной грязные следы людей, что грузили багаж – в ту ночь был дождь.
  - Откуда вы знаете, что был дождь, сэр?
  - Потому что в ту же ночь Юджин стоял под дождём, чтобы заболеть. И в ту же ночь произошло Убийство на кирпичном заводе – этот же ливень смыл следы ног или колёс, что мог оставить убийца.
  - Вы правы, сэр! Давайте поищем.
  Они принялись обыскивать коридор. Конечно, там нашлись пятна грязи, почти незаметные на фоне тёмного персидского ковра. Джулиан наклонился и пощупал их.
  - Грязь сухая, но свежая, иначе её бы втоптали в ковёр. И это не наши следы – мы вытерли ноги у входа, и на улице сегодня сухо.
  - Но это вообще не следы, – возразил Вэнс. – Тут нет отпечатков ног.
  - Нет, это верно. Скорее его капли дождя и грязи, что упали с одежды или того, что человек нёс в руках.
  Вэнс вернулся в столовую и гостиную, чтобы осмотреть ковры там.
  - На них грязи нет.
  - Но на ковре, что лежит на лестнице, есть несколько пятен. Посмотрим, нет ли таких же наверху.
  Они пошли по следам к спальне миссис Десмонд. Там нашлось ещё несколько пятен грязи на ковре и пологе кровати. Вэнс осмотрел гостиную и комнату служанки.
  - Там чисто, – доложил он.
  Джулиан поскрёб одно из пятен в спальне, и осмотрел его, нахмурив брови.
  - Это вообще не похоже на грязь. Слишком красное… скорее сливовое.
  - Это лондонская глина, сэр. Мой папаша был мастером на кирпичном заводе, так всегда приносил домой такую же на ботинках…
  Он оборвал себя. Джулиан и Вэнс переглянулись.
  - Хоть могилу мне ройте, – мягко произнёс Вэнс.
  Оба поспешили вниз и взяли образцы с ковра в коридоре. Тот же пурпурный цвет. Вэнс завернул кусочек глины в носовой платок.
  - Это лондонская глина, как пить дать. Снимаю шляпу, сэр – вы первым подумали о связи между смертью мистера Фолькленда и Убийством на кирпичном заводе. И теперь мы пытаемся найти того, кто убил мистера Фолькленда, а вместо этого находим куски глины там, где её быть не должно.
  Джулиан только отмахнулся от его похвалы.
  - Слава Богу, что убийства случаются на так часто – неудивительно, что два столь жестоких оказались связаны. Особенно, если вспомнить, что их разделяет всего неделя, а метод очень похож.
  - Но что за связь может быть между джентльменом вроде мистера Фолькленда и той несчастной, что нашли на кирпичном заводе?
  - Я не знаю. И между этими двумя преступлениями есть один резкий контраст – в первом убийца как мог обезличил жертву, а во втором именно личность убитого стала самым поразительным аспектом всего дела. Конечно, эта глина вкупе с исчезновением миссис Десмонд и её служанки в ночь Убийства на кирпичном заводе, очень явно намекают нам, что кто-то из них и стал жертвой.
  - Это не может быть миссис Десмонд. Жертве с заводе не меньше сорока, а миссис Десмонд описывают как молодую девчушку. Но служанка – это возможно.
  - Да. Миссис Уиллер говорила Брокеру, что это была невыразительная женщина около сорока. Что ещё мы о ней знаем? Её звали Фанни, она ходила в церковь, будто бы боялась своей хозяйки и не хотела говорить с незнакомцами, – он нахмурился. – Но почему убийца расправился с ней около Хэмпстеда, а потом вернулся сюда, оставив следы грязи и глины? Не может ли быть, что это миссис Десмонд убила её, и именно поэтому в такой спешке уехала в ту же ночь?
  - Убийцей мог быть и её красавчик, а она этого испугалась. Говорю вам, сэр, – мы должны найти миссис Десмонд. Я опрошу всех в округе.
  - Превосходно. Но вы не хуже меня знаете, какие люди тут живут – попрошайки, уличные нимфы, воры. Я думаю, нам нужен человек, что будет говорить с ними на их языке.
  - Я понял, к чему вы, сэр, – с ухмылкой сказал Вэнс. – Вы хотите напустить на них Брокера.
  - Именно так. Вы против?
  - Вовсе нет, сэр. Вместе веселее. Вы будете беседовать с джентами на их языке, Брокер – трепаться с местными пройдохами, а я… я буду говорить со всеми остальными.
  
  
  
  Подходя вечером к дому, Джулиан натолкнулся на группу остролицых мужчин с карандашами за ушами, что слонялись вокруг ограды. Завидев Кестреля, они немедленно сгрудились вокруг него.
  - Мистер Кестрель! – кричал один, – кого-нибудь арестовали за убийство?
  Джулиан улыбнулся.
  - Джентльмены, вы так пристально следите за происходящим на Боу-стрит, что должны знать лучше меня.
  - Как вы думаете, кто убил мистера Фолькленда? – надрывался другой.
  - Я бы сказал, что скорее всего это журналист, которому была нужна интересная история.
  - Не шутите, мистер Кестрель, есть ли у вас догадки?
  - Ни одной из тех, что я хотел бы увидеть на передовице «Таймс». Доброго вечера, джентльмены, – Джулиан вырвался из толпы и зашёл в дом.
  Вечером он ужинал с Феликсом Пойнтером и парой других друзей. Они немало говорили об убийстве, но ничего интересного узнать не удалось. После ужина Кестрель отклонил приглашение в пойти в игорный притон. Вместо этого Джулиан отправился в дом Александра и сказал дворецкому, что хотел бы кое-что осмотреть в библиотеке мистера Фолькленда. Николс провёл его туда. Час или два спустя Кестрель покинул дом, более чем удовлетворённый своими поисками.
  Следующее утро застало Джулиана у Квентина Клэра. Тот явно был не очень рад его видеть.
  - Мистер Кестрель. Прошу, входите.
  - Я принёс вашу книгу, – у Джулиана была с собой «В защиту прав женщин».
  - О. Благодарю, вы очень добры.
  Клэр протянул руку за книгой, но гость сделал вид, что не заметил этого.
  - Я нашёл её очень поучительной. Особенно мне пришлись по душе записи вашей сестры на полях. Кажется, писать в книгах – это у вас семейное. Когда я был здесь в прошлый раз, что заметил, что и вы писали в своих. Вы даже подчеркнули одно предложение в этом труде и подписали «Как верно!» под ним. Это ведь ваш почерк, а не вашей сестры?
  Клэр нерешительно посмотрел на страницу.
  - Да. Это написал я.
  Джулиан прочитал:
  - «Но правду нельзя безнаказанно искажать, ибо опытный лицемер в конце концов, становится жертвой своего искусства, утрачивая то, что по справедливости называют здравым смыслом». Скажите, мистер Клэр, подчёркивая это предложение, вы думали об Александре Фолькленде или о самом себе?
  - Что… что вы хотите сказать?
  Джулиан насмешливо улыбнулся.
  - Я понимаю, что вы не хотите сделать всё просто. Очень хорошо, – он обвёл взглядом большое собрание книг в комнате Клэра. – Кажется, вы чрезвычайно начитаны. Судя по вашей библиотеке, вы хорошо знаете не только латинский с греческим, но и французский, итальянский и немецкий.
  - Я вырос на континенте. Едва ли я не мог не выучить несколько языков.
  - Вы слишком скромны, мистер Клэр. Не каждый, кто живёт на континенте, будет читать всё от французских драм до немецких философов. Некоторые англичане годами жили в Европе, и так и не научились заказывать ужин ни на одном чужом языке. Когда я впервые узнал о широте ваших познаний, я подумал, что это и объясняет вашу дружбу с Александром. Его письма к отцу показывают удивительное знакомство и юриспруденцией и литературой. Но вы, конечно, и так это знаете.
  Клэр застыл.
  - У меня не было случая прочесть письма Фолькленда к его отцу.
  - Я и не думаю, что вы читали их. Я думаю, что вы писали их, мистер Клэр. И я хотел бы узнать, почему.
  
  Глава 14. Запутанная сеть
  Клэр стоял с закрытыми глазами, бледный и безмолвный. Наконец, от открыл глаза и спросил:
  - Почему вы думаете, что я писал письма Фолькленда?
  - Они вызывали у меня сомнения с самого начала. Они были не в духе Александра. Начать хотя бы со стиля – он был совершенно не его. Я видел, как пишет настоящий Александр – его послания к Дэвиду Адамсу были лёгкими и весёлыми, будто сказаны в обычной беседе. Содержание же этих писем к отцу было менее правдоподобным. Александр не был радикалом – возможно, его вовсе не интересовала политика. У него был вкус, а не убеждения. Он мог бы желать места в парламенте, но лишь потому что это был бы отдельный мир, где можно сиять.
  Поначалу я мог решить, что Александр неведомо для прочих был учёным и философом. Мысль о том, что письма были не его, никогда не приходила мне в голову – пока я не встретил вас.
  Вы помните, как я вчера спросил, если ли у вас своя теория? Вы очень ловко мне ответили, заявив, что теория сама по себе ничего не стоит, если нее подкреплена твёрдыми доказательствами. Эти слова были очень похожи на те письма – особенно то, где Александр говорит о праве обвиняемого иметь защитника в суде.
  Это заставило меня задуматься. Прошлым вечером я вернулся к дом Александра и поискал книги, упоминаемые в письмах. У него были почти все – библиотека там впечатляюще велика. Но почти все книги чисты и нетронуты как девы – с неразрезанными страницами и несмятыми переплётами. Единственные книги, что были в доме не только для красоты – те, что касались искусства, архитектуры и романы ужасов. У вас же, с другой стороны, тоже есть немало книг из тех, что упоминаются в письмах, и, судя по их состоянию, вы тщательно и увлечённо читали и перечитывали их. Пока всё верно?
  Клэр отвёл глаза.
  - Да. Всё верно, мистер Кестрель.
  - Когда я пришёл домой, я перечитал переписку сэра Малькольма и Александра и сопоставил даты. Все письма Александра написаны самое меньшее, через неделю после получения послания от отца, ответом на которое служило. У этого была причина – Александру было нужно время, чтобы передать вам письмо сэра Малькольма, получить ответ и переписать своей рукой. Он переписывал дословно, не затрагивая ваши политические взгляды – и даже не думая добавить несколько слов о своих делах или самочувствии миссис Фолькленд. Неудивительно, что письма такие обезличенные. Ну, мистер Клэр? Вы будете отрицать это?
  - Нет. Нет, не думаю, что могу.
  - Тогда я спрошу вас ещё раз: зачем вы это делали?
  - Он попросил меня.
  - Прошу прощения, но вы должны понимать – это неподходящий ответ.
  - Это единственный ответ, что я вам дам. Он просил об услуге, и я её оказал.
  - Почему он хотел, чтобы вы сочиняли за него письма?
  - Он был очень занят. Он обставлял дом, он часто выезжал и устраивал много вечеринок. У него не было времени учиться, как у меня, или писать длинные письма. Сперва он просто просил меня записать кое-что, о чём он бы мог написать отцу, но вскоре стал просто просить меня писать письма за него.
  - Почему вы согласились?
  - Я же говорил вам – мы были друзьями.
  - У меня тоже есть друзья, мистер Клэр, и я на многое готов ради них, если это не задевает мою честь.
  На лице Клэра медленно проступила краска.
  - У вас есть право презирать меня. Я сам презираю себя.
  - Очень мило, мистер Клэр, но даже в роли презираемого персонажа, вы не выглядите логично. Если Фолькленд платил вам деньгами или услугами, я бы понял ваше участие. Но единственное, что он для вас делал – это приглашал на свои вечеринки, которые вам не нравились, и знакомил с важными людьми, с которыми не собирались поддерживать связь. Вы сказали, что общительность и вечеринки – не ваша forte, но вам не отказать в уме. Вы могли блистать среди соучеников и впечатлять барристеров и солиситоров, а их покровительство помогло бы вашей карьере. Вместо этого вы предпочли оставаться в тени Александра Фолькленда. Почему? Чем он угрожал вам, чтобы добиться такого самопожертвования?
  Глаза Клэра расширились.
  - Он… он никогда не угрожал мне. Я… я…
  - Ваши колебания делают вам честь. Вы ненавидите лгать, верно, мистер Клэр? Интересно, зачем вы тогда делаете это?
  - Я не могу больше ничего сказать, – Клэр подошёл к окну и схватился за раму, как узник – за решётку своей камеры. – Мне не следовало участвовать в этом обмане. Мне стыдно за эти письма. Но это не имеет отношения к убийству.
  - Тогда почему вы об этом не рассказали?
  - Именно поэтому – это личное дело, и Боу-стрит оно не касается.
  - Это не вам решать. Боу-стрит нужны все сведения обо всех странностях в жизни Фолькленда. И я бы сказал, что хитроумный обман собственного отца, что продолжился полтора года и как будто не имел никакой цели, кроме как потешить тщеславие – это большая странность.
  - Есть ещё кое-что, – Клэр опустил глаза и ещё больше покраснел. – Я не хотел, чтобы сэр Малькольм обнаружил, что письма писал не Александр. Он так радовался им – по крайней мере, такое впечатление сложилось у меня по его письмам ко мне… то есть, к Александру. Я думал, он ценит их как память о сыне. Как я мог раскрыть, что Александру никогда не было до этого дела? – Клэр резко оборвал себя. – Как бы то ни было, я думаю, как бы жестоко не было обманывать сэра Малькольма, раскрывать ему правду сейчас будет ещё хуже, когда его сын мёртв и никогда не сможет ни объяснить, ни искупить это.
  - Вы очень хитроумно говорите, мистер Клэр. Примечательно, что вы держите речь в пользу человека, которого сами обманывали. Нет ли в вашем нежелании признаваться, что выставили его дураком, связи с тем, что он – один из старшин Линкольнз-Инн? Он может вышвырнуть вас вон и погубить вашу юридическую карьеру ещё до того, как она начнётся.
  Клэр махнул рукой, как будто это было самой мелкой из его проблем.
  - Я думаю, вы скажете ему?
  - Конечно. Не может быть и речи о том, чтобы замолчать это.
  - Даже ради блага самого сэра Малькольма?
  - Сэр Малькольм отчаянно желает понять, что случилось с его сыном. Он сказал мне, что готов узнать даже самую горькую правду, но не хочет больше оставаться в неведении. Я думаю, что он слишком высоко ценит правду, чтобы увериться во лжи, даже удобной.
  Клэр отвернулся. Непослушный локон его волос упал на лоб, скрывая глаза.
  Джулиан посмотрел на него с кривой улыбкой.
  - Вам непросто помочь, мистер Клэр. Вы не были искренни, рассказывая о том, почему писали письма, и скрыли это даже после смерти Фолькленда. Вы должны понимать, что эта двойственность бросает тень на всё, что вы будете говорить. Если я вас оскорбил, вы можете послать мне вызов через одного из ваших друзей. Но я не думаю, что вы это сделаете. Совесть не позволит вам рисковать своей или моей жизнью, чтобы защитить ложь.
  Клэр упёрся рукой в окно. Он выглядел опустошённым. Джулиан решил, что даст совести пока что помучить своего хозяина. Он взял свою шляпу, трость и вышел.
  
  
  
  Поскольку Джулиан уже был в Линкольнз-Инн, он решил сразу же найти сэра Малькольма. Ему было что рассказать. Кестрель пересёк Серлс-Корт и спросил у похожей на мопса прачки, как пройти к Олд-Сквер, 21. Начался мелкий дождь; Джулиан поднял воротник, чтобы защитить шейный платок из кремового шёлка.
  Олд-Сквер была старым местом – это скопление зданий из красного кирпича с островерхими крышами, должно быть, помнило ещё Карла I. Джулиан прошагал по узкой, извилистой лестнице к номеру 21 и нашёл дверь с именем сэра Малькольма. Внутри обнаружился старый секретарь, склонившийся на письменным столом – его седая голова походила на остров среди океана бумаг, пачки которых были перевязаны красными ленточками. Увидев посетителя, он сунул перо за ухо – это привычке он был обязан чернильным пятном на бакенбардах.
  - Доброе утро, сэр.
  - Доброе утро. Мне нужно увидеть сэра Малькольма.
  - Я боюсь, его сейчас здесь нет, сэр.
  Джулиан знал, что выдающихся барристеров никогда нет у себя. Одна из первейших обязанностей секретаря – поддерживать их величественное одиночество, отгоняя тех, кто явился, не договорившись о встрече.
  - Если вы будете так добры и возьмете эту карточку, я думаю, он может чудесным образом появиться.
  Секретарь посмотрел на карточку, и его напряжённое лицо расслабилось.
  - Мистер Кестрель! Господи, он надеялся увидеть вас, – секретарь открыл дверь у себя за спиной и объявил:
  - Мистер Джулиан Кестрель, сэр.
  - Мистер Кестрель! – в дверях появился сэр Малькольм. – Входите, входите! Садитесь и рассказывайте всё, что узнали. Я жажду новостей.
  Джулиан подождал, пока дверь за ним закроется, а потом предупредил.
  - Я боюсь, некоторые новости могут оказаться для вас болезненными.
  - Тогда рассказывайте быстрее, – сэр Малькольм сел на стол, отмёл в стороны груду распечатанных писем и синие сумки с бумагами. С его парика, висевшего на деревянной подставке, слетело облако пудры.
  Джулиан начал с самой горькой части. Когда рассказ подошёл к концу, сэр Малькольм глядел на него ошарашенно и неверующе.
  - Все до единого? Все письма писал Клэр?
  - Все, что передали мне вы, да.
  - Но как Александр мог… Почему… – он упёр пальцы и лоб, лихорадочно размышляя. – Он… Конечно, он пытался порадовать меня… хотел, чтобы я гордился им. Он поступил дурно, но с благими намерениями. Всё было так, как сказал вам Клэр: у Александра не было времени учиться, у Клэра было, и Александр… воспользовался учёностью друга.
  - Не только учёностью, – мягко напомнил Джулиан. – Он позаимствовал его мысли, его взгляды, его идеалы.
  - Он не должен был этого делать. Я знаю. Но эта ошибка сделана из любви – так школьник тщится впечатлить своего отца.
  «Но Александр был уже не школьником, – подумал Джулиан. – Что для школьника – шутка, для мужчины – уже обман»
  Вслух он сказал:
  - Для расследования не так важно, почему Александр хотел, чтобы его письма писал Клэр – важнее понять, почему Клэр согласился. И он, и Адамс оказали Александру необычную услугу – Клэр снабжал знаниями, жертвуя своей карьерой, а Адамс простил долг. На такое не хватило бы обаяния даже у Александра. Либо он предложил этим двум что-то ценное, или угрожал. И поскольку не похоже, чтобы он хоть как-то помог Клэру, нужно задаться вопросом, как он мог ему навредить.
  - Вы забыли, что мой сын – жертва! – гневно воскликнул сэр Малькольм. – Он был жестоко и коварно убит! А теперь вы больше беспокоитесь о его преступлениях!
  - И то, и другое неразрывно связано. Если мы не узнаем, кого Александр разозлил или с кем несправедливо обошёлся, где мы возьмём мотив его убийства?
  Сэр Малькольм вскочил и зашагал взад и вперёд, сжимая и разжимая кулаки. Наконец он взял себя в руки и сделал долгий вдох.
  - Вы правы, как всегда. Простите меня. Но вы не видели его лежащим той ночью, с головой пробитой ударом кочерги – двадцать четыре года, что были уничтожены в один миг! Это была груда костей и кровоточащей плоти, что раньше говорила, смеялась и … – он закрыл лицо руками.
  - Мой дорогой сэр, – Джулиан подошёл и положил руку ему на плечо. – Вы не хотите сесть? Мне позвать секретаря, чтобы он принёс вам выпить?
  - Нет, вы очень добры, но я буду в порядке, – он позволил Джулиану подвести его к стулу и закончил уже снизив голос. – Теперь вы говорите мне, что молодой человек, которого я знал и любил, был ненастоящим – что он обманывал меня, быть может – шантажировал своих друзей – я ещё не уложил этой в своей голове. Это трудно… трудней, чем я ожидал.
  - Я сочувствую.
  - Я знаю, – сэр Малькольм похлопал его по плечу. – Вы не сделали ничего, о чём я не просил. Пойдёмте дальше. Я покажу, каким спокойным и деловым я могу быть. Вы сказали, что мой сын мог иметь какую-то власть над мистером Клэром. Какой она могла быть по-вашему?
  - Я думаю, это как-то связано с сестрой Клэра. Он испугался, стоило мне заговорить о ней, и так яро отрицал, что она знакома с Александром, что я не могу поверить, что он показал себя эталоном правдивости.
  - Что вы о ней знаете?
  - Только то, что она живёт с двоюродным дедом с Сомерсете, и что она ярая сторонница Мэри Уолстонкрафт.
  - Права женщин, да? Я знаю эту книгу – она написана немного истерично, но в ней много верного. Платон, как вы знаете, считал, что женщины могут быть стражами в его идеальном государстве. Он считал, что исключать их – всё равно что держать в качестве цепных псов только кобелей. Нет никаких причин, почему бы женщинам не учиться и не рассуждать, как мужчинам. Только вот они этого не делают, – с сожалением добавил он. – Вот почему я никогда не знаю, что им ответить.
  Джулиан был рад дать сэру Малькольму выговориться – это вернуло ему самообладание. Когда барристер пришёл в себя, Джулиан кратко передал ему свои беседы с леди Антеей Фитцджон, Феликсом Пойнтером, сэром Генри Эффингемом и Дэвидом Адамсом. Он объяснил и то, что служанка, встретившаяся миссис Фолькленд на Стрэнде, на самом деле была женщиной сомнительной репутации по имени миссис Десмонд, которая по неизвестным причинам переоделась в платье своей горничной. Кестрель рассказал, как миссис Десмонд и служанка съехали из дома в ночь Убийства на кирпичном заводе, и как он и Вэнс исследовали кусочки глины в её доме.
  - Как видите, – заключил он, – мне нужно вновь расспросить миссис Фолькленд.
  - Я не могу представить себе, откуда Белинда может знать такую женщину, не говоря уже о том несчастном создании, что убили на кирпичном заводе.
  - Как и я, но мы не можем закрывать глаза на то, что миссис Фольленд утаила свою встречу с миссис Десмонд. Это может не иметь никакой связи с убийствами, но я не могу сказать этого точно, пока у меня не будет фактов.
  - Конечно, вы можете приехать в Хэмпстед и расспросить её снова. Но не может ли это подождать до завтра? Сегодня утром у неё был очень нелёгкий разговор с Юджином, она потрясена.
  - Так она исполнила своё обещание отправить его в школу?
  - Да. Мы все боялись, что в последний миг он вытворит что-нибудь, как в тот раз, когда он стоял под дождём всю ночь. Но он уехал в целости и сохранности. Сейчас должен быть уже на пути в Йоркшир.
  - Тогда я приеду завтра утром.
  - Белинда каждое утро выезжает верхом, если только нет дождя.
  - Быть может, она позволит мне проехаться с ней, – Джулиан подумал, что это очень подходит его планам. Миссис Фолькленд любит ездить верхом, и в седле она может расслабиться и обо всём позабыть. Конечно, сосредоточиться на расследовании будет непросто. Белинда Фолькленд верхом была одной из достопримечательностей Роттен-Роу – зрелище, приятное глазу любого ценителя верховой езды и женской красоты. – И ещё одно, сэр Малькольм. Вы не должны ничего рассказывать ей про миссис Десмонд.
  - Вы хотите сказать, что она может придумать удачную ложь?
  - Скажем так – я хотел бы увидеть её реакцию своими глазами.
  Лицо сэра Малькольма озарила расслабленная улыбка.
  - Мистер Кестрель, вы должно быть самый тактичный человек в Лондоне.
  - Такт и тактика, сэр Малькольм – это основа любого расследования.
  
  
  
  Днём Кестрель зашёл домой – у него была назначена встреча с портным. Расследования преступлений были увлечением, что не могло мешать работе – блистать в свете. Портной снял мерки для осеннего костюма и в очередной раз попытался уговорить Джулиана на подкладки у фрака.
  - Это самая последняя мода, мистер Кестрель! – умолял он.
  - Мой дорогой друг, если бы я следовал моде, я бы не смог направлять её. И ни ради вас, и ни для кого другого, я не буду выглядеть как подушечка для иголок с ногами.
  - Конечно, я не хотел сказать, что вам это требуется, сэр. Не то, что мистеру Де Витту, – портной не скрывал своих предпочтений. – Он как раз пользуется такой модой и заказывает подкладки тут и там.
  - Де Витту идёт его худоба. Он весь похож на вытянутую ухмылку.
  - Вы не передумаете, сэр?
  - Ни в коем случае.
  - Как пожелаете, сэр, – портной вздохнул, откланялся и вышел.
  Вскоре прибыл Питер Вэнс. Он уже расспросил о миссис Десмонд жителей округи.
  - И я так скажу вам, сэр, – толку с этого было столько, сколько кормить гуся сеном. Соседи – лавочники, по большей части – ничего не знают о ней. Похоже, она держалась особняком. Некоторые запомнили её служанку, Фанни Гейтс, потому что она часто делала покупки для хозяйки или ловила наёмный экипаж. Это была простая, тусклая женщина, коренастая, с квадратным лицом, но тихая как мышка. Как будто она хорошо узнала этот свет и набила немало синяков.
  Обычно она носила то, во что была одета миссис Десмонд, когда встретила миссис Фолькленд – платье в коричневую и белую клетку и белый капор с лентами.
  - Жертва с кирпичного завода была одета не так. Но я думаю, что тот, кто позаботился о том, чтобы сделать убитую неузнаваемой в лицо, не стал бы оставлять её в обычной для неё одежде.
  - У служанки мог быть воскресный наряд получше.
  - Или она может вовсе не быть жертвой.
  Вэнс пожал плечами.
  - В одном все соседи согласны – служанка боялась свою хозяйку и старалась ей угождать.
  - Да, миссис Уиллер говорила то же самое.
  - Она та ещё свидетельница! – хмыкнул Вэнс. – Я пошёл к ней первым делом, и моя голова чуть не лопнула. Если и у кого язык, что помело, то у неё! Но она не рассказала мне ничего, о чем не говорила Брокеру. А её служанка оказалась такой слабоумной, что у неё вообще ничего не удалось вытянуть. В иных обстоятельствах, она была бы нашей лучшей свидетельницей. Служанки всегда знают обо всём, что происходит по соседству, и кто что скрывает.
  - Сигнетс-Корт кажется идеальным местом, чтобы спрятать свою chère amie. Там может происходить сколько угодно вещей, противных закону и морали, и никто их не заметит, особенно в пятницу ночью, когда поблизости нет миссис Уиллер. Это ещё одна причина не пренебрегать поисками среди преступников. Прошлым вечером Брокер поил половину воров и продажных девиц в округе, но ничего не узнал. Сегодня вечером я снова его туда пошлю, и посмотрим, не узнает ли он что-нибудь.
  - Непростая жизнь у вашего слуги, – усмехнулся Вэнс.
  - Но у неё есть свои преимущества.
  - А что будете делать вы?
  - В среду еженедельный бал в «Олмаксе», так что я буду танцевать с дебютантками и вести себя так возвышенно, как это возможно, пригубив слабого вишнёвого ликёра. И конечно, я попытаюсь узнать больше об Александре Фолькленде, – он задумался. – Я думаю, есть какой-то способ узнать больше о жертве с кирпичного завода. Я до странного убеждён, что мы раскроем всю загадку, если поймём, зачем было уничтожать ей лицо.
  
  Глава 15. Ночные визиты
  Тем вечером, когда Джулиан танцевал с дебютантками и пил вишневый ликёр в «Олмаксе», сэр Малькольм сидел в своей библиотеке и с нежностью смотрел на портрет сына.
  - Почему ты это сделал? Почему ты решил обмануть меня? Неужели ты думал, что я жду… думал, что мир ждёт… что ты будешь совершенством? Что будешь блестящим юристом, знаменитым коллекционером, любящим мужем, радушным хозяином? Ты не понимаешь, что лучше бы у меня был просто сын со всеми обычными недостатками, чем величественное, экзотическое существо, которое мне нечего и надеяться понять?
  Я думаю, ты считал, что я никогда не узнаю. Мой бедный мальчик, ты не мог знать, что смерть ждёт тебя за углом, и она вытащит все твои секреты на свет? Я молю небеса увидеть тебя ещё раз и спросить тебя… сказать тебе…
  Он бессильно замолчал. Истина заключалась в том, что они никогда бы не заговорил об этом с живым Александром. Что-то в сыне не позволяло говорить с ним по душам. Он походил на вечно меняющийся калейдоскоп – слишком много цветов, слишком много фигур, и ни одна не задерживается надолго. Кто знал, что кроется под этой поверхностью? Там может быть что угодно, а может – ничего…
  - Сэр?
  Сэр Малькольм резко обернулся, надеясь, что Даттон не слышал, как он бормотал что-то перед портретом.
  «Я должен держать себя в руках, – подумал он. – Нельзя, чтобы в округе говорили, будто я схожу с ума».
  Даттон принёс поднос с визитной карточкой. Прочитав имя, сэр Малькольм вздрогнул и поднял глаза на слугу.
  - Что он хочет?
  - Он попросил встречи с вами, сэр.
  Сэр Малькольм прошёлся по комнате, ероша волосы рукой.
  - Я думаю, тебе лучше пригласить его войти.
  Даттон поклонился и вышел. Он вернулся несколько мгновений спустя с Квентином Клэром, что замер, едва войдя в комнату. Юноша держал в руках шляпу, показывая, что не задержится. Сэр Малькольм жестом приказал Даттону выйти.
  Они смотрели друг на друга. Хозяин был сбит с толку, смущён и возмущён. Что сказать человеку, которого ты едва знаешь, но которому поверял свои мысли и убеждения несколько месяцев, думая, что это кто-то другой?
  - Я боялся, что вы не захотите видеть меня, сэр, – начал Клэр. – Я бы не стал винить вас, поступи вы так.
  - Я не мог оставить вас на пороге. Но буду честен – я не знаю, что мы можем сказать друг другу.
  - Вы можете ничего не говорить, сэр. А я всё скажу очень быстро и уйду. Я лишь хочу сказать, что сожалею о своём обмане.
  - Почему вы на это пошли?
  - Сперва просто потому что Александр попросил меня. Тогда была весенняя сессия суда, и вы участвовали в процессе о подделках, где применялись свидетельства с чужих слов. Александр попросил меня изложить свои мысли по этой теме, чтобы он мог показаться осведомлённым, когда будет писать вам. Вы ответили на его послание так подробно, что он не знал, что отвечать и попросил меня написать письмо за него. Я согласился. Я не знал, что он захочет, чтобы это продолжалось. И я никогда не думал… – он отвёл взгляд и покраснел.
  - Что тайное станет явным? – иронично спросил сэр Малькольм.
  - Нет, сэр, – Клэр поднял свои серые глаза. – Что мне так понравится переписка с вами. Я начал её для блага Александра, но продолжал – для своего. Мне не с кем было поговорить о том, что я думаю или что прочитал. Мой отец был барристером, но он умер, когда я был совсем юн. Друзей у меня немного. Мне это никогда не претило. Я люблю быть один. Но писать вам… это было нечто новое. Я ждал ваших посланий. Я забыл о том, что это неправильно. Я забыл это намеренно, потому что хотел писать дальше… – он с трудом сглотнул. – Прошу вас, поверьте, сэр, я был глуп и эгоистичен, но не хотел повредить вам. Я надеюсь, вы сможете понять это сердцем и простить меня. Доброй ночи, сэр.
  - Постойте! – сэр Малькольм подался вперёд и схватил гостя за руку. – После такой речи вы не можете просто уйти! И вы сейчас так выглядите, что я боюсь, как бы вы не пошли топиться. Не нужно делать из этого такую трагедию. Вы поступили дурно, но я вас прощаю. Я всегда прощаю людей. Это мой неотъемлемый недостаток.
  Он подвёл Клэра к камину, усадил и позвонил прислуге. Появился Даттон.
  - Принесите нам бутылку портвейна, Даттон.
  - Да, сэр. Если мистер Клэр останется, сэр, могу я предложить отвести его лошадь в конюшню? Сейчас она привязана у парадных дверей.
  - Да, конечно, – согласился сэр Малькольм, – не нужно оставлять коня там – улица недостаточно широка. Позаботьтесь о этом, Даттон.
  Клэр был сбит с толку и удивлён, а сэр Малькольм ещё и улыбался, но не говорил ничего, пока не принесли портвейн.
  - Вы напоминаете мне себя самого в вашем возрасте – одинокий книгочей, что всё принимает слишком серьёзно. Я ведь хотел стать преподавателем. Думал провести всю жизнь в Оксфорде, среди книг.
  - Почему же вы им не стали? – поинтересовался Клэр.
  - Мой дядя внезапно умер, и ко мне перешёл его титул, но не земля. Мне нужно было достичь некоего светского успеха, чтобы не быть баронетом только на словах. Но намного важнее была дочь моего дяди, что остались одна и без денег. Я не собирался жениться – профессия не позволяла, конечно – но должен был приглядеть за Агнес. А потом мы всё-таки поженились, я оставил Оксфорд и стал учится на барристера. Уже через несколько лет Агнес умерла, и я вынужденно вернулся к старой монашеской жизни. Сейчас я понимаю, что тогда был неправ. В вашем возрасте мужчине нужно знать живых людей не хуже, чем мёртвые языки. Вам нужно бывать в театрах и винных погребах, разминать руки на площадках для файвза57 и попадать в неприятности из-за девушек. Простите, я не говорю о слишком личных вещах?
  - Нет, сэр. Я хотел сказать, вы имели полное право на это после… после всего, что произошло. Но мне это не по нраву.
  - У вас будет достаточно времени, чтобы жить умом, когда тело одряхлеет.
  - Я не хочу жить ничем, кроме ума.
  - А вы пробовали жить чем-то другим?
  - Некоторым образом, да, пробовал, – Клэр неотрывно смотрел в камин. – И я узнал, что разум – единственное безопасное место, потому что мир не может увидеть, что в нём происходит, и не может высмеять или принизить то, что увидит.
  - Вы очень странный молодой человек.
  - О, сэр, – внезапно улыбнулся Клэр, – вы и представить не можете, насколько.
  - Что же, если я не смог убедить вас не хоронить себя под стопками книг, я хотел бы спросить, что вы имели в виду в вашем последнем письме, когда сказали, что Елена одержала верх в споре с Гекубой в «Троянках»?
  Они заговорили об Эврипиде. Потом их разговор перешёл на греческие пьесы в целом, потом на греческую историю. Они сравнивали Геродота и Фукидида, а их обоих – с Тацитом. Они обсуждали вопросы, что никогда не получат ответа – например, Платон или Ксенофон оставил нам более точный портрет Сократа, и что именно происходило на Элевсинских мистериях. Они сражались при Саламине, используя чернильницы и восковые печати вместо кораблей, когда часы начали бить полночь. Оба недоверчиво посмотрели друг на друга.
  - Я не собирался оставаться так надолго, – сказал Клэр. – Я не думал, что уже так поздно.
  - Я тоже.
  Клэр схватил шляпу, потом повернулся к сэру Малькольму и застенчиво протянул ему руку.
  - Что же… Доброй ночи, сэр. Я едва могу поверить, что вы простили меня, не говоря уже о том, что оказались таким добрым. Спасибо.
  - До новых встреч, мистер Клэр. Вы ещё не искупили содеянное.
  - Что… что вы имеете в виду? Что я должен сделать?
  - Приходите ко мне ещё. Приходите, когда сможете. Мы поговорим о греках, о законах, о вашем будущем. Вы выбрали себе непростое призвание – вам пригодятся наставления и помощь, если вы хотите использовать ваши таланты в полной мере. Я могу помочь вам.
  Глаза Клэра изумлённо распахнулись.
  - Сэр, у меня нет слов. Я не мог и думать просить вас о чём-то после…
  - Нет, я больше ничего не хочу об этом слышать. Если вы не думаете о себе, подумайте обо мне. Я потерял моего сына дважды. Сперва погибло его тело, а потом и разум – потому что человек, что писал мне, оказался не им. Я беспомощен, и не знаю, какую ещё ложь он мог говорить, и что ещё в нём может оказаться ненастоящим.
  - Но почему я?
  - Потому что вы писали те письма. Вы – живое воплощение того духа, что я считал принадлежащим Александру. Вы один можете вернуть мне то, что я потерял. Мистер Клэр, у вас нет отца, а у меня – нет сына. Что может быть естественнее, чем помочь друг другу?
  - Я думаю, – очень тихо сказал мистер Клэр, – мистер Кестрель подозревает, что это я убил вашего сына.
  - Мистер Кестрель подозревает всех. Благодаря ему, я могу подозревать только тех, кого выберу. Так что вы скажете? По рукам?
  Клэр сделал глубокий вдох.
  - По рукам, сэр.
  Они скрепили свой договор рукопожатием. Сэр Малькольм позвонил Даттону и велел взять фонарь и проводить мистера Клэра в конюшню. Когда гость ушёл, баронет снова остался один на один с портретом. Но он больше не был одинок. Только теперь сэр Малькольм понял, что его прошлое уединение было куда глубже, чем он думал. Он никогда не был более одинок, чем при живом Александре.
  
  
  
  «Олмакс» был скучнее обычного. За вечер Джулиан не узнал ничего, касающегося расследования. Знакомые Александра очень хотели знать, как оно продвигается – а Кестрель хотел держать это в тайне – но не желали предложить взамен ничего, кроме необузданных, часто злобных, домыслов. Любители пари спорили о том, когда и как Джулиан раскроет преступление, и кто окажется виновным. Адамс был фаворитом. Вторым шёл Валери – быть может, потому что некоторые джентльмены считали, что случись им быть убитыми, из их камердинеров получились бы отличные подозреваемые.
  Танцы продолжались долго, но Джулиан отправился домой около часу ночи. Брокер впустил хозяина и избавил его от двууголки, что тот нёс под мышкой. В «Олмаксе» мужчины должны были одеваться до нелепости старомодно – узкие панталоны, похожие на бриджи, шёлковые чулки и складные шляпы. Однажды в этот клуб не пустили герцога Веллингтона, что приехал в брюках.
  Джулиан был удивлён, застав дома Брокера.
  - Я думал, ты сейчас ставишь выпивку для всех забулдыг Стрэнда.
  - Так и было, сэр. Но ещё я поболтал с местной детворой, и нашёл одного мальчонку, который кое-что видел на Сигнетс-Корт, и решил привести его к вам.
  - И где он?
  - В гостиной, сэр. Я налил ему горячего пунша, чтобы он не сбежал, пока не придёте вы. Он совсем сбит с толку, сэр, вовсе не хотел сюда идти.
  Они прошли в гостиную. У камина, так близко к огню, что мог обжечь лицо, на коленях стоял мальчик лет десяти. Увидев Джулиана, он вскочил на ноги и встал, сжимая в одной руке шапку, а в другой – чашку с пуншем. У парня было маленькое, чумазое лицо, большие, запавшие глаза и чудовищно неухоженные волосы. Запястья и лодыжки были тонкими как прутики – странно, что ещё не сломались. Мальчик носил грубо подогнанные для него обноски взрослого человека. Рваная куртка была застёгнута до самого подбородка – наверное, чтобы скрыть, что рубашки на нём нет.
  Такой переход от «Олмакса» оказался отрезвляющим.
  - Добрый вечер, – мягко поздоровался Джулиан. – Как тебя зовут?
  - Джемми, сэр. Джемми Отис.
  - Садись, Джемми. Ты очень правильно поступил, что пришёл ко мне поговорить. Это время не пропадёт зря.
  Мальчик непонимающе посмотрел на Кестреля. Брокер потёр пальцами друг о друга, намекая на награду. Всё ещё сбитый с толку Джемми просиял – он был готов помочь.
  Джулиан немного расспросил мальчика о нём самом. Джемми жил в Сент-Джайлсе с матерью, которая «водила гостей», как он выразился. По вечерам мальчик ускользал из дома, чтобы не мешать, когда приходили гости. Иногда он убивал время с другими мальчишками, но чаще приходилось работать, ведь мама зарабатывала не очень много. Он собирал на улицах тряпьё, кости и кусочки железа, чтобы продать, бегал по поручениям, разносил письма или ходил на руках на потеху прохожим.
  - Видите? – добавил Джемми, с гордостью показывая мозолистые ладони.
  Больше всего он любил лошадей. Он сторожил экипажи джентльменов, что приезжали в Ковент-Гарден за местными «дамами», подзывал коробчонки для людей, выходивших из оперы дождливыми ночами и помогал кучерам чистить их повозки. Это удивило Джулиана, который никогда не ездил в экипаже, который выглядел бы почищенным хоть кем-то.
  - Ты знаешь, где находится Сигнетс-Корт? – спросил Джулиан.
  - Да, сэр.
  - Брокер сказал, что ты видел там кое-что необычное.
  - Д-да, сэр, – Джемми наморщил лоб. Ему явно нечасто доводилось рассказывать истории; скорее всего, мало кто собирался его слушать. – Там был мужчина в двуколке, – сказал он наконец.
  - Да? – поощрил Джулиан. – Ты видел его в Сигнетс-Корт?
  - Я видел на Стрэнде, сэр. Я пошёл за ним, думал, что ему понадобиться подержать лошадь. Он остановился прямо у Сигнетс-Корт.
  - Что случилось потом?
  - Он вышел из двуколки. Я, как всегда спросил: «Хотите, подержу вашу лошадь, сэр?». Он дал мне уздечку и сказал: «Вот тебе шиллинг, а когда я вернусь, получишь ещё один». – Джемми произнёс это с благоговением. – Обычно дают шестипенсовик58, если повезёт.
  - Как он выглядел, этот человек?
  - Знать не знаю, сэр.
  - Он был высокий или низкий, старый или молодой?
  - Молодой. Он был в чёрном плаще и в цилиндре, – Джемми как следует задумался. – Это был джен-тель-мен, сэр.
  - Откуда ты знаешь?
  - Он говорил очень гладко… как вы, сэр.
  - Понимаю. Джемми, ты можешь предположить, когда это произошло?
  Этот вопрос совсем сбил Джемми с толку. Джулиан не был удивлен – откуда уличному мальчишке знать что-то о часах и датах?
  - Это было не вчера, – осторожно заговорил Джемми, – и не позавчера.
  - Это было весной?
  - Да, сэр, – в его глаза загорелась искра воспоминаний. – И тогда шёл дождь, лил как из ведра. Не когда я увидел джен-тель-мена, а позже. Я помню, потому что у меня были джорджики на горячий джин с водой, чтобы согреться.
  Джулиан и Брокер переглянулись. Это могла быть та самая ночь, когда миссис Десмонд и её служанка покинули Сигнетс-Корт – ночь ливня, что уничтожила все следы Убийцы с кирпичного завода.
  - А в какое время ночи это было? – спросил Джулиан.
  - Знать не знаю, сэр.
  - Хм… люди уж начали выходить из театров?
  - Нет, сэр. Но билеты уже начали продавать за полцены. Я сначала подумал, что он из театра.
  - Около девяти часов, стало быть. Итак, он дал тебе шиллинг и попросил подержать лошадь. Что было дальше?
  - Он пошёл по улочке на Сигнетс-Корт.
  Джулиан повернулся к Брокеру.
  - Любопытно. Экипаж Фольклендов не помещался в проход, но двуколка могла проехать.
  - Да, сэр.
  - Тогда почему он не въехал во двор на ней?
  Оба посмотрели на Джемми.
  - Знать не знаю, сэр, – беспомощно отозвался мальчик.
  - Возможно, он не хотел, чтобы его видели там, – пробормотал Джулиан. – Предположим, что эта та же ночь, когда исчезла миссис Десмонд, и что в двуколке приехал её покровитель. Молодой джентльмен в вечернем наряде и цилиндре – такое описание вполне подходит. Он был знаком с Сигнетс-Корт достаточно, чтобы знать, что в пятницу там не будет ни миссис Уиллер, ни её служанки. Тогда единственными, от кого он мог прятать двуколку, оставались миссис Десмонд и Фанни.
  Он повернулся к Джемми.
  - Пожалуйста, продолжай.
  - Я держал лошадь, пока джен-тель-мен не вернулся. Он нёс леди.
  - Нёс? Что ты хочешь сказать? Она была больна?
  - Он сказал, что она спала. «Цыц! – сказал, – Она спит, и я не хочу будить её». Она чуть-чуть стонала и двигалась, как будто ей что-то снилось.
  - Как она выглядела?
  - Знать не знаю, сэр. Свет был только от фонаря в двуколке, а на ней был плащ, чепец и вуаль. Я видел её башмаки, когда он посадил её в экипаж. Они были белые и блестящие с золотыми нитками. Такие очень дамские туфельки.
  - Вы думаете, это была миссис Десмонд, сэр? – спросил Брокер.
  - Конечно, это скорее миссис Десмонд, чем её служанка. Хотя если миссис Десмонд могла надеть платье служанки, та могла переодеться в госпожу. С другой стороны, это могла бы совершенно другая женщина. Миссис Уиллер сказал, что у миссис Десмонд были гостьи, которых она по ночам приводила для своего покровителя.
  Джемми было почти нечего больше сказать. «Джен-тель-мен» усадил женщину в двуколку и укутал пледом. Он дал Джемми обещанный шиллинг, сел на место кучера и уехал прочь.
  Джулиан принялся ходить взад и вперёд, рассуждая:
  - Итак, что мы знаем? Женщину увезли из Сигнетс-Корт – предположительно, в ночь Убийства на кирпичном заводе. Мы не знаем, кто это была, и кем был джентльмен, что увёз её. Если она – жертва убийцы, зачем он повёз её из окрестностей Стрэнда в Хэмпстед? Что стало с белыми туфельками, шитыми золотом? А если этот джентльмен отвёз её на завод, разбил лицо до неузнаваемости и забрал туфли, зачем, во имя всего святого, он поехал обратно на Сигнетс-Корт, чтобы наставить глиняных пятен по всему дому миссис Десмонд?
  Джемми встревожился.
  - Это нечто вроде игры, – пояснил Джулиан. – Мы пытаемся решить головоломку, и ты нам очень помог.
  «Но, видит Бог, я бы хотел, чтобы ты мог рассказать больше, – подумал он, – дать любую подсказку, где искать следы этого джентльмена».
  Он сделал одну последнюю попытку.
  - Ты можешь вспомнить что-нибудь об этой двуколке и лошади?
  Джемми поднял умное, настороженное лицо.
  - Двуколка была покрашена чёрным, сэр, а колёса и дышло – белым. Она была довольно крепкая, но рессоры уже никуда не годились – на плохой дороге вам бы все кости растрясло. Лошадь была чалая со светлым пятном у левой ноздри. Зубы у неё длинные, и ещё оленья шея, а на передней ноге накостник59.
  «Что я за глупец! – подумал Джулиан. – Как я мог забыть о том, что мальчишка обожает лошадей?»
  - Джемми, ты бесценен. Держи, – он высыпал монеты из кармана, – вот тебе кое-что за услуги. Если твои сведения окажутся полезными – а я думаю, что окажутся – ты получишь куда большую награду.
  Пока Джемми пялился на новообретённое богатство, Джулиан отвёл Брокера в сторону.
  - Отведи его домой и заприметь, где он живёт – он может снова нам понадобиться. Я пока что напишу Вэнсу и попрошу перевернуть небо и землю в поисках этой лошади и двуколки.
  
  Глава 16. Пара гвоздей
  На следующее утро Джулиан приехал к сэру Малькольму в Хэмпстед. Тот принял его в библиотеке.
  - Я не смог заставить себя пойти в Инн, – признался он. – Я хочу быть рядом, когда вы будете расспрашивать Белинду.
  - Она ждёт меня?
  - Нет. Вы просили не говорить ей того, что вы узнали о миссис Десмонд, и чтобы не заходить на запретную территорию, я вовсе не упоминал вас и расследование.
  - Спасибо. Я понимаю, что вам неловко держать от неё что-то в тайне, – сказал Джулиан. – Она не интересовалась, как идёт расследование? – с любопытством добавил он.
  - Нет. Я думаю, она слишком подавлена потерей, чтобы интересоваться тем, кто убил Александра. Но она начала думать о будущем без него… это хороший знак, верно? Вчера она послала Марту в Лондон, чтобы забрать свои вещи и отправить их сюда или в Дорсет. Марта очень не хотела покидать её, но Белинда настояла. Она хочет продать лондонский дом, хотя не может избавиться от него достаточно быстро – не после того, кто там произошло.
  Он позвонил Даттону и спросил, где сейчас миссис Фолькленд. Даттон доложил, что хозяйка у себя и одевается для верховой езды.
  - Попросите ей зайти к там и поговорить, когда она спустится.
  Даттон поклонился и вышел.
  - Есть ещё кое-что, что нужно рассказать вам, – нерешительно заговорил сэр Малькольм. – Это может показаться очень странным. Прошлым вечером ко мне приехал мистер Клэр и просил прощения за письма. И я не уверен в том, как это случилось, но он пробыл здесь три часа.
  - Должно быть, это было очень долгое извинение.
  - Нет, но мы разговорились о других вещах… в основном, о классиках. И он отлично знает хорей.
  - В самом деле?
  Сэр Малькольм выглядел удручённым.
  - Вы думаете, заводить дружбу с Клэром неправильно?
  - Я не хочу сказать, что вы сделали что-то неправильно, сэр Малькольм. Но я думаю, что вы сделали это на свой страх и риск.
  - Что же, пусть это будет мой страх и риск. Мне нравится мистер Клэр, и я не думаю, что он плохой человек. Просто его… запутали?
  - Александр?
  - Да, – стойко ответил сэр Малькольм. – Мой сын был подло убит, но это не делает его святым. Он поступил дурно. Я должен принять это. Мистер Клэр тоже поступил дурно, но он моложе Александра и хуже знает свет.
  Джулиан подумал, что не сэру Малькольму говорить о знании света. Та наивность, с которой он взял Клэра под крылышко, раздражала не меньше, чем трогала. Несмотря на свою вечную неловкость, Клэр мог очаровывать – он служил живым примером того, как обратная сторона обаяния может быть до странности обаятельна. Но это лишь ещё больше насторожило Джулиана. Если Клэр попытается воспользоваться этим добрым и одиноким человеком, ему придётся считаться с Джулианом.
  - Вы хотели видеть меня, папа? – в дверях появилась миссис Фолькленд, чья строгая чёрная амазонка идеально сочеталась с белой кожей и золотыми волосами. Она холодно кивнула Джулиану. – Доброе утро, мистер Кестрель.
  - Доброе утро, миссис Фолькленд, – он поклонился. – Я пришёл, надеясь поговорить с вами о тех открытиях, что нам удалось сделать. Мы позволите сопровождать вас на прогулке?
  На миг в её глаза появилось негодование и страх ловушки. Он через всю комнату чувствовал это. Но она сказала лишь:
  - Как пожелаете.
  Сэр Малькольм подплыл к невестке, будто не желая выпускать из-под своей защиты.
  - До свидания, моя дорогая. Если я понадоблюсь тебе, когда ты вернёшься, я буду здесь.
  - Спасибо, папа, – она повернулась к нему, а потом быстро отвела взгляд. Джулиан заметил, что заставило её потупить глаза – не свекор, а смеющиеся глаза Александра на портрете.
  Она оперлась на руку Джулиана, и они вышли на конюшню через заднюю дверь. Ворота, что вели на извилистую дорогу, уже были открыты. Нерон, вороной конь Джулиана уже был готов. Рядом стоял прекрасный гнедой60 миссис Фолькленд – Феникс. Это был очень норовистый конь для дамы, и в нем было шестнадцать хэндов61, но хозяйка прекрасно с ним управлялась.
  Один из мальчишек придержал Нерона под уздцы, пока Джулиан садился. Другой хотел подержать стремя миссис Фолькленд, но Майк Наджент, её грум, прогнал его. Наджент был известен на Роттен-роу не меньше, чем его хозяйка. Это был маленький, жилистый ирландец с загорелым, обветренным лицом и пронзительными чёрными глазами, который бы не позволил никому чужому подойти к Фениксу. Он подставил руки, чтобы миссис Фолькленд могла опереться. Она легко взлетела в седло, а грум принялся подтягивать подпругу.
  Феникс дёрнул головой, в его глазах появилось бешенство, ноздри начали раздуваться. Он встал на дыбы, сбросил всадницу и понёсся к воротам. Нога миссис Фолькленд запуталась в стремени, и её потащило за конём.
  Джулиан пришпорил Нерона и перекрыл Фениксу путь. Тот повернулся в другую сторону, но Наджент успел перехватить поводья.
  - Снимите с него седло, ради любви Иисуса! – рявкнул он мальчишкам. – Вы что, не видите, что оно сводит его с ума?
  Джулиан спешился и побежал на помощь миссис Фолькленд. Он высвободил её юбку из стремени и, отнеся женщину на безопасное расстояние, положил на землю. Миссис Фолькленд, бледная как мел, была без чувств. Её шляпка куда-то потерялась, и ярко-золотые волосы рассыпались и измазались в грязи.
  Кучер сэра Малькольма услышал шум и выбежал из конюшен.
  - Есть тут что-нибудь, что можно использовать вместо носилок? – крикнул ему Джулиан.
  - Есть старая дверь. Я застелю её холстом.
  - Хорошо. И принесите одеяло и спиртное, если есть.
  Мальчишки расседлали Феникса. Конь успокоился, хотя все ещё дрожал и бил копытами. Наджент что-то пробормотал ему, поглаживая морду и шею.
  Кучер и мальчишки вернулись с импровизированными носилками, одеялом и бутылкой бренди. Джулиан обернул миссис Фолькленд в одеяло и, бережно приподняв голову и плечи женщины, опёр на свою руку, а потом поднёс к её губам бутылку и заставил сделать несколько глотков. Женщина закашлялась, её веки задрожали, и лицо исказила боль.
  Джулиан метнул взгляд на мальчишек.
  - Пошлите за доктором.
  Они переглянулись, и миг спустя один побежал прочь.
  - Мы можем перенести вас в дом? – спросил Джулиан.
  Она закрыла глаза и судорожно кивнула. Джулиан и кучер осторожно уложили её на носилки и внести внутрь. Второй мальчишка побежал вперёд, чтобы открыть дверь и предупредить домашних.
  Сэр Малькольм уже был в холле.
  - Моя бедная девочка! Белинда, дорогая… О, Боже, она в обмороке! Быстрее, несите её сюда!
  Джулиан и кучер понесли женщину в библиотеку. Сэр Малькольм помог им переложить её с носилок на кожаный диван. Все трое в ужасе выдохнули, стоило им взглянуть на освободившиеся носилки. Прямо посредине холста расплывалось большое, липкое, красное пятно.
  Сэр Малькольм отчаянно помахал рукой, подзывая женщин, появившихся в дверях – Джулиан предположил, что это кухарка и горничная.
  - Подойдите! Осмотрите её и узнайте, куда она ранена!
  Трое мужчин повернулись спинами, пока женщина осматривали миссис Фолькленд. Их поиски подтвердили то, чего боялся Джулиан. Это была не обычная рана. Миссис Фолькленд потеряла не только кровь, а сэр Малькольм потерял надежду на внука.
  Горничная принесла чистое бельё, нашатырный спит и горячую воду.
  - Где Марта? – спросил Джулиан у сэра Малькольма.
  - Она ещё не вернулась, – убито ответил сэр Малькольм. – Вы помните, я говорил, что Белинда послала её в Лондон за своими вещами. Мы ждали её только сегодня днём.
  Внезапно в коридоре поднялся шум. До библиотеки донёсся повышенный голос Даттона:
  - Я повторю вам, вы не можете увидеть сэра Малькольма прямо сейчас, он заботится о миссис Фолькленд.
  Сэр Малькольм повернул измученное лицо к двери.
  - Я пойду, – сказал Джулиан и вышел, чтобы узнать в чём дело.
  Он обнаружил, что Даттон спорил с Майком Наджентом, что держал в руках дамское седло миссис Фолькленд62. Увидев Джулиана, грум перевернул седло вверх ногами и бросил на пол.
  - Посмотрите! Я спрашиваю, вашчесть, видано ли такое злодеяние?
  Джулиан почувствовал покалывание в затылке. Он присел на корточки и тщательно осмотрел седло. Сперва он не заметил ничего необычного. Это было обычное седло – толстая подбивка, узкая канавка, что идёт вдоль. А потом он увидел два длинных, уродливых гвоздя, почти незаметных на тёмно-коричневой коже, вбитые в канавку так, что их острия торчали из седла с другой стороны. Простая, эффективная ловушка. Пока седло просто лежит на спине лошади, она не чувствует боли. Стоит только там оказаться всаднику, а подпруге – натянутся, как гвозди впиваются в плоть животного.
  Джулиан мрачно посмотрел на Наджента.
  - Кто нашёл эти гвозди?
  - Это точно был я и никто другой, вашчесть. Как только Феникс успокоился так, чтобы его можно было оставить одного, я осмотрел седло – знал, как на Масленицу, что он бы так не взбесился, если бы с седлом всё было в порядке. Вы добрее животного не видели, вашчесть, – кроток как ягнёнок, хотя очень ретивый, а хозяйку любит как мать…
  - Я всецело готов простить его за любой проступок. А теперь, касательно седла…
  - Да, вашчесть. Я сказал себе: «Кто-то поработал с ним, ведь разве не я чищу и осматриваю его после каждой хозяйкиной прогулки?» Клянусь, вашчесть, когда я повесил его вчера на подставку, оно было таким чистым и блестящим, что леди могла бы смотреть в него и причесываться, и с ним всё было в порядке, совершенно всё!
  - Когда это было?
  - Я бы сказал – между полуднем и часом дня, вашчесть.
  - А когда вы брали его в следующий раз?
  - Этим вот утром, вашчесть, когда я примостил его на спину Фениксу, около половины десятого. Лучше бы мне отрубили руки! Но я не заметил гвоздей. Я должен был лучше осмотреть седло, а я никогда этого не делал. Со вчерашнего дня никому и в голову не приходило прикасаться к нему, – он нахмурился и потряс кулаком. – Не повезёт тому, кто сделал это – мучить бедное животное, что никому не причинило вреда, и делать из него орудие, чтобы навредить его хозяйке…
  Раздался резкий стук в парадную дверь. Даттон впустил хирурга и провёл его в библиотеку. Сэр Малькольм и кучер, кухарка, служанка и мальчик с конюшни высыпали в коридор. Сэр Малькольм собирался отпустить слуг, но Джулиан попросил кучера и мальчика задержаться. Сэр Малькольм моргнул и посмотрел на своего гостя, потерянный и несчастный.
  - Зачем?
  - Мне нужно кое-что сказать вам, сэр Малькольм. Я боюсь, это станет для вас потрясением. Но сперва, не прикажете ли Даттону проследить, что никто не покидал дом без вашего разрешения, и особенно – чтобы никто не заходил на конюшенный двор?
  - Хорошо. Даттон, сделайте то, о чём говорит мистер Кестрель.
  Джулиан провёл сэра Малькольма в кабинет и сообщил, что падение миссис Фолькленд не было несчастным случаем. Сэр Малькольм был вне себя.
  - Боже мой, кто мог решиться на такое варварство? Кто мог ненавидеть Александра так, чтобы пытаться убить ещё и его ребёнка?
  - Я не думаю, что там нужно считать, будто в обоих преступлениях виновен один человек.
  - Бога ради! Вы хотите сказать, что мою семью преследуют два жестоких убийцы?
  - Это крайне маловероятно. Я лишь имею в виду, что в этом расследовании ничего нельзя принимать как должное.
  - Но ведь это второй удар врага Александра – будто кровная месть, что передаётся следующим поколениям!
  Джулиан поднял бровь.
  - Вы знаете, что миссис Фолькленд была в положении?
  - Наверняка – нет. Она никогда не говорила мне.
  - Что же, если даже вы, сэр Малькольм, не знали, как об этом мог догадаться человек, что вбил гвозди?
  Сэр Малькольм вздрогнул.
  - Я не знаю, – он рухнул на стул и затряс головой. – Я чувствую себя беспомощным. Что теперь делать?
  - Я думаю, нужно выпить, а потом задать несколько вопросов слугам с конюшни.
  
  
  
  Прислуга из конюшни ждала в приёмной. По пути туда сэр Малькольм и Джулиан столкнулись в холле с хирургом.
  - Как она? – спросил с нетерпением сэр Малькольм.
  - С ней все будет в порядке. Надежды спасти ребёнка нет, но она молода, так что у неё будут другие… – хирург оборвал себя, слишком поздно вспомнить, что миссис Фолькленд потеряла не только дитя, но и мужа. – У неё будут боли день или два. Растянута лодыжка и сильный ушиб на голове. Я перевязал лодыжку, и ей лучше не вставать на ноги хотя бы неделю. Другие ранения, кроме ушиба на голове, несерьёзны, но о пациентке нужно хорошо заботиться первые дни. Если она потеряет сознание, даже всего на минуту, немедленно пошлите за мной. Больше делать ничего не нужно – просто постельный режим и покой. Если у неё начнётся лихорадка, омывайте ей лоб уксусом и водой. Если лихорадка продолжиться, я сделаю кровопускание. Она хочет, чтобы её унесли наверх в её комнату, но я не вижу, почему нужно сделать это сейчас, если её можно перенести позже, когда она наберётся сил.
  - Она может отвечать на вопросы? – спросил Джулиан.
  - Если она будет в состоянии говорить, лучше поощрять её к беседам. Это поможет ей оставаться в сознании и отвлечёт от мыслей о ребёнке. Впрочем, лучше немного выждать. Ей нужен отдых.
  Сэр Малькольм поблагодарил хирурга и проводил, а потом пошёл проведать миссис Фолькленд. Из библиотеки он вышел, скорбно качая головой.
  - Ей очень плохо – она скорее мертва, чем жива. Её сердце и так было разбито, а когда она только начала поправляться, случилось это! Я говорю вам, Кестрель, что когда мы найдём того, кто это сделал, не подпускайте меня к нему! Я начинаю понимать, почему люди совершают убийства.
  Сэр Малькольм через Даттона попросил кухарку или служанку посидеть с миссис Фолькленд и посылать за ним, если ей станет хуже.
  - И принесите больше одеял и подушек и всего остального, чтобы ей было удобнее.
  - Да, сэр.
  Сэр Малькольм и Джулиан прошли в приёмную. Слуги из конюшен – то есть кучер Боб Чивер, два мальчишки и Наджент – чувствовали себя там довольно неловко, непривычные бывать в большом доме.
  - Здесь все собрались? – спросил Джулиан.
  - Да, – ответил сэр Малькольм. – Мне никогда не требовалось больше. У меня две лошади, которых запрягают, экипаж, в котором я езжу на прогулки, и фаэтон, которым я правлю вам.
  - А сколько у вас домашних слуг?
  - Даттон, который служит дворецким и лакеем, кухарка и горничная. О, и ещё садовник, но он живёт не в доме.
  Джулиан повернулся к Надженту.
  - Вы сказали, что чистили седло миссис Фолькленд вчера около полудня, а повесили на подставку, вплоть до половины десятого сегодня, когда оседлывали Феникса. Значит, гвозди появились там в период со вчерашнего полудня до половины десятого сегодня. Я правильно вас понял?
  - Точно, вашчесть ухватили всё, что я сказал.
  - Где в конюшне находятся подставки для сёдел?
  Тут впервые заговорил Чивер – его голос оказался удивительно мягким для такого крупного, дородного мужчины.
  - В седельной комнате, сэр, рядом со стойлами.
  - Эту комнату держат запертой?
  - Нет, сэр. Там даже нет замка.
  - А как насчёт самой конюшни?
  - Я сам запираю её каждый вечер, сэр, около девяти вечера, и отпираю около пяти утра.
  - И ворота на дворе?
  - Их я тоже запираю и отпираю в то же время, сэр.
  - И вы так же сделали вчерашним вечером и сегодня утром?
  - Да, сэр.
  - У кого ещё есть ключи от конюшни и ворот?
  - У мистера Даттона есть и те, и другие.
  Сэр Малькольм кивнул.
  - У Даттона есть ключи от всех дверей, внешних и внутренних.
  - Где он их держит?
  - Кажется, он носит в кармане те, что использует чаще всего, – сказал сэр Малькольм, – остальные обычно висят на колышках в его комнате в цоколе. Боюсь, мы не слишком внимательно за этим следили – но как мы могли подумать, что кто-то из домочадцев окажется в опасности?
  - Вы не могли, – успокоил Джулиан. – Комната дворецкого запирается?
  - Я так не думаю. Получается, кто-то мог украсть оттуда ключ от конюшен и пробраться туда ночью.
  - Но, сэр, – возразил Чивер, – ему пришлось бы пройти мимо стойл, и это обеспокоило бы лошадей. И мальчики, и я услышали бы это – мы спим совсем рядом.
  - А мог ли кто-то, кого лошади знают, пройти мимо стойл, не потревожив лошадей, если бы был осторожен? – предположил Джулиан.
  - Думаю, случится так может, сэр. Но я сплю очень чутко, и думаю, что услышал бы, как кто-то там ходит.
  - Очень хорошо, – сказал Джулиан. – Стало быть, почти невероятно, что ловушку подстроили в отрезок от девяти вечера до пяти утра. У нас остаётся время между вчерашним полуднем и девятью вечера, а также это утро от пяти до половины десятого. Был ли в этом время в конюшне или на дворе кто-то, кроме вас четверых?
  - Хозяйка выходила к Фениксу, – проговорил Наджент. – Она приходит каждый вечер, Боже благослови её, и приносит ему корзину яблок.
  - Ещё был джентльмен, – вставил Чивер, – но он пришёл поздно, когда конюшня была уже заперта. Его лошадь привели, когда уже смерклось, а потом он сам пришёл за ней. За ней ходил Фред, – он ткнул пальцем в сторону одного из мальчишек.
  - Это был мистер Клэр, – медленно проговорил сэр Малькольм.
  - Когда он уехал? – спросил Джулиан.
  - Вскоре после полуночи, – ответил сэр Малькольм. – Я позвонил Даттону, чтобы он посветил гостю и проводил до конюшни.
  - А как Даттон попал в конюшни? Открыл своим ключом?
  - Должно быть, сэр, – сказал Чивер. – Меня не звали, чтобы впустить его.
  - Тогда мы знаем, что его ключ не был украден, – Джулиан повернулся к Фреду. – Мистер Клэр заходил в конюшню?
  - Да, сэр.
  - Надолго?
  - Я не знаю, сэр, – замялся Фред, смутившись от того, что внезапно оказался в центре внимания.
  - Что он там делал?
  - Ничего, сэр, просто ждал, когда я привёл его коня. А потом уехал.
  - Я полагаю, Даттон был с ним?
  - Нет, сэр. Мистер Даттон пошёл отпереть ворота.
  - Ты всё время видел мистера Клэра, когда он был в конюшнях?
  - Что вы предполагаете, мистер Кестрель? – резко вмешался сэр Малькольм.
  - Я ничего не предполагаю, сэр Малькольм. Я просто хочу исследовать все возможности.
  - Нет, я не всегда его видел, сэр, – вставил Фред. – Борей раскапризничался, и я пошёл в стойло успокоить его.
  - Мог ли мистер Клэр пройти в седельную комнату и выйти оттуда, пока ты занимался лошадью?
  - Не знаю, почему бы не мог, сэр.
  - Тогда откуда он взял гвозди? – потребовал объяснений сэр Малькольм. – Вы думаете, он принёс их в кармане на тот случай, если подвернётся возможность испортить чьё-то седло?
  - Ему не пришлось бы, сэр, – застенчиво заметил Чивер. – В седельной есть гвозди, прямо как те, что нашлись в седле миссис Фолькленд.
  Сэр Малькольм спросил опасно мягким голосом:
  - Так вы предполагаете, что мистер Клэр проник в седельную комнату, увидел валяющиеся гвозди и подумал, что было бы весело вколотить их в седло, чтобы моя дочь упала?
  Джулиан прервал этот перекрёстный допрос.
  - Я повторяю, сэр Малькольм, я ничего не предполагаю, я лишь собираю сведения. У мистера Клэра были средства и возможность совершить преступления. Вы же не ожидаете, что мы закроем на это глаза?
  - Нет. Нет. Забудьте мои слова, пожалуйста, продолжайте расспросы, – сэр Малькольм зашагал взад и вперед, чтобы дать выход напряжению.
  Джулиан принялся разбираться с алиби. У слуг его не было – любой из них может проникнуть в седельную комнату между полуднем и половиной девятого утра. Более того, грум или мальчишка с конюшни умели работать с сёдлами. Конечно, у них было сложно найти мотив навредить миссис Фолькленд. Но имея дело с слугами – самыми мало уважаемыми и скверно оплачиваемыми из работающих людей – всегда нужно было помнить, что их можно купить. Сэр Малькольм заявил, что все слуги пришли к нему с рекомендациями, и никто никогда не выказывал никаких признаков бесчестности или жестокости. Но это значило не то, что они неподкупны – просто понадобились бы большие деньги, чтобы преданный слуга обманул хозяина.
  По просьбе Джулиана сэр Малькольм послал за Даттоном, кухаркой и служанкой, а сам отправился заменить одну из женщин у постели миссис Фолькленд. Все сказали, что ничего не знают о гвоздях в седле хозяйки; и никто, кроме Даттона, что водил Клэра за лошадью, не подходил к конюшням в период со вчерашнего полудня до половины десятого утра сегодняшнего утра. В целом Джулиан не слишком верил, что преступником был кто-то из них – хотя бы из-за большого риска, на который пошёл бы любой из домашних слуг, готовя такую ловушку. Конюшня не была их владением, и стоило кому-то их тут заметить, им было бы трудно это объяснить.
  Джулиан спросил у всех слуг, не видели ли они каких-нибудь незнакомцев рядом с домом. Все уверенно заявили, что никого не видели.
  Следующим шагом должен был стать осмотр конюшни. Кестрель попросил Чивера сопровождать его, а остальных слуг – остаться в доме. Они вышли во двор через заднюю дверь. Это было огороженное пространство примерно прямоугольной формы. Войти сюда или выйти можно было лишь через дом или ворота, выходящие на дорогу. Напротив дальней стены располагалась конюшня – здание из коричневого кирпича, напоминающее солидный коттедж, если не считать дверей для карет. С одной стороны конюшни было свободное пространство для экипажа и фаэтона сэра Малькольм. С другой устроились стойла и дверь, что вела в седельную комнату.
  Туда Джулиан и отправился. Она была тесной, скверно освещённой и забитой обычными для такого места предметами – щётками, ножницами, фонарями, корзинами, попонами. Три седла стояли на подставках – четвёртая оставалась пустой.
  - Здесь хранится седло миссис Фолькленд?
  - Да, сэр, – ответил Чивер.
  - Здесь больше нет дамских сёдел, – пробормотал Джулиан. – Это значит, что тот, кто устраивал ловушку, знал, на кого. А где хранятся гвозди?
  Чивер указал на открытую коробку на соседней полке. В ней обнаружились гвозди всех размеров – в том числе того же вида и длины, что были вбиты в седло.
  «Ещё одно простое, безупречное преступление, – подумал Джулиан, – в духе Убийства на кирпичном заводе и смерти Александра. Преступник пользуется тем, что оказалось под рукой – кирпичом, кочергой, коробкой гвоздей – и причиняет такие раны, какие нужны, чтобы отнять жизнь. Исключая разбитое лицо жертвы с кирпичного завода. Это он сделал лишь для того, чтобы скрыть её личность. Если предположить, что все три убийства совершены одной рукой, это очень экономный преступник – он предпринимает минимум усилий для того, чтобы достичь цели».
  Джулиан тщательно осмотрел седельную, но не нашёл ничего, что указало бы на личность преступника. Он расширил круг поисков, но успеха не достиг. Понять можно было лишь то, что ни один вход в конюшню не был взломан.
  - Я считаю, – сказал Кестрель Чиверу, – что у преступника хватало возможностей проникнуть в седельную незаметно – хоть вчера днём, хоть рано утром сегодня.
  - Я так и думаю, сэр. Мальчишки и я моем экипаж, выводим лошадей на воздух, работаем. За день случается много раз, что в седельной никого нет, и никто за ней не следит.
  Джулиан осмотрел стойла.
  - Какую лошадь успокаивал Фред, когда здесь был Клэр?
  - Это Борей, сэр, – Чивер показал. – Он вечно буянит. А Зефир спокоен как агнец.
  Джулиан подошёл к стойлу Борея.
  - Отсюда Фред не мог видеть, заходил ли гость в седельную. Так или иначе, отличная возможность для мистера Клэра.
  Он поблагодарил Чивера за помощь и вернулся в дом. Слуг с конюшни уже отпустили из приёмной и отправили на кухню перекусить.
  - Они могут вернуться к себе, – сказал Джулиан Даттону, с которым встретился в холле.
  - Да, сэр. И, сэр, сэр Малькольм спрашивал, не присоединитесь ли вы к нему в его кабинете, когда вернётесь.
  Джулиан поделился с сэром Малькольмом скудными плодами своих поисков. Потом он спросил, в сознании ли миссис Фолькленд и может ли немного поговорить.
  - Она снова попросила перенести её в её комнату, но я решил, что сперва ей лучше отдохнуть. Ещё она хотела узнать, что с Фениксом. Она беспокоилась за него – у него никогда не было таких припадков. Я решил, что лучше рассказать ей о том, что произошло – о седле.
  - И что она сказала?
  - Она долго молчала. Потом сказала только «Мой бедный мальчик». Я думаю, она говорила о коне, но в этом трудно поверить. Она закрыла глаза, будто не хотела ничего видеть, и я не стал на неё давить.
  - Мой бедный мальчик, – повторил Джулиан, а потом резко продолжил. – Когда Юджин уехал в новую школу?
  - Вы не можете думать… Он её родной брат, ему шестнадцать!
  - Я надеюсь, что это не так, сэр Малькольм. Но факты остаются фактами – он был единственным, кому было выгодно, чтобы Александр умер бездетным. От этого зависело его наследство.
  - Да, это правда, – признал сэр Малькольм, но тут же его лицо прояснилось. – Но он уехал слишком рано. Я сам посадил его на почтовую карету в девять утра.
  - Значит, он вне игры, – с облегчением заметил Джулиан. Ему нравился Юджин, и ему было бы жаль осознать, что этот юноша мог спланировать хладнокровное и вероломное преступление. – А что с Мартой? В котором часу она вчера уехала в Лондон?
  - Около десяти утра. Я сам её отвёз, а потом отправился к себе в Линкольнз-Инн.
  - Стало быть, вычёркиваем и Марту. Остаётесь вы, сэр Малькольм. Где вы были между вчерашним полуднем и половиной девятого утра?
  - Я понимаю, что вы должны это спросить, – сказал сэр Малькольм, сжав зубы, – но ваши методы меня потрясают. Как вы можете спрашивать… Очень хорошо. Я бы у себя в Инне с одиннадцати часов до раннего вечера – мы ведь встречались там. Потом я встретился с несколькими другими старшинами по делам Инна и поужинал там же. Домой я вернулся где-то от восьми вечера до половины девятого. Мистер Клэр приехал на полчаса позже, и мы с ним беседовали до полуночи. Потом я лёг спать. Так что у меня было мало возможностей испортить седло. Но этим утром я встал в семь, и за мной никто не следил. Я мог бы прокрасться в конюшню.
  - Спасибо, сэр Малькольм, – Джулиану уже надоело, что его упрекают в излишней дотошности. Что сэр Малькольм ему обещал всего несколько дней назад? «Какие бы вопросы вы не задавали и что бы не обнаружили, я ничем вас не упрекну…» Такие благие намеренья…
  Он сказал:
  - Я думаю, мы оба немного переутомились. Возможно, лучше пообедать и осознать всё, что мы узнали.
  Сэр Малькольм улыбнулся.
  - В вашей невероятно тактичной манере, вы хотите сказать, что я немного переутомлён, и мне нужно поесть и отдохнуть. И вы совершенно правы. Просто скажите мне: у вас есть предположения, кто напал на мою дочь?
  - Что же, на первый взгляд, круг подозреваемых невелик – ваши слуги, грум миссис Фолькленд, мистер Клэр и вы – но нам нужно учесть, что кто-то из слуг мог быть подкуплен. Кроме того, ворота и конюшня были открыты вчера днём и этим утром. Кто угодно мог проскользнуть туда с улицы, когда грум, кучер и мальчишки были заняты чем-то другим.
  - Иными словами, это мог сделать кто угодно!
  - Я бы не заходил так далеко. Кто бы не подстроил это – будем называть его Икс – хорошо знал привычки миссис Фолькленд. Он знал, когда она выезжает верхом, где хранится её седло, когда Наджент чистит его и что он точно не трогает его до следующей прогулки. И предполагая, что Икс намеревался устроить ей выкидыш – что не совсем очевидно; он мог просто хотеть причинить ей вред – он должен был знать, что она в положении. Тогда первым вопросом, что нужно задать миссис Фолькленд, говорила ли она кому-то, что ждёт ребёнка.
  Он задумчиво нахмурился.
  - Вы знаете, я чувствую, что веду это расследование единственно возможным способом – я задаю правильные вопросы и ищу в правильных местах – и я всё ещё очень далек от цели. Я слишком много искал и слишком мало думал. Во всём этом есть некая закономерность, но я стою слишком близко, чтобы увидеть её. Мне нужна общая картина.
  Сэр Малькольм добродушно положил руку Кестрелю на плечо.
  - Сейчас нам обоим нужен обед.
  В коридоре послышался шум – стук дверей, шаги, голоса. Потом раздался женский крик:
  - Где она? Где моя госпожа? Мне нельзя было оставлять её! Если бы я была здесь, никто бы не посмел!
  Джулиан и сэр Малькольм поспешили в коридор. Там обнаружилась Марта, что бросила капор и шаль Даттону, который, должно быть, только что передал ей новости о миссис Фолькленд. С ней же был Люк Хэллэм – высокий лакей-блондин, что видел встречу хозяйки с миссис Десмонд у Сигнетс-Корт. Люк смотрел на Даттона в ужасе – но Джулиан видел не только ужас. Если и был на свете юноша, совершенно раздавленный чувством вины, то это был Люк.
  
  Глава 17. Оставь надежду
  - Где миссис Фолькленд? – требовательно спросила Марта у Джулиана и сэра Малькольма.
  - Она в библиотеке, – ответил вполголоса Джулиан. – Нам стоит пройти чуть дальше по коридору, чтобы не беспокоить её.
  Хотя оторванная от хозяйки Марта кипела от нетерпения, она подчинилась. Люк же были слишком разбит, чтобы замечать, где находится и что делает.
  - Мне нужно задать вам обоим несколько вопросов, – проговорил Джулиан. – Знали ли вы о ком-нибудь, кто хотел навредить миссис Фолькленд?
  Марта встала на дыбы.
  - Если бы я знала, что какой-то негодяй хоть волосок с её головы хочет сорвать, сэр, думаете, я бы уехала?
  - Она ни с кем не ссорилась в последнее время?
  - Ссорилась! – в глазах камеристки засверкало понимание. – Этот мальчишка!
  - Юджин? Он не может быть в этом виновен. Он уехал слишком рано, чтобы подстроить ловушку.
  - Но он был единственным, кто вздорил с моей госпожой. Если виновен не он, я не знаю, кто. Но если злодей попадёт в мои руки, я знаю, что с ним сделать!
  Джулиан повернулся к Люку.
  - А как насчёт вас? Вы знали о ком-то, кто таил зло на вашу госпожу?
  - Нет, сэр, – прохрипел Люк. Он откашлялся и повторил более уверенно. – Нет, сэр.
  Сэр Малькольм посмотрел на Джулиана, будто говоря: «Он что-то знает!». Кестрель коротко кивнул, но давить на лакея не стал. Если Люк страдает от чувства вины за что-то, связанное с миссис Фолькленд, он скорее сам признается, когда Марта и её мстительная ярость немного успокоятся.
  - Вы знали, что ваша хозяйка ждала ребёнка? – спросил Джулиан Марту.
  - Она никогда не говорила мне, но я догадывалась.
  - Говорила ли она об этом кому-нибудь?
  - Я не знаю, сэр.
  - А вы говорили?
  - Нет, сэр. Я бы никогда не стала болтать о делах хозяйки.
  - Простите, что настаиваю, но вы должны понять, что это очень важно. Вы уверены, что никому про это не говорили?
  - К гадалке не ходите, сэр. Я и слова не вымолвила.
  - Люк, у вас были догадки о том, что хозяйка ждёт ребёнка?
  - Нет, сэр, – кажется Люка возмутила сама мысль о том, что он знать нечто столь интимное о миссис Фолькленд.
  - Об этом не было никаких разговоров среди слуг?
  - Я об этом ничего не слышал, сэр.
  У Джулиана больше не было вопросов к Марте. Сэр Малькольм отпустил её, и камеристка поспешила к своей госпоже.
  Как только она ушла, Люк поднял голову. Он выглядел усталым, глаза лакея были красными, а обычно румяное лицо – совсем побелело.
  - Мне нужно кое-что сказать вам, сэр.
  - Я так и думал, – кивнул Джулиан. – Почему бы нам не пройти в кабинет?
  Сэр Малькольм проводил их туда, успев отдать Даттону распоряжения насчёт обеда. Люк был очень взволнован и едва мог связать два слова, так что Джулиан начал с относительно безобидных вопросов. Нужно было установить, у кого из слуг Александра было алиби на время несчастья с миссис Фолькленд, потому Кестрель спросил, что Люк делал между вчерашним полуднем и половиной десятого сегодняшнего утра.
  - Мы все были очень заняты, сэр. Марта приехала собрать вещи миссис Фолькленд и отложить то, что нужно забрать сюда, а что – отправить в Дорсет.
  Люк объяснил, что Марта привлекла на помощь себе почти всех слуг. Горничные выглаживали и складывали одежду и укрывали мебель полотном, а лакеи носили тяжёлые коробки и мебель и начищали обувь ваксой.
  - Я надеюсь, в кабинете ничего не трогали? – спросил Джулиан.
  - Нет, сэр, мистер Николс велел нам ни к чему не притрагиваться.
  Утром часть мебели отослали в Дорсет в фургоне, а остальное миссис Фолькленд собиралась продать. Её одежду и мелкие вещи упаковали и сложили в городской экипаж Фольклендов, на котором Марта и Люк приехали в Хэмпстед. Лакей поехал, чтобы помочь разгрузить вещи и вернуться к Лондон с возможными посланиями, что миссис Фольклнед пожелала бы передать.
  - Вкратце, – подвёл итог Джулиан, – никто из вас не имел возможности ускользнуть в Хэспстед в промежуток от вчерашнего полудня до этого утра?
  - Мистер Валери мог, сэр. Он нам почти не помогал – сказал, что таскать мебель или возиться с дамской одеждой не для него. Но все остальные работали весь день и почти всю ночь. Всё делали в спешке, потому что Марта хотела вернуться в Хэмпстед сегодня.
  - Почему? – спросил Джулиан.
  - Я думаю, они не хотела надолго оставлять миссис Фолькленд без своей помощи, сэр.
  Джулиан задумался над этими словами. Едва Марта услышала о несчастье со своей госпожой, она воскликнула: «Если бы я была здесь, никто бы не посмел!» Значит ли это, что преступление было совершено в эти сутки именно потому что рядом не было Марты? Почему преступник боялся её? Что камеристка может сделать, чтобы предотвратить убийство, которое готовилось в конюшнях?
  - А теперь, – сказал Кестрель, – вы сами расскажете, что вас беспокоит, или мне придётся угадывать?
  - Это… Это касается того, о чём вы уже спрашивали, сэр. Вы помните, как на Стрэнде к миссис Фолькленд подошла какая-то служанка, а миссис Фолькленд пошла с ней, сказав, что к больной подруге?
  - Да, – сердце Джулиана подскочило, но он сумел справится с голосом.
  - Вот, сэр, я говорил вам правду, только не всю. Я хотел, как лучше! – он перевёл умоляющий взор на сэра Малькольма. – Я думал, что тут что-то личное, что не нужно вытаскивать на свет. Нет, я не думал, что хозяйка делает что-то дурное, но иногда люди замешиваются в скандалы и ничего не могут сделать. Но теперь я могу думать только о том, кто причинил ей боль, и о том, что скажи я раньше, этого бы не случилось. Вы могли бы понять, что она в опасности и помочь ей…
  - Послушай, мальчик мой, – сказал сэр Малькольм, – что сделано, то сделано. Сейчас ты можешь только рассказать всё, как есть, чтобы мы были готовы отбить новый удар.
  - Да, сэр. Это случилось, когда миссис Фолькленд вернулась домой в тот день. Её не было три часа, и я забеспокоился. Стрэнд – это не то место, где бы я хотел оставить её одну. Хозяин тогда переоделся к ужину и ушёл, а я сказал себе, что если он не волнуется, то почему должен беспокоиться я? Но я всё равно беспокоился. Я думал, что он может о чём-то не знать. Я не хочу сказать, что хозяйка лгала ему – по крайней мере, если не было веской причины…
  - Мы понимаем, что вы не хотите обвинять её ни в чём, – сказал Джулиан.
  - И никогда не обвиню, сэр. Так вот, я всё выглядывал её из парадной двери и окон, и она, наконец, вернулась. И… и она вела себя очень странно.
  - Как именно? – спросил Джулиан.
  - Она была напугана, сэр. Загнана. Она отшатнулась от меня и не дала мне взять её шаль – и даже не подняла вуаль. Но я видел её глаза, и… я не могу описать. Как будто она была в ночном кошмаре и не может проснуться.
  - Моя бедная девочка! – тихо произнёс сэр Малькольм.
  - Продолжайте, – велел Джулиан.
  - Она спросила, где мистер Фолькленд, и я объяснил, что он ушёл ужинать. Потом она сказала, что не будет ужинать, что не голодна, а хочет подняться к себе. Я спросил, послать ли к ней Марту, но она отказалась. Сказала «Я хочу побыть одна» и поднялась к себе.
  - Когда вы видели её в следующий раз? – спросил Джулиан.
  - Следующим утром. Она была очень бледной и усталой, но снова стала собой. Я хочу сказать, у неё в глазах уже не было того ужаса, – Люк потупился и немного покраснел. – Я должен рассказать вам ещё кое-что. В тот день она надела новое платье – из лилового шёлка – и закуталась в шаль с узором из цветов и листьев. Она обернула шаль вокруг плеч, когда вернулась домой, а когда я попытался взять её, миссис Фолькленд отшатнулась. Шаль чуть сползла, и я увидел, что платье порвано. Один из рукавов был почти оторван у самого плеча.
  Брови Джулиана взлетели.
  - Она не рассказала вам, что произошло?
  - Нет, сэр. Она вовсе ничего не сказала. Я подумал, что если она решила ничего об этом не говорить, то и я не буду – ни с ней, ни с кем другим. Я хотел бы решить по-другому. Как думаете, сэр, это бы что-то изменило?
  - Я не знаю, – проговорил Джулиан. – Надеюсь, сейчас вы отвечаете на все вопрос без утайки и неуместных усилий кого-то защитить?
  - Да, сэр, – ответил несчастный Люк.
  Джулиан слабо улыбнулся.
  - Тогда я больше не буду вас упрекать – вы и сами справляетесь. Вам стоит проявить к себе немного милосердия и учесть свои благие намерения. Поступить неверно из преданности – не худшее из преступлений.
  Даттон объявил, что обед подан. Сэр Малькольм послал Люка есть в людскую. Они с Джулианом отведали стейков с устричным соусом, холодной птицы и лучшего портвейна сэра Малькольма. По негласному соглашению они не обсуждали несчастье с миссис Фолькленд. Это дало Джулиану возможность пересмотреть факты и попытаться найти закономерность, в существовании которой он был уверен.
  - Главный вопрос, – сказал он сэру Малькольму, когда они перешли к фруктам и кофе, – в кого целился преступник – в миссис Фолькленд или в её нерождённого ребёнка. Иными словами, правы ли мы, предполагая, что убийца Александра нанёс новый удар, намереваясь расправиться с его ребёнком, или это был кто-то другой, кто хотел навредить миссис Фолькленд? И если так, знал ли он о ребёнке?
  Сэр Малькольм, нахмурившись, изучал насаженную на вилку дольку апельсина, будто ища в ней ответ.
  - Рассказ Люка предполагает, что на Сигнетс-Корт с Белиндой что-то случилось. Мне не нравится эта мысль, но возможно, она вступила с кем-то в борьбу – быть может, с человеком, что навещал миссис Десмонд? – и он затаил зло на неё. Если так, то гвозди могла забить в седло и сама миссис Десмонд. Вы сказали, что никто не знает, где она, так что она может быть, где угодно. И ещё вы сказали, что посторонний мог проникнуть в конюшни незамеченным.
  - Посторонний хорошо знал конюшни и привычки миссис Фолькленд. Возможно, миссис Десмонд и миссис Фолькленд были связаны в какой-то интриге – допустим, она провалилась, и миссис Десмонд искала мести. С другой стороны, если миссис Десмонд и была той женщиной, которую неизвестный джентльмен увёз из Сигнетс-Корт в двуколке, за чем наблюдал Джемми Отис, она сама может быть жертвой и не смогла бы устраивать злобных шуток.
  - Хм-м, – сэр Малькольм налил себе ещё чашку кофе. – Вы собираетесь ещё раз опросить слуг Александра?
  - Я осмелюсь сказать, что да. Но не думаю, что это кто-то из них вбил гвозди в седло. Если Марта так заняла их работой, как рассказывал Люк, никто из них не смог бы побывать в Хэмпстеде. Но остаётся Валери – Люк сказал, что он отказался помогать остальным. Нам нужно узнать, где он был в это время. Хотя мне сложно представить, что привередливый маленький француз осквернит свои руки гвоздями и сёдлами.
  Таким образом, – подвёл он итог, – у Люка и Марты есть алиби на время несчастья с миссис Фолькленд, но не убийства Александра. То же верно для Юджина. Вы с противоположной стороны – у вас есть алиби на время убийства, но не этого случая. Клэр – единственный из известных нам людей, мог совершить оба преступления. Остальные подозреваемые – Валери, Адамс, Феликс и все прочие гости – не имеют алиби на время убийства, а что касается несчастья с миссис Фолькленд, то это ещё предстоит выяснить.
  - Я не понимаю, как вы удерживаете всё это в голове. У меня она уже кружится.
  Джулиан улыбнулся.
  - Я не думаю, что это сложнее латинских глаголов или юриспруденции.
  - Зато намного ценнее, как вы, вероятно думаете, и мне нечего возразить вам! – сэр Малькольм снова посерьезнел. – Нужно ли там сообщить властям о ловушке, в которую попала Белинда?
  - Я расскажу Вэнсу, когда вернусь в Лондон. И я полагаю, вам стоит поделиться этими сведениями с местным судьёй. Так мы, по крайней мере, сможем узнать, не видел ли кто из местных сторожей подозрительных незнакомцев.
  - Кажется, вы не слишком верите в государственное правосудие?
  - Я думаю, оно желает добра, но при всём желании власти не могут заставить эту систему работать – по крайней мере, когда происходит серьёзное преступление, а виновный неизвестен. У людей, что должны расследовать преступления, нет опыта – чтобы стать мировым судьёй не нужно ничего, кроме дохода, что послужит защитой от обвинений в продажности. Констебли – это просто ремесленники, выбранные по жребию, и не сумевшие на кого-нибудь переложить эти обязанности, а в сторожа берут калек и стариков-пропойц, чтобы снять их содержание с приходов. Но хуже всего – методы. Они действуют пассивно и наобум там, где необходим деятельный и упорядоченный подход. Мировые судья вывешивают объявления, предлагают награды и ждут, пока что-то приплывёт к ним само. Ищейки с Боу-стрит прилежны и изобретательны, но их мало, и они не могут быть повсюду. Настоящее решение – устроить полноценную полицейскую службу, но противодействие этому огромно.
  - Людям стоило бы быть разумнее! – вскипел сэр Малькольм.
  Джулиан пожал плечами.
  - Для многих преступление становится действительностью лишь, когда они сами становятся жертвой.
  - Это правда. Я не могу сказать, что много задумывался об этом – а ведь я занимался уголовными делами, – сэр Малькольм печально улыбнулся. – Они всегда выглядели для меня как нечто, происходящее с другими людьми.
  В дверях появился Даттон.
  - Камеристка миссис Фолькленд хочет видеть вас, сэр, – сообщил он.
  - Пришлите её сюда, – приказал сэр Малькольм.
  Вошла Марта.
  - Миссис Фолькленд чувствует себя лучше, сэр, и говорит, что, если у мистера Кестреля есть к ней вопросы, она готова отвечать сейчас.
  Джулиан бросил взгляд на сэра Малькольма, что согласно кивнул.
  - Спасибо, – поблагодарил Кестрель, – пожалуйста, передайте миссис Фолькленд, что я иду прямо к ней.
  
  
  
  Первое, что бросилось Джулиану в глаза, когда он вошёл в библиотеку, было пустое пространство у стены. Портрет Александра сняли и повернули лицом к стене.
  - Я попросила Марту сделать это, – тихо сказала миссис Фолькленд, – его глаза сводят меня с ума.
  Она полулежала на кожаном диване, одеяло укрывало её до талии, под ним явственно топорщилась перевязанная ступня. Женщина сменила чёрную амазонку на белую ночную сорочку и нежно-голубую кашемировую шаль. Её волосы были распущены, и тонкие золотые нити, только что расчёсанные, окружали её голову, словно нимб.
  Джулиан присел рядом, лицом к миссис Фолькленд. Она смотрела не на него, а в чашку чаю, которой медленно, монотонно помешивала.
  Он спросил:
  - Вы уверены, что в силах поговорить со мной?
  - Да. Что вы хотите узнать?
  Он заколебался, внезапно устрашённый стоящей перед ним задачей. Как он может задавать женщине вопросы о ране, столь свежей, о потере, столь мучительной? Но это придётся сделать. Он сама попросила о разговоре; ему придётся поверить на слово в том, что она выдержит.
  - Во-первых, – мягко начал он, – если вы простите невежество холостяка – вы знали, что ждёте ребёнка?
  - Да.
  - Вы говорили кому-то об этом?
  - Нет.
  - У вас были на это причины?
  - Да. Я ничего не говорила, потому что не думала, что ребёнок выживет.
  Это застигло Кестреля врасплох.
  - Вы хотите сказать, что ожидали несчастья, вроде сегодняшнего?
  - Ожидала? Нет. Но если бы вы прошли через то же, что и я, вы бы больше не верили ни во что хорошее, полезное или прекрасное.
  Он вспомнил, как миссис Фолькленд спрашивала, не бывал ли он в аду. И он вспомнил, что написано над воротами преисподней: «Оставь надежду, всяк сюда входящий»63.
  - Миссис Фолькленд, вы можете предположить, кто сделал это?
  - Нет.
  - Не случалось ли у вас недавно какой-нибудь ссоры? Вы не получали угроз?
  - Нет. Если не считать Юджина, но Марта сказала, что он вне подозрений.
  - Да, он уехал слишком рано, чтобы подстроить ловушку. Быть может, вы подозреваете кого-то из слуг сэра Малькольма?
  - Нет. Я считаю их всех надёжными и хорошими людьми. Я уверена, что никто из них не хотел повредить мне.
  - А что касается вашего грума, Наджента?
  - Наджент безупречно честен и верен. Он не может быть виновным, – она добавила. – Даже если бы он решил навредить мне, он бы не тронул Феникса.
  «Это звучит убедительно», – подумал Джулиан.
  - Мистер Клэр имел возможность вбить гвозди в седло этой ночью. Он никогда не выказывал вам враждебности?
  - Нет, никогда.
  - Вы хорошо знали его?
  - Не очень. Кажется, он очень скромен, особенно с дамами. Но он всегда был вежлив и предупредителен со мной.
  Джулиан задумался.
  - Вы не замечали в последнее время подозрительных людей, что ходили бы вокруг конюшен или издалека наблюдали за вашими прогулками?
  - Нет.
  - Наджент упомянул, что вчера вы были в конюшне с корзиной яблок для Феникса. Вы можете вспомнить, не заметили ли вы что-нибудь в вашем седле?
  - Нет. Мне незачем было рассматривать седло.
  Джулиан почувствовал, что разговор выходит пустым.
  - Попытайтесь вспомнить. Заметили ли вы тогда в конюшнях что-то необычное?
  - Я не могу ни о чём вспомнить. Но я полагаю, что тот, кто это сделал, позаботился, чтобы не оставлять следов. Наверное, это просто. Я приходила к Фениксу каждый вечер в одно и то же время. Тот, кто знает дом, мог знать и это.
  - Но вы только что сказали, что все домочадцы вне подозрений, – мягко указал Кестрель.
  - Я не могу решить эту загадку. Я думала, это вы здесь, чтобы пролить на неё свет.
  - Это так, – с сожалением признал он, – но я был недостаточно быстр. Это произошло, когда я был рядом, и я больше сожалею об этом, чем могу выразить.
  - Пожалуйста, не вините себя, – устало сказала миссис Фолькленд. – Этим вы всё усложняете. О чем вы ещё хотите меня спросить?
  - Если только одно, чего мы ещё не коснулись – миссис Десмонд.
  - Миссис Десмонд?
  Он не отрывал взгляда от её лица. Он готов был поклясться, что женщина слышит это имя впервые в жизни.
  - Миссис Десмонд – это та молодая женщина, что повела вас в Сигнетс-Корт.
  Её пальцы сжались вокруг чашки.
  - Правда? Я не знала её имени.
  - Миссис Фолькленд, Люк был в отчаянии, узнав о случившемся. Он боялся, что утаив некие сведения, подверг вас опасности. Сейчас он рассказал нам правду о том, как вы вернулись домой после визита в Сигнетс-Корт. Он сказал, что вы были в ужасе, не хотели поднимать вуаль, а один из ваших рукавов был почти оторван.
  Теперь она походила на загнанное в угол животное.
  - И?
  - И – что напугало вас? И как вы порвали платье?
  - Я порвала его о парковую ограду. И я не была напугана, а просто устала. Я и сейчас устала. Пожалуйста, уходите.
  - Если у вас есть враг, Бога ради, скажите там. Если он нанесёт новый удар…
  - Что мне его удар? Что мне теперь терять? Мой муж мёртв, мой ребёнок мёртв! У меня осталась только моя жизнь, потому что Бог не захотел забрать меня, Бог не позволил мне умереть!
  Она спрятала лицо в ладонях. Чашка перевернулась, чай пролился на одеяло. Её плечи содрогались, из горла вырывались рыдания.
  Джулиан вскочил, подхватил чашку и блюдце и протянул женщине платок. Она прижала его к лицу.
  - Пожалуйста… приведите Марту.
  Он поспешил к дверям, думая, что Марта неподалёку. Она и правда ждала в коридоре и появилась мгновенно. Увидев в каком состоянии госпожа, камеристка метнула на Джулиана свирепый взгляд и, поспешив к своей подопечной, обняла её своими большими, сильными руками и принялась укачивать, как дитя.
  Джулиан вышел, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Его потрясение от вспышки горя миссис Фолькленд улеглось, но на смену ему пришло нечто более глубокое. Закономерность, которую он искал, наконец, проявилась. И она была чудовищна.
  
  Глава 18. Погубленное алиби
  Джулиан вернулся в Лондон ранним вечером и отправился на Боу-стрит. Ему повезло встретить Вэнса прямо там. Ищейка скорбно покачал головой, услышав про покушение на миссис Фолькленд.
  - Кажется, нашему герою недостаточно убить мистера Фолькленда – он хочет избавиться и от миссис Фолькленд. И это очень дурно, сэр, – покушаться на даму или ребёнка, даже нерожденного.
  У Джулиана были на этот счёт свои идеи, но они едва складывались, так что он пока придержал их у себя.
  - Я предложил сэру Малькольму доложить обо всём местным властям и попросить их навести справки в округе – не было ли незнакомцев, подозрительных бродяг и так далее.
  - Рад это слышать, сэр. У нас с этим расследованием и в Лондоне хватает дел.
  - Вы узнали что-нибудь о той двуколке и лошади?
  - Не очень много, сэр. У нас был тяжёлый день – из почтовой кареты увели свёрток ассигнаций, а на Хаунслоу-роуд шалит целая банда. Впрочем, какое вам до этого дело, верно, сэр? Я скажу вам, что я сделал – я послал Билла Уоткинса в Лонг-Акр. В этом районе живут каретники, и он рядом с Сигнетс-Корт, прямо по ту сторону Ковент-Гардена. Если кто и запомнил особенную двуколку и лошадь, то уж наверное, те ребята, что живут, продавая кареты, не так ли?
  - Это хорошая мысль. А ещё в этом районе было легко избавиться от двуколки и от лошади – просто продать одному из местных.
  - Если только у него была причина от них избавляться, сэр.
  - Мы знаем от Джемми, что неизвестный на этой двуколке вывез из Сигнетс-Корт бессознательную леди прямо в ночь, когда случилось Убийство на кирпичном заводе. В доме миссис Десмонд следы кирпичной глины, а сама миссис Десмонд, как и её служанка, пропали. Сложно не думать о том, что этот человек, его двуколка и лошадь замешаны в чём-то очень скверном.
  - Что же, если кто-нибудь в Лонг-Акр купил эту двуколку и лошадь, мы их найдём, сэр. Если повезёт, что получим и описание того, кто их продал.
  - Быть может, – Джулиан невесело покачал головой, – но иногда я думаю, что наш джентльмен способен на хитрость, что побьёт наши.
  
  
  
  В дверях квартиры Джулиана встретил Брокер.
  - У вас гость, сэр. Мистер Толмедж.
  - Юджин? Он должен быть в Йоркшире!
  - Он не может быть там, сэр, – разумно возразил Брокер, – потому что сейчас он здесь.
  - Твоя логика не знает себе равных, – вручив Брокеру свою шляпу, перчатки и хлыст, Джулиан мрачно спросил. – Где он?
  - В кабинете, сэр. Я принёс ему харчей и пивца из кофейни, а то он был ни жив, ни мёртв, когда пришёл. Выглядел так, будто бродил по улицам ещё заодно с фонарщиками. А обувь у него для этого не годится.
  - Ад и проклятие! Что этот беспокойный птенец делает в двух сотнях миль от того места, где должен быть?
  - Спит, сэр. По крайней мере, спал, когда я в последний раз заглядывал.
  - Тогда его ждёт грубое пробуждение. Он его заслуживает.
  Джулиан прошёл в кабинет. Тёплый воздух, запах пива и аромат мяса обрушились на него. Камин полыхал так ярко, что маленькая комната казалась жаркой и тесной. Юджин спал в кресле у огня. Он выглядел намного чище, чем при последней встрече с Джулианом. Вместо полураспущенного и засаленного платка он носил блестящий и чёрный, причём столь высокий и жёсткий, что спать, не снимая его, можно было только смертельно устав.
  Джулиан немного смягчился, увидев до какой крайности юноша последовал его совету.
  - Мистер Толмедж.
  Юджин пошевелился, заморгал и вскочил на ноги.
  - Мистер Кестрель… Я… Вы, должно быть, гадаете, что я тут делаю…
  - Вы выражаете лишь слабые отголоски моих чувств, – Джулиан пересёк комнату и открыл окно. Порыв холодного воздуха заставил гостя поежиться.
  Джулиан жестом предложил ему сесть и занял кресло напротив.
  - Давайте начнём сначала – вы не против? Вчера сэр Малькольм посадил вас на почтовый экипаж до Йоркшира в девять утра. Это верно?
  - Я… Я думаю, да, – замялся Юджин. – Я не помню точного времени.
  - Мы называем это время «девять утра». Теперь я хотел бы точно знать, где вы были и что делали с девяти утра до этой минуты.
  - Но почему?
  - Позвольте мне пока что задавать вопросы. Поверьте, вы не в том положении, чтобы ставить условия.
  Юджин неуверенно посмотрел на Кестреля, потом сделал глубокий вдох и заговорил:
  - Я не хотел уезжать в школу. И уж точно я не хотел в йоркширскую школу – что бы не говорила Белинда, такие школы созданы для никому не нужных мальчишек, и там творятся ужасные вещи – но разве ей есть дело! Я понял, что она не изменит решения, так что решил убежать. Я не знал, что буду делать или куда пойду – я знал лишь, что не хочу встречаться ни с учениками, ни с учителями. Они все знают о моём отце, и хуже того – знают об Александре. Они скажут, что это я убил его. Они могут даже попытаться повесить меня. Я знаю, что там делают.
  У меня не было никакого плана. Но когда мы в третий раз остановились поменять лошадей, я увидел лондонский дилижанс. Тогда я всё и решил. Я заплатил почтальону, и понёс свой чемодан к дилижансу. Я поговорил с охранником, тот – с кучером, и мне позволили ехать снаружи.
  Джулиан был не удивлён. Дилижансы часто «сажали на плечо» пассажиров по дороге. Деньги от таких «лишних» путников кучер и охранник могли поделить между собой, а не отдавать владельцу.
  - Продолжайте.
  - Я залез на крышу. Мне пришлось сесть рядом с мужчиной, что жевал табак и всё время плевал за борт, а иногда попадал на мой сюртук. Ещё там была женщина с ребёнком, что плакал всю дорогу до Лондона. Но вид сверху был потрясающий. Я никогда раньше не ездил так. Мы въехали в город и остановились у постоялого двора, что назывался «Прекрасная дикарка»…
  - В котором часу это было?
  - Около шести вечера. Все вышли из дилижанса и пошли по своим делам – но у меня-то не было никаких дел. Я не знал, что делать, а чемодан был очень тяжёл. Так что я заказал комнату и ужин. Я был так измотан, что потом сразу пошёл спать.
  - Кто-нибудь видел вас на этом постоялом дворе в тот вечер?
  - Вы не верите мне? – Юджин посмотрел на него с недоумением. – Зачем мне врать?
  - Будьте добры ответить на мой вопрос. Кто-нибудь вас видел?
  - Я думаю, сэр, – сказал Юджин очень вежливо, – что ваш вопрос оскорбителен. Но поскольку мне не к кому обратиться, я думаю, что вы можете спрашивать то, что вам вздумается. Да, люди видели меня в кофейной комнате, но я никого из них не знаю. Слуги видели меня. Ещё горничная, что пришла забрать мои ботинки, чтобы вычистить к утру.
  - В каком часу это было?
  - Я не знаю! Возможно, в девять вечера или чуть позже. Было рано, потому я и проснулся на рассвете. Все вокруг было серым и мрачным. Я вышел… Я думаю, вы хотите узнать время… Я думаю, это было около шести. Я позавтракал на улице кофе и хлебом с маслом. Потом я бродил по округе, видел, как клерки идут на работу в Сити. Некоторые были моложе меня, и я думал: как они счастливы, что им есть куда идти…
  - А они, вероятно, думали, как счастливы вы, которому не нужно никуда идти.
  - Да, но у них есть работа, они получают собственные деньги, они независимы! Я же должен идти туда, куда мне велят, даже если это школа-живодёрня в Йоркшире. Я задумался, могу ли найти работу, но не знал, как это сделать, и у меня нет рекомендаций. Ведь нельзя же найти работу без рекомендаций, верно?
  - Это зависит от того, насколько щепетильны вы будете в отношении закона и приличий.
  Юджин кивнул.
  - Я боялся этого. Так или иначе, я просто слонялся по городу – мне нравилось осматривать районы, которых я раньше не видел, но у меня быстро заболели ноги, и я начинал всё больше и больше беспокоиться о том, что буду делать, когда у меня кончаться деньги. Наконец, я так отчаялся, что решил прийти к вам.
  - Как прямолинейно.
  - Я не хотел, чтобы это прозвучало так. Я хочу сказать, что я для вас никто, и у вас нет причин помогать мне, но я знаю, что вы человек чести и отнесётесь с уважением к моей вере в это и не прогоните. И вы знаете мир – вы могли бы дать мне совет. Я потерян. Вы не знаете, что это такое – быть моего возраста и чувствовать, что все против тебя, а тебе некуда идти, кроме дома, но ты скорее умрёшь, чем вернётся туда.
  - На самом деле, – тихо произнёс Джулиан, – именно это мне отлично знакомо.
  Юджин посмотрел на него с уважением.
  - Я верю вам.
  - Это очень приятно, – Джулиан не дал развить эту тему, – но мы отвлеклись. Есть ли кто-нибудь, кто может подтвердить, где вы были с шести утра до половины десятого?
  - Нет. Я просто гулял по Сити. Почему вы спрашиваете? – взмолился он. – Что я наделал?
  - То, что вы наделали, несносное вы дитя, ввергло вас в большую опасность, – не сводя глаз с Юджина, Кестрель продолжил, - У меня для вас дурные новости. С вашей сестрой сегодня утром случилось несчастье.
  - Несчастье! С ней всё в порядке?
  - Она подвернула лодыжку. И потеряла ребёнка, которого вынашивала.
  - О, бедная Бел! Она очень больна? Она поправится?
  - Хирург думает так.
  - Как это случилось?
  - Её сбросил конь.
  - С ней такого никогда не случалось! Она отличная наездница!
  - В этот раз ей помогли. Кто-то вбил в седло два гвоздя.
  - Вы хотите сказать – чтобы она упала? Но это чудовищно! Кто бы стал делать такое?
  - Некоторые люди, возможно, захотят узнать, есть ли у вас какие-то мысли по этому поводу.
  - Я… Я не понимаю…
  - Тогда я выскажусь прямее. Ваше наследство зависело от того, умрёт ли Александр бездетным. Теперь это так.
  - О, нет, – прошептал Юджин, тряся головой, – о, нет.
  - Так что, как вы понимаете, ситуация неловкая.
  - Но… Но… Я никогда… Я не стал бы! Я никогда бы не повредил ей так! Я никогда бы не сделал ничего столь жестокого и низкого, тем более – со своей сестрой! Я даже не знал, что она ждёт ребёнка! Она никогда не говорила мне.
  - Она была нездорова, когда я видел её в прошлое воскресенье. Вы могли это заметить и сделать выводы.
  - Я никогда не думал об этом. Она сказала, что должно быть, съела что-то дурное. Это именно так и выглядело.
  - Да, – кивнул Джулиан. – Это хорошо подходит.
  - Подходит к чему?
  - Неважно. Я просто думаю вслух.
  - Вы же мне верите, правда? Вы не думаете, что это я вбил те гвозди?
  - У вас была возможность. Вы могли пробраться в Хэмпстед сегодня ранним утром, подготовить ловушку и вернуться в Лондон.
  - Что же, наверное, мог, но я этого не делал!
  - Неужели молодой человек-дурная кровь не подумал бы о таком трюке?
  - Послушайте, я помню, как говорил вам про дурную кровь, но… но это было… было…
  - Уничижительная чепуха?
  Юджин поднял подбородок.
  - Да. Да, именно так. Возможно, я был ослом, но я не лжец. Я не повредил бы Белинде, и я не убивал Александра. Клянусь вам.
  Какое-то время Джулиан в молчании разглядывал своего гостя.
  - Что вы собираетесь делать теперь?
  - Я не знаю, – Юджин снова стал ребёнком, – Что по-вашему стоит сделать?
  - Теперь у вас есть только один путь. Вы должны немедленно вернуться в Хэмпстед.
  - То есть… в дом сэра Малькольма? Я не могу. Все там будут подозревать меня. Белинда возненавидит меня, она решит, что я убил её ребёнка!
  - Тогда что вы будете делать? Сбежите? Это всё равно, что признаться в преступлении.
  - Но когда она будет смотреть на меня, она будет думать: «Это он сделал? Он убийца?» И что я скажу?
  - Что угодно – это будет лучше, чем оставаться вдали и позволить вашему отсутствию говорить за вас. Кто поверит в вашу невиновность, если у вас не хватит храбрости сказать о ней самому?
  Юджин замолчал. Наконец, он с трудом сглотнул и спросил:
  - Вы пойдёте со мной?
  Джулиан почувствовал, что должен сделать это. Он не мог толкнуть юношу в логово львов и бросить одного. Кроме того, он хотел увидеть, как Юджина примут в Хэмпстеде.
  - Очень хорошо, – сказал он, поднимаясь.
  - Мы пойдём сейчас?
  - Конечно, если вы хотите остаться тут, размышлять и представлять, как всё будет…
  - Нет! – содрогнулся Юджин. – Нет, сэр, – вежливо добавил он.
  Они вышли в коридор. Джулиан невесело посмотрел на себя в зеркале, но решил, что чрезвычайные обстоятельства позволяют ему выйти из дома вечером в рединготе64. Юджин тоже бросил взгляд на своё отражение и слегка поправил внушительный чёрный платок вокруг шеи.
  - Вы делаете большие успехи, – сообщил ему Джулиан, – но его совершенно необязательно носить à la guillotine65.
  - Он и правда высок, – признал Юджин. – Но вы сами сказали, что мне нужно научится высоко держать голову.
  - Кажется, у вас получается.
  - Да, платок очень жёсткий.
  Джулиан улыбнулся.
  - Я не о платке.
  
  
  
  Когда они прибыли в Хэмпстед, уже почти рассвело. Тени от деревьев и фонарей тянулись вдоль улиц, как указующие персты. Юджин был напряжён и натянут как струна. Джулиан подумал, стоит прикоснуться к нему, и он зазвучит, как камертон.
  Сэр Малькольм принял их в библиотеке. Миссис Фолькленд уже перенесли в её комнату, а портрет Александра вернули на стену, и он снова глядел смеющимися глазами на беды и страдания своей семьи.
  Джулиан предоставил Юджину самому объяснять, как он сбежал и вернулся в Лондон. Тот покраснел и немного поколебался, но всё же рассказал свою историю весьма отважно. Наконец, он сделал глубокий вдох и произнес:
  - Я хотел бы увидеть сестру.
  Сэр Малькольм отвёл Джулиана в сторону.
  - Я не думаю, что стоит позволять ему это. Вы сами говорили, что у него – самая очевидная причина желать ей потери ребёнка. Теперь мы знаем, что у него была и возможность. Она может сама всё понять, и это убьёт её.
  - Ещё скорее её убьёт, если она узнает, что Юджин вернулся, но будто бы стыдиться показаться ей.
  - В этом что-то есть, – признал сэр Малькольм. – Я думаю, нам стоит хотя бы подняться и посмотреть, проснулась ли она и может ли поговорить с братом.
  Все трое поднялись наверх и постучали в дверь миссис Фолькленд. Им открыла Марта, как вкопанная замершая на пороге.
  - Мастер Юджин!
  - Я… я вернулся, Марта.
  - Так я и подумала, сэр, – она вышла в коридор и закрыла за собой дверь, сверля Джулиана мрачным взглядом, будто говорившим: «Вот тебе и алиби!»
  - Марта? – раздался голос миссис Фолькленд. – Кто там с собой?
  В сомнениях они переглянулись
  - Марта! – голос зазвучал требовательнее, – кто это? Ведь не Юджин?
  Марта нехотя приоткрыла дверь.
  - Это мастер Юджин, мэм. Он неожиданно вернулся.
  - Нет! Он не мог! Нет!
  Это было уже слишком для Юджина. Он повернулся и хотел убежать, но натолкнулся на Джулиана. Они посмотрели друг на друга. В глазах Юджина была мольба, в глазах Джулиана – ни капли сочувствия. Юджин сглотнул, повернулся и открыл дверь в комнату.
  Она полулежала в кровати, закутавшись в шаль. Взгляд её больших покрасневших глаз упёрся прямо в брата.
  - Давно ты уже здесь? Почему ты не в школе?
  - Я сбежал. Я вернулся только сегодня, – он сделал несколько осторожных шагов вперед. – Я не делал этого, Бел!
  Она в трудом села.
  - Подойди.
  Он на миг замешкался, но потом подошёл. Через плечо брата миссис Фолькленд посмотрела на сэра Малькольма, Джулиана и Марту.
  - Пожалуйста, входите все. Мне нужно кое-что сказать. Мой брат ни в чём не виновен, – она взяла Юджина за руку и с негодованием посмотрела на остальных. – Мне неважно, что обстоятельства говорят против него. Никто не убедит меня, что Юджин мог повредить мне или моему ребёнку. Кто обвиняет его – оскорбляет меня и будет отвечать передо мной.
  Она откинулась на подушки.
  - Я устала и хотела бы, чтобы все ушли – кроме Юджина. Пожалуйста, останься ненадолго, – попросила она его, – и посиди со мной.
  - Да, конечно, – хрипло ответил он.
  Остальным ничего не оставалось, кроме как попрощаться и уйти. Марта кипела:
  - Верна до безобразия! Доверяет этому мальчишке!
  - У вас есть причины подозревать его? – спросил Джулиан.
  - Подозревать? Да ясно как день, что это он и подстроил! – она уперла руки в бока и с вызовом посмотрела на мужчин. – Кому ещё это выгодно?
  
  
  
  - Кому ещё это выгодно? – повторил сэр Малькольм, когда они с Джулианом вернулись в библиотеку. – Никому – Юджин единственный, у кого был мотив убить ребёнка Александра.
  - Это верно, насколько мы знаем. Но я не верю, что он виновен.
  - Не верите? Почему?
  - Что же, во-первых, я готов поставить, что угодно, что он не знал о несчастье, пока не услышал от меня. Я не верю, что он настолько хороший актёр, чтобы изобразить такое потрясение и заботу. Более того – я не думал, что он вбивал гвозди в седло, потому что, как мне кажется, знаю, кто это был.
  - Кто? – немедленно спросил сэр Малькольм.
  - Я думаю, мне лучше пока не говорить вам.
  - Почему? Почему не говорить?
  - Потому что я не уверен, что это тот же человек, что убил вашего сына.
  - Но это крайне вероятно!
  - Я легко могу представить два преступления, совершенные разными людьми. К примеру, предположим, что Люк относился к миссис Фолькленд куда теплее, чем слуга к хозяйке, и убил Александра в припадке ревности. Тот же самый мотив, что вызвал это преступление, не даёт ему совершить второе – он не смог бы повредить миссис Фолькленд. Но что если кто-то близкий Александру – например, его друг мистер Клэр или верный камердинер Валери – узнали, почему Александр был убит, и сочли, что виновна его жена? Этот второй человек мог вбить гвозди в седло, чтобы наказать её – даже не зная, что она ждёт ребёнка. Если бы он знал, что пощадил бы её ради ребёнка Александра.
  Сэр Малькольм обхватил голову руками.
  - Всё становится только сложнее! Мы ещё не узнали, что убил Александра, а теперь добавилось ещё одно преступление!
  «Ещё два, – подумал Джулиан. – Нельзя забывать об Убийстве на кирпичном заводе. Но сейчас не лучшее время напоминать о нём».
  - Всё, что вы говорите, разумно, – признал сэр Малькольм, – но я всё ещё не понимаю, почему вы не хотите поделиться своими мыслями. Кто подстроил несчастье? Незнание убивает меня.
  - Но вы согласны с тем, что пока мы не узнаем, тот ли это человек, что убил вашего сына, мне лучше держать свои подозрения при себе?
  - Возможно, так.
  - Что же, если я сообщу вам, кто, по моему мнению, это подстроил, сможете ли вы видеться с этим человеком, говорить с ним или ней так же, как если бы не имели никаких подозрений?
  - Нет. Нет, я не смогу. Вы правы, не нужно мне ничего говорить. Но постойте – как мы можем быть уверены, что Белинда в безопасности? Если удар был нанесён по ней, а не по ребёнку, он может повториться.
  Джулиан задумался, но потом покачал головой.
  - Озвучив свои подозрения, я ничем ей не помогу. Если опасность вообще есть, она только возрастёт.
  - Как это?
  - Вы можете положиться на моё слово? Поверьте, я не стану рисковать её безопасностью, – он помолчал. – Так или иначе, за ней нужно присматривать. Один враг рядом у неё точно есть.
  - Кто?
  - Она сама. Это очень сильная женщина, но отчаяние может оказаться сильнее. Не оставляйте её одну.
  - Мы не оставим, – пылко ответил сэр Малькольм, – но, мистер Кестрель, должен быть предел вашим секретам. Хирург сказал, что Белинда не сможет ходить ещё неделю. Если мы не найдём убийцу Александра за неделю, вы должны будете сказать мне, кого подозреваете. Я не хочу, чтобы она встала и столкнулась со злодеем, сама того не зная.
  - Очень хорошо, – на самом деле Джулиан знал, что у него нет и недели. Он побился об заклад с Оливером Де Виттом на пять сотен фунтов, что раскроет загадку за неделю, и у него осталось пять дней. Это пари было полезным, потому что немного отдалило от расследования, а значит позволило взглянуть на него издалека. Конечно, он хотел победить. Пять сотен фунтов – это большая сумма, как для выигрыша, так и для проигрыша. Если Де Витт победит, он станет невыносим – за счёт этой победы он сможет обедать неделями. Джулиан не даст ему такой возможности. Пять дней – это немного, но должно быть достаточно.
  
  Глава 19. Вэнс выкладывает козырь
  Джулиан поужинал с сэром Малькольмом и вернулся в Лондон поздно. Утром он обдумал свой следующий шаг. Было очень здорово придумать теорию о том, кто подстроил падение миссис Фолькленд – теперь нужно подкрепить её фактами. Нужно подтвердить чужие показания, проверить алиби…
  Зазвонили в дверь. Брокер пошёл встречать гостя и вернулся с Питером Вэнсом.
  - Доброе утро, сэр, – поприветствовал он Джулиана, вычурным жестом снимая шляпу. – Оно и правда прекрасное!
  - Кажется, вы в добром расположении духа.
  - Как я сказал, сэр, сегодня прекрасный день. Как раз такой, когда вы можете захотеть выйти отсюда и посмотреть, в чём я приехал.
  Заинтригованный Джулиан спустился вниз вместе с Вэнсом. На улице стояла хлипкая чёрно-белая двуколка, запряжённая старой чалой лошадью с белым пятном у левой ноздри и накостником на передней ноге.
  - Мой дорогой Вэнс, – восхитился Джулиан, – вы превзошли себя! Когда мне в следующий раз понадобиться чудо, я приду к вам. Где же вы её отыскали?
  Вэнс с ухмылкой стоял, покачиваясь на каблуках.
  - Что же, сэр, я говорил, что собираюсь разнюхать кое-что среди каретных мастеров Лонг-Акра и узнать, не пытался ли наш джентльмен избавиться там от двуколки и лошади. Третий, у которого я побывал, сморщился, едва я начал спрашивать. Я надавил, и он признал, что нашёл именно такую двуколку и лошадь. Сказал, что держит их у себя, пока не объявиться владелец. Конечно, он и не собирался ничегошеньки делать, чтобы его найти, он и не обязан был, верно, сэр? Если бы никто не потребовал свою собственность, каретник мог быть продать её и положить деньги в карман. Ничего интересного в этой коробчонке нет, хотя видела она и лучшие годы. Нам, сэр, повезло – каретник не решился продавать сразу. Хотел выждать немного, чтобы хозяин точно не объявился. Так что двуколка и лошадь просто ждали меня в конюшне.
  - Вы определённо выложили на стол козырь. Как каретник нашёл их?
  - Он сказал, что шёл утром по улице и увидел. Он живет в Лонг-Акре рядом со своей мастерской и конюшней. Сперва ни он, ни его работники не обратили внимания. Шёл дождь – должно быть, несколько часов – и он подумал, что кучер просто пошёл куда-то, где тепло и сухо. Но утро прошло, а двуколку никто не забрал, так что он решил увезти её к себе – чтобы не пропала, как он сказал.
  - Дождь шёл несколько часов? Тогда это и правда было утро после Убийства на кирпичном заводе.
  - Возможно ли… Боже правый, сэр, точно! Каретник помнил дату – суббота, шестнадцатое апреля. Я знал, что он следит за временем, рассчитывая, что продаст двуколку с лошадью, если владелец не появится… ну, скажем, за месяц.
  - Со стороны нашего джентльмена было дьявольски умно оставить двуколку там, – сказал Джулиан, – мы думали, что он мог продать или заложить его в Лонг-Акре, но его решение куда проще. Ему не пришлось ни с кем договариваться – достаточно просто остановиться, спрыгнуть и уйти прочь. Если будет ещё темно, вас никто не заметит. Даже на рассвете во время сильного дождя – люди просто не будут смотреть вокруг, а станут закрываться шалями и зонтами и склонять головы. А на Ковент-Гарден в этот час всегда сутолока – из-за города привозят товары, а повесы идут по домам. Если наш джентльмен замешан в Убийстве на кирпичном заводе, ему не найти лучшего времени и места, чтобы избавиться от транспорта.
  - Я бы сказал, что не просто замешан, сэр, а замешан по уши. Смотрите.
  Вэнс поманил Джулиана поближе. Колёса, обивка и подножка, на которую возница ставит ноги, были измазаны засохшей, старой грязью и красноватой глиной.
  - Это та самая кирпичная глина, сэр. Слава богу, что каретник не вычистил её. Он так боялся, что его обвинят в торговле краденым, что он и пальцем к ней не прикасался, только увёз к себе. Конечно, как только появились новости об Убийстве на кирпичном заводе, он мог бы и смекнуть, что с коляской, измазанной глиной, которую бросили наутро после убийства, что-то не так. Некоторые просто не видят дальше своего носа. Думаю, что он не думал ни о чём, кроме того, что может на этом заработать.
  Джулиан медленно обошёл экипаж, тщательно осматривая пятна грязи и глины.
  - Нашему джентльмену явно придётся это объяснить – если мы найдём его, – он подошёл к лошади и весело потрепал её по шее, – если бы ты могла говорить, ты была бы бесценным свидетелем.
  Кестрель повернулся к Вэнсу.
  - Подведём итог. Что мы знаем об этом таинственном человеке? Мы знаем, что около девяти вечера в пятницу, пятнадцатого апреля он приехал на этой двуколке ко входу в Сигнетс-Корт. Он вошёл внутрь, дав Джемми Отису подержать лошадь. Оттуда он вернулся, неся женщину – спящую или без сознания – закутанную в плащ и чепец, носящую белые туфельки, расшитые золотыми нитями. Он уложил её в двуколку и уехал. Той же ночью миссис Десмонд и её служанка Фанни пропали из Сигнетс-Корт, а около Хэмпстеда на кирпичном заводе была найдена убитая женщина, примерно того же возраста, что и Фанни. Утром заляпанную грязью и кирпичной глиной двуколку нашли в Лонг-Акре, а в доме миссис Десмонд обнаружились следы той же глины. Мы предполагаем, что, во-первых, джентльмен похитил либо миссис Десмонд, либо Фанни; во-вторых, он был вовлечён в Убийство на кирпичном заводе; и в-третьих, что Фанни была жертвой этого убийства.
  - Предположим, сэр, что наш джентльмен и правда увёз Фанни в Хэмпстед и там убил её. Но зачем он вернулся и наследил в доме миссис Десмонд? Если бы не это, мы бы никогда не связали её исчезновение миссис Д. и убийство.
  - Это интересно и мне самому. Быть может, он вернулся за вещами миссис Десмонд, чтобы казалось, будто она и её служанка уехали сами.
  - А что делала всё это время сама миссис Д.?
  - Я не знаю. Это зависит от того, кем была женщина, которую видел Джемми. Логично, что это должна быть Фанни, потому что именно она похожа на жертву с завода. Но откуда тогда шитые золотом туфли? А если вспомнить, что убийство произошло между двумя и восемью часами утра, и что даже самая старая кляча сможет довезти вас до Хэмпстеда за час, то что убийца делал всё это время, что прошло между его отбытием из Сигнетс-Корт и до убийства?
  Он снова осмотрел двуколку и покачал головой.
  - Я неправ во всём. Он не мог вернуться за вещами миссис Десмонд, потому что крупные предметы стерли бы часть грязи. А тут только отпечатки ног кучера и следы глины там, где он сидел… – Джулиан поднял палец, – Вот почему, Вэнс, он вернулся в дом миссис Десмонд. Если вся двуколка настолько заляпана грязью, представьте, как выглядел возница. Его одежда была сплошь в грязи и глине… и крови тоже, если это он совершил Убийство на кирпичном заводе. Размозжить лицо кирпичом – это грязная работа. Ставлю, что угодно, что он вернулся в дом миссис Десмонд, чтобы привести себя в порядок – возможно, переодеться. Вот почему он пошёл прямо в её комнату – там умывальник.
  - Я думаю, вы правы, сэр! – Вэнс хлопнул Джулиана по спине, и отошёл, смущённый, но весёлый. – Прощу прощения, сэр. Чувства взяли верх.
  - Мой дорогой Вэнс, я не собираюсь считать это нападением. Я бы хотел… на самом деле, я был бы польщён, если бы вы считали меня коллегой и не делали различий между нами.
  - Я очень признателен вам, сэр, будьте уверены. Но это вы можете держаться со мной так просто, как хотите – кажется, среди джентльменов это считается великодушием – но если бы я так повёл себя, это была бы бесцеремонность. А быть бесцеремонным в моём положении – это всё равно, что искать неприятностей.
  - Прошу прощения. Я не хотел нарушать иерархию.
  - Всё в порядке, сэр, – снисходительно ответил Вэнс. – Джентльменам вроде вас ни к чему обращать внимание на иерархию. Гора не преграждает путь тому, кто живёт на вершине.
  - Почему-то, Вэнс, я думаю, что вы радикал.
  - Кто, я, сэр? – глаза Вэнса засмеялись, – Я просто работящий человек, что знает своё место.
  - И знает, как указать мне моё.
  Вэнс усмехнулся, но тут же нахмурился.
  - Мы уже многое узнали об Убийстве на кирпичном заводе, сэр, но мы расследуем смерть мистера Фолькленда. Вы думаете, это нам поможет?
  - Да, я уверен, что два преступления связаны. У миссис Фолькленд была подозрительная встреча с миссис Десмонд всего за две недели до Убийства на кирпичном заводе и за неделю до убийства Александра. Вы понимаете, что это значит? Мы должны узнать, кем был этот джентльмен, что вёл двуколку. Александр мог знать его и догадываться о его причастности к убийству. Это убедительный мотив для убийства.
  - Если мистер Фолькленд знал, кто совершил Убийство на кирпичном заводе, сэр, почему он не сообщил властям?
  - Возможно, у него не было доказательств, а быть может, он не хотел предавать друга. Но есть и ещё одна возможность. – Джулиан замолчал. Он не был суеверен и не считал, что «о мёртвых хорошо или ничего», но чувствовал, что нельзя легкомысленно бросаться словами, когда груз стыда и страданий придётся нести живым. – Александр умел добиваться от людей услуг. Он убедил Клэра участвовать в обмане его отца. Он добился от Адамса прощения долга в тридцать тысяч фунтов. Почему человеку такого ума, как у Клэра, или такой силы воли, как у Адамса, действовать против своих же интересов?
  Вэнс понимающе кивнул.
  - Шантаж, сэр?
  - Именно. Похоже, у Александра был к этому талант. Итак, если он узнал, что некий знакомый ему джентльмен совершил убийство, стал бы он докладывать властям? Или держал бы своё знание над головой убийцы как дамоклов меч, чтобы использовать его в своих целях?
  Они обменялись понимающими взглядами. Потом Вэнс сказал:
  - Мне кажется, сэр, нам бы поскорее найти того джентльмена, что оставил двуколку.
  - Вы разместили объявления?
  - Охвачу весь город, сэр. Если между этим местом и Хэмпстедом есть кто-то, что-то знающий о двуколке, я найду его... А это кто? Кажется, у нас компания, сэр.
  За двуколкой остановился красивый чёрно-красный экипаж, запряжённый парой породистых гнедых. Джулиан отметил про себе, что на экипаже нет герба. Человек из хорошей семьи обязательно велел бы изобразить герб на дверцах; даже богатый выскочка-парвеню мог купить или придумать что-то похожее. Но дверцы этого экипажа были чёрными и пустыми.
  - Я ставлю что угодно, – вполголоса сказал Джулиан, – что это Дэвид Адамс.
  Лакей в красно-чёрной ливрее спрыгнул с запяток и открыл дверь. Из экипажа вышел Адамс, окинул улицу взглядом, будто разыскивал определённый дом. Наконец, он заметил Джулиана и Вэнса и стремительно к ним подошёл.
  - Мистер Кестрель! Я должен поговорить с вами.
  - Если вы дадите мне минуту, мистер Адамс. Вэнс, я полагаю, мы закончили. Если только вы не можете нам помочь, – добавил он, повернувшись к Адамсу. – Мы пытаемся узнать, чья эта двуколка.
  Адамс бросил на неё нетерпеливый взгляд.
  - Я ничего не знаю об этом.
  «Нет, – подумал Джулиан, – я не думаю, что знаете. Вы пришли по какому-то другому делу, не связанному с нашим ночным извозчиком».
  Вэнс уехал на двуколке, сообщив, что найдёт для неё безопасное место. Джулиан провёл Адамса в свою гостиную.
  - Итак, мистер Адамс, чем я могу служить вам?
  - Это правда? О миссис Фолькленд?
  - Что именно вы хотите узнать?
  - По всему Сити говорят, что с ней случился выкидыш, и что это подстроили. Это правда?
  - Да. Её сбросил конь, а потом грум заметил, что в седло были вбиты два гвоздя. Мы ищем виновного.
  - Она серьёзно пострадала?
  - Она подвернула лодыжку и сильно ударилась головой. А также, как вы слышали, с ней случился выкидыш.
  Адамс принялся ходить взад и вперед, будто сам дьявол наступал ему на пятки. Наконец он повернулся к Джулиану и прямо посмотрел на него.
  - Я боюсь, это моя вина.
  - Что вы хотите сказать?
  - Я хочу сказать, что мог предотвратить это. Я пытался, но слишком мало. Скажите мне – состоит ли при ней крупная женщина лет сорока с квадратной челюстью и западным акцентом?
  - Её камеристка, Марта Гилмор. Да.
  - Проклятие! – Адамс снова принялся ходить по комнате. – Я пытался предупредить её об этой женщине. Я должен был говорить прямо. Если окажется, что виновна её камеристка, как я… как я смогу… – он ударил себя ладонью по лбу.
  - Мистер Адамс, почему вы считаете, что виновна Марта?
  - Потому что ей нельзя доверять! Я видел её… – он замолчал.
  - Вы видели её где? Что она делала?
  - В доме женщины по имени Марианна Десмонд, – с отвращением произнёс он.
  - Мой дорогой мистер Адамс, – мягко проговорил Джулиан, – вы затронули тему, очень близкую моему сердцу. Откуда вы знаете миссис Десмонд?
  - Я не говорил, что знаю её. Я встречал её лишь раз.
  - У неё дома?
  - Да.
  - Как вы там оказались?
  - Я был приглашён.
  - Вас пригласила миссис Десмонд?
  - Нет.
  - Прошу вас, мы будем продвигаться вперед быстрее, если в ваших ответах станет больше слогов. Если вас пригласила не миссис Десмонд, то кто? Джентльмен, что покровительствует ей?
  Адамс странно на него посмотрел.
  - Вы играете со мной, как кошка с мышью?
  - Почему вы так думаете?
  - Потому что вы очевидно знаете, кто такая миссис Десмонд. Тогда почему вы так уклончиво говорите о «джентльмене, что покровительствует ей»?
  - Потому что, мистер Адамс, с прискорбием сообщаю вам, что не знаю, кто этот джентльмен такой.
  Адамс уставился на него. А потом откинул назад голову и засмеялся.
  - Нет, конечно, не знаете. Не знаете, верно? Откуда там знать?
  - Тогда скажите мне. Если вы действительно хотите помочь миссис Фолькленд…
  - О, да, я скажу вам! С величайшим удовольствием! Вы встречались с миссис Десмонд? Нет? Это была дешёвка – вульгарная кляча, что за пару новых перчаток сделает, что угодно и продаст, кого угодно. А кто был её любовником? Человек, которого вы бы заподозрили последним, а должны были заподозрить первым. Её любовником был Александр Фолькленд.
  
  Глава 20. Злодей иди жертва?
  Пока Адамс наслаждался эффектом, кто произвели его слова, Джулиан кружил по комнате. Ему нужно было всё обдумать. Это могло оказаться неправдой – но если это правда, то Александр представал в совершенно новом свете. То, что у него могла быть любовница – неудивительно. Многие светские люди, женатые или нет, держат chère amie, как нечто само собой разумеющееся. Но Александр всегда изображал преданного мужа. Или это было частью его плана – и в Риме вести себя как римлянин, и с волками жить – по волчьи выть?66 Обществу он представал как весёлый, очаровательный хозяин, а в письмах сэру Малькольму – как серьёзный учёный. Точно так же он мог жениться на добродетельной женщине и увенчать себя лаврами любящего мужа – и одновременно содержать любовницу-авантюристку.
  Джулиан напомнил себе, что это может оказаться неправдой. Но зачем Адамсу лгать? Он явно ненавидел Александра и с наслаждением рушит его репутацию. Но чтобы раскрыть связь Фолькленда с миссис Десмонд, Адамс должен был признать, что и сам знаком с ней и тем самым, признать ещё более глубокую связь с произошедшим – так его станут подозревать ещё сильнее. Нет, его слова очень похожи на правду. А это значило очень мерзкие последствия.
  Он представил встречу Фольклендов с миссис Десмонд. Миссис Десмонд в платье своей служанки, тащит миссис Фолькленд на Сигнетс-Корт, а Александр говорит кучеру и лакеям, что жена пошла проведать больную подругу. До сих пор Джулиан верил, что это женщины обманывали Александра этой историей. Но похоже, что он отлично знал, кто такая миссис Десмонд. Не было никакого заговора против Александра. Заговор, если он вообще был, составили Александр и его любовница, против его же жены.
  Наконец, Джулиан сказал:
  - Я впервые слышу о любовной связи между Александром и миссис Десмонд. Кажется, он удивительно хорошо скрывал это.
  - Что же, это было важно для него. Ему нравилось быть романтической фигурой – молодой влюблённый и его прекрасная невеста. Правда в том, что добродетель наводила на него скуку. Когда мы встречались в прошлый раз, я говорил вам, что он развлекался своими финансовыми делами. Но у него хватало и иных развлечений. Он избавил меня от подробностей – я не хотел их знать. Но я не сомневаюсь, что миссис Десмонд полностью удовлетворяла его в этом аспекте.
  Джулиан вспомнил, что миссис Десмонд приводила в свой дом молодых женщин на встречу со своим покровителем. Это выглядело так, будто Александр сделал из своей любовницы ещё и личную сводню.
  - Почему он рассказал о ней вам, хотя ни слова не говорил никому другому?
  Адамс помолчал, будто нащупывая путь.
  - Я могу предположить, что он хотел ей похвастаться. Он любил хвастаться своими приобретениями. Он считал, что нет смысла владеть вещью, если ей не восхищаются.
  - Это звучит похоже на него.
  - Значит, вы начали его понимать. Я понял его уже давно – лучше многих других, полагаю. Он не мог не показать мне эту свою сторону. Я распоряжался его деньгами, а значит почти что распоряжался его душой. Он чувствовал, что ничего не потеряет, рассказав мне про миссис Десмонд. Он знал, что я уже… не верю в чистоту его репутации.
  - Вы сказали, что бывали у неё однажды. Когда это было?
  - О, ещё в начале апреля. Я не помню точную дату.
  - Я думаю, что такой человек как вы, ведёт записи о предстоящих встречах.
  - Это была не встреча. Это был случайный визит. В её доме мы с Александром обсуждали финансовые дела. С ней самой я лишь перекинулся парой слов.
  - Тогда почему вы говорите о ней с таким презрением?
  - Её характер говорит сам за себя. Кроме того, Александр кое на что намекал. Я не помню точно, что он говорил.
  «Какая удобная память, – подумал Джулиан. – Лица, но не даты, характер, но не разговор. Это вам не поможет, мистер Адамс. Вы должны были пообщаться с миссис Десмонд, чтобы говорить о ней с таким отвращением».
  Вслух он сказал:
  - Расскажите про Марту. Вы говорили, что видели её в доме миссис Десмонд?
  - Да. Мельком. Миссис Десмонд впустила меня, и я заметил в холле ещё одну женщину. Я не узнал её – я ведь не встречал камеристку миссис Фолькленд. Я решил, что это служанка миссис Десмонд. Потом миссис Десмонд отправила меня в гостиную, сказав: «Не обращайте на неё внимания. Я её выпровожу». Вероятно, так она и сделала, потому что больше ту женщину я не видел.
  Джулиан задумчиво повторил:
  - «Миссис Десмонд впустила меня, миссис Десмонд отправила меня в гостиную». Вы уверены, что Александр был с вами?
  Адамс поднял голову. Джулиан видел, что он напряжен до кончиков пальцев.
  - Да, мистер Кестрель. Конечно, он был.
  - Я допускаю, что ваша память могла немного затуманиться. Но оставим пока это в покое. Когда вы поняли, что эта женщина состоит в услужении у миссис Фолькленд?
  - На вечеринке Александра… в ту ночь, когда он был убит.
  - Да, конечно. Марта вызвала его из гостиной, чтобы сообщить, что супруга не вернётся на вечеринку, а вы вышли следом.
  - Да. И я узнал её в тот же миг – те же широкие плечи, квадратное лицо и тяжёлая челюсть. Даже тот же крестик на шее. Потому я подумал, что они что-то замыслили – она и Александр. Иначе зачем камеристке его жены бывать у его любовницы?
  - Быть может, ради миссис Фолькленд. Марта шпионила за Александром несколько недель до его смерти – обыскивала его комнаты и допытывала его камердинера. Быть может, она узнала о миссис Десмонд и отправилась к ней, надеясь подстроить разрыв. Она очень печётся о своей хозяйке.
  - Тогда почему она ничего не рассказала ей об Александре и миссис Десмонд?
  - Она могла не хотеть, чтобы миссис Фолькленд узнала о его неверности. Или боялась, что все заподозрят её в убийстве из мести за измену жене.
  «Что вполне возможно», – подумал он.
  - Это объясняет ещё и вот что. Вы постоянно отрицали слова Клэра о том, что недобро смотрели на то, как Александр разговаривает с Мартой. Сейчас это объясняется – встреча с Мартой стала для вас неприятной неожиданностью. Мог ли Клэр искренне принять это за «недоброту»?
  - Это возможно, – признал Адамс, стиснув зубы, – думаю, это вам и нужно, чтобы обвинить в убийстве меня. Да, я разозлился, когда понял, что женщина, которую я видел у миссис Десмонд – камеристка миссис Фолькленд. Я не мягкосердечен, у меня нет иллюзий о человеческой природе. Но я не думаю, что верность – это невыполнимое требования для слуги… или для мужа. Я ненавижу вероломство, а Марта была вероломна. Как и Александр.
  - Миссис Фолькленд знает, что вы так печётесь о ней? – тихо спросил Джулиан.
  - Пекусь? Вы с ума сошли? – Адамс не мог остановится. – Если бы вы только знали…
  - Да, мистер Адамс? Если я только знал что?
  Адамс остановился и сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.
  - Я думал, что миссис Фолькленд предали самые близкие ей люди. Я сочувствовал ей – и не более. А после убийства Александра, я боялся, что опасность грозит и ей. Я знал, что её камеристке нельзя доверять. Она затевала какие-то интриги с миссис Десмонд – быть может, это она убила Александра. Я решил, что должен предупредить миссис Фолькленд, но не знал, как. В конце концов, я написал ей письмо.
  - Они никогда не говорила мне об этом.
  - Для этого у меня объяснений нет. Я написал и отправил письмо – это всё.
  - Что вы написали?
  - Я запомнил это в точности, потому что долго решал, что написать. «Уважаемая миссис Фолькленд. Остерегайтесь своей камеристки. Она предала вас и, возможно, причинила ещё большее зло вашему мужу». Это всё – я не подписал его.
  - Почему?
  - Потому… – Адамс на миг заколебался, – потому что я знал, что не пользуюсь её симпатией или доверием. Я думал, что к предупреждению, что пришло от меня, она не прислушается.
  - Так или иначе, кажется, оно вовсе не обратила на него внимания.
  - Да.
  - Интересно, что вы думаете о её отношении, – сказал Джулиан, не отрывая от Адамса взгляда. – Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что она вовсе ничего не думает о вас.
  Лицо Адамса исказилось.
  - И правда, с чего бы ей?
  Джулиан оставил эту тему. Допрос – одно дело, пытки – совсем другое. У него оставался всего один вопрос, но он был ключевым.
  - Как вы можете быть уверены, что видели у миссис Десмонд именно Марту? Вы так хорошо разглядели её?
  - Конечно, разглядел! Вы думаете, я переполошился из-за того, что мне что-то показалось? Да, я видел её мальком, но на неё лился свет из окошка на дверью. Это была Марта, тут нет сомнений.
  - Спасибо, мистер Адамс, – Джулиан встал, – вы очень помогли – больше, чем думаете.
  - Что вы имеете в виду? – резко спросил Адамс.
  - Вы ведь понимаете, что выдали себя?
  - Я не знаю, о чём вы говорите! Я не убивал Фолькленда!
  - Это мне только предстоит выяснить. Но я не думаю, что могу поздравить вас с включением убийства в список ваших преступлений.
  Адамс побелел.
  - Я не знаю, на что вы намекаете и что вы, по-вашему, знаете. Но я не буду сидеть здесь и выслушивать насмешки с оскорблениями. Мне их уже хватило от таких как вы. Я пришёл, потому что считал своим долгом рассказать, что знаю о камеристке миссис Фолькленд.
  - Я могу успокоить вас на этот счёт. Это не Марта вбила гвозди в седло. У неё на это время несокрушимое алиби.
  Адамс медленно сел.
  - Получается, всё, что я вам рассказал – напрасно. А вы позволили мне это сделать – и даже подстрекали меня. Вы хладнокровный дьявол.
  - Мне были нужны ваши сведения. Вам давно стоило ими поделиться. К слову – нам неизвестно, где вы были во время несчастья с миссис Фолькленд. Где вы были и что делали в среду с полудня до девяти вечера, а также вчера с рассвета и до половины десятого?
  - Вчера утром я был дома, а потом поехал в свою контору. Мои слуги и клерки подтвердят это. В среду… – он помолчал. – Я встречался с клиентами весь день, потом ужинал в «Гарроуэйс». Затем вернулся в контору и работал несколько часов.
  - У вас есть алиби на это время?
  - Нет. Так что, если хотите, можете поверить, что я ездил в Хэмпстед и вбивал гвозди в седло миссис Фолькленд. Но я не понимаю, как это согласовывается с вашей теорией о том, что я «пекусь» о ней.
  - Я не буду задерживать вас объяснениями, – Джулиан проводил его до двери, – но скажу ещё одну вещь: я надеюсь, что вы не попытаетесь сбежать из страны до того, как преступление будет раскрыто.
  - Боже мой, вы угрожаете? Вы думаете, меня легко напугать?
  - Я думаю, мистер Адамс, что вы сейчас напуганы. И я думаю, что у вас есть на то причина.
  
  
  
  Джулиан послал за своим конём и поехал в Хэмпстед. На улице было сыро, но не дождливо – в Лондоне это значило, что вокруг дымоходов клубился желтоватый туман, а воздух отяжелел от запаха сажи и лошадей. Но когда дома поредели и сменились полями, появился и сладкий запах травы и земли и задул лёгкий весенний ветерок. Джулиан свернул с главной дороги и поехал через Хит – это означало небольшой крюк, но Кестрель не мог воспротивиться очарованию этого дня.
  Главное преимущество Хэмпстед-Хит, как всегда считал Джулиан, заключалось в том, что он не был модным. Ты один знаешь, куда едешь; здесь нет дам, которые ждут от тебя флирта, и нет джентльменов, что пытаются затмить тебя. Под этими кронами человек может ехать в мире и покое. Джулиана никогда не тянуло к буколическому уединению – скорее он был согласен с Сэмюелем Джонсоном, что человек, уставший от Лондона, устал от жизни. Но для размышлений это пасторальное местечко подходило прекрасно.
  Теперь он ясно видел, куда двигаться дальше. Его теория о том, кто подстроил несчастье с миссис Фолькленд, не изменилась; более того, он подумал, что теперь понимает, почему Адамс простил долг в тридцать тысяч фунтов. Но загадки всё равно оставались. Это могло оказаться пустяком, но как можно знать заранее? Почему Квентин Клэр так неохотно говорит о своей сестре? Почему он согласился писать письма для Александра? Была ли Фанни Гейтс жертвой с кирпичного завода? Что стало с миссис Десмонд?
  Наконец, был ли Александр тем, кто ездил в двуколке? Его любовная связь с миссис Десмонд ещё не значила, что он замешан в её исчезновении или в Убийстве на кирпичном заводе. Джулиан как никогда уверился в том, что сердце всех тайн – характер Александра. Кто он – злодей или жертва? Или и то, и другое?
  
  
  
  Джулиан зашёл во «Флягу» пообедать жареной птицей и пинтой эля, а потом отправился в дом сэра Малькольма. Он спросил хозяина и был препровождён в библиотеку. Сэр Малькольм сидел у камина с Квентином Клэром. Здесь же была Марта, снимавшая книги с полок.
  Джулиан поприветствовал сэра Малькольма и Клэра, потом осведомился о миссис Фолькленд.
  - Ей стало немного лучше, – сказал сэр Малькольм, – телом, но не духом.
  Клэр встал.
  - Я покидаю вас, сэр. Я думаю, что у вам и мистеру Кестрелю нужно о многом поговорить. Благодарю вас за обед.
  - Не нужно уходить прямо сейчас, – сэр Малькольм со значением посмотрел на Марту, намекая, что пока она здесь, о расследовании не поговорить, и добавил вполголоса, обращаясь к Джулиану. – Марта ищет книги для Белинды. У меня не так много того, что может заинтересовать её – она любит читать про лошадей и садоводство – но Марта всё равно решила поискать.
  Повисло неловкое молчание. Наконец, сэр Малькольм нарушил его.
  - Мы с мистером Клэром беседовали о значении имён. Я назвал моего сына в честь правителя и завоевателя и порой суеверно виню себя за это, ведь Александр Великий умер молодым, в расцвете своего успеха.
  - Я думаю, сэр, – мягко отозвался Клэр, – что лучше винить себя, чем никого вовсе. Это способ отыскать какой-то порядок и чувствовать себя менее беспомощным перед лицом жестокой смерти.
  Джулиан посмотрел на него и интересом. Обычная застенчивость Клэра пропала, а его слова походили на те, что он писал – разумные, чуткие, проницательные. Но письма были лишь частью умелого обмана. Искренен ли Клэр сейчас?
  - Вы правы, мой дорогой мальчик, – сказал сэр Малькольм, – это убийство внушило мне странные мысли, и не стоит их поощрять. Мы уже говорили о том, как родителя выбирают имена своим детям. К примеру, имя мистера Клэра означат «пятый» по-латыни, хотя он второй из двух детей.
  - А как насчёт вашей сестры? – спросил Джулиан. – Её имя ей подходит?
  - Не совсем, – медленно произнёс Клэр. – Верити означает «истина», но есть вещи, что она ценит куда больше.
  - Какие, например? – спросил сэр Малькольм.
  - Правоту. Это не то же, что истина. Обычно, – он помолчал и добавил. – У Верити свои взгляды на то, что правильно, а что нет, и они не всегда совпадают с чужими.
  - Иногда я думаю, что хотел бы с ней познакомиться, – сказал сэр Малькольм.
  - Вы очень добры, сэр. Я не уверен, что она бы вам понравилась.
  - Не глупите, конечно понравилась бы. Я не против её необычных убеждений. Это лучше, чем не иметь никаких.
  Клэр улыбнулся.
  - Она моложе или старше вас? – спросил Джулиан.
  - Старше – на несколько минут.
  - Близнецы! – воскликнул сэр Малькольм. – Вы никогда не упоминали об этом.
  - Я и не думал, что это стоит упомянуть, сэр.
  - Но близнецы – это удивительно интересные люди. Я думаю, вы с ней очень близки.
  - О, да, – тихо сказал Клэр. – Близнецы ближе друг другу, чем ко всему остальному миру. Мы с Верити сделаем друг для друга что угодно.
  - Я верю, что вы не преувеличиваете, – сказал сэр Малькольм.
  - Не преувеличиваю. Мы всегда понимали, что один из нас сделает то, о чем его попросил другой. Как бы это не было сложно, как бы не было опасно, один должен сделать то, чего попросит другой. Мы не злоупотребляли этой привилегией – вернее, едва ей пользовались. Но сам принцип абсолютен. Для него нет исключений.
  - Вы говорите об этом в прошедшем времени, – заметил Джулиан. – Между вами и сестрой больше нет такого понимания?
  - Есть, – Клэр не хотел смотреть ему в глаза, – но мы уже давно не виделись.
  - Вы, должно быть, скучаете по ней, – сказал сэр Малькольм.
  - Да, сэр. Очень сильно.
  Марта с полными руками книг пошла к дверям. Клэр поглядел на неё с беспокойством – или просто обрадовался смене темы?
  - Вы не можете нести столько книг одна.
  Марта остановилась и посмотрела на него. Её лицо смягчилось, и она заговорила с теплотой, которой Джулиан прежде не слышал
  - Вы очень добры, сэр. Я достаточно сильна.
  - Я позвоню Даттону и попрошу унести их наверх, – сказал сэр Малькольм.
  Джулиан и Клэр освободили камеристку от груды книг и положили их на стол. Клэр смущенно проговорил:
  - Я надеюсь, вы передадите миссис Фолькленд мои… мои соболезнования.
  - Передам, – тепло заверила Марта, – спасибо, сэр.
  На звонок сэра Малькольма пришёл Даттон. Когда они с Мартой покинули библиотеку, Джулиан обратился к Клэру.
  - Вы встречали Марту прежде?
  - Нет, я… – Клэр замолчал на мгновение и немного покраснел. – Я… я не думаю. Я не могу вспомнить, чтобы мы встречались. Я видел её всего один раз, на вечеринке Александра. Она сказала мне, что миссис Фолькленд не вернётся вниз, потому что страдает головной болью.
  - Она говорила с вами довольно свободно, – заметил Джулиан. – Обычно это бесстрастная и сдержанная женщина.
  - Я не знаю, почему она со мной так говорила. Я её совсем не знаю, – Клэр посмотрел на Джулиана, потом на сэра Малькольма, беспомощно разводя руками.
  Джулиан понял, что миг настал.
  - Где именно в Сомерсете живут ваш дед и сестра?
  - Почему вы спрашиваете? – Клэр вздрогнул.
  - У миссис Фолькленд имение в Дорсете. Я думаю, если ваша семья жила на границе графств, то вы могли ездить к Фольклендам с визитами и наоборот. Потому Марта может вас помнить.
  - Дедушка Джордж67 живёт недалеко от границы с Дорсетом – в Монтакьюте. Но я никогда не бывал в имении Фольклендов. Я думаю, что Александр очень его любил. Он хотел улучшить его – переделать дом и угодья.
  - Это правда, – подтвердил сэр Малькольм.
  Джулиан кивнул. Связь через Дорсет была лишь догадкой. Но так он узнал то, что хотел – где живёт Верити Клэр. Он найдёт этому знанию хорошее применение.
  
  Глава 21. Обещание даме
  Когда Клэр ушёл, Джулиан передал сэру Малькольму то, что узнал от Адамса: как тот видел её в доме миссис Десмонд и отправлял миссис Фолькленд анонимное предупреждение. Сэр Малькольм был потрясён известием о том, что миссис Десмонд оказалась любовницей Александра.
  - Но если это правда, – запнулся он, – Александр бы узнал её во время той встречи на Стрэнде.
  - Да. Скорее всего он и устроил эту встречу.
  - Но почему во имя всего святого ему позволять жене и любовнице поговорить с глазу на глаз? Послушайте, Кестрель, разве Адамс не может лгать?
  - Это возможно. Если это так, и покровителем миссис Десмонд был не Александр, очень удобно было бы свалить всё на человека, что уже мёртв и не может себя защитить. Но в таком случае, зачем вообще делиться со мной этими сведениями? Он ничего не получил в ответ и всё потерял, раскрыв мне своё знакомство с миссис Десмонд. У него не было иных причин так поступать, кроме желания открыть правду.
  - Но даже если Александр был покровителем миссис Десмонд, разве это значит, что он увозил её в двуколке? Разве что значит, что он связан с Убийством на кирпичном заводе?
  - Необязательно, – мягко ответил Джулиан. – Одно мы знаем точно – в двуколке был не Адамс. Я могу поставить всю Ломбард-стрит против одного медячка, что он сегодня увидел её в первый раз.
  Сэр Малькольм рассеянно расхаживал по комнате.
  - Это… очень тяжело. Когда вы предупреждали меня, что расследование может пролить свет на неприятные вещи, я решил, что они будут касаться друзей или слуг Александра. Я не знал, что в самом Александре может найтись какая-то гниль. Он обманывал меня письмами, он обманывал Белинду с миссис Десмонд. Как мы можем знать, что ещё он творил? Я боюсь идти дальше. С каждым шагом у меня будто земля уходит из-под ног.
  - Александр был тем, кем он был. Сейчас его уже не изменить. И вы за него не в ответе. У него была своя голова с на плечах и своя душа.
  - Я был его отцом, мистер Кестрель. Его мать умерла, когда он был ребёнком. Кто ещё может отвечать за то, кем он стал, кроме меня?
  - Я склонен считать, – медленно проговорил Джулиан, – что люди сами отвечают за себя. Я знаю, влияние отца может быть очень большим. Я сам – плод воспитания своего отца. Но я думаю, что, как сказал Шелли, «а человеком станет только тот, кто властелином над собою станет»68. У Александра было всё, чтобы стать лучше, чем он был – происхождение, деньги, образование, внешность, добрый и любящий отец. Если, несмотря на всё это, он решил стать плохим, винить можно лишь его.
  Сэр Малькольм тяжело вздохнул.
  - Что вы будете делать дальше?
  - Миссис Фолькленд может меня принять? Я хочу спросить её про письмо Адамса.
  - Вы же не будете расспрашивать её про миссис Десмонд?
  - Нет, – тихо сказал Джулиан. – Не думаю, что это необходимо. А сейчас это ещё и немудро.
  
  
  
  Расспрашивать миссис Фолькленд Джулиан отправился вместе с сэром Малькольмом. Он не мог попасть к ней в спальню один, не нарушив приличий. Кроме того, он надеялся, что присутствие свёкра придаст ей сил. Кестрель не хотел доводить её до слёз, как случилось вчера.
  В комнате был Юджин, что читал сестре вслух одну из книг, что принесла Марта. Миссис Фолькленд лежала, откинувшись на подушки и слушала с закрытыми глазами. Сейчас поверх её сорочки была накинута чёрная шаль, скреплённая на груди брошью с прядью волос Александра. Джулиан подумал, что это очень похоже на неё – продолжать скорбеть даже лежа в кровати. Никто не смог бы обвинить её в том, что она ведёт себя не так, как подобает вдове.
  Джулиан сказал Юджину, что хотел бы поговорить с его сестрой наедине. Тот нехотя ушёл, пообещав быть рядом.
  «Он быстро привык защищать сестру, – подумал Джулиан. – Это несчастье сделало для него больше, чем все школы Англии».
  После нескольких вопросов, Джулиан спросил, получала ли миссис Фолькленд анонимное письмо.
  - Я помню его, – сказала женщина, – оно пришло за день или два после смерти Александра. Оно говорило, что Марта предаёт меня и намекало, что это она убила мужа. Я ни на секунду этому не поверила. Я знаю её. Она служила у меня годами, сперва няней, потом камеристкой. Я доверяю ей всецело. Я думаю, что кто бы не послал это письмо, он либо ошибается, либо действует во зло. Так что я сожгла его.
  - Почем вы не сообщили об этом Боу-стрит? – спросил Джулиан.
  - Потому что они могли бы принять это всерьёз. Я не верю, что Марта сделала что-то дурное, и не хочу, чтобы её начали несправедливо подозревать.
  - Вы рассказали о письме ей?
  - Нет. Я не считала это нужным.
  - Мы узнали, кто послал его.
  - Да, я думаю, что узнали, ведь вам нужно было откуда-то узнать о самом его существовании, – она помешкала. – Кто это был?
  - Дэвид Адамс.
  Миссис Фолькленд осталась совершенно спокойной. Только её рука дёрнулась, сжимая книгу, что оставил Юджин.
  - Как неожиданно.
  - Вы не подозревали, что записка могла быть от него?
  - Нет.
  - Восприняли ли бы вы её иначе, если бы знали, от кого она?
  - Нет. Я бы не придала значения обвинениям, кто бы их не выдвинул, – после паузы она спросила. – Почему он рассказал вам про это?
  - Он узнал о случившемся с вами несчастье и беспокоился. Он опасается, что к этому приложила руку Марта.
  - Я не знала, что он так интересуется моими делами.
  - Не знали?
  Она застыла, не отрывая взгляда от Джулиана
  - Вы не знали, что он влюблён в вас?
  Сэр Малькольм широко раскрыл глаза. Миссис Фолькленд так сжала книгу, что её ногти впились в обложку.
  - Это он так сказал?
  - Не словами.
  Она сделала глубокий вдох.
  - Я прошу вас передать мистеру Адамсу, что очень благодарна за его беспокойство, но предпочту, чтобы он больше не пытался со мной связаться и не интересовался моими делами. Мы были знакомы лишь потому что он – друг Александра. Александр мёртв, и это знакомство окончилось.
  - Это жестокие слова для влюбленного.
  - Я не просила его любви! Я не просила любить меня! Разве я кукла, которую может взять, кто угодно, кто скажет, что любит меня? Разве у меня нет права на собственные чувства?
  - Моя дорогая! – сэр Малькольм подошёл к ней, нежно взял её за руку, только что сжимающую книгу, и сжал в своих. – Тебе нельзя так волноваться. Никто не навязывает тебе общество мистера Адамса. Мистер Кестрель, я думаю, что этот разговор зашёл слишком далеко.
  - Я прошу прощения, миссис Фолькленд. Я не хотел доводить до этого.
  - Скажите мне только одно, – прошептала она, – почему мистер Адамс заподозрил Марту?
  Джулиану понадобилось несколько секунд, чтобы составить ответ.
  - Он говорит, что видел её в доме женщины дурного нрава.
  - Это глупо, – она немного пришла в себя, словно почувствовал под ногами твёрдую землю. – Марта никогда не бы не стала иметь ничего общего с женщиной, чей нрав вызывает сомнения. Она очень набожна и имеет твёрдые моральные принципы.
  - Да, – задумчиво сказал Джулиан, – я тоже так подумал, – он добавил. – Много ли вы знаете о ней? Какую жизнь она вела до того, как поступила к вам?
  - Она пришла к моей матери с безупречными рекомендациями. Я знаю, что она была няней в другом доме. Но она никогда не рассказывала о своём прошлом. Я всегда считала, что у неё нет семьи.
  - Вы знали о том, что она знакома с мистером Клэром?
  - Мистером Клэром? – удивленно переспросила миссис Фолькленд. – Нет.
  - Я видел их недавно, и она говорила с ним удивительно вежливо – почти с привязанностью.
  - Я не могу представить, почему. Она никогда не упоминала о нём.
  Джулиан поднялся. Он собирался уйти, но у него был ещё один вопрос.
  - Почему портрет вашего мужа вас так беспокоит?
  Женщина откинулась на подушки, в её глазах были усталость и отчуждение.
  - Он выглядит таким счастливым, – наконец, сказала она, – я не могу этого вынести.
  
  
  
  - Я не знаю никакой миссис Десмонд, сэр, – сказала Марта. – Я никогда не бывала в её доме.
  - Вы не можете вспомнить, как бывали на Сигнетс-Корт в доме из серого кирпича в начале апреля?
  - Я даже не знаю, где Сигнетс-Корт, сэр.
  - Небольшой дворик недалеко от Стрэнда из полудесятка кирпичных полуразвалившихся домов. Целых там всего два.
  - Я не знаю этого места, сэр.
  - Свидетель утверждает, что видел вам там, в доме миссис Десмонд.
  - Ваш свидетель лжёт или ошибается, сэр. Я никогда там не была.
  - Вы уверены?
  - Клянусь вам честью христианки, сэр.
  Джулиан был озадачен. Не мог же Адамс в самом деле врать? Какие у него могли быть причины клеветать на Марту? И она поклялась, а столь набожная женщина не бросалась такими словами попусту. Вслух он сказал:
  - Я хотел бы поговорить с вами на неприятную тему – она может огорчить человека, столь преданного миссис Фолькленд, как вы. Вы знаете, кем была миссис Десмонд?
  - Нет, сэр.
  - Мы считаем, что она пользовалась покровительством Александра Фолькленда незадолго до того, как он погиб.
  Её лицо ожесточилось.
  - Мне жаль слышать это, сэр.
  - Но вы не удивлены?
  - Буду честна, сэр, я боялась чего-то такого.
  - Почему?
  Она заколебалась.
  - Потому что знала, что молодые люди в городе часто держат блудниц. А мистер Фолькленд часто уезжал вечерами и обращал на хозяйку меньше внимания, чем раньше.
  - Вы поэтому обыскивали его вещи и расспрашивали Валери?
  - Я не доверяла ему, сэр. Это лучшее, что я могу сказать.
  - Мне интересно, Марта, не зашла ли ваша преданность миссис Фолькленд так далеко, что вы выследили chère amie её мужа – не с каким-то неблаговидными целями – а для того, чтобы убедить её порвать связь с Александром?
  - Я бы сделала это, сэр, если бы знала, кто она. Но я не знаю. Я вам уже говорила об этом, сэр.
  - Это верно, – мрачно признал Джулиан.
  - А кто говорит, что видел меня в её доме, сэр?
  - Мистер Адамс.
  - Этот человек! – с отвращением воскликнула камеристка. – Его слово и ломаного гроша не стоит – он даже не может поклясться своей честью христианина. Кое-кому стоит спросить, что он вообще делал в её доме, а не верить его клевете.
  - Вы можете предположить, зачем ему возводить на вас клевету?
  - Нет, сэр, – признала она.
  Джулиану пришлось отпустить её, хотя этот разговор его совершенно не удовлетворил. Уже не в первый раз за это расследование он чувствовал, что задавал, казалось бы, правильные вопросы, которые оказывались неверными. Но что тогда спросить? Что он упускает?
  Он покинул дом сэра Малькольм в смятении и поехал через Хит. Солнечные лучи рисовали пятна света на траве. Дети играли с корабликами и пускали камни по поверхности воды. Когда ребёнок заходил слишком далеко в воду, за ним спешила няня, ведь тут были такие небольшие, окружённые ивами пруды, в которые дитя могло кануть, и его бы не нашли часами, даже днями. Джулиан проехал мимо одного такого пруда и видел, как он обманчив – бледно-голубая поверхность воды, мерцающая сквозь полог листьев.
  Они выехал из Хита через юг и поехал прямо по лондонской дороге. По пути встречались отдельные коттеджи и следы промышленности – скобяная лавка, винокурня… кирпичный завод. Джулиан вспомнил, где находится и спросил у прохожего, как попасть туда, где была убита женщина.
  Прохожий ответил так, будто уже давно привык к таким вопросам. Должно быть он указывал путь уже множеству жаждущих поглазеть зевак. Джулиан нашёл нужное место легко, но смотреть там было почти не на что. Печи для обжига давно пропали. Лишь редкая трава, обломки кирпича и красноватая глина свидетельствовали, что когда-то здесь был кирпичный завод. Это место превратилось в руины, но здесь даже их было мало. Наверняка, всё мало-мальски ценное и полезное уже растащили цыгане или бродяги – сэр Малькольм говорил, что у них есть лагерь неподалёку. Но не было никаких признаков, что недавно здесь кто-то бывал – даже самые жалкие нищие испытывали суеверный ужас перед этим местом.
  Почему тогда убийца привёз жертву сюда? На пути в Хэмпстед или из Хэмпстеда? Почему? Он хотел тут кого-то встретить? У кого в Хэмпстеде есть связь с миссис Десмонд, её служанкой или Александром? Джулиан не мог думать ни о ком, кроме сэра Малькольма. Но сэр Малькольм явно не мог быть связан с Убийством на кирпичном заводе. Или мог?
  
  
  
  В Лондон Кестрель вернулся ранним вечером, как раз к Большой прогулке – именно в этот час весь beau monde и его прихлебатели выезжают прокатиться в Гайд-парк. Роттен-роу кишела экипажами и всадниками. Благородные, но небогатые дамы отчаянно пытались выглядеть подобающе; богатые, но неблагородные стремились завязать знакомства с важными людьми. Иные правили пони в ярких упряжах; щеголи скакали на норовистых конях. Денди наблюдали за происходящим через монокли, глазея на дам и обмениваясь колкостями о джентльменах. Все боролись за чужое обожание, а под маской светской жизни заключались политические союзы, назначались встречи и дуэли.
  Потом появились те, кого Джулиан про себя называл «беспризорницами с Роттен-роу» – жёны молодых сквайров, только что приехавшие из загородных имений, день за днём отважно разъезжающие в открытых экипажах в надежде, что иная важная леди почтит их одиночество улыбкой или кивком. Как правило, их ждало разочарование; corps élite69 не принимал в свои ряды каждого, кто постучит в двери. Порой Джулиан брал под крыло одну из таких дам, зная, что пары знаков внимания от него достаточно, чтобы её приняли в общество. Он хотел бы делать это чаше, но не был уверен, что тем самым оказывает женщинам услугу. Очень многие с такой радостью встречали свой первый сезон в Лондоне, что покидали его, преследуемые портнихами, обобранные игроками и погубленные распутниками.
  Джулиан не появлялся на Роттен-роу уже несколько дней, и его возвращение вызвало небольшую суматоху. Он ни с кем не обсуждал несчастье с миссис Фолькленд, но все говорили об этом у него за спиной. Он испытал удовольствие от того, что узнал больше, чем рассказал, при этом, что в его рассказах не было ничего важного.
  Примерно в шесть пополудни толпа начала редеть – люди спешили по домам переодеваться к ужину. Джулиан собирался сделать так же, как услышал знакомый голос:
  - Мой дорогой друг! Не задержитесь ли на минуту?
  Это был Феликс Пойнтер, блиставший в небесно-голубом фраке, жёлтом жилете и лиловых перчатках. Он правил элегантным кабриолетом вишнёво-красного цвета, запряжённого гнедой лошадью. Сзади ехал его «тигр» – низкорослый грум в ливрее из аметистового атласа, шёлковых чулках, напудренном парике и треуголке с серебряным галуном.
  Джулиан подъехал к ним.
  - Так вот ваш новый экипаж, – он весело окинул взглядом кабриолет и «тигра». – По крайней мере, вас будет видно даже в тумане.
  - В этом и преимущество, – рассеянно согласился Феликс. – Я хотел сказать, что уже час пытаюсь к вам подобраться. Как миссис Фолькленд?
  - Немного лучше.
  - Я рад слышать это, – Феликс прикусил губу и быстро спросил. – Пройдёмся немного? Альфред присмотрит за конём.
  - Конечно, если вы хотите, – Джулиан присмотрелся к другу попристальнее, но пока ничего не спросил. Спешившись, он передал поводья «тигру», что снисходительно взял на попечение обоих лошадей. Феликс поежился, когда они отошли.
  - Этот парень был просто мальчишкой с конюшни ещё две недели назад, – поделился он, – но с тех пор, как я дал ему ливрею, он так задирает нос, что едва говорит со мной.
  Они направились через парк к Кенсингтонским садам. Здесь не было знакомых, что могли бы помешать разговору – только няньки, дети, собаки и пара престарелых армейских офицеров на прогулке. Джулиан и Феликс явно были всем любопытны – нет сомнений, что каждый гадал, что эти два щеголя делают в столь немодной части парка. Впрочем, это место для равно подходило для того, чтобы поговорить tête-à-tête. На таком большом и открытом пространстве никто не сможет подкрасться и подслушать.
  Феликс запустил руку в свои курчавые волосы, отчего они ещё больше встали дыбом.
  - То, что случилось с миссис Фолькленд, ужасно. Это просто зверство. Вы знаете, кто это сделал?
  - У меня много мыслей. Жаль, что не могу того же сказать о доказательствах.
  - Понимаю. Но надеюсь, вы найдёте его. Я хочу сказать, подстроить такую трусливую ловушку женщине…
  - Это чудовищно, я согласен. Но у этого есть и одно хорошее последствие. Когда у нас было только убийство Фолькленда, свидетели с чистой совестью могли что-то скрывать – в конце концов, никакая искренность не сможет вернуть его к жизни. Но когда жертвой жестокого преступления стала миссис Фолькленд, все, кто раньше хранил свои тайны, открывают их.
  - О, – проговорил несчастный Феликс, – это правда?
  Джулиан остановился.
  - Мой дорогой друг, уж не вы ли в их числе?
  - Это мелочь – быть может, совсем неважная! Я хотел рассказать уже давно, но я дал обещание даме.
  - Какой даме?
  - Миссис Фолькленд, – поколебавшись, признался Феликс. – И я все ещё не уверен, что поступаю правильно, нарушая слово. Она доверяет мне, полагалась на мою честь. Но когда я услышал о том, что ей подстроили такую ловушку и лишили ребёнка, я подумал, что она всё ещё может быть в опасности. Что если в следующий раз будет хуже? Как я могу ставить мою честь против её жизни?
  - Вы совершенно правы. Расскажите мне всё, что знаете.
  Феликс покорно кивнул.
  - Это было на той вечеринке – когда Фолькленда убили. Вы помните, что я рассказывал Боу-стрит – как поговорил с миссис Фолькленд, как она пожаловалась на головную боль и ушла? Это правда. Она весь вечер выглядела нездоровой. На свету было заметно, что она очень бледная и уставшая – и дрожащая как затухающее пламя. Хотелось обхватить её руками, чтобы она не потухла.
  Но она всё равно храбро держалась, говорила со мной о том и о сём и смотрела вполглаза за дверьми, чтобы поприветствовать припозднившихся гостей. Но внезапно она раскрыла глаза, побелела как мел и пошатнулась. Я подхватил её.
  Нет, она не упала в обморок. Она опёрлась о меня, и я понял, что она не хочет, чтобы кто-то знал о том, что сейчас произошло. Никто ничего не заметил – всё произошло быстро, а вокруг была целая толпа. Я оглядывался как безумец, пытаясь понять, не стоит ли позвать на помощь, и тогда я увидел его – Дэвида Адамса. Он только что приехал и стоял в дверях, глядя вокруг как ястреб. Я понял, что это увидев его, миссис Фолькленд чуть не лишилась чувств.
  Тут она перестала на меня опираться и начала быстро обмахиваться веером. Ничто не выдавало её испуга – только очень бледное лицо и бисеринки пота на лбу. Адамс теперь смотрел прямо на неё, и я подумал, что он может подойти, и мне нужно будет его остановить – а я прекрасно мог бы обойтись без этого, ведь боюсь его до судорог. Но он так и не подошёл, а миссис Фолькленд больше не смотрела в его сторону.
  Она обратилась ко мне, и её голос был так спокоен, что если вы бы не слышали её слов, то не заподозрили, что произошло нечто из ряда вон. Она была всё такая же белая и медленно махала веером, будто в такт музыке. Она поблагодарила меня за заботу и спросила, может ли она рассчитывать, что я никому не расскажу про то, что у неё было такое головокружение. Я сказал, что готов для неё на всё, что угодно, и беспокоюсь, что она может плохо себя чувствовать. Миссис Фолькленд ответила, что сейчас с ней всё в порядке, но она хочет уйти с праздника. Она добавила: «У меня болит голова. Если кто-то спросит вас, вы скажете, что у меня болит голова – и ничего больше?»
  Я сказал, что сделаю то, о чём она просит. Но меня это не очень радовало, и, думаю, она понимала это, потому что сказала, будто надеется, что я имею в виду именно то, что сказал – особенно, если я догадываюсь, почему она едва не упала в обморок. Я разволновался и сказал, что не строю никаких догадок, потому что никогда не угадываю и так далее. И тогда она сказала… Впрочем, неважно, это просто пустяк…
  - Позвольте мне судить об этом, – сказал Джулиан.
  - О, это просто вздор, – Феликс взмахнул рукой, будто отметая что-то в сторону. – Она сказала, что по её мнению, я многое заметил, но в отличие от других её знакомых, я не стану повторять этого. Это правда, у меня в голове ничто не задерживается настолько, чтобы я мог об этом сплетничать.
  - О, да, – пробормотал Джулиан, – уверен, всё так и есть.
  Феликс неуверенно на него посмотрел.
  - Так или иначе, она сказала, что не знает ни одного другого джентльмена, которому может доверять и который бы скрыл то, что видел, но доверяет мне. Это всё, что я могу рассказать! Я поклялся, что она может доверять мне! Но как я мог держать моё слово дальше, когда она в опасности! – он немного побледнел. – Я хочу знать, если бы я рассказал раньше…
  - Поверь мне, это ничего бы не изменило. Семена этого несчастья были посеяны гораздо раньше, чем гвозди – вбиты в седло. Вы ничего не могли сделать, чтобы это предотвратить.
  Феликс выдохнул и кивнул.
  - Почему появление Адамса так напугало её?
  - Я подозреваю, она не знала, что он придёт. Он не был приглашён изначально. Он вытребовал приглашение у Фолькленда, который, вероятно, не предупредил жену.
  - Вы думаете, у Адамса были причины убить Фолькленда, и миссис Фолькленд знала это, и потому так испугалась – она боялась того, что он может сделать?
  - В этом что-то есть, – протянул Джулиан, – но я думаю, это лишь часть ответа.
  
  
  
  Прибыв домой, Джулиан обнаружил, что его фрак уже готов, как и всегда.
  - Сегодня мне он не пригодится, – сообщил он Брокеру. – Пошли в «Погреб старой белой лошади» и закажи почтовую карету с парой… нет, четырьмя лошадьми. Нам нельзя терять времени.
  - Куда мы едем, сэр?
  - В Сомерсет, в деревню Монтакьют. Я хочу познакомиться с мисс Верити Клэр.
  
  Глава 22. Жмурки
  Прежде, чем отправиться в Сомерсет, Джулиан отправил записку Вэнсу, где кратко рассказал, что уезжает по делу на день или два. Он намеренно ничего не стал сообщать сэру Малькольму, потому что не был уверен, что тот удержит это в тайне от Клэра. Кестрель не собирался предупреждать молодого юриста о том, что хочет увидеть его сестру.
  Облачившись в дорожное – толстый шерстяной сюртук и плащ с короткой пелериной – он задумался о том, сколько продлиться путешествие. Сейчас вечер пятницы, если в дороге ничего не случится, они покроют сто тридцать миль до Сомерсета за десять часов. Если повезёт, у них получится вернуться в Лондон в воскресенье ещё до рассвета. Это немалая трата времени, ведь, чтобы выиграть пари с Де Виттом, нужно раскрыть дело до полудня во вторник. Но Квентина и Верити Клэр окружала тайна, и Кестрель верил, что именно сестра, а не брат поможет её раскрыть. Кто-то должен был поехать в Сомерсет в повидать её – почему бы не он.
  Брокер с обычным искусством совершил все приготовления. К десяти вечера они уже были готовы отправиться в путь. Дороги из Лондона в Западные графства были лучшими в Англии, а сегодня ещё и сухими, хотя облака пыли, забивающей нос и глаза вскоре заставили Джулиана желать хотя бы небольшого дождя. Почтовые станции работали так быстро, что не успевали путники выйти из кареты и размять ноги, как их багаж был уже перенесён в карету со свежими лошадьми, так что приходилось залезать туда самим, и карета бешено неслась дальше. Спать в дороге было непросто, но Джулиан и Брокер приспособились дремать урывками, чему помогал немалый запас бренди.
  Кестрель сверился с картой графства Сомерсет и решил ехать через Йовил – городок в четырёх или пяти милях от Монтакьюта. Он не был уверен, есть ли в такой маленькой деревне как Монтакьют, где остановиться; кроме того, прибытие на почтовой карете привлечёт внимание, а Джулиан хотел появится неожиданно. Он понимал, что мисс Клэр не будет рада его видеть – быть может, даже попытается покинуть дом или скрыться до тех пор, пока он не уедет.
  В Йовиле Кестрель нашёл приятный старый трактир, что в очень традиционном духе представлял из себя лабиринт коридоров и необъяснимых лестниц. Здесь была даже лестница, проходившая прямо через спальню, в которой остановился Джулиан; об этом стоило помнить, пересекая комнату, чтобы не удариться и не упасть. Он около часа проспал на кровати, которую Брокер сперва осмотрел, разыскивая «колонистов», как он их назвал. Затем Кестрель умылся, переоделся и отправится в кофейную за завтраком, предоставив Брокеру есть, спать или развлекаться, как он сочтёт нужным.
  После завтрака, Джулиан нанял двуколку, и дородный, немногословный кучер повёз его в Монтакьют. Стоял прекрасный день, пейзаж был идиллически зелен и залит солнцем. Все здания – фермы, мельницы, церкви – были сложены из одинакового камня медового цвета. Он явно был местным – Джулиан видел его «месторождения» вдоль дороги. Целые деревни сверкали золотом в утреннем солнце, дома наполовину скрывались за зелёными деревьями и яркими цветами.
  Монтакьют был одной из таких зелёно-золотых деревень. Она был построена на старый манер – две прямые улицы, пересекающиеся под прямым углом. Над ней возвышался лесистый холм, увенчанный одинокой башней. Она выглядела средневековой, но кучер сказал, что это лишь причуда местного сквайра, которую построили всего полвека назад.
  Джулиан оставил возницу в трактира, оставив ему достаточно денег, чтобы не он мучился жаждой, и зашагал к деревне. Увидев писчебумажную лавку с вывеской «Почтмейстерша», он зашёл внутрь. Несколько покупателей уставились на него, а потом начали незаметно подбираться поближе, чтобы послушать его разговор с женщиной за конторкой.
  - Доброе утро, – сказал он, – не будете ли вы добры сообщить мне, где живёт мисс Клэр?
  - Мисс Клэр? В округе нет никакой мисс Клэр, сэр.
  - Она больше не живёт в Монтакьюте?
  - Такой здесь никогда не было.
  - Вы уверены?
  - Я живу здесь больше двадцати лет, сэр, и здесь никогда не было ни слуху, ни духу мисс Клэр.
  Джулиан был озадачен.
  «Неужели Клэр заморочил мне голову? – подумал он. – Я проделал дьявольски долгий путь, чтобы всё это оказалось пустышкой…»
  - У мистера Тиббса есть племянница и племянник по фамилии Клэр, – сообщил мальчик лет двенадцати – вероятно, сын почтмейстерши.
  Его мать и другие посетители посмотрели на него без одобрения. Кажется, они думали, что все незнакомцы, даже приличные, должны хорошо постараться, чтобы узнать что-то у честного деревенского народа.
  - Племянница мистера Тиббса живёт с ним? – спросил Джулиан мальчика.
  - Нет, сэр.
  - А ты знаешь, где она живёт?
  - Ага, сэр. Мистер Тиббс пристроил её компаньонкой к леди на континент.
  - На континент?
  - Ага, сэр, на континент, – без сомнений ответил мальчик.
  Джулиан задумался на миг, потом спросил:
  - А где живёт мистер Тиббс?
  - Совсем рядом, сэр. Прямо с той стороны церкви.
  - Ты можешь указать мне его дом?
  Мальчик посмотрел на мать, что односложно кивнула. Джулиан поблагодарил её и вышел вместе с мальчиком.
  Они обогнули готическую церковь и пошли по залитой солнцем тропинке.
  - Давно ли мистер Тиббс живёт в Монтакьюте? – спросил Джулиан.
  Мальчик нахмурился и задумался.
  - Он приехал в том году, сразу после пахотного понедельника70.
  «То есть в январе прошлого года, – подумал Джулиан. – Как раз, когда Клэр приехал в Линкольнз-Инн».
  - Ты видел когда-нибудь племянника мистера Тиббса?
  - Ага, сэр. Он законник и живёт в Лондоне. Он приезжал к мистеру Тиббсу на прошлое Рождество и ещё на две недели после жатвы.
  - А его сестру ты видел?
  - Нет, сэр, – мальчик остановился. – Мы пришли, сэр.
  Он указал на большой, ухоженный коттедж из местного золотого камня. Это был широкий дом с очень маленькими окнами, из-за которых он выглядел бы угрюмым и подозрительным, если бы не букет красных и белых цветов в одном окне. Перед домом была низкая каменная ограда, за которой безнаказанно росли цветы.
  В саду на корточках сидел старик и полол сорняки. На нём была поношенная куртка из серо-зелёной шерсти, кожаные гетры, толстые перчатки и старая шляпа с опущенными полями, что закрывала лицо от солнца. Услышав, как подходят Джулиан и мальчик, он поднял глаза, а потом встал на ноги. Его взгляд остановился на Джулиане – заинтересованный, оценивающий и до странности лишённый удивления.
  - Так, так. Кто это у нас тут?
  Он был высок и тощ, но удивительно хорошо сохранился. Его лицо было пересечено морщинами, но он так лучился здоровьем и силой, что казалось, будто морщины появились просто от того, что он широко улыбался или щурился от солнца. Его глаза были тёмными и блестящими, густые волосы – цвета соли с перцем, а голос – мягким баритоном. Джулиан не мог принять его за слугу – он говорил с точностью и произношением джентльмена; если он возился в саду, то по своей воле.
  - Этот джентльмен хочет видеть вас, сэр, – сказал мальчик.
  - Добрый день, мистер Тиббс, – Джулиан сделал шаг вперёд, протягивая руку. – Меня зовут Джулиан Кестрель.
  - Джулиан Кестрель! – поразился Тиббс. – Я польщён. – Он снял запачканную в земле перчатку и пожал гостю руку. – Уж не хотите ли вы сказать, что приехали сюда из города, чтобы увидеть меня?
  - Не совсем. Но сейчас я здесь, и мне бы очень хотелось поговорить с вами.
  - Я буду очень рад. Пожалуйста, входите, – он открыл калитку.
  Джулиан поблагодарил своего проводника и дал ему монету. Мальчик собрался бежать, но Тиббс остановил его изящным жестом руки.
  - Отвези это назад, хорошо, Сим? – он указал на маленькую тележку, полную сорняков и камней. – А потом постучи в окно кухни и скажи миссис Хатчинсон, что я велел дать тебе миндаля в карамели.
  - Ага, сэр, – с готовностью отозвался Сим.
  Тиббс провёл Джулиана в коттедж, не забыв обтереть грязь с рабочих ботинок.
  - Моя экономка сама делает миндаль в карамели с патокой. Разгрызть такое непросто, и мои зубы уже не справляются. Но дети любят это. Я люблю воспитывать детей – это хорошие слушатели.
  - Слушатели чего?
  - О, у человека моих лет, особенно много попутешествовавшего, накапливается много историй. А мои все правдивы – хотя приукрашены, конечно, – он улыбнулся. – Дети любят развлечения, а мне нравиться развлекать их. Взаимовыгодное соглашение, как ты посмотри. Гостиная здесь.
  Он указал Джулиану на большую, светлую комнату, занимавшую бо́льшую часть первого этажа и отделанную сверкающими дубовыми панелями. Окна были занавешены ситцевыми шторами с бирюзовыми и жёлтыми узорами. Заднее окно выходило на небольшую теплицу. Тиббс показал на неё Джулиану.
  - Это моя гордость и отрада. Я построил её после того, как приобрёл дом. С тех пор, как я поселился в деревне, у меня всегда была страсть к садоводству. Никогда не думал, что займусь этим – раньше я всегда жил в городах. Сад перед коттеджем просто декоративный, а там я выращиваю виноград и персики. А мои огурцы, осмелюсь сказать, великолепны.
  Он повернулся к Джулиану и поднял брови в весёлом недоумении.
  - К чему этот пронзительный взгляд, мистер Кестрель? Я сказал что-то важное?
  - Мне интересно, не могли ли мы с вами встречаться прежде.
  - Встречаться прежде? – Тиббс широко открыл глаза. – Я не думаю, что это возможно. Если бы я имел честь быть с вами знакомым, я бы запомнил.
  Джулиан понимал, что под полной озадаченной искренности маской Тиббс потешается над ним. Это была дуэль умов, а он сражался вслепую. Это обескураживало, но вызывало азарт. Этот противник был достоин его. Вслух он сказал:
  - Дело не в вашем лице, а в голове. Я хорошо запоминаю голоса – лучше, чем лица и имена. Ваш кажется мне поразительно знакомым.
  - Я хотел бы помочь вам, мистер Кестрель, но не знаю случая, при которым мы могли бы встретиться. Я жил на континенте бо́льшую часть последних двадцати лет.
  - Как и я – большую часть последних десяти.
  - В самом деле? Тогда я могу предположить, что мы могли столкнулся в какой-нибудь европейской столице. Но я этого не помню. Хотя мне почти семьдесят четыре – память может играть со мной злые шутки.
  - Я не думаю, что с вами можно вообще играть шутки, мистер Тиббс.
  Тиббс широко улыбнулся.
  - Мой дорогой мистер Кестрель, я не могу выразить, как я раз вашему визиту! Я соскучился по цивилизованным беседам.
  - Я счастлив порадовать вас, но должен признаться, что приехал не за этим. Ваш племянник сказал, что его сестра живёт с вами. Сейчас же я узнаю, что её здесь нет и никогда не было. Интересно, вы не можете предположить, как её брат так мог ошибиться?
  Тиббс с сожалением улыбнулся и принялся ходить взад и вперед, размахивая рукой.
  - Вы не должны винить мальчика. Он просто пытался защитить её репутацию.
  Брови Джулиана взлетели. Тиббс был удивительно искренен – почему?
  - Если я столкнулся с семейной тайной, я буду осторожен настолько, насколько могу. Последнее, чего я хочу – это бросить тень на репутацию дамы. Но дело не в пустом любопытстве. Я помогаю Боу-стрит расследовать убийство.
  - Да, я знаю. Квентин писал мне об этом. В последнем письме он рассказывал, что вы уже дважды его расспрашивали. Я надеюсь, вы с ним закончили – для него это было убийственно тяжело.
  - Много ли он рассказывал вам о своем участии в расследовании?
  - Он рассказывал, что нашёл тело. Что его расспрашивали о событиях, что происходили до убийства и о его дружбе с Александром Фольклендом. – Тиббс впервые стал серьёзен. – Вы подозреваете его?
  - Да.
  - Могу я спросить, почему?
  Джулиан решил ничего не рассказывать о письмах сэру Малькольму. Клэр мог утаить от это деда, и узнав такое, Тиббс мог не захотеть ещё больше компрометировать племянника.
  - Потому что он не раз уклонялся от ответов и – простите мою прямоту – лгал. Он сказал, что его сестра живёт с вами; но деревенские говорят, что она стала компаньонкой некой леди с континента. Или это ещё одна история, призванная спасти её репутацию?
  - Это наполовину правда. Моя племянница и правда на континенте, но она не компаньонка. Она там одна.
  - Простите меня, мистер Тиббс, но когда уважаемая семья пытается скрыть, где находится дама, это редко делается потому что она одна.
  - Хорошее замечание. И я хотел бы рассказать вам зловещую историю о том, как она сбежала в итальянским учителем музыки, но это было бы слишком обычно и прилично для Верити. Она последовательница Мэри Уолстонкрафт, как вы знаете. Она всем сердцем верит, что если мужчины и женщины наделены равным умом и добродетелью, то женщина не должна быть подчинена мужчине. Можете представить себе, какой скандал она бы устроила, если бы начала говорить об этом в Лондоне – или, хуже того, в деревне, вроде этой. Общественное мнение было бы против неё – оно разделяет не идеалы Американской республики или Французской революции, а превозносит семейную жизнь, домашний очаг и возводит женщину на пьедестал. И заточает их на нём, как говорит моя племянница.
  А на континенте она может пользоваться свободой. Там она не ограничена приличиями, с которыми столкнулась бы здесь. Когда Квентин решил вернуться в Англию и учиться на барристера, я тоже решил перебраться сюда и провести последние дни на родной земле. Верити тогда отказалась ехать с нами. Она знала, что не сможет изображать застенчивую дебютантку и что только выставит на посмешище себя, а значит и Квентина. Поэтому она не поехала. И она не потерпела бы дуэнью, так что я никак не могу указывать ей, как жить, хотя принять это нелегко. Ей двадцать три, она сама распоряжается своими доходами, и ничто на земле не может остановить её, если она что-то решит.
  - Кажется, она очень отличается от брата.
  - О, да. Квентин никогда не создавал проблем. С раннего детства он был таким же как сейчас – застенчивым, задумчивым, прилежным юношей, у которого голос совести был громче голоса разума.
  - Кажется, сейчас голос совести несколько поутих. Во всяком случае, позволил ему совершить несколько прямых обманов.
  - Я не знаю, о каких обманах вы говорите, кроме того, что Верити живёт со мной. И эта была ложь ей во благо, потому что было бы очень неловко раскрывать, где и как она живёт. Люди бы взъярились, узнав, что молодая незамужняя девушка путешествует по другим странам одна – даже, если бы поверили, что она одна, что крайне маловероятно. Вот, что я скажу – все слова Квентина, что не была правдивыми, были вызваны братской любовью и верностью. Верити – трещина в его броне. Его совесть – воск в её руках.
  - Он сказал мне, что сделает для неё все, что угодно, если она того захочет, и наоборот.
  Тиббс улыбнулся.
  - Это правда. И это скверные условия для Квентина, потому что он никогда бы не попросил ничего низкого или опасного для Верити, а она не столь разборчива. Я не хочу сказать, что она порочна или эгоистична – она не будет просить его красть ожерелья или тому подобное. Но если ей в голову придёт, что какой-то поступок будет правильным – даже если никто ни на Земле, ни на небе не согласится в этом с ней – она сделает это и, если нужно, позовёт Квентина на помощь.
  - Возможно, она решила, что будет правильно убить Александра Фолькленда. Брат бы помог ей и в этом?
  - Честно говоря – да. Я думаю, что помог бы. Но почему бы ей подумать такое? Она с ним даже не знакома.
  - Как вы можете быть уверены? Вы же сказали, что не видели её с тех пор, как приехали сюда, то есть уже полтора года.
  - Это верно. Но я говорил вам, что она живёт на континенте. А я знаю, что мистер Фолькленд в Англии – Квентин иногда упоминал его в письмах.
  - Мне хотелось бы прочитать эти послания.
  - Увы, мистер Кестрель, я не храню писем. Иногда они всплывают и преследуют своих авторов. Иметь письмо – всё равно, что держать в руках часть чужой жизни, а это нечестно. Так что я сжёг их.
  Джулиан насмешливо улыбнулся. По крайней мере, увёртки Тиббса были забавными.
  - Да, Фолькленд был Англии последние полтора года, но как вы можете ручаться, что Верити не приезжала в Англию в эти полтора года?
  - Потому что её письма приходили со континентальными штемпелями.
  - Факт, который не может ничего доказать или опровергнуть, потому что этих писем у вас нет.
  - Увы, это так.
  - Вы играете со мной, мистер Тиббс.
  - С вами, мистер Кестрель? Я бы не посмел. Сейчас вы представляете величие Закона.
  - Перед которым вы, как мне видится, не слишком трепещете.
  - О, должно быть, я слишком долго вёл бродячую жизнь. Когда вы узнаете мир с моё, вы тоже станете циничным и всепрощающим. Вы думаете, что глупо всерьёз верить в то, что закон может заставить людей быть добродетельными, и сочувствуете беднягам, которых бичуют, сажают в тюрьмы и вешают просто потому что они несовершенны, как и все мы.
  - Убийство – это не просто проявление несовершенства.
  - Конечно, тут вы правы, – Тиббс слегка поклонился, подчёркивая своё согласие.
  «Он верит хоть во что-то из того, что говорит? – гадал Джулиан. – Или просто развлекает меня, как соседних детишек?»
  - Могу я спросить, чем вы занимались, когда жили за границей?
  - Я был портным. И как знаток могу сказать вам, что вы превосходите то, что в газетах и на вывесках пишут о вашем великолепном вкусе.
  Теперь бы черед Джулиана кланяться.
  - Я польщён, мистер Тиббс. Могу я в ответ сказать, что мне не доводилось видеть портного, что мог бы сравниться с вами манерами и умом?
  Тиббс снова поклонился – и тут Джулиана вновь укололо чувство узнавания. Где во имя всего святого, он мог прежде видеть этого человека?
  - А, – сказал Тиббс, – но я готов поспорить, что вы не встречали и портного, что годами жил на континенте, не сумев при этом развить свой ум и манеры.
  - Вы должно быть, достигли больших успехов, если ушли на покой так рано и в таких удобных обстоятельствах.
  - Должен признаваться, я и правда неплохо справился. Но кроме того я бы опекуном двух детей с шести лет, которым их отец оставил кругленькую сумму на содержание. Они никогда не нуждались в том, что могли дать их деньги или моя изобретательность.
  - Почему вы забрали их за границу?
  - Я всегда хотел путешествовать, – просто ответил Тиббс, – я никогда не был женат, не имел своей семьи – ничто не держало меня в Англии. У моих подопечных после смерти родителей тоже не было здесь родных. У нас не было причин не поехать в странствия.
  - Куда вы уехали?
  - Первые несколько лет приходилось убегать от войн. Большую часть времени мы провели в Швейцарии. Но после Ватерлоо стали ездить повсюду – мы были во Франции, Италии, Австрии, в бассейне Рейна. Необычная жизнь для детей. Но я не думал, что традиционное английское воспитание было бы для них лучше. Я не хотел отправлять Квентина в обычную школу. Он слишком мягок – однокашники съели бы его живым. А Верити слишком умна и сильна волей, чтобы смирно сидеть и вышивать или расписывать каминные экраны. За границей не было миссис Гранди71, что погрозила бы нам пальчиком, и я мог дать им такое образование, какое хотел. У них был учитель, что путешествовал с нами. Верити училась тому же, что и Квентин – даже латыни и греческому. Она твёрдо решила посмеяться над теми, кто считает, что мёртвые языки слишком сложны для хрупких женских умов.
  Джулиан задумался.
  - А как мисс Клэр выглядела?
  - Почему вы спрашиваете? – любезно спросил Тиббс.
  - Я надеюсь, что когда-нибудь буду иметь честь с ней познакомиться. Не хотело бы пропустить такую возможность, не узнав её.
  - Верити не похожа на Квентина – она светлоглазая блондинка. Высокого роста – для женщины – и очень худая.
  - Красивая?
  - Мой дорогой мистер Кестрель, красота – в глаза смотрящего, и я не могу дать оценку.
  - Это значит, что у неё нет бородавок, косоглазия или горба?
  - Нет, – ответил Тиббс с улыбкой, – ничего подобного.
  - Вы не можете предположить, где можно найти её? У неё должны быть друзья на континенте, с которыми знакомы и вы – я предполагаю это в интересах того, что она действительно там.
  - Вы очень добры, предполагая это, даже в интересах чего угодно, но лжец из меня никудышный, – глаза Тиббса замерцали. – Я был бы счастлив дать вам имена и адреса её друзей в Париже, Вене и так далее. Дайте мне пару минут написать их.
  «Конечно, ты это сделаешь, не так ли? – подумал Джулиан. – Тебе бы хотелось увидеть, как я бегаю по всей Европе за пустышками».
  - Я не могу доставлять вам такие трудности. Спасибо за то, чтобы соизволили поговорить со мной.
  - Вы уже уезжаете? Я надеялся, что вы останетесь на обед.
  Джулиан сухо улыбнулся.
  - Вы очень добры, но кошки-мышки – утомительная игра, а у меня есть куда потратить силы. Ваш слуга, мистер Тиббс.
  
  
  
  Он вернулся в трактир, где оставил кучера. Обнаружив, что тот относительно трезв, Кестрель велел ему подать двуколку. Пока они тряслись по обратной дороге, Джулиан боролся с загадкой Тиббса. Его лицо, его голос – даже есть странное название «Монтакьют» – всё это всплывало в его памяти, но ускользало от взора. Он чувствовал, что Тиббс мог бы развеять этот туман, если бы захотел. Но как заставить его говорить?
  По крайней мере, теперь он знал, что Верити Клэр пропала, а её дед и брат скрывают, куда. Но почему? Она была соблазнена, погублена, забеременела? Больна или умерла? Быть может, она совершила преступление – и не было ли этим преступлением убийство Александра Фолькленда?
  Вопросов намного больше, чем ответов. А осталось всего три дня. Джулиан, сбитый с толку и слегка огорчённый поражением, что нанёс ему Тиббс, отказывался работать дальше. Дорога стала ровной, а поездка – относительно терпимой, так что Кестрель уснул.
  Ему снилось, что он с большой высоты смотрит на Дэвида Адамса. Свет озаряет его снизу. На Адамсе была чёрная мантия и шапочка, а длинная чёрная борода скрывала половину лица. Он поднял руку, и его голос разнёсся по пустоте: «Да разве у еврея нет глаз..?»
  Джулиан вскочил.
  - Стой! – крикнул он кучеру. – Поворачивай! Мы возвращаемся!
  
  
  Глава 23. Призраки
  Всего через несколько минут Джулиан уже стучал в двери Тиббса.
  - Мистер Кестрель! – в дверях появился Тиббс. Он уже сменил свою поношенную садовую куртку на элегантный тёмно-зелёный шерстяной сюртук. – Входите, входите! Я догадывался, что вскоре снова буду иметь удовольствие вас видеть.
  - Я вернулся, чтобы попросить у вас прощения.
  - Мой дорогой мистер Кестрель! За что же?
  - За то, что не смог сразу узнать Монтегю Уайлдвуда.
  По лицу Тиббса расплылась широкая улыбка. Он поклонился, в Джулиан подивился тому, как не узнал Тиббса, когда тот в первый раз поклонился ему – это был гордый, но подобострастный поклон, которым он будто одновременно требовал аплодисментов и отдавал должное публике.
  - Я видел, как вы играли Шейлока72, когда был мальчиком. Вы были великолепны.
  - Мой дорогой, сэр, вы лишаете меня дара речи.
  - Это возможно? – мягко спросил Кестрель.
  - Редко, но такое всё же случается. На самом деле, я ошеломлён, что вы помните такое старое выступление. Это произвело на меня впечатление.
  Он помнил. Это была одна из немногих пьес, которую они с отцом видели от начала до конца. Как правило, они прибывали только к третьему действию, когда билеты продавали задешево. Но в ту ночь они здорово повеселились. После представления они отправились за мороженым и бродили по Вест-Энду вдоль рядов роскошных домов, экипажей, украшенных яркими гербами, лакеев в блестящих ливреях, дам в греческих платьях, похожими на богинь. Нет, он не забыл ту ночь, его первое яркое впечатление о том, что было миром его отца.
  - Мы должны поговорить больше, – сказал Тиббс. – Мне нечасто являются призраки тех дней. Я как раз собирался сесть за обед и настаиваю, чтобы вы присоединились ко мне.
  - Спасибо, я буду очень благодарен. У нас есть, о чём поговорить.
  - Это звучит зловеще. Но не берите в голову – мы сядем на землю и будет делиться печальными истории о… о чем вы пожелаете. На самом деле, мы сядем за стол в гостиной – там куда удобнее. Идёмте за мной.
  В гостиной был накрыт стол, а блюда поданы на буфете. Тиббс позвонил экономике, и велел подать ещё один прибор. Они отведали холодной птицы, свежего дорсетского сыра и фруктов из теплицы Тиббса, и закончили это бутылкой первоклассного фронтиньяка73.
  - Я не совсем обманывал вас, когда говорил, что был портным, – объяснил Тиббс, – это ремесло моего отца, и я должен был унаследовать его. Но ещё когда я мог пешком ходить вот под этот стол, меня привлёк театр, и ничто не могло меня отвадить. В пятнадцать лет я научился кроить и шить костюмы, и ещё несколько лет интриговал, боролся и льстил, пока, наконец, не получил возможность сказать реплику со сцены. С тех пор моя карьера пошла в гору – сначала маленькими шажками, потом огромными прыжками. Вернее, карьера Монтегю Уайлдвуда. Я решил, что мне нужно более заметное имя. «Тиббс» звучит… слишком похоже на портного. И моя семья была в ужасе от моего призвания. Даже когда я стал знаменитым, они не хотели связывать своё имя с порочным миром театра.
  Джулиан подумал, что у родственников Тиббса были некоторые причины для такого отношения. Монтегю Уайлдвуд был не только блестящим актёром, но и записным повесой – уважаемая семья ремесленника не захотела бы признать такого человека.
  Тиббс погрузился во воспоминания о сценической карьере. Джулиан слушал его с удовольствием; его интересовал театр, а Тиббс был прекрасным рассказчиком. Через некоторое время он напомнил себе, что ему следовало бы изучить жизнь Тиббса. Тот будто прочёл его мысли, потому что внезапно сказал:
  - Но я думаю, что вы хотите услышать рассказы не о моём видении Мирабелла74 – хотя оно получило признание, если вы позволите так сказать. Вы хотите узнать о Квентине и Верити. Пока я делал себе имя в Друри-Лейн, моей сестре повезло выйти за пивовара, который вскоре разбогател. У них была дочь, для которой они готовили великую судьбу. Её посылали в лучшие школы и готовили к замужеству за джентльменом. Я встречал её лишь несколько раз и считал заносчивой, скучной девчонкой. Но помните – я был скверно воспитанным актёром и ничего не знал о джентльменах.
  В подобающий срок эта выдающаяся девушка вышла за барристера по имени Клэр – блестящего, достойного человека, такого же заносчивого, как она. Конечно, они обходили меня по широкой дуге. Никто из их богатых друзей не подозревал о связи между ними. Они любезно прислали мне сообщение о том, что у них родились близнецы, а я любезно не стал смущать их своим появлением на крестинах.
  Когда детям исполнилось шесть, их родители погибли, разбившись в экипаже, и они остались с дальним родственником своего отца. Я был родственником по матери, и никто и не думал доверить близнецов мне. Нелегко было думать о них – это ведь всё равно моя семья – так что я написал опекуну, спрашивая, не нужна ли ему моя помощь. Я подписался как Джордж Тиббс, добрый и респектабельный двоюродный дед. Не стоило говорить, что я – Монтегю Уайлдвуд. Вы, должно быть, помните, что моё имя было связано с одним-двумя скандалами за прошлые годы?
  - Кажется, я что-то слышал об этом.
  Глаза Тиббса смеялись.
  - В конце концов, он написал мне неприветливое письмо, где дал понять, что близнецы для него стали тяжким бременем, и едва ли не просил меня избавить его от них. Я ещё раздумывал, что делать, но судьба всё решила за меня, – он помолчал, а потом спроси с поразительно спокойной прямотой. – Конечно, вы знаете, почему я покинул Англию?
  - Да. Ваша карьера не в последнюю очередь известна тем, чем закончилась.
  - Да, величайшая глупость в моей жизни. Он был моим давним другом, видите ли. Мы были соперниками на сцене, а иногда и в любви, но восхищались друг другом. Мы рассорились из-за пустяка. Это должно было полыхнуть и забыться, как летняя гроза. Но мы тогда немного перебрали, и он сказал… Он сказал, что я начал сдавать. Мне тогда было пятьдесят семь, и это страх тогда грыз меня неотступно. Я не мог вынести того, что это сказали вслух. Вспыхнул спор, а на рассвете мы были на Чок-Фарм в пистолетами в руках. Мой был достаточно надёжен, чтобы попасть в него, но недостаточно, чтобы рана оказалась пустяковой. Я прострелил ему правое лёгкое. Он умер через несколько часов.
  Конечно, мне нужно было бежать из страны. Но в последние часы в Англии меня поразила мысль о детях. Повинуясь порыву, я явился на порог к их опекуну. Я рассказал ему, что я – их дедушка Джордж, что я уезжаю на континент и думаю, что они хотели бы поехать со мной. Опекун был так рад избавиться от детей, что не задавал вопросов. Их вещи собрали за час, и мы уехали. Никто не попытался остановить нас в Дорсете. Этому помогли сами Квентин и Верити, ведь ищейки с Боу-стрит не знали, что нужно искать мужчину с двумя шестилетками.
  Остальное вы знаете. Я привёз детей на континент как Джордж Тиббс, портной на покое, путешественник и ученик школы жизни. Когда они достаточно подросли – а это случилось скоро, ведь они были умницами – я рассказал им про своё театральное прошлое и то, почему покинул Англию. Больше я никому про это не рассказывал. Я был обязан не связывать близнецов со своим распутным прошлым. Вряд ли вы в это поверите, но для меня это было чем-то вроде искупления. Я убил своего друга и товарища по сцене – ergo75, я оставил сцену и забыл о славе. Монтегю Уайлдвуд просто исчез. Не такой уж плохой способ закончить актёрскую карьеру. Аудитория, как любовница, никогда не должна оставаться удовлетворённой до конца.
  - Почему вы вернулись в Англию?
  - Я хотел прожить свои последние дни здесь. Квентин вернулся, чтобы учиться, так что я решил ехать с ним. Не в Лондон, где меня могли узнать, но в какое-нибудь тихое место, где я смогу жить. Я хотел взять с собой Верити, но этого не случилось. Впрочем, Квентин часто приезжает осветить моё одиночество. Кроме того, я открыл для себя садоводство, что стало большим наслаждением.
  
  
  Нам эта жизнь, далекая от шума
  И суеты, открыла речь деревьев,
  Язык ручья лесного, мудрость камня,
  Всю щедрость бытия. Я жизнь другую
  Теперь отверг бы.76.
  
  
  Эти слова напоминали конец драмы. Нельзя не отдать Тиббсу должное – он успешно отвлекал Джулиана от расследования – до этого мига.
  - А ваши племянник и племянница унаследовали актёрский гений?
  - Верити унаследовала. Мы раньше ставили любительские пьесы – ничего изысканного или публичного, просто способ развлечься и развлечь наших друзей – и у неё был дар. Она могла подражать чужим манерам и речи – все актеры немного обезьяны – и прекрасно умела передавать характер. Она могла бы сделать себе имя на сцене, но для неё это несерьёзно. Её считала необходимым читать, и высказывать своё мнение на более широкой сцене, – он улыбнулся. – Настоящая Порция.
  - А мистер Клэр – у него есть актёрский талант?
  - Ни капли. Он слишком застенчив, чтобы выходить на сцену, и слишком честен, чтобы играть кого-то, кроме себя самого.
  Джулиан прошёлся по комнате.
  - Видите ли, мистер Тиббс, ведя расследование, я не могу закрывать глаза на то, что вы – это вы. Мистера Клэра вырастил человек, что бежал из страны, убив человека – да, я знаю, что дуэль и хладнокровное убийство сильно отличаются, но для неопытного молодого человека граница могла размыться. Если у Клэра был достаточно веский мотив убить Фолькленда, он мог оправдать себя тем, что следует вашему примеру.
  - Он мог бы, – добродушно ответил Тиббс. – Продолжайте. Какие ещё несчастья я навлёк на своих подопечных?
  - Мистер Тиббс. Я высоко ценю вашу былую профессию, но дело в том, что актёрство – это обман.
  - И вы думаете, что моя племянница и племянник несут это проклятие в своей крови?
  - Я думаю, наставляя их в актёрской игре, вы могли научить их играть правдой.
  - Позвольте сказать, что вы очень развеселили меня, мистер Кестрель!
  - С удовольствием позволю, если вы поделитесь со мной тем, что вас развеселило.
  - Слышать, как театр сделал меня лжецом и убийцей! Услышь я это от другого человека, я бы пропустил такие слова мимо ушей! Однако же, прошу прощения, но это звучит нелепо от сына Джулии Уоллес.
  Джулиан уставился на него и спросил изменившимся голосом:
  - Вы знали мою мать?
  - Уж будьте уверены. Не так хорошо, как хотелось бы – не сочтите за грубость, конечно. Я никогда не выходил с ней на одну сцену к сожалению. Она играла в королевском театре Ковент-Гарден, а я – в Друри-Лейн. И, конечно, её карьера была подобна падающей звезде – только моргни и просмотришь. Но какое она производила впечатление! Я видел её в роли леди Тизл – я никогда не думал, что эта героиня может быть так чарующа. Это всё равно, что во всей красоте увидеть веер, что до этого был всегда свёрнут, – он улыбнулся и тихо добавил. – Вы очень похожи на неё, особенно глазами.
  Джулиан придвинулся ближе.
  - Расскажите мне больше.
  - То, что она делала, было похоже на колдовство. Она не была красивой, но стоило ей начать говорить, смеяться или рассказывать историю, как вы всё забывали. Мужчины, сегодня говорившие, что не видят в ней ничего особенного, через неделю были порабощены. Ваш отец был худшим из них. Он бывал в театре все часы, когда она играла. Он засыпал её письмами, цветами, книгами… подумать только, посылать актрисе книги! Более мудрые посылали драгоценности – и более мудрые никогда не получали от неё ничего.
  Честно говоря, никто не ожидал, что он женится на ней. Она сохраняла достоинство – в театре это считается подвигом – но она всё равно оставалась актрисой, а он – молодым человеком хорошего происхождения. Можете представить, как он посрамил циников, сделав ей предложение. Я слышал, его семья восприняла это очень сурово. Они простили его?
  - Нет, – коротко ответил Джулиан. – Никогда.
  - Жаль. Они не смогли встретиться с ней, тогда бы она их покорила, клянусь, – он добавил, – вы никогда не знали её, верно?
  - Нет. Она умерла родами.
  - Вашему отцу тяжело пришлось.
  - Да. Он пожертвовал ради неё всем – семьей, имуществом, связями – а всего через год она умерла, а вместо неё появилось кричащее, беспомощное существо, что будет зависеть от него годами. Некоторые мужчины сходят с ума от гнева или горечи, но не мой отец. Он простил меня, целиком и полностью, за то, что я был рождён.
  Тиббс улыбнулся, не без доброты.
  - Вам стоит подумать о том, чтобы самому простить себя.
  Джулиан похолодел от потрясения. Ему нужно было быть более осторожным – то, что знал Тиббс, могло оказаться опасным. Кестрель позволил себя заговорить, и этот человек уже залез ему под кожу.
  Кестрель с усилием справился со своим голосом.
  - Мы сильно отклонились от темы, которую я хотел обсудить.
  - Всего лишь краткое отступление и очень живописное. Я хотел, чтобы вы поняли, как много у вас общего с моей племянницей и племянником. Вы все дети театра. И вы сами показываете это, мистер Кестрель. Что есть ваш образ, как не часть пьесы – ваши костюмы служат реквизитом, а ум – текстом? Общество может гадать, кто вы такой и откуда, но у меня нет сомнений, что я найду пару-тройку старых друзей в театре, что вспомнят вашу мать и знают, из какой вы семьи. Не волнуйтесь – мы вам не выдадим. Вы один из нас.
  «Один из нас, – повторил Джулиан про себя, – Интересно, они правы? У меня нет семьи, нет имущества, нет занятия. Неужели я – просто реквизит и текст, просто персонаж в своей пьесе? – ответ пришёл быстро: Нет. Потому что картонная фигура не смогла бы разгадать два убийства и идти по следам ещё двух. Странно, я всегда думал, что делаю это для собственного развлечения и, быть может, чтобы восстановить справедливость. Я никогда не думал, что тем самым спасаю собственную душу».
  Вслух он сказал:
  - Есть важное различие между мной и вашими племянницей и племянником. Меня не подозревают в убийстве.
  - Никто не хочет, чтобы их имя было чисто больше, чем я. Но я уже сказал вам всё, что мог и больше, чем должен был.
  - Вы несправедливы к себе, мистер Тиббс. Я не вижу, что вы чем-то пожертвовали.
  - Но я сказал весьма нескромную вещь. Не просите меня повторить – ничто на земле не вынудит меня сделать это.
  - Это слишком серьёзное дело, чтобы играть в загадки, мистер Тиббс.
  - Слишком поздно, – вздохнул Тиббс, – я уже загадал вам эту – и очень надеюсь, что небеса не дадут вас разгадать её!
  
  Глава 24. Да свершится правосудие
  Джулиан вернулся в йовильский трактир и заказал почтовую карету в Лондон. Разыскав Брокера в пивной, он велел ему собрать вещи. Вместе они прошли через лабиринт коридоров и лестниц к комнате Джулиана. По пути им встретилась хорошенькая горничная, что страшно покраснела и убежала.
  Джулиан искоса посмотрел на Брокера.
  - Мне стоило бы держать тебя на привязи.
  Брокер непонимающе огляделся, будто думая, что господин разговаривает с кем-то другим.
  - Она просто немного смущается незнакомцев, сэр, – предположил он.
  - Если здесь и есть кто-то, кого она считает незнакомцем, то это точно не ты. Когда я куда-то еду и беру с собой тебя, то чувствую себя злоумышленником. Ты настоящее оскорбление общественной морали.
  - Всей морали, сэр? – спросил впечатлённый Брокер.
  - Почему-то мне кажется, что это нравоучение работает не так, как нужно. Идём, нам нужно быть в пути как можно быстрее. У меня есть о чём поговорить с мистером Клэром.
  
  
  
  Почтовая карета на той же сумасшедшей скорости доставила их в Лондон после полуночи. На следующее утро Джулиан под звон церковных колоколов отправился в Линкольнз-Инн.
  Клэра не было у себя, а дверь оказалась заперта – похоже, он не собирался возвращаться в скором времени. Джулиан заглянул в часовню, полагая, что Клэр мог бывать здесь на службах, но не увидел его светлой, узкой головы среди собравшихся и склонившихся на молитвенниками. Он задержался ненадолго, чтобы послушать музыку, и ускользнул.
  Следующей остановкой была Боу-стрит. Вэнса на месте не было, но скоро он должен был появиться. Джулиан надеялся, что ищейка наслаждается с трудом заслуженным досугом с женой и детьми в Кэмден-Тауне. Он оставил свою визитку, написав на обороте: «Есть продвижение. Я отправляюсь увидеть сэра Малькольма и зайду к вам позже».
  Кестрель добрался до дома сэра Малькольма в полчаса пополудни и был немедленно препровождён в кабинет. Как он и ожидал, здесь был Клэр. Он и сэр Малькольм только что вернулись из церкви, а теперь, склонившись над книгой, обсуждали какие-то юридические тонкости.
  - Мистер Кестрель! – сэр Малькольм вышел ему навстречу и с чувством пожал руку. – Я гадал, что с вами случилось. Вчера я видел Вэнса, и он сказал, что вы уехали из города по какому-то загадочному делу.
  - В этом не было ничего загадочного. Я ездил в Монтакьют к мисс Верити Клэр.
  Клэр поднял голову от книги, его серые глаза потемнели, а лицо было белым. Сэр Малькольм этого не заметил.
  - И вы увиделись с ней? Что она… – он оборвал себя, внезапно почувствовал возникшее напряжение и поочерёдно посмотрел на Джулиана и Клэра. – Что случилось?
  - Мисс Клэр не живёт в Монтакьюте, – проговорил Джулиан. – И никогда не жила. Как я понял со слов её двоюродного деда, Джорджа Тиббса, мистер Клэр прекрасно об этом осведомлен.
  - Где… – Клэр облизнул губы, – где по его словам тогда Верити?
  - Почему бы вам самому не сказать это? Так мы сможем сравнить две версии и выбрать более подходящую.
  - Послушайте, – вмешался сэр Малькольм. – У меня нет причин думать, что Квентин может лгать!
  - Он уже солгал, сэр Малькольм. Он сказал, что его сестра живёт в Монтакьюте, прекрасно зная, что это не так. Мне стоит узнать, что за историю он хочет рассказать сейчас.
  - Что это значит? – спросил Клэр почти шёпотом. – Как Верити связана с вашим расследованием?
  - Именно это я и пытаюсь понять.
  - Но я клянусь вам моей… моей…
  - Честью? – Джулиан позволил этому слову повиснуть в воздухе, а потом добавил более мягко. – Вы можете не сказать этого. Я не удивлён.
  Клэр отвёл взгляд.
  - Почему вы продолжаете эти обманы и увёртки – против своей воли, против своей природы, против закона, которому стремитесь служить? Ещё не поздно примириться со своей совестью и рассказать правду. Где Верити?
  - Я не могу сказать вам этого.
  - Не можете или не хотите?
  - Не могу.
  - Почему?
  - Этого я тоже не могу сказать.
  - Она убила Александра?
  - Нет! – этот выкрик был почти вызывающим.
  - Вы его убили?
  - Нет, – Клэр уронил голову на руки.
  - Вы в незавидном положении, мистер Клэр. Людей подозревали за меньшее.
  - Я не вижу нужды опускаться до угроз! – резко вклинился сэр Малькольм.
  - Это не угроза, – ответил Джулиан, – отказ отвечать на вопросы, когда дело идёт о расследовании убийства – это создание помех правосудию. Я чувствую себя немного глупо, напоминая об этом двум юристам, но что я ещё могу поделать?
  - Он прав, и вы знаете это, сэр, – мягко сказал Клэр. – Мистер Кестрель, я не могу ничего рассказать вам о моей сестре. Если вы думаете, что это делает меня виновным в убийстве Фолькленда – пусть так. Я не уеду из Лондона. Вы всегда сможете найти меня в Инн, если решите послать за мной констебля, – он повернулся к сэру Малькольму. – Учитывая обстоятельства, сэр, думаю, что должен прекратить наше знакомство – это единственный честный поступок, что я могу совершить. Я не хочу пользоваться вашей добротой, не имея возможности отплатить вам искренностью. До свидания, сэр. И спасибо от всего сердца за всё, что вы пытались сделать для меня.
  Он поклонился и быстро ушёл. Сэр Малькольм смотрел ему в след, но в следующий же миг бросился за ним.
  - Квентин! Подождите! Мы должны поговорить об этом…
  Вскоре он вернулся, чёрный как туча.
  - Он ушёл. Я не смог остановить его. Чего вы добивались, оскорбляя его? Моего друга, моего гостя!
  - Бога ради, сэр Малькольм, – устало ответил Джулиан, – это расследование убийства. Я предупреждал вас..
  - Не повторяйте мне, что предупреждали меня о том, что может вскрыться. Вы не узнали ничего ужасного о мистере Клэре, кроме того, что он не скажет вам, где его сестра. Это не делает его убийцей.
  - Но это очень сильно говорит против него. Он писал вам письма, подписываясь Александром, и не объяснил, почему. Я думаю, Александр имел какую-то власть над ним, и Клэр не может раскрыть её нам. Если это так, у него был двойной мотив убить Александра – от гнева до страха, что шантаж продолжится и станет более гнусным.
  - И чем он мог его шантажировать? – холодно поинтересовался сэр Малькольм.
  - Я могу предположить, что это связано с Верити. Александр мог знать какой-то секрет, что мог повредить ей, если будет раскрыт. Кроме того, у него могла быть интрижка с ней.
  - Это переходит все границы! – сэр Малькольм зашагал по комнате, размахивая руками. – Сперва вы верите в россказни Адамса о миссис Десмонд и Александре, теперь вы придумываете моему сыну ещё одну любовницу!
  - Всё может оказаться проще. Вы упускаете, что миссис Десмонд может быть Верити Клэр.
  - Что?
  - Они обе высокие, худые молодые женщины со светлыми волосами и глазами, и обе пропали. Я не знаю, как умная молодая дама, что обожает Мэри Уолстонкрафт, могла превратиться в недалёкую легкомысленную девицу, обставляющую свой дом как бордель и использующую его почти так же. Но если мисс Клэр решила сменить свой характер, у неё бы это получилось. Тиббс сказал, что она одарённая актриса и отлично умеет подражать манерам и голосу.
  - Это просто домысел. Но предположим, что в этом что-то есть. Вы хотите сказать, что у Александра была любовная связь с Верити Клэр, которой он шантажировал Квентина, а Квентин убил его, чтобы прекратить шантаж и защитить репутацию сестры?
  - Быть может. Но эту теорию можно вывернуть наизнанку. Александр шантажировал Клэра чем-то, что никак не связано с Верити. Верити узнала об этом и назначила Александру тайную встречу. Она убила его, чтобы помочь брату, Клэр знает это и пытается выгородить её. В некотором роде это даже более правдоподобно. Все говорят, что она отважна и менее разборчива в средствах.
  - О, Господи! – сэр Малькольм обхватил руками голову, как будто пытался впихнуть в неё слишком много фактов, – Предположим, Верити – это и есть миссис Десмонд. Кто тогда правил двуколкой – кто был тот джентльмен, что увёз женщину из Сигнетс-Корт в ночь убийства на кирпичном заводе?
  - Клэр, спасающий сестру? Александр, избавляющийся от Верити? Другой человек, укравший женщину за спиной Александра? Кто бы то ни был, он замешан в Убийстве на кирпичном заводе. Я готов спорить на что угодно, если это был не Александр, то Александр знал, что это и что он делал.
  - Я не хочу, чтобы ваши подозрения касались Квентина – пока, – с каменным лицом проговорил сэр Малькольм. – Я не готов поверить в его виновность – по крайней мере, на основании тех фактов, что вы собрали.
  - Я согласен, что теориями куда богаче, чем фактами. Я сделаю всё, что могу, чтобы исправить это. Я не думаю, что нам нужно сажать Клэра под замок. Он не сбежит.
  - Он не трус.
  - Он не дурак.
  - Почему вы так суровы к нему?
  - Отчасти, – задумчиво протянул Джулиан, – потом что я опасаюсь быть слишком мягким. Он вызывает симпатию – и это мне не нравится. Я становлюсь вовлечён, но не знаю, как и почему.
  - Но вы доверяете Юджину, хотя против него есть доказательства.
  - Я ещё ни разу не ловил Юджина на лжи. Если это случится, я не выкажу к нему милосердия.
  Сэр Малькольм махнул рукой, признавая себя побеждённым.
  - В любом случае, какое вам до этого дело? Если Юджин или любой другой подозреваемый, разочарует или предаст вас, это ничего не будет значить. Что для вас один человек – другом больше, другом меньше? Но я потерял сына, потерял внука, а от Белинды не осталось ничего, кроме пустой оболочки. Потом появился Квентин, и всё стало выносимым. Лучше, чем выносимым – я был счастлив, как Бог знает когда. Я был рад ему… Он был нужен мне… А теперь вы его отняли.
  «Чего вы хотите от меня? – подумал Джулиан. – Чтобы я бросил расследование? Вернул Клэра? Похоронил правду под грузом чувств и оставил всё? Но это будет преследовать вас всю жизнь – не из-за Александра, а из-за правосудия, что не было совершено».
  Он спросил напрямую.
  - Вы хотите, чтобы я оставил расследование?
  Сэр Малькольм посмотрел на него и ничего не ответил.
  Вошёл Даттон.
  - К вам пришёл Питер Вэнс, сэр, и два молодых человека.
  - Молодых человека? – эхом отозвался сэр Малькольм.
  - Да, сэр. Он сказал, что вы бы хотели поговорить с ними.
  - Нам лучше принять их, я полагаю, – сэр Малькольм подождал, пока Даттон не уйдёт и сказал. – Я не могу сейчас ответить на ваш вопрос. Поговорим об этом, когда уйдут Вэнс и молодые люди.
  Молодые люди оказались худенькой девушкой лет шестнадцати с маленьким, острым личиком и большими, тёмными глазами и парнем на год или два старше с песочного цвета волосами, чья загорелая кожа, короткие, мозолистые пальцы и запах сказали Джулиану, что он работает в конюшнях или на почте. Оба были одеты в лучшие воскресные костюмы – девушка была в милом муслиновом платье в цветочек, а юноша явно неловко чувствовал себя в накрахмаленном чистом шейном платке и начищенных ботинках.
  - Добрый день, сэр! – поприветствовал Вэнс хозяина. – Рад застать вас дома. И вы, мистер Кестрель – я увидел вашу записку и надеялся поймать вас тут. Сэр Малькольм Фолькленд, мистер Джулиан Кестрель, это мисс Рут Пайпер и мистер Бенджамин Фоули. Они пришли на Боу-стрит этим утром, отозвавшись на объявление о двуколке и лошади.
  Он вытащил из кармана кусок грязной бумаги и зачитал:
  
  
  Магистратский суд Боу-стрит
  6 мая 1825 года
  Награда 50 гиней
  Памятуя, что в ночь 22 апреля Александр Фолькленд, эсквайр, был подло и жестко убит, а в ночь 15 апреля неизвестная женщина была забита до смерти на кирпичном заводе к юго-востоку Хэмпстеда,
  Настоящим уведомляется, что любой, кто сообщит сведения о двуколке и лошади, описанных ниже, которые, как предполагается, имеют отношение к одному или обоим упомянутым преступлениям, получит указанную награду, обратившись к главному секретарю Магистратского суда Боу-стрит.
  
  
  Ниже следовало описание двуколки и лошади.
  - Я прибыл в участок как раз, чтобы побеседовать с ними, – сказал Вэнс, – потом я повёл их посмотреть двуколку и лошадь, и они узнали их мгновенно. Сегодня не было судьи, чтобы принять показания, так что я привёл их сюда, чтобы они рассказали вам то же, что и мне.
  Рут сделала книксен. Бен прикоснулся ко лбу и переступил с одной ноги на другую.
  - Я очень рад, что вы пришли, – тепло сказал сэр Малькольм. – Вы должно быть слышали, что мой сын был убит несколько недель назад. Мы повсюду ищем сведения, что привели бы нас к преступнику, и я буду благодарен за всё, что вы можете мне рассказать.
  Джулиан был впечатлён. Какими бы не были личные сомнения и конфликты сэра Малькольма, он смог отложить их в сторону, чтобы допросить свидетелей, притом говоря с ними ласково и успокаивающе. Джулиан мог понять, почему этот человек был так успешен в суде. А ещё он впервые увидел, сколько много своего знаменитого обаяния Александр унаследовал от отца.
  Рут снова сделала книксен.
  - Я уверена, мы сможем помочь вам, сэр. Но, сэр, я не верю, что джентльмен, который правил двуколкой, мог убить кого-нибудь. Он был очень добр. Он бы никому не повредил.
  Бен сердито посмотрел на неё. Она задрала нос и вызывающе посмотрела в ответ.
  - Быть может, начнём с начала? – предложил Джулиан. – Где и когда вы видели этого джентльмена?
  - Ночью, пятнадцатого апреля, – с готовностью ответила она.
  - Как вы можете помнить так точно?
  - Потому что я веду дневник, сэр. Я записала, что видела джентльмена прежде чем лечь спать.
  - Вы бесценная свидетельница, мисс Пайпер, – с улыбкой сказал Джулиан. – А где вы его видели?
  - В «Рыжей клячонке», сэр. Это трактир моего отца в Суррее, к югу от Кингстона.
  - Суррей, – пробормотал Джулиан. Это было совсем неблизко от Хэмпстеда и кирпичного завода – с другой стороны Лондона, за рекой. Какие у загадочного джентльмена там могли быть дела? – Пожалуйста, продолжайте.
  - Он приехал около одиннадцати, сэр, или почти полдвенадцатого. Он оставил лошадь, чтобы её покормили и напоили – о ней позаботился Бен, он конюх – а сам прошёл в кофейную, чтобы погреться. Вечер был очень сырой и туманный, а потом пошёл ужасный ливень, но тогда уже уехал.
  - Так, – кивнул Джулиан. – Теперь, очень важный вопрос: он приехал один?
  - Да, сэр, - ответила Рут.
  - Он говорил с кем-нибудь?
  - Только со мной, сэр. Когда он зашёл в кофейную, я спросила, не хочет ли он поесть или выпить. Я помогаю обслуживать посетителей. Он заказал кофе с «Кюрасао», а когда я принесла, спросил меня, долго ли я тут работаю, и нравится ли мне. Потом он… ну, пофлиртовал со мной немного... спросил, есть ли у меня жених, вот так. Но он ничего такого не имел в виду – он просто убивал время, пока отдыхала его лошадь. Он был добрым. Я как будто была… я не знаю… как будто я была самой красивой девушкой, что он встречал.
  Бен стал ещё более сердитым. Джулиан повернулся к нему.
  - Тем временем вы кормили и поили его лошадь?
  - Да, сэр. И это была не очень подходящая лошадь для такого джентльмена! Тощая чалая кляча с оленьей шеей, прямо как тут написано, – он указал на объявление. – А его экипаж был старой, потрёпанной скорлупкой. Я так Рут и говорил, что он не из высшего света – настоящего джентльмена всегда узнаешь по коню. Да разве она меня послушает? Уж точно не она!
  - Я говорила тебе, – нетерпеливо возразили Рут, – что это не может быть его обычный экипаж. Он был инго… инкон… он маскировался. Прямо как в книжках!
  - Тогда зачем он так оделся? – парировал Бен. – Запряг такую клячу, а сам оделся в гладенький чёрный плащ и напялил цилиндр! В нём было что-то неправильное – я это с самого начала приметил. И когда увидел это, – он снова указал на объявление, – то принёс домой, чтобы показать Рут и сказал, что её друга ищет Боу-стрит. Но она всё равно не верит! – он поднял руки, будто призывал небеса в свидетели её упрямства. – Для неё он – чистое золото, что твоя гинея!
  - Джентльмен не сказал, откуда приехал? – спросил Джулиан.
  Рут и Бен покачали головами.
  - Или куда едет?
  Снова нет.
  - Когда он уехал?
  - Почти в полночь, сэр, – сказала Рут.
  - Он волновался, тревожился или пытался не привлекать внимания?
  - Нет, сэр, вовсе нет. Но у нас в тот вечер было не очень много посетителей, так что никто не обратил на него внимания
  Оставался один вопрос – самый важный. И его задал сэр Малькольм.
  - Как этот джентльмен выглядел?
  Рут и Бен обменялись взглядами.
  - Я видел его только снаружи, его освещал фонарь экипажа. Он был нестарый – почти как вы, сэр, – он кивнул на Джулиана.
  - Но вы видели его в кофейной, мисс Пайпер, – сказал Джулиан. – Там было достаточно света, чтобы вы могли разглядеть его.
  - Д-да, сэр. Ну, я знаю, что он выглядел как джентльмен, и у него были выразительные глаза. Но я не уверена, какого цвета были и глаза, и волосы. Он сидел в углу, а там вечером мало света. Свечи ведь стоят дорого, – внезапно она оживилась. – Я узнаю его, если увижу снова – я уверена.
  Джулиан взглянул на сэра Малькольма.
  - С вашего разрешения, сэр, я думаю, там стоит пройти в библиотеку.
  - Зачем?
  - Потому что я думаю, это может всё упростить.
  - Очень хорошо, мистер Кестрель, если вы этого желаете.
  Они прошли в библиотеку через сообщающуюся дверь. Рут и Бен с любопытством глазели вокруг. Внезапно Рут издала радостный крик.
  - Это он! Это этот джентльмен! – она указывала на портрет Александра.
  - Боже… – сэр Малькольм опёрся рукой на колонну, чтобы не упасть.
  - Мне очень жаль, сэр, - сказала Рут, – это ведь ваш сын… тот, кого убили?
  - Да, – тяжело сказал сэр Малькольм. – Он был моим сыном.
  - Вы узнаёте его? – спросил Джулиан у Бена.
  - Да, сэр, – Бен выглядел разочарованным – возможно, жалел, что джентльмен оказался не преступником, а жертвой. Он бы взбодрился, узнай, что Александр в ту ночь избавился от одной женщины и, возможно, убил другую.
  Джулиан потратил несколько мгновений, чтобы собрать воедино всё, что узнал о той ночи. Около девяти часов Александр подъезжает на двуколке к Сигнетс-Корт. Вместо того, чтобы заехать туда, он оставляет экипаж Джемми Отису и идёт пешком. Возвращается он со спящей женщиной в плаще, чепце и шитых золотыми нитями туфельках. Он кладёт её в повозку и уезжает.
  В следующий раз его видят уже одного. Он заезжает в «Рыжую клячонку» между одиннадцатью и половиной двенадцатого, сидит там до полуночи, заигрывает с Рут и даёт отдохнуть лошади. Александр будто никуда не спешит и не волнуется – можно предположить, что он уже сделал то, что хотел. Куда-то увёз женщину, как-то от неё избавился? Не убил, это точно – по крайней мере, эта женщина не была жертвой с кирпичного завода. У него не хватило бы времени ехать в Хэмпстед, а потом возвращаться в Суррей на ту сторону реки – не говоря уже о том, чтобы совершить убийство и привести себя в порядок.
  Нет, если Александр совершил Убийство на кирпичном заводе, это было после того, как он посидел в «Рыжей клячонке». Он совершил убийство и вернулся в дом миссис Десмонд, по пути бросив двуколку и лошадь в Лонг-Акре. В доме миссис Десмонд он отмылся от крови и глины и покинул дом на рассвете. Отлично. Но когда и как тогда вещи миссис Десмонд пропали из Сигнетс-Корт? Кто был жертвой с кирпичного завода? И почему Александр лишил её лица?
  Тут Джулиан осознал, что отошёл от остальных и стоит прямо перед портретом Александра. К нему присоединился сэр Малькольм.
  - Вы думаете, это он убил женщину на кирпичном заводе, верно? – спросил он вполголоса.
  - Улики указывают на это. Но им может быть и иное, невинное объяснение.
  - Спасибо вам за эти слова. Я не верю им, как и вы. Мы уже знаем, что Александр лгал мне, изменял жене, и втянул в свои тёмные дела Квентина, а может быть и Адамса. Александра убили не разбойники, он не погиб на дуэли, это не был несчастный случай. Никто не выигрывал от его смерти столько, чтобы стоило рисковать. Я думаю, нам давно стоило задуматься над тем, что он мог сделать, чтобы заставить кого-то ненавидеть себя так, чтобы попытаться убить.
  Джулиан посмотрел на него в сочувственно молчании. Наконец, он сказал:
  - Вы говорили, что не можете сейчас ответить на вопрос, а хотите сперва поговорить с Вэнсом. Так вы хотите, чтобы я оставил расследование?
  - Нет. Мы доведём его до конца.
  - Нам может открыться больше тайн Александра. Мы можем узнать, что его убийца был кем-то, кто близок ему и дорог вам.
  - Да будет так. В таких случаях закон говорит: Fiat justicia, ruat coelum. Да свершится правосудие, и пусть рухнут небеса.
  
  
  Глава 25. Дом без окон
  Сэр Малькольм, Джулиан и Вэнс обсудили, что делать дальше. Джулиан рассказал, что думает о ночи Убийства на кирпичном заводе.
  - Конечно, остаётся много неучтённого. Но я думаю, что мы твёрдо можем предположить одно: женщина, что видел Джемми Отис, была миссис Десмонд.
  - Она не подходит под описание жертвы с завода, – указал Вэнс.
  - Да. Именно поэтому я и думаю, что это она. Александр не мог увозить из Сигнетс-Корт жертву с кирпичного завода. Если предположить, что убийство на заводе было совершено после того, как он заезжал в «Рыжую клячонку», то нужно задуматься, где была жертва, пока он сидел в трактире? И зачем везти жертву в Суррей, а потом возвращаться в Хэмпстед? Кроме того, Джемми говорил, что на женщине были шитые золотом туфли. Это напоминает скорее миссис Десмонд, чем её служанку – которая тоже пропала в ту ночь, и которая похожа на жертву с завода.
  - Разве вы не говорили, – спросил сэр Малькольм полным отвращения голосом, – что миссис Десмонд водила других женщин в свой дом? Что она… предоставляла их… Александру? Разве в двуколке он не мог увезти одну из таких?
  - Это возможно. Но у Александра были веские причины избавиться от миссис Десмонд. Она слишком много знала о нём. Она знала, что он изменяет жене, а на людях изображает верного мужа. Хуже того, она участвовала в его плане против миссис Фолькленд. Она переодевалась в собственную служанку и заманила миссис Фолькленд в Сигнетс-Корт. Что бы не крылось за этой загадкой, это было не к его чести.
  На самом деле Джулиан подумал, что знает, что кроется за загадкой. Но никто не спросил об этом, и он не стал говорить, желая пока придержать эту теорию.
  - Учитывая всё, что вы сказали, сэр, – проговорил Вэнс, – что с ней случилось?
  - Мы знаем, что миссис Десмонд не была жертвой с завода, ergo, она может быть ещё жива. Александра видели в Суррее после того, как он увёз её из Сигнетс-Корт. У него должны были быть причины приехать в Суррей. Быть может, у неё оставались родственники или друзья, которым он её отдал. Я думаю, вам нужно подать новое объявление в окрестностях «Рыжей клячонки» – описать миссис Десмонд и посулить награду за сведения о ней.
  - Верно, сэр, – кивнул Вэнс. – Я ещё пошлю Билла Уоткинса расспросить о ней и мистере Фолькленде в трактирах и у платных ворот. Что скажете, сэр?
  - Отличная мысль.
  «А что буду делать я сам? – задумался Джулиан. – Я уже потерял целый день на путешествие в Сомерсет, и сейчас совершенно не хочется ждать у моря погоды, а от Вэнса – результатов. Но в чём смысл бесцельно носиться по городу? Делать что-то просто для того, чтобы сделать – дурная идея».
  Он пошёл домой и принялся упорядочивать все собранные сведения. Никаких озарений это не принесло. Кестрель послал Брокера за газетами и пробежал последние известия о деле Фолькленда в надежде, что найдёт там свежий взгляд. Но расследование было делом Джулиана, и он сам знал о нём куда больше газет. Без коронерских расследований и публичного допроса свидетелей, журналистам было просто неоткуда брать новости. «Таймс» сокрушалась положением дел, при котором расследование серьёзного преступления стадо джентльменским развлечением. «Колокол лондонской жизни», напротив, восхищался ролью Джулиана и жеманно рассказывал читателям, как столь известный денди «заглядывает под каждый камень в поисках жестокого убийцы некоего А. Ф., чьи модные приёмы очаровали весь высший свет». Александр всегда был любимцем таких газет.
  Джулиан поужинал с друзьями в гостинице Ковент-Гардена, но отклонил приглашение пойти в девичью обитель77. Он был не в настроении покупать любовь. Вернувшись домой, Кестрель вспомнил письмо Филиппы Фонтклер, забытое на письменном столе. Взяв перо и бумагу, он принялся писать ответ. Он не сказал ничего о расследовании – девочка уже натерпелась подобного в прошлом году, когда убийство ворвалось в спокойную сельскую жизнь её дома.
  Кестрель поблагодарил Филиппу за то, что она поделилась секретом о Мод и обещал никому не рассказывать, пока не получит разрешения. В конце он добавил:
  
  
  На вашем месте я бы не стал беспокоится о том, что вы не чувствуете себя тётей. Это нельзя ощутить в одиночестве. Ни один знакомый мне мужчина не мог почувствовать себя мужем, пока у него не появилась жена, или отцом, пока у него не родился ребёнок. Я убеждён, что когда вы вживую познакомитесь со своим племянником или племянницей, вы отлично поладите.
  
  
  Он приложил промокашку, а потом откинулся на спинку стула, вертя в руках перо и размышляя о том, каково это – быть чьим-то дядей или братом, или племянником, или кузеном.
  «Ты хандришь, – сказал он себе, – тебя угнетает расследование, и ты не оправился от разговора с Тиббсом, что залез тебе в душу. Заканчивай письмо и иди спать».
  
  
  
  Утром он проснулся в совершенно ином расположении духа. В округе «Рыжей клячонки» должно быть что-то важное, иначе Александр бы не поехал туда с миссис Десмонд. Кестрель решил идти и искать сам. Он не собирался следовать какому-то продуманному пути – возможно, он даже не будет останавливаться, чтобы расспросить местных. Он просто будет держать глаза и уши открытыми. Кто знает, что мог пропустить Вэнс. В худшем случае, Джулиан останется с тем, что имеет сейчас.
  Он позвонил Брокеру и пересказал ему свой план. К семи часам Джулиан уже побрился, оделся, позавтракал и отправился повидать Феликса Пойнтера.
  Слуга Феликса встретил его с немалым удивлением.
  - Мистера Пойнтера нет дома, сэр.
  - Ни одного цивилизованного человека в такой час нет дома. Но моё дело достаточно важно, чтобы пренебречь приличиями.
  - Сэр, я не могу сам…
  - Тогда позвольте мне избавить вас от этой ответственности.
  Он поднялся в спальню Феликса и постучал. Не получив ответа, он постучал сильнее. Наконец, раздался опустошённый голос:
  - Входите… кто бы вы не были… только прекратите грохот. Моя голова болит так, будто по ней маршируют три дюжины драгун.
  Джулиан вошёл. Лицо Феликса слабо угадывалось на фоне зелёного шёлка его полога, а ночной колпак съехал на одно ухо.
  - Доброе утро, – мило поприветствовал его Джулиан.
  - Мой дорогой друг! – слабым голосом отозвался Феликс. – Знаете ли вы, сколько времени? Я не провёл в постели и часа! Чего, Бога ради, вы хотите?
  - Я пришёл спросить, не одолжите ли вы мне свой кабриолет.
  - И это всё? Я думал, началась война.
  - Ничего столь необычного. Я собираюсь в Суррей по делам, связанным с расследованием, и мне нужен экипаж на тот случай, если придётся привезти кого-то оттуда. Так что я буду очень благодарен, если вы одолжите мне свой.
  - Знаете, дружище, – Феликс с трудом сел в кровати, – это расследование становится у вас мономанией.
  - Мономанией?
  - Да, мономанией. Вы совершенно помешались на нём. Мономания – от «моно», что сокращение от monotonous, и «мания», что значит… мания.
  Джулиан задумчиво на него посмотрел.
  - Почему для вас так важно строить из себя глупца?
  - А почему для вас так важно строить из себя умника?
  - Но я совсем немного умник, я полагаю, а вы совсем не такой глупец, каким кажетесь.
  - У меня болит голова. Пожалуйста, не поймите неправильно – я считаю вас одним из своих самых дорогих друзей, но сейчас я хочу, чтобы вы ушли.
  - Я знаю, что наносить визит в такой час – варварство, но у меня мало времени. Я побился об заклад с Де Виттом на пять сотен фунтов, что распутаю это дело завтра к полудню, и проиграть было бы очень неудобно так как, если хорошо подумать, у меня нет пяти сотен фунтов.
  - Вы знаете, – сказал Феликс, заворачиваясь в одеяло, – вы всегда можете занять у меня…
  Джулиан улыбнулся.
  - Вы очень добры, мой дорогой друг, но если мне придётся занимать деньги, то только у какого-нибудь ростовщика, которого я смогу безнаказанно презирать. Занимать деньги у друзей – значит самому ограничивать естественные чувства.
  - Что же, если вам нужен кабриолет, берите, – Феликс просветлел, – и Альфреда возьмите – моего «тигра». Он присмотрит за лошадью, а если повезёт, он потеряется за городом или его украдут цыгане. Найдите мне перо и бумагу, будьте добры, и я напишу вам записку.
  Джулиан подошёл к маленькому письменному столику времён Людовика XV, и разгрёб кучу приглашений, счетов, иллюстраций с самыми модными костюмами, календарей скачек, лотерейных билетов и французских романов. Наконец он откопал бумагу и стальное перо, украшенное золотыми звёздами. Феликс написал записку, позволяющую Джулиану взять его кабриолет, и вновь зарылся в одеяла. Джулиан поблагодарил его и задёрнул полог кровати.
  - Вы знаете, – сонно пробормотал Феликс, – это не так плохо, что вы пришли сейчас. Вы сможете развеять гадкие слухи, что я сплю с…– он зевнул; Джулиан ждал, слегка напрягшись.
  - …С папильотками в волосах, – разрушил всё напряжение Феликс. – Я сделаю всё, что смогу, чтобы пресечь эту клевету в зародыше. Доброе утро… или, скорее ночи, если вы это предпочитаете.
  
  
  
  Столько раз съездив на север в Хэмпстед, Джулиан в этот раз с удовольствием поехал на юг, в Суррей. Дорога была в удовольствие, особенно в таком первоклассном экипаже, как у Феликса. Его вишнёвый цвет, на вкус Джулиана, был слишком кричащим, но по всех остальных отношениях кабриолет оказался превосходным – лёгкий, элегантный и отлично сбалансированный. Как только город остался позади, Джулиан пустил лошадь лёгким галопом и обнаружил, что рессоры справляются с тряской даже на пятнадцати милях в час. Он бы хотел сам иметь такой кабриолет, но тот был дьявольски дорог. Экипаж нужно купить, его нужно где-то держать, за ним нужно ухаживать, кормить второго коня и нанять грума, вроде Альфреда. Не стоит бегать от правды – доход не позволял Джулиану и гардероб, и экипаж. А гардероб был необходим.
  Он решил начать свои исследования с «Рыжей клячонки». Справившись у сборщика дорожных пошлин, Кестрель направился на восток, мимо земляничных полей и овечьих стад, пока не добрался до длинного низкого трактира. У этого здания было удивительно злое «выражение лица», отчасти благодаря верхнему этажу, что нависал над нижним, как будто хмурясь, а отчасти – из-за терракотовых стен, что выглядели как красное лицо. На раскачивающейся вывеске была изображена не маленькая, весёлая лошадка, а грустная девушка с голубыми глазами и рыжеватыми локонами. Джулиан подумал, что раньше заведение могло называться «Рыжая девчонка»78.
  Его прибытие в таком ярком экипаже навело небольшой переполох. Бен Фоули принял заботу о лошади с видимым благоговением – он явно считал, что джентльмены путешествуют именно в таких кабриолетах. Альфред остался расхаживать по двору, хвастаясь перед конюхами своей ливреей.
  Джулиан вошёл внутрь и поговорил с Рут Пайпер. Она присоединилась к нему в кофейной и принесла кружку прекрасного эля.
  - Перед вами здесь уже был человек с Боу-стрит, сэр, – сообщила она. – Мистер Билл Уоткинс. Он пришёл на рассвете, когда у нас полно дел. Бен рассказал, как мы ходили на Боу-стрит, как видели там двуколку и лошадь, и как оказалось, что ей тогда правил мистер Фолькленд. А потом приходило ещё много людей из деревни и тоже рассказывали, что видели двуколку и лошадь. Они такое сочиняли, вы бы и не подумали! Говорили, что приходили выпить пинту пива в тот вечер и видели мистера Фолькленда, сочиняли, что он говорил и как выглядел. Никто не видел его больше минуты, кроме меня и Бена – я уверена! Но люди всё пытаются в это лезть. Папа говорит, что они просто хотят долю от вознаграждения.
  - Вознаграждения могут развязывать людям языки – порой настолько, что их память начинает что-то изобретать.
  - Тогда мне жаль мистера Уоткинса, которому пришлось их все слушать просто потому, что кто-то мог случайно сболтнуть что-то правдивое. Вы тоже хотите поговорить с людьми, сэр?
  - Нет, я думаю, он справился лучше меня. Мне лучше проехаться по округе.
  - А что вы надеетесь найти, сэр?
  Джулиан криво улыбнулся.
  - Хотел бы я знать.
  
  
  
  Несколько часов езды по округе с остановками на то, чтобы расспросить людей и дать отдохнуть лошади, не принесли Джулиану никакого понимания о том, чего он хотел достичь. Кажется, здесь ничего было не узнать. Деревни с их церквями, трактирами и лавочками не могли бы быть более обыденными. Поля со злаками и хмелем, голубятни и водяные мельницы были прекрасны в бледном майском солнце, но совершенно неинтересны. Что привело Александра в эти пасторальные края? Где здесь он мог избавиться от своей любовницы?
  Джулиан уже принялся гадать, не был ли он несправедлив к Александру. Быть может поиски недостатков и пороков этого всеобщего любимца так его захватили, что он легко приписал ему похищение и убийство? Кестрель решил составить версию, что оправдывала бы Александра. Допустим, он увёз миссис Десмонд в Суррей по каким-то безобидным причинам. А пока они были здесь, кто-то купил, одолжил или украл у них двуколку с лошадью и уехал на ней в Хэмпстед, чтобы совершить убийство. Это объясняло глину на двуколке – но не следы в доме миссис Десмонд. Хорошо – допустим, Александр увёз любовницу в Суррей, оставил ей двуколку – женщина бы справилась с таким лёгким экипажем – а сам вернулся в Лондон, утащил её служанку на кирпичный завод, убил её, потом вернулся в Сигнетс-Корт, чтобы смыть следы и увезти вещи.
  Нет, такой номер не пройдёт. Оставалась остановка Александра в «Рыжей клячонке», когда у него были двуколка с лошадью, а женщины не было. Если двуколку в Лондон увезла миссис Десмонд, где она пряталась, пока Александр три четверти часа сидел в трактире, пил кофе с «Кюрасао» и заигрывал с Рут? Нет, он должен был уже от неё избавиться – только в этом может быть объяснение его спокойствию и безмятежности. Но как?
  Джулиан открыл часы. Половина третьего. Быть может, вернуться в «Клячонку» и получше продумать свои действия? Он повернулся кабриолет, улыбнувшись желанию иметь собственный экипаж. Эта мечта не для того, кому вскорости придётся искать пять сотен фунтов.
  Он остановился у развилки, думая, какую дорогу выбрать. Более широкая и наезженная приведёт его в трактиру, но по этому пути он уже прошёл. Узкая тропинка, отходящая от дороги, приведёт его неизвестно куда. Заметив мальчика в рабочем халате, что брёл через поле, Джулиан окликнул его:
  - Эй! Ты не знаешь, куда ведёт эта тропа?
  Мальчик уставился на него, но ничего не сказал.
  - Ты не знаешь, куда ведёт эта тропа? – отчётливо произнёс Джулиан, решив, что парень глуповат.
  Мальчик покачал головой и попятился.
  - Мне нельзя быть здесь.
  - Почему?
  Тот продолжил пятиться, а потом внезапно повернулся на пятках и пропал за живой изгородью.
  Альфред заволновался – должно быть, подумал, что ему прикажут броситься в погоню, которая погубит аметистовую ливрею. Но Джулиан лишь пожал плечами.
  - Придётся разбираться самим.
  - Прошу прощения, сэр, – рискнул Альфред, – но, быть может, мальчишка и убежал из-за того, что ждёт на этой дороге.
  - Несомненно. В этом нам и придётся разобраться.
  Они тронулись в путь. Двигаться приходилось медленно, дорога была ухабистая и затенённая деревьями. Лошадь легко могла сбить ноги об острые камни. Вокруг не было ни ферм, ни домов – возможно, это частная дорога в чей-то загородный дом? И действительно, вскоре показалась высокая стена из серого кирпича с воротами, обрамлёнными квадратными каменными колоннами.
  Джулиан вылез из кабриолета и подошёл к воротам. Они были сделаны из толстого дерева и скреплены гвоздями. Медная табличка гласила: «Э. Ридли, владелец»79.
  Он подёргал засов. Он поддался, но ворота не открылись; должно быть, с той стороны висел замок. К одной из колонн был прикреплён колокольчик, в который Джулиан позвонил. Никто не ответил, и он позвонил ещё раз.
  Наконец, с той стороны ворот раздались шаги. Заскрипел ключ, тяжелая дверь приоткрылась и в щели появился человек. У него было красное, сморщенное лицо и седые волосы, спутанные, как воронье гнездо. Его куртка была потёрта и покрыта табачными пятнами.
  - Что у вас за дело?
  Джулиан быстро размышлял. Если он спросит, что это за место, разговор может прекратиться прямо сейчас. Этот старый слуга выглядел так, будто не побоится прогнать любопытных незнакомцев.
  Он решил пустить в ход немного вест-эндской надменности.
  - Я хотел бы увидеть владельца.
  - Вам назначена встреча?
  - Обычно мне не требуется назначать.
  Слуга моргнул и заговорил почтительнее.
  - Я имел в виду, сэр, ожидает ли вас мистер Ридли?
  - Нет. Я оказался неподалёку, и решил заехать. Или вы оставите меня под дождём? – последний как раз начал накрапывать.
  Слуга заколебался. Наконец, он открыл ворота и впустил гостя.
  Перед ним оказался один из самых неприступных домов, который он когда-либо видел. Он был квадратным, с низкими башенками на каждом углу и решёткой у парадной двери, будто в тюрьме. Ни плюща, ни кустов, ни цветов, что смягчили бы серый фасад. Но самым жутким в доме было отсутствие окон. Когда-то они существовали, но теперь были заложены кирпичом, хотя, судя по внушительному размеру дома и ухоженным прилегающим землям, владелец мог позволить себе платить налог на окна.
  Слуга снял с кольца на поясе тяжёлый ключ и отпер парадную дверь. Они вошли в прямоугольный, выложенный камнем холл, лишённый всякой мебели, если не считать двух жёстких стульев. Окно в противоположной стене выходило в поросший травой внутренний дворик. Теперь Джулиан понял, почему дому не нужны внешние окна – все комнаты могли освещаться с внутреннего двора. Недурной способ спастись от любопытных глаз – но зачем жителям поворачиваться ко всему миру таким тёмным, пустым лицом?
  - Какое имя мне сообщить мистеру Ридли, сэр? – спросил слуга.
  Джулиан потянулся за футляром для визиток, но вовремя вспомнил, что его имя в обществе уже связано с Боу-стрит и убийством Александра. Если мистер Ридли вовлечён в тёмные дела, он откажется принять его. Кестрель решил поставить эксперимент:
  - Моё имя Десмонд.
  Слуга вздрогнул и пристально посмотрел на Джулиана из-под густых седых бровей. Наконец, он сказал:
  - Если вы подождёте здесь, сэр, я узнаю, может ли мистер Ридли принять вас.
  - Спасибо, – Джулиан беззаботно отошёл в сторону и выглянул в окно.
  Слуга вышел через боковую дверь. Как только из покинул комнату, Джулиан последовал за ним. Он прислушался и осторожно приоткрыл дверь, за которой исчез привратник. В темноте виднелась винтовая лестница. Услышав шаги сверху, Джулиан на цыпочках последовал за ним. Поднявшись достаточно высоко, чтобы увидеть пыльные ботинки слуги, Кестрель остановился и вжался в стену.
  Шаги остановились у двери. Раздался стук, потом дверь отворилась.
  - Да? – спросил мягкий мужской голос.
  - Простите, мистер Ридли, – сказал слуга. – К вам пришёл какой-то джентльмен. Он сказал, что его имя Десмонд. Но это точно не тот мистер Десмонд, что был здесь прежде, не тот, что привёл номер 12.
  - Ты уверен?
  - Да, сэр.
  - Боже мой, – пропел Ридли, – как неудобно. Кто это может быть?
  - Знать не знаю, сэр, но выглядит как большой джентльмен. Приехал в дорогущем экипаже с мальчишкой в ливрее. Я не знал, как спровадить его.
  - Скажи ему, что я занят множеством дел. Скажи, что, возможно, я найду время увидеться с ним позже, а пока что надо разобраться, как он связан с номером 12.
  - Я боюсь, у меня нет времени вести переговоры с вашим слугой, – сказал Джулиан, преодолевший последние ступени. – Я вынужден настаивать на немедленной встрече.
  Слуга разинул рот. Ридли быстро взял себя в руки. Он встал из-за стола и протянул гостю тонкую, жёлтую руку. Он весь был жёлтым – его длинное, землистое лицо, лимонные пряди волос, обрамлявшие лысину, рыжеватые зубы.
  - Рад познакомиться, мистер Десмонд. Входите, входите. Добро пожаловать в моё предприятие.
  Джулиан оглядел кабинет. Он был мелочно-опрятным – узкий стол, два кожаных стула, книжная полка и шкаф со стеклянной дверью, в котором стояли человеческие черепа всех видов и размеров.
  - Вижу, вы заметили мою маленькую коллекцию, – зачирикал Ридли, – её больше всех обожают френологи. Их довольно много среди посетителей. Невероятно, что они могут узнать о характере покойного по выступам и вмятинам на черепе.
  - Да, я слышал о таком, – вежливо отозвался Джулиан.
  Ридли вновь сел за стол и указал Джулиану на стул напротив.
  - А теперь, прошу вас, расскажите, что привело вас сюда. Как я могу вам помочь?
  Джулиан отвечал осторожно и кратко, чтобы не выдать, как мало он знает.
  - Я ищу молодую женщину по имени Марианна Десмонд.
  - А, – Ридли обменялся взглядом со слугой, потом свёл кончики пальцев. Он носил много колец, хотя его костюм был самым простым и деловым. – Могу я спросить, родственник ли вы этой юной леди?
  - А был ли первый мистер Десмонд родственником? – отбил Джулиан.
  - Насколько я понял, он был её братом.
  - Тогда вы можете понять, что я – другой брат.
  - В самом деле, – Ридли понимающе улыбнулся, явно зная, как могут быть связаны юные леди и такие «братья».
  Из дальней стороны дома донесся скрежет, а потом – приглушённый стук.
  - Номер 5, – нахмурился слуга.
  - Прошу прощения, мистер Десмонд, – сказал Ридли, – как правило, до моего кабинета не доносится никаких… безвкусных звуков, но с номером 5 всегда были трудности.
  Из этой же части дома донёсся пронзительный крик.
  - Иди к номеру 5, – рявкнул Ридли, его голос упал на октаву. Слуга коснулся лба, будто отдавая честь, и пошёл к дверям. – О, Пирсон, – добавил Ридли более вкрадчиво, – помни, что кнут – последнее средство.
  Слуга кивнул и вышел.
  Джулиан сидел в потрясённом молчании. Теперь он понял, что это за место.
  - Может быть, прекратим фальшивые любезности? – наконец, сказал он. – Я не буду задавать вам вопросов – наоборот, я скажу вам, что думаю, а вы подтвердите, если это окажется правдой.
  Ридли согласно склонил голову.
  - Первый мистер Десмонд пришёл сюда около месяца назад с юной леди, которую назвал своей сестрой. Это была голубоглазая красивая блондинка. Сам мистер Десмонд – человек лет двадцати пяти, среднего роста, худощавый и изящный, с каштановыми волосами, карими глазами и очень приятный. Он сказал, что молодая леди обезумела и отдал под вашу опеку – с подобающим вознаграждением, конечно. Также я подозреваю, что он убеждал вас оставить её в покое, не докучать ей докторами или любопытными посетителями, как вы делаете с другими постояльцами.
  - Он сказал, что незнакомцы расстраивают её, – объяснил Ридли. – Они считает, что вокруг неё враги, которые пытаются схватить и замучить её. Любопытно, не правда ли?
  - Непостижимо, – мрачно произнёс Джулиан. – Так мои предположения верны?
  - Так же верны, как если бы вы видели всё своими глазами, сэр.
  - Мистер Ридли, я здесь, чтобы забрать эту юную леди. Будьте добры привести её сюда немедленно.
  - Мой дорогой, сэр!
  - Я предупреждаю вас, что если уйду без неё, я вернусь с судьёй.
  Ридли потёр руки.
  - Я не сделал ничего дурного. Я принял бедное создание…
  - За солидное вознаграждение, конечно же.
  - Это моя профессия, сэр – заботиться о тех несчастных, кому нельзя позволять заботиться о себе самим.
  - Какой закон отдал её под вашу «опеку»? – жёстко спросил Джулиан. – Какой врач признал её сумасшедшей? У вас есть доказательства, что так называемый мистер Десмонд как-то связан с этой женщиной?
  - У меня нет причин сомневаться в его слове, – жёлтый язык Ридли высунулся изо рта и облизал губы. – Он джентльмен.
  - Я позволю себе сообщить вам, что упомянутый джентльмен мёртв. Больше никто не будет платить за то, что вы удерживаете Марианну Десмонд. Лучшее, на что вы можете надеяться – что её заберут отсюда без лишнего шума. Я за этим сюда и пришёл. Если вы вынудите меня уйти и вернуться, я уже не буду столь щедр. Решайте, мистер Ридли. Какой исход вам по душе?
  Ридли задумался, барабаня ладонью по столу. Наконец, он встал, собирая остатки самообладания.
  - Будьте добры пойти со мной, сэр, и я отведу вас к юной леди.
  - Я предупреждаю вас, мистер Ридли, что о моём визите сюда знают. Если так случится, что я не вернусь, мои друзья отыщут меня.
  - Мой дорогой сэр, на что вы намекаете?
  - Я думаю, вы достаточно хорошо поняли мой намёк.
  Ридли покорно обошёл стол и взял связку ключей. Затем он зажёг от камина свечу и жестом пригласил Джулиана следовать за собой. Они спустились по винтовой лестнице в длинный, тёмный холл. Джулиан подумал, что тот проходит через весь дом, где нет окон, что осветили бы его.
  Коридор делал поворот под прямым углом и тянулся вдоль боковой стороны дома. В неверном свете свечи Джулиан видел ряды тяжёлых дубовых дверей с правой стороны. На каждый был написан номер – от единицы до шести. Из-за дверей доносились звуки – беспрестанные шаги, стук, лязг цепей. Смех, приглушённое бормотание, песни. Одна женщина жалобно выла.
  Ещё один поворот, ещё один тёмный коридор с нумерованными дверьми. Шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать. Она остановились у номера 12.
  Ридли отодвинул маленькую деревянную заслонку и посмотрел в открывшееся окошко.
  - Сегодня она ведёт себя тихо, но это может измениться в любой миг. Вы уверены, чтобы хотите забрать её?
  - Определённо.
  Ридли пожал плечами, выбрал ключ и отпер дверь. Джулиан вошёл внутрь, Ридли последовал за ним.
  Камера была всего десять на пятнадцать футов. Её освещало маленькое оконце, которое было так высоко, что в него нельзя было смотреть. Здесь был соломенный тюфяк у одной стены и засыпная уборная в дальнем углу. В воздухе висело влажное зловоние, хотя пол был довольно чист и устлан свежей соломой. На ней лежала молодая женщина лицом вниз. Когда мужчины вошли, она в изумлении подняла голову.
  Это была женщина немного за двадцать с ярко-голубыми глазами и светлыми спутавшимися волосами, ниспадавшими на плечи. Её кожа была бледной как мел, а под глазами залегли тени. Скулы и ключицы девушки были маленькими и хрупкими, как у птички. В её волосах запуталась солома, а запачканные белые туфельки были расшиты золотыми нитями.
  Она села и посмотрела на Джулиана, а в следующий миг бросилась на него и схватив за ноги, почти повалила на солому.
  - О, сэр! Я умоляю вас, заберите меня отсюда! Я пойду с вами куда угодно, я буду вашей рабыней, только заберите меня отсюда, пожалуйста, пожалуйста…
  - Да, миссис Десмонд! – он попытался поднять её на ноги. – Я заберу вас. Я именно поэтому и пришёл…
  - Нет! – вскрикнула она. – Вы пришли с ним! Он запер меня тут, а теперь хочет убить! – она принялась бить его по ногам кулачками. – Я не пойду с вами! Нет! Нет!
  - Я предупреждал вас, сэр. – благодушно напомнил Ридли. – Она не в том состоянии, чтобы её куда-то везти.
  Джулиан повернулся к нему и заговорил угрожающе тихим голосом:
  - Я думаю, что любой, кто проведёт замурованным в таком застенке хотя бы месяц почти без надежды выбраться, тоже будет в таком состоянии. Кажется, вы не просто заботитесь о сумасшедших – вы создаёте их.
  Он взял миссис Десмонд за запястья, а потом присел на корточки, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с её.
  - Миссис Десмонд! Послушайте меня. Я пришёл сюда как друг, пришёл, чтобы помочь. Позвольте мне забрать вас отсюда и предложить всю защиту, на которую я способен, и которую вы сможете с честью принять.
  Она, моргая, смотрела на него, разрываясь между надеждой и страхом.
  - Вы ведь не хотите больше оставаться здесь? – мягко спросил он.
  - Нет, – прошептала она.
  - Окажете ли вы мне честь, поверив и позволив вытащить вас отсюда?
  Она закусила нижнюю губу и судорожно закивала.
  Джулиан помог женщине встать. Её плац был порван, открывая взгляду вечернее платье из белого шёлка, ныне испачканное и посеревшее. Прозрачные тюлевые рукава висели клочками, а оборки на подоле были все в пыли, соломе и дохлых пауках.
  Джулиан подумал, не дать себе удовольствие как следует поколотить Ридли, но сопоставив это с возможными неприятностями и задержками, нехотя отказался от такой мысли. Пусть с ним разберётся закон и выяснит, сколько ещё нормальных людей от помог навсегда отрезать от общества. Джулиан должен позаботиться о миссис Десмонд – и, конечно, разобраться с тем, какой свет она может пролить на жизнь и смерть Александра Фолькленда.
  
  Глава 26. Под маской
  Альфред в изумлении смотрел, как слуга Ридли выпускает из сумасшедшего дома Джулиана и миссис Десмонд. Дождь стал сильнее, и грунтовая дорога превратилась в грязь. Женщина инстинктивно поддерживала подол и аккуратно обходила лужи, хотя её платью и туфелькам сложно было причинить ещё какой-то урон.
  Когда она увидела кабриолет, её глаза загорелись, и он посмотрела на Джулиана с новым уважением.
  - Это экипаж моего друга, – пояснил он.
  - У вас очень хорошие друзья, сэр! – она восхищённо провела рукой по гладкому борту кабриолета.
  - Мне стоит представиться. Джулиан Кестрель, к вашим услугам.
  - Ба, сэр, это я должна быть к вашим услугам после того, что вы для меня сделали.
  Джулиану не совсем понравился смысл этих слов.
  - Не лучше ли нам поехать? Чем скорее мы покинем это место, тем в большей безопасности будете вы.
  - О, да, – она схватила его за руку, в страхе бросив взгляд на сумасшедший дом. – Поедемте, пожалуйста, прямо сейчас?
  Он усадил миссис Десмонд в кабриолет и легко запрыгнул сам. Альфред уселся на своё сиденье сбоку, и они тронулись.
  - Куда мы едем? – спросила женщина.
  - Я думаю, мы заедем в трактир «Рыжая клячонка». Дочь владельца присмотрит за вами и, быть может, одолжит платье, пока вы не найдете себе новую одежду.
  - У меня большой гардероб в городе – те платья так же хороши, как это было когда-то, – она с сожалением одернула своё рваное одеяние.
  - Простите, но обстоятельства вашего исчезновения вынудили меня обыскать ваш гардероб. Ваша одежда пропала.
  - Но не украшения? Он ведь не взял украшения?
  - Боюсь, что взял.
  - Ублюдок! Грязный, подлый негодяй! Я натравлю на него закон! Какая разница, кто он и какие у него друзья! Он дарил мне драгоценности, но это не даёт ему права отбирать их, верно? Я заслужила их, Бог весть! Никто никогда не узнает, через что я прошла, чтобы заполучить их! Этот шлюхин сын…
  - Прошу вас, миссис Десмонд, не убивайтесь. Драгоценности могут вернуться. Вот, – он протянул ей платок.
  - Спасибо, сэр, – она высморкалась, а потом метнула на Джулиана долгий взгляд и изящно вытерла глаза. Её акцент сменился – она начала говорить в нос, сомнительно изображая аристократичность. – Вы должны простить меня за эти грубые слова, сэр. Обычно я воздерживаюсь от таких выражений. Но быть запертой в этом ужасном месте долгими днями, без надежды выбраться…
  - Конечно. Любой, кто прошёл бы через это, был бы совершенно измотан.
  - О, как вы изящно выражаетесь, сэр! Я была измотана, даже потрясена. И когда я услышала, что и мои драгоценности пропали – а это всё, что у меня есть! – я не могла этого вынести! – она задумчиво добавила. – Я не думаю, что снова их увижу. Закон не помогает таким как я – не против него. Несмотря на то, что он делал… сделал со мной, что запер в этом аду, он всё равно Александр Фолькленд, эсквайр, сын баронета, а кто я?
  - Миссис Десмонд, Александр пребывает за гранью досягаемости закона, но по иным причинам. Он мёртв.
  - Мёртв? – в её глазах зажглась радость. – Как он умер?
  - Он был убит.
  Она перестала дышать, требовательно вцепилась в его руку, отчего Джулиан даже дёрнул поводья.
  - Кто сделал это? Как его убили? Я надеюсь, он страдал!
  Джулиан кратко рассказал, как погиб Александр и как ведётся расследование. Она ловила его каждое слово. Кестрель сказал себе, что её ненависть к Фолькленду понятна, но нескрываемая радость – отвратительна. Он прекратил разговор. Миссис Десмонд поддерживала эйфория, но прежде чем с ней можно будет с толком поговорить, её понадобиться еда и отдых. Кроме того, Джулиан хотел избавиться от жадно слушающего Альфреда, так что дальше они ехали в молчании. Миссис Десмонд вскоре поддалась истощению, и её голова упала на его плечо.
  Они добрались до «Рыжей клячонки» в полчетвертого. Джулиан отвёл Рут в сторону и объяснил, что миссис Десмонд – несчастная молодая женщина, которую по ошибке заточили в сумасшедший дом, и которая владеет ценными для их дела сведениями. Рут, конечно, захотела узнать больше, но поняла намёк и больше ничего не спросила.
  «Замечательная девушка, – подумал он, – столь же умная, сколь миловидная», – у него возникла мысль, что она понравилась бы Брокеру, и был рад, что на благо добродетели и спокойствию мисс Пайпер, не взял камердинера с собой.
  Пока девушка заботилась о миссис Десмонд, Джулиана провели в отдельную гостиную, где он позвонил и заказал слуге принести ужин через час. Ожидая еды, Кестрель освежил себя чашкой кофе с бренди и задумался над тем, что предложить миссис Десмонд. Конечно, он должен привести её в Лондон – сэр Малькольм захочет встретиться с ней, а Боу-стрит – принять её показания под присягой. Где она проведёт ночь? Ни один респектабельный трактир не примет молодую женщину без служанки и багажа. На Боу-стрит её просто негде разместить. Она не может жить в доме сэра Малькольма – только не под одной крышей с миссис Фолькленд. А квартирная хозяйка Джулиана не одобрит, если он приведёт миссис Десмонд к себе. Однажды она позволила сестре Брокера, Салли, спать в запасной комнате, но Кестрель не надеялся, что эта доброта распространится и на миссис Десмонд. Салли была доброй и очаровательной… но сейчас не время терзать себя воспоминаниями о ней.
  Джулиан придумал только одно место, где миссис Десмонд сможет с удобством и уединением остановиться, и где ответственные слуги не спустят с неё глаз. Он не верил, что она не сбежит с первым же мужчиной, что сунет ей под нос золотую блестяшку. Дэвид Адамс, например, не только может осыпать её бриллиантами, но и имеет веские причины избавиться от неё.
  Джулиан снова позвонил и велел найти посланника, что доставит записку в Хэмпстед. Потом он спросил перо и бумагу и написал сэру Малькольму, что нашёл миссис Десмонд и предлагает поселить её в лондонском доме Александра. Он прибавил, что приедет туда примерно к семи часам и спросил, не угодно ли сэру Малькольму будет встретить его там и предупредить прислугу.
  Появился Бен Фоули и сказал, что готов отнести послание. Джулиан предположил, что парень умолял о том, чтобы ему доверили это задание. Такие юноши обожают криминальные расследования, а из умных получаются хорошие соратники. Джулиан отдал ему записку, указал, куда её нести, прибавил щедрую плату и отослал.
  Примерно через вас Рут привела миссис Десмонд. Женщина выглядела намного лучше. Её лицо всё ещё было измождённым, но теперь оно стало чистым, а горячая вода (а может усердные пощипывания) вернули на щёки румянец. Волосы женщины, всё ещё вялые, были слегла завиты спереди и по бокам, а остальные – стянуты в греческий узел на затылке. Рут одолжила миссис Десмонд муслиновое платье в цветочек, что Джулиан видел на ней вчера – явно лучшее выходное.
  - Спасибо, мисс Пайпер, – тепло поблагодарил он, – вы более чем добры.
  - Я была рада помочь вам, сэр, – Рут метнула уничтожающий взгляд на миссис Десмонд, что любовалась собой в зеркале, стоявшем на камине. Джулиан подумал, что эта женщина вряд ли могла располагать к себе представительниц своего пола.
  Когда Рут ушла, миссис Десмонд повернулась к Джулиану, самодовольно приглаживая волосы.
  - Я чувствую себя намного лучше. Конечно, это платьице – не то, к чему я привыкла, но для таких как она, наверное, годится, – женщина приблизилась к Джулиану, её небесно-голубые глаза расширились и загорелись, – Мне было неприятно, что вы видели меня такой – бледной и похожей на пугало. Я лишь призрак былой себя. Вы бы не поверили, сэр, но некоторые мужчины часто говорили мне, что я хороша.
  - В это я готов поверить.
  - Вы очень добры. Теперь, когда я выбралась из этой адской дыры… вернее, когда вы спасли меня оттуда, я поправлюсь. Я очень вам благодарна.
  - Вам не нужно чувствовать себя обязанной. Умоляю вам больше не думать об этом.
  - Но как я могу не думать об этом? Когда я почти умирала от холода и отчаяния в том ужасном месте, явился самый элегантный мужчина в Лондоне – во всей Англии! – и, невзирая на опасности, спас меня! Нет ничего, что я бы не сделала для вас – совсем ничего. Вам стоит только попросить.
  - Миссис Десмонд, мне неловко от вашей щедрости, но я не могу злоупотреблять вашим уязвимым положением.
  - Как вы говорите – так изящно, так утонченно! – он провела кончиками пальцев по лацкану его фрака. – Не можем ли мы…
  К немалому облегчению Джулиана появился слуга с ужином. Марианна, почувствовав запах горячего ростбифа, забыла обо всём. Она так долго заботилась о своём туалете, что Кестрель позабыл, насколько она голодна. Женщина с удовольствием поглощала говядину, бекон, лосося, картофель, спаржу, хлеб, масло с петрушкой и закуски, щедро заливая это вином. Джулиан оставил мысль расспросить её сразу же – после трапезы женщину потянет в сон. Но вино ненадолго придало её сил. Она была расположена поговорить почти обо всём.
  - Мой папа был колёсником из Ислингтона. Я не видела его много лет. Даже не знаю, жив он или мёртв. Жить с ним было так скучно, вы и представить не можете – шьёшь одеяла, читаешь молитвы, ходишь за свиньями, что мама держала за домом. Разве это жизнь? Уж точно не для молодой, красивой и жизнерадостной девушки! Я видела экипажи, что останавливались в «Ангеле» – большие, яркие, с красивыми гербами – а внутри сидели леди, закутанные в шёлка и меховые накидки. И я думала – почему у меня нет таких вещей? У меня тоже могут быть такие, если я выберусь из этого убогого места.
  Когда мне исполнилось семнадцать, рядом с домом расквартировали солдат, и один начал заигрывать со мной. Он пообещал, что женится, но соврал, да мне было неважно. Мы сбежали в Лондон и жили там – недолго, но весело. Ему приходилось маскироваться, чтобы его не схватили как дезертира. Но потом его всё равно поймали. Я была уверена, что так и будет. У меня не осталось ни гроша в кармане, так что я пустилась во все тяжкие. Я же не должна была умереть с голоду? Любая девушка на моём месте сделала бы то же самое.
  Я зарабатывала на жизнь, вот и всё. Платья и взятки сторожам стоят много. А квартирные хозяйки впиваются как пиявки, если узнают, что тебе больше некуда идти, ведь ни в одном приличном месте тебя не примут. Но всё изменилось, когда я встретила Александра.
  Она с наслаждением потянулась и вытянула руки к огню.
  - Как же вы с ним познакомились? – подтолкнул её Джулиан.
  - В доме для знакомств. Он сказал Тетушке – это хозяйка дома – какую девушку хочет, и она послала за мной, потому что я отвечала его требованиям.
  - А что это были за требования?
  Она по-кошачьи улыбнулась.
  - Он хотел девушку, которую ничто же не может шокировать. И это я, разве нет? Я к тому времени уже многое повидала. Он ведь не собирался заводить любовницу, но познакомился со мной и передумал. Он нашёл мне дом – ужасно скучный, но я добавила зеркал, картин и других красивых вещей. Он смеялся и говорил, что у меня нет и следа вкуса, но за всё платил. Платья и украшения он мне выбирал сам. Сказал, что не хочет, чтобы я выглядела как дом, который обставила по своему вкусу, потому что ему на меня смотреть.
  Джулиан на миг заколебался. Ему не нравилось копаться в её интимных отношениях с Александром. Но это был единственный человек, готовый показать тёмную сторону Фолькленда, и Джулиан не имел права отказываться от этого, что бы за зрелище ему не предстало.
  - Вы сказали, что он хотел женщину которую ничто же может шокировать. Он вас шокировал?
  - Нет, не нарочно. Сперва он немножко пугал меня, но потом я поняла, что ему нужно, и больше не боялась.
  - И что ему было нужно?
  - Быть собой. Говорить и делать то, что он хочет. Иногда то, что ему нравилось, было очень противно, но обычно – просто скучно. И он говорил – о, Боже, сколько он говорил! Он лежал на диване в гостиной весь вечер и болтал о важных птицах, что слетаются на его вечеринки, о дебютантках, что влюбляются в него, о деньгах, что он делает со своим другом-евреем. О том, как лорд Такой-то расхваливает его дом, а леди Сякая-то восхищается его ногами. Он пересказывал злобные истории про своих друзей. А если он думал, что кто-то им пренебрег, он распинался об этом часами. Он был ужасным занудой, когда не пытался быть милым, а он не пытался, когда мы были наедине. Конечно, когда с нами были другие – это случалось нечасто, он не позволял мне заводить друзей – тогда он был как заводная фигурка, что выскакивает из часов и отбивает удары. Он становится очаровательным. Ничего не мог с этим поделать. Все должны были обожать его – хотя никто не любил его так, как он любил себя.
  - Почему он не позволял вам заводить друзей?
  - Наверное, не хотел, чтобы кто-то знал обо мне. Он нашёл мне дом в одном тёмном дворе рядом со Стрэндом, без всяких соседей, кроме старой кошки миссис Уиллер, что вечно пялилась в мои окна. Глупая корова – ей было больше нечем заняться? Я едва могла дождаться пятницы, когда она уезжает на весь день и ночь, а значит не суёт нос в мои дела.
  - Почему он так стремился скрыть свою связь с вами?
  - О, он ведь любил делать вид, что обожает жену. Смех да и только – с ней он со скуки выл. Он решил, что ухаживать за ней будет очень романтично. Александр как-то сказал мне, что если когда-то и возьмёт любовницу, это буду не я. Я недостаточно утончённая, и всем бы показала, что у него нет вкуса. Он не хотел представлять меня обществу, так же как не поставил бы в гостиной грубую табуретку. Мне было наплевать, что он говорит обо мне, но меня волновало, что я сижу взаперти и скучаю. Я сказала: «Что толку в нарядах, которые ты даришь, если их никто не видит? Другие джентльмены дарят своим подругам ложи в театрах и экипажи, чтобы кататься в парках». Он ответил: «Тогда тебе лучше найти такого джентльмена, верно?» Я осталась. Всё могло быть гораздо хуже. Рано или поздно я бы ушла от него и стала жить так, как хочу. Я до поры до времени я играла в его игры и принимала подарки.
  - Что вы имеете в виду под «играми»?
  - О, я иногда приводила ему других девушек. Он любил свежее мясо – молодых и непуганых, которых можно шокировать.
  - Я думал, он выбрал вас именно потому что вас нельзя было шокировать.
  - Да, но я – другое дело. Ему нужен было кто-то, кто поймёт, чего он хочет и поможет получить это. Он немного времени проводил со мной, после того, как поселил меня там… в постели, я имею в виду. Я была скорее… как он это называл? Его сообщницей.
  - Разве он не боялся, что кто-то из других девушек расскажет о нем и уничтожит маску, что он так упорно носил?
  - Они бы не посмели, – она наклонилась к Джулиану, понизив голос, – вы не понимаете, как он пугал их. Он знал, что делать. Он был то добр, то жесток, и так запутывал их, что они делали всё, что он скажет. Частенько он завязывал им глаза, так что они не знали, что происходит вокруг и чего ждать. Вы бы удивились, узнай, как это страшно.
  - Полагаю, я знаю, – сказал Джулиан, сохраняя холодное спокойствие.
  - Он не бил их… по крайней мере, не сильно. Он терпеть не мог крови и синяков. В нём жил художник. Он гордился тем, что не оставляет шрамов.
  Джулиан встал и зашагал по комнате.
  «Слава Богу, что сэр Малькольм не слышит этого, – подумал Кестрель. – Какое счастье, что он избавлен от худшего. Избавлен ли? Предположим, что одна из этих женщин всё же отомстила Александру, убив его? Тогда вся его двойная жизнь откроется».
  Он отложил эту мысль. Прежде чем искать такую «Джейн Ноукс» среди лондонских падших женщин, нужно исчерпать более близкие источники. Он вновь сел напротив миссис Десмонд.
  - Расскажите про вашу служанку, Фанни Гейтс.
  - Здесь нечего рассказывать. Александр знал, что мне нужна будет служанка, чтобы убирать в доме, так что нашёл мне ту, которой сможет помыкать. Конечно, она знала всё обо мне и нём, так что он должен быть уверен, что она придержит язык. В общем, он прислал мне серую мышь лет сорока, начисто лишённую вкуса. Рекомендаций у неё не было, и я решила, что она торговала собой, но сейчас подурнела и уже не годна ни на что, кроме как готовить да скоблить полы. Александр никогда не говорил, где нашёл её, но сказал, что она – то, что нужно. Ни семьи, ни друзей, испугается даже гуся. К её чести, она хорошо работала. Она бы не рискнула работать плохо. Она знала, что иначе Александр устроит ей ад.
  - Как?
  - О, он изводил её. Угрожал ей исправительным домом. Он знал о ней что-то, чего не знала я. Не спрашивайте, что именно – я не знаю. Должно быть, у неё были какие-то проблемы. Ещё она была набожная. Некоторые женщины становятся такими, когда растеряют красоту. Начинают очень чопорно говорить о грехе, когда им самим уже не получается грешить.
  Послушать её, так старение – это что-то, что происходит только с другими женщинами.
  - Её набожность не создавала проблем?
  - Она не одобряла того, чем занимался Александр. Однажды, она вошла в гостиную, когда… когда у нас была гостья. Одна из тех девушек, о которых я говорила. Как же ей было неловко! После этого Александр начал просто запирать её в комнате на чердаке, когда у нас были гости. А иногда запирал просто, потому что его раздражало её глупое лицо – он так говорил.
  Внезапно её лицо потемнело.
  - В чём дело? – спросил Джулиан.
  - Я просто вспомнила ту ночь… когда он отвёз меня в сумасшедший дом. Он запер Фанни наверху… вернее, велел мне запереть её. Я ничего не заподозрила. Был тихий вечер. Гостей не было. Александр лежал на диване в гостиной. Он был раздражительным и надутым, потому что, – она оборвала себя, но быстро продолжила, – потому что мы немного повздорили. Когда я заперла Фанни и вернулась, он пил бренди и мне тоже налил. Я выпила, а он налил ещё, а потом ещё. Я начала засыпать. Вскоре я уже едва могла держать глаза открытыми, а всё вокруг плыло. Когда я поняла, что он добавил что-то мне в стакан, было уже поздно. Следующее, что я помню – я проснулась в камере, из который вы меня спасли.
  - Ваша ссора с Александром – что её вызвано?
  Она смущённо отвела взгляд.
  - Ба, это не имело последствий. Милые бранятся – только тешатся.
  - Если после этого он запер вас в сумасшедшем доме, вряд ли можно сказать, что это не имело последствий.
  - Что же, я кое-чего у него потребовала, – она запнулась и посмотрела на графин с вином, будто внезапно испугавшись, что выпила слишком много. – Я хотела получать больше денег, жить открыто и в лучшем доме. А он хотел сохранять наши отношения в тайне. Мы всегда спорили об этом.
  - Миссис Десмонд…
  - О, ни к чему эти церемонии. Я никогда не была замужем – просто решила, что «миссис» больше подходит женщине, что живёт одна, – она ласково добавила. – Я бы хотела, чтобы вы звали меня «Марианна».
  - Хорошо, Марианна, – в таких мелочах он был готов ей уступать. Видит Бог, её чары для него не опасны. Одной мысли о ней и Александре Фолькленде достаточно, чтобы избегать женщин неделями. – Если Александр не хотел удовлетворять ваши желания, почему он просто не отказал вам, как раньше?
  - Он… он не мог. Я угрожала ему. Я сказала, что расскажу… личные подробности. То, чего не знают его светские друзья.
  - Какие подробности?
  - О… те, о которых я уже рассказывала. То, что я служила ему сводницей и водила других девушек, – она вспыхнула, – Не смотрите на меня так, будто я лгу!
  Он откинулся на спинку и впился в неё холодным взглядом.
  - Я не думаю, что вы лжёте. Но ещё я не думаю, что вы говорите всю правду. Понимаете… я знаю про вас и миссис Фолькленд.
  - Ч-что?
  - Я знаю, что вы подошли к ней на Стрэнде в точности за две недели до того, как Александр увёз вас в сумасшедший дом. Вы были одеты в платье вашей служанки и какой-то историей заманили её в свой дом. Александр подтолкнул вас к этому, и он был там, чтобы убедиться, что всё пройдёт как следует.
  - Это… это был просто розыгрыш… Я никогда не хотела вредить ей… Это всё Александр!
  - Не пугайтесь, миссис Десмонд. Преступление, что совершили вы и Александр в тот день, волнует меня только потому что проливает свет на его убийство. Я даже не буду спрашивать, зачем вы заманили миссис Фолькленд в свой дом, потому что думаю, что уже знаю. Но скажите мне – вы знали, что произойдёт, когда она попадёт в дом?
  - Нет, – с сожалением произнесла та, – я ничего не знала. Он не дал мне остаться.
  Джулиан был готов её поверить. Её неудовлетворённое любопытство говорило в её пользу весомее любых следов невиновности.
  - Вы угрожали Александру именно этим, верно? Если станет известно, что он составил такой заговор против собственной жены, его честь и репутация будут уничтожены.
  - Я хотела, чтобы он был справедлив ко мне, – принялась защищаться она, – если он втянул меня в свои замыслы, пусть бы оценил по достоинству.
  Джулиан задумался.
  - Вы сказали, что в ту ночь, когда Александр увёз вас в сумасшедший дом, он велел вам запереть Фанни в её комнате.
  - Да.
  - Вы не задумывались, что потом стало с ней?
  - Я ведь не могла. Быть может, он выпустил её, чтобы она помогла увезти меня.
  - Скорее, чтобы избавиться от вашей одежды и других вещей. Он хотел, чтобы всё выглядело так, будто вы сами уехали.
  Её глаза загорелись.
  - Так вы думаете, мои драгоценности у неё? О, хитрая карга, уж я вытрясу их из неё! Вы знаете, где она?
  - Наутро после вашего исчезновения, – тихо сказал Джулиан, – на кирпичном заводе около Хэмпстеда нашли женщину её лет с разбитым до неузнаваемости лицом. А в вашем доме нашлись следы глины, из которой там делают кирпичи.
  - О, господи, – прошептала она, – это Александр?
  - Очень вероятно.
  «Хотя одному дьяволу ведомо, как мы это докажем», – подумал он.
  - Но… это не очень на него похоже. Я говорила вам, он не терпел крови.
  - Я не думал, что лицо жертвы с завода разбили ради потехи. Убийца не хотел, чтобы её узнали. Мог ли Александр изуродовать женщине лицо, если это было в его интересах?
  - В его? Он мог сделать что угодно и с кем угодно, если этот кто-то был слаб и боялся его. А Фанни была слаба и боялась, – женщина склонилась к Джулиану, и дёрнула его за лацкан, стремясь донести свою мысль. – Он никогда не принимал Фанни в расчёт. Она была некрасивой и слабой, а значит, была никем. Он бы и шагу не замедлил, чтобы убить её – по крайней мере, если бы смог сделать это, не боясь, что его поймают. Для него это как муху прихлопнуть.
  Джулиан дернулся на стуле. Со времён своего первого расследования он немало читал о преступлениях. «Ньюгейсткий календарь» рассказывал о жизнях и смертях сотен закоренелых, бессердечных преступников. Но это не подготовило его к проблеску того, что крылось под маской Александра Фолькленда.
  - Ещё один вопрос, – сказал он наконец, – камеристка миссис Фолькленд, Марта Гилмор, когда-нибудь бывала в вашем доме в Сигнетс-Корт?
  - Камеристка миссис Фолькденд?
  - Да. Дэвид Адамс говорил, что видел её там.
  - Должно быть, он сошёл с ума. Зачем камеристке миссис Фолькленд приходить ко мне домой?
  Джулиан не знал. Как и не знал того, зачем Адамсу сочинять такую историю. Появление Марты в Сигнетс-Корт было одним из самых странных кусочков всей мозаики, потому что мало что меняло, будь оно правдой или ложью. Это само по себе говорило о том, как много во всей загадке остаётся сокрытого для него.
  
  Глава 27. Верити
  Марианна клонилась ко сну, и Джулиан решил, что лучше будет познакомить её с грядущими планами. Они её порадовали.
  - Я буду жить в доме Александра? Я всегда хотела увидеть его! Представьте, как я сижу там среди всей его роскоши, а за мной ходят его слуги, пока он лежит в земле! На этом свете точно есть справедливость!
  - Конечно, это лишь временно, пока мы не найдём вам более подходящее жилище. Кроме того, нам нужно согласие сэра Малькольма. Я просил его встретиться с нами там.
  - Отца Александра? – она рассмеялась. – Как думаете, что оно обо мне скажет? Александр рассказывал, какой морализатор этот старик.
  - Я не думаю, что вам стоит повторять это за ним, – Джулиан встал. – Так вы поедете в Лондон?
  - С вами я поеду куда угодно, – проворковала она, – Только… мне ведь не придётся побывать на Боу-стрит, верно?
  - Я боюсь, они захотят расспросить вас и принять ваши показания под присягой.
  - Но я не хочу связываться с законом! Кто знает, о чём они меня спросят? Девушке в моём положении нужно быть очень осторожной…
  - Кажется, они предлагают недурную награду за сведения, что помогут раскрыть убийство Александра, – проворчал Джулиан.
  - О! О, хорошо… Послушайте, я не собиралась пренебрегать своим долгом. Если у меня есть ценные сведения, я рада буду поделиться ими.
  - Я надеюсь, что вы именно так и думаете.
  Он позвонил слуге и велел подать кабриолет, а сам расплатился и убедил Рут принять щедрое возмещение за платье. Потом Кестрель и Марианна отбыли в Лондон. Женщина почти сразу уснула, а пробудилась лишь, когда они добрались до дома Александра.
  Оставив Альфреда с экипажем, Джулиан подал Марианне и повёл её внутрь. Там она в благоговении и радости оглядывала убранный в стиле эпохи Возрождения холл, мраморные столы и позолоченные торшеры, удивительную летающую лестницу с ангелами. Женщина перелетала от одной вещи к другой, всё трогала, осматривала и гадала, что сколько стоит.
  Джулиан отвёл в сторону Николса.
  - Сэр Малькольм здесь? – спросил он дворецкого.
  - Да, сэр. Он ждёт вас и… молодую леди… в библиотеке. Он попросил меня подготовить старую комнату мистера Юджина для неё, и я это сделал.
  - Хорошо, – Джулиан насмешливо улыбнулся, – я боюсь, что втягиваю вас в довольно деликатное дело, Николс. Но я будут очень благодарен, если вы проследите за тем, чтобы у миссис Десмонд не было никаких гостей, и никто из посторонних не знал, что она здесь.
  - Вы можете положиться на меня, сэр.
  - Прекрасно! Спасибо вам, – он подошёл к Марианне и подал ей руку, – Идёмте, я представлю вас сэру Малькольму.
  
  
  
  Встретившись с сэром Малькольмом, Марианна поначалу держалась угрюмо. Она явно не видела смысла растрачивать свои чары на высокоморального отца своего любовника. Кроме того, его первой реакцией на знакомство было плохо скрытое отвращение. Но чем больше он слушал, как женщина страдала от рук Александра, тем больше отторжение сменялось жалостью. Заметив это, Марианна немедленно начала изображать женское отчаяние, говорить тихим, жалобным голосом и не выпуская из рук носового платка, что мгновенно лишило её сочувствия – за двадцать лет в судах сэр Малькольм насмотрелся крокодиловых слёз.
  Джулиан предположил, что гостья хочет отдохнуть после дороги. Одна из служанок могла бы помочь ей и одолжить нужные предметы гардероба. Марианна с готовностью согласилась, стремясь получше изучить дом. Джулиан подумал, что стоит предупредить Николса получше следить за самыми ценными objets d’art80.
  Сэр Малькольм достал графин с бренди, и они с Джулианом в молчании осушили по стакану. Наконец, хозяин безрадостно спросил:
  - Почему Александр отвернулся от Белинды к этому?
  - Вы бы так не поступили, и я тоже. Но у неё было, что предложить Александру. Она говорила мне, что с ней он мог быть собой, и это много для него значило. С большинством других людей он носил маску.
  - Но почему?
  Джулиан пожал плечами.
  - Он хотел всего: чтобы его обожали, любили, боялись и ненавидели. Он хотел, чтобы его ценили за добрые дела и хотел наслаждаться злыми.
  - Я не вижу никакого наслаждения в женщине, вроде этой, – сказал сэр Малькольм и добавил, – Теперь, когда вы познакомились с ней, вы ведь не можете думать, что это и есть Верити Клэр?
  - Да, неправдоподобно, что это и есть та юная леди, которую Тиббс сравнивал с Порцией с её отточенным, серьёзным умом. Хотя он говорит, что Верити отличная актриса…
  Он резко замолчал и встал.
  - В чем дело? – взволнованно спросил сэр Малькольм.
  Джулиан рассмеялся.
  - Сэр Малькольм, мы были глухи, глупы и слепы!
  - Как? Что случилось?
  - «Венецианский купец»! Уже второй раз эта пьеса наставляет меня на истинный путь! – он вмиг оказался у шнура, потянув за который, можно было звоном колокольчика вызвать прислугу. – Мы должны немедленно ехать в Линкольнз-Инн!
  - Почему? Кого вы подозреваете? Это… Это Квентин нам лгал?
  - О, да, Квентин Клэр нам лгал – блестяще, возмутительно лгал! На самом деле Квентин Клэр может оказаться самым искусным лжецом из тех, что я имел возможность встречать.
  Сэр Малькольм провёл ладонью по лицу и встал.
  - Хорошо. Мы поедем и встретимся с ним. Сегодня вы будете королевским адвокатом, а я – судьёй. Докажете, что он лжец – докажете, что он и убийца. И когда вы сделаете это, не просите меня верить ни одной живой душе. Потому что если этот человек был лгуном, значит верить нельзя никому.
  
  
  
  Когда они добрались до Линкольнз-Инн, уже стемнело. Ворота были заперты, но ночной сторож узнал сэра Малькольма и впустил их. Темноту разгоняли лишь лампы в окнах на лестничных пролётах, да свечи в верхних комнатах, где клерки и нотариусы засиделись за работой.
  Они вошли в Серлс-Корт. Здесь было тихо и спокойно, отчего их шаги звучали так, будто они ступают не по гравию, а по битому стеклу. В середине двора сэр Малькольм замер и посмотрел на окно Клэра, где горел свет, слегка приглушённый занавеской. Сэр Малькольм не сказал ни слова с тех пор, как они с Джулианом вышли из дома Александра, промолчал и сейчас. Они подошли к номеру 5, поднялись по лестнице и постучались.
  Дверь отпер Клэр с лампой для чтения в руках. Он был бледен, и явно давно не спал – шейный платок был распущен, светлые волосы падали на лоб. Юрист слегка вздрогнул, увидев, кто пожаловал.
  Джулиан пригляделся к нему пристальнее и улыбнулся.
  - Добрый вечер. Можно поговорить с вами?
  - Да… Конечно. Пожалуйста, заходите.
  Они вошли. Клэр закрыл дверь и поставил лампу на стол.
  - Простите, что беспокоим вас в такой час, – сказал Джулиан, – но дело не терпит отлагательств. Я знаю, где искать Верити.
  Они с Клэром обменялись долгим, понимающим взглядом. Затем Клэр закрыл глаза и медленно отвернулся.
  Сэр Малькольм поспешил к нему и взял молодого коллегу за плечо.
  - Постойте! Я не понимаю, о чём речь, но я хочу, чтобы вы знали – я вам доверяю. Нет, не отворачивайтесь – я хочу высказать до того, как Кестрель будет обвинять вас. Я верю вам, Квентин. Я знаю, я верил и Александру, но вы – другое дело. Моя вера в него происходила из незнания того, кто он, но моя вера в вас основана на понимании. Вы позволили мне читать в вашем сердце, и я знаю, что в нём нет ничего злого и низменного. Я не верю, что вы убили моего сына или повредили хоть одной живой душе. Скажу больше – я не поверю в это, даже если вы сами в этом признаетесь. Так что говорите и не бойтесь. Где Верити?
  Клэр посмотрел на него с несчастным видом.
  - Верити здесь. Верити – это я.
  - Что? – сэр Малькольм отшатнулся. – О чём вы говорите?
  - Я Верити Клэр, – её голос постепенно стал более высоким, – мой брат Квентин умер полтора года назад. Я заняла его место.
  Сэр Малькольм схватил со стола лампу и посветил ей в лицо. Она с трудом встретила его взгляд.
  - Да, – тихо сказал он, – теперь я вижу, что это правда. Намётанный глаз Кестреля заметил это раньше меня!
  Она покраснела и опустила глаза. Сэр Малькольм же с изумлением повернулся к Джулиану.
  - Как вы догадались? Я обезумел или вы правда сказали, что вам подсказал это «Венецианский купец»?
  - Да. Когда я уезжал от вашего деда, мисс Клэр, он сказал, что ненароком загадал мне загадку и надеется, что я никогда не разгадаю её. Я раздумывал над нашим разговором, но не мог понять даже в чём заключается загадка, не говоря уж о том, чтобы найти ответ. Но сегодня мы с сэром Малькольмом говорили о вас, и я вспомнил, как мистер Тиббс сравнивал вас с Порцией из «Венецианского купца» – той Порцией, что переодевалась с юриста-мужчину. Всё стало на свои места. Вы с братом – ровесники. Вы учились вместе с ним, даже латыни и греческому. У вас природный талант к актёрской игре и перевоплощению. Вы обожаете Мэри Уолстонкрафт и разделяете её негодование от того, что женщинам открыто столь узкое поприще для свершений. Говорили, что вы дерзкая, даже неразборчивая в средствах, если считаете дело правым. И наконец, оставались мои собственные впечатления. Я почти попадал под ваше обаяние – это и делало меня более строгим судьёй, ведь я чувствовал ложь. Теперь я понял, что чары были реальны – а ложь был в том, что вы скрывали их.
  Этот комплимент подействовал на девушку как порыв холодного ветра. Галантность, что была второй натурой для Кестреля, не была таковой для неё. Джулиан вспомнил как Тиббс говорил, что чужое восхищение будто бы возводит женщину на пьедестал и заточает на нём. Посмотрев на эту бледную и недвижимую девушку в свете лампы он представил её связанной верёвками – взбунтовавшаяся статуя, водворённая на место.
  - Я смущён, – проговорил сэр Малькольм. – Я не помню, что мог сказать в вашем присутствии… какие слова мог проронить…
  - Вам не нужно беспокоиться, сэр. Вы один из немногих знакомых мне мужчин, которым не нужно присутствие леди, чтобы вести себя как джентльмен и говорить, как джентльмен.
  Он пару секунд молча смотрел на неё, а потом мягко произнёс.
  - Рассказывайте, мисс Клэр. Расскажите нам всю историю.
  Она отошла за диван, всё ещё пряча глаза, и положила руки на его спинку. Джулиан гадал, смущают ли девушку её облачённые в штаны ноги теперь, когда её больше не защищает мужская личина. Но в её молчании не было прежней застенчивости – она просто собиралась с мыслями. Кестрель осознал, что Верити не просто изображала мужчину – она играла другого человека. Верити не была застенчивой – если только это не касалось той сферы желаний, в которой она была неопытна и уязвима.
  - Вы знаете, что мы с Квентином выросли на континенте. Наше детство и юность многим показалось бы очень странным, – она сделала паузу. – Мистер Кестрель, дедушка Джордж рассказывал вам о себе?
  - Я знаю, что он был Монтегю Уайлдвудом, но вынужденно оставил Англию после того как убил человека на дуэли.
  Она кивнула.
  - Я не хотела говорить об этом сама. Я готова поделиться своими секретами, но у меня нет права рассказывать чужие, – её лицо смягчилось. – Дедушка был чудесным опекуном – любящим, очаровательным. Он всегда уважал меня и Квентина как людей, даже когда мы были детьми. Обычные люди говорили, что ему нужно осесть, а не скитаться по всей Европе, изучая языки, искусство, музыку и идеи. Эти же добронамеренные люди убеждали его отослать Квентина в школу, а не возить с собой учителя – а он делал это лишь потому что мы с Квентином так любили друг друга, что не вынесли бы разлуки. Самое необычное заключалось в том, что он позволил мне учиться вместе с братом, когда увидел, что мне это нравится. Я не знала, как мне повезло. У меня не было подруг-англичанок, и я не знала, что если бы выросла здесь, то не знала бы ничего, кроме французского, вышивания и акварелей.
  Только когда я стала старше, то поняла, что отличаюсь от других женщин. Когда мне пришло время укладывать волосы и бывать на званых ужинах и балах, я поняла, что не умею себя вести. Манеры других девушек казались мне фальшивыми и просто смешными. Я говорила о политике и философии, а мужчины смотрели на меня искоса или смеялись. Наверное, я иногда говорила глупости – я всегда была очень самоуверенной и опрометчивой – но смеялись они не поэтому. Их смешило то, что женщина имеет своё мнение на серьёзную тему. Всё равно, что заговорила бы лошадь – кого-то бы это напугало, а для кого-то было бы нелепостью. Не все наши друзья были такими, но многие самые респектабельные, особенно англичане.
  Пока у меня были Квентин и дедушка Джордж я не заботилась о том, что подумают другие. Но когда мы стали совершеннолетними, Квентин решил вернуться в Англию и учиться на юриста. Наш отец был членом Линкольнз-Инн, так что дедушка написал другу отца и попросил поддержать его прошение. Прошение приняли, и было решено, что мой брат приедет к началу зимнего семестра, то есть к январю прошлого года.
  Я хотела радоваться за него, но в сердце была такая горечь! До той поры мы учились вместе, но теперь этот путь был для меня закрыт. И почему, почему, почему? – в её глазах вскипели яркие, злые слёзы. – Я не глупее Квентина. По образованию я гожусь в барристеры, а по характеру тем более. Но что толку говорить об этом – вы не хуже меня знаете глупые, бессмысленные предрассудки, что стоят между женщинами и любым серьёзным занятием. Вы скажете, что быть женой и матерью – тоже достойно? Да, конечно – но у меня в этом нет будущего. Я некрасива. У меня нет присущих благовоспитанной девице достоинств. У меня есть только науки, языки и нрав, от которого мужчины разбегаются как зайцы. Я будто в ловушке. Мой ум пропадает просто потому что я женщина, а моя женственность пропадает просто потому что у меня есть ум.
  Я не хотела, чтобы Квентин видел, как я несчастна. За несколько месяцев до того мига, когда он должен был уехать в Англию, мы должны были поехать к нашим друзьям в Швейцарию, но я упросила дедушку Джорджа взять меня в Вену. Квентин поехал один, – она тяжело сглотнула и продолжила. – Тогда я в последний раз видела его живым. В деревне, куда они приехали, была лихорадка, и он заболел. Когда мы с дедушкой Джорджем узнали, мы поспешили к нему и мчались день и ночь, но опоздали.
  Я была потрясена. Я чувствовала, что какую-то важную часть меня отсекли. Целыми днями я была в слепом, неизмеримом горе. Дедушка Джордж позаботился о погребении. Мы похоронили Квентина тихо, у маленькой деревенской церкви. Везти тело куда-то было бессмысленно. У нас не было дома – во всем мире не было ни одного места, что мы могли назвать своим. А та деревня была мирной и тихой. Я думаю, он бы хотел упокоиться в таком месте.
  Мы с дедушкой остались одни. Нам ничего не хотелось, и мы сидели, сложа руки. Наконец, дедушка Джордж сказал: «Верити, так продолжаться не может. Надо сообщить родственникам, что Квентина больше нет – скрывая это, его не вернёшь». Он сказал, что мы должны хотя бы сообщить в Линкольнз-Инн, чтобы его комнаты могли отдать кому-то другому.
  Она замолчала, будто собираясь с духом.
  - Вот что вы должны понять: вся идея была моей. Я придумала это, и я одна в этом виновна. Я знаю, что это ужасно – со смерти брата не прошло и пары недель, а я украла его жизнь. Но это не было хладнокровным преступлением. Да, я хотела того, что мог бы получить он – шанс зарабатывать деньги, иметь профессию, изменять жизни людей. Но ещё, становясь Квентином, я делала его живым. Как может быть мёртв тот, кому пишут письма, одалживают книги, приглашают на ужины? Пожалуйста, не думайте, что я сошла с ума – я понимаю, что это просто притворство. Но оно успокаивало меня – помогло жить одной, без него.
  Это стало возможным – почти вынужденным, как мне показалось – по стечению обстоятельства. Я очень подходила для того, чтобы изображать мужчину. Я высока ростом и худощава; у меня низкий голос, а если добавить хриплости, он сойдёт за мужской. У меня настолько светлые волосы, что никто и не обратит внимание, что не видит щетины. И образование у меня мужское – я знаю латынь, греческий, философию и естественные науки. А благодаря дедушке Джорджу я научилась играть мужские роли в любительских постановках. Он приложил много сил, обучая меня. Говорил, что многие женщины в костюмах мужчин выглядят неубедительно.
  Кроме того, мы с Квентином жили на континенте почти всю жизнь. В Англии у нас почти не было друзей. Я могла быть достаточно уверена, что в Лондоне не встречу никого, кто знал бы Квентина в лицо. В общих чертах мы были похожи. Так что я вооружилась его бумагами, его вещами, и своими знаниями о нём.
  Дедушка Джордж был удивлён и восхищён моим замыслом. Он тщательно готовил меня к «роли»: заставлять учиться правильно ходить, сидеть, говорить, даже чихать. Он скроил для меня одежду, что скрыла бы… что сделала бы меня похожей на мужчину. Он ведь портной, и в театре начинал с того, что шил костюмы.
  Джулиан кивнул. Тиббс хорошо поработал – облачив племянницу в бесформенные сюртуки, свободные штаны и дополнив это пышными шейными платками, он превратил её в безвкусно одетого, но совершенно точно мужчину.
  - Но мисс Клэр, – заговорил сэр Малькольм, – ваш дедушка не мог не видеть рисков, опасности и…
  - Неприличия? – тихо продолжила она. – Обмана? Он не собирался причинять никому вреда. Иногда он похож на ребёнка. Для него это не ложь, а просто очередная роль. Я знаю его, сэр. Так что ответственность лежит на мне.
  Сэр Малькольм явно не был убежден, но сказал только:
  - Все в порядке. Продолжайте.
  - Мы с дедушкой Джорджем приехали в Лондон, и я поселилась в этих комнатах. К тому времени я уже опробовала мой маскарад на людях, и знала, что у меня получается. Я немного волновалась, но это было приятное волнение. Первый раз в жизни я могла идти куда хочу и когда хочу – в театр, в трактир, на прогулку или ездить верхом. На званых ужинах я оставалась за столом, когда женщины уходили, и слушала разговоры о политике, иностранных делах, промышленных изобретениях. И более того – я могла учиться, сколько хочу! Никто не волновался, что я изнуряю ум или изучаю неподходящие даме темы. Свобода кружила мне голову, так что я вряд и понимала или задумывалась о том, чем я рискую и какие принципы нарушаю. Я внушила себе, что мой обман оправдан – если мир лишил женщин их прав, женщины вынуждены добиваться их отчаянными методами. И Квентин не осудил бы меня. Мы дали зарок, что каждый из нас всё сделает для другого. Если бы я попросила его об этой услуге, когда он был жив, он бы не отказал. Неужели в смерти он сделал бы меньше?
  Но всё оказалось не так просто – я поняла это очень рано. Помните предложение, что я подчеркнула в книге Мэри Уолстонкрафт, мистер Кестрель – о том, что лицемер становится жертвой своего искусства? Это случилось и со мной. Мне не нужно было перенимать все привычки Квентина, чтобы выдавать себя за него, ведь никто в Лондоне его не знал. Но я всё равно это сделала, ведь выдавать себя за Квентина было проще, чем за какого-то обобщённого мужчину. Я не рассчитывала на это, но подделав его голос, манеры, почерк, привычки – я всё равно, что стала им. Я вела себя как Квентин, даже когда была одна. Я правда делала его живым – он жил во мне. И из меня он с отвращением смотрел на то, что я делаю. Он превыше всего ценил правду и честь, а я использовала его имя, чтобы жить во лжи. Такое не могло продолжаться долго, и оно не продолжилось. Случилось нечто ужасное.
  Джулиан назвал это одним словом.
  - Александр.
  - Александр, – она сделала глубокий вдох и продолжила, тихо, но твёрдо. – Когда я говорила вам о том, как мы познакомились, я не лгала. Мы оба были в Линкольнз-Инн и ужинали в один день в пасхальном семестре. Мне стало плохо, и он предложил проводить меня в комнату. Он едва знал меня, но такая любезность была на него похожа – он всегда был щедр на подобные жесты. Я пыталась отговорить его, но без толку. Когда мы добрались до моих комнат, я поблагодарила его и попыталась заставить уйти. Но ему было любопытно. Он настоял – так любезно! – что хочет позаботиться обо мне. Мне было слишком дурно, чтобы прогнать его. Он усадил меня в кресло, ослабил платок на шее, и всё понял. Он… заставил меня снять сюртук и… и… запустил руку под рубашку.
  - Мерзавец! – сэр Малькольм подскочил и зашагал по комнате. – Отвратительный, презренный негодяй!
  - Он навис надо мной, – её либо было красным, а глаза расширились, но в них не было ни слезинки. – Он был зачарован. Он прошёлся по мне взглядом, что я не могу описать…
  - О боже! – хрипло выкрикнул сэр Малькольм. – Верити, что случилось дальше?
  - Ничего, – быстро успокоила она его. – Мне стало дурно. Он принёс таз. Потом я откинулась на спину, почти в обмороке, уже едва испытывая страх, и спросила, что он будет делать. Он улыбнулся и сказал: «Я ещё не знаю. Я приду завтра и посмотрю, как вы себя чувствуете, и мы всё обсудим, хорошо?»
  Он пришёл на следующий день. Я уже пришла в себя, и у меня был пистолет. Я сказала, что выстрелю в него или в себя – будет неважно – если он снова ко мне прикоснётся. Он видел, что я говорю искренне. Он всегда знал, насколько сильно можно давить на людей. Если он видел слабость, он пользовался ей, но открытое сопротивление делало его беспомощным. Он был дерзким, но не отважным.
  Он сказал, что я не так его поняла. Он заверил меня, что существу вроде меня, не мужчине и не женщине, не стоит бояться чьих-то посягательств. Он сказал, что у меня есть только одна вещь, что я могу предложить – моё усердие. У него не было времени учиться самому, но он хотел выглядеть блестящим юристом. Он явно хотел впечатлить вас, сэр, – он посмотрела на сэра Малькольма. – Он надеялся стать политиком, и ваша поддержка помогла бы ему. Так что он решил, что я должна отвечать на ваши письма. Кроме того, он просил делиться с ним разными идеями по юридическим вопросам, чтобы он мог казаться знающим и учёным.
  Конечно, я ненавидела быть его рабыней. Но что если он выдаст меня? Обесчещена буду не только я, но и дедушка, и память о моём брате. Дедушку Джорджа могут обвинить в пособничестве. Я бы столкнулась с этим раньше, если бы… если бы уступила бы ему, как он сперва хотел, хотя позже он это отрицал. Но ради дедушки и Квентина я должна была хранить секрет.
  Я заплатила высокую цену. Несмотря на всё, что Александр требовал от меня, он чувствовал, что я превосхожу его, и пытался отплатить за это. Потому он сделал меня своим другом. Это было гениально – всё жестокости, что он творил, казались проявлениями доброты и щедрости. Он держал меня рядом, приглашал на свои вечеринки – всё для того, чтобы не спускать с меня глаз, подстраивать мелкие ловушки и смотреть, как я из них выбираюсь. Ему особенно нравилось представлять меня женщинам. Люди думали, что он помогает мне найти хорошую жену. Это безмерно развлекало его. Когда мы были в мужской компании, он заводил разговор на скандальные темы. Потом приходил в мои комнаты и поздравлял с тем, как много я узнала о… об отношениях мужчин и женщин. Он быстро понял, что я не буду хвататься за пистолет, если он просто говорит. И он говорил. Он мог говорить часами. Я никогда не знала, что человека можно пытать речами.
  Сэр Малькольм ни миг закрыл глаза.
  - Моя бедная девочка! Как вы это вынесли?
  - У меня была отдушина, сэр. Ваши письма, – он подняла свои красивые серые глаза, полные квентиновской застенчивой искренности. – Я едва знала вас, когда началась эта переписка. Но я видела вас в судах со студенческих мест и восхищалась вашими знаниями и умом. Но сперва я не верила. Александр был так лжив – я боялась, что и вы окажетесь таким же. Вскоре я узнала вас лучше. Любой, кто прочитал вы ваши письма, не усомнился бы в вашей рассудительности, великодушии, полной честности. Я поняла, что вы и Александр – будто из разных миров, и не могла вынести мысли о том, что вы почувствуете, когда узнаете, каков Александр на самом деле. Так что я создала другого Александра – надеюсь, такого, какого вы могли любить и уважать.
  - Я любил его, мисс Клэр, любил и уважал.
  Она быстро отвела взор, будто посмотрела на яркий свет.
  - Лишь когда правда раскрылась, я поняла, какой ужасный поступок совершила. Я обманывала вас, и никогда бы не смогла объяснить, почему. Я пришла к вам и просила прощения… и вы, сэр, вы были так добры ко мне! После всего, что я сделала!
  Сэр Малькольм не мог не улыбнуться.
  - Это была ваша вина. Вы создали меня нами узы, что не смог разорвать даже такой обман. Нельзя завоевать уважение мужчины, а потом просто выключить его, будто повернуть кран.
  - Если бы это был единственный обман! Теперь вы знаете, что моё имя – неправда, что мой пол – неправда, что вся моя жизнь – неправда…
  - А ваш острый ум? Ваши широкие познания? Ваше сострадательное сердце? Вы и это изображали? Если вы скажете, что это так – неужели вы думаете, будто я такой дурак, что поверю вашим словам? Видит Бог, вы обманывали всех – но это был благородный обман, обман, которым следует восхищаться больше, чем ограниченными и трусливыми представлениями людей о правильном!
  - Вы решили быть ко мне добрее, чем я заслуживаю. И вы должны понять…
  - Да?
  Она повернулась к Джулиану.
  - Скажите это.
  - Я думаю, – тихо проговорил Джулиан, – мисс Клэр хочет сказать, что теперь она под большим подозрением в убийстве вашего сына.
  - Вздор! – воскликнул сэр Малькольм.
  - Это не вздор – спокойно сказала она. – Я была его врагом. Я ненавидела его, боялась его, стремилась освободиться от него…
  - Вы убили его? – сэр Малькольм посмотрел ей прямо в глаза.
  - Нет, сэр. Клянусь, что знаю о его смерти не больше, чем уже рассказала на Боу-стрит. Но я не сомневаюсь, что мистер Кестрель захочет более весомого подтверждения, чем мои слова.
  - Я никого не освобождаю от подозрений, исходя из одних слов, – сказал Джулиан. – Но в вашу пользу говорит одно обстоятельство. Вам было проще всего скрыться. Вы могли снова стать женщиной и сбить со следа любого, кто попытался бы найти Квентина Клэра. Но вы остались.
  - Это очень меня мучило, – признала девушка. – Дедушка Джордж всегда настаивал, чтобы у меня был «путь к отступлению», как он это называл. Когда я впервые решила выдать себя за Квентина, я решила сказать, что это я умерла – тогда не придётся объяснять, где Верити. Но дедушка Джордж сказал, что этот путь нельзя обрубать – кто знает, не понадобиться ли мне снова стать Верити? Так что в Лондоне я говорила, что сестра живёт с дедушкой в Сомерсете, а он в Сомерсете говорил, что она – то есть я – путешествует на континенте к какой-то леди.
  После того как я написала ему об убийстве Александра, он пригласил меня вернуться к нему. Это значило: «Прекрати маскарад, теперь это слишком опасно». Но я боялась, что привлеку подозрения, если внезапно пропаду, пока убийство ещё не раскрыло. А потом, сэр, – она повернулась к сэру Малькольму, – вы предложили мне дружбу, и как я могла уехать? Все бы подумали, что убийца – я. Вы бы доверились сперва своему сыну, потом другу своего сына, и оба предали бы вас. Я многое вынесла, но отказаться ещё и от вас – это слишком много, – просто закончила она.
  Джулиан перевёл взгляд с Верити на сэра Малькольма. Вставая, он пробормотал:
  - Поскольку мне больше не о чем спросить мисс Клэр, полагаю, мне стоит уйти…
  - Как вы можете так думать, мистер Кестрель! – твёрдо ответил сэр Малькольм. – Вы же не собираетесь оставить меня с юной леди наедине в её комнатах?
  - Какое это теперь имеет значение? – Верити печально улыбнулась. – После всего, что я видела и слышала, у меня не осталось и капли невинности, которую можно оберегать.
  Сэр Малькольм подошёл к ней.
  - Вы никогда не должны так говорить. Мне неважно, сколько грязных историй и непристойностей вы выслушали или какой яд мой сын лил вам в уши. Вы помните, как сказали мне, что не хотите жить ничем, кроме ума? Вы жили этой жизнью все эти месяцы, и остались так же чисты мыслями и сердцем, как самая невинная дебютантка, что ступала в бальный зал. И любой, кто в этом усомниться, будет держать ответ передо мной.
  Она ничего не сказала, лишь взяла его за руку и поднесла её к своим губам.
  - О, в самом деле, мисс Клэр, – пролепетал он, – не нужно этого делать. Такое бы сказал любой отец… а я достаточно стар, чтобы годиться вам в отцы.
  - О, мой дорогой сэр, – она ласково улыбнулась. – Я никогда не думала о вас, как об отце.
  
  Глава 28. Trompe L’Oeil81
  - Что мы будем делать теперь? – спросил сэр Малькольм, когда они покинули комнаты Клэра и ступили в тихую тьму Серлс-Корт.
  - Я думаю, что должен вернуться в дом Александра. Мне нужно кое-что обсудить с миссис Десмонд. Я хочу узнать у неё всё об отношениях Александра с Фанни Гейтс. Он не так много людей затянул в тот мир, где из очаровательного человека превращался в чудовище – так почему среди них была она? Кроме того, нам нужно получить описание так оплакиваемых миссис Десмонд украшений. Я не могу представить, что Александр просто выбросил их на дорогу. Он мог продать или отдать – быть может, их поиски откроют нам что-то ещё.
  - Вы задумывались, – тихо спросил сэр Малькольм, – что убийца, кто бы он не был, оказал обществу услугу?
  - Вы хотите сказать, что нам нужно оставить дело нераскрытым?
  - Нет, нет. Убийство – всегда преступление, каковы бы не были причины. Но если Александр дурно обошёлся с будущим убийцей, как и со многими другим, об этом нужно помнить. Я не буду щадить памяти сына – он этого не заслужил. Убийца должен быть наказан – но пусть наказание будет смягчено из-за страданий, что убийце причиняла жертва.
  - Это очень справедливо, сэр Малькольм, и очень отважно.
  - А! Это лишь… обычная порядочность.
  - Обычная порядочность в наши дни не так обычна.
  Сэр Малькольм махнул рукой.
  - Если я не могу сейчас вам помочь, я пойду домой. Белинде становится лучше, но я не хочу оставлять её одну надолго, – он помолчал и поднял глаза на окно Верити. – С одной стороны, я благодарен этому расследованию. Оно открыло мне новую жизнь – лучше, чем та, о которой я мог мечтать. Вы должны были подозревать её. Я понимаю. Но я знал лучше.
  
  
  
  Когда Джулиан вернулся в дом Александра, уже пробило одиннадцать. Он мрачно подумал, что слышит погребальный звон по своим пяти сотням фунтов. Выиграть пари за оставшиеся тринадцать часов ему бы помогло только чудо.
  Теп не менее, убийцу нужно найти, сколько бы времени это не заняло. Он отдал шляпу Николсу и спросил, где миссис Десмонд.
  - Она в кабинете, сэр, – с неодобрением ответил дворецкий. – Она хотела увидеть, где был убит хозяин.
  Джулиан прошёл в кабинет, где обнаружил Марианну, стоявшую на нижней полке одной из ниш по бокам от камина. Одной рукой она держалась за верхнюю полку, а в другой у неё была свеча, позволявшая женщине рассматривать ряд греческих ваз.
  Джулиан поспешил к ней.
  - Позвольте помочь вам спуститься.
  Она с готовностью отдалась в его руки. Стоило Джулиану опустить женщину на пол и освободить он свечи, как она томно склонилась к нему.
  - Ба, у меня так кружится голова!
  - Позвольте предложить вам стул.
  - О, нет, я не могу идти. Я упаду в обморок.
  - Это звучит очень серьёзно. Нужно послать за доктором.
  - О, какой вы гадкий! – она отошла от него. – После того, что я прошла, вы могли бы быть чуть добрее.
  Он улыбнулся.
  - Разве величайшая доброта, которую я могу выказать – не уважение?
  - Уважение! – возмутилась Марианна. – Хорошенькое дело! – она собралась и застенчиво улыбнулась. – Конечно, вы правы, это я должна быть добра. Вы – мой спаситель. Я хочу показать вам, как благодарна.
  - Этих слов вполне достаточно.
  - И близко недостаточно, – она снова подошла ближе, посмотрела на Джулиана через ресницы и по-детски принялась играть с его лацканами. – Я сделаю всё, что вам нравится – и я имею в виду всё, что угодно. Джентльмены не любят признаваться, что некоторые вещи нравятся им – но мне такое больше всего по душе. А всё, что я прошу – это крышу над головой до тех пор, пока я снова не встану на ноги, и пару-тройку платьев. Я буду очень благодарна, разве ты не видишь? Я буду устраивать такие чудесные ужины для твоих друзей, ты не поверишь…
  - Я чрезвычайно польщён, миссис Десмонд…
  - И ты сделаешь меня самой модной дамой? Все, чего ты касаешься, становится модным.
  - Миссис Десмонд, я в отчаянии, что ваши необычные таланты пропадут даром, но сейчас я так занят расследованием, что у меня нет времени воздать им должное.
  - Что же, если вы передумаете, просто кивните мне, – она пустилась на стул. – Разве этот дом не чудная игрушка? А уж когда я думаю, что ему прямо здесь проломили голову! Где именно это случилось?
  - Его нашли лежащим у окна, – Джулиан указан на левое окно, что выходило в сад.
  - Дворецкий сказал, что тогда на втором этаже была вечеринка. Почему он спустился вниз?
  - Если бы я это знал, возможно, мог бы сказать, кто убийца. – Джулиан с любопытством добавил. – Что вы искали среди ваз?
  - О, я просто заскучала и решила осмотреться вокруг. Я подумала, что он мог спрятать мои украшения где-то здесь.
  - Эту комнату тщательно обыскивали. Если бы тут были украшения, мы бы их нашли.
  - А вдруг бы не нашли? А тот, кто обыскивал комнату, мог стащить их.
  - Так или иначе, вы их здесь не найдёте. Но если вы хотите искать, не нужно лазать по полкам. Этот шкаф раздвигается на лестницы.
  Он указал на шкафчик атласного дерева у двери. Марианна нахмурилась.
  - Он выглядит как самый обычный.
  - Да, я знаю. Кажется, Александру были по вкусу такие трюки. И ему нравилась симметрия – это видно по комнате. Ниши с обеих сторон камина, шкафчики по бокам от двери, окна слева и справа от зеркала. Но ещё он любил, чтобы симметрия была обманчива. Поэтому один из шкафчиков – на самом деле не шкафчик. И точно так же в библиотеке есть полки, что на самом деле просто trompe l’oeil.
  - Что-то?
  - A trompe l’oeil. Это значит «обман зрения». Книжная полка там ненастоящая – просто нарисована на стене. Похожее изображение есть на ставнях в столовой – они будто бы изображают ночной китайский сад.
  - Александр и его маленькие фокусы, – фыркнула Марианна.
  - На самом деле, этот дом – самое честное, что он делал. Он пытался сказать миру, кто он на самом деле – и рассчитывал, что мир не поймёт. Он сам был trompe l’oeil: его пороки выглядели как добродетели, враги – как друзья…
  Джулиан замолчал и медленно обвёл глазами комнату. Две ниши, почти одинаковые. Два шкафчика. Два окна. Тело Александра нашли у левого окна. Быть может, в доме, где всё не то, чем кажется, окна тоже не так просты?
  Он подошёл к одному из них со свечой. Ставни были открыты и убраны в разъёмы с каждой стороны. Джулиан посмотрел в сад. Пейзаж открывался точно такой же как из второго окна – ничего необычного. Он тщательно осмотрел искусно собранные белые портьеры, открыл и закрыл рамы, а потом принялся за подоконники и обшивку стен.
  - Что вы делаете? – пожелала знать Марианна.
  - Боюсь, ничего полезного, – здесь было слишком темно для такого осмотра. Золотисто-розовый свет свечи отбрасывал больше теней, чем разгонял. Но отступать было нельзя – не сейчас, когда открылся такой заманчивый путь. Потому что когда тело Александра нашли, одно отличие между окнами было – ставня левого была закрыта.
  Он вытащил нужную ставню из её разъёма и осмотрел под светом свечи. И ставень, и разъём для него были покрыты прихотливой резьбой, окрашены в жемчужно-серый и тщательно подогнаны друг к другу. Он закрыл другой ставень и сравнил их. Совершенно одинаковые.
  Джулиан снова повернулся в левому разъёму. Прижав к нему ухо, он принялся простукивал дерево пальцами. Потом проделал то же с разъёмом справа. Это игра воображения или звук отличался? Он попробовал ещё раз. Музыкальный слух, от которого Джулиан страдал, когда тот заставлял его резко воспринимать неприятные звуки, сейчас хорошо ему послужил. Левый разъём звучал более звонко.
  К Кестрелю присоединилась Марианна.
  - Зачем вы стучите по окнам?
  - Кажется, за этим разъёмом для ставня есть пустое пространство.
  - Вы хотите сказать – тайник? Как в каком-нибудь страшном романе, которые Александр читал?
  - Это ведь на него похоже, не так ли – превратить факт в вымысел, а вымысел – в факт?
  Но Марианну не интересовала подобная метафизика.
  - Как узнать, что внутри?
  - Взломать, если потребуется. Но должен быть способ получше. У одного моего итальянского друга в доме было нечто похожее. Соединение кажется безупречным, но если нажать на панель в нужном месте, она откроется. Я попробую.
  Он оставил свечу на подоконнике и нажал на внутреннюю поверхность разъёма. Ничего не произошло. Тогда Джулиан по-другому поставил пальцы и провёл одной рукой вверх от центра разъёма, а другой вниз. Он надавил ещё раз – раздался приглушённый щелчок и панель медленно открылась наружу.
  Кестрель схватил свечу и посветил внутрь. Его ослепило сверкание красок и драгоценных камней. Будто сокровищница из сказок «Тысячи и одной ночи», что он читал ещё мальчишкой – груда драгоценностей за волшебной дверью.
  - Мои украшения! – Марианна подскочила к Джулиану и запустила руку внутрь. – Посмотрите, вот моя изумрудная брошь с перьями, рубиновый гребень, браслет с камеей… А это что? О, это ведь Фанни.
  Она вытащила из тайника небольшой предмет. Джулиан присмотрелся. Небольшой топазовый крест на дешевой, потускневшей позолоченной цепочке. Он поднёс свечу поближе. То, что он увидел, заставило достать монокль, чтобы рассмотреть получше.
  Цепочка не потускнела. Звенья были испачканы чем-то тёмным. Джулиан подцепил кусочек перочинным ножом. В неверном свете свечи он разглядел, что неизвестное вещество было красным.
  - Вы уверены, что это принадлежало Фанни? – спросил он.
  Марианна была занята тем, что вытаскивала побрякушки из тайника и почти не смотрела по сторонам.
  - О, да. Она всё время его носила. Дорожила им так, будто он бриллиантовый. Я всё забрала?
  Джулиан посветил в тайник. Он был пуст. Марианна сгребла свои сокровища и поспешила к зеркалу.
  - Зажгите свеч! – умоляла она.
  Он зажёг свечи по обе стороны. Женщина применяла одно украшение за другим, свет играл на драгоценных камнях, когда Марианна вертелась перед зеркалом, не в силах налюбоваться на себя.
  Джулиан снова взглянул на крестик Фанни – её единственное скромное украшение. Внезапно в его голове пробудилось воспоминание. Он зашагал взад и вперёд, сжимая крестик, будто это была путеводная нить, что выведет из лабиринта. Так и было.
  
  
  
  Было за полночь, когда Джулиан упорядочил свои мысли и составил план. Марианну уже сморил сон. Женщина заснула в кресле у камина, вся увешенная ожерельями, браслетами, камеями, будто маленькая девочка, играющая с украшениями матери. Джулиан не собирался будить её. Под её глазами залегли тени, а свет камина смягчал измученные черты лица. Своей бледностью и напряжением Марианна вдруг напомнила Джулиану миссис Фолькленд. Пожалуй, любовница Александра имела перед женой одно преимущество – у неё не было гордости. Раны, нанесённые ей обманом, жестокостью и тиранством любовника, заживут. Он не смог уничтожить Марианну, как почти погубил Белинду.
  Джулиан вернулся к письменному столу и набросал записку.
  
  
  Сэр Малькольм
  Я сделал важное открытие. Я приеду к вам завтра утром к десяти часам и расскажу о нём. Я боюсь, что обязан взять с собой миссис Десмонд. Я понимаю, что её присутствие под одной крышей с миссис Фолькленд будет крайне неудобным, но уверяю вас, что это необходимо. Прошу вас позаботиться о том, чтобы все оставались дома, но никто не знал о нашем визите. Мне жаль наводить такого тумана, но объяснения нельзя доверить бумаге.
  Ваш преданный слуга Джулиан Кестрель
  
  
  Он позвонил Николку и велел передать записку как можно быстрее.
  - И пришлите служанку позаботиться о миссис Десмонд – ей не следует оставаться в кабинете на всю ночь. Скажите ей, что я буду благодарен, если она поедет со мной с Хэмпстед утром. Я зайду за ней в восемь. Могу я пока оставить кабриолет мистера Пойнтера в конюшнях?
  - Конечно, сэр.
  - Спасибо. Распорядитесь, чтобы завтра его подали к восьми.
  - Да, сэр.
  Джулиан ушёл, забрав с собой крестик Фанни. Он зашёл к себе на Кларджес-стрит и с удивлением обнаружил свет в передней комнате цоколя. В окне появился Брокер. Получив знак подняться и открыть дверь, камердинер, на котором был фартук и пара кожаных перчаток, впустил хозяина внутрь.
  - Что ты делал? – спросил Джулиан, поднимаясь к себе.
  - Полировал серебро, сэр. Ваш несессер, и шандалы, и остальное.
  - В час ночи?
  - Я подумал, что нужно их отполировать, сэр. Они немного потемнели.
  - Чепуха. Ты просто беспокоился как курица-наседка, ожидая, пока я вернулась. Ты что, думал, я сгину в каком-нибудь подземелье?
  - Я не знаю о каком подземелье вы говорите, сэр, но если бы вы в нём пропали, это было бы очень скверно.
  Джулиан улыбнулся.
  - Я расскажу тебе обо всех приключениях, но сейчас тебе нужно приготовить мне ванну и постель. Я уеду завтра утром, если хочу выиграть своё пари к полудню.
  
  
  
  Назавтра утром, направляясь к дому Александра, Джулиан подумал, что было бы забавно ещё раз ни свет, ни заря поднять Феликса, чтобы попросить кабриолет на лишний денёк. Но это было бы слишком жестоко, а ещё заняло бы слишком много времени. Феликс не спешил вернуть экипаж, так что не будет возражать, если Джулиан увезёт на нём Марианну в Хэмпстед.
  Когда Джулиан прибыл, у дверей уже стоял Альфред, что держал лошадей и тянул шею, пытаясь поглазеть на служанку в окне чердака, которая укладывала волосы. Джулиан сказал ему, что собирается ехать немедленно, и позвонил в дверь.
  Марианна ждала его в турецкой приёмной. Она нашла лиловое платье миссис Фолькленд, что собирались пожертвовать приходу. Оно слишком обтягивало женщину в груди, но это явно не беспокоило Марианну. Джулиан вспомнил, как Люк описывал вернувшуюся из Сигнетс-Корт хозяйку: «…она надела новое платье – из лилового шёлка… Один из рукавов был почти оторван у самого плеча». Да, на плече были следы починки, но такие незаметные, что если про них не знать, то не заметишь. Но зная то, что Джулиан знал сейчас, он нисколько не удивился, что миссис Фолькленд не захотела больше надевать это платье.
  Марианна прихорашивалась перед зеркалом.
  - Как вы думаете, аметистовая брошь хорошо подходит к платью? И тут есть такая милая шаль в тон – Александр не дарил мне и в половину ничего такого красивого. Куда мы едем?
  - В Хэмпстед, к сэру Малькольму.
  - Почему?
  - Потому что вы расскажите всем, кто убил Александра.
  
  
  
  Перед тем как покинуть дом Александра, Джулиан написал приглашение ещё одному человеку, в котором звал его в дом сэра Малькольма. Он велел Люку доставить записку, а сам поехал с Марианной в Хэмпстед.
  Сэр Малькольм ждал его и открыл дверь ещё до того, как Джулиан успел позвонить.
  - Проходите в библиотеку, – прошептал он, – я не хочу, чтобы Белинда слышала вас.
  - Как она себя чувствует? – спросил Джулиан уже в библиотеке.
  - Лучше. Всё ещё не покидает комнаты. Она может немного ходить, но мы этого не одобряем. С ней Юджин. Я не мог позволить ей или кому-то ещё узнать, что вы приедете. Даже если бы вы не потребовали тайны, я бы хотел избавить её от встречи, вроде этой, – он посмотрел на Марианну с отвращением, которое не смог скрыть.
  Прежде чем она успела ответить, отворилась дверь, и в комнату, прихрамывая, вошла миссис Фолькленд, ведомая под руку Юджином.
  - Прошу прощения, – беспомощно сказал Юджин. – Я не смог остановить сестру. Она увидела вас из окна и сказала, что спустится сама, если я не помогу.
  Сэр Малькольм поспешил к ней.
  - Мой дорогая девочка, садись… сюда, здесь есть, куда положить ноги, – он помог ей устроиться на кожаном диване. – Тебе не следовало приходить сюда… Это тебя только расстроит.
  - Эту женщину действительно было необходимо привести сюда? – тихим и холодным голосом спросила в ответ миссис Фолькленд.
  - Не так уж я и хотела приходить, – возразила Марианна. – Это он меня привёл, – он дёрнула головой в сторону Джулиана.
  - Прошу прощения, миссис Фолькленд, – обратился Джулиан, – если бы этого можно было избежать, я бы так и сделал.
  Миссис Фолькленд присмотрелась к Марианне повнимательнее и задохнулась.
  - Она в моём платье?
  - И что? – Марианна вздёрнула голову. – Вы выбросили его, а у меня нет ни одного своего. Мне нужно выглядеть респектабельной, если я наношу визит, правда? Мистер Кестрель сказал, что я скажу всем, кто убил Александра – хотя не знаю, как это, ведь я несколько недель пробыла среди душевнобольных, так что знаю об убийстве не больше остальных…
  - Что это значит, мистер Кестрель? – вмешался сэр Малькольм. – Вы знаете, кто убил Александра? И кто подстроил несчастье с Белиндой? – с не меньшим интересом добавил он.
  - О чём вы говорите? – миссис Фолькленд тут же посмотрела на него. – Мистер Кестрель, кто по-вашему виноват в случившемся со мной?
  - Пока я не должен говорить об этом. Я не хочу сейчас слишком утомлять вас…
  - Вы должны сказать немедленно! Я имею право знать! Кого вы подозреваете?
  Джулиан видел, что отступать ему некуда. Он повернулся к Марианне.
  - Миссис Десмонд, не будете ли вы добры оставить нас на минуту?
  - Я не понимаю, почему бы мне не послушать, так же как…
  - Боюсь, я вынужден настаивать.
  Она слегка надулась, а потом взяла его под руку.
  - Конечно, если вы просите, мистер Кестрель.
  Он проводил её до двери, а увидев в коридоре Даттона, подозвал его.
  - Не будете ли вы добры проводить миссис Десмонд в гостиную? И Даттон, – он мягко добавил, наклонившись к слуге, – проследите, чтобы она не сбежала.
  Кестрель вернулся к библиотеку.
  - Я боюсь, вам тоже нужно уйти, – сказал он Юджину. – Когда вы понадобитесь – а вы понадобитесь – я вас позову.
  - Но… – начал было Юджин, но замолчал и неуверенно посмотрев на Джулиана, кивнул. – Да, сэр. Я буду у себя, –- перед тем как уйти, он положил руку на плечо сестре. Она на миг закрыла глаза и накрыла его руку своими, а потом жестом попросила его уйти.
  Сэр Малькольм встал и дивана и взял руки невестки в свои. Белинда же нетерпеливо наклонилась вперёд. Они оба выжидающе смотрели на Джулиана.
  Он сделал глубокий вдох.
  - Миссис Фолькленд, вы спрашивали меня, кто подстроил несчастье. Если вы хотите получить ответ…
  - Я хочу.
  - Я думаю, что это были вы.
  
  Глава 29. Цена её выше жемчугов
  - Что? – сэр Малькольм вперился взглядом в Джулиана. – Вы с ума сошли? Белинда подстроила своё падение?
  - Да. Миссис Фолькленд вбила те гвозди в седло. Конь сбросил её, потому что она этого захотела.
  - Но это же нелепица! Это смехотворно! Белинда, скажи ему… Скажи… – его голос затих.
  Женщина была бледна, но держала себя в руках.
  - Как вы узнали?
  - Для начала, – мягко заговорил Джулиан, – вы признали, что приходили в конюшню к Фениксу в ночь перед происшествием. У вас была возможность попасть в седельную. Конечно, в отдельности этот факт ничего не значил. Сама идея, что вы нанесли такую рану сама себе в вашем положении, как и сказал сэр Малькольм – просто нелепица. Тем не менее, у вас была самая лучшая возможность. Вы знали распорядок дня в конюшне, нрав своего скакуна, знали своё седло. Вы одна могли знать заранее, когда и где вы будете кататься, как вы сядете на лошадь и где подпруга будет затянута.
  Тем не менее, мне бы и в голову не пришло подозревать вас, если бы не ещё два обстоятельства. Во-первых, вы стойко отказывались обвинять кого-либо. Вы упорно освобождали от подозрений всех и не верили ни в чью вину. Но куда важнее был Юджин. После смерти Александра вы пообещали ему, что он не вернётся к школу до осени. Но внезапно и очень нехарактерно для вас вы нарушили это обещание и настояли на том, чтобы отослать его. После происшествия я понял почему – он единственный, у кого был веский мотив лишить вас ребёнка. Он должен был уехать. Но не в Хэрроу – это слишком близко. Люди сказали бы, что он тайно приехал ночью. Нет, его нужно было отослать в Йоркшир. А когда выяснилось, что он никуда не уезжал, вы пришли в ужас – не потому что испугались, будто ваш брат виновен, а потому что он лишил себя алиби, которое вы пытались обеспечить.
  - Каким чудовищем вы считаете меня, – прошептала она.
  - Нет. Я не верю, что вы сделали это из жестокости или равнодушия. Я сомневаюсь в вашей невиновности, но не в вашем горе.
  - Это не горе. Я знала, что почувствую боль, но не думала, что она будет так жестока. Я мечтала о ребёнке каждую ночь. Я мечтала, что буду держать его на руках, что он будет прижиматься ко мне и плакать, а я – благодарить Бога за то, что он жив! И каждый раз я просыпалась одна в темноте, и знала, что случись мне обратить события вспять, я бы сделала то же самое.
  - Почему, Белинда, почему? – сэр Малькольм опустился на колени рядом с диваном, всё ещё сжимая её руку. – Почему ты сделала это… Что этот дьявол во плоти сделал с тобой… Как толкнул на это?
  - Вы знали? – она в изумлении посмотрела на него. – Вы знали, что он – дьявол?
  - Да, – сэр Малькольм прижал её к груди, не отрывая взгляда от портрета Александра, – так что не бойся рассказывать нам всё самое худшее.
  - Вы так добры ко мне. Я не знаю, как это может быть. Александр был вашим сыном… а его дитя стало бы вашим внуком. Но вы не поймёте… я должна заставить вас понять.
  - Когда ты будешь готова, моя дорогая. Когда ты почувствуешь, что набралась сил.
  - Я уже готова. Пожалуйста, дайте мне продолжить. Я не могу говорить, не могу объяснять, если вы будете держать меня.
  Сэр Малькольм принёс стул и сел рядом с невесткой. Джулиан устроился чуть сзади, чтобы Белинда не видела его. Ей было тяжело рассказывать и без напоминания о том, что здесь присутствует человек, которого она едва знает.
  - Я обручилась с Александром в конце своего первого сезона. Когда тебе восемнадцать, когда ты воспитана, как я, и не замужем, ты ничего не знаешь о жизни. Ты чувствуешь себя уверенно и готова покорить весь мир, но ты не знаешь, что это за мир. Ты видишь только то, что сочли возможным показывать тебе. Я знала, что трагедии случаются даже в сердце модного Лондона – мужья оказываются слабыми или жестокими, и жёны страдают. Второе замужество моей матери, за мистером Толмеджем, было очень неудачным. Но я была совсем юна, и мама всегда заботилась о том, чтобы я чувствовала себя так, будто со мной не может случиться ничего дурного.
  Её голос сорвался. Она сглотнула и продолжила.
  - Итак, я познакомилась с Александром, я была горда и глупа. Меня считали красивой и завидной невестой, и это ударило мне в голову. Я наслаждалась восхищением. Мужчины говорили мне, что они мои рабы, и я презирала их. Какой достойный мужчина назвал бы себя рабом, пусть даже женщины, которую любит?
  Александр Фолькленд не был ничьим рабом. Он был уверенным в себе, он был очаровательным, он дал мне почувствовал своё восхищение и обожание… но в нём было что-то неуловимое. Он мог засмеяться, но я не понимала почему. Он мог задуматься, но я не понимала – обо мне, или о чём-то за тысячу миль отсюда. И потом – все так восхищались им, так как я могла не хотеть того, от чего без ума весь мир?
  Он сделал мне предложение, и я его приняла. Поначалу я была счастлива или думала, что счастлива. У нас было бурное свадебное путешествие, а едва отойдя от него, мы погрузились в наш первый общий сезон. Вы помните, какими мы стали – нас любили, к нам стремились, нам подражали. Это была заслуга Александра. Он украсил наш дом, подобрал слуг, приглашал гостей, выбирал меню. Я была ему не помощницей, а ещё одним украшением дома. Но я не понимала этого. Я была в восторге о того, что стала первой хозяйкой Лондона – в девятнадцать лет!
  Я тогда не думала о том, как за это придётся заплатить. Я не задумывалась о том, как Александр за всё платил. Дохода от моего имения не хватило бы, но я знала, что он делает вложения, и верила, что он достаточно умён, чтобы обогатить нас.
  Конечно, я знала мистера Адамса. Александр познакомил нас и объяснил, что мистер Адамс помогает ему в денежных делах. Мы часто приглашали его к там – на вечеринки, не на званые ужины. Александр говорил, что люди не захотят сесть за стол с таким человеком. Но он всегда был любезен с мистером Адамсом, и я брала с него пример. Меня учили быть вежливыми с управляющими или солиситорами, и я вела себя так же с мистером Адамсом.
  В марте Александр сказал, что некоторые его вложения пошли прахом. Он сел рядом со мной, взял меня за руки и говорил очень убедительно. Он сказал, что с головой в долгах и не найдёт тридцати тысяч, чтобы расплатиться с кредиторами. Он не может законно продать или заложить моё имение, а если будет продавать картины или мебель, скупщики быстро поймут, что он в отчаянном положении, и все отвернутся от нас. Мы могли даже разориться. Он раз за разом повторял, как сожалеет об этом.
  Странное дело – я была рада. Я не признавалась в этом сама себе, но уже давно разочаровалась в нашей семейной жизни. Восторг и радость уже померкли. Я устала. Я уже не хотела быть лучшей хозяйкой Лондона. Я почти не виделась с Александром наедине. Если бы нам пришлось экономить, мы бы не смогли всё время ездить в гости или давать приёмы. Мы бы проводили больше времени вместе дома – быть может, даже уехали в Дорсет. Я вдруг поняла, как скучаю по тому дому.
  Но я видела, что он не разделяет моих чувств. Он любил нашу жизнь и не хотел её менять. Всё, что ему было нужно – найти денег, чтобы поправить наши дела. Он сказал, что значение имеют только эти тридцать тысяч фунтов, что грозят нам разорением. Потом он рассказал, что векселя скупил мистер Адамс. Я спросила: «Но ведь это хорошо, правда? Вы с ним друзья – он ведь даст тебе отсрочку?»
  Он сказал, что не может убедить мистера Адамса, но я смогу, если захочу. Я ответила: «Но я ничего не знаю о деньгах. Разве моё слово может иметь какой-то вес для мистера Адамса?». Александр сказал, что дело не в моём слове, а в моём лице, моем… – она на мгновение замолчала, но заставила себя продолжать. – Он изъяснялся самым изысканным языком. Он сказал, что мне стоит лишь благосклонно посмотреть на мистера Адамса, улыбнуться ему, поужинать с ним. Это звучало как пустяк – маленькая услуга, что жена может оказать мужу.
  Мой разум продолжал отвергать то, что говорил Александр, желая оставить меня в неведении. Когда сопротивляться пониманию стало невозможно, я пришла в ужас. Я бы скорее умерла, чем обесчестила себя и нарушила супружеские обеты. А он хотел всё равно, что продать меня! Я не знаю, предлагал он настоящую преступную связь или просто сомнительную дружбу. Но какое это имеет значение? Для меня это было одно и то же. Я отказалась. Я не могла представить, что я такого сказала или сделала, чтобы он мог подумать, что я соглашусь.
  Я должна была покинуть его – просто уехать домой в Дорсет или жить отдельно от него. Он не остановил бы меня, рискуя тем, что я расскажу, что он мне предлагал. Даже самые распутные его друзья сочли бы это отвратительным. Но я осталась. Я была горда. Я не могла позволить людям узнать, как он пытался унизить меня, продать меня. У меня были и другие мотивы, лучшие. Я знала, что Юджин обожает Александра, а больше у него нет кумиров. Он так стыдился своего отца, и я не хотела, чтобы он стыдился и опекуна. И, наконец, были вы, папа. Вы любили Александра, и я знала, что вы будете страдать, если узнаете, каков он.
  - О, дорогая моя, – сэр Малькольм покачал головой, – когда я думаю, как ты и Верити страдали от его рук вместо того, чтобы развеять мои иллюзии…
  - Кто такая Верити?
  - Я расскажу в своё время. Пожалуйста, продолжай – я не хотел тебя прерывать.
  - Мы с Александром жили как раньше – если посмотреть со стороны. Я никогда не оставалась с ним наедине, если могла. Я не знала, что он сделал с долгами, но это было неважно. Один раз мы поссорились. Я хотела отослать Юджина в Хэрроу, чтобы отсечь от влияния Александра. Он не годился в опекуны. Александр отказался. Он сказал, что дела идут неважно, и он не может содержать Юджина в Хэрроу, если я не собираюсь помогать. Прошло несколько недель и наступило первое апреля.
  Она замолкла, будто у неё перед ногами разверзлась пропасть. Тихим, чуть дрожащим голосом она продолжила:
  - Александр попросил меня поехать с ним на Стрэнд. Я сказала, что думала, будто мы не можем разбрасываться деньгами. Он ответил, что тем более важно делать вид, что можем. Я согласилась. Он будто бы протягивал ветвь мира, и хотя мне непросто было простить его или снова ему доверять, я думала, что должна попробовать. Прямо перед тем, как мы выехали, он сказал, что пригласил Юджина поехать с нами, но тот отказался. Я ничего не заподозрила. Почему бы?
  Мы прогуливались по магазину под руку, продавцы заискивали перед нами, как всегда, когда видели нас вдвоём. Я скучала по тем дням, когда это что-то значило для меня – когда я гордилась чужим восхищением, которого не заслуживала, и дружбой людей, на которых не могла полагаться. Когда мы вышли из магазина, к нам подошла какая-то женщина. Она была молода, светловолоса и одета как простая служанка. Девушка была чем-то расстроена. Она спросила, не я ли миссис Фолькленд. Я подтвердила. Тогда она сказала, что моего брата лягнула лошадь, и он в плохом состоянии. Его перенести в дом её госпожи, а он сказал, что его сестра рядом, так что за мной послали.
  Я даже не задумалась, насколько убедительна эта история. Я просто решила, что Юджин передумал, и решил присоединиться к нам, а теперь ранен. Александр был преисполнен сочувствия. Он спросил служанку, послали ли за доктором. Она сказала, что не посылали, и Александр ответил, что найдёт врача. Я просила его сделать это и отпустить меня к Юджину.
  Служанка сказала, что придётся идти пешком, ведь наш экипаж не пройдет по улочке. Я ответила, что это неважно, я просто хочу покидать брата. Если бы я ещё раз подумала, я бы взяла с собой Люка и удивилась бы, что Александр сам этого не предложил. Но в таких обстоятельствах ты просто не успеваешь оценить происходящее. Зачем кому-то всё подстраивать? Как я могла понять, что это ложь?
  - Вы не могли, миссис Фолькленд, – мягко сказал Джулиан. – Вы делали то, что казалось вам правильным. Любой человек, имеющий волю и храбрость сделал бы то же самое.
  - Я хотела бы в это верить. Я вспоминаю всё снова и снова – вспоминаю, переживая заново, пытаюсь понять, что я могла сделать по-другому. Ничего не выходит. Я делала то, что казалось правильным. Но ничто не сможет убедить меня, что это была не моя вина.
  Служанка провела меня по узкому переулку в тесный тёмный дворик. Большинство домов были ветхими, но один – последний – недавно отремонтирован. Туда мы и вошли. Девушка впустила меня через парадную дверь и привела в заднюю приёмную. Она позволила мне войти первой, и там я увидела Дэвида Адамса.
  Тогда всё и стало понятно. Юджина здесь нет и никогда не было. Всё это был заговор, нужный, чтобы оставить меня наедине с мистером Адамсом. И подстроил это Александр.
  Я попыталась выбраться, но не смогла. Служанка заперла меня внутрь. Я колотила в дверь и звала её, но она не отвечала. Я сказала: «Мистер Адамс, я предполагаю, ключ от этой двери у вас. Будьте добры немедленно меня выпустить».
  Он сказал, что сделает это, но сперва хочет со мной поговорить. Он умолял простить его за обман, и что он был нужен лишь для того, чтобы он мог открыть мне своё сердце. Он сказал, что я неверно поняла его чувства, а он не должен был давать Александру говорить о них. Он сказал, что Александр порочен, и не ценит меня так, как я заслуживаю. Но он – мистер Адамс – любит меня, любит уже давно, и сделает для меня всё. Он сказал, что ни на земле, ни на небе не хочет более ничего сильнее, чем защитить меня от Александра и всего мира. Если бы я только поверила в его любовь, он бы положил своё сердце, своё состояние и свою преданность к моим ногам.
  Теперь я думаю, что он был честен – он открылся мне, как никому другому. Быть может я знала это уже тогда? Но какая разница! Я не хотела ни его любви, ни защиты. Защита! Этот человек, который так пламенно хотел защитить меня от Александра, сговорился с Александром, чтобы заманить меня в ловушку. Он держал меня как узницу и пытался отнять единственное, чем я дорожила – единственное, что Александр на смог отнять, единственное, что было только моим – честь. Они оба были против меня, и я могла полагаться только на себя. Я почувствовала, что мой единственный выход – полный, совершенный отказ от его предложения. Если я буду тверда, быть может, я смогу пристыдить его и заставлю выпустить.
  Так что я была холодна и высокомерна. Я отвергла его чувства как нечто отвратительное, к чему я не хочу прикасаться. Это было ужасно. Каким он до этого был вежливым, таким же стал яростным. Он кричал на меня. Я – пустышка, ангелок из позолоченной бумаги, как и все вокруг Александра. Я позволяла Александру прикасаться к себе, а значит ничем не лучше уличной шлюхи. Он презирает сам себя за то, что любит меня. Он проклинал себя и меня. Он схватил меня за плечи. Я кричала и требовала отпустить меня. Он спросил, не стыдно ли мне, что ко мне прикасается еврей, и не буду ли я дома суматошно отмывать заразу. Меня не волновало, что он еврей – он не был моим мужем и не имел права прикасаться ко мне. Но я не стала ничего ему объяснять. Он был лучше Александра. Он должен был понять.
  Он не понимал. Он прижал меня к себе. Он… он… поцеловал меня. Жестоко, безо всякой любви. Я была потрясена как никогда. Он был так силён, а я так беспомощна. Я всегда считала себя сильной, но мне никогда не приходилось бороться с мужчиной. Это всё равно, что бороться с приливной волной. Я не смогла. Я пыталась. О, папа, я пыталась изо всех сил…
  - Моя дорогая! – сэр Малькольм прижал её к себе. – Пожалуйста, не плачь!
  - Я ничего не могу с этим поделать. Он был прав: я шлюха. Я ничем не отличаюсь от тех, что продают себя на Ковент-Гардене. Хотя я стою больше – тридцать тысяч фунтов, – она слегка безумно засмеялась. – «Кто найдет добродетельную жену? Цена её выше жемчугов»82.
  Сэр Малькольм говорил ей что-то успокаивающим тоном, укачивал в объятиях и гладил по волосам. Наконец, она подняла голову с его плеча.
  - Мне стало лучше. Простите моё поведение. Но я никогда про это не рассказывала, и всё будто бы вернулось…
  - Он не может уйти безнаказанным! – вспыхнул сэр Малькольм. – Этот зверь заслужил кару…
  - Папа, вы не должны ссориться с мистером Адамсом! Я не вынесу судебного процесса… Так всё, что я испытала, разнесут по всем газетам, об этом будут сплетничать во всех гостиных. А личного вызова он не примет. Люди его класса не привыкли защищать свою честь при помощи пистолета, – она продолжила более мягко, взяв его руки в свои. – Если вы будете стреляться, он может ранить вас, а я не могу позволить вам рисковать жизнью из-за меня. Или он может просто позволить вам убить себя. Я думаю, он на такое способен. Я тогда вам придётся бежать из страны. И хуже всего – Александр опять победит! Он даже из могилы превратит наши жизни в ад.
  Я скажу вам кое-что необычное. Я не знаю, сможете ли вы понять. После… после того, что случилось в том доме… я не могла думать ни о чём. Я помнила, что рукав моего платья порван и закуталась в шаль, чтобы этого не было видно. Потом я поняла, что мне нужно будет взять наёмный экипаж, чтобы доехать до дома, и я испугалась, что у меня нет денег и придётся просить у мистера Адамса. Я всё искала и искала в ридикюле, но ничего не находила. Всё это время я не смотрела на него, но слышала, как он ходит, ходит… Наконец, я сказала, что хочу поехать домой, и он вызвал мне экипаж и заплатил кучеру, не спросив ни о чём. Я никогда не смотрела ему в лицо, но я видела его руку, которой он придерживал для меня дверцу. Она дрожала.
  Это странно, папа. Когда я всё обдумала, то поняла, что не ненавижу его. Я боялась его – больше, чем кого-либо в своей жизни. И я ненавидела то, что он сделал со мной. Но я могла понять, что он чувствовал, и как я вывела его из терпения. Я не могла поступить иначе – быть может, и он тоже не мог. Это похоже на ту греческую трагедию, о которой вы рассказывали, папа – где боги явились к человеку и заставляли его совершать ужасные вещи. Мистера Адамса не нужно наказывать – он сам наказал себя. То, что он сделал со мной, недостойно его, и он знает это. Он будет знать это всю жизнь и унесёт это с собой в могилу. Для него это такое же поражение, как для меня.
  Я не ненавижу его. Я ненавижу Александра. Он был моим мужем – он должен был защищать меня. Когда мы шли под венец, я думала, что он любит меня; теперь я знаю, что это было притворство. Но даже если он ничего не чувствовал ко мне, честь и порядочность должны были вынудить его защитить меня от человека, что хотел погубить меня! А вместо этого он сговорился с ним. И потом… вы услышите, что он сделал потом.
  Я не видела его до следующего утра. Тогда я решила поговорить с ним наедине. Я собралась с духом – или попыталась так выглядеть. Мне на выручку пришли мои худшие качества – гордость, что не позволила показать, какой униженной я себя чувствую, и мстительность, что не дала бы ему шанса насладиться победой. Я не рассказывала ему, что произошло между мной и мистером Адамсом. Он пытался вытянуть это из меня, но у него не вышло. Я не думаю, что он вообще узнал наверняка, что тогда случилось – иначе бы не утерпел и изводил бы меня этим без конца. Всё, что он знал – что его векселя прощены. Похоже, мистеру Адамсу можно верить на слово.
  Но я говорила вам о нашем утреннем разговоре. Я потребовала отныне жить отдельно и предложила взамен ничего не говорить о том, как он заманил меня в ловушку. Александр не хотел публичного разрыва. Он сказал, что мы оба отлично знаем, что я никогда не расскажу, что он сделал со мной. А если расскажу, то погублю свою репутацию. Одной встречи с мистером Адамсом наедине достаточно, чтобы усомниться в моей чести. Вся моя история неправдоподобна – люди скорее поверят, что мистер Адамс был моим любовником, и у нас было свидание. Он сказал, что та женщина присягнёт в этом, если он её попросит. А тогда у него будут основания, чтобы испросить у парламента частный акт о разводе, и он сделает это. Он сказал: «Ты правда хочешь, чтобы в твоего брата был ещё один опозоренный родственник? А мой отец – ты хочешь, чтобы он презирал тебя? Если мы с тобой расскажем наши противоречивые версии, кому он скорее поверит?»
  Я знала, что побеждена. Я согласилась не рвать с ним, но на двух условиях. Во-первых, он больше не… мы оставались мужем и женой только на словах. Во-вторых, Юджина нужно немедленно отослать. Теперь я знала, что такое Александр, и не позволила бы Юджину оставаться с ним под одной крышей. Кто знает, что он сделает с ним, как воспользуется его юностью и доверчивостью?
  На следующий день мы сказали Юджину, что он возвращается в Хэрроу. Александр ясно дал понять, что это целиком моё решение, так что гнев и разочарование Юджина пали на меня. Это было тяжело, это сильно ранило меня, ведь я лишь хотела защитить его. И мои усилия ничего не дали – он простоял всю ночь под дождем, заболел и не смог поехать в школу. Александр вновь победил.
  Внезапно она посмотрела на Джулиана.
  - Я гадаю, о чём вы думаете, мистер Кестрель? О нашей вечеринке? О том, как я ушла, сказав, что у меня болит голова, как я могла встретить Александра в кабинете и убить его?
  - Почему бы вам не рассказать в точности, что произошло тем вечером? – мягко предложил в ответ он.
  - Я думаю, вы уже догадались, почему я ушла к себе. Потому что приехал мистер Адамс. Я не знала, что он приглашён, и когда я увидела его, то запаниковала. Конечно, он ничего не мог сделать мне на глазах у десятков людей. Мой страх был сильнее разума. Я знала лишь, что хочу бежать прочь.
  Джулиан решил не говорить ей о том, что Феликс уже рассказал ему. После того, что она прошла, даже это благонамеренное предательство может причинить ей боль.
  - Я ушла к себе. У меня болело сердце. Что он хочет от меня? Почему он не оставит меня в покое? А что если он задержится, когда все гости уйдут, и Александр заставит меня увидеться с ним?
  Я позвонила Марте и сказала ей, что у меня болит голова, и я не вернусь на вечеринку, но прошу продолжать её без меня. Пока гости здесь, Александр не сможет думать обо мне. Марта явно забеспокоилась, но ничего не сказала. Она достала мою ночную сорочку и сказала, что будет у себя, если понадобиться мне.
  Я заперлась в комнате, но всё равно боялась. У Александра были ключи ото всех дверей. Я не могла отдыхать, не могла даже раздеться, не могла ни на чём сосредоточиться. У меня и правда разболелась голова. Я… – она замолчала, будто хотела сменить тему, – я легла на кровать и всё же ненадолго уснула. Следующее, что я помню – стук в дверь. Это была Марта, которая пришла сказать, что Александр убит.
  Я потеряла голову. Всё, о чём я могла думать – что мистер Адамс убил его, и теперь придёт за мной. Я ждала, что он ворвётся в мою комнату и похитит меня. Я ждала всего, что угодно. Именно поэтому я кричала. Это было связано не с Александром. Я была рада, что он мёртв. Я была даже не удивлена, что он убит. Как можно близко знать его и не желать ему смерти?
  С тех пор я отгородилась от всего мира. Я отвечала на вопросы так кратко, как могла. Александр мёртв – а значит не причин терзать сердце его отца, рассказывая, кем был его сын. Я не хотела, чтобы убийство раскрыли. Эта тайна держала меня в безопасности от мистера Адамса. Он не мог раскрыть мне своих чувств, не бросив на себя подозрений в убийстве.
  Она помедлила, опустила глаза и тихо продолжила.
  - Теперь я должна рассказать вам о ребёнке. Вы слишком тактичны, чтобы спросить, но уже думаете о том, кто его отец. Это мистер Адамс. Я знаю это, потому что мы с Александром отдалились друг от друга ещё до того и после того, как я… была с мистером Адамсом. Я впервые заподозрила, что жду ребёнка ещё перед смертью Александра, но стала уверена лишь после его гибели. Это было настоящим кошмаром. Я могла родить дитя, которое все считали бы потомком Александра. Люди бы расточали на него внимание и обожание, а я бы знала… я бы знала… – У неё пересохло в горле. – Хуже всего, что мистер Адамс мог догадаться, и это сковало бы нас навсегда. Он бы не стал пренебрегать своим ребёнком. Я думаю, что люди его народа очень привязаны к своим родичам. Я никогда бы не освободилась от него, мне бы всегда напоминали… Я бы этого не вынесла. Я не могла позволить ребёнку родиться.
  Я думала покончить с собой. Это казалось справедливым. Если мой ребёнок должен умереть, зачем жить мне? Но меня останавливало два обстоятельства. Я не могла покинуть Юджина так же, как его отец. И… это звучит низко, я знаю… но меня злило, что люди подумают, будто я наложила на себя руки из скорби по Александру.
  Мне было не с кем посоветоваться. Говорят, есть особые травы и методы – я не знала, где их искать. Я пыталась пить скипидар. Служанка папы хранила бутылку в шкафу, она полировала ей мебель. Я тяжело заболела, но мне было нужно не это. Я только выздоравливала, когда вы, мистер Кестрель, зашли ко мне, согласившись расследовать убийство.
  - Да, – кивнул он, – я помню, что вы были очень больны.
  - Мне нужно было придумать что-то другое – что-то, что не вызвало бы подозрений. Если бы выкидыш был явно подстроенным, вся правда могла стать явной. И я боялась, что мистер Адамс сделает, если поймёт, что я пыталась убить его ребёнка. Мне нужно было придумать способ сбить всех со следа.
  Потому и я подстроила своё падение. Я хотела, чтобы это выглядело так, будто кто-то вбил гвозди в седло. Я надеялась, что все сочтут, будто это тот же преступник, что убил Александра, который теперь пытается убить меня или нашего ребёнка. Мне было очень жаль так жестоко обходиться с Фениксом – он был очень предан мне, ни в чём не виновен и не заслуживал страданий. Но я не могла придумать другого пути.
  Я потеряла ребёнка, но всё пошло не так. Моя попытка избавить от подозрений Юджина не удалась. Утром в доме оказались вы, мистер Кестрель, но все приготовления были уже сделаны, и отказывать от них было поздно. Другие люди могли быть сделать неправильные выводы или задавать неправильные вопросы. Но вы были слишком умны и проницательны. Но вы поняли, почему я сделала это? Вы догадались, что произошло между мной и мистером Адамсом?
  - Не совсем. Но я понял, что Александр подстроил всё так, чтобы вы встретились с мистером Адамсом в доме миссис Десмонд. Это была пятница, первое апреля. По пятницам единственная соседка миссис Десмонд, миссис Уиллер, уезжает. Адамс сказал мне, что бывал в доме миссис Десмонд один раз, в начале апреля и видел там Марту. Когда я спросил его, как он разглядел, что это Марта, он ответил, что её освещало солнце из окошка над дверью. Но миссис Уиллер говорила, что Александр бывал у миссис Десмонд только по вечерам; если бы он захотел побывать днём или позволил Адамсу приехать днём, это должна была быть пятница, когда любопытной миссис Уиллер нет. Таким образом, миссис Фолькленд, я был убеждён, что вы и мистер Адамс были в доме миссис Десмонд в один день. А на следующий Адамс простил долги Александра на тридцать тысяч фунтов. А когда вы увидели Адамса через несколько недель в своём доме, то торопливо ушли к себе. Так что я заподозрил Адамса. Но я никогда не сомневался в вашей чести и видел в вас невинную жертву низкого предательства.
  - Невинную? Как вы можете так говорить обо мне? Я убила своего ребёнка!
  - Только не в глазах закона, – мягко указал сэр Малькольм, – по Блэкстону прерывание беременности не считается убийством, если оно было совершено до того, как ребёнок начал двигаться в утробе матери.
  Она в отчаянии покачала головой.
  - Я не знаю, кто такой Блэкстон, но не думаю, что он мог бы избавить меня от той вины, то я чувствую. Почему вы не обвиняете меня в убийстве Александра, мистер Кестрель? Вы же видите, что у меня были все причины желать ему смерти, и если я подстроила себе несчастный случай, то могла подстроить и убийство.
  - Нет, миссис Фолькленд. Не вы убили своего мужа. Но я думаю, что вы знаете, кто это был.
  - Ч-что?
  - Вы сказали, что подстроили своё падение так, чтобы все – особенно Адамс – сочли, что виновен тот же человек, что убил Александра.
  - Да, – осторожно ответила она.
  - Но как вы могли знать, что убийцей был не Адамс? Как вы могли это знать… если только не знали точно, кто убил его?
  Она перестала дышать, но ничего не ответила.
  - Вы скажете нам, кто убийца?
  - Нет. Нет. Я никого не выдам закону за то, что он избавил меня от мужа, которого я ненавижу, а мир – а врага всему честному и доброму.
  Джулиан пожал плечами.
  - Тогда мне придётся положиться на мои доказательства.
  Он сунул руку во внутренний карман и доставал топазовый крестик Фанни.
  - Это принадлежало служанке миссис Десмонд, Фанни Гейтс. Миссис Десмонд сказала, что она всегда его носила, – он рассказал где и как нашёл вещицу. – Также там хватало иных драгоценностей, которые миссис Десмонд сочла своими.
  - Но что это значит? – не понял сэр Малькольм.
  - Это подтверждает то, что мы подозревали уже какое-то время, – мягко ответил Джулиан. – Фанни – это жертва с кирпичного завода, а Александр – её убийца. Должно быть, он снял крестик с неё после расправы. Это красноватое вещество, оставшееся между звеньями – или глина или запёкшаяся кровь или всё вместе. Он разбил ей лицо до неузнаваемости, уничтожил её личность, и не мог оставить украшение, по которому её узнали бы. Но он должно быть, почувствовал, что сбывать с рук этот крестик, как и драгоценности миссис Десмонд, пока небезопасно, и потому спрятал в своём кабинете.
  Сэр Малькольм протянул руку к крестику. Джулиан передал вещицу ему. Он смотрел на него долго и внимательно. Безмолвный и беспощадный свидетель недвижимо лежал у него в ладони. Наконец, сэр Малькольм сжал кулак. Он поднял глаза, и встретился взглядом со смеющимся Александром на портрете.
  Краска бросилась ему в лицо. Сэр Малькольм встал, подошёл к портрету, сорвал его со стены и разбил о каминную полку. Рама треснула, лицо Александра разорвалось на полоски холста.
  Миссис Фолькленд судорожно вдохнула и без сил опустилась на подушки. Сэр Малькольм тут же с беспокойством обернулся. Отшвырнув портрет в сторону, он позвонил Даттону и приказал привести Марту. Потом он опустился на колени рядом с невесткой и принялся растирать ей руки, ласково зовя по имени. Джулиан разыскал графин бренди и налил стакан.
  В комнату вбежала Марта с нюхательной солью с тряпкой, пропитанной уксусом. Она растолкала мужчин и поднесла флакон к носу миссис Фолькленд, а ткань – ко лбу. Веки хозяйки приоткрылись; она неуверенно поднялась.
  Джулиан выскользнул из библиотеки и поднялся в гостиную. Марианна сидела на диване, развлекая себя копанием в рабочей корзинке миссис Фолькленд.
  - Простите, что оставил вам так надолго, – сказал он. – Вы готовы спуститься вниз?
  Она была немного обижена, но охотно пошла с ним.
  - Вы сможете рассказать мне всё, что произошло. Я не могу представить, зачем вы отослали меня сюда, чтобы я тут торчала в одиночестве.
  - Дайте мне минуту или две, и я постараюсь всё прояснить.
  Они вернулись в библиотеку. Марианна входила в двери, задрав нос.
  - Я предупреждаю вас, я не буду оставаться здесь, если эти люди не станут говорить со мной вежливо. Эта заносчивая жена Александра была совершенно невыносимой…
  Она замерла, уставившись вглубь комнаты. Марта всё ещё хлопотала вокруг миссис Фолькленд, поправляя подушки и укутывая одеялами её ноги. Она посмотрела на Марианну безо всякого интереса. Но Марианна неверяще глазела на Марту и сделала несколько шагов вперед.
  - Фанни! Это ты? – она повернулась к Джулиану в потрясении. – Но вы сказали, что она мертва!
  - Она мертва. А это – Марта Гилмор, её сестра… и убийца Александра.
  
  Глава 30. Оружие железное
  Марта медленно выпрямилась.
  «Так вы всё-таки поймали меня, – говорил её твёрдый взгляд. – Что теперь?»
  Все остальные замерли в потрясении – все, кроме миссис Фолькленд, которая выглядела печальной, но не удивлённой.
  Сэр Малькольм поднялся на ноги.
  - Что… как… я не понимаю…
  - Её выдал крестик, – сказал Джулиан. – Если бы не он, мы могли бы никогда не раскрыть это убийство.
  - Если мне позволено сказать, сэр, – вмешалась Марта, – это было не убийство. Это была казнь.
  - Не вам выносить ему приговор, – мрачно сказал сэр Малькольм. – Мы все здесь знаем, каким он был. Даже я, его отец, признаю, что он заслужил смерть. Но кто вы, чтобы быть ему судьёй и присяжным?
  - Фанни была моей сестрой, сэр. Это достаточно, чтобы судить его и счесть виновным.
  Сэр Малькольм повернулся к Джулиану.
  - Как, Бога ради, вы поняли это? Как поняли, что Марта и Фанни – сёстры?
  - Не просто сёстры. Они близнецы, одинаковые. Это единственное объяснение, что подходит ко всем фактам, – он задумчиво посмотрел на Марту. – Некоторое время вы водили меня за нос. Вокруг вас были подозрительные обстоятельства, но я никак не мог связать их с убийством. Во-первых, ваш разговор с Александром в ночь его смерти. И Клэр, и Адамс были уверены, что вы не сказали и не сделали ничего необычного. Но Клэр настаивал, что Александр был обескуражен, а вскоре после этого – убит в своём кабинете.
  Потом были показания Адамса, который утверждал, что видел вас в доме миссис Десмонд. Я не мог понять, зачем он это придумал. Но вы поклялись честью христианки, что никогда там не бывали, а вы не даёте таких клятв впустую. И, конечно, вы сказали правду – просто не всю. Вы знали, что Адамс видел не вас, а Фанни.
  - Только догадывалась, сэр.
  Джулиан кивнул.
  - Когда я нашёл крестик, то вспомнил, как Адамс сказал, что узнал вас в тот же миг, сказав, что запомнил те же широкие плечи, квадратное лицо и даже крестик на шее. Я вдруг понял, что никогда не видел на вас крестика или иных украшений. Но это просто мелкая деталь, которая тогда прошла мимо меня.
  Теперь я понимаю, что произошло. Вы следили за Александром, обыскивали его комнаты, и вы нашли крестик. Как-то вы поняли, что он убил вашу сестру. В тот вечер вы надели его, и вызвали из гостиной под предлогом того, что вам нужно передать сообщение миссис Фолькленд. Вот что поразило его – не то, что вы сказали, но то, что на вас был крестик убитой им женщины.
  Конечно, он знал, что вы с Фанни сёстры. Наверное, его повеселило то, что он устроил к своей жене и любовнице одинаковых камеристок. Это был ещё один элемент trompe l’oeil – самый умный и самый жестокий. Когда он увидел на вас крестик Фанни, он задался вопросом – быть может, у вас просто есть похожий? Или вы правда нашли драгоценность своей сестры – ту единственную во всём мире вещицу, что может связать его с Убийством на кирпичном заводе? Он не мог найти себе места, поэтому спустился в кабинет, чтобы проверить тайник. Вы ждали его там, и когда он подошёл к ставне, ударили его.
  - Это правда? – спросил сэр Малькольм.
  - Да, сэр, – спокойно ответила Марта.
  - Конечно, – продолжал Джулиан, – вы не рассчитывали, что вас увидит Адамс, который не так давно видел Фанни. Это было первое, что навело меня на мысль о близнецах. Вторым было ваше отношение к мистеру Клэру. Когда я был здесь на прошлой неделе, я был поражён тем, с какой мягкостью и фамильярностью вы говорите с ним. Теперь мне стало ясно – он говорил о преданности своей сестре, а вам это было очень понятно. Должно быть, вы испытали острое сочувствие, потому что ваша сестра была мертва.
  Марта тяжело кивнула.
  - Мы с Фанни не виделись много лет, и Господь так и не свёл нас снова. Но я никогда не забывала её и не оставляла надежду найти. Мы пришли в этот мир вместе. Она – моя кровь, моя плоть и даже моё лицо.
  - И поэтому Александр и уничтожил её лицо, – мягко сказал Джулиан. – Если бы кто-то заметил сходство с вами, это могло бы привлечь внимание властей к нему, вашему работодателю. Шанс был невелик, но он не мог полагаться на это.
  На какое-то время все замолчали. Джулиан мог добавить ещё одно доказательство вины Марты, но больше не хотел обращаться к болезненной теме несчастья с миссис Фолькленд. От него не ускользнуло, что миссис Фолькленд отослала свою камеристку в Лондон в тот же день, когда отправила Юджина в школу. Не было никаких причин обеспечивать Марте алиби – если только миссис Фолькленд не знала, что Александра убила Марта, и не надеялась, дав ей алиби от одного преступления, защитить и от уже совершенного.
  - Почему он это сделал? – безрадостно спросил сэр Малькольм. – Чем навредила ему эта бедная женщина?
  - Быть может, просто слишком много знала о нём, – предположил Джулиан. – Она видела, как Адамс приезжает в дом миссис Десмонд и могла понять, зачем. И она знала всё о жизни Александра с миссис Десмонд. Возможно, она пыталась его шантажировать, как миссис Десмонд. Но последняя предполагала, что Фанни недостаточно дерзкая или вероломная для этого. Так или иначе, Александр счёл, что пока они жива, он в опасности.
  - Но зачем доходить до убийства? – сэр Малькольм в отчаянии развёл руками. – Миссис Десмонд он просто отправил в сумасшедший дом.
  Джулиан задумчиво посмотрел на Марианну.
  - Миссис Десмонд объяснила мне, что Александр не считал Фанни чего-то стоящей – её жизнь для него была ничем. Он мог и не подумать, что стоит найти более достойный способ избавиться от неё.
  - Но почему в Хэмпстеде? – сэр Малькольм не останавливался. – Он увёз миссис Десмонд в Суррей. Почему он вернулся в Хэмпстед, чтобы убить Фанни?
  - Я тоже гадал, почему. Но потом я вспомнил, что ему нужно было избавиться от вещей миссис Десмонд, чтобы казалось, будто она уехала. Ему нужно было безопасное место, вдали от Сигнетс-Корт и сумасшедшего дома. Он знал Хэмпстед – он вырос здесь. Это уже просто догадка, но я не буду удивлён, если вещи миссис Десмонд найдутся на дне одного из маленьких, заросших прудов в Хите.
  - Я сообщу местным властям, – пообещал сэр Малькольм.
  - Много с этого будет проку, – проворчала Марианна. – Там всё уже сгниёт.
  - Если Александр повёз вещи миссис Десмонд в Хэмпстед, – продолжал Джулиан, – он мог потребовать от Фанни помощи. Она боялась его и не посмела бы отказать. Он убил её на кирпичном заводе, уехал в Лондон, где бросил двуколку и лошадь. Потом он вернулся в дом миссис Десмонд, чтобы вымыться и переодеться. Почти идеальное преступление.
  - Но Марта его раскрыла, – сказала миссис Фолькленд со странной, тихой гордостью.
  - Да, – согласился Джулиан и повернулся к Марте, – но вы подозревали его в чём-то ещё до убийства на кирпичном заводе. Вы убили его ровно через неделю после смерти Фанни, а если верить Валери, то вы начали следить за ним на несколько дней раньше. Почему?
  - Это Фанни предупредила меня, сэр. Она написала мне за две недели до того, как была убита. Это было первое известие от неё за восемнадцать лет. Она ведь сбежала ещё, когда мы были девочками. Наши родители умерли и оставили нам немного денег. Человек по имени Гейтс убедил её уехать с ним – то ли ради неё самой, то ли ради денег, я не знаю.
  - У миссис Десмонд она работала под фамилией Гейтс, – вставил Джулиан.
  - Я хотела бы верить, что у неё было на это законное право, – Марта вздохнула и покачала головой. – Как бы то ни было, я пыталась найти её. Она поступила глупо, но я должна была вернуть её домой и помочь раскаяться. Она же моя сестра. Но то ли она слишком стыдилась, то ли у неё не было денег – я никогда больше её не видела. Я не знаю даже, что она делала все эти годы.
  Марианна слегка фыркнула, будто давая понять, что догадывается, что Фанни делала.
  - У неё не было рекомендаций, когда Александр прислал её ко мне.
  - Как он с ней познакомился? – спросил сэр Малькольм.
  - Я не знаю, – пожала плечами женщина.
  - Мы можем лишь предполагать, – заговорил Джулиан, – быть может, она узнала, что Марта служит у Фольклендов, и пришла к ней, но Александр заметил её и его поразило сходство.
  - Может быть и так, сэр, – согласилась Марта. – В Шербурне, где мы росли, есть люди, которые могли рассказать, что я служу у миссис Фолькленд.
  - Любопытно, что ни в одном описании Фанни, что у нас было, никто не упоминает акцент Западных графств, – заметил Джулиан.
  - У неё его не было, – ответила Марианна, – деревенский акцент стирается, когда обживёшься в свете – что у неё получилось, нет сомнений.
  - Почему он захотела работать на вас? – спросил сэр Малькольм.
  - А почему бы ей не хотеть? – отбила Марианна. – Это хорошее место и платят без задержек. Конечно, потом она начала хныкать и молить, чтобы ей позволили уйти, но Александр только смеялся и говорил: «И на что же ты будешь жить? Думаешь в твои годы ты сможешь заработать хоть фартинг на старом поприще?»
  Марта пристально посмотрела на миссис Десмонд.
  - «Псы съедят Иезавель за стеною Изрееля»83.
  - Что это значит? – выкрикнула Марианна. – Не надо со мной так говорить! Этим можно напугать человека до припадка!
  - Быть может, вы хотите вернуться в гостиную? – вежливо предложил Джулиан.
  - О, нет, – поспешно ответила та, – всё в порядке, если она больше будет так пугать людей.
  Кестрель повернулся к Марте.
  - Вы сказали, что получили от Фанни письмо. Когда это было?
  - Седьмого апреля, сэр. Я в точности помню его: «Дорогая Марта, я в большой беде. Можешь ли ты простить моё прошлое и увидеться со мной? Я не посмела прийти к тебе домой или позвать тебя к себе. Давай встретимся у церкви святого Мартина, что в полях, в полдень в воскресенье. Я не могу объяснить в письме. Что бы ни произошло, остерегайся своего хозяина. Ради Бога, не дай ему увидеть это письмо, или я не знаю, что он сделает со мной».
  Оно не было подписано, но я поняла, от кого это. Я не знала, где может быть Фанни, или откуда она знает хозяина или почему надо его опасаться, но я решила найти её. Я пришла к церкви святого Мартина в полях в нужный час, но Фанни не было.
  - Я помню то воскресенье, – встрепенулась Марианна. – Фанни часто ходила в церковь. Обычно я позволяла ей, но в то утро я была в меланхолии, и кто-то должен был за мной присмотреть. Она подняла такой шум! Я сказала, мол, хорошо, мисс Нахалка, посмотрим, что скажет Александр о твоём поведении! Это быстро заставило её замолчать.
  - Что вообще побудило её написать? – удивился сэр Малькольм. – Она терпела тиранию Александра так долго, что могла смириться с ней.
  - Александр и миссис Десмонд только что заманили к себе миссис Фолькленд, – напомнил Джулиан. – Миссис Фолькленд – респектабельная женщина и госпожа Марты. Быть может, для Фанни это было уже чересчур. Страх, либо совесть вынудили её искать помощи.
  - Больше она не писала, – проговорила камеристка. – Я не знала, заставил ли хозяин её замолчать или она просто отчаялась. Но я решила найти её. Я знала, что она где-то в Лондоне, потому что оно пришло двухпенсовой почтой. Я решила, что хозяин должен знать, где Фанни, иначе бы она его так не боялась. С ним было что-то не так, а если бы я узнала, что именно, то разыскала бы и Фанни. Я не подавала виду, что подозреваю его – он мог навредить сестре. Но я следила за ним. Когда он уезжал, я пыталась узнать, куда. А когда он был дома, я всегда следила за ним.
  Я хотела осмотреть его кабинет, но у меня не было предлога туда входить, и было трудно найти время, когда никто не мог бы меня поймать. Мне выпал шанс утром после той ночи, которую мастер Юджин простоял под дождём. Он пришёл домой на рассвете, мокрый до нитки и холодный как на Крещение84. Хозяйка тогда сразу отправила его в постель и послала за доктором. Я была не нужна, так что проскользнула в кабинет. Хозяина всю ночь не было, и я думала, что если он придёт домой, то пойдёт спать или проведать мастера Юджина, а в кабинет не зайдёт.
  Я была неправа. Он вернулся внезапно и пошёл как раз в кабинет. Я не могла выйти незаметно, так что спряталась за портьерой у одного окна. Он подошёл к другому окну, и я видела, как он нажимает на разъём для ставня вот так, – он изобразила жест рукой. – И тогда панель отодвигается и можно увидеть тайник. Он принялся вытаскивать что-то из кармана горстями и складывать туда. Когда всё выгреб, то закрыл тайник и ушёл.
  Я захотела посмотреть, что он там прячет, но слышала, что в коридоре уже ищут меня. У мастера Юджина началась лихорадка, и я потребовалась госпоже. Следующие несколько дней я была так занята, что никак не могла заглянуть в кабинет. Но наконец однажды ночью я прокралась туда, открыла тайник и увидела, что туда побросал мистер Фолькленд.
  Там была целая гора драгоценностей, таких безвкусных, каких моя госпожа никогда не носила. Я решила, что хозяин купил их для какой-то потаскухи, с которой связался, а сюда положил, чтобы не увидела хозяйка. Я уже собиралась положить всё обратно, как увидела… – на мгновение её голос дрогнул, – как увидела крестик.
  Я знала, что это крестик Фанни. Она носила его ещё девочкой. Люди шутили, что это единственный способ отличить нас друг от друга – по крестику. На цепочке у него было что-то красно-коричневое – я не поняла, что это. Я была в ужасе. Я не знала, что делать.
  Я решила спросить хозяина, откуда у него крестик Фанни, и где она сейчас. На следующий день я услышала, что он в кабинете один и пошла к нему. Он сидел за столом и читал одну из своих книг про дома. Он поднял брови и посмотрел на меня.
  Тогда я струсила. Мне стыдно говорить это, но я подумала о себе, когда должна была думать о Фанни. Он же был моим хозяином. Если он уволит меня, я уже никогда не увижу госпожу. Сперва я не могла говорить – не могла думать, что скажу. Наконец, я смогла спросить, знает ли он, где моя сестра.
  Он ответил: «Откуда мне знать про вашу сестру?» Он сказал это так спокойно и смотрел так озадаченно, что я подумала, что ошиблась, и он ничего не слыхал о Фанни.
  Но потом я напомнила себе, что у него был крестик сестры, что она писала мне, как боится его. Я была зла, это придало мне храбрости. Я сказала, что получила письмо от неё. Он встал и обошёл вокруг стола. «Где это письмо?» – спросил он. – «Я вам не покажу», – сказала я. «Марта, – сказал он, улыбаясь и не отводя от меня глаз, – как же я смогу помочь вам, если вы мне не доверяете?» Он продолжать требовать письмо, пока я не сболтнула, что сожгла его, потому что Фанни боялась, что оно попадёт в его руки.
  Тогда он сказал: «Получается, что письма никогда не было, а я никогда не знал вашей сестры». «Но письмо было, – настаивала я. – Я клянусь, что оно было». А он улыбнулся, будто с ребёнком говорил. «Вы не изучали законы, – сказал он. – А я изучал. По закону, правда – это то, что вы можете доказать в суде. У вас нет ничего, кроме ваших слов, и я не думаю, что кто-то воспримет их серьёзно».
  Я просто стояла и смотрела на него, разинув рот. То, что он говорил, было так неправильно и несправедливо, а он говорил это так нагло. Я никогда от него ничего такого не слышала. Он решил, что победил – думал, что мне нечего сказать. Он собрал свои бумаги и пошёл к дверям. Уже у выхода он обернулся и насмешливо так посмотрел на меня. И сказал, очень тихо: «Вы слышали о женщине, что нашли мёртвой на кирпичном заводе? Трагично, не так ли?»
  Когда он ушёл, я будто к полу приросла. Я слышала об Убийстве на кирпичном заводе – газеты писали про него несколько дней. Я не хотела верить в это, но у меня не было выбора – бедная душа, что нашли там, была моей сестрой, и её убил мой хозяин. Вот почему его не было дома всю ночь – я помнила, ведь это была та самая ночь, когда мастер Юджин стоял под дождём. А на следующее утро хозяин приехал и спрятал крестик Фанни. Но больше всего против него говорило то, что он разбил лицо жертве. Я знала почему – потому что оно было в точности, как моё.
  Он не знал, что я догадалась. Я видела, он хочет, чтобы я терзалась, уж не Фанни ли та убитая, чтобы это грызло меня всю жизнь. Он не знал, что я нашла крестик. У меня не было возможности сказать ему.
  Я была в такой ярости, что никогда не испытывала. Я хотела пойти к судье и притянуть его к суду за убийство. Но потом я вспомнила, что он сказал: правда – это только то, что ты сможешь доказать. Я не думала, что у меня достаточно доказательств, чтобы заставить его заплатить за смерть Фанни. Он был джентльменом с важными друзьями, а его отец – знаменитый законник. Он мог объяснить этот крестик как угодно, а кто поверит мне?
  Я искала наставления у Господа. Я закрыла глаза, открыла Библию, а она распахнулась на книге Иова, – Марта процитировала, глядя прямо вперёд.
  
  
  Разве не знаешь ты, что от века — с того времени, как поставлен человек на земле
  Веселье беззаконных кратковременно, и радость лицемера мгновенна?
  Хотя бы возросло до небес величие его, и голова его касалась облаков
  Если сладко во рту его зло, и он таит его под языком своим
  Убежит ли он от оружия железного, — пронзит его лук медный.85
  
  
  Как Господь мог яснее сказать мне, что я должна сделать? Думаю, вы отдадите меня на Боу-стрит. Вы должны сделать то, что считаете правильным. Но я не жалею. Я видела, что он делает несчастными всех вокруг. Пусть меня повесят – его это не вернёт. А если бы вернуло – я бы не поверила, что кто-то из вас стал бы меня вешать.
  Она обвела всех вызывающим взглядом. Все молчали.
  - Марту ведь не повесят, папа? – спросила миссис Фолькленд. – Не теперь, когда мы знаем, почему она убила его?
  - Я не знаю, моя дорогая. Мы сделаем все возможное, чтобы её мотивы были ясны – а остальное решит судья, – сказал он и добавил. – Ты действительно всё это время знала, что она – убийца?
  Миссис Фолькленд с грустью посмотрела на Марту.
  - Помнишь, как ты пришла ко мне в тот вечер? Ты предложила сделать травяной настой от головной боли, а я отказалась? Но потом я поняла, что у меня правда болит голова. Я не хотела привлекать внимание, звоня тебе, так что просто пошла в твою комнату. Это было около полуночи. Тебя там не было. Позже я услышала, как ты говоришь ищейкам с Боу-стрит, что ты была в своей комнате в то время, когда Александра убили. Я вспомнила как, рассказав мне о смерти мужа, ты поддерживала меня, утешала и говорила, что всё будет хорошо. И внезапно я поняла – всё и правда будет хорошо, потому что ты об этом позаботилась. Я всегда буду благодарна тебе Марта, – её лицо сморщилось. – И мне будет очень тебя не хватать!
  Только сейчас Джулиан понял, насколько это женщина одинока. У жены Александра почти не было друзей – это всё были друзья Александра. И в этой дружбе не было ничего существенного – она родилась из его обаяния и умерла вместе с ним. У неё не осталось никого, кроме сэра Малькольма, Юджина и Марты. А Марты с ней скоро не будет.
  Он тихо сказал сэру Малькольму.
  - Я думаю, вам стоит пригласить Юджина. Я не хотел, чтобы миссис Фолькленд рассказывала свою историю при нём, но теперь он ей нужен – тем более, кажется я слышу, что приехал Вэнс. Я послал ему записку перед тем, как выехать из Лондона, где просил присоединиться к нам.
  И действительно, пришёл Вэнс вместе со своим подчинённым Уоткинсом. Сэр Малькольм принялся рассказывать о крестике и признании Марты. Впервые Джулиан посмотрел на часы. Полудня ещё не было. Решено, Де Витт! С четырьмя минутами в запасе.
  
  Глава 31. Развязка
  После ареста Марты Джулиан забрал свои пять сотен фунтов и пропал из Лондона на две недели. Он хотел избежать назойливых знакомых и журналистов; кроме того, исчезновение как раз в тот миг, когда ты больше всего нужен обществу, помогало держать это общество в рабстве. Как сказал Тиббс, аудитория, как любовница, никогда не должна оставаться удовлетворённой до конца. Из уединённого коттеджа в Хэмптон-Корт он следил за происходящим через газеты и сэра Малькольма, что был одним из немногих знавших, где искать Джулиана.
  Верный своему решению, сэр Малькольм без колебаний предал огласке историю о том, как Александр убил Фанни и держал в заточении Марианну. Разгадка Убийства на кирпичном заводе почти затмила известие о виновности Марты. Из Александра вышел куда более романтический злодей, и каждая газета, от модных журналов до листков за полпенни, трубила о его преступлениях.
  Откровенность сэра Малькольма, рассказавшего о преступлениях сына, позволила скрыть всё, что касалось миссис Фолькленд. История её встречи с Адамсом у миссис Десмонд осталась тайной, и публика так и не узнала, кто вбил гвозди в седло. Главной заботой сэра Малькольма было обеспечить молчание Марианны, которая знала опасно много. Он заключил с ней сделку – она будет получать ежеквартальное пособие, если уедет из Англии и ничего не станет рассказывать о заговоре Александра против собственной жены. Сейчас она ещё пребывала в Лондоне, чтобы свидетельствовать против Ридли, что обвинялся в незаконном лишении свободы и иных преступлениях. Поднялась целая волна протестов против частных домов для душевнобольных; сэр Генри Эффингем возглавил специально созданный парламентский комитет.
  В одном из своих писем сэру Малькольму Джулиан спрашивал о Квентине Клэре. Сэр Малькольм кратко ответил, что здоровье мистера Клэра подорвано, и он уехал за границу, надеясь поправить его. Джулиан сделал собственные выводы.
  Когда он вернулся в Лондон в конце мая, то обнаружил, что его ждёт целая гора писем и приглашений. Среди них была и карточка Дэвида Адамса, на обороте которой было написано: «Позвольте мне навестить вас. Я прошу только о возможности поговорить с вами. Бога ради, пожалуйста».
  Джулиан похлопал визиткой по ладони. Наконец, он набросал односложную записку, говорящую, что он будет дома завтра вечером в девять.
  
  
  
  - Спасибо, что согласились встретиться со мной, мистер Кестрель.
  - Вам не за что благодарить меня, мистер Адамс. Я вёл расследование и чувствую себя обязанным узнать всё, что вы захотите сказать. Если бы не это, я бы не стал вас принимать.
  - Значит, вы знаете. О миссис Фолькленд и тридцати тысячах фунтов. Она рассказала вам?
  - Ей пришлось пройти через это унижение, да.
  Адамс на миг закрыл глаза ладонью. Он выглядел измождённым – не как романтический герой, а так, будто усталость и нехватка сна стали для него обычным делом.
  - Я не знал. В газетах ничего не писали.
  - Вам нечего беспокоиться. Все близкие к миссис Фолькленд понимали, какую цену придётся заплатить ей, чтобы обвинить вас. Её честь и спокойствие более важны, чем правосудие.
  - Боже мой, почему, по-вашему, я пришел?
  - Я не знаю, зачем вы пришли, мистер Адамс.
  Губы Адамса сложились в кривую, ироничную улыбку.
  - Наверное по тем же причинам, по которым я добился приглашения на вечеринку Фольклендов. По тем же причинам, что я писал миссис Фолькленд, предупреждая о её камеристке. По тем же причинам, что я приходил к вам и рассказывал, что видел её камеристку – или, женщину, которую считал таковой – в доме миссис Десмонд. Потому что я искренне беспокоюсь за неё. Потому что я хочу помочь ей, защитить её. Не думайте, что я не понимаю, как нелепо это звучит! Я будто поджёг дом, а потом бросился спасать его уже сгоревших обитателей.
  - Чего же вы надеетесь добиться для неё сейчас?
  - Это несчастье с лошадью… Никто будто бы не знает, кто подстроил его. Вы ведь не собираетесь бросать это расследование? Если она в опасности…
  - Она вне опасности. Мы знаем, кто это подстроил, но мы решили этот вопрос в узком кругу, чтобы не создавать скандала.
  - Кто это был?
  - Я вам не скажу.
  - Бога ради, ребёнок, которого она потеряла, мог быть моим!
  - У вас нет никаких прав, мистер Адамс. Ни малейших.
  Повисла пауза.
  - Как она себя чувствует? – наконец тихо спросил Адамс.
  - Разбита. Я думаю, она поправится. Она очень сильна. Она восстановил свою жизнь из того, что осталось. Между нами говоря, вы и Александр оставили её не так уж много.
  - Кестрель, я этого не хотел. Я не хотел повредить ей. Я хотел повредить ему. Я любил её – быть может, с мига самой первой встречи. Я видел, что она выше его, как небо выше земли. Я знал Александра – его жадность, его тщеславие, его нечестивую тягу к удовольствиям. Я знал, что этот любимец общества – злобное, порочное, дьявольское дитя. Но я зависел от него – не потому что он был полезен мне в делах, а потому что я надеялся, что он сам погубит себя, а я хотел это видеть. И ещё – из-за неё. Я жил ею. Это было безнадёжно. Даже если она была бы девицей, её семья и друзья никогда не позволили бы ей выйти за еврея. Но я не мог вырвать из себя эту любовь. Она жила, ничем не питаемая. Она процветала, несмотря на её безразличие и мои же насмешки.
  Когда я скупил векселя Фолькленда, я не думал использовать их так. Я просто хотел, чтобы он почувствовал мою силу – хотел заставить его умолять меня дать ему время и установить более мягкие условия. Конечно, он пришёл ко мне преисполненный шарма, будто напроказивший школьник, а не взрослый мужчина, что почти разорился. Мне этого было мало. Я хотел крови. Я хотел поселить его на Улицу невыплаченных долгов – чтобы приставы пришли в его дом, заставили продать его дорогие игрушки и безделушки. Но тогда бы я сам стал злодеем – жадный еврей, обирающий друга. Нет – я хотел заставить его согласиться на самые подлые условия, что смог придумать, чтобы доказать, что нет глубин, на которые он может пасть ради своего богатства и тщеславия.
  Я сказал ему, что не буду разорять его из-за пачки векселей, и погашу их, если он даст кое-что взамен. Я сказал, что не дам и ломаного гроша за его картины и мебель или любые другие безделушки. У него было только одно настоящее сокровище – его жена.
  «Что вы имеете в виду?» – спросил он, распахнув глаза. Я сказал: «Почему вы так потрясены? Я думаю, такие сделки довольно распространены в beau monde». Я хотел, чтобы он сопротивлялся, отказывался – я хотел увидеть, как он корчится. Но этого не случилось. Он подошёл к моему предложению с такой спокойной и холодной оценкой, что я лишился дара речи. Я хотел было показать ему зеркало, чтобы он увидел свою гнусность, а потом обговорить настоящие условия и отослать прочь. Но он не был ни унижен, ни возмущён. Вот его истинное лицо – он даже не смутился. Я не мог отступать. И внезапно меня одолело искушение. Остаться с глазу на глаз с ней, высказать свои чувства! Я не покупал её как проститутку, как думал Фолькленд, я просто избавлялся от стоявших между нами преград. Кто знает… быть может, она бы полюбила меня. Я богат. Мы могли бы уехать вместе и жить вдали от Англии. Фолькленд был чудовищем, которому было плевать на жену. Я оказал бы ей услугу, избавив от такого мужа.
  Вы должно быть, думаете, что я сумасшедший. Думаете я знал её так плохо, что рассчитывал, будто она забудет о своей чести, своём доме и семье ради меня, что значит для неё меньше слуги и намного меньше коня? Я могу лишь сказать, что такая любовь делает человека глупцом, ослепляет яркими миражами, вгоняет шипы ему в мозг. Я был без ума, и когда Фолькленд изложил мне свой план, я согласился – хотя я должен был знать, что женщина, наделённая такой отвагой и гордостью, никогда бы не приняла мужчину, что обманом заманил её в ловушку, чтобы умолять о благосклонности.
  Достаточно сказать, что она встретила меня с таким презрением, которое я должен был предвидеть. Её холодность причинила мне боль, как лёд, что срывает кожу с рук. То, что я сделал… Нет, я не думал, что смогу покорить её так. Я сделал это от отчаяния. Я не жду, что вы поймёте.
  - Но вы надеетесь, что пойму, – спокойно ответил Джулиан. – Иначе зачем вы мне это рассказываете?
  Адамс посмотрел на него настороженно и чуть пристыженно.
  - Я не ищу вашего сочувствия.
  - Не ищете. Это говорит в вашу пользу.
  - Значит, вы меня хоть немного понимаете?
  - Нет. Но я думаю, миссис Фолькленд понимает.
  - Почему вы так говорите? – Адамс уже не дышал.
  - Я помню, как она говорила о вас, – Кестрель помолчал, решая, что стоит повторить, а что нет. – Если свести всё, что она говорила, к нескольким словам, я бы сказал, что она никогда не хочет вас видеть, но прощает.
  Адамс испустил долгий выдох.
  - Она прощает меня, – сказал он и добавил со смесью облегчения и опустошения. – Всё кончено.
  - Да. Если вы действительно хотите что-то сделать для неё, вы оставите её в покое.
  - О, я очень плохо это умею! – Адамс горько рассмеялся. – Но вы правы. Вы помогли мне. У меня есть обязанности. Я единственный сын в своей семье. Я должен жениться на какой-нибудь скромной Ребекке или Рахили и продолжить род, – он взял шляпу и плащ. – Спасибо, мистер Кестрель. Вы были очень терпеливы, выслушивая меня. Позволите в ответ дать вам хотя бы совет?
  - Какой?
  - Покупайте долю в железных дорогах. Когда-нибудь пассажирские железные дороги многого добьются, – он насмешливо улыбнулся и вышел.
  Какое-то время Джулиан смотрел ему вслед. Теперь он понимал, почему миссис Фолькленд, несмотря на то, что он сделал, говорила о нём с таким пониманием. Они были похожи: гордые, пылкие, независимые… жестокие к другим, когда долг того требовал, но ещё более жестокие к себе самим.
  Это была великая, но погибшая любовь – мертворождённая, как их ребёнок. Она могла преодолеть все препоны, но не ту пропасть, что разверзлась между ними сейчас. Они никогда не найдут дорогу друг к другу. Не на этой земле.
  
  Глава 32. Завязка
  Марта признала свою вину к больному разочарованию публики, что надеялась на сенсационный процесс. Судья был в замешательстве, не зная, какой вынести приговор. В конце концов, женщина была пожизненно сослана на каторгу в австралийский Ботани-Бэй. Джулиан слышал от сэра Малькольма, что миссис Фолькленд хотела попрощаться с ней, но Марта отказалась, сказав, что миссис Фолькленд не должна выражать сочувствия убийце своего мужа.
  Вскоре миссис Фолькленд написала Джулиану и попросила навестить её. Он согласился. Приехав, Кестрель обнаружил, что женщина почти выздоровела, хотя похудела, а черты её лица странным образом смягчились, будто кто-то осторожно смазал рукой резкие меловые штрихи. Но больше всего Джулиана поразила её осторожность: неуверенность новорожденного создания, только встающего на ноги. Столь многие из её былых убеждений были уничтожены, а опоры – выбиты из-под ног. Он подумал, когда миссис Фолькленд никогда не выглядела менее красивой, но более привлекательной.
  Покончив с обычными приветствиями и вежливостями, она сказала:
  - Я хотела видеть вас, чтобы спросить о Юджине. Он обожает вас, а вы понимаете его больше, чем кто-либо. Я не знаю, стоит ли искать ему учителя или подобрать другую школу…
  - Отправьте его за границу, – без сомнений посоветовал Джулиан. – Пусть познакомиться с музыкой, искусством, высокой кулинарией и вычурными беседами. Не оставляйте его среди скучных и заносчивых англичан – бросьте к культурным, утончённым иностранцам. Он будет чувствовать себя неловко, но всегда сможет объяснить это тем, что не знает языка и обычаев. Постепенно он наберётся лоска, уверенности… жеманства, быть может, но немного мягких насмешек избавят его от этого. Я буду рад представить вам несколько рекомендаций, если они будут вам полезны.
  - Вы очень добры. Но… Вы не думаете, что такое путешествие окажет на него дурное влияние?
  - Какое?
  Она пустила глаза и тихо сказала:
  - Александр путешествовал по континенту, когда был не старше Юджина.
  - Александр делал и много других вещей, – мягко возразил Кестрель. – Я не думаю, что вы сможете жить, навсегда отгородившись от всего, к чему он прикасался. Вам не нужно бояться за Юджина. Он очень многообещающий юноша. Он не сможет сбиться с пути, имея такую путеводную звезду.
  - Спасибо. Вы очень добры, – она протянула ему руку. – Я хочу, чтобы вы знали – я ни в чём вас не виню. Вы исполняли свой долг. Вы помогли папе узнать правду, и теперь я понимаю, что это было ему нужнее, чем вера в Александра. – Она решительно подняла голову. – Мы поедем за границу. Я смогу сделать это безопасным для него.
  «Нет, – подумал Джулиан, – это он сделает это безопасным для вас. Он увидит Париж, Венецию, Рим и будет смотреть на это с восторгом и заставит вас видеть это своими глазами. Ради его блага вам придётся забыть своё горе и развлекаться, заводить новые знакомства. Быть может, найдётся и мужчина, что даст вам понять, что в мире ещё есть красота, а жизнь не заканчивается в двадцать лет…»
  Но если продолжать так думать, можно вообразить себя самого на месте такого мужчины. Джулиан склонился над её рукой и вышел. У двери он на миг оглянулся. Женщина смотрела на него, слегка разрумянившись, будто её лицо уже овевали солёные ветра Канала86.
  
  
  
  Весна переходила в лето. Лондонский вихрь балов, званых ужинов, концертов, опер и пьес достигал своего пика и стихал. В конце июля модные экипажи начали покидать Лондон, увозя помещиков в свои загородные имения, молодых людей – в охотничьи домики, а распутниц – искать себе новых покровителей на водах и курортах. Суды распустили на Долгие каникулы, а торговцы томились без покупателей в Бёрлингтон-Аркейд и на Сэйвил-Роу. Скромные лавочники и их подмастерья готовились выносить жару, пыль и вонь сточных вод Темзы.
  Джулиан прогуливался по Бонд-стрит, когда рядом с ним остановился экипаж и раздался знакомый голос:
  - О, мистер Кестрель! Как вы оказались в этом ужасном месте?
  - Как может быть ужасным место, где есть вы, леди Антея?
  - Как очаровательно лживо. На самом деле, я уже думала, что вы отправились на вересковые пустоши.
  - Я отправлюсь, через несколько дней. А почему вы всё ещё в Лондоне?
  - У меня есть приглашения от обоих племянников, и они ждут, чьё я приму. У богатой незамужней тетушки должны быть свои маленькие развлечения… О! – прошипела она. – Смотрите! Нет, смотрите, но не смотря. Сэр Малькольм Фолькленд и эта девчонка!
  Джулиан осторожно огляделся. Из библиотеки Хукхэма вышел сэр Малькольм в сопровождении розоволицего молодого человека с высоким воротником, похожей на мышь женщины средних лет и высокой, худенькой девушки в чёрном.
  - Это мисс Клэр, – мягко поправил Джулиан.
  Леди Антея кивнула, её фальшивые локоны закачались.
  - Вы знаете, это ведь сестра того странного молодого человека… Нет, нет, о мёртвых либо хорошо, либо ничего… того несчастного молодого человека, что был так дружен с Александром Фольклендом.
  - Я думал, он умер за границей несколько недель назад?
  - Да. Я не удивлена. Он всегда выглядел таким хрупким. И я думаю, он был ужасно привязан к Александру. Новость о том, что его друг был настоящим преступником, должна была разбить его сердце. А потом приехала эта девушка, его сестра, и сэр Малькольм взял её под крылышко, и теперь их водой не разольёшь. Все говорят, что он женится на ней, как только закончится срок её траура. Подумать только, такой разумный человек делает такие глупости в свои-то годы! Она ему дочь!
  - Я надеюсь, вы ошибаетесь, леди Антея. Я уверен, тогда брака бы не могло быть.
  - Я не это имела в виду, порочный вы человек. Я хотела сказать, что по возрасту она ему в дочери годится. Конечно, она респектабельная женщина. Я никогда не думала, что необычное воспитание делает девушку аморальной. И она не такая уж невзрачная. Хорошая модистка могла бы что-то сделать из неё…
  - Я думаю, что воспользуюсь такой возможностью познакомиться с ней.
  - Обязательно сделайте это, а потом приходите ко мне и расскажите всё, что узнали.
  Про себя Джулиан решил, что раньше попадёт в ад, чем к леди Антее.
  - С превеликим удовольствием, если смогу найти время перед отъездом.
  Он отступил, давая её экипажу проехать, а сам приблизился к группе, вышедшей из библиотеки. Сэр Малькольм сердечно поприветствовал его и представил мисс Клэр.
  Он склонился над её рукой.
  - Я ждал этой встречи.
  - Как и я. Мой брат рассказывал, как проницательно вы вели расследование убийства.
  - Он очень добр. Я также был о нём высокого мнения. Я был очень опечален услышав о его смерти, – он не сдержался и добавил. – Вы очень на него похожи.
  Она и глазом не моргнула.
  - Да, люди всегда говорят, что мы на одно лицо.
  Схожесть была не так велика, как ожидал Джулиан. Лицо выглядело по-другому – вместо белого шейного платка теперь был кружевной воротник, голову покрывал капор и обрамляли мягкие локоны. Ненастоящие, конечно, – они бы не успели отрасти так быстро – но куда более убедительные, чем бутафорские волосы леди Антеи. Джулиан заметил аккуратную работу Джорджа Тиббса, что начинал свою карьеру, создавая театральные костюмы. Он помог племяннице замаскироваться под мужчину – а теперь помогал снова выглядеть женщиной.
  Сэр Малькольм представил Джулиана женщине средних лет, которая оказалась компаньонкой мисс Клэр – мисс Микс. Кестреля повеселила сама идея того, что Верити нужна дуэнья, но будущая жена сэра Малькольма, конечно, не могла жить в Лондоне одна.
  Молодой человек в устрашающем воротнике оказался барристером по фамилии Прюитт, что только что вёл беседу с сэром Малькольмом и явно горел желанием возобновить её.
  - Конечно, ключевое отличие исков vi et armis87 от исков по конкретным обстоятельствам лежит в происхождении ранения…
  - Послушайте, мистер Прюитт, – сказал сэр Малькольм, – вы уверены, что сейчас подходящее время и место…
  - …Но этот принцип так трудно применить при дорожных происшествиях. По логике вещей, не должно иметь значения, управлял ли сбившим человека экипажем его владелец или слуга, но в одном случае суд провёл это различие… Не могу вспомнить, что это был за процесс…
  - «Рейнольдс против Кларка», – прожурчала мисс Клэр.
  У сэра Малькольма отвалилась челюсть. Он посмотрел на неё со смесью гордости и тревоги.
  - Кажется, вы правы, мисс Клэр! – воскликнул Прюитт. – Но откуда вы это знаете?
  - О, мой брат всегда рассказывал о своих штудиях. Я нахваталась от него.
  - Мы как раз идём к Гюнтеру за мороженым, мистер Кестрель, – торопливо вмешался сэр Малькольм. – Вы не хотите пойти с нами?
  - Это было бы прекрасно.
  Мисс Микс тревожно посмотрела на небо.
  - Я надеюсь, дождя не будет.
  - Возможно, мы искушаем богов, – признал сэр Малькольм, – но я готов рискнуть, если вы тоже готовы.
  Они тронулись в путь – сэр Малькольм подал руку мисс Клэр, а Джулиан сопровождал взволнованную мисс Микс.
  - Мне никогда не нравилось слышать, как люди говорят о «богах», будто их много, – признала она. – Это не по-христиански.
  Сэр Малькольм услышал это и обернулся.
  - Я не хотел оскорбить вас. Я боюсь, так много читал классиков, что теперь мне кажется, будто у меня за плечом сидят капризные божества, только в ждущие возможности устроить хаос.
  - Ужасно! – она вздрогнула. – Как кто-то вообще мог им поклоняться?
  - Эврипид согласился бы с вами. Он писал «Коль боги что позорное творят, они не боги», – он процитировал ещё несколько строк на греческом.
  - Это очень подходит, – с улыбкой сказала мисс Клэр, – но мисс Микс не поняла вас.
  Прюитт смотрел на неё во всё глаза.
  - Вы хотите сказать, что знаете греческий, мисс Клэр?
  - Мой брат меня немного научил, – призналась она.
  Джулиан гадал, долго ли ещё она будет маскировать Квентином собственные достижения. Наверное, достаточно долго, чтобы люди привыкли к жене баронета, что знает мёртвые языки и законы. Она училась идти на уступки. Но Джулиан чувствовал, что эту девушку всегда будет тянуть пересечь границу и обмануть чужие ожидания. Он вспомнил, что было написано на ларце, хранящем портрет Порции в «Венецианском купце»: «Избрав меня, отдашь на волю рока всё»88.
  Но, кажется, сэр Малькольм был счастлив попытать удачу. Его глаза светились любовью и обожанием, когда он сказал:
  - Тогда не переведёшь ли ты это для меня? – он повторил греческие строки. Девушка подумала несколько секунд, потом улыбнулась и повернулась к Джулиану, предлагая ему разделить эту шутку, что целиком понять могли лишь они трое:
  
  
  На Олимпе готовит нам многое Зевс;
  Против чаянья, многое боги дают:
  Не сбывается то, что ты верным считал,
  И нежданному боги находят пути;
  Таково пережитое нами89.
  
  
  Примечание об одежде
  «Неправда, будто бы ляпы в переводах возникают потому, что переводчик не знает, что tunic — не только туника, но ещё и мундир... Ляпы возникают оттого, что, увидев столь странную ситуацию, он не усомнился, а нарядил офицера в тунику… после чего уснул спокойно, и совесть его не мучила»
  - А. Ю. Ленский, «Как локализуют игры»
  
  Работая над третьей книгой о Джулиане Кестреле и редактируя первые две, я обнаружил у себя ошибки – в том числе, связанные с передачей в переводе названий некоторых предметов одежды. Это часть исторического колорита книги, так что я решил свести свои размышления по этой теме в отдельное примечание.
  Главным камнем преткновения стало слово «coat» – оно мелькает довольно часто, но в зависимости от контекста может значит совершенно разное или служить сокращением.
  Иногда название одежды употребляется целиком – например, в игорном доме собираются джентльмены в «evening coats» (фраках), а Круглоглазый носит чёрный «frock coat» (сюртук). Здесь сложностей нет.
  Но не реже от целого слова остаётся только вторая часть. В таких случаях приходилось опираться на контекст – например, Хью на улице ёжится от холода явно под фраком, а не под сюртуком (который вполне может быть толстым и тёплым), и модник Феликс Пойнтер скорее будет щеголять в ярком фраке, чем в сюртуке. Порой удавалось опереться на единичные упоминания – например, костюмы Роудона и Фиска один раз прямо названы «frock coat», так что можно без опаски везде одевать их в сюртуки везде, где употребляется просто «coat».
  Ещё одно слово, что доставляло проблем – «greatcoat». По словарю это пальто, либо шинель. Но при этом употребляется это слово почти всегда в отношении одежды, что должна защитить от непогоды или в дороге – например, доктор МакГрегор и Гэй ходят в «greatcoat» под дождём, Кестрель надевает «greatcoat», отправляясь в дорогу, и именно из кармана «greatcoat» Брокер крадёт ключ у торговца табаком, отправляющегося в путь в другое графство. Поразмыслив, я перешил передавать это как «плащ», сочтя слово «пальто» более уместным в середине XIX века и позже. К слову, нередко у этого предмета одежды имеется «short cape» или просто «cape». Конечно, это может быть и капюшон, но по контексту я предполагаю, что это скорее пелерина – нечто вроде короткой дополнительной накидки без рукавов, что носят поверх пальто или плаща.
  Кроме того, «coat» встречается не только у джентльменов, но и у народа попроще – например, Брокера, бродяги Блисса или неряшливого слуги мистера Ридли. Уличный мальчишка Джемми Отис тоже носит слишком большой для него «coat», а мистер Тиббс, надев такой, копается в своём саду (а для приёма гостей переодевается в уже несомненный сюртук). Подумав, я решил передавать этот «coat» как «куртка», что не слишком выбивается из эпохи и отделяет «чистую публику» от прислуги и простого народа. Исключение – «coat» беллегардского дворецкого, в котором тот обходил дом под дождём – вероятно, у него был всё же плащ.
  Также в книгах фигурирует одежда для верховой езды. Например, Хью, Гэй и Кестрель едут в Олдертон в «riding clothes», миссис Фолькленд для конной прогулки облачается в «riding dress» или «riding habit», а Кестрель размышляет, насколько прилично вечером выйти из дома в том же «riding dress». Немного подумав, я решил оставить «riding clothes» максимально близким к оригиналу «костюмом для верховой езды». Для женского же облачения есть слово «амазонка», не употребляющееся в английском, но существующее в русском языке, так что «riding dress» или «riding habit» миссис Фолькленд я передал именно как «амазонка». Наконец, «riding dress», в который облачён Кестрель, мне показалось достаточно уместным разок сделать «рединготом» – так называется мужская верхняя одежда для верховой езды. Наконец, последним неоднозначным словом стал «bonnet» – это дамский головной убор, что в переводе может быть, как «чепцом», так и «капором». Изначально я вообще везде оставлял «чепец», но только во время работы над третьей книгой задумался. Увы, совершенно чёткого указания, в чём все-таки разница между чепцом и капором я так и не нашёл – судя по всему, в разных источниках эти слова упоминаются в разных значениях. В итоге я пришёл к тому, чтобы переводить «bonnet» как «капор», оставляя «чепцом» в отдельных случаях – например, когда речь идёт о явно домашней одежде. Скажем, сёстры-хозяйки из Общества исправления или беллегардская горничная Молли Дейл носят чепчики, поскольку работают в помещении.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"